Трудные дети

Глава 1

Середина 90х, Москва.

Я не могла ошибиться. Не сегодня, когда от моей вылазки зависит так много. Твою мать, сколько же здесь машин?!

Передо мной раскинулся…как это называется? Короче, машин около супер-крутого универа стояло много. И все как на подбор, но вот в конце ряда притулился старенький запорожец. Смотрелся он здесь не к месту, да и мне был не нужен.

Я сплюнула на землю и выкинула скуренный под ноль бычок себе под ноги. Не смогла удержаться и воровато оглянулась. Вон они. Две шестерки, которых послал Барс за мной следить. В свете фонаря мелькнула красная спортивная шапка щербатого. Двое. Сплоховать нельзя. Если я не справлюсь, будет пи***ц. У Барса еще не так плохо. И районы у него хорошие.

Я вздрогнула от сильного порыва ветра и сильнее запахнула куцый ворот драной серой куртки. Площадка была открытой, хорошо освещенной фонарями, и единственное дерево здесь - раскидистый дуб, под которым в данный момент я и стояла.

Дело дрянь. Если бы мне приказали обобрать какого-нибудь алкаша или пьяного - а таких у их метро было много - я без труда справилась бы. А так…они мне еще бы приказали дом грабануть.

Я еще раз содрогнулась и начала бочком приближаться к машинам. С самого начала я приметила красную пятерку, стоявшую в паре метров от меня. Не самая тут крутая машина, но зато на заднем сиденье валялась барсетка. И…ого, я восхищенно присвистнула. Даже кейс. Главное, успеть.

Это было достаточно просто. Сколько раз я такие вскрывала? Не сравнить, конечно, со старыми жигуленками и запорожцами, ездящими у меня в городе, - эта машина была новой - но талант не пропьешь.

Я легко и бесшумно вскрыла тачку и оглянулась по сторонам. Никого. Только мелькает красная шапка щербатого в стороне.

Схватила тяжелую барсетку, засунула ее за пазуху и глянула на черный кейс. Вряд ли там бабки. Какие-нибудь документы или прочая хрень, но сам кейс…даже я вижу, что он качественный. Может быть, даже кожаный. Такой в круглую сумму влетит. Еще раз оглянувшись по сторонам и убедившись в отсутствии людей, я коленом оперлась о водительское сиденье и потянулась на заднее - за кейсом. Между сиденьями он застрял. Пришлось переворачивать его боком. Но я справилась. Теперь тикаем.

Я вылезла из тачки, тяжело дыша, и покрепче сжала чемоданчик. Нашла взглядом щербатого. Тот, возбужденно подпрыгнув в воздухе, так что помпон упал ему на лицо, поманил меня к себе. Я…справилась?

Времени радоваться не оказалось. Почему-то щербатый, как-то на мгновение застыв в воздухе, дернул головой и стремительно развернулся, улепетывая вниз по улице.

Мозг еще не успел додумать и придумать причины такого поведения, а ноги уже понесли меня подальше от вскрытой тачки. Не оглядываясь, я припустила вслед за красным помпоном.

Жадность фраера сгубила. Кекс…тьфу ты, кейс оказался для меня тяжелым, даже слишком. Он сам по себе весил изрядно, а вместе с дребеденью, которую таскал там его владелец, - вообще неподъемным. Руки занемели, барсетка под курткой как-то больно ударялась об грудь. Мне и так тяжело было дышать, а уж с этим чемоданом…

Я оглянулась и выхватила взглядом бегущего за мной высокого мужика. Е**ть! Я встряла. И он стремительно меня нагонял и догонял. Дышать становилось тяжелее.

Мелькнула мысль швырнуть кейс в сторону и улепетывать дальше. Возможно, мужик удовлетворится вернувшимся имуществом и отстанет, но сама мысль что-то отдавать, мне не нравилась. Это мое. Я его получила.

Перед глазами замелькали черные точки, и тяжелыми упругими толчками застучал пульс в висках и ушах. Мать твою, надо было с утра пожрать. Нет же, думала отложить на вечер и типа отпраздновать. Ага, щас!

На нары как-то не хотелось.

По-моему, этот му**к что-то кричал мне, но я не слышала. Ноги как будто стали ватными, и перебирала я ими с трудом. Руки отнимались, и кейс пришлось вышвырнуть. Я оглянулась, в надежде, что преследование закончится, и мужик успокоится, но он продолжил бежать за мной, не обратив внимания на упавший в грязь чемодан.

Неожиданно я почувствовала толчок в спину и упала на землю, носом пропахав неровный асфальт. В ладонях зажглась саднящая боль, щека почему-то стала мокрой и онемевшей. За шкирку меня оторвали от земли и встряхнули.

— Ты о**ел, крысеныш? - одной рукой обхватив куцый ворот, мужик тряхнул меня. Мои ноги оторвались от земли и болтались в воздухе. Щека стала ныть. Черная шапка съехала на глаза. Дышать по-прежнему было тяжело. - Я тебя спрашиваю?! Ты что сделал, молокосос? Да я из тебя всю дерьмо выбью и кишки на жопу намотаю, *****.

— Отпустите, дяденька, - прохрипела я, грязными руками вцепившись как клещ в черную куртку и оставляя на ней следы. - Я больше не буду.

Он окончательно разъярился. У меня перед глазами все плыло, но даже так было понятно, что мужик молодой и сильный. И злой. Такой меня отметелит в кустах и оставит подыхать. В лучшем случае - сдаст в кутузку. Япона мать, а!

— Я тебя урою сейчас, гнида подзаборная! Ты что сделал, ублюдок мелкий?! Паразит!

— П-по-ж-жалуйста, отп-пусти, а? Я больше не буду, правда!

Закружилась голова. Наверное, этот урод сильно перетянул горло. Задушит ведь, скотина. Сердце билось как заведенное.

— Слышь ты… - опять грозно зарычал он. - Ты сейчас…

— Мне плохо…

— Нет, сейчас тебе еще хорошо, - многозначительно протянул он и подволок меня к себе ближе. - Вот скоро тебе станет плохо!

— Дяденька…мне…плохо…

Эх, надо было утром поесть…сейчас он меня убьет, а я и не почувствую…хотя это даже хорошо… не надо было ехать в Москву…гиблое дело…они бы еще приказали мне квартиру грабануть…и шапка у щербатого дурацкая…этот помпон красный…как кровь, только грязная…надо было поесть…

С этой мысль я окончательно потеряла сознание и повисла тряпичной куклой у мужика на руках.

***

Я очнулась в темно месте. Никакой свет сюда не проникал, но было по-приятному сухо и тепло. Лежала я на чем-то твердом. Не на полу, но все равно впивается в кости. Шевелиться не спешила. Мало ли что. Старалась даже дышать спокойно. Вроде бы как и не очнулась.

Рядом со мной ничего не шуршало и не говорило. Если бы в ментовке была, гомон стоял бы знатный. Значит, не ментовка. Пошевелила ногой и немного онемевшей от лежания рукой. Кости целы. И не под кустом я. Правда, ладони болят. И щека. Но зато я живая и относительно здоровая. И кстати, даже одетая. Шапка, и та на месте.

Вроде бы не шумела, но через минуту открылась деревянная дверь, неприятно скрипнув. Мужик щелкнул по выключателю, и я, не выдержав, застонала от яркого света, больно и остро ударившего по непривыкшим к глазам. Садюга.

— Очнулся? - нехорошо хмыкнул мужик и оперся плечом об косяк.

Скрестил ноги, сложил руки на груди и смотрит так нехорошо - сверху вниз. Хоть я не видела пока, но тяжелый взгляд великолепно ощущала. Пошевелилась и приподнялась на локте.

— Да, - хриплым и надсадным голосом ответила я.

— Это хорошо.

Кому как. Тебе, может, и хорошо, а мне не по себе. Пользуясь моментом, к тому же глаза, наконец, привыкли, осмотрелась по сторонам.

Лежала я в коридоре. На ум пришла ассоциация с мешком картошки, который сразу в дверях с размаху кидают на пол. Вот и я какой-то грудой валялась почти у самой двери, на резиновом пупырчатом коврике. Ноги раскиданы по всему коридору, даже носком ботинка я умудрилась задеть сапоги мужика. И их испачкать. Незаметно я слегка отодвинулась.

От мысли о картошке в животе громко заурчало. Конечно, этот урод, загородивший проход, все слышал. Я с опаской зажмурилась и услышала насмешливое и надменное хмыканье. Да ладно, я не гордая. Хмыкай на здоровье, туша. Небось сам пожрал. Чаи, кофеи …пирожки разные.

В животе еще жалобнее заурчало.

— Как звать? - спросил мужик. Когда я не успела оперативно сориентироваться, он угрожающе повысил голос: - Слышь! Я к тебе обращаюсь.

— Саша, - недовольно пробурчала я, опустив глаза. Что он собрался делать? Притащил меня сюда…

— Саша, значит, - под нос себе пробормотал он и посторонился. - Кашу будешь, Саша?

Я молчала.

— Кашу будешь?

С таким лучше не спорить. Ну почему у этой машины хозяин - не дородный мужчина с брюшком? Сейчас бы я здесь тогда не сидела.

— Буду.

— Сиди здесь.

Он развернулся и прошел, очевидно, на кухню. Загремела кастрюля, вилки и ложки. Кашу мне делает, значит. А ведь только что чуть не придушил.

Я не была дурой, чтобы сидеть на полу как собачка и ждать, пока мне принесут миску с костью. Надо тикать отсюда. Как можно дальше. Чтобы этот урод не нашел.

Я по возможности бесшумно поднялась и скользнула к входной двери. Потянула замок. Медленно-медленно поворачивала его влево, еще немного…дверь открыта. И на свое горе, я отпустила замок, и механизм с громким звуком перекрутился и вернулся в исходное положение. Твою мать!

Локтем задела железную дверь и бешено закрутила замок, слыша, как приближается хозяин квартиры. Если он опять меня поймает - убьет. Что ж за замки-то такие?

Поймал. С разбегу прижав меня лицом к стене. Больно.

— Слышь, Шурик, ты оборзел совсем? Куда намылился?

— Пустите, пожалуйста. Я больше так не буду.

— Да что ты? - заржал этот ублюдок. - Неужели пойдешь работать?

— Зачем я вам? Можно, я уйду? - как можно жалобнее заканючила я. - У меня братик маленький…

Волей-неволей приходится учиться играть. Иногда запугивать, иногда давить на жалость - в зависимости от конкретной ситуации и конкретного человека. Все наши это умеют. Приходится. Попрошайки обычно овладевают искусством первым, такие, как я - вторым. Но блин, чаще всего мы все вместе, поэтому и запугивать проще. А я сейчас одна. И урода этого запугать не получится.

Удар по ребрам выбил из меня воздух и все мысли. Больно же, черт.

— Прекрати брехать! - с отвращением процедил мужик. - Противно аж. Нюни распустил, как девка.

— Не надо бить, - взмолилась я, сжимаясь перед новым ударом.

На сей раз досталось голове. Шапка съехала, а потом и вовсе сползла вниз.

— Таких, как ты, с утра до ночи пи***ть надо. Стой спокойно!

— Не надо, пожалуйста! Отпусти! Я больше не буду. Ааааа! - я громко заорала, когда мужчина позади меня переместился и придавил мое тело под другим углом. Ребра пронзила острая колющая боль, настолько неожиданная, что сдержаться оказалось невозможно. Хотя я не неженка. - Больно!

— Ты чего орешь? Я тебя пальцем не тронул!

Но он все-таки слегка отстранился, тем не менее, продолжая меня крепко удерживать.

— Зачем я вам? Отпустите. Мне очень надо. Правда.

— Ты мне документы испортил, крысеныш мелкий, - мужик снова разозлился, вспомнил о причиненном ущербе. - Ты хоть знаешь, сколько я работал, придурок?

— Я не специально, - прохныкала я, зашмыгав носом. - Я не хотела портить!

Он как-то замер, рука, державшая меня за шкирку, дрогнула, расслабилась, но тут же сжалась снова. Мужик меня повернул и приподнял, так что наши лица находились на одном уровне.

— Ты что, девка, что ли? - ошарашенно выдохнул он и оглядел меня с головы до ног.

Согласна, не похожа. Так даже проще, если честно. Брат придумал, давным-давно. А вкупе с именем и при минимальной осторожности и привычке поддерживать легенду о том, что я мальчик, было проще пареной репы. Тем более, я еще мелкая совсем и выгляжу в лучшем случае лет на десять-двенадцать.

Мужик продолжал по-прежнему меня разглядывать. И даже завис, рассматривая мою бритую черепушку. Что он там увидеть хочет? Ну нет волос, нету. Сбрила. Так, во-первых, проще быть “пацаном”, во-вторых - удобнее расчесываться. Шутка, да? Зачем расчесывать лысину? Вот и я о том же.

— Девка, - кивком подтвердила я и пошевелила шеей, освобождая место для дыхания. Этот послушно разжал кулак, выпуская ворот, но отходить не спешил. - Че уставился?

Я как-то сразу подхватила выпавшую из его рук эстафету. Пока он озадачен, я в выигрыше.

— Ничего. Просто смотрю. Как зовут?

— Я же сказала. Саша!

— Все-таки Саша.

— Слушай, отпусти меня, а? - снова взмолилась я, но на этот раз более развязно и по-свойски. - Я не хотела документы портить. Как чувствовала, что кейс этот надо оставить.

— Что еще взяла? - вопросительно приподнял он бровь.

— Барсетку, - неохотно призналась я, вытягивая из-за пазухи этот предмет, и впихнула его замеревшему мужику. - Забери. Только можно я пойду? Не сдавай меня никуда. Я не хочу к ментам.

Только сейчас я его рассмотрела. Ну я попала. Мало всего прочего, он еще и чурка. Чечен, что ли? Даг? Я незаметно прищурилась, разглядывая резкий разлет бровей и тонкий хищный нос. Вроде даже с горбинкой. Черт, как он меня сразу не прибил?

Как-то сразу я пожалела о том, что рассказала ему, что я девушка. Конечно, на девушку я похожа мало, да и вообще, но кто знает, что у этого урода - к тому же чурки - в башке творится? Может, он маньяк какой-то?

Когда он весело хмыкнул, я почти смутилась. У меня что, на лбу все написано? Не должно вроде.

— Ты бы помылась, что ли, - он демонстративно сморщил нос, как будто это что-то объясняло. - С тобой рядом стоять почти невозможно.

— Давай я уйду, - с готовностью предложила я.

— У тебя правда брат маленький?

— Ну, нет.

— Ты из детдома?

— Нет.

— Ты вообще из Москвы? - отчаявшись, задал он последний вопрос. Едва ли не с надеждой.

Я покачала головой.

— Нет. Я только приехала сюда.

— Первый раз? - понимающе кивнул чурка.

О машине? Да нет, не первый. Сегодня не повезло.

— Нет. Но в Москве - да.

— Ясно. Заходи.

— Зачем?

Я ему не верила. Ни капли. Чуть не убил две минуты назад, а теперь стал внезапно шелковым? Ха-ха. Два раза. И вообще, мне здесь было неуютно. И мужик не внушал доверия. Надо, надо валить.

— Насиловать буду, - когда я шутки не оценила, чечен тяжко вздохнул и разъяснил: - Поешь хоть. Потом пойдешь. Ты когда в последний раз ела?

— Два дня назад.

Вообще-то три, но если бы не он, я бы давно уже поела. И может быть, даже с ребятами Барса.

— Я и смотрю, что ты с ног валишься. Поешь и уйдешь.

Блин, а у него ведь каша. Наверное, горячая. Я ему, конечно, не доверяю. Да и вообще, я до сих пор живу и здравствую именно потому, что не доверяю никому…Но каша…И я смогу уйти. Потом. Что с Барсом делать, не знаю, но Москва большая, и я что-нибудь придумаю.

— Ты меня точно ментам не сдашь? - на всякий случай я решила прояснить все моменты.

— Не сдам.

— И никаких детдомом. Я поем и пойду, да?

— Если захочешь, - кивнул чурка и посторонился, выпуская меня из пространства между дверями, куда я оказалась зажата. - Пойдешь, куда глаза глядят.

— Ладно, - как будто сделав великое одолжение, согласилась. - Неси кашу.

— Разувайся.

А пять минут назад он собирался кормить меня как собаку.

— Можно?

— Да. На кухне поешь.

Я пожала плечами и скинула грязные, дырявые ботинки, оставив куртку. Только расстегнула ее.

Мужик пристально осмотрел мою одежду, грязные носки, потом оглянулся на свои ковры.

— Принеси сюда лучше, - все-таки решила сжалиться я. В конце концов, я ему что-то там испортила, а он меня хочет покормить. Я же человек, в конце концов. А ковры - вещь дорогая. - И ложку.

— Давай так, Саша, - я видела, что он старается без надобности не вдыхать. - Ты помоешься, а потом сама поешь на кухне.

— И че, я помоюсь, а потом напялю грязную одежду? Смысл?

— Я тебе дам одежду, - заверил мужик. - Найду что-нибудь.

Опасность. У меня тревожная кнопка интуиции заходилась визгом. Типа того, с каким едут по городу пожарные машины. Не нравится мне все это. Что-то тут нечисто. Уже тогда, стоя в коридоре и нерешительно переминаясь с ноги на ногу, я краем сознания понимала, что из всего этого выйдет что-то нехорошее. Что-то такое, к чему я не привыкла. Мне это активно не нравилось, но ребра болели, щека ныла, дырявые, прохудившиеся носки отвратительно чавкали и хотелось есть. Возможно, поешь я утром, сейчас бы ушла. Но я не поела, поэтому осталась. Кивнула и осталась, не представляя себе, во что в конечном итоге это выльется.

Мужик только и ждал моего окончательного согласия. Он открыл дверь в ванную, сам включил мне воду, поставил на бортик шампунь, выудил откуда-то с полки новую мочалку, щетку и мыло, вручил их мне и вышел.

— Подожди пока. Я сейчас тебе одежду принесу.

Я терпеливо застыла, осматривая ванную. Глянула на себя в зеркало и почти ужаснулась. В царапины на щеке забилась грязь, под глазом наливался синяк, да и вообще…

Кстати, а шампунь мне зачем? Нет, у меня есть микроскопический ежик волос - отрос, видать. Но что там мыть? Ладно, пусть будет, мне то какая разница? Его шампунь.

Чурка вернулся, дал мне черные спортивный штаны с полосками по бокам, свитер и носки. Невозмутимо, как будто такие как я у него каждый день тусят, приказал грязную одежду сложить у двери и вышел, оставив меня одну.

— Не вопрос, - легко кивнула я.

У него тут такая ванная чистая, что грязная я и моя одежда смотрелись на ее фоне еще грязнее. Пол, выложенный плиткой, пачкать не будем, без вопросов.

Я открыла еще один кран, с красной пимпочкой который, и попробовала воду. Тепло и удовольствие от горячей воды прошлось по мне волной, заставив размякнуть. Едва ноги не подкосились. Одно плохо - все раны и ссадины на теле нещадно заныли.

Сдерживая охи и ахи от боли, я забралась в ванну, быстро ополоснулась - три раза, чтобы брезгливый чурка даже не нашел, к чему придраться, - помыла свои короткие волосинки шампунем и почистила зубы. Такой чистой я не была уже лет пять.

Закусив губу, я вылезла из ванны, встала на коврик и взглянула на себя в зеркало. Печаль. Причем я не о костях своих, выпирающих под разными углами, говорю, а о синяках, украшавших меня, как новогоднюю елку - шары. Спина, ребра, руки, ноги - упала я, прямо скажем, удачно. Да еще и этот добавил. Ощупала себя - вроде переломов нету. Ходить могу, кости целы - значит, уйду отсюда. Большего мне пока не требуется.

Его одежда была мне безбожно, до ужаса велика. В штаны - три, а то и четыре меня влезет. Штанины пришлось подворачивать почти вполовину, чтобы при ходьбе на них не наступать, края свитера свисали до колен, рукава тоже, да и вообще, у этого свитера был слишком широкий ворот, и мне казалось, пошевели я руками - он спадет с меня тяжелой грудой. Шерстяные носки грели и удерживали тепло, но тоже оказались не по размеру. Но меня это не шибко-то и волновало. Было тепло, сухо и чисто - это главное.

Я неуверенно открыла дверь. Одежды моей нигде не было видно. На кухне горел свет, свистел чайник и тикали часы. Я, не сворачивая, направилась туда.

— Где моя одежда?

— Выкинул.

Когда успел?

— Куда?

— В мусорку. Ешь.

Передо мной на стол поставили белую тарелку в цветочек, до краев наполненную овсянкой, от которой поднимался густой пар. Рядом мужик положил ложку.

— Это мне?

Он кивнул и отвернулся, чтобы выключить чайник. Хозяйственный чурка.

— Да. Сейчас чай будет готов. Ты с сахаром?

— Угу, - прошамкала я с набитым ртом. Он не успел даже развернуться ко мне, а я уже во всю уплетала вязкую горячую овсянку. - С вувя.

— ???

Сглотнула и более внятно произнесла:

— С двумя. Если есть.

Тот никак не прокомментировал мое высказывание, также как и жадную манеру есть. А даже если бы и прокомментировал, я все равно отключилась от реальности. За минуту тарелка была вычищена до блеска. Чурка оперативно подложил мне добавки и вытащил хлебницу.

Я настолько жадно орудовала ложкой, что от слишком интенсивных движений огромный свитер съехал вниз, приоткрыв вид на выпирающие ключицы, покрытые синяками. Как оказалось, мужик все это время с непонятным выражением за мной наблюдал.

— Что это? - ему пришлось дважды повторить свой вопрос, чтобы я его, наконец, услышала.

— Это? - кости как кости. Или он синяки никогда не видел? - Синяк.

— Это я?

— Это синяк.

Он не выглядел человеком, с которым можно шутить и над которым можно поржать. Меня иногда заносило, согласна. Вот и сейчас я, разморенная и сытая, чуток подзабыла о том, что полчаса назад этот тип меня чуть не прибил. И все еще может сдать куда-нибудь.

— Я упала, - кратко ответила я и, закончив с кашей, отставила тарелку в сторону. Много есть нельзя сейчас. Взяла хлеб и горячую кружку с чаем. Вдохнула терпкий аромат и с непривычки чихнула. Пахло травами. - Просто упала. И все.

— Лицо как?

— Заживет.

Он недовольно поджал губы, вытащил откуда-то пузырек с зеленкой и поставил передо мной.

— Поешь когда, намажешь. Ясно?

— Слышь, эээ…как тебя называть?

— Марат.

Марат стало быть. Понятное дело, что не Вася или Ваня. Из него Ваня, как из меня медведь. Марат.

— Короче, Марат, спасибо за еду. И за воду тоже. Но этого не надо. Я щас быстренько поем и свалю отсюда, лады? На лице все заживет, не первый раз.

Мужик поморщился непонятно от чего. Кстати, что только заметила. Он теперь пытался со мной даже говорить вежливо, не так как в самом начале. Да ладно, я не гордая. И так, и так его понимаю. А чай у него вкусный. Что тут за травы такие, интересно?

— Или ты мажешь эти царапины, или я звоню ментам.

Вот тебе и добрый дяденька.

— А что-нибудь другое тебе не намазать? Какого хрена тебе от меня надо? Ты думал, я щас перед тобой стелиться начну?!

— Вспомни, с кем говоришь. Мне ничего не стоит сделать один звонок, и на тебя столько навесят, что на нарах тебе не один год гнить. Не зарывайся, Саша. И жаргон свой оставь, поняла меня?

Вот же падла! Точно какой-нибудь маньяк. И как от него свалить? Чистая я чистая, но далеко не убегу.

— Попробуй только рыпнуться, - ласково улыбнулся чурка. Черт, он что, ясновидящий? - Дальше кухни все равно не убежишь. И тогда ты точно просто так не отделаешься.

Я кисло осмотрелась по сторонам. Черт, он прав. Еще и посадил меня так, что если убегать, то только через него. А этот поймает - лось какой сидит. У него рука больше моей талии.

— Че ты хочешь? - на время признала свое поражение. Пусть думает, что я смирилась. Мне не жалко, а ему приятно. Только я все равно сбегу. Позже. - Ну. Говори.

— Для начала ты намажешь себе лицо, - когда я закатила глаза, Марат зловеще добавил: - Иначе это сделаю я, и тогда станет только хуже.

Ладно, ты выглядишь убедительным, Марат. И умеешь убеждать. Намазать, так намазать. Наверное, мое сходство с елкой усилится. Разноцветные шары на коже уже есть, сейчас буду рисовать веточки.

— Еще че-нибудь?

— Будешь делать то, что я говорю.

— А задницу тебе не полизать?

Марат громко заскрипел зубами и захрустел кулаками. Кулаки у него внушительные. Уж я то знала. Бьют метко и больно, именно туда, куда надо. В смысле, для него надо. И вообще, этот Марат…странный он. Псих.

— Ты будешь делать, что я сказал. Если надо, будешь лизать.

— С чего вдруг?

— Ты от меня зависишь, Саша, - издевательски улыбнулся уголком губ. Демонстративно размял кулаки. У него были большие, смуглые руки, покрытые тонкими черными волосками. Такими руками только морды разбивать в кровь. - Я могу сделать с тобой, что угодно.

Без тебя знаю. Но если бы хотел убить, то не стал бы переводить на меня кашу. Вкусную, между прочим.

— А оно тебе надо?

— Пока не решил, - лаконично ответил Марат и хлопнул по коленям. - Ну что, идешь мазать или мне сделать это самому? Выбирай, не стесняйся.

Я молча взяла спички, вату с зеленкой и прошла к висевшему в той комнате, через которую я проходила, овальному зеркалу. Все это время Марат маячил у меня за спиной, действуя на нервы.

Нет, зеленка меня волновала в последнюю очередь. Причем тут она? Главный вопрос - чего нужно этому Марату? Он так изменил свое отношение ко мне, когда узнал, что я девчонка. Ну и что, собственно? А может, он какой-нибудь сутенер? Правда, на меня разве что извращенец позарится.

Я не любила что-то не понимать. Чувствовала себя слабой и уязвимой, чего не выносила. Быть зависимой от сиюминутного, непонятного тебе желания малознакомого типа? Не самый лучший вариант, но с другой стороны, я наелась, согрелась и помылась. И судя по всему, спать сегодня буду в доме, а не на улице. Моя внутренняя чаша весов пришла в равновесие.

— Намазала. Вот, - демонстративно задрала голову, давая возможность оценить мое художество. - Доволен?

— Сейчас дам мазь, намажешь синяки. И, - предупредил все мои возражения и отнекивания Марат, - если ты начнешь меня уверять в том, что их нет, получишь в лоб. Я тебя вырублю и смажу их сам. Заодно и удостоверюсь, что ты… - он издевательски скривился. - Девчонка.

— Задрал, - хищно раздувая ноздри, пробормотала я.

И почти сразу пожалела о неосторожных словах. Хоть я и была настороже, не заметила момента, как этот *** оказался рядом со мной, что-то такое сделал и я отключилась.

Глава 2.

Я не люблю отчитываться в своих решениях и поступках. Попахивает желанием контролировать, что я не люблю еще больше. В конце концов, мне все равно придется каяться когда-нибудь перед богом, ему и расскажу. Если он есть, конечно. (Марат)

Марата я никогда не понимала. Ну, это я загнула, конечно, но в то время он был для меня самым непонятным и загадочным человеком из всех, с кем я когда-либо сталкивалась. С другой стороны и неудивительно - среди таких, как я, никто с ним не мог сравниться ни в уме, ни в хватке. И никого я не презирала и не ненавидела сильнее, чем этого чечена.

Я не понимала мотивов его поступков. Ладно, допустим, он вроде как меня подлечил и накормил, но что бы после этого сделал обычный человек? Правильно - он бы выкинул меня за шкирку и забыл обо мне как о страшном сне. И я мечтала о таком раскладе.

Иногда попадались такие люди, как Марат. Нет, таких, конечно, не шибко много было, я имела в виду, что человек мог подкормить такую бродяжку как я, всплакнуть над ней и пожалеть. Но на этом душевный порыв, как правило, заканчивался, вручалась мелочь и закрывалась дверь. Доброе дело сделали, человеку помогли, себя личностью почувствовали - а дальше все. Адью, как любил поговаривать один знакомый Марата.

И я надеялась, что этот большой чечен окажется человеком такого рода. Тогда я еще не знала, что Марат никогда не останавливается на полпути, и если что-то задумывает, то идет до конца, не обращая внимания на средства. Это еще одна отрицательная черта его характера, в моих глазах вызывавшая уважение.

Так вот, тогда я Марата совсем не знала и слепо ненавидела, как только может ненавидеть дикое животное, внезапно лишившееся дорогой свободы. И сначала молчала, ожидая, когда милосердие чурки иссякнет. Оно не иссякало, совершенно. Я ждала момента, когда он покинет квартиру, хоть на пять минут, и меня в его доме уже не было бы. Но он куда-то позвонил по черному, неприятно дребезжащему телефону, о чем-то договорился и в итоге безвылазно просидел на хате, не оставляя меня одну буквально ни на минуту.

— Че тебе от меня нужно?

Жизнь на улицах научила меня быть осторожной, по возможности собранной и недоверчивой. На рожон я не лезла и неприятностей на пятую точку не искала, справедливо опасаясь своего тюремщика. Но даже моему терпению приходил конец. Я не могла находиться под наблюдением, не могла подчиняться и сидеть в осточертевшей комнате. И пусть тут было тепло, была еда и горячая вода с постелью, я хотела вырваться на свободу. Вырваться на улицу, которая была понятней и привычней, чем эти четыре стены. Вырваться и снова попасть к тем людям, которых понимала и с которыми могла разобраться по-свойски, ясными для всех методами. Я начала огрызаться.

Марат лишь лениво поворачивал голову, оглядывал меня с головы до ног и дергал плечом, неизменно усмехаясь при этом.

— Что у тебя есть? Не смеши меня.

— Тогда зачем ты меня удерживаешь?

— Потому что могу.

Я разрывалась в грязных, непристойных ругательствах, психовала, кричала на него и пыталась вырваться. И неизменно наталкивалась на отпор, всегда превосходивший мои силы. Я увеличивала натиск - Марат увеличивал отпор. И всегда так лениво, будто нехотя. Будто я не стоящая внимания муха, нудно жужжащая над ухом.

— Ты маньяк? Сутенер? Извращенец? Псих?!

Марат меня отучивал ругаться. Во всяком случае, на него. И отучивал тем единственным способом, который я понимала и признавала - силой. За каждое оскорбление я получала - не то чтобы так больно, скорее, обидно. Тумаки, подзатыльники…Не в них дело даже. Дело в том, что таким образом мне Марат указывал место, строил персональные границы, за которые заступать мне запрещалось. Кому бы это понравилось?

Но я была сделана из другого металла, по крайней мере, искренне так считала. Я пыталась взять его измором, победить, достать, в конце концов. Я перестала кричать. Он думал, что я успокоилась. Наверное, так он и думал. Но я не собиралась успокаиваться. Я хотела на свободу.

Мы оба были на кухне. Ели. Я сидела с краю и возила ложкой по уже пустой тарелке. Марат что-то читал.

— Я хлеб порежу.

Рывком встала и, стараясь вести себя спокойно и обычно, потянулась к подставке. Но сначала хлеб. Открыла резную хлебницу, вытащила батон - и все это под пристальным и изучающим взглядом Марата. Неприятно, когда твои малейшие действия рассматривают как под микроскопом. Но сейчас многое зависело от моего спокойствия - и я была спокойна.

Раз, два, три…Туповат ножичек. Вот тебе и чечен. А ножей острых в доме и нет. Мужик, называется.

— Ты уснула? - Марат выдернул меня из размышлений.

— Нет. Я хлеб режу.

— Там был маленький кусок.

— Ножи тупые.

Мужик затих.

Это был самый напряженный момент. Если все получится…Нет, у меня обязательно все получится. Я маленькая, юркая, с ножом управляться умею. Он неповоротлив, он не ожидает моей атаки, а значит…я наконец-то сбегу.

Стремительно развернулась и запустила в него тарелкой с хлебом, попав по голове, сама же рванула к выходу. Быстрее, быстрее…Все приходилось делать на ощупь, набегу, но за это время я неплохо начла ориентироваться в его квартире, даже в темноте.

— Стой, сука, - прошипел Марат, выбегая за мной в коридор. - Сюда иди!

— Не подходи! - двумя руками сжимая рукоять ножа, я направила его на чечена. Нож в моей руке не дрожал и не ходил ходуном. Я знала, как им управлять. - Предупреждаю тебя, лучше не суйся.

Он неожиданно успокоился, стал хладнокровным, даже непривычно хладнокровным. Расслабился, мягко мне улыбнулся, как неразумному ребенку, взявшему цацку взрослых, и сделал крохотный шажок в мою сторону.

— Ножик отдай.

— Не подходи!

— Санек, не дури!

— Не суйся, я сказала!

— Саша, Саша, глупая такая. Зачем тебе проблемы? Все равно не убьешь.

Я захохотала - жутко, очень громко и как-то зловеще.

— Я тебе кишки выпущу, если хоть пальцем тронешь. Не веришь? Тогда ты последний идиот!

Одну руку завела за спину, пытаясь нащупать замок. Другой - уверенно держала нож, не собираясь его убирать. Я убью его, если он сделает шаг ко мне. Я не хочу его убивать, но я сделаю все, чтобы уйти отсюда.

— Саша, - с угрозой склонил голову набок и скользнул ко мне. Едва заметно.

— Я сказала, не подходи! - срываясь на визг, выкрикнула я. - Не трогай меня!

Он рыпнулся ко мне - очень быстро, рвано, разрезав пространство как молния, и я потеряла те драгоценные секунды, которые еще были в запасе. Но нож удерживала крепко. То ли не успела его убрать, то ли не хотела, то ли просто про него забыла…Марат выкрутил мне запястье, ударив по рукам и заставив разжать пальцы, но перед этим я смогла его поцарапать. Случайно.

Дальше началась неравная борьба. Марат меня ненадолго оглушил, развернул к себе спиной, скрутив тонкие руки и сжав их одной своей.

— Говорил же, дурная ты, - тяжело дыша, проговорил Марат. - Я тебе что сказал? Положи нож. Смехота одна, а не нож. Только свитер мне испортила, засранка. Мне этот свитер бабушка связала.

— Да пошел ты.

— Нехорошо, нехорошо так ругаться, Сань. Чего ты добилась? Я же тебя на цепь посажу нафиг и все дела. И будешь сидеть до тех пор, пока не образумишься и вся эта дурь из тебя не выйдет.

— Ублюдок.

Меня резко нагнули, больно обхватив за заднюю часть шеи, не позволяя выпрямиться. В такой унизительной позе чечен повел меня в комнату.

— И это тоже исправим, - спокойно проинформировал мужик. - Ты другие слова знаешь? Чеканья твои постоянные…

— Ненавижу! Я убью тебя, тварь!

— Плавали, знаем. Не злись, Саш. Потом спасибо скажешь.

В гробу я тебе скажу спасибо. Когда ты там лежать будешь.

— Отпусти меня отсюда. Я не хочу здесь быть. Я хочу домой.

— А он у тебя есть? - усмехнулся цинично и толкнул меня лицом вниз на диван. - Может быть, и паспорт есть? Место жительства?

— Ненавижу! - выплюнула я и попыталась пнуть его ногой. Марат ловко перехватил мою лодыжку. - Чтоб ты сдох, падла!

— Повторяешься.

Я тяжело задышала, чувствуя, что неравная схватка меня осушила. И дело не в том, что он сильнее меня, совсем не в этом. Я злилась. Злилась и ненавидела его сильнее, чем кого бы то ни было. Я внутренне сильно горела тогда, растрачивая силы на ярость, когда должна была руководствоваться лишь холодным рассудком. А Марат был спокоен как сто китайцев.

— Все равно убегу, - пообещала я. - Ты не сможешь удерживать меня вечно.

— Не убежишь. Потому что я тебя не отпущу.

Он открыл вторую комнату, до этого закрытую на замок. Встряхнул меня, затолкнул туда и включил свет. Квартира чечена находилась на втором этаже - в принципе, я могла убежать. Но Марат, словно предугадывая мои планы, поспешил меня разочаровать:

— Не убежишь. Рама разбухла от времени. На окнах решетки, - спасибо, я уже заметила. - Будешь спать пока здесь.

— Сколько?

— Сколько потребуется.

— Я не буду тут всю жизнь сидеть.

— Кто сказал? - он поморщился, коснувшись царапины на животе. Сквозь прореху на свитере виднелась кровь, успевшая уже и пропитать шерсть. - Будешь здесь сидеть, пока я не скажу. А это как раз от тебя зависит.

— Че ты хочешь, можешь объяснить в конце концов?

— Прекрати кричать. Сопротивляться. Я помогу тебе, и лишь от тебя самой зависит, сколько на это времени потребуется. И какими методами мне придется пользоваться - тоже зависит от тебя. Чем больше сопротивляешься, тем сильнее затягиваешь процесс, заставляя меня срываться, - он покачал головой, сетуя на мою глупость и недальновидность. - Ты думаешь, мне это удовольствие доставляет?!

— Тогда отпусти, - зашипела, не в силах сдержаться. Рванула к нему, но остановилась, когда Марат многообещающе сверкнул глазами. Шутки кончились. - Зачем я тебе?

Он не ответил, и мне даже показалось, что не слышал моего вопроса. Застыл, о чем-то напряженно думая, смотрел в пространство, не моргая, и пальцами пробегал по своей царапине. Меня как будто и не было рядом.

Я была реалистом. Меня уже мало интересовало, по какой причине Марат так настойчиво пытается оставить меня у себя. Я не понимала мотивов, которыми он руководствовался, но мне тогда на них было как-то плевать. Меня больше интересовали следствия, а не причины. Для меня этот тип был психом, а зачем пытаться понять психа? Я не хотела усложнять себе жизнь, ни раньше, ни сейчас, поэтому просто, не мудрствуя, решила узнать, что он хочет в конечном итоге. Что надо сделать, чтобы оказаться на свободе.

Именно этим мы всегда отличались с ней. Ей всегда нравилось копаться в чужих мозгах, вытаскивая, как противный крот, все предположительные чувства и мысли на тот или иной счет. Она брала факт и вместо того, чтобы воспринимать его как факт, как что-то единое и упорядоченное, почти простое, начинала его усложнять, разбирать и собирать, как кубик рубика. В своих самокопаниях и анализах она всегда напоминала мне толстую паучиху, запутавшуюся в собственной паутине.

Я же была проще. Предпочитая работать с тем, что было, а не с тем, что гипотетически за этим стояло. Я любила материальное, весомое и ненавидела абстрактные, неосязаемые вещи, которые она всегда пыталась зачем-то ухватить, путаясь еще больше.

Об абстрактных и эфемерных вещах хорошо размышлять, сидя в теплой уютной гостиной и попивая горячий чай. А не стоя под дождем, чувствуя, как сводит живот от голода. В такие моменты слабо волнует смысл бытия или мотивы человека, давшего тебе денег на булочку. Ты пожинаешь плоды, реальные плоды дел, а не интересуешься мысленными лабиринтами чужой души.

И тогда я, нисколько не изменяя своим правилам, поставила перед собой цель. Даже две. Первая - убежать, как только выпадет шанс. Чистая свобода опасна и опьяняюща, особенно в то время, когда я ее получила. Точнее, свобода свалилась на меня, ударив обухом по голове. И глотнув такой свободы, очень тяжело жить в ее безопасной иллюзии. А вторая…Что ж, надо понять, чего Марат хочет в конечном итоге от меня добиться. И сделать это. Тогда я смогу развернуться и уйти, оставив все недоразумение позади. В то время я действительно думала, что так и будет. Искренне верила.

— Потом узнаешь, Саша. Все по мере поступления, - заверил Марат, как-то не особо успокоив. - Для начала прекрати убегать и воспринимать меня в штыки. Это уже будет немало.

— Ты меня бил. Я должна все терпеливо сносить?

— А ты по-другому не понимаешь. Разве не так? Скажи я тебе, что хочу помочь, что бы ты сделала? - он удовлетворенно кивнул, когда я не нашлась с ответом. Который был понятен без слов. - Вот и я о том же. Ты уважаешь и признаешь только грубую силу, и сама это знаешь. Так чего ты хочешь? С волками жить…

— Че надо делать? - недовольно я отмела все разглагольствования. Ближе к делу, мужик, ближе к делу. - Конкретнее.

— Пока ты прекращаешь убегать.

Я с вызовом вскинула голову, уперев руки в бока.

— А че если нет?

— Тогда ты меня выведешь. Ни тебе, ни мне это не нужно.

Вот. Я же говорю, что он шизик. Неуравновешенный шизик. Он даже не может себя контролировать. Все это я не замедлила объяснить Марату. Тот только хохотнул, тут же слегка поморщившись от боли, и пошел к выходу.

— И на будущее, Саша. Я не потерплю, чтобы в этом доме так выражались. Поэтому по возможности постарайся убрать из своей речи всю нецензурщину, ругань, жаргон и вечное “чеканье”. Спокойной ночи.

Он закрыл дверь, повернул замок, и слышно было, как звякнула связка ключей, а потом все стихло.

Я не любила растрачиваться на эмоции. Слишком сильно чувствовать опасно, особенно на улице. На улице и так холодно, чтобы еще внутренне перегорать. Но тогда, в темной спальне, сидя на мягкой кровати, я первый раз в жизни позволила себе глухую ненависть.

Глава 3.

Человеку, росшему в культе силы, тяжело научиться уважать ум. Александра

Если у человека жизнь находится в подвешенном состоянии, то он редко когда будет строить планы на будущее. Ибо а нафиг это надо. Если посмотреть с другой стороны, то именно этим и будет заниматься человек, живущий как балансирующий на канате гимнаст, хотя бы для того, чтобы придать своей жизни стабильности и равновесия, пусть и в мыслях. Но второй вариант чаще всего перевоплощается в мечту, еще чаще - в несбыточную, и поэтому несет одни только разочарования.

Стоит сказать, что я была именно тем человеком, который никаких планов не строит, предпочитая жить сегодняшним днем. Но даже прагматичная я подразумевала, что мой комфортный плен когда-нибудь закончится. И мое “когда-нибудь” в мыслях наступало намного раньше, чем все вышло в действительности. Хотя я нисколько не сожалею, считая глупым занятием сожалеть о прошедшем. Только нервы тратить.

Пришлось признать, что Марат сильнее меня. В то время я жила по простым, диким, но таким понятным законам, одним из которых был закон силы. Что-то вроде закона дикой природы и выживаемости для меня. Одному выжить непросто. Невозможно, по большому счету. Все роли и места поделены и распределены между сильными мира сего. Поэтому около таких вот сильных - типа того же Барса, с которым я познакомилась в Москве, - и формировались группы, уважающие и признающие их силу.

С Маратом вышло точно также. Не сразу, но я признала его сильнее себя, хотя и не сдалась. Вообще сложно так четко определить, когда произошел перелом, сдвиг в сторону враждебного нейтралитета. Все лучше, чем неприкрытая вражда. Но я признала его силу, его возможности. И все, что мне оставалось на тот момент - пойти с ним или пойти против него. Хотя и так понятно, что я ничего не могу ему сделать. Значит, оставалось смириться. На время. Потому что в любой, даже маленькой стае всегда однажды найдется тот, кто бросит вызов и выиграет. Просто чтобы выиграть, мне нужно время. Чтобы стать сильнее, чтобы изучить врага - а несмотря ни на что сначала я воспринимала своего тюремщика только как врага и ничего больше.

В доме Марата воцарилось спокойствие. Я не лезла ему под руку, старательно не привлекала внимание и была тиха.

Конечно, он меня тогда не запер и не посадил на замок. По крайней мере, днем мне разрешалось выходить из комнаты, поэтому я сидела в зале и смотрела телевизор. Вечером возвращалась в комнату, и Марат щелкал замком. И так изо дня в день. Правда, теперь я не кидалась на мужчину с ножом и вообще, старалась с ним не разговаривать, объявив тем самым молчаливый бойкот.

Мое поведение Марата только смешило. И если поглядеть на эту картину как бы со стороны, с высоты моего сегодняшнего возраста, постараться взглянуть на все глазами Марата - это детский сад. Сидит вся такая побитая, болезненно-худая, бледная как смерть, почти побритая налысо девчонка, и только зло сверкает огромными глазищами, напоминающими две бесконечные бездны на узком, худом лице. Жутковато и смешно.

И другой человек, возможно, не выдержал бы такого и наверняка сорвался. Или еще что-нибудь. Но только не он. Марат даже тогда понимал меня как никто, да и глупым никогда не было. Ему хватало ума ко мне не лезть раньше времени, не жалеть меня и не пытаться втереться в доверие. И еще ему хватало ума не пытаться внушить мне доброе, вечное. Он переделывал меня, конечно, но не сразу. Да и потом, когда уже принялся за меня всерьез, не навязывал избитые идеалы. Зачем, если он сам то в них не верил?

Но тогда до воспитания было далеко. Тогда самым главным было не поубивать друг друга. Иногда на меня накатывало - внезапно и сильно - что я еле сдерживалась, чтобы на него не кинуться. Останавливало одно - оценивающий и насмешливый взгляд Марата, проникающий глубоко внутрь. Он словно подстегивал меня. Мол, давай, чего ждешь? Попытайся. Я еще раз окажусь сильнее, а ты слабее. Это меня в какой-то степени останавливало, хотя я скрипела зубами со злости и раз даже разбила какую-то вазу, попавшую под руку. Марат только меланхолично пожал плечами и принес веник, который незамедлительно мне вручил.

— Мне эта ваза всегда не нравилась. Но в следующий раз поаккуратнее, Саша. В этом доме есть много вещей, которые мне дороги. И не советую тебе играть в русскую рулетку, выискивая, какие где.

Марат был странным. Иногда до противного спокойный и невозмутимый, он, казалось, все контролировал. А иногда взрывной, бешеный. Именно бешеный, никак себя не сдерживающий. И тогда надо было обходить его десятой дорогой, потому что в такие минуты он сначала делал, а только потом думал.

При всей своей самодостаточности, он оказался человеком болезненно-самолюбивым. И неизменно скатывался в неистовую ярость, когда я затрагивала его чувствительное и восприимчивое самолюбие.

Как-то мы ругались с ним, я снова порыкивала на него и взбрыкивала, пытаясь ослабить узду, которой меня Марат сдерживал, а потом сорвалась, снова начала посылать его, громко, грязно. Чего мужчина не терпел - оскорблений по отношению к себе.

Ссора зашла очень далеко. Марат тоже разорался, психанул, в сторону полетела тарелка. Когда столовый фарфор врезался в стену и разлетелся на мелкие осколки, меня подстегнуло что-то изнутри, и вместо того чтобы уйти и оказаться в безопасности, я кинулась на мужика, засадив ему коленом в пах. Дралась не на жизнь, а насмерть. Но даже дезориентированный, Марат смог меня скрутить, прижав к стене. Локтем надавил мне на горло, перекрывая воздух, да еще и заставил приподняться на носочки, чтобы позорно не висеть в воздухе.

— Чурка, - зло прохрипела ему в лицо и задергалась сильнее, впиваясь сломанными ногтями в огромные руки. - Убери от меня грязные руки!

Вот тогда я действительно не сомневалась, что он меня убьет. Это было что-то, до сих пор страшно вспоминать. В конечном счете у Марата, видно, промелькнуло сознание и он меня от греха подальше кинул во вторую комнату, закрыв на замок. Тогда я была даже благодарна знакомому щелчку и почувствовала себя в безопасности. Больше никогда я себе такого с Маратом не позволяла. Уроки, тем более практические, я схватывала налету.

Первые несколько недель мужчина не выходил из дома. Боялся, наверное, оставлять меня одну здесь. Зато раз в неделю к нему приезжал какой-то друг, после которого на кухне оставались сумки с продуктами. Я ни о чем не спрашивала, к тому же Марат оставлял меня в комнате, и друга этого, по крайней мере тогда, я не видела.

Конечно, мужчина не собирался оставлять все на мое усмотрение. Он меня постепенно, незаметно приручал, медленно и неспеша проникая под кожу и узнавая меня. Лично я не хотела узнавать о Марате ничего. Это новая степень доверия, шаг навстречу друг другу, если так угодно, возникновение особой доверительной близости. Особенно между людьми, проводившими круглые сутки в замкнутом пространстве. Я этого не желала.

Мне не нужна тогда была история человека, с которым я планировала расстаться, как только появится возможность. Это то же самое, что спрашивать у каждого прохожего его биографию. Бред, вот честно. И Марат для меня был таким же случайным прохожим. У меня не возникало потребности знать о нем что-либо, сближаться, проникать ему в душу - а воспоминания обладают способностью сближать людей.

Зато Марат мной интересовался. Нет, конечно, он не садился напротив меня с умным видом и не заставлял детально вспоминать прошлое, а делал все постепенно, в разговоре, совершенно неожиданно, заставляя меня теряться от того, что кому-то важно знать те или другие факты обо мне.

— Саш, а сколько тебе лет?

Я смотрела телевизор, Марат читал что-то и как бы между прочим, не отрывая глаз от страниц, поинтересовался моим возрастом. Я только покосилась на него и сильнее поджала под себя ноги.

— А че?

— Саша, - с нажимом произнес Марат.

Скривившись от отвращения, я исправилась:

— А что?

— Просто интересно.

— Хм. Ну а че…что мне за это будет?

Он качнул головой, скрывая издевательски-ироничную улыбку.

— Это всего лишь вопрос.

— Тогда не скажу.

— Хорошо. Что ты хочешь?

— Сигарету, - не давая ему закончить, нашлась я.

Те две сигареты, которые я стрельнула еще у щербатого, безвозвратно исчезли, как и моя старая одежда. Марат тоже курил, но пачку от меня всегда прятал, вроде бы и не специально, но все равно как-то подозрительно.

— Зачем?

— Любоваться на нее буду, - не удержалась и съязвила в ответ. - Не тупи. Курить хочу.

— Ты куришь?

— Еще и пить люблю, представляешь? Водочки нет? - насмешливо заулыбалась. Знала, что с огнем играю и безбожно дразню, но сейчас Марат был спокоен, поэтому можно было попробовать. - Серьезно. Я уже три недели ни затяжки. Дай сигарету, а?

Он недовольно нахмурился, сведя брови на переносице. Блин, точно ведь не даст. Но пока Марат молчал, я продолжала надеяться. Наконец, он вытащил из кармана пачку, сломал сигарету пополам и дал мне ту часть, что с фильтром.

— Ты шутишь?

— Или это, или ничего, - невозмутимо парировал мужчина, не придавая значения моей растерянности.

— Я курить хочу!

— И я безумно за тебя рад.

Он протянул ладонь с половинчатой сигаретой и выжидающе замер. Это что, он снова пытается мной управлять? Снова запихивает меня в рамки? Что дальше? Чем больше я смотрела на подобие сигареты, тем больше злилась. И Марат это чувствовал. Но ему, как всегда, было все равно на мою злость. Выражение лица неуловимо изменилось, снова стало скучающим, и рука сжалась, сминая полсигареты.

— Отдай, - я рванулась за его рукой и попыталась разжать крепко сжатый кулак. - Дай мне.

— Я предлагаю только один раз, Саша. И торговаться со мной нежелательно. Мне это не нравится.

— А мне здесь не нравится! Ты не нравишься! Все не нравится!

— Не мои проблемы.

— Ссссу… - под тяжелым взглядом я захлебнулась так и не высказанным ругательством и с досадой подскочила, направляясь в свою комнату. - Когда-нибудь я тебе за все отомщу! Именно тогда, когда ты не будешь этого ждать! - его расслабленная поза, широко расставленные ноги и легкая самодовольная улыбка раздражали еще сильнее. Я не была сильна в эмоциях, но постаралась вложить в обещание всю свою уверенность и ненависть: - Запомни мои слова, Марат, - первый раз в жизни я называла его по имени, - я не размениваюсь по мелочам. Ты тут не один такой крутой. Я все помню и никогда тебе ничего не прощу.

В первый раз за наши странные отношения я не скатилась до банальной брани, коей всегда заканчивались наши ссоры. В первый раз я попробовала поговорить с ним как с равным, показала ему, что тоже человек. Он хотел вежливую меня? Он ее получил.

Вечером Марат зашел ко мне и положил на прикроватную тумбочку одну сигарету. Целую. И спички. Молча стоял, нависая надо мной, а потом направился к выходу.

— Четырнадцать, - понеслось ему вслед.

Марат лишь дергано кивнул, но не обернулся.

Глава 4.

По-настоящему добрыми людьми бывают только блаженные.

Александра.

В то время, когда я жила у Марата, меня не интересовало, почему он оставил меня у себя. Нет, конечно, периодически в моем мозгу всплывал этот вопрос, но как-то вяло, чаще всего на границе сна и яви, когда мозг уже спит, а тело немного сопротивляется, но идет следом. К тому же я оставила этот вопрос на откуп ей. Ее он не отпускал никогда, крепко держа сознание острыми клещами. Интересно, что чувствует человек, тративший целые годы на поиски истины, правильного и верного ответа на один-единственный вопрос? Тративший и так и не нашедший? Я не знаю. Возможно, разочарование. Или потерю смысла жизни - ведь она возвела поиски истины в своеобразный культ. Все искала, искала, не давая забыть ни ему, ни себе. Сколько жизни она отдала на поиски простого ответа, который был известен всем другим, да и ей самой тоже, пусть и в глубине души?

Но это все будет позже. А тогда я просто не загонялась. Жила, наслаждаясь вкусной и горячей едой, всегда присутствовавшей у Марата вдоволь. Как бы страну не шатало из стороны в сторону в те годы, дом Марата всегда был безопасной крепостью. Во всех смыслах. Что бы ни творилось за стенами, в самих стенах все было спокойно и без потрясений. Это касалось и достатка, и благополучия, и еды. Всего.

У Марата был телевизор, который с появлением меня в этом доме, работал круглыми сутками. Я, многие годы лишенная каких-то интересов, тех или иных вещей, оказалась жадной до всего нового. Половину жизни я только и делала, что пыталась выжить. Сначала с братом, потом одна. Борьба за выживание занимала даже не главное место в моей жизни, а единственное. Не было ничего другого.

А вот теперь появилось. И я с интересом смотрела фильмы, передачи, и хотя тогда у Марата было всего лишь пять-шесть каналов - смех, если сравнивать с сегодняшним временем - я садилась на полу рядом с телевизором и щелкала их, щелкала. Смотрела все - даже рекламу, глупую, тупую и смешную. КВН вот тоже. И этот КВН стал одной из точек нашего соприкосновения с Маратом. Поначалу это было даже дико и странно - будто у нас что-то может быть общее. Сначала я только язвительно хмыкала, но видя неприкрытый интерес Марата, да и сама испытывая любопытство, язвительность свою потихоньку откладывала в сторону.

— А почему ты сам не хочешь выступать? Ты ж в универе учишься. Наверняка у вас что-то такое есть, - туманно то ли предложила, то ли полюбопытствовала я.

— Не хочу.

— Но тебе же нравится.

— Смотреть, но не участвовать, - поправил меня Марат. - Это разные вещи. Я могу любить джаз, но это не значит, что я стану музыкантом.

— Сравнил, - пренебрежительно фыркнула я, почесав нос. - Это шоу, а это музыка. Туда, наверное, талант нужен.

— А здесь не нужен?

— А че ты меня спрашиваешь? Откуда я знаю?

Не любила я вопросы, которые задавал мне Марат. О чем бы ни спрашивал. О погоде, или о вкусах. Или еще о чем-нибудь. Мне казалось, что таким образом он старается проникнуть в мои мысли. Правда, все равно привыкала и потом уже находила удовольствие в наших с ним разговорах. Потому что Марат стал тем единственный, с кем я могла в то время общаться, и тем единственным, с кем я могла общаться, не таясь и не строя из себя кого-то, кого хотели видеть в тот или иной момент. Этот чурка уже видел меня в моем настоящем виде. Так чего стесняться? Своих мыслей и взглядов? Так он с самого начала знал, что я не ангел, да и ему до крыльев и нимба далеко.

Человек ко всему привыкает. Так и я почти привыкла. К Марату, к его дому и такой жизни, которую он мне дал, пусть сначала и против моей воли. Я освоилась и стала чувствовать себя в этой двухкомнатной квартире почти как дома, за учетом некоторых деталей, которых сама не замечала. Замечал Марат.

Надо сказать, что он не мог постоянно сидеть со мной дома. Насколько я поняла, он учился на юрфаке в московском университете, к тому же был едва ли не лучшим студентом курса. Про лучшего студента курса я потом узнала от нее, так как Марат при всем своем самолюбии, хвалить самого себя не любил.

Хотя узнав, что мой тюремщик - примерный студент, я не удивилась. Сколько мы проводили времени взаперти, столько Марат проводил времени за учебниками. Постоянно с какими-то книгами, журналами и газетами. Еще бы он не был самым лучшим. В этом весь Марат.

И, конечно, настало время, когда Марату пришлось вспомнить о реальном мире и реальных делах. Таскать меня за собой он не мог, оставлять одну здесь - видимо, еще боялся. Но к концу месяца я уже не рвалась так на улицу, придумывая множество отговорок, и не для парня, а для самой себя. Правда, тогда я и мысли не допускала, что оправдываю сама себя. Так бывает, когда нужен предлог, чтобы сделать то, что хочется, но что нельзя по своим вроде бы правильным принципам. И ты начинаешь прокручивать сто и одну причину, из-за которой не можешь сделать так или так. К моей чести, такое у меня быстро прошло, а потом я об этом уже и не задумывалась.

Первый день “не вместе” прошел замечательно. Лично у меня. Я была предоставлена сама себе и, пользуясь случаем, обшарила всю квартиру. Нет, я ничего не своровала и даже поставила на свои места, как было, но разведать обстановку было нужно. Мне хотелось уверенности, наверное, и знание окружающей действительности мне эту уверенность давало.

У Марата было много книг. Целый шкаф, тянущийся от угла до угла, и в высоту доходивший до потолка. На верхних полках, правда, лежало какое-то барахло, но его я трогать не стала. А вот книги посмотрела, тем более, здесь было много книг с картинками. И даже нашла одну красочную энциклопедию, с красивыми зданиями, картинами и скульптурами. Я ее долго рассматривала, очень долго, по несколько минут зависая на каждой странице и трогая матовую толстую бумагу пальцами. Я не знала, что это было, но явно не Москва. Хотя, что я из этой Москвы видела? Три двора и две улицы? Решила спросить у Марата. Позже.

В общем, если я провела тот первый день спокойно и без нервов, то мой тюремщик, наверное, чуть не поседел. Вечером Марат горячим ветром влетел в квартиру и первым делом нащупал меня взглядом. А что я? Я сидела как всегда в углу, на диване, уютно поджав под себя ноги.

— Не волнуйся, квартиру не спалила, - хохотнув, успокоила я. - Все в целости и сохранности. И даже на месте.

Он все еще подозрительно оглядывался, теперь избегая меня и сосредотачиваясь, скорее, на окружающей обстановке.

— Все нормально?

— Как видишь, - непринужденно пожала плечами и размяла шею. - Ты бы разулся, что ли.

Мое замечание проигнорировали. Да ладно, больно надо. Все равно ему убирать. Хех, а еще меня манерам учит. Чурка.

— Звонили?

— Нет.

— Вообще?

— Я же сказала. Отвали уже.

Он кивнул, когда разговор стал таким, к какому мы привыкли. По крайней мере, я. С привычными вещами спокойнее.

— Ты ела?

Марат прошел в коридор, разделся и зашуршал пакетом. В животе у меня заурчало.

— Нет. Че принес?

Любопытство и голод потянули меня на кухню за Маратом.

— Что принес.

— Ну. Что принес? - исправилась я, не придавая значения замечанию.

— Икру.

Присвистнула. Никому не запретишь жить красиво.

— Какую?

— Красную, - он с любопытством на меня покосился, не прекращая разбирать сумки и хозяйничать. - А есть разница? Можно подумать, ты ела.

— Ела, - издевательски скривилась, корча мужику рожу. Иногда он меня выбешивал своим превосходством. - Представь себе.

Расспросы прекратились, а через полчаса мы с удовольствием ужинали. В еде я никогда не была прихотливой.

Стоит сказать, что теперь мне приходилось приспосабливаться жить одной без надзора Марата, к которому я привыкла. К надзору, в смысле. Но постепенно напряжение, с которым парень покидал квартиру, рассеивалось и пропадало, уступая место спокойствию. Привычные вещи.

Но, даже проводя много времени где-то, Марат не уменьшил наблюдение и контроль надо мной. Тонко подмечая все особенности и детали моего поведения.

— Почему ты ничего не ешь? - спросил как-то Марат, придя с универа поздно вечером. - Еда же есть.

— Я ем.

Марат не доставал, захватив меня в плен своих вопросов. Упертый, зараза.

— Ты всегда меня дожидаешься. Зачем?

— Не от большой любви. Отвали от меня.

Сегодня он оказался не в настроении, и терпеть меня был не намерен.

— Саша, - с угрозой протянул он.

— Слушай, че ты от меня хочешь? Мне, может, в туалет ходить по расписанию? Когда ты скажешь?

— Не ори на меня. Не доросла.

— Отъе***ь.

— Давно не получала? - с особым выражением глаз Марат вплотную приблизился и навис надо мной темной, тяжелой и обволакивающей тенью. Он был слишком. Весь из себя слишком, и иногда мне ко мне приходила кощунственная в своей правде мысль. Мне никогда не стать сильнее его. Не вырасти. Рядом с ним. - Я тебя нормально спросил. Что за очередные психи?

— Что ты ко мне пристал?! - я с ногами вскочила на диван, который даже не прогнулся от моего веса. - Лезешь, лезешь ко мне. Ты меня задрал со своей заботой, понятно? Это не делай, то не делай, туда не ходи! Не хочу я жрать, понятно теперь?! Не хо-чу!

— Прекрати орать! - рявкнул Марат, и от его крика-рыка содрогнулись стены.

— А ты прекрати ко мне лезть!

— Я о тебе забочусь, дура!

— А мне не нужна твоя забота! Ничья забота не нужна!

Он тяжело задышал, как разъяренный бык, пристально глядел мне в глаза, и становилось страшно, когда это дикий, свирепый взгляд был в десятке сантиметров от моего лица. А вкупе с той мощью и скрытой яростью, которыми Марат в полной мере обладал, это как дразнить голодного крокодила. Я в жизни не видела крокодила, только по телевизору недавно, но сейчас, застыв статуей самой себе, я вспомнила ту передачу. И крокодила, который беспощадно рвал и драл другое животное. А перед лицом разозленный Марат.

Наконец, он выругался себе под нос, больно обхватил меня за предплечье и сдернул с дивана. Я чуть носом вниз не упала, но Марат меня почти сразу же дернул на себя и понес к комнате. Едва ли не за шкибот, швырнув в проход как котенка. На пороге я споткнулась и бедром врезалась в прикроватную тумбочку.

Псих. К тому моменту, до ссоры, ненависть притупилась. Хотя интересно, почему говорят, что чувства притупляются? Неправда. Просто человек не может испытывать только одно чувство. Будь то ненависть или любовь. Или еще что-нибудь. Эмоции просто наслаиваются друг на друга. Как слоеный торт. Мне кажется, что так природой специально задумано. Чтобы человек сам не потонул в собственной эмоции, чтобы не разорвался под крышесносной похотью или адской ненавистью. Что же будет, если все станут моночувствующими? Мы будем психами, сдвинутыми по фазе.

Но это я сейчас так думаю. А тогда я, только успокоившаяся, вновь разозлилась, и моя ненависть, припорошенная чем-то еще, заботливо очистилась и снова всплыла на поверхность кожи, так что вздумай чурка в ту минуту сунуться в комнату, я бы его избила.

Когда перевалило за час ночи, Марат осторожно вошел в комнату, ступая как большой и тихий кот.

— Ты спишь?

Долго думала, отвечать или нет. Наконец, нелюбезно выплюнула:

— Нет.

— Пойдем есть. Пока ужин горячий.

— Не пойду.

Он скривился, как от боли, потер переносицу, а потом и глаза.

— Саш…

— Что еще?

— Пожалуйста, прекрати. Хотя бы не сегодня. Я устал, а тут еще ты со своими концертами. Просто пошли поедим, а потом будешь дуться.

Я отвернулась к стене и демонстративно накрылась одеялом с головой. Марат страдальчески вздохнул и, потоптавшись минуту, вышел, тем не менее, оставив дверь открытой. Курицу пожарил, изверг?

Лежать и дуться долго я не могла. Я была голодной, и физический дискомфорт волновал меня больше, нежели духовной. С выражением величайшего одолжения на лице я вползла на кухню. На столе уже стояла тарелка, наполненная до краев. Рядом лежала вилка. Типа, знал, что я приду? Ну-ну.

Чурка на меня не смотрел. И только когда я поставила тарелку в раковину, он меня остановил, перекрыв мне путь, и попросил, на этот раз без присущего ему высокомерию и вызова:

— Ты можешь брать в этом доме, что хочешь. В том числе и еду. Если ты поешь, если даже съешь все, что есть в холодильнике, я ничего тебе не скажу. Не считай это одолжением, подачкой или воровством. Это просто еда.

— Еще чего, - гордо задрав нос, я сделала независимый вид. Толкнула Марата в плечо, вынуждая отойти и пропустить меня. - Если бы хотела, я бы взяла что угодно. Не думай, что ты такой крутой. Я делаю, что хочу. Захотела бы - обшмонала тебе всю хату, оставив ни с чем. Дай пройти.

Он не спорил, пропустил и даже не пошел следом, чтобы закрыть комнату на замок. А я быстрее юркнула под одеяло и задумалась.

Все-таки беспризорники гордые. У таких как я, своя, больная и раненая гордость. Свой кодекс, своя честь, непонятная и непринимаемая обычным миром. Предательство, воровство, убийство, ненависть, любовь, верность - у нас все эти понятия есть. И даже куда более четкие и ясные, чем у добропорядочных людей, живущих обычной жизнью. Просто они другие, не всегда применимые к миру, где люди юлят между законами государства и насаждаемой морали. Нам проще. И чем старше мы становимся, тем проще становится.

Мое поведение было продиктовано той гордостью, которая напоминает вызов раненого зверя, порыкивающего на лекаря, пытающегося вылечить его. Я не хотела быть обязанной Марату. Не хотела без спроса брать у него что-то, внутренне приравнивая это к воровству. В моих действиях и мыслях тогда проскальзывали уличные законы, углы которых стерлись со временем. Но тогда мне казалось это предательством - взять что-то у него без него. Воровать у человека, помогающего тебе, победившего тебя - не есть хорошо. И почему-то я, дикая, нелюдимая и выросшая на улице, это четко осознавала.

Глава 5.

Оксана.

Стоило мне уехать на полгода, как наша жизнь внезапно изменилась. Причем самого этого изменения я не уловила. Так часто случается, когда происходит что-то важное. Ты никогда не знаешь, важное ли это событие в твоей жизни или нет. Об этом ты можешь рассуждать потом, позже, оглядываясь назад и как бы прикидывая, сколько в твоей жизни поменялось после какого-то поступка.

Тогда я просто приехала из Чехии, куда ездила учиться по обмену. Я была радостной, очень счастливой, истосковавшейся по родной стране и родным людям, которых долго не видела. Но меня волновали не все люди. Я жутко скучала по Марату. Я хотела его видеть, обнимать и целовать, зная, что после долгой разлуки поцелуи окажутся еще слаще, губы - еще прянее, а объятия - только крепче.

Он не смог вместе со мной поехать в Чехию. Хотя у него были все шансы. Он же лучший студент на своем курсе, пример для подражания, причем для многих. Очень многих. Марат всего добивался сам, и люди его за это уважали. Некоторые даже боялись, хотя лично я не могла понять, как можно его бояться.

Но съездить вместе у нас все равно не получилось. Мой папа мне все-таки немного помог, хотя я и без его помощи бы поехала. Папа мог помочь и Марату, но характер у него был не такой. В смысле, у папы. Хотя по сравнению с другими молодыми людьми, Марат у отца пользовался уважением, и папа очень часто прислушивался к мнению моего молодого человека. А вот с поездкой помогать не спешил. Из-за чего я безумно расстраивалась. Это же был такой шанс - полгода с Маратом наедине. Только он и я. Мы вместе, далеко от всего мира. И я не уверена, что будь мы с Маратом вместе в Чехии, я бы торопилась так оттуда уехать.

Но теперь я ехала в такси, подпрыгивая от нетерпения и выглядывая в окно, в надежде ухватить взглядом знакомый дом, подъезд. Я всей душой рвалась домой - не к родителям, а именно домой. К Марату.

Таксист помог мне выгрузить чемоданы, даже занес их на второй этаж, и, забрав деньги, легко выбежал на улицу. Я же кинулась на Марата, крепко обхватив его ногами за талию, а руками - за шею. Я была как голодная, дорвавшаяся в один момент до любимых яств. Марат тоже был рад и немного удивлен тем, что я приехала раньше срока. Но я не могла. Не могла больше в маленькой, красивой и такой одинокой Праге без него.

— Ксюша? - удивленно вскинул черные брови вразлет Марат и застыл в дверях. Я радостно кивнула, ослепительно улыбаясь, и влетела в теплые, большие объятия, в которых могла с легкостью затеряться. - Ты что здесь делаешь?

— Я приехала! Марат, как же я соскучилась!

Счастливо рассмеялась - звонко, так что мой переливающийся колокольчиками смех отскакивал от исписанных ругательствами и признаниями в любви стен. Не умела никогда прятать эмоции, особенно когда они сильны. Вот и сейчас еле сдерживалась, чтобы не начать прыгать от радости. Я дома. Наконец-то дома.

— Я так соскучилась, - я лихорадочно шептала, обхватывая слегка колючие щеки. Без меня даже побриться забывает. - Я дома!

Он гортанно рассмеялся, откинув голову и сверкнув белозубой улыбкой.

— Дома.

Я снова притягиваю его голову ближе, путаясь пальцами в отросших черных прядях. Мне мало его, мне хочется больше. И Марат это чувствует, он дает мне больше, сильно сжимая в объятиях, так что трещат кости. Я удивленно охнула и оторвалась от его губ, встречаясь взглядом с потемневшими серыми глазами, которые смотрели на меня со знакомой заботой, нежностью и присущим только им выражением вызова всему миру.

— Ты собралась прямо на лестнице? - дернув кадыком, поинтересовался парень, кивая на лестничную клетку позади нее. - В принципе, я не против, а очень даже за…

В его голосе столько решимости и обещания, что зная Марата, я понимаю - он действительно не против. А очень даже за. Его “за” я ощущаю, внутренне сжимаясь от желания. И только потом до меня доходит смысл его слов! Господи, мы же на лестнице! Тут соседи, дети ходят. А входная дверь по-прежнему нараспашку, чемоданы перегородили проход, а мы…

Я ласточкой спрыгиваю с его рук, влетаю в квартиру и прислоняюсь лбом к стене, пытаясь скрыть смущенный, густой румянец. Марату нравилось мое смущение, он всегда наблюдал за мной в такие моменты со скрытой, прячущейся в уголках губ улыбкой. А от его внимания я краснела еще больше.

Кошмар! Что я делаю?! А ведь из нас двоих именно Марат любит раздвигать границы дозволенного, играть с ними, правда, никогда их не переступая. Ему нравилось смущать меня, но он всегда вовремя останавливался. А я сама…почти что на глазах у всех…

Марат мягко рассмеялся моему стыду и, проходя мимо, скользнул широкой ладонью по бедру, приподняв подол свободного платья.

— Я подарки привезла.

— Это все подарки? - слегка удивленно уточнил парень.

— Нет. Я прямо с аэропорта к тебе приехала.

— Домой не заезжала?

— Нет.

Он понятливо кивнул и с легкостью внес несколько чемоданов в тесную прихожую, заставив меня потесниться.

Я сбросила легкие босоножки, потянулась, разминая шею, и пошла мыть руки. Даже усталость отошла на второй план, уступая место счастью и радости.

Мы познакомились два с половиной года назад. Я тогда только поступала, а Марат уже учился. Первый раз я увидела его на перваке, окруженного толпой друзей и девушек. С друзьями он был раскован, весел и видно было, что он свой в доску. С девушками же держался вежливо, каждой улыбаясь и к каждой прислушиваясь, но, тем не менее, держа их на расстоянии и никого не выделяя. Меня тогда это больше всего поразило. Обычно, если молодые люди пользуются успехом у противоположного пола, то пользуются на всю катушку, позволяя себе мыслимое и немыслимое. Именно это мне врезалось в память, и только потом я обратила внимание на внешность, когда уже Марат оказался рядом со мной.

— Привет, - я опустила глаза вниз и затеребила подол длинной кофты, которую привезли мне родители из Франции. Мне казалось глупым стоять рядом и молчать. - Я Оксана.

— Марат, - он протянул мне руку и со всей серьезностью пожал. Но ладошку мою не выпустил, как будто забыл о ней. Сжимал в своей смуглой руке, на фоне которой моя казалась почти болезненно-бледной, и рассматривал. Наконец, медленно поднес к губам и скользнул по нежной коже, заставив меня шокированно замереть и растерянно хлопать глазами. - Очень приятно.

Я только открывала и закрывала рот, не в силах выдавить ни слова. Мы были в лесу, на поляне, рядом с нами куча народу, слева доносится аромат шашлыков. А он целует мне руку. Как настоящей леди.

Он меня смутил и прекрасно это понял. Отпустил мою безвольно повисшую лапку, еще раз улыбнулся и отошел, за что я ему была бесконечно благодарна в ту минуту.

Позднее я успокоилась и попробовала рассуждать здраво. Но стоило мне вспомнить, как его губы осторожно скользнули по руке, а потом слегка втянули нежную кожу, становилось душно и нехорошо. Я не знала, что с этими ощущениями делать. А Марат мелькал на горизонте все чаще.

Тогда я начала присматриваться к нему. Черноволосый, с иссиня-черными блестящими волосами, кончики которых касались щек. Часто щетинистый, как будто забывал побриться, но это добавляло ему определенного шарма и красоты, совершенно не портя. Острые, резко очерченные черты лица становились еще четче, словно вырезанные из грубого камня. Хищный профиль, явно не русский. Но тем не менее, Марат меня привлекал именно несоответствием внутреннего и внешнего.

Внешне он был донжуаном, во всяком случае, походил на такой тип мужчин. Роковой, от которых голову теряют. А внутренне он постоянно держался с достоинством, очень избирательно относясь к контактам. Будучи популярным в университете, он не имел репутации бабника и не слыл веселым шалопаем, который ничего не делает, но которому, тем не менее, все удается. Марат производил впечатление не по годам взрослого молодого человека, ответственного, решительного и надежного.

Я не любила хулиганов. Хотя все считали меня хорошей девочкой, тяги к плохим мальчикам у меня не наблюдалось. Я была хорошей девочкой, но еще и с головой на плечах.

Чем больше мы с Маратом сталкивались, тем больше я им очаровывалась, подмечая жесты, привычки и вкусы. Как-то раз получилось, что у нас образовалось общее окно, и мы с ним столкнулись в читальном зале. Именно тогда в первый раз Марат позвал меня на прогулку, и я пошла, хотя обычно с недоверием относилась к такого рода предложениям.

Вначале я жутко робела, и в голове крутилась только одна мысль - зачем это все Марату? Рядом с ним крутится множество девушек - более красивых, более уверенных и раскованных. Я не была дурнушкой, я была симпатичной, по-милому симпатичной, но этого мало. Что его могло во мне заинтересовать? Что во мне такого, что привлекло его? Я не знала.

Но Марат мою неуверенность в себе и скованность без усилий разбивал, вовлекая в интересные беседы, разговаривая меня и заставляя держаться свободней. Он был интересным собеседником, и даже шутки у него никогда не отдавали пошлостью. Ни разу он не перешел ту грань.

— Ты родился в Москве? - я попробовала узнать о нем побольше. И вначале вполне была готова встретить отпор и сопротивление, но Марат рассказывал о себе спокойно.

— Нет. Я далеко родился. Здесь у меня бабушка осталась. Дедушка умер, а бабушка одна. А я единственный внук.

Какой еще человек приедет в совершенно другой город, далеко-далеко, чтобы заботиться о бабушке? А с Антониной Семеновной я потом встретилась. И если до встречи с ней у меня мелькала мысль о том, что Марат может быть корыстным внучком, только и ждущим, пока бабуля отправится на тот свет, после встречи с ней мне стало стыдно и неприятно от собственных мыслей.

— Ну что, убедилась, что я не за деньгами сюда приехал? - с мягкой полуулыбкой спросил меня Марат после того как мы вышли из маленькой квартирки. У меня даже уши заалели. - Не волнуйся, Ксюш, это нормально.

— Прости, Марат, - искренне извинилась я, не зная, куда девать глаза и руки.

— Все в порядке.

После того случая сомневаться в Марате не приходилось. Наши отношения взметнулись на новый виток, более доверительный и близкий. Хотя парень меня ни в чем не подгонял и давал мне время.

Я познакомила его с родителями. Конечно, не сразу, примерно через год, после того как мы начали встречаться. И жутко боялась. Марат был вторым парнем, которого я знакомила с папой и мамой. К тому же папа, не отличавшейся тактичностью, мог сказануть что-нибудь такое, отчего мне будет потом тяжело смотреть в глаза. Я волновалась. А Марат - ни капли.

— Все будет хорошо, - уверял он меня, согревая голые плечи. Через секунду я оказалась закутанной в черный пиджак. Стало теплее. - В грязь лицом я не ударю.

Я покраснела.

— Зачем ты так? Не в этом же дело!

— А в чем?

— Ты просто папу моего не знаешь. Он как скажет что-нибудь…он просто может, не подумав…

— Я же сказал, что все будет отлично, - когда он говорил таким тоном, невозможно было не верить. Почти физически. Марат умел своей уверенностью заражать других людей, даже такую трусиху как я. - Да. Да, я верю.

Первая их встреча прошла не идеально, но лучше, чем я могла предположить в худшем случае. Папа у меня был послом, человеком, наделенным авторитетом, поэтому всех людей оценивал по-своему, по каким-то своим критериям.

— Вы татарин? - бесцеремонно поинтересовался папа в первую минуту знакомства, заставив меня судорожно сжать стальное предплечье Марата.

— Нет. Чеченец. Наполовину.

— А на вторую половину татарин?

— Русский, - ничем не выдавая своего неудобства или волнения - если они вообще были - Марат вежливо и отстраненно улыбнулся моему отцу. - С маминой стороны.

— Вы мусульманин?

— Гоша, - даже мама не выдержала папиной бесцеремонности и дернула мужа за рукав пиджака. - Мы же за столом.

— Так самое время спросить. У них же есть ограничения в еде. Вдруг, ему твое мясо нельзя.

— Нет, я не мусульманин, - Марат отрезал кусок и отправил в рот. - И даже не христианин. Скорее, атеист.

Папа заинтересованно вскинул голову.

— А разве вас не должны были воспитывать в вере?

— У меня была семья с разносторонними интересами и свободными взглядами. С обеих сторон. Так что мне была предоставлена полная свобода, - отчеканил парень, промокнув рот салфеткой. - Светлана Сергеевна, вы чудесно готовите. Очень вкусно.

Мама мило зарделась. Да и я сама, сидя рядом с Маратом, попадала под его очарование. Я уже попала. Правда, сейчас мне выпала возможность наблюдать за ним со стороны.

Мы отужинали, потом папа повел Марата на балкон. Курить. За те двадцать минут я вся издергалась, и даже мама не могла меня успокоить.

— Приятный молодой человек, - отведя ее в сторону, в ухо проговорила мама. - Очень интеллигентный. А он точно без всяких этих…Чадру на тебя не оденет?

— Мама! - с укоризной вскинула я глаза.

— Что? Ты наша единственная дочь, и мы о тебе волнуемся. Вдруг, он перед нами только такой хороший.

— Он всегда хороший, мам. Мы с ним уже год вместе.

— И ты только сейчас мне об этом говоришь. Молодец, дочка, - поджав губы, закивала мама. - Добрый ребенок.

— Ну мам! Ты же видишь, какой у нас папа.

— Ладно, ладно. Извинения приняты.

К этому моменту с балкона вышел Марат с отцом. Оба вроде бы довольные, спокойные. Значит, все прошло хорошо. Марат проверку прошел и с честью выдержал. Хотя и по сей день папа любил ворчать на Марата, не из-за злости, а просто так, как ворчит любящий отец на избранника дочери, по определению недостойного его маленькой красавицы.

— Вот видишь, - парень ласково поцеловал меня в лоб, смахнув русую прядь. - А ты боялась.

— Я не боялась, я волновалась. За тебя.

— Я уже большой мальчик, - сдерживая улыбку, рассказал он страшную тайну. - За меня не надо волноваться.

— За всех надо волноваться. Даже за больших мальчиков. Тем более, я тебя люблю.

— Я тоже.

Не верилось даже, что с того момента прошло почти два года. Два года вместе, не разлей вода. Чем больше я была с Маратом рядом, тем больше влюблялась. Любила. Да, уже любила.

Оставив воспоминания, я закрыла кран, тщательно вытерла руки и направилась в зал. Но увиденное заставило меня замереть посередине комнаты.

На диване, в самом дальнем углу сидел ребенок. Лет десяти-двенадцати на вид, сказать сложно. Я его не сразу даже заметила. Мальчик сидел тихо, не шевелясь, застыв памятником самому себе, и только немигающе смотрел на меня. Абсолютно черными глазами. Возможно, он и выглядел маленьким, но взгляд был какой-то страшный, пробирающий до костей и заставляющий холодеть кровь. Так не смотрят дети десяти лет. Так не смотрят вообще люди.

Я застыла в нелепой позе, боясь шевельнуться. Сама не знаю, почему, но боялась. И не сказать, чтобы от ребенка исходила ненависть, мальчик казался наоборот, замороженно-равнодушным. Но, возможно, именно это и пугало. Даже на руках у меня приподнялись тонкие волоски.

Я могла бы что-нибудь сказать, но слов не находилось. Что говорить? Как? Кому? Откуда этот ребенок? Эти вопросы пролетали в моей голове с бешеной скоростью, а глаза жадно ощупывали болезненно-худое тело ребенка. Мальчишка был одет в одежду Марата, в свитер, который я когда-то ему подарила. Тяжелый свитер крупной вязки закрывал ребенка до колен, дальше висели черные спортивные штаны. Из-под закатанных рукавов выглядывали тонкие запястье, какие-то слишком костлявые. Мальчик сам весь был угловатый, резкий, сплошные острые углы. Острый нос, остренький подбородок, скулы, обтянутые кожей, и только огромные черные глаза, как два омута, выделяющиеся на бескровном лице.

В комнату вошел Марат, и мне стало даже как-то дышать легче. Он почувствовал, - как всегда - понял, что мне нужна поддержка, и встал позади меня, обхватывая за талию и заставляя облокачиваться на него. Я с радостью подчинилась.

— Это Саша, - представил ребенка Марат, успокаивающе поглаживая меня по слегка дрожащему животу. - Саша, это Оксана.

Ребенок промолчал, только сейчас в его черных, матовых глазах блеснула искра интереса и, возможно, насмешки. Но он все равно молча сидел и поедал меня глазами.

Я почувствовала, как позади меня напрягся Марат. Не знаю, что он сделал, но ребенок злобно сузил глаза, рот скривился в недоброй усмешке, раскалывая лицо на две части, и неохотно выдавил:

— Понятно.

— Ксюша моя девушка, - со значением продолжил Марат. - И к ней надо относиться так же, как и ко мне. Это ясно?

— Да.

Его разговор с мальчиком напоминал какие-то команды. Такие же, какие дают диким животным, когда дрессируют. У меня было чувство, что если ребенка не сдерживать, он вполне может кинуться. Зачем Марат его привел сюда?

— Я буду на кухне. А ты пока сидишь здесь. Поняла?

Это девочка?! Я с суеверным ужасом скользнула взглядом по ней еще раз. По темному ежику волос, по скулам, стараясь избегать глаз. Бог мой. Что она здесь делает? Откуда она взялась?

— Поняла. Не ссы.

Марат за моей спиной явственно скрипнул зубами, но промолчал. Обхватил меня за плечи и почти донес на кухню, плотно прикрыв за нами дверь. Только здесь я смогла расслабленно выдохнуть.

— Господи, кто это?! - взвилась я, непонятно от чего дрожа.

Парень устало потер лицо, прикрывая глаза ладонью.

— Это Саша.

— Саша? Ты где ее взял? Ты ее вообще видел?

— И не раз, - невесело усмехнулся Марат. - Она здесь не один месяц уже.

Что еще случилось за те полгода, пока меня не было? Я села, вцепившись двумя руками в табуретку, и приготовилась слушать.

Я слушала и не могла представить то, о чем спокойно рассказывал Марат. Он делал чай и спокойно рассказывал, как эта девочка своровала у него вещи, как он ее поймал и притащил домой. Зачем? Хотя после этого мысленного вопроса передо мной как видение вставала эта девочка. Саша. И я смутно понимала, что Марат не мог ее оставить там, бессознательную и вот такую…прозрачную.

— Не отдавай ее в милицию, - попросила я.

Марат дико вылупился.

— И не собирался. Я ей пообещал, что в милицию не сдам.

— А детдом? Она из детдома?

— Вообще не из Москвы, как я понял, - передо мной поставили чашку с чаем и блюдце с печеньем. - А если и была в детдоме, то очень давно и мне ничего не рассказала.

— А как ее зовут? Что-нибудь еще известно? - не унималась я.

Этот ребенок дикий. И хотя у меня сердце кровью обливается, стоит вспомнить матовые черные глаза, лишенные эмоций, в первую очередь нужно думать о Марате. Эта девочка…неизвестно, как она росла, где, с кем. Она может быть больной, бешеной, наркоманкой…Я не знаю. Я не сталкивалась с такими детьми. Но кто может гарантировать, что она не причинит вред Марату?

— Ее зовут Саша. И как она сказала, ей четырнадцать.

— А остальное?..

— Ничего, - отрицательно качнул головой парень. - Только это.

Не густо, прямо скажем. Но эта Саша не выглядит на четырнадцать.

— Что ты с ней будешь делать?

Он помрачнел и насупился.

— О чем ты? Я не могу ее на улицу вышвырнуть. Ты же видела.

— А если ее в детдом определить? У нас же есть в Москве детдомы. Хорошие. Пойми, Марат, - я удержала его руку в своей, - я за тебя боюсь. А что если она на тебя кинется? Нападет?

— Не нападет.

— Откуда ты знаешь?

— Я с ней живу четыре месяца. И как видишь, пока жив.

Он смеется, а это все серьезно. И даже очень. Это ребенок. Дикий, нелюдимый. Несчастный. В конце концов, она человек, а не зверь.

— Она все время дома сидит?

— Да.

— А твоя учеба?

— Она сидит дома одна.

— И не убегает? - мне не верилось, что она по доброй воле остается здесь. И терпеливо дожидается Марата, к тому же. Парень кивнул. - Не знаю. Я все равно боюсь.

— Она тебя не тронет.

Я почти рассмеялась.

— Ты говоришь о ней, как о животном.

Марат отвернулся, избегая немого вопроса. Что ж…

— Ты оставишь ее у себя? - он кивнул. - И не передумаешь?

— Нет.

— А если она наркоманка?

— Руки чистые.

— Ты проверил?

— С самого начала.

Я только приехала, а уже устала. Не так я представляла себе приезд на родину. Но в одном я с Маратом сходилась - ее нельзя выкидывать на улицу. У меня не поднимется рука ее выгнать. Только если она убежит сама…

— Почему она такая худая? - снова задала я вопрос. Выглядела девочка, действительно, не важно. - Ты ее кормишь?

Марат недовольно дернул бровью.

— Конечно. Она не поправляется.

— К врачу ей надо, - вздохнула я. - К нормально врачу, который ее обследует. Неизвестно, что она нахватала на улице и в каком состоянии у нее организм.

— Документы, Ксюш. У нее нет документов. Нас не примут ни в одной поликлинике.

— У отца была знакомая. Заведующая в диагностическом центре. Я его попрошу. Он договориться.

Марат был расслабленным. Усталым, но расслабленным. А сейчас неуловимо изменился. Где-то под ним как будто всколыхнулось что-то, мелькнуло такое странное. Таким он бывал редко, как будто находился где-то далеко. Передо мной словно вставал другой Марат, бескомпромиссно-решительный. И спорить с ним в такие моменты было самому себе дороже.

— Не говори о ней никому. И родителям тоже.

Не вопрос, и даже не просьба. По тону напоминает приказ. Хотя Марат тут же преподносит слабую улыбку, которая смягчает впечатление.

— Ладно. А что мне ему сказать по поводу врача?

— Скажи, что у тебя подруге нужно показаться. Срочно.

— Ты думаешь, пройдет? - скептически хмыкнула я. Папа сразу заметит, если я начну юлить.

— Пройдет.

Ладно, так и поступим. Я еще раз нерешительно посмотрела на дверь, за которой скрывалась эта девочка. Мне было страшно выходить к ней одной, снова смотреть на неподвижную фигуру и немигающий взгляд. И чувствовать ее пристальное внимание на себе.

Марат подошел ко мне, заставил подняться и бережно обнял, закрывая широкой спиной от всего мира. С ним я была в безопасности, неважно, какая опасность стояла на пути.

— Не бойся, Ксюш, - он отбросил мои длинные пряди за спину и заботливо поцеловал в нос, щеки, лоб. Та нежность, с которой он ко мне относился…Зная, что рядом со мной всегда будет Марат, я могла перестать бояться. И эта неподвижная девочка казалась теперь не такой уж страшной, как пару минут назад. - Все хорошо.

— Будь рядом, - взмолилась я.

— Буду.

Мы вместе вышли в зал - Марат позади меня. Я сразу закопошилась в сумках, краем глаза наблюдая за девочкой. С того момента как мы ушли, она не пошевелилась. Поза та же, что и двадцать минут назад. За моими движениями она не следила, но мне казалось, что она держит меня на поводке своего внимания. По коже прошел холодок, руки у меня слегка подрагивали, а пакеты посыпались из рук. Что эта Саша добивается? Почему она так себя ведет?

— Давай помогу, - парень забрал шуршащие пакеты из моих ослабевших рук, отложил их в сторону и переставил чемоданы и сумки так, чтобы мне было удобнее. - Что сделать?

— Вот, - я показала на красный и синий чемоданы, - здесь подарки. Тебе, Антонине Семеновне…Сам разберешь?

— Конечно, - заверил Марат, убирая вещи в сторону. - Ты домой?

Нервно дотронулась до волос и облизнула губы. Я хотела остаться сегодня с Маратом. И всю неделю, которую должна была прожить в Чехии, провести с ним. Но обстоятельства всегда сильнее. Тогда я не знала, что все только начинается. Что перемены будут дальше, а сейчас - только цветочки.

Я хотела остаться с Маратом, но не могла. Я боялась эту маленькую бледную девочку, а сам Марат…После долгой разлуки особенно сильно бросалась в глаза его усталость. Как он мог столько времени жить с ней в одном помещении? Сколько? Четыре месяца? Я здесь полчаса, и у меня уже все мышцы свело от дичайшего напряжения. Такое ощущение, что все тело звенело, готовясь принять атаку. А тут четыре месяца…Конечно, он устал.

— Да, - я ободряюще коснулась его щеки, чувствуя, как покалывает ладошку. - Родители ждут. Я завтра приеду, хорошо?

— Тогда вечером.

— Почему?

— Я только вечером домой приду.

Значит, весь день здесь будет одна только…Саша. Нет уж, Марат прав.

— Тогда я приду вечером, - мне снова хотелось его поцеловать, но девочка нервировала. Я потянула парня за руку к выходу. - Проводи меня.

И только в темном коридоре, скрытая от чужих глаз, я позволила себе обнять и поцеловать Марата.

Я всегда считала себя добрым, умеющим сочувствовать и понимать человеком. Но если бы я тогда знала, что теперь моей участью станет подбирать крохи с барского стола, довольствовать малым, лишь урывками от любимого… В темноте, как воровка. Воровать собственного любимого, чувствуя себя при этом преступницей…Если бы я тогда все знала, я бы выгнала взашей эту девочку. А еще лучше, я бы вообще не допустила, чтобы Марат с ней столкнулся. Никогда.

Глава 6.

Саша

Это была моя первая встреча с Оксаной. В свою очередь, Оксана стала первой, с кем я говорила после Марата. За столько месяцев с ним я привыкла, что мы одни. Единственным человеком, которого я видела, был Марат. Единственным, кто заходил в эту хату - тоже был Марат. Я никого в этой тюрьме не видела. Только его. Но и надоедливого Марата мне хватало с головой.

Что тогда у меня вызвала Оксана? Да ничего особенного, если честно. Никакой особо ненависти или отвращения. Девка и девка. Но вот удивление - да. Я настолько привыкла, что мы с Маратом здесь только вдвоем, что даже не думала о его девушках. Хотя он был молодым, здоровым парнем.

Но даже не в этом самый цимус. О нет. Оксана была мне неинтересна.

Тогда я первый раз за наше знакомство увидела, как Марат играет. Играет людьми, меняя маски. Это я сейчас признаю его…цинично звучит, но можно сказать, талант. Снимать маски, менять их в зависимости от того, какой человек находится рядом. Марат мастерски играл, позволяя собеседникам увидеть то, что они хотят видеть. Он отлично овладел умением “казаться”, надежно скрыв ото всех способность “быть”.

Меня поразило его умение играть с людьми. Играть людьми. И маска заботливого молодого человека, нежно обнимающего свою милую девушку, была одной из первых, какие я имела честь лицезреть. Это я сейчас так говорю и иронизирую, а тогда я лишь с шоком смотрела на перевоплощение последнего урода в милого парня, успокаивающего свою девушку. Может, я курнула что-то не то? Да не должна вроде.

Я уж было подумала, что сплю или у Марата появился брат-близнец, но парень из-за спины девушки мне состроил знакомую угрожающую рожу, что мне как-то даже полегчало. Это было знакомым, это было нормальным, даже правильным. И я успокоилась.

Именно в ту минуту во мне родилось уважение к Марату. Он был сильнее меня - я его боялась. Он был умнее меня - я его не понимала и боялась. Он предстал передо мной жестким манипулятором, кукловодом - и за это время я первый раз посмотрела на него с уважением. Уважение - не страх, хотя страх для уважения - неплохая основа. Но страх не бывает вечным. Он притупляется и проходит. К тому же мой страх был основан на физическом превосходстве. Ну, и умственном.

Страх - зыбкая почва. Я могу стать сильнее хотя бы тем, что в состоянии схитрить. Возможно, сейчас Марат предугадывает все мои действия, но однажды я его перерасту, стану хитрее, умнее и сильнее. И страх уйдет, оставив место только брезгливости и недоумению. А вот уважение не уйдет.

Правда, и тогда я не задумывалась и его “таланте” как о таланте. Я жадно впитывала другого Марата, чуть не открыв от удивления рот. Я запоминала жесты, движения, мягкие улыбки, которые видела у него впервые - и это все, чтобы не напугать свою кралю.

Я не была романтиком, идеалистом, и прочей радужно-розовой дребеденью не страдала. И у меня не возникло мысли, что его поведение - плод большой и чистой любви. Бла-бла-бла, любовь меняет человека, заставляет его смотреть на мир по-другому и прочая, прочая лабуда…Бред это. Настоящая любовь не меняет. Она просто находит два камня, дополняющих друг друга, слегка обтесывает их и соединяет. И то, что камень становится обтесанным, не означает, что он перестает быть камнем.

В общем, о любви я даже не думала. И мне стало интересно, зачем ему эта принцесска? К тому же такая. Вся нежная, воздушная, с прямыми пшеничными волосами, с большими голубыми-голубыми глазами, круглыми щеками, светлой кожей со здоровым румянцем. По ним можно было изучать одну такую штуку…Я недавно по телевизору видела передачу. Что-то такое про типы внешности. Восточный, славянский…Уже не помню. Но Марата и Оксану можно было смело отводить на ту передачу как самых ярких представителей своего вида.

Она была как внешне, так и внутренне противоположностью Марату. И тогда, и много лет спустя.

Глядя на их пару, я почему-то вспоминала Маратову толстовку, кипенно-белую, с иностранной надписью на груди. Мы ее когда-то на Черкизовском купили, за бешеные деньги. Но я не об этом. Если снаружи толстовка была кипенно-белой, то изнутри - чернильно-черной. Такой же, только с точностью до наоборот. Из них двоих именно Марат был той черной изнанкой. А Оксана - кипенно-белой.

— Ты зачем ее напугала? - Марат влетел в зал, злой как собака, и только слюной не брызгал. Я в очередной раз поразилась разницей между Маратом Оксаны и этим Маратом.

— Я ей слова не сказала. Я не виновата, что твоя чувырла такая пугливая.

— Не прикидывайся, Саш.

— А че я? Или мне надо было ей книксеты делать?

— Книксены, - раздувая ноздри, рыкнул Марат и схватил одну из сумок, которые привезла его плюшевая юбочка. - Я тебя предупредил. Только тронь ее.

— Не собиралась.

— И не смей ее пугать.

— А если посмею - то че? - дразнилась я, но поняв, что Марат сейчас еще больше не в настроении, чем обычно, поспешно добавила: - Да ладно, не очкуй. Не трону я твою кралю.

Я действительно Оксану никогда не трогала. Да и не было у нас с ней враждебных отношений. В смысле, тогда. Тогда Оксана была для меня альтернативой Марату - неприятной, но терпимой. И мне приходилось ее терпеть. Как-то я попробовала ей нахамить и поддразнить - в самом начале - но Марат быстро отбил у меня это желание. Конечно, не при своей дорогой Ксюше.

При ней он улыбался, был обходительным, и они только и делали, что лизались. Мне стало противно, и я начала их дразнить, имитируя тошнотворно-причмокивающие звуки. Сказала еще что-то такое не сильно приличное. Для них. Лично по моим параметрам, я все правильно сказала и назвала вещи своими именами. Но Оксана не выдержала. Сбивчиво попрощавшись, она подхватила со спинки стула кружевную тряпочку, не тянущую даже на пиджак, нервно улыбнулась Марату и выбежала из квартиры.

Я вальяжно закинула ногу на колено, прикурила сигарету и нахально заулыбалась во все зубы. Чем больше я проводила времени с Маратом, тем труднее и запутаннее становился клубок моих чувств к нему. Сначала было равнодушие, потом раздражение, а после - дикая ненависть. Но чем больше я проводила с ним времени, тем больше появлялось оттенков моих эмоций, они смешивались, образуя что-то новое, другое и часто мне непонятное, но сдобренное огромным количеством интереса и страха.

Как бы то ни было, что-то изнутри, вопреки инстинкту самосохранения и сигналам опасности, заставляло меня дразнить Марата. Он ставил мне границы, пытался заключить в особые рамки, не совпадающие с представлениями людей о морали, но совпадающие с его представлениями о правильном поведении. А я эти границы проверяла на прочность и эластичность, постоянно от них отскакивая и потирая шишки на лбу.

Мне влетело очень сильно. Марат был неконтролируемым в гневе. Он мог спокойно разнести полквартиры, разбить все вещи и даже не поморщиться. Обычно у людей хватает запала только на что-то одно - например, гокнуть вазу или тарелку. Разрушив что-то, ярость спадает. А Марат был не такой. Его ярость не могла вместить одна разбитая тарелка.

— Я тебе говорил ее не дразнить?! - потемнев лицом, орал Марат мне в лицо, больно сжимая за шкирку. - Я предупреждал тебя! Сучка мелкая!

Я со всех сил вцепилась ему в шею, царапая, но обхватить не смогла.

— Задушишь, ублюдок! - я сипела, невидяще колотя его по чему-нибудь. - Убрал руки, сука.

— Я тебе уберу руки! Я тебе сейчас так руки уберу, что у тебя на всю жизнь отпадет желание со мной играть.

Это была не угроза.

Марат выполнил свое обещание. Радовало только одно - даже в моменты дикой ярости он точно понимал, что делал. И контролировал свои действия, делая наказание расчетливым и почти хладнокровным. Я бы поверила в хладнокровие, если бы он не скрипел так зубами и не находил себе места от кипящей в нем злости.

Больше суток я не вставала с постели и не выходила из комнаты. Марат за это время ни разу не покинул квартиру. На следующий день приехала Оксана, и я слышала, как она спрашивает про меня. Марат ей ответил, что я сплю.

Вечером Марат пришел ко мне. Не с пустыми руками. На подносе, заполненном под завязку, половину места занимали тарелки, другую половину - лекарства. Я, сложив руки на груди, хмуро наблюдала за его действиями.

— Ешь, - ткнул он мне тарелкой в лицо.

— Не хочу.

— Ты два дня не ела. Ешь.

— Я не хочу есть! Или ты русский совсем не понимаешь?

— Зачем ты нарываешься, Саш? - Марат потер глаза и взъерошил и без того растрепанные волосы. - Я сейчас с тобой нормально разговариваю.

— Да пошел ты!

— Не хочешь? - Марат рывком забрал тарелку, вскочил с кровати и в два шага достиг окна. Отставил тарелку на подоконник, а сам вцепился в разбухшую от времени раму. - Как хочешь. Два раза предлагать не буду!

Я вскочила на кровати, встав на колени, и с опаской наблюдала за тем, как он борется с окном. Одеяло отлетело в сторону.

— Ты че делаешь? Ты че делаешь, идиот?

Марат, не обращая на меня внимания, упрямо раскрывал окно, которое скрипело и трещало под его натиском. Он что, совсем свихнулся?

— Не хочешь - не надо. Я тебя уговаривать не буду. Пусть собаки едят.

Я не могла позволить ему это сделать. Ласточкой слетев с кровати, я кинулась к нему и вцепилась в каменную спину, стараясь повернуть его к себе лицом.

— Не надо! Марат, не надо! Съем я все! Черт бы тебя…Слышь!

Мне казалось, что я пытаюсь сдвинуть стену. Вдарила ему между лопаток - вроде бы сильно, но все равно ноль эмоций. Наконец, Марат, тяжело дыша, развернулся ко мне и вопросительно уставился.

— Давай сюда, - рявкнула я, сразу же забирая у него из рук тарелку. Он мог посопротивляться, но безропотно подчинился, так что я, ожидая отпора и не встречая его, слегка отлетела назад. - Вилка где?

Вилка нашлась на подоконнике.

— Держи.

Я за пару минут все доела, облизала вилку, пальцы и отдала тарелку парню.

— Доволен?

Марат невозмутимо открыл крышку вонючей мази.

— Ты зачем ее открыл? - сморщив нос, я подозрительно отползла назад, таща за собой одеяло. - Она воняет.

— Зато помогает. Иди сюда.

— Я не хочу.

— Я не спрашиваю, хочешь ты или не хочешь, - неторопливо растягивая слова, объяснял Марат. - Я зову тебя сюда. Мне надо посмотреть.

— Че тебе посмотреть? Чувырлу свою рассматривай.

— Ты ничему не учишься, - он печально покачал головой и поерзал на кровати, устраиваясь поудобнее. - Как пробка. В тебя вбиваешь, вбиваешь, а толку - ноль.

— Плохо вбиваешь, значит, - съязвила я в ответ, тут же прикусив язык. Расслабилась. Привыкла, что он многое спускает, даже заботится - на свой лад, конечно, но все равно. Он вполне мог меня сейчас ударить, но не ударил. Второй раз наступать на те же грабли я не планировала. - Ладно, забей. Вот.

Марат уложился за десять минут, смазав все синяки. Переворачивал, то на спину, то на живот. Делал все быстро, стараясь лишний раз не притрагиваться. Да мне и тогда без разницы было. Стеснительность - качество, насаждаемое обществом. А общество всегда переходит все границы, превращая стеснительность в ханжество. Ни первым, ни вторым я не обладала.

Дождавшись, когда Марат смажет мне последнюю боевую рану, я накрылась одеялом с головой и отвернулась к стенке. Я усвоила урок. Не трогать его Оксану? Да ради бога! Подумаешь, какая важность!

Зачем это Марату? Это уже другой вопрос, который интересовал меня в последнюю очередь.

***

Оксана в этом доме появилась через пару недель - загорелая, в модном полосатом коротком платье и широкой соломенной шляпке. Увидев меня, она застыла испуганной антилопой, выпучилась и начала оглядываться в поисках Марата.

— Здрасьте, - решила выполнить я долг вежливости, который требовал от меня мой тюремщик.

Она зябко вздрогнула и сжала шляпку в руках.

— Эээ…здравствуй, Саша. Марат дома?

— Угу. В толчке сидит.

— Кхм…эм…ясно. А как у тебя дела?

— Нормально у меня дела.

Она жутко раскраснелась, напоминая цветом свеклу, и кинула взгляд на часы. Странные они люди. Такие, как Оксана. Ей же неинтересно со мной говорить, неинтересно меня слушать и вообще, ее не волнуют никакие мои дела. Зачем спрашивать?

— А я подарки привезла, - излишне бодро и неестественно заулыбалась Оксана. - И тебе тоже.

Я заинтересованно подняла брови и склонила голову набок. Подарки - это хорошо.

— Крутяк. Че привезла?

Она начала рыться в сумке, вытаскивая мешающиеся подарочные коробки.

— Вот.

Ракушка. Большая, рельефная и лакированная. Я повертела ее в руках и отложила в сторону.

— Прикольно.

— Тебе не понравилось? - разочарованно спросила Оксана.

Как раз вовремя вышел Марат, полотенцем вытирая мокрые щеки. Мы с Оксаной обе облегченно выдохнули, радуясь каждая своему. Она - что не придется вести мучительный диалог. Я - что не нужно строить из себя ангела. И ракушка эта еще…

— Марат! - она кинулась к нему, как к спасателю, и вцепилась клещом. Парень сразу на меня уставился, зло, взглядом спрашивая, что я еще натворила.

А что я? Сказали быть вежливой? Я была. Сказали относиться так же, как и к нему? Я относилась. Никаких претензий.

Марат свою кралю поспешно увел, оставив меня в зале. Я погромче телек включила, чтобы их не слышать, и начала смотреть сериал по второму каналу. Все интересней.

Оксана через час попрощалась и укатила домой, снова оставив нас наедине.

— Я ей ниче не говорила, - заранее предупредила я все претензии чурки. - Даже поздоровалась.

— Она сказала, - он устало опустился в кресло и вытянул ноги. - Что с подарком?

— Че? Вот, ракушку мне дала. Забери себе, - я бесцеремонно ее кинула через всю комнату, прямо на колени парню. И даже не промахнулась. Хотя меня слабо волновала судьба подарка.

Марат повертел сувенир в руках.

— Зачем ты так? Это подарок.

— Тупой подарок. Мне эту ракушку в задницу запихать?

— Со словами поаккуратнее.

— А че я сказала? Я все правильно сказала. Она мне нафиг не нужна. Подарок должен быть нужным.

— Это память. Сувенир. Он не должен быть нужным.

— Тогда какой в нем смысл? Вещи должны быть полезными. Иначе зачем они?

Марат закусил нижнюю губу, повертел в руках ракушку и решительно поднялся. Переложил сувенир на полку серванта и отошел чуть в сторону, рассматривая результат своих трудов.

— Пусть лежит здесь. Смотрится вроде.

— Угу. А тебе она че привезла?

— Картину.

Я втянула щеки и закатила глаза. Марат только головой покачал на мои рожи.

— Много ты понимаешь.

— Побольше некоторых.

Марат в этот раз со мной спорить не стал, а ушел картину вешать, которую ему привезла Оксана.

Глава 7.

Маленькая девочка и мальчик пришли на центральную площадь города. В середине дня на площади туда-сюда сновали важные деловые люди. В разные стороны, с разным выражением лица. Они куда-то спешили, торопились и неслись, не обращая внимания на маленькую девочку и мальчика, зябко передергивающихся от холода. Это была большая площадь, где не росло ни одного дерева.

В стороне от них сидела тетя. Тетя никуда не спешила, она сидела на тонкой картонке, а на руках держала ребенка. Саша не знала, сколько этой тете лет, но она была большой, особенно с высоты возраста девочки. На руках у тети лежал ребенок, очень маленький. Рядом с ними стояла еще одна картонка, на которой что-то было написано, но Саша не умела читать. Она лишь видела, как люди останавливаются, сочувствующе глядя на ребенка, и кидают в жестяную банку мелочь. Иногда купюры.

Они с братом часто приходили на эту площадь. Весь месяц, что были в этом городе. А тетя по-прежнему сидела. А люди по-прежнему проходили мимо, кидая мелочь. Они с братом никогда не подходили близко к этой тете. Но Саша смотрела.

В детдоме было много детей. Таких маленьких, как этот. Они жили отдельно, и очень часто кричали. Начинал один и продолжали все. Дети всегда много кричали. А этот спал. Каждый день каждой недели. Он спал у тети на руках и не двигался. Даже не кушал. Саша мучилась какой-то мыслью, но озвучить ее боялась.

— Почему он не плачет? - спросила Саша у брата.

Брат почесал нос и отвернулся.

— Почему он не плачет? - настойчиво повторила вопрос Саша.

— Забей. Не смотри туда.

— Нет, скажи. Почему он не плачет?

Брат молчал.

— Почему он не ест? - попробовала задать другой вопрос девочка, глядя на большую тетю.

— Не смотри туда.

— Почему он не плачет? Не ест? Не двигается?

— Шур, забудь. И отвернись.

— Нет, - Саша дернулась, снова поворачиваясь к той тете. Тетя заметила ее взгляд и поглядела в ответ. Глаза были пустые и пьяные. - Почему он всегда спит?

В машине, стоявшей у обочины, открылась дверь. Угрожающий дядька начал на них надвигаться. Брат дернул Сашу за руку, и они побежали.

Они пришли на площадь через три дня. Большая тетя все также сидела. Ребенок все также молчал. Только это был другой ребенок. Светленький.

Саша в первый раз подошла близко к этой тете. Тетя подобралась и прижала ребенка ближе, закрывая ему голову.

— Почему он молчит?

— Уйди, - одними губами прошипела женщина. - Брысь отсюда.

— Почему у вас на руках другой ребенок? - не унималась Саша. - Почему он не ест?

— Уйди отсюда!

— Почему он все время спит?! - не выдержав, крикнула на всю площадь Саша.

Ребенок продолжал спать.

Сзади подошел мужчина. Усталый, с авоськой в руке. Он угрожающе сдвинул брови и покачал головой.

— Что ты шумишь? Шел бы работать, мальчик. Нет же, отираешься здесь. А если ребенка разбудишь? Совсем совесть потеряли, - он покачал головой и бросил в жестяную банку мелочь. - Бог вам в помощь, женщина.

— И вам, - поклонилась тетя, укачивая ребенка.

— А ты иди отсюда. Нечего здесь отираться, - замахнулся авоськой мужчина.

Уже знакомый дядька вышел из стоявшей у обочины машины. Они с братом убежали. На следующий день Саша была в другом городе.

***

Оксана…эта девушка сыграла в моей жизни не последнюю роль. Но не главную. Главная роль была отведена Марату. И принадлежит ему до сих пор. Но Оксана в моей жизни существовала наравне с чеченом, только была его бессловесной тенью, жалкой пародией, на пародию и не дотягивающей.

Я усвоила урок, преподнесенный Маратом. Я с ней здоровалась и уходила, стараясь не разговаривать. Но мне пришлось выслушать лекцию о том, что я должна не только не хамить ей, но еще выказывать уважение. Вопрос, зачем? Если она мне не нравится и общаться я с ней не хочу. Она скучная, она мне неинтересна. Мне незачем ее бояться, мне не за что ее уважать. Она слабее меня. Почему я должна тратить на нее время?

— Нельзя быть вежливой и приветливой только с теми людьми, которых уважаешь и боишься, - поведал мне Марат, не реагируя на мое возмущение и пренебрежительное фырканье. - Тем более, я тебя не заставляю ее любить.

— Тогда зачем мне ей задницу лизать?!

— Саша!

— Че?! - вскинулась я с вызовом. - Так и есть.

— Если ты и дальше будешь лезть на рожон, никогда ничего не добьешься. Учись быть гибкой.

— С хрена ли?

— По губам дать? - Марат отложил толстенный талмуд в сторону, пальцем заложив страницу, и одарил меня тяжелым взглядом из-под густых бровей. Ненавижу, когда он так смотрит.

— Нет, - буркнула.

Он как ни в чем не бывало снова открыл книгу.

— Никогда не знаешь, кто пригодится потом. Ты должна уметь устанавливать с людьми хорошие отношения. Они могут оказаться кстати. Ты же поступаешь неразумно.

— Как мне пригодится твоя чувырла?

— Ксюша.

— Я так и сказала.

Он тяжело вздыхал, если не хотел со мной спорить. Или начинал запугивать, и тогда мы снова сцеплялись, как кошка с собакой. Второе теперь случалось реже. Я ни разу не вышла победителем, и требовалось много времени и сил, чтобы прийти в себя. Мой лоб не выдерживал схватки с Маратовыми стенами.

Сейчас был как раз первый вариант. Марат то ли устал, то ли настроение у него было хорошее, но он все-таки спустил все мне с рук. Хотя по-прежнему стоял на своем.

— Тебе не станет лучше, если не прекратишь кидаться на людей, как собака. Учись искать и находить выгоду, Саш.

— Какая выгода с нее? - я скептицизма даже не прятала.

— Ты не видишь?

— Нет.

— Но это не значит, что ее нет.

— Хм. А с меня ты тоже выгоду ищешь?

Марат захлебнулся смехом. Книга отлетела в сторону, а он все загибался от гогота.

— Какая выгода? Ты себя видела? Выгода, - весело фыркнул он. - Молчи лучше, выгода.

Мне не было обидно. Я внимала Марату, понимая, что его ценности и взгляды мне куда ближе, понятнее, чем те, которые навязывала Оксана. Я соглашалась с чеченом, правда, пока только мысленно, а потом сама пыталась понять, чем он руководствуется. Я никогда этим не занималась - раньше мне хватило бы только поступков Марата, а мотивы меня не интересовали. Теперь мне нужно было понять принципы, по которым он живет.

То что говорил Марат, подкупало меня еще по одной причине. Он мне ничего не навязывал. Напрямую. Если ему надо было что-то - он просто заставлял меня это делать. Но это другое. Он не заставлял меня любить то, что любить я не умела и не хотела. Добро, красота, любовь…Что это вообще такое? Почему одно хорошо, а другое плохо? И где заканчивается граница плохого и начинается хорошее? Марат не пытался ставить мне ориентиры, позволяя оставить свои ценности. Хотя бы внешне. Но я была реалистом. И как всякий реалист нуждалась в практическом примере. И чечен меня примерами с лихвой обеспечивал. И его практические примеры действовали на меня куда лучше, чем пространные многочасовые беседы с Оксаной о добром и вечном.

Марат искусно владел маскировкой, в отличие от меня, поэтому у него не возникало проблем. Когда мы выходили в люди - позже, после того как Марат привил мне некоторые правила, - чечен чувствовал себя свободно и раскованно, принимая правила игры того общества, в котором в данный момент находился. И вместо того, чтобы подгонять свои интересы под общепринятые законы, он подгонял законы под себя. Не сразу, постепенно, но если Марат планировал чего-то добиться - терпения ему не занимать.

А Оксана была правильной. Доброй. Мне никогда не нравились добрые люди. Они без стержня. Максимум, на что их хватает - сопереживать и страдать вместе с кем-то. Можно подумать, их жалость и сочувствие кому-то нужны. Меня они, например, никогда не грели.

Но Ксюша обладала ими в избытке. Сострадание, сопереживание, жалость - это Оксана. Особенно последнее - прямо про нее. Мне же все-таки пришлось научиться находить с ней общий язык. Мы общались, постепенно сближаясь. Так, правда, думала только Оксана. Я же просто подпускала ее к себе. Угрозы она не представляла никакой, иногда в своей доверчивости и благородстве была даже забавна. Так что рядом с собой я очень скоро научилась ее терпеть.

За это Оксана решила меня отблагодарить. Когда зажила порция синяков, Марат со своей кралей ко мне подошли и объяснили, что завтра мы поедем в больницу. Причем разговаривала со мной именно она. Я не психичка, чтобы так со мной говорить. Я не умственно-отсталая, я не двинутая. Я просто росла на улице. И там было не так уж плохо, если говорить честно. Всяко честнее и проще, чем здесь.

Но Оксана была другого мнения. Она считала, что я ущербная, сумасшедшая, и говорила со мной соответственно. Боялась разозлить. Все очень тихо. Тогда мне было неизвестно слово “подобострастно”, но суть была именно в нем. В этом слове.

Я промолчала под предупреждающим взглядом Марата, дождалась, пока его краля свалит, и только потом издевательски протянула:

— Боишься, что я спидозная?

— Уймись.

— А че, - я как-то даже вдохновилась, - заражу тебя вдруг. А твоя чувырла одна останется.

Марат не успел снять маску заботливого парня, поэтому очень остро отреагировал на оскорбление своей подружки. Но он вовремя вспомнил, что завтра надо вести меня к врачу. Не дело, если я буду вся в синяках.

— Ты то быстрее подохнешь. Я уж как-нибудь выберусь. И на будущее - если попробуешь завтра убежать, пеняй на себя.

На моем лице не дрогнул ни один мускул. Но было неприятно осознавать, что Марат отслеживает мои мысли с такой легкостью и скоростью. Я почти не успела подумать о побеге, как этот чечен вырвался вперед. В очередной раз. Он всегда оказывался на шаг или два впереди.

— Не волнуйся, - ответила я, глядя прямо в глаза. - Я не буду пробовать.

Я убегу.

— Точно?

— Точно, точно.

Рано утром приехала Оксана с пузатым пакетом. Марат заботливо его забрал, перед этим поцеловав свою Ксюшу.

— На, - пакет со всего размаху врезался в спинку дивана. - Оденься.

Оксана стояла рядом и с нетерпением заламывала руки.

— Я не знаю, Саша, эти вещи могут не подойти. Я выбирала самые маленькие, но…

— Нормуль.

Быстро переоделась и, не глядя в зеркало, выползла в коридор к этим двум. Такой Марат меня смущал, и мне казалось, что своим пристальным взглядом я могу его выдать. Мол, гляньте, спала маска-то. Вот он, настоящий.

— Великовато, - придирчиво осмотрев меня с головы до ног, заключила Оксана. Осторожно подошла ко мне и присела на корточки. Подкатала мне рукава, расправила штанины. - Ну как, Марат?

Он пожал плечами.

— Сойдет.

Мы приехали в большую поликлинику. Меня несколько часов таскали по врачам - из кабинета в кабинет. Многое для меня было в новинку - всякие приборчики, процедуры, поэтому в половину кабинетов со мной заходила Оксана. Она мне помогала, подавала одежду, если нужно было, а потом выслушивала врача. Я ничего не понимала.

Марат нервничал. Как только я вышла из очередного кабинета - одна, без Оксаны - он подлетел ко мне и излишне сильно дернул за руку. Хрустнула кость.

— Долго еще?

— А я е**?

И снова подзатыльник.

— Мы на людях.

— Откуда я знаю? - поспешила исправить. - Спроси у нее.

— Черт, - прошипел Марат и посмотрел на часы. - Я не думал, что так долго.

Вышла Оксана, и чечен к ней подлетел, что-то начиная втолковывать. Она со страхом на меня посмотрела, неуверенно очень и замялась. Наконец, Марат с ней договорился, поцеловал ее и ураганом сорвался с места.

— Пойдем.

Она боялась меня касаться, в смысле, напрямую - кожа к коже. Поэтому лишь поманила за собой.

— Куда?

— Кровь из вены сдать надо.

— А Марат?

— Он скоро приедет, - ее напускная бравада меня так развеселила, что я безропотно пошла вместе с ней.

Через полчаса попросилась в туалет. Оксана растерялась сначала, потом покраснела и оглянулась по сторонам, будто я замыслила какое-то преступление.

— Ну я не знаю.

— Я быстро, - не врала.

Дело двух минут.

— Ладно, - поколебавшись, разрешила она. - Только не задерживайся.

Она даже не пошла за мной - осталась стоять у стены. Дура. Марат бы на поводке держал. Не зря она мне неинтересна.

Дело действительно двух минут. Мы на первом этаже. На всякий случай, щелкнула шпингалетом, запирая дверь, и начала сражаться с окном. Оказалось сложно - на зиму его утеплили, и клей, бумага и вата здорово мешали. С сухим треском одна ставень слегка распахнулась. Я загнала себе под кожу несколько заноз, но это не страшно. Потом выковырну.

Кошелек Оксаны приятно грел карман. Мне достаточно было просто постоять рядом минуту - она ничего не заметила. Стояла, улыбалась и все профукала.

В дверь, удерживаемую только шпингалетом, сильно застучали. Очень настойчиво. Когда я не открыла, звеневший от ярости голос Марата наполнил мои уши.

— Открывай, - я не отозвалась. В здании тьма этажей. Я могла быть на любом. Дверь снова дернули. - Открывай, тварь!

Скрываться больше нет смысла. Со всей силы дернула раму, и та наконец-то распахнулась достаточно, чтобы я могла пролезть. У Марата не осталось никаких сомнений. Бешено взревев, он просто выломал дверь. Просто выломал, и та повисла на нижней петле.

Я запрыгнула на подоконник и уже наполовину высунулась в окно. Справа от меня швабра ударилась об стену, чудом не попав мне в голову. Марат дернул меня за слегка отросшие пряди, и я соскользнула с подоконника, обо что-то ударяясь, ударяясь и ударяясь. Чурка крепко держал меня за отросшие волосы, мотая из стороны в сторону.

— Я предупреждал тебя?! Предупреждал?! Не смей мне врать! - шипел он мне в лицо. - Никогда! Не смей! Врать!

— Ты знал, что я убегу.

— Чего тебе не хватает?! А?! Мне тебя сторожить нужно? Не отходя ни на шаг?!

Он был не в состоянии разговаривать. А за дверью его ждала Оксана, для которой он должен был быть идеальным. Марат потянулся к шее и уже знакомым жестом меня вырубил. Очнулась я уже дома. Как только я открыла глаза, рядом нарисовался он. Спокойный, уже не орет, но ярость плещется прямо под кожей.

— Ты своровала у Ксюши кошелек.

— Да, - горло болело.

— Прелестно, - его лицо казалось каменным. Но он попробовал улыбнуться. Лучше бы не пробовал.

— Ты отдал?

— Да.

Жалко.

— Ясно.

— Ты мне обещала, - сдерживая ярость, прочеканил Марат.

— Я ей ничего не сделала, - равнодушно отмахнулась.

— Ты мне обещала, твою мать! - волна злости прошлась по комнате, ударяя в меня. Он ко мне бросился и затряс, больно впиваясь пальцами в плечи. - Сучка!

— Я говорила, что убегу!

— Молчать!

— Не трожь меня!

— Заткнись! - отшвырнул на постель, так что я подпрыгнула на упругой перине. Не ушел, навис надо мной, заставляя вжаться в подушку. - Рот закрой, пока я тебя не е***л.

Марат вернулся через пару минут. От него пахло сигаретами и еще большей злостью.

— Я убью тебя, если еще раз мне соврешь, - тщательно выговаривая слова, сказал Марат. И я ему поверила. Сразу. - В чем угодно.

— Ты тоже врешь. Всем.

Чечен замахнулся, когда я его перебила, но в последний момент сдержался. Глубоко вздохнул, закрыл глаза и снова повторил.

— Если ты соврешь мне, хоть раз, я тебя убью. Ты поняла?

Он не угрожал. Я имею в виду, вообще. Марат или предупреждал, или сразу делал. В его словах я не сомневалась. Правда, первый раз в жизни почувствовала страх. Особый, мне до сих пор неизвестный. Но очень сильный.

— Да.

— Отлично.

Мы не разговаривали две недели.

Глава 8.

Марат не обиделся на меня. О, нет. Он был зол, как бешеная, истекающая пеной собака. Чечен перестал со мной разговаривать, совсем. Если раньше от него исходило хоть какое-то участие, которое не особо мне и нужно-то было, то сейчас он окатывал меня ледяным равнодушием.

Из всего, что хорошего исходило от чурки в прошлом, не осталось ничего. Контроль только усилился, ограничения тоже. А я по-прежнему не хотела признавать свою вину.

Я хотела получить свою свободу назад. Что в этом такого страшного? Я сразу чурку предупредила, что убегу, именно тогда, когда он не будет ждать. И в чем проблема? Но за это время я привыкла к общению и вниманию, которое мне давал Марат, пусть я в этом никогда не признаюсь. Я не признавалась в этом даже себе, но не ощущать дискомфорт и злость оттого, что что-то идет не так, как мне нужно, не могла.

Чечен выгнал меня из той комнаты, в которой я спала до этого. Наверно, когда-то она была его спальней, но за несколько месяцев я в ней уже обосновалась и считала своей. Но однажды утром чурка встал, грубо сдернул меня с кровати, вместе с одеялом и простынью, и взашей вытолкнул в зал. Все его действия были нарочито грубыми, жестокими и равнодушными, но как раз это меня не расстраивало.

Передо мной предстала ситуация, знакомая и нормальная, так что мне было известно, как себя вести и как выживать. Я старательно не привлекала к себе внимание чурки, все время сидела в углу и не лезла к нему. Совместные ужины тоже ушли в прошлое, и теперь Марат только высокомерно вываливал остатки еды на тарелку и шмякал ее передо мной, делая величайшее одолжение.

В то время его легковерная дурочка, его Оксана, осталась единственным живым существом, которое со мной разговаривало и обо мне заботилось. И пусть ее жалостливое внимание меня раздражало, а иногда даже казалось, что от приторности сводит зубы, спустя какое-то время, оглядываясь назад, я была благодарна ей за то, что она оказывалась рядом.

Ксюша, безусловно, обо всем догадалась. Только я до сих пор не знаю - рассказал ли Марат про украденный кошелек или нет. Но Оксана ни жестом, ни взглядом не выдала себя. Она была мила, приветлива и обходительна, уделяя мне внимание.

Конечно, в первую очередь ей не терпелось узнать о том, как я жила. Причем жаждала она самых трагических и самых грязных подробностей. В голубых глазах отчетливо виднелось как и сочувствие, так и нехилая толика интереса, напоминающего тот, с которым приличные на вид люди роятся в грязном белье соседей, друзей и просто известных людей. Вроде бы мерзко, неприлично, но устоять невозможно, потому что любопытство, с эдаким душком, разрывает на части. Я не была ни первым, ни вторым, ни третьим, но для Оксаны представлялась другим, инопланетным существом, и она изо всех сил силилась меня понять.

— А мама с папой у тебя были? - трогательно сложив руки на коленях, Оксана вглядывалась в мое лицо, и кончиками пальцев теребила подол своей юбки.

— Они у всех есть. Конечно, были.

— А что с ними стало?

— Откуда я знаю? - резонно спросила я, заставив девушку непонимающе нахмурить гладкий лоб.

— Ну как же…ты сказала, что они были.

— Были. Но я их никогда не видела.

— Бедненькая, - ее глаза засверкали от сдерживаемых слез. Оксана поспешно отвернулась, вытирая щеки. - Ты очень сильная девочка, Саша.

Мне было неуютно, неприятно чувствовать ее сочувствующий, мягкий взгляд. Ее заботу. Я не знала, как на них реагировать и что с ними делать.

— Ерунда, - грубо отмахнулась я.

— Как же ерунда? - не поняла Оксана. Она выглядела очень растерянной и озадаченной.

— У тебя кошка есть? Или собака?

— У мамы аллергия на животных. Причем тут…

Шмыгнув носом, я ее перебила:

— А ты хотела себе животное?

— Ну…в детстве.

— Ммм…и как без него жилось?

— Без кого?

— Без животного.

— Без животного?

При всем своем уме Оксана не всегда понимала мои грубоватые сравнения и мысли. Я для ее хрупкой и утонченной натуры была слишком прямолинейной и простой.

— Да. Вот сейчас. Тебе плохо без собаки?

Она медленно и неуверенно пожала узким плечиком.

— Не знаю. У меня ее никогда не было. Как я могу судить - плохо мне или нет? Нормально, наверное.

— Вот и мне нормально, - кивнула я и слезла с дивана. - Я в тубзик.

Оксана осталась сидеть на диване, переваривая мои слова. Она считала мои слова, мысли и сравнения кощунственными, дикими, и шла делиться своими мыслями к Марату, пересказывая ему наши с ней разговоры. Иногда даже со слезами.

Она гордилась, если удавалось вытащить из меня какие-то подробности. Сразу бежала к нему - рассказывать, но чечен внешне выказывал полное равнодушие к ее рассказам.

— Марат, ну так нельзя, - попробовала воззвать к его совести Оксана. - Она же маленький ребенок, в конце концов!

— Она не ребенок, Ксюш, - тихим голосом возражал Марат. С Оксаной он всегда разговаривал тихо, спокойно, будто боялся напугать. - Далеко не ребенок. Ты отвернешься, а она спокойно тебе глотку перережет.

— Не преувеличивай. Я с ней целый день была и ничего.

— Она боится.

— Кого?

— Меня.

Повисла напряженная тишина. Я же еще больше прилипла к двери, стараясь услышать хоть звук.

— Зачем тогда ты ее удерживаешь? - серьезно спрашивала Оксана.

Я замерла, стараясь не дышать. Не то чтобы меня это так волновало, но интерес был.

Марат не ответил. Я услышала, как ножки табуретки скользнули по линолеуму, и рванула к дивану, делая вид, что просто сижу.

Конечно, он знал, что я подслушиваю и подглядываю при возможности. И если они с Оксаной на эту тему разговаривали, то не в стенах квартиры.

Хоть чурка и стал относиться ко мне без эмоций, контроля он не ослабил. Даже наоборот, увеличил. Отобрал сигареты. Ограничил телек. Запретил трогать вещи. Мне было скучно, и Оксана с каждым днем все сильнее казалась неплохой альтернативой.

