Трудное счастье

Глава 16

Этим вечером в 20.30 Челси оставила на кухонном столе записку. В ней было сказано:

«Ма, позвонил Дрейк Эмерсон и пригласил меня поехать на дискотеку вместе с его друзьями. Я согласилась, потому что завтра нет занятий и можно поспать подольше. Знаю, что сначала надо было спросить у тебя разрешения, но я не смогла тебя застать, наверное, ты была занята с родителями. Увидимся утром, целую.

Челе.»

Челси в последний раз взглянула в зеркало в ванной, добавила еще один слой блеска для губ, скорчила рожицу своему отражению и выключила свет. Потом подошла к дверям в комнату Робби.

— Я через минуту ухожу. Ты что сегодня делаешь? Брат измерил ее взглядом — вверх, вниз, снова вверх.

На ней были черные леггинсы и сетчатая накидка поверх черной, в обтяжку, штучки, открывающей живот, вроде тех, в которых по телевизору показывают, как выполнять упражнения по аэробике. Ее волосы, завитые спиралями, торчали во все стороны, глаза были сильно накрашены, и к тому же Челси сменила свою обычную розовую нежную помаду на красную и блестящую. Серьги, красовавшиеся в ее ушах, тоже блестели и звенели, Робби никогда их раньше не видел.

— Я иду на спектакль с Брендой. Ей пришлось работать до девяти. Ты что, отправляешься куда-то в этом!

Она окинула себя взглядом, потом дернула головой.

— Конечно. Там все девушки так одеты.

— Тебе надо было спросить у мамы, можно ли туда идти.

— Я не могла. Она в спортзале, а там нет телефона, ты что, забыл?

— Тогда надо было подойти туда. И надо было узнать, можно ли принимать приглашения Дрейка Эмерсона.

— А чем он плох?

— Ты знаешь, чем плох Дрейк. У него не очень хорошая репутация.

— Послушай, он позвонил мне, как джентльмен, и говорил очень вежливо. Кроме того, может, если у таких ребят была бы возможность доказать, что они неплохие, они такими бы и стали. Мама и папа никогда не упоминали, чтобы его вызывали в кабинет директора, или что-то в этом роде.

— Кто-нибудь еще из твоих друзей идет туда?

— Мои друзья все такие скучные. Мы все время занимаемся одним и тем же, и я решила, что пора обзаводиться новыми знакомыми.

— Маме бы это не понравилось. И папе тоже.

Лицо Челси стало жестким.

— А может, мне наплевать. Разве они нас спрашивали, нравится ли нам, что они сами делают? И к тому же их здесь нет, так что как я могу спросить разрешения?

— Челси, думаю, тебе надо одеться по-другому.

Сестра закатила глаза и повернулась на одной ноге. Ее прощальные слова донеслись уже из коридора:

— Ой, братишка, давай не будем.

Она набросила куртку и приготовилась выскочить из дверей, как только прозвенит звонок, чтобы Дрейку не пришлось заходить в дом. Она не станет подвергать его допросу со стороны Робби, как будто Робби ей отец. Но получилось так, что Дрейк опоздал, и брат уже ушел, когда за Челси заехала машина. Она выбежала навстречу Дрейку.

— Эй, как дела, детка? — приветствовал он ее.

— Прекрасно. Не дождусь, когда же увижу эту дискотеку.

— Если хочешь немного оттянуться, это самое подходящее местечко.

Она постаралась отбросить дурные предчувствия и сказала самой себе, что она — хорошая девочка и сегодня ее ожидают только невинные развлечения. Автомобиль, стоявший на подъездной дорожке, был такой развалиной, что Челси усомнилась, сможет ли он доехать до центра Миннеаполиса. Кто-то упомянул, что водителя зовут Черчем, рядом с ним сидели Мэрили и Эсмонд, которого Челси не знала, ему уже исполнилось двадцать три, как сказала Мэрили. В темноте Челси едва их видела, всю поездку они оставались для нее только головами, окруженными зеленоватым светом от приборной доски. Челси примостилась на заднем сиденье между Дрейком и девицей из выпускного класса Робби, которую звали Сью Стронг. Сью была отпетой — ходили слухи, что на заду у нее татуировка с изображением змеи, а однажды ее застали полураздетой в комнатке уборщиц, вместе с парнем, которого выгнали из школы за год до этого. Челси слышала ее имя не раз за кухонным столом, и упоминалось оно отнюдь не по хорошим причинам.