Скоро пришли результаты анализов. Их притащила Оксана, хмурившая лоб и вчитывавшаяся в непонятные строчки. А далее на меня высыпался ворох терминов и каких-то диагнозов. Анемия, гастрит, язва, иммунная недостаточность и так далее. Из всего того, что сказала Оксана, я поняла только слово гастрит - потому что слышала его когда-то. От плохого питания.

— У меня ниче не немеет, - на всякий случай уточнила я. - Ваши эскулапы че-то напутали.

Марат, подошедший ближе и вместе со мной заслушавший список болячек, наверняка все эти страшные слова знал. Ну, судя по тому, как он внимательно и весомо кивал, чечен прекрасно понимал, о чем говорит его краля.

— Они еще лекарства выписали, - Ксюша отдала Марату несколько исписанных листов. - И вот, диету.

— Понял.

— И надо кое-какие прививки сделать.

— Слышьте, эй! - пощелкала перед их лицами пальцами. - Какая диета?

— Усядься, - пророкотал чурка.

— Марат, не надо, - Оксана успокаивающе погладила его по руке.

Да, Марат, не надо, а то твоя краля испугается. Я довольно сверкнула глазами, потянулась и облокотилась на спинку, поджав под себя ноги.

Постепенно это стало своеобразной игрой. Теперь, когда Марат всеми силами не обращал внимания, я старалась добиться какой-либо реакции. А Оксана была идеальной наживкой и оружием в одном лице.

Марат ее берег. Оберегал от всего, в том числе и от себя. И от меня. Оксана считала своего Марата почти святым. Идеальным. Возможно, ее Марат таким и был, только вот настоящий Марат - другой человек. Это детали, конечно, но очень важные.

Я пыталась повредить тщательно продуманную маску чечена. Оксана теперь часто оставалась у нас, даже по вечерам, и в такое время я могла прийти к ним на кухню и начать свои беседы. В такие моменты у чечена были связаны руки, и он ничего не мог сделать. Грубо заткнуть или ударить? Да. Но не при Ксюше.

— Я по телевизору видела, что в Чечне война идет, - испытующе сощурив глаза, я улыбалась Ксюше. Та нервно дергала губами и кивала. - А долго?

— Довольно да, - ответила Оксана. - Война не бывает короткой.

— Марат же чеченец, да? - спрятала хитрую и темную усмешку.

— По отцу. Но у него российское гражданство. Он русский, - поспешно выпалила она.

— Ааа, - протянула я глубокомысленно. - А за кого бы ты воевал, Марат? - теперь он не мог избежать вопроса. И хотя я знала, что мне может влететь - да что там! Влетит обязательно. Я не жалела. Ну же, благородный Марат, покажи свое лицо подружке. Давай. Это был неприкрытый вызов, понятный только ему. - За чеченцев? Или за русских?

Он понял. Я играла грязно, и мы оба все понимали. Одна Оксана не понимала смысла этого разговора, переводя слегка удивленный и настороженный взгляд с меня на Марата. Она испытывала лишь неудобство. И не видела той тайной игры, к которой я призывала чурку.

— Так что, Марат? За кого бы был ты? Если бы воевал, конечно.

Обвинение в трусости Ксюша не заметить не могла. И горой встала за своего любимого.

— Марат свое отвоевал. Он, между прочим, в военном училище учился.

— Да ты что! - воскликнула я, прижав руки к груди. - Вау! Марат - герой.

Марат сжал вилку с такой силой, что слегка ту погнул. Сколько же у тебя терпения и выдержки, Марат? Я уже знаю, что с терпением нормально, а вот с выдержкой…Сколько ты еще сможешь сдерживаться рядом со своей Оксаной? Со мной наедине ты давно вышел бы из себя, бушевал и размахивал кулаками. Правда, Марат?

Моя издевка наверняка колола его колючей проволокой. А Оксана рядом надувалась от гордости, искренне веря в то, что я сказала от чистого сердца. Она смотрела на Марата, и ему приходилось сдерживать в себе всю свою ярость. Но стоило его крале отвернуться, как он приходил в движение. Весь. Бицепсы бугрились, вены на руках угрожающе вздулись, а скулы стали еще острее. Я сидела слева от него и сама себе казалась мелочью. Но все равно дразнила и не отступала.

Домашний телефон противно зазвонил и на счастье - или несчастье - отвлек всех. Точнее, Ксюшу, а мы с Маратом сделали вид, что разговора не было. Я расстроилась.

Поздно вечером Ксюша засобиралась домой, и я постаралась лечь спать до того, как она уйдет. Возможно, Марат не станет меня будить, чтобы сделать выволочку. Возможно, подождет до завтра. А завтра прямо с утра должна прийти Оксана.

Мой расчет не оправдался. В зале свет не горел, я отвернулась к стене и слушала, как они прощаются. Чечен закрыл за своей ненаглядной дверь, выключил свет и вышел из коридора. Ему бы идти к себе, я же как бы сплю, но Марат, прекрасно ориентируясь в темноте, подошел к диване, с легкостью поднял меня как пушинку, не придавая значения тому, что я хвостом тяну за собой одеяло, вцепившись в него двумя руками. Одной рукой обвился вокруг моей шеи, другой - вокруг талии и прижал к себе спиной. Дышать стало труднее.

— Я только за себя, - в кромешной тьме и тишине тихий голос, которым Марат никогда со мной не разговаривал, звучал пугающе. Я напряглась и сжалась в пружину. - Если мне или моей семье сделают плохо - я убью. Любого. Чеченца или русского. Мне плевать. Но я убью.

У меня внутри все дрожало от сдерживаемого страха и кучи других эмоций, водоворотом затягивающих куда-то в глубину. Живя в одном доме с Маратом, я почувствовала много других вещей, которых до этого не знала. Сейчас это было что-то глубокое, непонятное и постоянно смешивающееся. Страх и ненависть, уважение и понимание, презрение и восхищение.

— И кто же твоя семья?

— Бабушка, - пауза. - Ксюша, - пауза. - Друзья. Я сам.

— Как мило, - просипела я. - А твоя Ксюша знает об этом? Ты ж герой. Это не геройские слова.

— Это мои слова. И я их держу. Я убью, Саша. Любого, кто навредит мне и моей семье. Любого. Запомни.

После этого он осторожно опустил меня на диван, накинул сверху одеяло и ушел к себе в комнату.

Глава 9.

Оксана.

Эта девочка…Саша. Для нас с Маратом она стала общей тайной. Она объединила нас, соединив сильнее, чем было до этого. Это очень серьезно - осознавать, что несешь за кого-то ответственность. За живого, разумного человека, который от тебя зависит. Тогда я воспринимала Сашу как ребенка, не дочку и не сестру, а что-то между. В нашем случае забота о Саше связала меня с любимым как никогда крепко.

Она была странной девочкой. В чем-то невыносимо взрослой и самостоятельной, иногда до абсурда, а в чем-то ребенком. Она была невежественный. Она не умела себя вести за столом, никакие манеры ей не были привиты. Но когда я говорила с ней, мне казалось, будто Саша мудрее меня и Марата вместе взятых. Она была примитивно-простой, но тем не менее, мудрой. И иногда ее слова пугали этой мудрой простотой. Самые страшные вещи для нее были нормой.

Я много разговаривала с ней, рассказывая интересные истории и университетские байки. Она не знала ничего, поэтому мои истории слушала с удовольствием. Я рассказывала ей о Европе, и она слушала меня, раскрыв рот. Я рассказывала об истории нашей страны, и она слушала, раскрыв рот. Иногда Саша могла сказать:

— Я видела. Передачу показывали по телевизору недавно.

Все, что она знала - то, что показывали по телевизору. Когда папа поехал за границу, я заказала ему видеомагнитофон. Сама купила кассеты, оббегав весь город. Здесь были и документальные, и исторические фильмы. Просто кино, мультфильмы, сказки, которые я смотрела в раннем детстве. На сей раз Саша отреагировала на мой подарок по-другому - не так, как на ракушку. Девочка была счастлива и все вертелась у телевизора, еле дождавшись Марата, чтобы тот подключил магнитофон куда надо.

— Что надо сказать? - спросил Марат у Саши, которая с восторгом уселась прямо на палас и подняла голову вверх. И без того бледное острое личико стало голубоватого оттенка от отбрасываемого телевизором отсвета. - Саша!

Она недовольно повернулась.

— Что надо сказать? - еще раз повторил Марат.

Саша пожевала губу.

— Спасибо.

И хотя сейчас девочка стала спокойнее, я еще не хотела оставаться у Марата. Нам приходилось шифроваться, прятаться по чьим-то квартирам и урывать спокойные минуты. Даже в начале наших отношениях такого не было. Теперь же мы летели, сметая друг друга - яростно, жарко и быстро, и у меня кружилась голова от этой скорости.

Спустя какое-то время выяснилось, что Саша не умеет читать и писать. Для меня это было настолько диким и невероятным, что вначале я не поверила собственной догадке. Быть такого не может - мелькнула у меня мысль. И если бы не случай, на который я чисто случайно обратила внимание, мы могли еще долго не догадываться о Сашином недостатке.

Марат поехал в университет, а я осталась дома с Сашей и решила приготовить блинчики. Девочка сразу прибежала на запах, взобралась с ногами на табуретку и жадно принялась за мной наблюдать. Я не успевала выкладывать горячий кругляш на тарелку, как Саша тут же отправляла его в рот.

— Вкушно, - довольно прошамкал ребенок и с ожиданием на меня уставился.

— Сейчас еще сделаю.

Я не рассчитывала, что все уйдет так быстро, но попрекать никого не стала. Меня мама с детства учила, что чем-чем, а куском хлеба жадничать не надо.

— Саш, достань масло из холодильника, пожалуйста, - вежливо обратилась к девочке. - Оно в белой бумаге.

Марат не покупал масло в магазине. Откуда-то всегда привозил такое - на развес, но хорошее. Только он еще и маргарин покупал в такой же бумаге, а чтобы не путать, сверху все ручкой было подписано.

Саша, нараспашку открыв холодильник, долго рассматривала два куска и затем нерешительно протянула один мне. Маргарин.

— На.

— Другой, - мягко поправила я девочку, пристально наблюдая за ней. Она безразлично пожала плечами и протянула мне масло. - Спасибо, Саша.

Потом она ушла, а я еле дождалась прихода Марата, не находя себе места. Невозможно. Хотя что мы вообще о ней знаем? Как она жила? Где? С кем? Что она делала? Чем занималась? Мы не знаем о ней ничего, но…она же не животное. Она маленькая девочка.

Как только Марат вошел домой, я решительно потянула парня на кухню, забыв о блинчиках, которые хотела приготовить к его приходу. Не до них. Я все ему рассказала, с точностью до деталей. У меня до сих пор это не укладывалось в голове. Читать - это…это естественно, как…как дышать.

Марат тоже не поверил. Первой его реакцией был ироничный смешок и слова “это она наверняка специально”. Но потом, подумав о чем-то, он рывком встал и широкими шагами прошел в зал. Я поспешила следом.

Марат стащил с полки первую попавшуюся книгу, которая оказалась романом Диккенса. Какая ирония. На Оливера Саша не тянула. Но тогда я об этом не думала. Тогда я взволнованно наблюдала за тем, как парень приближается к девочке и сует ей под нос увесистый том.

— Читай.

Саша медленно подняла глаза и оторвалась от рассматривания собственных рук.

— Всю?

— Только название, - Марат почти ткнул книгой ей в лицо. - Читай. Что здесь написано?

На обложку девочка даже не взглянула. Но мятежно сжала тонкие губы. И не отрываясь, снизу вверх смотрела на Марата.

— Не знаю.

Парень ничего ей не ответил, лишь отшвырнул от себя книгу и ушел на кухню. Я молчаливой тенью следовала за его спиной.

— Что ты теперь будешь делать? - подавленным голосом поинтересовалась я.

Марат беспомощно развел руками.

— Понятия не имею.

Я никогда не сталкивалась с этой стороной жизни. С самого раннего детства вращаясь среди образованных и интеллигентных знакомых родителей, я не представляла, как можно жить настолько невежественно. Сейчас конец двадцатого века, время темного средневековья давно миновало. К тому же мне казалось, что Саша не всю жизнь жила на улице. Разве детей без родителей не отправляют в интернаты и детские дома? Там же учат - читать, писать.

Что делать со взрослой, упрямой девочкой? Как ее учить? Как первоклашку, покупая прописи? Да и кто возьмется ее учить?

— Наймем учителей, - вечером решительно подытожил Марат, кивая сам себе. - Пока по русскому и математике, а там посмотрим.

— Ты смеешься? Где ты их найдешь? Тем более, кто согласится ее учить?

— Согласятся. Деньги всем нужны. Особенно сейчас.

— И где ты их собрался искать? - я обеспокоенно ходила из угла в угол, меряя шагами тесный коридор. - Ты же не здесь учился.

— Буду думать.

В итоге я договорилась с собственными учителями. С одной, точнее, - математичкой. Это была сухонькая старушка, сколько я ее помню, всегда в туфлях с аккуратным каблучком, ниткой жемчуга на шее и строгом платьице. Говорила Татьяна Митрофановна тихо, но преподавателем была очень умным.

Сначала женщину испугало мое предложение. Пришлось обрисовывать детали. И сумму, которую я планировала предложить, увеличить вдвое.

— Боже, Ксюшенька, да причем здесь деньги? - прижав руки к впалой груди, воскликнула Татьяна Митрофановна. - Я просто не знаю, получится ли у нас что-нибудь…Она трудный ребенок, подросток…Не лучше ли тебе обратиться в специальные школы?

Я тоже об этом думала, но идти к знакомому человеку было как-то проще. В итоге, окончательно убедив пожилую женщину, вечером приготовила ждать ее в нашем доме. Марат обещал подъехать позже.

— Саша, к тебе учитель сегодня придет. По математике, - уточнила я. - Вы будете считать…

— Я знаю, что такое математика, - мрачно раздвинула губы в ухмылке девочка. - Не дура.

— Никто не говорит, что ты дура. Просто я тебя хочу попросить. Саша, пожалуйста, пойми, что это делается ради тебя. Во благо.

— Угу.

Она меня не слушала. Иногда обливая таким презрением и насмешкой, что я не знала, куда деваться. И не понимала, что делаю не так. Саша меня не трогала, но слушала меня очень часто снисходительно, как будто я бред натуральный несу. Мне становилось очень обидно и неприятно, хотя многое я старалась списать на ее непростой характер. И непростую жизнь.

Татьяна Митрофановна пришла за пять минут до назначенного времени, прижимая к боку сумочку и опасливо оглядываясь по сторонам. Завидев Сашу, развязно развалившуюся на стуле и поигрывавшую ручкой, женщина судорожно сглотнула и неуверенно сделала шаг вперед.

— Добрый день, Александра, - вежливо поздоровалась она.

— Уже стемнело, - перебила Саша, - Глаза разуйте. Какой, нахрен, день?

Хотелось закрыть лицо руками и убежать отсюда далеко-далеко. Господи, ну почему с ней так трудно? Я тяжело сглотнула и украдкой взглянула на пожилую женщину. Та, проработавшая всю жизнь в престижной гимназии и не слышавшая ничего грубее, чем слово “черт”, выглядела так, словно ее хватит удар. Мне чисто физически не хватало Марата в эту минуту. Он бы что-нибудь придумал. Он бы вообще не допустил такого. Саша его слушалась.

— Саш, - поспешила вмешаться, пока все не стало слишком плохо, - это твоя учительница. Ее зовут Татьяна Митрофановна. В столе тетрадка лежит. Достань, пожалуйста.

Саша неохотно вытащила тетрадь, швырнула ее на стол и с выражением величайшего одолжения на лице открыла первую страницу.

Это оказалось плохой идеей. С самого начала. В итоге все закончилось тем, что мне пришлось отпаивать старушку корвалолом, самой сдерживать клокотавшее внутри раздражение, страх и смущение, а Саша тем временем спокойно включила телевизор и села, как ни в чем не бывало, смотреть кино.

Это меня окончательно разозлило. Другой бы на ее месте устыдился или еще что-нибудь. Во всяком случае, была хоть какая-то реакция. А Саше хоть кол на голове чеши. Бесполезно. Непробиваемая. Она чуть не довела пожилого человека до инфаркта…А ей все равно. Она не уважала ни возраст, ни ум - ничего не уважала.

Я, преисполненная мрачной решительностью, вошла в зал и выключила телевизор, с претензией упирая руки в бока. На этом моя решительность кончилась.

Мне казалось, что за все то время, сколько Саша живет здесь, она научилась вести себя. Как-то отшлифовалась и оттаяла. Я ошиблась. Когда девочка медленно приподняла бровь, не меняясь в лице, меня снова наполнил тот ужас, как в первую встречу. Снова появился тот матовый, расчетливый взгляд, от которого скручивалось все внутри. Только сейчас не было Марата, чтобы встать за моей спиной и уладить ситуацию.

От Марата я так и не добилась ответа на свой вопрос. А ведь задавала, правда, на время отложив его в сторону. Девочка была слишком надломленной изнутри, напоминая мне иногда куклу с печальными глазами. Я могла понять сострадание Марата. Одного не понимала - зачем насильно помогать человеку, который этого не хочет? Бледная девочка отвергала все попытки помощи, а если принимала, то с боем и только от Марата. Всегда нехотя, делая одолжение и не скрывая этого. Именно это обстоятельство ставило меня в тупик. Она не хочет нашей помощи, а наше присутствие ее лишь раздражает. Зачем тогда Марат ее здесь держит?

— Че встала? Отойди, - процедила Саша, качнув головой в сторону.

— Саша, я пришла с тобой серьезно поговорить, - ком в горле мешал, руки дрожали. А Марата все не было. - Ты сейчас поступила нехорошо.

— Да ну? - сощурилась девочка, пальцами поглаживая покрывало дивана. - И че ты сделаешь? Отшлепаешь?

— Зачем ты так? Я думала, мы нашли общий язык.

Она некрасиво заржала, складываясь пополам от смеха.

— Угу. Аж два раза.

— Мы пытаемся тебе помочь.

Я думаю, она сумасшедшая. Я боялась так думать раньше, когда Саша была маленькой девочкой, но после всего того что она сделала с моей жизнью…нашими жизнями…Я уверена в этом. У нее нет границ, нет никаких моральных ориентиров. У нее есть только желания. Свои желания и ничего более. Если Саша чего-то хочет, то пойдет по головам, добиваясь этого. Человека от животного отличает мораль. У Саши морали не было - ни тогда, ни через много лет.

А в ту далекую минуту я, взрослая, самостоятельная девушка, замерла перед диким взглядом маленькой, тощей девочки, которая могла сделать что угодно. Тогда я в первый раз подумала о том, что Саша способна на все. Убить, украсть…что угодно. Я была здесь одна. На улице темно, Марат еще не вернулся. Что ей стоит что-нибудь сделать со мной, а потом благополучно сбежать? Мы ее не найдем, страна большая. А я по-прежнему одна.

От ужаса, охватившего меня с головы до ног, я отбросила эту мысль. Отбросила и захотела помыться, чтобы смыть хоть какой-то намек на этот ужас.

Саша с вызовом облизнула уголок губ и неприятно ощерилась. Словно понимала, какие мысли кружатся в моей голове.

— А ты меня спросила? Нужна мне эта помощь или нет? И кто ты вообще такая, чтобы судить об этом? Господь Бог?

— Я хотела помочь, - по позвоночнику противно скользнула капля пота, впитываясь в кофту. - Почему ты все воспринимаешь в штыки?

— Потому что мне в х** не впилась твоя помощь, ясно?

Стало очень обидно. Что я ей сделала? Чем заслужила такое? Я ведь никогда ее не обижала, не оскорбляла. Старалась относиться к ней как к человеку, как к равному себе. Я такого не заслужила. Подбородок от обиды задрожал. Губы тоже, а в глазах подозрительно защипало. Девочка с отчаяньем застонала.

— Ты че, реветь собралась?

Это стало последней каплей. Я, громко шмыгнув носом, унеслась в ванную и включила воду, так что струя воды упруго билась в белой раковине, каплями отскакивая на зеркало и на полки. Некрасиво заревела, размазывая по лицу тушь и слезы. За что она так со мной? За что она вообще на нас свалилась?

Потребовалось много времени, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Я умылась, поплескав в лицо холодной водой, и похлопала себя по щекам. Глаза красные, с полопавшимися сосудами и узкими зрачками…Ужасно. К тому же кофта сильно намокла.

Прислушалась к происходящему в квартире. Было очень тихо. Как-то особенно остро захотелось, чтобы Саши не было. Чтобы мы забыли ее как страшный сон. Но тут же я испугалась. Она неразумный ребенок. Дикий, но ребенок. Так нельзя думать.

Вышла и осторожно высунула голову в зал. Саша сидела на полу, скрестив ноги. Телевизор по-прежнему выключен. Увидев меня, не шелохнулась, продолжая так же сидеть и крутить в руках шариковую ручку.

Через полчаса приехал Марат. К тому времени я успокоилась, пришла в себя и даже приготовила ему ужин. Парень сначала зашел к Саше, спросил ее о чем-то, а потом пришел на кухню. Только тогда я позволила себе расслабиться.

— Что случилось? - Марат погладил меня по плечу и заставил поднять голову. - Что с тобой? Ты плакала?

— Нет, - выдавила вымученную улыбку и поспешила его обнять, чтобы случайно себя не выдать. - С чего ты взял? Все хорошо.

— Саша опять что-то натворила? - парень посуровел и напрягся в моих руках.

Я испытала соблазн все ему рассказать. Вот так сразу все выложить, и пусть делает, что хочет. Я не справлялась, я не знала, что делать, я не знала, зачем я это все делаю. Для кого? Для нее? Ей ничего не нужно.

— Нет, нет, Марат. Просто сегодня учительница приходила по математике и…

— Девчонка опять отличилась?

— Ничего серьезного. Просто Татьяна Митрофановна не работала с такими детьми, как Саша. Девочка многого не поняла. Не знаю, надо, наверное, было просить учительницу начальных классов…

— В общем, как всегда, - подытожил Марат. - Как же она мне надоела со своими закидонами, кто бы знал…

Я могла поставить вопрос ребром и все сказать. Пусть Марат сам решает, как с ней быть. Девочка не хочет, чтобы ей помогали, она не хочет здесь находиться, и такое ощущение, что мы ее тюремщики. На меня никогда не выливали столько грязи, сколько выливается после общения с Сашей. Но что-то меня остановило. И останавливало не раз в дальнейшем.

— Марат, все правда нормально. Просто я погорячилась, позвав учительницу старших классов. Они просто говорили на разных языках и все.

— Точно?

Он не верил, и чтобы прекратить все вопросы, я коснулась его губ своими. Еще и еще раз, пока Марат не расслабился и не обнял меня по-другому. Не защищая от кого-то или чего-то, а нежно и бережно.

— Точно. Есть будешь?

— Ммм…не хочу есть, - капризно надул губы Марат и тихонько рассмеялся. - Тебя хочу.

Наверное, никогда не смогу перестать краснеть после его слов. Только его слов.

— Ты что? Здесь же люди.

— Я очень аккуратно и тихо, - сам знает, что врет. - Ксюш?

— Да?

— Оставайся сегодня у меня. Завтра пар нет. Можно поваляться.

— Не сегодня, - мне нужно было домой. Как бы ни было спокойно и безопасно с Маратом, мне надо восстановить силы - как моральные, так и физические. - Давай попозже.

— Когда? Уже полгода не пойми как…

— Скоро, Марат. Скоро. Дай мне еще немного времени, хорошо?

Он отступил, слава богу. Очень приятно знать, что есть человек, понимающий тебя вот так хорошо. Способный надавить, когда нужно, и отступить, когда требуется.

— Хорошо. Но знай - я соскучился.

Я рассмеялась и поцеловала его на прощанье, обняв за шею.

— Я тоже. Но скоро мы будем вместе.

— Я тебя на неделю запру в комнате, - пригрозил парень, но вместо страха во мне проснулись другие чувства. Как он и рассчитывал. - Я не шучу.

— Буду ждать.

Как бы ни были прекрасны наши урывочные, случайные встречи, ничего не могло заменить ночи в его объятиях.

Прощанье затянулось на неприлично долгое время, и пришлось почти отрывать Марата от себя. Со смехом выбежала с кухни и через плечо погрозила парню пальцем. Но стоило мне увидеть Сашу, улыбка угасла, словно ее и не было.

— Уходишь? - без особого интереса спросила девочка.

— Да.

— Почему ты плакала?

Она действительно не понимает и не замечает, как себя ведет? Издевается? В очередной раз?

— Потому что я расстроилась.

— А почему Марату ничего не сказала?

Она подслушивала. Слышала каждое наше слово. И про нее, и про нас…Я не любила, когда лезут в личное. Даже стеснялась целоваться на улице и смотреть на целующиеся пары. Это слишком интимное. Саша заняла в их жизни много места, очень много, пусть этого и не хотела, но в ту часть себя я не хотела давать ей доступа.

Девочка его боялась. Хоть и старалась не показывать. Но обычно матовые, бесстрастные глаза переставали быть бесстрастными, и в такие моменты я начинала бояться уже за Марата. Но только на него Саша обращала внимание. Только к нему прислушивалась. И боялась. Я не хотела, чтобы эта девочка кого-то боялась. Тем более, Марата, которого непонятно за что можно было опасаться.

— А надо?

— Нет.

— Вот я и не рассказала.

— Почему? - допытывалась девочка, не удовлетворяясь расплывчатым ответом.

— Что бы ты там не думала, я волнуюсь за тебя. Я желаю тебе добра. И я, и Марат.

— Зачем?

— Зачем что?

— Добра желаешь?

Как отвечать на такие вопросы? Да и кто в здравом уме их задаст?

— Просто так.

— Ааа, - недоверчиво протянула девочка.

— Я не враг для тебя, Саша. Я стараюсь тебе помочь. И Марат тоже. Но если ты не пойдешь нам навстречу, ничего не выйдет.

Я сказала то, о чем хотела сказать долго. А теперь черед Саши - пусть она принимает решение самостоятельно.

Глава 10.

Это время, когда я начала учиться, стало переломным моментом в наших отношениях. Для всех троих без исключения. В какой-то степени я перешла тот пограничный пункт, разделяющий мою прошлую жизнь, которая была привычна, и мою будущую жизнь, которую обещал мне Марат. Да и дюже громко звучит - обещал. Не обещал он ничего, просто поставил перед фактом. Хочешь, говорит, что-то поменять в своей жизни и не сгнить где-нибудь в сибирских колониях - прекрати рыпаться. Не хочешь - выметайся. Хоть Оксана ему толком ничего не рассказала, Марат не дурак, поэтому о многом догадался самостоятельно.

Не сказать, что душещипательная речь Ксюши произвела на меня такое уж впечатление. Совсем нет. Скорее, меня убедили бескомпромиссные слова Марата. Ксюша может мне наплести что угодно, но это все равно останется всего лишь словами. А с чеченом так нельзя. Он если говорит, то точно. Если пообещал, что выкинет, значит, выкинет.

Не то чтобы я так не хотела на улицу. Это трудно объяснить. Если бы Марат меня выгнал без всяких условий и объяснений, я бы ушла, ни разу не оглянувшись. Я бы снова там выживала, никого не обвиняя и не вспоминая. Но Марат предлагал мне попробовать что-то новое, мне до этого недоступное. Я смотрела на них с Оксаной и понимала, что проигрываю.

Энное количество лет спустя я познакомилась с одним интересным мужчиной. Циник страшный, притом это не помешало ему завести прекрасную семью, жену и ребенка. И даже трех собак. Но не в них суть. Суть в том, что познакомились мы в такое время, когда обоим нужно было выговориться и поразмышлять, не тая свои собственные мысли. Очень трудно бывает открыться близкому человеку и невероятно легко - чужому. И как чужие друг другу люди, мы не боялись в полной мере демонстрировать свои гнилые натуры.

Мы редко обсуждали наши дела или то, как прошел день. Чаще всего вели странные беседы, перескакивая с одной темы на другую. В одной из таких бесед мы набрели на тему человеческих потребностей и тему деградации.

— Жажда знаний, - проникновенно говорил он, потягивая свой любимый виски, - это такая же потребность организма как, например, еда.

— Бред, - фыркала я недоверчиво и издевательски. - Без знаний я проживу как-нибудь, как жили в давние времена. А без еды нет.

— Дело не в том, как жили в давние времена. Дело в том, в каком времени и обществе живешь ты сейчас.

По его словам выходило, что общение - такая же потребность человека, как и еда. Да то да, я тоже изучала пирамиду Маслоу. Но все-таки для меня это не было потребностью первостепенной важности. А вот мой товарищ утверждал, что потребность в общении одна из главных для человека.

— Не номинального общения, - уточнял он. - То есть я имею в виду не только воспроизведение звуков, когда ты складываешь буквы в слова и прочее. Я имею в виду общение, когда тебя признают и видят.

То есть, говорил он, ты можешь всю жизнь молчать и не произносить ни звука, но для людей ты существуешь. Ты идешь по улице, тебя видят и с тобой контактируют, то есть признают тебя как человека, осуществляют с тобой некое действие, будь ответ на вопрос о времени или возвращение сдачи. Не суть. Но в-общем, такими нехитрыми и незаметными манипуляциями, ты удовлетворяешь свою потребность в общении.

А жажда знаний и развития вытекает как раз из этой потребности. Если ты находишься долгое время в обществе, которое на порядок культурнее тебя, образованнее и духовно более развито, ты подсознательно будешь стремиться достичь их уровня, чтобы общение протекало на “одной волне”. А это значит, что ты будешь развиваться, и твое развитие будет удовлетворением собственной потребности в общении, то есть - одним из факторов выживаемости.

А если поместить культурного человека в общество, уступающее ему в духовном уровне, то чтобы удовлетворить свои потребности в общении, этому человеку придется остановиться в своем развитии или даже деградировать, чтобы получить свою дозу “общения”. Признаться, разговаривая на эту тему, мы оба были навеселе, а мой собрат по разуму так вообще, изрядно пьян, поэтому весь этот бред воспринимался в особом свете и под особым углом.

— Все равно это не самая важная потребность, - упорствовала я. - Физиологические все равно важнее.

— Может быть, - легко соглашался мужчина, подливая себе вискаря. - Но только если ты не хочешь быть человеком.

В четырнадцать лет я о таком бреде не беседовала и о пирамиде Маслоу не слышала. Я просто общалась с двумя людьми - Оксаной и Маратом. И серьезно им проигрывала. Я не понимала, о чем они говорят, многое пропускала мимо ушей и была “не в теме”, В какой-то момент меня это достало. Я что, хуже них? Хуже этой бледной пигалицы? Не хуже.

Последней каплей стало появление напыщенной фригидной училки, которая, сидя от меня на пионерском расстоянии, демонстративно морщила нос и обращалась со мной как…я даже не знаю как. Но когда она на пальцах начала объяснять мне, что один плюс один - это два, а не три или четыре, я реально взбесилась. Я не идиотка, я умею считать. А эта мымра еще сидит и кривится так, будто от меня воняет.

— Ладно, - я согласилась на ультиматум Марата. Пусть и сделала вид, что все это нехотя. - Но эта фригидная старушенция сюда приходить не будет. Она не нужна мне для того чтобы знать, что один плюс один - два.

Марат заинтересованно и вопросительно на меня покосился, но я не горела желанием ему что-либо рассказывать. Сухопарая бабка вывела меня из себя.

— Хорошо, я скажу Оксане, чтобы она извинилась за тебя.

В итоге, математикой со мной занимался Марат. Да и всем остальным, в принципе, тоже. Он стал…Если бы я верила в бога, сказала бы, что Марат стал для меня духовником. Но это будет позже.

Через пару дней после той неприятной бабки, Марат привел другую женщину. С большой буквы прямо. Рядом с ней я терялась. Чисто физически. Она была большой, огромной даже, с нереальными…хм…округлостями. Высокая, с короткой стрижкой и громким командным голосом. С самого порога резким голосом она приказала:

— Села. Открыла тетрадь. Взяла ручку.

Ослушаться невозможно. А Марат стоит у тетки за спиной и ехидно скалится. Эта новая училка настолько отличалась от рафинированной старушенции, что я беспрекословно подчинилась, с интересом тетку разглядывая.

С ней было тяжело и легко одновременно. Звали ее Марья Петровна, характер у нее был ужасным. Если ты тупил - она орала. Не понимал - она орала. Не сделал как надо - она снова орала, стуча по столу кулаками и размахивая руками перед лицом. Крутая тетка, если честно, и мне она очень понравилась. И знала много. А главное, требовала от меня много, ни разу не дав какого-то послабления.

Алфавит мы выучили за считанные сутки, писать она меня научила за считанные дни и недели. Марья Петровна ненавидела что-то разжевывать и повторять несколько раз, поэтому приходилось быть сосредоточенной и запоминать с первого раза. Иначе на хате начинался такой крик, что даже я, привыкшая ко всему, с опаской шарахалась и предпочитала держаться подальше. Держаться подальше не получалось, так как оркестр Марья Петровна включала исключительно для меня. Зато она не обращалась со мной, как с умственно-отсталой. И нос не зажимала.

— Ты где ее откопал? - полюбопытствовала я у Марата. Уж очень мне в глаза бросался контраст этой женщины и старухи.

— У себя в универе. А что? Тебя что-то не устраивает? - невинно поинтересовался Марат, не скрывая насмешки.

Даже если меня что-то не устраивало, он все равно бы занятия не отменил.

— Нормально. Орет громко.

— Ты тоже не одуванчик, - развел руками чечен.

Очень скоро мы начали читать. Марья Петровна с самого начала заставляла меня читать взрослые книги, хотя Оксана притащила много сказок, книг с картинками и прочей лабуды. Их я тоже читала, но моя училка говорила, что это все несерьезно и так я никогда ничему не научусь. Как потом я узнала от Марата, Петровна преподавала даже в Сорбонне.

Она стала третьим человеком, с которым я могла общаться в то время. Марья Петровна не была такой нежной, воздушной и милой, как Оксана, и не была такой ублюдочной, как Марат. Она занимала нишу между теми двумя, сочетая в себе житейскую мудрость и приспособленность, а также недюжинный ум и хорошее воспитание. И когда в моей жизни появился третий человек, я увидела вторую маску моего тюремщика.

Марат общался с женщиной с почтением, но не подобострастием. Он никогда около нее не плясал, не юлил и не заискивал, но выказывал ей уважение. Он мог и умел с ней общаться, задавал правильные вопросы, которые Марья Петровна хотела услышать. А хотела она услышать такие вопросы, которые показывали, что собеседник внимательно ее слушает и слышит то, что она хочет донести. Когда Марат что-то спрашивал, Марья Петровна одобрительно щелкала языком и кивала головой. В принципе, ничего нового - чечен вел себя так, как от него ожидали. Суть в том, что он умел эти ожидания полностью оправдывать. С точностью до деталей.

Со мной же она держалась строго, но не заставляла перед ней заискивать. И не заставляла меня переделываться и изображать что-то. Я могла говорить с ней свободно, так, как думаю, и теми словами, какими хочу говорить. Я могла не подбирать выражения. До матюков, конечно, скатываться было нельзя, но весь “мой жаргон”, как говорил Марат, она выносила довольно спокойно и меня понимала. Но нрав у нее был крут, конечно.

Как-то раз она сделала мне замечание из-за того, что в тетради не расчерчены поля.

— Поля нужны, чтобы ты оставляла на них пометки, - бескомпромиссно заявила она, тыча пальцем в белый лист. - Мы с тобой говорим не только на тему урока. Это нормально, когда идет отвлечение от темы.

Я покивала и пропустила ее слова мимо ушей. На следующее занятие, конечно, никакие поля не появились.

Марья Петровна начала банально орать. Вскочила из-за стола и заметалась по комнате, понося меня последними словами и брызжа слюной. На шум пришел Марат.

— Что случилось? - он обеспокоенно наблюдал за теткой, подлетевшей к письменному столу и открывающей все ящики. - Саша что-то сделала?

— НЕ сделала! - рявкнула Марья Петровна, и пышная грудь под шифоновой блузкой заходила ходуном. - Где линейка?

— Какая?

— Любая!

Марат сузил глаза, на меня посмотрел, но мне было не до него. Больше всего в данный момент меня волновала Петровна, изрыгающая проклятья в мой адрес. Наконец, Марат притащил узкую металлическую линейку, и училка резко выдернула ту из его рук. Перехватив красную ручку как оружие, она угрожающе помахала ею у меня перед лицом, а потом, приложив линейку к листу, решительно провела непрерывную линию. Еще раз и еще. Да так, что разорвала тонкий лист. И еще три.

— Вот так чтобы было, - тяжело дыша, она потрясла тетрадкой в воздухе. - Ясно тебе?

— Да ясно, ясно. Я все поняла, - торопливо закивала головой и отклонилась в сторону, чтобы до меня нельзя было дотянуться линейкой. - Вы че орете? Я с первого раза слышу.

Марат в воспитательный процесс не вмешивался и ту ситуацию никак не прокомментировал.

Что сказать? С тех пор в моих тетрадках всегда были расчерчены поля.

В то время мне открылось много нового и интересного. Это меня затянуло не по-детски, так что я, бывало, могла читать сутками. Читала неумело - водя указательным пальцем по строчкам, иногда запинаясь, теряя строчку и слово. Все слоги беззвучно проговаривала губами. В общем, смехота, конечно.

Марату даже приходилось порой силком гнать меня спать.

— Все сидишь? - Марат выглянул в зал и, заметив меня, нахмурившую лоб от напряжения, сел ко мне на разобранный диван. Я угукнула, не отрываясь от чтения. Чечен слегка повернул книгу, так чтобы прочитать название на обложке. - Зрение посадишь.

— Не отвлекай.

— Я серьезно. Завтра дочитаешь.

— Подожди, чуток осталось.

— Тебе так понравилось? - парень с любопытством меня разглядывал.

— Ниче так.

— Ниче так, - передразнил он издевательски, корча страшные рожи. - Когда научишься нормально отвечать?

— Я нормально.

— Ну конечно.

— Слышь, иди спи, а? - попросила я, переворачивая страницу. - Не мешай.

— Ты сама ее взяла?

Я смерила его тяжелым взглядом поверх книги. Мой вызов, как всегда, остался незамеченным. С Маратом так всегда.

— Да. А че?

— Ничего. Просто я подумал, что рановато Марья Петровна дала тебе Чехова читать.

— Почему рановато?

— Не кипятись, Саш, - миролюбиво успокоил Марат, устраиваясь поудобнее. Я отодвинулась, нахохлилась и принялась искать потерянную строчку. - Вот что ты сейчас читаешь?

Вот что он ко мне пристал? Лезет, лезет, никакого покоя нет. Но зная Марата, я была уверена, что он не отстанет. Нехотя отозвалась:

— ”Аптекарша”.

— И что ты поняла?

— Что я поняла?

— Да. Что ты поняла из рассказа?

Меня его вопрос в тупик поставил. Я даже книгу закрыла, вылупив на чечена глаза. Мне пришлось долго думать, прежде чем сказать.

— Там пару страниц.

— И что? Ты коротко.

— Ну ладно, - пожала я плечами. - Там баба, короче, ей понравился офицер. Ну и она, в общем, хотела с ним… - интересно, он мне опять по губам надает? Марат лишь поощряюще улыбался. - Ну…трахнуться. Вот. А там муж проснулся.

— А почему? Ну, почему она хотела с офицером трахнуться?

От чечена, ругающего меня за плохие слова, такое выражение слышалось чем-то странным. Хотя Марат мог похлеще меня выражаться, но только в гневе или ярости, если его вывести из себя. А обычно он говорил как Ксюша.

— Откуда я знаю? С жиру бесится.

Парень рассмеялся, отвернувшись в сторону, а потом мягко потрепал по голове.

— Учись смотреть между строк. Вглубь. Я тебя не про фабулу спрашивал. Фабулу каждый расскажет.

— Че расскажет? - не врубилась я.

— Пересказ, - вздохнул Марат. - Мне не нужен пересказ. Пересказать может каждый дурак. Учись видеть то, что скрыто за текстом.

— Что скрыто?

— Учись видеть, - повторил Марат и выключил торшер. - А пока спать.

Чечен учил меня не только смотреть на факты, на фабулу, как он говорил, а учил меня вглядываться внутрь, ухватывать главное и основное, чтобы потом предугадывать события, точно знать, что произойдет и быть к этому готовой. И это касалось не только книг, это касалось жизни. Марат собственным примером показывал, как важно ухватить тонкую ниточку, сердцевину, слабо пульсирующую и затерявшуюся в паутине слов. Это помогает, это облегчает, а иногда и спасает жизнь.

Я, конечно, на слово не верила. Вначале. Но Марат доказывал, и не раз, а потом я и сама убеждалась в правильности того, что он мне говорил. Легче в самом начале предотвратить чуму, чем потом сражаться с ее последствиями.

В четырнадцать-пятнадцать лет это касалось только книг. Я разбирала книги, литературу, искусство, историю с Марьей Петровной, а потом шла обсуждать новые для меня сведения с Маратом. Это стало нормальным и привычным, что каждый вечер за ужином я ему рассказываю то, что узнала, то, что мне рассказала Петровна. Чечен знал это лучше меня, но все равно внимательно слушал, задавал вопросы, которые подталкивали меня в правильном направлении.

Я и сама как-то успокоилась, перейдя границу прошлой жизни. Я не думала о побеге, вообще не думала, и напряженность, витавшая в воздухе, практически рассеялась. Я стала проще относиться к Оксане, к тому же она тогда отошла на второй план. Интересной для меня она по-прежнему не была, с Петровной и Маратом было куда как круче. Но сейчас мы хотя бы могли общаться с ней. Оксана была ко мне внимательна, слушала меня, искренне волновалась. Спрашивала, нужно ли что-нибудь мне. Ну и тоже вносила вклад в мое образование.

— Вот, я тебе книгу принесла, прочитай, - она заботливо мне вручила черный томик. Шекспир. - Ромео и Джульетта. Тебе должно понравиться.

— А про что там? - я с интересом полистала страницы.

— Здесь о трагичной любви двух молодых людей.

— А что трагичного?

— Их семьи враждовали, поэтому они не могли быть вместе, - охотно пояснила Ксюша, ловя мой заинтересованный взгляд. - Почитай. Я в свое время несколько раз ее перечитывала. Потом расскажешь. Кстати. Еще же фильм есть. Старый, черно-белый, но тоже хороший. Если хочешь, могу потом кассету принести.

— Не знаю, я пока прочту.

— Хорошо. А Марат не говорил, когда придет?

— Скоро, - я уже погрузилась в чтение. Оксана на меня с улыбкой поглядела и, чтобы не мешать, ушла в спальню к Марату.

— У вас что, еще отопление не дали?

— Нет.

Марат действительно пришел буквально через десять минут. Оксана его сразу потащила в спальню, очень целенаправленно так, явно, что что-то задумала. Но мне было как-то все равно, я старалась вникнуть в конфликт Монтекки и Капулетти. Во фамилии!

Не знаю, о чем они там перетирали, но вечером ко мне подошел Марат, забрал книгу, погасил свет и потащил на кухню. Это значит, что разговор серьезный.

— Что? - с претензией скривила губы. - Что на сей раз я сделала не так?

— Ничего. Я по другому вопросу.

— Валяй, - дала отмашку и развалилась на стуле.

Чечен на мою позу неодобрительно покосился, недовольно нахмурился, но промолчал пока.

— Нам с Оксаной нужно уехать.

Неожиданно. Хотя через неделю Новый год, так что в принципе, все правильно.

— Мне помахать вам платочком вслед?

— Не язви, - попросил парень. Марат был странно напряжен, едва ли не взвинчен. Видно было, что эта поездка ему…не то чтобы не по душе, но все-таки вызывает дискомфорт. - У Ксюши тридцатого день рождения, а потом Новый год.

— И что?

— Нас друзья пригласили к себе на дачу.

— Дальше что?

— А дальше ты, - чечен так на меня посмотрел, что я невольно поежилась и подобралась. - С тобой что делать?

— Со мной не надо ничего делать. Я не поеду.

— Тебя туда никто и не берет.

Ууу, лямур, тужур на горизонте. Я заулюлюкала и закатила глаза. Марат кисло улыбнулся.

— Потрахушки намечаются?

— Сейчас в лоб получишь, - прорычал Марат, которого замечание о потрахушках задело. - Не забывайся.

— Ладно, ладно. Не заводись. Езжайте, отдыхайте.

— Ты здесь одна останешься.

— Надолго? - безразлично поинтересовалась я и встала, чтобы налить себе воды.

— Неделя. После Рождества приедем.

— Ну и что? Не умру.

— Я в этом как раз не сомневаюсь.

Так вот оно что. Боится, что убегу?

— Не волнуйся, никуда я не денусь. Пока, во всяком случае, - добавила я, чтобы чурка не расслаблялся.

— Саша, я не шучу. Я тебя из-под земли достану, если что-то не так пойдет.

— Поняла. Расслабься. Обещаю, что не убегу. Доволен?

Доволен он был или нет, Марат не рассказывал. Ему позвонили, он сразу забегал по квартире, ища что-то, и про меня забыл. Сразу же, буквально на следующий день, они с Ксюшей забегали, суетливо собираясь, как будто не на неделю, а на месяц едут. Я им не мешала, предвкушая свой Новый Год.

Кризис в стране никак на Ксюше с Маратом не сказывался. Это заключение я сделала, посмотрев на несколько набитых продуктами сумок. Под завязку. И продуктами хорошими, стоило заметить. Одну сумку они оставили мне, плюс еще что-то наготовила Оксана, заботливо рассовав по кастрюлькам и тарелкам.

Марат еще раз сделал мне внушение, запретил сто пять вещей и отдал сто пять приказов. Но я видела, как им уже неймется уехать, они мыслями - а возможно, и не только - были там. Особенно по Ксюше это было заметно. Чечен все-таки более спокойно держался, хотя переглядывался со своей кралей уж очень многозначительно. Будь я скромнее, обязательно бы покраснела.

Это был мой первый Новый Год. В смысле, в доме. Раньше был приют, но тогда я совсем была мелкой. А сейчас что-то другое. И отсутствие кого бы то ни было меня не напрягало, скорее, наоборот. Я чувствовала себя странно-спокойной, эдакой хозяйкой, которая что хочет, то и делает.

Я попробовала то, что наготовила Оксана. Краля, отдать ей должное, готовила потрясающе вкусно, хотя я ела, в принципе, абсолютно все. Разобрала сумку, оставленную этими двумя, нарыла на верхней полке серванта бутылку вина. Шампанского не было, к тому же я его и не пила никогда. Сама себе стол сварганила, все дела, телек включила, ожидая увидеть обращение президента. Это было первое обращение президента. Почему-то я волновалась.

Я чувствовала себя впервые в жизни спокойно и умиротворенно. Мне было хорошо. Я многое могла и умела, многому научилась и не собиралась останавливаться. Возможно, у меня что-то получится в жизни.

Раньше я не думала о будущем. Да и какое будущее у таких, как я? Не было его. А теперь было. Или могло бы быть. Если уж этому Марату что-то ударило в голову и он решил обо мне позаботиться, дать мне достойную жизнь, то…почему бы и нет? Почему, наконец, не взять то, что мне предлагает случай? Хоть я не верила чечену, но я могла на него положиться, зная, что если он сказал, даст мне другую жизнь, значит, он действительно ее даст.

И если другая жизнь включает все то, что есть у меня сейчас…Я что угодно сделаю, но ее получу.

Глава 11.

Не верилось, что прошло больше года с тех пор, как я поселилась у Марата. Но после того как я начала заниматься, время летело незаметно. Я много читала, училась, иногда ходила в магазин, но только вместе с Маратом и Оксаной. Это была какая-то совершенно новая жизнь, и она мне нравилась. Я оглядывалась по сторонам и не понимала, почему на меня не смотрят люди. Мне казалось, что все происходившее со мной выбивается из нормальной жизни, а значит, должно вызывать удивление. На меня никто не смотрел, не оборачивался, и воспринимали совершенно спокойно. Но зато теперь люди стали меня замечать.

Звучит странно, но это на самом деле было так. Все хотят видеть то, что хотят видеть. Никому не хочется замечать беспризорных детей или алкашей, валяющихся за остановкой. Человеческий глаз щепетильно-избирательный. В детстве я часто сталкивалась с таким. Подсознательно избегали, уворачивались в сторону и затаивали дыхание, чтобы не дай бог не почувствовать что-нибудь не то. Прятали глаза, переходили на другую сторону улицы, отворачивались…По-разному поступали, но суть не в этом. Очень часто меня не видели.

А теперь видели и даже улыбались иногда. Я была хорошо и опрятно одета. Меня одевала Ксюша. Приносила какие-то вещи, некоторые аж из-за границы. Свои старые тоже приносила. И вообще, именно она следила за моим внешним видом, особенно если мы куда-то выходили. Волосы отросли. Я теперь больше напоминала девочку, чем мальчика, хотя платье, в которое меня пыталась впихнуть Оксана, я не одела. И честно ей пообещала, что если она еще раз о нем заикнется, то я разрежу его на мелкие кусочки и выкину в окно. Заметьте - выкину в окно, а не запихну в глотку. А ведь сначала мне на ум пришел второй вариант. Уроки Марата не проходили даром.

Теперь я напоминала девочку из обычной семьи, странную немного, как в один голос утверждали Марат и Оксана, но нормальную. В магазине мне приветливо улыбались, спрашивали, как дела, как в школе. В школу я не ходила, но занималась же с Петровной, поэтому отвечала, что у меня все хорошо.

Я не скажу, что все это мне нравилось. Это вызывало сначала недоумение, а потом раздражение, когда я привыкла. Все жили по схеме. По правилам. Правильным считалось спрашивать: “как дела”. Правильным считалось отвечать: “все хорошо”. Эти правила, принятые и утвержденные в обществе чечена и его крали, должны были выполняться до малейших деталей. Никого не интересовало, как у меня дела и хожу ли я в школу, но все спрашивали, и я должна была отвечать.

Но когда раздражение немного улеглось, я осознала, что их общество придерживается законов выживаемости. Как и мое. Только у нас были законы жестче, грубее, но честнее. Все строилось на силе, и воздавалось по заслугам. У всех этих вежливых людей тоже был свой закон, но другой. Хитрость. Они улыбались друг другу, интересовались здоровьем, делами, но на деле были либо просто равнодушны, либо озабочены чем-то, что принадлежит тебе. Эти люди, к которым мне открыл доступ чечен, любили говорить. Много говорить, ударяя себя кулаком в грудь или обливаясь слезами, но на деле каждый был равнодушен или заинтересован. Равнодушие лучше, но заинтересованность интереснее.

Конечно, в первые дни я не выдержала и пошла к Марату.

— А ты как думала? - снисходительно ухмыльнулся мужчина. - Дальше хуже будет.

Он жил в таком обществе, причем с самого рождения. Неужели чечена не трогала “внимательность”? Меня даже больше не она раздражала, а общая брехливость. Они же ничего не сделают. Если я порушу их систему и в один прекрасный момент скажу, что не хожу в школу и вообще, никогда я за партой не сидела, то что будет? А ничего. Они похлопают глазами, потрепят меня по плечу и скажут, что я бедная девочка. Никто из них не станет делать что-то, чтобы исправить мое положение. А если они не хотят ничего делать, то зачем спрашивать? И эта фальшь, брехливость и лицемерие меня больше всего выбешивали. Надо отвечать за свои слова.

— Суки, - вырвалось у меня.

— Привыкай, - пожал Марат плечами, не обратив внимания на ругательство.

— Обязательно?

— Да. Ты же хочешь нормально жить?

— Да.

— Тогда привыкнешь. Учись жить по их правилам и преуспеешь.

— То есть?

Мне тогда нужно было понять всех этих людей. Умных, образованных, скованных выдуманными обязательствами. Марат как никто подходил для роли учителя. Он не только объяснил мне принципы, по которым все живут, но и научил извлекать выгоду, научил определять, чем может быть полезен тот или иной человек. Где потолок человека? Что он может, а что нет? Что сделает, а на что никогда не решится?

— Если ты сможешь правильно оценить людей, точно понять, что они собой представляют, ты выиграла, - невозмутимо пояснял Марат. - Никогда не требуй невозможного и будь готова сама при возможности помочь. Если нужно. Без особой надобности не лезь. И задницу рвать не надо.

— А если они будут знать, что я могу больше?

— Откуда? Они будут знать то, что ты позволяешь. Не более. А вообще, по обстоятельствам смотри. Чем значимее для тебя человек, тем больше ему нужно уделять внимания.

И в мире Марата так жили все, в большей или меньшей степени. Подсиживали на работе, причем некрасиво, за спиной. Я ничего против этого не имела - жить красиво всем хочется, но лицемерие в таких огромных количествах для меня было слишком. Поначалу. Дальше я свыклась и научилась отгораживаться от него, позволяя бить по своей броне, но не проникать внутрь. Уж что-что я умела, так относиться ко многим вещам равнодушно.

Ну, а так как я жила с Маратом больше года, их с Ксюшей посетила светлая мысль.

— Саша, а сколько тебе сейчас лет? - осторожно спросила Ксюша в один из вечеров.

— Уже пятнадцать, а что такое?

Я читала книгу, которую мне давно еще принесла Ксюша. Про запретную любовь. И в данный момент Оксана чертовски меня раздражала, так что хотелось от нее отмахнуться. Не вышло. Чечен, как всегда, был тут как тут.

— У тебя когда день рождения был?

— Давно уже, - отмахнулась от книг и попробовала снова погрузиться в произведение.

— Я не спрашиваю, как давно, - сдерживая раздражение, пояснил Марат. - Я спрашиваю, когда.

— Ну в декабре.

— Какого?

— Двадцатого. А что такого-то?

По-моему, все было нормально. Марат тоже спокойно кивнул и отстал, а вот Оксана сразу запричитала.

— А мы уехали, - потерянно замерев, пробормотала Ксюша. - И даже тебя не поздравили.

Если она думает, что от их отъезда мне было плохо, то глубоко ошибается. Мне было замечательно спокойно и свободно. Я посмотрела поздравление президента, Голубой Огонек, послушала взрыв петард под окном и наелась от пуза. Меня никто не тыркал, не трогал. Я читала, смотрела фильмы, даже пела в душе, пользуясь моментом, что меня никто не видит и не слышит. Это был лучший подарок, какой могли устроить Марат и Оксана. Особенно Оксана. От одной мысли, что мне пришлось бы выслушивать ее сахарные поздравления, кричалки - и не дай бог она решила бы дернуть меня за уши…Ууу, я даже сейчас закипала, стоило это все представить. Нет уж, как-нибудь без них.

Чечен, наверное, прочитал все по моему лицу. Во всяком случае, он прекрасно понял мои мысли и, отвернувшись от Ксюши, весело хмыкнул. А его краля, тем временем, по-прежнему причитала.

Нудила она долго. Марат за это время сварил кофе, я дочитала книгу, а на улице окончательно потемнела. Наконец, чечен то ли не выдержал, то ли просто устал, но обнял свою Ксюшу за талию и положил ей на плечо подбородок.

— Ладно, Ксюш, что теперь? Не знали и не знали - не трагедия же, в конце концов, - вот-вот. Мысленно я часто-часто кивала. - Отпразднуем в следующий раз.

Оксана по-прежнему хмурилась.

— Мы же ей даже елку не поставили.

— Поставим в другой раз, - не оставлял попыток Марат. - Кстати, мелкая, с нас подарок.

— Да без б, - спокойно отозвалась я. - За язык никто не тянул.

— Хоть бы спасибо сказала.

— За что? Вы пока ничего не подарили.

— И то верно.

Наше с Маратом ла-ла Ксюша не слышала. Неделю ее не было у нас, даже не звонила. Через неделю приехала, с пакетами и подарочными коробками с огромными бантами, с тортом, на котором стояла свечка с цифрой пятнадцать. Я первый раз за долгое время растерялась, разглядывая и сияющую Оксану, и разноцветную бумагу. Больше всего банты цепляли. Я никогда таких подарков не видела. И торт. Большой. И вместо свечек стоящая сверху “15”. Торт был разноцветным, с розовым кремом, с белым, с бежевым и даже зеленым. Мне страшно было его касаться, не то что есть.

— Это все мне? - расширившимися от шока и любопытства глазами я рассматривала подарки, сгруженные кучей у дверей. Марат быстро подошел к девушке, забрал из ее рук пакеты и отнес на кухню. Оксана, прикусив нижнюю губу, чтобы сдержать радостную улыбку, закивала. - Это правда все мне?

— Ну да, - широко улыбаясь, она потянула меня за руку к подаркам и заставила коснуться оберточной бумаги. - Открывай же, чего стоишь? Марат, ставь чайник, - крикнула она, стягивая с плеч пальто. - Открывай.

Я достаточно долго вертела в руках маленькую коробку, смотрела на бант и бумагу и не понимала, как это все открывать. Снизу бумага была скреплена, и чтобы открыть подарок, всю эту красоту нужно было рвать.

— Почему не открываешь?

— А как?

Оксана подняла брови и забрала подарок у меня из рук.

— Да просто, - и она жестоко разорвала пополам бумагу, откидывая яркие ошметки в сторону. Я даже дар речи потеряла. Через несколько секунд мне вернули бархатную коробочку. - Смотри.

Она подарила мне кулон-капельку на тонкой цепочке. И к нему такие же сережки. Правда, уши у меня не проколоты, но все равно, сережки мне очень понравились. Но я была бы не я, если бы не оценила эту вещь. Подарок подарком, а оценка нужна. И мимоходом я все равно прикидывала сумму, за которую можно загнать комплектик. Пусть это и происходило чисто на рефлексе.

Оксана привезла много одежды, очень красивой с иностранными названиями. Теперь я была обладательницей светло-голубого бального платья и в тон им туфелек на небольшом каблучке. Ксюша рядом сетовала на то, что мой размер можно найти только в детской одежде, иначе бы она разгулялась. Я верила.

— Там было потрясающее красное платье, - рассказывала она, прикладывая ко мне кофточку и на глаз прикидывая, как та на мне будет сидеть. - Тебе бы пошло. Мне такие яркие цвета не идут - я всегда краснею как помидор, а яркое платье только усугубило бы ситуацию. А тебе было бы хорошо. Но размеры остались лишь большие. Это вон, - небрежный кивок в сторону голубого наряда, - вообще великовато окажется, наверное.

— Ну…оно красивое.

Я открыла новые коробки, доставая джинсы, джинсовые комбинезоны, рубашки и короткие кофты.

— А где ты была? - мимоходом поинтересовалась я, крутя в руках майку-матроску. - Целую неделю подарки закупала, что ли?

Оксана кротко улыбнулась.

— Ну да. Я в Польшу ездила. Кстати, - щелкнула она пальцами, - я тебе духи купила. Вот в той, синей коробке.

Да уж, Оксана всегда моталась в Европу, как на дачу. С самого начала, как только я появилась у Марата. Со временем это стало привычным делом для меня. Я могла услышать: “я еду в Париж на выходные” и даже не удивиться. Хотя вначале меня это заставляло изучающе разглядывать Оксану. Такое ощущение, что она не в России живет, настолько девушка казалась оторванной от мира.

— Сейчас понюхаем. Оксан, а почему ты так часто туда мотаешься? - невзначай обронила я, наклоняясь за бумажным пакетом. - Каждый месяц почти.

— А у меня папа дипломат. Так что я где только не была, - она задорно рассмеялась и вспорхнула с диванчика. - Хочешь, даже с тобой съездим. В Диснейленд, например. Я сейчас.

Она убежала к Марату, закрыв за собой дверь, а я же осталась разбирать горы подарков. Это было странно. Все это вокруг меня. Подарки, вещи - яркие и блестящие. Нет, они мне очень нравились и было безумно приятно, но для меня…Ну какое мне бальное платье? Куда его носить? Да и как, если я не умею?

Каблуки, шелковая пижама, украшения…Я в жизни таких вещей не одевала и не умела с ними обращаться. Марат меня этому не учил, на улице вся мишура была не нужна. Лишь бы тепло, а там хоть фуфайка. Оксана хотела сделать приятное, а на деле только усложнила мне жизнь. От духов с цветочным запахом я расчихалась, тонкие колготки порвала, нечаянно зацепил ногтем, а платье…

Ксюша заставила меня его примерить, и эти пять минут были одними из худших в моей жизни. Я чувствовала себя неповоротливой куклой с несгибающимися руками, неуклюжей и перетянутой веревками. Длинная юбка мешалась и собиралась при ходьбе между коленями. А чечен, увидев меня в платье, прыснул от смеха, сразу же замаскировав вырвавшийся смешок кашлем. И я не обижалась - я была с ним согласна. Нафига козе баян? Вот и мне - нафига платье?

В туфлях я подвернула ногу, но чтобы Ксюшу не расстраивать, с вымученной улыбкой пару минут потопталась на месте. Все остальное было вполне пригодным для носки - джинсы там, кофты, комбинезоны. Но не платье.

В дальнейшем Оксана учила меня тому, чему не мог научить ни Марат, ни Петровна. Она учила меня быть девушкой, быть женственной. Какая ирония. Особенно если оглядываться назад на наши отношения и судьбы. Она сделала из меня красивую нежную девушку, а Марат сделал женщиной. Это было даже забавно, когда Оксана привозила очередной шедевр моды, а он потом срывал его с моего тела, небрежно кидая в сторону. Еще забавнее, если Ксюша просила меня примерить что-то, а за ее спиной стоял Марат и разглядывал это великолепие. На одежду Оксана никогда не скупилась, одеваясь со вкусом и так же одевая меня. Ирония, в самом деле.

Но в то мое своеобразное пятнадцатилетие мы втроем спокойно ели торт, запивая его чаем, болтали, Оксана сидела полубоком на коленях у Марата и обнимала его за шею, рассказывая о поездке. Через час я ушла разбирать подарки, а потом и вовсе уснула, устав от общего шума и волнения. Первый раз на моей памяти Ксюша осталась ночевать у нас дома.

Ночью что-то выдернуло меня из сна. Сначала блуждая на поверхности, отчего вертелись какие-то непонятные странные образы, а потом я совсем проснулась, с ясным сознанием и трезвой головой, чутко прислушиваясь к тишине квартиры. Я завозилась и услышала какой-то звук, полуприглушенный шелестом одеяла. Пришлось замереть. Ненадолго. Через пару секунд за стенкой раздалось шебуршание, скрип кровати и едва слышный слабый стон. Захотелось грязно выругаться. Шикар-р-рный подарок на день рождения. Потрахушки за стеной.

Для меня это все было не ново. Но черт, слышать их рядом с собой было как-то странно. Это же Марат и Оксана. В горле пересохло и запершило, я снова замерла, двумя руками вцепившись в одеяло. Я лежала тихо, как мышка, чутко прислушиваясь к тишине. Хотелось, чтобы все это было всего лишь игрой воображения.

Нет. Через минуту новый стон, жаркий шепот и спинка кровати ощутимо стукнулась об стену. Япона мать. Мне не нравилось это все слышать, слушать и не иметь возможности уйти или заткнуть уши. Я пробовала. Я накинула сверху одеяло, завернувшись как в кокон, так что через минуту стало жарко и душно, а еще покрылось потом лицо. Я их слышала. Слышала и не могла сбежать. Марат что-то прерывисто говорил, потом тихо засмеялся вместе с Ксюшей, а затем смех перебился стоном, более громким, чем раньше. Срань.

Я спрятала голову под подушку, но все стало еще отчетливее. Не помогало. В ту минуту я ненавидела свою чуткую манеру спать. Я бы многое отдала, даже все подарки Оксаны, лишь бы всего этого не слышать. И забыть. Я начала специально ворочаться, шелестеть одеялом, и сильно прижала руки к ушам, зажимая их пальцами. Что угодно. Но стоны, интимный шепот и скрип кровати с каждой минутой нарастал, звучал четче, яростнее, и невозможно его избежать и закрыть уши.

Я жалела, что Оксана осталась. Честно. Я хотела вернуть ту тишину, которая была до этого. Мне не нравилось слышать то, чем они занимаются. Хотелось встать и сбежать куда-нибудь, но была опасность, что потом они выйдут из комнаты и застанут меня сидящей, например, на кухне. Все будет понятно без слов. А я в первый раз в жизни не знала, как себя вести. Для меня Марат сформировался как нечто недосягаемое, что-то сверх меня, если можно так сказать. Оксану я и вовсе не уважала. И их секс, все звуки, стоны и надсадные всхлипы выводили меня из себя.

Инстинктивно я сильно зажмурилась, полагая, наверное, что шум прекратиться. Они же должны закончить, не так ли? Когда-нибудь? Почему-то не заканчивали. Теперь Оксана стонала каждую минуту, и эти звуки пробирали меня до костей, проникая глубоко внутрь. Это было противно. То оцепенение, онемение и невозможность ничего изменить. В какой-то момент я, устав слушать, ударила кулаком по стене, но тут же затихла и с головой накинула на себя одеяло. Вдруг услышат, а потом еще и объясняйся. Суки.

Это длилось долго. Я уже не делала попытку прикрыть уши и притворяться, будто ничего не слышу. Сидела на кровати, скрестив по-турецки ноги, уперлась локтями в колени и подперла щеки. Я слышала все - от первого до последнего слова и стона. Как ее, так и его. И когда они наконец-то закончили, именно я чувствовала себя выжатой как лимон. Морально и физически. Мне казалось, что меня через мясорубку перекрутили, переломав к черту все кости. Мне было обидно, грязно и горело лицо. Секс - не откровение. Я видела самые грязные его проявления. И в детдоме, а уж потом и на улице. Для меня это не новость. Но то, что я должна была не по своей воле соприкоснуться именно с их сексом, меня угнетало.

Они зашевелились, и я легла, положив одеяло так, чтобы наблюдать за комнатой. Глаз моих видно не было, лицо наполовину прикрыто и со стороны кажется, что я крепко-крепко сплю. Уроды. Через пару минут оба вышли - Марат на кухню, Ксюша в ванную. Загорелся свет и двери заботливо прикрыли, чтобы он не бил мне по глазам. Какая забота, ишь твою мать! От сдерживаемой лавины эмоций я безмолвно заскрежетала зубами. Стукнул кувшин, включилась и выключилась вода, Оксана на кухню и что-то тому сказала, а потом, тихо ступая, вернулась в спальню. Чечен еще некоторое время побыл один, затем погасил свет и пошел вслед за ней. И только на пороге собственной спальни обернулся и нехорошо прищурился, глядя на меня. И в тот момент я была почти уверена, что он знает.

Глава 12.

Девочка споткнулась об обломок кирпича и неслышно выругалась себе под нос. Брат целенаправленно шел к рынку. Но по пути, с той стороны с какой заходили они - дороги не было. Было много грязи, бутылок и разбитых кирпичей.

— Не спеши, - попросила девочка, задыхаясь, и перешла на бег. - Подожди.

— Шур, резче давай, у нас мало времени, - брат нервничал.

— Я не могу быстрее. Я есть хочу.

— Не ной.

— Я хочу есть!

— Если поторопишься, то поешь, - не выдержал мальчик и прикрикнул на нее. - Давай быстрее.

В последнее время в детдоме мало кормили. Но тетя в столовой говорила, что это они слишком много едят. Саша не спорила, может, она действительно много ест, но чувство голода постоянно ее сопровождало. Иногда девочка слышала, как их главная ругает государство, которое не платит денег и не дает еды. Ругать она любила и умела, долго и очень громко. Но от того, что заведующая ругала государство, Саше не хотелось есть меньше.

Зато она не одна такая была. Ее подруга, Катя, тоже всегда хотела есть. Но теперь Катя умерла и остался только брат.

— Ты идешь? - снова окликнул брат, вырвав девочку из мыслей о еде. - Резче, Шур, иначе не успеем.

Они вышли на центральную площадку рынка, где продавали продукты. Брату пришлось схватить ее за руку, чтобы не потеряться, и они вместе пошли между рядами. Здесь продавали все вкусное, и поневоле желудок Саши сжался от голода. Но они пришли не за этим. Это внешний рынок, а был другой - на этаж ниже. Подвальное помещение, где плохо пахло и продавцы выглядели странными и пьяными. И продукты не были такими хорошими.

Брат купил картошки и немного кислого творога. Почти все отдал ей, и Саша справилась с едой в считанные минуты. Пока ела, к ним подошел другой мальчик, грязный и вонючий. Отозвал брата в сторону и там что-то серьезно втолковывал. Саша не слышала.

— Пойдем.

— А кто это был? - спросила Саша, с удивлением глядя в спину уходящему мальчику.

— Друг.

— Странный.

— Нормальный. Пошли скорее.

Они покидали пакеты от еды на землю и потопали назад в детдом. Саша утолила голод и по сторонам не смотрела. Неожиданно брат дернул ее в сторону, заставив спрятаться за каменную колонну.

— Что ты делаешь? - возмутилась девочка.

— Тшш. Смотри, - он кивнул на стоящий неподалеку запорожец.

На капоте запорожца поставили белые большие ведра, прикрыв их марлей. В ведрах был творог, сметана. Рядом несколько ведер с яблоками. Мужчина и женщина, зычно зазывая народ, предлагали купить их продукты. И все бы ничего, но тетя была их поварихой. Которая всегда говорила, что Саша много ест.

— Творог! Свежий творог! Сметана! Покупаем творог! Свежий! - кричала она, прохаживаясь туда сюда возле машины. Вокруг машины собралось много народа, который снимал с творога пробу и удовлетворенно кивал. - Что вы пробуете? - снова завопила повариха на трясущегося дедушку. - Пятый раз уже. Вы думаете, я не вижу?! Покупайте и пробуйте!!

— Дочка, я…- начал дедушка неуверенно, но его тут же обступили, а потом и вовсе оттеснили от капота.

— Сколько? - громко поинтересовалась какая-то женщина и, услышав цену, оскорблено всплеснула руками. - Грабеж! Что так дорого?

— А вы поглядите, - не унималась повариха, - хороший творог. Свежий. Сегодня только привезли. Не хотите - не покупайте. Очередь большая за вами.

Саша не выдержала и вырвала свою руку у брата, направляясь к поварихе. Брат за ее спиной ругнулся и стукнул ее по плечу.

— Не ходи! Ты сдурела?

— Я просто скажу…

— Ты дура? Не понимаешь совсем?

— Это же наш творог!

— Он не наш. Пошли отсюда.

— Наш! - Саша вырвалась и пробралась в самую толкучку. Встала перед поварихой и потерла нос. - Здрасьте.

Та замолчала и с опаской и злостью посмотрела на девочку.

— Хороший творог? - спросила Саша, делая пробу. - Хороший, - кивнула. - А где вы его взяли?

Она на мужа оглянулась за поддержкой и кивком указала на Сашу. Тот, расправив плечи, начал надвигаться на маленькую девочку.

— Так, девочка, иди по-хорошему, - сверкая глазами, приказала повариха. Но голос был добрым. - Тут видишь - очередь.

Очередь согласно зароптала. Муж поварихи подошел к девочке и больно схватил ее за костлявое плечо.

— Пошла отсюда, - зло и тихо прорычал мужчина.

— Сама уйду. Руки убрал, - процедила девочка.

И ушла. Перед этим перевернув два ведра с творогом и сметаной. В ту же ночь они с братом сбежали.

***

Я снова закрылась в себе, отгородилась от Марата и Оксаны. Но если с чеченом такой номер почти не прокатывал, и мне приходилось с ним общаться, то с его кралей все обстояло по-другому. Чаша презрения и гадливости, наполненная для них двоих, целиком доставалась именно ей. С Маратом сложно. Я могу на него только щериться, ощетиниваться, но по-настоящему злить его опасно. Мне не нужно повторения прошлого года, мне и так хорошо живется. Мне приходилось сдерживать раздражение к нему, но чечен прекрасно видел мое состояние. Теперь я точно знаю, что он в курсе. Он в курсе, что я все слышала. И его это мало интересует. А меня злит. Из нас двоих, правда, именно Марат первым заговорил на эту тему. Я лишь глядела исподлобья и раздувала ноздри.

— Напугала, - издевательски хмыкнул мужчина, разглядывая мою гримасу и воинственную, колючую позу. - Что ты хочешь этим доказать?

— Ничего, - процедила сквозь зубы, с силой сжимая челюсти.

Чечен вел себя так, будто ничего не произошло.

— Тогда в чем проблема? Ты крадешь, кидаешься с ножом на людей, а потом злишься и краснеешь из-за того, что услышала что-то из ряда вон выходящее?

— Ничего нового, поверь. Но у твоей крали исключительно писклявый голос.

Который всю ночь бил по нервам.

— Чего ты добиваешься? - шутки кончились, терпение Марата тоже. Неужели, он тоже, как и я, не в восторге. Боится смутить свою принцесску? А интересно, если я повторю что-то из их бл***ва при ней, она смутится? Скорее, умрет со стыда. Уголок губ злорадно пополз вверх. Это оказалось ошибкой. - Только попробуй вякнуть что-нибудь.

— С чего ты взял, что я буду?

— У тебя на лице все написано.

— Да неужели? - зло прищурилась, стараясь испепелить ублюдка на месте. - Знал бы ты, что у тебя на лице написано.

— А разве ты имеешь право мне указывать? - холодно и отстраненно поинтересовался Марат. - Кто ты такая? Ты здесь никто, а это - мой дом. Ксюша - моя девушка. Мы оба взрослые люди, и что хотим, то и делаем.

— Да хоть голые на голове ходите! Я это слушать не обязана!

— Гонор свой засунь в задницу и помалкивай. Не тебе меня учить, что, как и где мне делать.

Мужик, стремительно развернувшись и печатая шаг, вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.

Он разозлился. Кто бы сомневался. Болезненное самолюбие чечена никуда не делось. Марат ненавидел, когда ему указывают или приказывают. Он старался не доводить все до скандала, а если кто-то пытался на него повлиять, мягко уходил от темы. Он не позволял никому собой управлять, пусть даже само по себе предложение носило положительный характер. Кто пытался заставить Марата действовать по указке сразу слышали слово “нет”. Но чечен умел размышлять, и если предложение было хорошим - он его принимал. Но только на своих условиях и по своему собственному желанию, никогда не поддаваясь на уговоры.

Мое недовольство не стало исключением. Чечен воспринял его негативно, сразу обрубив мои возражения. И возможно, я сама была виновата в этом. Чего мне пока не хватало - так это такта. Я сразу начала вставать в позу, вытравливать Ксюшу из квартиры. Пусть что хотят делают, но я это слушать не обязана. Я упорствовала, не собираясь отступать, и сопротивление Марата увеличивалось. Он никому не позволял ставить себе условия, а уж тем более мне. Возможно, скажи я все как-то по-другому, чечен сам бы решил проблему. Но я давила, а он сопротивлялся. Один раз мне даже показалось, что он может притащить Ксюшу сюда и отыметь на моих глазах. Назло. Просто так. Показывая, что он здесь хозяин и главный.

Не имея возможности достучаться до мужика, я всерьез взялась за Оксану. Она не могла мне ничего противопоставить, на ней я срывала все зло и раздражение, накапливающееся после стычек с чеченом. И ладно бы я просила чего-то фантастического, но нет, я просто попросила огородить меня от этой стороны их жизни.

Над Ксюшей я банально издевалась. Но гораздо более тонко, нежели раньше. Открыто не хамила, но черт, я говорила такие вещи, от которых она терялась и не находила места. Я сознательно ее дразнила, насмехаясь над ней и ее идеалами, правда, теперь я могла делать это изящно, а не прямолинейно. Образование - полезная штука, оказывается.

— Забери, - положила черный томик Шекспира ей на колени и благодарно кивнула. - Я дочитала.

Оксана пару секунд его непонимающе разглядывала, вспоминая, что это и откуда. Наконец, она вспомнила, черты лица разгладились, и девушка улыбнулась.

— И как? Понравилось?

— Ничего. Дочитала.

— А что так нерадостно?

— Да бред это, - я безразлично на книжку посмотрела и фыркнула. - Детский лепет.

Оксана шокированно распахнула глаза и открыла рот.

— Это же Шекспир! - едва ли не возмущенным тоном воскликнула она. - Это…это классика. История любви.

— История озабоченных подростков, а не любви, - бесстрастно парировала я, в душе улыбаясь ее растерянности. Такая забавная. - Сколько им там? Четырнадцать? Шестнадцать? Им просто захотелось секса. Мальчику захотелось - развел девочку. Джульетта дура самая настоящая. Да и этот…туда же.

У нее не было слов. Но отвисшая челюсть, выпученные, блестевшие от слез глазки и бледность лица обо всем уже сказали. Да, больно, когда рушатся идеалы.

— Но…но…

— Ну что но? - лениво протянула я, ложась на диван и закидывая ногу на ногу. - Представь, не померли бы они так по-идиотски, что бы было? Они сбежали, жили бы в нищете. Девка бы залетела, Ромео нашел бы себе очередную дуру. Через лет десять Джульетта бы состарились - если бы не умерла к тому времени - и сказке конец. Тупые зажравшиеся придурки они. Подростки с этим…как его там…- защелкала пальцами, пытаясь вспомнить недавно прочитанное или услышанное слово, - пубертатным периодом. О, точняк. Гормоны у них играют. Потому что согласись, ради обычного секса кончать жизнь самоубийством - идиотизм.

Ксюша не согласилась. Как же она все принимает близко к сердцу, прямо загляденье. И это было только начало. Разминка. Я играла на ее нервах, я игралась с ее идеалами и представлениями, разрушая их целостность и чистоту. Это была новая для меня категория - делать больно человеку не физически, не запугиванием, а морально, манипулируя чувствами.

Формально не к чему было придраться - я не хамила, не дерзила и сдабривала свои пошлости приторными улыбками. Все, как учил Марат. Я мстила за каждую минуту и секунду, которую мне приходилось терпеть. С психологией в то время у меня знакомства не состоялось, но, как ни назови, Марат и Ксюша затронули мою зону комфорта. Она у меня небольшая, но очень чувствительная. И задевать ее было лишним. Теперь я мстила, и мстила жестко. И собиралась продолжать мстить до тех пор, пока они не уберут свои интеллигентные грязные лапы с моей небольшой зоны комфорта. Я не просила многого.

Марату потребовалось совсем мало времени, чтобы меня раскусить. Вернее сказать - ему ничего не стоило это сделать. Но своего я добилась - Оксана уехала, сославшись на туманные причины и головную боль. Я никогда не останавливаюсь на полпути.

— Ушла подстилочка, - притворно сокрушаясь, качала я головой. - Какое горе.

— Сука ты, Саш, - сдерживаясь из последних сил, Марат холодно улыбнулся, но кулаки хрустнули.

— Ну а она бл**ь. И Петровна говорит, что сука - литературное слово. Так что мне-то еще ничего.

Мы разругались. Я его провоцировала, сознательно понимая, что получу. Но черт, если мне еще раз придется быть свидетелем их…этой гадости…Пусть где угодно этим занимаются, но не при мне. Мне досталось. Мне так досталось, что я даже подумала, будто разрушила какие-то его планы. Ну а что я? Пусть куда-нибудь с ней идет и там все делает. Марат думал иначе. И из-за того, что я сделала так, как хочется мне, он дико злился.

— Может, нам с Оксаной тебе квартиру еще купить?! - вновь завелся парень. - Или нам уехать отсюда, чтобы тебе не мешать? Скажи, не стесняйся.

— Я просто прошу меня не трогать! - крикнула, не выдержав его ора. - Это так сложно?!

— Не смей на меня орать! - в ответ рявкнул Марат, рывком подбираясь ко мне. - И указывать - не смей. Нравится тебе или нет - Оксана будет здесь жить. Со мной! И попробуй хоть что-то сделать, увидишь, что будет.

— Мне на вас плевать! На тебя и твою суку! Но я это не буду слушать. Я не хочу! Лучше убегу, но здесь не буду!

— Так, значит? - Марат напрягся, и я подумала, что он опять меня ударит. Но он больно дернул меня за руку, выворачивая руку, и потащил в коридор. - Никто тебя за язык не тянул.

Неосознанно я упиралась, цепляясь за все предметы, попадавшиеся на пути. Свалила вазу, уронила картину со стены, которую еще Оксана привозила. Я царапалась и вырывалась, но у чечена была железная хватка, от которой наверняка оставались синяки. Я догадывалась, куда и зачем он меня тащит, и, честно сказать, почувствовала страх. Мне не хотелось на улицу. К тому же зимой. Мне вообще не хотелось. Мне было неплохо здесь. И я винила во всем Оксану. Если бы не она, то я бы осталась здесь.

— Не нравится, - тяжело дыша, Марат в два поворота открыл замок и распахнул дверь. - Выметайся!

Он вытолкнул меня, так что я споткнулась о коврик. И хлопнул дверью.

Пару секунд я просто стояла на лестничной площадке и пялилась на железную дверь. И только тогда я поняла одну вещь. Я уже привыкла там жить. В этой самой квартире, которая стала моей зоной комфорта. Моим домом, хотя прошло чуть больше года. Я внутренне поверила Марату. Его словам, что если я соглашусь - он мне поможет. Не помог. И свое собственно поведение я не считала неправильным. Что с того, что я ее выжила отсюда? Но даже догадываясь, что это не сойдет с рук, я не думала, что он выгонит. Зимой. В одних тапках.

Стоять рядом с дверью не было смысла. Я еще раз оглядела джинсы, кофту с короткими рукавами. Надо что-то делать. На шее висел кулон, который подарила Ксюша. А через пару домов гастроном, в котором есть ломбард. Нормально. Первый страх и растерянность ушли, уступая место деловитости. Я справлюсь. Холодно, конечно, девочка в легкой одежде вызовет ажиотаж, но я куплю. На первое время мне хватит. Справлюсь.

Спустилась вниз и на первом этаже столкнулась с нашей соседкой. Как назло.

— Сашенька, - она удивленно моргнула, оглядывая мою одежду, и еще удивленнее смотрела, как я направляюсь к выходу. - А ты куда? Ты почему в таком виде? И не дома?

— Дверь захлопнулась, - плечами пожала и слабо улыбнулась, на ходу придумав легенду. - А Марата дома нет.

— А что ты не дома была?

— Вышла посмотреть, что в почтовом ящике лежит.

— Ааа, - бдительность соседки была усыплена. - А ты куда?

— Да я к знакомым. У них должен быть ключ.

— Иди ко мне домой и позвони им. Пусть они его привезут.

— А у них нет телефона, - не моргнула я глазом. - Придется идти. Тут недалеко.

— Давай спасателям позвоним.

— Они дверь выломают. Что я потом Марату скажу? - трогательно, подражая Ксюше, хлопнула ресницами и потупилась. - Надо сходить.

— Куда ты в таком виде? - запричитав, указала рукой на мою одежду. - Простудишься ведь. Давай пока у меня посидишь, чайку попьешь, а потом и брат твой приедет. У него же есть ключи?

— Он поздно приедет.

Сначала я не оценила ее предложения. Но подумав, решила, почему бы и нет? Посижу у нее, придумаю что-нибудь. Возможно, у нее есть какая-то одежда. Я попрошу у нее что-нибудь на время, исключительно чтобы дойти до друга семьи, а там меня и след простыл. Пусть с ней потом чурка разбирается. Меня это не должно волновать.

— Ну ладно, - согласилась, делая шаг по направлению к ее квартире. - Давайте подожду. Спасибо большое.

— Не за что, дочка, - она пропустила меня внутрь и закрыла дверь. - Проходи. Сейчас чайник включу.

Пока она хлопотала на кухне, я осматривалась. Планировка почти та же, что и у нас, вернее, у Марата. Только комнат не две, а одна. Дверной проем завешан причудливой шторкой, на трюмо много статуэток. Запах еще в квартире был такой странный, но не противный.

Несколько часов пришлось провести в обществе бабульки. Я натужено улыбалась, так что болели щеки, кивала периодически и посматривала на часы. Наконец, решила:

— А у вас нет пальто какого-нибудь? Мне только дойти, и я вернусь сразу.

Она неуверенно замялась и отвела глаза. Одно дело чаем напоить, другое - давать что-то, пусть и на время. Ее кошка, спящая в углу, подняла голову и мяукнула.

— А брат твой скоро приедет?

— Нет, - расстроила я. - Поздно-поздно вечером.

— Ему позвонить нельзя?

— Нет. Он работает, а номер я не знаю.

Она тяжело вздохнула, поднялась, отставила чашку и принесла пальто. Обычное серое, драповое, не новое.

— Держи. Занесешь потом?

— Конечно-конечно, - заверила я быстро. - Как только ключ заберу.

На часах было уже восемь вечера, и мне оставалось надеяться, что ломбард работает. Так даже лучше - не придется искать зимнюю одежду. Эту - я возвращать не собиралась. Пусть “брат” разбирается.

Торопливо попрощалась, еще раз пообещав, что непременно вернусь, и вылетела на улицу. Было холодно. Если днем снег подтаял, образовав слякоть и грязь, то теперь месиво начало замерзать, и я через каждые пять-шесть шагов скользила, норовя упасть. В одних тапках было холодно, и ноги себе отморозила почти сразу.

В магазине на меня странно косились, но тут же отворачивались. Никому особо не было до меня дела. В кабинке ломбарда сидел хиленький мужичок с крохотными глазками. Завидев меня, он поднял брови и вопросительно уставился.

— Скажите, за сколько я могу ее сдать? - сняла цепочку и передала ему в руки.

— Только цепочка или с кулоном?

— Все вместе.

Он очень долго рассматривал и изучал украшение, а потом украдкой меня разглядывал. Все понятно. Стоит перед ним ребенок, и он думает, что может меня развести. По глазам вижу. Только не на ту напал. Наконец, мужик назвал сумму, втрое меньше минимума.

— Издеваешься? - процедила я, снимая маску доброй и послушной девочки. Та маска осталась в квартире у Марата. И мне уже не понадобится. - Ты меня за дуру держишь, мужик?

Мой тон был холодным, расчетливым и никак не подходил для скромной девочки. Мужик выпрямился во весь свой небольшой рост и приосанился.

— Девочка, я и так завысил цену. Если не нравится - иди в другой ломбард.

— Это белое золото высшей пробы, и ты хочешь мне заплатить за него копейки. Ты совсем оборзел?

Вот теперь он понял, что со мной связываться не надо.

— А откуда у тебя это? Ты ребенок еще. Сейчас-сейчас, - лихорадочно забормотал он, не выпуская украшение, и потянулся за телефоном. - Я в милицию еще позвоню. Украла небось.

— Не украла, - прозвучал позади меня успокаивающий бас Марата. - Это ее. Но мы закладывать и продавать ничего не будем. Отдайте.

Оценщик пригнулся, чтобы в окошке разглядеть говорившего, и после того как увидел - звонить передумал. Одно дело девчонка, которую можно запросто обвести вокруг пальца, другое дело - угрожающий массивный кавказец у нее за спиной, которого обмануть не выйдет. А если я вдруг ему родственница, то когда чурка узнает, что меня пытались развести, вообще неизвестно, что будет.

Эти безрадостные мысли на стареньком лице отражались бегущей строкой. Я бы посмеялась, не будь обижена и зла. Убегать и привлекать к себе внимание смысла не было. Сейчас Марат у меня заберет и украшение, и пальто, а потом вытолкнет на улицу. Приятного от такой мысли мало.

— Да заберите ради бога, - цепочку поспешно вернули, и Марат, опередив меня, ее забрал и положил к себе в карман. Вот о чем я говорила. - Тоже мне…следили бы за ребенком лучше.

— Обязательно.

Марат обхватил мое запястье и потащил меня к выходу. Я не сопротивлялась, потому что глупо им бесполезно, тем более, народу рядом достаточно много. У крыльца магазина стоял жигули.

— Садись.

Я села, сложив сжатые в кулаки ладони на коленях. Марат на меня не глядел, довез до дома, так же за руку вывел и позвонил в дверь соседки. Старушка быстро открыла, как будто стояла и ждала, когда чечен позвонит.

— Нашел ее? - с улыбкой спросила бабулька, умильно меня разглядывая и забирая любезно отданное пальто.

— Нашел. Спасибо, что пригласили ее к себе, - благодарно улыбнулся чечен. Он был мягким и вежливым, что резко контрастировало с силой, с которой он сжимал мое запястье.

— Да не за что. А то представляешь, стою, смотрю - Сашка бежит. В одной кофточке на улицу. Думаю, что-то неладно, наверное. Ты в следующий раз аккуратнее. И ключи так не забывай.

— Я прослежу, - двусмысленно пообещал Марат. - Еще раз спасибо.

К моему удивлению чечен повел меня домой. Я на него не обращала внимания и делала вид, что его нет.

— Тапки сними, - приказал чечен. Я не глядя, скинула их в разные стороны и застыла. - Вперед пройди.

Все как в старые добрые времена - я в углу на диване, Марат - на кухне. Он не выгонял, что странно, и не орал. Мне было плевать - я отогревалась.

— Иди пить чай с малиной. Еще заболеешь, и мне с тобой возиться.

— Не хочу, - обиженно буркнула.

— Что опять? - закатил глаза чечен.

— Ничего. Отдай мою цепочку.

— Не отдам.

— Она моя!

— Ты ее продать хотела, - цинично заметила Марат.

— Ну и что? Она моя. Хочу - продаю, хочу - нет. Тебе то какое дело?

— Я с тобой сейчас по-хорошему разговариваю, - вся его наигранная хорошесть и добрый настрой с каждой секундой все больше сходили на нет. - Что у тебя за привычка выводить меня из себя?

— Ты брехло, - процедила я со злостью.

— Что ты сказала? - желваки у чечена дернулись.

— Брехло, - уверенно повторила я.

Я вздрогнула и сильно зажмурилась, когда в паре сантиметров от уха в стену врезалась ваза. Открывать глаза было страшно.

Марат не умел просить прощения. Вообще. Я даже сомневаюсь, что хоть раз он это делал. В детстве - возможно, и то вряд ли. Он предпочитал не унижать себя словами. Если был не прав - исправлял. Но признавать вину - нет. Справедливости ради стоит сказать, что и я такая. Просить прощение мне несвойственно и диковато. За что просить? За то, что делала, как хотела? Бред. За то, что кого-то подвела? Каждый за себя.

Тогда мы не извинялись друг перед другом. Хотя виноваты были оба. Но и в этом мы не признавались, возможно, лишь самому себе и в глубине души. Я нахрапом расчищала свою территорию, не принимая никого. Я смирилась с тем, что рядом Марат. Я могла смириться с Оксаной, но не тогда, когда она причиняет мне дискомфорт. Меня не волновали планы и желания чечена. А его не волновали мои бзики. Это был его дом, в котором он вел себя как хозяин. Мои неудобства его не трогали.

После того как запустил в стену вазой, Марат ушел курить на лестницу. Часа на два. Я не убежала, не сдвинулась с места. Я правильно и честно ему сказала. Наконец, когда успокоился, чечен вернулся и устало привалился к дивану, устроившись прямо на пол.

— Ты обещала не трогать Ксюшу, - без эмоций произнес он. - Ты не сдержала слово.

— А ты обещал, что меня не выгонишь, - в тон ему ответила я. - Ты не сдержал слово.

Обоим нечем было крыть.

— Она расстроилась.

— Я отморозила ноги.

— Я предложил тебе чаю.

— Я ее не выгоняла, - снова парировала я.

— Ксюша будет здесь жить.

— Я не буду слушать ваши концерты.

— Ты вообще о других хоть иногда думаешь? - полюбопытствовал Марат.

— Не чаще, чем ты.

Разговор не состоялся. Извинения не вышло. Но мы все-таки нашли компромисс. Марат купил мне плеер и шесть дисков к нему. И в тот же день Ксюша приехала к нам. На ночь. Я демонстративно вставила наушники, включила музыка на всю громкость и отвернулась к стене. Мы оба решили сделать вид, что ничего не было.

Глава 13.

Почему только злые дела люди делают с полной самоотдачей? Жертвуя всеми и всем, что попадется на пути? Почему с такой самоотдачей не делают добрых дел? Наверное, поэтому добрые дела ничего не стоят - они поверхностны.

Саша

Я не любила усложнять жизнь, тем более, свою. Поэтому с легкостью забыла о произошедшем, общаясь с Маратом и Оксаной как раньше. Свое личное пространство я привела в порядок, укрепила, и ничего не могло вывести меня из равновесия. Чечен тоже не стал артачиться и маяться по этому поводу. Все хорошо и замечательно.

Тот год, когда мне было пятнадцать, пролетел быстро и спокойно. Я с утра до вечера училась. Марат пристроил меня в вечернюю школу, которую я посещала с людьми куда более взрослыми, чем я. Их было мало, правда, я старалась держаться ото всех подальше. По-прежнему занималась с Петровной, слушала Ксюшу и читала. Время пролетело почти незаметно. Но именно в свои пятнадцать лет я стала гражданином России. Марат сделал мне все документы.

— А как тебя зовут? - спросил как-то чечен, занимаясь своими делами. - Имею в виду, полное имя.

Я нахохлилась.

— Не люблю его.

— Почему? - он удивленно поднял голову и уставился на меня. - Нормальное имя.

— Бредовое.

— Фамилия?

— Еще хуже.

— Заинтриговала, - присвистнул парень. - Колись.

— Александра Александрова, - до сих пор скрежетала зубами, произнося эту фамилию.

В детдом я попала сразу из роддома. Так сказать, не отходя от кассы. И имя мне давали медсестрички или кто там еще…В общем, им весело, а меня бесит.

— Отчество, я так понимаю, Александровна? - усмехнулся Марат.

— Не смешно.

— Что, правда?

— Нет, шучу.

— А родилась где?

— В Кемеровской области. Далеко.

— Да уж. Занесло тебя. А в Москву как попала?

— На попутках, - я нервничала от обилия вопросов. - Отвали. Читай сиди.

Тогда я думала, что Марат проявляет участие. Типа как его драгоценная Ксюша. Нифига. Это было ему нужно. Через несколько месяцев, как раз перед поступлением в воскресную школу, Марат принес мне документы. На мое имя. И не мое имя. Лилева Александра Вадимовна.

— Вадимовна? - я разглядывала свои документы с каким-то недоверием. - Почему Вадимовна?

— Просто так, - он пожал плечами.

— А Лилева? Тоже захотелось?

— Это девичья фамилия матери.

— Ооо, - я с удивлением уставилась на чечена. - А твоя какая?

За столько время я даже его фамилии не удосужилась узнать.

— Залмаев.

— Прикольно. Марат?

— У?

— Как правильно? Лилева или Лилёва?

Он всерьез задумался. Как будто унесся куда-то далеко от меня, в известное только ему место. Наконец, вздрогнув, Марат перевел на меня взгляд, моргнул и ответил:

— Как хочешь.

Как хочешь, значит, как хочешь. Осталась Лилёвой. Мне нравилось мое новое имя. Прошлое было безликим - ААА. Ничего в нем не было. А сейчас было. И паспорт у меня через пару недель появился. Я стала гражданкой России, с документами. Это еще один шажок к новой жизни.

Ксюше ничего не говорили. Запретил Марат. Я не дура, понимала, что документы не с неба свалились. Они были настоящими, как заверил чечен, но не по закону сделанными. Оксана не поняла бы.

— А если она фамилию увидит? - поинтересовалась я у мужчины. - Подумает, что совпадение?

— Ничего не подумает. Она не знает. И не узнает, если ты не скажешь.

Как я поняла, про новые документы Ксюша знала. В смысле, ей Марат раньше рассказал, что я безбумажная, а сейчас вроде как все по закону сделал. Оксана поверила и даже не спросила, почему тогда меня не отправили в детдом, если я несовершеннолетняя, а по закону Марат - не опекун. Дура. Что тут скажешь.

Я начала ходить в школу, в которую меня пристроил Марат, и все вздохнули спокойнее. Никто мне и слова не сказал, но это даже внешне ощущалось. Оксана теперь почти постоянно жила у нас, а после того как я заходила в школу, краля гораздо быстрее начала осваиваться.

Я действовала ей на нервы. Она же была мне безразлична. Лишь бы не лезла. Но она лезла, проявляла участие, интересовалась тем, как прошел у меня день. Я привыкла, конечно, как привыкала ко всему, но удовольствия мне это не доставляло.

Оксана потихоньку обживалась в доме Марата. А в сентябре процесс ускорился. Она даже начала гостей водить. Подруг каких-то, слишком громких и визгливых, как по мне. Я не выносила много шума, а от их сплетен раскалывалась голова. Вторая комната была Марата и Ксюши, и туда я не заходила теперь, поэтому приходилось отсиживаться на кухне, закрывая дверь. Правда, каждые пару минут она все равно распахивалась, и одна из трех красавиц обязательно залетала сюда за чем-нибудь.

Марат к ним относился со здоровым пофигизмом. И вообще, чечен обладал потрясающим талантом отгораживаться от шума, что для мужика бесценно. Внешне казалось, что Марат даже рад их присутствию. Если он приходил домой и видел в гостях подруг Оксаны, то чарующе улыбался и рокочущим басом говорил:

— Добрый вечер, дамы.

И дамы млели. Я на кухне тихонько похихикивала, прячась за книжкой.

Я им была интересна лишь как приложение к Марату, его сестра. Кстати, до сих пор непонятно, каким образом сформировалась эта легенда. Мы с ним похожи не были совершенно, разве что цветом волос, но воспринимали меня именно как сестру, возможно, двоюродную. Лично мне - хоть горшком назови, а вот Оксану сформировавшаяся легенда очень радовала. Никому не надо ничего объяснять, это раз, а два - все приличия вроде как соблюдены.

Подруги Оксаны были девушками более подозрительными и жизнеприспособленными, нежели она. Мне так казалось. И увидев меня, легенде не поверили. Поначалу. Пока однажды одна из двух девушек вскользь не обронила:

— Александра, а ты левша?

Я удивленно поглядела на нее, потом на свою руку с зажатым в ней карандашом, и кивнула.

— Ну да. А что?

— Как интересно - вы с братом оба левши, - она серебристо рассмеялась.

Ксюша тоже выглядела удивленной не меньше, чем я.

— Точно, - кивнула краля. - А я сразу и не обратила внимания. Привыкла, что Марат такой же.

С тех пор почти никто не сомневался, что я его родственница. Приличия соблюдены.

И хотя девушки мне не особо нравились, я их изучала. В принципе, обе под стать Оксане. Умные. Хорошо одетые. Манерные. Образованные. Одна искренне любит Ксюшу, другая завидует. Нормальные такие подруги.

Ничего не стоило узнать о них больше. Оксане самой не терпелось поделиться со мной, и она охотно рассказывала, что одна, Кристина, учится на врача, другая, Маша - на экономиста. Я узнала об их жизни, их родителях и интересах, хотя и без этого знания было прекрасно. Но это многое объясняло. Родители Маши тяжело справлялись с “изменениями”. Именно так выразилась Оксана. По крайней мере, ясно, почему Маша завидует.

Выяснилось, что у подруги-экономиста зависть обусловлена не только хорошей жизнью Оксаны, а еще и Маратом. Периодически я наталкивалась взглядом на подлизывающуюся Марию, старавшуюся повиснуть у Марата на плече. Это называлось флирт.

Чечен же мягко, но уверенно отстранялся, убирая цепкие пальчики со своего предплечья. Зря. Даже на мой взгляд Маша эта была красивой, держалась хорошо и от нее всегда сильно и вкусно пахло. Нормальная.

Дождавшись удобного момента, я спросила у Марата, почему он отказался от такого явного предложения и приглашения.

— А зачем оно мне? - резонно возразил парень. - Мне и так неплохо.

— Она ничего такая.

— И что?

— Я не верю, что ты отказался просто так, - честно выпалила. - Особенно после того как она очень настойчиво предлагала.

Марат долго думал, прежде чем сформулировать мысль и мне ответить. Наконец, произнес:

— Я не собираюсь гадить там, где ем.

По крайней мере, он не завел заунывную песню о вечной любви и верности. Но его трактовка меня зацепила, и, поразмыслив, я пришла к выводу, что не так уж он и не прав. Скорее, наоборот. Это было бы недальновидно и глупо, а для Марата, при всей его вспыльчивости, такое поведение не свойственно.

Ксюше о зависти Машки я говорить не стала. Зачем? Некоторым людям нравится играть в маскарадные балы.

В общем, в тот год мы только и делали, что притирались друг к другу и присматривались. И я не Марата имею в виду, а нас с Оксаной. Не знаю, кому было тяжелее - ей от моего равнодушия или мне от внимания ее подруг, но в конечном итоге мы пришли к…кон-сен-сусу и довольно неплохо существовали в одном доме. Ключевую роль сыграло, правда, мое равнодушие и Оксанина занятость.

Девушка, как дочь занятых и влиятельных родителей, должна была посещать различные обеды и ужины. Периодически на эти мероприятия ее сопровождал Марат. В такие моменты мне хотелось над ними ржать. Деловые, один в костюме, другая в платье, напыщенные такие. Возможно, на своих ужинах они и смотрелись к месту, но дома на фоне ковра выглядели потешно. Особенно Оксана.

Я отрывалась, когда они уходили. Включала свои диски, “Кино” или “КиШ”, на полную громкость, что-то делала, лазила по книжным полкам, выискивая что-то интересное. Валялась на ковре, ложась на живот и болтая в воздухе ногами. Это были редкие часы и минуты свободы, когда меня никто не контролировал и не разглядывал с исследовательским интересом, как животное в зоопарке.

Когда они уходили, я могла безбоязненно лазить по квартире и смотреть то, что при них бы смотреть не решилась. Я открывала учебники и книги Марата, но после двух непонятных и запутанных предложений моя жажда узнавать новое умирала. Я лазила по шкафу, в котором хранились вещи Оксаны. Для меня эти вещи олицетворяли все то же, что и сама Ксюша - другой мир, непонятным, тяжело постигаемый, но тем не менее, интересный. Сама девушка неинтересна, а ее мир - очень.

Я изучала ее красивые платья - короткие и длинные, гладкие и мягкие, роскошные и простые. Я вертела их в руках, понимая, что для меня эти вещи странные. Я рассматривала ее кофточки и красивые комбинации, которые больше открывали, чем скрывали. Вертела их и так, и эдак, задумчиво разглядывая пену кружев. Я испытывала определенное…В общем, они манили меня, мне нравились, и было непреодолимым соблазном - пройти мимо этого мира и не заглянуть в него.

Как-то раз, дождавшись, когда Марат с Оксаной свалят на очередной званый ужин, я решила примерить одно Оксанино платье. Цвета топленого молока, воздушное, чуть ниже колен, с аккуратным округлым вырезом…Оно казалось самым невычурным из всех ее нарядов. К тому же короткое. Я включила на всю КиШ и под песню “Истинный убийца” натянула платьице.

Несмотря на то, что я поправилась, слегка вытянулась и кости перестали выпирать во все стороны, платье висело на мне бесформенным мешком. И спускалось до середины лодыжек. Но не в этом дело. Я соприкоснулось с чем-то новым, о чем не рассказывал Марат и улица. А приглашение Оксаны в этот мир я принять не могла, потому что сама девушка мне не нравилась. Если я приму ее приглашение, то в какой-то степени прогнусь под нее, а этого я позволить себе не могла.

Я одела платье, достала из Оксаниной шкатулки красную помаду, провела ею по губам - неровно и криво, а красный цвет делал мое лицо слишком бледным. Подумав, с антресоли вытащила гитару Марата, сделала чуть громче музыку и….понеслась.

Я не ожидала через полчаса увидеть Марата и Оксану, которые почему-то освободились намного-намного раньше. Я не услышала, как открывается дверь, как они разуваются и проходят в зал, застывая на месте от шока и разглядывая меня выпученными глазами. Я стояла к ним спиной, сильно ударяя по струнам и подпевая Горшку. А потом в какую-то страшную и длинную секунду поняла, что музыки нет, а я стою в нелепо-великом платье, с кроваво-красными, криво нарисованными губами и хрипло горланю песню.

Каждый мой робкий шажок, пока я поворачивалась к ним лицом, отдавался тугим пульсом в висках. Глаза опустила, чтобы их не видеть, гитара сиротливо повисла в руке. Впервые в жизни мне стало стыдно так, что закололо щеки от прилившей крови. Невыносимо жарко.

— Здрасьте, - чтобы разорвать давившую со всех сторон тишину, с силой выдавила я и решилась, наконец, на них взглянуть.

Марат, скрестив мощные руки на массивной груди, сверху вниз пробегал по мне взглядом, периодически останавливаясь на гитаре, платье и губах. Его брови дрогнули от ярости, на скулах заходили желваки, а еще парень сильно сжал челюсти. Наверное, хочет мне что-то высказать.

Чечен издал какой-то непонятный звук, так что уже я удивилась, закашлялся, а потом его прорвало. Согнувшись пополам, он громко заржал, едва ли не плача от смеха. Оксана, удивленно открывшая рот, тоже хихикнула, неуверенно вначале, а потом, прикрыв род изящной ладошкой, мягко засмеялась. Марат к этому времени, чтобы не упасть, рукой оперся об стену.

Первый раз в жизни я попадаю в такую нелепую ситуацию. И первый раз испытываю смущение и стыд за себя. Еще и смех их…в ту минуту я балансировала на острой грани между облегчением и злостью. Впервые охваченная смятением, да еще наблюдая такую реакцию, я с легкостью могла сделать две вещи - присоединиться к ним, сославшись на шутку, или окончательно обидеться и психануть. Я балансировала и балансировала, скатываясь из смеха во злобу, и уже была готова сказать что-то резкое, но Марат, обессиленно подняв голову, простонал:

— Иди переодевайся и смывай все.

Я поспешно юркнула в их комнату, в которой царил банальный срач. Я не собиралась ничего красть и положила бы все на место, как было, но они пришли очень рано, буквально сразу после ухода, и я не успевала. Стянула платье, проскользнула в свои вещи и попыталась соорудить подобие порядка.

Когда я прибралась и робко заглянула на кухню, эти двое уже успокоились. Марат, правда, глянув на меня, снова прыснул от смеха, но тут же взял себя в руки. Оксана не смеялась.

— Садись рулет есть, - пригласил Марат, приглашающее выдвинув табуретку. - Горе луковое.

Молча плюхнулась, глядя на собственные руки, сложенные на коленях. Самое противное, что теперь мне хочется оправдываться, а как оправдываться и в чем - я не имею ни малейшего понятия. Через пять минут напряженного молчания - лично для меня - я не выдержала.

— Почему вы смеялись?

Оксана и Марат удивленно переглянулись.

— А что мы должны были делать? - осторожно уточнила Оксана, боясь меня вывести из равновесия. Иногда она забывалась, но все-таки по-прежнему говорила со мной с оглядкой, опасаясь моей реакции. Вот и сейчас боялась сказать что-то не то. - Ты выглядела…мило.

— Я не выглядело мило, - огрызнулась.

— Не выглядела, - подтвердил Марат, осаждая меня и мой гонор. - Ты выглядела смешно. Поэтому и смеялись.

Я дождалась, пока Марат уйдет в ванную, и спросила у Ксюши, мывшей тарелки.

— Почему ты не ругалась?

Та осторожно отставила тарелки в сторону и присела рядом со мной.

— Почему я должна была тебя ругать?

— Потому что это были твои вещи. Дорогие. Я взяла их просто так.

— Ну и что? - она ободряюще накрыла мою холодную ладонь своей. Теплой. - Саш, это нормально, что тебе нравятся платья и косметика. Ты же девочка. В этом ничего плохого и зазорного нет.

Все немного не так, но я не стала ее переубеждать.

— Я не умею, - поколебавшись, сказала я. - Все твои…платья эти, помады…

— Я заметила, - мягко улыбнулась девушка. Наверняка вспомнила мои криво накрашенные губы. - Ничего страшного. Ты научишься. Я, если что, помогу. Пойми, то, что тебе интересно, это правильно. Ты девочка, и должна выглядеть как девочка.

— И ты не будешь меня ругать за то, что я испортила тебе помаду?

— Нет, - пообещала Оксана. - Это не страшно. У меня таких еще десять.

Тот момент сблизил нас с Оксаной, так что в мои 15-16 мы сильно сошлись. Наверное, это был расцвет, пик наших с ней отношений. В семнадцать я была другой и хотела другого, в четырнадцать я была слишком дика, чтобы воспринимать ее женственность. А вот в 15-16 - самое то. По-честному, это единственное умение, которое я смогла почерпнуть от Оксаны. Всему остальному я училась от Марата. Но девушка была не бесполезной, как я считала вначале. А ведь когда-то чечен меня предупреждал, но я не верила.

Мы окончательно притерлись друг к другу с ней, хотя в глубине души я по-прежнему воспринимала ее также. Полезна - да, полезна. Но все так же наивна, почти до глупости. Она по-прежнему уступает мне, я сильнее нее, но теперь Оксана стала чуточку интереснее и чуточку нужнее, чем раньше. И я сделала то, что не мог заставить меня сделать Марат около двух лет - я выказывала ей уважение. Только теперь понимала, зачем это делаю. Раньше смысла не было, а сейчас он появился.

Марат почувствовал изменения во мне к своей любимой даже раньше, чем я их проявила. И поначалу опасался вспоминать тот стыдный для меня случай. Потом уже подтрунивал надо мной, через пару лет, когда, например, я слишком долго перед зеркалом крутилась, а он уставал меня ждать. Но это другое.

Я смотрела, как она красится, и запоминала правила, которым Оксана меня учила. Их было много, этих правил, но я схватывала налету. И потихоньку привыкала к осознанию того, что я девушка, пусть нескладная и не такая красивая, но девушка.

Глава 14.

У равнодушия много масок - и любви, и уважения, и участия…

Саша

Оксана

Я была рада тому, что все наконец-то наладилось и пришло в норму. Потребовалось больше полутора лет, чтобы маленькая бледная девочка угомонилась. Долгое время она была неуправляемой и непредсказуемой, хотя вроде бы вела себя вежливо. Сейчас она говорила по-другому, и манеры появились…Ей нравилось учиться и познавать новое, и это ей шло только на пользу. Но, признаться, когда подруги ко нам домой напросились, я боялась их приводить из-за Саши. Она хоть и вежлива, но неизвестно, что выкинет через пару минут. К тому же…девчонок она заинтересовала.

— Не знала, что у Марата есть сестренка, - протянула Маша, глядя на спокойную и невозмутимую девочку. Я бы нервничала, если бы каждый мой жест сдабривали таким количеством внимания, а Сашка наоборот, держалась с достоинством. - Странная какая-то. Заторможенная.

— Нормальная она, - заступилась за девочку. - Просто у нее характер другой.

— А она ему родная?

— Двоюродная.

— Чеченка? - хорошенькое личико Машки брезгливо скривилось.

— Нет. Она по матери родственница.

— Ааа.

Машка хоть и была моей подругой, но недостатки я ее видела. Она по-мещански узкомыслящая, и если кто-то отличался, тем более, по национальному признаку - а если еще и успеха добился - то Маша его обливала тонной презрения. Она мыслила шаблонами, была суеверной и не любила евреев. Родители ее под стать, так что неудивительно, что подруга выросла такой. Но все-таки, несмотря на недостатки, Машка верная, преданная и за своих всегда горой. Да и дружим с пеленок.

Но Марат ей не нравился. Не раз я слышала, как она его костерит. Пугает меня, мол, паранджу на тебя наденет, запрет в доме и заставит детей пачками рожать. Я только смеюсь. Ее предубеждения очень часто ухудшают зрение. Она совсем Марата не знает.

Скоро девушки потеряли интерес к Саше, да и та к нам в компанию не стремилась, предпочитая свои дела нашим посиделкам. Хотя звали.

Вообще, Саша росла очень замкнутой и нелюдимой. Не любила людей, и иногда мне казалось, что любое общение с ними для нее пытка. Вынужденная мера.

На лице девочки всегда холодное выражение, от которого и без того слишком специфичное лицо становилось почти отталкивающим. И слишком цепкие глаза. Единственное, что в Саше не застывало в ледяной маске. Когда я вспоминала девочку, на ум приходила змея. Большая, холодная, неподвижная. Саша такая же. Неподвижная, ледяная - она могла на одном месте просидеть несколько часов, не двигаясь вообще. С застывшим лицом, и только черные цепкие глазки следят за действиями, происходящими поблизости. В глубине души я была ей почти благодарна, что она уходит на кухню и не нервирует девчонок. Я привыкла. Они - нет.

Все изменилось после того как мы с Маратом приехали с ужина в честь юбилея пожилой пары, которая была хорошими друзьями моих родителей. Что-то там сорвалось, и торжество отменили, сославшись на туманные причины. Мы не расстроились, ибо ничего интересного там быть не могло. Купили рулет и вернулись домой…застав Сашу. Необычную Сашу.

Она выглядела…странно. Всегда холодная, вся в себе девочка, откалывающая такие номера, повергла меня в шок. Не каждый день я вижу эту Сашу. В моем платье, воинственно размахивающая и стучащая по гитаре, девочка подпевала какой-то какофонии, которую мы с Маратом услышали еще на первом этаже. Я еще удивлялась, кто в здравом уме эту тарабарщину слушает.

Саша была…живая. И пусть выглядела нелепо в моем платье, которое было велико ей размеров на пять, так что оголяло одно худое плечо. Острые локти расставлены в разные стороны, а гитара в тонких руках кажется невыносимо большой. А когда Марат стукнул по магнитофону, вырубая завывания, и Саша к нам повернулась…Я не знала - то ли плакать, то ли смеяться. Странная, с этой помадой, из-за которой выглядит как клоун, с неровными разметавшимися черными волосами, короткие пряди которых торчат в разные стороны…

Саша всегда казалась мне замороженной и даже мертвой, слишком старой для своего тела и возраста. Это пугало и заставляло задаваться вопросом - а надо ли спасать дряхлую старушку, изборожденную глубокими морщинами? В девочке чувствовалось отчаянье и покорность судьбе - но не обстоятельствам. Эта покорность напоминала ту, которая наступает перед смертью. За пару часов, может быть больше. А Саша в таком состоянии жила всегда.

Опровержение стояло перед моими глазами - запыхавшееся, с каждой секундой все сильнее краснеющее, но живое. Задорное, веселое - как и полагается девочке, ребенку пятнадцати лет. И мне было не жаль платья и испорченной помады, чтобы увидеть Сашу такой. Потому что все чаще мне казалось, что мы делаем это зря. Теперь вижу - не зря. Пусть требуется много времени, но она отогревается. Лед, покрывавший девочку и пробравшийся к ней вглубь, постепенно тает. Она уже не бесполое животное, ощеривающееся на всех и каждого, она человек - со своими интересами, предпочтениями и желаниями.

В то время мне важно было знать, что это все не просто так, не в молоко уходит. Просто больно и неприятно постоянно осознавать, что все твои старания бесследно исчезают, растворяясь в бездне темноты.

Как я потом поняла, Саша воспринимала свое поведение в тот вечер как слабость. И говорить о нем не любила. Хотя Марату нравилось над ней подтрунивать поначалу, наблюдая, как бледное лицо пунцовеет с каждой секундой сильнее, а из ушей чуть ли не идет пар. Но я давно заметила, что девочка болезненно-самолюбива, а значит, малейшее напоминание о промахе, и она замкнется в себе.

Закроется, и достучаться до нее больше не получится.

Наверное, после этого случая, мы с Сашей по-настоящему близко сошлись. Раньше между нами всегда висело отчуждение, что-то непреодолимое, и она всегда была ближе к Марату, чем ко мне. С ним она закрывалась по вечерам на кухне, рассказывая ему о прошедшем дне, о том, что узнала, и о том, что ей рассказывали. Делилась с ним переживаниями, своими мыслями и выводами. Если я пыталась спросить ее о чем-то, возможно, посоветовать или проявить участие, Саша все пропускала мимо ушей. Либо отстраненно кивала и продолжала заниматься своими делами, либо молча уходила куда-нибудь. Конечно, мне было обидно, потому что я подходила к ней с искренней заботой и вниманием. Даже Марату все рассказала, не жалуясь и не закладывая, а пытаясь понять.

— Это не твоя вина, Ксюш, - успокаивающе пояснил Марат. - Девчонка сама по себе такая.

— Но с тобой она нормально общается! - почти обвиняюще воскликнула я. Конечно, Марат в этом не виноват, но и я не виновата. Мы оба нормальные с ним люди, но почему тогда на меня, как выражается Саша, кладут, а его уважают? - Я же вижу! Она тебя слушает. И слушается. А если я пытаюсь с ней поговорить…

Даже слов не было. Я лишь беспомощно руками взмахнула, а потом устало закрыла лицо, поставив локти на стол.

— Зачем я вообще что-то делаю? Она меня ни во что не ставит.

У парня около рта залегли недовольные складки.

— Она что-то сделала опять?

— Она ничего не сделала мне, Марат. И зачем ты так говоришь? Саша просто на меня…как она говорит? Ах да, забивает. Я говорю, а она ко мне спиной поворачивается на середине фразы…

— Я поговорю с ней, - успокаивающе заверил Марат. - Ксюш, ну не расстраивайся.

Он передо мной присел на корточки и умоляюще снизу вверх поглядел в глаза. Но все равно я видела, что глазки-то лукаво поблескивают. Марат меня, конечно, успокоил тогда, но осадок все равно остался. И хотя слово сдержал - Саша теперь меня слушала. Но это было вынужденное одолжение. А я не слепая.

После истории с платьем все изменилось. Абсолютно все. Теперь Саша постоянно крутилась около меня любопытным хвостиком. Утром, собираясь в университет, я садилась перед зеркалом, и начинала краситься. У меня было много косметики - дорогой, качественной и со вкусом подобранной. А еще у меня была умная мама, которая в детстве мне все популярно рассказала и объяснила. Я в совершенстве знала обо всем, что касалось красоты. Будь я обычной девушкой, с легкостью выучилась бы на парикмахера или стилиста. Тогда такого в России не было, через пару лет появилось, но это дело, с которым я без сомнения справилась бы.

Я рассказывала Саше о видах косметики, правилах пользования, хотя для меня самой было дико объяснять разницу между пудрой и румянами. Казалось немного странным, что она не знала ничего о помаде, тенях…Но если она читать до недавнего времени не умела…

— Тебе только пока рано краситься, - предупредила я на всякий случай. Хотя если Саша захочет, мое предупреждение ее не остановит. - Вот подрастешь, сформируешься немного…

— А когда ты начала это все использовать? - девочка жадно рассматривала пузырьки и коробочки.

— В семнадцать или восемнадцать. Мне мама хоть и объяснила все в детстве, краситься долго не разрешала.

— Зачем тогда объяснять?

— На будущее.

Теперь Саша слушала меня с интересом, и я не чувствовала себя за бортом, как раньше. Сейчас именно я заняла центральное место, и пусть звучит немного нехорошо и самодовольно, но мне это нравилось. Я этим гордилась. Мне наконец-то воздавалось по заслугам. Оказалось, мне стало важным быть для этой девочки нужной.

Я учила ее держаться за столом, в обществе. С боем воевала с ней из-за локтей на столе - от этой привычки дольше всего ее отучала.

— Мне так удобно, - упиралась как баран Саша.

— Так не принято, Саш. Ты живешь в обществе. Здесь все так делают. Ты погляди - и я, и Марат. Все так делают.

— А я не могу, - упрямо выдвигая острый подбородок, спорила она.

— Ты можешь, но не хочешь, - парировала я.

— Я не могу! Потому что я не могу есть и думать о локтях. Это вы такие умные.

— А мы о них не думаем. Это привычка, Саш. И ты привыкнешь.

Она хоть и фыркала недоверчиво, но старалась. Хотела научиться и понять. Это главное.

Как-то в конце осени Саша ко мне подошла и начала нарезать вокруг меня круги. Говорить не спешила, но кружила настойчиво.

— Ты что-то хотела? - мило улыбнулась девочке.

Та очень быстро закивала, так что я вздрогнула от неожиданности, и придвинулась ко мне поближе. Очень резко протянула к моему лицу руку, и я испуганно отшатнулась. Пугали такие жесты - уверенные, неожиданные, к тому же перед лицом. К тому же от Саши.

Возможно, девочка поняла, что я ощутила. Она ухмыльнулась, цинично и успокаивающе одновременно, и качнула головой, так что длинные пряди упали ей на глаза.

— Расслабься. Убивать сегодня не буду. У тебя уши проколоны.

— Проколоты, - поправила я.

— Да. Как ты это делала?

Она меня озадачила.

— Не знаю, - сказала я, нахмурив лоб. - Я маленькая была.

— Я тоже хочу.

— Ну хочешь - давай сделаем.

— Иголку дать? - живо поинтересовалась девочка.

От неожиданности я закашлялась.

— Ты мне предлагаешь? Я не могу. Я крови боюсь.

— А Марат умеет?

Марат, конечно, у меня многое умеет, но вряд ли у него много практики по прокалыванию ушей девочкам.

— А зачем тебе Марат? Давай съездим и тебе все сделают.

— Куда?

Точного адреса я не знала, но неужели в Москве нет места, где покалывают уши? Найдем.

Нашли. Через полтора часа. Но нашли. Выбрали сережки, причем Сашка, при всей своей проснувшейся тяги к прекрасному, ткнула не глядя. Женщина начала подготавливать иголку.

Когда ей сделали прокол, сморщилась именно я. Не Саша. Девочка сидела неподвижно, со скучающим лицом разглядывала висящий на противоположной стене плакат. Лицо даже не дернулось.

— Все, - женщина Сашу по плечу хлопнула, и она поспешно встала. - Хлоргексидином промывайте с месяц, а потом можете на золото заменить.

— Спасибо, - я поблагодарила мастера и расплатилась.

В тот день мы гуляли. Несмотря на прохладную и промозглую осень и мрачные улицы. Все-таки с контролем, наверное, мы перестарались. Саша выглядела счастливой, когда гуляла.

— Ты храбрая, - сказала я в середине разговора, вспомнив большую иглу и отсутствующее выражение лица. Саша непонимающе выгнула бровь. - Ты даже не шелохнулась, когда тебе уши прокалывали.

— А зачем? - тягуче отозвалась девочка, вмиг поскучнев. - Я же сама захотела.

— Все равно. Это больно.

— Ты боишься боли? - теперь она косилась с интересом.

При всей своей кажущейся необразованности и ограниченности, Саша могла разговаривать на разные темы. Я могла говорить с ней на разные темы, не в состоянии поднять их в кругу родителей и друзей. И с Сашкой не надо было казаться лучше. Это не есть хорошо, ибо человек должен стремиться вверх, но с девочкой можно было расслабиться. Если она настроена дружелюбно. Как сейчас.

— Все боятся, - смахнула грязно-желтый лист с плеча.

— Боль разная бывает.

— Ты имеешь в виду физическую и духовную? - Саша неопределенно помотала головой. Я приняла это за утвердительный ответ. - Я любую боюсь. Но больше, наверное, духовную, - подумав, ответила я. - Она сильнее и глубже.

— Если тебе отрежут руку, состояние души будет волновать тебя в последнюю очередь.

Ну и примеры.

— Почему мне должны отрезать руку?

— Просто так. Считай это…как же…сравнением. Нет, метафорой. Да, правильно.

— Предательство ранит больнее.

— Смотря кого.

— Саш, это разные вещи. Когда тебе причиняют…назовем это духовной болью, ладно.

Допустим, предают. Это очень больно. От этого люди жизнь самоубийством кончают.

— Слабые люди.

— Не слабые, - уверенно возразила. - Боль слишком сильная.

— Откуда ты знаешь? Тебя предавали?

Отчего-то я смутилась. Хотя это хорошо, что я никогда это не испытывала на своей шкуре.

— Ну…нет.

— Тогда о чем ты говоришь? - усмехнулась девочка. - Если ты сильный - переживешь. Слабый - будешь страдать. Глупый - покончишь жизнь самоубийством…

— Физическая боль всего лишь физическая, - упорствовала я, жалея, что вообще мы начали этот разговор.

— Возможно. Но я не люблю то, что не могу контролировать. Поэтому она пугает меня больше.

— Ты ее не боишься. Сама сказала.

— Не говорила. И да, боюсь.

— Незаметно.

— Я борюсь со своими страхами, - девочка передернула плечами.

— А если тебе причинят другую боль?

— Отомщу, забуду и прощу.

Я нервно рассмеялась.

— Звучит странно.

— Ну почему? - Сашка подняла с асфальта грязный порванный кленовый лист и повертела его в руках. - За поступки надо платить. Я отомщу. Но я не злопамятная. Я забуду. А забыв, никогда не напомню. Значит, прощу.

— А если не забудешь?

— Значит, не простила. Все просто.

Этот разговор оставил у меня липкий и неприятный осадок. И почему-то запал в душу, так глубоко, что я не смогла его вытравить. Даже со временем. Ненавидела Сашу, а ее разговоры помнила. Пыталась ее забыть, но всплывали чертовы разговоры, и я снова начинала ненавидеть. Иногда мне казалось, что лучше бы она со мной не разговаривала.

Но тогда я откинула этот странный разговор. Мы поехали домой, там уже был Марат и стало не до Саши.

— Вы где были? - он с любопытством на нас поглядывал.

— Вот, - Сашка оттопырила уши с красными мочками и повертела головой в разные стороны. - Зацени. Крутяк?

— Ага. А чего это ты?

Сашка его уже не слушала, убежала на свой диван. Я улыбнулась и притянула Марата к себе.

— Это Саша попросила. Сначала вообще, говорит, проколи мне, Оксан.

Марат прикусил мою нижнюю губу и слегка потянул.

— А ты?

— Ммм…я ее отвезла к мастеру. Ей прокололи. Растет девочка.

— Угу. Теперь хоть проблем с ней меньше.

— Точно, - погладила черные волосы. - Растет же.

— Она нормально себя вела? - со значением поинтересовался парень.

Наш разговор я надежно спрятала вглубь сознания.

— Конечно. Она молодец.

Марат только хмыкнул.

— Молодец.

В ее день рождения произошла еще одна история…объединившая нас с ней. Именно тогда Саша впервые отодвинула Марата, выставив меня вперед. Именно тогда она нуждалась во мне. Лицемерка.

Было мрачное зимнее утро, в комнате немного прохладно, а вот под одеялом с Маратом куда как теплее. Вылезать не хотелось, не хотелось даже двигаться, хотя будильник показывал одиннадцатый час. Марат расслабленно проводил шершавой ладонью по моему бедру, задрав шелковую комбинацию до талии. Через пару минут во мне расцвело другое желание, да и в парне, судя по всему, тоже.

— Ты проснулась? - хриплым ото сна голосом спросил Марат.

— Нет.

— Не ври, - мускулистая рука скользнула между бедер, и я тяжело выдохнула, неосознанно сжав одеяло в кулаке. - Ты не спишь, причем давно.

— Что ты задумал?

Марат осторожно переложил меня на постель, широко раздвинув мне ноги и поцеловал в живот. Сначала. Через минут горячие губы спустились ниже, и я закусила подушку, чтобы громко не застонать.

— Марат, утро же, - вяло и неубедительно возразила я, тая и напрягаясь от каждого движения языка. - Марат…

— Вот так, Ксюш, - довольно пророкотал парень, закидывая мои ноги на сгибы своих локтей. - Чего ты? Сегодня спешить никуда не надо…

Я терялась. Терялась в Марате с каждым днем, с каждой секундой. Окруженная его вниманием, заботой и нежностью. Но кое-что заставило меня вынырнуть из чувственного тумана, а потом и вовсе, испуганно приподнять голову.

— Слышал?

Марат тоже внимательно прислушался. И выглядел недовольным, почти рассерженным.

— Что?

— Оксан.

Я испугалась. Это была Саша, но Саша никогда меня не звала. Должно, наверное, произойти что-то сверх, чтобы Саша позвала меня. Меня, а не Марата.

Я рывком поднялась, поправив комбинацию, и схватила со стула длинный халат. Парень тоже быстро натянул джинсы и направился к двери.

— Она меня звала, - напомнила.

Он только плечом дернул.

— Чего тебе, мелкая? - его голос напоминал рычание. Наверное, еще со сна. - Утро, блин.

— Уйди, - голос девочки звучал громко и зло. - Ты Оксана?

— Зачем она тебе?

— Надо. Ты уйдешь или нет?!

Даже Марат замер. Я отодвинула любимого в сторону и прошла к девочке. Она сидела как-то странно, вся натянувшаяся, словно пружина, и очень бледная. Почти напуганная.

— Марат, выйди, пожалуйста, - негромко попросила я, видя, что девочка явно нервничает.

Он губы поджал, недовольно свел брови на переносице, но послушно развернулся, хлопнув дверью. Я вопросительно уставилась на Сашу.

— У меня…кровь.

Я не поняла вначале, о чем она говорит, а потом удивленно и в то же время с облегчением вздохнула. Саша моего облегчения не разделяла. Она была не напугана, но что-то рядом, тем более, у нее действительно сильное кровотечение. У нее же анемия вроде. И Саша не знала, что с ним делать.

— Давно?

— Я не знаю.

— Иди пока в ванную.

Она беспрекословно подчинилась, захватив с собой простынь. Слишком бледная, взвинченная, такая Саша тоже необычна для меня.

— Живот болит?

— Да.

— Сильно.

Она замялась.

— Нет.

— А если честно?

— Да.

Около часа я потратила на нее, объясняя то, что мне самой объясняла мама пять лет или шесть лет назад. Немного странно. Я никогда не думала, что в 21 год буду вести такие беседы. Но вела. И объясняла то, что обычные девочки должны знать с детских лет.

Сашка сама постирала и только потом легла, натянув по самые уши одеяло и отвернувшись к стене. Марат, которому так ничего и не объяснили, нервно гремел посудой на кухне. Как только я зашла, прикрыв дверь, он ко мне подлетел.

— Ну чего у вас там?

— Ничего. Ешь лучше.

— Я что, не видел? Что случилось, ты можешь мне объяснить?

— Это женские дела, любимый. А не твои, - со слегка лукавой улыбкой витиевато выразилась я.

Марат напряженно переваривал ответ, а потом, додумавшись, ойкнул и закашлялся. У него было такое растерянное выражение лица, что я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— Расслабься, Марат. Все нормально.

На следующий день Саша поднялась с постели и вела себя как ни в чем не бывало. Только вечером, дождавшись, пока Марат выйдет, она подошла ко мне, неуверенно коснулась локтя и тихо сказала:

— Спасибо.

Это первый раз, когда она мня самостоятельно поблагодарила.

Глава 15

Саша

Наступило лето. Душное, жаркое, раскаленное. В школу я не ходила, что сказывалось на мне не очень хорошо. Я заскучала.

Марат закончил универ, как я поняла. По этому поводу они с Оксаной устроили какую-то пирушку со своими. С кем - понятия не имею, из обрывочных разговоров я поняла, что обмывка диплома состоится где-то загородом. Меня, ясное дело, не приглашали. Рожей не вышла.

Эти двое уехали в конце июля, как раз на день рождения чечена. В душной Москве я осталась одна. Мне опять строго-настрого приказали не дебоширить и вести себя хорошо. Категория “вести себя хорошо” была предложена Оксаной, Марат же сказал, что если что - он меня прибьет. Я помахала им ручкой и наконец-то вздохнула полной грудью.

Перед отъездом мне вручили связку ключей, и я могла выходить из дома. Как сказал Марат, “только по необходимости”. Плевать я хотела. Они уехали, и я сутками напролет гуляла. Марат оставил мне денег на всякий случай, и я чувствовала себя свободной и независимой. Не такой, какой была когда-то на улице, сегодняшняя свобода ощущалась по-другому, но, тем не менее, она нравилась мне больше той. В ней, конечно, минусов дофига, но плюсов больше. Я никогда теперь не мерзла, всегда была хорошо одета, накормлена. И это только лежащие на поверхности плюсы.

Теперь я могла ходить по городу. Не прячась где-то в подвалах и дворах, а как человек - по центральным улицам. Я брала с собой книгу или две, ключи и немного денег и каталась по городу. Ходила в парки. Мне нравилось устраиваться на траве, усаживаясь по-турецки, и рассматривать окружающих меня людей. Читать. Есть. В летних парках всегда были яркие краски, какие присущи только достатку и богатству. И хотя Марат сказал мне, что Москва посерела так же, как и люди, на ярко-зеленой поляне серости не было. Здесь встречались довольные молодые девушки и парни, изредка старушки. Каждая клеточка такого лета дышала умиротворенностью и уверенностью в завтрашнем дне. Обстоятельностью какой-то.

Теперь это мой город. Я в нем живу. И хорошо живу. А если буду стараться и трудиться, то стану жить еще лучше. Как бы я не хваталась за новообретенную свободу, я зависела от Марата. Не то чтобы уж это так плохо. Сверхъестественного он ничего не требовал. Просто мне хотелось своей свободы. Чтобы я могла тратить свои деньги и жить в своей квартире.

В шестнадцать лет я впервые начала мечтать. Раньше не мечтала. Все мечтания, которые я видела, приводили к одному. Реальность была настолько ужасна, а мечта настолько завлекательна, что многие уходили. За мечтой. И не важно, с помощью чего уходили - клей, игла или водка. Краски становились ярче, мир - лучше, будущее - оптимистичнее. Уж я то знаю не понаслышке. Только конечный путь один - смерть. Грязная и некрасивая. Это в кино она красивая, а не в жизни, когда вонючий, заляпанный полупереваренной пищей брат, захлебывающийся и рвавший кровью и внутренностями, просит тебя продаться и дать еще одну дозу мечты. Я видела изнанку мечты, беспочвенной и волшебной, которой обычно все восторгаются. И изнанка мне не понравилась.

Что ж, даже спустя годы, я так и не полюбила фэнтези и не поняла эскапизма. Наверное, будь я менее “земной”, обязательно пошла бы за братом, но теперь, вспоминая прошлое, мне казалось, что на улице я всегда жила в стороне. Как наблюдатель. Ничего не хотела. Только у тела была одна обязанность - выжить.

Сейчас же у меня появились возможности. И мечты мои были вполне реальными. Не абстрактными, а прагматичными и практичными. Я хотела хорошей жизни, комфортной, уверенности в завтрашнем дне и состоятельности. Меня не заботила участь остальных, мне плевать, какими красками раскрашен город и люди. Мне не нужен идеальный мир, я хочу только собственный дом и свободу. Не дикую вседозволенность, а именно свободу.

Марат с Оксаной вернулись в начале августа. Загорелые и довольные. Я тоже неожиданно загорела, правда, только руками, лицом и шеей. Юбки я не жаловала, предпочитая удобные и практичные джинсы. А Ксюша вообще, такая же смуглая как Марат стала.

И мне снова неожиданно подфартило. Оксана опять уехала. На сей раз без Марата, что меня радовало. Все-таки пусть я могла гулять и бродить, где хочу, общалась я все равно только с ним по большей части.

— А чего тебя не взяли? - бодро плюхаясь на табуретку, спросила я у Марата. Парень, отдать ему должное, огорченным не выглядел. Как я поняла, Оксана укатила куда-то с родителями, и хотя мне казалось, что Марат тоже с ними, его никто не пригласил и с собой не позвал. - Или ты отказался?

— Ты так хочешь, чтобы я куда-нибудь свалил? - насмешливо поинтересовался Марат. - Ждешь не дождешься?

— Я просто спросила. Вы же как бы…

Я запнулась, подбирая правильное определение отношениям чечена и принцесски.

— Ну? - он надо мной банально потешался. - Договаривай. Что мы “как бы”?

— Ну, вы типа вместе. И вообще, она у нас живет. Почему ты с ними не поехал?

— Потому что меня не звали.

— Что, вообще? - вылупилась я. Мне казалось это странным. - Даже Ксюша?

— Это семейная поездка, - невозмутимо пожал плечами Марат. - К тому же я работаю.

— Правда? Где?

— Где надо.

— Крутое местечко, - язвительно присвистнула. - Марат?

— Что еще?

— А ты ее родителям не нравишься, что ли?

Я попала точно в цель. Мужик поморщился, плечами повел и вроде бы равнодушно отмахнулся. Но меня одурачить невозможно. И сказать честно, меня этот факт удивил. Марат же как змеюка юркий. Везде пролезет, даже без мыла. И чтобы он кому-то не нравился…это сильно.

— Да ладно?! - я не могла поверить. - Я думала, вы с Ксюшей там…все серьезно. Фата там, платье.

— Почему нет? Все так и будет, - он потянулся за газетой.

— А родители ее? Без них от свадьбы толку нет.

От его пронзительного и холодного взгляда сделалось неприятно и неуютно. Мне ясно давали понять, что я перехожу границы. Но я же не дура. Я не верю в его нежность и неземную любовь. И вообще, этот тип ничего просто так не делает. При всей красоте и прочих достоинствах Оксаны, Марат слишком настойчиво ее добивается и слишком много сил прикладывает.

— Что ты на меня смотришь? Я не слепая.

— И иногда я об этом очень жалею.

Выдавила издевательскую улыбку.

— Садюга. А если серьезно. Зачем тебе это все? Кто у нее вообще папашка?

Чечен даже за газету прятаться перестал, когда понял, что я не отстану. И я видела, что он разрывается между желанием далеко меня послать и тупо махнуть рукой. С другой стороны, угрозы я не представляла, так что при всем желании навредить не могла. А любопытство за почти три года волей-неволей разгорелось. И сказки Оксаны слушать надоело тоже.

— Посол он, - неохотно произнес парень.

— И все? - протянула я разочарованно. Все-таки из-за посла столько лет задницу рвать…как-то мелко. Особенно для чечена. Мне казалось, что там нечто большее. - Что так скудно?

— В кого ты такой стервой растешь, а? Яда столько…

— Не яда, - задрав нос, поправила его. - Я просто смотрю на вещи объективно. И наверняка окажусь права. Это Ксюша твоя дальше своего носа не видит, сидит в розовом домике в розовых очках и глазами хлопает. Кукла куклой. А я не она.

— Саша! - стукнул внушительным кулаком по столу, так что солонка и сахарница, стукнувшись друг об друга, резво подскочили. - Я тебя предупреждал? Ты можешь хоть когда-нибудь свой язык за зубами придерживать?

— А чего орешь? Я твоей цыпочке не хамлю, улыбаюсь. Это я тебе только сказала. Что с того?

— При мне ее не оскорбляй, ясно тебе? - он по-прежнему был зол. - Не в первый раз уже говорю об этом. Больше повторять не буду.

— Ладно, ладно, - успокаивающе развела руками. - Расслабься. Больше ни одного слова о чувырле…

— Твою мать!

— О Ксюше, - торопливо выпалила я, сглотнув от неожиданности и…ну, не страха, а скорее, опасения. - Все. О Ксюше. Так ты скажешь мне, зачем тебе принцесска?

— Нет, - отрезал Марат и со скрежетом отодвинул табуретку. Подхватил пачку сигарет, спички и вышел в коридор. - Забудь об этом.

Конечно, я не забыла. И не отстала от него. Это как раз один из тех моментов, когда мы с Маратом были наедине. Я могла спрашивать, что хочу, и вести себя, как хочу. В разумных пределах, разумеется, но чечен тиранией не отличался. И в то же время только сейчас Марат мог бы мне все рассказать. Потом Ксюша приедет, опять лямур начнется и как-то не до разговоров, тем более таких. Шанс упускать я не собиралась.

Чечен хоть вспыльчивый, но отходчивый. Подождала, пока он успокоится, придет в себя и снова на абордаж пошла. Во второй раз парень был посговорчивее.

— У Ксюшки папа интересный.

— Это я уже поняла. А в чем интересность-то?

Мы неспеша прогуливались по какому-то тихому кварталу. Марат пил пиво, изредка покручивая горлышко бутылки, я уплетала мороженое и разглядывала собачников. Идиллия.

Марат неспешно поведал о семье Оксаны, а мне оставалось только удивляться. И не тому, что у такого одуванчика - такой предприимчивый и хваткий папа, а тому, что этот слепой одуванчик не видит очевидного. С детства. Судя по всему, ее папашка - интриган, не уступающий чечену. А это круто.

Как оказалось, папа ее еще при СССР вполне себе успешно работал послом в Европе, и даже по тем меркам жил лучше многих. После развала ничего не изменилось. Самые ушлые все равно остались, только дураки и идеалисты вылетели. Георгий Саныч - так мужика звали - ни тем, ни другим не был. Вполне себе умный мужичок. И сейчас, помимо официально занимаемой должности, вместе с товарищами зарегистрировал парочку интересных кооперативов, процветающих и приносящих хороший доход.

Для меня все рассказы Марата о денежных махинациях звучали как бред чистой воды. Я не могла себе такое представить и не потому, что не верила, а потому, что мне нужны были подтверждения или факты, на которые я могла бы опираться. Лучше, из личного опыта. А с такими крупными рыбешками столичного розлива я не сталкивалась никогда.

— А тебе это все зачем? Он же не будет с тобой делиться.

— Не будет конечно, - фыркнул чечен. - Да мне его деньги не в первую очередь нужны.

— Тогда что?

Он вздохнул.

— Не понимаешь?

— Нет. Зачем, если не ради денег? Такой мотив я могла бы понять.

— Деньги - это не цель, Саш. Деньги - это побочный эффект, скорее.

— Нех**вый побочный эффект, скажу я тебе.

— Согласен, - кивнул Марат. - Только ори потише.

Нет, Марат деньги любил. И даже не их, а тот комфорт, который они предлагают. Да и не скрывал чечен этого никогда. Просто много бабла он и сам мог заработать. Не сразу, постепенно, но сам. А папа Ксюши мог ему дать именно связи, допуск к тому обществу, которое нужно Марату, но к которому, в силу ряда причин, допуска не имел.

— И что с ними делать, с этими связями? - понять логики Марата я не могла.

— Почти все уже поделено между своими. Смотри, сейчас мороженое капнет, - предупредил парень, и я торопливо слизнула подтаявший пломбир. - Да и дочку он не обидит, несмотря на то, что ко мне относится без восторгов.

— Почему без восторгов? Ты умеешь подмазываться.

Моя формулировка не особо пришлась парню по душе. А все оказалось до банальности просто. Марат им не нравился, но не потому что Георгий Саныч парня раскусил. Самое интересное, что Ксюшины родители до самого последнего не верили в его подлость и махинации. Они считали Марата искренне влюбленным в дочь, но, увы, недостойным. По нескольким причинам. Например, национальность, а папашка Ксюши не упускал случая Марату напомнить о ней. Или отсутствие богатых родителей. Да и вообще, при всем своей уме парень просто недотягивал до их дочки.

— Деньги не главное, Саш, пойми. Никогда не ставь их самоцелью, иначе останешься без них совсем, - неторопливо и спокойно пояснял Марат. - Ставь перед собой такие задачи, которые принесут тебе прибыль, но не только денежную.

— Я не понимаю, - развела руками.

— Поймешь, рано или поздно. Просто запомни, что если ты что-то делаешь только ради денег - ты проиграла. Ради идеи стараться куда приятнее.

И как-то разговор сошел на нет, пока мы дошли до дома. Марат больше к этой теме не возвращался, я же старательно размышляла, чувствуя себя последней идиоткой. Для меня по-прежнему эти высокие игры были слишком тонкими и непонятными, хотя и интересными. Но ради каких-то связей…престижа…так напрягаться. Я бы поняла, если бы Марату нужны были бы Ксюшины бабки. Это понятно. А тут такие абстрактные вещи…С другой стороны сомневаться в чечене не приходилось, и я точно знала, что он никогда не пойдет по проигрышному пути.

Но в общих чертах рассказ Марата я поняла. А позже, познакомившись с Оксаниными родителями, нарисовала полную картину. Конечно, напыщенные старикашки мне не понравились, не потому, что они были как Ксюша глупыми. Это снобы. Самые натуральные. Ханжи, если угодно. Чопорные, правильные…мизинчик отставляют, когда пьют…А меня от таких воротит. Это то же самое что проститутка, прикидывающаяся святой, а святости ни на грамм. Особенно отец Оксанкин. Как Марат его только терпел…

Это знакомство состоялось как раз после возвращения Оксаны в Москву. Она вернулась, и буквально через неделю Марат сделал ей предложение. Я не особо удивилась, все к этому и шло. Мне даже посчастливилось увидеть веник, заготовленный чеченом по случаю, увидела.

Я никогда не понимала таких подарков. Бесполезных, но тем не менее, дорогих. Да, это был огромный букет розовых роз, которые нравились Оксане, и Марат угрохал в него кучу денег. Зачем? Этот вопрос я задавала парню искренне, пытаясь понять.

— Девушки любят такие подарки, - он безразлично пожал плечами и поправил огромный букет, еле умещающийся на журнальном столике.

— А я нет, - возразила упрямо, с неприязнью этот веник разглядывая. Можно было столько полезного сделать, купить на эти деньги. Честное слово. Лучше бы он ей кактус подарил.

Марат поудобнее устроился на диване, руку положил на подлокотник и вытянул ноги. Никакого волнения и неуверенности. Я не знала, как ведут себя люди, собираясь делать предложение, но то, что видела по телевизору, давало понять, что они…волнуются. Так как свадьба - серьезный шаг. Но это же Марат, который заранее все продумал и учел, а теперь, создав для себя благоприятные условия, просто плыл по течению, и дары сами шли к нему в руки.

— Ну, это ты, - как само собой разумеющее протянул парень. - А это девушки…

А я тогда кто? Меня его слова неприятно кольнули, но не в моих правилах на чем-то зацикливаться, тем более, если это “что-то” - мне неприятно.

— Какая разница? Это дурацкий веник. И подарок тоже дурацкий.

— Так принято. И оставь цветы в покое, Саш. Не для тебя.

И хорошо, что не для меня. Марат никогда не дарил мне цветы. Никогда, даже в будущем. Он и сам-то не понимал, почему Оксана так любит большие букеты, и мне казалось, что у него в голове есть колонка под названием “деньги на ветер”. И в эту колонку он такие бесполезные покупки заносит. Даже в этом у нас с ним взгляды совпадали. Я любила подарки. Обожала. И мне нравилось тратить деньги. Но подарки, которые дарил мне Марат, всегда несли что-то. Были полезными для меня или интересными. Он никогда не мог от меня откупиться, подарив букет или безделушку, в противном случае, я бы просто расцарапала ему лицо шипами роз. Это с Оксаной сойдет любая банальность. Но не со мной.

Марат сделал ей предложение, и Ксюша согласилась, с наслаждением и удовольствием разглядывая красивое кольцо. Оставался еще один шаг до финиша. Ее родители.

Через пару недель вернувшаяся Оксана прямо с порога заверещала на всю квартиру, сообщая всем нам, что ее родители изъявили желание наведаться в гости к Марату. Я испытующе разглядывала чечена, который не выглядел ни удивленным, ни настороженным. Спокоен, как сытый удав. Успокоил Ксюшу, переговорил с ней, и все начали готовиться к ужину. И даже я.

Меня заставляли одеть платье. Оксанина мама была очень консервативной женщиной, по-прежнему считающей, что девушка должна ходить исключительно в платьях и юбках. Это Оксана рассказала, параллельно толкая меня в их с Маратом комнату, чтобы привести в порядок. Ксюша, оказывается, может быть упрямой. Я тоже.

— Я не одену платье, - решительно скрестив руки на груди, я с неприязнью рассматривала голубой атлас. - Не одену и все.

— Саша! - с отчаяньем она всплеснула руками. - Да что ж такое! Ты понимаешь, что это важно? Пару часов, Саша. Всего лишь пару часов.

— Нет.

— Саша, пожалуйста.

— Я сказала нет! Если не устраиваю, то это ваши проблемы. Я лучше погуляю.

— Это семейный ужин, - терпеливо, но с ноткой паники в голосе пояснила девушка. - И я сказала, что сестра Марата тоже будет. Я прошу тебя, давай оденемся.

— Нет.

На шум в комнату неспешно проскользнул Марат, окинул взглядом разворачивающуюся баталию, и проникновенно спросил:

— Мне самому тебя одеть? Что опять не так?

— Да не хочу я эту тряпку одевать! - возмутилась, сдерживая клокотавшее раздражение. Еле сдерживая. - Почему я должна?!..

— Потому что я так сказал.

— Давайте я уйду, а? - умоляюще надула губы. С Маратом не вышло, и я повернулась к Ксюше. - Вам же легче будет.

— Ты останешься и наденешь чертово платье!

— Марат! - шокированно и немного напугано воскликнула Ксюша. При ней парень редко повышал голос. И малейшее колебание его тона заставляло ее вздрагивать и с опаской коситься. Ха, видела бы она его в ярости - точно грохнулась в обморок.

Он глубоко вздохнул и выдавил успокаивающую улыбку, предназначенную своей принцесске.

— Прости, милая. А ты, - колючий взгляд в мою сторону, - чтобы через пять минут была в платье.

Нашли компромисс. Я со скрипом надела светло-голубую расклешенную юбку и белую шифоновую кофточку. Достала сережки-капельки, кулончик и даже капроновые колготки, которые сразу же захотелось снять. Ксюша соорудила мне высокий прямой хвост и дала несколько красивых заколок, стянув пряди волос так, чтобы они не разлетались в разные стороны.

Неестественно выпрямившись, я села на диван и сложила руки на коленях. Мне казалось, что этими тугими заколками Оксана не волосы сдержала, а меня саму в кандалы засунула. Мне было некомфортно, и я злилась.

Девушка накрыла праздничный стол и пошла наводить марафет уже себе. Марат тоже переоделся, и, разглядывая их, я неохотно признала, что эта пара колоритная и очень красивая.

Чечен на меня поглядел, вроде бы даже с интересом, хмыкнул себе под нос, и я почему-то вспомнила тот день, когда он сюда меня притащил. Свою нелепую, с чужого плеча куртку, некрасивую шапку и дырявые носки. И почти смутилась.

— Доволен? - постаралась вроде бы равнодушно, но на деле мои глаза метали молнии. - Соответствую?

— Соответствуешь, - благосклонно кивнул Марат. - Лицо бы попроще и вообще блеск.

— Многого хочешь.

— Ну как я? - Оксана выпорхнула из комнаты и покрутилась перед нами.

Марат странно разулыбался, многозначительно так, и в два шага оказался около своей принцесски. Я с отвращением отвернулась.

Через тридцать минут пришли ее родители. Оксана к ним выбежала в коридор, я встала с дивана, готовясь встречать их здесь, и неожиданно почувствовала, как за моей спиной оказался Марат. Подошел очень близко, слегка наклонился и негромко проговорил прямо в шею, отчего тоненькие волоски на затылке зашевелились, а от неприкрытой угрозы и предупреждения, скользившего в голосе, захотелось втянуть голову.

— Если что-нибудь выкинешь, я не знаю, что с тобой сделаю. Ясно?

От каждого тихого слова дыхание замирало. Я лишь рвано кивнула.

Марат отстранился, обошел заставшую меня и на пороге послал мне вежливую улыбку.

— Вот и хорошо. Я в тебе не сомневался. Улыбнись. Не так. Вот. Уже лучше.

И он ушел встречать важных гостей. Одно я знала точно - вечер будет сложным.

Я не ошиблась. Ужин длился и длился…И длился. Ему не было конца и края, а уйти я никуда не могла. Праздничный стол накрыли в зале.

Спрятаться на кухне? Неуважение.

Сослаться уставшей и пойти спать? Куда? В комнату Марата и его крали? Не поймут.

Поэтому я сидела, сжимая в руках вилку и нож, как учила меня Оксана, и натужено улыбалась высокому полному мужчине, с интересом и долей брезгливости рассматривающего квартиру Марата, и пухлой, манерной женщине, держащую за руку свою дочь и приветственно улыбающуюся чечену. Очаровал-таки, гад.

Нас представили, и все за стол сели. И хотя все было очень вкусно и я хотела есть, кусок не лез в горло. Я все боялась сделать что-нибудь не так, рукой шевельнуть или локтем что-то задеть, а еще юбка, в которой я себя чувствовала голой и почти беззащитной…Я поклевала что-то и напряженно, до побелевших костяшек пальцев, ухватилась за бокал. Сначала, правда, за рюмку схватилась, а потом натолкнулась на Марата взглядом и сама побелела.

— Саша, а вы на кого учитесь? - мило улыбаясь знакомой улыбкой, такой же как у дочери, спросила Светлана Сергеевна.

— Она еще в школу ходит, - Марат не дал мне ответить, хотя никто не заметил секундной заминки, в течение которой мы с ним сражались взглядами, мысленно ругая друг друга матюками. - В следующем году в институт.

— А на кого?

— Она еще не думала.

Я от злости заскрежетала зубами. Да и папашка Ксюшин внимание на мое недовольство обратил.

— Она немая? Что ты ей слова не даешь сказать?

Марат меня убьет. Пришлось поспешно выкручиваться. Отставила бокал подальше, ладошки на стол положила и мило улыбнулась. Так мило, насколько могла.

— Я не немая, но Марат все правильно сказал. Я еще не думала.

Георгий Саныч довольно крякнул, головой мотнул и потер щеку.

— Сестра?

— Сестра, - кивнула.

— Тоже чеченка? Вас теперь много здесь крутится.

Мое хладнокровие держалось на тонкой ниточке. И этой ниточкой была уверенность в том, что Марат обязательно отомстит. Припомнит напыщенному разжиревшему уроду с лоснящимся лицом каждое оскорбительное слово. И он припомнил. Не сразу - позже. Но в ту минуту я даже не сомневалась. Смогла вежливо и загадочно краешком губ улыбнуться и откинуться на спинку стула.

— Нет, не чеченка.

— На русскую не похожа.

— Папуля, - предупреждающе одернула Ксюша, красная как рак. Ей было неудобно и неуютно от моей лжи, но сама она ничего не могла сделать. Оксана всегда предпочитала оставаться в белых перчатках, сетуя на несправедливость мира. Удобно, когда грязные дела за тебя делают другие, а тебе лишь остается возмущаться и проповедовать любовь с добром. - Пожалуйста…

— Что я сказал? Правда не похожа. Глаза вон какие…нерусские.

— Почему нерусские? - с интересом разглядывала его двойной подбородок.

— Да потому что.

— А вы кудрявый.

За столом повисла тишина. Лишь Марат едва скрипнул зубами. А вот Ксюшин папаша заинтересованно приподнял бровь.

— И что?

— Я читала, что кудрявых славян не было.

Пауза. Занавес. Я труп. Неожиданно Георгий Саныч хлопнул себя по коленям и громко рассмеялся.

— Уела. Снимаю шляпу. Хорошая сестрица у тебя, даром что татарка.

Я уж было хотела спросить, почему стала татаркой, но побоялась за здоровье. Свое. Лишь улыбнулась и снова вцепилась в бокал.

Ксюшин папа от меня отстал, но переключился на Марата, подначивая того и так, и эдак. В ход шло все, и я видела, как Марат с едва слышным хрустом сжимает кулаки, отчего проступающие вены на мускулистых руках начинают надуваться. Хотя на лице и мускул не дрогнул.

— Жениться решили, значит, - щелкнул языком мужик. - Быстро вы.

— Папа! Мы четыре с лишним года вместе, - возмутилась Оксана с улыбкой. - Сколько тянуть?

— Тогда чего сейчас сподобились? Ты чего, беременная, что ли?

Мама Оксаны побледнела.

— Гоша!

— Что? Чего это сейчас они решились вдруг жениться?

— Потому что теперь я работаю и могу полностью обеспечивать Оксану, - медленно, растягивая слоги, спокойно произнес Марат. - Я, в общем-то, только этого и ждал, зная, как вы любите дочь. И как для вас важен ее комфорт и спокойствие. А сейчас я уверен, что могу обеспечить ее всем, к чему Ксюша привыкла.

На сей раз Ксюша изменилась в лице, спрятав пылающие щеки.

Отец Оксаны хмыкнул, снова крякнул и кивком головы предложил Марату выйти. Как только мужчины покинули комнату, краля кинулась к матери, и обе про меня забыли.

— Мам, почему он так? - чуть не плача, заныла Ксюша. - Мы же с Маратом столько лет вместе…Что он?..

— Он волнуется, милая.

— О чем?

— Все-таки твой Марат…Золотце, мы родители. Мы волнуемся.

— Ну что он, мам? - взвыла Ксюша. - Я его люблю, понимаешь?

Тут я кашлянула, привлекая к себе внимание, и женщины поспешно взяли себя в руки, начав вежливую, ничего не значащую беседу. Словно не мать и дочь, а незнакомые люди. Через десять минут вернулся Марат с ее отцом, и Ксюшины родители начали поспешно прощаться.

Только когда закрылась дверь, я смогла облегченно выдохнуть. И через минуту почти срывала с себя колготки и юбку. Оксана лишь со стола убрала, не став мыть посуду, и ушла в свою комнату. Вместе с Маратом. Я поползла на кухню, надеясь хотя бы теперь поесть по-человечески.

Мне не понравились ее родители. Особенно отец. Для посла он слишком…как это слово…Я забыла. Но он слишком остро реагирует на другие национальности. В голову лез только Гитлер со своим фашизмом, но это было не совсем то. И меня, если честно, пренебрежение тучного мужика задело. Я не выглядела как девочка с улицы, как оборванка. Я хорошо и правильно говорила, я могла говорить на какие-то темы, и у меня были манеры. Так почему же на меня снова смотрели с пренебрежением? Как на говно? И не только на меня, и на Марата тоже. А самое забавное, что Оксана этого никогда не видела и дальше не увидит.

Через несколько минут на кухню зашел Марат, заставив меня замереть с надкусанным бутербродом во рту, палкой колбасы в одной руке и огурцом в другой. Парень тихо засмеялся.

— Диверсию совершаешь?

Я вытащила полуобгрызанный бутер.

— Жрать хочу. Пока они зыркали, кусок в горло не лез.

— Салат остался? - темноту кухни осветил яркий свет холодильника. Марат разглядывал множество тарелок, прикрытых крышками. - Саш!

— Внизу стоят. А Ксюха где?

— Спит.

— Уже?

— Переволновалась сильно.

Марат достал хлеб, салаты и холодное пюре. Подумав, потянулся за еще одной тарелкой - для меня. Я благодарно кивнула.

— Отчего же она, бедняжка, переволновалась? Это не ее с грязью весь вечер смешивали.

— Не злись.

— А я не хотела оставаться, - попеняла, внимательно наблюдая, как Марат накладывает мне в тарелку салат. - Чего так мало? Еще положи.

— Обжора.

— У меня этот…стресс.

Парень ехидно фыркнул.

— Бедняжка.

Мы поболтали, слово за слово, ушли к другой теме, но вспоминать о неприятном ужине не хотелось. Тем не менее, я не могла не спросить:

— Ну а что вы решили?

— С кем?

— С ее отцом.

— Тебе так интересно?

— Надо же знать, зря или не зря я сегодня терпела все издевательства.

— Ах да, - пристыженным он не выглядел. - Злополучное платье.

— Не увиливай. Что он сказал?

— Сказал, что надо подождать, пока Ксюшка выучится.

— Еще год?

Он глубоко вздохнул, водя вилкой по краю тарелки.

— Еще год.

— Ты расстроился?

— Скажем так, я рассчитывал быстрее все закончить.

Все закончить. Как мило.

— Сколько вы вместе?

— Четыре года.

— Еще один быстро пролетит.

— Ты меня успокаиваешь? - теперь Марат разглядывал меня с любопытством, с которым редко глядел. По большей части, я для него была проста и понятна.

— Нет. Я успокаиваю себя.

— В смысле?

— Вы же будете…тили-тили тесто. А у меня есть паспорт. И я закончу школу.

— И что?

— Ее родители от меня не в восторге, - напомнила я на всякий случай.

— От меня тоже, - безразлично отозвался Марат. - И что?

— Мне кажется, они будут не очень рады, если я буду мешаться у вас под ногами в вашей семейной жизни.

— Ты помнишь, о чем я тебя предупреждал?

— О чем?

— О том, что я тебя везде найду, если ты сбежишь. Освежила память?

Он не шутил, а я…Я действительно опасалась. Что после их замужества моя жизнь тоже изменится, и я останусь за бортом. Мне слишком понравилась та жизнь, которую давал мне Марат, но даже я понимала, что вечно жить с ними я не буду. Они женятся, а я…буду лишней.

Только я одно забыла - Марат не шутит. И слов на ветер не бросает. Вот и сейчас сидит расслабленный и сытый, но его сила, обычно надежно спрятанная, бродит прямо под кожей. И взгляд с предупреждением, многозначительный из-под густых бровей, от которого становится парадоксально спокойно. Я выжила бы, но уходить все равно не хотела. Ни за что.

— Не надо, - покачала головой, не в силах сдержать довольную улыбку. - Я помню.

— Ну и отлично. Спокойной ночи, мелкая.

— Тебе того же.

Глава 16.

Когда я осознала себя девушкой? В смысле, по-настоящему? До сих пор не знаю, если честно. Как-то осознала. Мое становление происходило постепенно, выстраивалось как мозаика, состоящая из сотни мелких пазлов. Слева один, справа, еще один посередине. И в какой-то момент картинка собралась.

Да, Оксана меня учила, но ее знания были для меня теоретической базой, которую я ни разу не испробовала на практике. Иногда мне вообще казалось, что это глупо все - ее часовые вертляния перед зеркалом, марафет, куча нарядов. Толку с них? Но потом я видела, как она на людей действует, как на нее парни оборачиваются и подолгу смотрят ей вслед. Марат это тоже видел, нервничал, конечно, и глазами сверкал, но Ксюша сама не осознавала, какое впечатление производит, а если и осознавала, то не придавала ему ни малейшего значения.

Я тоже так хотела. Почему нет? Это тоже сила, способность, с помощью которой можно влиять на людей и добиваться нужных результатов. В обществе, где я теперь жила, оценивали по внешнему виду, взглядом окидывали с ног до головы, определяя возможности и способности. Потенциал человека часто определялись по его одежде и манерам. Как же эти люди любят облегчать себе жизнь до невозможности. Придумали клише себе, создали типы по копирке, а потом эту копирку к каждому прикладывают.

Смешно. Но я теперь жила с ними и была обязана соблюдать их правила. Хотя у меня не получалось.

Все изменилось в последний год моей учебы в школе. Со мной ходили разные люди - некоторые были учениками нормальных школ, по каким-то причинам плохо там учившихся. Шпана, одним словом. Крутые, которые с распальцовкой ходили. А я над ними только тихо посмеивалась. Думают, что короткая юбка и сигарета их круче делают? Дети, честное слово.

Они были на стыке моего прошлого мира. Они как я, только наоборот. Я с облегчением ушла с улиц, они - с радостью туда пришли. Котята, пытающиеся быть тиграми. Но все-таки я их понимала, я с ними общалась, потому что ничего другого в то время мне не оставалось. Оксана наконец-то от меня отстала, улаживая проблемы с собственными упрямыми родителями, которые не желали видеть, как она губит свое будущее, и предлагали ей не спешить. А Марат, тоже озабоченный благоприятным исходом дела, целыми днями теперь крутился возле нее, отваживая милых и хороших мальчиков, заботливо присланных мамой Оксаны. В общем, все были заняты, про меня забыли, и я стала общаться с моими “одноклассниками”, хотя раньше старалась их избегать.

С двумя я сошлась особенно близко. С Веркой - невысокой, достаточно полной, но фигуристой девчонкой, выглядевшей куда старше, чем было на самом деле - и Вовкой - с меня ростом примерно, глуповатый и вечно озабоченный. На быка похож. И повадки такие же. А еще он все время любил жевать сигареты, которые курил. У него было три татуировки, и как-то раз, позже, он предложил сделать одну мне. Я согласилась. В итоге, когда Марат заметил это художество, то чуть не убил, а узнав, что татушку делал парень…Короче, он разошелся не на шутку, и в нашем доме стало на парочку вещей меньше.

Верка отличалась от Оксаны как небо и земля. Я росла рядом с идеалом, концентрированно-женской грацией, всегда элегантной, красивой и привлекательной. У меня выработались определенные стандарты, эталон поведения истинной женщины, хотя я сама быть эталоном не хотела и не стремилась. Но так или иначе идеалом стала Оксана. За неимением других кандидатур. А Верка совсем другая. С прокуренным голосом, мощная, любившая одежду, которая еле прикрывает грудь и ноги - и надо сказать, нехудые ноги - она была раскованной и абсолютно без комплексов во всем. Она сама снимала парней и мужчин в клубах, просто так. А потом брала деньги, но не из-за того, что ей они были нужно. Она как будто одолжение делала.

— Они дают мне бабосы за то, что я люблю секс, - смеясь и шатаясь на каблуках, Верка трясла передо мной немаленькой суммой денег. Говорила она громко, отчетливо, и люди, случайно затесавшиеся в сумерках, с ужасом на нее оборачивались. Она не стеснялась. Откидывала голову и смеялась сильнее. Или же сама подскакивала к человеку, пугая того, и с вызовом вскидывала голову: - Че уставился? Не слышал? Да, я люблю секс. Я люблю трахать-ся. И что?

Я сама смеялась над ней и над теми несчастными, подвергавшимися натиску большой подмосковной груди. Вера была забавной, глупой и наивной. И отличалась от женственной, элегантной Оксаны, к которой я привыкла.

— Пошли со мной в клуб, - жуя жевачку и периодически надувая из нее пузыри, как-то предложила Вера. - Сегодня девушкам бесплатно.

— Да ну нафиг, - отмахнулась я, забегая на бетонные плиты. - Что я там забыла?

— Как неродная, Шур. Вечно бежишь куда-то. Слышь, Вовк.

Вовка вопросительно промычал что-то.

— Пошли с нами в клубешник.

— Да ну…

— Что да ну? - возопила Вера. - Давай.

Неожиданно девчонка спрыгнула с бетонного блока и что-то горячо зашептала на ухо парню, периодически косясь на меня. Вован тоже странно посерьезнел, что на бычьем лице смотрелось довольно комично, и поглядел на меня, не таясь. Я же расслабленно уселась на корточки, руками подперев щеки и думая о своем.

Через пару часов парень, отчаянно нервничая, подошел ко мне и как можно развязнее пробасил:

— Слышь, Шур, ты это…- процесс застопорился. Вова досадливо сплюнул на землю. - Короче, давай с тобой типа это…ну, замутим.

— Чего замутим? - лениво протянула , играясь со звеньями золотой цепочки.

— Ну это…будешь моей телкой?

— Кем?

Он разозлился.

— Харэ придуриваться. Не хочешь, так и скажи. Нех*й меня за дурака держать.

А я честно не понимала, что он от меня хочет. Потом только дошло, и то, благодаря Верке.

— Че ты не поняла, Шур? Он на тебя запал. Хах, давно уже. Только я вообще не понимаю, что он в тебе нашел, - она прищелкнула языком и скептически меня оглядела. - Вечно какие-то толстовки мужские, широкие штаны. У тебя что, шмотья нет?

Мне не нравилось, когда кто-то думал, что у меня чего-то не хватает.

— Все у меня есть, - обиделась я. - Просто не хочу.

— Ну и дура. Вовка хороший. А какой у него… - она мечтательно прикрыла глаза, застонала и согнула руку до локтя в неприличном жесте. - Ну ты понимаешь.

Это я понимала. Но причем здесь моя персона?

— Ты и с ним успела? - изумилась я.

Девчонка меня неправильно поняла.

— А ты не ревнуй. Мы по пьяни разок. С кем не бывает? Но одно я тебе точно скажу - Вовка пацан классный. И так, - она побила раскрытой ладонью по кулаку, - и в остальных смыслах тоже.

— Ну и ладно. Мне-то что?

Верка за меня взялась всерьез, вознамерившись сделать “сексапильную штучку”, с которой Вовану будет не стыдно. И я позволила.

Не потому что эта пародия на человека мне так понравилась. Я не для того стараюсь, учусь и пытаюсь вписаться в общество, чтобы связывать себя с отбросами. Я достойна лучшего, и это лучшее у меня непременно будет. Вовка меня недостоин, даже моего мизинца, и я лучше всех об этом знаю. Но он был первым, кто обратил на меня внимание как на девушку. Как на ту, что способна хоть кого-то заинтересовать. Меня признали девушкой, красивой девушкой, хотя я сама себя не признавала такой. В глубине души я была благодарна Вовчику за это. Он открыл краник внутри меня, который все сдерживал. Он дал мне почувствовать себя способной вызвать желание у кого-то.

Спасибо ему, конечно, но это все не для него. Даже когда Верка надо мной колдовала, я ясно понимала, что никогда с Вовкой рядом не буду. Не для него такая как я. Хотя поиграть и использовать то, что он может мне дать…пожалуйста.

Возможно, будь Марат с Ксюшей менее заняты, они бы все заметили. Особенно Марат. Но он целыми днями был со своей принцесской, и меня никто не видел.

Вера все-таки уломала меня на клуб, только заявила, что нужно привести мое тело в порядок.

— Ты ж баба, Сашка. Красивая. Сиськи, жопка, ножки - все есть. Откормить бы тебя, конечно, а то кажется, что подержаться не за что, но блин, что ты все прячешь? - сокрушалась Верунчик. - И ноги длиннющие какие, - стянув с меня джинсы, вынесла вердикт она. - Будь у меня такие палки, я бы юбку не снимала.

Сегодня был важный день, вернее, вечер. Мы собирались в клуб. Приехали к ней в общежитие, где в коридоре пахло застоявшейся, ржавой водой, а в трещины серой напольной плитки въелась невыводимая грязь. Комната, в какую меня завела знакомая, соответствовала коридору, и после ухоженной и хорошей квартиры Марата, выглядела жалкой.

— Ты ее и так всегда носишь, - парировала, подходя к зеркалу, вытащенному прямо из шкафа и поставленного на пол. Покрутилась, пытаясь найти сиськи и ножки, о которых вещала Верка. - И отсутствие “палок” тебе не мешает.

— У меня женственные бедра!

— А у меня?

— А у тебя…ноги длинные.

— И коленки худые, - иронично ухмыльнулась, не понимая восторгов Верки. Ноги как ноги.

— Кто там на твои коленки смотреть будет? - рыжая методично перерывала шкаф, выбрасывая вещи прямо на пол. - Сейчас мы напомадимся и тусить пойдем. Вовка от тебя глаз не оторвет.

— Ну-ну.

Слово свое она сдержала. И колдовала очень долго, правда, совсем не так, как Оксана. Ксюша росла в интеллигентной семье, где элегантность передавалась с молоком матери, Верка же была отвязным отпрыском девяностых. Ксюша наносила легкий макияж, сочетающийся с аксессуарами и платьями, Верка же всегда красилась ярко и предпочитала минимализм в одежде. Оксана одевала меня в красивые длинные платья, подруга же облачила в черную кожаную юбку и короткий красный сетчатый топ, открывающий пупок. Юбка простора фантазии не оставляла совершенно, вдобавок была мне велика, вечно соскальзывая. Оксана никогда в жизни так не одевалась.

Меня же метало из стороны в сторону. Я не соответствовала тому эталону, который видела перед глазами, но и не хотела никогда ему соответствовать. Я выглядела девушкой, но никогда ею не была. Я одела еле прикрывающую задницу кожаную тряпку, хотя приличная голубая юбка пару месяцев назад стала для меня серьезным испытанием.

— Я себе все отморожу, - я уведомила разошедшуюся покорительницу сердец, натягивающую колготки. - Не май месяц на дворе.

— На колготки, - она кинула мне точно такие же, как одевала сама.

— О да, - язвительно протянула я, разглядывая крупную сетку. - Теперь хоть на северный полюс.

— Не кипятись, подруга. Все схвачено. Вовчик сегодня тоже идет, раскрутим его на такси. Пусть платит.

— А до клуба мы как доедем?

— На электричке. Не очкуй, ради бога. Сядь вон пойди на стульчик, я сейчас тебе прическу забабахаю. Я на парикмахера учусь, кстати.

Прическу она сделала. Начес. Да еще хотела пивом волосы облить, но тут уже я отказалась переводить добро зря и вонять сивухой. Верка спорить не стала, пожала плечами, меня накрасила и повернула к зеркалу.

— Ну как? Я же говорила. Красотка.

— А с черным ты не переборщила? - мои и без того черные глаза, густо подведенные карандашом, выглядели огромными и страшными. Как по мне.

— Это называется кошачий взгляд, - обиделась Верунчик, прихлебнув пива прямо из горла. - Чтоб ты понимала, бестолочь.

— А вот со словами поаккуратнее, - в моем голосе слышался лед. Помощь помощью, но унижать я себя никому не позволю. - Не забывайся особо.

Что уж там Верка подумала или решила, не знаю, но она тяжело сглотнула пиво, отставила бутылку подальше и решила разговор замять. Кивнула неопределенно и больше меня не обзывала. Через полчаса об инциденте уже никто не вспоминал.

Мы приехали в этот клуб, куда действительно пускали всех девушек, и я сразу погрузилась в какое-то буйство, которое меня скорее настораживало, чем завораживало. А еще был одиннадцатый час ночи, и я ни разу за сегодня не позвонила домой. Оставалось надеяться, что Марат слишком занят своей кралей, чтобы замечать меня.

— Ну как? - подруга уже дергалась под нервную музыку, поматывала сумочкой и оглядывалась в поисках кого-то. - Нравится?

— Чего?

— Нравится, говорю? - громче гаркнула Вера прямо на ухо. Я молча кивнула. - А я тебе говорила, что будет круто!

— Ага!

— Пошли!

Она здесь знала многих, некоторым приветственно кивала и с непоколебимостью танка тащила меня к бару. Я покорно шла следом, стремясь, по крайней мере, не потеряться в обезумевшей толпе. Я была скована, так как все это было для меня впервые, и мое напряжение Верунчик чувствовала.

— Два коктейля, - крикнула она бармену и оперлась на стойку, согнув одну ногу в колене. Ее юбка стремительно поползла вверх. - Не жмись, Шурик. Сейчас для храбрости сто грамм и понеслась.

Сто грамм и правда помогли. Оглушающая музыка, бившая в барабанные перепонки, перестала действовать на нервы. Хаотичная масса людей, нервно извивающаяся на танцполе, уже не смотрелась так дико и смешно, а идея потанцевать самой стала довольно-таки заманчивой. Верка заказала еще один коктейль, и меня развезло окончательно, а рыжая надо мной смеялась.

— Не умеешь ты пить, Сашка! - орала она мне на ухо, таща в центр танцпола. - А я то думала!

— Умею! Водку только! От остального пьянею.

Она звонко рассмеялась, убирая с прохода какую-то малолетку.

— Да я уж вижу!

Я ничего не сказала, мутным взглядом наблюдая за Верой и другими девушками, извивающимися здесь. Подняла глаза на голую танцовщицу на балконе, двигающуюся в такт музыке. Пару минут напряженно думала о чем-то, прогоняя пьяный туман. Я все понимала и осознавала, просто реакция притупилась. Совсем пьяной я не была.

Через пару минут я решилась повторить некоторые Веркины движения и движения танцовщиц. Еще раз, а потом еще. Старалась двигаться под музыку, как делают остальные. Я не хуже, я могу так же, даже лучше. А когда на меня никто не стал оглядываться и показывать пальцем, я окончательно осмелела, перестала хмуриться, контролируя каждое свое движение, и пошла в отрыв.

Мы долго танцевали с Веркой, хохотали, потом к нам подкатили два взрослых мужика, даже старше Марата и стали тереться рядом с нами. Рыжая заливисто рассмеялась, откидывая жженые волосы за спину, повернулась к одному из них спиной, прижавшись бедрами к его ногам, и…заскользила по нему, спускаясь ниже и ниже. Мужик довольно заулыбался, руки на женственных подмосковных бедрах пристроил и повернул девчонку к себе лицом. Второй попытался повторить то же самое со мной. Я уверенно и решительно отстранилась и направилась к бару. Не знаю, что этот тип подумал, но направился за мной следом.

— Как тебя зовут? - спросил он.

— Саша.

— Виталий.

— Угу.

Виталий сделал знак бармену, и бармен над нами вопросительно склонился, ожидая, когда мы сделаем заказ. У меня денег не было.

— Что будешь? - выдохнул Виталий мне в шею.

Ну если он предлагает…

— Водку.

Светлые брови мужчины удивленно поползли вверх, но он сделал знак бармену. Я же искала глазами Верку. Через пять минут выловила взглядом рыжую макушку, целеустремленно направлявшуюся к подсобным помещениям. Ну кто бы сомневался! Я тихо хмыкнула. О Веркиных похождениях каждый знал.

Принесли водку, я ее залпом выпила, в сторону выдохнув, и даже как будто протрезвела. Виталий тоже хлебнул для храбрости, сначала руку мне на плечо положил, тяжелую, надо сказать, а потом вообще за коленку схватился и стал ее поглаживать. А Верка говорила, никого мои коленки не заинтересуют.

— Я не ясно сказала? - почти ласково прокричала я, холодно улыбаясь. - Я сказала нет, если ты не слышал.

— Да хватит тебе. Пойдем…

— Клешню убрал.

Мясистые пальцы наоборот, лишь сильнее сжались.

— Слушай, рыбка…

— Какая я нах*й рыбка? Клешню убери, крабик!

— Ты не понимаешь, что ли…- Виталий угрожающе привстал, но тут, откуда ни возьмись, выскочила растрепанная, раскрасневшаяся Вера.

— Вы чего сидите? Давайте танцевать!

Она меня вырвала из цепких лапок и утащила в туалет.

— Вот урод! - зло выплюнула я, не в силах скрыть раздражение. Коленку хотелось потереть.- Говнюк старый.

— Он тебя угощал? - спросила Вера, на ходу поправляя лифчик и подтягивая красные лямки. Выглядела рыжая не очень презентабельно. Помада вообще размазалась по всему лицу.

— Стопку водки купил. И что?

— Ты поосторожнее. Если не хочешь, тогда не соглашайся на угощение. Я Виталика давно знаю.

— И с ним спала, что ли?

— Разок, - отмахнулась Верунчик. - Но я тебя предупредила. Если не хочешь с ним перепихнуться, то лучше не позволяй ему что-то себе заказывать. Он же жадный, как е-мое.

— Ты сама где была? - решила сменить тему разговора. Пока подруга себя в порядок приводила, я дернула дверь одной из кабинок, случайно налетев на молодую парочку. Молча закрыла и пошла к следующей. - Ау!

— Как ты думаешь? - язвительно скривилась Верка. - Не в шахматы играли. У тебя бабки есть?

— Нет.

— Ладно. Я за тебя Виталику отдам, но ты должна будешь.

— Не вопрос, - я рыжую от зеркала отпихнула, и сама начала прихорашиваться, поправляя размазавшийся макияж. - А Вовка где?

— Здесь давно.

— Он меня видел?

— Неа. Иди к нему. Он у входа. А с Виталькой я поговорю.

Нашла Вовку, выпила с ним. Поговорила. Насладилась изумлением и восхищением в его глазах. Выпила. Спросила время. Уже перевалило за полночь. Мелькнула короткая и быстро исчезнувшая мысль о Марате. Вован продемонстрировал новую татушку на бицепсе. Я восхищенно ее потрогала. Выпила. Проводила глазами Верку, идущую под ручку уже с другим мужиком. Попросила татушку себе. Вовка потащил меня в тату-салон, находившийся в этом же здании.

— Колян, наколку сделаешь? - пробасил Вовчик, поддерживая меня за локоть и не давая упасть с тонких шпилек. Надо сказать, мое умение ходить на каблуках значительно отшлифовалось за пару часов в нетрезвом состоянии. Я могла на них передвигаться.

— Ты время видел?

— Девчонка моя хочет очень, - как-то извиняюще пожал он плечами и выдвинул чуть вперед мое тельце. Я бодро закивала.

Колян меня неприязненно оглядел, выругался себе под нос и махнул в сторону кресла.

— Пусть садится.

Когда я увидела штуку, какой он собрался делать татуировку, как-то быстро протрезвела.

— А анестезия?

— Ты уже, походу, под анестезией. Не вертись, - рыкнул Колян. - Где делать будем?

Оказывается, протрезвела не до конца.

— На позвоночнике хочу, - непонятно почему брякнула я. - Тонкую такую, как змейка. До лопаток длиной.

— Что делаем? - непонимающе нахмурилась, и мастер махнул на меня рукой. - Ладно, сиди, сам придумаю.

Делали долго. Было больно сначала, так что минут пять я от неожиданности громко ругалась. Потом стало терпимо. Я расслабилась, даже задремала. И когда Колян за плечо меня потряс, долго пыталась понять, что он от меня хочет.

— Все. Топайте.

Я неуверенно встала и покачнулась.

— Спасибо. Сколько время?

— Третий час ночи.

— Нормально, - дала отмашку Вовчику, и тот послушным теленочком пошел следом. - Гуляем.

Вернулись в клуб. Нашли полувменяемую Верку в углу, уже с новым кавалером. Меня от этого зрелища слегка затошнило. Отвернулась, сделав вид, что ничего не видела. Вовка заказал мне еще один коктейль.

— Не обанкротишься? - цинично ухмыльнулась я, опрокидывая очередное творение бармена в себя. - Татушка, бухло, такси…

На парня алкоголь тоже подействовал, сделав его более уверенным.

— Ты мне нравишься.

— Я очень рада.

Он ко мне ближе подошел, за коленки схватил и развел ноги, устроившись между ними. А я как кино со стороны это все наблюдала.

— Ты красивая.

— Я в курсе. И что?

Вовка мои голые ноги гладил, и колготки в крупную сетку ему совсем не мешали. Огромные, большие ладони все выше и выше поднимались, короткие пальцы касались края юбки, а сам парень наклонился к моему уху. От него разило пивом.

— Ты поняла, - он со значением к моему лицу склонился, рот приоткрыл, а я даже не делала попытки отстраниться. С интересом ждала, что будет дальше.

А дальше меня смело с высокого стула. На каблуках устоять не получилось, и я врезалась в кого-то рядом стоящего, мертвой хваткой цепляясь за чье-то плечо. И почти с ужасом и удовольствием наблюдала за разъяренным чеченом, метко и хлестко начищающего бычье рыло Вовки. Рядом со сцепившимися парнями сразу образовался круг, все столпились, выкрикивая что-то и наслаждаясь дракой, а я спокойно за ними наблюдала, вновь приняв равновесие.

Верка ко мне пробралась и тронула за плечо, кивая на этих двоих.

— Ты так и будешь стоять?

— Что ты мне предлагаешь?

— Разними! - крикнула она.

— Я что, на дуру похожа? К двум разъяренным мужикам лезть? Пусть сами разбираются.

Она почти с отвращением на меня покосилась, ослабила хватку, а потом и вовсе отошла, бурча что-то себе под нос. Я ее не слушала.

Вовка при своих габаритах с Маратом равняться не мог. Чечен подтянутый, и пусть Вовка шире, но у него мясо, а у Марата - мышцы. Через пять минут избитый в кровь одноклассник отхаркивал кровь под высоким барным стулом и утирал ее с лица. У чечена же все костяшки пальцев были сбиты.

Марат щерился, тяжело и глубоко дышал, сейчас напоминая больше животное, чем человека. С яростной гримасой оглянулся по сторонам, увидел меня притихшую неподалеку и остатки разума вообще растерял. В три широких шага до меня долетел, мгновение мое спокойное лицо разглядывал, а потом больно ударил по щеке тыльной стороной ладони. Голова мотнулась в сторону, щека сначала онемела, а потом налилась болью и кровью. В баре застыла тишина.

Я молча потерла щеку, избегая смотреть ему в глаза, пошевелила челюстью, и холодно поинтересовалась:

— Это все?

— Вот сука!

— Сука, - согласилась. - Дальше что?

Марат грязно выругался, так что от него несколько людей в страхе отскочили, больно схватил меня за волосы и потащил к выходу. Чем больше он злился, тем больше я успокаивалась. Чем больше я успокаивалась, тем больше он злился. Замкнутый круг. Мы выскочили на улицу, даже не захватив мою куртку. Горевшую щеку охладило прохладным воздухом, а голые ноги закололо морозом. Я застучала зубами.

— Дай куртку возьму.

Мужик безжалостно мотнул меня, почти оторвав ноги от земли. В который раз я прокляла шпильки.

— Иди! - прорычал он. - Пока я тебя не убил!

— А что ты рычишь? - деланно удивилась, зля его еще сильнее.

— Тебя, тварь неблагодарная, убить надо.

— Отпусти.

Ноль эмоций, только жесткие пальцы на локте сжались сильнее.

— Отпусти, сказала! Ах ты сука…

Мое спокойствие сошло на нет, и я начала извиваться, вырываться и кусаться, морщась от боли, когда мои пряди в его хватки сильнее натягивались. Извернулась и ударила его по лицу, позолоченным кольцом разодрав ему губу. И с ужасом смотрела на капли крови.

Он снова меня ударил, теперь по другой щеке, а потом толкнул, так что боком я врезалась в его жигули. Я точно знала, что это его машина, и испытала злорадное удовольствие, когда каблуком поцарапала дверь.

— Не смей поднимать на меня руку! - собрав в горсть волосы, Марат заставил больно запрокинуть шею. - Удавлю. Шлюха! Ты себя в зеркало видела?

— И даже не раз! - я с вызовом вскинулась, насколько позволял его кулак. - Мне всю ночь говорили, что я красавица!

Опять больно долбанул мое тело об машину, больно навалившись сверху.

— Что ж за мразь ты, а? Не меняешься! Ты хоть понимаешь, идиотка, что сейчас пятый час?! - зло проорал он прямо мне в лицо. - Бл*дь! Да если бы я знал, что тебе это нужно, я бы тебя, суку, там же оставил. Сколько лет я, бл*дь, убил! Нах*я? Чтобы ты своей жопой голой здесь крутила?!

— А тебе какое дело??? Тварь! Не трогай меня! - истерично завизжала, когда он снова больно меня сжал. - Уйди! Лучше бы ты, сука, меня там оставил! Пять утра, говоришь????! Ты только заметил, да?! Я три дня, бл*дь, дома не ночевала, а ты только заметил! Убери руки, сказала! Мне больно!

Также неожиданно как схватил, Марат расцепил руки и для надежности отошел на шаг. Я сползла по двери машины и на дрожащих, онемевших ногах, сделала шаг по направлению к клубу. Но потом передумала и обличительно ткнула в парня пальцем.

— Давай, расскажи, куда вы с Оксаной теперь собираетесь? Надолго?! Да не молчи, рассказывай. Можешь даже не говорить. Зачем, правда? Есть я, нет меня - какая хер разница, да? Не тебе мне указывать, как себя вести! Ты сам как шлюха трахаешь свою Ксюшу и ничего уже вокруг не видишь! - от моих слов его лицо дернулось, но парень не сделал попытки меня заткнуть. А меня уже понесло, и всю обиду, скопившуюся за несколько месяцев, я на него старательно выплескивала. - Что они там тебе подарят?! Квартиру?! Ооо, круто! Давай я за тебя порадуюсь! А че! Ты шлюха дорогая, тебе вон, целыми квартирами выпадает. Мне есть к чему стремиться, да?!

— Замолчи и сядь в машину,- тщательно выверяя слова, прочеканил Марат.

— А ты меня не затыкай! - смахнула с лица то ли кровь, то ли волосы. - Я соврала?! Нет, не соврала! Ты как шалава…

— Сядь. В машину.

— НЕ ХОЧУ Я В МАШИНУ!

Он молча открыл дверь, запихнул меня в салон и сел за руль. Меня порядочно трясло - от алкоголя, холода и ярости, так что Марат накрыл меня своей курткой. Я никак не отреагировала. Было обидно, очень-очень обидно, когда про меня просто забыли. Есть я или нет меня…Раньше мне было все равно, вот честно. А сейчас не все равно. И очень больно.

Марат привез нас домой, попытался вытащить из машины, но я сама его руки оттолкнула и, гордо шатаясь, поползла на второй этаж. Оксаны не было. Кто бы сомневался.

— Иди умойся и смой с себя всю эту дрянь. И переоденься.

— Без тебя знаю.

Мне потребовалось полтора часа горячего душа, чтобы прийти в себя. Во всех смыслах. И волосы отмыть и расчесать после жуткой прически. Когда вышла в комнату, на столе стоял чай и тарелка с бутербродом. Мельком глянула в зеркало на свою опухшую, с явными следами мужских рук щеку. И испытала мрачное удовлетворение, разглядывая опухшую нижнюю губу этого урода.

Съела булочку, выпила чай и разобрала постель, игнорируя стоявшего рядом Марата.

— У тебя день рождения.

Он не извинялся, но для Марата слова, звучащие таким тоном, были верхом раскаяния.

Я скользнула под одеяло, мрачно на чечена поглядела и равнодушно пожала плечами.

— Оно было два дня назад.

После этого я отвернулась к стенке и заснула.

Глава 17.

Очень трудно ненавидеть человека, который тебя любит.

Саша

Ему пришлось со мной считаться. Я не домашняя собачка, которой можно кинуть кость и успокоиться. Я не грязь, недостойная внимания. Теперь уже нет. Я не позволю отшвырнуть себя в сторону, я не позволю так ко мне относиться. Я слишком себя люблю, и слишком ценю усилия, которые приложила, чтобы вписаться в их общество. Я научилась читать, писать, я развиваюсь, я учусь правильно говорить и себя вести. Слишком много сил вложено в это общество, я даже приняла их законы и рамки. А теперь это общество должно принять меня. Все честно. Я одна из них. А значит, имею право требовать к себе уважения. Или хотя бы его видимость, как делают остальные. Я имею право, я не грязь под ногами, уже давно. И Марату стоит это понять. В конце концов, именно он научил меня всему этому. А я ученица способная - учителя об этом часто говорят. Вот пусть чечен и расхлебывает.

Наверное, Марат был удивлен. Слегка. Возможно он, привыкший все продумывать и обдумывать на несколько ходов вперед, предполагал, что однажды я взбрыкну. Возможно. Я не отрицаю. Но то, что это произошло вот так, при таких обстоятельствах…Он даже и подумать не мог. Наверное. Я не знаю точно. Но он быстро приспособился, сделал выводы, хотя и не извинялся. Если честно, мы дня три не разговаривали - вместе ужинали, смотрели телевизор, но не разговаривали. Только теперь меня не игнорировали. Молчаливый бойкот - ерунда. Я слишком толстокожа, чтобы из-за него расстраиваться. А вот игнорирования и пренебрежения я не потерплю.

В конечном счете, он начал со мной считаться. Марат понял, что теперь с фактором “Саша Лилёва” придется считаться и обращать на него внимание. Да, я не несу такой практической пользы, как Оксана со своими родителями. Да, я не дотягиваю до них. Но он дал мне слово, и я точно знаю, что, какой бы сволочью и падлой Марат ни был, он его сдержит. А уж за язык лично я его не тянула.

После злополучной ночи во мне что-то поменялось. Замкнуло, а потом перещелкнуло, сдвинувшись и по-новому выстроившись. Что? Не знаю. В описании своих чувств и эмоций я была ограничена, потому что очень долго не испытывала практически ничего, кроме голода, холода и животной ненависти. Мне было трудно различать какие-то оттенки, и новые эмоции ставили меня в тупик. Я не могла от них отмахнуться, как наверняка сделала бы. Хотя бы потому, что это мои эмоции. У меня не поменялись взгляды, цели и убеждения. Я по-прежнему знала, чего хочу от жизни и как хочу. Мои приоритеты остались со мной. Но неуловимо - я изменилась.

— Ты все равно не уйдешь, - разрушил наше затянувшееся, но ненапряженное молчание Марат. - Верно ведь?

Он сидел, вальяжно развалившись в кресле, и курил третью по счету сигарету, небрежно стряхивая пепел в хрустальную, рубленую пепельницу. Когда Ксюши не было, Марат мог себе позволить курить в доме.

— Верно. Ты и сам это знаешь.

— Тогда зачем был этот цирк?

— А знаешь, - повернула к нему голову и задумчиво постучала пальцем по подбородку,- мне даже понравился “этот цирк”. Было весело. Было много людей. Всем надо развлекаться, уж тебе ли не знать.

— Я серьезно, Саш. Мне казалось, ты умнее.

— Умнее, чем тебе казалось.

Он явственно скрипнул зубами, и выступающий кадык нервно дернулся.

— Я ожидал от тебя большего.

— Прости, что разочаровала, - резво подскочила, села на пятки, надула губы и захлопала ресницами. Я над ним издевалась и выводила из себя, зная, что сейчас могу сказать все, что хочу. И мне ничего не будет. Марат чувствует за собой косяк, и пока хамство сойдет мне с рук. Потом придется расплачиваться. Наверняка. Но это будет потом. - Только я по-прежнему жду от тебя большего. Ты правильно сказал, я не уйду. Ты нужен мне, и знаешь это не хуже меня. Я использую тебя так же, как ты используешь свою слепую принцесску. Скажи, тебе приятно? Мне лично - очень.

Марат сильно вдавил окурок в пепельницу, сплющивая его почти под ноль.

— Разница только в том, что я позволяю тебе меня использовать. В тех пределах, которые устанавливаю сам, - теперь он улыбался, по-страшному нежно, так что хотелось стереть эту елейную улыбку с его лица. - Это разные вещи, хорошая моя, и не обольщайся. И хочу предупредить на будущее. Малейшая подобная выходка с твоей стороны, и я забуду обо всех своих обещаниях. Я не потерплю, чтобы в моем доме жила шалава. Помолчи! - я сжала челюсти, мечтая хотя бы врезать Марату по лицу. Он умеет быть порядочной сволочью. Но он сволочь, которая пока что сильнее меня. Во всех смыслах. - Здесь я хозяин, и я устанавливаю правила. Поэтому предупреждаю первый и последний раз. Еще одна такая выходка, и ты окажешься на улице.

— Ты тоже виноват.

Он предпочел не услышать мою реплику.

— Ты поняла?

— Поняла. Но когда-нибудь…- зловеще сузила глаза, вкладывая в свой взгляд всю злость, которая во мне была.

— Ну вот когда наступит это “когда-нибудь”, мы и поговорим. А сейчас ложись спать.

Я злилась. Конечно, злилась, но все-таки я повлияла на Марата. Да, его словам моя персона поверила безоговорочно. Он не шутил. Но чечен вынес из случившегося уроки, пусть из-за своего врожденного упрямства никогда в этом не признается. Я тоже упрямая, и я тоже не сдавалась, начиная играть с его зоной комфорта, снова приближаясь к построенным им границам.

Мы оба сделали из произошедшего выводы, успокоились и зажили по-старому.

Только теперь меня не отодвигали в сторону. Меня впустили в мир Марата и Оксаны, который до недавнего времени был мне недоступен. Они всегда куда-то уезжали, а я оставалась дома. Это было в порядке вещей, что меня никогда не звали, пряча ото всех, а я не стремилась к ним и воротила нос, презрительно кривясь. Марат вынес урок. В этот Новый Год они с Оксаной взяли меня с собой к своим друзьям. Только тогда я поняла, что оба новых года моей жизни я праздновала одна.

Оксана отреагировала удивлением на предложение Марата взять меня с собой, но с радостью согласилась. И даже больше меня радовалась, предвкушая, как будет меня одевать и готовить к празднику. Для нее это было ответственным делом, в котором нельзя ударить лицом в грязь. Я же с настороженностью приняла предложение-приказ. Неизвестно, что Марат задумал.

У меня было единственное платье - длинное голубое, но мне оно не нравилось. Оксана с радостью ухватилась за шопинг, устроив мне экскурсию по магазинам Москвы. Она была счастлива оттого, что я наконец-то начала интересоваться такими приличествующими для девушки вещами как платья, косметика, прически.

— Ну, мы с тобой погуляем! - со значением протянула девушка и предвкушающе потерла руки. - Освобождай день.

— Целый день? - ахнула я.

— И может быть, даже не один, - она мило улыбнулась и погладила меня по голове. - Надо пользоваться моментом, пока ты не передумала. Да и мне нужно развеяться, - на красивое личико набежала нерадостная тень, и девушка тяжко и грустно вздохнула. - Столько проблем с этой свадьбой, ты не представляешь просто.

Не представляю. И вообще, мне класть на вашу свадьбу.

— Правда? - сочувственно похлопала ее по плечу. - А что случилось?

— Даа..все то же. Не забивай голову. Освобождай день, и мы плотно займемся твоим внешним видом.

Занялись. Очень плотно. Конечно, Ксюша все делала обстоятельно, и к концу третьего часа мне хотелось взвыть волком и убежать далеко-далеко. Но это были не развлечения - по крайней мере, для меня. Это было жесткая необходимость, от которой будет зависеть, позволят мне и дальше влиться в их круг или нет. Здесь встречают по одежке, и я должна произвести впечатление. Поэтому приходилось терпеливо сносить долгие суетливые примерки и хаотичные мельтешения по магазину.

Я целиком доверилась Оксане, зная, что та не выберет ничего плохого. Я вроде бы как в стороне держалась, но в то же время внимательно слушала Ксюшины комментарии. В следующий раз я смогу сделать то же самое, только сама. Мне уже не нужна будет принцесска.

— Может, лучше какой-нибудь костюм? - все-таки робко предложила я, разглядывая буйство красок. Оксана вознамерилась подобрать мне именно платье. Именно его. Не сказать, что меня это радовало, но после одежды, в которую Верка наряжала, я перестала ощущать себя в нем неуверенной и голой. Хотя и восторгов не питала. - Юбку там или брюки. Вот те.

— Нет, - девушка приложила ко мне белую ткань и придирчиво прищурилась, оглядывая меня с головы до ног. - Будет платье. Все в платьях, Саш. И ты будешь. Эх, жаль.

— Что жаль?

— Белый - не твой цвет. Ты слишком бледненькая, - она вздохнула и отдала вещь продавщице. - Поищем еще.

— Как хочешь.

Мы купили кораллово-розовое платье с короткими рукавами-фонариками и развевающейся юбкой до колена. По мне - очень какое-то девчачье, но я не стала спорить. Сидело оно на мне хорошо, Ксюша и продавщица в унисон радовались и расхваливали мой внешний вид. Пойдет. Оксана еще купила мне всякие аксессуары к платью, чулки, белье и маленькую сумочку без ручки. Кто бы мог подумать лет пять назад, что я буду отмечать Новый Год в красивой одежде, как настоящая девушка? Да никто, и в первую очередь я сама.

Марат нас забрал, с неодобрением покосился на меня, на ворох пакетов. Забрал у Ксюши сумки, переложил их в багажник и сделал нам знак садиться в машину.

— Что купили? - вроде равнодушно поинтересовался он. Смотрел исключительно на дорогу, напряженно сжимая руль.

— Что только не купили, - с восторгом всплеснула руками Ксюша. - Устали просто ужасно. Правда, Саш?

— Да.

— Мы столько платьев перемерили. Я себе тоже парочку купила. И Сашку укомплектовали. Теперь мы официально готовы к празднику.

— Понятно. Завтра вечером будьте готовы, мы уезжаем.

— К Леше? - улыбнулась Оксана. Марат только кивнул.

— Кто такой Леша? - подала голос.

И спрашивала у Марата, правда, ответила все равно Ксюша. Вполоборота ко мне развернулась, коленкой коснувшись руки чечена, и многозначительно закатила глаза.

— Наш хороший друг. Учился с нами в одном университете. Вы поладите. Он очень хороший.

Это был еще один человек, в котором Оксана ошиблась. Лешка Трофимов - лучший друг Марата. Точнее, тот человек, которого можно было бы назвать лучшим другом чечена. С учетом того, что Марат - ушлая свинья, всегда добивающаяся того, чего хочет и использующая людей, как одноразовый презерватив. Трофим - как называли его те, перед кем он ничего не строил и был самим собой - был достойным другом и соратником моего тюремщика. Оба во многом похожи, похожи по целям в жизни и методам достижения этих целей. Оба не гнушались многих вещей, честными и не совсем честными путями добивались победы. Если у Марата и мог быть друг, то только Трофим с его здоровым цинизмом, пофигизмом и отсутствием стыда и совести.

Но они отличались. В мелочах, каких-то деталях, не слишком-то и бросающихся в глазах, но лично для меня эти детали решили многое. Трофим был более развязным. Иногда очень остро ощущался его возраст, а Марат всегда казался старше, вел себя степенно и серьезно, не боялся брать на себя ответственность. Лешка тоже не боялся, но делал это редко и только если его к стенке приперли и отвертеться - никак не получалось. Но в то же время темперамент у Трофима был спокойнее. Марат умеет быть терпеливым, ожидая победы, и события не торопит, но все-таки он очень взрывной и в запале ярости может многое натворить. Это я уже поняла. А вот Лешка чаще всего конфликты переводит в шутку, так из себя не выходит, но порой ему терпения не хватает, и он начинает злиться и тогда ему под руку лучше не попадаться. Они друг друга дополняли и уравновешивали, обладая похожим стержнем и расчетливой натурой. И через многое вместе прошли.

В тот Новый Год мы поехали на Лешкину загородную дачу. И не его даже, а его отца, который, как я поняла, уехал на ПМЖ в Швецию. Ехали долго, и меня к концу пути потянуло в сон. Хотя я…не нервничала, совсем нет. Больно много чести. Но определенное волнение и возбуждение испытывала. В какой-то степени Марат устроил мне экзамен, от которого в дальнейшем многое будет зависеть. И мне нельзя облажаться.

— Там много людей? - когда мы из машины вышли, я специально замешкалась, чтобы задать вопрос Марату, пока Оксана не слышит. - Что ты молчишь?

— А что? Ты уже струсила? - насмешливо хмыкнул парень.

— Нет, не струсила. Я просто спросила.

Чечен призадумался.

— Достаточно.

— Еще вопрос можно?

— Попробуй.

— Это твои друзья или твои друзья для Ксюши?

Марат остановился как вкопанный, так что я от неожиданности на него налетела, а потом, не в силах удержать равновесие на покрытом льдом асфальте, резко поскользнулась, в последний момент схватившись за каменное плечо.

— А какая разница? - с настороженностью уточнил Марат. Ему была неприятна моя въедливость, мои вопросы, которые всегда били точно в цель, и он не мог увернуться. Мог, конечно, но мои вопросы его неизменно цепляли, заставляя нервничать, потому что он не в силах скрыть от меня что-то из того, к чему я получаю допуск. Он снимал замок с какой-то части своей жизни, лишь приглашая меня войти, а я, вместо того чтобы робко топтаться в проходе, нагло включала свет и чувствовала себя как дома. И через рекордно короткий срок для меня не оставалось тайн. Ни одной. - Что ты задумала?

— Ничего. Но должна же я знать.

— Иди в дом, Саш, - он досадливо поморщился, отцепил мою руку от своего плеча и подтолкнул в сторону уютного коттеджа. - Без всяких фокусов.

— Я все равно узнаю, - буркнула недовольно, провела ладошкой по своей новой шубе и, гордо вышагивая, направилась к дому.

Это был уютный дом, изнутри отделанный деревянными лакированными панелями. На первом этаже даже камин был - настоящий. Каменный, наверное, нарочито грубо сделанный. Я никогда каминов не видела и во все глаза смотрела, как какой-то парень его разжигал. Постаралась отвернуться и не пялиться слишком пристально.

Здесь была красивая винтовая деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Такого же теплого, солнечного цвета, как и все в доме. Вообще на ум сразу реклама пришла, которую я по телевизору видела. Реклама Колы. А этот дом как оттуда картинка. Венков только не хватает. А гирлянд много - очень много, и все они горят разным цветом, постоянно мигают, сбиваясь на желтые огоньки, красные или зеленые. Богато наряженная елка в углу просторной гостиной, такой просторно, что, наверное, больше всей нашей квартиры. И много народа. Так что я неосознанно поближе к Марату и Оксане придвинулась.

Знакомые люди, как оказалось, были. Подруги Ксюшкины - Маша и Света, вышли в просторную прихожую и с улыбкой к нам подошли, иногда тонко взвизгивая из-за того, что мы были очень холодные. Обе хорошо одетые, Света - в мягкий пушистый пуловер и вельветовые штаны, Машка - в ярко-красное платье без бретелек. Я их мельком оглядела и мысленно усмехнулась. Наша Ксюшка все равно лучше их и одета, и выглядит.

— Какие люди! - довольно протянули девушки, расцеловывая Марата и Оксану в обе щеки. - Наконец-то добрались. Вы с Иркутска ехали?

Марат рассмеялся, сверкнув глазами, в ответ девушек слегка обнял и отодвинул, освобождая нам место.

— Пробки, дамы. Хорошо, что мы не после Нового Года приехали.

Маша шутливо пихнула его в бок.

— Тогда бы мы вас просто не пустили.

— Хватит вам, - рассмеялась Ксюша, и Марат ей помог снять шубку. - Уже навеселе, что ли?

Девушки переглянулись, прыснули со смеха и потащили Оксану за собой. Та только успела Марата напоследок клюнуть в щеку.

Я нетерпеливо и неуверенно топталась около двери. Мне лишь отстраненно кивнули в знак того, что узнали, и все. Что делать - я понятия не имела.

— Не нервничай, - сжалился надо мной чечен. Видел, что я волнуюсь, а я это прятала. Не от него. Хотя он и давал мне ключи и открывал двери, мои двери Марат открыл давно, без ведома и согласия. - Все нормально будет. Только веди себя…

— Прилично. Я помню.

Он улыбнулся, так же вежливо, как и подружкам Оксаны, подхватил меня за локоть и повел в гостиную.

— Ооо, какие люди наконец-то пожаловали. Одиннадцатый час уже. ЗдорОво, - русоволосый крепко сбитый парень с ухмылкой к нам приблизился и хлопнул Марата со спине. Они приветственно обнялись, оттеснив меня в сторону, загоготали так по-мужски, перемигнулись, и только после русый обратил на меня внимание. - Кто эта прелестница? Я думал, ты давно остепенился, друг мой.

— Это Саша, - кивнул в мою сторону Марат.

В гостиную влетели шумные подруги вместе с принцесской.

— Вы уже познакомились? - воскликнула Маша.

— Почти, - русый усмехнулся. - Я все пытаюсь выяснить, кто эта прелесть.

— Саша, Маратова двоюродная сестренка, - Оксана ласково меня обняла, оказывая поддержку, и махнула рукой на парня. - А этот милый шалопай - Алеша.

— Леша, - поправил шалопай.

— Я уже поняла. Много о тебе слышала, - улыбнулась так же, как улыбались девушки.

— Ууу, тогда я удивлен, что ты от меня не отскочила в ужасе. Я знаю, Оксанка любит нагнетать обстановку.

— Меня трудно чем-то испугать. Тем более, я слышала только хорошее.

— Еще хуже. Мне кажется, что в интересах более тесного знакомства, я должен рассказать тебе всю правду без прикрас.

— Угомонись, прикрас ты наш, - Света растрепала ему волосы и подтолкнула к камину. - Отстань от девчонки. Займись лучше делом.

Это была относительно сплоченная компания, приветливая и хорошо друг друга знающая. Во всяком случае, первое впечатление было именно таким. Друзья, вместе учившиеся в школе, а потом и в институте. Снаружи. Внутри улья почти у каждого была своя маска и своя тайна. Глядя на них, я видела веселых, слегка разогревшихся молодых людей, довольных жизнью в достатке. Никто из них не видел ничего плохого и некрасивого. Они жили в своем собственном мире, где не было кризиса, где всегда были деньги и развлечения.

Я по большому счету, лишь приглядывалась к ним с помощью Марата. Я никого не знала, но рядом Марат, по поведению которого я могла нарисовать общую картину. Кроме двух подруг Оксаны и Алексея, здесь был еще один молодой человек. Относительно молодой. Как я потом узнала, жених Марии. Интеллигентный, тихий, в очках с тонкой оправой, он выглядел лет на тридцать. И только-только вступил в начальную стадию облысения. Никита работал в миграционной службе и приехал в этот дом впервые. Так же, как и я.

Марат особенно выделял двоих, не считая Ксюши: Алексея Трофимова и тихого Никиту. К остальным же чечен относился вежливо, но как-то холодно, держась на расстоянии. Это значит, что ему от них ничего не нужно. Они не представляют интереса, а следовательно - бесполезны. Я начала приглядываться к Леше и Никите. Если они заинтересовали Марата, то, возможно, заинтересуют и меня.

Это был очень шумный Новый Год. Я к такому не привыкла. Но я честно и искренне старалась влиться в их компанию, и могу сказать, что преуспела. Меня учил Марат, а значит, почти не было шансов, что ничего не выйдет. Вышло.

Как-то так вышло, что мы с Никитой оказались вместе. Маша была очень подвижной и энергичной девушкой, постоянно бегала по дому. Ей было не до жениха. А мне все равно делать нечего, так что я ему улыбнулась мило и ободряюще, как Ксюша умеет, и незаметно завязала разговор.

— И давно ты работаешь? - спросила я.

Не ошиблась. Никита и был, и выглядел как ужасный трудоголик, женатый на своей работе. Мужчина вдохновился, бокал шампанского в сторону отставил и повернулся ко мне.

— Как университет закончил.

— И кем?

— Зам. начальника управления по вопросам гражданства.

— Паспорта выдаешь? - пошутила я по-доброму, показывая, что должность оценила и восхитилась. - Ты молодец. Такой молодой и в начальниках.

Никите нравилось получать комплименты. Он очки поправил, пальцем придвинув их к переносице, и поерзал на диване.

— А ты чем занимаешься? Ты учишься?

— Да, пока в школе. В этом году пойду в университет.

— И что ты любишь?

— Деньги, - длинное узкое лицо еще сильнее вытянулось, и я поспешила уточнить: - Финансы. Хочу на экономический.

— Ооо, у тебя хорошие устремления, - похвалил Никита.

Без него знаю.

— Ну что, - Алексей, как душа компании, разливал по бокалам шампанское и залихватски улыбался, - все желания загадали? Александра, вы?

— С каких пор мы на вы?

— С тех самых. Я, может, хотел с вами поближе познакомиться, а вы весь вечер от меня ускользали.

—Не судьба, - скрывая усмешку, печально вздохнула и забрала полный бокал из его рук. - Как-нибудь в другой раз.

— Зато теперь я знаю, что буду загадывать, - таинственно и очень наигранно зашептал Леша и хохотнул, тут же испортив все впечатление. - Так, на старт.

Все разбились на пары, но я не чувствовала себя одинокой. В стороне - возможно, но за мной многие наблюдали и многих я заинтересовала. Это хорошо. Я запомнилась, я добилась того, что меня приняли как равную. Но вот шампанское пить не стала. Ну не мой это напиток. Потому что у меня глаза слезятся от пузырьков, и я сразу пьянею. Вот ведь. К водке за столько лет на улице иммунитет выработался, а от “благородных” напитков меня развозит. Несправедливость одна.

Пока все друг с другом лизались, я выскользнула в боковую дверь, ведущую на кухню. С чистым сердцем шампанское вылила в раковину и пододвинула к себе тарелку с салатом. Надо было все осмыслить и решить, что дальше делать. Например, с этим Никитой. Милый дядя - парнем просто язык не поворачивается его назвать. И Никита этот Марату чем-то интересен. Чем только? Ну, это я потом узнаю, а пока надо заместителя-непонятно-кого к себе расположить. В конце концов, он не последний человек и его связи могут понадобиться.

Все парочки наконец-то разошлись по своим комнатам, а я крадучись добралась до собственной спальни, которую мне милостиво выделил Леша. Сделала зарубку в памяти, что и к этому субъекту надо присмотреться. Но зарубку, как оказалось, можно было и не делать. Трофим сам меня отметил, нашел и пришел ко мне следующим утром выяснять отношения.

— Утро доброе, Сашенька, - он без стука вошел в комнату, тихо дверь прикрыл и бесцеремонно уселся прямо у меня в ногах. - Ты уже проснулась?

— Мы на вы или на ты? Определитесь уже, Алексей, - лениво отозвалась я, листая журнал, который нашла на комоде. - А то вы туда-сюда мечетесь.

— Ну что ж…Как Новый Год?

— Прекрасно. Думаю, хорошее начало года положено.

— А уж продуктивное какое, правда? - он ехидно скалился.

Я на локте привстала, журнал отложила и пристально поглядела на утреннего гостя. От него не то чтобы враждебность исходила, но неприятие и какое-то отрицание чувствовалась. Я ему пассивно не нравилась. Это вроде как не нравлюсь, но пока его не трогаю, он не трогает меня.

— Продуктивное, - кивнула согласно и запахнула полы халата, пряча от ищущего взгляда ноги. - И что?

— Кто ты такая? - отбросив полушутливый тон, серьезно спросил Леша.

— Саша Лилёва.

— Лилёва…Хорошая фамилия.

— Мне тоже нравится. И что дальше?

— Кто ты, Саша? И не надо заливать мне о какой-то там юродной сестре на киселе. У Марата нет родственников.

Вот как. Признаться, такие знания Трофимова о Марате и его жизни заставили меня подобраться. Во-первых, кому попало чечен ничего не рассказывает. Во-вторых…слишком сильно Леша этот мной интересуется.

— Я тебе мешаю?

Он руки на груди скрестил.

— Девочка, не пори чушь.

— Что и требовалось доказать. Я тебе не мешаю, ты мне тоже. А уж кто я Марату - тебя должно касаться в последнюю очередь.

Алексей, сидя напротив меня, одарил мою персону холодным, замораживающим взглядом, от которого, будь я нежной, наверняка завяла и умерла бы на месте. А так просто пересела, удерживая халат запахнутым, и подарила ему такой же нахальный взгляд. Через минуту также без стука вошел Марат.

— Да у меня целая делегация, - не удержалась от подколки и приглашающе махнула рукой на кровать. - Не стой столбом,братик, присоединяйся к нам. Мы как раз с…Лешей подробно изучаем мою биографию.

Марат не выглядел удивленным или разозленным. Что уже радует. Особое внимание мне не нужно.

— Давно сидишь? - спросил чечен у русого.

— Только пришел.

— Пойдем покурим, - Марат дверь открыл и головой поманил Алексея к выходу. - А ты, - взгляд в мою сторону, - жди меня. У нас серьезный разговор будет.

— Что я опять натворила?

— Из-за тебя мне пришлось пол-утра Машкины претензии выслушивать.

Я поспешно открестилась.

— Я не причем.

— Потом поговорим, - еще раз повторил Марат и наконец-то вышел, забрав Трофимова.

Только потом я узнала, что Леша - друг. Не до конца, но от него можно не прятаться. Марат все шуту нахальному рассказал - и кто я, и откуда, и как к нему попала. Не сказать, что я была в восторге от того, что теперь Алексей все - или почти все - обо мне знает. Так или иначе, двоюродной сестрой быть куда приятнее, чем беспризорницей с улицы, которую подобрали по доброте душевной. Но Лешка, по крайней мере, от меня отстал, и у нас установились нормальные отношения.

— Кто он тебе? - спросила я Марата уже дома. - Лешка этот.

— Друг.

— Настоящий? - не поверила и выпучила глаза.

— А ты сомневаешься, что у меня может быть друг?

— Друг, от которого тебе ничего не надо? Да.

— Как ты меня любишь, оказывается, - ехидно прокомментировал мое недоверие Марат, но не обиделся.

— Безумно. Ну так что?

— Мы давно с ним общаемся, - уклончиво произнес чечен. - У нас общие…интересы. Да, Лешка - друг.

— И ты ему все рассказал обо мне, - не спрашивала я.

— Ну да. А что не так?

— Забей.

— Саш?

Я досадливо поджала губы.

— Что еще?

— Поаккуратнее с ним.

— Это же твой друг, - с насмешкой напомнила я. - Как же так?

— Я предупредил.

Да, он предупредил. Но Марат верно сказал - с Лешкой у него общие интересы. И устремления. Трофим - часть жизни чечена, и я, как бесцеремонно вторгающаяся, просто должна была с ним найти общий язык. И нашла. После Марата - легче легкого. Марат был все равно круче и заковыристее. А вот за Никиту мне влетело, хотя я тогда не поняла, что плохого сделала. Я вела себя так же, как вела Оксана, Света или сама Маша. Что такого? В тот момент мне никто не стал ничего объяснять, хотя в дальнейшем таких проблем стало только больше. И их все приходилось решать Марату.

Глава 18.

Оксана

Я до сих пор думаю, не будь я сильно занята в тот последний год - увидела бы то, что образовалось между Сашей и Маратом? Я не хотела и не хочу знать все подробности, но почти уверена, что для изменения их отношений требовалось время. Как это случилось? Почему это случилось? Когда?

Что он вообще в ней тогда нашел? Господи, да она…нет, не ребенок. Я всегда ошибочно считала ее несчастным, трудным ребенком, жалела ее, помогала чем могла. И старалась выкладываться для нее по полной программе. И это такая благодарность? Почему из всех мужчин она выбрала Марата?

Специально, чтобы разозлить меня? Не знаю. Что такого я ей сделала, чтобы так мне мстить?

Потому что любила Марата? Мне все чаще кажется, что Саша никогда никого не любила кроме себя.

Но даже если и так…Господи, мы же женились. У нас была назначена дата, приглашены гости. Мы с ним столько лет вместе, всегда вместе, во всем вместе, а он за какие-то считанные месяцы променял меня на облезлую оборванку. А меня отодвинули в сторону, как ненужную, вышедшую из строя вещь. Но я же не вещь. Я любила Марата, всю жизнь любила и люблю. И он меня любил, я точно знаю. Но, даже не оглянувшись на меня, он с легкостью перечеркнул все. И был счастлив.

Это я сейчас такая умная, и сожалею о потерянном времени своей глупости. Но тогда я была самым счастливым человеком на всей планете. Трудности? Да, трудности были, но нашу любовь и решимость они только закаляли. Наши преграды были преодолимыми и упирались только во время. Мы любили друг друга, мы многое пережили вместе, и какой-то год роли не играл.

— Все будет хорошо, - нежно успокаивал меня Марат ночами, когда я без сил падала на кровать.

Меня выматывали вечные разговоры и распри с родителями, нескончаемый поток молодых людей и мальчиков из приличных, богатых или преуспевающих семей, которых приглашала мама. Они атаковали меня, облепили как противно жужжащие пчелы со всех сторон, и нервировали. Как мама не может понять, что ни один из этих мальчиков никогда не сравнится с Маратом? Они все не то. И пусть некоторые даже на пару лет его старше, все равно Марат - мужчина. Мой мужчина, которого я люблю и на которого могу положиться. И я никогда это не променяю на деньги, связи и выгоды, которые может принести замужество по плану родителей.

Я сражалась с ними за свою будущую жизнь с любимым человеком, четко осознавая, что не отступлю. Наверное, одна бы я никогда не справилась, но рядом всегда был он. И он всегда меня поддерживал и неизменно оказывался поблизости, чтобы поддержать и успокоить. Я видела, как он злится, наблюдая за очередными гостями и старыми друзьями моих родителей. Конечно, у этих старых друзей всегда оказывался хороший сынок, сидевший рядом с ними и ласково мне улыбающийся. Марат в такие моменты сильно прижимал меня к себе, так что перехватывало дыхание, и одаривал несчастных тяжелым взглядом. А я его по руке успокаивающе гладила и молилась мысленно, чтобы он, не дай бог, не сорвался.

— Тебе же нравился Марат, - влетев в папин рабочий кабинет, я сильно хлопнула дверью. Вообще, такое поведение мне несвойственно, но я так устала от неожиданного сопротивления родителей, что хоть вой. - Что не так? Папа!

— Тише, милая, - папа спокойно снял очки, потер переносицу и сложил руки в замок. - Сядь и успокойся.

Я к тому моменту своей выходки застыдилась, покраснела, поэтому без каких-либо возражений тихонько опустилась на стул.

— Пап, ну что такое? Что на вас нашло? Давай серьезно. Мы с Маратом четыре…да что там четыре, почти пять лет вместе! Я его люблю, и он меня тоже. Что это за внезапно проснувшееся неприятие?

— Это не неприятие, Ксюш.

— Тогда что?

Папа уклончиво замялся.

— Зачем ты так спешишь? У тебя вся жизнь впереди. Посмотри мир, путешествуй, найди себе дело по душе. Не в России, конечно, а где-нибудь за рубежом, но все равно. Куда ты торопишься? Тебе так хочется сидеть дома и детей рожать?

— Кто тебе сказал, что так будет? Я выйду замуж, я найду работу. Здесь, в России, рядом с Маратом. Одно другому не мешает, знаешь ли.

Я не понимала, что хочет сказать папа. Он против раннего замужества? Да нет, в общем, не против. И я давно не девочка - молодая, да, но не маленькая. Ему не нравится Марат? Если да, то я хотела узнать причину. Марат не пьет, работает, меня любит, все для меня делает. Он все делает честно, на совесть, на него можно положиться. Я именно такого мужа хочу. Именно Марата.

Как-то я чисто случайно услышала разговор отца и матери. Заехала за чем-то домой, окликать никого не хотела и уже на втором этаже расслышала мягкий говор матери. И что-то меня заставило затаиться, остановиться и прислушаться.

— Гоша, может хватит? Ты всем уже нервы истрепал. Ну любит она его, что теперь сделаешь?

— Любит! Видел я эту сопливую любовь знаешь где? - рычал папа. Я к стене прижалась и задержала дыхание. - Ерунда. Я не позволю моей дочери жизнь портить. Тоже мне! Нашла какого-то…не пойми кого.

— А по-моему, очень хороший мальчик.

— Пусть этот мальчик к себе в аул едет овец пасти и там ищет невесту. А мою дочь оставит в покое.

— Гош, прекрати.

Я не видела родителей, но и так знала, что мама отца успокаивающе по спине гладит и начинает разминать ему шею. Он это любил.

— Света, я все сказал. Хоть бы нормального выбрала, а это…Знаешь, дорогая моя, не надо смешивать одно с другим. Вот он…кто там он? Вон, пусть на родине ищет жену. А у меня дочь русская. И выйдет за русского.

— Гоша, на дворе скоро двадцать первый век, - язвительно уточнила моя маман, и я мысленно ее расцеловала в обе щеки. - Твоя дочь росла общительной девочкой, без всяких предрассудков. Не то что ты, ворчун старый.

— Ай, ну больно же! - неожиданно воскликнул отец. - Что ты делаешь?

— То. А ты сиди и слушай. Ты хочешь, чтобы она вообще из дома к нему ушла? Оксана и так избегает теперь здесь появляться, а все благодаря твоим стараниям. Раньше надо было думать, Гош, а не тогда, когда она с ним живет и уже замуж за него собирается. Ты бы ей еще рожать на девятом месяце запретил!

Папа громко заворчал, не зная, что ей ответить, но видно было, что сдался, да и ответа подходящего подобрать не мог. Мама папу еще лучше меня изучила, поэтому через минуту мягко добавила:

— Не выдумывай и оставь, наконец, девочку в покое. Надо было раньше, а если не смог раньше, то теперь-то уж не мешай. Он хороший мальчик, ты сам про него справки наводил, и Ксюша его любит. Пусть женятся.

Отходила я от их комнаты со счастливой улыбкой, полной облегчения. Наконец-то.

После того как они повредничали и поломались, дальше дела пошли очень и очень неплохо. Мой папа позвонил Марату, предложил встретиться, и любимый уехал на несколько часов.

— Я волнуюсь, - заламывая руки, призналась Марату, невозмутимо натягивающему рубашку. Выглядел парень спокойным, даже счастливым. А вот я нервничала. - Ты сразу домой, хорошо?

— Ксюш, ну я же сказал, - он подарил мне мягкую улыбку и легонько поцеловал в шею. - Мы просто поговорим, и я приеду. Не волнуйся.

Что он делал в те три или четыре часа, мне никто не рассказал. Ни отец, всегда избегающий этой темы, ни Марат, который грамотно меня отвлекал, и так отвлекал, что я и думать забывала о каких-то вопросах.

Но они все решили.

Потом все резко и быстро закрутилось. Марат устроился на новую работу, родители купили нам новую квартиру, которую мне предстояло обставить до свадьбы. Мой диплом, подготовка к свадьбе, ремонт…Мне нравилось кружиться, как белка в колесе. Это были приятные хлопоты, которые радовали душу. В то время я не бегала - летала. Глаза сияли, улыбка не сходила с лица, заражая всех присутствующих. Наши близкие друзья это, конечно, заметили и искренне радовались за нашу пару.

— Довольная, - щурясь как сытый кот, тянул Лешка, заглянувший к нам в гости. Пока еще на старую квартиру. - Аж светишься, Ксюнчик.

— Замуж выхожу, - не скрывая радости, ответила я. - Уже скоро.

— А свидетельницей кто пойдет?

— Машка или Светка. Пусть сами решают.

— Стравишь девчонок.

— Почему стравлю? - не поняла я. - Они сами так сказали, а мне, если честно…

Я покраснела. Вышедшая с кухни Сашка взобралась с ногами в кресло и плутовато заулыбалась.

— Тебе все равно. Ксюша-Ксюша, не стыдно так говорить? Это же твои любимые подруги.

Они с Лешкой переглянулись, как два сговорившихся пакостника, и прыснули.

— Сговорились, - попеняла им с улыбкой. - Эх, вы. Не стыдно?

— Не-а, - дружно помотали головой.

— Слушай, Ксюня, - Алеша в кресле потянулся, так что кости хрустнули, и зевнул в кулак, - а где твой ненаглядный? Я к нему, собственно, приехал.

— Скоро будет, - ответила за меня Саша, потягивая горячий чай. - Он сам сказал, когда уходил. И просил передать, чтобы ты его дождался.

Когда мы познакомили друзей с Сашей, то я, честно сказать, волновалась. Она уже давно не напоминала ту страшную худую девочку с матовыми глазами. Теперь передо мной сидела сияющая девушка, по-особому симпатичная, интересная и немного отрешенная. Было такое у Саши иногда - сидит как будто не с нами, вся в свои мысли уходит и на людей совсем никакого внимания не обращает. Но могла произойти накладка, что-то пойти не так…и что нам делать тогда?

Мои опасения оказались напрасными. Саша прекрасно влилась в компанию, а я весь вечер воочию наблюдала плоды наших с Маратом трудов. Это же мы ее всему этому учили, с чистого листа, и я, глядя на приветливую девушку, ощущала гордость. И за нее, и за себя. Так приятно видеть, что все старания не прошли мимо, не пропали даром.

Она сразу же со всеми нашла общий язык. Особенно почему-то Саша выделила Лешку. Я на них глядела, видела, как они переглядываются, смотрят друг на друга украдкой и каждое движение подмечают. Признаться, Сашу я воспринимала как раньше. Трудно увидеть симпатичную интересную девушку, какой ее видели все, когда перед глазами стоит до боли худой, обтянутый кожей ребенок. Больной ребенок. А ведь мы до сих пор таскали ее по врачам, леча печень, почки и все остальные заболевания, последствия которых мы теперь расхлебывали. В тот вечер мне пришлось взглянуть на нее глазами парней.

А ведь она действительно была симпатичной. Тонкокостная, худенькая, но высокая, с достаточно длинными ножками. И хотя у Сашки не было ни большой груди, ни округлых бедер, из-за тонкой талии вся фигурка в целом смотрелась достаточно соблазнительно. Неудивительно, что Лешка на нее глаз положил - он такой типаж любил всю жизнь. Только ему еще нравилось, чтобы девушка была тихой, эдакой неженкой с глазами трепетной лани, а у Сашульки такого никогда не наблюдалось. В смысле, взгляда трепетной лани. Но Трофимова это уже не смущало.

После их знакомства Алеша почти каждый день приезжал к нам домой, на час или на два, но всегда именно тогда, когда Сашка дома. И главное, что девочке это тоже нравилось. Она с удовольствием принимала знаки внимания, начала за собой следить, так что теперь нам с ней приходилось как-то делить зеркало. И мою косметичку, которой девочка без стеснения пользовалась. Мне не жалко было, конечно, но все-таки поняв, что она выросла окончательно и такими темпами моя косметика канет в небытие, я купила Саше отдельные наборы.

Марат, правда, ворчал, мотивируя это тем, что мы ее сильно избаловали.

— Прекрати, любимый, - пришлось отставить в сторону тарелку и подойти к Марату. Уселась к нему на колени, обняла и погладила по голове. - Что ты так нервничаешь? Она растет, и ты с этим уже ничего не сделаешь.

— Ничего, что ей только семнадцать лет?

Мне пришлось мягко ему напомнить:

— Я была ненамного старше, когда познакомилась с тобой.

— Все равно.

— Ты должен радоваться, глупый, - прислонилась к его лбу своим и проникновенно заглянула в глаза. Мы с ним сделали невозможное, мы дали ей, несмотря ни на что, нормальную, правильную жизнь. Саша наконец-то научилась ценить простые вещи, таки как поход в кино и молодой человек рядом. - Она начала жить по-настоящему. Ты дал ей шанс, а теперь расстраиваешься, что она этот шанс использовала. Ты собственными руками сделал из нее человека. Вспомни, какой она была в самом начале. Ты это хочешь? Чтобы она стала такой, как раньше?

Марат поджал губы и задумался. Незаметно пробрался горячими большими ладонями мне под кофточку и теперь пробегал кончиками пальцев по позвоночнику, заставляя меня инстинктивно задерживать дыхание и сжимать его бедра своими.

— Нет. Наверное, ты права, - наконец, признал он. - Просто…блин, Лешка? Могла бы и получше выбрать, чем этот обалдуй.

Не выдержав, я звонко рассмеялась, в очередной раз испытывая безудержную радость. Этот человек станет моим мужем. Моим.

— Иногда ты ворчишь, как мой папка. Неудивительно, что вы нашли общий язык.

— С твоим отцом меня еще не сравнивали, - усмехнулся парень, откидывая голову, и затылком уперся в стену. Чуть отстранил меня, чтобы получше разглядеть, и его глаза довольно загорелись. - Жена. Почему ты смущаешься? Привыкайте, Оксана Георгиевна, вы теперь моя жена. Родная и единственная.

— Ну, пока еще не жена, - сварливо, лишь из чувства противоречия, заспорила я. А сама пылала - и от желания, которое Марат во мне разжег за пару минут, и от смущения и радости, потому что его слова были самыми желанными на свете. - Это еще в будущем.

Парень властно обхватил мой затылок, притянул к себе и прошептал в губы:

— Ну и что? Ты все равно моя. И будешь моей женой. Ты теперь от меня никуда не денешься.

И почти на самом интересном месте нас прервало шуршание замка и бодрый возглас Саши:

— Народ, я дома!

Оставалось напоминать себе, что свадьба совсем скоро. А потом мы с Маратом будем жить отдельно. Еще немного осталось.

Глава 19.

Саша

— Удача - это правильный шаг.

— Да. Но не всегда правильный шаг - удача.

(из разговора двух безумцев)

Тот год стал для меня самым трудным и серьезным испытанием за всю мою жизнь. Хотя тогда я так не думала, тогда я просто жила, приспосабливаясь к новым условиям и обстоятельствам. Но я росла, я менялась. Менялся мой круг общения и мой круг знаний. Я сдала свой экзамен, и Марат впустил меня в следующую часть своей жизни. Я вышла за пределы квартиры и вечерней школы, теперь я предстала в роли младшей сестры, хорошей, милой девочки, немного тихой, но все-таки интересной и симпатичной. Во мне как будто скорость переключили, и почти каждую неделю я преодолевала все новый и новый этап своей жизни, иногда теряясь от наплыва информации и ощущений, которые сопровождали мои победы.

Ксюшины родители наконец-то смирились, и свадьба, как бодрый разогнавшийся поезд, стремительно приближалась. Марат с облегчением вздохнул, повеселел, и хотя при Ксюше своей бурной радости не показывал, я то видела, как он счастлив, что теперь все пошло как надо. Как ему надо. Отец Оксаны отписал им трехкомнатную квартиру в центре Москвы, которой Оксана незамедлительно занялась. Эта новая хата раза в четыре была больше нашей. Просторная, светлая, квартира-студия, которая произвела на меня колоссальное впечатление. И я решила, что когда вырасту, обязательно куплю себе такую же. Даже больше.

Кроме того меня ввели в круг друзей не только Ксюши и Марата, но и самого Марата. Это разные вещи. Я всегда знала, что чечен занимается чем-то не совсем честным, но блин, кто сейчас честно живет? Все так или иначе гребут руками и стараются куда-то плыть, другое дело, что некоторые сбиваются и тонут, а некоторые попадают в струю и плывут по течению. Разве Марат виноват в том, что умен и удачлив. У него получилось, у других нет. Что ж, это проблемы других.

Он был не один. Чечену хватало ума понять, что в одиночку он не добьется всего, чего хочет. Чего-то - да, но не полностью. А он не любил размениваться по мелочам - Марату нужно все целиком. Поэтому у него был Леша Трофим и Коля Плетнев. Колю я тоже узнала, значительно позже, когда прошла фэйс-контроль Алексея. Но узнала.

Лешка же…Я его заинтриговала с того дня как приехала к нему на дачу. И не столько из-за своей красоты - я не считала себя такой уж неотразимой - сколько из-за отношения Марата ко мне. Чечен меня выделял, что-то во мне разглядел, как полагал Трофим, и теперь Лешка пытался сделать то же самое. Меня этот парень интересовал не меньше. Во-первых, он часть той жизни Марата, которая тщательно прячется от Оксаны, но приоткрыта для меня. Во-вторых…он был именно тем, кто не уступал чечену, а значит, равен или почти равен мне. После клуба, в сверстниках, с их примитивными интересами, я разочаровалась. Мне было семнадцать, но я не хотела размениваться по мелочам. А мои желания совпадали - хотя бы частично - с желаниями этих молодых людей. Они мне ближе. И кроме того…я привыкла к Марату, никого не видя кроме него, и Лешка был интересен своей новизной, похожестью и непохожестью на моего уже не тюремщика.

Оксана вообще искренне считала, что мы встречаемся. Мы же…приглядывались друг к другу, оценивали друг друга и прикидывали общие возможности. Я была тайной для Лешки, непростой и обязательно с червоточинкой, иначе Марат бы меня не выделил и не подобрал бы с улицы. Лешка был для меня тайной, непростой и обязательно с грязным умением, иначе Марат бы его не выделил и не подпустил в ряды своих друзей. Мы с ним балансировали на острой грани интереса и настороженности, справедливо ожидая друг от друга каких-то скрытых умений.

— Открой мне тайну, красавица, - притворно льстивым тоном тянул Трофим, - что ты с ним сделала? Успокой меня, скажи, что ты всего лишь отлично работаешь ротиком.

— Увы, - притворно сокрушалась я, - я всего лишь умело работаю головой.

— Какая печаль.

— Мне очень жаль, что я тебя расстроила. Я не хотела.

— Могу научить, красавица, - плутовски и бесшабашно улыбаясь, предлагал Трофим. - У тебя будет два таланта, и я даже не скажу, какой важнее. Но в накладе ты не останешься.

Вот так мы и общались. Он пытался смутить меня, вогнать в краску, но не после того как я столько лет жила на улицах и видела много грязных вещей. Там все сводилось до самых низменных, примитивных форм, будь то секс, еда или что-то еще. Без разницы. Трофим говорил мне грязные вещи, пытался меня распалить, возбудить или вывести из себя, но я держалась на расстоянии. Невозмутимая и холодная - вот какая я была. Марат мог мною гордиться.

Внешне я была именно такой. Внутри же…его разговоры били точно в цель, они волновали меня, заставляя представлять то, что я никогда не видела. У меня появилось еще одно неизведанное поле, о котором я ничего не знала.

Секс я видела, причем с раннего детства. Он не был для меня откровением, не был чем-то запретным и далеким. Все очень просто и примитивно. Все, что у меня было - представления о сексе уличной девочки, той четырнадцатилетней девочки, у которой сам акт не вызывал ничего кроме равнодушия и, возможно, толики брезгливости. А еще - я не видела его практической пользы. Это что-то такое как еда, обычная потребность, которая на данный момент не играет для меня никакой роли. Ничего не значит. Так я думала.

Та ночь в клубе, когда я видела много сплетенных тел, расположившихся в разных углах и закоулках зала и туалета, пьяные смены партнеров Верки, сменяющиеся раз в час, пивные приставания Вовки…Да, все это было не совсем так, как на улице, носило другой оттенок, по опять же, ничего, способного меня заинтересовать, я не увидела. Лешка же…Мы с ним много общались, так много, что Оксана думала, будто мы встречаемся. Она не видела трезвый, холодный расчет, с каким мы относились друг к другу, а если и видела, то воспринимала его в каком-то своем, романтично-розовом свете.

Я же…ну да, мне нравилось его внимание. Нравилось, как загораются голубые глаза, стоит ему в очередной раз увидеть красивую, хорошо и модно одетую меня. И пусть пока меня одевала Ксюша, я тоже чему-то училась, правда, старалась раздвигать те узкие и тесные рамки, которые ставила она. Теперь мне важно было видеть в зеркале красивую девушку, а потом замечать, как моя - именно моя - внешность действует на других мужчин, в том числе на Трофима. Я чувствовала власть в своих руках, способность влиять на кого-то, пусть не во всем, но хотя бы в мелочах. Кто мне мешает совершенствовать мои умения?

Трофим стал чаще заявляться к нам домой, стараясь выбрать время, когда Марата не будет. Он любил провокационные разговоры. Как-то он позвал меня в кино на вечерний сеанс, и я без промедления согласилась, вызвав довольную улыбку у него и злую гримасу у Марата, который злился на меня и этого не скрывал. Мы сидели в темноте, и все два часа я слушала жаркие разговоры Лешки, шептавшего мне в ухо “премудрости любви”, которым он мог бы меня научить. Я держалась молодцом, даже не покраснела ни разу, но его слова волновали меня. Я понимала, о чем он говорит, но совершенно не представляла, как это возможно, если секс - голая животная потребность.

Я возвращалась домой взбудораженная, и ложась в постель, долгое время не могла уснуть, мучимая рассказами и неясными образами, созданными Лешкой. У кого поинтересоваться, так ли это, или рассказы Трофима - наглая ложь? Все чаще и чаще мыслями я была далеко, чувствовала неясное томление, робость перед неизвестным. Даже не так. Я думала, что знаю все, а оказалось, что я мало что знаю. С одной стороны у меня были не особо приятные воспоминания детства, с другой - слова Трофима и…Марат с Оксаной.

Конечно, он купил мне наушники, и я уже давно отгородился от этой стороны их жизни. Но…иногда, просыпаясь посреди ночи, я слышала уже знакомые стоны. И да, я сразу же надевала наушники и громко включала музыку, но песни не могли вытеснить из головы неясные образы, о которых я слышала и которые я слышала, но ни разу не видела. Я не видела этого, не испытывала на себе, поэтому мучилась сомнениями и интересом. Неужели в их обществе и эта сторона жизни не такая, как на улице? Их жизнь во многом разнилась с моей старой жизнью, и неужто их секс тоже другой? Это…будоражило.

Было раннее утро, на улице еще горели фонари, когда проснулся Марат. Я слышала, как он сначала шлепает в ванную, включает там воду, и только через пятнадцать минут он зашел на кухню. Я сидела на разделочном столе, подогнув одну ногу под себя, и пила только что сваренный ароматный кофе, который пару дней назад принесла Оксана.

— Доброе утро, - парень был все еще растрепанный со сна, щетинистый и помятый, хотя с ясным и проснувшимся взглядом. - Со стола слезь, здесь есть готовят, а не сидят.

— И тебе не хворать, - шумно отхлебнула горячий напиток и слегка отодвинулась, чтобы не мешать Марату. - Хватит бурчать с утра. Сейчас попью и уйду, не волнуйся.

— Ты чего так рано вскочила?

Безразлично плечом дернула.

— Не спалось. А ты? Только шесть.

— Не знаю.

— Я даже удивилась, что после такой бурной ночи ты уже на ногах.

— Тебе какая разница?

— Никакой. Совершенно никакой разницы. Я просто так спросила.

Марат глотнул немного кофе, поморщился и отставил маленькую чашку в сторону. Руки скрестил на груди, бедром прислонился к столу, так что животом почти касался моей ноги, и неприятно-пристально на меня поглядел. Короткие тонкие волоски на затылке встали дыбом, и я с трудом заставила себя проглотить ставший комом в горле напиток.

— Почему ты на меня так смотришь? - тоже чашку на стол поставила, от себя отодвинув на всякий случай, и вполоборота развернулась к Марату, уперевшись коленкой в стальной пресс.

— Что у тебя с Трофимом?

Вот как, значит. Нет, я знала, что Марат все видит, к тому же Ксюша не упускала случая порадоваться за нас с Лехой, но чечен никак на это не реагировал. В смысле, он злился, был недоволен, но не стремился со мной об этом говорить и что-то выяснять. Он молчаливо разрешил мне все, сделав вид, что ему без разницы. А не устраивает его только то, что выбрала я, по его же мнению, не самый лучший вариант. Какая самокритичность, право слово.

— А что у меня с Трофимом? Спроси у него или у Ксюши. Уверена, ты узнаешь все подробности.

— Я спрашиваю у тебя, а не у них.

— Ну, если у меня, то… - я многозначительно замолчала, глядя снизу вверх на внушительную фигуру чечена, подсвеченную слабым светом фонаря. - У нас все…очень интересно.

— Интересно, - мрачно повторил за мной Марат, и желваки на скулах резко дернулись. - Вот как. И что же такого интересного?

— Тебе в подробностях?

— Да, - каркнул чечен.

Мне доставляло удовольствие его дразнить. Честное слово. Я никогда не была мазохисткой и боль не любила. Очень не любила. И всегда предпочитала ее по возможности избегать. А сейчас…я по-прежнему не спустила Марату то пренебрежение. Мне мало того, что он впустил меня к своим друзьям. Это круто, это очень хорошо, но, увы, недостаточно. Он меня обидел и полностью со мной еще не расплатился. Марат сколько угодно может делать вид, что его не интересуют мои отношения и вечерние посиделки с Лешкой, но я знала, что чечен разрывается между желанием ударить меня или ударить Трофима. Трофим же…он, как и я сама, ждал реакции Марата. Сама по себе я Алексея не интересовала. Да, симпатичная, да, возможно, милая, но он не обратил бы на мою персону никакого внимания, если бы не чечен. Мы оба с Лешкой ждали реакции, каждый свою, но все равно. И неужели теперь Марату надоело строить из себя невозмутимого атланта?

— Ладно, ты сам попросил, - облизнула пересохшие губы и постаралась улыбнуться как можно более независимо и бесшабашно. Что мне? Я уже взрослая. Ничего такого, что не позволяет себе Марат, я не делаю. - Мы гуляем, разговариваем. Кстати, ты знаешь, что Леша каждый день приезжает, когда тебя нет? Ты только за порог, а он уже у нас дома. Вот что значит друзья. Он так хорошо осведомлен о твоих планах. Настоящий друг.

— Он каждый день здесь? - казалось, что парень в следующую секунду взорвется, а я как никто была близка к эпицентру взрыва. Мне бы отойти, отползти подальше, но я не собиралась отступать на полпути.

— Каждый день, да. Сегодня, например, обещался заехать в полдесятого. Ну, ты как в девять уезжаешь, так что все нормально. И у меня время будет, - отвернулась, чтобы посмотреть на циферблат часов. И перевести дыхание, - целых три часа, чтобы привести себя в порядок.

— Я тебя предупреждал.

— О чем?

— О том, что если тебе нравится вести себя как шалава, то не в этом доме.

— Ах, это. Я помню. Но причем здесь мы с Лешей?

— С Лешей? - прищурив глаза, мрачно уточнил Марат.

— А с кем еще?

— Знаешь, хорошая моя, - он неожиданно крепко схватил мой локоть, стащил меня со стола, буквально в последнюю секунду помогая удержаться на ногах, и больно сжал пальцы, так что наверняка останутся следы, и вкрадчиво проговорил мне на ухо: - Включи тормоза. Которые у тебя, похоже, отказали. Сначала Никита, теперь Трофим…не слишком ли ты разошлась?

Это было странно - ощущать Марата так близко. Он горячо шептал в ухо, и горячий воздух ласкал щеку, шею, и мне это совсем не нравилось. Он был слишком близко, к чему я совсем не привыкла. Одна надежда на Ксюшу. В ее присутствии Марат ничего такого себе не позволит. Это единственная причина, по которой я все еще стояла здесь.

— А вот Никиту вешать на меня не надо, лады? - возмущенно вскинулась я, сверкая глазами. Я не переваривала, если меня обвиняли в том, что я не делала. Я не ангел, причем совсем, но навешивать все грехи не нужно. - Я с ним один раз только разговаривала, на том чертовом празднике. И больше его не встречала. Ты меня второй месяц этим дядькой попрекаешь.

— Ты серьезно не понимаешь, или прикидываешься?

— Знаешь, - я запыхтела, пытаясь высвободить свою тонкую руку из смуглой лапищи. Даже в широкую грудь ладонью уперлась. Ноль эмоций. - Так вот, знаешь, не твое дело, чем я с Трофимом занимаюсь, ясно тебе? Я уже не маленькая девочка, а он - давно не маленький мальчик, так что перестань вмешиваться. Я буду встречаться с ним где хочу, как хочу и делать с ним буду - что хочу! А если ты еще раз напомнишь про Никиту, я сама тебе рожу расцарапаю, потому что ты меня с ним достал. И насчет шалавы, хороший мой. Я не делаю ничего такого, что бы ни делал ты. Ясно?

Как он сдержался, чтобы не заорать и меня не пристукнуть, - не знаю. Но Марат смог неожиданно мягко повернуть меня к себе спиной, полностью обездвижить и сжать одной рукой две мои. В темноте, неподвижная, неспособная ничего сделать, я мысленно молила о любой помощи, проклиная свой язык.

— Я запрещаю тебе с ним общаться. Теперь ты и близко к нему не подойдешь. Не заставляй меня идти на крайние меры.

— Крайние - это какие?

— Ты и сама прекрасно знаешь. Не заставляй меня повторять. Или ты живешь со мной на тех условиях, которые я ставлю, или выматываешься. И уйдешь ты в том же, в чем пришла сюда.

Как мне хотелось его ударить. Кончики пальцев зачесались от нестерпимого желания. Но я не могла, дышала и то через раз, боясь его спровоцировать и вывести из себя. Даже о Ксюше напоминать было опасно - мои ребра под его хваткой опасно трещали. Вот ублюдок. Что меня теперь злило - он не давал мне делать то, что делает сам. Ведь он спит со своей принцесской, обласканный ею со всех сторон, удовольствие получает. Теперь у него все есть - новая квартира, красивая невеста, хорошая работа. И это только одна восьмая огромного айсберга. А стоит мне подпустить к себе кого-то, кто может дать мне…нужное. Или начать общаться с тем, кто не устраивает Марата - а он придирчиво выбирал круг моих знакомых - наступал конец света.

— Почему ты мне указываешь? Ты сам…

— Да, я сам, - я ахнула и поднялась на цыпочки, втягивая из последних сил живот, чтобы как можно меньше соприкасаться с Маратом. Он говорил очень нежно, тихо, прочувствованно так, и каждое слово беспрепятственно достигало сознания. - Я сам могу делать, что хочу. И хватит меня этим попрекать. Ты никто, чтобы так себя вести.

— Я не попрекаю…

— Саша, перестань. Последний раз прошу, и пока по-хорошему. Я не знаю, что на тебя нашло, и мне как-то плевать. Я могу делать все, что посчитаю нужным. Ты - нет. И мне без разницы, что ты хочешь мне возразить. Как я сказал, так и будет.

— Да почему? - не выдержав, громко вскричала я, и мы оба замерли, прислушиваясь к тишине квартиры.

Марат глубоко вздохнул.

— Потому что я так сказал.

— Это не аргумент.

— Аргумент. Для тебя любое мое слово - аргумент. Не думай, что если мы с Ксюшей женимся и переезжаем, то я о тебе забуду. Я буду тебя контролировать, всегда буду контролировать. И если еще раз увижу рядом с тобой этого выбл*дка, во всем будешь виновата ты. Это понятно?

— Руки убери.

— Ты поняла? - настойчиво переспросил Марат, ни на миллиметр не отодвинувшись от меня.

Но я уже чувствовала себя так плохо, так некомфортно рядом с ним, что была готова на что угодно, только бы оказаться подальше. Раздраженно забарахталась в объятиях, не специально стукнула его пяткой по лодыжке и завертела запястьями, сама себе выкручивая руки.

— Да поняла я, черт! Отпусти!

Так же легко как и схватил, Марат меня выпустил, по голове погладил, вызывающе-мило заулыбался и елейным тоном спросил:

— Я надеюсь, мы больше не вернемся к этому разговору?

Одернула пижамную майку и гордо развернулась.

— Не вернемся, - и уже тихо пробормотала себе под нос: - Ублюдок эгоистичный.

Глава 20.

Почему я выбрала Марата? Я часто слышала этот вопрос. От самого Марата, который спрашивал только для того, чтобы потешить свое самолюбие. От Оксаны, позже, много лет спустя. Ее вопрос был наполнен горечью, болью, но она и без меня знала ответ, просто боялась вытащить его из глубины души на поверхность. Иногда люди задают слишком много вопросов, на которые и так знают ответы, и молчат именно тогда, когда надо лишь спросить. Оксана была из таких.

Мне задавал такой же вопрос Трофим, только он спрашивал с досадой. Чисто мужской досадой. Я выбрала не его, но он с самого начала знал, что так будет. Во всяком случае, нас с Маратом пытался в этом уверить. И в будущем об этом спрашивали другие люди, незнакомые, никак к нам непричастные. Многих удовлетворял ответ: “любовь с первого взгляда”. Как удобно. Накосячил или сдвинулся с намеченного курса - виновата гипотетическая любовь, и обязательно с первого взгляда, ведь почему-то считается, что она сильнее.

Только двое знали настоящий ответ на этот вопрос. Я и Марат. Нет, трое. Еще Оксана, но она скорее умрет, чем в этом признается. А так двое. Мы двое.

У меня было много лет, чтобы разобраться в самой себе, проанализировать свое поведение и сделать выводы. Я не хотела этого делать, но слишком много бессонных ночей появилось в моей жизни. Не сейчас, позже. Я ненавидела эти бессонные ночи за то, что они заставляют думать о ненавистных вещах. Днем с успехом получается загнать их внутрь, а ночью они выбираются на поверхность.

Марат же…он знал меня, видел почти насквозь. А когда мы стали близки, как только могли быть близки два человека, он стал видеть меня еще лучше. Я его тоже. Он был для меня…всем. Всем миром. Он сам так сделал, сделал себя моим миром, о чем здесь говорить? Он вложил в дикую девочку свою душу, свою философию, которая прижилась и дала всходы. Как однажды цинично заметил Трофим:

— Он создал тебя для себя. Нет, в самом деле. Как удобно. Слепил себе бабу, именно такую, какую хочешь, и получай удовольствие. Я всегда говорил, что Залмаев - голова. Эх, самому, что ли, попробовать?

Он был прав. Каждое его слово попадало в цель. А что я? Я от правды никогда не бежала. Марат стал моим миром, понятным миром, от которого я зависела и в котором жила. Я не могла в нем раствориться, как это делала Оксана. Как можно раствориться в самом себе? Невозможно. Вот и я не могла. Марат все сделал, чтобы полностью заполнить пустоту моей души - он стал учителем, старшим братом, отцом, врачом, мудрецом. Он стал для меня…богом, идолом. Идеалом. Я стремилась стать цельной, не искусственно созданным отростком, а цельной. Под стать ему. И я стала. Тоже позже, когда смогла оторваться от своего мира.

Марат был…зависимостью. Он хотел быть единственной моей слабостью, и он ею стал. Стоило кому-то появиться в моей жизни, тому же Трофиму, и Марат его вытравливал, зло вырывал, занимая освободившееся пространство. Он не делил меня ни с кем. Трофим имел все шансы стать моим мужчиной. Красивый парень, уверенный, целеустремленный, расчетливый, Леха подходил мне, интриговал меня. Именно он первым разбудил мою женственность. Не просто пробудил, а заставил ее расти, развиваться. Но чечена такой расклад не устраивал. Он выгнал из моей души Трофима, в нужный момент, стоит сказать. Я ничего не почувствовала. Но ничто не может оставаться пустым. Поэтому Марату пришлось занять место моего мужчины.

Да, он был моей зависимостью. Но у меня хватило ума и умения сделать себя - его зависимостью. Стать необходимой, важнее, чем воздух. Я перестала быть эдакой доброкачественной опухолью на его теле, побегом. Я стала его рукой, его душой. Его миром. На это меня хватило. Я ни в чем Марату не собиралась уступать.

Но начиналось все вполне невинно. Он собирался жениться, вокруг меня крутился Лешка. Марат набил Трофиму морду, заставив забыть о парне. А Оксана…Была середина лета, Ксюша закончила учебу, получила диплом, и ее мама устроила девичник. Непростой. Подходящий принцессе, а не обычной девушке. У Оксаны все должно быть по высшему разряду. Платье - в Милане, повар - французский, гости - бомондные. Ее родители устроили турне по Европе.

— Съездишь, развеешься, - степенно говорила Ксюшина мама, разглаживая красивый сарафан на плечах дочери. - Платье купишь. В Италии, ты сама знаешь, лучшие платья. Погуляешь. Напоследок, так сказать.

— Я не хочу! - ныла Оксана, топая ногами. - Что я там забыла?

— Не спорь. Считай этой девичником. А в сентябре, как и планировали, сыграете свадьбу.

После относительно быстрых уговоров и уверенных заверений Марата в том, что он обязательно дождется свою ненаглядную, Ксюша вздохнула и милостиво махнула рукой, соглашаясь на путешествие. Сразу же начала суетиться, думать о платье, поваре, салфетках, списке гостей. Начала меня теребить.

— Давай я тебе платье привезу, - пыхтя как паровоз, девушка пыталась закрыть крышку чемодана. - Красивое. Специально для свадьбы.

— Вези, - кивнула я. - Но красивое. Чтобы не хуже твоего.

— Обижаешь. Конечно, красивое.

— Только не розовое.

— Зря. Тебе такие идут. Ох!

Решила над ней сжалиться.

— Давай помогу. Подвинься.

Налегла на крышку чемодана всем весом, и через пару минут мы наконец-то его совместными усилиями закрыли.

— Ну все, - Ксюша выдохнула и изящным жестом смахнула со лба длинную прядку. - Готово. Осталось Марата дождаться.

Я не стала ей сейчас сочувствовать, видела, как тяжело ей уехать, как хочется остаться. Но если я заикнусь на эту тему, то придется около получаса слушать о ее моральных переживаниях. А мне это не нужно. Мне хочется ее отправить подальше и вздохнуть спокойно.

Марат приехал. На новой машине. Ауди - красивая, удобная, и ехать в ней куда приятнее и мягче, чем в старом жигуленке. Чечен со своего коня только что пылинки не сдувал. И собой гордился.

Ксюшины вещи в багажник погрузил, саму девушку успокоил, расцеловал и отвез в аэропорт. А я с облегчением вздохнула и включила музыку на полную громкость. Пока Марата нет, можно и оторваться.

Не сказать, что Ксюша меня беспокоила. Просто носилась с этой свадьбой, талдыча о ней постоянно, и меня этим нервировала. Я могу абстрагироваться, честное слово, иначе давно бы ей въе…врезала по лицу. Невозможно месяцами слушать одно и то же. Я ждала, когда они, наконец, поженятся и уедут.

Марат пообещал мне эту квартиру. Нет, не в смысле отдать. В смысле, он разрешил мне здесь жить. Ввел сотню правил, которые я не должна нарушать, но они меня не волновали. Мой мозг ухватил главную мысль - я буду жить одна. В своем доме. Одна. Самостоятельная.

— А друзей водить можно? - лукаво прищурилась, чуток парня поддразнивая. - Парней там, девушек знакомых?..

— Убью, - лаконично ответил Марат.

Но я даже не сомневалась, что ответ будет именно таким. Только рассмеялась звонко.

— Уедете, и я перестановку сделаю.

— Ты не переусердствуй, хорошо? - мои наполеоновские планы его не радовали, в отличие от меня. - Квартиру хоть оставь.

— Оставлю, не боись. Но я ремонт хочу. Сделай мне ремонт.

— Потом сделаю, - пообещал Марат.

И действительно сделал. Потом. Именно так, как я хотела. Мы хотели.

Оксанин отъезд стал роковым, приблизившим и без того недалекий конец. Или начало. Для кого как. Она уехала, перестав мешаться под ногами, Лешка устранен, а мы…Мы остались вдвоем в одном доме. Как в самом начале, когда я только здесь оказалась. Но теперь все изменилось. Точнее, я изменилась.

Марат своего добился. Он снова стал для меня единственным. Только вот Лешка во мне активировал бомбу замедленного действия. Она тикала, мерно, тихо, убаюкивая окружающих. А роковой час приближался.

У меня давно наступили каникулы, но общаться было откровенно не с кем. Верка со мной больше не разговаривала, да и мне неинтересно пиво пить и семечки грызть. Что касается других…Я знала подруг Ксюши, но это не те люди, с которыми можно по-дружески гулять. Они мне тоже не нравились. Про парней вообще молчу. И кто оставался? Оставался Марат. Он сам этого хотел, я не причем. Поэтому именно он со мной гулял вечерами, ходил в кино, в магазины за продуктами. В то лето он часто бывал дома, я не знаю, с чем это связано, но Марат почти не работал. Лишь на пару часов утром уезжал и сразу же возвращался назад. Ко мне.

Мы начали разговаривать. Как раньше. С утра до вечера вместе. Говорили обо всем. Обо мне. Марату было интересно мое прошлое, которое теперь я не видела смысла скрывать. Что скрывать? Девять серых лет в мрачных стенах детдома, а потом - пять на улице? Брата, который подсел сначала на клей, потом на тяжелые наркотики? Он, наверное, сдох в том же подвале, в котором я его оставила.

— А ведь я даже ничего не почувствовала, - глядя в пространство, сказала я сидящему напротив Марату. Тот пристально на меня смотрел, покручивая в руке пузатый бокал, внимательно слушал. И не осуждал. Кому как не ему я могла рассказать, что со мной происходило? Он всегда все понимал. - Знаешь, он обо мне заботился. Один раз даже притащил армянский коньяк, - рассмеялась, откинув голову. Уперлась затылком в стену, чтобы скрыть выражение своих глаз. Хотя сомнительно, что они что-то выражали. - Настоящий. Была зима. Очень холодная, так что от мороза болело тело. Мне было…дай вспомнить…Лет десять. Я жутко мерзла, стучала зубами от холода, и он ушел куда-то. Потом притащил коньяк и икру. Красную. Знаешь, она пропадать, наверное, начинала. Запах еще такой…сильный. С тех пор меня от ее вида тошнить начинает.

— Он действительно был твоим братом?

— Не знаю.

— Вы близнецы?

— Нет. Он старше был. Но тоже Александров. Он обо мне заботился.

— А потом?

Мы разговаривали в тишине и почти темноте. Задергивали темно-красные, тяжелые шторы, зажигали одну свечку - не ароматную, обычную. Огонь горел ровно, отбрасывая тени на стены, и полумрак окрашивался в красные тона. Было очень спокойно, правильно как-то. Мы откидывали прочь все проблемы, а мир сужался до одной небольшой комнаты. И нас двоих, сидящих друг напротив друга. Марат - с коньяком, я - с чаем. У нас появился свой ритуал.

— Потом он сторчался. Я ушла. Мне стало не по пути с ним.

Марат не осуждал. Он…гордился мной. И позже прямо так и говорил. Он гордился моей силой, выносливостью, упорством, стойкостью. Ему нравилось, что я была не обременена моралью. Такая же, как он.

— Ты все сделала правильно, - сказал мне он, когда разговор закончился. - Я бы сделал то же самое.

Я сверлила его долгим, изучающим взглядом.

— Знаю.

Он тоже рассказывал о себе. Очень мало - лишь сухие сжатые факты. Родился по пути в какой-то город, жил в Чечне. Когда ему было четырнадцать, мать с отцом убили, и дед - какой-то крутой полковник - приехал за ним на военном вертолете. Забрал в Москву, долгие годы выбивал “дикость”. Делал все, чтобы Марат забыл прошлую жизнь. Он делал из внука русского. А сделал…непонятно что. Из волчонка Марат вырос в матерого хищного волка. Научился притворяться, лгать, давать людям то, что они хотели видеть.

— Ты ненавидишь деда? - поинтересовалась я.

Марат негромко гортанно рассмеялся.

— Нет. Я не настолько слаб, чтобы тратить силы на мертвых.