— Привет, Сью, — сказала Челси, когда их познакомили.

Та выпустила дым в потолок и спросила:

— Ты директорская дочка?

— Да.

— Ни фига себе, Дрейк, — проговорила Сью. — Ее папаша задолбал меня, цепляется по каждому поводу. На хрен ты еще и ее вешаешь нам на шею.

Челси почувствовала, как у нее сжало желудок, но Дрейк, закинув руку ей за плечо, прижал к себе и улыбнулся ей.

— Эй, Сью, попридержи язык. Она не привыкла к таким выражениям, правда, сладкая?

Челси натянуто улыбнулась, ощущая запах кожи от куртки Дрейка. При свете фар она видела его темные глаза и кривую ухмылку. Он напоминал Челси циркача, который в прошлом году на ярмарке жонглировал ядрами. Он говорил правильные вещи, но при этом ухмылялся так непристойно, словно каждое его слово имело двойной смысл. Дрейк прошептал, почти прижавшись к уху Челси губами, чтобы не услышала Сью:

— Не обращай на нее внимания. Они с Эсмондом поругались, вот и все. Но мы с тобой здорово проведем время. Эта дискотека — потрясное место. Тебе понравится.

Он оказался прав. Миссисипи-Лив действительно потрясла Челси. Расположенная в Риверплейс, историческом центре Миннеаполиса, на берегу Миссисипи, дискотека оказалась целым комплексом танцевальных залов, мечтой любого меломана, рокера и испытанием для органов чувств. Пересекая двор перед зданием, Челси уже слышала музыку, несущуюся сквозь стеклянные стены. Она видела движение и цветные огни внутри еще до того, как вошла в двери. Ритм завораживал и проникал, казалось, внутрь ее тела. Толпа танцующих и бродящих по залам состояла из молодежи лет двадцати и чуть старше. Как раз у дверей какой-то парень, привязанный в гироскопическом[2] колесе с раскинутыми руками и ногами, как на набросках Микеланджело, крутился, словно мячик в водопаде. Колесо находилось между двумя спиральными стальными лестницами, ведущими на балкон. И балкон, и лестницы были заполнены посетителями, глазеющими на крутящуюся фигуру. Многие держали в руках бутылки с пивом и бокалы с коктейлями.

Челси поднялась за Дрейком по лестнице. На втором этаже ритмичную музыку снизу заглушало караоке. Ведущий хлопал в ладоши и энергично подбадривал исполнителей, какой-то молодой человек пел, а слова песни загорались на экранах телевизоров под потолком. Толпа народу окружала сцену, зрители все время менялись, протискиваясь мимо вновь прибывших к новым развлечениям. Дрейк и Челси повернули налево, в темную пещеру, где в стеклянной будке сидел ди-джей, а из микрофонов несся рэп и скачущие огни высвечивали картинки с бессвязным набором фрагментов движения танцующих. На одной девушке был топ из дубленой кожи, длинная юбка из мешковины и сапоги «казачок». Какой-то парень красовался в кожаных красно-черных штанах с рисунком, напоминающим акульи зубы длиною в фут, которые вгрызались в его ноги. Еще один танцор был в подтяжках, круглых очках, сидящих на самом кончике носа, и серебристом, с блестками, котелке. Когда он танцевал, то казалось, будто котелок прыгает на его голове со скоростью пять раз в секунду.

Музыка так гремела, что у Челси заболели уши, а грудь словно готова была взорваться. Дрейк потянулся губами к ее уху:

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Колу! — прокричала она в ответ.

Он улыбнулся ей, поворачиваясь, чтобы идти. Челси смотрела, как он шел к бару. Его брюки были такими узкими, что она подумала — должно быть, это причиняет ему боль. Ботинки Дрейка напоминали мощную обувь скалолаза, а зауженная кожаная куртка до пояса имела «молнии» на рукавах и груди. У стойки его, должно быть, попросили предъявить документы, потому что он достал из кармана и показал что-то похожее на идентификационную карточку. Только после этого бармен начал смешивать коктейль. Через минуту Дрейк вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками и один подал Челси. Она прокричала спасибо и с подозрением отпила, обнаружив, что это обычная кока-кола. Челси снова зачарованно уставилась на танцующих; здесь никто не сидел, стулья нужны были, только чтобы поставить ногу. Напротив у своего столика танцевала пара, явно отрабатывающая новые движения. Никто не обращал на них ни малейшего внимания. Через несколько минут Дрейк отобрал у Челси стаканчик, поставил его и вывел ее потанцевать. Она танцевала до тех пор, пока не вспотела и ее волосы не прилипли к шее. К Дрейку она не прикасалась, тем не менее чувствовала себя так, словно он прикасался ко всем ее эрогенным зонам. Его мускулистое тело извивалось, словно дымок, и он не сводил глаз с Челси, что заставляло ее держаться вызывающе.