Это было по вечерам. После разговоров - иногда легких, иногда грустных - мы расходились по комнатам. И для меня начинался ад.

Особенно ночью, неподвижно лежа под одеялом и пытаясь уснуть, я остро ощущала себя…другой. Одеяло мешалось, раздражало, и я откидывала его в сторону или же как-то так получалось, что оно собиралось комом между моих ног, усилия давление на низ живота. Ночами меня не покидало тянущее чувство, и однажды, робея от собственного желания, я медленно приподняла хлопковую футболку. Провела ладонью по подрагивающему животу, задевая кончиками пальцев резинку свободных штанов. Дыхание перехватило, я вся напряглась, шалея от своих мыслей, и нырнула рукой в трусики, касаясь себя так, как когда-то рассказывал Лешка. И потрясенно выдохнула, когда в животе собрался пульсирующий ком удовольствия, нарастающий с каждым моим движением. Губы пересохли, кожа покрылась испариной, трусики, оказывается, давно стали влажными.

В такие минуты остро ощущалось, что Марат спит за стенкой, и может выйти в любую минуту. Воды попить, например. Или еще за чем-то. Он мог услышать что-то. Почему нет? Мне казалось, что чечен вообще вездесущ. Такая мысль должна была меня остановить, охладить, но распаляла еще сильнее. И пугала. Но запретное, неизведанное удовольствие манило больше.

Почему Ксюше так хорошо с Маратом? Что он с ней делал? Она после их бурных ночей выглядела довольной, счастливой, радостной. Мне понравилось ласкать себя, но и этого становилось…недостаточно. Неужели Ксюша получала больше? Еще больше удовольствия? Я трогала себя, но проникать пальцами…страшно. Попробовала один раз, но было туго, тяжело и очень горячо. Я не решилась идти дальше. Но мысленно ушла далеко вперед.

Мне снились сны. Много снов. Наутро я их почти не помнила, со мной оставались лишь неясные образы и тянущее желание. Соски были набухшими, твердыми, и становилось неприятно, когда хлопок касался разгоряченного тела. Я злилась, не находя выхода своему желанию. Оно собиралось во мне, накапливалось, делая меня злой, раздражительной. Я стала плохо засыпать, так что на утро вставала со свинцовой головой.

— Ты не заболела? - Марат не мог не заметить изменений во мне. Первые пару часов после сна было лучше меня не трогать. - Саш, ты меня слышишь?

— Слышу. Все нормально. Голова болит.

— В последнее время она часто у тебя болит, - насмешливо хмыкнул мужчина. - Может, к врачу сходить?

Пока он говорил, я успела нервно потереть шею, несколько раз облизнуть губы, скрестить ноги, усиливая давление бедер. Возможно, станет немного легче. А Марат меня раздражал, ни капли не помогая восстановить душевное раздражение. Наоборот. Он был лучшим раздражителем, который только можно себе представить.

Мне стало по-настоящему страшно. Что-то стихийное влияло на меня, и я была не в состоянии с этим справиться.

— Я в порядке! Сказала же! - громко крикнула и почти отскочила от парня, словно он прокаженный. - Не трогай меня сейчас. Просто не трогай.

Судорожно сглотнула и попыталась протиснуться мимо, чтобы случайно не задеть Марата. И только в ванне, прижавшись к холодной двери спиной, я позволила себе выдохнуть. Оказалось невыносимо сложно - сдерживать то, с чем столкнулся впервые в жизни.

Мне стало не хватать прикосновений. Я жила с Маратом очень давно, и теперь могла с полной уверенностью заявить, что являюсь одной из немногих, кому выпала честь узнать его настоящего. Если вообще не единственная. И хотя мы много времени проводили вместе, много разговаривали и гуляли…я была лишена тактильных ощущений. Меня вообще в жизни мало касались. На улице - это вопрос доверия. Ты никого близко к себе не подпустишь просто так. В их мире…так получилось.

С Маратом…Мы ругались, дрались. Да. Но это не то. Меня никто не трогал. Не касался. Раньше я спокойно жила без этого, не обращая никакого внимания. Сейчас мне физически не хватало прикосновений. Обычных. И Марат, как единственный, с кем я общалась, меня не касался. Я поймала себя на том, что стараюсь ненароком его коснуться. Просто так. Например, забирая из его рук какую-то вещь, ручку или книгу. Или в магазине могу случайно прижаться к нему, вроде как пропуская кого-то вперед.

Я испытывала отвращение от собственного поведения. Твою мать, что я творю? Как голодная. Сама себе вру и лицемерю. Мне было противно. Я никогда так не поступала. Мне нравилось быть честной перед самой собой. Теперь все не так. Я сдерживалась, но через несколько дней наступала очередная ломка. Я с завистью смотрела на то, как Марат с сухим хлопком пожимает кому-то руку. У чечена были большие ладони с крупными длинными пальцами. Всегда теплые, почти горячие, с сухой кожей. Я хотела чувствовать эти ладони собственной кожей. И неосознанно все для этого делала.

Как-то мы гуляли в парке, был жаркий полдень. На Марате - тонкая майка и джинсы, на мне - короткий белый топ, еле прикрывающий пупок, и шорты. Обычная пара людей. Неожиданно сзади нас громко залаяла собака - хрипло, сильно. Так не могла лаять мелкая псинка. Я оглянулась и с ужасом увидела, как на нас несется черный ротвейлер, разбрызгивая в разные стороны вязкую слюну. Я не растерялась, испугалась, но не потеряла голову. И все равно специально прижалась спиной к груди Марата, почувствовала, как он обхватывает меня под грудью, поднимает в воздух и делает шаг в сторону, отходя с тропинки. Я развернулась в тесных объятиях, обхватила чечена за шею, поджала ноги и пристально начала следить за собакой. За ней вслед уже бежал запыхавшийся хозяин, воинственно трясущий поводком.

— Зачем таких монстров заводить? - возмутилась я, по-прежнему вися на Марате. Я голой кожей чувствовала его руки, и у меня, наверное, случился тактильный шок. Это было так круто, что я была почти готова его поцеловать. Сама. Повернуть к нему лицо и прижаться губами к его губам. Что угодно, лишь бы не прерывать прикосновение. - Это же четвероногий убийца.

— Откуда ты знаешь? - улыбнулся Марат, и кивнул хозяину собаки, который сбивчиво извинялся за свое животное. - Много таких видела?

— Достаточно. Как-то раз мне удалось увидеть, как такая вот псинка ногу откусывала. Зрелище не из приятных, скажу тебе.

— Верю на слово, - парень развернулся, поставил меня на поребрик и поглядел на псину. Я незаметно перевела дух. - Внушительная собака.

Вымученно улыбнулась и откинула волосы за спину.

— Точно.

Это стало дозой, и с каждой дозой моя зависимость нарастала. В конце концов, я прекращу себе врать. Да, я хочу секса. Такого, о котором рассказывал мне Трофим. Мне нужно узнать, что это такое. По-настоящему. И когда я узнаю, то смогу справиться с моими желаниями и потребностями. Смогу их контролировать. И единственным, кто может мне помочь, был Марат. Я хочу, чтобы именно он мне помог. Пора прекращать врать себе.

От решительного последнего шага останавливало одно. Не Ксюша и не свадьба. О них я даже не вспоминала. И возможность отказа меня не пугала. Она была, конечно, но…Мое дело уведомить Марата о проблеме, и если он не может решить ее самостоятельно, пусть что-то придумывает. Другое дело, что он не сможет ничего придумать в моем случае. Он никому меня не отдаст.

Я боялась…что Марат все видит. Мне не хотелось быть смешной. Я тут мучаюсь, а он, возможно, наблюдает за мной со стороны, и мысленно потешается. Шестое чувство вопило о том, что чечен видит то, что со мной творится. Именно эта мысль меня останавливала. Но и ее я, в конце концов, отбросила в сторону. Будет так, как я хочу. А хочу я Марата.

Глава 21.

Мое тело начало меняться. Нет, у меня внезапно не выросла грудь или еще что-то. Просто сама я изменилась. Начала двигаться по-другому, не осознавая этого. Движения стали медленными, плавными, нарочито привлекающими внимание. Дедушка Фрейд души бы во мне не чаял. Честное слово.

Исчезла детская порывистость, резвость. Поменялась осанка. Изгиб спины стал более глубоким, шаги - более вкрадчивыми. Мое тело подавало беззвучные сигналы, на которые реагировали многие мужчины. На меня оглядывались. Не просто одаривая коротким взглядом, а подолгу смотря вслед. Со мной пытались познакомиться, правда, хватало одного цепкого, мрачного взгляда темно-серых глаз, и чужое желание рассеивалось, уступая место здоровому инстинкту самосохранения.

Марат никак не комментировал изменения в моем поведении, осанке. Забавно. Даже голос стал глубже, так что однажды позвонившая Оксана, просто-напросто первые несколько секунд меня не узнавала. Но чечен этого не видел. Или делал вид, что не видел. Я же собиралась с силами, готовясь к важному шагу.

Ясным солнечным утром я забежала к Марату в спальню, хлопнув настежь открытой дверью по стене, и нагло уселась на край письменного стола, так что моя голая нога оказалась в десятке сантиметров от предплечья сидящего парня. Тот оторвался от чтения важных бумаг и вопросительно поднял на меня глаза, не обратив внимания на достаточно смелый наряд.

— Дай денег, - без промедления выпалила я.

Мужчина со смешком кашлянул и невинно поинтересовался:

— А как же: “доброе утро, Марат”?

— Доброе утро, Марат, - послушно пробормотала. - Дай денег.

— Зачем?

— Надо.

— Ну зачем?

— По магазинам пройдусь.

Стоит сказать, что нашу семью кризис никак не коснулся. Марат вовремя подстраховался, подсуетился, и в итоге мы стали жить даже лучше, чем в прошлом месяце. Намного лучше. Да и я не стесняла брать у него деньги. Раньше я с Ксюшей закупалась, а теперь ее нет. Зато есть он.

— Мы только вчера были.

— Я не за едой. Я хочу прикупить пару вещичек.

Теперь мужчина медленно заскользил взглядом по новому джинсовому сарафану, лежавшему у меня с незапамятных времен. Он мне очень шел, подчеркивая талию и хрупкость фигуры - я в таких вещах научилась худо-бедно разбираться - но Марат глядел на меня вполне равнодушно и бесстрастно.

— Зачем? Твоими вещами целый шкаф уже забит.

— Слушай, тебе жалко, что ли? - возмущенно воскликнула я и внаглую потянулась к карману его джинсов. Марат не сделал и попытки мне помешать или воспрепятствовать. Он даже откинулся на спинку стула, открывая мне лучший доступ, и дождался, пока я выпотрошу его бумажник, а потом положу на место. - Я прошвырнусь, прогуляюсь, возможно, что-нибудь себе куплю. Нет, если, конечно, ты хочешь пойти со мной, тебе никто не запрещает.

— Иди уже. И не особо задерживайся. Вечером чтобы здесь была.

— Ты куда-то собрался? - внимательно пересчитывая доллары, спросила у развалившегося на стуле парня.

— Да. У меня дела. И я надеюсь приехать и застать тебя дома, а не бегать искать по всему городу.

— С таким количеством денег особо не разгуляешься, знаешь ли.

Притворно вздохнула и тут же пронзительно взвизгнула, соскочив с крышки стола и отдергивая руку с зажатыми в ней купюрами в сторону. Парень, вроде бы разозлившись, с рыком попытался меня схватить и забрать мою честно взятую добычу, но у меня имелось другое мнение на этот счет.

— А чего ты нервничаешь? - сдунула черную прядь, попавшую на глаза, поправила широкую бретельку сарафана и попятилась к двери. - Мог бы и больше положить. Знал ведь, что я приду и возьму…

— Ты уходишь или как? Сейчас все вообще заберу.

— Не нервничай. Ухожу я, ухожу.

Гордо развернулась, подхватила кожаный рюкзачок и на самом пороге через плечо послала воздушный поцелуй.

— Удачного дня. Но в следующий раз клади денег побольше.

И пока Марат не успел меня догнать и передумать, я прошмыгнула в коридор и через несколько секунд вылетела из подъезда. У меня было много запланировано на сегодняшний день.

Я действительно поехала по магазинам, как и говорила. Не по каким-нибудь, а по самым дорогим, в которые меня водила Оксана. Сначала продавцы странно на меня косились, но пачка денег и серьезный настрой сделали меня одним из самых любимых клиентов.

Сегодня со мной не было никого и никто меня не контролировал, а значит, я могу делать, что хочу, и покупать, что мне нравится. Ксюша, конечно, красиво и стильно одевалась, всегда с иголочки, женственная, но мне надоели воздушные розовые платья, которые, безусловно, были мне к лицу. Но только мне самой они ни капельки не нравились.

Я купила кофточки, брючный костюм и два платья. Черное, в некоторых местах отделанное пайетками, и короткое красное, обтягивающее мою фигурку, как тугой чулок. Вот они мне нравились. После этого я зашла в магазин нижнего белья со словами:

— Это должно быть очень эротично, но прилично.

Совершила ревизию и этого магазина. Молодая блондинка, в точности следуя моим указаниям, подобрала несколько комплектов белья. Они ничуть не уступали Ксюхиным, я точно знала. Только цвета более агрессивные, темные, а так - тоже возбуждающие, из прозрачного кружева, которое, скорее, открывало, чем скрывало.

Сегодня я собиралась одеть темно-фиолетовое…бюстье. Это так называлось. Посмотрим, действенно ли белье так же, как и красиво.

Но моим планам не суждено было сбыться именно в таком виде, в каком хотела я. Я приложила много сил, чтобы выглядеть красивой. Я слегка накрасилась, одела чертово бюстье, лишь для приличия натянув сверху шелковый короткий халатик в тон, и принялась ждать Марата. Хотелось, чтобы он пришел как можно быстрее, пока я не передумала и не растеряла всю решимость, которую долго наскребала в своей душе.

И что же? Он говорил, что задержится, но когда и в два ночи Марат не нарисовался на горизонте, я начала волноваться. Мне несвойственно за кого-то волноваться, тем более, за чечена, который и так достаточно самодостаточный. Но он мог предупредить. Мол, так и так, я сегодня дома ночевать не буду. И ладно. Я только рада. Но так сложно просто позвонить и сказать два слова?

Он приехал почти в четыре. Вернее…ну как приехал? Марата привезли. Я почти места себе не находила, выпила чашек семь кофе, и, как назло, Трофим, которому я попробовала позвонить, не брал трубку. Я тяжело привалилась к кухонному подоконнику, изредка выглядывая вниз на освещенную улицу, и нервно притопывала ногой в такт биению сердца. Неожиданно у дома остановился роскошный мерседес темного цвета и из него - о чудо! - почти выпал мой чечен. Бухой вхлам. Покачнулся, еле удержался на ногах. Вполоборота повернулся к машине, приглашающе махнул кому-то, сидящему внутри, и через пару минут примерно в таком же состоянии выполз Трофим, а за ним две потрепанные, пьяные бабы, одетые примерно так же, как я тогда в клубе.

— Вот падла, - с чувством выплюнула я, глядя на то, как одна из них вешается на Марата, а другая - цепляется за Лешку. - Только, значит, невеста за порог, а он по бабам. Сволочь кавказская.

Громко топая, вкладывая в тяжелые шаги всю свою злость, я прошла в коридор, с силой стукнула по выключателю и распахнула входную дверь. В подъезде было темно, и четыре тела, пытающихся подняться по лестнице, создавали невообразимый шум. Конспиратор хренов. Интересно, что будет, если соседи узнают, а потом доложат его принцесске? Совсем мозгов лишился. Бестолочь.

Минут через десять, когда я почти устала стоять, Марат с Лешкой, кое-как удерживая девок, совершили триумфальное взгромождение.

— О, Сашок, - расплылся в пьяной улыбке Леха. - Привет. Ты дома?

— Нет. Я в Ялте.

Следом за Лешкой показался чечен. Выглядел он чуть - но только чуть - трезвее Трофима. Стоял более уверенно. А так оба, как свиньи. Еще бабы эти…

— Ты ч-чего тут стоишь? - Марат честно пытался на мне сфокусироваться.

— Просто так, - всплеснув руками, издевательски улыбнулась. - Воздухом подышать решила. В четыре утра. Оно, знаешь ли, бодрит.

Две бабы, с опаской, насколько позволяла дымка алкоголя, покосилась на меня, и блондинка, висевшая на Марате, громким шепотом поинтересовалась о моей персоне. Ответил Лешка:

— Это сестричка, красавицы. Сестри, - на середине слова он икнул и покачнулся, правда, все равно мужественно закончил начатое: - чка.

Этот фарс меня порядком достал. Я не выспалась, мои планы разрушились, и накрученные нервы окончательно сдали.

— Быстро в дом, - на невнятное мычание обоих мужчин я только громче прикрикнула: - Оба! А вы куда?

Осторожно втолкнула Трофима, а потом Марата в коридор, а сама преградила дорогу уверенно заворачивающим в нашу квартиру девкам. Те недоуменно на меня поглядели, окинули взглядом мою позу и руку, мешающую им пройти.

— Вы куда намылились? Руки в ноги и вон отсюда, пока я милицию не вызвала!

— А кто платить будет? - нахально выдвинула подбородок блондинка. - За шесть часов, между прочим!

Сзади раздался грохот упавшего тела и забористый мат. Еще и этого мне не хватало.

— Сколько? - раздраженно скривила губы и поморщилась. Но услышав сумму, чуть не подавилась. - Вы что с ними делали за такие деньги?

Любая работа должна быть оплачена. К тому же у меня в коридоре два пьяных, вяло соображающих тела, а у двери - две решительно настроенных и вмиг протрезвевших бабы. Достала оставшиеся доллары из рюкзака, перед этим переступив через лежавшего на полу Трофима, отдала пару купюр и хлопнула дверью.

Мне предстояла ночь не из легких. Они были абсолютно невменяемые, что один, что второй, только Трофим - успел полапать меня за коленки, пока я тащила его на свой диван, а Марат - неразборчиво пробормотать о том, что всю ночь работал. Как раз в том, что он работал - я не сомневалась. Весь торс, руки и шея у чечена были в дешевой красной помаде, и такая же дорожка спускалась вниз, скрываясь за поясом джинсов. Я не стала раздевать его до конца. Мне было противно и обидно. Из-за него к чертям полетели все мои планы. И пока я ждала его дома, он с какими-то облезлыми суками развлекался на стороне.

Но злость быстро отступила, уступив место расчету. Я была бы не я, если бы не смогла найти пользу из сложившейся ситуации для себя. Марат накосячил, по какой уж причине - не знаю. Но я могу воспользоваться его слабостью, и тогда получу от него то, что мне нужно. Без вероятности отказа.

Мужчины проснулись около четырех дня. Стали похожи на людей - через три часа после этого. Потребовалось: две бутылки пива, два литра минералки и четыре чашки кофе. От еды оба отказались.

Трофим выглядел пристыженным, минут двадцать, но, умывшись, стал напоминать себя обычного.

— Ну, ты горазда ругаться, красавица, - восхитился Лешка. - А какое красноречие…Слышь, Залмаев, ты ее так учил выражаться?

Марат тихо хмыкнул и отпил еще минералки.

— Это исключительно ее природный талант.

— Прекрати скалиться, Трофимов. Ты мне денег должен, между прочим.

Лицо парня вопросительно вытянулось.

— За что?!

— А ты думал, я твоих шлюх оплачивать буду? Ни хрена подобного.

Лешка поскучнел, пригорюнился, поглядел на пустую бутылку пива. Повздыхал под насмешливым взглядом чечена, который, в отличие от своего друга, не выглядел ни страдающим, ни больным. Как будто не он сегодня пьяный в коридоре валялся.

Трофим отдал мне деньги, которые я быстро спрятала. Потом парня осенило:

— Ты только за меня платила? Или за нас обоих столько отдала?

Я невозмутимо отхлебнула кофе.

— А какая разница? Ты пей, пей.

Только к восьми вечера Трофима удалось выгнать от нас, и то, почти насильно. В пинки. Уходить парень не хотел, правда, когда начал мне глазки строить, Марат его быстренько выставил из дома. Наконец-то.

Я не сомневалась в своем плане и своем решении. Я хотела Марата. Он будет моим. И пусть вчера ничего не вышло, есть сегодняшний вечер, который я не упущу.

— Ты сегодня дома? - вскользь, как бы между прочим, спросила я.

Марат рассматривал какую-то бумажку, не поднимая на меня глаз, даже когда я его окликнула.

— Да. А что?

— Ничего. Тебе нужна ванная?

— Нет. Иди.

Сердце гулко стучало в груди, а холодные ладони стали влажными от волнения. Я не думала о том, правильно ли я делаю или нет. Я решила и отступать не намерена. Но…меня бросало из стороны в сторону. Стоило вспомнить некоторые сны и фантазии, только теперь представив нас с ним в главной роли, и мои ноги почти подкашивались от нестерпимого желания.

Стоило подумать о том, как я буду стоять перед Маратом и объяснять ему что-то…дыхание перехватывало от страха и неуверенности.

Что говорить? Я надеялась, что хватит моего внешнего вида, на который я снова убила пару часов. Снова стала красавицей. И к тому моменту, как вышла из ванной, мое тело звенело от напряжения. У меня - у меня! - дрожали ноги, а сердце билось через раз.

В квартире было темно, только в спальне чечена горела настольная лампа, бросая неясные полутени на стены. Оставалось несколько шагов. Одних из самых тяжелых нескольких шагов в моей жизни. Но у порога я одернула себя. Надо собраться. Что, собственно, такого? Ничего. А показывать свое волнение нельзя, Марат его сразу увидит.

Прошлась языком по пересохшим губам и сделала последний шаг.

Мужчина сидел в кресле, широко расставив ноги и поставив локти на подлокотники. Он не был удивлен, раздосадован, в глазах лишь читался вежливый, слегка насмешливый интерес.

— Я думал, ты уже никогда не зайдешь, - медленно протянул Марат, глядя мне в глаза. Только в глаза. - Итак…Ты что-то хотела?

А я ведь так же могу. Не хуже его.

Холодно улыбнулась, провела рукой по густым блестящим волосам и сардонически усмехнулась.

— Хотела.

— Что?

— По мне не видно? - должно было звучать с вызовом, но напоминало, скорее, жалкое блеяние.

Теперь меня соизволили рассмотреть. Его взгляд медленно заскользил вниз по шее, спустился в темнеющую ложбинку, скользнул по груди, и соски сразу натянули шелк короткой полупрозрачной рубашки. Я поверхностно и прерывисто задышала, чувствуя, как щеки заалели от прилившей крови. Возвращались знакомые ощущения, пока еще слабые, но обещающие вырасти до гигантской волны.

— Ты знаешь, не особо. Что тебе нужно, Саш?

— Ты? - робко и вопросительно пожала плечиком и почти извиняюще улыбнулась. Почти. Мысленно одернув себя в конце.

— Я?

— Да, ты.

— Зачем?

— Ты издеваешься? - не поняла я и оттолкнулась от стены, сделав шаг по направлению к креслу. - Ты ведь понимаешь, за чем я пришла.

— Пока нет, - он продолжил вежливо надо мной издеваться.

Это нервировало. Я надеялась, что слова не понадобятся, что все будет и так понятно. Теперь мои щеки горели не столько от возбуждения, сколько от стыда и злости. Он играл со мной. И ему это нравилось.

— Я хочу…секса.

— А я думал, что меня.

— В первую очередь я хочу секса. И ты мне поможешь.

Он засмеялся моей самоуверенности, так что пришлось безжалостно подавить желание отступить назад.

— Давай честно, Марат. Я…Мне это нужно. А ты единственный, к кому я могу прийти с этой проблемой.

— Проблемой? - я сглотнула. - Для тебя это проблема?

— Ну так.

— Ну так, - задумчиво повторил за мной мужчина и приглашающе махнул на стоящий слева от него стул. - Садись, Саш.

— Для чего? Я пришла не за этим.

— Я понял. Для начала мне нужно выяснить кое-что.

Неопределенность меня злила. Для этого обязательно так много разговаривать? Но пришлось послушно опуститься на стул, и лакированное дерево холодило разгоряченную после душа и пристальных взглядов Марата кожу.

Он морально меня изнасиловал. Вежливость и насмешка остались, но к ним примешался интерес. Марату надо было в КГБ работать. Он расспрашивал меня обо всем. Метко задавая вопросы. Снятся ли сны? Что снится? Как? Часто ли? Что я представляю? О чем думаю? Трогаю ли себя? Как часто? Что больше всего нравится?

К концу допроса я тяжело, сипло дышала, лицо и шея горели, грудь, раздразненную шелком, покалывало, так что хотелось хотя бы дотронуться, чтобы облегчить свое состояние. Хотя бы дотронуться. Я неестественно выпрямилась, выпятив грудь и сжав вместе ноги так сильно, что сводило мышцы. Я была без трусиков, в одной лишь короткой рубашке, щемящая пустота на сей раз стала только сильнее, и давление бедер никак не помогало. Пальцы до боли вцепились в обивку, с силой сжимали дерево, а потом я вообще стала слегка вращать бедрами, изредка клитором задевая край стула.

Повернула голову вправо и заметила свое отражение в зеркале. И не признала саму себя. Томно приоткрытый рот, чувственно прикрытые глаза, лихорадочный румянец…Хотя вроде бы и сидела прямо, уложенные волосы растрепались. Весь мой вид кричал о том, что я хочу секса, жажду его, не в силах терпеть. Я думала, что станет легче, но легче не становилось. В последней попытке принести себе облегчение закинула ногу на ногу, что не укрылось от цепкого мужского взгляда.

— Ты закончил? - выдохнула я не своим голосом. - Или еще не все?

Марат расслабленно откинулся на спинку кресла и сложил пальцы в замок, по-прежнему невозмутимо оглядывая меня. Это было позором. Я еле сижу, мне трудно почти до боли. Я не могу успокоиться, и все, что мне нужно - получить освобождение. “Кончить”. Я была уверена, что Марат может мне помочь. Ксюша всегда была с ним удовлетворена. Кончала. Мне нужно тоже самое.

Вместо этого Марат…Он не выглядит заинтересованным, не выглядит возбужденным. Спокоен. Как ледяной.

— Я узнал все, что хотел, - заверил мужчина. - Но я…не заинтересован.

У меня отвисла челюсть.

— Что?!

— Не заинтересован, - терпеливо повторил Марат.

— Ты меня мучил целый час, чтобы сказать, что…не заинтересован? Да ты ублюдок, Залмаев.

Я дрожала.

— Вообще, в обычной ситуации я бы ударил тебя по губам за грязный язык. Но сейчас я понимаю, что ты, - он издевательски приподнял уголок рта, - взволнована. Поэтому предлагаю тебе сходить и принять холодный душ.

Меня внезапно осенило. Я медленно поднялась, сделала несколько аккуратных, осторожных шагов, из-за чего пульсация между ног стала отчетливее, и подошла впритык к креслу, в котором так по-барски развалился чечен.

— Ты не понял. Вернее, не до конца понял. Я не позволю тебе отказаться. Скажи, мой хороший, - издевательски-ласково промурлыкала я, - ты хорошо вчера отдохнул? Как звали ту миловидную блондиночку, с которой ты “работал”? Мне кажется, твоя обожаемая принцесска очень расстроится, узнав, чем ты занимаешься в ее отсутствие.

Он недоверчиво, ошарашенно моргнул, поглядел на меня долгим неопределенным взглядом и рассмеялся прямо в лицо.

— Вперед. Телефон принести? Звони давай, чего встала? Шантажировать она меня собралась, ну надо же! - он все также давился недоверчивым смехом. - Что ты ей скажешь? Да даже если и скажешь…Ксюша тебе не поверит.

— Не поверит. Но усомнится в непогрешимом святом Марате. Принцев не обвиняют в бл*дстве. А ей нужен именно принц.

— Звони, - Марат быстро встал, заставив меня отшатнуться, принес телефон и всунул мне в руку трубку. Потом снова сел в кресло и принялся наблюдать. - Чего встала?

Он меня унизил. Оскорбил. Будь я милой девушкой, умерла бы от стыда на месте. Я не была милой. Я не хотела умирать. Я хотела разбить его лицо, до крови. Чтобы, наконец, стереть наглую, похабную усмешку. Я отошла на пару шагов, прямо до стены, прислонилась к ней спиной и по памяти набрала знакомый номер. Кнопки мерно трещали в тишине.

— Ты знаешь, Марат, у тебя удивительно чувственный друг, - мужчина непонимающе нахмурился. Но подобрался. Наконец-то. Он не понимал, что я имею в виду, но упоминание другого мужчины, тем более, в такой ситуации, ничем хорошим просто не могло обернуться. - Трофим. Он столько мне рассказал и показал, - чувственно прикрыла глаза, вспоминая рокочущий голос Марата, расспрашивающий меня о моих желаниях. - Я уверена, что он знает, о чем говорит. И в отличие от тебя, Леша заинтересован. Я точно знаю, - и уже совсем другим, более приветливым голосом, я звонко воскликнула: - Добрый вечер, Леша. Ты доехал?

Чечен вихрем подлетел ко мне, выбил трубку из рук, ногой отшвырнув ее в другую комнату через открытую дверь, и сжал меня за плечи, поднимая в воздух.

— Этого ты хотела? - не осталось никакого равнодушия. Зато появилась ярость. Марат кинул меня поперек кровати, обездвижил мои ноги и развязал слабый пояс халатика. - Этого добивалась?

Нет. Совсем не этого. Но я почти не боялась.

— Ну что ж, ты получишь то, за чем пришла.

В несколько движений мужчина стянул с меня халат, вытащил из-за пояса джинсов полы рубашки, вжикнул молнией, расстегнув штаны. Я сглотнула, наблюдая за тем, как Марат высвобождает свою плоть, большую, с гладкой головкой. Он был возбужден. Твердый, даже на вид.

Я боялась проникать в себя пальцами. Одним - ладно, но не двумя. Здесь же…

Хотелось отползти, и я пошевелила бедрами в тщетной попытке отстраниться, но мужчина пресек все поползновения.

— Ты сама пришла. Теперь не жалуйся.

Он облизнул собственные пальцы и погладил меня между ног. Не ласка. Всего лишь подготовка. После прошелся по всей длине своего члена, широко раздвинул мне ноги и прижался к промежности. Я затаила дыхание.

Это не было изнасилованием. Марат не причинил мне боли. Он медленно вошел в меня, растягивая мышцы влагалища - осторожно, аккуратно. Вышел и снова вошел, преодолев преграду. И…все. Малейший отголосок боли, пару движений, и чечен отстранился. Он не кончил, он был по-прежнему сильно возбужден. Но он застегнул свои джинсы, поморщившись, когда молния коснулась члена, сдернул меня с постели и вытолкнул в зал.

— Теперь успокоилась? - грубый голос звенел от ярости, и ответь я хоть что-то, эта ярость вылилась бы на меня. - Надеюсь, что да. А теперь живо спать.

Он толкнул меня к дивану, а сам скрылся в ванной, громко хлопнув дверью.

***

Меня жестоко…обманули. Я почти физически ощущала липкий, материальный обман, который мне подарили. Я видела перед собой золотую гору, черт, я почти ее чувствовала, а вместо горы передо мной оказалась кучка медных монет. И ради этого двухминутного автоматического равнодушного…действа я целый час унижалась, выворачивая саму себя наизнанку?! Я рассказала Марату почти обо всех своих желаниях и фантазиях, а он все это время играл со мной. Сидел в кресле, снисходительно меня слушал, наверняка внутренне потешаясь над моей реакцией, и почти открыто смеялся. Надо мной.

Ублюдок. Когда он ушел в ванную, я действительно легла спать. Сказывалась бессонная ночь. Но через несколько часов пробудилась - злая, рассерженная, возмущенная. Между ног слегка жгло, покалывало, но, по крайней мере, нет боли. Небольшой дискомфорт. А игру Марата я переживу, чай, не маленькая.

В четыре утра стало бесполезно притворяться. Я не могу и не хочу спать. Рывком села на диване, поправила взъерошенные волосы, кое-как их пригладив, взглядом поискала свой халат.

Нашла. Валялся рядом с дверью в комнату чечена. Оделась и прошла на кухню. Возможно, кофе меня успокоит и приведет эмоции в подобие порядка.

По сути, если так говорить, Марат обидел меня не только тем, что так обошелся с моим желанием. Я думала, что стала красивой, эффектной, желанной. Настоящей девушкой. Мне не могли сказать нет. Разве могут красавице, еле прикрытой прозрачными тряпками, сказать нет? Или заявить, что в ее предложении не заинтересованы? Если бы Ксюша к кому-то подошла и сделала подобное предложение - гипотетически - ей бы не отказали. Это почитали бы за великую честь. Как же!

А меня просто…дефлорировали. На автомате. Я снова начала закипать, сильно сжала ни в чем неповинную кружку и мысленно в который раз прокляла злобного чечена.

— Почему ты не спишь? - раздался позади меня грубый голос.

— Не хочу.

— Иди спать. Четыре утра.

— Ты можешь оставить меня в покое? Что там надо? Поблагодарить тебя? - не выдержала. Повернулась к нему лицом и издевательски поклонилась. - Спасибо большое и простите за неудобство. Такое больше не повторится! Все? Теперь я могу допить кофе?

Марат выглядел помятым, так что я засомневалась, а сам-то он вообще спал? На лице остался отпечаток подушки, черные волосы взъерошены, майки, в которой он обычно спал, нет вообще. Только низко сидящие свободные спортивные штаны, подчеркивающие рельефные мускулы пресса. И ни капли…хотя бы неудобства.

— Перестань, Саш, - он досадливо поморщился.

А я окончательно взвилась. Отшвырнула кружку в раковину, так что остатки кофе темными каплями расплескались по белому кафелю, разъяренно выдохнула и…наотмашь ударила Марата по щеке, так что его голова с размаху дернулась в сторону.

— Перестань?! О, я перестану! Я так перестану, тебе мало не покажется! Ты совсем больной? Я не понимаю! Ты…Ты что вообще себе позволяешь?! Я вещь?! Мразь! И не затыкай меня, - истерично помотала головой, закрыв глаза, чтобы не видеть очередных возражений. - Какая же ты сволочь! Я к тебе пришла. Я ведь ничего плохого не хотела. Я попросила тебя о помощи и что в итоге? А ничего! Меня тупо поимели. Нет. Вру. Даже не поимели толком!

— Ты себя со стороны слышишь?! - рявкнул Марат, и стекла серванта звонко задрожали. - Придурочная! О чем ты говоришь вообще?

— О том! Ты не смог меня даже нормально трахнуть, придурок! Или что, мы только за деньги стараемся, да? - халат на груди давно разошелся, приоткрыв и напряженные соски, и стройные бедра. Но я этого не чувствовала. Я кипела от ярости, а кулаки чесались. Так же, как несколько часов назад мое тело вибрировало от желания, теперь оно дрожало от злости. - Для своей принцессы - дааа. Хоть всю ночь. Прости, Марат. Не знала, что у тебя такие высокие расценки. Знала бы - в жизни не подошла.

— Ну что за сучка, - выдохнул парень.

Я только собиралась попятиться, как он уже налетел на меня, с размаху прижав к разделочному столу, так что столешница больно впивалась в копчик. Марат был в ярости и…он был возбужден. В свободных штанах хорошо проглядывалась длинная эрекция, а через секунду он уже прижимался ею к моему влагалищу.

Я снова ударила его в грудь, но обе моих руки перехватили и подняли над головой, обездвижив меня и плотно прижав к себе. Мы соприкоснулись, твердыми сосками я заскользила по его массивной груди, покрытой темными волосками. И со свистом втянула воздух, пытаясь отстраниться и лишь увеличивая трение.

— Теперь все так, как ты хотела? - глухо прошептал Марат в сантиметре от моих губ, а я лишь тяжело дышала, прислушиваясь к собственному телу. - Так?

Он жадно и собственнически набросился на мой рот, сразу глубоко проникая теплым языком, и я застонала от ощущения мягкой ласки. Меня никогда не целовали, и это было…очень…очень хорошо. Горячо. Свободной рукой парень обхватил меня за подбородок, запрещая отвечать. Он только давал, а я должна была принимать. И черти, мне это безумно нравилось.

Я громко застонала, заводясь от собственного голоса, наполненного желанием, и Марат согласно зарокотал в ответ. Он ни на мгновение не оторвался от меня, целовал, кусал, всасывал мой язык в свой рот с таким напором и желанием, что я терялась. Я не могла достойно отвечать, слишком сильны новые ощущения, накрывшие меня с головой. Высвободила одну руку из его хватки и обхватила Марата за затылок, зарываясь пальцами в волосы и притягивая мужчину еще ближе. Настолько, что полулежала на столе.

Марат на секунду оторвался от меня, его губы - красные, влажные, - блестели в темноте, побуждая облизнуть их и поцеловать.

— В комнату, - сам себе приказал он и подхватил меня на руки.

Мы почти добежали до его спальни, по пути врезавшись в дверной косяк. Плевать. Я вообще не почувствовала боли. Так много ощущений…Чересчур. У меня хорошо работало воображение, но и такого я не представляла. Что можно так…себя ощущать.

Мужчина положил меня на кровать, отбросив совершенно ненужную шелковую тряпку в сторону, и устроился между моих широко разведенных ног.

— Столько удивления в этих глазках, - гортанно хохотнул Марат, скользя кончиками пальцев по точеным лодыжкам, и мои бедра начали мелко подрагивать. - Действительно удивлена? И этому удивлена?

Он с силой прижал руку к моей влажной плоти, большим пальцем надавив на клитор, и я охнула от острого удовольствия, огнем распространившегося по телу. Волнообразно задвигала бедрами, подаваясь ему навстречу, чувствуя, как длинные пальцы гладят меня, дразнят меня, делая это лучше, чем я сама. Не в силах сдержаться, я снова громко вибрирующе застонала, упираясь затылком в подушку, но не отвела глаз. Удивлена - еще слабо сказано.

— Он рассказывал тебе об этом? - искушающе прошептал он, и проникнул в меня без труда одним пальцем, начиная уверенно и быстро двигаться. Я лишь беззвучно приоткрывала рот, не в состоянии отвечать. Говорить. Но ответ и не требовался. - Говорил, что ты будешь чувствовать, когда я буду тебя трахать? По-настоящему? Это еще ерунда. Но вот когда я начну делать так, - он с силой вогнал уже два пальца, и я почти приподнялась на кровати, лихорадочно хватаясь за простыни и одеяло, - ты забудешь обо всем, что он говорил.

— Марат… - пересохшими губами прошептала я и схватила его за запястье, чтобы удержаться. - Это…это…Ох, только не прекращай…Не смей сейчас играть…

— Не собирался, - выдавил он и грубо всосал твердую вершинку в рот, лаская ее языком. - Мы только начинаем.

Он переместился к другой груди, по-прежнему не прекращая играть моей плотью. Он растягивал меня изнутри, двигался уверенно и глубоко, и когда вытащил пальцы, они блестели от обилия влаги. Незаметно Марат стянул штаны, под которыми не оказалось нижнего белья, и уперся горячим членом в мое бедро. Я протянула руку вниз и накрыла бархатистую головку. Она увлажнилась, а Марат толкнулся мне в руку. Волшебно.

— Я…хватит…Прошу тебя…

Он достал из тумбочки презерватив, порвал зубами упаковку и ловко его надел.

Я наконец-то могла его трогать, и это опьяняло лучше любого знания. Я пользовалась выпавшей возможностью, проводя ладонями по груди, соскам, ребрам и еще ниже, пальцами обводя рельефные мышцы. И уже не могла неподвижно лежать, подавалась Марату навстречу, двигала бедрами, насаживаясь на его колено. Наслаждение маячило совсем близко, сковав напряжением и удовольствием все тело, и мне не хватало совсем немного, и это немного я сама старалась получить, потому что Марат отвратительно медлил, растягивая процесс. Специально.

Его ладони со шлепком легли на мои бедра, приподняли их, раскрыв для него, и Марат без промедления глубоко вонзился в меня, отчего я дернулась и ногтями вцепилась в смуглые плечи. Застонала ему в изгиб шеи и забормотала что-то непонятное, но мужчина как-то понял и успокаивающе зашептал всякие глупости, слившиеся для меня в непонятные фразы.

Мы оба все покрылись потом, волосы тоже стали влажными, и пряди прилипли к щекам. А я стонала, все громче и громче, по мере того, как Марат глубже проникал в меня. Мы без остановки целовались, я первая начала, целуя так, как он сам это делал чуть раньше. Я крепко держалась за мужчину, не в силах справиться со сметающим разум ураганом.

— Марат…я…это очень…Черт!

Капли пота стекали по его лицу, падая мне на шею. Но он нашел в себе силы пробормотать:

— Все хорошо. Так и надо. Вот так, Саш, не бойся…Вот.

Я громко закричала и забилась под ним, не в силах остановиться. Двигалась под ним, подавалась навстречу, стараясь полностью забрать то, что он мне дал. И когда уже он, с рыком выдохнув мне в шею, кончил, я шире раздвинула колени, принимая все до конца и не в состоянии выбраться из чувственного тумана.

Я уснула почти сразу, по-прежнему ощущая его член в себе. Но сил и желания бодрствовать не осталось. А утром мы продолжим.

Глава 22.

Я ни секунды не пожалела о том, что вышло так, как вышло. Марат тоже. К тому же я сильно постаралась, чтобы у него не мелькнуло даже и тени подобной мысли.

Это было…восхитительно. Другого слова я и не смогла подобрать. Секс стал одним из лучших даров, которые я получила от этого мира, потому что на улице вряд ли я смогла бы когда-нибудь такое ощутить на себе. Оказывается, до этого момента я понятия не имела, что такое секс. И я не собиралась отказываться от этого подарка.

В глубине души, признаться, меня пугала реакция собственного тела. Самую малость, правда, но все же. В постели я не могла себя контролировать, мной руководила лишь жажда, нужда. Мозг полностью отключался, и я была готова умолять Марата не останавливаться, что, скорее всего, и делала. Я не привыкла себя не контролировать, тем более, настолько. Но и с этим пришлось смириться, особенно когда я поняла, что Марат тоже теряет голову. Если вдвоем, то…не страшно.

Я оказалась жадной до удовольствий. Именно такой, какой хотел видеть меня он. Даже в этом я была его отражением, копией. Он брал, что хотел, как хотел, а я наслаждалась каждой секундой. Всегда. Я и так никогда не была обременена моралью, стеснительностью, так что их не могло возникнуть и в постели. У меня не было понятия “нельзя”, “стесняюсь”, “страшно”. Он вырастил меня гедонисткой и эгоисткой, и на интимную сторону жизни это тоже распространялось. На нее особенно.

У нас странно развивались отношения. В каких еще парах девушка приходит к мужчине с прямой просьбой ее научить всему? А я так и говорила, в лицо, не таясь и не скрываясь за нагромождением слов. Я пришла к Марату с определенной целью, зная, что под его руководством обязательно ее достигну. Так и вышло.

Мое утро после первого раза наступило поздно вечером. Сказались две бессонные выматывающие ночи, поэтому спала я как убитая. И каково же было мое удивление, когда я, с трудом найдя брошенный в дальний угол несчастных халат, вышла в ванную, и в прихожей нос к носу столкнулась с Трофимом. Не знаю, кто выглядел более удивленным - он или я, но у обоих вытянулось лицо и приоткрылся рот. Марат на меня оглянулся, нахмурился, сводя темные брови на переносице, и заслонил от Лешкиного взгляда.

— Ты чего пришла? - кисло поинтересовался Марат, обхватывая меня за плечи.

— Вообще-то я в ванную.

— Вот и иди в ванную, - он осторожно втолкнул меня в помещение, все так же заслоняя собой Трофима, и с силой хлопнул дверью. - И в следующий раз будь любезна одеваться.

Я только фыркнула на закрытую дверь, щеколду задвинула и включила воду. Подумаешь. Лично я не предполагала, что дома у нас кто-то может быть, поэтому и не видела смысла особо изгаляться. Вышла я через сорок минут, Лешки уже не было, и я, затянув поясок потуже, пришла к Марату, курившему на кухне.

— Чье это в зале? - спросила я, вспоминая две большие картонные коробки, перегородившие проход.

— Леха привез. Он переезжает.

— Да ну? А в коробках что?

Марат рассеяно стряхнул пепел.

— Хлам всякий, который ему жалко выкидывать.

— Надеюсь, он их заберет.

— Надейся, - усмехнулся мужчина. - Я тоже надеюсь.

Я быстро перекусила, соорудив пару бутербродов, и мысленно напомнила себе, что не мешало бы посмотреть, что в коробках за хлам. Но позже. Сейчас меня больше интересовал стоявший напротив Марат, скрестивший ноги в лодыжках и пристально меня рассматривающий. Я откинулась спиной на стену и одарила его таким же изучающим взглядом. А ведь посмотреть было на что.

Раньше я воспринимала его тело как оружие. Он был сильным мужчиной, действительно сильным. Достаточно высоким и слишком мощным. Никаких узких бедер, ничего такого. Он был крупным, массивным и внушительным. Везде. Только раньше я смотрела на его тело как на показатель его физического превосходства надо мной, теперь - я разглядывала его как женщина, вспоминая, как Марат двигался надо мной, во мне, как я цеплялась за его плечи, царапая спину и предплечья. И вспоминая об этом, представляя себе картины прошлой ночи, я вздрогнула и выпрямилась, заерзав на стуле.

— Думаешь обо мне? - самодовольно улыбнулся Марат, от которого не укрылась моя реакция.

— Не только думаю. Мне понравилось.

— Я знаю.

Знает он…Встала из-за стола, отодвинула в сторону тарелку. Я хотела еще и не собиралась себе ни в чем отказывать. Вплотную приблизилась к Марату, положила ладонь на рельефный живот, почувствовав жар голого тела, и погладила выступающие мышцы. Чуть толкнула его, заставив упереться спиной в стену, и восхищенно заскользила уже двумя руками по великолепному - я даже не сомневалась - торсу, лаская руки, скульптурно вылепленную грудь, живот и шею. Марат мне не мешал. Мне нравилось его трогать, отчего зародилась пульсация внизу живота. Я лишь крепче сжала ноги.

— Тебе ведь тоже понравилось, - произнесла вслух, вскинув голову, чтобы увидеть реакцию мужчины. - Не меньше чем мне. А я хочу еще.

Не отрывая от его лица взгляда, коснулась губами выступающего кадыка, лизнула его кончиком языка и спустилась поцелуями вниз. Когда почувствовала его реакцию, не удержалась - выгнулась, прижимаясь к внушительной эрекции, проглядывающейся даже через плотную ткань джинсов. Почему-то мне казалось, что вчерашняя ночь, когда я удовлетворила и свои желания, и свое любопытство, приглушит мою потребность. Так мне казалось ровно до этого момента. Я хотела Марата еще больше, уже зная, каково мне с ним будет.

— Правда? - равнодушно спросил Марат, но его руки скользнули под халатик и властно легли на мои ягодицы, а кончиками пальцев он скользнул по расщелине попки, заставив меня задрожать. - Хорошая моя, ты снова пытаешься меня заставить что-то сделать?

— Смотри на вещи проще. Я пытаюсь тебя соблазнить. И у меня, похоже, получается.

— Ты так уверена?

Пришлось привстать на носочки, чтобы дотянуться до четко очерченных мягких губ. Мне понравилось его целовать. И я хотела еще. Я обхватила его лицо ладонями, притянула его голову к себе и осторожно, очень нежно попробовала его губы на вкус. Сейчас некуда было спешить, незачем, и я не спешила.

Мы снова закончили все в спальне и опять не спали до утра. Комната, казалось, пропиталась ароматами секса, желанием, нашими стонами, и воздух, наполненный тяжелыми запахами, оседал на нашей покрытой испариной коже, заставляя начинать все сначала. Снова и снова.

Он был жестким: иногда равнодушным, иногда взрывным. Но в обоих случаях у меня кружилась голова.

— Скажи, ты действительно думала, что я ничего не вижу? - тяжело двигаясь позади меня, прохрипел Марат. Сильно сжал мою талию, скользнул руками вверх, обхватил мои руки и заставил вцепиться ладонями в спинку кровати. Я прогнулась под тяжестью его тела, с силой подаваясь назад, и томно застонала. - Что ты как кошка своей задницей перед всеми крутишь?

— Я…не…перед всеми… - выдохнула между ударами его тела и в конце предложения громко крикнула, когда мужчина достал прямо до матки. Мне надавили на затылок, заставив опустить голову, и я зубами прикусила подушку.

Он злился за то, что я прошу его научить меня. А однажды, в самом начале наших…скажем так, отношений, после невинного вопроса о том, со всеми ли мужчинами секс так хорош, я не вставала с постели больше половины суток. Марат разозлился, и если говорить честно, затрахал меня до такого состояния, что я не могла даже пошевелить ногами. И его злило, что от этого я получаю не меньшее удовольствие, чем он сам. Он планировал наказание, но оно неожиданно пришлось мне по душе, так что Марату, если он уж так хотел сделать мне больно, легче было меня прибить, а в его планы это не входило.

Я не любила боль, справедливо ее опасалась и старалась избегать. Да и не в ней дело. Если бы другой мужик попробовал бы в такой же манере со мной обращаться, я бы его голыми руками придушила или отметелила бы. Без разницы. Но это был Марат, и, наверное, вначале я подсознательно реагировала на запах, текстуру кожи, сухость прикосновений, и не могла вести себя по-другому. Даже в этом он меня переделал, создав такой, какой ему хотелось. Обижена ли я? Ни в коем случае. Потому что уже второй такой Марат никогда не сделает и не найдет.

Мне влетело за татуировку, которую мужчина обнаружил на второй вечер. Он ругал меня так, что дрожали полки в ванной, а вместе с ними и все банные принадлежности.

— Это, твою мать, что такое? - окончательно содрав с меня лифчик, Марат, жестко впиваясь пальцами в бледную кожу плеч, развернул меня спиной к зеркалу и с яростью уставился на пробегающий по позвонкам рисунок. - Откуда?!

Я через плечо на себя поглядела и попыталась вывернуться из сильной хватки.

— А что такого? Это татуировка.

— Когда?!..

— Когда в клуб ходила, - недовольно отозвалась я. Вспоминать о том вечере не хотелось. - Что не так-то?

— Что не так?! Ты девушка, в конце концов! На это, - он больно ткнул пальцем между лопаток, - смотреть противно.

— Да неужели? Значит, та облезлая прошмандовка в татуировках, с которой ты пьяный вдрабадан явился домой, это хорошо? А на меня смотреть противно? Убери руки, - я бесполезно затрепыхалась в его руках, пытаясь вырваться, но не преуспела. - Она, значит, хороша для тебя, а на меня противно смотреть? Иди ты знаешь куда, Залмаев! И убери, наконец, руки! Мне больно.

Когда он меня отпустил, на бледной коже остались красные следы его пальцев. Плевать.

Лешка, забежавший на пятнадцать минут к нам, не мог не прокомментировать:

— Голубки поругались? - съехидничал мужчина.

— Не сошлись во взглядах, - мрачно процедил чечен, не глядя в мою сторону.

Трофим недоверчиво поднял брови.

— Правда? И на что эти взгляды были?

— На живопись, - рявкнула я и вышла из зала, громко хлопнув дверью.

Марат выглядел почти…пристыженным и смущенным. Той же ночью, гладя все мое тело, он языком пробежался по контуру рисунка, лаская татуировку губами и прикусывая кожу шеи зубами, отчего меня пробирала неистовая дрожь, заставляя поджимать пальчики на ногах. Этот вопрос мы утрясли.

Мы не вспоминали о его свадьбе и не потому, что не хотели…Нас это не волновало. Совершенно. Ну, будет и будет. Марат для себя давно все решил, мне же фиолетово. Если я приду и скажу ему, что чего-то хочу, он мне это даст. Неважно что - деньги, секс или что-то еще. Он никогда мне не откажет - мы оба это понимали.

Мужчина меня ни от кого не прятал. Мы так же гуляли, бродили по городу, и ничего в наших отношениях не поменялось. Кроме прикосновений, которые стали более чувственными, интимными и двусмысленными. Особенно Марат не таился перед Трофимом, заставляя меня украдкой посмеиваться.

Я полностью проникла в его настоящую жизнь. Я познакомилась с его друзьями и знакомыми. Лешку я уже знала, настал черед Коли Плетнева.

Это был невысокий худощавый юноша, примерно одного возраста с чеченом и Трофимом. Симпатичный, милый, что-то в его улыбке было такое надрывно-трогательное, почти детское. Он производил впечатление бесконечно доброго человека, смотрящего на мир широко раскрытыми глазами. Признаться, когда я его впервые увидела, то испытала острый укол разочарования. Ну что это? Еще одна Ксюша, только в штанах? Даже погрустнела слегка.

Но Марат просто не мог дружить с бесполезным и глупым человеком. Пользоваться? Да. Дружить? Да ни за что. Коля, по прозвищу Дирижер, был мастерским манипулятором и организатором. Когда я узнала, что этот хилый паренек, приехавший несколько лет назад из Липецка, крышевал Черкизовский рынок…Это стало для меня откровением и заставило взглянуть на парня с уважением. Ну что сказать…Марат никогда не ошибается.

— Почему дирижер? - не могла не спросить я.

Марат притянул меня к себе за талию и повел к машине.

— В детстве в музыкальную школу ходил.

— И все? - недоверчиво покосилась на мужчину. Он лишь загадочно улыбнулся и опустил руку мне на попку.

Обиженно поджав губы, я сбросила наглую конечность и пошла вперед, первой залезая в салон. Ну и ладно.

Иногда мы ездили на новую квартиру Марата, в которой бодрым темпом продвигался ремонт. Мужчина сам предпочитал следить за ходом работы, чтобы не допустить промашек. Все должно быть в лучшем виде. Идеально. Сказочный дом для сказочной принцессы. О чем еще можно говорить?

Сама я не горела желанием часто туда ездить. Что интересного можно увидеть среди побелки и ненаклееных обоев? Но за неделю до приезда Ксюши все-таки решила поехать с Маратом и посмотреть на дом. К тому же рабочие закончили с ремонтом, и мне оставалось лишь оценить готовый вариант, а не бегать среди строительного мусора.

После косметического наведения красоты, квартира, и без того немаленькая, стала казаться еще больше. Огромная просторная гостиная выполнена в светлых тонах, из двух огромных окон-витражей льется поток света. Белизна дома била мне по глазам после уютного полумрака моей квартиры. И я чувствовала себя как в музее. В красивом музее. Подумаешь. У меня будет еще лучше.

— И где же ложе принцессы? - я завертела головой, разглядывая красивые картины, развешанные по стенам. - Направо или налево идти?

— Налево.

— Если не приду через пять минут, считай, что я потерялась.

Мужчина покачал головой и тихо засмеялся.

— Хорошо. Иди.

Я знала, что дизайном дома занималась Оксана, и Марат никак не прикладывал к этому руку. Ну что сказать…спальня была совсем другой. Тоже светлой, но другой. Более чувственной, романтичной и эротичной, хотя на первый взгляд все очень прилично. Ну, у Ксюши всегда был хороший вкус. Я мельком окинула взглядом огромную кровать с резными столбиками и направилась к белой двери, ведущей, скорее всего, в ванную. Так и оказалось. Но…

Марат был у меня за спиной. Он горячо дышал мне в шею, заставляя закипать кровь и учащаться сердцебиение. Мы оба думали одинаково, и, разглядывая хромированную огромную душевую кабину с невероятным количеством приспособлений и деталей, я лишь сильнее в этом убеждалась. Между нами натянулись упругие, готовые взорваться от малейшего резкого движения нити, и я могла поклясться чем угодно, что Марат сейчас, в этот самый момент, представляет именно то, что волнует меня. Я тяжело громко задышала, пытаясь справиться с неожиданно-острым желанием, оглянулась на мужчину, встретилась с ним взглядом, и мы, не сговариваясь, начали быстрыми и уверенными движениями стаскивать с себя одежду.

— Что хочешь делай, - задыхаясь, прислонилась к прохладной стене душевой кабины, и погладила пытавшегося отдышаться Марата по голове, - но чтобы дома у меня была такая же штука.

— Понравилась? - его теплое дыхание ласкало чувствительный изгиб между шеей и плечом.

— Угу.

— Сделаю.

Через несколько дней должна была вернуться Ксюша, но я не испытывала ничего по этому поводу. Возможно, лишь малую толику досады из-за того, что Оксана приезжает так быстро. Она начала чаще звонить, уточнять какие-то детали, суетиться и колготиться. Она очень соскучилась, о чем не уставала напоминать и мне, и Марату каждый день по несколько раз. В этот вечер Ксюша снова позвонила. Марат сразу трубку взял, удобно устроился на собранном диване, на котором теперь я не спала, и терпеливо кивал на все ее рассказы. Даже его голос поменялся - стал успокаивающим, слегка мурлыкающим. Подвид гипнотизер домашний. Тоже мне.

— Да, Ксюш, ремонт доделали. Да, все отлично. Угу, - он несколько мгновений внимательно слушай бойкое стрекотание будущей жены. Я сидела на полу, поджав под себя ноги, и перебирала коробки Трофима, в которых оказались детские альбомы, фотографии, видеокассеты, золотая медаль, и маленький кубок. Потом мне надоело, я отодвинула вещи в сторону, подперла рукой подбородок и пристально уставилась на Марата, с улыбкой кивавшего на слова Оксаны.

А потом меня как черт дернул. Я плавно поднялась на ноги, отшвырнула тапочки в сторону, изящным движением тряхнула головой, рассыпая темные пряди по плечам, и одним движением стащила с себя платье, сбросив его себе под ноги. Марат на секунду прервался, темно-серые глаза удивленно расширились и тут же угрожающе сузились, как бы предупреждая меня не делать глупостей. Я лишь задорно, томно улыбнулась и стянула трусики, полетевшие вслед за платьем.

— И что, он действительно так хорош, как говорят? - спокойным голосом спросил он что-то у своей невесты. Но лицо потемнело, черты его заострились, а взглядом мужчина приказывал мне не приближаться.

В несколько шагов я достигла Марата и опустилась перед ним на колени, устраиваясь между раздвинутыми ногами. Мужчина выпрямился и угрожающе обхватил меня за шею, мешая наклониться.

Мы не могли говорить, не могли произнести ни слова, но это и не требовалось. Желваки на его лице ходили ходуном, ноздри хищно раздувались, а сильная хватка на горле только усиливалась, заставляя меня смотреть только ему в глаза. Что не мешало моим проворным ручкам пробежаться по крепким икрам, бедрам и схватиться за натянувшуюся молнию. Я с вызовом подняла брови, медленно опуская собачку вниз. Пальцы сжались еще сильнее, вынуждая запрокинуть голову. Но я не отступила.

Наконец, с застежкой было покончено, и я медленно стянула вниз боксеры, высвобождая на волю твердый и горячий член, сразу толкнувшийся мне в руку. Вопросительно посмотрела на черную трубку и осторожно отвела его запястье от моей шеи. Марат подчинился, как-то хмыкнул иронично и откинулся на спинку дивана, приняв вызов.

— Нет, Ксюш, серьезно, понятия не имею, - отвечал он девушке. - Но я спрошу, если нужно.

Я лихорадочно облизнула губы, устроилась поудобнее и наклонилась вперед, аккуратно скользнув языком по гладкой головке. Его ствол пульсировал в моей руке, отдаваясь такой же пульсацией между ног. От предвкушения я чувственно прикрыла глаза и облизнулась.

— Светлана Сергеевна звонила буквально пару дней назад…

Сердце учащенно забилось, когда я начала мягко и неуверенно обхватывать его губами и порхать язычком по всей длине. Как будто издалека послышался треск телефонной трубки, которую Марат излишне сильно сжал в своей руке. Отлично. Я продолжала и продолжала, с каждой секундой мои движения становились более уверенными, и очень скоро мужчина сгреб в охапку мои волосы, чтобы наблюдать…за моими движениями. Это завело еще сильнее.

— Что? Правда? Я надеюсь, ты не растерялась? - по смуглому лицу стекали капли пота, а на висках проступили вены.

Хватит. В последний раз скользнув язычком по горячей длине, я отстранилась и успокаивающе погладила Марата по каменно-твердым бедрам, раздвигая их чуть шире. И просто оседлала его, вобрав его почти до основания. Мои бедра были покрыты влагой, и трение было настолько восхитительным, что я еле сдержалась, чтобы громко не застонать. Марат прижал палец к губам, и я, закрыв глаза, закивала.

— Во сколько ты прилетаешь? Да, записал, - он поддержал меня за талию, заставив изогнуться и прижаться к его груди тугими, болевшими от желания сосками. Я отчаянно выдохнула и почувствовала, как горячая ладонь накрыла мой рот. - Я запомнил, угу.

Первое мое движения, и мы оба беззвучно застонали. Я оттолкнула в сторону мешавшую руку, с зажатым в ней телефоном, поставила локти Марату на плечи и начала медленно раскачиваться. Неосознанно укусила его за ладонь, и мужчина откинул голову, упершись затылком в стену. Ему приходилось стискивать зубы и напрягаться так, что его тело напоминало гранит, камень. Он словно весь дрожал от сдерживаемых эмоций. Этого я и добивалась.

— Хорошо, Ксюш, - в голосе скользнула нотка нетерпения и злости. Не в мой адрес. - Да. Я тебя тоже. Угу. Обязательно передам. До встречи.

И он просто отшвырнул телефон не глядя, двумя руками обхватил меня за бедра, с неимоверной силой насаживая на себя. От так долго и тщательно контролируемых эмоций, шквалом рухнувших на меня, я громко закричала, укусив Марат за плечо, а он гортанно застонал мне в волосы.

— Идиотка, - поршнем двигаясь во мне, проскрежетал мужчина.

— Оттолкни, - волнообразно задвигав бедрами, парировала я со стоном.

Он толкался в меня так мощно и яростно, что я почти отрывалась от дивана, а все, что могла - это сцепить руки на его шее. И когда Марат ущипнул твердый от прилившей к нему крови сосок, я неожиданно для нас обоих громко кончила, сжимая мужчину изнутри так сильно, что он, не выдержав, присоединился ко мне, лишь в последнюю минуту успев резко выйти из меня и излиться мне на живот.

— И когда она приезжает? - я все еще содрогалась, не в силах пошевелиться.

Марат судорожно выдохнул и растянулся на диване, бережно уложив меня сверху.

— Через два дня.

— Отлично.

Глава 23.

Оксана.

Тот год оказался одним из самых насыщенных, самых сложных в моей жизни, но тем не менее, одним из самых счастливых. Моя поездка, хоть и носила развлекательный характер, выдалась напряженной и плодотворной. Я, наверное, объездила всю Европу в поисках лучшего повара, лучшего дизайнера и лучшего организатора. Пару раз ко мне приезжала мама и Машка.

Машка, кстати, тоже готовилась к свадьбе, которая должна была состояться после моей. И параллельно, помогая и поддерживая меня, подруга присматривала отдельные варианты для себя, совместив приятное с полезным.

В отличие от Машкиного Никиты, который с облегчением скинул на плечи своей невесты все формальности и обязанности, - подруга даже сама кольца покупала! - Марат мне помогал. На самом деле. И хотя он не мог быть здесь со мной из-за своей работы, которой его загрузили буквально под завязку, любимый каждый день мне звонил, искренне интересовался делами, моим самочувствием и моими желаниями. Однажды я заметила, с какой завистью и озадаченной обидой смотрит на меня Маша, особенно после моих долгих разговоров с Маратом. Мне было неудобно напрямую выяснять с подругой отношения, и я пошла к маме.

— Я не понимаю ее обиды, мам, - убито сгорбилась в мягком кресле и начала ковырять пальцем дорогую обивку. - Она на меня так смотрит…

Мама тяжело вздохнула и покачала головой.

— Вот куда вы, девчонки молодые, спешите? Только за двадцать перевалит, и вы уже быстрее под венец. Вот Света ваша - умненькая девочка. Все правильно: сначала учеба, потом карьера, и только потом семья. А вы с Машкой…

Она с досадой махнула рукой.

— Ну что мы? И причем тут это?

— А притом, Ксюнь. Машка твоя выбрала себе жениха, а теперь локти кусает. Надо отдать должное твоему Марату - он хотя бы о тебе волнуется. Звонит вон, каждый день, интересуется твоими делами. А Никита этот, особенно по сравнению с нашим мальчиком - ни рыба, ни мясо. Мне бы тоже обидно стало.

По крайней мере, чем ближе свадьба, тем толерантнее мои родители относились к Марату. Даже папа перестал бурчать, давно смирившись с нашим решением, а маме мой жених вообще с самого начала понравился.

— Вот видишь. А вы все бурчали на Марата.

— Мы не бурчали, а волновались, - мама разгладила на коленях бежевую юбку и поправила браслет. - Это, дочь моя, вещи разные. А может быть, ты бы нашла себе второго такого Никиту. Что нам прикажешь тогда делать? А?

— Марат не Никита, - я почти оскорбилась.

— Вот поэтому твоя Машка и обижается, - грустно улыбнулась мама, кивая каким-то своим мыслям. - Очень тяжело осознавать, что, мало того, твои мечтания не сбылись, так еще и вокруг тебя все счастливы.

Мне действительно было жаль Машку, но она не хотела ничего менять. Она поставила перед собой цель и к ней шла. И я подругу совсем не понимала. Она же видит, что это совсем не то, о чем она мечтала, так зачем же сознательно коверкать себе жизнь? Но она с упорством танка стремилась к собственной свадьбе, и ее ничего не волновало. Иногда я чисто случайно взглядом выхватывала ее обиженное лицо со скорбно поджатыми губами, опущенные вниз глаза…И мне легче было уйти в другую комнату и поговорить с Маратом там.

Это был единственный неприятный момент в поездке, а в целом все прошло прекрасно. Домой я ехала счастливая, загорелая, полная сил и задора. Оставалось каких-то жалких три недели до моей свадьбы. Хорошо, что организационной стороной вопроса занималась мама. И к моему приезду банкетный зал был готов, приглашения разосланы, меню составлено, а платье почти пошито. А мой любимый и самый лучший жених с нетерпением ожидал меня в аэропорту и, увидев, сразу же поднял на руки и закружил.

— Ай, ай, отпусти, - весело засмеявшись, я заболтала ногами в воздухе и обвила крепкую шею руками. Вдохнула знакомый, привычный запах, по которому так соскучилась, и почувствовала разлившееся внутри тепло. Я дома. - Отпусти, Марат, уронишь!

Все мои возражения прервали долгим уверенным поцелуем. Первый перетекал во второй, а второй - в третий. Толпа людей огибала нас расступающимися волнами, и мне стало так хорошо, так спокойно, что лучше нельзя и представить.

— Я скучал, - пробормотал Марат, поглаживая меня по спине и изредка наклоняясь, чтобы поцеловать в шею. Мы с ним долго не виделись, не касались друг друга, и мне хотелось наконец-то быть с ним рядом, заняться любовью и целовать до потери пульса. - Еще день, и я поехал бы за тобой.

— И искал меня по всей Европе.

— Нашел бы, - с ухмылкой заверил Марат и, перед тем как положить чемоданы в багажник, снова меня поцеловал. - Можешь не сомневаться.

Эти вроде бы ничего не значащие моменты проходят с тобой через годы, остаются, выжигаются в памяти. И чем сильнее ты понимаешь, как тебя жестоко обманывали, тем ярче такие милые и такие противные воспоминания. Он улыбался мне, он целовал меня и обнимал, занимался со мной любовью и вроде как внимательно слушал. И все только для того, чтобы после этого вернуться к ней, улыбаясь уже ей, обнимая ее и рассказывая о своих планах и мыслях. Ей. Не мне.

Я ненавижу свои воспоминания, потому что начинаю чувствовать себя ничтожной и жалкой. Вспоминаешь эти улыбки, поцелуи, и кровь стынет в жилах. Это ведь я. Я самая смешная из них. Жалкая. Никакая. Они оба надо мной смеялись…Почему-то спустя годы я отчетливо помнила, как Сашка обнимала меня, поздравляя с замужеством. Ей приходилось слегка наклоняться, потому что она давно переросла меня. Она искренне улыбалась, переводила взгляд с меня на Марата, и желала нам долгого счастливого брака. Я помнила каждый момент, каждую деталь, и накатывала такая безысходность, что хотелось кричать.

Только вот тогда мне все казалось правильным и вставшим на свои места. Я приехала домой, мне были рады, меня ждали, по мне скучали, и Сашка даже что-то приготовила к моему возвращению. Для девушки, которая ни разу добровольно не становилась к плите, у нее получилось довольно вкусно.

— Надо же мне привыкать к взрослой жизни, - пожала плечами Сашка. - Скоро я буду жить одна, готовить придется самой, так что…

— Я тебе книгу куплю. Кулинарную, - отозвался Марат, придирчиво рассматривающий пирог. Наклонился, чтобы понюхать и настороженно поинтересовался: - Ты там ничего не подложила? Мышьяк, например.

— Больно надо на тебя деньги тратить и мышьяк переводить, - она шутливо высунула язык и откусила немного пирога. - Если бы я хотела от тебя избавиться, нашла бы менее затратные способы.

— Какая честь, - картинно ахнул парень, заставив нас обеих рассмеяться.

— Да хватит вам, - миролюбиво улыбнулась обоим. - Пирог очень вкусный, Саш, ты молодец.

— Я знаю, - кивнула девочка и, чуть прищурившись, оглядела меня с ног до головы. - А ты загорела. И похудела.

— Есть такое дело. В Италии жара - страшная. Притом я же не специально. Я все время где-то бегала, и пока бегала, - окинула взглядом свои загоревшие руки, шею и грудь, - вот так вышло.

— У нас тоже жарко было, - вставила в разговор Сашка, прервав меня на полуслове. - Правда, Марат?

— Угу, - кивнул жених.

Через два дня после моего приезда, мы с Маратом переехали в новую квартиру. Сначала я съездила туда, внимательно все оглядела и удовлетворенно кивнула. Именно так и хотелось. Оставалось лишь уют создать, но это со временем придет, когда мы начнем жить. В тот же вечер Марат перевез туда часть моих вещей.

— Я сразу тебе говорила, что там круто все, - отметила Сашка. Табуретку принесла, залезла на нее и принялась выискивать себе какую-то книгу. - Марат каждый день туда мотался, контролировал.

— Да, я знаю, он мне говорил. Но все равно проверить надо. Саш?..

— Ммм? - отозвалась девушка, не отрывая взгляда от заинтересовавшей ее книги.

— Ты…ты не обиделась?

— На что?

— На то, что мы…уезжаем.

Все-таки, ей нет даже восемнадцати. И я сама привыкла к ее постоянному присутствию в нашей жизни. В конце концов, мы вырастили ее, сделали из нее человека, а теперь…неформально ее бросаем здесь совершенно одну.

Сашка со смешком фыркнула, так и не посмотрев на меня.

— Нет, не обиделась. И даже не собиралась. С чего мне обижаться? Я буду жить здесь одна, самостоятельно. Вы же не выгоните меня на улицу?

— Нет конечно, - ужаснулась подобной мысли. - Что ты говоришь такое?

— Я и говорю, что не выгоните. В конце концов, Ксюш, я уже не маленькая девочка, - она ловко спрыгнула с табуретки, выпрямилась и разгладила задравшуюся майку. - Я все понимаю прекрасно. Вы скоро будете мужем и женой. У вас должна быть своя жизнь, свой дом. Не все же меня рядом держать. Спасибо уже за то, что вообще потратили на меня деньги и время.

Я смутилась и неистово покраснела. Можно было по пальцам пересчитать благодарность Сашки, а уж благодарность мне…Она редко говорила спасибо, иногда лишь кивала, и эти слова…Я ждала их три с лишним года, но, наконец, услышала. Было приятно осознавать, что нелепая затея, казавшаяся вначале невыполнимой, принесла такие плоды.

— А хочешь…хочешь со мной потом поехать на примерку свадебного платья? Ко мне скоро дизайнер приедет. Итальянка. Потрясающая женщина, точно тебе говорю. Хочешь?

Она задумчиво постучала пальчиком по подбородку, думая о чем-то своем, и бесшабашно кивнула.

— А давай!

Светка уехала заграницу. В Париж - делать карьеру. Машка старалась меня избегать, занимаясь собственной свадьбой. И хотя у меня было много подруг и друзей, на заключительном этапе мне помогала именно Саша. Она ездила со мной на примерку, по бутикам, в салон красоты. Помогала со списком гостей, когда не могла моя мама. И даже предложила свою помощь с переездом.

Сашка стала совсем другой, наконец-то женственной и милой, и я не могла за нее не порадоваться.

— Ты знаешь, я могу тебя с кем-нибудь познакомить. Или ты с Лешей на свадьбу идешь?

Сашка перебирала вешалки с одеждой.

— Нет. С Лешкой мы решили просто дружить.

— Вот как?! - удивленно присвистнула. Почему-то мне казалось, что они достаточно гармоничная, милая пара, и жизнерадостный, веселый Алексей растопит невозмутимую и сдержанную натуру девушки. - Я думала, он тебе нравится…

— Нравится. Но не сильно.

— Это что значит?

— Это значит, что кто-то мне нравится сильнее.

— Ты… - я расплылась в довольной улыбке, уже предвкушая, как обрадую Марата такой новостью. И я действительно была уверена, что обрадую. Саша не безответственная, а очень вдумчивая девушка, и скорее всего, человек, которого она выберет - тоже очень хороший. И интересный, раз сумел ее зацепить. - Ты с кем-то встречаешься? Как его зовут? А где вы познакомились?

Она встрепенулась и передернула плечами.

— Да никак его не зовут. Я просто увидела одного молодого человека в университете, и он меня заинтересовал.

— Он с тобой учится?

— Да. На экономе тоже.

Пока меня не было, оказалось, что Саша удачно поступила, ни куда-нибудь, а в тот же университет, где учились и мы. Правда, на платное, но она три года назад и читать не умела. Ей можно было гордиться собой.

— А почему не познакомишься? Я уверена, он очень милый и добрый человек.

Несколько мгновений Саша молчала.

— Я стесняюсь.

Я ободряюще погладила ее по голове. Ее можно было понять. Я вот, например, когда с Маратом познакомилась, тоже стеснялась и робела.

— Ничего, это пройдет. А с кем ты на свадьбу тогда пойдешь?

— Одна.

— Так не годится. Давай я тебя с кем-нибудь познакомлю?

Она взяла три платья, повернулась ко мне спиной и слегка насмешливо ответила:

— Ну попробуй. Можно я это примерю?

— Да-да, иди, - в мыслях я перебирала наших общих знакомых молодых людей, которым могла бы понравиться Александра, и которые, в свою очередь, понравились бы ей.

Вечером, лежа в своей постели, я потянулась к Марату, удостоверилась, что он не спит, и вкратце описала ситуацию. В темноте нельзя было разгадать выражение его лица, но голос у любимого оказался достаточно настороженным.

— А зачем тебе это? Пусть одна идет.

— Ну как же? Марат, мы ее и так одну оставили там…

— Поверь мне, она не расстроилась.

— Все равно, - продолжила упрямо гнуть свою линию. - Она же молодая девушка, ей надо с кем-то общаться. Конечно, она говорила мне, что ей какой-то парень в универе понравился, - Марат заерзал и подтянул к себе одеяло, которое я успела основательно перетянуть на себя. Пришлось делиться. - Но Сашка даже стесняется с ним познакомиться.

— Стесняется?

— Марат, ей надо общаться. Она же как в клетке сидит и кроме нас никого не видит.

— Вот тебе ночью поговорить не о чем, да? - угрюмо спросил парень, снова заерзав. Неожиданно притянул меня к себе, заставил повернуться к нему лицом и поцеловал. - Давай тогда…

— Ну подожди, - я попыталась вывернуться из его рук и увернуться от поцелуев, что оказалось очень сложным. Мне нравилось, как он меня целовал, я хотела продолжить. И Марат это прекрасно понимал. - Подожди. Стой. Давай поговорим.

Он страдальчески застонал, лег на спину и закрыл лицо подушкой.

— Ты не отстанешь, - скорее сказал, чем спросил любимый.

— Не отстану. У нас свадьба через три дня. А мне еще теперь надо успеть Сашку с кем-нибудь приличным познакомить.

Марат долго молчал. Наконец, неохотно выдавил:

— Пусть с Лехой идет. Ему пойти не с кем.

— Я думала… - мои брови удивленно поползли вверх.

— Не с кем. Я точно знаю.

— Но Саша не хочет.

— Хочет. Я поговорю с ней завтра. А теперь прекрати болтать и иди сюда, - и он снова подтянул меня ближе, заставив забыть обо всех. Он всегда добивался того, чего хотел.

Марат действительно поговорил и с ней, и с ним, поэтому в итоге на мою свадьбу они прибыли красивой и гармоничной парой. Хоть Саша и заверяла меня, что они с Лешей просто друзья, взгляды, которые он на нее кидал, были отнюдь не дружескими. Но в тот день это волновало меня в последнюю очередь. Я выходила замуж. За любимого человека. С которым планировала жить долго и счастливо.

Глава 24.

Саша.

Ксюшин приезд на нас никак не отразился. Мы все так же встречались, спали вместе, разговаривали, только теперь я ночевала одна. Зато в постели Марата, а не на диване в зале. Законно.

Рано утром он приезжал ко мне, а потом ехал на работу. Или в обед яростным вихрем залетал в дом, начиная трахать меня там же, где находил.

Я же искренне наслаждалась той свободой, которую имела. Я поступила в универ, причем, не сделав для этого ничего. Марат сам договорился и, грубо говоря, просто купил мне место. Я даже экзамены не сдавала. Но я точно знала, чего хотела, и теперь носила гордое звание студентки экономического факультета.

Конечно, нельзя сказать, что Оксана нам жизнь не осложнила. Раньше мы постоянно были вместе, а теперь какими-то наскоками и наплывами, но и так было прекрасно. Нас с Маратом все устраивало, а у меня…у меня появилась игра. Новое развлечение, которое заставляло мужчину нервничать, а меня забавляться.

Намеки, случайные прикосновения, двусмысленные фразы и взгляды украдкой…Это заводило не меньше открытого, безграничного общения. Оксана не видела ничего. Совершенно. Ноль. Я и не ставила перед собой цели раскрывать ей глаза - тогда Марат просто свернул бы мне шею. Но что мешало мне получать удовольствие?

В тот день, когда она только вернулась, чечен поглядывал на меня с легкой опаской. И не потому, что искренне опасался опрометчивого поступка с моей стороны - совсем нет. Он меня…успокаивал. Марат очень хорошо меня изучил, и знал, что пренебрежения я не потерплю.

Театр абсурда какой-то - знать, что он нервничает, потому что знает, что тогда я буду спокойна. Мне это казалось слишком сложным.

Зато несложно было улыбаться Ксюше и расхваливать ее внешний вид. Да я и не притворялась. Я всегда говорила только правду, за исключением тех моментов, которые касались нас с Маратом. Но я не могла не поиграть.

— Ты что сейчас творила? - Марат напряженно сжал челюсти и с недовольством воззрился на меня.

Я же медленно встала из-за стола, оперлась на столешницу рядом с локтем мужчины, и наклонилась к его уху, жарко и томно зашептав:

— Можно дружеский совет?

Его взгляд уперся прямо в ложбинку между грудей.

— Что?

Я склонилась еще ниже, почти касаясь губами его шеи.

— Когда ты сейчас пойдешь с ней в спальню, начнешь нежно ее гладить, целовать и ласкать, а потом осторожно и бережно трахать, не вспоминай обо мне. Даже не думай вспоминать обо мне, потому что ты можешь нечаянно забыться и начать обращаться со своей принцесской неподобающе. А она, к сожалению, этого не оценит, - я коснулась губами быстро бьющейся жилки, лизнув ее языком, и также неспеша выпрямилась, отходя на безопасное расстояние. - Спокойной ночи, мой хороший. Приятных снов.

— С чего ты решила, что я буду? - крикнул мне вслед Марат.

Я лишь загадочно улыбнулась, не соизволив повернуться к нему лицом.

— Потому что знаю.

Они уехали в новую квартиру почти сразу. Только буквально на следующее утро после переезда Марат стоял на пороге моей - уже моей! - спальни и, вальяжно прислонившись плечом к дверному косяку, пристально наблюдал, как я сонно улыбаюсь и сладко потягиваюсь в ворохе одеял, и мое тело с каждой секундой все больше и больше оголяется.

— Доброе утро, - хриплым ото сна голосом поздоровалась я и приподнялась на локте, оглядывая мужчину мутным взглядом. - Отлично выглядишь, хороший мой. Как спалось?

В глаза мне уже не смотрели, сосредоточив все внимание на обнаженной груди и бедрах, и от такого пристального взгляда хотелось самой уже поманить Марата к себе.

— Замечательно.

— Ммм, для человека после бурной ночи ты выглядишь очень бодрым и выспавшимся. Что так?

— Не выдумывай, - под рубашкой перекатывались бугрившиеся мышцы, заставляя меня представлять, как я пройдусь по ним языком и губами.

— Говорю, что вижу. Который час?

— Восемь.

Восемь. А ведь Марат был той еще соней и обожал до полудня валяться в постели.

— Почему ты там стоишь? - я села на постели лицом к Марату, развела ноги и поманила его к себе. - Ты же не поглядеть на меня приехал.

— С чего ты взяла?

Вот только ответ на этот вопрос никому из нас не был нужен. Со значением посмотрела на мужчину и тихо шепнула, краем глаза замечая, как он уже начинает двигаться ко мне:

— Иди сюда.

Марат уехал от меня только в обед.

Мы действительно стали меньше видеться, но смягчающим фактором было то, что я наконец-то начала учиться в университете. Это занимало много времени и сил, требовало сосредоточенности. Я погрузилась в новую атмосферу с головой, и Марат со своей свадьбой отошел если не на второй план, то, по крайней мере, перестал быть главной темой дня.

Наверное, Марат все продумал, раз в рекордно короткие сроки каким-то образом пристроил меня на учебу. Надо же как-то меня занять, чтобы глупостей не натворила. Только я ведь даже не собиралась глупить. Но и отказываться от возможности, о которой мечтала, тоже не планировала. Это новые высоты, новые знания, новые люди. Еще один шаг к моей новой жизни, и, стоит заметить, шаг интересный. Я любила учиться, как никто осознавая ценность подаренного мне шанса. Пару лет назад такой возможности просто не было.

В универе меня воспринимали как…блатную, богатую и высокомерную стерву. Видите ли, я не хотела со всеми общаться, смотрела снисходительно и не принимала участие во всяких студенческих мероприятиях, типа похода в лес на шашлыки или, например, восемнадцатилетия какой-то Лизы Мунькиной, с которой мне было неинтересно. Почему я обязана тратить на такие вещи свое собственное время, если мне скучно? Мне скучно с этой прыщавой Лизой, которая вечно нудит своим писклявым голосом. Что она может мне предложить? Да ровным счетом ничего. Но помня уроки Марата, я старалась, пусть и держать дистанцию, но все-таки сохранять подобие дружеских и невраждебных отношений.

Я помогала Ксюше со свадьбой, испытывая немного злорадное удовольствие. Да, мне было интересно посмотреть, как это все делается. Я никогда не была на свадьбах, ничего о них не знала, а с помощью Ксюши мне удалось изнутри поглядеть на всю кухню в целом. Но было и еще кое-что. Она такая глупая была со своими этими улыбками, просьбами посоветовать и помочь, что…Я не воспринимала ее всерьез, и чем больше проводила с ней времени, тем сильнее она меня разочаровывала. Хотя, казалось бы, куда больше.

— Ты знаешь, что у твоей невесты белье с рюшками? - смеялась я, рассказывая Марату о прошедшем дне. - Бело-розовыми.

Мужчина даже с подушки голову поднял и наградил меня немного ошарашенным взглядом, безмолвно задавая вопрос.

— Да-да, - выразительно кивнула. - А еще у тебя оркестр на свадьбе будет.

— Какой оркестр? - с каменным лицом спросил Марат.

— Живой. Ксюша так решила.

И он обессиленно упал на подушки.

— Хорошо не мертвый.

— Ты не доволен? - села на него сверху и по груди погладила, проследив рваный небольшой шрам, а потом наши пальцы переплела и развела руки в стороны. - Ну так скажи ей, она ради тебя все изменит.

— Да ладно, - он отмахнулся от моего предложения и задумался о своем. - Пусть делает, что хочет.

— Я когда сумму услышала, чуть Оксану не прибила, - губы обиженно надула, но тут же заулыбалась, когда Марат наши сплетенные руки завел мне за спину и кончиками пальцев пробежался по позвоночнику, почти опрокинув меня на себя. К деньгам я относилась очень рачительно, особенно к Маратовым, и такие траты казались мне кощунственными и дикими. Хочет Ксюша красивую свадьбу - пусть делает. Только чтобы тогда папашка ее платил, а не Марат. - Тебе не жалко деньги на ветер выкидывать? Лучше бы ремонт сделал, как обещал.

Марат весело фыркнул, не обратив на мои претензии никакого внимания. Они его только забавляли.

— Тебе моих денег жалко?

— Жалко. Потому что ты их неразумно тратишь.

— Все равно окупится. А тебя-то почему мои деньги волнуют? Они же не твои.

Я от вопроса ловко ушла, интерес Марата переключила, но по-прежнему злилась и не понимала Оксану в этом вопросе. Я искренне считала, что это все - наше, а у Ксюши есть своя семья и богатые родители, вот пусть они ее и развлекают. Поездки там всякие, оркестры и белье с рюшами. А эти деньги - наши. Их Марат зарабатывал, причем, все свое время и силы вкладывая.

Свадьба, между делом, неумолимо приближалась, и до нее оставалось всего два дня. Марат заставил нас с Лешкой вместе идти, хотя мы оба эту новость приняли без восторгов. У Трофима была какая-то своя девушка, которая уже приготовилась к банкету и платье купила. А я…я и одна могла сходить. Но все возражения Марат жестко и бескомпромиссно обрубил.

— И это не обсуждается, - добавил он в конце, а потом ко мне развернулся, и я поспешила в диван вжаться. - А с тобой, радость моя стеснительная, мы потом поговорим.

Лешка заинтересованно навострил ушки и вытянул шею, с усмешкой на нас поглядев.

— А ну-ка…Никто мне ничего не хочет объяснить? Что вы загадками говорите и переглядываетесь? Я, между прочим, пострадавшая сторона. Вместо того чтобы на свадьбе лучшего друга гулять, - многозначительный и хлесткий как удар кнута взгляд в мою сторону, - я должен с этой мадемуазель нянчиться.

— Со мной не надо нянчиться, - скривилась в его сторону.

— Вы замолчите или нет? - и Марат что-то такое неразборчивое пробормотал себе под нос. - Трофим, давай на выход.

Лешка понимающе хмыкнул и послушно направился к выходу. Я же на всякий случай поджала ноги.

— Мне положен адвокат?

— Я тебе сейчас покажу адвоката, - мрачно отозвался мужчина, взглядом провожая удалявшуюся фигуру друга.

Тяжело и печально вздохнула.

— Значит, не положен. Ну а что я должна была ей сказать, Марат? Я все правильно сделала, и Ксюша услышала то, что надо.

Он по-прежнему выглядел напряженным, но руки распускать и кричать, по крайней мере, вроде не собирался. Что уже неплохо, учитывая его взрывной характер и невероятную вспыльчивость.

— Она мне всю ночь талдычила о том, как ты…стесняешься.

— Бедненький. Как, наверное, печально осознавать, что единственное, что вы можете делать в спальне ночью - это говорить обо мне. Иди, я тебя пожалею…

Он с досадой оттолкнул мои руки. Очевидно, Марат пришел ко мне злой намного сильнее, чем я предполагала.

— Ладно, если я пообещаю, что пойду с Трофимом и буду, - тут я замялась, - хорошо себя вести, ты успокоишься?

— И без фокусов.

— Даже не думала.

— Думала, - Марат напоследок еще раз грозно свел брови. - Меня не обманешь.

В общем, пришлось идти с Трофимом, и все бы ничего, только я без приключений все равно не смогла, причем не специально.

В день свадьбы, с утра, я поехала в магазин за платьем. То, которое мне Оксана подарила - светло-голубое, я одевать не собиралась. В конце концов, я уже выросла и сама могу сделать выбор. А мой выбор резко расходился с ее.

Я очень быстро взяла темно-сливовое платье без рукавов, прикинула размер и, довольно кивнув, пошла в примерочную. Все как обычно - шторку задернула, разделась, платье с вешалки сняла. И только-только успела стянуть его с вешалки, как шторка с неприятным звоном резко отъехала в сторону и на пороге моей кабинки оказался незнакомый мужчина.

— Прости, - ради приличия сказал он, не делая попыток отойти или отвернуться, и принялся жадно меня разглядывать.

Допустим, я не ханжа. У меня не появилось желания с визгом подпрыгнуть и попытаться закрыть свое тело руками. Я довольно спокойно рассмотрела чуть полноватого, среднего роста мужчину с крупной золотой цепочкой на мощной шее, и кивнула, принимая извинения.

— Ничего.

Я стояла к нему лицом, и он, чуть отклонившись в сторону, кинул взгляд в большое зеркало, чтобы заценить еще и “вид сзади”. Увиденное, судя по довольной ухмылке, расплывшейся на лице, его порадовало.

— Вы шторку не закроете? - мило, но, тем не менее, холодно улыбнулась я. - А то, знаете ли, дует.

Он тоже улыбнулся, достаточно сально и двусмысленно, просьбу мою исполнил, но пока я одевалась, слышала, как он туда-сюда возле моей кабинки ходит. Поэтому-то я и спешила, платье скомкала, почти не глянув, как оно на мне сидит, и почти бегом вылетела из магазина. На мое счастье, мужчина здесь оказался не один, а его спутница настоятельно требовала внимания, так что я смогла незаметно проскочить. Кто ж знал, что я с ним еще встречусь.

На свадьбе было весело. Много цветов, много шаров и много людей. Я, честно сказать, старалась поближе к Лешке держаться на всякий случай, потому что радостная, ярко разодетая толпа меня слегка настораживала. Мне редко когда удавалось попасть в такое скопление людей. Университет ни в счет - маска снежной королевы очень помогала. А здесь всем и каждому надо улыбаться, со всеми здороваться и бурно радоваться сегодняшнему празднику.

— Ты мне сейчас локоть оторвешь, - склонившись ко мне, прошептал Лешка. - Не делай меня раньше времени инвалидом. Я еще молод.

Я поспешно ослабила хватку.

— Кто все эти люди, Трофим?

— Все эти? - он медленным ленивым взглядом обвел разношерстную, но тем не менее богато одетую и холеную публику. - Понятия не имею. Из наших я только Дирижера видел и еще пару ребят.

Из кого из наших уточнять не стала. Но вежливо улыбнулась всем и никому конкретно, постаравшись расслабиться.

— Злишься?

От неожиданного вопроса Лехи я вздрогнула, что от его внимания не укрылось.

— С чего вдруг?

— Ну как же. Ты с ним спишь, а он на твоих глазах женится на другой. Вон, они кольца уже одевают, - мужчина шею вытянул, чтобы получше рассмотреть происходящее. - А ты такая вся невозмутимая. Тебе совсем все равно?

— Не совсем.

— И что ты будешь делать?

— С кем? С Ксюшей? Предлагаешь ее убить? - не удержалась от сарказма.

— Нет, ты что. Мне Оксана нравится. Я другого не могу понять, - Лешка снова мои пальчики расцепил, когда оказалось, что я опять его руку как клещами схватила. - Что ты делать будешь, если он стал ее муж?

— А то же самое, что и раньше. Трофим, странный ты, - усмехнулась и головой качнула, отчего парень слегка обиделся. - Вроде неглупый мужик, а простых вещей не понимаешь. Марат ей только кольцо на палец одел. Если я попрошу, у меня таких тысяча будет.

— Только жена все равно она.

— Она. Но после этой свадьбы он все равно приедет ко мне, в мой дом, в мою постель. А Ксюша, - я поглядела на пышное платьице, в котором миниатюрная загорелая фигурка теперь уже жены Марата казалась еще более хрупкой и тонкой. - Когда она ему станет не нужна, Марат просто ее откинет в сторону.

— А тебя не откинет?

— Меня - нет.

Лешка странно поморщился, видно, разговор не в ту сторону свернул, в какую ему нужно было, и эту тему закрыл. Повел меня к выходу, усадил в машину и до конца пути хранил молчание.

В целом, свадьба прошла весело и задорно. Только долго. Время тянулось и тянулось, и я начала с нетерпением посматривать на часы. Зато поела вдоволь, так что казалось, еще минута и платье треснет по швам. Еды было очень много, даже чересчур. И больше половины осталось, что меня совсем расстроило. Потому что родители Ксюши были очень богатыми и самодостаточными людьми и могли себе позволить еду просто выкинуть. А о том, чтобы ее забрать, и речи не шло. Несолидно как-то.

Ближе к вечеру молодые потянулись танцевать и петь, более взрослых и пожилых потянуло на философские беседы. В конце стола пару старцев мирно храпели в салат. Лешка бодрым козликом ускакал в сопровождении двух милых подружек, я же, подхватив бокал вина, так и не выпитый, отошла к массивной колонне и на нее облокотилась.

— А я тебя узнал, - раздавшийся сбоку довольный голос заставил меня повернуться. Рядом со мной стоял тот мужчина, которого я встретила сегодня в магазине. - По платью, - он медленно заскользил взглядом по моему телу. - И по фигуре.

— Я за вас очень рада.

— Я Вячеслав.

— Саша.

— Москва слезам не верит? - заулыбался он

— Возможно, - спорить не стала.

Откуда же я знаю, чем руководствовались тетки, когда меня называли.

— Ты немногословная.

— Считай, что я пьяна и это - такая реакция организма.

Я его заинтересовала и заинтриговала, причем цели такой перед собой не ставила. Кто же виноват, что так сложилось? А Вячеслав, судя по горячим взглядам, случай в примерочной забыть не мог. И мне не давал.

Он оказался интересным мужчиной, даже забавным и очень шумным. К шуму я привыкла - нас с Маратом никак тихими нельзя было назвать, но Слава и нас переорал. Он много говорил, и говорил интересно, так что я сама не заметила, как начала его слушать, едва не открыв рот. Под такой аккомпанемент выпила вино, захмелела слегка, а Слава возьми и потащи меня танцевать.

— Я не умею, - робко возразила, пока он тащил меня на площадку.

— Я умею.

И он действительно умел, несмотря на свою внешнюю грузность. И попытался научить меня танцевать твист.

Постепенно вокруг нас скучковался народ, расступился и принялся весело наблюдать за нашими танцами. Слава двигался плавно, всем телом, а я никогда не танцевала, не знала, что надо делать, как двигать и чем. Но бокал вина оказался весьма кстати, меня раскрепостив и расслабив. Оттанцевали мы отлично.

Через полчаса я, покрасневшая, запыхавшаяся и слегка растрепанная, запросила пощады и наконец-то выбралась из круга. Марата нашла почти сразу - он сидел во главе стола, обнимал Оксану и, наклонившись к ней, внимательно слушал, что она говорит. Только вот смотрел он на меня, так пристально и зло, что будь я ближе, наверняка бы растерялась. А так просто улыбнулась и отвернулась, сразу же уткнувшись в Трофима.

— Ты чего творишь, Саш? - накинулся он на меня, за локоть утягивая в сторону, где было не так шумно. - Ты из ума выжила совсем?

— Ну что опять не так? Мне весь вечер за столом сидеть?

— Ты хоть знаешь, с кем так бойко отплясывала?

— Со Славочкой.

— Со Славочкой, - некрасиво скривившись, передразнил Трофим. - Марат с меня шкуру спустит. Это Вячеслав Королев.

— И что? - по-прежнему не понимала я.

— И то. Вечно ты знакомства на свою задницу находишь…не те.

— Знаешь что, руки убери, - локоть высвободила и тряхнула волосами. - Не тебе мне указывать, что и с кем делать.

— Я должен за тебя отвечать, пока…

— Пока что? Пока Марат не женится и брачную ночь не отыграет?

— Ооо, неужели Саша реагировать начала?

— Саша не реагирует, Саша злится. А если ты руки сейчас не уберешь, то Саша еще и заорет. О, Вячеслав!

Я окончательно отступила от Трофима, позволила этому Королеву меня за талию обнять и вежливо попросила отвезти меня домой.

— С радостью, - засиял Слава.

— Вы подождите, я только с нашими молодоженами попрощаюсь.

Мужчина понятливо закивал и быстрым шагом полетел к сидящим голубкам. Оба на нас уставились, одна - с любопытством, второй - с такой злобой, что я неожиданно приникла к Вячеславу, стараясь спрятаться.

— Вечер добрый, - сверкнула улыбкой я, обращаясь, скорее, к Оксане. - Я вас так и не поздравила толком. Столько народа!

Ксюша от удовольствия покраснела и трогательно устроила голову на плече у мужа.

— Сашуль, спасибо! Так приятно! А кто твой спутник?..

Я на мужчину оглянулась.

— О, это Славочка!

— Вячеслав Королев, - поправил Слава, и они с Маратом обменялись рукопожатиями. - У вас потрясающая жена. Просто красавица.

Каждый отреагировал так, как и было положено.

— Ну ладно, мы, пожалуй, поедем. Правда, Слава? Ксюш, не обижайся, поздно уже, душно, и мы так устали.

— Ничего-ничего, - торопливо заверила Оксана, вопросительно поглядывая на чечена. - Я понимаю. Спасибо, что пришли.

— Найди Лешку, пусть он тебя отвезет, - жилка на виске у Марата нервно дернулась.

— Не стоит волноваться, братик, Слава вызвался помочь. К тому же Леша пьян… - я выхватила из толпы напивающегося Лешку в обнимку с какой-то девушкой и бодро закончила: - и занят. Мы и сами прекрасно справимся. Ну а вас, дорогие молодожены, поздравляю с таким знаменательным и важным событием. Уверена, теперь в вашей жизни многое изменится.

Я обняла и поцеловала Ксюшу, перегнувшись при этом через Марата, а затем поспешила к выходу. В голове в ритме пульса билась только одна мысль. Я труп.

Слава поймал такси и повез меня домой, и каждые пару минут мне приходилось убирать с коленки его жадные и слегка вспотевшие ладони. Как только машина притормозила у подъезда, я пулей вылетела на улицу, с силой хлопнув дверью, и почти побежала домой. Слава за мной не пошел, что уже радовало. Но почему-то я не сомневалась, что он не отстанет.

Это была долгая ночь. Не потому, что не хотелось спать, может, и хотелось. Но я как чувствовала, что так просто мне ничего не спустят. Поэтому несколько часов провела в напряженной и неподвижной позе, прислушиваясь к каждому звуку. И початая бутылка вина, которую я под шумок стащила, мне активно в этом помогала.

Полпятого зашуршал ключ в замке. Странно. У него же как бы брачная ночь. Но ключ шуршал, и я не сомневалась, что через секунду Марат будет здесь, в этой комнате, и ничего хорошего мне не светит. Так и оказалось.

Он был одет в неряшливо застегнутую рубашку и брюки. Ни галстука, ни пиджака, ни запонок. Увидев меня, прислонившуюся к двери спальни, выхватил взглядом валявшееся на полу бесформенной кучей платье и почти допитую бутылку вина на столе, и окончательно рассвирепел.

— Марат, не надо, - успокаивающе вытянула ладони и попятилась в сторону. Он был изрядно пьян, и алкоголь ему, в отличие от некоторых, не добавлял доброты и душевности. Чечен не так напивался. - Ты…ты выпил. Успокойся.

В абсолютной тишине он расстегнул манжеты белой рубашки, закатал рукава и сделал мягкий шаг в мою сторону. Лучше бы он орал, честное слово.

— Не злись, я прошу тебя. Езжай домой. Ты должен быть с Оксаной. Марат…

В стену с размаху полетела бутылка, так что оставшееся на дне вино разбрызгалось по всей комнате. Следом, в ту же стену, с которой пыталась слиться я, врезалось блюдо для фруктов, и один осколок царапнул меня по руке. Марат неумолимо приближался. Я в панике задрожала и попыталась сжаться. Теперь мужчина стоял в полуметре от меня. Дышал как загнанная лошадь, ноздри опасно раздувались, а руки сжимались в кулаки. Сжимались, разжимались… Словно он боролся с желанием размазать меня по стене. Говорить что-то было опасно. Воздух как будто звенел, застыл на пике, как лавина в горах, и малейший звук принес бы неотвратимые последствия.

— Я…

И вот тут я совершила ошибку. Он навалился на меня, почти ударив об стену, выбил из меня весь воздух и за горло потащил в спальню, на ходу расстегивая пуговицу и молнию брюк.

— Стой! Стой! Да стой же ты, наконец! Не было ничего! Успокойся!

Марат не слушал. Он повалил меня на кровать, и когда я попыталась отползти, рывком притянул назад. До боли напоминало другую сцену, только тогда Марат был трезвым и себя контролировал.

— Хватит! Прекрати! - каким-то непостижимым образом я умудрилась встать на колени, слегка пошатываясь, и сильно ударила его по щеке. Всхлипнула от ужаса, когда осознала, что сделала, на кого замахнулась, и в мгновение ока, пока Марат еще не успел осознать произошедшее, подалась к нему навстречу, крепко обняла и сильно-сильно к нему прижалась, чувствуя, как под смуглой кожей с силой перекатываются мышцы. - Прости меня, прости, мой хороший. Погорячилась. Я не буду больше, не буду. Прости. Хватит, я прошу тебя. Успокойся. Все, все, перестань. Не надо, не пугай меня.

Самое страшное - что он мог меня оттолкнуть и ответить ударом на удар. Вот этого я больше всего боялась. Но постепенно он начал расслабляться, пока я его лихорадочно гладила по голове, по спине, шептала что-то успокаивающее, гипнотизируя собственным голосом. Казалось бы, прошла целая вечность, когда Марат наконец-то выдохнул и обнял меня в ответ, зарывшись пальцами в длинные пряди. Сказал что-то непонятное, но не по-русски. Я первый раз слышала, как он говорит на другом языке, и совсем ничего не понимала. Зато успокоила его, силой уложила поверх одеяла и заставила уснуть.

Через час, когда Марат крепко спал, позвонил Трофим.

— Саш, Марат…

— У меня, - перебила его. - Спит. Приезжай и забери его, ладно?

— Пьяный?

— Пьяный. Отвезешь его к Ксюше?

— А я тебя предупреждал, - не мог не вставить шпильку Лешка.

— Леш, давай не сегодня. И постарайся быстрее приехать, пока Ксюша не проснулась.

— Она спит?

— Наверняка. Иначе Марата здесь бы не было.

Лешка приехал через двадцать минут, растолкал чечена, так чтобы тот мог самостоятельно спуститься по лестнице, и повез его домой. Обошлось без происшествий - Ксюша проснулась тогда, когда очередной приступ бешенства оказался позади.

Глава 25.

После свадьбы ничего не изменилось. В принципе, я так и думала, даже уверена была, что все останется по-прежнему. Марат не поменяется, я не поменяюсь. Для него это было обычной формальностью, открытой дверью, в которую Марат бесцельно долбил несколько лет. А теперь непробиваемая, казалось бы, дверь с сухим щелчком нараспашку раскрылась, приглашая мужчину внутрь.

Марата охватила эйфория. Он даже в свадебное путешествие поехал с большой неохотой и томлением. Ему уже не терпелось работать, пахать непаханое поле, раскрытое для него. Все ему, с чистого листа, и у чечена руки чесались до всего. Дверь открылась, но пришлось отойти на минуточку. Конечно, его это раздражало.

На те три недели, что молодожены отсутствовали в России, меня передали в не очень бережные и не слишком нежные руки Трофима, который едва ли не на крови поклялся заботиться, следить и учить уму-разуму. Меня его внимание и бесконечное мельтешение рядом слегка раздражали, но не настолько, чтобы становилось невозможным его терпеть. В конечном счете, я с легкостью абстрагировалась и стала относиться к Лешке чуть уважительнее, чем к горшку с пальмой, стоявшему на кухне в доме Оксаны.

Трофим же…испытывал меня. Тогда я совсем не понимала, зачем ему это, почему он не отстанет. А он вился вокруг, еще сильнее, чем раньше, и все пытался на чем-то меня подловить, за руку поймать, что ли.

Он за мной следил. Забирал из университета, так что поползи слухи о моем новом кавалере, более выгодном, чем предыдущий. Ходил со мной за продуктами. Он почти жил со мной, приезжая рано утром и уезжая поздно вечером.

— Ты не перегибаешь палку? - вроде как между делом обронила я. Лешка, как всегда, разлегся на моем диване, ноги на подлокотник закинул и читал книгу, которую я для себя полчаса назад вытащила. - Спать со мной тебе в голову еще не приходило?

— Отличная мысль, - мурлыкнул Леша. - Это приглашение?

— Это ненавязчивая угроза.

Он присвистнул.

— Даже так?

— Еще и не так. Я не думаю, что Марат просил тебя именно об этом. Я уже не могу по нормальному в ванную сходить, чтобы ты не пыхтел у меня под дверью. Я, конечно, знаю, что ты слегка с приветом, - демонстративно покрутила пальцем у виска, - но это даже для тебя слишком.

— Тебе не надо думать, красавица. Тебе надо ходить и улыбаться. А подумаю за всех я сам.

Лешка так до конца и не мог поверить, что я не просто девочка с улицы, которая взяла Марата исключительно сексом. Он допускал, что возможно, я правильно надавила на какие-то болевые точки, сыграла на слабостях, но это единственное, на что способна моя глупая и почти ни на что не пригодная персона. Наверное, ему просто было безопаснее думать, что я никакая, а признать меня достойной Марата, а значит, и их всех…Пфф, нонсенс. Такого не может быть. Точка.

Я долго терпела. Две недели. Действительно долго. И не ради Лешки, а скорее, ради Марата. Я чувствовала за собой косяк, ведь сознательно Марата злила, и теперь рассчитывала, что чечен за три недели успокоится и забудет. Все-таки, несмотря на крутой нрав, он отходчивый. Более или менее. Поэтому злить Лешку в мои планы не входило, поскольку тот наверняка, если что-то пойдет не так, настучит Марату, и будет после этого собой горд. А мне нельзя такого допустить, ни в коем случае.

Трофим устроил мне эдакое негласное испытание. Почти перед самым приездом чечена Лешка стал меня банально…лапать. Сначала я даже, признаюсь честно, внимания не обратила, ну, тронул раз за коленку, рукой своей тяжелой меня за плечи обнял. Я лишь невозмутимо его конечности убирала и дальше занималась своими делами. Пока однажды он не перешел все границы.

Я стояла на кухне и сосредоточенно мельчила салат, как неожиданно на меня сзади навалились, так что я охнула, и внаглую запустили загребущие руки под халат.

— Ты что творишь, идиот? Совсем крыша поехала?

Я не стала вырываться и кричать, можно сказать, что вполне спокойно все восприняла. Но внутри разливалась холодная, расчетливая ярость, которую я успела уже позабыть за три с лишним, почти четыре года.

— Разве ты против? - жарко зашептал в шею Трофим. - Я что-то не заметил.

Выгнулась к нему навстречу, сделала вид, что все прекрасно, почувствовала, как Лешка давление ослабил, и стремительно развернулась, приставив к его горлу большой острый нож, на который налипли кусочки огурца.

— Так понятнее? Я против. Или надо сделать что-то еще, чтобы ты окончательно это уяснил? Если не уяснил, я повторю, мне несложно, - его кадык под лезвием сильно дернулся, но сам парень не выглядел напуганным. Скорее, приятно удивленным. - Мне не нравится, что ты меня при любом удобном случае лапаешь. Мне не нравится, что ты ходишь за мной по пятам. Мне не нравится постоянно натыкаться на тебя в собственном доме. Так что настоятельно рекомендую убрать руки с моей задницы и отойти шага на три. А лучше, вообще выйти из квартиры.

— Ты хорошо нож держишь, - отстраненно заметил Трофим, глазом не моргнув на мою отповедь. - Уверенно. Марат очень любит холодное оружие. Кровь, наверное, сказывается. А вот я не очень люблю. Это он тебя учил?

— Я сама много чего умею, - не собиралась обращать на его бред внимание, хотя и запомнила. - Не только нож держать. Отойди.

Он довольно усмехнулся, руки убрал и даже демонстративно помахал ими у меня перед лицом, а потом спокойно повернулся ко мне спиной и вышел из дома. Я же повернулась и дорезала огурец, включив перед этим радио погромче. С этого вечера Лешка никогда не позволял себе меня обидеть, оскорбить или задеть. С этого вечера он начал обращаться со мной вежливо и честно. Лучше даже, чем с Оксаной. За это я могла простить ему многое.

Марату ничего рассказывать не стала - мне не нужна его ссора с лучшим другом. Мы с Трофимом все сами выяснили, утрясли, а я не злопамятная. Да и ссорить чечена, вставая между ним и его друзьями, совсем неумно. Глупой я себя не считала. А вот Лешка рассказал, значительно позже, за что от Марата еще раз получил по морде. Меня же наоборот, заласкали за это до безумия.

— Все правильно сделала, - с непередаваемой гордостью отметил мужчина.

Марат из путешествия приехал раньше срока на два дня. Загорелый, с блестевшими от сдерживаемых эмоций глазами, и весь такой…Взбудораженный, взъерошенный. Казалось, еще минута, и он кричать начнет, прыгать…ну, я не знаю. Весь на эмоциях.

Увидеть Марата в тот день на пороге дома я не ожидала. Сидела, читала книгу, грызла яблоко, а когда его заметила, всё прямо на ковер уронила и с радостным визгом ему на шею бросилась, обвив талию ногами. Он моей реакции только засмеялся, но рад был, и свое удовольствие скрывать даже не собирался.

— Ты чего так рано приехал? - и не дожидаясь ответа, отрывисто его поцеловала, почти укусила. Отстранилась, и снова, словно оторваться не могла, начала целовать, только уже мягче, нежнее, сплетая языки и чувствуя, как нарастает знакомое томление, заставив сжать мужскую талию крепче.

— А ты не рада, что ли? - поддразнил Марат, кое-как неразборчиво пробормотав между поцелуями.

— Рада. Ну что ты? Конечно, рада.

Я застонала, когда наши губы снова встретились, и томно выдохнула, потеревшись об его пресс бедрами. Я поддразнивала Марата, наступала и ускользала, заставляя его окончательно терять голову. То гладила его слегка отросшие волосы, то путалась в них, сжимая в горсти. И первой не выдержала, с умоляющим всхлипом дернула его черную футболку вверх, чтобы она не мешалась.

Он весь был такой горячий, такой сильный, что я с ума сходила под его руками. Марат без труда донес меня до кровати, не удосужившись даже обхватить за бедра для поддержки, вместо этого скользнул под мою свободную футболку, вызвав дрожь своими прикосновениями.

Это было очень долго, очень жарко и почти грязно. Мы полностью забывались, отбрасывая сдержанность и хлипкие, ненастоящие, выдуманные только для других моральные ценности. Я пошевелиться не могла. Хотелось лечь, уснуть и чтобы ни одна живая душа меня не трогала.

— Тебе ехать надо? - даже язык заплетался, с трудом позволяя облечь мысли в слова.

— Да. Поздно уже.

Судя по Марату, ему тоже лень двигаться и думать. Тем более, куда-то ехать.

— Придумай что-нибудь.

— Нет, она ждет.

— Ладно, черт с тобой, - на дрожащих руках слегка привстала, сглотнула тяжело, чувствуя неприятную сухость во рту, и попыталась через Марата перелезть. Тому пришлось меня за талию поддерживать, чтобы не завалилась никуда. Стояла я очень неуверенно, мне казалось, еще минута и я просто рухну. - Вставай, чего лежишь? Пойду тебя в подобающий вид приведу и провожу. А то выглядишь ты… - я взглядом окинула взъерошенные волосы, расцарапанные плечи, покрасневшую кожу на груди и животе. - Мда. Куда ты ехал, кстати?

— Куда надо.

— В любом случае, ты не выглядишь как человек, приехавший из “куда надо”.

— Утихни, - Марат значительно бодрее с кровати встал, по покрасневшим ягодицам меня слегка хлопнул и умотал в душ.

Я же как-то подозрительно нахмурилась, в сторону влажное одеяло откинула и рукой надавила на матрас.

— Молодец, - язвительно улыбнулась посвежевшему мужчине, когда через полчаса он вышел из душа. - Ты кровать мне сломал.

— Я сломал?

— А кто, я, что ли?

— Да, - с наглым, непроницаемым лицом кивнул Марат. - Это ты на мне скакала.

— Напомнить, что делал ты? - выразительно бровь изогнула, игнорируя теплую волну мурашек, пробежавших по пояснице. - Мне спать теперь негде.

Чечен повздыхал, но пошел в спальню смотреть на причиненный ущерб. В общем, как он мне сказал, мы ее немного проломили. Настолько немного, что я теперь на ней спать боялась.

— Ты все равно хотела ремонт.

— И где он?

— Сказал - сделаю. Я уже давно договорился, между прочим, - он барином на стуле развалился и лениво потягивал кофе. - Завтра к тебе приедет человек, и ты ему все расскажешь.

А вот здесь я впала в ступор.

— Что расскажу?

— Расскажешь, что хочешь здесь сделать. Он все твои пожелания учтет.

Только я не знала, что хотела. Знала только, что не как у Ксюши, но это не то, что захочет услышать дизайнер.

Марат без слов мои опасения понял, залпом кофе допил и лениво поднялся.

— Не паникуй. Завтра после пар к нам на квартиру заедешь, возьмешь журналы. Они у Ксюхи где-то лежат вроде.

— И что с ними делать?

— Возьмешь и привезешь сюда. А вечером я приеду, и мы все выберем. Идет?

— Идет, - с неимоверным облегчением кивнула. - Но только я хочу…

— Я помню, что ты хочешь, - он двумя руками обхватил мои щеки, улыбнулся и напоследок уверенно, властно поцеловал. - У тебя все будет.

Я действительно взяла специальные журналы у Ксюши - даже врать не пришлось - и Марат действительно приехал вечером, помогая мне выбрать. По большей части, выбирал именно он. Я не умела, не знала, что красиво, а что нет. Ну, знала, но в общих чертах. Ремонт в моем понимании - это обои переклеить, потолки красивые сделать. А Марат к вопросу с размахом подошел, так сказать, творчески.

Чечен волей-неволей сделал дом для себя, под себя, пусть большую роль и сыграло мое невежество. Но эта квартира на целый год стала его прибежищем, его пристанищем, местом, где Марат расслаблялся, отдыхал и решал важные вопросы. Я осталась только в плюсе.

После Нового Года, когда строительная бригада начала основательно делать мой дом, Марат с Оксаной настоятельно рекомендовали и даже настаивали на том, чтобы это время я пожила с ними. Особенно Ксюша настаивала, так что я еле удерживала маску ледяного спокойствия. Так и прорывалась циничная усмешка, которую я старательно гасила под предупреждающим взглядом темно-серых глаз.

— Нет, Саш, как ты там будешь жить? Грязь, пыль, мусор этот…А у тебя сессия, готовиться нужно. Не глупи. У нас большая квартира, - убеждала Оксана так, словно боялась, что я откажусь. Марат молчаливой могучей скалой с невозмутимым бесстрастным лицом стоял позади нее. - Ты нам нисколько не помешаешь.

Это я знаю.

В общем, через полчаса подобных разговоров я милостиво позволила себя убедить, и Марат повез меня домой за вещами.

Но по сути, те несколько месяцев, что я жила у них, не принесли ничего нового. Лично мы с чеченом были очень заняты и приходили домой поздно вечером. Он активно исследовал и развивал открывшиеся возможности, отрываясь на полную катушку, я с усердием училась, чувствуя, как безбожно отстаю от остальных. Ксюша же помогала Маше со свадьбой, гуляла, развлекалась и есть готовила. В общем и целом Марат это называл “ведением домашнего хозяйства”. Я же выражалась значительно грубее, обзывая ее лентяйкой и царевной.

У меня после первой сессии начались проблемы. Не потому что я не училась - училась. Но первый курс - это остаточные знания, полученные в школе. Так Марат говорил. А какая у меня школа, особенно по сравнению с остальными? Особенно с языками было сложно, точнее, совсем никак. Я их просто не знала. Куда мне, если я только пару-тройку лет назад научилась нормально по-русски говорить?

У меня было отвратительное произношение, отсутствие память и абсолютная тупость. Так преподша говорила, не стесняясь кричать об этом на всю аудиторию. Сухая такая бабенка со слишком тонкими губами и выдающимся подбородком. Каждое занятие на меня сыпались разные эпитеты, и я с трудом сдерживалась, чтобы не ответить в обратную. Скрипела зубами, сжимала руки в кулаки до онемения, но сдерживалась. А благодаря маске снежной королевы и тяжелому взгляду исподлобья, который я у Марата переняла, ни одна сволочь не смеялась. В лицо.

Для меня это было болезненным и отвратительным унижением. Я штудировала чертовы учебники, сама учила алфавит, какие-то правила, слова, но ничего не выходило. Марат же дневал и ночевал на работе, что-то постоянно вычисляя, считая, прикидывая и изредка перекидываясь гневными фразами на повышенных тонах с Трофимом и Колькой. Правда, только когда Ксюши рядом не было. А я бессильно кипела от ярости, приближаясь к точке невозврата.

Сорвалась я аж в конце марта. Пришла домой после очередной головомойки, со всего размаху кинула рюкзак в стену и, громко топая, прошла на кухню. Марат снова с кем-то говорил, предупреждающе руку поднял, попросив меня не шуметь, а я назло стала посудой греметь, холодильником хлопать и вообще, бесилась, не находя выхода клокотавшей обиде.

— Я же тебя попросил, - с досадой поморщился Марат, отключив телефон. - Специально, что ли?

Всплеснула руками, чуть тарелку на пол не опрокинув.

— Да конечно специально! Как же! Царя и бога побеспокоили. Извините уж, не сдержалась. Может, мне вообще уйти, чтобы не мешать тебе?

Он холодно на меня взглянул и с легким презрением спросил:

— Ты чего разошлась?

— Ничего. Разговаривай вон, - махнула рукой в сторону мобильника, - с кем ты там разговаривал! А меня не трожь.

— Ты ведешь себя как психованная идиотка.

Многострадальная тарелка наконец-то полетела на пол. За ней отправилась ваза с фруктами, и спелые красные яблоки раскатились по всей кухне. А у меня зуб на зуб от ярости не попадал, я всем телом дрожала, и не могла успокоиться. Хотелось рушить, все рушить, что только попадет под руку, и я уже начала по сторонам рвано осматриваться, чтобы найти еще одну несчастную жертву.

— Да, идиотка! Дура! Кто еще?! Психичка?! О, прекрасно! Набор эпитетов пополняется!!!

Марат же, как специально, был спокоен как удав. Скользнул ко мне, за руку схватил, а когда я вывернулась и по плечу его ударила, отвесил мне такую пощечину, что зазвенело в ушах. И пользуясь моей растерянностью, он подтащил меня к раковине и устроил ледяной душ, заставив беззвучно открывать и закрывать рот в попытке глотнуть воздуха.

— Успокоилась? - так же невозмутимо поинтересовался Марат, крепко держа меня за шею и вытирая холодные капли с лица и волос. - Истерика кончилась?

— Д-д-да.

Он сел на барный стул, посадил меня на колени лицом к себе, и проникновенно поинтересовался:

— Ну? Кто это сделал?

И я все ему высказала. Все, что наболело. А та тетка меня реально достала, до чертиков. И я уже не была уверена, что сдержусь, когда она в очередной раз с елейной, ехидной ухмылочкой начинала просвещать аудиторию в том, что для учебы на факультете нужно иметь не только богатых покровителей, кучу денег и некоторые таланты, не связанные с мозговой деятельностью, а еще и серое вещество, которое у меня, похоже, напрочь отсутствует.

— Понимаешь? - от обуревавших эмоций я у него на коленях подпрыгнула. - Она так и говорит, что я имбецилка, идиотка и дура, которая всем кому ни попадя минеты делает, и только поэтому здесь учится. И знаешь, что еще говорит? - когда Марат покачал головой, я продолжила: - Что для таких как я, есть специальные заведения, а у них - приличный вуз. Я не дура, Марат, понимаешь? Эти все уроды, с которыми я учусь, или ботаны, или мажоры, типа тех, что у Ксюши на свадьбе были. Ботанов - двое, а эти папенькины ублюдки ни хрена не делают. Они ничего не делают, им на все плевать. Они кокс на паре нюхают. Прикинь, да? Но я…я же стараюсь, черт! Я же все делаю, пока они задницы свои просиживают.

— Я знаю.

— А вот она не знает! Она каждую пару, два раза в неделю поднимает меня и начинает выставлять шлюхой и бл*дью. Просто так. Это нормально? На меня уже оборачиваются в универе. Только пальцем не показывают - боятся. Мало ли что, вдруг я всех, кому минет делала, приведу. Охренеть, да?

Марат спокойно, мерно дышал, меня остужая и убаюкивая своей невозмутимостью. Хоть я и клокотала от гнева, но уже не так, как полчаса назад.

— И давно?

— Что?

— Давно она так делает?

— Да после сессии сразу. Точнее, во время нее процесс пошел.

— Понял. Успокойся и приведи себя в порядок, пока Оксана не пришла. Завтра я тебе репетитора найду хорошего, будешь заниматься.

— А эта баба?

— Я все решу, - успокоил Марат и бережно поцеловал меня в лоб. - А ты отдохни.

Через несколько дней по универу пошел слух, что преподшу иностранного языка, которая вела занятия в нашей группе, жестоко избили, то ли на смерть, то ли до инвалидности. Об этом говорили шепотом, украдкой, боясь спрашивать даже у других преподавателей, но каждый знал об этой истории, и о том, что в ней замешана я. И когда теперь я неторопливо заходила в аудиторию ли, или в буфет, в помещении на несколько долгих, томительных моментов застывала неприятная - кому-то, но не мне - тишина.

Мы с Маратом это не обсуждали. Просто однажды после учебы я пришла домой, зашла в его кабинет, закрыв дверь на замок, и благодарно поцеловала.

— В универе все нормально? - как бы между прочим спросил Марат.

Я его по голове погладила и улыбнулась.

— Конечно, мой хороший. Все отлично.

Он всегда делал для меня все. Что бы я ни попросила. Мог даже луну с неба достать. Только вот луна мне была совсем не нужна, предпочитала я более осязаемые вещи. И Марат это отлично знал.

Глава 26.

В апреле я стала хозяйкой новой, красивой квартиры и наконец-то съехала из теплого, чересчур приторного дома Оксаны. По правде сказать, я устала жить с ними, за короткое время “без них” отвыкнув от постоянного контроля. Да, было уютно, хорошо, и раньше я бы не воротила нос. Многие заявили бы, что сейчас я просто зажралась. Неправда. У меня лишь появилась альтернатива, свобода выбора, и я не стала ею пренебрегать.

За ремонт отвечал Марат, я этим не занималась. Только некоторые требования вносила, вроде душевой кабины и большой кровати. Марат над ними смеялся, но к делу подошел ответственно, и спальню выбирать мы поехали вместе в один из лучших мебельных салонов столицы. Меньше чем за год чечен так сильно рванул вперед, что мог теперь позволить себе что угодно и как угодно. Он сорил деньгами, выкидывая их буквально на ветер, из-за чего я постоянно хмурилась. Он ни в чем себе не отказывал, предпочитая выбирать самое лучше, особенно теперь, когда у него появилась возможность.

И в салон мы приехали как короли, с гордо поднятой головой, высокомерным холодным взглядом и уверенной походкой. Марат тут все мог купить, хоть целый магазин, о чем не преминул сообщить, поэтому вели мы себя соответственно. Ходили по рядам, громко обсуждали ту или иную кровать, и хотя нельзя было на них садиться и ложиться, мы делали и то, и другое. Я даже попрыгала на каком-то произведении искусства с позолоченными ножками и столбиками.

— Эту хочу, - жестом указала на большую кровать из темного лакированного дерева с каким-то красным оттенком.

И молоденькая девочка-продавец пулей убежала что-то оформлять, стоило Марату согласно качнуть головой.

С переездом в свой новый дом, я не стала видеться с Маратом чаще. Он много работал, а когда не работал, ходил с Оксаной на светские приемы, где вел светские беседы под ручкой со скромницей, красавицей-женой. Меня, понятное дело, на такие мероприятия не приглашали, а с сокурсниками…Те предпочитали развлекаться весело, с шумом, гордо именовали себя золотой молодежью и всячески это подчеркивали. Машинами крутыми, телками: передавая красивых, каких-то чересчур идеальных девушек из рук в руки. Самые классные вечеринки тоже устраивали они, но это проходило мимо меня. Во-первых, на такие вечеринки меня никто бы не пустил, сразу же открутив голову мне и приглашающему, во-вторых, я слишком часто и бескомпромиссно отказывалась, так что к концу учебного года меня почти перестали приглашать. Ну а в-третьих…я искренне считала это пустой тратой времени.

Марат же, хоть и стал редко уделять мне внимание, всегда старался как-то порадовать, удивить и исполнить все желания. Джинн, ей-богу.

Правда, когда я пришла к нему и сказала, что хочу научиться водить машину - а еще и саму машину хочу - встретила нехилое сопротивление и бескомпромиссное “нет”.

— Ну почему? - недовольно взвыла я раненым зверем и решительно зашагала за Маратом, отвернувшимся от меня. - Куда ты? Блин, тебе жалко, что ли? Ты себе уже третью машину покупаешь, а мне жалко одной, да?

— Мне не жалко, - веско возражал Марат, скрипя зубами. - Но ты ее водить не будешь. Ты не умеешь.

— Я научусь.

— Саш, все. Я сказал нет, значит нет. Если хочешь, давай я выделю тебе машину вместе с шофером. Как у Оксаны. Сама выберешь и машину, и водителя.

— Я не хочу, как у Ксюши! - вести растительный образ жизни как она, я ни за что не собиралась. Марат ее обласкал, буквально купая в неге и радости, так что девушке оставалось лишь млеть. Даже ее родители с удивлением и гордостью замечали тот факт, что чечен чуть ли не на руках жену носит. Работает много, конечно, но ведь все же для нее родной и единственной. В итоге с каждым месяцем она все больше напоминала какой-то аксессуар, необходимый, но аксессуар. Мне все равно, что с ней будет, мне так даже лучше, но становиться подобной Оксане я не желала. - Я не хочу, чтобы со мной постоянно ездил какой-то мордоворот! Я хочу сама, понимаешь? Иметь свою машину и водить ее. Это так сложно?

— А если ты разобьешься? - следом взорвался Марат.

— Я не растение, Марат, и у меня есть мозги. Меня не надо так оберегать, как оберегаешь ты свою царевну.

Он раздраженно выдохнул почти со стоном и закатил глаза.

— Вот к чему ты ее сейчас приплела сюда? Оксана здесь причем?

— Да не причем! - заверила я, встав к Марату почти впритык. Мы оба распалились, разошлись не на шутку, и это была не первая ссора за сегодня, а на неделе так вообще, тридцать первая. И не то что ссоры, скорее, стычки, напоминающие болезненные и раздражающие уколы, тычки по ребрам. Вроде и не умер, а все равно неприятно. - Не причем твоя Оксана. Но я так не желаю.

— У тебя все есть. Чего еще не хватает?

— На данный момент - своей машины, которую буду водить я, а не какой-то тупой придурок, которого ты мне выделишь. Заруби себе это на носу.

— Истеричка, - буркнул Марат себе под нос.

Я как раз уже в дверях была, собиралась выйти из комнаты, но на пороге остановилась и оглянулась через плечо.

— А ты сволочь позорная. Но я же молчу.

Через три дня Марат увез меня в Подмосковье. Вину заглаживать, так сказать. Вывез в поле на своем новом черном джипе, в котором, наверное, жить можно было, ключи дал и приглашающе кивнул головой на водительское сиденье.

— Садись.

У меня вспотели ладони.

— Я?

— Ну не я же. Ты хотела водить машину? Хотела. Будем учиться. Садись.

Я села и сразу почувствовала себя маленькой-маленькой. Спину выпрямила, руки вытянула и в руль вцепилась изо всех сил.

— Так, Марат?

Он пытался приглушить прорывающийся наружу смех.

— Так, только…ты руль зачем душишь? Ему не больно. Ему, спешу огорчить, даже все равно. Что ты в него вцепилась?

— Хватит ржать. Что делать-то?

Чечен быстро обошел машину, сел на пассажирское сиденье рядом со мной и начал УЧИТЬ. Именно с большой буквы. Через десять минут непрерывного бубнежа он, наконец, завел мотор и с неуверенностью на меня посмотрел.

— Саш, только машину не разбей, - а он мелочиться не стал - посадил меня за руль самой новой и самой лучшей. - И нас заодно не угробь.

Через три минуты я, с упорством исследователя-археолога, нашла дерево. Единственное в огромном бескрайнем поле. Дерево спокойно притулилось у обочины, но я его нашла. Нашла и со всей силы въехала, так что Марат просто не успел повернуть руль и затормозить.

— Твою мать, Саш! Ну твою мать! - бушевал мужчина, со злостью рассматривая покореженный бампер. - Как ты умудрилась?..- он кинул взгляд на застывшую, замершую неподалеку меня и выругался сквозь зубы. - Я же предупреждал.

— Я его не заметила.

Марат дико оглянулся по сторонам.

— Саш, целое поле!

— Я же не специально!

— Так все, - он решительно сел в машину, и я поспешила юркнуть на заднее сиденье. Все дальше от него. - Домой. И ни о каких автомобилях ты даже не заикаешься.

Дома и Трофим не заставил себя ждать. Он с радостью подлил масла в огонь, попеременно глядя то на разбитый бампер, то на надувшихся и молчаливых нас с Маратом.

— Тоже додумался, Залмаев, - Лешка рукой прошелся по солидной вмятине. - Ее за руль посадить. Ты машину три дня назад купил. Взял бы старую.

Марат хмуро отмалчивался.

Я же шею потерла, вроде как улыбнулась и поднялась к себе домой. Ночевала в ту ночь одна.

Вот то лето, после года наших отношений, стало своеобразным испытанием на прочность. Нас по отдельности и нас как пары. И это нельзя было сравнить с Лешкиной проверкой - та во сто крат оказалась легче. Это было жестокое и жесткое испытание, как мы сами.

Марат сильный. Всегда им был. Он никогда не привязывался, да и я не питала иллюзий. Чечен меня сделал для своего комфорта и удобства. Вылепил специально. Даже с улицы подобрал специально, чтобы потешить собственное самолюбие. И совсем этого не скрывал, не начинал бить себя кулаком в грудь со словами о том, что, мол, пожалел, облагодетельствовал и далее по списку. Он сделал это для себя, и я не расстраивалась. Для меня все хорошо вышло. У меня есть все, что только могу пожелать. Но вот становиться ручной собачонкой, растением, приятным досугом “на досуге” я не желала.

Марат любил добиваться целей и не мог стоять на месте. Добился - насладился победой. Отлично. Следующая по списку. Что там было - соблазнить принцессу, заработать бабла, потрахаться вдоволь. А после того как вершину покорил, можно и дальше идти. Покорил, подмял под себя, сделал удобненько и пошел. А я…Чем я от остальных вершин отличалась? Да ничем. Игрушка любимая? Любимая. Но и игрушка надоедает, а за год уж…Выгодная я? Да нет, от меня только неприятности, а еще ответственность за меня. Отказаться и отбросить в сторону? Тоже не получится. Столько сил вложил, нервов, времени, что и отпустить жалко, а отдать кому-то тем более.

Он пресытился. Не устал, просто привык. Что я в его жизни всегда есть, стоит только руку протянуть. Никуда не денусь, в принципе, веду себя послушно, а спорю только по пустякам. Я вношу разнообразие в его праведную и правильную жизнь. Скажем так, я была для него чистым альпийским воздухом, когда все остальное оставалось загрязненным городским туманом. Но даже и альпийский воздух приелся, не вызывал прошлого восторга. А главное, к нему всегда доступ есть. Хочешь - руку протяни, шаг сделай и все. Он твой.

Покорил, отдохнул, заскучал, а теперь можно и дальше. Только от своего, покорившегося, Марат не откажется. Он привык доминировать, и не просто голословно, а во всем. А это, на самом деле, страшная вещь. Такой человек рядом подавляет, лишает воли, подминает под себя. А чечен так делал всегда. И с Ксюшей, и вот теперь со мной. Ее он спокойно в золотую клетку посадил, прикрыл розовой шторкой, а та и рада чирикать. Сидит себе и по сторонам даже не смотрит.

Теперь вот и до меня очередь дошла. Тоже надо в клетку посадить, запереть, шторкой, правда, накрывать не нужно, и так сойдет. Только вот не по размеру она мне. И желания добровольно туда садиться, пусть тюрьма и золотой будет, я не испытывала. А Марат продолжал по привычке ломать, сгибать меня, как раньше со всеми делал. Меня это не устраивало.

Он перестал приезжать ко мне. Хотя заботился - спрашивал, как у меня дела, что нового, нет ли проблем. Рассказывал о своих планах - не все, лишь то, что могла бы понять. Но это уже не то было. Он не спешил ко мне как раньше, а к моему поведению относился как к должному. Я веду себя так, как и должна, и никакой благодарности за это, никакого внимания. Отстраненно улыбался, кивал нежно, правда, его нежность мне в последнюю очередь была нужна. Мне не хватало того, что было у нас с самого начала. Той изюминки, какой-то сплоченности. И не потому что она исчезла, а потому что Марат переключил внимание на другое. На более интересное и интересных. Я же устраивала его сидящей в доме и ждущей, когда он соизволит выделить время на меня.

Долго так продолжаться не могло.

А началось все вполне невинно. Марат позвонил мне по мобильному, когда я в универе была, сказал, что приедет ко мне. Я, конечно, не стала изображать бурной радости, но удовлетворения не скрывала.

— Сашок, слышь, поедешь с нами сегодня на тусу? - слегка развязно, но с долей уважения спросил мой однокурсник Михей.

— Нет, не могу, ребят. У меня дела. Ладно, я пойду. Увидимся в понедельник.

Мой отказ уже никого не задел, все давно привыкли и воспринимали это как должное. Я же упорхнула домой, суетиться начала, заниматься всем и ничем сразу. Ждала Марата, в общем. Семь, восемь, девять, десятый час пошел…Это уже не смешно было. Я нервно нарезала круги по комнате, иногда останавливаясь и начиная выбивать ногой какой-то ритм. А потом снова по кругу.

Позвонила Марату. Два вызова просто не приняли, на третий все-таки дозвонилась.

— Да, - прокричал Марат, и его голос на фоне других голосов и легкой спокойной музыки звучал не очень отчетливо. - Я слушаю.

— Привет.

Интонация немного изменилась.

— Привет.

Он не разозлился, просто я была сейчас…не к месту.

— Ты занят, да?

— Да, Саш. Важные дела. Сама знаешь, работа.

Даже фразу другую не мог придумать. То же самое говорит, что и Ксюше. Совсем меня за дуру, что ли, держит?

— Ну ладно тогда. Приятного вечера.

Он с облегчением выдохнул.

— Спасибо. Спокойной ночи.

И сразу трубку бросил.

Я не стала устраивать истерики, выяснять отношения по телефону, хотя на уровне интуиции чувствовала, что он брешет, и никакая это не работа. И Ксюши рядом с ним нет. Отдыхать, собака блудливая, поехал. Расслабляться и новые ощущения искать.

Чтобы проверить свою теорию, набрала домашний Марата. Через непродолжительную паузу раздался звонкий и мелодичный голос Оксаны. Я сразу с ней засюсюкала, насколько умела, пять минут послушала совершенно пустой треп о ее делах и между прочим так спросила:

— А Марат дома?

— Нет, - чуть грустнее ответила Ксюша. - Его нет. Уехал на важную встречу.

— Ммм…а ты почему не с ним?

— Я приболела. Так, ерунда. Просто голос сел и температура маленькая. Мороженого переела.

Я ей должным образом посочувствовала, пожелала скорейшего выздоровления и вскользь поинтересовалась о встрече. Ксюша знала только, что Марат сейчас в ресторане “Прага” с деловыми партнерами. Чутье, как всегда, меня не подвело.

Через сорок минут я стояла у шикарнейшего ресторана, краем глаза разглядывала дорогие машины, припарковавшиеся у входа, и подняла глаза к вывеске. Ну что сказать…Растет Марат, растут его запросы.

Меня не пустили. Пусть я и была дорого одета, выглядела дорого, но “в залах проходит важный банкет”.

— Разрешите пройти, - как можно вежливее сказала я, пытаясь пройти внутрь.

— Сожалеем, - невозмутимо отвечал швейцар. - Но вашего имени в списке нет.

— Меня молодой человек ждет. Марат Залмаев.

Мужчина сверился со списком.

— Сожалеем, но этот гость уже приехал в сопровождении дамы, которая внесена в список гостей.

Ах вот как. С дамой, значит. Во мне всколыхнулась такая ярость и обида, что потемнело в глазах. Пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, переступить с ноги на ногу, чтобы хотя бы прилично отойти. Спасло только чувство собственного достоинства - я не могла позволить кому-то увидеть себя в неподобающем виде и в неподобающем поведении. А руки от злости все равно дрожали.

И за углом ресторана я наткнулась на какого-то мужчину, выходившего из машины. Покачнулась, но тот меня заботливо поддержал за плечи.

— Вы хоть смотрите куда идете, девушка, - и тут же с удивлением меня приподняли. - Александра?

Пришлось оторвать взгляд от собственных босоножек и поглядеть на удивленного и с каждой минутой все более довольного Вячеслава. С нашей последней встречи он еще немного поправился, погрузнел, а шею обвивала цепочка, раза в два толще предыдущей. Тоже растет, как и Залмаев.

— Ты меня помнишь? Москва слезам не верит.

— Конечно, Вячеслав. Вы любите поговорить и чертовски хорошо танцуете.

Он раскатисто рассмеялся, чуть отстранив меня, но по-прежнему бережно поддерживая за локоток.

— Такой характеристики мне никогда не давали.

— Буду считать себя исключением.

— А ты похорошела с нашей последней встречи, - оценивающе изогнул бровь Слава, разглядывая меня как произведение искусства. Как будто раздумывал, покупать или не покупать. - Я бы сказал, расцвела.

— Ну, знаете ли, в моем возрасте это нормальное явление. Я расстроилась, если бы было наоборот.

— Ты снова пьяна и немногословна?

Отвернувшись в сторону, я невесело усмехнулась.

— Скорее, немногословна и трезва. Что куда хуже. Скажи, Слава…Можно к тебе так обращаться?

Мужчина сделал знак двум охранникам, и те встали у нас за спиной. Мы же неторопливо направились в сторону ресторана.

— Нужно. Я еще не старый.

— Слава, а ты приехал сюда по делу? В том смысле, что…Мне надо попасть в ресторан, а там все собираются по приглашениям, и меня не пускают.

— Очень надо?

— Очень.

— Ну пошли.

Мы уверенно прошли мимо застывших как статуи швейцаров, которые совсем не попытались преградить мне дорогу, и попали в роскошный, дорогой и богато украшенный зал, в данный момент наполненный не таким уж большим количеством людей, но каждый держался с таким апломбом и вызовом, что наполненность помещения ощущалась острее, чем было на самом деле.

— Ты сюда к кому-то приехала? - с понимающей улыбкой произнес Слава. Когда я замялась и отвернулась, он похлопал меня по спине. - Да ладно, не теряйся. Я с самого начала знал, что не просто так ты просила тебя провести. Иди, решай свои проблемы, - он подтолкнул меня к скоплению гостей и пробормотал себе под нос, правда так, чтобы я все услышала. - Хотя какой дурак будет создавать такой девушке проблемы…

Я не стала ломаться и заверять его в том, что он все не правильно понял. Правильно Слава все понял, не дурак же. И времени у меня не было, чтобы перед кем-то распинаться, хотя я и сказала заученные слова благодарности.

Марат нашелся через пять минут у самой дальней стены, за колонной. Он стоял не один, рядом с ним двое мужчин и две женщины, одна из которых сладко чечену улыбалась, переливающимся на свету бокалом поигрывала и все время слегка отставляла вперед стройную ногу, чтобы продемонстрировать ее длину в умопомрачительном разрезе платья. А потом еще за предплечье его обняла, на себя потянула и прошептала что-то такое на ушко. Марат, сверкнув глазами, рассмеялся.

Какая же гнида он! Но я держала себя в руках, я не собиралась позорить его и себя истерикой в стиле ревнивой жены.

Подхватила у сновавшего неподалеку официанта бокал шампанского, выпила залпом. Взяла еще один. Медленно прошла вперед, села почти напротив веселой компании, где рыжая дура буквально грудью уже Марату на руку легла. А ведь красивая. В этом можно было не сомневаться. Такая фигуристая, что даже Оксана курит в сторонке.

Чечен затылком что-то почувствовал, стремительно повернул голову, и когда меня увидел, моментально лишился дара речи. А я для усиления эффекта даже бокалом, полупустым, правда, ему отсалютовала, хотя хотелось не салютовать, а в голову ему его запустить.

Марат торопливо извинился перед собеседниками, разжал пальчики рыжей и широкими шагами направился ко мне. Выражение его лица не обещало ничего хорошего. Мое тоже.

— Вечер добрый. Как работа? Кипит, я смотрю?

— Ты что здесь делаешь? - яростным, полным обещания в ближайшее время придушить, голосом процедил Марат. - Как ты сюда попала?

Многозначительно закатила глаза и лениво ногу на ногу закинула, так что и без того короткое платье потихоньку поползло вверх.

— Знал бы ты, Марат, какие у меня связи…

— Какие связи?

Голос повышать было нельзя, дергать меня за руку - тоже. Не на глазах десятков людей, каждый из которых с Маратом знаком лично или хотя бы наслышан.

— Поднимайся и пойдем, - чечен обхватил меня за запястье так, что со стороны казалось, будто он нежно меня уговаривает. На самом деле - у меня кости хрустели от его хватки. - Поднимайся, сказал, и пойдем. Надо серьезно поговорить.

Лениво бокал отставила, ногу опустила и, грациозно изогнувшись в спине, медленно поднялась, игнорируя нарастающее давление его руки. Не хрустальная, не сломаюсь. Кинула взгляд за плечо Марата - рыжая, сдвинув тонкие брови на переносице, с недоумением и недовольством смотрела на то, как чечен меня уводит. Но подходить не рискнула. Правильно. Себя надо беречь.

— У вас есть свободный кабинет, где никто не помешает? - вежливо обратился Марат к метрдотелю.

Тот степенно кивнул и отработанный жестом указал на темневший проход.

— Да, конечно, вторая дверь слева.

Как только мы скрылись в мягком полумраке, напускная вежливость с Марата как змеиная кожа слезла. Он больно меня дернул, из-за чего в темноте я споткнулась об собственные же ноги, и возмущенно попросила:

— А поаккуратнее нельзя? Я все-таки живой человек!

Чечен без лишних разговоров втолкнул меня в такой же темный кабинет, со злостью вдарил по выключателю и, не сдерживаясь, заорал:

— Что ты творишь, дура? Кто тебя сюда принес?!

— Прекрати на меня орать. Это во-первых. А во-вторых, я отдохнуть пришла сюда. Как ты и твоя спутница.

Я себя совсем контролировать перестала, и перед глазами, как назло, проносились картины, как он с пышногрудой рыжей сучкой обнимается. Не просто обнимается, а на виду у всех. И вечер сегодняшний он явно не собирался простыми лобзаниями и щупаньями закончить. Эта мысль меня окончательно добила.

— Ну что, Марат, теперь уже элитные проститутки пошли? - язвительно заулыбалась я, и от этой улыбки сводило скулы. - Помнится, раньше были потасканные плешивые блондинки. А сегодняшняя хороша, - отрывисто поцеловала кончики пальцев. - Вот такая! Правда?! Сколько ты за нее отвалил? Косарь? Два? Три?

— Ты что несешь? - зарычал Марат, хищно скалясь и раздувая ноздри. Злится, что я его планы рушу. Систему, в которую все всегда укладывалось. - Я многое тебе позволял и позволяю, но сейчас ты перегибаешь палку.

— Ну-ка, ну-ка…Что ты мне позволял? Сидеть дома, пока ты ходишь неизвестно где? Книги читать? О да, это ты позволял. Так вот, Залмаев, я не Ксюша…

Упоминание жены только усилило напряженность. Хоть Марат дверным замком щелкнул, наверняка его крики по всему ресторану разносились. А вот интересно, если эта рыжая его в таком состоянии увидит, по-прежнему так же прижиматься будет?

— Что ты к ней привязалась?! Что с тобой в последнее время вообще случилось?! Как с цепи сорвалась!

— Я сорвалась?! Ах ты тва-а-рь, - и пока решимость находилась на самом пике, я окончательно свела на нет разделявшее нас пространство и отвесила ему такую затрещину, что онемела вся рука до локтя. - Увижу с кем-то - убью. Твои слова, насколько я помню, да? Что надо сказать мне в таком случае?

Он прошелся ладонью по голове, пострадавшей щеке, щелкнул челюстью, улыбнулся и, лениво размахнувшись, дал мне такую пощечину, что я забыла о болевшей руке. Удар последовал неожиданно, слишком быстро и молниеносно, так что я не удержалась на ногах и отлетела в сторону, запнувшись об подлокотник кресла. По щеке сразу разлилась обжигающая болезненная волна, пульсируя в такт бешено бьющемуся сердцу.

— Ударил? Злость сорвал? - я выдохнула и усмехнулась краешком губы, стараясь не беспокоить щеку. - Успокоился? Или еще ударишь? Давай, не стесняйся. Меня же можно бить, трахать как хочешь. Хочешь - дома запирать. Что ты встал? Давай же, вперед.

— Не веди себя как истеричка, - мощные кулаки с хрустом сжались, и даже под тонкой рубашкой проглядывались бугрившиеся на руках вены. - И не выводи меня. Я просил тебя остаться дома. А завтра я бы приехал.

— Мне не нужно твое завтра! Мне вообще ты не нужен! Думаешь что, я буду это терпеть? Нет, Залмаев, - отчаянно улыбалась, лихорадочно затрясла головой. - Не выйдет. Я не позволю меня так использовать. Хочешь трахать эту курицу - не вопрос. Иди и там, на глазах у этой публики ее отымей. Только вот превращать меня в Оксану не смей. Я не хочу, чтобы кто-то делал из меня дуру, и дурой я не буду. Я не позволю вытирать об себя ноги.

Он с пренебрежением рассмеялся.

— Что ты сделаешь? Ты от меня зависишь. Полностью.

— А ты думаешь, я не найду себе лучше? - картинно подивилась его самоуверенности. - Я выйду в этот зал и с десяток себе найду. Не хуже, а может быть, даже лучше. Любого, - щелкнула пальцами перед потемневшим лицом. - Стоит только поманить. И он будет меня ценить и уважать. И не станет меня стесняться. Он все мне даст, даже больше, чем ты…

— Что ты еще хочешь? Что?! - заорал прямо мне в лицо Марат. - Машину, квартиру, луну?!! ЧТО?!

— Я хочу, чтобы со мной считались! Ты стесняешься меня! - изнутри прикусив губу, я с силой оттолкнула от себя чечена. - Тебе стыдно со мной. Я недостаточно хороша. Умна. Красива. Чем я хуже этой мымры? А хочешь отвечу? Ничем. Я лучше. И ты это сам знаешь. Только все равно меня прячешь ото всех. Ты думал, что я смирилась? Что я тебе покорилась? Никогда, Марат. Я не для того стараюсь и пашу, как лошадь, чтобы кто-то мог отмахиваться от меня, как от назойливой мухи.

— Ты все сказала? - холодно выдавил Марат.

— Все. Только ты ничего не понял. Я не буду говорить тебе, что убью или еще что-то. Это ты любишь угрожать. Я скажу проще - или я, или они все. Я многого добилась. Я не хочу становиться мебелью, и ею не буду никогда. Я не бесхребетная дурочка, на которой ты женился. Ты меня с ней спутал. Ты зажрался, Марат. Ты не бог. Не хуже других, но и не лучше. И если думаешь, что лучшего я не достойна - то глубоко ошибаешься.

— Ты хоть представляешь, что я могу с тобой сделать?

— Вполне. Но я не собираюсь это терпеть. Никогда.

Я сделала несколько шагов по направлению к двери, но Марат и тут меня опередил. Решительно заступил мне дорогу, обхватил за талию и почти кинул в кресло. Я закричала, но сразу же мой крик потонул в шершавой, крепко прижатой к моему рту ладони.

— Мне кажется, ты что-то попутала. Вернее, меня с кем-то. Я не собираюсь ни перед кем отчитываться, особенно перед тобой. Ты жадная, расчетливая дрянь, у которой на уме одни деньги, - он скользнул губами по ноющей щеке. Я заворчала, пытаясь убрать его руку с лица. Медленно он передвинул ее мне на горло.

— Если я тебе надоела - отпусти. Делай что хочешь, как хочешь, с кем хочешь, но не пытайся посадить меня в свою клетку.

— Нет.

— Знаешь, сколько мужиков с легкостью тебя заменят? Море. Они будут любить меня, уважать, гордиться мной, тогда как ты всего лишь со мной спишь, и то, когда у тебя есть настроение и желание.

Марат почти лег на меня сверху, под неудобным углом распластав на узком кресле.

— Ты лежишь сейчас и нарываешься.

— Ты тоже нарывался, когда эта корова тебя облизывала, а ты сверкал своими улыбками.

— Эта корова - совладелица ювелирного завода.

— Милой Оксаны, которая болеет дома в одиночестве, тебе уже мало?

— Мы партнеры.

— Это уж точно. В лучшем значении слова.

— Не выдумывай.

— А я и не выдумываю. Только знаешь, что я еще скажу?

— Саш, прекрати.

— Нет, ты дослушай. Вот ты ко мне привык, привык, что я всегда рядом. Что выношу все твои психи, срывы. Что именно я тебя поддерживаю и помогаю. А теперь представь, что меня рядом нет. Я ушла, - он надавил на меня еще сильнее, словно стараясь срастись со мной. - Знаешь, что будет? Ты не сможешь без меня. Ты уже не можешь без меня, просто зажрался. Тебе легче сделать вид, что я недостойна этого общества, недостойна рядом с тобой находиться. Но только шаг влево, шаг вправо - и ты психуешь. А меня это достало. Осточертело. И в конце концов, если ты не дашь мне, что я хочу, то больше меня не увидишь.

— Что тебе еще нужно? Сколько еще денег тебе требуется?!

— Сам говорил, чтобы я не ставила деньги самоцелью, - припомнила его фразу из наших разговоров. - Вот я и не ставлю. Но я никому - слышишь? - не позволю себя топтать. Больше нет. И тебя это касается в первую очередь. А теперь слезь, я хочу домой.

Он не хотел меня отпускать, но я перегорела. Я все, что наболело, высказала, выплеснула на него, только вот отклика не почувствовала. И теперь устало лежала и ждала, когда он с меня слезет.

— Подожди меня на улице, я сейчас попрощаюсь и приду.

В тот момент Марат так ничего и не понял. Или не захотел показывать, что понял. Он накинул свой пиджак мне на плечи, скрывая истерзанное и помятое платье, и, прикрывая от любопытных взглядов, вывел на улицу. Горевшую щеку сразу закололо.

Только вот опять - к счастью или нет - вмешалось провидение. Из тени выплыл Вячеслав, критически и с сочувствием посмотрел на мое лицо, и щелкнул языком.

— Могу тебя заверить, у него рожа не лучше, - это все, на что меня хватило.

— Я верю, - кивнул Слава. - Саша…поехали со мной?

— Зачем?

— А ни зачем. Просто так. Я не злой. Девушек не насилую, не бью. Просто прокатимся.

Я нерешительно оглянулась на роскошные двери, на двух невозмутимых швейцаров и кивнула.

— А поехали.

Все-таки с Маратом мы оба предпочитали практические примеры.

Я быстро пиджак на землю сбросила, переступила через него и нырнула в вовремя подъехавшую машину Вячеслава. У Марат - баба с ювелирного, а у меня - Слава. Все по-честному. Как я и обещала.

— Ты напряжена, - через час почти легкой беседы вскользь отметил мужчина. Я нервничала, облизывала губы и не могла усидеть на месте. Мне все казалось, что Марат выпрыгнет из ниоткуда и меня убьет. - Боишься меня?

— Нет.

Не врала. Вячеслав оказался очень добрым и в чем-то простым. Слегка по-деревенски простодушным, чем поневоле подкупал, особенно после сегодняшнего скандала. У него была широкая душа, и вроде бы человек богатый, добился многого, только нелогичный. Только вот он слишком…безбашенный.

— Боишься, что тебя найдут?

— Да брось, - натянуто отмахнулась я. - Кому я нужна?

— Зря ты так. Ты же сестренка Залмаева?

— Есть немного.

— Он тебя правильно воспитал, - весомо кивнул Слава. Я чуть не поперхнулась. - Хорошо. Ты хорошей женой станешь.

— Смотря кому.

— Тоже верно. Не разменивайся, Саша, - он со значением оглядел красный след от ладони. - И брату скажи, чтобы кому надо руки поотрывал. А я, если что, помогу.

Если я скажу это Марату, тогда оторвут руки мне.

— Обязательно передам.

— Знаешь что, - просиял Вячеслав. - А давай на лыжах кататься?

Вот теперь я подавилась.

— На каких лыжах? Лето на дворе.

— У нас лето, - загадочно заулыбался мужчина. - А есть места, где много снега.

У него оказался самолет. Частный. Маленький, но свой. И мы полетели в горы. Просто так. Взяли, решили и полетели. Я жутко боялась, потому что никогда не летала и никогда не была заграницей. И весь недолгий полет просидела как на иголках, дрожа всем телом. А Вячеслав, сидя напротив, громко ржал, разглядывая мое бледное почти до посинения лицо.

Полет, лыжи и возвращение домой заняло шестнадцать часов. Туда и обратно. Я как будто заново родилась, все тревоги оставила где-то там, высоко в горах, и вернулась чистой и какой-то свободной даже. Славка в шутку заметил, что на меня так опьяняюще воздух подействовал. Я не спорила. По пути домой меня волновало другое.

В прошлый раз ему потребовалось час-полтора, чтобы меня найти. Сейчас прошло меньше суток. Раньше Марат давал мне практические уроки, а теперь я преподнесла ему урок от себя. Мы оба плохо воспринимаем слова, тем более голословные угрозы, нам нужна демонстрация. Только вот вопрос - выживу ли я после этой демонстрации или нет?

— Можно телефон?

Мужчина с готовностью протянул мне трубку.

— Конечно.

Я, вытянув губы трубочкой, выдохнула, досчитала до пяти и набрала свой домашний номер. Почему-то я не сомневалась, что Марат именно у меня дома и ждет моего звонка. После первого гудка в трубку громко рыкнули:

— Да!

— Привет, - очень тихо поздоровалась с ним, внутренне застыв от ощущения неминуемой угрозы. - Это я.

От моей наглости он, казалось, опешил. И разозлился еще больше.

— Тебя не было два дня, - медленно, скупо выверяя произносимые звуки, процедил чечен. - Два чертовых дня. И ты мне говоришь “ПРИВЕТ”, твою мать?!

— Не кричи, пожалуйста. А то я повешу трубку, - сейчас преимущество было на моей стороне, и я не собиралась упускать такую редкую и бесценную возможность покомандовать. - Я в порядке, Марат. Синяк уже зажил. Я отдохнула и развеялась. Скоро приеду домой.

— Да я тебя убью сейчас, - удивленно выдохнул Марат, шалея от моей наглости и спокойствия. - Ты понимаешь, что делаешь?

— У тебя есть, - я пригнулась и выглянула в окно, - минут десять, чтобы успокоиться и прийти в себя. Я сейчас буду.

И на такой финальной ноте, стараясь не обращать внимания на отрывистые ругательства, от которых едва не кипел телефон, я разъединила связь.

— Он волновался, - невинно пожав плечами, объяснила я такое поведение “братца”. - Он за меня всегда волнуется.

— Правильно делает, что волнуется. Это хорошо, что я с тобой был. А если кто-то другой?

Мы подъехали к подъезду, около которого Марат старательно нарезал круги, поднимая пыль, и я поспешила вылезти вперед, чтобы хоть как-то успокоить и его сдержать. Если первым чечен увидит Славу, то будет очень много крови. Очень.

Он почти почернел за эти сутки. Если раньше я думала, что он на грани бывал, то я грани не видела. Марат почти взрывался от напряжения. От него такие волны гнева, облегчения и ярости исходили, что я, вроде бы успокоившись, снова задрожала, стоило только коснуться мужчины.

— Тихо. Спокойно. Стой, - по груди его погладила, слышала свистящее отрывистое дыхание, от которого ходуном ходила грудная клетка. - Ничего не было. Просто послушай. Пять минут. Успокойся.

Вылез Вячеслав, руку Марату пожал, и при этом у моего чечена мышцы волной задвигались, не скрывая смертоносной энергии. Он весь бурлил силой и злостью.

Слава достаточно долго говорил о том, что какой-то урод меня обидел, ударил, и он, как истинный джентльмен, не смог пройти мимо. Потом мужчина пересказал краткую историю нашего путешествия, и в это время у меня сердце колотилось как сумасшедшее. А еще я лицом в грудь Марата уткнулась и слышала, как его сердце бьется - тоже тяжело и быстро. И никак не хочет успокаиваться.

В общем, у чечена хватило выдержки дослушать Вячеслава до конца, молча кивнуть и аккуратно дойти со мной до входной двери. Как только она хлопнула, закрывая нас от чужих взглядов, Марат с силой дернул меня, буквально затаскивая домой.

— Я прошу тебя…

Мужчина яростно отшвырнул в сторону пакет с зимними вещами, толкнул дверь, которая неприятно лязгнула, и…накинулся на меня.

Я думала, он начнет орать, кричать, возможно, не сдержится и разобьет что-то. Но это была другая злость. В какой-то мере, хотя ему трудно признаться вслух, это его злость на себя. Он вынудил меня так поступить. И сам знает, что виноват. Марат вырастил меня своим отражением, а теперь бесился из-за того, что я не ломаюсь. Не вписываюсь в систему и не помещаюсь в ту клетку, которую он по привычке приготовил.

— Ты бессовестная, наглая стерва, - Марат с силой сжал мои волосы у затылка и запрокинул мне голову, накидываясь с болезненным, жестким поцелуем, призванным наказать, сделать больно, передать все эмоции, которые ему пришлось испытать из-за меня. На секунду отстранился, оглядел мои опухшие, покрасневшие губы и одним движением разорвал платье до пупка.

— Ты порвал его, - охнула от неожиданности и вцепилась в спадающие клочки. Мужчина оттолкнул мои руки и дорвал его до конца, откинув в сторону. - Оно же денег стоит.

— Я его покупал! - зло огрызнулся он, подталкивая меня к стене и наваливаясь сверху. - Что хочу с ним делаю.

Теперь Марат не целовал, но находился в миллиметре от моей коже, обдавал ее обжигающим дыханием, вызывая мурашки по телу, почти касался ее, заставив меня подобраться и вытянуться на носочках, чтобы отстраниться. Он волновал меня, особенно такой, каким был сейчас - горячий, пульсирующий, твердый, и доказательство его желания упиралось в мой живот. Низкий голос вынуждал поджимать пальчики на ногах, а соски болезненно затвердеть. И Марат все видел.

— Ты сам виноват, что так вышло, - не сдавалась я. Не выдержала и протянула руки, дернув рубашку так, что три белых пуговицы улетело на пол. - И прекрасно это знаешь. Я не…Ох, Марат, Господи!

Ему надоело говорить, надоело слушать, он уже кипел от сдерживаемой ярости и желания, заставляя гореть меня. И когда горячий влажный рот сомкнулся на тугом соске, я бешено выгнулась, почти оторвавшись от стены, и схватилась за напряженные плечи. Пальцы Марата скользнули между ног и накрыли влажную плоть, отчего я почти повисла на мужчине.

Мы смогли добраться только до мягкого персидского ковра, с учетом того, что Марат тащил меня почти на себе.

Он стащил основательно испорченную рубашку и неряшливым комом отбросил ее в сторону.

— Потом мы с тобой поговорим, - с таким обещанием произнес Марат, что я окончательно потерялась и закивала непонятно чему.

Что угодно, только бы он ко мне вернулся.

Он царапал мои соски щетиной, и я извивалась от боли-наслаждения, то ли уворачиваясь, то ли наоборот, стараясь оказаться как можно ближе. Я вся горела, уже не могла терпеть такой пытки, а мои бедра давно блестели от влаги. Марат ласкал меня резко, отрывисто, недостаточно, и каждое движение сопровождалось всхлипом, мольбой, чтобы он перестал меня мучить, прекратил пытку и дал мне то, что я хочу. На такое требование чечен хищно улыбнулся, приподнял мою ногу, закидывая себе на плечо и начал покрывать ее поцелуями, спускаясь все ниже и ниже.

— Хватит, - прохныкала я, цепляясь за короткий и раздражающий распаленную кожу ворс ковра.

— Рано, - последовал отрывистый ответ.

Уже и вторая нога оказалась у него на плече, и Марат медленно и неспеша подбирался к ноющему и твердому от желания клитору, а я стала судорожно подаваться навстречу, стремясь хоть на немного приблизить долгожданный момент. Но когда он наконец-то с силой ударил языком по нему, мой крик остро разрезал пространство, и я резко приподнялась на локтях, наблюдая за тем, что Марат делает. Я содрогалась от каждого движения, от того, как он с нажимом натирает влажную плоть, изредка проникая внутрь. И этого казалось чертовски много и мало, а когда Марат ввел меня три пальца и начал двигаться в бешеном, невозможном ритме, я, наконец, кончила, так сильно и так поверхностно, что напряжение ничуть не ослабло. Хотелось еще больше.

— Ко мне.

— Рано.

Это длилось долго. Очень долго. Я почти рыдала от неудовлетворенности, мой живот с бешеной силой тянуло от желания, и когда Марат оказался во мне, я снова кончила, и мне казалось, что даже ковер под нами стал мокрым. С каждым глубоким толчком я с ума сходила, и бормотала что-то, отчего Марат содрогался. Потом уже и говорить не могла. И уже ничего не хотелось, но ему мало. Марат опустил ладонь между нашими телами и надавил на чувствительный бугорок, заставив меня почти до крови вцепиться в его плечи. Сама не заметила, как снова завелась, захотела повторить по новому кругу, и, кончив в последний раз, заглушила хриплые крики его соленой коже, оставив на ней следы.

Я почти не почувствовала, как Марат без сил навалился на меня, но когда он откатился в сторону, стало до дрожи холодно. А двигаться к нему, поворачиваться, делать что-то - на это сил не было.

— И все-таки ты был неправ, - кое-как прохрипела я. - Скажи, что это так.

— Саш…

— Скажи.

Устало вздохнул, подтянул меня к себе, и я поморщилась от боли в натертой спине.

— Был.

Мы с ним оцениваем только практические уроки.

Глава 27.

Все хотят любви сердцем, хотя сами могут лишь предложить любовь телом.

Александра

Через несколько часов к нам ворвался нервный и взмыленный Лешка. Я ему дверь открыла, приветственно улыбнулась и ушла на кухню готовить ужин. Трофима моя наглость не то что поразила, она его взбесила просто. Мне пришлось выслушать все - и о том, что я неразумная без мозгов эгоистка, которая даже не подумала о них всех. А они, между прочим, с ног сбились, всех людей подключили на мои поиски.

— Ты где была? - меряя кухню тяжелыми шагами, гневно вскрикивал Лешка.

— В горах, - протянула ему блюдо с мясом. - Будешь есть?

— В каких горах? - подал голос Марат.

— Я говорила.

— Подробнее.

Закатила глаза, но послушно рассказала о поездке. Все сжато, коротко и сухо, стараясь лишний раз Вячеслава не упоминать. Больше вспоминала о красивых горах, дивных пейзажах, подъемниках, на которых, катаясь, весь мир видела, как на ладони.

— Я тебе даже подарок привезла, - невинно улыбнулась и прошлепала в коридор. Подняла пакет, сиротливо валяющийся на полу, вытащила презент и вручила его Марату. - Вот. Тебе нравится?

Лешка подавился и застучал кулаком по груди. У чечена нерв под глазом дернулся.

— Ты ему привезла…рога? - неверяще прохрипел Трофим, не в силах отдышаться.

— Ну да. А что? По-моему, очень красиво, - погладила ладонью сувенир. - Они такие ветвистые. Не самые большие, но по-своему роскошные. Я думаю, для Марата в самый раз.

Лешка медленно моргнул, потом также медленно прикрыл ладонью глаза и тихо выругался. Я с огнем играла, и мне это было прекрасно известно. Но больше я не позволю мной пренебрегать, я не позволю даже такой мысли появиться в Маратовой черноволосой голове. Он будет думать только обо мне, считаться со мной, признавать равной. Не любимой, не подходящей, не самой лучшей для него, а равной. Той, с которой он будет считаться. Той, которую он никогда не сможет отодвинуть в сторону.

— Вы оба сумасшедшие, - взорвался Леха, обличительно тыча в нас пальцем. - Психи какие-то. Один чуть до ручки всех не довел, другая шалавится не пойми где…Да пошли вы!

Нам было не до него. Мы даже не заметили, как он громко хлопнул дверью. Мы безмолвно сражались взглядами, вцепившись в чертовы ветвистые рога, и теперь каждый в эти взгляды вкладывал что-то свое. Я смотрела с предупреждением, Марат…Марат тоже.

Он не ударил меня. Хотя раньше мне доставалось и за меньшее. Больше того - чечен не повысил на меня голос и не произнес никакой угрозы. Он просто мягко убрал мою ладонь с “подарка”, перехватил рога поудобнее и с легкость переломил их на две части. А потом выкинул. Тоже с легкостью.

Подошел ко мне, голову склонил, непонятно что рассматривая, и аккуратно заправил темную прядь мне за ушко.

— Больше так не делай.

Не знаю, что меня сильнее удивило. То ли отсутствие угроз, то ли нежный тон. Но я почувствовала холодок между лопатками и поневоле передернулась от странного и нового ощущения.

Но своего добилась. Он больше никогда меня не отодвигал в сторону и не забывал, что я достойное его продолжение. Такая же, как он. Во всем. Нравится Марату это или нет - роли не играет. Он меня такой сделал. Конечно, Марат любил меня поддразнить. Моя ревность ему определенным образом льстила, заставляла едва ли не мурлыкать от удовольствия. Он принимался меня целовать, так крепко, что сил дышать не оставалось, а у самого глаза сверкали. Только вот Марат никогда не был глупым и все-таки сразу вспомнил, что я - это я, а не мифическая тень Оксаны. И свое слово, каким бы оно ни было, держу.

Я тоже могла его подзуживать, поддразнивать, но просто так границу дозволенного никогда бы не перешла. Конечно, будь его воля, я бы дома у окошка сидела и ничего не делала, как, например, Ксюша, но я же упиралась в его стены, раздвигая их до конца, так что дальше было просто некуда. Марат всегда позволял мне то, что не позволял никому, даже позже. Если он был с женщиной, то только как единственный для нее. Неважно - день, месяц или год. Но единственный. Ее свобода всячески ущемлялась, подстраивалась под его желания, отшлифовывалась. А потом все - до свиданья. Но пока с ним - он бог и господин. И это не обсуждается.

Я же достойная, свободная, жадная, честная, дикая рядом с ним, настоящая, и за это всё бесконечно любимая. Не сразу, постепенно. Я на него действовала как никотин. Медленно и верно. Только вот не знаю, хорошо или плохо то, что сам Марат оказывал на меня такое же влияние. Тоже постепенно, медленно, наравне со мной. Никто из нас не спешил, не было такого, что один свои чувства осознал, а другой плелся где-то в хвосте. Всё всегда вместе.

У меня были недостатки. Точнее не так. Я не идеальна, знаю, но себя люблю. Я вполне четко осознаю, что многим моя мораль - или ее отсутствие - показалась бы возмутительной, мерзкой и грязной, но какое мне дело до остальных? Я нахожусь в гармонии с самой собой, которую многие люди сознательно не могут достичь, избегая ее годами. Я люблю себя, свое окружение, свою жизнь, и не вижу смысла все это менять ради какого-то эфемерного одобрения общественности.

После того как Марат всего добился, да и я поднялась на пару ступеней выше, необходимость притворяться отпала. Во всяком случае, перед всеми. Раньше надо было с каждым быть вежливым и милым, а сейчас только с теми, кто сильнее нас. Таких мало, прямо скажем. А остальные…да я просто равнодушно проходила мимо, на сей раз не притворяясь милой и доброй. Хотя все сразу заговорили о том, что, мол, Залмаев с сестрой зазнались и нос воротят. Неправда.

Только вот Марат мои недостатки пытался исправить. Вернее, повлиять на меня как-то, смягчить, хотя отлично понимал, откуда ноги растут. Я была жадной, действительно жадной, до одурения. Я не жалела денег на одежду для себя или Марата, не жалела денег на еду, выбирая самые вкусные и хорошие продукты. Я не жалела денег на здоровье, отдых, кутежи, подарки, но…Были определенные границы, за которые я принципиально никогда не заступала. Я не превращала шопинг в фетиш, выкидывая на ветер бешеные суммы, я не собиралась питаться одной черной икрой, зачерпывая ее ложками, я никогда не покупала неприлично дорогих подарков, выполняя требуемый минимум и не более. И не позволяла делать этого Марату.

У меня рука не поднялась бы сорить бабками, как умел тот же Вячеслав, уходивший в этот процесс с головой. Да и Марат мог отчебучить что-то наподобие. Мне сразу нехорошо становилось, я ругалась, злилась и психовала, причем на полном серьезе. Такое поведение безответственно, нелогично. Нельзя не думать о будущем, будущее должно быть спокойным и по возможности не бедным. А если так сорить деньгами, то можно в какой-то момент остаться совсем без них, и вот это - самое страшное. Потерять все, чего добился, а самое обидное, потерять из-за своей глупости и недалекости.

Марат прекрасно все видел, сначала, правда, искренне потешался, посмеивался, потом привык, но чем ближе мы становились друг к другу, тем сильнее его это раздражало. Ему не нравилось, что деньги для меня имеют куда более важное значение, чем для него.

— Вот скажи мне, Саш, только честно.

— Я тебе никогда не врала, - отозвалась шепотом, пристроив голову на его груди. Мне нравилось вот так лежать - пресыщенно, немного лениво. Мерно подниматься и опускаться в такт его спокойному, уверенному и глубокому дыханию, и кончиками пальцев касаться рельефного пресса, очерчивать мышцы и наслаждаться простыми прикосновениями. - Говори.

— Если бы я не был богат, ты бы нашла другого? Если бы я был без денег, без всего этого, - обвел жестом дорого обставленную спальню, очертания которой еле виднелись в кромешной темноте. - Ты осталась рядом со мной, если бы я был нищим, бедным?

Не удержавшись, мягко рассмеялась, дыханием пощекотав короткие волоски на груди. А потом и вовсе в шею поцеловала, укладываясь ближе.

— Это был бы не ты.

— Я серьезно. Да или нет?

— Ты не серьезно говоришь. Этого не может быть. И точка.

Марат зашевелился, убрал со своего плеча мою голову и повернулся набок, лицом ко мне.

— Почему не может? Простой вопрос, Саш. Я мог бы быть сейчас каким-нибудь военным, капитаном, например. Служил бы где-нибудь, да…хоть бы и в ментовке работал. Боролся с преступностью, - я непочтительно фыркнула и тут же закашлялась, стараясь скрыть насмешку, пусть и незлобивую. - Что ты смеешься? Я бы мог.

— Мог, конечно, Марат. Никто не сомневается. Ты все можешь.

— И что, ты была бы сейчас рядом со мной?

Вот что он хочет услышать? Что я с ним буду и в горе, и в радости? И в огонь, и в воду? Ну скажу я это, так он разозлится за то, что лгу. Но хуже того, я сама буду знать, что лгу. И не кому-нибудь, а Марату, с которым этого никогда не надо делать. А не скажу - он тоже психанет. В последнее время Марат вообще тему денег в наших с ним отношениях болезненно воспринимает, я бы сказала, чересчур остро, уделяя внимания больше, чем нужно. А почему - я особо не понимала. И не хотела понимать. Сверх меры я не требовала, все как всегда, но вылезла же проблема, казалось бы, из ниоткуда. И ее теперь надо решать.

Я недовольно выдохнула, отодвинулась от мужчины, чувствуя злость из-за того, что придется объясняться, и села на подушки, обиженно скрестив руки на груди.

— Что тебе в голову взбрело, ты можешь сказать? С чего такая озабоченность? Или жалко денег? Я много трачу?

Он тоже раздосадованно выругался и откатился от меня подальше, снова переворачиваясь на спину.

— Мне никогда ничего не жалко для тебя. Я задал конкретный вопрос и хочу получить такой же конкретный ответ. Да или нет?

— Я бы никогда не посмотрела на нищего, если хочешь знать. Не потому что у него нет денег, - Марат уже не слушал. Он язвительно улыбнулся, всем видом давая понять, что так и думал, а потом и вовсе отвернулся, намереваясь подняться с кровати. Я его за плечо дернула и потянула на себя. - Марат, стой! Да стой же ты! Дай сказать. Подожди пять минут, а потом, если не терпится, можешь валить, - на скулах проступили желваки, мужчина мою руку сбросил, но все-таки выжидательно сел, с картинным интересом поглядывая в мою сторону. - Я не осталась бы не из-за отсутствия денег. А потому что он неудачник. Или идеалист. Или придурок, лох, называй как хочешь. Мне не за что уважать такого человека, который даже не может заработать себе на нормальную жизнь. Честно или не честно - демагогия. Все хотят комфорта. И если бы ты был таким…Как ты там сказал? Мент, борющийся с преступностью? Ах да. Вот если бы ты был таким, я бы в первый же день от тебя убежала.

— Это все? - ни капли не подобрев, спросил Марат.

— Нет, не все. Я не могу оставаться с человеком, которого не уважаю. У тебя были возможности, и ты ими воспользовался. Ты не делаешь ничего наполовину, так что, по меньшей мере, вопрос поставлен некорректно. Поддержала бы я тебя, если бы пошли проблемы? Поддержала бы. Помогла бы все решить? Помогла. Не заставляй меня говорить то, что не хочешь услышать. Это будет неправдой, и ты, Марат, не хуже меня об этом осведомлен. Я с тобой. Таким, какой ты есть. В конце концов, у Вячеслава самолет свой, а у тебя самолета нет. По твоей логике я должна к нему уйти, разве не так? Не в этом ты пытаешься убедить меня и себя?

— А если меня убьют? Ты уйдешь к другому?

— А если убьют меня? Ты умрешь вместе со мной? - окончательно разозлившись, парировала я.

Он промолчал.

— Вот видишь. Не заставляй меня говорить очевидные вещи.

Мы оба безумно любили жизнь. Не существование, не выживание, а настоящую, комфортную и спокойную жизнь. И не стали бы совершать такие необдуманные поступки. Каждый спокойно заживет дальше. И он, и я. Марат сам такой же, и требовать от меня другого, по меньшей мере, лицемерно. К счастью, он это быстро понял и осознал. А также в очередной раз оценил честность, незапятнанную между нами. Это дорогого стоит.

Он не обиделся и смог примириться с моей…особенностью. Я принимала Марата таким, каким он был, и требовала того же. Марат мне это дал, наконец-то успокоившись и приняв мой недостаток как данность. Что сблизило нас еще сильнее.

Мужчина начал выводить меня в так называемое общество. Младшей сестры больше не было, на ее место пришла очаровательная девушка Саша. Любимая, оберегаемая. Хм, стоило понаблюдать за мрачными взглядами исподлобья, какими Марат награждал каждого, кто осмеливался заглянуть в мое декольте, достаточно провокационное, или же слишком долго пялиться на мои ноги. А ноги стали моей гордостью, моим достоинством, которое я всячески демонстрировала. Красивые, длинные, стройные, и было даже забавно видеть, как умные и уверенные в общем-то мужики глупеют на глазах, глядя на них, а чем дольше взгляд по ним скользит, тем дебильнее выражение лица. Марат, правда, веселья моего не разделял.

— Дошутишься, Сашка, - предупреждал чечен, идя шаг в шаг за мной. Он так специально делал, чтобы мне вслед особо не пялились. А если пялились, то мало что могли увидеть. - Я тебе ноги когда-нибудь поотрываю.

— Я тоже тебя люблю, мой хороший, - бархатно смеялась я, лукаво стреляя глазками. - Не ревнуй так. Можно подумать, тебе мои ножки не нравятся.

И назло ему такую позу принимала, что еще немного и стала бы видна кружевная резинка чулок. Чечен всегда в такие моменты тяжело сглатывал и неотрывно следил за моим поднимающимся платьем. Ревнючка.

Сначала никто не воспринимал меня всерьез. Подумаешь, очередная пассия появилась. Недурна, но и не красотка. Особо от остальных не отличается. Наверняка на один вечер. Но я с Маратом появлялась всегда - или почти всегда - не считая его выходы с женой и ее родителями. Кстати, у этих людей такое считалось нормальным. Жена, любовница, возможно, даже две. Просто девочки, каждый вечер сменяющие друг друга. Марат не стал исключением.

Но я смогла заставить и их всех со мной считаться. Обращать внимание на меня не как на временную любовницу, а как на постоянную подругу, важную, неотрывно связанную с Маратом. У него была жена, которой все важные мужчины и женщины улыбались и называли ее по имени-отчеству, и была я, которую холодно-презрительно звали “Александрой”, “Сашенькой” или же никак не звали, изредка отпуская сальные шуточки. Марат мог бы одним словом все пресечь, но это не то, что меня устраивало.

Я должна сама. Я сама заставлю их всех обращаться ко мне с уважением, по имени-отчеству. В конце концов, если с Маратом все получилось, то почему не получится с ними?

Глава 28.

Все складывалось как нельзя лучше. Для меня и для Марата тоже. Чего нельзя было сказать об Оксане и ее семье.

У ее отца начались проблемы. Те два кооператива, которыми он владел, не выдержали дефолта и не смогли восстановиться. Мужчина влез в долги, проиграл, потерял некоторую часть средств. Если Марат успел вовремя подстраховаться, переведя все деньги в доллары, то Георгий Саныч не успел. Вернее, не захотел. Совковое сознание, в котором прочно укоренилась мысль о том, что Россия - непотопляема, а рубль - тем более, было уже не изменить. Он до последнего не верил в крах системы, все ждал чего-то, хотя кризис уже висел на хвосте. И в итоге потерял почти все - или очень много, хотя разница небольшая.

— И что ты будешь делать? - задумчиво побарабанила пальцами по подбородку, рассматривая довольного мужчину, сидящего рядом со мной на диване. - Зачем он к тебе приходил? Просил помощи?

— Просил, - неспешно кивнул Марат, едва не лопаясь от гордости. - Но я отказал.

— Да ну? Под каким же предлогом ты отказал своему тестю?

— Я вложил деньги в выгодный проект. Сожалею, возможно, если бы вы обратились за помощью раньше, - безбожно кривляясь, изобразил он. - Но увы, увы, увы…

— Странно, что он обратился к тебе только сейчас, - по сути, уже почти год прошел. Потихоньку все начали восстанавливаться.

— До последнего тянул, собака. Ему гордость не позволяла. Влез в долги, почти прогорел. В общем, сейчас он в полной заднице.

— И ты этому только рад, - проницательно прищурилась я.

Марат равнодушно пожал плечами, всем своим видом давая понять, что ни причем.

— Почему я должен расстраиваться? Это его проблемы, а не мои.

— Тоже верно.

Все осложнялось одним фактом - Оксаной. Ее отец, погрязший в долгах как в грязи, отдать их не мог. И теперь справедливо опасался за себя и жизнь близких. Дело принимало другой оборот, и теперь Марат не мог стоять в стороне. Теперь дело касалось его семьи. Но даже и в такой ситуации чечен не мог не провернуть все под себя.

Марат выставил отцу Ксюши ряд условий. Он, конечно, поможет любимому и единственному тестю, не оставит того в столь щекотливой ситуации. Но только на своих условиях - а именно, если Георгий Саныч по-родственному за мизерную сумму продаст свои активы. И Марат, безусловно, погасит все долги, расплатиться с кредиторами и удержит семейный бизнес на плаву.

Все, конечно, сопровождалось взаимными расшаркиваниями, скрипом зубов со стороны Ксюхиного папки и еле прикрытой демонстрацией одолжения со стороны Марата, который не стремился даже прятать своего положение короля и бога. Георгий Саныч не так все планировал, совсем не так. А Марат как будто все давно продумал и был готов к такому повороту событий.

В общем, отцу Оксаны пришлось смириться с таким положением дел. Он ничего не мог сделать, он мог только сидеть и терпеливо ожидать окончания истории. А пока все формальности утрясались, было решено отправить Ксюшу с ее матерью от греха подальше. И именно это меня особенно радовало.

— Прости, Марат, но я не думаю, что Оксана добровольно свалит на несколько месяцев. Как бы ты ее не уговаривал, - та вообще не хотела от мужа дальше, чем на шаг отходить. И сейчас началось обострение ее любвеобильности, что меня не шибко радовало, признаться, потому что Марату теперь приходилось уделять ей время, даже больше, чем мне. Ксюше неожиданно захотелось погрузиться в культурную жизнь столицы, ходить по театрам, балетам, выставкам и на худой конец, в кино. Чему тут радоваться? - Она в тебя клещами вцепилась, и если уедет, то только с тобой.

— Если попросит Георгий Саныч, Ксюша поедет. Им действительно надо сейчас исчезнуть из страны, хотя бы на время. Я - это я. Со мной другой разговор.

— А его они послушают?

— Послушают, - утвердительно сказал Марат. - К тому же Ксюшкина мать обо всем догадалась уже. Дочь они под удар не поставят.

Так и вышло. Пришлось, правда, мужчинам перед Оксаной поплясать, поуламывать ее, рассыпаться в просьбах и обещаниях. Эта сцена напомнила мне другую, из мультика “Бременские музыканты”, когда шел диалог между принцессой и ее папочкой-королем. Она еще ножками все время топала и заявляла, что “ничего я не хочу”. Вот и Ксюша мне казалась капризной, визгливой и тупой. Настолько тупой, что вообще, по-моему, не понимала, что дело может принять серьезный оборот. И в первую очередь ее, дуру, оберегают. Но нет, она топала ногами, обижалась, дула губы и громко заявляла, что никуда не поедет, по крайней мере, одна.

— Ксюш, но я работаю, - оправдывался Марат, нежно и успокаивающе гладя ее по спине. Хотя я видела, как его вся ситуация в целом порядком достала. Мало того, что появились лишние проблемы - не такие уж серьезные, но все-таки требующие внимания - так еще приходилось тратить время на бессмысленные капризы.

Отвык, хороший мой, от женских истерик. Я их вообще не устраивала, а Оксана, если ее не трогать особо, была тиха и примерна. Но вот если тронешь и заденешь ее королевское высочество, такой вой поднимался. И вроде все равно милой остается, трогательной и нежной - даже истерики нежные - только вот прибить мне ее ой как хочется.

— Ты всегда работаешь, Марат! - воскликнула она с обидой. - Почему я должна ехать одна? Давай вместе, вдвоем, ну?

— Ксюш…

Такое продолжалось пару дней. Потом, наконец, ее уговорили и она уехала. На пару недель, как заверили Оксану, но Марат сказал, что, возможно, решение проблем затянется на более долгий срок. Я только рада.

— А вот улыбку могла бы сделать не такой ослепительной, - прокомментировал он мою радость от новости об окончательном отъезде принцессы. - Изобразила хотя бы сочувствие для приличия.

Я гортанно рассмеялась, откинув голову. Еще чего. Он теперь мой. Полностью. На две недели, месяц, пару месяцев…Он, конечно, и так мой и никуда не денется, как и я тоже, но именно сейчас у нас есть возможность засыпать и просыпаться в одной постели, завтракать, обедать и ужинать. Развлекаться и просто быть рядом, как в старые добрые времена. Марат, работал, конечно, но на меня время оставалось всегда. К тому же я и сама не сидела без дела.

Сразу после тот как отвез жену в аэропорт, Марат с одной спортивной сумкой, в которую сложил самые нужные и необходимые вещи, приехал ко мне домой. Было четыре утра, я еле глаза разлепила, чтобы его встретить. Не до конца понимала, зачем он туда-сюда ходит, что раскладывает, но послушно положила вторую подушку в кровать.

— Ты со мной? - хриплым голосом уточнила я.

— Да.

— А дом? Кто там будет?

— Я договорился с домработницей. Она раз в три дня будет убирать квартиру.

Марат широко зевнул, потер слипающиеся глаза и подтолкнул меня по направлению к кровати.

— А если Оксана позвонит, а тебя дома нет?

— Я попросил ее звонить на сотовый.

— Слишком много работаешь? - невинно улыбнулась, и без того догадываясь, какой ответ. Все-таки она такая дурочка. Марат многозначительно поглядел на меня из-под густых бровей и с облегчением улегся под одеяло. - Все ясно. Работяга моя.

Он мягко улыбнулся, притянул меня к себе, уткнувшись носом в шею, и через несколько минут размеренно и глубоко задышал, согревая меня своим горячим дыханием. Это было слишком хорошо, и поневоле я начала привыкать.

Оксана снова уехала не вовремя. Или в самое время - с какой стороны посмотреть. Именно в тот момент мы с Маратом нуждались друг в друге. Появился не просто секс, нужда, удобство, появилась, своего рода, потребность…какая-то глубокая и правильная. Отличающаяся от всего того, что мне хотелось от жизни. Кто бы мог подумать, что мне станет необходимым просыпаться “не одной”. Не просто “не одной” - с таким же успехом можно завести кота или собаку, и будет тебе счастье. Нет. Мне стал необходим Марат. Я просыпалась и видела его, засыпала и тоже видела его. Я привыкала и привыкла к тому, что на кухне он работает, просматривает какие-то бумаги, а я суечусь рядом, делая свои дела. Я привыкла даже к постоянно-периодичным звонкам на его мобильный и могла с точностью сказать, кто звонит и по какому вопросу.

В какой-то степени даже сам Марат стал жить моей жизнью. Теперь он точно знал, с кем я учусь, общаюсь, в каких отношениях состою. У меня были знакомые, так называемые друзья, хотя за друзей я их не считала. Но были такие люди, с которыми я могла бы прошвырнуться по магазинам или выпить кофе. Одна поправочка - если бы я в этом нуждалась.

Но Марат знал о них всех, а я знала обо всех его знакомых. В то время мне трудно было по-настоящему оценить особую степень доверия и единения, образовавшуюся между нами. Я не ценила, вернее, занизила ее стоимость. Мне казалось, что это так же нормально и обыденно, как и все остальные вещи, которые я получила, проникнув в цивилизованный мир. У меня не было еды, жилья, возможности учиться, книг. Я не знала, что такое радость, уверенность в завтрашнем дне, удовольствие. И узнала обо всех этих вещах только здесь, рядом с Маратом. И наше единение я приравнивала к…ну, уверенности в завтрашнем дне. Крайне полезная и приятная штука, которая доступна всем или почти всем.

Я проникла еще глубже, если такое вообще возможно. Я проникла даже туда, куда боялся заглядывать сам Марат.

Он же чеченец. Родившийся в Чечне, воспитывавшийся в правильной, по их законам, семье. Мне так казалось из его немногословных рассказов, которые состояли из пары-тройки рубленых предложений. Я знала, что его отец любил его мать, она была его первой и единственной женой. Больше он не хотел. Я знала, что его отец учил Марата многим вещам - это проглядывалось в изменяющейся тональности голоса, в которую прорывались глубокие, спрятанные воспоминания. Но стоило копнуть глубже, как Марат закрывался. Захлопывался, как мерзкая раковина, и мне хотелось стукнуть его по башке и заявить, что он упрямый дурак.

Но я же не таран, и такой способ с Маратом никогда не прошел бы. Приходилось действовать мягко, нежно, ловя мужчину в такие моменты, когда он больше всего уязвим. Это два состояния: пьяный Марат и пресыщенный Марат. Ну а так как пил он редко, то оставалось лишь второе. Другое дело, что после секса уже мне не хотелось говорить и о чем-то спрашивать.

Я садилась на Марата верхом, легонько его целовала и гладила. Очень нежно, бережно - касаясь совсем не так, как в порыве страсти. Любила перебирать его волосы, и мужчина чуть ли не мурлыкал от удовольствия. Он почти засыпал, откидывая мне голову на ладонь, а я, как кошка, калачиком сворачивалась у него на груди, убаюкиваясь мерным стуком уверенного и надежного сердца.

— Скажи что-нибудь, - шепотом, еле слышно попросила я. Такой момент не хотелось портить громкостью.

Марат зарылся в мои волосы, наматывая черные пряди на крепкие пальцы.

— Что сказать?

— Не знаю. Что хочешь. Скажи что-нибудь по-чеченски.

В такие моменты он не злился и не нервничал. Полумрак и нежность успокаивали нас обоих.

— Что?

— Что угодно. Хочешь, даже ругайся на меня, - щекой потерлась о короткие темные волоски на его груди. - Только тихо. Не шуми.

В первый раз он не ответил. Во второй - весело хмыкнул. Но я же упертая. В третий раз он сказал пару слов. Позже - мог минут пятнадцать о чем-то мне рассказывать, смеясь над моим растерянным, озадаченным и очень серьезным выражением лица. Я ни слова не могла понять, тарабарщина какая-то, но мне нравилось слушать то, как он говорит. И я изо всех сил это делала. Не понимала - чем безумно мужчину развлекала - но слушала.

— Перестань хмуриться, - Марат протянул руку и разгладил бледный лоб. - У тебя такое лицо сразу…интересное становится.

— Не смешно. Я вот выучу английский и тоже что-нибудь тебе скажу. А ты не поймешь.

— Я знаю английский.

— Знаешь, да? - расстроенно протянула я. Учить еще один язык мне не хотелось.

Чечен понял причину моего разочарования и подавился смехом, получив от меня кулаком по ребрам.

— Знаю.

— А немецкий?

— Знаю.

— Французский?

Он покачал головой, заставив меня расплыться в загадочной улыбке, кроющейся в уголках губ и глаз.

— Не знаю.

— Отлично. Я тогда буду учить французский. А потом как ска-а-а-жу тебе что-нибудь такое…

— Для этого я выучу все неприличные словечки, - посерьезнев, заявил Марат.

— Ну тебя.

Он сказал отрывистую, короткую фразу на своем языке, заставив меня снова нахмуриться и наклониться к нему.

— Что? Что значит “сунахь…”

— Забудь. Иди сюда.

Мужчина притянул меня к себе, заглушая все вопросы и выбрасывая из моей головы все мысли. Эта ночь, как и остальные, принадлежит нам. И только нам.

Он никогда не говорил на этом языке с Оксаной, ее родителями и со своим окружением. Даже с Трофимом и Дирижером не говорил. Не знаю почему. Наверное, не хотел, чтобы его снова этим попрекали. Правда не знаю. Вроде Ксюша с ее родителями - умные люди. В смысле, доверчивые (в лице дочери), но образованные же, грамотные, с широким кругозором. Только всего, что отличается от их устоявшейся жизни, они боялись и презирали.

Родители его жены и так часто попрекали этим Марата, считая его диким каким-то, недостойным. Я не знаю. Он их умнее, хитрее, сильнее. Марат в два счета разорил отца Оксаны, сделав все с хирургической отстраненностью и точностью. Как по нотам. Он облапошил их всех, оставил с носом, но они - что не укладывается у меня в голове! - по-прежнему считали его грязным и недостойным их. Только вот сейчас, когда Марат давно оставил этих снобов у себя в хвосте, заставив глотать пыль, его мало интересовало их мнение.

Я же наоборот, вытаскивала на поверхность спрятанную часть Марата. Он наполовину чеченец, воспитывавшийся в своей стране до четырнадцати, пятнадцати лет. Иногда он о ней рассказывал. Говорил, что там красиво и тепло. Но почему-то Марату было легче подавить все в себе, хотя, возможно, он просто привык. Не знаю.

Зато я знала, что не позволю ему прятаться. Не от меня. Это был мой шаг, очень важный шаг, и более того, я почти физически ощущала, как все меняется.

В конце июля у Марата намечалось день рождения. Я никогда его не поздравляла до этого. Ни разу за четыре с лишним года. Он всегда отмечал его с Оксаной, а подарок…что я могла подарить? Насчет подарка своими руками…пфф. Мне это казалось низким и недостойным.

Сейчас мы праздновали вместе. И я готовила подарок, пусть и на деньги Марата. И первым делом ноги понесли меня…в библиотеку. Нашла информацию о Чечне, всякие легенды, историю. И зацепилась за одну мысль. Возможно, у меня нет своих денег, я не могу купить дорогой подарок, но я могу сделать…кое-что, что Марат не сможет проигнорировать. Влетит мне или нет - другой вопрос.

В день его рождения днем я поехала к нему в офис. Столкнулась на входе с Плетневым, вежливо кивнула и спросила:

— Марат у себя?

— Да, иди. Он один.

Я благодарно улыбнулась.

— Спасибо.

Он действительно работал, с головой зарывшись в толстые папки. Увидев меня на пороге кабинета, Марат удивленно поднял брови.

— Ты что здесь делаешь?

— Просто приехала.

Закрыла дверь, бросила сумку на стул и нащупала в кармане маленький пакетик.

— Зачем?

— С днем рождения поздравить.

Он отложил документы в сторону, на спинку кожаного солидного стула откинулся и с любопытством меня оглядел.

— Да ну? До вечера нельзя было подождать?

— Нет.

— И…где подарок?

Было почему-то слегка боязно. Даже странно. Я - и боюсь. Размякла от хорошей жизни - трясусь по каждому поводу, причем такому незначительному. Мысленно взяла себя в руки и приблизилась к столу, вклинившись в узкое пространство между столешницей и стулом.

— Вот. Держи.

Марат с любопытством и слегка восторженным удивлением поглядел на бархатный мешочек.

— Что там?

— Открой.

Через несколько секунд у него на ладони оказалась платиновая цепочка с кулоном в виде морды волка. Марат поудобнее перехватил цепочку, чтобы лучше разглядеть украшение. А потом вопросительно поднял на меня глаза, безмолвно спрашивая…о чем-то.

Я сглотнула, оттолкнула стул ближе к стене и села Марату на колени. Медленно собрала волосы и отодвинула их в сторону, открывая заднюю сторону шеи. И как назло, Марат молчал долго. Очень долго.

Наконец, он, едва касаясь, провел кончиками пальцев по рисунку и покрасневшей коже вокруг. Меня пробила дрожь, пробежав тонкой змейкой по позвоночнику.

— Волк.

— Волк.

— Один в один, - он еще раз поглядел на кулон.

— Мастер старался.

— Я предупреждал тебя о татуировках.

— Последняя.

Он еще раз погладил татушку прохладными пальцами.

— И что ты скажешь в свое оправдание?

А оправдание готовила долго.

Я расстегнула хлопковую рубашку, слегка спуская ее с плеч и открывая вид на другою татуировку, вившуюся по позвонкам.

— Волк сверху.

Через минуту я кожей почувствовала прохладу его смеха и улыбнулась. Марат аккуратно надел мою рубашку назад и поднялся со стула, поднимая меня.

— Одевайся и поехали. Саш?

— Да? - оторвалась от металлических заклепок.

— Застегнешь? - и он протянул мне цепочку.

Застегнула, правда, для этого мне пришлось встать на носочки, а Марату - сильно согнуться. Было непривычно смотреть на него так, встречать глубокий и настолько внимательный взгляд, и я поспешила к выходу, пряча глаза, но в дверях меня снова остановили, развернув к себе лицом. Мужчина глубоко поцеловал меня, коснулся уголков губ и под конец чмокнул в нос, заставив неистово покраснеть.

— Спасибо.

За всю свою жизнь так я больше не краснела.

В коридоре мы снова столкнулись с Плетневым, который нам кивнул, мельком поглядел на переплетенные руки и вскользь поинтересовался:

— Уезжаете?

— Да, - ответил Марат. - Домой. Праздновать.

— Ты завтра приедешь сюда?

Мы переглянулись.

— Нет, - наконец, сказал чечен. - У меня отпуск.

Глава 29.

С отъезда Оксаны прошел месяц. Конечно, она звонила и мне, и Марату, но ее звонки скорее, веселили, нежели реально напрягали. Меня, во всяком случае. Что особенно радовало - Марата они доставали конкретно. Если мне Ксюша рассказывала о достопримечательностях, культурных новинках и интересных историях, что произошли с ней и ее мамой, то Марат выслушивал полноценное нытье, дополненное жалобами на несправедливость мира.

Иногда Ксюша попадала в то время, когда мы с мужчиной пресыщенно - или не очень - валялись на кровати. Я пристраивала голову у Марата на животе, болтала ногами в воздухе и слушала радостный треп девушки. Минут пятнадцать. Иногда я могла оседлать Марата и вобрать его глубоко в себя. Я специально сидела неподвижно, изредка сжимая горячий член внутренними мышцами, волнообразно поводила бедрами, вынуждая чечена едва ли не рвать простыни. Потом Ксюша вежливо прощалась и через пару минут разговаривала уже со своим мужем, который думал о чем угодно, только не о разговоре. Я его до такого доводила, что чаще всего он скомканно прощался, ссылаясь на неотложные дела, откидывал, не глядя, мобильник в сторону, и резко перекатывался на постели, подминая меня под себя. А дальше начиналось самое интересное.

Ксюшин папа оформил на Марата все документы и от греха подальше уехал в подмосковный санаторий, прихватив с собой несколько охранников, выделенных чеченом. И опять же, это только в плюс мне было. Мы всех из города вытравили, остались вдвоем и могли делать, что хотели.

Марат разгребал все то, что наворотил Георгий Саныч, а наворотил он, судя по всему, немало. Мужчина в общих чертах мне все рассказал, не пугая излишними подробностями, но и этого мне с лихвой хватило, чтобы понять общую картину. А пистолет, который “на всякий случай” лежал в ящике прикроватного столика, и два охранника, постоянно меня сопровождающие, почти кричали о том, что все очень и очень серьезно.

— Они меня нервируют, - недовольно пожаловалась Марату, без стука влетая в его кабинет. Охрана понятливо осталась за дверью. - Ходят за мной и ходят, как собаки привязанные. Блин. Не могу уже. А знаешь, что самое противное?

На мое возмущение никак не прореагировали. К тому же мы оба знали, что я просто ворчу. На деле же я все равно этих мордоворотов буду терпеть, потому что…Ну, надо так. Что еще скажешь?

— Не знаю, - мужчина потянулся за телефоном и начал набирать чей-то номер. - Что?

— То, что эти б…ыки ни на шаг от меня не отходят. Понимаешь? Ни на шаг! Даже в туалете меня пасут.

— Так и надо, - отстраненно пробормотал он. - Я им именно за это деньги плачу.

— Да ну? И за то, что они едва не в примерочную кабинку со мной заходят? За это ты тоже деньги платишь?

Теперь Марат заинтересованно поднял голову. Пальцы, до этого быстро порхающие по кнопкам, остановились в миллиметре от трубки.

— В какую кабинку?

— Для переодевания, - даже для меня это было слишком. - А я, между прочим, была в магазине нижнего белья!

Телефон отложили в сторону.

— И что?

Досадливо махнула рукой и потерла лоб.

— Да ничего. Как зашли в магазин - так и вышли. Весь день испортили. А еще, что меня вообще выводит из себя, - их каменные лица. Ноль эмоций, представляешь, да?

— Я поговорю с ними, - пообещал Марат. - Ты сейчас куда?

— Домой поеду. Я что-то так устаю в последнее время. Сил ни на что не остается.

— Хорошо. Часов в восемь я приеду. И еще, Саш, - потерев переносицу, вспомнил мужчина. - Ты завтра занята?

— Нет.

— Тогда вечером мы с тобой поедем на открытие одного ресторана. Ты не против?

На самом деле, я даже за. Сидеть дома, долго по крайней мере, я не могла. Энергии нужен был выход, а если выхода не находилось, я начинала активно беситься и выводить окружающих. Это сейчас более-менее удачное время, когда меня почти на ходу вырубает. А так давно бы уже взорвалась и чего-нибудь учудила.

— Не против. А во сколько?

— Будь готова где-то в семь. Обо все дома поговорим, ладно, хорошая моя?

— Угу.

— И еще, Саш, - к этому моменту я успела почти до двери дойти. Пришлось вопросительно оглянуться через плечо. - Позови этих двоих сюда, и подожди их пока в коридоре.

Кивнула и мысленно довольно затанцевала от радости. Правда, радость была недолгой. Марат моих псов выпустил через пять минут, дав новые указания, и мы бодро поехали домой.

Следующий день выдался напряженным и суетным. Я съездила в торговый центр, недавно открывшийся, кстати. Побродила по магазинам, купила себе платье на вечер, под конец совсем забыв о сопровождающих, которые теперь держались на почтительном расстоянии, и собралась уже домой поехать, как неожиданно - в который раз! - в просторном холле громкий мужской голос позвал меня по имени. Настолько громко, что все редкие покупатели принялись оглядываться назад в поисках раздражителя.

— Саша! В который раз я тебя так встречаю!

Удивленно подняла брови, разглядывая бодро идущего навстречу Вячеслава, и медленно искренне улыбнулась.

— Добрый день! Да уж, Слава, ты умеешь находить места для встречи.

Его тоже сопровождали два охранника - здоровенные детины, бритые под ноль. Мои выглядели человечнее и цивилизованнее. По крайней мере, на голове у них росли волосы, а шеи - не оплетали золотые цепи толщиной в палец. Хотя сам Слава был одет довольно просто - в черные брюки и светло-голубую рубашку с закатанными рукавами.

Он ко мне подошел, пробежался взглядом с ног до головы, и увиденным остался доволен. Затем Вячеслав обнял меня, чмокнув в щеку, и отстранился, по-прежнему удерживая за плечи.

Меня такое поведение…слегка удивило. Когда мы виделись в последний раз, он не позволял себе лишний раз притрагиваться ко мне. Я скосила глаза на охранников - выражение их лиц ни капли не изменилось. Такие же невыразительно-равнодушные хари.

— Я не ожидал тебя увидеть.

— Я тоже.

— Отлично выглядишь.

— Ты всегда это говоришь, - с улыбкой покачала головой. Чем больше я его узнавала, тем больше Славка напоминал мне упитанного, здорового бурого медведя. Вроде и рычит громко, и вид достаточно дикий, и вообще, повадки звериные, слегка бычьи, правда, но когда с ним общаешься, совсем про это забываешь. Помнишь только, что он ягоды любит и мед.

— И это всегда правда, - пожал плечами мужчина, делая вид, что от него ничего не зависит. - С каждым днем все хорошеешь и хорошеешь.

— Спасибо.

— Ты занята?

— Эээ…до вечера не очень, - решила не лукавить и сказать правду. К тому же Славе я слегка доверяла, чувствовала его оберегающее отношение ко мне, которое, безусловно, льстило. Сама себя казалась хрустальной какой-то. - А что?

— Кофе со мной не выпьешь?

— Только кофе? - подковырнула его и выжидающе изогнула тонкую бровь. - А если я есть хочу?

Он раскатисто, громко рассмеялся, подхватил меня за локоть и повел в сторону ресторана.

Охранники безмолвной тенью следовали за нашими спинами.

— Мне нравится, когда у женщины хороший аппетит, и она этого не скрывает.

— Но предпочитаете вы почему-то стройных и красивых, а не с аппетитом.

— Ты стройная. Я бы сказал, очень. Мне иногда кажется, что я двумя руками с легкостью твою талию обхвачу. И если сожму чуть сильнее, чем нужно, - он с хлопком соединил руки в замок, - ты просто сломаешься.

— Да ты романтик, - протяжно присвистнула, избегая смотреть в его лицо. - Почти поэт.

— Брось. Ну что, что ты будешь?

Мы пришли в уютный ресторан, окутанный полумраком и шлейфом восточных ярких и острых приправ. Высокий официант принес нам меню, и минут пять я просто изучала список незнакомых блюд и цены к ним. Одно дело - Марат, а другое дело - этот мужчина. Заказала салат и баранину под каким-то соусом и постаралась завести нейтральную беседу ни о чем. Охрана сновала неподалеку.

Я узнала, что Слава занимается землей. Именно так он и сказал.

— Мои дед с бабкой работали с землей, родители работали с землей, - глотнув пряного вина, поведал мужчина. Он заказал себе плов, и теперь пытался найти салфетки, которых именно за нашим столиком закончились. Почему-то я была уверена, что не будь меня рядом, Славка бы просто облизал пальцы. А передо мной как бы стеснялся. - Я тоже работаю с землей. Продолжаю, так сказать, традицию предков.

— Похвально.

Правда, Слава другой смысл вкладывал в понятие “работа с землей”, ну да ладно. Мне все равно.

— А ты чем занимаешься, Саш?

— Учусь. На экономе, - пояснила ему. - Второй курс уже. Кстати, учусь на одни пятерки. Я лучшая в группе.

— Почему-то я даже не сомневался. Это с братом у вас семейное.

Кашлянула в кулачок, благодарно улыбнулась на комплимент и поспешила разговор на другую тему перевести. Мы с Маратом давно для всех перестали быть братом с сестрой. Во-первых, таких людей не очень-то и много было, а во-вторых…это не те люди, которые могут нам помешать. В ситуации же со Славой…я интуитивно чувствовала, что когда он правду узнает, станет нехорошо. В первую очередь мне.

Я ведь нравилась ему. И чем больше смотрела, как он обходительно ухаживает, в то же время старательно держась на расстоянии, тем больше в этом убеждалась. И он мне, признаться, тоже симпатизировал. Не урод. Марат, конечно, красивее и мужественнее, зато Славка так на меня смотрит, будто я драгоценность. На меня Марат даже так не смотрел никогда, как глядит этот мужчина. И это подкупает. Я ни одной женщины не знала, которой это бы не понравилось.

— Ладно, Слав, ты меня извини, - повернула руку тыльной стороной запястья вверх и посмотрела на часы. - Уже шестой час, и мне ехать надо.

— Конечно, - он сразу засуетился, привстал немного, делая знак официанту, и толкнул тарелку в сторону. - Тебя подвезти? Помочь чем-то?

— Нет. Я…с ними, - кивком головы указала на парней.

— Брат приставил?

— Хм…что-то вроде этого. Волнуется.

— Правильно. Я бы тоже тебя никуда не отпускал. Я тут подумал…что если нам прекратить наши случайные встречи и сделать их…не случайными?

— В смысле?

— Как ты смотришь на то, чтобы изредка пить со мной кофе? Или обедать? Или ужинать? В любое время, когда тебе будет удобно.

Я замялась, не в силах подобрать ответ. Я честно не имела ни малейшего понятия, как вести себя в таких ситуациях. С Маратом все было до примитивного честно, с остальными - я всегда держала дистанцию, да и они не имели особого желания подходить ближе, потому что одного взгляда на чечена оказывалось достаточно. А вот так откровенно и романтично…Всякие свидания, цветы, походы в кино и кафе…это было чуждо моей персоне. Хотя и этому я научилась. Пришлось научиться. Со временем.

— Слав, я…Я не знаю. Это неожиданно и…ты поставил меня в тупик.

Вячеслав отвернулся в сторону и покачал головой.

— Вот что мне в тебе нравится - даже сейчас честна. Не манерничаешь, как другие бабы. Саш, давай так, я оставлю тебе свой номер, - он вытащил из внутреннего кармана бумажник, достал белую визитку и на обратной стороне написал нужные цифры. - И ты сама позвонишь, если захочешь. В любое время дня и ночи. Договорились?

— Да. Спасибо, что понял.

— Ерунда. До новой встречи.

Он потянулся ко мне, снова в щеку чмокнул, кинул несколько крупных купюр на стол и быстрым шагом вышел из ресторана, оставив меня терзаться сомнениями и чувством, что где-то я ступила.

В конце концов, устала парить себе мозги поехала домой. Готовиться к предстоящему вечеру.

Глава 30

И когда он понял, что его жена не кислород, а Саша кислород,

и когда он понял, что без кислорода нельзя жить,

тогда он взял лопату и отрубил ноги танцорам, танцующим в груди его жены.

(хф “Кислород”)

Марат приехал без пяти семь. Я как раз последние штрихи наносила. Поправляла прическу и без того идеальный макияж. Еще раз оглядела новое платье, которое сегодня купила, и повернулась к зеркалу вполоборота, чтобы посмотреть на себя сзади. Наряд напоминал короткие туники греческих богов - во всяком случае, те туники, что видела я в учебнике. Только в моем варианте платье смотрелось очень…коротко, едва прикрывая бедра. А свободная светлая ткань создавала ощущение, что малейшее дуновение ветра, и легкие слои юбки разлетятся в разные стороны. И это чертовски походило на правду.

Чечен громко хлопнул входной дверью, потоптался в коридоре, почему-то не собираясь идти ко мне. Поэтому мне пришлось самой идти туда и щелкнуть по выключателю. Марат, сжав челюсти, мрачно оглядел мой наряд, почти с яростью отметил длину платья и полны угрозы голосом поинтересовался:

— Что это за тряпка?

Марат, конечно, мужик вспыльчивый, ревнивый, и мне частенько приходилось выслушивать лекции о том, как должна выглядеть девушка. Но сейчас он был слишком зол, чтобы я поверила, что единственная причина - платье.

— Эта тряпка - мое платье, в котором я поеду с тобой на ужин.

— Вот как.

— Что случилось? - я протянула руку к его лицу, но Марат резко дернул головой, не давая до себя дотронуться. - Ты можешь толком объяснить? Что за психи?

— Психи? - тягуче переспросил Марат, и я неосознанно отступила на шаг. - Какого х*ра?

— Ты объяснишь по нормальному или как? Я должна разгадывать твои загадки? - заводясь следом, крикнула я.

— Что ты сегодня днем творила, идиотка?

Я тяжело сглотнула. Приплыли. Об охранниках я не подумала. Вернее, не подумала, что они отчитываются о каждом моем шаге Марату. Я думала, они только охраняют. Черт!

— Ничего я не творила. И если ты закончил с выяснением отношений, то дай пройти.

Попыталась протиснуться мимо, но Марат жестко вцепился в мое предплечье и толкнул назад, снова поставив нас друг напротив друга.

— Стой, пока я с тобой не закончил. Чего тебе, мать твою, не хватает? А?! - рявкнул он, так что картина на стене опасно зашаталась. Я вздрогнула и отклонилась назад, пытаясь хотя бы таким образом оказаться дальше. - Свидание, значит?! Пока я вкалываю, ты там с этим…ублюдком развлекаешься, да?! И как? Интересно?

— Что ты несешь?!

— Ты думаешь, я ничего не знаю?!

— Так, все, - больше всего меня его недоверие расстраивало. Про ревность я ничего не могла сказать - она вполне обоснованная. Себе я никогда не врала и честно признавалась, что отношения со Славой, хоть носили пока платонический характер, так и грозились выйти из берегов случайных встреч и шапочного знакомства. Другое дело, что я никогда бы не позволила такого ни себе, ни Вячеславу, и уж кто-кто, но Марат должен в этом не сомневаться. Но стоило Марату хоть намек какой-то на измену или предательство углядеть, и здравый смысл отказывал напрочь. Он мне не верил. - Ты мне надоел! Я не буду с тобой разговаривать, пока ты не успокоишься и не перестанешь повышать голос. И убери руки - у меня синяки останутся.

Он тяжело дышал, едва ли не дрожал от ярости, и я справедливо старалась держаться подальше. В таком состоянии Марат на что угодно способен - кому как не мне знать? - и лишние проблемы никому из нас не нужны. Признаться честно, я уже не надеялась ни на какую поездку, ужин и открытие, но чечен все равно рыкнул что-то маловразумительное и потащил меня к машине. Все-таки поехали. По-видимому, для него это очень важно, раз он даже в таком состоянии меня повез туда. Правда, Марат не упустил случая подковырнуть и откровенно достать, делая неприятно не столь физически, - не могу же я в таком открытом платье и с синяками - сколько морально.

Мне пришлось выслушать о том, что я последняя дрянь, стерва, которой вечно мало и хочется еще и еще. А еще у меня вкуса никакого нет, и выгляжу я чуть лучше баб с трассы. Платье и на платье не похоже - кусок ткани, которым я попыталась что-то прикрыть. Босоножки - бл*дские, а макияж оставляет желать лучшего. И когда мы приехали, наконец, уже я дрожала от гнева и злости, чувствуя, как сжимается от обиды мое израненное самолюбие. Марат качественно постарался, довел меня до ручки, и теперь ходил гоголем, явно испытывая злорадное удовольствие.

В самом ресторане я постаралась как можно более расслабленно и мило всем улыбнуться, так чтобы ни у кого и мысли не возникло, что я сейчас в шаге от срыва, и уверенным шагом направилась к нашему столику.

— Куда ты так спешишь? - Марат обнял меня за талию, заставив остановиться, и уже не отпускал никуда ни на шаг. Его пальцы больно впивались в тело, безмолвно предупреждая о том, чтобы я даже не думала его шугаться и устраивать сцен. Со стороны мы казались воркующей парой, неспособной оторваться друг от друга ни на минуту. Устраивать представления на публику Марат умел очень хорошо. - Не позорь меня, Саш. Будь хорошей девочкой.

Старательно улыбнулась пожилой паре, так что свело скулы от усилия, и процедила мужчине на ухо:

— Убери руки. Мне больно.

— Потерпишь.

Нам выделили самый дальний столик, за что я беззвучно поблагодарила официанта. Поспешила сесть так, чтобы скрыться от любопытных взглядом. А так как наш столик располагался прямо за колонной, это не составило труда.

— Прячешься? - язвительно усмехнулся Марат.

— Нет, что ты. Просто не хочу ненароком тебя опозорить. Думаю, твои деловые партнеры, ради которых ты сюда так рвался, в полной мере не оценят выражение моего лица.

— Могла бы и постараться. С Вячеславом у тебя неплохо получилось быть обходительной и услужливой. Скажу больше - ты так и старалась…услужить.

— Пошел на хрен, - не в силах больше сдерживаться, огрызнулась в обратную. У Марата дернулся нерв под правым глазом. - Я тебе уже сто раз сказала, что ничего не было. Мы случайно встретились, и Слава предложил пообедать. Мы пообедали и разошлись. Все!

— Еще раз рыкнешь на меня, и я не посмотрю на окружающих! - с угрозой процедил Марат.

К нам снова приблизился официант, чтобы уточнить заказ, и чечен, даже не поинтересовавшись моим мнением, заказал все сам. Мне, понятное дело, то же самое, что и себе. Я же все пыталась успокоиться. Во мне и страх смешался, и злость, и отчаянье с досадой. Если честно, я не хотела Марату рассказывать о сегодняшней встрече. Встретились и встретились. Слава предложил - я отказалась. Какие еще вопросы? А Марат…ну, я бы рассказала, наверное. Когда-нибудь позже.

— Не порть людям впечатление о себе любимом. А то они узнают еще, какая ты сволочь, и ни одна Ксюша не поможет.

— Какого черта ты с ним сегодня поперлась? Ты можешь мне это объяснить? - сузив глаза, мужчина рассматривал меня поверх бокала. Почему-то мне показалось, что он слегка успокоился. Показалось.

— Ничего такого не было.

— Да чего “такого”? - с издевкой выделил он последнее слово. - Что ты понимаешь под “таким”? Или, наверное, “такое” будет, когда он тебя трахнет как следует!

— Закрой рот! Если я сказала, что ничего не было, значит, ничего не было. Он меня даже не трогал!

— Не ври!

Мне казалось, что вот Марат смотрит на меня и видит каждую секунду нашей встречи со Славой. И наш разговор, и то, как мужчина меня за талию обнимал. А потом еще и номер свой “на всякий случай” оставлял. И кроме того, Марат не просто знает до малейших деталей, что и как было, а еще догадывается, что мне это понравилось.

Залпом выпила бокал вина, слегка поморщилась и ответила как можно более спокойно:

— Я не вру.

Как назло к нашему столику именно в этот момент приблизились. И каково же было мое удивление, когда в одном, вернее, в одной из подошедших я узнала ту рыжую ювелиршу, от которой пару месяцев назад оттаскивала Марата. В этот раз она была не одна, а под руку с импозантным, я бы сказала, мужчиной среднего роста и возраста. И этот мужчина был на пол головы ниже своей спутницы, которой приходилось все время наклоняться к нему, если хотелось поговорить. При виде меня белоснежная улыбка рыжей слегка увяла, но не потухла.

— Добрый вечер, - приветственно закивал мужчина. Мы с Маратом тяжело дышали, буквально убивали друг друга взглядами, и лично я пыталась себя успокоить, чтобы поздороваться более-менее вежливо, а не теми словами, что вертелись на языке. - Рад тебя видеть, Марат.

Мужчины пожали друг другу руки, потом чечен клюнул в щеку выдру, и все трое обернулись к безмятежно сидящей мне.

— Марат, не представишь своей очаровательной спутнице? - импозантный дядечка напустил в улыбку меда и патоки, и мне пришлось подняться, чтобы протянуть ему руку. - Я Кирилл.

— Это Александра, - жестом указал на меня чечен, никак не обозначив мой статус. Зараза. - А это, как ты поняла, Кирилл Семенчук и его дочь Анжела.

Дочь значит. В уголках моих губ притаилась лукавая и презрительная усмешка, адресованная Марату. Заметив ее, он вспыхнул.

Правильно, хороший мой. Не все только комплименты получать. Надо уметь и мордой в грязь утыкаться. А то ты, похоже, давно там, в грязи, не оказывался.

— Рада с вами познакомиться, Кирилл.

Нежданные сотрапезники, наконец, расселись, причем Анжела, не обращая на меня внимания, аккуратно приземлилась рядом с Маратом, а мне только и оставалось, что сложив ручки, сидеть напротив них и наблюдать за чувственной и пошлой пантомимой, которую разыгрывала Семенчук младшая. Взвинченный же Марат, вместо того чтобы оттолкнуть ее от себя или хотя бы вежливо перевести тему, млел от очевидного обожания. Стоит отметить, что когда я обедала со Славой, все было в рамках приличия, причем с обеих сторон. А сейчас Анжела грозилась едва ли в любую минуту без стеснения запрыгнуть на Марата. И этот тоже…В мою сторону косится, а сам выдру рыжую по запястью поглаживает.

Будь я другой, наверняка бы: устроила сцену ревности, мысленно загнобила себя или на худой конец расстроенная, улетела отсюда в слезах. Все три степени дурости я благополучно миновала, гася даже мысль о подобном глубоко в зародыше. Мстит мне? А за что? Вот именно - ни за что. Просто сейчас я сделаю так, что причина для мести у него появится. Он не один такой крутой и важный. А еще рядом со мной сидит папаша рыжухи, и я могу на что угодно поспорить, что он только и ждет, когда я с ним заведу беседу.

— Кирилл, у вас чудесная дочь, - широко улыбнувшись, выдала приличествующую форму лжи. Анжела, краем уха услышав мой комплимент, гордо задрала подбородок, но от Марата, тем не менее, отрываться не планировала. - Только она на вас не совсем похожа…вернее, совсем не похожа.

— Вся в мать, - заерзав от похвалы, замлел мужчина.

— Наверное, ваша жена - красивая женщина.

— Бывшая. И с вами ей не сравниться, - он галантно склонил голову.

Разговорить и заставить его чувствовать себя богом не составило труда. Я жила с человеком, самолюбию, гордости и обидчивости которого могли бы позавидовать даже боги. Стоит еще учесть, что Марат вообще болезненно воспринимает и критику, и лесть, в первом случае молча злясь, а во втором - выходя из себя. Льстят, как правило, когда хотят чего-то добиться. А Марат ой как не любит, когда его используют.

И живя с Маратом, я как никто научилась так делать, чтобы мужчина почувствовал себя царем и господином. Я всегда заинтересованно слушала, глядела прямо в глаза, одаривая собеседника порцией обожания и восторженности. И попавший под мои чары Кирилл млел от восторга и собственной важности, когда рассказывал мне о ювелирном заводе. Я улыбалась, кивала, задавала вопросы и всячески показывала, какой он умный и сильный. Я не строила из себя дуру. Зачем? Мужчине приятнее, когда им восторгается умная женщина, которая точно понимает, о чем он говорит, и, понимая, признает его самым-самым. Глупая женщина кратковременно тешит самолюбие, а к ее восторгам относишься снисходительно. Суррогат никогда не станет лучше оригинала.

Вот и я не строила из себя далекой дурочки. Я в общих чертах понимала рассказы Кирилла, кивала иногда, даже детали какие-то уточняла, чем приводила его почти в крайнюю степень экстаза. Как-то даже пыл свой поумерила слегка. Все-таки мужчина в возрасте, давно таких потрясений не испытывал. Еще ненароком доведу его до инфаркта, а потом с рыжей выдрой разбирайся.

Но своего я все-таки добилась. Мы с Кириллом заказали себе бутылку вина, нагло распили ее в двоих, и принялись переговариваться дальше, обращая внимание на наших спутников не больше, чем на тяжелые темные шторы. Есть и есть. Мы пили вино, я изредка хохотала над не очень смешными шутками, сказанными приглушенным голосом на ухо. На Марата с выдрой принципиально не смотрела, даже краем глаза. Зачем? Я и так знаю, что оба за нами наблюдают. Анжела - с недовольством, а вот чечен…наверняка с яростью. Зато теперь повод появился хотя бы.

— Папа, может, хватит вина? - хмуря идеальные брови, Анжела попробовала забрать бокал из отцовских рук. - У тебя сердце.

— Сердце есть у всех, кроме бессердечных, - отсалютовала ей бокалом и тут же нахально поинтересовалась: - А у вас оно имеется?

— Имеется, - холодно обрубила девушка, заставив своего отца рассмеяться и обнять меня за плечи.

— Саша, вы прелесть!

— Я знаю, спасибо, - кивнула и позволила привлечь себя чуть ближе.

— А еще вы неправдоподобно скромны, Александра! - съязвила Анжела. Зубами скрипела, в руку Марата своими когтищами вцепилась и с явным неудовольствием смотрела на собственного отца, наверняка мысленно коря его за глупость.

— Увы, Анжела, ложная скромность не входит в число моих недостатков. Они другие.

— Потрясающе! - с явным восторгом воскликнул Кирилл. - Марат, где ты нашел такое сокровище?

Марат от греха подальше оставил свой пустой бокал на стол и неохотно выдавил, поглядывая на меня с мрачным обещанием:

— Где нашел, уже нет.

— Жаль, - причмокнул губами папаша рыжеволосой. - Очень жаль. Александра, не позволите ли вы старику пригласить вас на танец? Я, конечно, не самый хороший танцор…

— Ну что вы, Кирилл, - склонила голову на бок, одарила мужчину таким взглядом, что у него пропало желание говорить, и медленно поднялась со стула. - Я просто уверена, что вы потрясающе танцуете. И какой вы дедушка, в самом деле? Я сначала и подумать не могла, что у такого молодого мужчины такая, - колкий взгляд в сторону Анжелы, - взрослая дочь. Можно пройти?

Чтобы выйти из-за стола, мне пришлось протиснуться мимо Кирилла, который и не подумал подняться вслед за мной и освободить проход. И просачиваясь мимо него, я как никогда остро почувствовала, что сегодняшний наряд - невозможно короток, светлая ткань - невыносимо прозрачная, а широкие бретели держатся на честном слове, постоянно норовя соскользнуть с плеча и оголить бледную грудь. Но я и виду не подала, что испытываю дискомфорт.

Мое танцевальное мучение продолжалось минут десять. Я не была асом, но даже я двигалась лучше Кирилла, так и стремившегося отдавить мне ноги. Минут пять мы еще пытались что-то такое изобразить, но после очередных извинений и моих заверений в том, что все в порядке, наша пара просто топталась на месте, касаясь в такт музыке. Очень скоро вокруг нас затанцевали еще несколько пар. Слева я заметила высокую Анжелу и Марата, бережно державшего девушку за талию. Только вот пожирал взглядом он меня и только меня, что не мешало ему танцевать, причем очень и очень хорошо.

Кирилл на сей раз перестал себя нахваливать и стал нахваливать меня, постепенно опуская свою руку все ниже и ниже. Я вежливо улыбалась, вроде как незаметно его руку на место возвращала, но потом конечность опять съезжала вниз, что меня скорее, злило, нежели радовало. Злить Марата - это одно, а терпеть не особо приятные мужские объятия без возможности отстраниться и выбраться - это другое.

— Кирилл, может быть, присядем? - он широко заулыбался и покачал головой, давая понять, что не расслышал. Я склонилась ниже. - Давайте присядем! Я устала!

Он меня неохотно повел к столику, но, заметив, что Марат целиком занят его дочерью, расцвел буквально на глазах. Усадил меня, постоянно на мои коленки поглядывая, налил вина и принялся комплиментами сорить, как осенью - листьями. Я уже улыбаться начала через силу, ноги попыталась отодвинуть в другую сторону, но как-то незаметно оказалась зажатой в углу и закрытой ото всех, кто находился в зале. Теперь я мысленно проклинала Марата за самый дальний столик. И хуже всего, чечен даже не стремился мне помочь - он разогрелся с этой рыжей, крутил и вертел ее, как хотел, и в нашу сторону уже не поглядывал.

— Извините, Кирилл, я не думаю, что это хорошая идея, - мягко возразила, обхватывая его за запястье. Наглую руку переложила на стол и успокаивающе по ладони погладила.

— Саша, ну что вы, - он почти сверху на меня навалился, бокал отставил, и теперь обе руки мне на бедра пристроил. - Знаете, вы потрясающая женщина. А знаете, что еще? Давайте на ты? Давайте? - и, не дожидаясь моего согласия, он продолжил: - Ты потрясающая женщина, Саша!

— Вы уже говорили. Отодвиньтесь, мне дышать нечем!

— Сашенька…

Будь мы не в ресторане, а где-нибудь на улице, я бы ему такую “Сашеньку” показала, что Кирилл ее надолго бы запомнил. Здесь же приходилось сдерживаться, улыбаться, чтобы никто и ничего не заподозрил, и пытаться убрать чужие толстые пальцы с собственных коленей. И ведь блин, не ради себя, а ради чертова бабника, обнимающегося с какой-то рыжухой, которой мне хотелось весь вечер волосы выдрать.

Я уже даже не говорила ничего, только молча в отрицании головой качала, пытаясь не оказаться невозможно близко с покрасневшим от выпитого алкоголя лицом чужого мужика. Да будь он хоть трех заводов владелец, мне все равно неприятно! И когда я еле сдержалась, чтобы не засадить многоуважаемому коленом между ног, на помощь подоспел Марат.

— Саша, домой! - непререкаемым тоном объявил чечен прямо у меня над ухом, и я с радостью подскочила, заставив Кирилла чуть ли не носом врезаться в стену, к которой до этого я оказалась так тесно прижата. Марат мне руку протянул, в которую я мертвой хваткой вцепилась, и задвинул себе за спину. - Кирилл, всего доброго!

Анжела застыла рядом с нами, недовольно переводила взгляд с отца на Марата и обратно, но в конце концов, метнулась к папе и принялась ему что-то втолковывать, перемежая советы с заправскими ругательствами, просвещающими мужчину о его беспросветной тупости. Кирилл был как свинья пьян.

Мы не стали прощаться, а прямиком направились к выходу, причем мужчина тащил меня как на буксире, заставляя едва ли не сбиваться на короткие перебежки.

— Мог и раньше подойти, - недовольно забурчала я и нечаянно оступилась. - Или ждал, пока он меня там отымеет?

Он только скорость увеличил. От быстрого шага мое и без того короткое платье поползло вверх.

— Сама виновата.

— Ну конечно. Скажи по-другому - не мог оторваться от рыжей выдры.

— Не мог оторваться, - послушно повторил Марат, и я чуть не зарычала от ярости. Морда наглая. - Успокоилась?

— Сбавь шаг или я без платья останусь.

Он оглянулся, меня оглядел, и бретелька, как специально, словно и ждала момента соскользнуть с плеча. Я ее поправила, подол одернула, запястье свое из его руки вывернула и зашагала к автомобилю.

— С Королевым ты также разговаривала, да? - потемнел лицом Марат. Вроде бы держался спокойно, даже расслабленно, поигрывал брелоком, вертя его в пальцах, но спокойным он не был. А я уж думала, он только об Анжеле и размышлял. - Как и с Кириллом сейчас?

— Как разговаривала? Я нормально с Кириллом общалась. Вежливо.

— Вежливо? - неверяще хохотнул он. - Ты ему едва на колени не залезла. Если под этим ты понимаешь вежливость, то у тебя сильно искажены некоторые понятия.

— Еще бы искажены. Именно ты прививал мне понятия вежливости и нравственности. И я их с успехом переняла. Кстати, Марат, ты оказывается спец по богатым наследницам. Правда, Ксюша мне нравится больше. Анжела слишком вульгарна.

Чечен зубами заскрипел, несчастные ключи в кулаке сжал, но нашел силы молча сесть в машину. Я забралась следом, придержав платье. Светить задом на улице не хотелось.

— Кто бы говорил о вульгарности, - парировал мужчина пару минут спустя, когда мы уже ехали по дороге домой. - Ты себя в зеркало видела сегодня?

— Видела, представь себе. Кроме тебя мне никто не сказал, что я плохо выгляжу.

— Еще бы, - Марат прибавил скорости, и я вцепилась в дверь авто. Оглядела взбешенного мужчину и всерьез задумалась о ремне безопасности. - Они все смотрели тебе прямо в сиськи и под юбку. И им это с легкостью удавалось. С чего им жаловаться?

— А с чего жаловаться тебе?

— Мне?! - у него едва глаза из орбит не вылезли. - Ты издеваешься надо мной?! Идиотка!

— А ты псих!

— Мне, по крайней мере, хватает ума не выходить на улицу в чем мать родила. И не сверкать голой задницей в приличном месте.

А вот это было почти плевком в душу.

— Это значит со мной в таком месте неприлично появляться, да?

— По-видимому, да, раз ты до сих пор не осознаешь, что можно одевать, а что нельзя.

— Ах так?

Моему терпению действительно пришел конец. Окончательный, как бы это ни звучало. Мало того что Марат обвинил меня неизвестно в чем, потоптался грязными ногами у меня в душе, изгадил мою самооценку и самолюбие, выставил последней шлюхой, так еще и заявил, что я его недостойна. Я - его!

— Платье тебе мое не нравится?! - тяжело дыша, процедила я. - Не нравится, да? Ладно. Не будет платья.

Я привстала, чтобы приподнять шелковый камень преткновения до талии, и одним движением сдернула его с моего тела, заставив Марата на секунды потерять управление и вильнуть на дороге. Позади нас возмущенно засигналили. Затем я скомкала светлую ткань, извернулась и бросила ее на заднее сиденье, оставшись одетой в пояс для чулок, крохотные трусики и тонкий капрон.

— Так лучше? - и в довершении ко всему я нахально закинула ногу на ногу, чувствуя, как обвевает прохладный ветер, дующий из приоткрытого окна, мою голую грудь, заставляя затвердевать соски. - Наверное, лучше, раз ты прекратил орать. Что? В следующий раз я пойду в таком виде?

Марат хватал ртом воздух, не в силах прийти в себя, а я тихо радовалась тому, что, наконец, его заткнула. Моргнув, мужчина взял себя в руки, оглянулся по сторонам, и поднял затонированное стекло, чтобы ни один водитель не смог даже рассмотреть что-то, что будет происходить в салоне авто. Судя по выдающийся выпуклости, натянувшей классические черные брюки, что-то происходить непременно будет.

Стоило промелькнуть в сознании картинам жаркого секса, как меня пронзило острое желание, заставив сжать бедра. И я уже не издевалась, и не подначивала, и даже обида отошла на второй план, остался лишь Марат, шарящий взглядом по телу, и моя собственная нужда, распаленная сегодняшним вечером. Мне хотелось стереть все прикосновения Анжелы, все ее случайно-неслучайные касания к его коже, даже поцелуй в щеку, которым она его поприветствовала. Моему распаленному мозгу казалось, что Марат весь пропитался ее тяжелыми и дорогими духами, и меня это жутко раздражало, делая желание неимоверно злым и сильным.

Я потянулась к Марату, схватила волосы у его затылка и притянула к себе, языком проскальзывая между его губами и с яростным поцелуем сплетая наши языки.

Оторвалась на минуту, помня об опасности аварии.

— Останавливайся.

Я слабо помню, как мы остановились, как я перелезла на заднее сиденье, сбросив ненавистное платье вниз. И уже через несколько секунд Марат был со мной, рывком ослабляя галстук и притягивая меня к себе.

— Я тебя ненавижу за сегодняшнее, - прошептала ему в губы и ногами обвила талию, заставив Марата рухнуть сверху. В последнее мгновение он смог коленом упереться в пол и рукой - в автомобильное стекло. - Ты жестокий ублюдок, Залмаев. Почему ты мне не веришь?

Он не стал отвечать, если вообще слышал вопрос, да и мне оказалось не до того. Было тесно, душно, потому что мы так и не включили кондиционер, и запечатанная машина, казалось, пропиталась ароматами желания. А я с ума сходила под его руками, чувствуя такую злость, похоть, желание наказать за сегодняшнее поведение и просто нужду, приправленную порцией адреналина.

Марат что-то такое сделал, и заднее сиденье разъехалось, превратившись в добротную и достаточно просторную кровать. Я попыталась подняться и сесть на колени, но мужчина придавил меня сверху, сжал мои запястья над головой, сорвал с себя галстук и начал с ним возиться, помогая себе одной рукой и зубами.

— Что ты делаешь? - с легкой опаской спросила я. - Ты что задумал?

— Увидишь, - с мрачным торжеством сверкнул он глазами.

— Марат…

Я замолчала, и мои глаза расширились от удивления, когда мужчина крепко обмотал мои запястья галстуком, связал их вместе и привязал к поручню автомобильной двери. Я была так удивлена, что даже не сопротивлялась вначале. Зато потом выгнулась, пытаясь спихнуть с себя тяжелое мужское тело, засучила ногами и задергала руками, мешая себя привязать. Марату было тяжело одной рукой привязывать меня, а другой - удерживать сопротивляющееся тело, поэтому в какой-то момент он просто сел на мои бедра, зажав брыкающиеся ноги, и в два счета закрепил запястья.

— Хватит дергаться, - как голодный волк, ласково мне улыбнулся, и пробежался взглядом по моему стройному и голому телу. Грудь тяжело вздымалась, привлекая внимание к налившимся кровью соскам. Я извивалась, пытаясь вроде как сбросить его с себя, но на деле лишь скользила по внушительной эрекции, и мое дыхание с каждым прикосновением становилось все более учащенным. Марат же кончиками пальцев проследил тонкую колонну шеи, задержавшись на отчаянно стучавшем пульсе, скользнул вниз, погладил соски, и я затаила дыхание, когда он это сделал. - Вот видишь. Все не так неприятно.

— Мне больно.

— Врешь.

— Мне неудобно.

— Врешь.

Марат привстал, и я согнула ноги в надежде хотя бы вдарить заносчивого упрямца. Не получилось. Он лишь засмеялся моей попытке проверить его пресс на прочность, поцеловал лодыжку, лизнув гладкую кожу, и принялся расстегивать брюки.

— Я ненавижу тебя и твою машину.

Он весело рассмеялся.

— Врешь. Тебе нравлюсь и я, и моя большая машина, в которой ты сейчас с таким удобством лежишь.

— Я не хочу тебя.

Марат к этому моменту успел полностью раздеться и усесться между моих широко разведенных бедер.

— Проверим, но я на сто процентов уверен, что ты…врешь.

Он снял только трусики, оставив тонкие чулки и пояс. Шелковая белая ткань была унизительно мокрой, пропитавшейся моими соками, и когда чечен, ухмыляясь, продемонстрировал доказательство моего желания, я рассерженно дернула головой, отвернувшись в сторону.

— Я же сказал, что ты врешь.

— Ненавижу.

Шершавые пальцы сжали чувствительные вершинки, и я задрожала, невольно разводя колени еще шире. Марат наклонился и с силой втянул в рот твердый сосок, а руками скользнул вниз, пощекотав ребра, погладив дрожащий живот и еще ниже, не давая мне сомкнуть ноги. Я в беспамятстве металась по широкому светлому сиденью, отбросила напускную злость и браваду, и жаждала, чтобы он дотронулся до меня, именно там, где нужно мне. Но Марат медлил, легкими, словно крылья бабочки, касаниями ласкал чувствительную кожу внутренней стороны бедер, поднимался выше, почти трогая меня, и снова ускользал, не забывая одаривать ласками и другую грудь.

Это продолжалось долго, и я начала постанывать, умоляя Марата идти дальше, а не дразниться. Я не могла двигаться, было жарко, темно, и пусть сиденье раскладывалось, пространство казалось тесным, а мужчина - неимоверно близким. И когда Марат глубоко ввел в меня один палец, я застонала в полный голос, выгибаясь и двигаясь навстречу его руке. Это было так хорошо и мощно, что я унизительно молила о большем, не в силах лежать без движения и просто ждать.

— Сашка, я так тебя хочу! - выдохнул Марат мне куда-то в живот, но я совсем не понимала смысла его слов. Я вращала запястьями, пытаясь высвободиться и получить долгожданную свободу, но когда мужчина спустился ниже, я издала низкий протяжный стон и приподняла бедра, в надежде хоть немного удовлетворить сжигающее меня желание.

— Развяжи!

— Нет.

—Черт! Поцелуй меня!

Он засмеялся и…не сделал, как я просила. Он делал, как хотел сам.

Мужчина двумя пальцами сжал твердый и чувствительный клитор, и я с отчаяньем подалась вперед, ощущая неминуемую разрядку так остро, что хотелось кричать. Умелые пальцы двигались по чувствительной плоти, лаская ее мощно, умело и в то же время слишком слабо.

— Марат, пожалуйста, поцелуй, - просительно прохныкала я, извиваясь под его ласками.

И он наконец-то склонился ко мне, захватывая в поцелуе, и я благодарно застонала, подаваясь навстречу. Напряжение неумолимо возрастало, заставляя желать еще большего, но к этому времени и Марат был не в силах сдерживаться. Он развязал меня, и я незамедлительно стиснула огромную плоть, погладила бархатную головку, блестевшую от смазки. И получила то, что хотела.

Тонированные окна автомобиля давно запотели, одежда ненужной грудой валялась на полу, а мы как сумасшедшие катались по разобранному сиденью в борьбе за первенство. Он сверху, и я почти опрокидываю его на спину, чтобы оседлать крепкие бедра. Но Марат опрокидывает меня на себя, придерживает одной рукой за поясницу, а другой - за шею до тех пор, пока мне становится все равно, кто сверху. И тогда я стою на четвереньках к нему спиной, упираюсь ладонью в обивку или запотевшее стекло, на котором остается отпечаток, и отрывисто выкрикиваю его имя, содрогаясь от накатывающих волн наслаждения.

Марат яростно вжал в меня бедра, едва не пришпилив к стеклу, застонал и тяжело рухнул сверху, придавив меня к дивану. Я почувствовала, как его рука отодвигает разметавшиеся пряди, и губы находят рисунок на шее и спине, скользя по татушкам языком в успокаивающей ласке.

Мы доехали до дома только через час. Белое платье, на которое Марат успел еще и наступить, оказалось безнадежно испорченным, и я была одета в его светлую рубашку, в которой почти утонула. Моя обувь валялась где-то сзади, и я задумчиво рассматривала тонкие порванные чулки, которые умудрилась до сих пор не снять.

— Как я пойду? - вопросительно уставилась на Марата и демонстративно себя оглядела.

— Молча.

Я плотнее поджала под себя ноги.

— Бедные соседи.

— Ты отлично выглядишь, - короткий взгляд в мою сторону, и мужчина неохотно добавил: - И даже очень.

— Возможно. Но только не для улицы.

В итоге он нес меня домой на руках. Вместе мы наверняка составляли очень колоритную пару: Марат с голым торсом и полузастегнутыми брюками, и я в длинной мужской рубашке и порванных чулках. Благо, что на улице в три ночи народа не было, а вездесущие бабульки крепко спали.

— Ты знаешь, что ко мне в офис сегодня приходил этот…Королев?

Я поблагодарила небо за кромешную темноту дома, которая с успехом скрыла мое замешательство и опасение.

— Нет. Это он тебе рассказал, что мы случайно встретились?

Марат аккуратно поставил меня на ноги и начал разуваться.

— И он тоже.

— И что дальше? Из-за чего ты рычал весь день? Что он тебе сказал? Марат, правда, ничего ведь не было. Мы просто пообедали и разошлись.

Мужчина оттолкнул в сторону свою обувь, включил свет, заставив нас обоих прищуриться с непривычки, и потер затылок. Весь благодушный настрой мигом испарился. Марат снова был хмурым, недовольным, только теперь не спешил кидаться на меня с упреками. Наоборот, он внимательно разглядывал выражение моего лица, а потом произнес такую фразу, что я чуть не упала от неожиданности.

— Саш, девушке, с которой просто пообедали, не будут делать предложение.

Я силой заставила себя закрыть рот.

— С чего ты взял? Он ничего такого не говорил.

— Он приехал ко мне в офис и попросил согласия ухаживать за тобой.

— Ухаживать - это не…

— Саш! - рявкнул мужчина, но тут же взял себя в руки. - Если я сказал так, значит, все действительно так.

— А почему он приехал к тебе? - не совсем поняла я. - Почему мне он этого не сказал?

Марат передернул плечами и прошел в ванную, повернувшись ко мне спиной.

— Потому что он пришел просить согласия у твоего брата, который за тебя отвечает.

— Но ты не…

И тут он мрачно ухмыльнулся.

— Вот именно. Я не…твой брат. И я поспешил Королева в этом просветить.

Мне только и оставалось, что беззвучно открывать и закрывать рот. Твою мать!

Глава 31.

Возможно, ситуация со Славой заняла бы больше места в моих мыслях. Все-таки он мне нравился, а еще мне нравилось то, как он ко мне относился. И держу пари, что Марат не церемонился, объясняя Королеву все перипетии наших с ним отношений. Насчет подробностей я не была уверена точно, во всяком случае, в тот момент, но не сомневалась, что самолюбивый чечен все сделал, чтобы у Вячеслава ко мне едва ли не отвращение вперемешку с ненавистью появилось.

И да, я бы думала об этом, размышляла и наверняка, не выдержав, позвонила бы Славе, чтобы прояснить некоторые моменты. Меня не грызла совесть, мне не становилось стыдно, но ссориться с таким человеком…Я не настолько глупа и сильна. Если бы Королев был обычным пареньком, которых по улицам ходят тысячи, я и думать о нем не стала. Но он не был обычным, а мужское задетое самолюбие - вещь страшная. И чем сильнее мужчина, тем страшнее его раненая гордость. Проблемы мне были не нужны.

Но Слава быстро отошел на второй план. И я глубоко сожалела об этом, честное слово. Уж лучше Слава с его гордостью, чем та новость, с которой вернулась в Россию радостная-прерадостная Оксана.

Она приехала спустя неделю после нашей ссоры с Маратом. К тому моменту все вроде бы устаканилось, чуток позабылось, и ее приезд казался обычной формальностью. За одним исключением - Ксюша вернулась “не одна”.

О том, что принцесса беременна, я узнала через несколько дней после триумфального возвращения на родину. Причем не от Марата, которому Оксана поведала радостную новость прямо в аэропорту - по ее же словам, - и не от Трофима, который узнал о прибавлении в семействе Залмаевых на следующий день. Мне соизволили рассказать обо всем только через три дня. Три дня, в течение которых Марат ходил светящимся от радости и гордости, а я не могла понять причины такого поведения и списывала все на наше с ним примирение. Но хуже того, не он мне рассказал. А сама Оксана позвонила и прощебетала звонким и воодушевленным голоском о пополнении в семействе.

Я не знаю, было ли еще что-то, что могло унизить меня настолько. В смысле, на тот момент. Марат был редкой сволочью, что известно мне лучше многих. А еще он знал меня как свои пять пальцев. И знал, куда лучше всего надавить, на какие точки нажать, чтобы сделать больно и неприятно. К слову сказать, и я знала его болевые точки, но речь не о них. Чечен сознательно или несознательно унизил и оскорбил меня так, как не мог никто. И что-то мне подсказывает, что это не было для него тайной. Мне в очередной раз указали место, ткнули мордой в грязь, и впервые я не знала, что делать.

Я нашла силы бесстрастно выслушать Оксану, порадоваться за нее и пожелать здоровья. Потом тихо положила трубку, так же тихо оделась и вышла на улицу. Ничего предосудительного - только погулять и развеяться. Сил сидеть в четырех стенах на данный момент просто не было.

Марат приехал ко мне через два дня ближе к ночи. Довольный, по-прежнему светящийся и лоснящийся, как сытый кот. От его самодовольной смуглой рожи меня едва не затошнило. И судя по всему, он не собирался ничего рассказывать. Мужчина выглядел весьма удивленным, застав всегда аккуратную и убранную квартиру в невозможном беспорядке. По всей комнате валялась одежда, тетради и какие-то книги, попавшие мне под руку. А я, как бы довершая картину, стояла на коленях около распахнутого, наполовину собранного чемодана, задумчиво прихлебывала вермут прямо из бутылки и пыталась выбрать нужные вещи.

Его глаза удивленно расширились и оглядели меня с ног до головы.

— Саш, это что такое? Ты куда собралась?

Я медленно, слегка шатаясь и упираясь одной рукой в пол, поднялась на ноги и направилась к застывшему в дверном проеме мужчине.

— Здравствуй, мой хороший. И не волнуйся ты так, - проходя мимо, ободряюще похлопала его по плечу. - Будущим папашам волноваться нельзя. Начнешь нервничать месяцев через девять…или восемь. Тебе лучше знать.

Марат не выглядел пристыженным, возможно, слегка удивленным моей осведомленности…и раздосадованным ею же.

— Ты что делаешь? Стой, - он за плечо развернул меня к себе и с брезгливостью посмотрел в мое лицо. - Да ты пьяная.

— Нет, что ты. Пока я слегка веселая. И заметь, я не сказала тебе ни слова, не закатила истерики и даже, - патетично подняла палец вверх и задрала подбородок, - вполне радушно тебя встретила и поздравила. Правда я умница?

После короткого сопротивления у меня отобрали бутылку и толкнули в сторону дивана.

— Я был о тебе лучшего мнения.

— Ты всегда это говоришь, мой сладкий.

— Куда ты собралась? - Марат вылил вермут, и я слышала, как стекает в раковину дорогой и вкусный напиток. Потом мужчина вернулся в комнату, подошел к чемодану и еле сдержался, чтобы тот не пнуть. - Решила оскорбиться и уйти? Тогда ты точно дура.

— Ну-ну. Хоть я и не оправдываю твоих ожиданий, я отнюдь не дура. Расслабься. Я еду отдыхать с друзьями.

— С какими друзьями?

— С моими друзьями-однокурсниками. Мы собрались в Таллин.

— Какой Таллин?!

— Самый обыкновенный.

Я знала, что безбожно упала в его глазах. Марат не ждал такого поведения, он ждал…не знаю, как всегда, наверное, понимания, поддержки, возможно, холодности и отстраненности. Но только не женской глупости, которая расцвела у него перед глазами во всей красе.

Но даже для меня это все слишком.

И дело не только в ребенке, которого я заранее не любила. Дело в том, что Марат…забил на меня. Огородил и таким образом еще раз показал, что я недостойна ни его, ни его принцессы и уж тем более недостойна внимания и хоть каких-то слов, способных успокоить и что-то объяснить. А еще в тот момент я ненавидела Марата за то, что знаю его так хорошо. Я знала его слишком хорошо, чтобы тешиться мыслью, будто этот дурацкий ребенок - случайность и неожиданность.

В доме Марата без разрешения и муха не пролетит. Он контролирует все, каждый момент своей жизни. Все расписано, все по плану. А значит, и ребенок этот чертов по плану, и молчание его - по плану, и “счастливое воссоединение семьи Залмаевых” - тоже по плану. И мое место в его жизни, непонятно какое, кстати, наверное, тоже выверено чеченом до мельчайших деталей. Только вот мне стало мало того, что мне полагается. Я давала ему больше, и была вправе требовать больше.

Я не привыкла делить Марата ни с кем. Он только мой. И пусть ночь он проводит с Ксюшей, но это всего лишь шесть-семь часов, а все остальное время этот мужчина для меня, как я для него. После объявления о беременности Оксаны, Марат не полюбил жену больше. Он относился к ней так же, как и раньше, - оберегающе, охраняюще, безразлично и достаточно равнодушно. К ней, но не к своему ребенку, которого, судя по всему, не просто хотел, а жаждал. И поэтому все то обожание и любовь, предназначенные для не родившегося пока отпрыска, доставались Ксюше. И теперь она имела больше, чем я.

Моя дурость очень быстро прошла, вернее, я сумела взять себя в руки. Я извинилась перед Маратом за свое поведение, улыбнулась и поздравила его с будущим рождением сына. А хотел он первым именно сына, наследника, о чем кричал едва ли не на каждом углу. Внешне мы в который раз помирились, только после этого я стала жить одна. Не потому что мы разошлись - Марат даже и мысли не допускал меня отпустить или бросить, - у чечена просто не было времени.

Он окружил Оксану гиперопекой и заботой, каких не было даже во время их помолвки. Он купил дом в элитном и частном районе Москвы. Огромный дом, с невероятно большими комнатами. Один этаж он продумывал сам, все остальное оставил жене, предоставив ей полную свободу. А мне оставалось лишь наблюдать за всем этим со стороны и улыбаться, делать вид, что все прекрасно и хорошо, потому что иначе я снова выведу Марату из себя, разочарую его и усугублю ситуацию.

Черт, даже Трофим, старавшийся держаться на расстоянии, заметил мое состояние. Уж на что мы общались достаточно прохладно, но он не смог пройти мимо.

— Хреново выглядишь, Санек, - присвистнул Лешка, бесцеремонно усаживаясь рядом. - Краше в гроб кладут.

— Зачем ты пришел? - устало выдохнула. - Поиздеваться? Если да, лучше уйди.

— Признаться, я удивлен.

— Чему?

— Тому, что в этой жизни тебя интересует что-то помимо денег.

— Меня много чего интересует.

— Не так выразился, прости. Удивлен, что ты можешь любить что-то так же сильно, как деньги.

Я пожала плечами.

— Радует, что я могу еще хоть кого-то удивить.

Леша неожиданно посерьезнел.

— Честно, Саш, что происходит?

— Что происходит? Наверное, я устала, - беззаботно отозвалась я, расслабленно вытянула ноги и полулегла на подушки. - Наверное, мне нужно отдохнуть. Или даже уйти, благо, есть к кому.

— К кому? - с интересом прищурился Трофим.

— Тебе какая разница? К кому надо.

— Даже странно, что ты так просто сдаешься.

Я иронично изогнула бровь, поглядывая на сидящего рядом мужчину с изрядной долей насмешки.

— Предлагаешь устранить конкурентов?

— Ты имеешь в виду Оксану или малыша? - вопросом на вопрос ответил Лешка.

Я промолчала, не видя смысла отвечать. Во всей ситуации я винила именно Ксюшу, но вот ребенка - ненавидела. Ребенок, в принципе, не виноват, что появился, это Оксанино решение. Она этим гордилась, не меньше Марата сияла, и ей не терпелось с каждым поделиться таким радостным событием. И ее приторное счастье действовало на нервы. А ребенок…Из-за него все выходит так, как выходит. Я не видела смысла в его появлении, я вообще детей не любила и не понимала, зачем это все Марату. Еще одна ступень совершенствования? А не рано ли? Но какие бы вопросы меня не терзали, факт оставался фактом - мне приходилось делить своего мужчину с каким-то зародышем, которого я сознательно невзлюбила.

— Это все? - осторожно подняла голову с подушки, сосредоточенно гася вспышки боли, и встала. - Если да, то попрошу тебя на выход. Я устала.

— От чего ты устала? Только полдень.

— Я просто устала. Ни от чего. А теперь иди отсюда.

И я действительно проводила его и рухнула на кровать, морщась от острой боли в висках. Я не считала себя таким уж ранимым, чувствительным человеком, но эта новость странным образом как будто выпила меня. В итоге сил оставалось лишь на то, чтобы доползти до постели и рухнуть, не раздеваясь. Теперь я все чаще сидела дома, даже занятия пропускать начала, но не потому, что не хотела учиться. Сил не было. И дела до меня никому не было.

Да, я попробовала что-то сделать, чтобы, по крайней мере, оставаться в курсе дел. Ко мне же никто не приезжал теперь, Марат лишь звонил, а его цепные псы докладывали о каждом сделанном мною шаге. Оставалась Оксана, которая хоть и фонтанировала тошнотворно-сладкой радостью, тем не менее, неосознанно держала меня в курсе. Ну, например, я точно знала, чем они с Маратом занимаются, какие решения принимают, что покупают и к какому врачу идут.

— И кто у вас? - устало и безразлично поинтересовалась я, плетясь вслед за Ксюшей, которой не терпелось зайти и поглядеть на детские кроватки. - Мальчик или девочка?

Она беззаботно улыбнулась через плечо.

— Пока не знаю, правда. Но Марат хочет мальчика. Очень хочет. А я, если честно, девочку хочу. Я и в детстве всегда о сестренке мечтала, но обязательно младшей. А дочка… - пухлые губы разошлись в мечтательной улыбке. - Я хочу нашу дочку. Хотя и мальчик хорошо, - встрепенулась Оксана. - Будет старшим.

— Вы второго хотите?

— Не сейчас. Сейчас главное, чтобы малыш здоровым родился и все прошло хорошо.

Она снова улыбнулась, погладила свой плоский живот и поспешила к светло-кремовой детской кровати, восторженно охая и ахая.

— Кстати, Сашуль, а ты чего так похудела? - поинтересовалась Оксана, и я почувствовала острую вспышку раздражения из-за того, что ей приспичило лезть в мою личную жизнь. - Одежда почти висит. Ты плохо питаешься?

— Я нормально питаюсь.

— А витамины пьешь? - не унималась девушка.

Отрешилась от глухого раздражения и с легкостью соврала.

— Да.

Хорошо еще, что легко получалось с ней тему переводить. Поэтому быстренько указала на какую-то кроватку, которой Ксюша незамедлительно восхитилась, а через несколько секунд вежливо попрощалась и поехала домой. В таком состоянии я провела около месяца.

За этот месяц Марат ни разу ко мне не приехал. Ни разу. Изредка приезжал Трофим, с каждым разом глядя на меня все мрачнее и мрачнее.

— Ты вообще ешь? - как-то не выдержал мужик. - Или святым духом питаешься?

— Брось, Леш. Поесть я люблю. И нарочно морить себя голодом не собираюсь, уж поверь. Я еще не настолько выжила из ума, чтобы с жиру беситься.

— Почему ты не в университете?

— Сегодня пар нет, - обронила вскользь я и налила себе стакан воды.

— Врешь ведь, - недоверчиво прищурился он.

— Вру. А если знаешь, что совру, зачем спрашиваешь?

— Тебя Марат видел? На кого ты похожа?

— На кого?

— Жертва Бухенвальда, твою мать.

— Что такое Бухенвальд? Звучит устрашающе.

— Тебе еще повезло, что Марата нет в городе. Он бы тебе устроил.

— Только это он и умеет. Устраивать мне, - невесело усмехнулась и попыталась обойти возвышавшегося в проходе Трофима. - Кстати, а куда он уехал?

— Ты не знаешь?

— Откуда? Мне никто ничего не рассказывает. Можно сказать, ты - моя единственная внешняя связь с миром.

Лешка задумчиво на меня поглядел, и в его взгляде почти неприкрытая жалость сквозила, что меня просто взбесило. Я глаза сузила и зло процедила:

— А вот жалеть меня, милый мой, не надо. И руки убери, - вяло плечами передернула, что никакого впечатление не произвело. - Убери, я сказала.

Послушался. И даже отступил, сделав шаг в сторону.

— Саш, это не дело.

— Я прекрасно знаю, что дело, а что нет. Не лезь ко мне, Трофим, по-хорошему прошу. Улыбайся его жене, ему самому, ходи к ним на ужины, только вот меня во все это не вмешивай. Я сама могу распоряжаться собственной жизнью.

— Я вижу.

— Могу, - с нажимом повторила и вскинула подбородок, делая все, чтобы не возникло и тени сомнения в моих словах. - И буду. Но ты не вмешивайся.

Когда Лешка, наконец, свалил, я нашла в себе силы дойти до ванны и посмотреться в зеркало. Да уж, в словах Трофима не то что зерно, а скорее, непаханое поле правды. Выглядела я отвратительно. Причем себя не запускала. Волосы чистые, кожа хорошая. Картину портили лишь черные круги под глазами, неестественная бледность, уставший вид и жуткая худоба, из-за которой проступала каждая косточка на моем теле. Я на себя смотрела, и мне все казалось, что легчайший порыв ветра и меня пополам переломит. А ведь и раньше меня коровой нельзя было назвать.

Так дальше нельзя. Я себя люблю. Люблю больше, чем кого бы то ни было. И я устала. Очень тяжело находиться рядом с сильным человеком, который сознательно всё и всех переламывает, подминает под себя. Я могла достойно отвечать, я не слабая, но у меня не получается отдавать все, не получая ничего взамен. Я устала.

На следующий день позвонила Лехе и официальным тоном поинтересовалась о дате приезда Марата. Трофим хмыкнул, но послушно сообщил, что чечен приезжает сегодня вечером. Я вежливо поблагодарила мужчину и пошла собирать вещи.

Не мелочилась, но по большому счету забирала только деньги, какие были, и украшения. Уложилась в один чемодан, и когда закончила, почувствовала, что еще немного и упаду от усталости. Облизнула пересохшие губы, налила себе воды, залпом ее выпив, и набрала новый домашний номер семьи Залмаевых. Трубку взял Марат. Мысленно я не могла не усмехнуться. Неужели почувствовал?

— Привет.

— Саша? - в его голосе послышалось легкое удивление. - Привет. Ты зачем звонишь?

— Я не могла до вас дозвониться.

— Ну да, мы с Оксаной были в отъезде.

Я закрыла глаза, чувствуя тупую боль в груди, и задержала дыхание.

— Ясно. Куда ездили?

— Не забивай себе голову. Мы насчет роддома узнавали.

— Московские вас не устраивают?

— Саш… - с легкой угрозой протянул Марат. Вот мне снова обозначили границы. Как мило.

— Ладно, я как всегда молчу. В общем, Марат, я не для этого позвонила.

— Что у тебя с голосом? - неожиданно перебил он.

— Ничего. Может, ты дашь мне договорить?

— Угу.

Осторожно присела на краешек тумбочки и оперлась спиной на стену.

— Я устала, Марат.

— Отдохни.

— Ты не понял, - чуть усмехнувшись, покачала я головой, сожалея, что он не может меня видеть. Но он слышит и чувствует меня, как никто, что не мешает плевать в мою сторону, как только угодно. - Я устала.

Он подобрался.

— О чем ты? Саш, вот что ты снова начинаешь? Давай так, - не знаю, что чечен такого услышал, но он резво засуетился, слышно было, как шелестят какие-то бумаги и передвигаются с места на место тяжелые предметы. - Саш, я утром приеду, и мы обо всем поговорим. Ладно? Я все решу.

— Ты идиот, Залмаев, - без злости выдохнула я в трубку. Сил на злость не было. - Я устала. От тебя устала, от твоих поездок, пренебрежения, от твоей жены вместе с ребенком. Но в первую очередь - от тебя. Я ухожу.

— Нет.

Вот так всегда. Никакого “почему” или “давай все обсудим”. Лишь короткое “нет”, которое как будто решит все проблемы.