Вскоре они перешли в другой зал, и другой бар, потом в еще один, и еще, пока не обошли все пять. Почти во всех они танцевали и покупали напитки. В последнем зале звучала музыка кантри и все танцевали, выстроившись цепочкой. Усыпанный блестками ковбойский сапог медлен но вращался под потолком, бросая алмазные блики на танцующих. Музыка сменилась на медленную, и Дрейк сказал:

— Ну давай, детка, еще разок.

Он обвил рукой ее талию, прижался к ней животом и опустил вторую руку вдоль спины Челси, гладя ее в ритм музыке. Потянувшись, она подняла его руку.

— В чем дело? — Он ухмыльнулся, глядя на нее сверху вниз и еще плотнее прижимаясь бедрами. — Никогда так не танцевала?

— Не там, где меня могли видеть.

— А как насчет безлюдного местечка?

— Ну… — Челси провоцирующе улыбнулась и встряхнула головой.

— Это дает приятные ощущения.

Дрейк направлял ее руки, закидывая их себе на плечи и удерживая, пока она не подчинилась, обняв его за шею. Потом он провел ладонями вниз, сжимая и поворачивая ее бедра так, как ему нравилось. Она чувствовала, как его плоть словно прилипла к ней намертво, будто какая-то доисторическая окаменелость намертво прилипает к окружающей ее глине. А Дрейк все продолжал двигаться, укачивая ее и постепенно раздвигая ее ноги правым коленом. Его рука проникла под сетчатую накидку Челси и легла на голое тело над поясом, и скоро его большой палец пролез под эластичную ткань ее бюстгальтера.

Челси вспомнила, как Эрин делилась с ней секретами, рассказывала о том, как они с Риком занимались сексом. Потом подумала о своих родителях. Эй, мама и папа, как вам это нравится, а? Ваша образцово-показательная девочка уже не такая, верно?

Ковбойский сапог над ее головой осыпал танцующих разноцветными бликами. У Челси закружилась голова, и она закрыла глаза.

— Ты что-то добавил в мой напиток, Дрейк?

— Ты мне не доверяешь?

— Да или нет?

— Немножко рома. Ты ведь даже его не почувствовала?

— Я же сказала, что хочу просто кока-колу.

— Хорошо, больше никакого рома. Только кока-кола.

— Но я, наверное, уже пьяна. Не знаю. Я никогда такого не ощущала.

— Тебя не тошнит?

— Нет, просто голова кружится.

— Ты не закрывай глаза, и все будет в порядке.

— Дрейк, тебе не надо было этого делать. Мне не разрешают пить.

— Извини. Я подумал, что ты захочешь повеселиться, как все мы. Немного выпивки помогает расслабиться, снимает все запреты, и танцевать так приятнее.

На этот раз он обхватил ее ягодицы. Но поскольку он все время раскачивался, расставив ноги, то Челси показалось удобнее приникнуть к нему, чтобы удержать равновесие, потому что все вокруг нее поплыло. Ее тело подчинялось с удивительной легкостью — куда бы ни двигался Дрейк, она следовала за ним. Поверх его плеча Челси увидела, что другие пары танцевали точно так же — значит, подумала она, здесь так принято.

— Дрейк, у меня очень кружится голова. Наверное, мне пора уходить.

— Ты что, еще рано.

— А который час?

Она всматривалась в циферблат наручных часов, но перед глазами все сливалось. Отпустив ее, Дрейк взглянул на свои часы.

— Полночь. Чуть позже.

— Мне надо быть дома в час. Я должна идти.

Челси впервые пошла на открытое неповиновение, и решение вернуться к правильной жизни пришло внезапно.

— Ну хорошо, как скажешь. Пошли поищем остальных.

Поиски заняли некоторое время. Когда все садились в машину, было уже без четверти час, и Челси поняла, что не сможет вернуться вовремя.