— Не нет, Марат, а ухожу. Мне плохо рядом с тобой, а я не хочу, чтобы мне было плохо. Я хочу, чтобы мне было хорошо. И я позвонила тебе, чтобы предупредить. Такси уже вызвано, вещи собраны. Я забрала все деньги, что здесь были, кое-какие вещи и украшения. Надеюсь, ты не в обиде.

— Только попробуй шаг сделать, и я тебя по стенке размажу, - прогрохотал Марат, и все бумаги с тяжелыми предметами полетели на пол. - Стой на месте, поняла меня?! Саша!

— Я это слышала, Марат, причем неоднократно. Причем в такой же ультимативной форме. Уже неактуально, честное слово. Отпусти по-хорошему. Все, что мне нужно - я взяла.

— Я сказал НЕТ!

— Не кричи, хороший мой, жену напугаешь. А ей нервничать нельзя. В общем…я все сказала.

— Саша! САША!

Я отняла трубку от уха и пару секунд наблюдала за тем, как она едва ли не кипит от яростных криков и угрожающих обещаний. Потом у меня разболелась голова, и я разъединила связь. Позвонила в такси, мне пообещали машину через десять минут. Принялась ждать.

Неожиданно кровь из носа пошла, испачкав мне руки и ворот футболки. Я кинулась на кухню, и как назло, ваты под рукой не отказалось. Взяла полотенце, приложила к носу и запрокинула голову, поглядывая на часы. Вряд ли Марат успеет за десять минут добраться до моего дома. Уже не успеет. В кармане был телефон Славы, которому я планировала позвонить сразу же, как окажусь в такси. Я не глупая, обязательно придумаю что-нибудь, но лучше Вячеслав, чем Марат. В деньгах я не теряю ничего, наоборот, с моим уходом я только выиграю. Все угрозы чечена…Королев тоже не лаптем щи хлебает. Я справлюсь.

Такси подзадержалось - вместо обещанных десяти минут пришлось ждать пятнадцать. А Марат, наоборот, приехал, скорее даже, прилетел к дому, и выловил меня в тот момент, когда я на лестнице корячилась с тяжелым чемоданом, пытаясь дотащить его на первый этаж.

Когда чечен меня увидел…Я же никогда не была так близко от того, чтобы уйти. Действительно уйти. И мне кажется, он до последнего не мог поверить, что я на это решусь. И поэтому на его лице застыла жуткая маска ярости вперемешку с мрачным удивлением, с каждой минутой сходившим на нет. Удивление перерастало в злость, разочарование и ненависть. Он считал меня предательницей, а теория о расчетливой стерве на глазах находила свое подтверждение.

Я даже не испугалась и не шелохнулась, когда Марат в ярости налетел на меня, толкнул в стену и выбил и без того слабо удерживаемый чемодан из рук. Я пассивно стояла и терпеливо, немного безысходно слушала его ругательства, перемежавшиеся с угрозой, и мне было все равно. Такой апатии и безразличия я не чувствовала никогда. Наверное, действительно устала.

— Ты думаешь, я тебе позволю так мной манипулировать? - едва ли не брызгал слюной мужчина, таща меня обратно в дом. - Ты забылась, Саша.

— Мне надоело, - безразлично откликнулась я, не делая попытки вырваться

И вот эта моя апатия его только сильнее выводила из себя. Марат сильно меня толкнул, и я едва в стену не влетела, в последний момент удерживаемая мертвой хваткой. Мужчина впихнул меня в комнату, отшвырнул чемодан в сторону и начал кричать. Снова не увидев никакой реакции, он грязно выругался и взял меня за грудки, подтаскивая к себе.

— Зачем ты это делаешь? - выдохнул он прямо мне в лицо. Я отвернулась в сторону, за что была вновь беспощадно встряхнута. - Я с тобой разговариваю, в конце концов!

— Я устала, - в который раз повторила я.

Он не выдержал. Наконец-то. А я все ждала, когда это случится.

— Как же я тебя ненавижу!

Слабо улыбнулась.

— Я тебя тоже.

Марат наотмашь ударил меня по лицу. Меня и так уже мутило от слабости, подташнивало, и на языке чувствовался вкус крови. После не такого уж сильного удара, я просто отлетела на диван, упала на подушки лицом вниз. И не очнулась.

Глава 32.

Бог умер.

Ницше.

Любого, даже самого непробиваемого человека можно довести до ручки. Только в каких-то случаях потребуется чуть больше времени, сил и терпения. Этими тремя составляющими Марат обладал в полной мере, так что у него получилось.

Новое состояние, в котором я находилась, мне самой казалось странным и неприемлемым. Я всегда многого хотела, к чему-то стремилась, не могла сидеть на месте. Мне все время казалось, что остановись я хоть на мгновение, и тут же потеряю свои возможности. Да и вообще душевные терзания - болезни для меланхоличных лентяев, которые страдают от собственной лени. Если человек живет, работает над собой, крутится в непростом мире, использует свои возможности по полной, ему некогда болеть и изводить себя понапрасну. Я искренне так считала до того, как загремела в больницу с нервным истощением.

После того как загремела - только уверилась в своих мыслях. Если человек живет, по-настоящему живет, такие дурацкие болячки ему не грозят. В этом все дело. Я не жила. Мне перекрыли кислород, и пусть я честно сражалась, выбралась из предоставленной клетки, меня посадили на цепь. Длинную, но цепь, которая указывала на мое место. А мое место, оказывается, в ногах.

Я хотела жить. Я до безумия хотела жить. Но не в качестве домашнего питомца и любимицы. Была одна проблема. Уходить от Марата я не хотела. И существовать - тоже.

Я пришла в себя только через пару дней, в роскошной удобной палате частной больницы, опутанная проводочками и проткнутая какими-то иголками. Вроде бы стало лучше, но при малейшем движении, будь то обыкновенный поворот головы, виски взрывались такой болью, что приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать. Веки, казалось, прижгли раскаленным железом, а губы едва ли не трескались до крови. Но по крайней мере, исчезла невыносимая усталость, преследовавшая меня на протяжении нескольких недель. Теперь я могла соображать, мыслить и воспринимать информацию, чего не получалось сделать раньше. Именно по этой причине я перестала посещать пары. Не было сил даже думать.

Когда очнулась, первым человеком, который попался мне на глаза, оказался Марат. Кто бы сомневался. Чечен расслабленно развалился в кресле, стоявшем напротив больничной койки, и читал какую-то папку. На журнальном столике рядом таких же было раскидано еще несколько, некоторые белые листы упали на пол, но мужчина не обращал на них никакого внимания. Стоило мне разлепить веки, как чечен стремительно повернул голову в мою сторону, изучающе прищурился и отложил документы в сторону.

Поднялся, медленно начал приближаться, и все оглядывал с ног до головы, слегка хмуря густые брови, как будто пытался увидеть что-то еще, кроме очевидного. А мне…мне все равно было. Ничего не чувствовала к мужчине, который осторожно, и в то же время с опасливым изучением на меня смотрел и подходил все ближе. Я не чувствовала ни злости, ни обиды, какие обуревали меня целый месяц одиночества в золотой конуре. Неподвижно лежала, изредка моргала и равнодушно ждала, когда он подойдет и…ну, сделает что-то. Без разницы что.

Марат, одетый весь в темное, возвышался надо мной, лишая тусклого света, проникающего сквозь жалюзи. Мужчина пару минут со странным выражением лица меня изучал, потом неожиданно быстро протянул руку к моему лицу, отчего в обычной ситуации я бы наверняка вздрогнула, прижал широкой ладонью к подушке темные волосы, обездвиживая, и заставил запрокинуть голову. Я перевела безразличный взгляд на капельницу.

— Что ты с собой сделала? - вкрадчиво прочеканил Марат и уселся на край кровати, соприкоснувшись со мной. - Ты в своем уме?

— Я ничего с собой не делала.

— Это глупо. Чего ты хотела этим добиться, Саш? - он откинул одеяло, открыв мое тело до бедер. Просторная больничная рубашка не скрывала болезненной, сильной худобы, выпирающих ребер и общего изнеможения. Ноги и руки казались даже не бледными - белыми, - а еще безумно тонкими и хрупкими. Он скривил губы, но не с отвращением, а, скорее, с досадой и отчаяньем. - Я считал тебя умнее.

— Умерь самолюбие, - равнодушным голосом отозвалась я, не сделав попытки убрать его крепко сжатую руку с моих волос, хотя и было неприятно. - Открою страшную тайну - весь мир не вращается вокруг тебя одного.

— Что с тобой происходит?

— Ничего.

— Это все…- многозначительным взглядом обвел меня и белоснежные стены палаты, больше напоминавшей элитный номер в гостинице, - ты называешь “ничего”? До чего ты себя довела? Я не думал, что тебе хватит глупости морить себя голодом.

А вот теперь проявилось раздражение и легкое высокомерное презрение. Марат таких людей - мнимо убивающихся, сознательно гробивших себя из-за каких-то непонятных страданий - не переносил. Я тоже не переносила. И голодом себя не морила, ела нормально и наедалась вдоволь. Последнее, что я начала делать бы из-за моральных переживаний - это голодать. Лично мне кажется, что жизненную норму по голодовке я перевыполнила еще до четырнадцати лет. Больше не хочу.

— Ты переоцениваешь мою глупость.

— Да уж, конечно.

— Сколько я здесь?

— Два дня, - он недовольно поджал губы. - Убил бы тебя, Саш.

— Вперед, - бесцветным голосом поощрила я. - Чего ты ждешь? Я удивлена, как ты еще на меня с криком не кинулся. Ты это любишь, не так ли?

Марату хватило смущения не продолжать препирательства. Обычно упреки в свой адрес он не оставлял без ответа, запоминая каждый и заставляя платить за каждый. Сейчас он всего лишь тяжело выдохнул, покачал головой и нежно провел шершавой ладонью по моей бледной, холодной щеке.

— Не прикасайся.

Его лицо удивленно вытянулось. Он не ожидал услышать от меня что-либо подобное. Понимаю. Иногда ожидания не оправдываются.

— Что ты сказала?

— Не прикасайся ко мне своими вонючими руками, - без всякого выражения сказала я и безразлично поглядела на потемневшего лицом мужчину. - Мне противен ты, твои руки и твои прикосновения. Я не хочу тебя касаться. И видеть не хочу. Никогда.

Я по живому резала, и каждая эмоция отражалась на смуглом лице, потому что Марат не привык от меня ничего прятать. Единственное, наверное, в чем надо отдать ему должное. Он не умел скрывать от меня свои чувства, ибо смысла не было. Я всегда являлась эдаким громоотводом.

Марат не сразу смог взять себя в руки и обуздать обиду, недовольство и ярость. Он ненавидел, когда его оскорбляли, а получив статус и власть, был способен еще и наказывать за это. Другой, будь на моем месте, давно бы огребал за такое поведение, но только не я. Меня надо холить, лелеять и беречь по возможности, но только для себя и из-за себя. Именно поэтому эти слова сошли мне с рук. Марату было легче списать все на нервное истощение, нервный срыв, как говорил он сам, и признать меня слегка “не в себе”. Я “не в себе” и не понимаю, что и кому говорю. Хотя в тот момент, отделенная от всех эмоций непробиваемой бетонной стеной равнодушия, я как никогда трезво оценивала происходящее.

— Ты устала, - пошел на компромисс мужчина и сделал вид, что ничего не услышал. - И еще нездорова, - с нажимом погладил щеку и спустился к шее. - Отдохни, тебе это нужно. Я буду неподалеку.

— Мне все равно.

Я не верила в бога, но постоянно натыкалась в книгах на теологические размышления и просто отсылки к Библии. И я знала о Всемирном Потопе, я читала о Содоме и Гоморре. И как бы Бог не наказывал своих детей, в конечном итоге они получали прощение. Он их создал, по своему образу и подобию, именно поэтому жалеет и прощает, хоть и наказывает. Марат считал себя моим создателем, богом, вершителем, и больше того, именно таким я его и воспринимала. До этого момента. А теперь…он перестал быть для меня таким. Он отвернулся от меня именно в тот момент, когда был нужен сильнее воздуха, а я наконец-то свергла его с пьедестала. Я с восторгом и восхищением принимала в Марате все, даже те качества и черты характера, которые большинство людей считали недостойными. Но я принимала их до определенного момента, пока эти качества и эти черты не принесли вред мне. Я не позволю причинять мне вред. Никому. Даже моего идолу, каким он был до этого дня.

Мне действительно стало все равно, что просто убивало Залмаева. Не сразу, ведь вначале легче думать, что мое равнодушие - следствие обиды и ослабленного здоровья. Обиду Марат мог принять, потому что она - признак заинтересованности. Обижаешься тогда, когда тебя что-то задевает. Я устала обижаться. А равнодушие что? Есть человек, нет человека - разницы никакой. И вот это - это Марата пугало до чертиков, хотя он старательно скрывал свою реакцию. И начинал злиться из-за собственной неспособности что-то изменить. Вот что со мной сделать? Убить если только. Но чечен на это не пойдет - я вся им сделанная.

На Залмаева не было ни времени, ни сил, ни желания. Я относилась к практически постоянно находившемуся рядом мужчине чуть более радушно, чем к кактусу на подоконнике. И хуже всего, я делала так не для того, чтобы его разозлить, задеть или вывести из себя. Я делала так, потому что мне было действительно все равно. Пусть Марат и старался скрыть собственный страх и панику, я с легкостью замечала их на его лице.

— Чего ты хочешь? - в очередной раз, сходя с ума от моего молчания, взрывался Марат. Пусть врач и предписывал мне полный покой, на чечена это не распространялось. Ему никто не решался возразить. - Скажи, и я все сделаю, только прекрати, наконец, строить из себя снежную королеву!

Полусидя на подушках, я скрещивала руки на впалом животе, и спокойно наблюдала за вихрем ярости. Мужчина мерил шагами немаленькую палату, если я особо сильно выводила его из себя -мог пнуть мебель: кресло, там, или тумбу. Голос повышал, но натыкаясь взглядом на мою постель, делал глубокий вдох и начинал тихо цедить слова. Обычно злость и ярость мы делили ровно пополам. Одинаково сильные, они сталкивались друг с другом и одновременно гасли, а теперь, бесчувственная я отдала Марату на откуп все эмоции, так что он злился за двоих.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, - опустила глаза вниз и разгладила помятую рубашку. - Это можно устроить?

— Саша!

— Что? Ты спросил, а я ответила. Мне противна твоя рожа, сам ты противен, и я не хочу видеть и слышать тебя и твою разлюбезную, розовую и родовитую в пятом колене семью интеллигентов. Это ты хотел услышать? Могу еще припомнить все то, что обдумала давно, но не могла сказать тебе в лицо, потому что, - попыталась изобразить язвительную улыбку, - ты был занят. Припомнить?

Он с силой потер лицо и взъерошил и без того растрепанные волосы.

— Да твою ж мать! Вот как с тобой разговаривать?!

— Желательно - вообще не разговаривать. И не нервировать меня. Слышал, что сказал бородатый старичок? Мне нужно время, положительные эмоции и покой. И если ты все еще заинтересован в моем здоровье, то старательно рекомендую выйти отсюда и не появляться хотя бы с недельку. Сделай мне приятное.

Он вышел, хлопнув дверью так, что зазвенели окна, а слишком впечатлительная медсестричка в коридоре - пронзительно взвизгнула. Я же зевнула и легла спать.

Мне нужно было время, свободное от размышлений и лавины сильнейших эмоций, и оно у меня наконец-то появилось. Во-первых, для того чтобы поправить здоровье. Я не собиралась строить из себя умирающего лебедя, заламывать руки и патетично гробить свой организм назло чечену. И так на этого мужчину ушло слишком много моих нервных клеток. Я бы сказала, непозволительно много. Поэтому на здоровье своем я крест не ставила, послушно заглатывала все капсулы, пила чаи, сидела на специальной диете и сносила все капельницы и процедуры. Во-вторых…сама болячка была унизительной и какой-то…противной и изнеженной. Это не моя болячка. И я пыталась как можно быстрее от нее избавиться. В-третьих, мне не нравилось чувствовать себя мертвой водорослью, которая не может получать удовольствия от вкусной еды и интересных вещей. Я хотела получать удовольствие, снова зажить нормально, но…с удовольствием от жизни возвращалась боль и обида, которые заботливо вручили мне Марат с Оксаной.

Через неделю я стала выглядеть значительно лучше, апатия начала понемногу рассеиваться и возвращался вкус к жизни, по которому, признаться, я успела соскучиться. Марат то ли внял моим словам, то ли просто устал, но за все это время ни разу не приехал ко мне, чем только обрадовал. А может, он вообще с Ксюшей прыгал, как курица с яйцом, что ни капли меня не волновало. Я привела себя и свои нервы в порядок, зареклась никогда больше не принимать ничего близко к сердцу и почувствовала себя новым человеком. Но стоило Марату появиться на горизонте, как моя уверенность в собственных силах испарилась. Апатия, защищавшая меня от всего извне, исчезла, и обида, которая, казалось бы, мерно почивала, возродилась из пепла.

Увидев меня, Марат удовлетворенно хмыкнул, кивнул своим мыслям и расслабился. От него не укрылась ни прорвавшаяся обида, ни напускная холодность, сейчас они, наоборот, чечена радовали. Он улыбался, светился, и ему даже наглости хватило обнять меня и поцеловать в шею, и я еле сдержалась, чтобы его не пристукнуть. Кулаки сжала, и Марат, конечно, это заметил, и обрадовался еще сильнее.

— Александра, все предписания я передал Марату Булатовичу, так что, если вы будете соблюдать режим, скоро окончательно придете в форму, - добродушно проблеял старичок, спустив очки на самый кончик носа. - Ну а вам, девушка, еще раз напоминаю - покой, покой и покой. И только положительные эмоции.

— Ему об этом скажите, - непочтительно буркнула и отвернулась к окну. - Причем несколько раз, чтобы запомнил. В противном случае, доктор, мы с вами еще не раз увидимся.

У дедушки озадаченно вытянулось и без того длинное лицо, и он перевел вопросительный взгляд с меня на помрачневшего чечена.

— Вставай и пойдем. А вам еще раз спасибо.

— Да что вы…не за то! - засмущался врач. - Всего доброго!

Я, не оглядываясь по сторонам, направилась прямиком к залмаевской машине, а потом еще пару минут нервно притопывала ногой, дожидаясь, когда он соизволит подойти. По дороге мы не разговаривали, а я вообще глаза прикрыла, убаюканная мерной ездой, и задремала.

— Саш, - он осторожно потянул меня за плечо и погладил по голове. - Саш, просыпайся.

Я сонно моргнула, огляделась, не понимая, где мы находимся, и озадаченно нахмурилась.

— Куда ты меня привез?

— Домой.

— К кому домой?

С каждым словом мой тон становился все громче и опаснее, и Марат, чтобы не нервировать меня, поспешил отстраниться.

— К нам домой. Как показала практика - одна ты жить не в состоянии. Поэтому будешь жить с нами.

Я пригнулась и с неприязнью уставилась на большой и аккуратный двухэтажный коттедж.

— Вот как? С нами - это с тобой, твоей женой и ублюдочным зародышем в ее животе? Я правильно понимаю?

— Что ты сказала?! - он жестоко проговаривал каждое слово, которое хлестало не хуже кнута. Спасали только остатки ледяного спокойствия, за которые я изо всех сил цеплялась. - Повтори!

— Ты глухой? Или тупой? Ты действительно считаешь, что я, так же как и ты, буду ползать перед этой дурой и вашим выбл*дком? Я не думала, что тебе хватит глупости на подобные мысли.

Голова мотнулась в сторону, а щеку обожгла сильнейшая боль. Во рту почувствовался металлический вкус крови.

— Предупреждаю сразу, - с угрозой проговорил чечен. - Если ты хоть жестом, хоть словом, хоть чем-нибудь заденешь Ксюшу или моего ребенка, я тебя по стенке размажу.

— Давай сейчас. Сразу. Так сказать, не отходя от кассы. Сэкономишь нервы мне и себе, - с вызовом улыбнулась я, игнорируя расползающуюся огненную боль. - Я вообще не понимаю, зачем ты меня сюда привез. Отпустил бы на все четыре стороны, и мы оба были бы довольны.

— Выметайся из машины и иди в дом, - проигнорировал последнюю реплику Марат. - И я не пошутил, Саш.

— Отвези меня домой.

— Нет. Ты показала, что не можешь жить одна.

— Попутал, Марат. Я с тобой жить не могу, а не одна. И предупреждаю сразу - ты еще пожалеешь, что так со мной поступаешь.

Я вышла из машины, посильнее запахнув куртку. В дверях дома меня с широкой улыбкой встречала Оксана, которой сказали о том, что я “переучилась”. Она едва объятия не раскрыла, но хватило одного холодного взгляда, после которого девушка опасливо прикрыла руками живот и попятилась в сторону.

— Моя комната где?

От моей наглости и неприкрытой вражды Ксюша сглотнула и нервно пробормотала.

— На втором этаже, справа по коридору. Самая дальняя.

— Мерси, - издевательски подняла уголок губ и решила уточнить, делая месть еще интересней. - Не обращай на меня внимание. Это нервное. Со временем пройдет, - последовала многозначительная пауза. - Возможно.

Я поднялась в комнату, щелкнула замком и прислонилась спиной к двери, почувствовав неимоверную слабость. Больше я не позволю над собой измываться. Ксюша пусть позволяет, а я не хочу. И не буду. А еще я отомщу за все, и заставлю Марата пожалеть о том, что он не согласился по-хорошему меня отпустить. Я предлагала. Теперь последствия - его проблемы.

Глава 33.

В принципе, все оказалось не так уж плохо. Для меня, по крайней мере. Оказывается, положение нервнобольной предлагает много возможностей. Во-первых, все старались меня беречь, во-вторых, обходили десятой дорогой. Все - в смысле Оксана, потому что Марату плевать было, какое у меня состояние и самочувствие. А вот ей нет. Она все время искоса кидала на меня сочувствующие и жалеющие взгляды, словно я безногая, безрукая инвалидка, лишившаяся смысла жизни. Но с расспросами, слава богу, не лезла. То ли боялась, то ли нервировать не хотела - понятия не имею. Возможно, что и Марат ее попросил ко мне без особой причины не подходить. Плевать.

Мне требовалось спокойствие и время, и в то же время нельзя было чахнуть и зарываться в собственные слабости, как в кокон. Буквально на следующий день я изъявила желание поехать в универ на занятия. По правде сказать, я начала волноваться из-за того, что так много пропустила. Месяц назад у меня не оказывалось сил на то, чтобы что-то понимать и о чем-то волноваться, а сейчас я бодра и полна жизни. Мне надо думать о себе, к тому же универ - уважительная причина отсутствовать в этом красивом и треклятом доме до самого вечера.

— Ты не оправилась, - невозмутимо парировал Марат на мое предложение-приказ. - Ты еще слишком слаба, и кроме того, тебе необходим покой.

— А еще мне необходимы положительные эмоции, которые рядом с беременной принцесской и твоей тошнотворной рожей не появятся никогда, - до противного сахарно улыбнулась и выпрямилась на роскошном стуле с высокой спинкой. Новый кабинет Марата хоть и был сдержанным, но буквально кричал о богатстве и возможностях владельца. - Об этом врач тоже упоминал. Серьезно, Залмаев, мне надо учиться. Скоро сессия.

Он наградил меня тяжелым взглядом исподлобья, оглядел болезненно худые руки и ноги, которые я старалась спрятать под широкой и закрытой одеждой, и продолжил настаивать на своем.

— Пока нет. Приди в себя немного, подожди, пока станет лучше.

— Мне станет лучше, если я окажусь так далеко от тебя, как только возможно.

Такие мои реплики, с каждым днем звучавшие все чаще и чаще, выбивали у мужчины почву из-под ног. На самом деле. Да, за свои слова об их ублюдке я заплатила, и кстати, Марат сделал огромную скидку. Другого он бы убил и за меньшее. Меня всего лишь хлопнул по лицу. Это было своего рода предупреждением и демонстрацией на будущее. Но я могла действовать по-другому, тоньше и в то же время сильнее.

Он не мог слушать о том, что противен мне, что меня тошнит от его лоснившейся довольством и вседозволенностью рожи, что меня передергивает от его прикосновений. Мои жестокие слова его озадачивали, ставили в тупик и пугали. Я всегда боготворила его, холила эго и болезненное самолюбие, и не для того чтобы подластиться или польстить, я искренне так думала, потому что чечен для меня был идеалом и тем, на кого нужно ровняться. Марат всегда знал, что в моем лице найдет поддержку любым своим поступкам или решениям. Не то чтобы он в этом так сильно нуждался, но тем не менее. А теперь я, не скрываясь, кривилась от отвращения и брезгливости, что его почти пугало и подрывало самооценку в какой-то мере, пусть и не так сильно, как мне хотелось бы. Но факт в том, что Марат в этом не может со мной бороться.

Ударить? Опротивеет еще больше. Отыметь? Не то состояние и не то настроение. Если бы мужчина захотел совершить сейчас половой акт - а по-другому и не назовешь - то он бы напоминал вынужденное изнасилование, которому будет не рад сам маньяк. Обидеть еще сильнее? Сейчас нежелательно. Задобрить? А вот здесь возможны варианты, но опять же, на уступки Марат не шел, так как считал мое поведение “нецелесообразным”. Получался замкнутый круг, из которого мы оба хотели выбраться, только разными путями.

— Саша, перестань.

Я беззаботно пожала плечами.

— Я правду сказала. Предпочитаешь вранье?

Марат раздраженно оттолкнул гроссбух в сторону.

— Что ты за человек такой?

— Я не хочу сидеть здесь взаперти под присмотром твоей…жены. Серьезно, Залмаев, побереги нам всем нервы. И заметь - я пока не прошу вернуть меня в мою квартиру.

— Она моя, - не смог не поддеть мужчина, пусть и без тени злорадства.

— Без разницы. Я там прописана и там живу. Я прошу довольно простых вещей. Мне нужно учиться.

— Ты месяц не посещала универ, и я сомневаюсь насчет твоего острого желания попасть в альма-матер.

— Сил не было, - честно призналась я, отчего Марат лишь сильнее насупился.

— А сейчас есть?

— Есть. К тому же есть еще преогромнейший стимул не сидеть дома.

Мы разошлись в разные стороны, не поменяв собственных решений. Но через два дня меня все-таки отпустили, уведомив, что шаг влево, шаг вправо - расстрел на месте. Приставили охрану, выделили машину специальную, которая отвозила и привозила меня на учебу. Марат строго следил за предписаниями врача насчет диеты и лечения, так что иногда даже приезжал за мной - особенно в первые дни - чтобы забрать на обед и проконтролировать прием лекарств и витаминов.

Это было немного забавно - сидеть в дорогущем элитном ресторане и видеть напротив решительного и внушительного чечена, который провожает взглядом маленькие кругляшки лекарства, чтобы удостовериться в том, что каждая окажется заглотанной.

— Я не самоубийца и не дура, чтобы сознательно гробить свое здоровье, - насмешливо проговорила я, запивая горькие таблетки. - Тем более, ради такого человека, как ты. Как там говорят? Овчинка выделки не стоит?

— Не ерничай и ешь, - пододвинул ко мне тарелку и с удовольствием принялся за свою порцию. - И не болтай, ладно? У меня важная встреча через час, а у тебя вроде как пара.

— Сколько недоверия, - попробовала суп и слегка поморщилась. - Пара, пара, не волнуйся, я не обманываю. Что за встреча, кстати?

— Ерунда.

— Ясно, - уткнулась в тарелку и замолчала, не выказывая и тени заинтересованности, что было опять же непривычно и настораживающе.

Я всегда старалась быть в курсе дел, быть полезной и нужной, и да, мне льстило, что Марат мог обсуждать со мной важные вопросы, дела и все это без утайки и без боязни неодобрения. Наши мысли и методы всегда сходились, так что я являлась эдаким усилителем уверенности в нужные моменты. Например, когда чечен сомневался. Тем не менее, все сводилось к одному - я не была равнодушной. Никогда.

— Ты молчалива.

— Ем.

— Раньше тебя это не останавливало, радость моя, - уголком губ улыбнулся Марат, давая понять, что наспех придуманную отмазку оценил, но ни капли в нее не поверил. - По правде, тебя никогда ничего не останавливало.

— Подай соль, пожалуйста, - дождалась солонку, и, выдержав внушительную паузу, словно не слышала немого вопроса, ответила: - Суть в том, что мне все равно, где ты, с кем ты и что с тобой. Без разницы. Для особо торжественных случаев у тебя есть жена, для не особо торжественных…ммм…Ты всегда отличался находчивостью, Залмаев, и я могу на что угодно поспорить, что у тебя все давно продумано и выверено до деталей. Так что ничего не изменится, буду ли я знать о твоих делах или нет. Мне все равно.

Марат нервно скомкал салфетку, зажав ее в могучем кулаке, и хрустнул костяшками пальцев. Я лишь вопросительно приподняла бровь. Без насмешки, без радости от того, что облапошила и сделала больно. В моих руках оказалось сильное оружие, потрясающе действенное, и выпускать его…Не-е-е-т. Я не настолько глупа.

— Залмаев? Раньше ты меня по-другому называла, - наконец, произнес он хоть что-то в попытке заполнить гнетущую паузу.

— Если хочешь, могу называть тебя богом и повелителем, но суть не поменяется.

Аккуратно промокнула губы и откинулась на спинку стула, чувствуя себя наевшейся до отвала. Сразу же разморило и потянуло в сон. Не удержавшись, я зевнула и кулачком потерла слипавшиеся глаза.

— Чего ты хочешь, Саш? - положив локти на стол, Марат изучающе прищурился, стараясь заглянуть как можно глубже и понять, что у меня на уме. Вернее, какова моя конечная цель, которую я, безусловно, поставила. Этого скрыть не получилось. - Только не говори, что тебе плевать и все равно. Тебе не все равно, хорошая моя. Ты чего-то добиваешься, и я силюсь понять, чего.

— Чтобы ты отстал от меня.

— По мелочам ты размениваться не любишь, - гортанно хохотнул мужчина. - Впрочем, как и я сам. Такая цель слишком незначительна. Я спрашиваю в общем. Глобально, так сказать. Чего ты пытаешься добиться?

— Того, что никогда не получу от тебя.

— Я могу дать тебе все.

Лукаво прищурившись, я покачала головой.

— Э-э, нет, ласточка моя, не можешь. Я точно знаю. Поэтому не вижу смысла говорить тебе о том, что я хочу. Но я знаю еще кое-что - другой мужчина меня с лихвой удовлетворит.

Несчастная салфетка полетела на пол.

— Я тебя никуда не отпущу, ласточка моя, - передразнил Марат, напрягаясь от сдерживаемой, стремительно нахлынувшей ярости от одной только мысли о моей измене и другом мужчине. Какой восприимчивый, однако. Впрочем, как всегда. - Из-под земли достану, но найду.

Я звонко рассмеялась, привлекая внимание редких, но богатых посетителей ресторана.

— Никогда не замечала в тебе тяги к некрофилии, хороший мой, - грациозно поднялась, обошла круглый стол, склонилась над неподвижным, пытающимся справиться со злостью мужчиной, и мягко поцеловала его в щеку. Выпрямилась и сразу же холодно улыбнулась. - Поехали, Залмаев, у меня пара. А у тебя - важная встреча. Время не ждет.

Мне не нужно было открытое столкновение, хотя бы потому, что Марат по-прежнему сильнее, и я его не переиграю. Если я буду в открытую дразнить его или Оксану, то снова окажусь избитой. Или на грани нервного срыва, чего совершенно не хочется. Но что мне мешает их подзуживать по отдельности? С Маратом получалось вполне неплохо - нащупав слабое место, я нежно и аккуратно его штурмовала и колола, с Ксюшей же…Что ж, я твердо решила сделать так, чтобы оба пожалели о том, что притащили меня в дом розовой мечты. В конце концов, мне восемнадцать лет, можно сказать, что я трудный подросток после нервного срыва. И разве мне не полагается дух бунтарства и неповиновения? То, что мне чуждо вести себя безрассудно, еще не означает, что я не могу себя так вести. Хотели - получите и распишитесь. Теперь без обид.

Я дразнила и действовала на нервы. Не словами - действиями. До вечера пропадала в универе, на удивление сильно сблизилась с сокурсниками, втянулась в их компанию и чувствовала себя в ней вполне органично и расслабленно. Вся эта “золотая молодежь” оказалась на удивление простой, настолько, насколько могут быть простыми дети без царя в голове, наделенные властью, деньгами и возможностями. Они очень жестоки были, по-детски эгоистичны и легко управляемы, и ничто из этих факторов не являлось для меня проблемой. Я умнее их всех, следовательно, с легкостью могу манипулировать, плюс еще играет роль тот факт, что меня принимают за “свою”, что, безусловно, играет только на руку.

Но бегать с ними на тусовки, в клубы и напиваться в стельку - впрочем, как и ширяться - я не планировала. Пока. Все еще впереди, а действовать приходилось постепенно.

После учебы меня привозили домой, где, как счастливая семья с картины королевской мечты, милые и неимоверно сюсюкающие Марат и Оксана ужинали, переговаривались друг с другом, Ксюша что-то с восторгом и нескрываемой радостью рассказывала мужу, который внимательно ее слушал, но особенно загорался, когда она начала делиться мыслями о ребенке. Их совместном ребенке. Это все было до тошноты противно, так что действительно хотелось блевать от сладости и приторности, и я старалась как можно быстрее свалить в выделенную для меня комнату, и сразу же, стоило оказаться в спасительных четырех стенах, резко щелкала замков, закрывая его до предела.

Я не думала, что все окажется настолько…трудно и больно. В конце концов, я сильная, я точно знаю, что хочу от жизни, а гадкая семейная идиллия, в которой мне нет места и от которой буквально воротит - не предел моих мечтаний. Далеко не предел. Только вот, пусть я все прекрасно понимаю, все равно сердце бьется где-то в горле, как заведенное, мешая вздохнуть полной грудью. С каждым разом, после созерцания подобных сцен, выносить их оказывалось все сложнее. И требовалось время, много времени, чтобы утихомирить расшатанные нервы, чтобы снова натянуть маску презрительной вежливости, с которой я, наверное, почти срослась. Но я всегда - всегда! - находила в себе силы улыбнуться себе в зеркале, с удовлетворением подмечая признаки выздоровления (так сказать, налицо), высоко поднять голову и отпереть дверь.

— Как в университете? - ободренная негласной поддержкой рядом сидящего мужа, решилась спросить Оксана. - Все хорошо?

Глупый вопрос.

— Конечно. Как иначе? - я поставила тарелку с ужином в микроволновку, чтобы подогреть, и взяла из подставки нож и вилку. - Ксюш, у нас нет подноса?

— Зачем? Посиди с нами. Ты совсем не мешаешь, - заверила девушка, но послушно засуетилась на просторной кухне в поисках нужной мне вещи. - Правда, Саш.

— Откуда у тебя вообще такая дурная привычка появилась - есть в комнате? - недовольно поддакнул Марат, правда, не стараясь довести все до конфликта.

Пользуясь тем, что Ксюша повернулась к нам спиной и искала поднос во всевозможных кухонных тумбах, я издевательски приподняла брови, безмолвно напоминая мужчине наши бесконечные завтраки и ужины, начинавшиеся в постели и заканчивавшиеся там же. Зрачки серых глаз расширились, и чечен сурово сжал челюсти, сдерживая собственные эмоции, вызванные воспоминаниями. Я отвернулась, вытащила тарелку и сделала вид, что мне все равно.

— Вот, нашла, - слегка задыхаясь, улыбнулась Оксана и протянула нежно-розовый пластмассовый поднос. Я благодарно кивнула. - Может, все-таки с нами посидишь?

— Не хочу.

Мое поведение не являлось любезным. Одолжение, приправленное дымкой уважения - безусловно, но и дымка не могла скрыть всего. В любой другой момент Марат прибил бы меня и за меньшее, но существовало кое-что, вернее, кое-кто, из-за кого ему приходилось особенно сдерживать себя. Его жена.

Я проявляла свой бунтарский дух. Закрывала комнату на замок, раздевалась до нижнего белья и врубала музыку на полную громкость. Марат по высшему разряду оформил мою комнату, и да, здесь было все, чего только душа желает. И только самое лучшее, потому что на меньшее мы оба никогда бы не согласились. Лучший музыкальный центр, компьютер, телефон, ковер и прочее.

И если я врубала музыку на лучшем магнитофоне, то ее слышал весь дом. Стоит заметить, что в то время ценителем Чайковского и Бетховена я не была. А тонкая и нежная душевная организация Оксаны не выдерживала воплей КиШа, Рамштайна, даже того же Глызина и Кузьмина - и то не выдерживала.

— Саш, ты занята?

В то утро я кометой носилась по дому, пытаясь не опоздать в универ. На ходу застегивала штаны, одевала носки и пальцами причесывала волосы. Мягко скажем, было не до Оксаны.

— Чего? - нелюбезно отозвалась, скручивая пучок на затылке.

— Я понимаю, что ты сейчас слегка… - “не в себе”, - расстроена, - заламывала руки девушка. - Но можно тебя попросить не включать музыку так громко, особенно по ночам. Хотя бы до одиннадцати, но не до двух или трех…

— Это все? - кисло посмотрела на нее, мимоходом прихватив рюкзак. Ксюша кивнула. - Заметано. Я побежала.

Сделала ли я музыку потише? Не дождутся. Я не хамила и не дерзила, но я могла сделать их жизнь совершенно невыносимой, и единственный, кто мог бы меня остановить - это Залмаев. У которого на данный момент оказались просто связаны руки. Что ж, он должен был предвидеть мое поведение, догадаться, что я не стану сидеть и глядеть в окошко.

Я сдавливала его и Ксюшу со всех сторон, пусть неявно, но со временем все более ощутимо. Паутинка потихоньку плелась.

Приятельские отношения с сокурсниками тоже приносили свои плоды. Особенно повлияли на наше тесное знакомство, как ни странно, наркотики, хотя их я не признавала ни в каком виде, точно зная, каковы последствия.

Болезненную худобу, а также длительное отсутствие, к моему удивлению, восприняли как борьбу с наркозависимостью. И это я, которая на эту дрянь никогда не смотрела. Один из однокурсников, Андрей, подсел ко мне на паре и доверительно зашептал:

— Тебя куда упрятали?

Я вылупила глаза.

— В смысле?

— Ну, на реабилитацию, в смысле, - он закатил глаза и склонился к моему уху. - Да ладно, здесь все свои. Я уже два раза там был.

Заинтересовалась, конечно, но предпочла загадочно молчать. Впрочем, парни все сами домыслили без моего вмешательства, и каким-то противоестественным образом я поднялась в их глазах еще выше. Детский сад, ей-богу, хотя все происходящее - как нельзя кстати.

Андрей все чаще подсаживался ко мне, болтал, пару раз предлагал дозу, но я неизменно отказывала. Тогда он понимающе хмыкал, прятал пакетик в карман и вновь превращался в веселого и обаятельного парня. У нас вроде как нашлось что-то общее, и парень вовсю ко мне клеился. Я не мешала, приняв позицию стороннего наблюдателя, но и мысли такой не допускала, что могу быть с ним. Какой бы он ни был богатый и красивый, нарик мне ни к чему. С него толку никакого не будет, одна нервотрепка.

Тем не менее, я дала Андрею телефон. Домашний, а не мобильный. И он каждый вечер мне звонил, веселил, так что музыка оказалась совершенно не нужной. Парень, вот честно, был милым и интересным, к тому же сыном богатых и влиятельных родителей, но все упиралось в наркоту, с которой не хотелось ничего общего. Зато Дрюня оказался на горизонте весьма и весьма кстати. От Марата наши ночные разговоры я пока прятала, предвкушая, как он узнает от них от Ксюши. А он узнает.

Я сидела на кухне, загадочно улыбалась, глядя на телефонную трубку, и покачивала ногой в воздухе. Роли распределены, представление начинается.

— Ты чего не спишь? - щурясь с непривычки, хрипловато пробормотала Оксана. - Три ночи.

— У меня романтик, - с удовольствием потянулась, разминая затекшую спину. - Молодой человек звонил.

— Твой? - ахнула она и моментально проснулась.

Нет, твой. Дура.

— Мой, конечно. Учимся вместе. Зовут Дрюшей.

А дальше начались обыкновенные женские разговоры. Девушка быстро навела чай, поставила песочное печенье и с удовольствием слушала мои рассказы. Да, я приукрасила, причем довольно-таки немало. И пока ей рассказывала, описывая идеального мужчину, представляла себе взбешенного чечена, который будет обо всем этом слушать из ее уст. Не моих. Что ударит по самолюбию и гордости еще сильнее, чем обычно. Я воочию видела, как Ксюша с мечтательной и милой улыбкой радуется тому, что моя жизнь, наконец, налаживается. Что мой милый мальчик очень мне помогает, так что мои глазки снова заблестели. Еще немного и я стану прежней. И представляя себе все это, я не могла удержаться от широкой улыбки.

Ушла спать, невероятно довольная, а утром упорхнула раньше всех, чтобы, если что, не попадаться на глаза. В универе отозвала Андрея в сторону и, трогательно улыбаясь, попросила:

— Позвони мне сегодня.

Он меня приобнял и выдохнул почти в губы:

— А может, со мной сегодня поедешь? Я угощаю, Саш.

— Куда?

— В клуб на вечеринку по случаю днюхи дружбана.

По груди его погладила и отстранилась.

— Вот позвонить, и я тебе точно скажу - пойду или нет.

Приехала я ближе к вечеру. Не дожидаясь, пока неприятные личности меня перехватят, рванула в комнату и врубила музыку, нервно поглядывая то на телефон, то на часы. Через двадцать минут должен был позвонить Андрей, который как никогда был мне нужен. А пока не звонил, приходилось нервными шагами мерить опротивевшую комнатушку. Постепенно музыка слегка расслабила, я даже подпевать начала.

В самый неожиданный момент деревянная дверь содрогнулась от мощных ударов.

— Открывай! - процедил Марат, стараясь не повышать голос. В этот момент я почти обожала Оксану.

Распахнула дверь и предусмотрительно отскочила в сторону, убираясь с дороги разъяренного огромного мужчины. Чечен по сторонам дико оглянулся, по магнитофону ладонью хлопнул и с неодобрением прищурился. Я покосилась на часы.

— И что мы орем? - совершенно невозмутимо спросила я, отворачиваясь и начиная методично рыться в шкафу. - Ты не один здесь живешь. Имей совесть.

— Ты совсем охренела?! Я и так достаточно тебе потакаю, но это, - он обличительно ткнул в молчавший магнитофон, - переходит всякие границы!

— Я здесь живу, так что имею полное право вести себя так, как хочу.

Скользящим шагом Марат ко мне приблизился, одной рукой схватил за шиворот футболки и подтащил к себе, с яростью выдохнув прямо в лицо:

— Это мой дом! И делаешь ты то, что я посчитаю нужным.

— Тогда скажи об этом громче, хороший мой, - прошептала в ответ, и постаралась выглядеть как можно достойней, а не как вшивый котенок, которого держат за шкирку. - Так скажи, как ты любишь. Громко, чтобы стекла звенели. Ведь я тебя знаю, хороший мой. Ты еле сдерживаешься, чтобы этот чертов магнитофон не размолотить к чертям собачьим. И меня тебе хочется прибить, а лучше всего жестко трахнуть, правда ведь? - вытянула шею, чтобы ворот ее не сдавливал так сильно, завела руку между нашими телами и обхватила твердый член через ткань брюк, который упирался мне в живот.

Марат дернулся, как от боли, и, больно обхватив меня за запястье, отвел руку в сторону.

— Прекрати. Ты ведешь себя по-детски.

— Марат, радость моя, мне пока еще восемнадцать лет. Можно сказать, что я еще неразумный ребенок, который не в состоянии о себе позаботиться. У меня был нервный срыв, и теперь мне необходимы положительные эмоции. Поэтому не мешай мне их получать. И кстати, если твоя жена внезапно войдет и увидит нас в такой позе, то испугается. Не надо ее пугать.

Мужчина резко отпустил меня, словно я стала прокаженной, и для уверенности отошел на пару шагов. Через минуту приплыла Оксана, настороженно и слегка удивленно оглядывая нас двоих.

— Все в порядке? - уточнила девушка.

Мы с Маратом ее в один голос заверили в мире во всем мире и отвернулись друг от друга. Внизу зазвонил телефон, и я, почти подпрыгнув в воздухе, полетела вниз, краем уха слыша понесшийся мне следом вопрос, на который принялась отвечать Ксюша. Просто прекрасно.

— Алло, - чувственно промурлыкала Андрею, стараясь выровнять дыхание и успокоить быстро бьющееся сердце. - Привет, милый.

Позади меня раздались тяжелые шаги чечена и легкие, частые, поспевающие за ним - Оксаны. Акт второй.

Глава 34

— Я тоже рада тебя слышать, дорогой, - загадочно улыбнулась, устроилась на диване, прямо напротив этой семейки, только на них не смотрела. Но шестым чувством знала, что Марата почти трясет от ярости, а Ксюша воодушевленно шепчет ему на ухо то, что я рассказала ей прошлой ночью. Андрей что-то бормотал в трубку, разомлевший от такого неожиданного внимания и ласки, какие ему редко доставались, и промямлил приглашение на тусовку. - Ммм…звучит заманчиво.

Сам разговор длился минут пятнадцать. Я не сидела на месте - заходила на кухню, пила воду, соблазнительно облизывая при этом губы, тихо, прочувствованно смеялась на остроумные замечания сокурсника. Я вкладывала в голос столько неприкрытой чувственности и желания, что почти каждое слово и каждая фраза выходили необыкновенно двусмысленными. Только реакции у всех вызывали разные - Андрюша, достаточно обделенный с моей стороны вниманием, млел от неожиданного наплыва нежности, а Марата распалило практически до предела, и реально казалось, что еще пару секунд и мужчина просто взорвется.

— Так ты приедешь? - старательно перекрикивал бьющую по перепонкам музыку Дрюня. - Я буду тебя ждать.

— Да, милый, приеду. Минут через тридцать-сорок, - громко, четко выговаривая слова, сказала я, подарив ходившему желваками Марату многозначительный взгляд поверх светло-русой головки его жены. - Угу…Ооо, - облизнула нижнюю губу и гортанно рассмеялась. - Ловлю тебя на слове. Все, жди, дорогой.

Повесила трубку, с улыбкой вздохнула и кинула взгляд на циферблат часов.

— Как это понимать? - цедя слова, проскрежетал мужчина и наградил меня пробирающим до костей ледяным взглядом. - Я тебя куда отпустил? На учебе. Чтобы ты училась, а не шашни крутила не пойми где и с кем.

— Одно другому не мешает. И Андрюша - не не пойми кто. Он хороший, умный мальчик, которого я знаю не первый год. Как-никак учимся вместе. И Ксюша его одобрила, - победоносно улыбнулась и нахально прошагала мимо застывшей на первой ступеньки лестницы парочки. - Я пошла.

— Куда ты пошла? Забыла уже, как валялась без сознания, а тебя через трубку кормили?

Обернулась через плечо и подарила холодную улыбку, не коснувшуюся глаз.

— Не забыла. И в отличие от некоторых, не забуду никогда.

Мне плевать было на вытянувшееся лицо принцесски, которая совсем не поняла, к кому или чему относилась моя последняя реплика. Я ушла в комнату, дрожащими руками уперлась в дверцы шкафа и попыталась привести нервы в порядок. Такое ощущение, что под колючей проволокой, находящейся под напряжением, прогулялась. Адреналин толчками разгонял кровь и заставлял ее кипеть. Не дожидаясь, пока сюда завалиться мужчина, а вслед за ним и Ксюша, я суетливо принялась натягивать черный топ. Волосы из-под него вытащила, на плечо их перекинула, и как раз Марат без стука влетел ко мне.

— Ты что творишь?

— Меня позвали на день рождения, и я туда иду.

— Ты зачем меня злишь? - мышцы на руках угрожающе забугрились, рисунок вен пришел в движение, и я, как завороженная, только и смотрела на демонстрацию силы, воспоминания о которой сделались размытыми. Вмиг я вспомнила все. - Тебе удовольствие доставляет играть у меня на нервах?

— Так же, как и тебе, Марат, - черное кожаное пальто длиной до колен накинула и нащупала в кармане скрученную пачку долларов, перевязанную обычной резинкой. В другом кармане лежали украшения и…еще одна пачка. На всякий случай. - Мы оба знаем, что ты ничего мне не сделаешь на глазах у нее. Чтобы не нервировать.

Марат предпочел не услышать мои слова. Он сузил глаза, громко зубами скрипнул и прислонился широкой спиной к двери, вроде как закрывая мне проход.

— Раздевайся. Ты никуда не пойдешь.

— Пойду. Я не буду послушно сидеть под замком. К тому же твоя жена наверняка не удержится и поднимется сюда с минуты на минуту. Что ты ей скажешь? Что не можешь отпустить меня ни на шаг, потому что жутко ревнуешь? Что тебя с ума мысль сводит, что у меня другой?

— Какой другой?! - громко рыкнул, как будто забыл, что его могут услышать. Он терял терпения, белки глаз налились кровью, а кулаки постоянно сжимались и разжимались. А я снова внутри себя перекрыла что-то, не давая тени сомнения и боли отразиться в мыслях и на лице. Мне нужно быть бескомпромиссной и непоколебимой.

— Пока никакой. Успокойся.

Я его почему-то не успокоила и не убедила.

— Саша…

— Я устала от тебя, Марат, - сказала то, что уже давно вертелось на языке, наверное, очень давно, еще до беременности принцесски. - Ты меня давишь со всех сторон. Я больше не хочу так.

— Я все тебе даю. Мало?

— Наверное, мало. Не знаю. Но жить здесь, с тобой и твоей, - скрипнула зубами и понизила голос, сосредотачиваясь на тишине за дверью, - женой я не могу. Не помогают даже все эти дорогие игрушки, - кивнула в сторону музыкального центра, - которые ты купил для меня. Я хочу уйти.

— Нет.

— Тогда дай хотя бы отдохнуть.

На лестнице послышались осторожные и грациозные - как еще может ходить принцесса? - шаги. Мы замолчали, глотая так и рвавшиеся с языка слова, а ведь каждому было что сказать и сделать. Марат сделал шаг в сторону, и вместо двери прислонился к стене, скрещивая руки на груди. Я отвернулась к зеркалу, расправила ворот плаща и одним движением застегнула молнию. Приоткрыв дверь, в комнату заглянула Оксана.

— Что случилось? - она переводила непонимающий взгляд с меня на мужа. Мы же демонстративно друг друга не замечали. - Вы поругались?

— Нет, что ты, Оксан. Просто Марат считает, что после болезни мне не стоит нагружать свой организм шумными вечеринками, - пояснила ей, собирая волосы в высокий хвост. - А я с ним не согласна. Всем нужно отдыхать, и мне тоже.

— Марат, она права, - Ксюша подошла к нему и положила маленькую ладошку на широкое плечо. - Она целыми днями дома сидит. А этот Андрей хороший мальчик.

— Ты то откуда знаешь? - окрысился мужчина, заставив жену вздрогнуть. Правда, он тут же взял себя в руки и обнял ее за талию, прижимая к себе. В гладкой поверхности зеркала наши взгляды встретились. - Я знаю, чем такие гулянки заканчиваются.

— Я не буду пить, если ты на это намекаешь, - перебила. - Я буду вести себя как примерная девочка. Серьезно. Мне нужно развеяться. Даже Ксюша со мной согласна. К тому же я, в конце концов, хочу пожить студенческой жизнью, которой жили вы. Чем я хуже?

Мой риторический вопрос остался без ответа. Оксана с улыбкой оглядела меня, с одобрением кивнула и посторонилась, пропуская меня вперед. Марат не шелохнулся, но на первом этаже я услышала его тяжелые и быстрые шаги за моей спиной. Чечен позвонил охране, и двое из них буквально через пять минут стояли на пороге дома.

— Едете с ней, - отрывисто приказал мужчина, старательно не глядя на меня. Потом Марат нахмурился, подошел к цепным псам ближе и неразборчиво пробормотал им что-то так, что я ничего не разобрала. Следом повернулся ко мне, решительно рубанул рукой воздух и через силу выдавил: - И, радость моя, пожалей паренька. Потому что если с ним что-то случиться, это будет на твоей совести. Два часа, Саш. И домой.

Да конечно. Спешу и падаю. Не будет никаких два часа, ничего не будет. Вслух же произнесла.

— Как праздник кончится, приеду.

— Два часа, - повторил чечен. - Два часа. И телефон не забудь.

До клуба мы добрались без происшествий - я всеми силами натягивала на лицо маску счастливой и радостной девочки, а охрана откровенно скучала, не особо любезно поглядывая на меня в зеркало заднего вида. Но самое интересное началось впереди. Я не слышала, что им там приказал Марат, но в полной мере ощутила его приказ на себе. Эти два мордоворота фактически распугивали людей, создав вокруг меня своеобразную мертвую зону. Категорически запрещалось выпивать, танцевать и, наверное, вообще двигаться, а когда, широко раскрыв объятия, ко мне попытался протиснуться Андрей, ему не слишком вежливо преградили дорогу.

В этом весь Марат. Я точно знала, что дома он от волнения и навязчивых мыслей места себе не находит, выматываясь вдвойне, потому что кроме того чтобы сдерживать самого себя, ему приходится еще держать маску перед женой. И вот он сидит там, в доме, нервничает, отсчитывает чертовы два часа, а через эти два часа, когда я, по его мнению, вернусь домой, он будет подбородок задирать и говорить, что дает мне все, что я только желаю. И Марат искренне будет считать, что свой долг выполнил.

— Ты с конвоем? - опасливо косясь на моих персональных питбулей, протянул Андрей. - Мне к тебе подойти можно? Или пристрелят сразу?

— Не знаю, - и тут же зашикала на охрану, отмахиваясь от них, как от назойливых мух. - Пошли вон.

— Не положено.

— Что не положено? - в момент завелась я. - Это мой сокурсник, вашу мать! Дайте поговорить спокойно.

Скучающее выражение лица не изменилось ни на йоту.

— Не положено.

— Саш, успокойся, - миролюбиво улыбнулся Дрюша и обратился к мужикам. - Ребят, давайте, может, выпьем? Я вам принесу, а вы рядом с нами посидите. Серьезно, мужики, мы просто поговорим.

Эта комедия продолжалась около получаса, пока, наконец, кто-то из охраны не выдержал и разрешил нам с Дрюней сесть за один стол, друг напротив друга. Каждый из них сел рядом с нами, загородив любой выход.

— Круто тебя пасут, - Андрей сделал вид, что за столиком кроме нас больше никого нет. - Прямо завидно.

— Чему завидовать? Я их убить готова. Хотела расслабиться, а тут…

— Не парься, - сочувственно накрыл мою ладонь своей и тут же убрал, стоило одному из мальчиков пошевелиться. - В другой раз что-нибудь придумаем. Ладно, Саш, я пойду. Меня там ждут.

Я грустно улыбнулась и уронила голову прямо на столешницу, закрывая глаза и стараясь отгородиться от ненавистных лиц и громкой музыки.

— Иди. Я все понимаю. Удачно повеселиться, - как только парень скрылся в хаотично дергающейся толпе, я рывком подняла голову и с ненавистью поглядела на ненавистные лица. - Ну что, довольны? Этого добивались, уроды?

— Мы можем ехать? - монотонно пробубнил тот, что сидел рядом со мной.

— Нет уж. Два часа так два часа. Теперь сидите и мучайтесь.

Я вредничала, но сдавать не хотела. Еще несколько раз предприняла попытку хотя бы потанцевать, но все оказалось грандиозным провалом. До этого момента я не предполагала, что сижу в клетке, а теперь враз как-то осознала. Только моя клетка была непривычно большой.

К окончанию второго часа в кармане джинсов неожиданно завибрировал телефон, заставив меня встрепенуться, выпрямиться и слегка дикими глазами оглядеться по сторонам. Охранники подобрались, стоило им заметить вытащенный аппарат.

— Спокойно, - выставила ладонь в успокаивающем жесте и приложила телефон к уху. - Да.

— Притворись, что звонит знакомый, - быстрый, почти неразборчивый шепот, по которому я еле узнала Андрея.

Да не вопрос. Нахмурилась, свела брови на переносице и подбоченилась, вложив в голос недовольство, клокотавшее у меня внутри.

— Ну спасибо тебе, хороший мой, за потрясающий праздник. Эти два часа оказались великолепны!

— Отлично. В общем, слушай. Под окном женского туалета тебя будет ждать мой друг на мотоцикле. Володька. Отпросись как-нибудь, в общем, придумай что-то, потом спрыгни к нему, и мотайте за город. Кстати, как ты смотришь на идею съездить в нашу культурную столицу?

Выброс адреналина в кровь, учащенное дыхание и еле сдерживаемая победоносная улыбка стали ответом.

— Отлично, Марат. Я в тебе даже не сомневалась. Сволочь ты, и твои питбули такие же. Все, скоро будем. Сволочь.

Поскорее отключилась и засунула телефон в карман, подхватив с дивана пальто. Охрана незамедлительно поднялась.

— Спокойно. Сейчас поедем. Дайте только в туалет схожу.

— Не положено.

— Вы охренели?! Мне плевать, что вам там не положено. Я иду в туалет.

Все-таки до последнего надеялась, что эти статуи за мной не увяжутся. Увязались, конечно. Я судорожно придумывала, что же такое сделать, чтобы по крайней мере на минуту остаться одной. Всего лишь минута. Открыть окно, спрыгнуть, сесть на байк к незнакомцу и укатить куда-нибудь далеко. В дверях туалета остановила самую милую на вид девушку и, не особо понижая голос, громко попросила прокладку. Она кивнула, протянула мне нужную вещь и пошла в душный зал. Я обернулась к ребятам.

— Мальчики, подождете?

Они без слов обошли меня и первыми прошли внутрь. И тут мне повезло. Здесь была не просто очередь, а столпотворение. Кто-то красился, кто-то подтягивал чулки и колготки, почти все дымили и принимались снова краситься. Зашедших мужчин встретили коротким визгом и выразительным, ничего хорошего не обещающим взглядом. Я миролюбиво положила руки им на плечи.

— Две минуты, и я выйду. Ну вы посмотрите на это все, куда я денусь?

В конечном итоге я их убедила. Двое из ларца прикрыли за собой дверь и принялись ждать. Нельзя терять ни минуты.

— Дамочки, проявите женскую солидарность, - нещадно распихивая всех, я пробиралась к закупоренному окну. - Вопрос жизни и смерти. Любимый под окном ждет.

”Любимый” действительно нашелся. Скрестив руки на груди, он туда-сюда прохаживался рядом со своим конем и кидал слегка нервничающие взгляды на наше окно.

Всем захотелось хлеба и зрелищ. Меня пропустили вперед, посокрушались на отсталых предков, помогли откупорить “дверь в будущее” и любезно забрали прокладку. Меня ощутимо потряхивало, почти до озноба, я сильно спешила, поэтому прыгнула неудачно - прямо на руки, так что содрала в кровь кожу на ладонях. Парень, меня завидев, запрыгнул на байк, газанул, а через секунду я сидела у него за спиной, вцепившись в крепкие плечи, обтянутые дорогой выделанной кожей, как клещ.

— Саша! - перекрикивая рев мотора, заорала я.

— Володя. Очень приятно.

Ветер беспощадно дул в лицо, хлестав по щекам, наверное, не хуже плети. Хвост растрепался и печально висел где-то под правым ухом. Стало жутко холодно, потому что на улице все-таки не май месяц, а я не шибко-то тепло одета. Застучала зубами, цепляясь за спасителя еще сильнее, и, дождавшись удачного момента, оглянулась. Погони не было. Пока. Но это ничего не значит, потому что как только меня хватятся, бедный Андрюша может сушить весла. С него просто так не слезут.

— Мы куда едем? - смогла почти внятно и громко прокричать, не обращая внимания на сильно стучавшие от холода зубы. - Володя!

— Кататься, - чуть повернувшись в сторону, ответил он. - Пересядем только.

Через час, когда я окончательно превратилась в заиндевевшую фигуру, мы приехали в подземный гараж, поменяли байк на вполне теплый и хороший мерс и рванули…куда-то. С Володей почти не разговаривали, но он, проявив заботу, купил мне кофе в ближайшем кафе. Пока он заказывал еду, я достала мобильник, на котором было шестьдесят пропущенных вызовов.

Шестьдесят. Только прокрутила эту цифру в мозгу, как телефон завибрировал у меня в руке так, что я чуть его не уронила из онемевших от холода пальцев. Решила ответить.

— Я слушаю.

Он ругался. Я не знаю, где Марат был, но наверняка не дома, потому что дома он не стал бы так выражаться. Успел вернуться Володя и вручить мне пластиковый горячий стаканчик. Сел за руль, завел мотор и одними губами произнес слово “Питер”. Я кивнула.

— Да я тебе руки поотрываю, сучка! - продолжал надрываться Марат. - Где ты?! Где ты, твою мать?!

А потом ему вообще крышу снесло, и он начал по-чеченски что-то кричать, ругаться. Я ничего не понимала, но почему-то это обстоятельство меня лишь больше испугало. Покосилась на невозмутимого Володю, сосредоточенного на дороге, отставила кофе в сторону и перелезла на заднее сиденье. Дождалась паузы в угрозах и тихо попросила:

— Не кричи. Дай я тебе все объясню.

— Что с тобой случилось?! Ведешь себя как ребенок! - последовал новый взрыв и новая отповедь на непонятном языке. - Придушу!

— Пожалуйста, Марат, - потерла переносицу, унимая боль, и прислонилась лбом к холодному стеклу. Постепенно я начала согреваться, и потянуло в сон. - Давай поговорим. В другой раз у нас ничего не выйдет.

Еще десять минут угроз, матюков и злости. Кошмар. Оказывается, я так к этому привыкла, что едва не уснула.

— Кто с тобой? Кто этот ублюдок? Я предупреждал тебя, что ноги ему вырву?!

— Это не Андрей.

— И ему тоже вырву! Быстро домой!

— Куда домой? - устало выдохнула, позволяя прорваться отчаянью и безысходности, которые после болезни не собирались исчезать. Марат замолк. - К твоей беременной жене? Или в квартиру, которая тоже принадлежит тебе, о чем ты не устаешь напоминать? Куда, скажи мне, Марат? Все тебе принадлежит, так ведь? Ты давишь меня, - повторила еще раз то, что чечен не слышит. - Понимаешь?

— Я дал тебе все, - он старался говорить спокойно и рассудительно. - Все. У других и этого нет. А у нас с тобой есть все, что только пожелаешь. Ты хочешь новый дом? Я куплю тебе новый дом. Тот, который выберешь. Что еще? Отдыхать? Давай съездим куда-нибудь вдвоем, отдохнем. В чем проблема?

— В том, что этого мне мало. Что со мной будет, когда родиться этот ваш…ребенок? - тихо прошептала я, с силой сжав пластмассовый корпус. - Что? Ты запрешь меня? Посадишь на цепь? Ты уже посадил меня на цепь. Я так не могу, Марат. Просто не умею. Зачем тебе этот ребенок, скажи мне? Самолюбие в очередной раз потешить, да?

— Саша, - предупреждающе прервал меня, - лучше не говори того, о чем потом пожалеешь.

Не выдержав, иронично улыбнулась.

— Как всегда. Ты слышишь только то, что хочешь слышать, а в остальном просто меня затыкаешь. Ты действительно думал, что я буду без ума от счастья, узнав о вашем ублюдке?

— Это мой ребенок!

— Мне плевать! - Володя с опасливым интересом оглянулся на меня, но понятливо молчал, не желая лезть под горячую руку. - Мне плевать, понимаешь? Твой он или не твой - мне плевать. Ты выбросил меня, как ненужный мусор, Марат. Я по-прежнему не то, не дотягиваю до определенного уровня. До какого уровня, скажи мне? У меня что, лицо кривое, глаза косые? Тебе плевать на меня, а мне…мне плевать на тебя, - закрыла глаза и почувствовала, как прилила горячая кровь к щекам. - У меня вся жизнь впереди.

— А кто тебе ее дал?

— Ты, ты, Марат, - послушно признала, испытав укол разочарования. - Царь, бог и господин. И ты же ее отнимаешь.

— Не говори ерунды. Где бы ты сейчас была…

— Если бы не ты? - догадливо продолжила и рассмеялась. - Да нигде. И что? Какая разница? Сейчас я здесь, и ты меня душишь. Отнимаешь то, что дал.

До него, похоже, только сейчас стало доходить.

— Ты что, действительно думаешь, что сможешь уйти? Вот так? - громко захохотал, и я впилась ногтями в саднящие ладони, глуша одну боль другой.

— Я не знаю. Я не хочу, но…не вижу ничего другого для себя. Я тебя люблю, но ты меня убиваешь. А себя я люблю больше.

Марат посерьезнел, и бивший по нервам смех вмиг прекратился.

— Я тебя из-под земли достану, Саша. Ты ведь это знаешь.

— Знаю. Но я больше не могу.

Отсоединилась, выключила телефон и вытащила сим-карту. Мысленно же нещадно корила себя за слабость. Он придет ко мне. И найдет. И вернет. Я знала это и…надеялась на это, иначе не говорила бы сейчас с Маратом. Оказывается, ложь самой себе имеет очень неприятный привкус.

Глава 35.

— Ты - это я. Я - это ты.

— Наверное, это и есть мы.

— Тогда получается, что мы - это ты.

Питер не стал моим городом. Наверное, это сложно объяснить. Он был для меня слишком…серым, сырым и одухотворенным. Не моим. Я любила огни, краски, предпочитала гореть, а не созидать. Я не любила плохую погоду. Не надо пространных рассуждений о том, что плохой погоды не бывает. Наверное, человек, сказавший такую фразу, не оказывался на улице в сорокаградусный мороз.

Здесь было прохладно, сыро и серо. Много камня, много воды, много красоты и…поразительно много свободы. Я не любила Питер, но именно здесь я вдохнула полной грудью, именно так, как не могла сделать долго. Очень долго. Холодный воздух жег легкие, моросящий дождь капал на щеки, а я не прекращала улыбаться. Сейчас у меня в руках была почти настоящая, сытая и ни от кого не зависящая свобода. Ненадолго, но все-таки.

— Надо было летом ехать, - прищурившись, Володя пускал колечки дыма через рот и глядел на близкое, давящее небо. - Мосты, белые ночи…А сейчас только дождь и тучи.

— Ну и что? Мне хорошо. Мне все нравится, - сдерживала улыбку, но недолго, и неожиданно для себя самой звонко рассмеялась, притягивая взгляды прохожих. - Тут прекрасно. И ужасно. А еще очень сыро.

— Ты что курила? - с подозрением покосился парень и выкинул бычок в урну.

— Ничего. Ничего не курила. Куда мы сейчас?

Молодой человек ответ меня в однокомнатную сталинку, доставшуюся ему от бабушки. Здесь было грязно, пахло нафталином, старыми вещами и затхлостью. А еще немного деревом. Я жила не одна - Дрюша были моим соседом. Я не знаю, рассказывал ли Володя Андрею о разговоре в машине, но сокурсник начал подозрительно меня сторониться и обходить десятой дорогой. Плюс ко всему в квартиру он заваливался не раньше полудня - потрепанный, пьяный и окутанный легким тошнотворным и сладковатым запахом травки. Наверное, в такие моменты парень просто меня не замечал, тихо падал на кровать, в полете уже начиная монотонно похрапывать.

Я не сидела в доме. Хватит, насиделась. Теперь я постоянно гуляла, правда, ориентируясь на погоду и на деньги. Мое кожаное пальто оказалось не для этой погоды, поэтому пришлось слегка раскошелиться. Я взяла у Марата немало по меркам остальных людей, да и драгоценности хранила в целости. Другое дело, что две пачки своих долларов я не собиралась тратить. Неизвестно, что будет дальше, и эти деньги, возможно, придется растянуть на длительное время. Очень длительное.

Пока Андрей приходил в себя после пьяно-наркотического дурмана, в моем распоряжении были все его деньги. А это больше, чем у меня. Тем более, он их никогда не считал, с детства привыкнув, что у него ничего не может закончиться. Так что, дождавшись, пока он уснет, я вытащила из кармана куртки толстый бумажник и поехала себе за верхней одеждой, зонтом, сапогами, а так же за едой. Мои же деньги были надежно спрятаны в части моего небольшого гардероба.

— Пойдешь со мной сегодня? - предложил Андрей, стоявший у зеркала и пытавшийся справиться с пуговицами рубашки, которую он зачем-то нацепил. - Много народу будет.

Я поболтала ногой в воздухе и откусила еще яблока.

— Не хочу.

— Брось.

— Сказала же, не хочу. Ты когда домой поедешь?

Он легко пожал плечами и подбоченился, чтобы лучше видеть себя любимого.

— Не знаю. Скоро, наверное. А что, ты ехать не собираешься? Здесь останешься?

— Все может быть, - туманно протянула я. - Иди один. Я буду спать.

— Саш?..

— Что?

Он ко мне близко подошел, опустился на корточки и руками скользнул мне под поясницу. Я попыталась встать, но Андрей не позволил.

— Чего тебе? - настойчиво повторила, стараясь не обращать внимания на его прикосновения.

Парень стремительно склонил голову и больно поцеловал, укусив за язык. Я со всей дури залепила ему подзатыльник и отпихнула от себя. Андрей некрасиво приземлился прямо на задницу, ошарашенно потирая горевший затылок и щеку.

— Ты че?

— Это ты че!

— Я думал…

— Плохо думал, значит, - парень разозлился, и я поспешила чуть сгладить острые углы отношений. Проблемы мне ни к чему. - Я не хочу пока ничего и никого, понимаешь? И я не хотела тебя бить. Прости.

Улыбнулась извиняюще, дождалась, пока выражение его лица смягчиться, и снова легла на диван. По сути, Андрея я не интересовала, так как оказалась скучна для него. У него же были куда более интересные развлечения - травка, водка и доступные сговорчивые девочки. Мой образ в его глазах потускнел.

Иногда, оставаясь в одиночестве, я рассматривала выключенный телефон и сим-карту и испытывала острое желание его включить. Не исключено, что стоит мне только нажать на красную кнопку, как трубка с силой завибрирует в моих руках, высвечивая сотни неотвеченных звонков и один входящий. Я как на канате балансировала, если честно. Прошла неделя, меня никто не трогал, не искал…и образ Марата перестал восприниматься так болезненно и остро. Не то чтобы забывался, просто время его слегка запорошило. Чем дальше я становилась от Марата, тем свободнее и спокойнее себя ощущала. Мне это нравилось.

Но забыть…наверное, нельзя забыть человека, который дал тебе жизнь. Пошлость скажу, но лично мне жизнь дали не мать с отцом, которых я никогда не видела, и не акушерки, наградившие нелепым именем, а именно Марат. Даже в этом он всех сделал.

Но постепенно я забывала, и начала по-настоящему выздоравливать. Ходила в музеи, в кино, посещала местные достопримечательности, ездила по городу, правда, оплачивал мои удовольствия Андрей, пусть и не знал об этом. Мысленно я говорила ему спасибо. Время отдыха подходило к концу. Надо было решать, как жить дальше.

Я не сомневалась, что Марат меня просто так не отпустит. Возможно, он сжалился и дал мне передышку, но снять замок с клетки…нет. Надо было предпринимать что-то, и почему-то работа мысли вдали от чечена поразительно активизировалась, перейдя в режим нон-стоп. Я перебирала варианты, пересчитывала имевшуюся наличность и даже посетила ломбард, узнав примерную стоимость украшений. Всерьез задумывала купить документы и уехать заграницу. В Америку. Она большая и далеко, английский я знаю. И я была на сто процентов уверена, что у меня все наладиться. Стоит только оказаться подальше от чечена. Как можно дальше.

Были еще несколько вариантов, связанные, в главную очередь, с мужчинами, которых я узнала за прошедший год. Нужно было найти такого, который был бы сильнее и влиятельнее Марата, хотя и это рискованно. Все равно что дразнить разъяренного и пышущего жаром быка, помахивая у него перед носом красной тряпкой.

Периодически в памяти всплывал Слава, но сразу же отбрасывался. Залмаев наверняка все так сделал, чтобы этот мужчина и не поглядел в мою сторону. Хотя Слава стал бы легким и безболезненным решением моих проблем. Иногда я думала, что при личном разговоре могла бы ему что-то объяснить, в чем-то убедить, но он, скорее, меня по стенке размажет и слушать не будет.

К сожалению или счастью мои мысли материализовались. В историческом центре Питера я чисто случайно заметила Славу, выходившего из машины вместе с неизменной охраной. Мужчина зябко передернул плечами, с долей брезгливости огляделся по сторонам, обозревая не слишком чистую улицу, и поднял воротник, скрываясь от моросящего дождя.

— Слава! - окликнула я и сделала несколько шагов к нему. Охрана тут же преградила мне дорогу. - Подожди.

Он нахмурился, но практически сразу меня узнал. Выражение легкого удивления сменилось на холодную ярость. Мишка мишкой, но и медведя не стоит злить.

— Что?

— Я могу с тобой поговорить? - сглотнула и робко поглядела ему в лицо. - Если ты не занят.

— Я занят, - отрезал он.

— Это не займет много времени, Слава.

— Вячеслав Семенович, - будь я более восприимчивой, околела бы от холода его тона.

— Вячеслав Семенович, - послушно повторила и поднялась на цыпочки, чтобы лучше разглядеть грузного и недовольного мужчину. - Пожалуйста. Мне только поговорить.

Поколебавшись, он коротко кивнул своим ребятам, и те отошли в сторону, пропуская меня вперед. Не глядя на меня, он зашел в ресторан. Я засеменила следом, выглядя более чем жалко в обычных черных джинсах, черных ботинках на шнуровке и с тряпочным рюкзаком на плечах. Не чета той девушке, которую он имел честь лицезреть.

Разговор долго не клеился, а Слава не делал никаких попыток мне помочь. Он молча заказывал себе - только себе! - обед, говорил по телефону и изредка демонстративно поглядывал на часы, не слишком тонко намекая на то, что мне пора. Я умела притворяться и по возможности даже просить прощение, но только не совсем представляла, за что именно. На ум ничего не приходило.

— Ты…вы, - с извиняющей улыбкой исправилась и продолжила: - Не нужно вам было приходить тогда к Марату. Я бы сама все рассказала.

Он непочтительно фыркнул.

— Нужна ты мне! Я вообще поражаюсь твоей наглости, девочка. И самомнению, кстати, тоже. С чего ты вообще взяла, что меня интересуешь? Мне стоит пальцами щелкнуть, и твоя голова мне на блюде подана будет. Понимаешь?

— Понимаю. Позволь объяснить. Я…не хотела тебе врать, поверь.

Слава закатил глаза и убрал локти со стола, освобождая место для блюд, которые принес подошедший официант. Я вцепилась в салфетку.

— Просто выслушай, пожалуйста, - его равнодушное пожатие плеч я посчитала призывом к действию.

Я старалась говорить кратко и по делу, без всяких моральных терзаний. И…да. Я соврала ему, сказав о том, что Марат удерживает меня насильно. Выдумала другую историю, вроде бы нашу, только утрируя краски. Хотя если с другой стороны посмотреть, то и не врала почти. Чечен же удерживает меня силой? Удерживает. И не важно, что я не хочу уходить, а хочу стать просто равной. Он меня бьет? Бьет. Пусть я и дразню его. Убивает? А вот здесь не солгала. Убивает.

— Отвратительно выглядишь, - потерев подбородок и упитанную шею, подытожил Слава. Но не смягчился, нет, просто…я успокоила его самолюбие. Чему-чему, но этим я овладела в совершенстве.

— Как я еще должна выглядеть? Я только из больницы выписалась.

— Вот как? Болела?

— Да. Нервным срывом, - беззаботно кивнула, делая вид, что это не стоит внимания. - А ты как?

— Зачем ты все это мне рассказала? - пытливо заглянул в глаза, и я помимо воли подобралась. - Чтобы я тебя пожалел?

— Мне не нужна жалость.

— Тогда что?

Я не говорила ему о своем детстве. И не собиралась даже. В глазах одного я уже была недостойной. Пусть уж для Славы я стану равной.

— Помоги мне.

Вячеслав медленно моргнул, поднял руки и, рассчитывая каждое движение, похлопал в ладоши. Выглядело унизительно. На наш столик с удивлением оглянулось несколько людей.

— Браво. Такое самомнение я встречал лишь у твоего псевдо-брата. Надо же. Как только наглости хватает.

Провал. Окончательный. Почувствовала привкус горечи, но нашла силы улыбнуться, отложить измятую салфетку и подняться.

— Прости, что побеспокоила, - Слава не ожидал настолько быстрой капитуляции, поэтому слегка озадачился и…застыдился. Это не Марат, в конце концов, у Вячеслава совесть имеется. - Извини, что помешала есть, и…Ладно, я пойду. Всего хорошего. Удачи.

Умение превратить точку в многоточие - великое искусство. Которое я, судя по всему, сейчас освоила. Возможно, со Славой ничего не выйдет, но это лучше, чем неопределенность и его обида на меня. Лучше, чем ничего.

Прошла еще неделя. Андрей засобирался домой, да и мне задерживаться было негде. В Москве у меня учеба, чужой дом и что-то еще, о чем неохота вспоминать, но я не думала, что Марат позволит мне использовать привилегии. Чудо, что он вообще не приехал за мной и не убил никого по пути. С него станется.

Иногда я тешила себя мыслью, что чечен смирился и отпустил меня. А что? Хорошая такая мысль. Радужная. Только вот на мечту смахивает.

Отсутствие Марата, если честно, пугало до чертиков. Что он задумал? Я не понимала. Ответ нашелся сравнительно быстро.

Оставался последний день моего пребывания в культурной столице, я собирала немногочисленные пожитки и чисто случайно наткнулась на мобильник, спрятанный под тряпками, чтобы не мозолил глаза. Не утерпела и включила. Тут же вздрогнув, когда в эту же секунду зазвонил дребезжащий старый звонок. Я не пугливая, но у всех были ключи, а Андрей приходил только в полдень. Поверхностно задышала и выронила из вспотевшей ладони трубку.

За дверью оказался…Трофим. Его окутывал запах алкоголя, сигарет и чьих-то духов, но на ногах держался вполне уверенно.

— Поехали, - махнул мне рукой.

Машинально сделала шаг вглубь коридора.

— Куда? Как ты меня нашел?

— Не я. И очень просто. На мобильнике маячок.

У меня вся кровь от лица отлила.

— К-как маячок?

— Кверху каком, Саш. Собирайся.

— Я не поеду.

— А мы и не в Москву, - просветил Леха и зашел вслед за мной. Прикрыл дверь. - В ресторан поедем.

Сглотнула и снова попятилась.

— В какой ресторан? Я не поеду.

— Тебя не спрашивают. Мы здесь уже неделю.

— Где здесь?

— В Питере. Ждем, когда ты нагуляешься.

— Кто мы? - тупо глядела в одну точку и пыталась сориентироваться в ситуации. Не выходило.

— Я, Колян и Залмаев. Поехали, серьезно тебе говорю. Марат на честном слове держится.

— На каком слове?

— Пьяный он вхлам, - рявкнул Трофим, и зеркало в деревянной раме, висящее на стене, опасно качнулось. - Забирай его и делай что хочешь. А я хочу домой.

— Вы все за мной приехали? - не могла поверить.

— Нет. Мы - по работе приехали, а твой - бухать.

Для Марата это не просто уступка, а почти ломание самого себя. Я бы сказала, безжалостное ломание. Неделю сидеть и жать. Не мешать…И ведь сейчас он просто ждал меня, как бы давая выбор. А я ведь могла не ехать. На самом деле. Но, не особо мучаясь сомнениями, быстро оделась и поспешила за Лехой. Через полчаса я оказалась в прокуренном, полутемном помещении с тусклым светом. По краям танцевали девушки топлесс, в центре зала находился бар, где бармен виртуозно смешивал коктейли. Трофим потянул меня в дальние комнаты.

— Твою мать, - не выдержала я.

— Я предупреждал.

Чечена было не узнать. Помимо воли я с отвращением скривилась и передернулась. Сколько надо было выпить, чтобы напиться до такого состояния? Понятия не имею. Мягко говоря, мужчина выглядел…несвежим. И он, и его одежда. Из всех присутствующих - а здесь я еще увидела Дирижера с двумя девушками, одна из которых, завидев Трофима, сразу подлетела к нему - Марат был самым…отталкивающим, я бы сказала.

Увидев меня, мужчина радостно и довольно улыбнулся, что на него было совсем не похоже, и попытался подняться. Со второй попытки, цепляясь за край стола, сидящего рядом Николая и полупустые бутылки, ему это удалось.

— При-и-вет, - невообразимо шатаясь, Марат практически на ощупь пошел ко мне. - Приехала.

Не дошел. Вздохнул грустно, оглянулся на диван, который был всяко ближе, чем моя застывшая в дверном проеме фигура. Затем с облегчением рухнул на него и поманил меня к себе.

— Иди ко мне.

Коля несильно хлопнул чечена по плечу и подмигнул мне.

— Забирай своего. Уже готовый.

— Я вижу.

Приблизилась вплотную и охнула от неожиданности, когда оказалась у Марата на коленях. Тот снова пьяно улыбнулся и полез целоваться.

Глава 36.

Я задержала дыхание и отвернула голову влево, стараясь избежать навязчивых и излишне романтических ласк. Но чечен в пьяном состоянии, увы, своей силы не растерял, казалось, она наоборот удвоилась или утроилась. На мои маневры он не обратил никакого внимания.

Сидящие рядом пару минут за нами понаблюдали, а потом, весело хохоча и переговариваясь, принялись продолжать свою попойку. Марат тоже потянулся за рюмкой. Я мягко, на настойчиво обхватила его за широкое запястье и отвела руку в сторону.

— Тебе уже хватит.

— Да?

— Да, - с уверенностью закивала и поерзала у него на коленях, пытаясь слезть. - Поехали отсюда.

Марат радостно вскинулся.

— Домой? Поехали!

Трофим тронул меня за локоть, привлекая к себе внимание.

— Я вам такси вызвал до гостиницы. У входа стоит.

Хотя бы не думать о том, как и куда везти это тело.

— Спасибо, - негромко пробормотала и тут же потянула чечена с удобного и мягкого дивана. - Поехали, хороший мой.

Он весь был послушный, разомлевший, наверное, как кот после убойной дозы валерианы. Таким добрым Марата я никогда не видела. Мужчина все время лез обниматься и целоваться, глупости и нежности бормотал, неосознанно повышая голос, так что на нас периодически оборачивались. Трофим мне помог Марата до машины дотащить, потому что, я хоть и сильная, нести на себе почти стокилограммовую тушу не могу.

Я надеялась, что в такси Марат слегка образумится и, возможно, уснет. Но он не уснул, вместо этого продолжил меня лапать, целовать, и я еле сдержалась, чтобы не изогнуть шею, когда он мягко принялся скользить губами по нежной коже и щекотать ее колючей щетиной. У меня шея всегда была слабым местом, и пусть пьяный, но мужчина об этом прекрасно помнил. А затем совсем щекой потерся и аккуратно подул, и до меня донесся легкий и слегка сладкий аромат алкоголя вперемешку с запахом его туалетной воды.

— Прекрати, Марат, - он начал на меня наваливаться, руку под кофту запустил и прошелся ею по животу, а я изо всех сил ногтями вцепилась в его предплечье. Такое ощущение, что в ту минуту чечен ничего не чувствовал. - Перестань, я тебя прошу. Ты пьяный.

— Я соскучился, радость моя. Ты скучала? Скучала, да?

— Скучала, только слезь с меня.

Фора в пару недель со стороны Марата оказалась всего лишь уступкой, в чем можно было даже не сомневаться. У него после алкоголя язык развязался, и теперь он, не особо скрываясь, прямым текстом об этом говорил. Говорил, что любит, что скучал, что чуть не поубивал мою охрану, когда она позвонила и сказала, что я исчезла в неизвестном направлении, к тому же и мой сокурсник не пойми куда делся.

— Я дал тебе отдохнуть, - повторял раз за разом Марат. - Много времени дал. Да?

Он упирался, из такси вылезать не хотел совсем, и я на автомате со всеми его словами соглашалась.

— Да-да, - раздраженно смахнула длинную прядь с лица и выпрямила, устало выдохнув. - Марат, пойдем в номер.

Мужчина продолжал упираться.

— Ты теперь поедешь со мной домой?

— Поеду, только пойдем.

С грехом пополам я его довела до номера, уложила, но он все равно не унимался. Меня за собой утягивал на кровать, сжимал крепко и через слово повторял, как любит и как волнуется. А еще рассказывал, как тяжело ему было сидеть от меня в трех кварталах и не сорваться ко мне, зная, что я не одна.

— Он тебя не трогал? - грозно свел брови на переносице и приподнялся на локте. - Этот твой…

Я толкнула его в грудь, вынуждая упасть на подушки.

— Не трогал. Угомонишься ты сегодня или нет? Спи, наконец!

Мое ворчание Марата лишь умиляло и вызывало довольную улыбку. Чего греха таить, мне самой лестно было столько приятного о себе услышать, но такой чечен меня напрягал и выбивал из колеи. Я не привыкла к нежностям, во всяком случае тем, что не в постели. В постели во время или после секса многое говоришь и многое слышишь, как правило, совсем не понимая смысла слов. Сейчас, конечно, все можно списать на то, что Марат пьяный и совсем не понимает, что говорит, но и это как-то не очень успокаивало. Его слова заставляли меня ерзать, прятать глаза, а кожу - покрываться мурашками. Такой Марат меня почти пугал, потому что я понятия не имела, что с ним делать.

Он снова пьяно ухмыльнулся и заложил руки за голову, вольготно разложившись на широкой кровати.

— Это хорошо. Руки бы вырвал.

— Кому?

— Обоим. Ложись со мной.

— Ты спать собираешься или как?! - взорвалась я. - Закрывай глаза быстро.

— Ты такая забавная, когда ругаешься.

— Залмаев!

— Что? - притворно удивился. - Честное слово.

— Засыпай, я тебя прошу.

Через минут десять он, наконец, мерно задышал, а я поехала за своими вещами. Оставила записку Андрею. Не то чтобы ему уж так интересно, куда я пропала или что со мной, но приличия соблюсти нужно. Когда я вернулась, Марат по-прежнему спокойно спал.

Мы пробыли в Питере еще два дня. Просто так, будто мы влюбленная парочка туристов. Марат хорошо знал город и во что бы то ни стало вознамерился показать мне все то, чего я так и не увидела. Таких вещей оказалось много.

Мы бродили по улицам, держась за руки, тихо переговаривались, словно никаких проблем и не было. Ксюши не было, этого ребенка не было - никого. Мужчина все делал, чтобы я не задавала никаких вопросов. Задабривал меня, развлекал, а комплименты и ласковые словечки, почти смущавшие, сыпались на мою персону как из рога изобилия.

— Ты меня пугаешь, - честно призналась ему после очередной порции нежности.

— А ты привыкла, что я только рычу?

— Да. На меня - да.

И пусть я позволяла увлечь себя, закрыть себе глаза, но не могла забыть о злосчастном ублюдке. Никогда не скрывала своего отношения к нему. Сейчас же, пользуясь нежданной мягкостью и вседозволенностью, я решилась исследовать почву. Раньше с Маратом я откровенно побаивалась говорить на эту тему, потому что, во-первых, ничего приличного не сказала бы, а во-вторых, получила бы такой нагоняй, что, наверное, с неделю не вставала бы с постели. На данный момент же меня холили и любили, так что можно было и попытаться.

Конечно, заведенный мною разговор Марата не обрадовал. Даже больше. Мужчина погрустнел и подобрался, настраиваясь на непростой разговор.

— Саш, я тебя прошу, забудь.

Я эмоционально руками всплеснула и привстала из кресла.

— Забудь, значит? Ты меня заставил столько месяцев под одной крышей с женой жить и теперь говоришь “забудь”? Сволочь ты. Был и остаешься.

— Чего ты хочешь? Это мой ребенок.

— Зачем тебе ребенок? Тебе проблем мало?

— Причем здесь проблемы? - вскипел он, поднимаясь с дивана и начиная напряженно расхаживать из угла в угол.

— А притом! - тоже вскочила и уперла руки в бока. - Притом, радость моя. Вот зачем она тебе, а? Ты все, что мог, выжал из этих отношений. Что она тебе дает такого, чего не могу дать я?

— Что ты говоришь?

— А то! Почему ты от нее не уходишь?

— Потому что она моя жена, - как само собой разумеющееся произнес мужчина.

— А я тогда кто?

— Саш, в самом деле… - он попытался меня обнять, прижать к себе и таким образом прекратить неприятный разговор, но я неожиданно сильно заупрямилась. Кулаками в его грудь уперлась, отстранилась и подняла голову к его лицу. - Чего ты завелась на ровном месте? Я тебя люблю.

Мне, наверное, танцевать надо от такой благодати.

— Ты себя любишь в первую очередь, Марат, а не меня. Ты думаешь, что я всю жизнь с тобой не пойми как буду? Может, я тоже хочу семью. Детей там…

Марат, конечно, смешок сдержал, но выразительно закатил глаза, чем раззадорил меня еще больше.

— А что такого? - гордо вскинулась. - Я не могу детей хотеть?

— Не дури. Какая из тебя мать? Ты сама с собой разобраться не можешь.

— И что? Не сейчас, ладно, но потом же…Вот скажи мне, забеременею я от другого мужика, что ты сделаешь?

— Убью, - последовал лаконичный ответ, и Марат напрягся.

— После этого. Что ты будешь делать? - когда он с силой сжал челюсти и отвернулся, я хмыкнула и закивала. Что и требовалось доказать. - А я вот знаю что. Ты все сделаешь, чтобы этого ребенка не было. Так ведь?

— К чему это “если бы да кабы”? Я понять не могу.

— К тому. Ты мне никогда не дашь спокойно и нормально зажить. Мне стоит на ком-то только взгляд задержать, и ты уже рычишь и лезешь руки выкручивать мужику. А что потом? Ты свою Оксану в свиноматку превратишь, а мне что делать? Если я ребенка рожу, кем он будет? А кем его отец будет? Или он так же, как я, будет жить? Прятаться ото всех, улыбаться твоим законным детям и жене? А может, ты его поселишь на правах дальнего родственника в свой большой дом, а он каждый день будет смотреть, как ты со своими детьми играешь?

— Своего ребенка я никогда не брошу! - не сдержавшись, рявкнул Марат. За дверью номера слышались шаги, которые после гневного окрика прекратились. Очевидно, обслуживания и уборки номеров на сегодня не предвидится. - Что ты от меня хочешь, в конце концов?!

— Только не заводи свою песню о том, что все мне даешь, - остановила я готовые сорваться с его языка слова. - Я это столько лет слушаю, что мне надоело.

Конечно, мы в очередной раз разругались вдрызг, можно сказать, перед самым отъездом, но я, по крайней мере, высказала все, что меня долгое время мучило. А еще я поняла одну такую вещь, от которой сразу сделалось нехорошо и муторно на душе - Марат не собирался и не собирается бросать Оксану. У него и мысли такой не возникало, про планы и говорить нечего. Она его устраивала, не напрягала, была идеальной женой и матерью, не то что я, как он сам мне сказал. Мол, так и так, Саш, я тебя люблю и обожаю, но мать из тебя аховая, да и наши с тобой дети мне особо не нужны.

Суть не в том, что я так сильно хочу ребенка. Детей я не любила, не понимала и не собиралась тратить то время, что могу потратить на собственные интересы, на пеленки и распашонки. И возможно, лет через десять я бы для них созрела. Но ему это не нужно. Ни сейчас, ни через десять лет. Я снова “не гожусь”, а она - “годится”.

Домой мы возвращались в подавленном настроении, а все хорошее, что было в Петербурге - безвозвратно исчезло. Оставалось два пути - или уйти мне, или уйти Ксюше. Можно, конечно, рассказать ей все, даже продемонстрировать. Марат все контролирует, но я смогу дождаться его слабины и перевернуть все так, как нужно мне. Но в таком случае от меня живого места не останется, а Ксюша, чего доброго, Марата простит и заживет припеваючи. Можно уйти, но это самый крайний случай. Но главная ведь проблема не в Оксане, а в маленьком зародыше, на которого не подействует зрелище, как его папочка изменяет его мамочке с другой тетенькой. Возможно, есть еще и другой путь, но…Не то чтобы он меня смущал, никакого морального благоговения я не испытывала…но в таком случае могу пострадать я. И чует мое сердце, одними тумаками дело не ограничится.

В московском аэропорте мне улыбнулась удача. В паре метров лицом к нам стояла одна из Ксюшиных подруг. Марат Машу не увидел, мужчина в этот момент почти с отчаяньем поглядывал на часы, а вот я ее очень хорошо рассмотрела. И буквально за доли секунды почувствовала, как девушка поднимает на нас глаза. Возможно, мысли материальны, и мои желания начали сбываться. Затаив дыхание, я скользнула ладошкой в Маратову ладонь и переплела наши пальцы. Голову ему на плечо откинула и, когда встретилась с чуть настороженным вопросительным взглядом темно-серых глаз, мило и слегка извиняюще улыбнулась.

— Прекращай на меня дуться, - попросила я.

— Я не дуюсь.

— Дуешься. Ладно, признаю, меня слегка…занесло.

Под моей щекой я почувствовала, как постепенно Марат расслабляется и успокаивается. Все возвращается на свои места - он царь, бог и господин. А главное - он всегда прав. И поступки его правильные и никакие другие.

— Не слегка, Саш.

— Накипело. Но ты не злись. Я же тебя больше всех люблю, Марат.

Я каждой клеточкой кожи ощущала удивленный, злой, настороженный, шокированный…и возбужденный взгляд Маши. Она всю жизнь пыталась обскакать Оксану, всегда была эдакой “заклятой подругой”, постоянно оказываясь чуть хуже принцесски. Что ж, в этом с Марией мы были схожи. Зато я не сомневалась, что Ксюша со дня на день узнает обо всем. А я…я не причем. Я ничего не говорила. Главное, чтобы Марат ничего не почувствовал и не понял.

Он же, казалось, окончательно разомлел от моего признания. Поднес наши переплетенные руки к своим губам, мягко поцеловал мои пальчики и прижал мою ладонь к своей щетинистой щеке. Я одними губами прошептала ему о том, как люблю, и потянулась с поцелуем. Я всю душу вкладывала, делая так, чтобы у Марата и мысли не возникло обернуться. Краем глаза я уловила движение позади мужчины и проследила взглядом удалявшуюся девушку в длинной шубе. Через минуту она проскользнула на улицу.

— У тебя так сердечко бьется, - заметил Марат. Прижал меня к себе и наградил вполне целомудренным поцелуем в лоб. - Как у птички.

А у меня такое состояние было, словно я с горы спрыгнула. Аж затрясло, а губы растянулись в неестественной и слегка нервной улыбке.

— Я просто тебя люблю.

”И себя я тоже люблю”, - добавила я мысленно.

Глава 37.

Оксана.

Чем я заслужила все то, что свалилось на меня за одну минуту? Чем я провинилась перед людьми, перед богом, перед семьей и родными? В чем согрешила? В чем не покаялась? Моя мама с детства внушала, что все наши мысли и слова - особенно мысли - возвратятся к нам бумерангом.

— Всем воздается по заслугам. По вере вашей да будет вам, - говорила она мне перед сном. По голове гладила, улыбалась кротко и целовала в лоб. А я, маленькая девочка, кивала, и не понимая толком, о чем пытается сказать мне мама.

Не держи дурных мыслей, не лукавь, не обманывай, даже самую капельку, как бы ни манил тебя обман, все равно не обманывай. Живи по совести, поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Люби людей, живи в согласии с собой. Ищи счастье в счастье других, не желай зла, никому не желай. И это к тебе вернется, вернется сторицей, и будет тебе счастье. Только не лги и живи по совести.

Об одной вещи она забыла мне рассказать. Не все друзья из тех, кто тебя окружает. Она научила меня любить, ценить, помогать, жить по совести, но не объяснила, что другие так жить не хотят и не могут. Я верила всем и каждому, особенно тем, кого считала частью себя. У меня и мысли не возникало, что моя половина, часть меня, может предать.

Сколько требуется времени, чтобы раздавить человека и убить в нем все хорошее? Годы, месяцы, дни? В моем случае - одна минута. Одна минута, в течение которой Маша, пригласившая меня пообедать в ресторане, пряча глаза, ломающимся голосом рассказывала мне о том, что мой муж мне изменяет.

— Он не просто тебе изменяет, - скорбно поджав губы, выдавила Маша. А в мое пустом сознании вертелся вопрос - как это, просто изменять? В чем проявляется это “просто”? - Он…Я всегда знала, что у твоего Марата не все дома. Он был там со своей сестрой. Сашей, кажется.

— Она не сестра, - побелевшими губами пробормотала я, до сих пор не осознавая смысла сказанных слов. - Просто девочка.

— В общем, Ксюш…ты только не нервничай, но они там…

— Может, ты не правильно поняла? - судорожно цеплялась за последнюю соломинку. Может, он просто ее привез и они просто приехали домой. Как бы я хотела, чтобы все оказалось просто. - То что ты их в аэропорте видела…

— Да пойми ты, - вскричала Маша. - Раскрой глаза! Они стояли там, и эта девка на него только что не запрыгивала. А твой Марат улыбался ей и глазами поедал. Я сразу тебе говорила, твой муж - сволочь. Нет, ну надо же! - продолжила возмущаться подруга сама с собой, не обращая на меня внимания. - Как только наглости хватило. А эта ваша…Сашка! Ты же сама рассказывала, что она у вас в доме живет. Это получается, что он и жену, и любовницу под одной крышей держит? Вот свинья-то! Ну надо же! - восхищенно присвистнула она, покачивая головой. - Нет, Ксюш, я же тебя с самого начала предупреждала. Помнишь?

Я сидела не шевелясь, неотрывно смотрела в одну точку и строила мысленные заслоны. Я не хотела это все слышать. Я не хотела понимать и принимать то, что рассказывает мне Машка. С нами этого не могло случиться. Марат меня любит, всю жизнь любил, а Сашка…

В данную минуту Маша требовала от меня какого-то отклика, реакции, и я вяло мотнула головой в знак того, что ее слушаю.

— Во-от. Я говорила тебе, сто пять раз предупреждала. И все выходит, как я предсказывала. Он тебе ребенка заделал, - кивнула на мой живот, - и пока ты беременная, для своего удобства любовницу к себе подселил. А что? Захотел - сходил к ней в комнату, трахнул ее по-быстрому и назад, к жене. Что с него взять? Бл*дун кавказский. Гарем развел и радуется. У меня просто в голове не укладывается! - с каждой репликой Маша говорила все громче, и каждое ее слово было как ногтем по стеклу. - Что ты молчишь, Ксан? Что ты теперь будешь делать? На твоей месте я бы этот вшивой голову бы открутила, а твоему благоверному - кое-что другое. Чтобы не засматривался куда не надо. И вообще…

— Маша, хватит, - слабым голосом взмолилась я, немея от напряжения и боли.

Она не расслышала. Продолжила заливаться соловьем о том, какая же все-таки мой муж сволочь и свинья, о том, что его поведение - плод неправильного и варварского воспитания. Грозилась лично ему оторвать что-нибудь и костерила на чем свет стоит Сашку. А еще не забывала подчеркнуть, что я с его любовницей жила под одной крышей. Много раз это говорила, будто видела меня насквозь.

— ХВАТИТ! - истерически выкрикнула я, и Маша испуганно вздрогнула. Официант, проходивший мимо нас с доверху заставленным подносом, испуганно оглянулся, чуть не уронив посуду. - Хватит, - сглатывая тошнотворный комок, тихо прошептала и на негнущихся ногах поднялась. Ухватилась за край стола побелевшими пальцами, и молилась, чтобы не упасть прямо здесь. - Достаточно, Маш.

— Тебе плохо? Ты побледнела. Может, тебе помочь как-то? Давай я…

— Не нужно. Я поеду домой. До встречи.

Я слабо помню, как отпустила охрану и села в такси, которое поймала трясущейся рукой. Перед собой ничего не видела, все застилала какая-то странная, вязкая пелена, вроде не слезы, но лучше бы уж они. Слезы просто соленые, не режут глаза, не истязают разум и не вынимают душу. Я ехала, спокойно сложив руки на коленях, глядела в мутное, грязное окно машины, за которым город казался серым пятном, и медленно умирала, не желая признавать и осознавать слова подруги.

Марат…Господи, мой Марат и Саша! Как это? За что мне это? Только я начинала прокручивать в голове возникающие образы, как меня резко мутило и скручивало внутренности в узлы. Таксист озабоченно и подозрительно поглядывал на меня в зеркало заднего вида, но и это не заставило взять себя в руки.

Невозможно! Невозможно! Невозможно! Я бы почувствовала, наверняка бы поняла, ведь женщина, как говорят, всегда понимает, когда муж ходит налево. Но это же…Это мой муж!

Который каждое утро нежно целует и обнимает, интересуется самочувствием, в любви признается, искренне заботится, и если бы я хотела - на руках бы носил. Каждый вечер мы ложились в постель и начинали фантазировать и представлять, каким будет наш ребенок. Брюнетом или русым? На кого он больше будет похож - на меня или мужа? И как…как после всего этого верить и принять то, что муж мне изменял с…девочкой, которую мы с ним вырастили? Я вырастила.

Я осталась одна в большом доме, ничем не защищенная и как никогда уязвимая. Раньше во мне всегда были спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, я не знала, что такое боль. Теперь я в ней тонула.

В огромной и пустом доме не перед кем было держать лицо, и только тогда я позволила себе осмыслить слова Маши. И, зажав рукой рот, бросилась в ванную, давясь слезами, градом стекающими по щекам, и той немногой едой, что успела съесть перед словами подруги. Меня жутко, с неприятными звуками рвало, и я плакала, не в силах остановиться и сделать что-то с собой. И никого не было рядом, а те, кто могли бы быть…они меня предали. И обманули.

На холодном кафельном полу я просидела очень долго. Неестественно скорчилась, безвольно раскинув ноги, надсадно всхлипывала и не могла вздохнуть полной грудью. Щеки закололо от слез, которые, высохнув, стянули кожу. А меня саму словно лихорадило, и я не понимала, почему это все случилось с нами. Со мной.

Почему Саша? Почему Марат? Я боялась думать о том, как все…случилось. Но я не могла об этом не думать.

Пять часов я провела совершенно одна. Солнце давно село, оно всегда рано садилось, а я сидела, прислонившись спиной к спинке дивана, и смотрела на входную дверь, почти не моргая. Глаза были опухшими, красными, с полопавшимися сосудами, а голова разрывалась на части.

Оказывается, этот дом не мой. И как я сразу не заметила? Не знаю. Но выплакавшись, прошла в зал и натолкнулась взглядом на стеклянную полку, уставленную семейными фотографиями. В разных рамках и разных размерах, они были расставлены слева направо, начиная с нашего с Маратом знакомства.

Я и Марат. Фото сделано в первый год нашего знакомства. Взяла следующую.

Я, Марат и его друзья. Насколько помню, это загородный дом одного из наших общих знакомых. Там муж впервые признался мне в любви.

Следующее фото.

Я, Марат и Саша. Ей здесь почти пятнадцать. Мы с Маратом стоим чуть в стороне, в обнимку, она сложила руки за спиной и одаривала фотографа тяжелым взглядом.

Я, Марат и Саша. Ей шестнадцать. Вытянулась, поправилась, изменился цвет лица, но взгляд по-прежнему тяжеловат и испытующ. Стоит рядом, скрестив руки на груди.

Я, Марат и Саша. Ей семнадцать. Мы все в парке. Она и я уплетаем сахарную вату, у меня - розовая, у нее - белая и почти доеденная до конца. Стоим все вместе и улыбаемся.

Еще одна фотография с нашей свадьбы. Тут мы с Маратом вдвоем. Я окинула взглядом остальные рамки, только сейчас по-настоящему осматривая все то, в чем я жила.

Марат и Саша, Марат и Саша, Марат и Саша. Одни их фотки, которые я делала своими руками. Понятия не имею, как так получилось и почему, но в каждом кадре - они. Они, они, они, они…Сашка уголком губ улыбается, глядит уверенно и в то же время с вызовом - как мне сейчас кажется. И все эти фотографии делала я, оставаясь за кадром. Когда я только успела остаться за кадром?

Всхлипнула, снова заводясь и трясясь от обуревавших душу чувств, со злостью все злосчастные рамки одним движением смахнула на пол, глядя на то, как, словно в замедленной съемке, трескаются стекла.

Весь дом был пропитан ею. Ее вещи везде, ее любимая подушка, которую Марат привез после внезапной болезни. Эта красная подушка от старого дивана, на котором Саша спала совсем ребенком, вольготно лежала прямо посередине кожаного светлого дивана, как какой-то знак. На полке в ванной - ее косметика, духи, шампунь. На кухне - ее кружка. В каждой комнате, в каждом штрихе я видела Сашу, и выть хотелось от того, что раньше я всего этого не замечала. Сколько? Сколько продолжается этот кошмар? Сколько он с ней - С НЕЙ! хотя какая разница с кем - спит? Господи, у нас же ребенок. Мы его планировали, уже любили и мечтали, как вместе будем его растить!

И снова подступила истерика, прерванная внезапным появлением Саши. Она по-хозяйски распахнула входную дверь, равнодушно скользнула по мне взглядом, и отвернулась, сбрасывая высокие сапоги и стаскивая с плеч дорогую шубу. Девушка себя чувствовала здесь хозяйкой, и это проглядывалось в каждом вальяжном и ленивом жесте. Тем временем Саша сунула ноги в тапочки и, не здороваясь, прошла мимо меня в кабинет Марата. Она себя всегда так вела, но раньше я искренне считала, что всему виной воспитание и непростая жизнь. Оказалось, все не так. Все не так.

Я на дрожащих ногах неуверенно поднялась и медленно, шатаясь как пьяная, прошла за ней в кабинет. Сашка деловито раскрыла нижний ящик Маратова письменного стола и вытаскивала оттуда пачку денег.

— Что ты делаешь? - хриплым сорванным голосом прокаркала я. - Я тебя спрашиваю.

Она обожгла меня коротким, хлестким взглядом и продолжила пересчитывать деньги.

— Не видно? Деньги считаю.

— Это кабинет моего мужа.

— О, не волнуйся, это я знаю. И даже - о чудо! - знаю, что стол этот тоже его.

— Тогда с какой стати ты здесь лазишь?

— С такой, что мне надо, - Саша пересчитала последнюю купюру, довольно улыбнулась и спрятала деньги в свою сумку. - И Марат мне разрешает это делать. По правде сказать, он все мне разрешает.

Я часто и поверхностно задышала, сходя с ума от ее спокойствия, высокомерия, а главное, какой-то бесшабашной и нечеловеческой уверенности в себе. Она не чувствовала себя виноватой. Ни в чем. Она нагло смотрела мне в глаза, бросая легкий, едва ощутимый вызов, бедром на край стола облокотилась и, приподняв бровь, ждала моей реакции. Все знала, видела меня насквозь, и наверное, мысленно надо мной потешалась.

— Облегчу тебе задачу, - смилостивилась она и уселась на стол, расслабленно облокотившись на столешницу позади себя. - Я так понимаю, твоя любимая подружка Маша с тобой встретилась и популярно объяснила, что делает твой муж, как и с кем? Да. Это правда. Она нас видела в аэропорте. Мы с ним стояли, целовались, и я еле сдерживалась, чтобы не утащить его в подсобку. Что сказать, твой муж любит погорячее.

По моим щекам текли тихие, злые слезы, которые стекали на шею и насквозь промочили свободную рубашку.

— Что ты за человек? - с болью в голосе прошептала я.

Она легко пожала плечами.

— Обычный человек. Такой же, как и все, что тебя окружают. Раскрой глаза, наконец!

— У нас же ребенок будет. У нас семья, понимаешь?

Саша моргнула и звонко рассмеялась, двумя руками хватаясь за живот. Этот смех как острый нож под сердце был.

— Даа…Очнись. Ты правда думаешь, что я недавно соблазнила твоего мужа и увела его у тебя? До чего же дура, а? Мы несколько лет вместе. Задолго до появления этого недоразумения, - она кивком указала на мой живот и неверяще покачала головой. - Нет, ну надо же. Ты до сих пор поверить не можешь. Я в шоке. Ты вообще знаешь, с каким человеком живешь? Что это за человек - ты знаешь? Или действительно думаешь, что у меня хватило бы сил увести Марата из семьи против его желания?

Я в жизни никого не ненавидела. Не умела, не учили. Но то, что темным цветком разрасталось в моей душе, нельзя было по-другому назвать.

— Я тебя ненавижу.

— Ты не умеешь. Принцесски не ненавидят, принцесски выражают королевское “фи”. Ксюш, я с Маратом была еще до того, как вы поженились. А брачную ночь, что он должен был провести с тобой, он провел у меня. Тебе кто угодно об этом скажет. Хочешь, даже Трофима спроси. Он как раз под утро Марата забирал. А ты про какого-то ребенка.

— Я не верю, - лихорадочно улыбнулась, затрясла головой и снова повторила, почти с отчаяньем: - Я не верю тебе.

— Да не верь, - она пренебрежительно фыркнула. - Мне то что? Я и без твоей веры с Маратом буду.

— Ненавижу тебя.

— Не ищи крайнюю, Ксюш. Не было б меня, были бы еще десятки или сотни других. Я просто понять не могу - ты на самом деле искренне считаешь, что я первая, с кем Марат тебе изменил? Огорчу - не первая. Я же жила с вами в одном доме и в отличие от тебя очки не носила.

— Я не ношу очки, - монотонно пробормотала, с ужасом разглядывая четко очерченные губы, произносившие страшные вещи, которые с каждой секундой отравляли и убивали меня все сильнее.

Саша только глаза закатила, но продолжила:

— До меня этих баб было море. Даже подружка твоя - Машка. Да-да, - забила она еще один гвоздь в мой гроб, - ты бы знала, как она к нему подкатывала. А шлюх сколько было? Море. И я здесь не причем. Не было бы меня, была бы какая-то другая. И даже не одна. А так ты точно знаешь, что я только одна все эти годы была. Хоть какая-то определенность, правда?

Она улыбнулась, отечески, по-доброму, не издеваясь и, что самое ужасное, без гордости от того, что сделала больно. Саша прекрасно видела, что мне плохо, что меня почти шатает, что я сломлена, но удовлетворения она не испытывала. Я бы смогла понять желание меня унизить, опустить, это было бы…наверное, не так обидно. Но у нее этого желания не было.

— За что, Саш? Что я тебе плохого сделала?

— Еще бы ты мне сделала что-то плохое. И ни за что. Я его люблю, а он любит меня. Он мой, понимаешь? Настоящий, такой, какой есть. Ты никогда не дашь Марату то, в чем он нуждается. Потому что тебя его потребности будут пугать. И я не секс имею в виду, точнее, - она попыталась скрыть чувственную улыбку, - не только его. Ты скучная и годишься только для дома. Как атрибут, - Саша щелкнула пальцами. - Вещь. Почти как ваза на комоде, только говорить умеешь и детей рожать еще. Ему ведь даже в постели с тобой скучно.

— Закрой свой поганый рот, - зажмурилась, чтобы только не видеть ее ненавистного лица. Хотелось ослепнуть, оглохнуть и никогда не узнать всего того, что она наговорила. Ее слова я не смогу забыть никогда. - Ты сумасшедшая!

— Из нас двоих скорее ты сумасшедшая. И жалкая, - припечатала она. - Серьезно. У тебя сил не хватает элементарно с ним поговорить. Ты будешь одна подвывать, как сейчас, строить из себя безвинно обиженную и сокрушаться на весь мир. Это вызывает отвращение, скажу тебе. На твоем месте я бы давно устроила такую встряску Марату, что мало не показалось бы никому. А ты же…

Она с легкостью со стола соскочила, плавным шагом ко мне приблизилась и встала почти вплотную, с равнодушием глядя на меня сверху вниз.

— Знаешь, что любит твой муж? Он любит коньяк, он любит деньги, он любит меня. Он любит секс. Знаешь, как он предпочитает? - проворковала Саша, склоняясь к моему уху. - Помнишь огромное зеркало, которое висит на стене в моей комнате? Держу пари, Марат поставил его совсем недавно, перед моим приездом, скорее всего. Знаешь, для чего? Твой муж любит смотреть, прямо-таки обожает. Ставит перед зеркалом и трахает до изнеможения. А ты? Уверена, что ты как бревно лежишь в своей розовой кроватке в своей розовой ночнушке и постоянно краснеешь, стоит ему только сделать что-то…другое. Знаешь, сколько раз он после тебя ко мне приходил? Злой, неудовлетворенный…Миллион. А еще мы с ним любим забавляться. Ты же любишь по вечерам ему звонить, так ведь? Я обожаю твои звонки, Оксан, потому что это очень весело. И пока ты на том конце провода щебечешь ему о своей любви, он в моей постели и совсем тебя не слышит. Мне приходится ему на ухо шептать то, что требуется сказать на ту или иную твою реплику, потому что я всегда его с ума свожу. И знаешь что? Он повторяет.

Я все, все, что она говорила, воочию видела. Закрывала глаза - и видела. Не могла отделаться от этих картин, которые с легкостью нарисовала эта маленькая неблагодарная дрянь, и продолжала рисовать, с удовольствием, с чувственным придыханием, и в глубине черные глаз мелькает затаенная издевка. Я уже в голос рыдала, а она не останавливалась, рассказывая еще и еще, и от отчаяния я с силой закрыла уши. Сашка тут же дернула меня за запястья и начала все сначала. И меня как перемкнуло. Я наотмашь ударила ее по бледной щеке, по которой сразу же расползлось красное пятно.

— Закрой рот! Я ненавижу тебя!!! Ненавижу!

Сашка не ожидала удара и растерялась, а в меня как бес вселился. Я снова размахнулась, и другая ее щека налилась кровью. Девушка медленно потерла подбородок, улыбнулась в сторону и со значением проговорила:

— А вот это ты зря.

В следующую секунду я отлетела на диван, вскрикнув от сильнейшей обжигающей боли.

Глава 38.

Саша.

Окружающие любят не честных, а добрых.

Не смелых, а чутких.

Не принципиальных, а снисходительных.

Иначе говоря - беспринципных.

Сергей Довлатов “Соло на IBM”

Я в две секунды оказалась рядом с неуклюже упавшей принцесской, с силой собрала волосы на ее затылке и потянула вверх. В голубых, широко раскрытых глазах заблестели слезы, сразу же покатившиеся по покрасневшим от удара щекам, и девушка задрожала в моих руках. Ксюша сдавленно застонала, когда я жестко намотав пряди на запястье, подтянула ее к себе.

— Никогда, - угрожающе шипела я ей в лицо, и после каждого слова девушка с ужасом жмурилась, - не смей поднимать на меня свою поганую руку. Еще раз хоть пальцем тронешь, и я голову тебе к чертям откручу. Ты права не имеешь меня касаться. Ясно тебе? - я снова дернула, и ее голова мотнулась из стороны в сторону. - Ясно?!

Впервые в жизни я ее ненавидела. Раньше я не ненавидела ее. Она была помехой, соринкой, которая не мешает. Я всегда фыркала, сознательно принижала ее в своих глазах и глазах Марата. Я убеждала себя, что лучше нее, достойнее и умнее. Но всегда - всегда! - находилось что-то, в чем она была лучше меня. Я не умела связно говорить и писать, а Ксюша умела. Потом я научилась, но не умела быть женщиной, с которой не стыдно показаться на людях. А Ксюша умела. Я научилась быть женщиной, но оказалась не достаточно хороша, чтобы быть женой и матерью. А она - хороша.

Выходка в аэропорте была импульсивной и необдуманной. Стоило увидеть Машу, как в голове перемкнуло, наружу вылезло все то, о чем я думала украдкой и очень редко. Но вылезло, и я поддалась сиюминутным эмоциям, только позже оказавшись в состоянии здраво осмыслить свой поступок. И все бы хорошо, только я забыла об одной особенности Марата. Он видел меня насквозь. Я привыкла, что на мои страдания и нерадостные думы он не обращает внимания, предпочитая отшучиваться и уклоняться в сторону, но это не означало, что Марат не видит.

И да, он сразу же почувствовал во мне перемену, отстраненность и страх. На следующий вечер после прилета - от Маши пока не было никаких вестей - Марат, лежа со мной на роскошной и слегка прохладной кровати в моей комнате, задал вопрос, заставивший меня похолодеть и сжаться, как пружина.

— Мне не нравится то, о чем ты думаешь, - вполне спокойно произнес Марат. Но я то знала, что малейшее слово или неправильный шаг, и от спокойствия не останется и следа.

— Я не понимаю.

— Ты все понимаешь, радость моя. Ты же неглупая девочка и знаешь, что ничего хорошего не выйдет. Не заставляй меня злиться и применять силу.

Поспешно откатилась, выпрямилась и в защитном жесте подтянула колени к груди, обхватив их руками.

— Что за ахинею ты несешь? Прости, Марат, но я не понимаю.

Он рассмеялся и скрестил ноги в лодыжках.

— Саш, у тебя все на лице написано.

Забавно, что из всех знакомых за всю мою жизнь такую фразу мне говорил только чечен.

— Ты придумываешь, - нервно отмахнулась от него и начала слезать с высокой кровати. - Мне надоели эти загадки. Я пошла.

Марат рывком сел, заставив меня отшатнуться, обхватил, словно драгоценную чашу, мое лицо и подтянул к себе. Улыбнулся нежно, очень страшно и многозначительно, смахнул аккуратно прядку и слегка сжал пальцы, не делая больно, а только предупреждая.

— Я даже не буду спрашивать, что именно ты планировала сделать и как, но предупреждаю тебя. Если ты только пальцем тронешь мою жену, или не дай бог, она что-то заподозрит или узнает…Так просто я ничего тебе не спущу. Мне очень этого не хочется, ангел мой, и я надеюсь, что у тебя хватит ума поступить правильно.

Да, все это было мягко, почти как равной, не считая того, что мне нежно грозились убийством и всякими карами. Я сто раз пожалела, что показалась Машке, и теперь радовалась, что по какой-то причине подружка принцессы тянет с признанием. Возможно, она и не скажет ничего, правда, в этом я чертовски сильно сомневалась.

Но последней каплей, вещью, которая меня окончательно разрушила и подкосила, стало другое. Я ведь терпела и спускала многое - пренебрежение, рукоприкладство, угрозы и скандалы.

Я спускала бесконечные мучения, превратившиеся в стабильную непрекращающуюся агонию, я даже - даже! - почти убедила себя в том, что смогу пережить их ребенка, который не сможет ничего мне сделать. В конце концов, заставляла я себя думать, у меня всегда есть возможность родить Марату моего ребенка. И уж что-что, но я еще в состоянии сделать так, чтобы Марат сильнее любил именно его, а не законного ублюдка Ксюши.

Раздавил меня последний поступок Марата, буквально через два дня после нашего с ним разговора. В их с Оксаной дом должны были нагрянуть гости. Ксюшины родители, Маша с мужем, Света с молодым человеком, Трофим с девушкой и несколько других, которых я мельком знала. Именно в тот день Марат собрал мои вещи и указал на дверь. После наших препирательств такая быстрая капитуляция казалась неожиданной.

Я разглядывала свой чемодан, который через минуту забрал один из охранников. Перевела взгляд на принарядившегося Марата. В отутюженной белой рубашке и черном костюме чечен выглядел весьма солидно и внушительно.

— И я могу ехать домой?

— Конечно.

— Прямо сейчас? - уточнила зачем-то.

Мужчина терпеливо кивнул.

— Да. Ты же хотела.

Хотела. Но что-то мне покоя не давало. Не зря.

Я уже в прихожей обувалась, когда меня вышла проводить Оксана. В платье, нарядная и очень счастливая, радостно-взбудораженная.

— Сегодня какой-то праздник? - вскользь обронила я, исподтишка разглядывая округлившийся живот. - Собираетесь куда-то?

— Нет. Сегодня к нам гости.

Она перечислила приглашенных, рассказала о том, что у них сегодня семейный ужин в кругу близких друзей и вообще, разливалась соловьем, светясь от радости. Я же радовалась тому, что стою к ней полубоком и она не может видеть выражение моего лица. Замерла, так и не застегнув молнию на сапоге до конца, сглотнула и дернула уголком губ, обозначая улыбку.

— Знаешь, Ксюш, я кое-что забыла, - быстро стянула обувь и прямо в шубе протиснулась мимо принцессы. - Сейчас возьму.

— Так давай принесу, - с готовностью и предупредительностью предложила она.

— Не надо. Не хватало еще, чтобы я тебя беременную по пустякам гоняла.

Марат нашелся в своем кабинете. Он вдумчиво читал газету, вольготно закинув ноги на стол, и курил сигарету. Увидев меня, мужчина потушил окурок и опустил ноги.

— Что случилось? Ты еще не уехала?

— Не уехала. Ответь мне, пожалуйся, только честно, - аккуратно прикрыла дверь и двинулась к столу. Обеими руками я уперлась в столешницу и тяжелым испытующим взглядом засверлила невозмутимое лицо. - Зачем ты меня отправляешь назад?

Он сделал вид, что не понимает, о чем я спрашиваю.

— Ты же хотела. Все уши мне прожужжала в Питере, что тебе здесь некомфортно, что тебе здесь не нравится. Какие претензии теперь?

— Раньше ты мои желания в расчет не брал.

— А теперь взял. Что не так?

— Взял, значит…Это получается, я могу остаться на сегодняшний ужин в кругу семьи и близких друзей?

Марат помрачнел, недовольный моей осведомленностью и напором. Сразу в позу встал, набычился, наверное, посчитав, что лучшая защита - нападение.

— Чем ты недовольна?

— Я спросила, могу ли остаться? - не собиралась сворачивать с темы. - Я сегодняшних гостей всех знаю, они знают меня. В чем проблема? Раньше я всегда оставалась.

— Саш, мне некогда сейчас. Давай завтра?

— Ты не ответил.

— Пожалуйста, - он глубоко вдохнул и успокаивающе улыбнулся. - Давай без сцен. Сделаем так. Они уйдут, и я к тебе приеду. Хорошо?

Он еще увещевал меня, старательно пытаясь уладить все миром, не скупился на словесный мед, так что зубы сводило…Одним словом, все делал, чтобы я думать забыла о каком-то там семейном ужине и его делах. Я выпрямилась, нижнюю губу изнутри прикусила и согласно кивнула.

— Конечно. Я буду ждать.

И вот это - это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения и выдержки. Хотя казалось бы, сносила и большее. Ведь если бы он просто сказал мне, объяснил, как объяснял всегда я бы спокойно уехала. Но в этот раз все было по-другому.

Я много ему давала, всю себя, хотя и так принадлежала ему целиком. Но я из кожи вон вылезала, чтобы подарить ему то, что больше не подарит никто. Больше того, я раз за разом через себя переступала, поступалась собственными принципами и правилами, научилась сама себе врать, что всегда презирала в других. И чем больше отдавала, тем меньше получала взамен. Тем ниже падала. И уже казалось, что в семнадцать я была свободнее, более любимой и более равной. А сейчас находилась ниже плинтуса, ниже всех.

Та самая Ксюша - жена, к которой относятся уважительно, вокруг которой всегда танцуют, предупреждая малейшее желание. Да, она вещь, но ценная. Ее оберегают, сдувают пылинки. А меня можно ломать. Ломать и клеить, ломать и клеить. И так по несколько раз. А еще забирать все до остатка, вынимать душу, корежить и рвать на части. И не отпускать, держать на привязи, чередовать кнут и пряник, отдавая предпочтение кнуту. Чем я это заслужила? Точнее, чем я это заслужила от Марата?

Закрыв дверь и оставив Марата позади, я приняла решение. Не врать себе, принять все так, как есть, и найти возможность уйти. Я весь мир переверну, если надо, переступлю через всех и вся, но выберусь и возьму то, чего достойна.

В ту же минуту во мне проснулась неконтролируемая ненависть к Оксане, которая снова пошла меня провожать. Я смотрела на ее милую улыбку, платье и нежную кожу, и не могла понять, почему одним все, а другим ничего. За что ей просто так дается то, что мне приходится выгрызать у жизни зубами, сбивая руки в кровь? И не только руки.

В воротах дома столкнулась с Машей. Девушка волосы поправляла, сбивала с сапожек снег, а увидев меня, настороженно замерла. Мне хватило одного взгляда на нее, а ей - на меня, чтобы осознать одну вещь. Мы обе ненавидим Ксюшу, только плоскости ненависти у нас разные. Моя ненависть давно росшая и, наконец, выросшая. Ненависть недостойной к достойной, пусть недостойной себя считаю не я, а все остальные. Почему Оксану ненавидела Маша - не знаю. Но мы с девушкой друг друга без слов поняли. Поэтому было лишь вопросом времени то, когда Мария поведает страшную тайну. А она поведает, я теперь не сомневалась.

Он не приехал. Позвонил, извинился, сказал, что нет времени. А я заверила, что все поняла, что люблю и повесила трубку. А сама в ту минуту шарила по полкам и шкафам в квартире, выискивая ценные и достаточно неприметные вещи, по которым, если уж их продавать, меня никто не найдет.

Мне не нужен человек, у которого я стою после всего остального, где-то в конце расписанного на годы вперед плана. И я больше не хотела только давать и врать себе. В ту минуту я поклялась больше никогда себе не врать. И на следующий день я планировала уйти.

Очень тяжело было собраться. Не в плане моральном - я настолько выдохлась, что уже подразумевала свой уход как что-то свершившееся. Тяжело уйти было, взяв только некоторые вещи с собой. Здесь все мое - и будь моя воля, я бы все и забрала. А так приходилось идти на уступки, и сердце кровью обливалось, стоило подумать о том, как это все останется Марату. Моя кровать, бриллиантовое ожерелье, которое пришлось оставить, потому что оно было слишком дорогим и привлекающим внимание. Еда моя, одежда, целый шкаф платьев…Оставлять свои вещи было тяжело. Зато абстрагировалась от малейших мыслей о Залмаеве, концентрируясь только на вещах, которые придется оставить. Так легче.

Я не уходила в никуда. На самом деле, в голове сформировалось два плана: Америка и Слава. Многие уезжали в Америку, я об этом часто слышала. А еще люди начинали там новую жизнь. Возможно, мне удастся купить там документы, новое имя, и Марат меня не найдет. Что имя меня надо - это не подлежало ни малейшим сомнениям. Слава же…Можно было попробовать, но все-таки первый план казался реалистичнее. На всякий случай вытащила из-под ковра завалявшуюся визитку с номером Вячеслава и спрятала ее в карман джинсов.

Стоило на следующий день увидеть сидящую на полу девушку, обхватившую собственные колени и дрожавшую как лист на ветру, как я уверилась, что она все знает. Хотя это спорный вопрос.

Я не понимаю, на что надеялась Оксана. Да, увидев меня, она подобралась, вытерла слезы, размазав их по щекам, но…она так и не смогла во все поверить. Я не сомневалась, что Маша красок не пожалела, но все равно эта принцесска с такой надеждой на меня смотрела, что становилось тошно. Если бы я сказала, что ничего не было, она поверила бы. Поверила бы и посчитала все неудавшейся шуткой. Ксюша с едва прикрытой мольбой смотрела на меня и безмолвно просила успокоить.

Как? Как он может быть с ней? Она настолько глупа и слаба, что боится признать очевидного. Да, я рассказала ей все, специально чтобы вывести из себя, добить. Я мстила ей за ее непонятную для меня идеальность, которой не получалось достичь. Я мстила ей за ее малодушие и трусливость, из-за которых она голову в песок прятала, не желая видеть и слышать очевидного. И чем больше я говорила, тем яснее становилось то, что она не уйдет от Марата, пока он сам не захочет. Я была в этом уверена на сто процентов. Он придумает что-то, заверит ее, и Ксюша с облегчением забудет мои рассказы, будет все так же жить в своем идеальном мире. А я не хотела страдать и отдуваться за все одна.

Да, я могла сама себе признаться, что построила иллюзию. Вернее, даже не так. Я просто закрыла на что-то глаза и перешагнула через себя. Но я отлично понимаю и знаю, что Марат за человек. Он жестокий, самолюбивый, эгоистичный, во всем, что не касается его самого - бессердечный. Тиран, деспот и сволочь. Я лучше всех это знала. Но я была готова принять его и любить его таким, какой он есть. Настоящим. Любить его и все его недостатки тоже, хотя бы потому, что большую их часть разделяла сама. А она любила выдумку, маску и была глупа даже для того, чтобы просто взглянуть правде в глаза. Она посчитала меня виноватой, я очень точно уловила момент, когда в ней что-то сломалось. Но была виновата я, а не Марат.

Но когда она меня ударила…Все тщательно скрываемое отвращение…зависть и непонимание вылезли наружу. Я так и не смогла ее обскакать, зато могла ударить. И я ударила. Потому что Ксюша не имеет права меня касаться. Она никто, и пусть для кого-то там она идеал, для меня - это пугливая слепая и слабая дура. Я не упаду еще ниже, позволив непонятно кому себя унижать.

— Ты дура и дурой останешься, поняла? Ты не понимаешь, с кем живешь. И понимать не хочешь. Твои проблемы.

— Мне больно, - прорыдала она, прикрывая живот, словно я примерялась к удару. И после каждого моего незначительного движения она старалась прикрыть его сильнее.

Я страшно и как-то неестественно расхохоталась.

— Тебе больно?! Тебе?! Ты не знаешь, что такое боль, - она в голос рыдала, некрасиво корчась и морщась, и я с нарочитой брезгливостью отстранилась, тем не менее, продолжая крепко удерживать ее за волосы. - Показать? Показать, что такое настоящая боль, Ксюша? Попроси своего мужа, ласточка, он обязательно тебе продемонстрирует.

Но все вышло не так, как я ожидала. Я планировала сразу убраться отсюда, как можно дальше, пользуясь тем, что Марат в Подмосковье. Он появился, отхватив меня прямо в дверях, а Ксюша, завидев возвышающуюся и массивную фигуру мужа, как по заказу заревела, почти заорала о голос, словно специально демонстрируя, как ей плохо.

Мужчине хватило одного взгляда на развернувшуюся картину, чтобы оценить обстановку. Он с силой одной рукой впечатал меня в стенку и подлетел к жене, обхватывая ее за плечи и пытаясь прижать к груди. Она, зажмуриваясь, замолотила по мощным плечам кулачками и прокричала:

— Не трогай меня! Господи! Не трогай меня!

У Ксюши была истерика, и она почти не соображала ничего. Я смотрела на них и была уверена в том, что оба это заслужили. Оксана ничего не сделала, она умела только улыбаться. А Марат…Я не злопамятная, но он слишком много мне сделал такого, чего я не могу простить. А это месть. К тому же я ничего не придумала, можно сказать, встала на путь исправления. Разве добрые люди не должны говорить правду и только правду? Вот я и сказала.

Марат словно с цепи сорвался. Развернулся резко и наотмашь ударил меня, на сей раз не сдерживая собственную силу. Голова мотнулась в сторону, комната закружилась и расплылась перед глазами, лишив меня драгоценных секунд. Более того, он ударил меня на глазах Оксаны, своей принцесски, а это не сулило ничего хорошего. Для меня.

Ксюша подавилась всхлипом и с ужасом вгляделась в мое лицо. Я с вызовом слизнула кровь с нижней губы.

— Нравится? - с улыбкой спросила у нее. - Учись бить у мужа, потому что твои удары - детский лепет по сравнению с его. У тебя опыт маленький, а у него большой. Хороший у тебя муж, да?

Марат меня быстро заткнул и вытолкнул из кабинета, на ходу изрыгая проклятия и ругательства.

— Я тебя в порошок сотру! - рычал он, выворачивая мне запястье и тряся, как тряпичную куклу. - И не говори, что не предупреждал. Я говорил, что убью тебя, если ты ее пальцем тронешь и все расскажешь! А я не шутил.

***

Это длилось…долго. Наверное. Чечен был в таком шоке и ярости, что ему не хватало сил одновременно бить и угрожать. Обычно он кричал, и это не так страшно, на самом деле. А сейчас он методично и медленно меня убивал, и для такого нехитрого дела угрозы не нужны. Плюс, Ксюшу ненароком не напугать еще больше.

Он разнес в щепки мою комнату, наверное, сломал мне челюсть и руки. Во всяком случае, я слышала, как что-то хрустнуло, и мои руки безвольно повисли. Марат вполне мог убить меня здесь, а Ксюша себе выдумает что-то благопристойное и безопасное, если меня не станет. Это я уже поняла. Ей легче жить со своими очками. И кое-как прикрывая голову, я понимала, что она его потом простит, а он еще чаще станет носить ее на руках. А про меня никто не вспомнит.

Я не собиралась так лежать, я честно попыталась ударить Марата, но взвыла от ответного тумака. В конце концов, я осталась плавать в болезненном и тягучем тумане непонятно чего, заплывшими глазами пыталась сфокусироваться на силуэте его фигуры и какой-то грудой костей неподвижно лежала на полу. Марат опустился рядом со мной на корточки, за волосы подтащил к себе, вырывая из груди стон, и прошептал:

— Если с ребенком что-то случится, я тебе устрою ад, Саша. Ты будешь умолять меня тебя прикончить. Если хоть что-то с ними будет не то…Просто так сдохнуть я тебе не позволю.

Он меня отпустил, и голова с размахом шандарахнулась об пол. На минуту я потеряла сознание. Когда очнулась - его уже не было.

Я не хотела подыхать. А он меня убьет. По сути, я сейчас даже не добилась ничего. Не надо быть Вангой, чтобы знать, что Ксюша его не бросит. Глупо как-то вышло все.

Кусая губы до крови, я встала на колени, мутным взглядом нашла окно. Это мой единственный шанс - время, пока Марат возится внизу с женой. Но руки не слушались, я многого не видела и жутко мутило. Если бы было не так плохо, я бы посмеялась сейчас над Ксюшиными словами о боли.

Спустя какое-то время, прокручивая отдельные фрагменты, сохранившиеся в замутненном разуме, я понимала, как мне невероятно повезло. На самом деле повезло. Да, все деньги и сумочка с вещами остались в доме, но я смогла живой сбежать и освободиться.

Как я не разбилась, прыгая со второго этажа - по-прежнему загадка. Помнится, я пыталась уцепиться за выступающую лепнину, за кирпичи, игнорируя и заглушая острую боль. У самой земли упала, еще раз приложившись головой, на сей раз об обледеневшую плитку. Лед и слой снега окрасились кровью, но это меня не волновало. Чуть больше или чуть меньше - уже без разницы.

Ворота оказались открыты, машина Марата мешала их закрыть. Видно, спешил так. Я прошмыгнула на улицу, но бежать не могла. Да и была…в джинсах, носках и свитере. Сильно отморозила ноги, продрогла, но каким-то образом холод притупил все чувства, в том числе и боль. Неслабая и смертельная анестезия. Впоследствии я даже смеялась над этой ситуацией. Пришла к Марату ни с чем и ушла ни с чем. Почти.

Навстречу мне, мигая сиреной, проехала скорая помощь. Почему-то я тоже не сомневалась, что кортеж специально для принцессы. Пусть ей тоже больно будет. Ей, ее мужу и их ублюдку. Я не должна страдать в одиночку.

Мне повезло второй раз, когда я набрела на Камаз, водители которого остановились выпить кофе. Я не видела ничего, свихнулась от боли и холода, но они меня заметили и подошли. Помню только общие ощущения - один молодой со звонким неприятным голосом, второй старый - с сиплым.

— Помогите… - прошептала я, падая на руки успевшему подхватить меня молодому. От его хватки на глазах выступили слезы.

— Саныч, - с предупреждением сказал парень. - Не ввязывайся. Посмотри, какой район. Наверняка баба бандитская. Тебе проблемы нужны?

На молодого надеяться нечего было, и я умоляюще простонала второму, лица которого не могла разглядеть.

— Пожалуйста…Помогите…Увезите отсюда. Мне…правда…помогите.

Они еще долго препирались, но старый с неожиданной решимостью закинул меня в кабину, о чем сразу же пожалел, когда я тут же почти вывалилась оттуда, и меня вывернуло наизнанку. Во рту появился металлический вкус крови.

Меня снова посадили, а потом осторожно прислонили к двери.

— Саныч, ты что делаешь? - надрывался второй. - Ты о своей семье подумай!

— У меня дочь ее возраста, - сухо отрезал мужчина, как будто короткая рубленая фраза все объясняла. Потом он по слогам произнес: - До Москвы тебя довезу. Пойдет?

— Д-да.

Я отключилась, и им пришлось меня расталкивать. Я вспомнила о визитке Славы, которая все еще была в кармане.

— Позвоните ему. Дайте мне позвонить, - лихорадочно пробормотала, как клещ цепляясь за дутый рукав черной куртки. - Пожалуйста.

Паренек снова заладил о проблемах, но мужик, ориентируясь на мои жесты, нашел в кармане потрепанную визитку, набрал номер, написанный на обратной стороне, и напряженно стал ждать ответа. Не ответили.

— Не берут, - с сочувствием посмотрел на меня мужчина.

— Еще раз. Пожалуйста. Дайте мне.

Поддержав меня за спину, Саныч посадил меня прямее и снова набрал номер, удерживая телефон прямо у моего уха. И я была готова молиться богу, в которого не верила, стоило услышать слегка недовольный мужской голос.

— С-слава. Это Саша, - собственный голос звучал как издалека, а уж ответы мужчины я не слышала вовсе. - Помоги мне. П-п-прошу.

— Саша?! - удивленно воскликнул Вячеслав. - Что у тебя с голосом? Эй, Саша!

Меня затошнило, и молодой только успел раскрыть дверь, как меня снова вывернуло. Пожилой что-то объяснял, втолковывал, поглядывал в мою сторону и робко неуверенно отвечал на вопросы. Я испытала слабую тень радости. Если есть вопросы, значит, нет безразличия.

— Да, - коротко кивал водитель. - Да. Сильно. Все лицо, руки…Скорее, сотрясение. Возможно, внутренние органы…Я не знаю, мы ее на улице нашли в одной кофте. Да. Хорошо, - он телефон выключил и успокаивающе мне улыбнулся. - Сейчас за тобой приедут девочка.

Я мужественно цеплялась за остатки сознания, крепилась, все ждала Славу и плыла в каком-то тумане боли. Куртка, пропахшая потом и сигаретами, не согревала, но и не чувствовалась особо, а слова я и вовсе перестала различать, хотя мои спасители и переговаривались. Каждая секунда казалась вечностью.

Слава приехал за мной. С визгом затормозил рядом с Камазом, дверь с моей стороны рывком открыл и в последнюю минуту успел меня поймать и не дать упасть вниз. С чувством ругнулся и приблизил свое лицо к моему. Чувствовался легкий запах алкоголя и сладкий аромат духов, от которых затошнило.

— Господи. Саша, ты меня слышишь?

— Приехал, - прошептала я и почувствовала, как покидают последние силы.

— Ты слышишь меня? - настойчиво повторил он. - Саша? Видишь меня?

Я что-то прошептала и потеряла сознание. Что бы не случится в дальнейшем, я останусь живая. Я еще кому-то нужна, кто-то за мной приехал и теперь поможет. Если бы не хотел помогать - не приехал бы. Я выживу. Назло всем. И буду надеяться, что их ублюдок сдохнет. А я выживу. Назло всем.

Глава 39.

Я наконец-то оказалась в относительной свободе, вроде как начала новую жизнь, но пока этого, к сожалению, совсем не ощущала. Очнувшись, я вообще ничего не ощущала, если честно. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, и поначалу, лишь рассматривая до тошноты белый потолок, немного насторожилась. Попробовала голову повернуть, но тоже не вышло. Правда, и боли не было.

Вошедший долговязый и очень худой мужчина пригнулся в дверях, прошел в комнату и с доброй улыбкой склонился надо мной. Мне было тяжело разговаривать, поэтому я рассматривала его. Лицо вытянутое, удлиненное, нос крючкообразный, глаза слегка навыкате, а еще, несмотря на то, что казался совсем молодым, этот человек был седым и кудрявым, с намечающейся плешкой.

На мое затуманенное сознание он определенно произвел впечатление.

— Очнулась, красавица? - добродушно подмигнул мне, и я заметила, как он обхватывает мой подбородок. - Как себя чувствуешь?

Решила попробовать поговорить. Туго двигая подбородком и шевеля пересохшими и потрескавшимися губами, я невнятно пробормотала:

— Это ирония? Краше в гроб кладут.

Сама себя не поняла, чувствительность тела не возвращалась, и я в каком-то коматозе плавала. А вот Марк, имя которого я узнала в дальнейшем от Славика, меня понял и плутовато зацокал языком, просто излучая какой-то хирургический оптимизм, суть которого заключалась в том, что если не насмерть - то все поправимо. Другого определения его вечной радости из-за непонятно чего я подобрать не смогла. Кстати, Марк по образованию действительно оказался хирургом.

— Вы что, девушка? Констатация факта. Выглядите значительно лучше.

— Лучше кого?

— Себя самой неделю назад. Я бы таки не стал с вами знакомиться, а сейчас очень даже не прочь…

— Все так плохо?

— Ну что вы? До свадьбы заживет.

Облизнула губы, почувствовав на языке вкус крови.

— Знаете, мужчина, я замуж выходить не собиралась еще лет десять.

Он жизнерадостно рассмеялся.

— А я о чем, дорогая? Как раз к свадьбе и заживет.

Я не понимала, когда он шутит, а когда серьезен. Вообще, таких людей ни разу до этого не встречала, и, признаться, не возникало желания. Но сейчас никуда не могла сбежать, а Марк был единственным, не считая Славы, который заходил утром и вечером, кого ко мне допускали. Некоторые его реплики меня приводили в ступор и вызывали почти откровенный страх. Он мог вполне спокойно заявить:

— Сашенька, ты таки не расстраивайся. Все жизненно важные органы на месте, а то, что они в перемешанном состоянии…Пфф, забудь. Главное, что полный суповой набор у тебя при себе.

Или, например:

— Красавица, еще никто не умирал от сотрясения мозга, - продолжительная пауза. - По крайней мере у меня, - еще одна пауза, более задумчивая: - Хотя все бывает впервые…

С учетом неподвижного состояния, когда мне удавалось шевелить лишь белками глаз, периодически отказывало даже мое хладнокровие. Но в общем и целом, как я поняла из кратких сухих объяснений Вячеслава и циничных шуток Марка, ничего откровенно страшного, способного вызвать какие-либо осложнения, не было. Они в один голос говорили, что мне несказанно повезло. Я же была с ними не согласна. Это не везением называется.

Тем не менее, на поправку я шла семимильными шагами, вызывая у Славы облегчение, а у Марка - профессиональную гордость. “Бойтесь своих желаний” - фраза не про меня. Я до сумасшествия желала выздороветь, встать на ноги и начать свою новую жизнь. Только свою.

Конечно, разговора с Вячеславом избежать не получилось, да я и не питала таких иллюзий. Он подобрал меня не пойми где, заботился обо мне и лечил, поэтому вправе требовать объяснений. Другое дело, что я не собиралась посвящать его во все детали моих отношений с семьей Залмаевых. Пришлось врать. Я ни слова не сказала о Ксюше и нашем с ней разговоре. Возможно, Слава был таким же щепетильным в отношении детей и беременных женщин, а мне это не нужно. Я позволила ему думать, что Залмаев - сумасшедший маньяк-садист, который обожает меня поколачивать просто так. Хотя если поглядеть со стороны, я только лишь опустила некоторые факты, незначительные детали, которые не стоили внимания мужчины. Снова вернулась на знакомый и безболезненный для себя путь - врать другим, а не себе. Мне понравилось. Чувствовала себя увереннее и чище.

Слава слушал мой сжатый безэмоциональный рассказ с забавной смесью неверия и злости на лице. Но меня не совсем устроила его реакция. Вячеславу хотелось отомстить, порубить всех в капусту, крови за кровь. В конце концов, он не маленький сопливый мальчик, а взрослый влиятельный мужчина, поэтому и игрушки, и методы борьбы за них - у него свои.

Я к тому моменту начала вставать с постели, самостоятельно ходить и делать кое-какие дела, но без особого фанатизма. Был выходной, Вячеслав остался дома, и сейчас широким шагом нарезал круги по комнате, заковыристо ругаясь и грозя всеми карами на голову “черномазого ублюдка”.

— Пожалуйста, Слав, не надо. Прошу тебя.

— Что не надо? Ты себя в зеркало видела?

Какие знакомые фразы, ей-богу.

— Видела, - послушно кивнула, вспомнил фиолетово-желтое месиво на лице. - Марк же сказал, что скоро синяки сойдут. И я стану такой, как раньше.

— Да не в этом дело, понимаешь? Ты себя не видела в тот момент, когда я приехал. Что это за мужик? Он на тебе места живого не оставил.

— Слав, если он меня найдет, то вообще убьет, - серьезным тоном произнесла я, стараясь убедить его. - Я еле сбежала. Я последние силы отдала, чтобы удрать из этого сумасшедшего дома. Я не хочу, чтобы Марат меня нашел.

— Не найдет. Он тебя сколько времени найти не может.

— Вот именно. Это вопрос времени, пойми. Дай мне прийти в себя, - добавила мольбы и драматизма в голос. - Я не в состоянии бояться каждого шороха.

— Почему ты вообще думаешь, что он тебя найдет?

— Потому что это Марат. Он всегда добивается того, чего хочет. Уж поверь мне.

Слава к постели подлетел, руками в деревянную спинку уперся и надо мной, сидящей на коленях, недовольно навис.

— А я? Разве я не добиваюсь того, чего хочу? Что с тобой, Саш? Почему в каждом слове слышится Залмаев? Он тебя чуть не убил, а ты твердишь о том, что он самый сильный и самый умный. Он не пуп земли, он просто зажравшийся ублюдок, который приехал на чужую землю и решил, что он здесь хозяин. А он здесь никто, хач позорный! - брызгал слюной распалившийся мужчина. - Я его щелчком пальцев раздавлю, как блоху позорную.

Признаться, я перегнула с непривычки палку. Все-таки Слава - не Марат. И я разошлась, забыв о его самолюбии, пусть не таком болезненном, как у чечена, но все равно весьма чувствительном. Пришлось заверять его в том, что я всего-навсего напуганная девушка, которую чуть не убили. Я волнуюсь, нервничаю, причем не только за себя, но и за него тоже.

Ласково обхватила упитанные щеки ладонями, слегка их сжала и заставила взглянуть мне в глаза.

— Пойми меня. Я просто боюсь. Дай мне время. Я очень хочу нормальной, спокойной жизни без всяких нервотрепок. По крайней мере, пока. Повремени. Я тоже хочу ему отомстить за все годы ада, в котором он вынудил меня жить, но только не так.

Я ластилась как только могла, и Слава худо-бедно оттаял и поутих. Хотя бы на время. В очередной раз дождавшись благоприятного момента, я завела разговор о новых документах.

Мужчина кивнул.

— Я уже все подготовил.

Я удивленно приподняла брови.

— Уже?

— Как только тебя привез. Некоторые детали надо прояснить…У тебя день рождения когда?

— В конце декабря, - оторопело отозвалась я. - А что?

— Просто спросил. Кстати, завтра тебя Марк щелкнет, все сделает, и через пару дней получишь документы.

— Скажи…- нерешительно замялась, сжимая ладони в замок. - Эти документы…По ним нельзя будет как-то отследить меня? У вас у всех, наверное, одни источники или как это называется…

Вячеслав искренне рассмеялся, встал из-за стола и нежно погладил меня по голове.

— Не волнуйся, никто не узнает. У нас разные источники. А документы у тебя будут самые настоящие. Не придерешься.

Документы действительно оказались самыми что ни на есть настоящими. Причем, полный набор - свидетельство о рождении, паспорт, полис и даже школьный аттестат. С одной единственной разницей - везде были вклеены мои новые фотки. Причем, когда Слава говорил мне, что улаживал “детали”, я и не предполагала, что он все настолько детализировал. Здесь совпадало все - мое имя, моя дата рождения, только день рождения было не двадцатого, а двадцать первого декабря.

Теперь меня звали Волковой Александрой Леонидовной, а родилась я в городе Грязи. Саша из Грязи. Очень, я бы сказала, иносказательно получилось, а главное, как точно и метко. Слава, конечно, о моих мыслях не догадался, а я его поблагодарила как следует.

— Одну вещь можно узнать? - в конце неуверенно добавила я.

— Попробуй.

У него настроение в этот день было как никогда миролюбивое, даже ленивое, к тому же несколько бокалов вина его только улучшили.

— Эта Саша Волкова действительно была и жила в Липецкой области?

Слегка напрягся и испытующе на меня уставился.

— Да.

— Ты просто фото переклеил?

— Да.

— А ее родственники?

— Нет никого. Что не так?

— А эта девушка…Она где?

Слава очень долго о чем-то напряженно думал, перед тем как неохотно обронил:

— Она уехала в другую страну на заработки.

Я, конечно, могла бы спросить, что же за такая другая страна и такие заработки, на которых не нужны документы. Но не стала. Во-первых, я и так все прекрасно поняла. Во-вторых, для меня все прекрасно выходило. Никто не хватится и не будет рыться в биографии неизвестной девочки из города Грязи. Таких по стране миллионы, и одной больше, одной меньше - роли не играет. Но ее документы куда лучше обычных поддельных, с которыми, что бы там не говорил Слава, Марат бы нашел меня в два счета.

Я постепенно начала осваиваться у него дома. Пока мужчина меня не трогал, но я в принципе пришла в себя, стала такой же, как и раньше, а за все надо платить. Это я прекрасно понимала. Как понимала и то, что Вячеслав старается не за красивые глаза и не по доброте душевной. Правда, пока он меня не трогал, руки не распускал и держался безупречно и чинно. Он же тоже меня устраивал как вариант. Не красавец, но богат, а после Марата кажется вообще святым. После кандалов чечена я себя чувствовала слегка не в своей тарелке, особенно от той свободы и дозволенности, которые дарил Слава. Как-то он обмолвился, что хочет познакомить меня со своими родителями. Сказал вроде бы просто так, мимоходом, но внутри разлилось приятное тепло.

Меня никто не знакомил с родителями, я даже единственную бабку Марата в глаза ни разу не видела. Не то чтобы у меня проснулось такое желание, дело не в этом. Дело в уважении. И статусе. Я была достойна того чтобы знакомить меня с родителями, воспринималась как равная, несмотря ни на что. И это притом, что я ни разу со Славой не спала.

Но все было совсем не так радостно и прекрасно, как могло бы показаться с первого взгляда. У Славы были проблемы. Не сразу это поняла, не на первый и не на второй день. В его большом доме было много охраны, из-за чего всегда казалось многолюдно. На этаже - восемь-десять человек. Весь обслуживающий персонал жил здесь же, никому не разрешалось без охраны покидать дом. На это я вначале не обратила внимания, потому что и так сидела взаперти, боясь нос на улицу высунуть. Потом пригляделась, насторожилась, но с вопросом пошла к Марку, который жил со мной на одном этаже, а его комната была прямо напротив моей.

Я, как и положено хорошей девочке, костяшками пальцев постучала и робко подала голос.

— Входи! - крикнул Марк.

— Ты не занят? - с любопытством просуну сначала голову, исследовала территорию и только потом вошла. - Можно, да?

— Таки да.

— Я хотела спросить по поводу всей этой охраны.

Марк, который только что вышел из душа и полотенцем высушивал свои кудри, вопросительно изогнул бровь.

— Она тебя смущает? Я думал, ты привыкшая.

— Привыкшая, но их очень много. Это из-за меня?

— Причем тут ты? - не понял он.

— Ну как же…

— Ты по поводу своего горячего кавказского мужчины, от которого еле унесла ноги? - пренебрежительно фыркнул Марк. - Фи, рыбка, забудь. Он тебя в таком состоянии оставил, что единственное место, где тебя можно в здравом уме искать - это морг.

— Пока Марат мой труп не увидит, не успокоится. Он землю перекопает, но найдет.

— Уверена? Настолько горячий мужчина?

— Более чем. Побудь серьезным. Зачем столько охраны?

Мужчина вздохнул, почесал лысину и протопал к постели. С удобством устроился, ноги вытянул и закинул руки за голову. Специально каждое движение растягивал, медлил, чтобы меня позлить и поиграть на нервах. Но у меня такая закалка временем, что мало какие вещи могут вывести из себя.

— Славка же не в шахматы играет. Но серьезный человек, и ты сама таки это прекрасно знаешь.

— Знаю, - согласно кивнула и присела на край кровати. Левая коленка отозвалась привычной болью. - Но он палку перегибает. Только вот Слава на параноика не похож.

— Не похож. Ты знаешь, чем он занимается?

— Землей, - наморщив лоб, припомнила немногочисленные, но информативные рассказы Славы о себе. - Да. Как его родители.

— Не просто землей, Саша, - зацокал Марк и покачал головой с видом заправского шпиона, но его вечная веселость и шутовство непонятным образом ушли. Именно по этой причине я поняла, что все совсем не хорошо. - Столичной землей, а это две большие разницы. Им куплено множество участков по всей Москве, так и за ее пределами. И хочу таки тебе сказать, участками не самыми плохими, скорее наоборот.

— Кто-то?..

— Да, милочка. Кто-то.

— Давно?

— Да с полгода, - легкомысленно пожал он плечами и сложил руки на впалом животе. - Славка теперь нигде без охраны не появляется. Покушения были, даже перестрелки.

— Я не пойму, ты меня напугать хочешь? - недоверчиво прищурилась, оглядывая спокойного и невозмутимого врача, который словно о погоде рассказывал.

— Отнюдь. Предупредить, чтобы глупостей не наделала.

Уж что-что, но глупостей в моей жизни достаточно. У меня была только одна глупость - не смогла уйти, убежать вовремя, глаза предпочла закрыть. А на своих ошибках я учусь прекрасно.

— А сам ты не боишься? Опасно же.

— Опасно по улице ходить, из дома выходить. Даже в доме опасно - самолет упасть может, стена рухнуть, сам дом…Жизнь вообще штука опасная и безжалостная.

Я узнала, что хотела, и теперь, по крайней мере, не мучилась своими страхами и сомнениями. Это Славкины проблемы, а не мои. Если меня что-то коснется - разговор другой, но у меня хватит сил их избежать. Свою главную проблему я почти решила.

Весь запутанный клубок распутался за пару часов. Очень просто. Я вообще заметила, что самое важное - проще всего.

Поздно вечером в дом ворвался взмыленный раскрасневшийся Слава, что-то зычно крикнул охране и, громко топая, поднялся на второй этаж. Мы с Марком высыпали в коридор, с опаской поглядывая на грузного мужчину.

— Что? - спросил Марк.

— Одевайтесь, - отрывисто приказал он. - Живо!

Я не стала спорить и задавать лишние вопросы. В два счета собралась, натянула новую дутую черную куртку и балоневые штаны, которые принес Слава, за пазуху спрятала все документы, надела шапку, спрятав под нее волосы. Выносить из комнаты было нечего - особо ценных вещей, способных уместиться в кармане, не наблюдалось.

Слава оглядел меня с головы до ног, удовлетворенно кивнул и потянул вниз, на огромной скорости несясь по лестнице.

— Ты можешь объяснить, что происходит? - пропыхтела я, не успевая за широкими шагами. Для своей комплекции Вячеслав оказался очень быстрым.

— В машине.

В автомобиле на заднем сиденье уже трясся, как осиновый лист, Марк, с ужасом поглядывая по сторонам. Вспомнила его бравурные слова про страх и мысленно посмеялась. Вот тебе и “жизнь опасная штука”.

Слава пихнул меня внутрь, тяжело приземлился рядом и дал знак водителю.

— Что происходит? - повторил мой вопрос Марк, истерично вздрагивая и подпрыгивая на кожаном сиденье. - Объясни!

— Надо уехать на время, - мрачно ответил Слава, сводя брови на переносице. - Проблемы.

— Большие? - помолчав минуту, уточнила. Мужчина только коротко кивнул головой, не собираясь ничего объяснять.

Ехать в закупоренной машине, когда в каждую минуту нас могли убить, было слегка не по себе. Мне. Что касается Марка, то того почти швыряло по сиденью - так он дрожал от страха. В конце концов, Слава не выдержал и громко рявкнул:

— Ты можешь усесться по-нормальному?!

— Зачем я только во все это ввязался? - подвывал Марк, обхватив себя руками за плечи. - Надо было оставаться дома. Мама…Господи боже мой! Что будет?

Я устала от дергающегося Марка, я вообще устала.

Без Марата было…страшно. По двум причинам. Он всегда меня оберегал, построил вокруг того, что ему принадлежит, мощную крепость и сделал так, чтобы нельзя было до этого добраться. У него тоже было опасное дело, опасный бизнес, который вечно кто-то хотел присвоить, но Залмаев никогда не допустил такого, чтобы я или даже Оксана ехали куда-то сломя голову, спасаясь от преследования.

А вторая причина…Я так и не смогла перестать бояться того момента, когда он меня найдет. Не стояло вопроса, будет ли искать. Будет. И что бы там Слава не говорил, он проигрывал Марату во всем. Он не смог бы меня должным образом спрятать и защитить. Марат бы всех положил, но меня вытащил и превратил мою жизнь в ад, как обещал. Я стала мнительной, хотя тщательно это скрывала. Я дергалась от каждого шороха, с опаской посматривала на людей и прятала лицо. Каждую минуту ждала нападения, все время находилась в почти осязаемом напряжении и не могла ничего с собой поделать.

Но возвращаться снова в этот ад, снова становиться подстилкой…нет. Поэтому я постоянно думала и прикидывала, как поступить и что сделать. Начинала размышлять и тут же осекалась, пытаясь предугадать, как в таком случае стал бы думать Залмаев. И шла в обратном направлении, стараясь не думать, как он. А потом снова мыслями поворачивалась в другую сторону, справедливо возражая сама себе. Марат может - и наверняка будет - специально думать, не как он. В итоге я металась из одной стороны в другую, не в силах придумать достойное и правильное решение.

И я злилась. Я вся пропиталась Залмаевым, до кончиков души. Весь мир крутился вокруг него, Марат стал моим началом координат, от которого велись все отсчеты. Каждый поступок и каждый шаг определялся в соответствии с мировоззрением чечена. А оценка проводилась по принципу “сделал бы Марат так или не сделал бы”. Неизвестно, что тогда было страшнее для меня - перспектива быть найденной Маратом или его вечное господство в моих мыслях.

Глава 40.

То, что происходило со мной в дальнейшем, многие наверняка назвали бы везением. Я была категорически не согласна с такой формулировкой, она мне вообще казалось унижающей и какой-то пренебрежительной. Под везением, по сути, понимают что-то незаслуженно благоприятное, что от тебя и твоих заслуг никак не зависит, а я же выгрызала свою жизнь зубами. Каждый мой шаг был продуманным, требовавшим много сил и умений, расчета, и всего, чего я смогла достичь, я достигла собственными силами. Без всякого везения. Если так говорить, то в жизни мне повезло только единожды - когда меня Марат подобрал. И то, с этим я бы тоже поспорила.

Ситуация, в которой мне по воле обстоятельств пришлось оказаться, не радовала. По сути, мне надо было ехать неизвестно куда, скрываться неизвестно от кого, а главное, доверить собственную жизнь человеку, который не в состоянии ее сберечь и сохранить. Он мог, конечно, но в небольших масштабах. А когда запахло жареным, то единственное, на что хватило Вячеслава - спрятаться за могучими спинами охраны и свалить из города. Как такому человеку можно доверить себя?

В ту роковую ночь именно я спасла себя. Мы ехали почти за чертой города, на улице давно стемнело, а под светом фонарей все чаще и чаще вырисовывались проститутки, лениво прохаживающиеся вдоль обочины и оглядывающие проезжающие машины. Я впилась взглядом в одну из них - ярко-рыжую, мясистую и почти раздетую, притом, что на улице стояла зима. В голове что-то перещелкнуло, все эмоции отошли на второй план, стерлись как-то, оставив только трезвый и холодный расчет, которым из нас троих могла похвастаться только я. Марк тихонько скулил, Слава нервно барабанил пальцами по кожаному сиденью и все время шугался из стороны в сторону.

Можно сказать, в ту ночь мое хладнокровие спасло мне жизнь. Если бы я истерила, как они, меня никто не стал бы слушать. Но мой план, произнесенный спокойным и рассудительным тоном, в какой-то степени остудил нервы мужчин и заставил их прислушаться.

В принципе, все было предельно просто. Я хотела заменить себя - высокую темноволосую девушку - другой девушкой, такой же высокой и темноволосой. Кто мог разглядеть меня в темноте? Да никто, по большому счету. Было трое людей в машине и осталось трое.

Проблемы Славы меня не волновали. Я не хотела быть вовлеченной в эту грязную канитель, и рано или поздно до Марата наверняка бы дошли слухи обо мне. И если для того чтобы избежать этой нервотрепки надо было сыграть на чувствах Вячеслава, я с удовольствием буду играть до изнеможения, но своего добьюсь.

И я добилась, хотя первый ответ, что я получила - категорическое нет.

— Нет, - твердо отказывал Слава. - Мы не можем так рисковать.

— Это не риск.

— Еще какой.

— Она что, собирается нас кинуть? - неестественно высоким голосом вклинился в разговор Марк.

— Я никого не собираюсь кидать, успокойся. Так будет лучше для всех.

Слава сжал мою руку и ободряюще улыбнулся, наверное, пытаясь таким образом меня успокоить.

— Саша, все будет хорошо. Мы сейчас уедем.

— Я буду мешать, Слав, и ты прекрасно это понимаешь. Зачем вам обуза? - взывала я к его разуму, надеясь, что мои доводы звучат убедительно. - Ты же знаешь, что я права. Вам с Марком легче вдвоем сделать все дела, а я буду здесь и никуда не денусь. Слав…

Он долго не поддавался на провокации, к тому же нытье Марка изрядно нервировало, но когда мы почти миновали Подмосковье, Слава неожиданно согласился. Формально, он спас мне жизнь в тот момент, но все равно это была моя заслуга, потому что именно я заставила его так поступить.

Мы притормозили у небольшой столпившейся кучки девушек и, изучающе прищурившись, принялись разглядывать разодетую толпу, выискивая нужную бабочку. И такая нашлась. Если не обращать внимания на черты лица, а смотреть как бы издалека и исключительно на силуэт, то она вполне могла сойти за меня. Высокая, костлявая - но и я, честно сказать, не пышка, - черноволосая, пусть и крашеная, она подходила.

— Ее? - приглушенно пробормотал мне на ухо Вячеслав.

— Давай, - так же тихо отозвалась я, продумывая детали дальше. Позади меня Марк ожесточенно ругался, но пыл немного поумерил. Устал за пару часов. - Спроси ее про одежду.

Слава понятливо кивнул, вышел и подошел к сразу же приготовившейся девушке. Вначале она, если не с воодушевлением, то хотя бы со спокойствием встретила мужчину, но потом отпрянула и отрицательно покачала головой. Слава ощерился, набычился, толстые кулаки сжал, и, нависнув над девушкой, яростно что-то втолковывал. Наконец, через несколько минут она согласилась, прошла к белой волге, стоявшей неподалеку и забрала красный пакет. Слава отдал какому-то бородатому мужику деньги, и я поспешно спряталась, когда этот мужик метнулся взглядом к нашему авто. Наконец, Слава с девкой забрались внутрь. Машина мягко поехала дальше.

— Что у тебя внутри? - Слава кивнул на красный пакет.

Девушка облизнула ярко-красные губы, нерешительно осмотрелась, задержавшись взглядом на мне, и грубым низким голосом произнесла:

— Куртка, джинсы, свитер. Я же не могу в таком виде домой ехать.

— Отлично. Раздевайся. И ты тоже, - Слава ко мне повернулся и выразительным взглядом окинул куртку.

— Чего? - взбеленилась она, прижав пакет к груди. - Мы так не договаривались! Что за х**ня?

— Тысяча баксов, - невозмутимо сказал Слава, и у всех троих, включая Марка, вытянулось лицо. - Ты отдаешь свои вещи ей, она тебе. Едешь с нами. Потом мы отвезем тебя домой.

На ее наштукатуренном молодом лице промелькнула вся гамма эмоций. Девушка переводила взгляд с одного на другого и напряженно размышляла. Но мы все знали, что за такие деньги она согласится. И она дала согласие.

Хорошо, что у Славы была вместительная машина. Мы стремительно разделись, я отдала свои вещи проститутке, получив поношенную коричневую куртку, прикрывающую бедра, синие протертые джинсы и темно-зеленый колючий свитер. Документы предусмотрительно перепрятала. Слава без эмоций наблюдал за нами, потом вытащил из кармана белый платок и протянул нашей попутчице.

— Сотри краску, - приказал он и обратился ко мне, давая последние указания: - Дам денег, поймаешь машину до Москвы. Сиди тихо, особо не высовывайся. Вот ключ, - на мою ладонь упал маленький блестящий ключик и клочок бумаги. - Вот адрес. Отсидишься там, пока я не приеду. Держи.

Он отсчитал часть денег, передал мне, и я спрятала их поглубже в карман. Взяла пакет, в котором лежала рабочая одежда моего двойника, дождалась, когда притормозит машина и вышла на воздух. Было прохладно, к тому же куртка продувала и мало грела.

Слава вылез вслед за мной и потянул меня к себе за плечо.

— Не бойся, - шепнул он мне, обнимая за талию и прижимая к себе. Только пакет нас разделял. Это был первый случай за долгое время, когда мы с ним оказались так неимоверно близко. И последний, собственно. - Все будет хорошо. Я вернусь, и мы с тобой уедем, хочешь?

— Хочу, - кротко улыбнулась и потупилась. - Куда?

— Куда угодно. Хочешь, в Куршевель съездим? Отдохнем?

— На юг хочу, - поразмыслив, откликнулась я и прижалась к теплой и мягкой груди. - Где жарко. Не люблю снег.

Он рассмеялся, погладил меня по щеке и неожиданно поцеловал. Мне некогда было разбирать собственные чувства и ощущения, мне хотелось только оказаться подальше отсюда, но я нежно ответила, обняла его за шею, а через некоторое время мягко отстранилась.

— Я буду тебя ждать, - еще раз поцеловала и отошла, расцепив объятия. - Удачи.

В тот момент я еще не знала, что уже никогда его не увижу. Но даже если и знала бы, вряд ли испытала бы невосполнимое чувство потери и утраты. Он мне помог, но, по сути, был безразличен. Залмаев меня каким-то образом просто-напросто выжег. Я и раньше-то не отличалась особой эмоциональностью и человеколюбием, а теперь была вообще ходячим мертвецом. Все, что осталось - немного страха и острая настороженность. Я честно признавалась сама себе, что Славу использовала. Вернись он за мной и, возможно, я даже осталась бы с ним, пока не надоела, но такие мысли не вызывали ничего - ни брезгливости, ни радости.

Но он не приехал, тем самым оборвав все ниточки, связывающие меня с прошлым. Возможно, кто-то меня осудит, но именно своей смертью Слава подарил мне новую жизнь, где не осталось места страху.

Я, как он и приказывал, поймала попутку, приехала в Москву, но сразу в эту квартиру не пошла. Выждала два дня, ночами перебиваясь на вокзале. Купила себе шерстяную шапку с козырьком, которая скрывало лицо, шарф и один беляш. Он оставил мне не то чтобы мало, но и не много, к тому же совсем неизвестно было, когда он вернется и вернется ли вообще.

Забавно, я столько лет не ощущала неуверенности в завтрашнем дне. В последние пять лет я точно знала, что на следующее утро проснусь, позавтракаю, умоюсь, у меня будут деньги, а еще я смогу в любое время поесть или купить что-то нужное. Чувство голода, до этого крепко спящее в подсознании, выбралось наружу, атаковало меня. Я, как в старые добрые времена, начала оценивающе оглядывать людей на предмет наличия ценных вещей, которые плохо лежат, оглядывала прилавки, прикидывая, что безболезненно можно стащить и перебить голод. В какой-то степени это как рефлекс, хотя я себя контролировала. Правда, деньги все равно не тратила, трясясь за каждую копейку. Несколько купюр - это единственное, что могло гарантировать мне мое завтра. И мое завтра выглядело очень шатким и жалким.

Выждав некоторое время, я поехала на указанную улицу. Квартирка, пусть и небольшая, как говорил Вячеслав, мне бы пригодилась. Крыша над головой, в конце концов. И я надеялась, что там есть что-то ценное, что можно как-то продать или обменять. Квартира таила заманчивые и даже радостные перспективы, но все они зарубилось на корню, стоило мне рассмотреть несколько крутых тонированные тачек, рассредоточившихся по двору. Не то чтобы они уж так сильно бросались в глаза, но при кое-какой сноровке и наблюдательности их можно было заметить.

Лично мне казались странными такие машины - пусть и неприметные, но дорогие - в Южном Бутово. Причем все они припаркованы были так, чтобы видеть нужный мне подъезд. Второй.

Как назло, здесь еще арка была, и убежать не представлялось возможным. Надо было ориентироваться на месте. Я безразличным взглядом скользнула по запачканному стеклу бумера, подняла воротник и целенаправленно устремилась к прямо противоположному дому, подъезд которого не был закрыт кодовым замком или домофоном. Забежала на пятый этаж, присела на корточки у мутного окошка и попыталась разглядеть обстановку. Все было спокойно, никто не дергался, кое-кто курил, кто-то говорил по телефону, и ни один не смотрел в сторону того подъезда, в котором скрылась я.

Через полчаса, как ни в чем не бывало, я вышла оттуда и неторопливым шагом потопала в сторону арки. По спине градом катился пот, но на лице не дрогнул ни один мускул. Я ушла.

Стало понятно, что про квартиру можно забыть, но и жить в аэропорте или на вокзале долго я не смогу. Неизвестно было, когда вернется Слава, вернется ли, надолго ли мне хватит денег, что будет завтра и будет ли вообще это завтра. Ничего не было известно. Но я собиралась как-то жить и выживать.

Раньше я могла это делать в куда более тяжелых условиях, у меня не было ничего, только инстинкты и привычки. И хотя Марат меня выгнал на улицу в том же, в чем привел, он не смог и не сможет забрать неосязаемые вещи, которые мне дал. Знания, трезвый расчет, умение пользоваться людьми и…бешеная жажда красоты и свободы, которую может дать только настоящая жизнь (не выживание), и в ней всегда существует стабильное завтра, крыша над головой и еда. Он дал мне попробовать жизнь в лучшем ее проявлении, и я подсела на этот вкус как на наркотик. У брата, лицо которого я уже не могла вспомнить, была своя доза, а у меня появилась своя. Ради дозы белого порошка люди шли на что угодно, и ради своего порошка я тоже готова пойти на что угодно. Я не хотела забывать сытую и спокойную жизнь, я не согласна на меньшее. И я знала себя, знала, что смогу реализовать оставшиеся дары Залмаева, которые он просто не в состоянии был отобрать. В конце концов, моя жажда свободы будет утолена.

Взглядом нашла белый ларек.

— Дайте пачку сигарет.

— Восемнадцать есть? - строптиво отозвались из окошка.

— Давно.

Глубокая затяжка притупила чувство непрекращающегося и незатихающего голода. С непривычки кашлянула, так что на глазах выступили слезы. За пять лет без сигарет я от них отвыкла.

Еще одна ночь на вокзале, и больше там нельзя было оставаться - я привлекла внимание. Тем же днем я отправилась на поиски работы. И нашла.

Нужно было полулегальное место, такое, где я и моя история никого не заинтересуют. Но тем не менее, хотелось какого-нибудь постоянства, более-менее постоянного дохода. И я пришла к Рафику в его шашлычную. Объяснила, что я приезжая, не поступившая, обанкротившаяся и что мне нужна работа. Я не лебезила, заверяя его в том, что согласна на все. Я просто попросила работы, и он…мне ее дал.

— Лет-то сколько?

— Девятнадцать. Я могу паспорт показать.

— Эээ, - махнул на меня рукой и продолжил с сильным акцентом: - Нужен мне твой паспорт. Улыбаться умеешь?

— Умею.

— Улыбнись.

Улыбнулась. Рафик удовлетворенно кивнул, хлопнул в ладоши и повел меня на кухню. Страшное место, от которого меня сразу замутило. Голод сказался и запах тоже, поэтому я еле сдержалась, чтобы не вырвать под ноги своему работодателю. Невообразимо побледнев, сдержалась, перевела взгляд на пластмассовые корзины, измазанные кровью и наполненные кусками мяса, проследила взглядом пролетающую мимо муху и сглотнула, старательно задерживая дыхание. Если в зале пахло жареным и приятным, то здесь воняло кровью и тухлятиной. Живот скрутило.

Тем не менее, я начала здесь работать официанткой. Рафик жадным был, как я не знаю кто, платил сущие копейки, зато исправно. А еще его не волновали наши дела и даже имена. Меня он вообще все время Машей называл. Да хоть Зульфией, в общем-то.

— Рафа, спросить можно?

Он эмоционально замахал руками, показывая, что я не вовремя.

— Ну что за женщина! Чего тебе?

— Не знаешь, где здесь можно недалеко устроиться? Мне жить негде.

Хозяин успокоился, темное лицо разгладилось, а в уголках губ, скрытых густой бородой, промелькнула улыбка.

— Вай, к Лёне тебе надо.

— Что за Лёня? Он кто?

— Не он, - обиженно крикнул Рафа. - Она. Леонида.

— И где ее искать?

Пока Рафа эмоционально тряс огромными руками перед моим лицом, я, не отрываясь, смотрела на экран маленького, висевшего под потолком телевизора. Показывали как раз новости, криминальную хронику, а искореженная груда металла чем-то напомнила мне Славкину машину. Кивнула хозяину, дав понять, что дорогу запомнила, и потянулась за пультом.

”Как стало известно…бла-бла-бла…московский бизнесмен Вячеслав Королев по пути в Санкт-Петербург…разбился…авария…все погибли”.

Дальше перечисляли находившихся в машине. Имена двух охранников, полное имя Марка и Славы…и мое. Услышать собственное имя и увидеть фото искореженного до неузнаваемости своего тела оказалось слегка…выбивающим из привычной колеи. Не каждый день по телевизору говорят, что я умерла, да еще и наглядно меня демонстрируют. Я, сильно прищурившись, еще раз внимательно вгляделась в свои остатки и удовлетворенно улыбнулась. Все равно ничего нельзя увидеть. А фраза ведущей “тела погибших опознаны и переданы родственникам” заставила меня взлететь до небес.

Это значит, что Марат видел тело и признал в нем меня. Это значит, что он таки увидел мой труп. С меня словно слетели тугие, натирающие запястья путы. Свободна.

Саши Лилёвой нет. Разбилась в автокатастрофе, взлетела на воздух. И Сашу Лилёву похоронят родственники, и хоронить они будут одни кости. Но Саше Лилёвой все равно, потому что она умерла. А вот Саша Волкова, девушка из провинции, приехавшая поступать в столичный вуз, живее всех живых. И ей теперь можно не бояться, а можно просто начинать жить. Сашу Волкову никто не хватится. А Саша Лилёва умерла.

Попрощавшись с Рафиком, я поехала искать Леониду.

Глава 41.

Лёня оказалась дамой широко известной в самых что ни на есть узких кругах. Хоть и пробыла в ее “пансионате” я сравнительно недолго - люди с мозгами и хоть какими-то целями в жизни там никогда не задерживались - это стало важной вехой в моей жизни.

По адресу, который дал Рафик, находилось пятиэтажное общежитие в четыре подъезда. Нужная мне квартира располагалась в первом, на пятом этаже.

За всю свою жизнь я побывала в разных местах - от вонючих смрадных и темных подвалов, в которых приходилось делить пространство с крысами, до лучших и роскошнейших залов, где каждый сантиметр дышал роскошью и богатством. Поэтому увиденное здесь меня не удивило и не напугало, но определенно расстроило. Тем не менее, все это было чуть лучше подвалов хотя бы потому, что находилось на пятом этаже.

Краска давно отколупалась, все стены были в грязно-желтых разводах, что появлялись из-за протекающей крыши, куски потолка хрустели под ногами, а весной, как я узнала позже, вообще периодически сваливались кому-нибудь на голову. Тяжелый, специфический запах бил в ноздри, поэтому вошло в привычку, прежде чем зайти в подъезд, набрать полную грудь воздуха и бежать, перепрыгивая ступеньки, на пятый этаж. Пару раз я пробовала открыть окно, но его все время закрывали, а Лёня потом еще и отругала. Жильцов разваливающегося дома на окраине мало волновала вонь, она была привычным и традиционным атрибутом их жизни, от которого они не хотели отказываться.

Иногда между первым и вторым этажом можно было наткнуться на грязные тела, обернутые в старое тряпье. Везде стояли бутылки из-под водки, которые периодически подвергались ревизии особо бедных и отчаянных жильцов. Если не было денег и невозможно было их каким-либо способом получить, то мужики или бабы выползали из своих провонявших комнат, начинали шариться по этажам, прикладываясь к горлышку целых бутылок, и ждали спасительных капель, которые могли остаться на донышке. Они бывали не в состоянии удерживаться на ногах, и поэтому начинали ползать на четвереньках. Такое, справедливости ради стоит заметить, случалось крайне редко, но если случалось, не дай бог тебе попасться им под ноги. На удивление, у всех этих пропитых людей, перезараженных разными видами гепатитов и страдающих белой горячкой, оказывалось много сил.

Лёня ничем не выбивалась из общей картины, но в отличие от остальных у нее имелась какая-никакая предпринимательская жилка, поэтому она считалась в подъезде влиятельной и авторитетной. Хотя бы потому, что водка и закуска в ее доме не заканчивались никогда.

Это была полноватая женщина неопределенного возраста с опухшим, даже скорее одутловатым лицом лилово-фиолетового оттенка от налившейся крови. Ей с чистой совестью можно было дать как сорок, так и семьдесят, потому что черты лица давно размылись алкоголем, потеряли свою четкость, и иногда казалось, что у женщины есть только две щелочки на лице, заменяющие глаза, и огромные, всегда разбитые губы. В нашу первую встречу она была одета в неряшливый драный и грязный халат с характерными темно-коричневыми пятнами по подолу. Никакой другой одежды на ней я так ни разу и не увидела.

Тяжело привалившись плечом к потрескавшемуся косяку двери, Лёня душераздирающе зевнула, заставив мои глаза заслезиться, вытащила зажигалку с папиросой из прохудившегося кармана и закурила.

— Чья? - неестественным грубым голосом пролаяла она.

— Рафика.

— Бородатого? Который на рынке торгует?

— Да, - пока она говорила, я старательно училась не дышать. Пока не получалось.

— Комната нужна?

— Да.

— Приезжая?

Можно подумать, будь я коренной москвичкой, приперлась бы в это убожество. Но, не показывая своих мыслей, я невозмутимо кивнула.

— Заходи. Но деньги вперед, - грозно сдвинув густые брови прохрипела Лёня и выжидающе протянула руку, мешая пройти внутрь.

— Сначала я посмотрю, и только потом деньги, - тихо, но твердо настояла на своем. С такими, как она, слабину давать нельзя, иначе на шею сядут.

Женщина хмыкнула, повернулась ко мне спиной и через несколько шагов свернула в левый коридор. Оценив это как приглашения, я хлопнула дверью и направилась следом.

Внутреннее обустройство соответствовало внешнему. Стены длинного темного коридора наполовину были окрашены в отвратительно-голубой цвет, потускневший от времени и полувековой грязи. Часть краски давно слезла, мелованные стены казались грязно-коричневыми. Под потолком жители квартиры натянули несколько провисших веревок, на которых сиротливо покачивались чьи-то грязные и растянутые темно-синие треники и две скомканных рваных майки.

Проходя под импровизированной сушилкой, я пригнула голову и инстинктивно задержала дыхание. За то время, что мне пришлось здесь жить, это вошло в привычку, а потом и вовсе превратилось в рефлекс.

Справа я увидела три дверных проема, прямо - виднелась жутко задымленная кухня, на которой в данный момент пили, курили и разговаривали на повышенных тонах двое мужчин примерно такого же вида, что и мой будущий арендодатель. Завидев меня, оба сально заулыбались и уставились на мои ноги.

— Какая бл*дь! - с восхищением заметил один из них. - Лёнькина?

— Наверное, - ответил второй, шаря взглядом по моему телу. - Такие просто так к нам не придут. Слышь, эй, сюда иди! - поманил здоровой ручищей.

Сделала вид, что ничего не услышала, и свернула за Леонидой, оставляя возможность ознакомиться с жилищем на потом.

Женщина к тому времени отперла разбухшую от времени белую и перекошенную деревянную дверь, посторонилась и пропустила меня внутрь.

— Вот, - едва ли не с гордостью она жестом обвела абсолютно голые бетонные стены и три панцирных, прогнувшихся кровати, стоявшие примерно в полуметре друг от друга. Свернутый полосатый матрас стоял в углу, в оконной раме зияла дыра, а при каждом выдохе у меня изо рта вырывалось облачко пара. Было холодно почти так же, как и на улице. - Устраивает?

— Здесь еще кто-то живет?

— Хочешь одна, как барыня, плати тогда за троих! - ощетинилась баба.

— Я ничего не хочу, я спросила, живет ли здесь еще кто-то.

— Да. Парень сегодня вселился. Вон его сумка, - я повернулась и за ее спиной действительно увидела темно-синюю спортивную сумку. - Да не ссы ты так. Хороший парень. Красивый такой. Одно удовольствие с ним, - она заговорщически подмигнула, отчего пропитое лицо некрасиво натянулось, и ощерилась, демонстрируя желтые гнилые зубы. - Берешь?

— Сколько?

Я считала, что за эту хибару и десять рублей жалко, но по сравнению с остальными сдаваемыми комнатами выходило действительно недорого. Кивнув в знак того, что согласна, я полезла рукой в карман, нащупывая часть денег, и Лёня от любопытства вытянула грязную шею, пытаясь рассмотреть зажатую в кулаке сумму. Там было немного, потому что я отчетливо понимала, что в таком месте светить деньгами весьма чревато, да и вообще ими лучше не светить. Пусть думает, будто пара бумажек - все мои сбережения. Я целее буду.

Она рывком вырвала купюры из руки, и я подавила желание брезгливо отдернуть пальцы, чтобы не коснуться этой женщины. За несколько лет хорошей жизни во мне, оказывается, развилось такое качество, как брезгливость. Плохо. Придется отучаться, потому что оно не помогает выжить.

— Через месяц снова платить, - предупредила Лёня. - Продукты и посуда своя, на кухне ничего не трогать. Ванна с туалетом там.

— Ключ дайте.

Она почему-то недовольно сжала губы, но нужную вещь передала, а затем вышла, хлопнув дверью. Я поспешно закрыла замок до предела.

Мысленно я дала себе зарок съехать при первой же возможности. С первых минут стало понятно, что пребывание здесь не будет райским или хотя бы сносным. Но по-прежнему клетушка три на четыре была куда лучше зимнего неба над головой или даже вокзала. Тем не менее, я начала заранее думать о мерах предосторожности, которые практически незамедлительно приняла.

Здесь всегда было холодно, и температура уступала уличной лишь на пять-шесть градусов. Кроме дырок в раме, присутствовали еще дырки в стене, которые, мы хоть и пытались как-то облагородить и заткнуть, все равно пропускали холодный воздух. Старый матрас я просто побоялась разворачивать. Только вшей или блох мне еще не хватало. Спала прямо так, в дутой куртке, а под голову подкладывала сложенный шарф. Вещей поначалу у меня не было никаких, потом мне все-таки пришлось немного потратиться, чтобы купить самое необходимое в виде хоть какого-то нижнего белья и банных принадлежностей. Но обрастать вещами, обустраивая здесь быт, я не желала. Чем меньше вещей, тем легче съехать.

Со своим сожителем я познакомилась тем же вечером, буквально через пару часов после моего прихода. Наверное, мы оба восприняли это знакомство как вынужденное, и отнеслись к нему вполне равнодушно, первое время обращая друг на друга внимания не больше, чем на стоявший в углу матрас. Лично я искренне считала, что разъехавшись и перестав, в конечном счете, делить одну крышу над головой, мы никогда больше не увидимся и забудем друг друга как страшный сон. Кто бы мог подумать, что Антон станет одним из тех немногих людей, кого я могла назвать если не другом, то хотя бы добрым приятелем и товарищем. Нас связывало много грязных вещей прошлого, цинизм к миру и неимоверная жажда жизни.

Это был крепкий, среднего роста русоволосый парень славянской внешности. Всего лишь на пару лет старше меня, он выглядел мрачным, решительным и готовым практически на все. Циника хуже, чем разочаровавшийся романтик и идеалист в одном лице, я просто не знаю.

Мы оба напряженно застыли, изучающе разглядывая друг друга. В этом доме всегда нужно было быть настороже, и мы с ним с первых минут это уяснили.

— Это твоя сумка? - кивком подбородка указала на баул.

— Моя, - несколько напряженно ответил он. - Ты кто?

— Твоя соседка на неопределенное время.

Начальное недоверие сменилось на полнейшее равнодушие. Парень хлопнул дверью, повернул замок, как я - до упора - и прошел к своим вещам. Ко мне широкой, с перекатывающимися при каждом движениями мышцами спиной повернулся, уселся на корточки и принялся сосредоточенно рыться. Я ему не мешала, лишь плотнее кутаясь в одежду. В тот момент меня больше интересовали дела насущные - что есть, как жить и на какие именно вещи первой необходимости тратить деньги.

Кроме того, надо было точно решить, что делать дальше. По-хорошему, я планировала уехать со дня на день, но заграница по понятным причинам отпадала. У меня банально не хватало на нее денег. У Рафика столько не заработаешь - его копеек еле-еле хватало на бомжовку и стаканчик чая. А Слава не удосужился, к тому же, сделать мне загранпаспорт. Очевидно, эта провинциальная девочка в своей жизни дальше Грязей не выезжала, и такой паспорт был ей ни к чему. В какой-то мере даже пару часов назад я оставалась скована по рукам и ногам. Сейчас нет.

Снова у моих ног весь мир, а решимости по-прежнему не занимать. Я буду использовать любую возможность для достижения своих целей, а какой город в нашей стране кишит ими? Только самый лучший. А лучший в этом плане только Москва. Это столица, где денег крутится немеряно. А заграница никуда не денется.

Конечно, я не собиралась забывать о собственной безопасности, поэтому предпринимала различные меры предосторожности. Пусть я хоть трижды трупом, все равно существует опасность наткнуться на знакомых людей. Партнеров и случайных встречных на важных мероприятиях, куда я приходила под руку с Маратом, я боялась мало. При малейшем изменении внешности они и не вспомнят роскошную брюнетку в шикарной одежде, и уж тем более никогда ее не признают в оборванной замарашке, какой я была сейчас. Что касается более близких людей, таких как Залмаев, Трофим, да тот же самый Дирижер…Долгое время пробыв рядом с ними, я знала круги их общения, места, где они обычно бывают в рабочее и нерабочее время. И в эти места не входила самая южная окраина Москвы и шашлычная на Черкизовском рынке.

Возможно, первое время они еще не до конца поверят в мою смерть, в смысле умом, но через несколько месяцев просто забудут обо мне и перестанут вспоминать. Меня никто не будет искать, и я наконец-то смогу расслабиться.

— Как тебя зовут? - прервал мои размышления глухой голос парня.

— Саша.

— Антон. Ты откуда?

Вспомнила.

— Из Липецкой области. Ты?..

— Из Орла. Почти соседи, - Антон, уперевшись руками в колени, рывком поднялся и невесело улыбнулась. - Давно приехала?

— Недавно.

На этом официальная часть была закончена, и мы завалились спать. Я благоразумно выбрала кровать посередине. Тут, по крайней мере, не дуло от стен.

Наутро предстояли дела поважнее. За ночь я практически воочию убедилась в том, что здесь спокойно не будет. До четырех утра слышался звон бутылок, громкие разговоры, перерастающие в ругань, мат, пьяный смех и звон разбившейся посуды. Вся эта какофония спать совершенно не мешала, потому что я была жутко вымотана, но мысленно я зареклась из комнаты, что бы ни случилось, раньше пяти не выходить.

Приподнялась на локтях, так что просевшие пружины подо мной скрипнули, посмотрела на спящего под тонкой простыней парня и решила, пользуясь относительной тишиной, исследовать оставшуюся часть дома, а заодно найти ванную.

Она произвела на меня такое же удручающее впечатление. Во-первых, трубы напрочь сгнили, пахло застоявшейся водой и плесенью, а самой ванны, как таковой, здесь не было. То место, где предположительно она когда-то стояло, огораживалось деревянной невысокой балкой, служившей своего рода бортиком. Туалет - еще хуже. Было видно, что им все-таки пользуются чаще. Туда зайти я не рискнула.

Дверь в ванную оказалась без щеколды и вообще без какого-либо крючка. Так что в любую минуту сюда могла ввалиться любая пьяная харя, сейчас в бессознательном состоянии валявшаяся в коридоре и на кухне. И такое пару раз случалось. Я быстро училась на своих ошибках, поэтому в следующий раз после инцидента дверь была забаррикадирована ручкой швабры, которую я стащила с рынка, а у меня всегда под рукой находился острый охотничий нож. На него как раз пришлось изрядно потратиться, но тут уже выхода не было. Своя жизнь дороже.

Перед тем как мыться, нужно было выждать минут десять при включенном свете, потому что при такой сырости и затхлости в ванной завелось много…живности, скажем так. Пауки, тараканы, что-то вроде маленьких пиявок, но это были не пиявки, а какие-то червячки. Антон даже пару раз натыкался на крупных крыс, но мне они не попадались.

В то утро я был немного удивлена наличию этой живности, половину раздавила нахрен, а потом мне же пришлось отмывать грязный кафель. Слава богу, что я у Рафика в прошлый раз стащила ярко-желтые хозяйственные перчатки, которые меня буквально спасли. Мыло пришлось взять у жителей дома.

Мылась я, все время чутко прислушиваясь к тишине дома и внимательно вглядываясь себе под ноги. Мылом вымыла голову, потому что шампуня здесь не было, и поняла, что в магазин придется идти край. Вода лилась холодная и тонкой струйкой, но в моей ситуации это было даже к лучшему. Вытереться тоже оказалось нечем, поэтому пришлось натягивать единственную мою одежду, доставшуюся от умершей проститутки, прямо на мокрое тело. Джинсы налезали неохотно, приходилось с силой тянуть их вверх, и я порадовалась тому, что при моей небольшой груди, лифчик - не первая необходимость. Не помню уже, откуда такая мысль взялась, наверное, я о предстоящих растратах думала, но тут же я раскаялась и поняла, что этот предмет гардероба в данную минуту мне не помешал бы.

Хлипкая дверь нараспашку открылась, явив перед моими глазами похмельного, опухшего мужика, которого я видела еще вчера на кухне и который с восхищением назвал меня “бл*дью”. На нем были одеты те же штаны и майка, облеванные водкой вперемешку с чем-то, напоминающим и пахнущим как прокисший майонез с пельменями, и еще от него невыносимо разило самогоном. Морда слегка побитая, одна щека покрасневшая, с отпечатком узора линолеума, который везде был одинаковым, на другой - ошметок чего-то съестного.

Он еще глаза с бодуна не разлепил, но заметив по пояс голую меня, потрясенно и довольно вылупился, выдохнув что-то маловразумительное. Уставился так отвратительно, очень грязно, и не сводил взгляда с моей груди. Меня передернуло, я даже сдержаться не смогла и постаралась как можно быстрее натянуть на мокрое тело колючий свитер, втайне радуясь тому, что джинсы уже на мне. Мужик ощерился, мясистыми пл

ечами повел и сделал шаг в мою сторону.

— С новосельем, соседка, - двусмысленно улыбаясь, прохрипел он. - Как на новом месте спалось?

— Прекрасно, - высокомерно обронила я, испытывая желание побыстрее скрыться с его глаз.

Этот алкаш был огромным, толстым и по силе превосходил меня.

— Недотрога, да? Ты ничего. Беленькая такая.

— Дайте пройти, - прижала к груди свои вещи, сделала шажок в сторону, стараясь, тем не менее, держать между нами дистанцию. - Мне на работу надо.

— Ты еще и работаешь! - приторно обрадовался мужик непонятно чему. Неожиданно резво подлетел, схватил за руку и притянул к себе. - Хватит ломаться, бл*. Я еще вчера заметил, как ты на меня смотрела сучка. И щас тоже…Поворачивайся живо, пока я не против.

Нас разделяли мои зимние сапоги и куртка. Я каким-то образом, неестественно скрутив руку, вытащила ботинок с толстой подошвой и шандарахнула не ожидающего такой подлянки мужика по лбу. Он растерялся, локоть мой отпустил, но даже не покачнулся. Мой удар для него как для мертвого - припарка. Но я выиграла несколько драгоценных минут, вылетела из ванной и бегом кинулась к своей комнате. Алкаш взревел, бросился за мной с угрозами и трехэтажным матом, и я надеялась, что кто-то из его дружков очухается и придет в себя. Все они спали как убитые.

Но добежать до комнаты я успела. Хлопком ладони распахнула дверь, не обратив внимания на боль, и тут же навалилась изнутри. Кинула одежду, оттягивающую руки, на пол, стремительно развернулась, коленом на дверь надавила и всем своим небольшим весом навалилась сверху. За дверью раздался громовой рык, заставивший стены завибрировать, а я мокрыми пальцами сражалась с замком. Первый удар сотряс меня вместе с дверью, и я чуть не отлетела назад, в последний момент уцепившись за металлическую ручку.

— Открой, сука! - барабанил кулаком алкаш. - Я тебе глотку перережу, тварь! Открывай!

Со спины на меня что-то навалилось, и мне потребовалось полминуты, чтобы осознать, что это Антон. Он, щелкнув меня по пальцам, убрал мои руки с замка, и закрыл его в три поворота.

— Мужик, иди проспись и опохмелись, - громко, но спокойно посоветовал Антон.

Урод за дверью отозвался невыносимой бранью, но барабанить перестал, а потом его шаркающие шаги удалились в глубине квартиры.

Мой сосед отошел и невозмутимо принялся одеваться. Я же с облегчением прислонилась спиной к двери и выдохнула.

— Спасибо, - отдышавшись, поблагодарила я.

Антон кивнул, приняв мои слова к сведению, надел толстовку и сказал:

— Не за что.

Как только я пришла на работу, ко мне подошел Рафик.

— Ну как? - с жутким акцентом спросил он. - Сходила к Лёне?

Я невозмутимо кивнула.

— Сходила.

— Жить у нее будэшь, да?

— Да. Рафик, спросить хочу.

— Чэго тебе?

— Ты не знаешь, где можно нож хороший купить?

Он заинтересованно изогнул густую черную бровь.

— Нож? Бутафорский тэбе? Чтобы пригрозить, нет?

— Настоящий. Чтобы пригрозить.

— Убить? - вопросительно уточнил Рафик.

— При необходимости, - кивнула.

Он причмокнул губами, поразмыслил немного и дал отмашку.

— Ну пошли. Будэм подбирать.

Глава 42.

Жизнь текла. Январь сменился февралем, мороз слегка поутих, и снег начал потихоньку таять. Я по-прежнему работала у Рафика, старалась перебиваться лишь теми деньгами, что он мне платит. От денег, которые мне оставил Слава перед своей бесславной смертью, мало что осталось. Две трети пришлось потратить на нож - добротный, с удобной, как влитой в ладонь рукояткой и широким острым лезвием. Половина оставшейся трети ушла на необходимые бытовые мелочи и минимум одежды. Покупала там же - на черкизоне, и мне, как своей, даже пару раз сделали скидку, которую, если признаться честно, я выбила почти силой.

Пару комплектов нижнего белья, три футболки, носки и джинсы - вот мой нехитрый багаж. Все это умещалось в обыкновенном пакете, плюс сверху еще лежала расческа и зубная щетка. Уходя на работу, я брала пакет с собой и уже там прятала его в свой шкафчик. У Лёни был ключ от нашей комнаты, а гарантий того, что она не придет и не возьмет мои вещи - не было.

Весь день я проводила на работе, возвращаясь затемно. Впрочем, как и Антон, который устроился на базу грузчиком. Так получилось, что шашлычная Рафика находилась в пятидесяти минутах ходьбы до склада. Сначала мы как-то…не то чтобы избегали друг друга, но сторонились и не шли на контакт, правда, через какое-то время оказалось, что совместное общение заключает в себе некоторые плюсы для обоих.

Для всех рабочих здесь было построено нечто вроде просторной душевой. Не фонтан, конечно, но если честно, с каждым днем желание мыться дома все сильнее сходило на нет. Я и дверь подпирала, и купалась с ножом, но выходя из ванной, в которой старалась не задерживаться, неизменно наталкивалась на ненавистного мужика, который, как оказалось, был сожителем Лёни. Я чисто случайно об этом узнала - зашла на кухню за спичками, а эти двое, от которых разило водкой и немытым телом, сидели и облизывались. Зрелище не для слабонервных, прямо скажем, да еще звуки и их морды такие тошнотворные, что, наверное, на моем лице застыло холодное выражение, под которым я всегда прятала отвращение. А этот мужик, по-видимому, принял мою холодность как ревность. Я поражалась его самомнению и слепоте. В зеркало бы на себя хоть иногда смотрел, что ли…

В общем, Антон со своей рабочей душевой оказался для меня находкой. Когда я подошла к нему поговорить насчет этого, он равнодушно пожал плечами:

— Как хочешь. Но учти, я там не один.

Возможно, работал он там и не один, но вот засиживался допоздна - единственный. Когда я приходила, то народу, не считая выпивших, бородатых охранников и трех собак, не было. Так что я вполне спокойно обмывалась, не дергаясь от каждого шороха, а затем направлялась к Антону платить за такую роскошь. Ему хоть и было на меня плевать, просто так ничего давать парень не собирался. Правда, цену я не считала такой уж непомерной.

Дело в том, что Антон не умел готовить, причем совершенно. К тому же он оказался язвенником, и различные бомжовки и бургеры, которыми время от времени перебивалась я, для него были смерти подобны. В коммуналке мы не готовили - подцепить что-то непонятное не хотелось. У нас в комнате был кипятильник, который привез из дома мой сосед, - им и спасались. Чай там, кофе или лапшу заваривали. Но опять же, это я. А Антону приходилось непонятно чем питаться, ведь денег на более-менее приличную еду не было. В конечном счете, за душ я стала платить шашлыком и кое-какой едой из кафе Рафика. Получалось, что один день я чистая, второй - сытая. Так и жили.

Почти не общаясь, мы, тем не менее, узнавали о прошлом друг друга. Как правило, крупицы информации приходилось вынимать из коротких рубленых фраз, которыми мы периодически перекидывались, но нас вполне устраивало такое общение, потому что оно не было целью и вообще, никак не трогало.

Сосед оказался на два года старше меня и уже закончил аграрный институт в родном Орле.

— И на кого учился? - спросила я с интересом. Было в нем что-то такое фундаментально-простенькое, даже не простое. Расхлябанное что-то было, и поэтому никак не получалось представить его примерным студентом, согласившимся корпеть над учебниками.

— На ветеринара.

— Врач, значит?

— Врач, - степенно кивнул он и повернулся на спину, отчего пружины кровати жалобно застонали. - Только для животных.

— Почему не для людей? Мозгов не хватило?

— Человеколюбия.

Я одобрительно на него покосилась.

— Неужели? Что так?

— Просто не люблю людей.

— А животных любишь?

— Да.

— Знаешь, в науке твоему извращению название есть. Зоофилия называется.

— Я очень рад, - сдержанно отозвался парень, не обратив никакого внимания на мои поддразнивания. Неожиданно с другой стороны двери раздался глухой мат и сразу же - несдержанные проклятье. Мы замерли и замолчали. Наконец, дождавшись, когда все стихнет, Антон произнес: - Ложись спать.

У нас не было привычки вторгаться в чужое личное пространство, учить жизни и философствовать. Мы не напрягали друг друга, воспринимая соседа как своего рода один предмет из скудной меблировки, которая, тем не менее, изредка радует глаз. К сожалению, совсем скоро наша устоявшаяся идиллия была с треском разрушена и растоптана милой очаровательной барышней, которая смотрелась здесь также к месту, как, например, седло на корове.

Вспомнилась фраза Чехова, кажется, которую обожала повторять Марья Петровна. О ружье, висящем на стене, которое обязательно выстрелит. И третья пустующая кровать этой ночлежки в моей пьесе как раз и оказалась ружьем.

Девушка приехала примерно в обед. На удивление, именно в тот день мы с Тохой были дома. Неожиданно в замке завозился ключ, с первого раза даже не попав в замочную скважину. Я и Антон коротко переглянулись, оба потянулись за оружием, только у него, в отличие от меня, был кастет, и напряженно уставились на дверь. На пороге оказалась только что проснувшаяся и злая с похмелья Лёня, а рядом с ней, скромно и робко улыбаясь, переминалась с ноги на ногу молоденькая девушка, склонившаяся под тяжестью нескольких чемоданов.

— Сдвиньте шмотки, - севшим голосом приказала Лёня, кивая на самую дальнюю кровать, куда мы сгрузили все барахло. - Это дочь моей подружаки. С вами поживет.

Ехидное замечание о том, что у Лёни подруг по определению быть не может - только собутыльники, пришлось подавить. Вместо этого я поднялась, забрала свой пакет и пристроила его у себя в ногах. Девушка улыбалась, тихо проговорила робкое “здравствуйте” и начала затаскивать огромные, под завязку наполненные чемоданы внутрь. Привитые в детстве хорошие манеры Антона вступили в неравную схватку с выработавшимся равнодушием к миру и людям в частности. Конечно, манеры выиграли, поэтому парень тотчас бросился к девушке, помог ей, правда, все это сопровождалось хмурой гримасой, отчего новая соседка предпочла замолчать.

Лёня еще минутку подышала здесь перегаром, а напоследок не смогла придумать ничего лучше, как “окружить” эту девочку заботой и вниманием.

— Ты это, - она прочистила горло. - Если эти будут обижать - скажи. Мой Толик их быстро к стенке припрет.

Девушка зарделась.

— Ну что вы, не стоит. Спасибо вам.

Лёня вышла, продолжив отхаркивающе кашлять за дверью, а новая соседка присела на кровать и обернулась к нам.

— Я Рита, - с доброжелательной улыбкой представилась она. - А вы?

— Саша, а это Антон.

— Вы из Москвы?

— Девочка, - грубо перебила я, - скажи одну вещь, ты действительно считаешь, что, будь мы из Москвы, жили бы по соседству с пропитыми алкашами?

Я успокаивала себя мыслью, что сорвалась так на нее, потому что устала. Много работы, несколько часов чуткого сна с ножом в руке, недоедание, мнительность, которая медленно проходила, да еще затяжная, на мой взгляд, зима, из-за чего я бесконечно мерзла и согревалась только у плиты, работая на Рафика. Но это все ерунда, на самом деле. Я ведь не неженка, к тому же жила в куда более тяжелых условиях. Просто эта милая Рита до остроты сильно напомнила мне ненавистную принцесску, от мыслей о которой внутри загоралась злость. Эта тоже была такой нежной, с улыбочками своими, даже пропитой алкашке улыбалась и безмолвно заставляла всех вокруг нее носиться. Антон - живой этому пример. За столько лет такой типаж я люто возненавидела. Правда, очень скоро мне хватило ума и сил взять себя в руки и не срываться на незнакомом человеке, который был в принципе не виноват, что Ксюша - сука, родившаяся с золотой ложкой во рту.

После моей грубоватой и неприветливой отповеди, Антон хмыкнул, Рита часто заморгала, а я просто поудобнее устроилась на своей кровати. Неожиданно девушка произнесла, не обратив внимания на мои слова:

— Я тоже не из Москвы. В Питере жила.

— Ну и дура, что уехала, - отрезала я.

— Может быть.

Она спокойно на меня посмотрела и принялась разбирать чемоданы и наводить красоту.

Как показало время, Рита не совсем Ксюша. Возможно, Оксана стала бы когда-нибудь такой же, как Марго, если бы сняла очки и увидела изнанку миру. Но такого никогда не случится, поэтому через какое-то время я перестала идентифицировать свою соседку как принцессу. Она была обычной блаженной.

За девятнадцать лет неоднородной по качеству жизни я общалась - тесно или не очень - с достаточно разными людьми из разных сословий. И пусть у нас провозглашено демократичное общество и равенство людей перед законом, кастовая система современного мира ничем не уступает индийской прошлого века, например. Мне довелось видеть самых ярких представителей низших и высших слоев, но людям искусства я выделяла отдельное место, как чему-то непознанному, иррациональному и глупому.

Во-первых, мне тяжело понять то, как люди могут выбирать себе профессией настолько неустойчивую и переменчивую штуку как искусство. Художники, писатели, актеры - это шаткие профессии, неспособные обеспечить уверенности в завтрашнем дне, а талант - весьма субъективная фигня, которая чаще всего, если и приносит успех, то только после смерти. Во-вторых, все искусники заранее, без всякого знакомства с ними, казались мне людьми не от мира сего.

Рита только помогла укрепиться в сознании сложившемуся у меня стереотипу. Она была странной, постоянно витала в облаках, сопровождая свои полеты легкими улыбками, и вечно что-то рисовала, чертила или писала. У нее вообще один чемодан оказался целиком забит разными приспособлениями для рисования, а через пару дней после ее переезда наша комната пополнилась мольбертом, который практичная я поставила так, чтобы загородить крупную продувающуюся дыру в стене. Хоть толк какой-то будет.

— Мне тут немного неудобно будет рисовать, - робко подала она голос.

— Меня не волнует. Так теплее. Наше - или лично мое здоровье, если так угодно - дороже твоего удобства, - парировала я, собираясь биться до конца.

Она не билась. Она вздыхала, смотрела по-доброму и оставляла все так, как есть.

У них с Оксаной было одно важное и, наверное, самое главное отличие, которое, по сути, примирило меня с Ритой и заставило…не полюбить ее, но хотя бы принять. Ксюша без сомнения была добрым, мягким, чутким, отзывчивым, - в меру сил и собственного удобства, конечно - сострадательным, воспитанным, но…слепым человеком. Рита же…она все видела и видела правильно. Другое дело, что она, видя пороки и недостатки, всех любила. Абсолютно всех.

Как-то раз я, вернувшись домой, застала девушку на кухне с напивающейся Лёней. По крайней мере, рядом не было пьяного сожителя. Зато бутылки водки и самогонки находились под рукой. Лёня, одной рукой подперев пухлую щеку, а другой - размахивая мутным стаканом с не менее мутной жидкостью перед лицом Ритки, со слезами и подвываниями жаловалась и изливала душу. Рядом с Риткой тоже стоял стакан, правда, полный, а сама девушка, сочувствующе склонив голову, понимающе кивала. На молодом лице читалась жалость.

— Понимаешь?! - кричала женщина, но пропитый голос не мог взять нужных октав. Больше напоминало исступленное карканье. - Ты что думаешь, я в молодости такой вот жизни хотела?! Не хотела я ее ни черта! За что мне все это? Мне же много не нужно было, понимаешь?!

— Я понимаю, - девушка успокаивающе погладила хозяйку по плечу и страдальчески свела брови, будто разделяла горе этой алкашки. - Но все может измениться. Вы должны верить. Разве вам не хочется это исправить? Разве об этом вы мечтали? У вас вся жизнь впереди, тетя Лёнь. Вам же столько, сколько и моей матери, да? Тридцать семь?

У меня едва не отвисла челюсть, когда Леонида, всхлипнув, кивнула.

— Тридцать семь, - продолжила успокаивать Рита. - Очень мало. Вы молодая, красивая женщина. Вам просто нужно чуточку, самую капельку захотеть измениться!..

Неожиданно женщина со всей дури стукнула себя кулаком по груди.

— Да я хочу! Хочу! Но кому я такая…

И в завершающем аккорде она патетично уронила голову на руки и зарыдала, не замечая ничего на свете.

Пользуясь моментом, я зашла на кухню, рывком подняла Риту с табуретки и почти пинками загнала в комнату. После чего забаррикадировала дверь и подперла ее чемоданом, с трудом его подняв.

— Чего ты хотела добиться?

Она робко сложила ладошки и виновато потупилась.

— Я хотела ей помочь. Она несчастная женщина.

— Помочь, значит? Шла бы ты, проповедница х*рова, в церковь и там людям помогала.

— Ей тоже помощь нужна.

— Ей не помощь нужна! - не сдержавшись, рявкнула я. - А бутылка! Ты хоть понимаешь, чем твоя отповедь закончится? Хочешь расскажу? - глаза сузила и угрожающе нависла над идиоткой. - Придет ее Толенька домой, она захочет его прогнать. Сопли, слезы, крики всю ночь…Он расквасит ей морду, разорется, побьет все то, что у них на кухне еще осталось. А потом, радость моя, захочет узнать, кто вложил такие чудесные мысли в плешивую пропитую головку. И не дай тебе бог, которого ты так любишь, - презрительно губы скривила, покосившись на несколько икон, которые привезла Рита и повесила в углу, - выйти из комнаты в эту ночь. Потому что Толечка мозги твои никчемные по стене размажет и никто - даже эта несчастная! - за тебя не заступится.

Рита испуганно сглотнула, но не сделала ни одной попытки отстраниться или отшатнуться, чтобы увеличить между нами расстояние. Огромными глазами хлопала, со страхом на меня глядела, но всепрощающе не отступала.

— Она заслуживает сострадания.

— Она заслуживает, чтобы ее во сне придушили подушкой, а не сострадания.

— У нее тяжелая и несчастная жизнь.

— А у кого счастливая? - я воззрилась на девушку, как на клиническую дуру. - У меня, наверное? Или у тебя? Может быть, у Тохи, который по ночам в узлы от боли сворачивается? У кого? Это не оправдание, Рита. Не надо жалеть людей, которым нужна только жалость. Она тебя послушала, душу себе успокоила, убедила себя, что такая несчастная и всеми обиженная, и сейчас дальше пить начнет. А если денег на водку не будет хватать, эта несчастная с тяжелой судьбой к тебе же придет и тебе же глотку перережет за червонец. И все твои разговоры не вспомнит, поняла меня? Так что прекращай строить мать Терезу. Если бы твоя Лёня хотела, давно бы все изменила.

— Она не может.

— Если не может, то пусть тогда и дальше хлещет водяру. И гниет заживо. А ты не лезь.

— Нельзя так думать. Она просто слабый человек.

— Если слабый, значит заслужила.

Она минуту молчала, затем упрямо качнула головой.

— Таким людям тоже нужно помогать. Не все могут быть сильными.

— Их проблемы. Помоги сначала себе.

Я досадливо пнула ножку кровати, размышляя о непростой ночи, нащупала нож, проверила его, демонстративно показывая Рите, и посмотрела на разбитый китайский будильник. Надо сходить за Антоном. Он пригодится.

— Сиди здесь и не высовывайся, - дала отрывистую команду. - Я за Тохой. Если что - у него в сумке, в левом кармане, кастет лежит. Возьмешь.

— Я не умею пользоваться, - болотно-зеленые глаза распахнулись на пол-лица.

— Там ничего сложного. Припечет - научишься. Никому не открывай.

— Саша?

— Что еще?

— Почему ты так испугалась?

— Я не испугалась. Во всяком случае, не просто так. Меня не прельщает мысль подыхать в этом сарае. А потом еще и гнить, наверное, бесконечно долго, пока меня не похоронят, в чем я тоже сомневаюсь.

— Такое уже было?

— Было. Сиди здесь.

Ехать на другой конец города было опасно, поэтому я нашла ближайшую телефонную будку и позвонила парню на работу. Выслушав все, Антон приезжать отказался.

— У меня работа.

— А если потом?

— Сегодня по двойному тарифу.

Тут уже я не могла его винить. Не прощаясь, бросила трубку и поспешила домой. Концерт уже начался.

Рита, зажавшись в угол, испуганно гипнотизировала дверь, за которой разворачивались баталии. Лёня кричала, визжала, Толя матерился, бил посуду и женщину - в этом я не сомневалась. Наконец, вспомнили про нас.

— Открывайте, прошмандовки! - орал мужик, стуча огромным кулаком по трещавшему дереву. - Это все вы, суки!

Я выключила свет, прижала палец к губам и напряженно застыла напротив двери, зажав у руке нож.

— Я знаю, что вы там! - надрывался Толя, и дверь, не выдержав напора, пошла трещиной ровно посередине. Посыпались куски краски. - Урою, суки!

Рита всхлипнула, но я жестко зажала ей рот.

— Еще звук, - практически беззвучно прошептала ей на ухо, - и я сама тебе глотку перережу.

Она замолкла.

Алкаш какое-то время надрывался, угрожающе ревел и долбился, но потом развернулся назад. Очевидно, устав ждать отклика от нас, он решил подубасить свою Лёню. Ее бить интереснее, чем дверь.

Все закончилось под утро. Через пару часов мы зажгли тусклый свет, я нагло закопошилась в чемодане Риты, не спросив разрешения. Нашла две книги - “Преступление и наказание” Достоевского и “Палата N6” Чехова. Символично. Ни то, ни другое я еще не читала. Ночь была долгой, и я принялась читать. Все это время нож покоился у меня на коленях.

— Интересно? - прошептала Рита, кивнув подбородком на Достоевского.

— Неплохо.

Она тихо, но выразительно хмыкнула.

— Знаешь, в чем проблема этого Раскольникова? - к тому моменту я прочла две трети книги. Девушка покачала головой, безмолвно ожидая ответа. - Она одна, по сути.

— Какая?

— Он слишком много думает.

Рита даже дышать перестала. До конца ночи девушка не произнесла ни единого слова.

После пяти утра мы позволили себе вырубиться. Я потянулась, разминая шею, отдала книгу в коричневой обложке соседке и сложила шарф, который заменял мне подушку. Неожиданно Рита протянула мне думочку - маленькую, но твердую. Я без всякой благодарности ее взяла.

— Спасибо тебе, - сказала она мне.

Лениво приоткрыла один глаз.

— За что?

— За то, что осталась со мной.

— Дура ты.

— Саша, ты ведь могла уйти. Ну, тогда, когда за Антоном ходила.

— Не могла, - после моих слов Рита расцвела, но тут же потухла, стоило мне продолжить: - Здесь остались мои вещи и последние деньги, которых мне нельзя лишиться. Я планировала уйти, но не успела. Не питай иллюзий на мой счет, и будет всем счастье.

— То есть ты бы ушла и оставила меня здесь, если бы не твои деньги?

Я закрыла глаза, почувствовав, что начинаю проваливаться в сон.

— Ну да.

Рита какое-то время молчаливым укором нависала над моей кроватью, потом устало вздохнула и зашаркала в другой конец комнаты.

— Все равно спасибо тебе, Саш, - тихо проговорила она.

Я не ответила.

Глава 43.

Каждый занимался своим делом, но все мысленно что-то планировали, искали любые варианты, лишь бы выбраться с этой помойки. Мы купили газету, и я, нагло вырвав ее из рук Риты, принялась изучать объявления. Мне нужно было снять хоть какую-то комнатушку, потому что с каждым днем жить здесь становилось все невыносимее.

К моему ужасу, цены оказались просто заоблачными. Если бы в сутках вместо двадцати четырех часов было сорок восемь, а я работала круглосуточно, то, возможно, я со скрипом что-нибудь набрала бы. А так можно даже не пытаться. Если только найти другую работу, но Рафик ясно дал понять, что, когда я уйду от него, во всех смыслах дешевого ночлега у меня не останется. Замкнутый круг.

Антон тоже был озабочен поисками новой работы и жилья. Но в его случае все осложнялось язвой.

— Попробуй найти работу по специальности, - предложила я равнодушно, заранее уверенная, что парень раздумывал над этим. - В конце концов, у тебя высшее образование есть.

— За копейки в Подмосковье? - сухим невыразительным голосом отозвался он. - Нет, спасибо.

— Можно подумать, сейчас тебе больше платят.

— Больше.

— Хм. И что ты думаешь?

Сосед не спешил делиться своими планами, впрочем, как и я своими. Но когда график его работы поменялся и Антон, окутанный причудливой смесью запахов, в которой сильной ноткой был сладковатый запах дорогого спиртного, приходил домой только под утро, я догадалась, что что-то он все-таки провернул и изменил.

Что касается Риты, то она после той ночи поостереглась оставаться наедине с Лёней, по возможности избегая ее и ее мужика. Уже хорошо. Но она не работала, во всяком случае, в прямом смысле. Она только вечно что-то рисовала и рисовала. Утром ли, в обед или вечером, ее всегда можно было застать с карандашом, кистью или углем в руках. Изредка Рита выходила на улицу и на площадях писала портреты людей за сущие копейки. Даже я получала больше.

— Нашла бы работу, - неприязненно поджав губы, в очередной раз бормотала я. - Тебе жрать нечего, ты у нас подъедаешься. Да еще всё спускаешь на карандаши.

— Не волнуйся, Саш, - одарив меня кроткой улыбкой, Рита продолжила легкими штрихами порхать по бумаге. - Я обязательно найду что-нибудь.

Не удержавшись, я пренебрежительно фыркнула.

— Вот еще! Я за тебя не волнуюсь, просто ты меня объедаешь. И мне это не нравится.

— Прости. Я больше не буду.

— Ты жалкая.

Она мягким взглядом посмотрела на меня, а затем потянулась за испачканной тряпочкой, чтобы вытереть перемазанные пальцы.

— Наверное.

— Фу.

С ней невозможно было спорить. Вся мирская суета для Риты носила досаждающий и неизбежный характер. Она ее не любила, не обращала на нее внимания, и наверное, не будь рядом нас, девушка подохла бы от голода. Зато в обнимку с очередной картиной.

В конце марта Антон быстро упаковал свои нехитрые пожитки и съехал, холодно с нами попрощавшись. Тем самым парень дал понять, чтобы мы - читай я - не лезли в его дела и ни о чем не спрашивали. Конечно, меня интересовало, что именно он сделал и как, но не пытать же его. Рита на прощанье парня обняла, мы посидели “на дорожку”, и эту целую бесконечную минуту я страдальчески вздыхала, а потом Тоха ушел, только его и видели.

— Очень жаль, что с таким хорошим человеком случилось так много плохого, - расстроенно сказала Рита поздно вечером, когда мы остались одни. Девушка переехала на бывшую Тохину кровать, и сейчас, скрестив ноги в лодыжках и устроив на коленях плотный лист бумаги, что-то рисовала, изредка поглядывая в мою сторону. Я же, сидя в точно такой же позе, только полубоком к ней, натачивала нож, чем занималась каждый вечер перед сном. - Правда, Саш?

— Правда, - рассеянно согласилась, не вслушиваясь в мягкий рокот ее слов. - А что с ним случилось?

— Он не рассказывал?

— Нет.

Рита набрала полную грудь воздуха, ее большие глаза лихорадочно заблестели, что являлось негласным предвестником мыльной оперы в не очень кратком пересказе.

— В двух словах, - я осадила ее восторг.

Девушка выдохнула и снова склонилась над листом бумаги.

— Если в двух, то его жена ушла к его родному старшему брату, а их мать встала на сторону последнего, потому что всегда любила Антона меньше.

— Знаешь, Рита, - глубокомысленным тоном поведала я открывшийся мне факт, - если о таких “плохих” вещах рассказывать вот так, то они выглядят как краткое содержание к какой-нибудь мыльной опере и не вызывают должного трагизма или сочувствия. Хм, надо запомнить.

— Что запомнить? - наивно хлопнула глазами девушка.

— Забей. Рисуй вон свои каракули и не отвлекай меня.

— А что у тебя за татуировки на спине? - Рита решила полюбопытствовать и хоть как-то заполнить тишину. - Волк и ящерка.

— Змея, - хмуро поправила ее.

— Хорошо, змея. Откуда они?

— Откуда татуировки берутся?

— Что ты рычишь? Я просто спросила.

— А я просто ответила, - назойливая трескотня соседки меня отвлекла, сбила с нужных мыслей, поэтому, при очередном вращении ножа, я слегка процарапала палец. Его тут же защипало, и я поспешила зализать ранку. - Вот бл*дь, предупреждала тебя, не лезь под руку! Что ты лезла?!

Наверное, раскричалась я действительно громко, потому что за дверью послышались тяжелые шаги, а затем Лёня, по всей видимости, громко забарабанила в дверь.

— Вы че орете, бл*? Дайте поспать людям. Сами ни хрена не делают, а они…

Ее ворчание постепенно становилось все тише, а потом и вовсе затихло, стоило ей вернуться в свою комнату. Я перевела дух и отложила нож в сторону, по-прежнему посасывая палец. Царапина оказалась достаточно глубокой.

— Будь любезна оставить свои расспросы. Меня они раздражают. Я же не интересуюсь, как ты живешь и почему приехала сюда. Вот и ты ко мне в душу не лезь. Ненавижу такое.

— А что мне скрывать? - она равнодушно пожала плечами и почесала нос, оставив на нем черное пятно. - У меня есть мама и отчим. Оба пьют, примерно как Леонида. У меня есть мольберт и мои рисунки. И всю жизнь меня называют странной и сумасшедшей.

— С последним я согласна. Одного понять не могу. Нахрена было переезжать из одного - заметь, своего! - свинарника в другой? Чем здесь лучше?

— Тем, что здесь меня никто не бьет.

После ее слов я только уверилась в том факте, что она психически нездорова. Рита не буйная, конечно, наоборот, всегда блаженная, с улыбкой и добрым взглядом. По крайней мере, теперь ее поведению находилось рациональное и понятное для меня объяснение. Если с детства колошматить ребенка в четыре руки, вряд ли он вырастит гением. Не знаю, чего хотела добиться девушка своим рассказом, но я ее ни капли не жалела. Я вообще никого не жалела и не собиралась этого делать.

Весна была в самом разгаре. До ее наступления я роптала и ругалась на зиму. Вообще зиму любят только поэты, мечтатели и богачи. Человек, оказавшийся на улице в пик морозов и холодов, будет неспособен смотреть на белый покров без злости и досады. Во всяком случае, у меня не получалось. И весну я ждала с нетерпением, предвкушая, как наконец-то буду засыпать и просыпаться в относительном тепле и прекращу мерзнуть. Прекратила.

Но после малейшего потепления дырявая крыша жутко потекла, а так как квартира находилась на пятом этаже, да вдобавок ко всему наша комната была внешней, то мы буквально плавали. Бетонные стены отсырели, в комнате устоялся тяжелый и терпкий запах, все промокало, а однажды натекло так, что мы оказались затоплены по самую щиколотку. От Ритки толку никакого - она свои картины только спасала. Мне же оставались мирские блага.

У меня ничего не получалось. В этом треклятом провонявшем доме я чувствовала себя как муравей, пытающийся выбраться из трехлитровой стеклянной банки. Я работала, я пахала как лошадь, почти забыв, что такое отдых и сон. В шашлычной я стала проводить времени больше, чем даже сам Рафик, притом, что мне не удавалось ни минуты посидеть. При всем при этом я не сдвигалась с мертвой точки, иногда казалось, что я только скатываюсь еще ниже. От таких мыслей во мне просыпался страх, и приходилось в очередной раз стискивать зубы и идти вперед, топчась при этом на одном месте. Я скатывалась по гладкому стеклу как букашка. Не за кого и не за что было зацепиться, оставалось только дно.

Пришлось устроиться еще на одну работу - в ночное кафе на выезде из Москвы. Там приходилось обслуживать водителей, дальнобойщиком и просто людей, которые остановились отдохнуть, поужинать и выпить кофе. Здесь тоже платили немного, но работать нужно было сутки через двое, что не могло не радовать.

Тем не менее, чисто физически с каждым днем я становилась все слабее. Трудясь в кафе и шашлычной, я хронически недоедала, недосыпала и вся стала какой-то “недо”. Недочеловеком. Спасали только сигареты, притуплявшие сон и голод. Глядя на меня, Рита попыталась найти работу и даже проработала какое-то время. Если точнее - два дня. Всю небольшую сумму она потратила на еду и половину разделила со мной. Впервые за долгое время я уснула полностью сытой.

Мне нужно было что-то извне, что могло бы мне подсобить, стать импульсом, своеобразным батутом, который помог бы мне выбраться из стеклянной душной банки. Было три пути - ограбить кого-то, пойти на панель и опустить руки. Третий не рассматривался, второй нравился меньше, чем первый, к тому же воровство не было для меня в новинку. Им я жила больше половины жизни, и кое-какие навыки остались. Таких знакомых как Слава, у меня не осталось, да и мой внешний вид на данный момент мог вызвать желание разве что у пропитого белогорячечного Толика. По рукам я идти не хотела - это не тот путь, что поможет выбраться наверх. Быть чье-то конкретной любовницей - одно, быть общественной подстилкой - совсем другое. Я стояла на распутье, продумывая дальнейшие действия.

Такой импульс быстро и неожиданно приплыл ко мне в руки. Я возвращалась с работы, тихо-мирно, никого не трогала, но, завернув в одну из многочисленных грязных и темных арок, наткнулась на прелюбопытнейшую картину. Мужчина пожилого возраста, слегка пошатываясь, опирался рукой на обшарпанную светлую стену. Он был слегка пьян, к тому же казалось, что он ждет кого-то или чего-то. В мгновение ока из темноты арки вынырнули два паренька в спортивных костюмах, оперативно окружили дядьку, и, громко гогоча, что-то у него спросили. Мужчина, очевидно, догадался, что им не про время интересно, а сигаретка и подавно не нужна, поэтому подобрался, но сделать ничего не успел. Пацан повыше со всей дури долбанул мужика битой по голове, тот охнул и мешком упал на землю.

— Давай ищи, - парень с битой толкнул своего товарища и указал на валяющегося дядьку. - Есть что?

Мелкий присел на корточки, зашнырял по карманам, извлекая на свет мобильный телефон, бумажник и какие-то документы, возможно, паспорт, и победно присвистнул.

— Слышь, брат, ты глянь сколько тут всего…Это мы удачно вышли.

— Подвинься, э! - бритый с битой тоже опустился рядом и принялся деловито перебирать добро. - Небедный дядя, нах!

Шпана малолетняя. Даже грабить толком не умеет. Наверняка денег не хватало на бутылку пива или еще на какую-нибудь фигню. Они даже не удосужились банально уйти на всякий случай. В кармане я нащупала нож и сделала твердый шаг в их направлении.

— Что-то не так, ребятки? - приторно-елейным голоском пропела я, и парни испуганно вздрогнули. Мелкий выронил на землю мобильник. - Чего молчим? Не видите, человеку плохо. Скорую бы вызвали, например, или на помощь позвали.

Они сначала шуганулись, но разглядев в тусклом свете далекого фонаря мою фигуру, расслабились и одинаково пренебрежительно и угрожающе заулыбались. Стоит заметить, что я не выглядела хоть сколько-нибудь опасной. Мои сорок кило чистого веса при достаточно высоком росте, изможденный вид после трудового дня и общая затасканность не могли казаться опасными. Ребята же, хоть и малолетние подростки, крепкие и наверняка сытые.

— Иди отсюда быстро, нах, пока не огребла, - бритый угрожающе взмахнул дубиной. Заметив, что я не двигаюсь, он зло цыкнул. - Быстро!

В два стремительных шага я оказалась рядом, заставив их испуганно вздрогнуть, и взмахнула перед их лицами остро заточенным ножом, лезвие которого серебристой молнией блеснуло в темноте.

— Идите отсюда сами! - ощерилась, пугая их еще сильнее. - Быстро!

Дважды повторять не пришлось. Забыв о награбленном добре, подростки кинулись во дворы, унося ноги. Я подошла к мужику и присела рядом с ним на корточки, осматривая при этом наворованное чужими добро. Дядька был достаточно неплохо одет, к тому же при костюме и галстуке. Вполне возможно, что деньги в его кожаном бумажнике темного цвета имеются.

Пользуясь тем, что он без сознания, я деловито открыла кошелек и едва не ахнула от удивления и нарастающей радости. Здесь было много. Далеко не миллионы, но в пару раз больше, чем имелось у меня. Без труда хватит на комнату, по крайней мере, на месяц точно, а дальше я что-нибудь придумаю. Удостоверившись, что он по-прежнему без сознания, я вытащила все деньги, даже мелочь выгребла, расстегнула свои тяжелые ботинки и спрятала туда бумажки. Пятачки и копейки рассовала по карманам. Следующим на очереди оказался телефон. Сименс А35 мне тоже пригодится, решила я, и взяла его себе. Документы трогать не стала.

Надо было думать, что делать с дядькой. Его сильно ударили по голове, он был без сознания, а здесь район не из лучших, так что дворники не успеют его хватиться. До пяти утра его или убьют, или сам сдохнет. В таком возрасте любые резкие телодвижения опасны. Посмотрела еще раз на телефон и вздохнула. Придется мобильник оставить. Набрала 03, вызвала скорую, натянула на лицо заботливую улыбку и прислонила мужчину спиной к стене дома. Через несколько минут похлопываний по щекам, он разлепил глаза.

— Мужчина, вы меня слышите? - мутный взгляд расфокусировался, дядька покачнулся и я придержала его за плечи. - Моргните хоть, что ли.

— Вы кто? - слабым голосом простонал он.

— На вас напали, - терпеливо пояснила. - Ударили по голове. Молодые люди. Вы помните?

— Д-да, да.

— Я вызвала скорую, сейчас приедут. Может, кому-нибудь позвонить?

— Нет, не н-надо п-пока.

Скорая приехала на удивление быстро, и мне пришлось ехать с ними. Я была не очень довольна, так как в носках у меня его деньги, и по-хорошему, мне наоборот, лучше свалить подальше. Но позже я ни разу не пожалела о том, что поехала с милым мужчинкой и вызвала ему скорую. Старый разбиты сименс этого стоил. Таким макаром мне может понравиться делать добрые дела, но при условии, что я всегда буду получать столько взамен. Как там говорят? Что посеешь, то и пожнешь? Та ночь без сомнения выдалась весьма урожайной.

В больницу пришлось ехать с ним, что меня весьма напрягало. По-хорошему - следовало уйти как можно дальше, в конце концов, у меня на руках - или в носках - немаленькая сумма денег, когда-то принадлежавшая этому мужику. Да и оставаться рядом с незнакомцем и тратить на него оставшуюся часть ночи мне не улыбалось.

— Эй, мужчина, - решила прояснить я один момент, пока его не увели к врачу, - давайте я позвоню кому-нибудь. Каким-нибудь родственникам. Они за вами приедут.

— Не надо, - слабо улыбнулся дрожащими губами и закрыл глаза. - Я в порядке.

Не знаю, за кого меня принял врач, но он приказал мне дожидаться его в коридоре. Я трижды успела пожалеть, что не оставила старика на улице. Все равно он старый, ему жить - плюс минус десять лет. А судя по тому, что никаких родственников и друзей в радиусе видимости не наблюдалось, никто дядьку бы особо не хватился. В общем, к тому моменту, когда мужик вышел из кабинета врача с перебинтованной головой, я была готова почти на стенку лезть, а хрустящие купюры давно жгли кожу нетерпением и волнением.

Сотрясение, к счастью, ему не грозило. Врач оставил какие-то рекомендации, пару слов сказал и отпустил на все четыре стороны. Мужичок, дождавшись, когда доктор скроется за белой дверью, обернулся ко мне и подарил благодарную улыбку.

— Спасибо вам огромное, девушка. Не знаю, что было бы, если бы вы так вовремя не подоспели.

Маска милой и приветливой пай-девочки последний раз надевалась очень давно, в прошлой жизни, но сейчас настало время извлечь ее на свет из рюкзачка знаний и навыков, который был всегда при мне.

— Ну что вы, не за что, - смущенно опустила глаза вниз. - Так бы каждый поступил. Не стоит благодарности. Вы в порядке?

Кончиками пальцев он коснулся перебинтованной головы и поморщился.

— Да. Жить буду.

— Вот, возьмите, - протянула ему теплый телефон, согревшийся в моих руках. - И паспорт. Я видела, как один убегал с вашим кошельком. Простите, я не смогла ничего сделать.

— Господи, девочка, хорошо еще, что я сам жив остался. И ты не пострадала. А кошелек…бог с ним.

Он попросил проводить его домой, и, скрипя зубами, пришлось вызывать такси. Сегодняшней зарплаты, лежавшей в правом кармане куртки, еле хватило, чтобы расплатиться. Но хватило.

— Я вам верну, - грузно усевшись на заднее сиденье желтой волги, пообещал пострадавший. - Как вас зовут?

— Саша. А вас?

— Иван Федорович.

Говорить ему было непросто, поэтому долгую дорогу мы провели в тишине. Дом мужчины находился на другом конце города, а это значило, что мне придется снова потратить несколько часов на дорогу. Когда доехали, дядька пригласил меня к себе в дом, и я, для приличия посмущавшись и помявшись, все же согласилась. Жил он в обычной многоэтажке, аккуратной и уютной, но не шибко роскошной. Правда, после голых стен, его квартира казалась раем на небесах.

— Проходите, Александра, - он посторонился, пропуская меня в просторный, заставленный причудливой и излишне роскошно стилизованной мебелью. Во всяком случае для малогабаритной квартиры. - Чувствуйте себя как дома. Хотите чаю или кофе?

Утром мне нужно было снова ехать на работу, на сей раз к Рафику, поэтому я не стала юлить и отказываться.

— Если можно, я бы не отказалась от кофе. Понимаете, я просто в ночную смену сегодня работала и…

Он смешно всплеснул руками, но тут же поморщился от боли.

— Ох, вы, наверное, голодная. Еще бы. Подождите, я сейчас что-то…Нет, у меня определенно должно что-то быть в холодильнике. Сейчас.

Пока мужчина хлопал дверьми, мыл руки и делал свои дела, я воровато оглянулась по сторонам, перепрятала деньги, а после с независимым видом приблизилась к полке с фотографиями, рассматривая черно-белые и цветные снимки. Все интереснее, чем занудные плакаты в травматологии. Мое внимание привлекла одна фотография - самая большая из всех. И самая старая. На ней было изображено много молодых мужчин и женщин, одетых по моде прошлого, двадцатого века. В правом углу снимка я разглядела едва различимую, размашистую надпись “МПИ65”. Еще раз окинув взглядом комнату, я поспешила на кухню. Хотелось есть.

Спасенный мною дядька приготовил бутерброды, кофе и поставил тарелку с печеньями. Старательно сдерживая голодные взгляды и урчание в животе, я пыталась откусывать маленькими кусочками и не спешить. Получалось плохо.

Мы разговорились, Иван Федорович еще раз меня поблагодарил, я еще раз заверила, что все в порядке, побеспокоилась о его здоровье и под шумок доела четвертый бутерброд.

— Ваши родители не будут волноваться? - спохватился он, когда за окном начало светать. - Может, вам надо им позвонить?

— Не будут, - мило улыбалась симбиозом улыбок Ксюши и Риты и на ходу старательно сплетала кружево своей несуществующей истории. - Понимаете, они умерли…

— О, мне жаль, - мужик с сочувствующим возгласом меня перебил.

— Простите, я не хочу об этом говорить, - голос трагически осекся, ресницы веером накрыли щеки, а сама я, потупившись, сжала керамическую ручку кружки и лихорадочно попыталась выдумывать себе биографию. - В общем, я приехала в Москву в прошлом году. Поступать. К сожалению, не получилось. Живу одна, работаю официанткой и жду лета, чтобы попробовать поступить еще раз. А вы? Возможно, я лезу не в свое дело, но почему к вам никто не приехал в больницу?

Мужчина сделал шумный глоток, избегая смотреть мне в глаза.

— Моя дочь живет далеко, - уклончиво ответил он. - И она не смогла бы приехать, только волновалась бы.

— Понимаю.

— А я? Что я? Работаю преподавателем в университете, пишу книгу, а сегодня вот…Вы представляете, Александра, поехал на юбилей давнего товарища. Стольким отказывал, а тут поехал! Все как водится - посидели, выпили…Я уж было собрался домой, а тут те двое…Ни книги бы не было, ни студентов…

— Все же хорошо. Вы не волнуйтесь.

— Да-да.

— А о чем ваша книга? - не смогла не полюбопытствовать.

— О, она очень скучная. Пособие для работы, не более.

— Понятно. Наверное, это интересно - работать со студентами, - я украдкой вздохнула, наблюдая за его реакцией.

— Неплохо, - мужчина тихо рассмеялся. - Особенно весело на сессии, - увидев, что я пригорюнилась, он спросил, наверное, из вежливости: - А куда вы поступали, Саша? Вы кажетесь умной, дисциплинированной девочкой.

Куда? Куда могла поступать никому не известная сиротка Саша Волкова? Понятное дело не на юрфак и эконом, о которых я всегда мечтала. А университет…Я знала только один, в котором училась раньше, но называть его не собиралась.

— В МПИ, - не моргнув глазом, соврала я, хотя знать не знала, что это такое. Но его этот МПИ существовал в шестьдесят пятом, возможно, он есть и сейчас.

Дядька выпрямился и заинтересованно изогнул бровь.

— В МГУП, вы имеете в виду? - я кивнула, внутри пугаясь до чертиков. - Да что вы? И что случилось?

— Не прошла по одному предмету.

— По какому же?

Еще бы знать, чему там учат.

— Эээ…

— Русский, наверное? - сам того не зная, мужчина меня просто выручил.

— Да, - с облегчением выдохнула и улыбнулась. - Именно русский.

— Да, такое часто случается.

— Откуда вы знаете?

— А я там работаю, - он расслабленно заерзал на табуретке, прихлебнул чаю и с гордостью приподнял подбородок. - Готовлю будущих работников издательской промышленности.

Мне не понравилось слово издательской и промышленности. Под промышленностью я понимала завод, под издательской - книгу. Ни то, ни другое меня не привлекало.

— А расскажите, пожалуйста. Как это все…

Искренне обрадованный моим интересом, он около часа рассказывал об их университете, его истории и специальностям, которым там обучают, а я, как губка, жадно впитывала каждое слово. К концу повествования об этом универе я наверняка знала больше, чем любой студент, уже учившийся там.

— А на кого вы хотели учиться, Сашенька? - переведя дыхание, спросил Иван Федорович.

— На редактора. Я все еще хочу попробовать поступить, - отставила кружку в сторону и кротко улыбнулась. - Я приехала в Москву, чтобы учиться. И не ради денег, а…Это моя мечта почти с детства, понимаете? И пока были живы родители, она казалась такой близкой. Папа обещал помочь во всем, да и я сама училась с утра до ночи. Но когда они…- деликатно всхлипнула и отвернулась. Затем через силу выдавила: - погибли…Мне пришлось работать, заканчивать школу, а потом я переехала в Москву. Не поступила. Но осталась. Это же мечта, понимаете?

Прерывистым голосом, явно впечатленный моими страданиями, мужчина прошептал:

— Понимаю.

— И я не уехала. Правда, оказалось, что в Москве тяжело выживать, а уж тем более жить. Особенно когда за душой ничего нет. И нет рядом человека, способного поддержать в нужную минуту. Но я не отчаиваюсь, - излишне бодро и натужено засмеялась, поднялась и поставила посуду в раковину. - Давайте я вам помогу…

— Что вы, что вы, - охнул дядька. - Не надо, зачем? Я сам, все сам.

— Спасибо. Все было очень вкусно.

Я поспешила в прихожую, незаметно пощупала свернутые деньги и начала одеваться. Мужчина принес мне денег - в два раза больше, чем я заплатила за такси. Конечно, мне хотелось их без промедления забрать, но приличия требовали смущения.

— Здесь намного больше. Давайте я верну, - протянула ему пару бумажек, правда, не особо уверенно.

Мужчина замахал на меня руками.

— Берите. Вам еще домой ехать.

Пока обувала тяжелые ботинки, дядька мялся, чего-то хотел сказать, но на полуслове замолкал. Я его не торопила. В таких вещах торопить нельзя. Наконец, он решился и предложил:

— Саша, вы не передумали насчет нашего университета?

— Что вы? - преувеличенно охнула и вылупила глаза, словно он сказал нечто кощунственное. - Это же моя мечта!

— Знаете, возможно, вы мне жизнь спасли. Не надо краснеть так, Александра. Это же правда. И самое малое, что я могу сделать - это помочь осуществить вашу мечту.

— Я не знаю. Как-то неудобно…

— Вот что, Саша, оставьте свой номер, и я с вами созвонюсь, как будет время, чтобы обговорить детали. Я прекрасно понимаю, что вы не можете в полной мере самостоятельно подготовиться к поступлению, но я могу помочь и позаниматься с вами.

— Да…но у меня нет телефона. Вернее, автоматы, будки, но домашнего…

— Не проблема, - на квадратном листочке он вывел аккуратные цифры. - Возьмите. Я домой прихожу после семи вечера, иногда позже. Но обычно к этому времени уже бываю здесь. Позвоните, как появится возможность.

Очутившись на улице, освещенной яркими рассветными лучами, я не сдержала радостного возгласа, чуть не затанцевав от счастья. О таком я даже не думала. Мне бы из клоповника выбраться, а тут…Целый институт! Профессор, чтоб его за ногу. Настоящий и даже живой. Умный и такой одинокий на старости лет.

Я никогда не уважала старость, не чтила ее и не делала из-за нее никаких уступок. Старость, молодость - все одно. Но одиночество на заре жизни - это ужасное состояние для бабушек и дедушек. И впоследствии я не один раз использовала его в собственных интересах, играя на новых открытых мною человеческих слабостях как на ксилофоне. Раньше мне негде было столкнуться с этой разновидностью слабости. Была похоть, жажда власти, жажда красоты и богатства. Они перемешивались, сливались воедино, но со страхом одиночества и болезненным желанием общества я повстречалась впервые. Мне самой ведь нужно не столько общество, сколько практические плоды, которые оно способно дать.

Теперь же мне предстояло учиться общению ради общения.

В ночлежку я вернулась довольной как никогда. После уютной квартиры дядьки, обшарпанные стены и пьяные рожи смотрелись еще более удручающе, чем обычно, но отвращения не было. Я скоро уеду отсюда. У меня есть деньги, у меня будет учеба и будет жилье. Для студентов же предусмотрены общежития.

— Ты такая счастливая сегодня, - Рита удивленно меня рассматривала, периодически неверяще покачивая головой. - Что-то случилось?

— О да. Я уезжаю отсюда.

— Куда?

— Пока не знаю. Куда-нибудь. Зато потом буду жить в общежитии.

— Ты поступила куда-то?

— Поступлю.

Рита с доброй завистью скорчила рожицу.

— Откуда в тебе столько уверенности? Мне хотя бы половину твоей .

— Откуда надо. Ты сама-то собираешься куда-нибудь уходить? Или будешь вечно здесь жить?

— Я тоже попробую поступить.

— Куда? Небось что-то с твоими каракулями связанное?

Она покраснела.

— Да.

— Ужас.

Я собирала свои нехитрые пожитки, упаковывалась и готовилась к отъезду. Пока собиралась, попросила Риту сходить в киоск и купить газету с объявлениями. Засиживаться в стеклянной банке не хотелось.

— Вот деньги, - вытащила одну купюру. - Сдачу принесешь.

И без того большие глаза потрясенно расширились, глядя на непривычную для нас сумму денег.

— Откуда столько? Ты кого-то ограбила?

— Почему ограбила? Заработала.

— Кем?

— Кем надо. Иди уже. И давай быстрее, ладно?

На крайний случай я планировала переехать завтра утром. Но ни часа больше здесь. Ни за что.

К сожалению, все пошло не так, как я планировала.

Глава 44.

Что мое - то только мое и моим останется. Это касается всего - вещей, денег, мужчин и привязанностей. Я могу милостиво отдать, скрипя сердцем подарить, но не позволю забирать что-то, принадлежавшее мне. Особенно если это что-то - единственный шанс на хорошую жизнь.

Прежде чем уходить на другую ступень новой жизни, надо было разобраться со старой.

Попрощаться с Рафиком, который будет не особо рад лишиться почти бесплатной рабочей силы, утрясти вопрос с ночным кафе и найти новую работу. Но Рафик по степени неотложности занимал первое место. Дождавшись Риту, вернувшуюся с газетой, я забрала сдачу и засобиралась на работу. Деньги предпочла спрятать дома, потому что на улице с такой суммой было небезопасно, к тому же я не в институт благородных девиц направлялась, а в нашу комнату обычно никто посторонний не заходил. Рита заверила, что весь день и вечер будет дома - рисовать.

Потом я сто раз о своем поступке пожалела, ведь обычно всегда носила свои нехитрые сбережения с собой. А тут побоялась. Не того боялась, оказывается.

— Смотри, никуда не уходи, - предупредила ее на всякий случай. - Дождись меня и вали куда хочешь, а комнату без присмотра не оставляй.

— Я поняла. Саша, успокойся, я никуда не уйду. Мне нужно одну картину дорисовать.

В общем, уверенная в том, что все под контролем, я направилась к Рафику. Не рад - очень мягкая формулировка его реакции. Мужчина орал, кричал, топал ногами, размахивал руками и напирал на то, что я неблагодарная девчонка, которая не ценит его помощи. А он, можно сказать без преувеличения, жизнь мне спас. Да-да.

— Все вы такие! - воинственно тряс кулаком Рафик. Я стоически молчала и не двигалась, пережидая бурю. - Поползуетэсь, поиграетэ и что? И все! И нэту! С концами в воду. Что мнэ теперь дэлать, ты подумала своей головой, нэ? Ты посмотри! - он крутанул меня вокруг своей оси и обвиняюще ткнул на нескольких посетителей, спокойно евших свой обед. - У мэня рук не хватает! Наплыв клиентов! А ты что? “Я ухожу”! Ты бы еще мне за час до ухода сказала!

Кричал он долго, но на тон голоса я обращала внимание как раз меньше всего. Уж чем-чем, но мужской эмоциональностью и угрозами меня напугать тяжеловато. В конечном счете, мы с Рафой договорились, что сегодняшний день я отработаю полностью, а завтра могу идти хоть на четыре стороны. Конечно, он вначале попытался шантажировать меня квартирой, но поняв, что номер не проходит, бросил это дело. Расстались мы почти миром.

Зато в последний раз Рафик выжал из меня все, что мог. Я работала до седьмого пота, и такой уставшей, наверное, никогда не была. Плюс, он мне заплатил меньше положенного минимума раза в два. На проезд едва хватило. Жмот.

Но и на это я предпочла закрыть глаза. У меня были деньги, и теперь я смогу найти более приличную работу, пусть там с меня и спросят документы. Домой, несмотря ни на что, я ехала в приподнятом настроении и раздумывала о газете, которую собиралась читать, чтобы найти подходящие объявления.

Стоило мне открыть старую скрипевшую входную дверь, как все мои инстинкты включились в полную боевую готовность. Все вроде бы было так же, как и всегда в это время. За окном темно, на грязной кухне в дальнем конце длинного коридора горит приглушенный свет, отбрасывая на стену тень от обеденного стола. Оттуда же доносится громкая музыка, под стать ей - громкие пьяные голоса, скатывающиеся в нецензурщину, по всему дому - тугой запах самогонки. Но еле заметные детали заставили задержать дыхание, вжаться в темный угол и полностью обратиться в слух.

Музыка была какой-то другой, вернее, не она даже, а сам звук, звучание, частота. Голоса - да, как всегда пьяные, но с излишне радостными, я бы сказала, лихорадочно-радостными нотками. Такое бывает, когда наступает эйфория, когда ты чем-то возбужден. И к запаху самогона приплеталось что-то еще. Чего-то жареного - мяса или курицы, точно не могла разобрать. А у этих людей по определению не бывает нормальной еды - только закуска и водка. Лёня не готовит.

Пользуясь очередным взрывом смеха, я бесшумно проскользнула вперед и влево, заворачивая к нашей комнате. В голове что-то перемкнуло, когда я наткнулась взглядом на раскуроченную дверь, вяло болтавшуюся на нижней петле, и замок, вырванный почти с корнем.

Из комнаты не доносилось ни звука. Свет тоже не горел.

Крадучись, я скользнула внутрь, изогнулась, чтобы не задеть дверь и косяк, и цепким взглядом впилась в окутавший все полумрак. Нож правильно и уютно лег в ладонь.

— Рита? - шепотом окликнула я. Никто не отзывался. - Это я, Саша. Все хорошо, Рит. Я одна.

Из дальнего угла раздался всхлип, от которого я напряглась и подалась вперед, чтобы удостовериться, что мне не показалось. Именно у той стены стояла кровать, закрывая обзор, и увидеть что-то оказывалось невозможно.

— Ты там? Ты под кроватью, Рит? Не волнуйся, это же я, - надо было разговаривать тихо, чтобы не спровоцировать ее истерику и не привлечь лишнего внимания. Мне плевать на Риту, но вся комната была в расхристанном состоянии - мои глаза, привыкшие к темноте, выхватили раскиданные вещи. И найти свой пакет с деньгами я не могла. - Вылезай. Все хорошо.

Сначала показалась рыжая кучерявая макушка, потом уличный фонарь и лунный свет высветили измазанную и разбитую мордашку, залитую слезами, а уже после - девушка на дрожащих руках подтащила свое тело ближе, и я помогла ей подняться. Когда Рита со всхлипом попыталась что-то сказать, я прикрыла ее разбитые губы ладонью.

— Тихо, - предупредила строго и уверенно, надеясь таким тоном сдержать приближающуюся истерику и жалость к себе. - Они не знают, что я пришла. Это они, Рита?

Она нервно закивала. Одна рыжая кудряшка упала ей на глаза.

— Что случилось? Только тихо.

— Лёня постучала, - после каждой фразы Рита делала паузу, пытаясь отдышаться, подавить всхлипы и продолжить говорить. - Я не открыла. Правда не открыла.

— Я верю. Что дальше?

— Пришел ее Толя. У них был ключ.

— Дальше.

— Они…они, - она попыталась громко всхлипнуть, но я вовремя зажала ей рот. Руку за спину завела, придержав девушку, и приложила нож к своим губам, делая знак молчать. - Они сказали, что нужны деньги. Что надо повысить плату за комнату, потому что мы живем вдвоем, а место Антона пустует. И…

— И что?

— Толя сказал, что мы должны заплатить за полгода вперед, чтобы жить здесь. Я сказала, что денег нет.

— Что он взял?

В ее испуганно-огромных глазах снова заблестели слезы. Я же была спокойной, ледяной, в противовес трясущейся Ритке, которая под моей ладонью жутко дрожала.

— Ик-коны. Он иконы забрал, Саш.

— И все?

— Вещи. Мольберт. Деньги.

— Чьи? - процедила я.

— Твои, - выдохнула Рита и сжалась. - Он взял твой пакет и вывернул его. Забрал всю одежду, переворошил ее и в носке нащупал свернутые в трубочку деньги. Они все забрали, Саш, даже картины…

И она, уткнувшись лицом в ладони, горьки и тихо заплакала.

Я редко растрачиваюсь на сильные эмоции, особенно если нахожусь в полной жопе. Эмоциональность, острое реагирование на какие-то поступки целесообразно только тогда, когда ты наделен властью, и значит, можешь устранить то, что привело тебя в эмоциональный раздрай. Сейчас я была никем, бесправной и бессловесной девочкой, находящейся у подножия социальной лестнице. Тот же алкаш Толя превосходил меня в физической силе и мог раздавить одной рукой. Поэтому тратиться на эмоции было глупо и бесполезно. Равнодушие спасало.

Но после слов Риты во мне проснулись настолько неконтролируемые гнев и ярость, что меня затрясло, глаза застелила пелена, и все, чего мне хотелось - голыми руками разодрать глотку недостойным ублюдкам, которые позарились на мое. Не просто на деньги, а на мой шанс новой жизни, который они в эту минуту пропивали. Я рисковала, я выгрызала свой шанс не для того, чтобы какие-то никчемные уроды могли так просто его у меня забрать. И да, пусть я кипела от ярости, тем не менее, мозг четко осознавал, что этих тварей надо наказать и забрать свое назад.

Двигаясь четко, рассчитанными движениями, я поднялась с колен, расстегнула куртку, чтобы не мешала, и быстро, но бесшумно заскользила к кухне, где по-прежнему громко играла музыка, а эти твари жрали за счет моего - моего! - будущего. Я развернула нож, прижав лезвие к запястью, одернула рукав, чтобы спрятать рукоять, и резко вынырнула из-за угла, с размаху всаживая нож в того, кто находился ближе ко мне - Толю.

Они не ожидали подобного. Они пили, они расслаблялись, Лёня уютно устроилась на мужских коленях, еще один мужик сидел неподалеку от них и как свинья жрал курицу.

Наточенный до невозможной остроты нож вошел в плечо мягко, без сопротивления. Как в топленое масло. Толя выронил кусок хлеба, стопку и шокированно хлопал глазами, первые несколько секунд не соображая, что случилось. Лёня повернулась ко мне, вздрогнула от того, что я оказалась так близко, и перевела взгляд на мою руку. И завизжала.

Ее визг стал катализатором. Ощерившись, я рывком сдернула бабу с колен и толкнула ее в сторону, по-прежнему удерживая нож в плоти мужика. Они были пьяные, разморенные, и наверное, в ту ночь именно это меня спасло. Возможно, еще и моя безрассудная ярость. Мне некуда было отступать.

— Убью всех! - не своим голосом заорала я и вытащила окровавленное оружие, без промедления прижав его к лоснящейся и грязной шеи алкаша. - Я вас всех на куски изрежу, суки! Сидеть! - рявкнула, когда второй мужик попытался приподняться. - Иначе я ему глотку перережу. А потом вам!

У них развернулся пир. Стол ломился от вкусной и горячей еды, на полу у батареи приютились несколько бутылок не самой дешевой водки, еще одна - стояла рядом с рюмками. Также здесь находилась наполненная до краев сковородка с жареной картошкой, курица, колбаса и какие-то салаты. Мне дурно становилось от одной мысли, что за это заплачено моими деньгами. Нож против воли еще ближе прижался к мужскому горлу.

Их друг не послушался, возможно, водка придала ему сил и бесстрашия. Рассказ получается долгим, но тогда все заняло минуту или две. Этот алкаш с разъяренным рыком, грязно ругаясь, рванул в мою сторону, одну руку сжав в мощный, толстый кулак, а другой, хищно скрючив пальцы, нацелился мне в шею. Я все видела как в замедленной съемке, словно со стороны - и то, как я подхватила горячую сковородку, с которой сразу попадала картошка, и то, как эта самая сковородка с размаху опустилась на опухшее лицо, и даже показалось, что в воздухе запахло паленой кожей. Мужчина отшатнулся, трясущими руками закрыл лицо и неистово заорал, огласив весь подъезд таким криком, что содрогнулись хлипкие стены.

Я сковородку откинула на стол, словно мне стало невыносимо противно, ладонь потерла об грубую ткань куртки, и тут же зашипела. Боль дала о себе знать, но все-таки она была не настолько сильной, чтобы заглушить мою справедливую жажду мести. Левой рукой я по-прежнему удерживала нож у горла Толика, и мужик, прижав окровавленные пальцы к ране, теперь лишь поскуливал, не делая и попытки вырваться. Лёня, перемазанная непонятно в чем, на коленях согнулась и начала биться головой об пол. Второй мужик на ощупь двинулся к раковине, включил воду на всю и просунул под кран голову.

— Тихо всем! - заорала я и для убедительности двинула ножом. - Хватит скулить! Рита!

Рита не приходила и не подавала никаких признаков жизни. Лёня некрасиво утерла лицо рукавом халата, размазав слезы и сопли.

— Что ж ты делаешь, иродка? - заикаясь, прорыдала она. - Бог тебя накажет.

— Меня бог накажет?! - неверяще хохотнула. - Я сейчас башку тебе откручу, сука, ты поняла меня?! Заткнись, тварь! И дружка своего заткни.

Мужик у раковины и не думал поворачиваться в нашу сторону.

— Рита! - громко и требовательно позвала я. - Быстро сюда!

Наконец девушка, пугливо прижимаясь всем телом и руками к стене, подошла к нам, с ужасом поглядев, на лужу крови, которая хлюпала у меня под ногами, на скрючившуюся Лёну и подвывающего алкаша.

— Что они взяли?! Что они взяли, Рита?! Быстро! - приказным тоном повторила я.

— В-вещи. Деньги.

— Где они, Лёня? Где мои деньги?

Баба зашлась от плача и уткнулась лбом в пол, раз за разом повторяя одну строчку из какой-то молитвы. В молитвах я не понимала ровным счетом ничего.

— Если ты не заткнешь свой рот, - полным хладнокровия голосом пообещала ей, - то я одним движением перережу ему глотку. А затем тебе. А затем вашему дружку. И пусть ты тысячу раз помолишься, вас даже похоронить некому будет. И никто вас не хватится и не найдет. Вы будете тут лежать, гнить в собственной крови и кишках до того момента, когда кто-нибудь через долгое-долгое время случайно не вспомнит про вас и не придет опохмелиться. Еще не факт, что этот алкаш что-то сделает. Итак, Лёня, хочешь ли ты так нелепо сдохнуть? Я могу устроить.

— Я…я милицию вызову, - прохрипела баба, лихорадочно цепляясь за что-нибудь. Друзья не помогли, бог не выручил, и она искренне надеялась, что меня остановят менты. Дура.

— Вперед, - с циничной и полной иронией усмешкой подбодрила ее. - Звони. Я даже тебя пропущу к телефону. Только есть пару неувязок. У тебя нет телефона. Это раз. А два…ты всерьез думаешь, что поверят трем пьяным алкашам под кайфом - а это, хочу сказать, любой мент заметит, - а не милой девочке, особенно если эта девочка, - кивком подбородка указала на стоявшую справа от меня Риту, - в таком состоянии? Они вам навешают срок лет пятнадцать строгого, и ты это знаешь. Поэтому вперед. Звони, - когда баба не двинулась с места, я сурово продолжила: - Где мои деньги?!

Я говорила серьезно и не шутила, и чтобы доказать это, прижала пальцы к Толиной ране, надавив на самые края. Мужчина задергался от боли, но тут же замер, гипнотизируя блестевшее лезвие, пусть и покрытое кровью.

— Я жду.

— В боч-чонке.

— Рита, зайди в их комнату и найди бочонок. И побыстрее. Где остальные наши вещи?

— В комнате.

На сей раз девушка беспрекословно подчинилась. Несколько минут мы провели в полной тишине, если не считать причитаний мужиков и судорожных всхлипов Лёньки. Второй алкаш наконец-то открыл лицо, которое напоминало переваренное рыхлое мясо. Глаза он открыть не смог.

Наконец, Рита вышла, таща на себе мольберт, мою одежду и треснувший бочонок.

— Будь другом, открой его и пересчитай, - пока говорила, не спускала с подобравшейся бабы цепкого взгляда. Я знала, что не досчитаюсь какой-то суммы, все зависело от того, как много я потеряю. - Сколько там?

Купюры в Риткиных руках дрожали. Затем девушка неуверенно озвучила сумму.

— Здесь нет трети, - нежно улыбнулась. - Лёня, ты хоть представляешь, что я могу с вами сделать? Куда вы все потратили?

Выяснилось, что покупки весьма банальны - водка, еда и магнитофон с барахолки.

— Забери его.

— Кого? - не поняла Рита.

— Магнитофон.

Девушка с опаской прошла мимо Леониды, нервным движением уцепилась за пластмассовую ручку и прижала технику к груди.

— Молодец, - похвалила ее. - Теперь собирай вещи.

— Наши?

— Да. Кстати, Лёнь, ты своего хахаля любишь?

Та с отчаяньем и злобой подняла голову.

— Что?

— Я спрашиваю - ты любишь его или его голова стоит тех денег, что вы у меня украли?