Снаружи холодный воздух действовал отрезвляюще, но, когда она забралась на заднее сиденье и автомобиль тронулся, весь мир снова закружился. Она положила го-лозу на спинку, чувствуя себя так, словно ее упаковали в коробку и бросили на конвейер. На заднем сиденье помещались четверо, и Челси сидела между Дрейком и дверью. Он поцеловал ее и в то же время запустил руку ей под куртку и под накидку. Поцелуй был совсем не такой, каким обменялись они с Кентом. Отнюдь не невинный. Мелькнула мысль, что совсем зря она испытывала чувство вины за то, что поцеловала сводного брата. Вот чего надо стыдиться, и завтра ей, конечно, будет стыдно. Этот поцелуй был глубоким, Дрейк держал руку у нее под лифчиком, потом скользнул вниз, как делал во время танца, и скоро его рука оказалась у нее между ног.

— Прекрати, Дрейк, — прошептала Челси, в ужасе от того, что на другом краю сиденья происходило что-то еще худшее. Сью и Эсмонд явно помирились.

— Эй, не бойся, ничего не случится.

— Нет, перестань.

— Ты когда-нибудь трогала парней? — Он протянул ее руку и крепко прижал у себя между ног. — Наверняка нет. Ну давай, детка, исследуй. Вот такое здесь у парней. Видишь? Горячее… твердое… нет, нет… — Он снова повернул к себе ее голову, когда она попыталась посмотреть на соседнюю парочку. — Не волнуйся. Они нас не видят. Они заняты.

— Дрейк, не надо.

— А ты, должно быть, всегда была хорошей девочкой, правда? Всегда делала только то, что говорили тебе папочка с мамочкой. И вот сегодня решила попробовать то, что делают плохие девочки, и спорю, тебе это понравилось? Тебя когда-нибудь целовали вот так?

Его движения были такими быстрыми, что она не смогла его удержать, когда он поднял ее топ и наклонился, захватив ртом сосок. Челси уже всхлипывала, пытаясь оттолкнуть его голову, она боялась, что ее вытошнит, потому что желудок у нее скрутило, и она просто умрет от стыда! Дрейк сам поднял голову, теперь он массировал влажный сосок большим пальцем.

— Ты точно уже возбудилась, а? В этом нет ничего плохого, все так делают.

— Дрейк, кажется, меня сейчас вытошнит. Скажи Черчу, чтобы остановил машину.

— О, Господи, — с отвращением проговорил тот. — Эй, Черч, тормози. Челси тянет блевать.

Ее действительно вытошнило. До конца жизни она не забудет, как ее рвало на покрытую инеем траву, а по шоссе проносились мимо нее машины, и парочка на заднем сиденье продолжала скакать, как будто бы они были в райском саду и единственные люди на земле. Окончательно униженная, Челси забралась назад в машину, где до конца пути Дрейк по крайней мере не прикоснулся к ней и пальцем. Чтобы вознаградить себя за отсутствие секса, он скрутил и раскурил какую-то дурно пахнущую сигарету.

— Не желаешь косячок, детка? — спросил он, когда весь автомобиль окончательно провонял.

— Нет, спасибо.

— И этого тоже никогда не пробовала, а?

Челси крепче обхватила себя руками и уставилась в темное окошко на пролетающие мимо фонари, которые сквозь слезы казались ей похожими на звезды со множеством лучей. Она вспоминала своих настоящих друзей и пыталась понять, почему теперь реже видится с ними и почему связалась с Дрейком Эмерсоном, — ведь она сама выделила его из остальных и флиртовала с ним. Это не стоило ей большого труда, и скоро он пригласил ее на эту дискотеку. Но Дрейк оказался таким негодяем, и ей ужасно не хватало Эрин. Внезапно Челси ощутила только одно желание — оказаться в комнате Эрин, болтать и есть попкорн, по-турецки сидя на кровати, или делать друг другу новые прически.

Дома горел на кухне свет, и Дрейк не стал провожать ее до дверей. Когда она взялась за дверную ручку, он прокричал:

— Эй, деточка! Тебе надо научиться немного расслабляться. Как только захочешь повторить, дай мне знать.

Дверь открылась, за ней стояла Клэр.

— Зайдите-ка, юная леди!

На кухне, при ярком свете, Челси не могла избежать тщательного осмотра.

— Где ты была? Ты знаешь, что уже полвторого?

— Ну и что?

— В нашем доме существуют правила! И не только когда, но и куда и с кем ходить! Робби сказал, что ты была с Дрейком Эмерсоном. Это правда?

Челси не смотрела Клэр в глаза. Она стояла в расстегнутой куртке и молчала, упрямо сжав губы. Клэр взяла ее за подбородок и заставила поднять голову.

— Во что ты одета? И чем от тебя пахнет? Челси, ты что, пила?

— Это не твое дело! — Вырвавшись, дочь направилась в свою спальню.

Клэр стояла в пустой кухне, от страха ей сжимало горло, а кислый запах от дыхания Челси заполнял воздух вокруг нее. Господи, только не Челси. Не ее доченька, которая никогда не причиняла ей беспокойства, которая подбирала хорошо воспитанных друзей и рано возвращалась домой, которая вела здоровый образ жизни и вообще была мечтой любых родителей. Казалось, сейчас на кухне побывала совсем другая девушка. Эта была одета, как проститутка, и выбрала для себя компанию парня, чьи прогулы, употребление наркотиков и низкая успеваемость делали его объектом презрения в глазах всех учителей. Клэр подумала, что, судя по наряду дочери, опасность ее сексуальной связи с Дрейком Эмерсоном была очевидной. Спид, беременность — эти страшные слова мелькнули у нее в голове наряду с ужасными историями других девочек из их школы, они повторялись так часто, что Клэр почти привыкла к ним. Но когда дело касается твоей собственной дочери и виновата в этом тоже ты сама, то это совсем другое. Стоя на кухне со слезами на глазах, Клэр зажала рот рукой, и первой ее мыслью было: Том, ты мне нужен.

Но Тома здесь не было. Она выгнала его, потому что не смогла простить ему прошлую ложь. Сейчас его вина казалась незначительной по сравнению с открытым неповиновением Челси и той опасностью, которой она себя сегодня подвергла. Если бы Том был здесь, если бы она могла взять его за руку и почувствовать легкое пожатие его пальцев. Если бы можно было повернуться к нему и прошептать: «Том, что нам делать?» В конце концов, такое случается с другими детьми, но не с их! Но была уже половина второго, и у Тома день выдался не легче, чем у нее. К тому времени, когда она позвонит и он доберется сюда, будет начало третьего, а им обоим просто необходимо завтра явиться в школу на последний день собраний, и явиться пораньше, чтобы побеседовать о своих собственных детях.

Значит, Клэр придется справляться с этим одной. Она выключила свет и пошла наверх. Робби спал, и дверь его комнаты была закрыта, а Челси занимала ванную. Клэр тихо постучала и подождала, прислушиваясь к тому, как бежала вода, потом кран закрыли и скрипнула пластмассовая мыльница. Она снова постучала.

— Челси? — и открыла дверь, но не зашла, а осталась стоять со скрещенными руками, облокотившись о косяк.

Челси, склонившись над раковиной, оттирала лицо.

— Челси, — тихо повторила Клэр, испуганная тем, что не знала, как себя вести и что говорить. Ни одно практическое занятие не подготовило ее к подобному моменту. — Почему?

Дочь повернула кран и зарылась лицом в полотенце. Клэр подождала, пока Челси открыла глаза, но та смотрела прямо перед собой, в зеркало, как будто была в ванной одна.

— Это из-за нас с папой?

Челси опустила руки, все еще сжимая полотенце. Постояла неподвижно, прежде чем прошептать:

— Не знаю.

Из крана капала вода, если бы Том жил дома, он давно бы починил этот кран. Ничто больше не нарушало тишину. Том, Том, я не знаю, что сказать.

— Ты сегодня выпивала?

У Челси задрожали губы и подбородок. Повесив голову, она кивнула, удерживая слезы.

— Ты принимала наркотики?

Она отрицательно помотала головой.

— Ты занималась с ним сексом?

— Нет, ма. — Дочь жалобно смотрела на Клэр. Ее лицо снова стало девчачьим, несмотря на взлохмаченную, проститутскую прическу. — Честно, ма.

— Я тебе верю.

— Ты расскажешь папе?

— Да, Челси. Я должна. Я не знаю, как самой с этим справиться. Тебе не позволяют посещать такие места. Ты пришла поздно и употребляла алкоголь. Он должен об этом знать.

— Тогда он вернется домой?

Это был момент, когда сердце Клэр окончательно разбилось. Стоя в ванной и глядя, как из глаз ее несчастной, бледной, запутавшейся дочери брызнули слезы, Клэр почувствовала, что у нее самой защипало в глазах.

— Вот почему ты это сделала? — мягко спросила она. — Чтобы папочка вернулся домой?

Челси разрыдалась, бросаясь к матери, прижимаясь к ней и прерывисто бормоча:

— Я не знаю, ма, м… может быть, здесь так плохо б… без него. Пожалуйста, скажи ему, чтобы он в… возвращался и жил с нами! Пожалуйста, ма! Без него все н… не так, и я не знаю, почему ты с нами так поступаешь!

Чувство вины, страх, любовь. Все это смешалось и со страшной силой обрушилось на Клэр. Ей было так больно, как никогда прежде. Обнимая Челси и думая, на какие отчаянные шаги готова ее дочь, чтобы добиться объединения семьи, Клэр поняла, что сейчас она на краю чего-то гораздо большего, чем просто расторжение брака. Она порывисто гладила Челси по голове, пытаясь успокоить ее.

— Мы с папой договорились пойти к консультанту по семейным вопросам. Мы собираемся во всем разобраться.

— П… правда? — Челси отклонилась, шмыгая носом.

— Да, первая встреча уже запланирована на следующую неделю.

— И это значит, что папа прямо сейчас вернется?

— Нет, милая, не прямо сейчас.

— Но… но почему? — Челси снова шмыгнула носом. — Если ты хочешь, чтобы все было как раньше, то зачем это откладывать?

Клэр достала бумажные салфетки и подала их Челси, которая стала промокать лицо и вытирать нос.

— Затем, что вначале нам надо решить некоторые проблемы.

— Какие проблемы?

— С Кентом Аренсом, например.

— И с мистером Хэндельмэном?

— Мистером Хэндельмэном?

— Некоторые ребята говорят, что вы с ним встречаетесь.

— Какая нелепость! Вовсе мы не встречаемся!

— Но ты же проводишь с ним много времени на репетициях, и он в тебя влюблен, разве нет?

Клэр растерялась и почувствовала, что краснеет. Челси заныла:

— Ой, ма, только не говори, что все это правда! Между вами действительно что-то есть, а? Боже, ма, как ты могла?

— Я же тебе сказала, ничего между нами нет! И как случилось, что разговор вдруг перевелся на меня? Мы говорили о тебе и о твоем вопиющем поведении сегодня. За этим последует наказание, и ты об этом знаешь, Челси.

— Да, знаю.

— Но я… — Клэр потерла лоб. — Я просто… не готова справиться с этим сама. Мне придется обсудить это с твоим отцом. А пока что завтра тебе запрещается выходить из дому и ни в коем случае нельзя водить машину. Отдашь мне ключи.

Челси послушно ответила:

— Хорошо, мама.

Она отправилась в свою комнату, а Клэр, оставшись одна, вытерла глаза и почувствовала, как любовь к дочери заполняет ее и душит, сплетаясь в груди в тугой комок с разочарованием и страхом за нее. Она ощущала свое одиночество и была потрясена, не уверена в себе и в том, что управляло сейчас ее жизнью: муж, дети, Кент, Моника, спектакль и ее ошибочное поведение с Хэндельмэном, обвинения Челси и ее разочарование в матери.

Огромная родительская вина тяжелым грузом легла ей на плечи. Клэр вся сжалась, мечтая об одном — чтобы Том оказался рядом, и последние два месяца исчезли из их жизни. Наконец она смахнула слезы и пошла в комнату Челси, чтобы забрать ключи. Дочь положила ключи ей в руку, и внезапная покорность Челси показалась Клэр самым печальным итогом этого ужасного дня. Она подумала, что еще не сказана одна жизненно важная фраза, та, услышать которую ей было так же необходимо, как и Челси.

— Челси, ты же знаешь, что я люблю тебя, правда?

— Да, наверное. — Она не смотрела на мать. — Но в последнее время я в этом сомневалась.

— Люблю… очень. Но родители тоже не безупречны. Иногда мы поступаем неправильно, хоть и считаем, что всегда правы. А иногда и дети ведут себя так же, верно?

Челси грустно покачала головой, отказываясь смотреть матери в глаза. Они стояли в дверях, освещенные только желтым светом настольной лампы и окруженные девчачьими безделушками, которые за последние два года все чаще уступали место личным вещам молодой женщины: помпоны и блеск для губ на одном туалетном столике, куклы и нейлоновые чулки на одном кресле, коробочка для украшений в форме эльфа рядом с плакатом Рода Стюарта. Полночные тени окутывали их обеих, и обе они ощущали ту печаль, что сопутствует взрослению. Было поздно, они обе ужасно устали. Клэр перевела взгляд на Челси и вздохнула, словно подводя итог их мыслям.

— Что ж… ты меня не обнимешь? Челси робко выполнила просьбу.

— Я люблю тебя, — сказала Клэр.

— Я тоже тебя люблю.

— Завтра убери в комнате и погладь свои вещи, увидимся, когда я вернусь домой в начале седьмого. Тогда обо всем поговорим.

Челси кивнула, не поднимая головы.

На следующее утро часть времени родительских собраний была выделена специально для тех учителей, чьи дети посещали Хамфри. Том и Клэр должны были встретиться с учителями Робби и Челси между 8.00 и 8.30.

Клэр пришла на пятнадцать минут раньше. В кабинете Тома горел свет, хотя в приемной было пусто и темно. Гарднер работал за своим столом, когда Клэр остановилась в дверях. В синевато-сером костюме, который ей всегда нравился, и красивом галстуке, купленном ею прошлым летом, Том казался полностью погруженным в работу и не замечал ее присутствия. Его подтянутая фигура была создана для хорошо сшитых вещей. Глядя на него, тщательно одетого и ухоженного, Клэр понимала, что муж все еще в состоянии ее волновать. Вчера, когда она наблюдала за его беседой с Моникой Аренс, ее просто захлестнула слепящая волна ревности. Над чем они смеялись? Сколько еще раз они вот так разговаривали друг с другом и смеялись? А может, они собирались вместе с Кентом, чтобы Том мог узнать мальчика поближе? А если благодаря этим встречам он узнал поближе и Монику? Представляя себе всех их вместе, втроем, Клэр ощутила резкую боль в груди, осознав, что никогда не переставала любить своего мужа.

— Том? — позвала она, и он поднял голову. На его лице не было ни улыбки, ни этого просящего взгляда, который она привыкла видеть с тех пор, как выгнала его.

— Ты на пятнадцать минут раньше.

— Да, я знаю. Можно зайти?

— Я занят бюджетными вопросами, и это необходимо решить срочно.

— У меня тоже очень важное дело.

С недовольным видом бросив карандаш, он сказал:

— Ну ладно.

Клэр закрыла дверь и села в кресло для посетителей.

— Почему, интересно, я чувствую себя, как одна из твоих учениц, которую вызвали сюда разбираться?

— Может, потому, что ты в чем-то виновата, Клэр?

— Я не виновата, но давай это отложим. Мне надо поговорить с тобой о Челси.

— А что с ней?

Клэр рассказала ему все, замечая, как лицо Тома словно осунулось от беспокойства, а тело напряглось.

— Господи, — проговорил он, когда она замолчала. Они оба молчали, испытывая общее чувство вины. Потом он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и прошептал: — Дрейк Эмерсон. — Том глотнул воздух. — Как ты думаешь, она говорит правду, что между ними не было ничего сексуального?

— Не знаю.

— Господи, Клэр, а если было? Кто знает, чем она теперь больна?

Они оба задумались о последствиях. Потом Клэр сказала:

— Думаю, все, что мы сейчас можем сделать, — это поверить ей.

— И она пила…

— Знаю… — тихо ответила Клэр и замолчала.

Лицо Тома стало очень печальным, глаза влажно блестели.

— Я помню, когда она родилась, — проговорил он, — как мы лежали на кровати, и она между нами, и мы целовали ее пяточки.

Они сидели друг против друга, больше всего желая подойти, обняться, ощутить поддержку, их связывала любовь к детям, и внутреннее чувство подсказывало обоим, что пора навести порядок в своих отношениях. Но каждый из них причинил другому боль. И оба боялись повторения этой боли, поэтому остались сидеть на месте. У Клэр тоже стояли в глазах слезы, и она отвернулась, глядя на семейные фотографии на подоконнике. Уже почти наступил ноябрь. Небо готово было вот-вот разразиться снегом, а трава на футбольном поле потемнела. Стоя спиной к Тому, Клэр вытерла глаза, а потом повернулась к нему.

— Я не знала, что делать, поэтому приказала ей сегодня оставаться дома, до нашего разговора, и забрала у нее ключи от машины.

— Ты считаешь это правильным — наказывать ее?

— Не знаю. Она же нарушила правила.

— Наверно, это мы с тобой нарушили правила, Клэр.

Стоя в противоположных углах комнаты, они встретились взглядами. Их тяга друг к другу усилилась в десять раз с того момента, как Клэр сюда вошла.

— Ты был, — спросила она, — с Моникой?

— Нет. Ни разу за последние восемнадцать лет. А ты с Хэндельмэном?

— Нет.

— Почему я не могу тебе поверить? Вся школа говорит, как вы флиртуете друг с другом каждый вечер во время репетиций и что ваши машины последними разъезжаются со стоянки.

— А почему я не могу тебе поверить? Я видела тебя вчера с ней, когда она вошла в зал, и вы смеялись вместе, как старые друзья, и очевидно, что в ее жизни появился какой-то новый интерес. Она выглядит совсем по-другому.

— Ну что я могу сказать? — Он поднял руки и уронил их, потом, откатив кресло, встал. Они оба снова вели оборону друг против друга. — Должно быть, нам необходимо все выяснить у психолога. А сейчас нам надо идти, а то опоздаем.

— Что решим с Челси?

— Я поговорю с ней.

— Без меня?

— Как пожелаешь.

Они вышли из кабинета. Клэр чувствовала себя обиженной его холодной вежливостью. Ей не хватало прикосновений его руки, как бывало раньше. Не хватало того нетерпения, с которым она ожидала встречи с ним в коридоре, чтобы обменяться интимными шутками, не предназначенными для чужих ушей. Она соскучилась по его поцелуям и занятиям любовью, по тому спокойствию, которое она ощущала, зная, что он лежит в постели рядом, или когда слышала, как его машина заезжает в гараж. Она соскучилась по смеху детей и по той особой атмосфере, которая царила в доме, когда они, все четверо, собирались за ужином и обсуждали, что случилось за день в школе. Ей не хватало этого счастья.

Когда они направлялись на собеседование с первым учителем, Том сказал:

— Я хочу, чтобы ты знала — Кент побывал в домике отца. Он со всеми познакомился, даже с Райаном и его детьми. Я решил, что у него должен быть шанс узнать их всех.

Что же я наделала, — подумала Клэр, испытывая угрызения совести. Райан пытался связаться с ней по телефону на этой неделе, но она не перезвонила ему.

— И еще, я нашел квартиру, в которую перееду. Как только станет известен мой новый номер телефона, я тебе его сообщу.

Клэр еще раз испытала шок, поняв, что теперь они поменялись ролями: она выгнала Тома, чтобы показать, как обижена, отказывала ему в прощении и не желала восстанавливать отношения, вычеркнула из жизни любые проявления любви. Вот он и обратился за любовью к другим — своему только что обретенному сыну и, возможно, к матери этого сына, которая, казалось, очень благодарно отвечает на внимание. Теперь он переезжает на новую квартиру. Если не для уединения, то для чего же еще?

Клэр сидела напротив первого учителя, испытывая такой хаос эмоций, что ей с трудом удавалось удерживать слезы. Несмотря на то, что утро уже принесло ей много огорчений, беседы с учителями Челси доставили их еще больше. Почти все преподаватели утверждали, что Челси слабо отвечала в школе, не выполняла домашние задания, а то, что сдавала, было сделано из рук вон плохо. И впервые за все время двое учителей пожаловались, что она прогуляла несколько уроков.

После Том и Клэр, совершенно ошарашенные, стояли рядом в коридоре.

— Это все… потому что мы расстались? — спросила она.

Они посмотрели друг на друга, со страхом признаваясь себе, что причиной такого поведения дочери были их собственные поступки.

— Ты не знала, что Челси запустила домашние задания? — спросил он.

— Нет. Я… наверное, я была слишком занята со спектаклем, и еще… ну, я… — Признание далось Клэр нелегко.

— И я не приходил так часто, как должен был.

Оба испытывали острую необходимость обняться, хотя бы прикоснуться друг к другу, а не только стоять рядом, ссутулившись под тяжелым грузом вины и ответственности. Но сейчас они были под перекрестным огнем взглядов — в зал входили и из него выходили родители. Рядом стояли учителя. Кроме того, у четы Гарднер было правило, исключающее личные отношения в здании школы. Но если и существовало что-то, объединяющее их вопреки всему, — Так это тот факт, что они оба любили своих детей и сделали бы все, чтобы воспитать их правильно.

— Когда закончатся собрания, я еду с тобой домой, — с внезапной решимостью заявил Том.

— Да, — согласилась Клэр, чувствуя, что возвращается к жизни. — Наверное, так будет лучше.

Но ни один из них не задумался — а если он имел в виду домой навсегда?