— Ты не посмеешь, - неверяще выдохнула она. Я мрачно улыбнулась и просунула кончик ножа в вновь открывшуюся рану. Толя уже ничего не соображал от боли.

— Уверена? Я посмела в жизни многие вещи. Поэтому спрашиваю еще раз - как ты вернешь долг?

Баба облизала потрескавшиеся губы и неохотно прошептала.

— В комнате…Крестик золотой есть и цепочка. Меня в них крестили.

Эти подробности меня не волновали.

— Где?

— В синем ящике. Ты собираешься его забрать?

— И заберу, - заверила я.

— Это же крестик.

— Вы же продали ее иконы. Почему я не могу забрать крест? А меня потом ваш же бог и простит. Тебя же прощает всегда.

Рите потребовалось пятнадцать минут, чтобы собрать свои и мои вещи. Теперь уже девушка уходила не с двумя чемоданами, а только с одним, к тому же полупустым. Мой неизменный пакет остался со мной. Я попросила девушку принести из синего ящика золото, и Лёня после моих слов дернулась всем телом.

— Саш, - робко подала голос Рита из другой комнаты.

— Да?

— Тут еще сережки и мои триста рублей.

— Твои триста? - переспросила я.

— Да! Они у меня взяли. Мне их забирать?

Несмотря на острую, жгучую боль в правой руке, я усмехнулась.

— Забирай.

— И деньги?

— И их тоже.

В общем, пока я держала на привязи троих алкашей, Рита под моим руководством обчищала их комнату. Но конечно, найти что-то путное оказалось сложно. Кроме креста, сережек и трехсот рублей ничего ценного у них не оказалось. Ах да, еще магнитофон.

Когда соседка закончила, я улыбнулась Лёне, убрала нож от горла Толи и вежливо поинтересовалась:

— Скажите, никто не знает, ожоги водкой прижигать можно? - никто, конечно, не ответил. Лёня на коленях подползла к своему хахалю, который буквально свалился ей в руки. Мужчина с обожженным лицом забился в угол и рукавом грязной рубахи прикрыл морду. Тогда я обратилась к Рите: - Ты знаешь?

Она помотала головой.

— Нет.

— Ну и ладно. Тогда пошли. Как там говорят? Спасибо этому дому - пойдем к другому? - улыбнулась.

Рита дернула меня за рукав и потянула к выходу.

— Пойдем, Саш, пожалуйста.

Через пять минут мы сидели в автобусе и ехали неизвестно куда.

Адреналин и эмоции схлынули, оставив после себя апатию. Я прислонилась лбом к холодному стеклу автобуса, равнодушно смотрела в окно и лелеяла обожженную ладонь, чувствую нарастающую боль , пробивающую до костей. Рита меня не трогала, тихо ехала рядом, поставив чемодан себе на колени, и думала о своем. Потом неожиданно встрепенулась и принялась рыться в вещах.

— Держи.

Я, приложив усилия, приоткрыла один глаз и покосилась на белый тюбик в ее руках.

— Это что?

— Детский крем.

— Нахрена?

— У тебя рука сильно обожжена.

— И что, крем с зайцем мне поможет?

Она пожала плечами, улыбнулась и настойчиво протянула тюбик еще ближе, не собираясь уступать.

— Не знаю. Но хуже, наверное, уже не будет.

Мысленно с ней согласилась, нехотя взяла крем и обильно смазала ладонь. Потом попросила:

— Дай газету. Она у тебя?

— Да. Держи.

— А ручка с листком есть? Или карандаш?

Рита порылась в своем волшебном чемоданчике и вынула нужные вещи.

— Вот.

— Гранд мерси.

Следующие полчаса я старательно корпела над объявлениями, выискивая более-менее подходящие, и с огорчением подытожила результат. Только два подходили по цене, но одна комната находилась в Подмосковье, другая - на окраине города. И что-что я сомневалась, что они так сильно отличаются от места, из которого я только что уехала.

— Можно спросить? - снова подала голос Рита, дождавшись, когда я прекращу писать.

— Рискни.

— Там…на кухне…Ты правда могла их убить?

Мои ничего не выражающие черные глаза встретились с ее зелеными, наполненными облегчением, неверием и любопытством. Я почувствовала глухое раздражение.

— Какая разница? Я не люблю говорить о том, что могу, а что нет. Я либо делаю, либо не делаю.

— Но ты бы сделала? - не унималась девушка.

— И ты бы сделала.

Рита с ужасом отшатнулась и издала отрицательный возглас.

— Никогда!

— Уверена?

— Да. Я бы их никогда не убила.

— А причем тут именно они? Я говорю о том, что и ты способна на убийство. Все способны и все могут.

— Я не согласна с тобой. Это грех. Нельзя так говорить. Не ты жизнь дал и не ты вправе ее забирать.

Засмеялась, откинув голову, и в очередной раз поразилась ее простодушию.

— Рита, рыбка, это семантика. Все зависит от того, насколько глубоко зашли в твою зону комфорта. Знаешь, что это такое?

— Я не согласна. Нельзя убивать людей из-за денег.

— Тебе нельзя, - согласно кивнула. - Скажи мне, убьешь ли ты за своего ребенка? За свою мать? За свою семью?

— Я могу их защитить. Закрыть собой.

— Не можешь. Я не про жертвенность. Я про защиту. У тебя есть выбор - спасти своего ребенка или не совершить грех. Ты же любишь детей - такие как ты их всегда любят. Почему ты молчишь, Рита? Просто вопрос - простой ответ. Что ты выберешь?

Она выпрямилась, открыла рот и…промолчала. Потом снова открыла и промолчала. Наконец, сгорбилась и понуро опустила плечи.

— Я не знаю.

— Вот видишь. Глупо спрашивать у человека, способен он или не способен. Главный вопрос - как много он может спустить с рук. А это зависит от того, что человек принимает близко к сердцу и с чем не может расстаться.

— Все, что ты говоришь - мерзко.

— Возможно.

— Твои деньги - всего лишь бумажки.

— Возможно. Но эти бумажки очень много дают, и я не готова отказаться от своих возможностей.

Она расстроилась, потухла и даже чемодан отставила в сторону. А я же, вздохнув поглубже, вновь раскрыла газету в надежде найти что-нибудь еще. Отчаиваться было нельзя.

Глава 45.

Первая и самая тяжелая ступенька на пути к моей новой жизни оставлена позади. Она грязная, некрасивая и кровавая, но это уже мало меня волнует, потому что я нахожусь к ней спиной. Я не стыдилась того, как жила - ни тогда, ни в будущем. Вот Антон, например, делал вид, что этого времени вообще не существовало, хотя со мной и с Ритой не таился. Рита грустнела каждый раз, и даже, насколько я знаю, мучимая совестью, через какое-то время ездила в Лёнину квартиру и давала той денег. Что сказать? Блаженные не меняются. Я же… стыдно не было. Да я и не скрывала - мне ничего не стоило рассказать во всех подробностях о своей жизни, только незачем. И некому. А кто был рядом - никогда бы не понял, через что я прошла и сколько сил приложила. Не оценил бы. А пустословием я заниматься не любила.

Той ночью стало понятно, что нужно двигаться. Ступенька, какой бы грязной и вонючей не была, ушла из-под ног, и только от меня зависело, куда идти - вперед или назад. Я и помыслить не могла, чтобы пятиться назад. Это слабость, а такое непозволительно. Поэтому оставалось идти вперед, не совсем представляя, что меня там ждет и ждет ли вообще.

Рита меня не трогала, она, казалось, вообще отключилась. Ее сначала колотило, потом она дрожала, шептала что-то, обхватывая себя за плечи и слегка покачиваясь вперед-назад. Прямо скажем, девчонка и так не красавица - лицо круглое как блин, щеки пухлые, зубы как у кролика, но обычно все спасали милая улыбка, от которой появлялись ямочки, и открытый взгляд больших болотно-зеленых ярких глаз, смотревших на мир с какой-то детской любознательностью и доверчивостью. Хоть девчонка и была ненормальной, зато спокойной и безвредной. А сейчас, бледная, с проступающими на веснушчатой коже синяками, распухшими губами - особенно верхней, и во всклокоченной одеждой…Прибавить еще непонятное бормотание под нос и покачивание туда-сюда…Она казалась настоящей сумасшедшей, каких иногда можно было увидеть по телевизору. Смирительной рубашки только не хватало.

— Ты можешь заткнуться? - не выдержав бубнежа под ухом, я вышла из себя. Ее скулеж отвлекал, мешал сосредоточиться, и я уже пару минут пыталась прочесть одну строчку из газеты и понять смысл. Казалось, девушка меня не услышала. Пришлось с силой потрясти ее за плечо. Тогда Рита повернулась ко мне и вопросительно приподняла брови. - Ты можешь замолчать, в конце концов?

— Я молчу.

— Ты стонешь. И отвлекаешь меня. Хочешь страдать - иди в другое место.

— Прости, - она покаянно опустила вниз голову и всхлипнула.

Я недовольно поджала губы, с минуту погипнотизировала рыжую макушку и, удостоверившись, что Рита успокоилась, принялась за свои дела.

Всю ночь я выписывала на листок бумаги, который мне одолжила ненормальная художница, подходящие адреса и номера телефоном. Вчера этот список наверняка бы был больше - сейчас же составлял всего лишь шесть пунктов. Эти сволочи изрядно прошерстили мой бюджет, и пусть их магнитофон я смогу продать и вернуть себе хоть что-то, окончательно дыра кошелька не заштопается.

Близилось утро. Спина и пятая точка от постоянного неподвижного сидения на пластмассовом стуле вокзала уже болели, шея ныла, а в глаза как будто песок насыпали. А вот моя бывшая соседка наконец-то изрядно повеселела и пришла в себя. А главное, замолчала, снова начав рисовать свои каракули. Заметив, что я на нее смотрю, Рита отложила рисунок и улыбнулась.

— Ты как?

— Нормально.

— Устала?

— Как ты думаешь?! - огрызнулась в ответ. Ее забота после бессонной ночи изрядно раздражала. И она сама тоже.

Надежда на то, что после моего не слишком то и любезного тона Рита от меня отстанет и займется своими делами, не оправдалась. Она похлопала глазами и с заботой сказала:

— У тебя глаза красные. Ты плохо выглядишь.

— Я счастлива.

— Давай я кофе принесу, - с готовностью предложила девушка. Отложила рисунок и карандаши в сторону, подскочила и заозиралась по сторонам. - Тут наверняка оно где-то продается.

— Я не хочу.

— Но ты же устала.

— Слушай! - рявкнула я, и сидевшие рядом люди с недовольством на нас покосились. Пришлось взять себя в руки. Наклонилась к Рите и угрожающе прошептала: - Отвали, ясно? Просто отвали. Рисуй свои каракули. У меня нет денег на кофе и нет желания тебя развлекать. Это понятно?

— Я просто спросила.

— А я ответила.

Круглое лицо с пухлыми щеками непонимающе вытянулось. В глазах застыло обиженное выражение ребенка, не осознающего, за что его все-таки наказали. Добившись своего, я отцепила пальцы от ворота ее куртки, фыркнула и загородилась от мира газетой. Через пару минут краем глаза я заметила, как Рита поднялась, потопталась около меня и ушла, прихватив с собой чемодан. Мой вздох облегчения вышел чересчур громким.

Оказалось, я рано радовалась. Рита вернулась буквально через пятнадцать минут, бережно неся два пластиковых стаканчика, от которых шел невообразимый запах. Я была голодна, не ела два дня, к тому же перед этим по полной выложилась у Рафика, и кофе являлось едва ли не амброзией для моего организма. Когда девушка, как какой-нибудь фокусник, вытащила из чемодана два горячих беляша, злость сошла на нет, оставив меня сытой, сонной и относительно доброй.

— Что мы теперь будем делать? - Рита вытерла блестевшие от масла губы салфеткой.

— Не знаю. Я пока пойду этих, - небрежный кивок в сторону наполовину исписанного листа, - обзвоню. Возможно, что-то найдется.

Девушка кивнула и поерзала, устраиваясь поудобнее.

— Я тебя буду здесь ждать.

Ни один из звонков не увенчался успехом. Четыре адреса были уже заняты, по оставшимся двум - резко подняли цену, и хозяева объяснили это тем, что скоро наплыв студентов. Жахнув трубкой, которая не удержалась на рычажке, я грязно выругалась. Пусто. Снова. Вернуться к Лёне я не могла - и не в гордости дело. Когда денег и еды нет, гордость последнее, о чем ты вспоминаешь. Просто ничего хорошего из этого не выйдет. Я не обольщалась - будь те трое чуть менее пьяными, и от меня только пятно на линолиуме бы осталось. Возвращаться было просто некуда.

Рита сидела там же, где я ее оставила, и по-прежнему рисовала. Я устало плюхнулась на стул, откинулась на его спинку и закрыла глаза.

— Ничего?

— Ничего.

— И что теперь? - пауза. - Останемся здесь?

— Не знаю, - в висках стучало, тело ломило, и сонливость навалилась тяжелой подушкой. Я начала сдавать. - Наверное.

Со стороны Риты донесся тяжелый вздох.

— А что ты-то вздыхаешь? Тебе, по крайней мере, всегда есть, куда вернуться и к кому пойти.

— Куда?

— К твоим родителям. Разве нет?

— Я не могу.

— Не могу или не хочу?

— Не могу, - твердо ответила Рита и сразу же, непонятно почему, стушевалась. - Тем более, они же в Питере.

— Билет туда купить легче, чем снять затрапезную комнату в этой чертовой Москве, - со злостью процедила я.

— Все равно. У меня и денег больше нет.

— Если ты давишь на жалость, - предупредила ее на всякий случай, - то все равно не получишь от меня ни копейки.

Она обиженно насупилась.

— Я просто так сказала.

— Ну-ну.

— А как же твое общежитие в университете?

— До него еще дожить надо несколько месяцев. Предлагаешь оставшееся время бомжевать?

— Ничего я не предлагаю.

— Отлично.

К слову сказать, газета с объявлениями, которую еще вчера купила Рита, была объемной и включала в себя множество предложений. Но я каждый раз как-то пропускала страницы, не касающиеся жилья. А после неудавшихся звонков оказалось совершенно нечего делать, и я на автомате принялась читать объявления и чисто случайно набрела на колонку работа.

Заинтересовалась, потому что после увольнения даже те жалкие копейки, что платил Рафик, перестали кочевать в мой карман. А деньги были нужны. И даже очень.

Шли ничего не значащие для меня профессии бухгалтеров, врачей, слесарей и экономистов, которые я не глядя пробегала глазами. А вот дальше…Увидев объявления о том, что кому-то требуется сиделка, горничная, кухарка и прочие домашние профессии, я резко выпрямилась, так что шапка, мирно лежавшая на коленях, упала на пол, а Рита вздрогнула и с опаской на меня покосилась.

Я раньше не думала о таких профессиях. Вообще никогда. Ну потому что…Не знаю почему. Наверное, никогда не сталкивалась с подобным лично. Но читая убористые строчки, где мелким шрифтом черным по белому писали о том, что предоставляется жилье - а кое-где даже трехразовое питание! - я чувствовала, как мое сердце едва ли не начинает исполнять стаккато. Вот он - мой шанс.

Правда, спустя пару минут восторг пришлось поумерить. Почти в половине вакансий требовалось медицинское образование - например, для няни и сиделки, - кое-где опыт работы и рекомендации. С опытом, положим, никаких проблем не будет, потому что убирать и мыть полы я умею, а что с рекомендациями делать? Заставить Ритку их подделать? Тем не менее, открывшееся второе дыхание не давало сидеть на месте. Я подорвалась, выхватила нужные мне газетные листы и помчалась к телефонной будке, коротко приказав Рите:

— Сиди здесь. Я скоро.

Первый звонок ничего не дал. Но я не отчаивалась. Второй, третий, четвертый…Мелочь стремительно подходила к концу, вакансии тоже. На пятом звонке мне слегка улыбнулась удача - предложили приехать. На шестом, седьмом и восьмом - тоже самое, но спрашивали еще и про опыт. По девятому номеру на меня гаркнули и приказали явиться. Именно - приказали, да еще противным старческим голосом. Это я оставила под конец.

Дальше - несколько бесцельных часов в дороге из одного конца города в другой. В первых домах - приличных и достаточно богатых - хозяевам хватило одного взгляда на меня и мою одежду, чтобы не слишком вежливо указать на дверь. Я могу их понять - четыре месяца в поистине спартанских условиях, голод и работа на грани изнеможения не сделали из меня красотку. И порядком поизносившаяся, далеко не лучшего качества одежда - тоже. Прекрасно понимая, что выгляжу не ахти, я тем не менее злилась на этих жеманных сволочей, которым, видите ли,глаз режет мое убожество и нищета. Впрочем, так было и пять лет назад и, наверное, так будет следующие десять.

Следующим оказался дом какого-то старика, прикованного к кровати. Открыла дверь высокая статная женщина, вся в шелках и жемчугах. Смотрела на меня сверху вниз, слегка скривив губы, но впустила. Начала диктовать обязанности - убирать, стирать, кормить деда, водить его в туалет, мыть - короче, делать все. Я бы и не против, но - увы и ах - жить мне здесь нельзя. Не знаю почему. Так или иначе меня этот вариант не устроил, и я поехала в центр города.

Там семейная пара, затянутая в официальные костюмы, скрипя сердцем усадила меня на дорогой стул принялась выспрашивать об опыте работы. То ли врала я не слишком убедительно, то ли им нужно было больше, но я не подошла. В конце концов, после мотаний по всему городу, остался только один вариант - тот, где старуха с неприятным высокомерным голосом приказывала незамедлительно приехать.

К тому моменту как я подъехала к краснокирпичной сталинке, моя уверенность оставляла желать лучшего, и мысли были не о том, как понравиться - в это верилось слабо, - а о том, где же я буду ночевать сегодняшней ночью и что буду делать завтра. Меня раздразнили и вывели из себя все встреченные сегодня кичливые и богатые люди, смотревшие на меня чуть лучше, чем на мешок с дерьмом. Они или кривили губы и задирали нос, либо смотрели в любую сторону, только не на меня. Кто-то демонстративно ел пирожные и пил ароматный чай, кто-то с двусмысленным взглядом покручивал ожерелье или браслет, а мне в этот момент полагалось обожающе и с изрядной толикой подобострастия смотреть им в рот. Я не глупая - отлично понимала, чего от меня негласно требуют, а игра на восхищение давно потеряла свою новизну. Но, как оказалось, этого было недостаточно.

В общем, увидев на пороге квартиры разодетую костлявую старуху, дымившую на меня сигаретой в мундштуке, я была, мягко скажем, не в восторге. Она тоже.

— Какое из моих слов ты не поняла? Я нанималась ждать тебя часами? - высокомерно проскрежетала бабка, и пусть она всего лишь доставала мне до груди и была сморщенной и сгорбленной, как мумия, ее голосу бы позавидовал сам Шаляпин.

— Извините, пробки, - едва разборчиво пробормотала в ответ стандартную фразу.

— Пробки у нее…Можно подумать, ты на машине разъезжаешь. Не разувайся! - ее окрик заставил меня замереть в согнувшейся позе.

— Почему?

— Девочка, это иранские ковры. Даже если тебя продать в рабство или по частям на органы, эта сумма не покроет цену моих ковров. На тумбочке бахилы лежат. Их оденешь.

Я беспрекословно подчинилась, но, наклонившись так, что черные пряди скрыли выражение моего лица, не удержалась от язвительной улыбки. Эта ворчливая бабка мне заранее не нравилась хотя бы потому, что ее не удастся одурачить. С такой просто так маску не оденешь, а все улыбки сразу же можно бандеролью отправить в молоко. Она слишком умная и цепкая, чтобы меня устроить. Удобнее был бы, конечно, дедок а-ля профессор МГУПа - такой же милый, одинокий и добрый. Но мне выбирать не приходилось.

— Имя.

— Александра Волкова.

— Возраст.

— Девятнадцать.

— Образование.

Каждый ее вопрос напоминал четкий и отрывистый приказ, вынуждая отвечать в таком же духе.

— Среднее.

— Троечница?

Попыталась вспомнить страничку из аттестата. Судя по тому, что приходило на ум - Саша Волкова умом не блистала.

— Да.

Бабка с видом явного удовольствия ухмыльнулась. Очевидно, большего от меня и не ждали.

— С тряпкой обращаться умеешь?

— Да.

— Готовить? - когда я кивнула и попыталась ответить, мымра со скучающим видом жестом приказала молчать. - Впрочем, неважно. Откуда ты?

— Из Липецка.

Она через плечо стрельнула в меня хитрой улыбкой.

— Паспорт дай-ка.

Я еще не привыкла показывать свои новые документы где бы то ни было и, если честно, всегда внутренне терялась и собиралась. Понятно, что привычка - вопрос времени, но все равно - слегка не по себе. Но я со спокойным лицом достала из кармана паспорт и протянула бабке, которая цепко, как макака, вырвала его из моих рук и вытянула перед своими глазами, слегка щурясь и отклоняя голову назад.

— Что брешешь-то? Какой Липецк? Грязи они и есть Грязи, - она небрежно швырнула паспортом в меня, и поймать его я не успела. Пришлось наклоняться, и скрипя зубами, поднимать его с иранского ковра. - Иди за мной.

Она провела меня вглубь короткого коридора и указала рукой на одну из трех дверей - просторную и роскошно сделанную гостиную, кишащую предметами роскоши и всякими картинами, безделушками - но не обычными, какие привозила Ксюша всегда, а явно дорогими и непростыми. Тяжелые гардины, бархатные салфетки, вышитая золотой нитью скатерть на большом круглом столе и резная лакированная мебель потрясающего древесного цвета - хилая сморщенная бабуська жила очень и очень неплохо. А картин…А какие у этих картин были рамы!

Об искусстве у меня имелись слабые - читай, нулевые - представления, поэтому о рисунках я не могла ничего сказать, но рамы! Такие без проблем можно толкнуть на любом рынке, а если уж поторговаться…

— Это Магритт, - заметив мой изучающий взгляд на одной из картин, милостиво пояснила бабка.

— Странное имя для голубя.

Уголки тонких губ в отвращении опустились вниз.

— Это фамилия художника, неуч.

Я примолкла, увидев, как старуху вывело из себя мое невежество.

Она еще поговорила со мной минут десять, узнала все, что требуется, и рассказала о моих обязанностях - убирать, стирать, изредка готовить, ходить по магазинам и прочее, прочее, прочее, что я слышала сегодня с десяток раз.

— Когда будешь убираться, - она сыпала на меня сухими наставлениями как из рога изобилия, - помни, откуда у тебя растут руки. И не забывай, что каждая вещь в этом доме дороже тебя раз в пять, а то и больше. Ах да, если я замечу, что ты как-то косо смотришь на мои вещи и не дай бог, пытаешься их украсть, пеняй на себя, потому что через час после этого ты окажешься в обезьяннике. А я замечу, милочка, в этом не сомневайся.

— Я поняла, - наградила старушку кротким взглядом. Что об стену горох, честное слово.

— Днем тебе запрещается отлучаться, только по моему разрешению. В магазин, например, или на почту. Сама я из дома не выхожу. Скажу говорю - никакие отговорки вроде “там не было сдачи” или “я потеряла” не принимаются. Ты всегда обязана приносить чеки и отчитываться о каждой покупке. Ясно?

— Да.

— Что еще, - бабуська в задумчивости покрутила между пальцами жемчужное ожерелье. - Ах да, насчет света. Каждый месяц я плачу за электричество сто пятьдесят рублей. Если в каком-либо месяце в квитанции будет стоять сумма, больше положенной - разницу оплачиваешь ты сама из собственного кармана.

— А если электричество подорожает? - просто так я не собиралась непонятно кому дарить собственные деньги. - Что тогда?

Бабка тяжелым взглядом смерила меня с головы до ног, явно недовольная тем, что ее перебили.

— Тогда я пересчитаю. Вроде все рассказала…Если что, по ходу дела объясню. Есть вопросы?

— Да. Один.

Тонкие нарисованные брови удивленно приподнялись.

— Вот как? И что за вопрос?

— Сколько вы будете мне платить?

— Семьсот рублей, - недрогнувшим и жестким тоном ответила бабка. Она и мысли не допускала о том, чтобы торговаться, и всеми силами давала об этом понять.

А ведь это копейки, которых мне вряд ли хватит на жизнь. С другой стороны…

— Я согласна.

— Отлично, - закряхтев, она поднялась с роскошного кресла и зашаркала к другой комнате. - Тогда пойдем.

Это было своего рода кладовкой. Да почему своего рода? Кладовкой это и было. Немаленькой, согласна, но без каких-либо окон и отверстий. Посередине моей новой комнаты в беспорядке валялись набитые чем-то коробки. Зато на стенах были наклеены обои, не бог весть какие - совковые, наверное, из какой-то газетной бумаги в цветочек, но тем не менее, они были. И была кровать - вполне себе нормальная, не проседающая до самого пола, а с чистым матрасом. И подушка пуховая. Развалившаяся тумбочка в ногах и шкаф без створок.

Бабка внимательно следила за моим лицом, в попытке увидеть ужас, страх или брезгливость. Но, во-первых, я потрясающе скрывала подлинные эмоции, во-вторых, ужаса после предыдущих условий по определению не могло быть. Никак.

— Меня все устраивает.

— Правда? - с заметным разочарованием протянула она, но тут же взяла себя в руки. - Что ж, тогда твой рабочий день наступает завтра. Можешь устраиваться.

— Я могу съездить за своими вещами?

— Пожалуйста. Но в девять двери этого дома закрываются, а я ложусь спать. И меня не волнует, где и как ты будешь ночевать.

— Я поняла.

Дорога до вокзала заняла час с лишним. И каково же было мое изумление, когда я увидела Риту на том же самом месте, где ее и оставила. Признаться, об этой блаженной я забыла. Девушка нервно притопывала ножкой и прижимала к груди свой чемодан вместе с моим истрепавшимся пакетом. Увидев меня, она на глазах расцвела, кинулась в мою сторону, всучила вещи и опрометью куда-то рванула. Вернувшись через несколько минут, Рита с выражением полного блаженства рухнула на неудобный стул.

— Что это было?

— Я в туалет хотела, - оправдываясь, ответила девушка. - Тебя долго не было. Ну что?

— Что?

— Ты нашла жилье?

— Нашла, - с загадочной полуулыбкой кивнула и вкратце рассказала о сегодняшнем дне. В конце пояснила: - Бабка эта, конечно, мымра еще та, но у нее есть кровать.

— И ванная?

— Даже раздельная.

Мы рассмеялись, одновременно вспомнив об ужасе общажной квартиры. Все, что было чуть лучше - казалось раем.

— Ну что, поехали?

Рита проворно подскочила, подтащила к себе чемодан и вопросительно на меня уставилась.

— Куда? - не поняла я.

— Домой. Мы же домой?

— Какие мы, Рита? Этой бабке нужна только одна девушка.

Девушка стремительно побледнела, так что синяки проступили особенно ярко, с ужасом пошатнулась и едва не выронила чемодан.

— А я? Как же я?

Я удивленно открыла рот. Только этого мне не хватало.

Глава 46.

Мне не нужна была Рита. Совершенно. И если честно, не возникало даже мысли, что мы с ней будем вместе. Вообще не было никаких нас и быть не могло. Точка.

Я украдкой кинула взгляд на вокзальные часы и мысленно прикинула, сколько времени уйдет на дорогу. Пять минут на Риту оставалось.

— Садись.

Она послушно села, поставив чемодан у своих ног, прилежно сложила руки на коленях и с доверчивостью уставилась на меня.

— Чего ты хочешь? - в лоб спросила у нее. Рита растерянно заморгала.

— Я?

— Ты.

— Я не знаю.

— Тогда зачем истерики?

Круглый подбородок нервно дернулся, девушка всхлипнула и с силой сжала руки в замок, так что тонкие пальцы побелели.

— Я просто не знаю…я думала…

— Рит, хочешь совет? - не дожидаясь ее ответа, я поднялась, провела ладонями по штанинам и забрала свой пакет. Бывшая соседка по-прежнему сидела и невидящим взглядом смотрела в пол, словно могла там увидеть что-то, кроме грязи. Но мне и не нужна была ее реакция. - Послушай, - присела перед ней на корточки и подняла ее лицо к своему, - найди работу. Брось эти свои картинки, - махнула на черную папку с рисунками. - Найди нормальную, постоянную работу, где тебе будут платить деньги. Поступи куда-нибудь.

— Мне просто нравится рисовать. Кому от этого плохо?

— Тебе. И только тебе. И знаешь, Рит, дело твое, но я ничем не могу помочь. Думай сама. Все, что я могу, это вот, - я вытащила из заднего кармана джинсов изрядно помятую и исписанную почти под ноль бумажку и впихнула ее в безвольные руки рыжей. - Держи.

— Что это?

Бумажка, в которую я весь день скрупулезно выписывала драгоценные адреса и телефоны, не удостоилась и толики внимания.

— Это то, чем я могу помочь. Здесь адреса и телефоны домов, куда тебя могут взять работать. Сразу говорю - последний мой. Остальные забирай. Но советую начать с пятого - там дедок, за которым просто-напросто нужно выносить утки. А ты… - решила не говорить о ее странности, - В общем, такая как ты, подойдет.

Вся ситуация начала порядком раздражать, потому что я и так сделала то, что не была обязана делать. По меньшей мере - сэкономила ей время, хотя сама убила на это целый день.

Могла бы и поблагодарить. Устав ждать, я рывком поднялась, запахнула куртку и поудобнее перехватила пакет. Ручки уже дышали на ладан.

— Короче все. Я ушла. А ты…Возьмись за ум, в конце концов.

— Ты прямо так и уйдешь? - робко и едва слышно пробормотала Рита.

— Ну да. А что, мне песню спеть на прощание? Я пою плохо.

— Не надо петь. Я…Саш?

Страдальчески закатила глаза и неохотно процедила:

— Что еще?

— Можно я…У меня для тебя подарок.

Не в силах скрыть заинтересованности, я вздернула бровь. Вряд ли, конечно, Рита в состоянии подарить что-то стоящее - у нее ведь ничего нет - но подарки, тем не менее, я любила. Особенно получать.

— Какой?

Она потянулась к своей черной папке и вытащила плотный лист бумаги с карандашным рисунком.

— Вот.

Искусство, особенно живопись, никогда не входило в число моих интересов. И оглядываясь назад, я понимаю, что мое невежество было особенно прагматичным и твердолобым - я не только не понимала ничего в этом, но и не хотела понимать. Не сказать, что спустя годы я прониклась, но я захотела понять и изучила основы. Наверное, даже больше, чем требовалось. Но тогда - на шумном, забитом людьми вокзале карандашный рисунок на слегка измятом листе воспринимался как…шутка. С легкой брезгливостью и снисходительностью. Я искренне считала, что это такая же бесполезная вещь, как и все сувениры и картины, привозимые Оксаной из разных стран. Тем не менее, чтобы не доводить Риту окончательно, пришлось взять рисунок в руки и с вежливым интересом изучить.

Даже ту молодую и невежественную меня он чем-то зацепил, но объяснить чем - не выходило. Это был мой портрет - в растянутой мужской майке, оголявшей плечо и часть спины, а сама я сидела на кровати, точила нож и смотрела куда-то в сторону, как будто кто-то там был. Но что-то все равно цепляло, в чем-то проявлялось несоответствие. И это несоответствие, будь я чуть менее черствой, наверняка бы меня расстроило и задело за живое.

Рисунок мне не понравился, но Рита смотрела с такой надеждой, что я вымученно улыбнулась и поблагодарила ее. С меня не убудет.

— Пусть он у тебя останется, - почти впихнула его ей и отошла на шаг.

— Тебе не понравилось? - расстроенно выдохнула Рита.

— Понравилось. Но он должен быть цветным, разве нет?

Сумев переключить девушку на ту единственную тему, что ей интересна, я поспешила попрощаться и уйти-таки наконец.

— Мы еще увидимся? - напоследок спросила она.

Ни за что.

— Все может быть, - выдавила натянутую улыбку и помахала рукой. - Пока.

Скрывшись за дверью, я уже не думала о Рите. Она никогда не была полезным и интересным человеком. Странным и ненормальным - да, а такие качества вызывают во мне лишь скуку. Так что, вполне легко выбросив ее из головы, я поехала в свой новый дом.

***

Почти двадцать четыре часа в сутки я с полной уверенностью могла чистосердечно признаться в том, что ненавижу и презираю свою новую хозяйку. Именно так - хозяйку, - о чем не забывала напоминать старая карга. Я даже ей прозвище дала - костлявая курица. Оно мне душу грело и позволяло сдерживаться после очередных старческих ворчаний, когда мне хотелось в буквальном смысле выбить ей оставшиеся зубы, а голову расколотить об стену. А так вроде мысленно повторил раз десять - в тяжелых случаях все пятнадцать, - “костлявая курица”, и отпустило.

Когда я вернулась с одним пакетом, на часах было без двух девять. И эта бабка, которая видела, что я бегу по лестнице, прямо перед моим носом принялась захлопывать дверь, и только чудом мне удалось проскользнуть в щель, стремительно уменьшавшуюся с каждой секундой. Это был едва ли не единственный раз, когда я благодарила свою худобу. Бабка сделала вид, что ничего не произошло. Невозмутимо зазвенела цепочкой, закрутила три замка на одной двери и два на другой.

Развернувшись ко мне спиной, она шаркающей походкой направилась в свою комнату.

— Я предупреждала вас, девушка. В девять я ложусь спать. И не шуми, будь любезна.

Я скорчила рожу, пользуясь тем, что она меня не видит.

— Конечно.

Моя работодательница была одним из самых скандальных людей, встречавшихся на моем жизненном пути. Более того - от ругани и страданий других она получала явное удовольствие. А чем старше она становилась, тем меньше оставалось удовольствий, следовательно общая вредность, как единственное, что было ей доступно в таком возрасте, превратилась едва ли не в религию и смысл жизни.

Я достаточно спокойно относилась к ее заскокам, если только они не касались меня. Проблема в том, что они касались, и почти постоянно. Эта бабка словно на прочность меня испытывала и ждала, пока я сломаюсь. Возможно, провинциальная девочка из Грязей давно бы разрыдалась и уползла из этого дома-музея, но у меня от нее лишь имя, а школа выживаемости такая, что дай бог каждому. И еще у меня было умение, которое не раз и не два помогло мне в жизни - умение абстрагироваться до равнодушия. Мне кажется, что это очень нужная штука, которой должны обучать всех, начиная с детского сада или начальных классов в школе. Уж куда как полезнее какого-нибудь изо и труда.

Ну так вот, эта бабка, которую звали Элеонорой Авраамовной, - язык сломаешь! - придиралась и доводила меня по любой мелочи. Например, пыль. Пыль вроде бы и пыль, особого ума, чтобы вытереть ее, не надо, и в прошлой жизни мне хватало получаса. Но не здесь. Костлявая курица превращала этот процесс в своеобразную пытку, которая растягивалась на целый день.

— Милочка, подойдите ко мне, - громким голосом прокаркала бабка. Стоило задержаться на несколько секунд и никак не отреагировать на ее эмоциональный оклик, как начинался конец света. На холериков мне исключительно везло. - Александра, вы можете шевелить пятой точкой? За что, спрашивается, я вам плачу?!

— Я здесь, можете не надрываться, Элеонора Абрам…Авраамовна.

Она посмотрела на меня недовольно поверх блестящих стеклышек пенсне, которые почти никогда не снимала, и с явным раздражением покачала головой.

— Вытри пыль. Она уже толщиной в палец.

— Я вытирала только вчера.

— Значит плохо. Мне показать, как это делается?

— Сидите. Сейчас все сделаю.

Она придиралась, и мы обе это осознавали настолько, насколько требовалось, чтобы продолжать игру. Вернее, она играла, а я позволяла, потому что не могла ничего сделать. Послушно сходила в ванную за тряпкой, метелкой и спокойно принялась смахивать и вытирать пыль. Тишину каждой минуты нарушали властные и ворчливые:

— Осторожней! Не маши руками! Милочка, ты что, слепая? Ты знаешь, сколько лет этой шкатулке? Поставь ее на место сейчас же!

В итоге, стоило взять в руки хоть какую-то вещь с полки, как раздавался жуткий окрик, от которого звенела ложка в чайной чашке и вздрагивала я.

— Протри еще раз, - властно приказывала старуха.

— Я уже протерла.

— Плохо!

— Нормально!

— Ты вздумала со мной спорить, милочка? - сужая глаза и коварно улыбаясь, уточнял этот мешок с костями. - Будь я менее доброй, давно бы выгнала тебя взашей. Вместо этого я закрываю глаза на твою бестолковость и даю шанс все исправить. А ты еще и огрызаешься в ответ!

— Я не огрызаюсь!

— Молчи и делай! Бестолочь, - значительно тише пробормотала она себе под нос, правда так, чтобы я услышала.

В итоге даже такое обычное и простое дело, как вытирание пыли превращалось едва ли не в спец операцию. Что говорить об остальном? Радовало только, что не приходилось руками стирать - у бабуськи стояла вполне современная машинка, которая прекрасно со стиркой справлялась. Зато полы нужно было мыль руками, проветривать - в определенное время и до определенного состояния. Если бабка замерзала, то начиналось светопреставление, а на мою голову выливалось ведро грязи. Что еще? Ну, к готовке меня не допускали, лишь в крайних случаях.

— Ты, наверное, только коров и свиней кормить умеешь. Еще отравишь меня, - ворчала бабка и добавляла в свои кушанья еще приправы, от которой меня всегда тянуло расчихаться. - Я по глазам все вижу.

— Много чести, - прошептала я в сторону.

— Что ты сказала?

— Ничего-ничего.

— Смотри, в один прекрасный день договоришься, милочка. На улице окажешься белым лебедем.

— Простите, Элеонора Авва…Авраамовна.

— Даже отчество запомнить не можешь! Бестолочь.

— Зато, то что я бестолочь, уже въелось мне в память, - гадливо и приторно улыбнулась. - Можете не беспокоиться.

— Поговори мне еще. Пошла вон!

— Слушаюсь и повинуюсь, - врезавшееся мне в спину эмоциональное “хамка!” ничуть не задело.

В общем, мое жизнелюбие с переменным успехом отражало атаки старческого маразма. Да и в принципе, все было не так уж плохо. Положительные моменты тоже имелись. Например, своя комната. Да, окон не было, поэтому приходилось спать с открытой дверью, чтобы не дышать спертым воздухом. Зато моя кровать казалась верхом удобства. Нехитрые пожитки ютились в шкафу без дверей. Мешку с костями было любопытно, как я живу, и она без зазрения совести поначалу вторгалась в комнату, чтобы посмотреть, чем я владею. Увиденное ее расстроило - хотелось хлеба и зрелищ, сентиментальных провинциальных штучек, но у меня не было истории, кроме паспорта. А нижнее белье и старые джинсы не вызывали интереса.

Здесь не было клопов и тараканов. А ванная…Теперь у меня была прекрасная ванная, в которой можно - при возможности - отмокать и никуда не спешить. Бабка, конечно, не могла не упустить возможности вставить лишнюю шпильку, поэтому стоило мне поблаженствовать под горячей водой больше, чем двадцать минут, как она начинала с раздражением барабанить в дверь. Но все равно, при всех недостатках, бабуська - не алкаш Лёня, который спал и видел, как бы меня трахнуть. Нож перекочевал в шкаф и теперь просто лежал, завернутый в растянутую мужскую футболку; настороженность и мнительность потихоньку принялись спадать, и к внутреннему равновесию я двигалась семимильными шагами.

Со второй работы пришлось уволиться, и довольствоваться копейками старухи. Хотя бы на время. Лишние проблемы мне были не нужны, к тому же бабка контролировала меня не хуже какого-нибудь гестаповца - бессмысленного и беспощадного. О том, чтобы отлучаться на целую ночь не могло быть и речи. По крайней мере, пока.

Ах да, еще она заставляла меня ходить по магазинам. Сама бабка из дома не высовывалась - только переползала из комнаты в комнату - поэтому на мои плечи ложились различные платежи за коммунальные услуги, покупки и прочие внедомашние обязанности, которых у костлявой курицы накопилось немало. Столько бумажной волокиты у меня не было никогда. Чеки, квитанции, записки с указаниями, списки продуктов - мои немногочисленные карманы просто кишели ими.

— Сдачу и чеки принесешь, - это стандартное напутствие сопровождало меня всегда, когда я покидала уютные стены дома. Неважно - для чего. - И чтобы все до копейки.

— Вы это повторили сто раз.

— И сто первый повторю. А то я тебя знаю. Только волю дай.

— Уж этого от вас не дождешься.

— Поговори мне еще, - она замахнулась на меня, правда, без какой-либо попытки ударить. Такого я бы больше не стерпела. Не от нее. - И постарайся побыстрее.

Не сказать, что бабуська жила оторванной от мира, совсем нет. К ней довольно часто - не реже двух раз в неделю - приходили другие старички. Некоторые моложе ее, некоторые такого же возраста, но все как один колоритные и такие же высококультурные, как она. Дедки с козлиными ухоженными бородками и в костюмах, сухощавые лысоватые и абсолютно седые старушенции с поджатыми тонкими губами и большими драгоценными брошками. Некоторые были в очках, некоторые без. Кто-то приходил с книгами и объемными пачками листов, кто-то без. Кто-то, вытягивая ноги и попивая чай, который я приносила им на подносе, смотрел на стены гостиной, увешанные картинами, и пространно обсуждал искусство и передвижников, а кто-то дискутировал о некоем Набокове. Кто-то читал стихи, а кто-то - пел песни, благо в углу стояло черное пианино, к которому мне строго-настрого запрещалось подходить и дотрагиваться. Не больно то и хотелось.

Кого-то моя старуха слушала с неподдельным интересом и даже уважением, над кем-то - откровенно и снисходительно смеялась. Я же играла роль эдакой бессловесной твари, мебели, которая в отличие от дивана, может передвигаться, выполнять указания и приносить чай с печеньями для гостей. В присутствии других людей Элеонора Батьковна обращалась со мной холодно, но вежливо, явно стараясь держать дистанцию. И такое отношение устраивало меня полностью. Никто не трогал и не обращал внимания, поэтому я спокойно сидела на стуле в углу, для приличия натянув маску безропотной безмозглой простушки с коровьими глазами, и слушала их заумные разговоры ни о чем. Все равно делать нечего, а так хоть что-то новое и интересное. И сначала я чисто на автомате мотала себе на ус, по привычке, но без интереса. Зато чуть позже, узнав, кто все эти люди, приходившие на ужин к моей старухе, интерес стремительно увеличился.

— Странный дядька, - глубокомысленно изрекла я, разглядывая захлопнувшуюся дверь за одним из гостем, вылетевшим от нас в растрепанных чувствах. - Нервный такой. А вы его еще обидели.

— Не сахарный, - жестко отбрила старушка. - За этим и пришел. Ишь ты, учить меня вздумал.

— А кто это был?

— А, знакомый один, - отмахнулась она как от ничего не значащего. - Дурак дураком, даром что профессор.

— Что вы говорите? - резко заинтересовалась я и даже шею вытянула, старательно вспоминая весь разговор бабуськи с дедком. - Надо же!

— Ты слюни-то подбери. Гляньте на нее, губу раскатала.

— Ничего я не раскатывала.

— У тебя ума только полы мыть и пыль протирать. Неуч! Чайник пойди лучше поставь. Соображалки хватит?

— Хватит, - передразнила ее, но аккуратно. Правда, стоило выйти в коридор, как вся сдержанность испарилась и я со злостью процедила себе под нос: - Карга старая.

— Я все слышу! - весело откликнулась старуха. - Не вякай там. И поставь, наконец, чайник!

Что-что, но скучать в этом доме мне не приходилось.

Глава 47

Оглядываясь назад, я радуюсь тому, что моя жизнь напоминала в то время полосу препятствий. Немного лицемерно, потому что, повернись время вспять и окажись я снова в том году, конечно, многое бы изменила. Возможно, где-то сгладила чересчур острые углы, где-то повела себя мягче, а где-то наоборот - жестче и решительней. Одним словом, все сделала бы для того, чтобы моя дорога не была такой ухабистой и петляющей.

А так как никакой машины времени не существовало, то приходилось довольствоваться тем, что есть. И находить плюсы в том, что было.

Мне приходилось сосредотачиваться только на выживании и думать только о том, как не умереть с голоду. Да, жизнь у словесной экзекуторши имела много плюсов - вода, комната, тепло, но не было главного - денег. А бабка проявила себя достаточной эгоисткой, которая желала, чтобы я работала на нее и только на нее.

— Не нравится тебе здесь - выметайся, - коротко отрезала она и морщинистой рукой, унизанной перстнями, указывала на дверь.

Возможно, устройся я на вторую или третью работу, было бы легче. А так мне приходилось жить и питаться на жалкие семьсот рублей. Стоит сказать, что есть и трогать какие-либо продукты Элеоноры Авраамовны не разрешалось. На кухню она меня не пускала совсем, только если мне нужно было что-то себе приготовить. При этом бабка шаркала вслед за мной, усаживалась на стульчик, величаво выпрямив спину, складывала руки на столе и принималась наблюдать. И гипнотизировала меня до тех пор, пока я не уходила с ее кухни. Потом она как специально гремела кастрюлями и хлопала дверцей холодильника - удостоверялась, что я не взяла ничего чужого.

Хотя сама бабка питалась очень и очень хорошо. Если вначале я относилась к ее еде невозмутимо, то чем сильнее становился голод и усталость, тем тяжелее было ходить по магазинам, покупать еду для старухи и знать, что ничего из этих яств никаким боком не достанется мне. Я пробовала украсть, но красть было совершенно нечего, разве что овощи, которые чаще всего мы покупали замороженными. Если были свежие - можно как-то изловчиться.

Помню, возвращалась с рынка, нагруженная пакетами с картошкой, капустой, морковкой и еще по мелочи. Есть хотелось со страшной силой, живот крутило, а думать получалось только о еде.

Тогда я, решившись, вытащила кулек с морковкой, аккуратно развязала узел, стараясь не порвать тонкий целлофан, и достала одну, самую маленькую. Честное слово, даже не получалось вспомнить, как она была съедена, я как будто выпала из реальности и сознание потеряла.

Стало только хуже. Я уже была близка к той стадии, когда организм начинает активно питаться самим собой, и вроде бы голод притупляется. А теперь снова раздразнила себя, живот со страшной силой жалобно заурчал и хотелось еще и еще. Получилось сдержаться, спрятать мешочек в пакет и вернуться к бабке.

Я не знаю, как она догадалась, что именно сегодня я украла у нее еду. На пороге меня встретила, поглядела пристально поверх очков и пошла на кухню, где достала пищевые весы.

— Сдачу, - протянула руку, и я вывалила ей всю мелочь и несколько бумажек. - Теперь дай мне картошку.

Поочередно мне пришлось протягивать каждый из пакетов, и она их взвешивала, придирчиво вглядываясь прищуренными глазами на цифры.

— Здесь не хватает, - махнула у меня перед носом морковью.

— Я причем? Значит, вам не довесили. Вы сказали - я купила, - окрысилась я в ответ. - Не сваливайте с больной головы на здоровую.

— Ты съела?

— Нет.

— Не ври.

— Слушайте, - источая праведное возмущение, воскликнула, - я вашу морковку даже не трогала. Я сказала два килограмма, и та тетка их взвесила.

— Хорошо, - очень быстро сдалась бабка. - Ты не брала. Но здесь недовес, милочка. А я заплатила за два килограмма, поэтому будь любезна вернуть разницу.

— Что?!

— Деньги, Сашенька. Это послужит тебе уроком. В следующий раз будешь внимательнее.

Пришлось вернуть, и съеденная чахлая морковка встала комом в горле. С тех пор я не брала у нее ничего, да и сама бабка усилила контроль.

Было и хорошее - я договорилась с Иваном Федоровичем. Позвонила ему, правда, из автомата, потому что ушлая старуха пасла меня по-страшному. Рассыпалась в извинениях за долгое молчание, поинтересовалась о здоровье - как я поняла, старики эту тему любят, - уточнила про его книгу. В общем, дала целиком и полностью понять, что он и его дела мне важны. Дедуля быстро растрогался, размяк и буквально за несколько минут мы договорились о начале наших занятий.

— Сашенька, но придется по вечерам. У меня же еще вечерники, - чуть виновато добавил дедуля. - Поэтому я поздно прихожу.

— Ничего страшного, - напустив в голос сиропа и сахара, проворковала в ответ. - Я приду. Во сколько?

— Давайте после восьми. Вы помните, где я живу?

Еще бы я забыла.

— Конечно.

— Ну тогда завтра и приходите, - бодро закончил Иван Федорович. - До скорой встречи.

Ничего не дается просто так. И хотя маститый профессор занимался со мной бесплатно, по доброте душевной, мне все равно приходилось сильно тратиться и затягивать пояс своих штанов еще туже, хотя, казалось бы, куда уже.

Все, когда ходят в гости, приносят что-то к чаю. Это своего рода традиция у таких старых интеллигентов, как мой профессор или даже моя бабка. Сколько раз мне приходилось наблюдать, как гости костлявой курицы приносят печенья, торты, рулеты и прочие лакомства. Считалось дурным тоном прийти с пустыми руками, и я отчетливо понимала, что профессор, пусть и не скажет ничего в лицо, мысленно во мне разочаруется. А этого никак нельзя было допускать.

К тому же немаловажную роль играл внешний вид, еще точнее - одежда. Ну не могла я прийти к деду в рваных штанах и старой, изношенной кофте. Во всяком случае, не настолько изношенной. Пришлось ехать на развалы и в секонд-хэнды и обзаводиться скромной длинной юбкой, черными вельветовыми штанами, в которых мои ноги смотрелись двумя палками, белой блузкой с кружевом и кофтой с коротким рукавом и под горло. Все рассчитано так, чтобы представить меня скромной девушкой, доброй и обязательно идеалисткой. И чтобы моя мечта была именно идеалистической, никак не связанной с материальными благами. Да ради бога, собственно. Мне нетрудно сказать о том, что я мечтаю о мире во всем мире и полете на Марс.

Оставшись на мели и купив на последние деньги полбуханки хлеба и три супа быстрого приготовления, я начала собираться на свое первое и важное занятие. Надела юбку, кофту с воротом, собрала волосы в пучок и похлопала себя по щекам, чтобы разогнать бледность. Ушлая бабуська мигом нарисовалась в дверях моей комнаты и уперла руки в бока.

— Куда ты собралась? Ночь на дворе.

— Не ночь, а восемь вечера.

— Ты забыла, что в девять я закрываю замки и ложусь спать?

— Нет, я помню.

— Тогда куда ты собираешься? - с претензией повторила она и с явным недовольством скривилась, став похожей на морщинистый изюм.

— По делам. Вы не дадите мне ключи?

— Нет, - произнесла она прежде, чем я успела договорить. - Еще не хватало, чтобы ты сюда своих отморозков поприводила.

— Каких отморозков?

— Уличных.

Захотелось ее послать. Вместо этого я поглубже вздохнула, расправила цыганскую юбку, накинула джинсовку, чтобы не замерзнуть, и подхватила свой пакет с лежавшими там тетрадкой, ручкой и печеньями.

— Я пошла.

Она недовольно сопела, громко дышала и, казалось, каждой клеточкой тела выражала свое неудовольствие и резкое “фи”. И еще ей конечно же было интересно, куда я направляюсь в таком виде. Не отличаясь тактом, старуха в приказном тоне поинтересовалась о целях моего ухода.

— Не ваше дело, - как можно вежливее отозвалась в ответ. - У меня вообще-то есть своя жизнь. Это вы в четырех стенах сидите, а я девушка молодая, мне гулять и отдыхать надо.

Рассказывать ей о профессоре я не собиралась. Вполне возможно, что она его знает. Раз уж к ней столько головастых дядек и тетек ходит, то почему бы и нет? А с этой вредной бабки еще станется, если что, взять и испортить мне все планы. Она тоже головастая, придумает что-нибудь, и я в один момент лишусь своего профессора, который для меня затратный и во всех смыслах дорогой подарок.

Дедок встретил меня приветливо и был искренне рад видеть. Даже помолодел, выглядел бодрячком, козленком скакал по квартире, суетился. Для приличия, конечно, заверил, что печенья ни к чему были, но тут же побежал на кухню ставить чайник. Я сглотнула слюну. Хоть немного, но наемся.

Я очень боялась показаться совсем тупой и слишком умной. В первом случае он мог во мне разочароваться, во втором - усомниться. Но обошлось, к тому же Иван Федорович на меня не наседал.

Не сказать, что он занимался со мной чистым русским языком. Мы не писали диктанты, не учили правила, а скорее, просто разговаривали. Сначала меня такое безумно злило и вызывало раздражение. В конце концов, я трачу последние деньги на печенья не для того чтобы лясы точить, а чтобы получать знания. Но постепенно осознала, что дедок все правильно делает. Он рассказывал о книгах, о которых я не слышала, фильмах, которых не видела, работе, о которой не имела ни малейшего представления.

Иван Федорович относился ко мне мягко, очень бережно, все боялся, что я переучусь. Так и говорил:

— Сашенька, вы выглядите усталой. Наверное, на сегодня хватит.

Но я была не согласна. Я тратила большие для меня деньги не для того, чтобы через час уйти. Поэтому растягивала бескровные губы в чересчур радостной улыбке и убедительно отвечала:

— Нет, что вы, я совсем не устала. И знаете, вы так интересно рассказываете, что время пролетает незаметно. Расскажите еще о чем-нибудь.

Наше первое занятие закончилось около одиннадцати вечера. Дедуля порывался меня проводить, вызвать мне такси - которое оплачивать буду я - и конечно, пришлось отказаться.

— Спасибо вам, - поблагодарила его перед тем, как уйти. - Мне очень понравилось!

— Не передумали еще к нам поступать? - с доброй усмешкой подкалывал дедуля.

— Нет. И не передумаю. Я очень хочу.

— Ну, дай бог, чтобы вы действительно не передумали, Сашенька. Давайте тогда в следующую пятницу с вами встретимся, хорошо?

— Да, конечно.

— Вы только позвоните мне.

Снова тратиться.

— Обязательно, - и пока он еще чего-нибудь не выдумал, я поспешила повернуть замок и выйти в полумрак лестничной клетки. - Спокойной ночи.

— Всего доброго.

Я вся была на подъеме, в эйфории, сил столько появилось в крови, что даже голод отошел на второй или третий план. Домой шла пешком, улыбалась изредка и грызла одну печенюшку, которую стащила под шумок у профессора. Моя голова кипела от полученных знаний. Ведь последние несколько месяцев я только и делала, что жила инстинктами - поесть, поспать, держать себя в руках, найти денег, снова поесть. А сейчас вроде бы чем-то отвлеклась, практически физически чувствовала, как колеса моего пока еще драндулета с мягким шуршанием поехали вперед по гравию тяжелой дороги к лучшей жизни. Я двигалась и я жила.

Дойдя до дома к двум ночи, я наткнулась на запертую дверь. Кто бы сомневался. Эта бабка - ходячее зло. Но если сказала - не пустит, значит не пустит.

Ноги гудели, руки слегка тряслись от слабости, так же как и колени. Во рту после долгой дороги пересохло, а еще хотелось спать. Не видя другого выхода, я спустилась на второй этаж, собрала газеты из почтовых ящиков и постелила их у двери нашей квартиры. Без сил сползла по стене, в последний момент положив на кипу газет джинсовку, и сразу уснула, уткнувшись лбом в колени.

Около шести утра проснулась от скрежета замков, раздававшегося откуда-то сверху. Сначала не поняла ничего, сонно заморгала, пытаясь разлепить как будто засыпанные песком веки, огляделась по сторонами, силясь вспомнить, кто я и где нахожусь, и только потом подняла голову, наталкиваясь взглядом на изучающее выражение лица старухи. Она, брезгливо поджав губы, оглядывала скрючившуюся от холода меня, неодобрительно передернулась и недовольно процедила:

— Хоть ума хватило не барабанить посреди ночи в дверь.

— Хватило, - кряхтя как старая бабка и цепляясь ладонями за гладкую стену, я с трудом на дрожащих ногах выпрямилась и подняла свою джинсовку. - Я еще жить хочу, - не дождавшись, когда она отойдет с прохода, уточнила: - Пройти дадите?

Застыв на минуту, она с неохотой повела плечом, освобождая небольшое пространство, и я проскользнула внутрь.

— В душ иди. Неизвестно, какую ты заразу нахватала.

— Ничего я не хватала.

— Будешь со мной спорить - мигом окажешься на улице. После того как вымоешься, помой полы и протри мебель. У тебя сегодня много дел.

Сил не было, поэтому я безропотно потащилась в ванную, пытаясь мотивировать себя чем-нибудь, для того чтобы проснуться. Старуха излучала негодование, но опять же, в силу усталости мне было просто лень с ней ругаться и пытаться что-то объяснять.

Объяснять не пришлось. Элеонора Авраамовна сама все выяснила. Открыла мой пакет, пролистала тетрадку - и выяснила.

— Это мои вещи, - рассудительным и хладнокровным голосом отметила я, стараясь держать себя в руках. Мне не нравилось такое непозволительно-бесцеремонное отношение к моим вещам. - Вы не имели права их трогать. Я же не трогаю ваши.

— Милочка, ты живешь на моей шее, а здесь - мой дом. Нет ничего такого, на что бы я не имела права.

Она завтракала - на тарелке красиво лежали спагетти с соусом, мясо, салат и кусочек черного хлеба.

— Удовлетворили любопытство?

— Яда убавь, - она отреагировала на мое недовольство очень спокойно. Ну очень. Как ела, отправляя в рот маленькие кусочки и тщательно их пережевывая, так и ела. - Не доросла еще таким тоном разговаривать. Во всяком случае со мной. А теперь иди убирать. Вечером ко мне придут важные гости.

— Чтоб ты подавилась, - бормотала я себе под нос, вытирая очередную бесполезную статуэтку.

Но ничего того, что я боялась, не случилось. Профессор по-прежнему со мной занимался, бабуська по-прежнему ворчала, а я - выматывалась, едва доползая до постели. Старуха иногда читала мою тетрадь, с особенным интересом - заметки на полях, куда я выносила названия различных книг и фильмов, что советовал мне Иван Федорович. Как-то раз я набралась смелости и решилась попросить у нее книгу. Профессор рассказал о “Пигмалионе”, не на шутку заинтересовав меня, и когда я увидела небольшой томик на полке, то не смогла удержаться.

— Элеонора Авраамовна.

Старушенция резко подняла голову и недоверчиво прищурилась.

— Что надо?

— С чего вы решили, что что-то надо?

— Ты произнесла мое имя полностью, ни разу не ошибившись. Рискну предположить, что за пару часов быстрого увеличения ума в твоей бестолковой головке не произошло, следовательно, ты не просто так стараешься выговорить мое отчество, - и уже другим, более серьезным тоном продолжила: - Что ты хочешь?

— Можно у вас книгу взять? Только почитать, - заверила ее, пока бабулька не успела возразить. - На немного.

— Что именно?

— Пигмалион.

— Боже мой! Такое ощущение, словно только что шимпанзе доказало мне теорию Ньютона, - поворчав для виду еще немного, она поднялась с роскошно обитого кресла, стащила с полки томик и вручила мне. - Это не значит, что я освобождаю тебя от обязанностей по дому. Через час ты готовишь обед.

— Понимаю, - пробежалась подушечками пальцев по шершавой обложке. - Спасибо.

— И читаешь только рядом со мной, - приказным тоном закончила она. - Прямо у меня на глазах.

И теперь, каждый вечер я устраивалась на неудобном жестком стуле и принималась читать книги под пристальным взглядом старушки, которая зорко следила за моими действиями. Впрочем, это не означало, что она смилостивилась и дала мне ключи. Возвращаясь от Ивана Федоровича, я по-прежнему до утра просиживала под дверью и только после шести попадала домой.

Глава 48.

— Твоя вечная забота о ближнем - дело крайне бесполезное.

— Почему?

— Ты все равно не знаешь точно, что ему нужно, поэтому вечно попадаешь мимо.

— И что тогда делать?

— Делай то, в чем уверена. А ты можешь быть уверена только в своих желаниях.

— А если ближний сам мне скажет о том, что ему нужно?

— Об этом говорят только такие, как я. И если тебе это скажут - беги без оглядки.

(разговор Саши и Риты)

На улице в свои права вовсю вступало лето. Деревья цвели, птички пели, люди сбросили с себя тяжелые и теплые одежды и облачились в разноцветные короткие тряпки. Вступительные экзамены приближались.

Занятия с профессором по-прежнему продолжались, только теперь приобрели системность и конкретность. Он дал мне конкретные учебники, рассказал об экзаменах, что и как будет, сложно ли это и все такое прочее.

— Но тебе, Сашенька, можно не волноваться, - он ласково мне улыбнулся и, стараясь ободрить, сжал мою ладонь в своей. - Ты же не первый раз сдаешь. Тем более подготовишься как следует и все получится.

— Да-да, спасибо за поддержку.

Тем не менее я волновалась и изрядно нервничала, не в силах усидеть на месте. Старуха, конечно, все заметила - и перемену настроения, и мандраж, да и книги новые тоже. Она их в руках вертела, иногда листала и всегда выразительно хмыкала, всем своим видом давая понять, что сомневается во мне и моих умственных способностях.

— Лучше бы ты лишний раз полы помыла, - ворчала она и неодобрительно качала головой. - Тоже мне, гений-самоучка.

— Я всю жизнь мыть полы в вашем доме не собираюсь.

— И что же ты собираешься? Кем хочешь стать?

— Богатым человеком.

— Своим умом? - расхохоталась она. - Милочка, уж лучше бы за собой следила. Через постель в твоем случае это куда более вероятно.

— Не ваше дело, как и чем я буду этого добиваться.

Она хмыкнула, очки сняла и скрестила руки на впалой старческой груди.

— И на кого учиться собираешься?

Очень долго думала - говорить ей или не стоит. Наконец, решив, что не такая уж это и тайна, я неохотно выдавила:

— На редактора.

— Матерь Божья! Слоним*, наверное, в гробу перевернется. Редактор. Тоже мне. Ты с ошибками пишешь и разговариваешь.

— Да пошла ты, - вспыхнула я и со злости бросила на полку, которую до этого вытирала, влажную тряпку для пыли. - Только и знаешь всех критиковать. Сама ни хрена не делаешь, лишь свою жирную задницу отъедаешь. Достала уже!

Впервые я так сильно сорвалась, аж желудок заболел. Раньше как-то сдерживалась, а тут резко навалилась и усталость, и нарастающая нервозность, да и голод давал о себе знать. А бабка со своим ядовитым языком просто под руку попалась.

Конечно, вышло неразумно, и в глубине души я готовилась быть выгнанной пинком под зад. Идти некуда, да и денег нет, но оставался мой любимый дедушка-профессор, у которого можно было бы перекантоваться. А там и общежитие не за горами.

На удивление, ничего не произошло. То есть совсем ничего. Бабка, как ни в чем не бывало, королевской поступью вплыла в мою каморку, окинула лежащую меня на кровати и повелительно произнесла:

— Мне долго тебя ждать? Ты не убрала гостиную. Прикажешь мне это сделать?

У меня на языке вертелся ядовитый и меткий ответ, который прямо рвался в бой, но я сдержалась. Все-таки мозги мне пока еще не до конца отказали, и если пронесло однажды, это совсем не означает, что так повезет и во второй раз. Поэтому я молча и послушно встала, пригладила растрепавшийся хвост и поспешила доделывать уборку. Бабка тем временем спокойно поужинала и отправилась в постель.

А потом…потом как-то быстро и неожиданно все накатилось, как одно к одному, и чуть не разрушило все то, что я с таким трудом построила за полгода.

О прошлой жизни я не хотела вспоминать и не вспоминала. Старая книга закрыта, и Саша Лилева осталась в прошлом, ее жизнь - в другом томе, который запечатали и поставили на полку. И лично у меня не возникало желания его перечитывать и вспоминать. В темноте этот старый и нежеланный фолиант так и норовил открыться и выпустить прошлое, но ночи пока что оказывались на моей стороне. Даже сны не снились - с такой силой я уставала. О каких воспоминаниях могла идти речь?

Но я забылась, слишком сильно постаралась вычеркнуть это из памяти - тоже самое, что пытаться замалевать с силой выведенную надпись. Я так нажимала на ручку, не жалела чернил и сил, что на следующем листе все отпечаталось. И на следующем, и на следующем…и так до конца страниц. Впрочем, неважно.

На деле все оказалось куда более прозаично. Я по-прежнему же по вечерам ходила к Ивану Федоровичу, а после этого - ждала шести часов, чтобы снова попасть в полюбившиеся и привычные стены дома, из которых выбиралась только по делам. Но так как почти наступило лето и на улице потеплело, то всю ночь сидеть в прохладном подъезде на полу уже не хотелось. Ходила я не слишком быстро - потому что уставала, но за три-три с половиной часа спокойно могла добраться до дома старухи. Иногда путь занимал больше времени. Теперь в дорогу, когда установилась относительно теплая и сухая погода, приходилось брать бутылочку с водой, которую я наливала перед занятиями.

Та ночь была не первой, когда я решила прогуляться, причем далеко не первой. Маршрут - уже изученный вдоль и поперек, каждый куст, камень и выбоина на дороге - прекрасно знакомы. Избегание людных мест вошло у меня в привычку, поэтому по пути редко попадались прохожие и увеселительные заведения с большим количеством народа. Но и они были - всего два. Сначала - кинотеатр, чуть дальше - среднего пошиба ресторан с караоке, откуда периодически доносились не слишком трезвые подвывания. И я к ним привыкла, воспринимала их как кусты и камни - всего лишь декорации, которые не мешают и не интересуют.

Никто из моей прошлой жизни не мог ходить в такие места. Ксюша? Она все равно, если что, ничего не скажет, да и не пристало особам королевских кровей портить дорогие туфельки дорожной пылью, которую разносят обычные люди. Ее дорога - от автомобиля до двери, неважно какой - магазина или богатого дома. Не суть. Леха или Дирижер - не их формат. Они окончательно обросли богатством, заматерели и, наверное, ели только золотыми ложками.

Я ошиблась. Не знаю, что тогда понадобилось Коле в затрапезном ресторане не его уровня, но мужской силуэт, высвеченный многочисленными фонарями, которые освещали дорожку из грубо обтесанного камня, был опознан мною моментально. Я не могла ошибиться - это Дирижер собственной персоной. В ладно сидящем костюме, пиджак которого закинул себе на плечо, он отвернул голову к своей спутнице и пока еще не видел меня.

Панический ужас полностью парализовал тело. Я застыла как вкопанная, открывая и закрывая рот, не в силах глотнуть хоть каплю воздуха. Надо было отвернуться, потому что такой пристальный взгляд Коля наверняка почувствует и увидит меня. Что будет, если он узнает меня?! А вдруг…Может, он здесь не один?!

У страха глаза велики, и мне казалось, что я могу тонкими, поднявшимися от ужаса волосками ощущать, как приближается еще кто-то из их компании. Они все здесь. Все. И получается, что еще секунда, и полгода ада пойдут псу под хвост. Снова возвращаться, бояться, оглядываться по сторонам и скрывать лицо…или хуже того, вернуться в прошлую жизнь и с замиранием ждать, пока мне оторвут голову…Только не это! Не тогда, когда все только начало налаживаться.

До этой секунды я уверенно двигалась наперерез этой паре, и теперь мне предстояло как-то не слишком резко и заметно развернуться, спрятать лицо и убежать. Не привлекать к себе внимание. Повернуть некуда - справа только ресторан и плотный ряд жилых домов. Слева - пешеходный переход, а это значило - пять минут, повернувшись спиной к собственному страху. И уповать на то, что Коля не увидит положенное прямо перед его носом - не получалось. Стремительно развернуться - не выход. И в то же время - единственный выход.

— Где машина? - громкий веселый голос девушки со слегка пьяными нотками ударил в барабанные перепонки не хуже набата. Только мое поверхностное и быстрое дыхание его перебивало. - Холодно уже.

Я опустила глаза и медленно развернулась, на ходу заслоняя лицо руками и поднимая ворот джинсовки, чтобы хоть немного спрятаться. Шаг за шагом, шаг за шагом - одеревеневшие ноги еле переставлялись, не слушались меня, по каменной и прямой спине скользили капли пота, а в висках по-сумасшедшему бился пульс, из-за чего не было слышно ничего вокруг. До ближайшей тропинки между домами оставалось тридцать или сорок шагов, и каждый был как маленькая смерть. Наконец, завернув в грязный проулок, я со всхлипом выдохнула и рванула в темень старого двора с максимальной скоростью, которую позволял ослабленный организм. Испуг сыграл свое дело. Я задыхалась, глаза застилала черная пелена, изредка озаряемая снопом искр, но я не могла остановиться, пока не добежала до дома.

Кнопка вызова лифта ломалась под ударами моей ладони, а я пританцовывала от нетерпения. В боку кололо, очень сильно, поэтому я даже не заметила, как скрючилась в три погибели. Не дождавшись медлительной кабины, взлетела вверх по лестнице и, достигнув двери, забарабанила в нее со всей силой. Мне было плевать на неудобства старухи, плевать на ее сон и принципы, будь они трижды неладны. Мне нужно было убежище, и я была готова выломать дверь, если потребуется.

— Открывай! - кулак болел, а звуки, что я издавала, лишь отдаленно напоминали человеческие. Горло пересохло, колени подгибались и, наверное, еще немного, я бы просто упала. - Открывай! Да открывай же ты!

Только когда я разбудила соседей и те начали роптать, ключи в многочисленных замках нашей двери зазвенели. Разъяренная бабка - откуда только силы в тщедушном и старом теле? - фурией набросилась на меня и замахнулась, начиная кричать и ругаться, но было не до нее. Я оттолкнула ее в сторону, не разбирая дороги, влетела в дом и лихорадочно защелкала замками, заворачивая их до предела.

— Ты что себе позволяешь, идиотка? - громко орала Элеонора Авраамовна и угрожающе трясла не самой легкой связкой ключей перед моим потным и на удивление бледным, без единой кровинки лицом. - Ты умом тронулась?!

Мне некогда было спорить и выяснять отношения. Нужно было спрятаться, куда-то забиться и забыть. Вернуть с трудом достигнутое душевное равновесие, испарившееся без следа.

— Простите! Простите, пожалуйста! Я не буду больше так делать. Мне очень надо было домой! Честное слово!

— Я говорила тебе, чтобы ты меня не будила?! Это твои проблемы! - отрезала она и указала на дверь. - Вон!

— Нет! Вы не можете! Пожалуйста! Можно я хотя бы сейчас побуду здесь! Прошу вас, Элеонора Ав-в-враамовна, - от ужаса я начала запинаться. - Пожалуйста! Я больше не буду уходить по ночам, клянусь!

Я едва не плакала, дрожала всем телом, и наконец, бабуська, процедив что-то нелицеприятное себе под нос, раздраженно шаркая, направилась к себе в комнату, оставив меня в коридоре. Не раздеваясь, я рванула в свою, кинулась на постель и укрылась с головой простыней, заменяющей мне одеяло. Бросало то в жар, то в холод, зубы стучали, и каждый скрежет и звук - будь то проезжающая под окном кухни машина, шуршащая шинами, щелчок работающего счетчика или обычный шорох, заставляли подскакивать и скукоживаться от страха.

Слово свое сдержала. Наутро, бледная после ночных переживаний и постоянной рези в боку, я встала раньше бабульки и еле дождалась приличного времени, чтобы позвонить профессору. Бабка ничего не спрашивала, даже разрешила звонок сделать, но и к разговору прислушивалась от первого до последнего звука.

— Иван Федорович, доброе утро, я вас не разбудила? - поприветствовала его и вытерла повлажневшие ладони об штанины.

— Нет-нет, Сашенька, что ты. Я рано встаю. Что-то случилось? - обеспокоенно поинтересовался профессор. - У тебя что-то с голосом.

— Ничего. Все в порядке, - старуха вытянула шею и сделала вид, что смотрит в окно. - Я просто хотела сказать, что не смогу больше к вам приходить.

— С тобой все хорошо?

— Да, да, конечно, - поспешно заверила и добавила, пытаясь убедить его. - До экзаменов осталось совсем немного, учебники я вам верну, когда сдам, можете не волноваться. Просто у меня неожиданно возникли проблемы личного характера…Ничего серьезного, но нужно уехать, - бабка выразительно фыркнула. - Поэтому я не смогу к вам приходить.

— Может, помощь нужна?

— Нет, спасибо вам. Все в порядке.

Он был не особо обрадован, да и заверить его не слишком получилось, но дедок смирился. В конце разговора лишь добавил:

— Я буду тогда ждать вас через неделю, Сашенька.

— Вы будете в приемной комиссии?

— Да. Так что не волнуйся.

— Хорошо. Обещаю не ударить в грязь лицом, - исторгла из себя любезный смешок и попрощалась.

Пожилая женщина никак не прокомментировала мое поведение, но была довольна тем, что я не шляюсь по ночам. Я вообще из дома не выходила - только раз в неделю, рано утром за продуктами на рынок. В один из таких вынужденных походов, не испытывая никаких терзаний насчет денег, безропотно выложила нужную сумму за пару очков с большой оправой, только одни солнцезащитные, а другие простые, без диоптрий. Купила осветлитель для волос и мягкую кепку с большим козырьком.

Но этого оказалось не последним испытанием. Через пару дней меня госпитализировали по скорой с острым приступом язвы. Через три дня должен был состояться мой первый вступительный экзамен.

Глава 49.

В большей или меньшей степени все более или менее нормальны.

Александра.

Все оказалось просто - сильный приступ, раздирающая изнутри боль, кромсающая органы, сдерживаемые стоны и попытки устроиться на кровати поудобнее. Бабка меня не трогала - вернее, вначале еще пыталась тормошить, но потом оставила в покое. Ровно до того момента, пока я опрометью не кинулась в ванную и меня не вырвало в унитаз. Таких выражений от нее я никогда не слышала. Элеонора Авраамовна, жутко ругаясь, вызвала скорую, приехала машина и меня забрала. Все просто.

— Я нормально себя чувствую, - в который раз за день повторяла я своей медсестре, которая исправно приходила в палату два раза в день. - Вы понимаете, что мне надо домой? У меня экзамены на носу.

— Девушка, - женщина вздыхала и снова терпеливо заводила монотонный стандартный ответ, уготованный, наверное, для всех пациентов. - Я не врач. Я медсестра. Придет врач, и вы с ним сама решите все вопросы. Договорились?

— И где он?

— На обходе. Скоро будет.

Он пришел только на следующее утро - в обед. И врач - громко сказано. Парень молодой.

Медсестры и сами врачи на пациентов мало обращали внимания - не больше чем на стандартную тумбочку или кровать. Но пациентов надо лечить, а мебель - не надо. Вот и все отличие. Поэтому при нас, конечно, много болтали - о своей личной жизни, о сплетнях, о переживаниях и неудачах. И естественно, не могли не упомянуть нашего доктора. Ах нет, вру, интерна.

Благодаря своему потрясающему слуху и скучающему выражению лица мне удалось узнать, что мой лечащий врач - Роман Герлингер. Ему двадцать четыре, не женат, детей нет, заканчивает интернатуру, имеет богатого отца академика, тоже врача, кстати, и маму, кандидата наук. Папа его давно не практикует - подался в бизнес, но прежние связи остались, поэтому сынишке прочат интересное и благополучное будущее. Что еще? Ах да, Роман не имеет вредных привычек - не пьет, не курит, голос не повышает, с девушками - обходителен и добр. Мечта, а не мужчина, одним словом. Вот что значит - правильное выражение лица.

Я все это не просто так узнавала. Никаких матримониальных планов не строила - на меня разве что слепой сейчас польстился бы. Но повлиять, манипулировать…Почему нет? У меня экзамен, и спокойно сидеть на попе я не собиралась. Тем более, глядя на лицо доктора, не возникало мысли, что он как-то мне помешает. Помешал.

Осмотрел меня, задавал какие-то вопросы - насчет питания и вредных привычек.

— Вы употребляете алкоголь?

— Нет.

— Вообще?

— Вообще.

— Курите?

— Да.

Он зацокал языком и покачал головой.

— Придется бросать.

— Уже бегу, - отозвалась сухим тоном и скрестила руки на груди. - И?

Он растерянно заморгал и оглянулся по сторонам, словно этот жест мог что-то для него прояснить.

— И…что?

— Сколько мне здесь торчать? - любезности во мне не было ни на грамм.

— Недельки две, возможно, чуть больше, - он легко пожал плечами, и белый халат, явно не из самых дешевых тканей, красиво обрисовал развитую грудную клетку и мышцы на предплечьях. - Вам, девушка, нужно все анализы пройти и подлечиться.

— Я могу выписаться досрочно?

— Что? Зачем?

— Мне нужно.

И вот тут он неожиданно заупрямился, как баран какой-то. Уперся рогом и ни в какую не хотел меня выписывать.

— Нет, девушка, - бескомпромиссно качал головой и выпячивал вперед мужественный, гладко выбритый подбородок. - Ваше здоровье теперь на моей ответственности. Я ваш лечащий врач, и мне решать, когда вас выписывать. И в конце концов, прекратите со мной спорить.

Мы пререкались два дня. Он был непоколебим. Я тоже.

Я предлагала ему деньги, я сто пять раз напоминала о том, что являюсь всего лишь одной из тысячи бесплатных больных, которых больница за свой счет кормит и лечит. А тут, можно сказать, сама пытаюсь облегчить непосильное бремя расходов. Наконец, я угрожала, беспардонно перейдя на ты, а это непонятный Герлингер оскорблялся, но не сдавался.

— Ты понимаешь, что у меня экзамены завтра? - дрожа от сдерживаемых эмоций, цедила я. - Это мне что, снова год ждать по твоей милости? Ты ведь даже не врач.

— Врач.

— Недоучка.

Он вспыхнул.

— А вот это уже хамство, - пациенты, живущие со мной в одной палате, согласно зароптали. - Вы очень неблагодарны. Александра, вам здоровье совсем не нужно? Никуда эти экзамены не денутся…

— Сказал профессорский сынок, - едко улыбнулась ему, так что у парня свело челюсть.

Я пыталась говорить по-хорошему, во всяком случае вначале. Но этот идеалист отбил всю охоту. Одна из моих соседок по палате так прокомментировала мое поведение:

— Она такая вредная, потому что язвенница. Это теперь на всю жизнь.

— На себя посмотри, жирдяйка, - парировала я невозмутимо. А вот девушка возмущенно заохала и принялась доказывать всем присутствующим, что это у нее пищеварение такое плохое, а на деле ест она мало. Ага. Палку колбасы на завтрак. Совсем мало.

Язвенница или не язвенница, но вела я себя, конечно, преотвратно. Стресс, куча внезапностей и подвешенное состояние жизни как-то не действовали умиротворяюще. Но я не сдавалась.

К моему удивлению, в последний день перед экзаменом в палату вальяжно вплыла моя старуха. Впервые за достаточно продолжительное время я наблюдала за Элеонорой Авраамовной, покинувшей роскошные стены своего домика. Все присутствующие в палате пораженно замолчали и следили глазами за приближающейся к моей постели бабуське. Ее внешний вид определенно не оставил никого равнодушным. В конце концов, не каждый день можно встретить ссохшуюся старушку с прямой осанкой танцовщицы. Ко всему прочему добавим платье прошлого века, хорошо сохранившееся, шляпку с цветочками, венчавшую абсолютно седую голову, и зонтик тросточкой, концом которого старая женщина едва касалась пола. Красная помада и подведенные черным карандашом брови довершали картину. Моя соседка подавилась очередной палкой колбасы.

— Какие люди! - слегка издевательски протянула я и подвинулась, освобождая старухе место. - Что так? Сегодня магнитная буря?

— Не язви, будь любезна. Меня это раздражает. Я пришла узнать, когда тебя выписывают, - она чопорно поджала губы. - Дома не прибрано.

— Хрен пойми когда.

— Можно не выражаться?

— Да без проблем, - помолчала немного, затем решила все-таки поделиться. - Этот гад не пускает меня завтра на экзамен.

— У тебя экзамен завтра?

— Угу.

— Придешь в следующем году, - она легко пожала плечами. Правильно, ей то что? Это не она пятую точку рвала и училась всему, чему получалось. - Может, ума к тому времени поднаберешься. Что за гад?

— Недоврач.

— Недо?

— Интерн, - я скривилась так, словно проглотила лимон. - Весь такой правильный. “Я не могу вас выписать, девушка, до тех пор, пока вы не поправитесь. Это мой долг”. Тьфу!

Элеонора Авраамовна рассмеялась скрипящем смехом.

— Ну и радуйся. Кормят, лечат и все задаром. Чего тебе не хватает?

Словно почувствовав, что в этой палате обсуждают именно его, широким и энергичным шагом влетел вышеупомянутый недоврач. Полы халата расходились в стороны, приоткрывая взгляд на мощные бедра, и все как по команде задержали дыхание.

— О, Александра, к вам посетитель, - он тепло и вежливо кивнул старушенции, и та - о боже! - подмигнула ему в ответ. - Добрый день. Пришли проведать внучку?

— Я еще очень молода, чтобы называться бабушкой, - продолжила строить глазки старушенция.

Да она с ним флиртовала! Хлопала несуществующими ресницами, многозначительно выпучивала глаза и растягивала тонкие губы, покрытые красной помаде, в якобы чувственной улыбке. Ужас-ужас. Правда, в ее исполнении это смотрелось не то чтобы неприятно, скорее смешно.

— Вам восемьдесят два, - нахмурив лоб, сказала я, как бы не замечая легкого удара по ноге. - Вы и прабабкой можете называться. Возраст позволяет.

— Не слушайте это недоразумение. Мне шестьдесят четыре.

— Конечно. А я мать Тереза.

Роман молча наблюдал за нашими препирательствами, но в светлых глазах блестели бесившиеся смешинки. Наверное, мысленно он угорал над нами. Впрочем, как и вся палата. Затем он встряхнулся, взял себя в руки и предстал уже в знакомом образе строгого врача. Направил меня на анализы, приказал с утра не есть и, перед тем как выйти, предупредил:

— Александра, этой ночью дежурю я, поэтому даже не думайте пытаться сбежать. Помните, что…

— Да-да, здоровье на первом месте, - с раздражением махнула на него рукой. - Иди уже.

Он чуть склонил голову перед старушкой и таким же решительным шагом направился к двери. Я уже повернулась к хозяйке и открыла рот, чтобы поделиться еще одним эпитетом в адрес доктора, как заметила, что эта ссохшаяся мумия в жемчугах пялится на его задницу. Голову на бок склонила, оценивающе прищурилась и гипнотизировала парня пониже спины.

— Хорош, - удовлетворенно причмокнув, она вынесла окончательный и безоговорочный вердикт. - А попка…как орех. Так бы и разгрызла.

— У вас зубов давно не осталось.

— Твоя правда. Но ничего, по крайней мере, я пока что не разучилась получать эстетическое удовольствие. А ты могла бы быть с ним и поласковее.

— Успокойтесь. Вы меня видели?

— Деревню не скроешь.

— Вы за этим пришли? Оскорбить меня?

— Ах да, молодец, - прищелкнула сухими пальцами старушка. - Я пришла сказать, что в этом месяце зарплату ты не получишь.

— Что?!

— Что-что? Скорая она тоже денег стоит, - Элеонора Авраамовна, к которой я почти стала проникать симпатией, проворно поднялась, оперлась на зонтик-тросточку и посмотрела на циферблат блестящих часов, надетых на сморщенное запястье. - И вот, возьми.

На кровать полетел черный пакет, в котором я обычно хранила вещи.

— Что здесь?

— Глаза есть. Посмотреть - не отвалятся. А я пошла. И, милочка, не советую злоупотреблять моим терпением. Пыль в моем доме накапливается очень быстро, а я ее не люблю.

В пакете оказались два учебника, джинсы, кофта и мои последние деньги - сто рублей. Удержать довольную и предвкушающую улыбку не вышло.

Я не могла позволить разрушиться моим планам. Еще год тратить впустую и терять профессора? Ни за что. Поэтому поздно вечером, дождавшись, пока все заснут, я, как ни в чем не бывало, направилась в ванную, демонстративно прошагав мимо дежурящего сегодня Романа. Тот вскинул голову, слегка сощурился, оглядывая меня сверху вниз, и поинтересовался:

— Вы куда?

— Помыться.

— Посреди ночи?

— Это единственное время, когда я могу. Мне как-то не улыбается мыться, когда под дверью прислушиваются к каждому моему шороху, а парень из пятой палаты подглядывает в щелку.

— А я думал, что он там вечно отирается, - удивленно присвистнул Рома, но тут же посуровел. - Знаете, Саша, я вам все равно не верю.

— Ты достал меня, доктор. Со мной одно полотенце, - помахала перед его лицом белой махровой тканью. - Ванная на виду. В пяти шагах от тебя. Никуда я не убегу.

— Смотри мне.

Все-таки дурной он парень. Под свернутым полотенцем я с легкостью спрятала джинсы и учебник, а остальная часть вещей была надежно и заблаговременно припрятана перед отбоем. Отделение - на втором этаже, и значит, всего лишь дело техники вылезти из окна и смотаться как можно дальше. Парень же не кинется меня догонять - он дежурный. А я экзамен сдам и вернусь.

Хлопнув дверью, на всю включила ледяную струю воды, застучавшую по кафелю, и прислушалась. Было тихо. Быстро переоделась, зубами схватила ручки пакета и открыла тугую раму. Высоко, черт. Как бы ногу не сломать. Но я утешила себя тем, что рядом больница. И очаровашка доктор.

Потребовалось пятнадцать минут, чтобы почувствовать почву под ногами. Стоило ее коснуться - как по заказу в окне ванной показалась светловолосая голова докторишки.

— Обманщица! Идиотка! Ты же разбиться могла! - надрывался он. - Ненормальная!

— Уж извини, - развела в ответ руками, - но через дверь ты меня не пускал, - попятилась к воротам, крикнув напоследок: - Увидимся днем!

В конце не удержалась и сделала неприличный жест, тут же рассмеявшись. Никто не может становиться между мной и моей целью. Особенно такой важной.

К шести забежала домой. Старушка сразу открыла, словно не сомневалась в том, что именно я стою под дверью.

— Сбежала-таки, - не спрашивала она.

— Угу.

— Твой доктор что сказал?

— Он был в шоке.

— Понятное дело. Чего пришла?

— Воды попить.

Она недовольно приподняла бровь, но пропустила и дала кружку. Потом проводила к двери.

В университете я не волновалась. Совершенно. Натянула капюшон на голову, закрыла лицо прядями и уткнулась в учебник, не обращая ни на кого внимание. Заходить мне предстояло в первой пятерке.

Вглядываясь в знакомое, располагающее и подбадривающее лицо профессора, читая билет, в котором каждый вопрос был мне знаком, я спокойно и четко отвечала на все вопросы.

Сдала? Сдала. В этом не было никаких сомнений.

Оставалось теперь вернуться под теплое крылышко своего врача.

Глава 50.

У нее аромат старого Голливуда, блюза и дикого урбана,

который можно найти только в большом городе.

Роман.

Почему-то и мысли не допускалось в моей голове, что мы с этим мужчиной когда-нибудь снова пересечемся. В то время для меня всякие романтические связи - даже как средство заработать денег и подняться - не рассматривались. Не потому что это низко или некрасиво, а потому что это банальные торгово-рыночные отношения, к которым я была не готова. Если рассматривать рынок, то меня смело можно было класть в корзину с надписью “Распродажа. Все по пять рублей”. На большее, увы, я пока не тянула, а пяти рублей мне не хватает. Если уж и идти по такому пути, искать мужика богатого, то в себя надо вкладывать, и вкладывать немало. А это риск, который я не могла себе позволить.

С другой стороны у меня что-то появилось. Например, приличная крыша над головой, учеба и новое имя - неплохая почва для старта. Но и ее надо было обработать, чтобы двигаться дальше. А молодой доктор Герлингер - как будто был с другой планеты, с другого мира, и относился он к тому типу мужчин, о которых я изредка слышала и никогда близко не пересекалась. Правильный, умный, красивый, интеллигентный - словом, принц да и только. И внешность его была как раз для принца - высокий, стройный, потрясающий блондин с мужественными чертами лица. Нос, скулы, подбородок - в каждой черточке чувствовалась порода, выхолощенная и вылощенная; потрясающая смесь генов, и почему-то в случае с Ромой у меня всегда возникала ассоциация с коллекционным вином, которое так обожал его отец.

Расставшись с ним и уехав из больницы, я не рассчитывала на новую встречу. Но столкнувшись с этим мужчиной на улице, встретившись с ним взглядом - я отчетливо поняла, чего хочу от него и как. Моментально созрел план, на удивление точный и продуманный в деталях, и не было никаких сомнений в собственных силах. Я знала, что ему требуется и в каких количествах. Надеть еще одну маску? Ерунда. Их и так уже было много, одной больше, одной меньше - роли не играет. В оркестре моей жизни Роме была отведена далеко не последняя роль.

После своего первого сданного экзамена я вернулась в больницу, и любезный Роман, скрестив руки на обтянутой белым халатом груди, карающей скалой застыл в дверях отделения.

Сурово хмурил светлые брови, смотрел укоряющим взглядом, видимо, устыдить пытался, но мой сияющий и довольный вид совершенно сбил ему настрой.

— Сдала?

— Конечно. Но только первый.

Он тяжело вздохнул, видимо, морально примирившись с тем, что в будущем придется меня отпустить. Мой доктор глупым не был, к тому же успел собственными глазами убедиться в том, что не следует становиться между мной и моими планами. В лучшем случае - я вылезу в окно. Про худший - он не мог и подумать.

— Отлично. Тогда разворачивайся и дуй за мной.

Я с подозрением прищурилась и припомнила его вчерашние слова об обследовании.

— Лампочку в меня совать будешь? - напряглась и отпрянула подальше. Глотать всякую гадость не хотелось.

— Я в тебя ничего совать не буду.

Звучало двусмысленно, и не сдержавшись, я весело фыркнула. Доктор обернулся и с непониманием на меня посмотрел, поэтому пришлось натянуть вежливое и слегка скучающее выражение.

— Не обращай внимание. Это нервное.

В больнице я пролежала две недели, но по выходным меня отпускали домой. А там я с утра до ночи драила, вытирала, стирала, убирала, и бабка, очевидно, отрываясь за потерянные дни, когда она не могла до меня добраться и, соответственно, достать, теперь отрывалась по полной программе. Рассиживалась вальяжно в кресле, ногу на ногу закидывала и только рукой махала, указывая на ту или иную часть комнаты.

Я отъелась. Отогрелась. Набрала два килограмма на больничной еде. После вынужденной голодовки она казалась невообразимо вкусной и горячей, но остальные пациенты, во всяком случае те, с которыми я лежала в одной палате, плевались и ходить на завтраки, обеды и ужины отказывались. Лишь полдники ели.

Молодой Герлингер выписал мне диету, дал рекомендации насчет моего здоровья, питания и образа жизни в частности. Жирное, сладкое, соленое…То нельзя, это нельзя. Я, конечно, кивала и делала серьезное вдумчивое лицо, но толку то, если денег мне хватает только на вредные супы, от которых, по его словам, когда-нибудь мой организм загнется.

Очередные трудности были позади, еще столько же впереди - и я была готова покорять новые вершины.

Нужно было всерьез думать насчет комнаты в студенческом общежитие. Началась бумажная волокита, бесконечные посещения универа, в который мне приходилось каждый день ходить пешком - туда и обратно - потому что денег не было. Я во что бы то ни стало вознамерилась выжать все, что могла. Узнавала про стипендию - копейки, даже меньше, чем старуха платит; интересовалась по поводу социальной стипендии, но честно сказать, боялась за нее браться. Много бумажек нужно, а бумажки - весточка из прошлого Саши Волковой, а его мне ворошить не хотелось. Я узнала про повышенную стипендию, которая оказалась дополнительным стимулом, но и ее, если все получится, ждать не меньше года. А еще…За разбитую комнату в общежитие нужно было платить. Мне, как бюджетнику, цену снижали, но все равно - денег ноль, еды ноль, а в перспективе - комнатушка с тараканами, которую предстояло к кем-то делить.

Да и собственное здоровье…На список лекарств, оставленный любезным доктором, денег не было, на “правильную” еду - тоже. Но помощь пришла откуда не ждали.

Моя старушка, эта костлявая курица, по-прежнему гоняла меня нещадно. Пилила, упрекала в глупости и невежестве, доводила до полусмерти от усталости, и на мое справедливое:

— Я же все-таки только из больницы.

Следовало ее невозмутимое:

— А мне плевать.

Винить старуху было лицемерно, потому что я бы так же сказала, но другое дело, что ее высказывание касалось меня лично, а тут разговор другой. В общем, все стало как раньше - я курила, перебивалась нехитрой едой и половиной буханки в неделю, пока совершенно неожиданно Элеонора Авраамовна не позвала меня к столу.

— Чего вам? - мои руки и ноги отваливались от усталости и многочасовой ходьбы, уборка была давно завершена, и старуха потревожила мой законный отдых. Конечно, я была недовольна. Ровно до того момента, как перед моим носом на стол с громким звуком не опустилась полупустая - а для меня полуполная - тарелка с овсяной кашей. - Это мне?

— Тебе, - с брезгливым выражением лица старушка мизинцем подтолкнула тарелку ближе, а затем махнула головой в сторону подставки со столовыми приборами. - Ложку сама возьмешь, руки не отвалятся. И ради бога, милочка, постарайся не чавкать.

Мое удивление было настолько сильным, что я даже спорить не стала. Молча взяла ложку и буквально за пару минут проглотила всю кашу.

— Добавки не дам, - сразу предупредила бабка и погрозила мне столовым ножом, которым мазало масло на булку. - И не проси. И вообще, милочка, где твои манеры? Как свинья какая-то проглотила все за три секунды и готово. Так не едят. Чтобы насытиться, еду растягивают, кладут в рот мелкими порциями. Ай, кому я это все объясняю? Деревня.

Я начала питаться. По-настоящему. Настоящей горячей едой по три раза в день. Порции были маленькими, правда, стоит сказать, они лишь слегка уступали порциям Элеоноры Авраамовны - старушка показала себя сторонницей правильного образа жизни, поэтому: ела медленно, жевала долго и потребляла только полезные и свежие продукты. Без всяких там ГМО, как любила говорить она. Что такое ГМО - я понятия не имела, но послушно ела до крошки все то, что она милостиво давала.

Однако я рано радовалась. О внезапно проснувшемся человеколюбии в этой иссохшейся мумии можно было и не мечтать. Вопросы задавать я, конечно, не спешила - вдруг, отнимут последнее, но мысленно была настороже. Все выяснилось буквально к следующей мизерной зарплате.

— Это что такое? - я непонимающе вертела в руках три бумажки, каждая номиналом по сто рублей, и ожесточенно хмурилась. Даже губами беззвучно шевелила, о мысленно, где-то глубоко, уже чуяла подвох. - Вы и так мне копейки платите, но это просто смешно! Где моя зарплата?

Бабуська любезно улыбнулась, продемонстрировав крепкие и целые зубы, откинулась в плетеном кресле-качалке и нацепила на переносицу пенсне.

— У тебя в желудке.

— Не поняла.

— Ты что думаешь, милочка, я тебя просто так буду кормить? По велению души? За все надо платить.

— Моей зарплатой?

Она пожала худыми плечами.

— Не нравится - дело твое. Но в этом месяце ты все равно больше не получишь.

Вначале я разъярилась, и очень сильно. Меня преследовало ощущение, что бабка нагло обворовала мою персону, и это чувство жалило пчелой. На рефлексе само собой выходило и хамство, и желание отплатить, заставить вернуть свое, но стоило немного отойти и подумать, как все оказалось не так уж плохо. Сама я на четыреста рублей в месяц не смогла бы так питаться, какими маленькими порции не были бы. И после долгих вычислений и прикидок, пришлось признать, что лучше получать триста рублей, но быть сытой и жить в тепле, чем такие же жалкие семьсот и каждый месяц навещать уважаемого Герлингера в больнице.

Это не единственная помощь, которая неожиданно пришла ко мне от этой не самой, во всех смыслах, приятной и легкой женщины. И далеко не самая значимая, во всяком случае если смотреть с высоты лет.

Нежданно-негаданная встреча с прошлым в лице Коли Плетнева не прошла даром. Она напомнила и всколыхнула то, от чего поначалу я всеми силами пыталась отмахнуться и, в каком-то смысле, спрятать голову в песок, как позорный страус. Да, я стала мнительной, дерганой и нервной, и к сожалению, эти три качества остались со мной на долгие и долгие годы вплоть до роковой встречи, да и после нее потребовалось время, чтобы от них избавиться.

Моя мнительность до встречи с Колей носила примитивный характер - кепки с козырьком, сутулость, получасовая прогулка по безлюдным местам и только в случае крайней необходимости, вздрагивание от дверного звонка и просто от взгляда незнакомых людей. Но ведь так не могло продолжаться всю жизнь. А как по-другому - я на тот момент не представляла.

Осветляющая краска, купленная до больницы, мирно ждала меня на полке комода, и прямо перед университетом я планировала ею воспользоваться. Меня ничуть не волновало то, что волосы могут испортиться, что такой цвет мне не пойдет и прочие женские глупости. Моя жизнь выше глупостей. Поэтому буквально за пару дней до первого сентября я взяла одноразовую тарелку, смешала в ней все компоненты и получила отвратительно воняющую смесь непонятного и не слишком приятного цвета. Был вечер, старушенция благополучно дрыхла и мне не мешала, так что передвигалась я свободно. Вышла буквально на минуту в свою комнату за расческой, вернулась и увидела, как бабка смывает остатки смеси в раковину. От шока у меня отвисла челюсть.

— Вы что творите? - ошарашенно выдохнула я. Вырвала тарелку из ее пальцев, но в ней не осталось ни капли краски. Ноль. Снова. - Вы хоть понимаете, что я за нее деньги заплатила?

— За эту гадость? Дура девка.

— Да что вы говорите?! Это не дает вам право…

— Дает! - она с размаху саданула кулачком по белой раковине. - Это мой дом, и я не буду дышать здесь твоей отравой! Навоняла здесь, и думаешь, что тебе все с рук сойдет? Нет, милочка. И учти, в своем доме я девицы легкого поведения не потерплю!

— Чего-о?! - возмущенно вскинулась и взмахнула пластмассовой тарелкой, которую по-прежнему сжимала побелевшими пальцами. - Какая я тебе шлюха?!

— Такой дрянью только они и мажутся! Я и так терплю твое невежество и непроходимую тупость. Но вульгарность? Уволь меня. Если хочешь дешевой красоты - выматывай на улицу.

Она думала, что мне нужно дешевое внимание, дешевая популярность и красота, но на самом деле - они мне не сдались совершенно. Мне нужно было жить, так жить, чтобы ходить по улицам и не втягивать голову в плечи, не вздрагивать испуганно и не шугаться людей. Потому что люди - самая главная моя возможность, тот фактор, который мог бы сыграть в моей жизни решающую роль. А как им пользоваться, если я не выхожу из дома?

Она думала, что я просто тщеславно хочу быть красивой и желанной. Пусть так. Я не собиралась ничего ей объяснять. Мое прошлое - где-то и кем-то захоронено и касается только двух людей, одним из которых являюсь я сама. Но тем не менее бабулька решила мне помочь. Не ради меня самой, а всего лишь движимая азартом, вызовом, а создание из деревенской, по ее мнению, клуши - леди, являлось вызовом и практически невыполнимой миссией.

— Я еще сделаю из тебя конфетку, - угрожающе подняв указательный палец, говорила бабка. - Так и знай. Только ради бога, милочка, запомни одно правило.

— Важное?

— Для тебя - очень.

— И какое? - с вызовом вскидывала подбородок, не сдаваясь под решительным натиском.

— Открывай рот только в самых крайних случаях. Самых крайних. Молчаливая женщина - уже наполовину умная женщина.

То, что я стала такой, какой стала, - наполовину ее заслуга, пусть Элеонора Авраамовна не ставила цели облагодетельствовать меня. Она просто боролась с собственной скукой. А последствия этой борьбы - определили мою дальнейшую жизнь.

Глава 51.

Нет денег - купи черное платье.

Есть деньги - купи черное платье.

Есть выбор - купи два черных платья.

Элеонора Авраамовна.

Измениться внешне - это не только радикально поменять цвет волос, спрятать лицо за очками с большой оправой и нарядиться в мешковатые тряпки, скрывающие все контуры тела. Скорее, даже не столько все это, как нечто совсем другое. Когда мы узнаем человека, то лишь в последнюю очередь обращаем внимание на цвет и длину волос, и даже лицо удостаивается взглядом далеко не первым. Мы смотрим на осанку и разворот плеч. На манеру склонять голову и двигать руками. И самое, наверное, главное - это походка. И голос. Без сомнения голос.

Сама я не сразу это поняла, несмотря на то, что какую-то часть жизни жила на улице. Беспризорник - уже достаточно хорошая маскировка. Ты никому не нужен, а если еще и бегаешь быстро, то уж точно никаких проблем не возникнет. Потребности прятаться раньше не было. И вполне вероятно, что если бы не старуха, то меня самой хватило бы лишь на покраску волос да уродливые очки. Элеонора Авраамовна очень отчетливо объяснила мне все эти, казалось бы, нехитрые вещи, а главное, очень вовремя.

Говоря буквально, мне снова пришлось себя перекроить. Разрезать на мелкие части, разобрать мозаику и снова собрать, чтобы получить новую картинку. Терять было нечего, отступать - некуда, поэтому я не сопротивлялась и активно кромсала сама себя. Хуже уже не будет.

Элеонора Авраамовна не скупилась в выражениях. Она и раньше-то не слишком подбирала слова, а уж теперь, когда я стала от нее зависеть, то и вовсе распоясалась. Держала меня в кулаке, помыкала как хотела, а я терпела. И мы обе знали, что я буду терпеть что угодно, лишь бы добиться своего.

Буквально на следующий день после безмолвного согласия, мне пришлось узнать о себе много нового. Я искренне считала, что за четыре с лишним года “не на улице” полностью изменилась. Говорила правильно, знала много и держалась с достоинством. И не видела смысла скрывать, что горжусь этим. Старуха в момент разбила все мои тщеславные и самодовольные представления о самой себе.

— Что это? Ну что это? - морщилась старуха и с укоризной качала головой, глядя на мою фигуру. Она заставила встать меня прямо посередине просторной гостинице, где перед этим приказала сдвинуть круглый стол к стене, и теперь нарезала вокруг меня круги, периодически бурча себе под нос не самые лицеприятные вещи. - Как ты стоишь? Как ты ходишь, в конце концов?

— Ногами я хожу.

— Я вижу. Господи, милочка, я понимаю, что ты всю жизнь прожила в глухомани и доила коров, но это…Вот что это за вопросительный знак такой? - сухая морщинистая ладонь легла мне между лопаток и с неожиданной силой надавила, заставив меня выгнуться и расправить плечи. - Ты горб решила себе заработать? Выпрями спину, сказала!

Я слушалась, осанку держала, но минут через десять-пятнадцать снова расслаблялась, плечи опускались, спина сутулилась, и тело принимало ту форму, к которой привыкло. Бабка гневно покрикивала, и тогда я снова стремительно выпрямлялась, чтобы через какое-то время вернуться в привычное состояние.

Тогда старушка достала мне корсет для осанки цвета постаревшей слоновой кости. Он был неудобным, натирал и стягивал неимоверно, и казалось, выгибал меня под таким неестественным углом, что это должно было бросаться в глаза. Небольшая грудь сильно выдавалась вперед, плечи были неудобно вывернуты, спина - в постоянном напряжении. Дискомфорт жуткий, который, к тому же, не добавлял уверенности в собственных силах. Волосы, закрывавшие лицо, и спрятанная фигура позволяли чувствовать себя защищенной, такая осанка - нет. Тем не менее я смирилась и привыкла.

— Сколько мне эту хрень носить? - по привычке ворчала я и пыталась ослабить тугие лямки, стягивающие плечи.

— Столько, сколько надо.

— И в универ?

— Если понадобится, ты в ней спать будешь, - отрезала старушка, ясно давая понять, что мое нытье ей надоело. Пришлось прикусить язык и засунуть усталость куда подальше. Она какое-то время сверлила меня взглядом, словно ждала продолжения сцены, а, не дождавшись, удовлетворенно кивнула. - Так-то лучше, милочка. Учись держать язык за зубами.

Это только малая часть “репрессий”, как говорила старушка, которые применялись ко мне.

Старуха заставляла меня правильно двигаться - не сразу, а через какое-то время. Я такое только в кино видела пару раз, но она на полном серьезе вручила мне огромный пыльный талмуд, водрузила его на мою макушку и заставила мерить расчетливыми и небольшими шагами гостиную.

— Вы всерьез думаете, что я как дура буду ходить с книгой на голове?

Она улыбалась, легко передергивала плечами и уверенно заявляла:

— Ну да.

Туда-сюда, туда-сюда…Я ходила как маятник, и уже чисто на автомате разворачивалась, шла и снова разворачивалась, до тех пор, пока книга не падала вниз. И бабка не гнушалась телесных проявлений неудовольствия. Не била, но тычки и подзатыльники были обычным делом, если не справлялась. Поначалу я не справлялась часто.

Сколько лет это длилось? Да я не знаю, если честно. Но через год у меня получилось нормально ходить.

— Ты должна плыть, - наставляла старушка, эмоционально размахивая руками перед моим лицом. - Как по воздуху. Брось свои вихляния голой задницей - это не красиво.

— Мужикам нравится.

— Им и путаны нравятся.

— Это?..

— Проститутки, милочка, проститутки. А еще мужики, как ты выразилась, самогонку любят и папиросы. Что теперь, самогонкой становиться? Ты, в первую очередь, себя любить должна.

— Я себя люблю.

Она нервничала из-за моей тупости, о чем не уставала повторять. Вот и сейчас раздраженно выдохнула и потянулась за своим мундштуком.

— Любить не просто так, а за дело. Ты должна на себя со стороны смотреть и влюбиться. До безумия. Иди к зеркалу.

Настороженно прищурилась и напряглась, справедливо не ожидая ничего хорошего. Все ее просьбы, а уж приказы - тем более - были если не плачевными, то затратными точно. Причем во всех смыслах.

— Зачем?

— Надо. Живо к зеркалу.

Вздохнув, внутренне собралась и шагнула к зеркалу в медной старой раме, которое показало мое измученное тело в полный рост.

— Что ты видишь?

— Себя. Что же еще?

— Тебе нравится то, что ты видишь? - Элеонора Авраамовна выпустила аккуратные колечки дыма и изящным движением отставила мундштук с тлеющей в нем сигаретой в сторону. - Что ты на меня вылупилась?! Туда смотри.

В зеркале отразилась гибкая, худая фигура, облаченная в широкие спортивные шорты, не стеснявшие движений, лифчик и корректирующий корсет, который я еще пока носила. На ногах красовались неудобные, жесткие туфли с тупым носом и высоким каблуком, которые мне на время “занятий” дала старуха. И я даже не удивилась, узнав, что эти туфли относятся к первой половине прошлого века. По ним видно.

А так все как обычно - мое лицо, мои глаза и мои губы. Ничего радикально нового я не увидела и не разглядела. Поэтому, некоторое время помявшись, выдавила не слишком уверенное:

— Ну да. Ничего так.

— Ничего так! - передразнила старуха и излишне сильно стряхнула сигарету. Пепел посыпался прямо на только что выдраенный мною паркет. - Слышишь себя? Ничего так! Это плохо. У тебя должно дух захватывать от того, что ты в зеркале видишь! Каждый раз. На протяжении всей твоей никчемной жизни.

— Почему никчемной? - обиделась я.

— Потому. Давай дальше.

И я занималась дальше. Честно сказать, вначале, пока еще результата, так сказать, налицо не было, дело двигалось со скрипом. Но после первых ощутимых плодов, созревших и заметных глазу, изменения пошли куда бодрее.

Во мне изменилось буквально все. Осанка, походка, манера держаться. Даже голос. Старуху мой голос категорически не устраивал, и она заставила меня начать говорить по-другому. Это очень трудно. В конце концов, голос - не осанка, которую можно скорректировать специальным корсетом и привычкой. Мне приходилось контролировать себя каждую минуту - с утра до ночи. Каждый день каждой недели. Я сбивалась - чаще всего в университете, вдали от старухи. И хуже всего, не замечала этого сразу, только через какое-то время. Злилась на себя жутко, психовала, снова регулировала голос, делая его бархатным, ровным, с ноткой - всего лишь ноткой - чувственности и эротизма, для того чтобы только раздразнить, заинтриговать, а не вывалить всю подноготную перед лицом.

Элеонора Авраамовна говорила, что голос должен с ума сводить, чтобы мужчина полцарства отдал за какое-нибудь произнесенное слово. Хотя бы одно. Голос должен быть таким, чтобы мужика удалось притянуть к женщине со страшной, непреодолимой силой, потому что, по ее словам, мордашек красивых много, а зрение - не единственный орган чувств, даже у такой примитивной особи как мужчина. И это вершину я преодолела - не сразу, но все-таки.

В конечном счете, картинка собралась во что-то новое, продемонстрировала кого-то другого, пусть лицо, волосы и глаза остались теми же. Потребовался не год, и не два, и наверное, не три - если честно, я и сама не знаю, когда миновала финишную черту, но перед Романом я предстала леди. Красивой, умной - не девушкой - женщиной. У меня появились собственные шарм и грация - понятия, о которых я и представления не имела даже в прошлой жизни. Я смотрела в зеркало и восхищалась собой: чувственными губами, изогнувшимися в таинственной полуулыбке, манящими глазами, которые, как теперь мне объяснили, могут затягивать как омуты, - и ведь они затягивали, и многих, - фарфоровой бледной кожей, пусть она и была результатом нездорового детства и оставшихся болячек. Кого это интересует? Главное - какое это производит впечатление. А впечатление я производила.

Я очень долго не знала, да и не горела желанием узнавать, откуда столько знаний и опыта у Элеоноры Авраамовны. Мне хватало того, что она, не особо жадничая, делится ими со мной.

Она вложила в мою бестолковую голову правила поведения - не те основы, что я изучила в прошлой жизни, наблюдая за Ксюшей и ее знакомыми, а настоящие правила, самые отточенные и безупречные, так что не смогла бы придраться и особа королевской крови.

Она вложила в мою голову знания - именно те знания, что помогли мне получить выгоду - во всех смыслах - из не слишком привлекательного для меня дела. Старуха обеспечила меня прекрасной материальной базой, и пусть я была напрочь лишена эстетического созерцания, вкуса и созидания в том смысле, которое применимо к искусству во всех его проявлениях, чутье и та самая база выручали меня всю жизнь, помогая выбрать единственно верное и прибыльное решение из множества проектов и вариантов.

Я не могу сказать, что во всем - исключительно ее заслуга. Я сама по себе училась и черпала многое, где могла и не могла, по крупицам собирая полезные знания и изо всех сил стараясь не уступать окружавшим меня людям. Тогда было неясно видно - но планка у меня стояла очень высокая, просто очень, и приходилось изо всех сил тянуться. Наверное, это правильно, потому что, оглянувшись назад, посмотрев вниз с вершины, на которую удалось взобраться, у меня захватило дух от того, какой путь я проделала и как высоко залезла. И с этой вершины подавляющая часть людей мне уступала, что не могло не радовать.

Мною было получено множество советов - начиная от стиля, внешнего вида и заканчивая сферой человеческих отношений.

Скажу честно, использовать их все так и не удалось. Зато удалось добиться того, чего я хотела - и первым шагом был университет, во время учебы в котором я практиковалась и оттачивала свое мастерство. На практику отводилось пять лет, и от каждого года я взяла все, что было возможно.

Глава 52

Начало учебы подкралось совсем незаметно. Хуже того - в моем кармане были сущие копейки, которых хватило бы только на проезд. Меня все это совершенно не устраивало. С поступлением было связано столько планов, надежд и возможностей, многие из которых зависели от первого впечатления. А первое впечатление - это внешний вид и приветливость. Допустим, приветливость и зашкаливающее дружелюбие я еще могла изобразить, но что делать с внешностью? К тому моменту Элеонора Авраамовна только начала лепить из меня совершенство, сделала лишь первые шаги - нарядила в неудобный корсет, к примеру - а все остальное? Старые протертые джинсы с барахолки не слишком подходили, а на новую одежду, пусть даже не самую дорогую и качественную, денег не было.

Пришлось идти на поклон к старухе. Она сидела в гостиной, впрочем, как всегда, попивала чай с тортом, который ей кто-то из сонма гостей притащил, и притопывала в такт слегка скрипящему граммофону, который стоял на колченогом высоком табурете в углу. Я рядом остановилась, начала переминаться с ноги на ногу, но старуха в мою сторону даже головы не повернула. Наконец, не выдержав, громко кашлянула перед ее лицом и почти сразу же увидела ее недовольную гримасу.

— Чего тебе?

— У меня это…просьба личного характера.

— Нет!

— Но я же еще ничего не сказала! - возмущенно воскликнула я, уперев руку в бок.

Старуха отставила кружку, от которой поднимался пар, на стол и сложила руки на животе, откинувшись на спинку кресла.

— Сказала и достаточно. “У меня это…”, “Ну ты типа…”, “Короче…”. Все твои слова, начинающиеся с этих выражений, я буду пропускать мимо ушей, милочка. Ты не в своем селе, ты в столице.

Я дышала тяжело и громко, как паровоз, только что не кипела от ярости, и буравила взглядом седую, чуть вьющуюся и значительно поредевшую макушку бабульки. А она, как ни в чем не бывало, прихлебнула напиток, довольно причмокнула губами и, лукаво блеснув глазами, уставилась на меня. Ладно, будь по ее.

— Не соблаговолите ли выслушать меня, о…- надо было что-то придумать, но в голову лезла одна нецензурщина. -…светлейшая? - в конце концов, выкрутилась я и вдобавок, чтобы окончательно ее поразить, сделала издевательский книксен, стараясь, чтобы тот был похож на виденный мною по телевизору.

— Уже лучше. Только бы еще тон менее издевательский и вообще шикарно. Чего тебе?

— Вы можете за сентябрь заплатить мне сейчас, а не через две недели. Я отработаю все.

— Нет.

— Опять нет?

— Ты думала, что эти неуклюжие расшаркивания меня разжалобят? Увы. Нет, Александра, я все сказала. Никаких авансов и прочих послаблений. Скажи спасибо вон за это, - кивнула она на толстые эластичные лямки, слегка выглядывающие из-под разношенной мужской футболки. - Такой корсет не три рубля стоит.

— Какая вы щедрая, - поняв, что на этом фронте ничего не выйдет, наигранное и гипертрофированное уважение слетело с меня легкой шелухой, оставив недовольство и бессилие. Старуха ко мне интерес потеряла, начала хрипло подпевать голосившей певицы, а потом и вовсе отвернулась.

Эпитеты эпитетами - я могла хоть до посинения ругать каргу, но деньги было нужны и очень быстро. Работать где-то, кроме как на нее, бабка запрещала, но на учебу и в университет без каких-либо нареканий отпускала, причем на неопределенное время.

— Сходи-сходи, - соглашалась она с моими словами и изучающе прищуривалась, вглядываясь в мои глаза. - Толку, конечно, никакого, но и вреда не будет. Глядишь, чего-нибудь твоя пустая голова там и поднаберется.

Тридцатого августа, с самого раннего утра, я уже стояла на пороге квартиры и менторским тоном рассказывала хозяйке, что сегодня нам срочно требуется в университет. На весь день - до самого вечера.

— Зачем? - нахмурив морщинистый лоб, подозрительно поинтересовалась бабуська.

— Написать расписание, - принялась демонстративно загибать пальцы, перечисляя “список дел” на сегодня, - уточнить насчет стипендий, еще какие-то штуки…Откуда я знаю? Нам только все расскажут.

— Ну ладно. Придешь, будь любезна, почистить серебро. Которое в красной коробке.

— Конечно-конечно.

Оставив бабку за спиной, я пошла в люди - искать что-то такое быстрое, одноразовое и прибыльное. У меня были определенные наводки - я смотрела по сторонам, читала объявления и запоминала их, но теперь предстояло найти что-то конкретное. Через час я стояла около метро, натянув кепку на глаза, уворачивалась от бесконечного потока спешащих людей и совала им в лицо рекламные листовки. А в шесть вечера - поехала в сэконд-хэнд, чтобы выбрать там самую дешевую и по возможности самую презентабельную одежду. Ее было немного, прямо скажем, но из вороха разноцветного белья мне удалось откопать несколько стоящих и недорогих вещей. В какой раз за последнее время я была благодарна своему тщедушному и худому телу - у меня был почти детский размер, несмотря на рост, а здешние покупательницы преимущественно - гренадерские дамы, раз в пять толще меня в обхвате.

Толкотня была страшная, отовсюду лезли загребущие, огромные ладони, что-то с треском выхватывали у тебя прямо из рук и пихали в спину. Меня чуть не задавили, честное слово. Под всеми этими потными, большими телами мои кости трещали и еле сдерживали решительный натиск. Но я устояла.

Пока тетки переругивались друг с другом из-за необъятной блузки грязно-красного цвета с кружевом на манжетах, я спокойно вытащила подходящие мне по размеру черные брюки со стрелками, по фасону больше напоминающие мужские, самую обычную белую футболку, пиджак вельветовый с кожаными локтями, джинсы - они были очень дешевыми, и я не устояла - и еще пару каких-то тряпок. Тетка одна ко мне кинулась, пиджак вырвала из рук, к лицу своему поднесла, но прикинув размер и поняв, что ей он налезет разве что на руку, небрежно отдала обратно. Я даже смолчала, не отреагировала никак, а спокойно обхватила охапку с вещами и двинулась к кассе, напоследок не устояв перед…кое-чем.

Наверное, именно тогда я своровала в последний раз. Потом - не приходилось, но тогда…Честно заплатив за пять вещей, я вынесла незамеченным целую кипу одежды. Она мне под руку попалась, и раздумывать, тем более ковыряться в ней, выбирая подходящие шмотки - не было времени. Надо было думать, и думать быстро. В итоге я ее украла. Все просто. Зато, возвращаясь тем вечером домой, я точно знала, что мне удастся произвести правильное впечатление на правильных людей. Это главное.

Элеонора Авраамовна не была ни дурой, ни слепой. И сразу догадалась, что в университет я не ходила, а если и ходила, то не на весь день. Наорала на меня, отправила драить полы, а сама принялась рыться в моих покупках. Моих.

— Откуда же у тебя деньги, милочка? - ее слова гноились едким сарказмом.

— Было немного.

— Да неужели? И это все ты купила на одну зарплату?

— Ну да. Элеонора Авраамовна, вы же платите мне такие большие деньги - триста рублей, как-никак. К тому же кормите и вот, - щелкнула тугой лямкой, - даете в безвозмездное пользование вещи. У меня поистине райская жизнь.

— Поговори мне еще! - прикрикнула она на меня и воинственно потрясла пиджаком. - Сейчас ничего не будет.

Она еще ворчала, а я натирала паркет до блеска, краем глаза следя за тем, как она перебирает мои вещи. Она их вертела, крутила, проверяла на прочность, и все это время с тонких поджатых губ не сходила неприятная, высокомерная усмешка.

— Ну и вкус у тебя, - присвистнула старушка. - Мрак сплошной. А тряпок-то купила…Лучше бы взяла одно черное платье. Оно везде бы сгодилось.

— Куда мне платье? У меня и колготок нет.

— Купила бы.

— Ну конечно. На триста рублей?

— Милочка, ты недавно уверяла меня, что это все, - она обвела жестом разложенную на диване одежду, - куплено лишь на зарплату. Неужели не хватило бы денег на самые дешевые колготки?

Я промолчала.

В университете, меня, не считая пары преподавателей, никто из нашей группы не видел. И первого сентября перед ними предстала бледненькая девочка с черными волосами и глазами, немного зажатая, стеснительная, но в меру приветливая, с доброй ободряющей улыбкой. У нее была правильная осанка, короткая стрижка, - поздно вечером я слегка неровно обстригла свои волосы до плеч, так чтобы пряди прикрывали шею, и отрезала короткую челку, - и стройные ножки, которые ладно облегали строгого покроя брюки.

— Привет-привет! - ко мне с радостным смехом подскочила задорная блондинка-одуванчик и затрясла мою ладонь в дружелюбном рукопожатии. Мой лимит человеколюбия стремительно упал. - Я Аня! А тебя как?

— Саша.

— Ооо, народ, - громко присвистнула девушка и обернулась к скучковавшемуся позади нее народу. - Еще одна пожаловала.

— Что значит “еще одна”?

— Ты четвертая.

— В смысле? - вконец запуталась я.

— У нас в группе четыре Саши, - любезно пояснила Аня и за запястье подтащила меня к нашей группе, которая сразу же приветственно загалдела. - Итак, знакомься…

Впоследствии за нами закрепилось неофициальное название “александрийская группа”. Причем даже у преподавателей проскакивало. Два парня-тезки - оба русые, простые и какие-то непримечательные - и две девушки - я и еще одна темноволосая девчонка. С нами жутко путались вначале, особенно по первости, а мы только смеялись.

Чтобы не путаться самим, каждому придумали прозвище - Саша Рыжков стал Рыжим, Саша Давлетов - остался со своим именем, я - сделалась Алей, а вторая Саша - Шурой. Все остались довольны, и путаница прекратилась. Во всяком случае, у нас.

В прошлой жизни я общалась только с теми, кто жил как я - в большей или меньшей степени - или же представлял интерес. Богатство и власть, среди прочих достоинств, имеют еще одно - они потрясающе фильтруют круг знакомств. И дают тебе выбор. Раньше я могла выбирать, как и с кем общаться и общаться ли вообще. Поэтому неинтересных знакомств с людьми типа всепрощающей, свихнувшейся Риты, тронутой бабки, маститых профессоров и милых блондинчиков-докторов у меня не появлялись. В них ни смысла, ни пользы не было, да и с моими приоритетами они не совпадали.

В новой жизни я не могла себе позволить такую роскошь. Куда ни плюнь - везде были те, кто так или иначе лучше меня. Богаче, красивее, умнее, перспективнее. Мои приоритеты по воле обстоятельств изменились - приходилось заниматься и разбираться в таких вещах, которые выглядели в моих глазах тупыми и ненадежными. Все изменилось.

В прошлой жизни мне, по большей части, было класть на тех, с кем я учусь. Я никоим образом не участвовала в университетской жизни, она всегда была как-то по боку. Никаких посиделок, никаких совместных вылазок и задушевных бесед. Теперь все стало по-другому. Я стала разносторонней, общительной, принимала участие в таких глупых и затратных мероприятиях, как коллективные походы в кафе, вылазки на природу, первокурсники и студенческие весны. На это уходило кучу денег и времени, но намеченная цель приближалась. Мне были нужны не только самые умные и красивые, в первую очередь - мне были нужны перспективные, и я таких находила.

Вот и в то первое сентября после лекции мы направились в ближайшее кафе под открытым небом, шумной гурьбой, расталкивая посетителей, туда ввалились и оккупировали несколько столиков, сдвинув их вместе.

— Ну что, давайте сложимся по-быстрому, - решила за всех Аня. Она была очень бойкой, суетливой и вечно решающей все за всех, что никого не удивило ее дальнейшее желание быть старостой. Она меня раздражала, как может раздражать вечно щебечущий попугайчик под ухом, но умение абстрагироваться помогало мне и здесь. Девушка была небедной, достаточно умной и с кое-какими связями, и я ее сразу приметила. Мы с ней стали если не подругами, то хорошими знакомыми. - По сколько? Давайте по двести, нет?

Я мысленно застонала и затеребила свой рюкзак. Ощущение, будто режут по-живому - в ту минуту я Аню, с ее улыбкой от уха до уха, ненавидела. Это были мои последние деньги, совсем последние, и если их отдать - домой придется идти пешком. Меня пытались ограбить.

— Так, а кто что будет? - вклинилась я в разговор. - Я только пить хочу.

— И я. И еще мороженое.

— И я тоже, - поддакнул кто-то слева.

— Давайте мы сходим и все купим сейчас, а потом разберемся, - решили парни и направились к барной стойке.

Пиво, орешки, кола и мороженое - вот и весь нехитрый заказ. Скидываться пришлось лишь по сотке. Мое внутреннее “я” болело, но уже не умирало. Связи, как оказалось, - штука безумно затратная.

Мы делились рассказами о себе, своих планах и увлечениях, и каждое слово я впитывала в себя, как губка, зрительно выделяя нужных людей для более тесного знакомства. Таких в итоге оказалось всего пятеро - остальные слишком обычные, но и с ними приходилось дружить.

— А ты? - спросила одна из девушек, помешивая коктейль трубочкой. - Ты же не в общаге живешь?

— Нет.

— Местная?

— Нет, из Липецка.

— Снимаешь? - в ее глазах промелькнуло уважение, толика зависти и интерес.

— Да.

— Одна или с кем-то?

— Одна. Нет ничего хуже, чем делить с кем-то туалет и ванную, - в притворном отвращении сморщилась, и некоторые засмеялись, согласно кивая моим словам.

— И дорого?

— Ну так, - повела плечами, ускользая от ответа. - Прилично. А ты из общежития?

И девушка переключилась на себя любимую, оставив меня в покое.

Началась учеба, и, может быть, мне так только казалось, но она была в разы напряженнее учебы на юрфаке. Каждый день пары с утра до вечера, все дисциплины новые - никаких школьных. Я ничего не прогуливала и не пропускала, ходила исправно, лекции писала тоже исправно, но не зазнавалась, да и не высовывалась особо. Мне все время казалось, что я могу не по теме ляпнуть, что-то не то сказать или продемонстрировать свое невежество, а глядя на Элеонору Авраамовну, ее гостей, да и слушая о собственной тупости изо дня в день, поневоле станешь задумываться.

У меня во всех тетрадях от и до были исписаны поля, на которых я помечала названия фильмов, книг, а также имена известных людей и деятелей. Я не смотрела кино, и многое, что кто-то знал в детстве, просто в глаза не видела. Не все - но многое. Поэтому, следуя совету старухи, молчала и мотала себе на ус. Я стала постоянным посетителем студенческой библиотеке - месте, где мне ни разу не доводилось бывать. С библиотекаршей я подружилась, она ко мне прониклась, поэтому часто выдавала редкие книги на дом.

Старуха мой всегда посмеивалась над тем, как я старательно изучаю толстые и большие фолианты.

— Язык только не высовывай, - подковыривала она. - И так выражение лица не слишком умное, а уж с языком…

— Не мешайте. Вы отвлекаете.

Бабулька, ко всему прочему, работала с моей внешностью, сминала меня, как мягкую глину, а заодно - и просвещала, рассказывая о людях или историях. Короткие, сжатые затравки, которые мне предстояло изучать более подробно. Что, в общем-то, я и делала. Довольно скоро на горизонте замаячила повышенная стипендия. Я ступила еще на одну ступеньку вверх.

Глава 53

Также помогали и гости старухи. Теперь, на фоне новой жизни и интересов, я более внимательно прислушивалась к их разговорам, старалась так или иначе подзадержаться в гостиной, краем уха уловить, о чем же все-таки их беседы “о высоком”. Это ведь умные люди были: художники, писатели, академики какие-то. Вон, даже актер был один.

— Это кто? - поинтересовалась я у старухи, провожая взглядом высокую, массивную и раздавшуюся фигуру мужчины, бодро сбегающего по лестнице. - Колоритный дядечка.

— Еще бы. Заслуженный артист СССР.

— Да что вы? А чего жирный такой?

Она рассмеялась лающим смехом, явно позабавленная моим комментарием.

— Пенсия большая. Живет хорошо. Жрет с утра до вечера. Чахнет от одиночества. Где ж тут не потолстеть?

Бывают же у людей проблемы все-таки. Денег - море, еды - море, а они чахнут. Я только головой покачала и пошла кашу варить Элеоноре Авраамовне, выкинув из головы посетителя.

Наступило новое лето. Жизнь устоялась, был определенный распорядок - Элеонора Авраамовна, непродолжительные подработки, мое всестороннее развитие и самосовершенствование. Так незаметно наступил еще один учебный год с новыми дарами и возможностями.

— О чем задумалась, милочка? - бабулька испытующе поглядела на мое напряженное лицо, сведенные на переносице брови и заинтересовалась.

— О вечном.

— А поподробней?

— В универе…

— В университете, - тоном на пару градусов холоднее предыдущего, поправила она.

— Ну да. В университете нам предложили на изучение еще один язык. Как факультативный.

— И что?

— И…я теперь думаю.

— О чем тут думать? С людьми надо общаться, и языки для этого нужны.

Досадливо поморщилась и махнула головой, растрепав рваную челку.

— Да знаю. Где только денег взять? Обучение кучу бабок стоит.

— У тебя есть стипендия, - напомнила хозяйка.

— Три копейки?

— Денег не дам.

— Элеонора Авраамовна, хоть вы и считаете меня дурой, но за столько лет даже я поняла, что просить деньги у вас - бесполезное занятие.

— Молодец, - улыбнулась старушка и похлопала меня по руки. - Вот он ум. Попер.

— Вам все смеяться.

— Почему бы и нет? Твои проблемы все равно меня не касаются.

— Ладно. Элеонора Авраамовна, совет можно?

— Мне или от меня?

— От вас мне.

— Рискни.

— Вот если бы вы выбирали между французским и немецким, что бы выбрали?

— Французский, - незамедлительно ответила старушка, не допуская и тени сомнений. - Еще мне не хватало учить язык фашистов.

— Но вы его знаете?

— Врага надо знать в лицо. И…не только в лицо.

— А французский знаете? - сделав невинное лицо, на котором было написано лишь любопытство, как бы между прочим спросила я.

— Знаю. Ох, Александра, был у меня один француз…

— Да-да, - краем уха слушала ее рокотание, а сама думала, какие пункты своего бюджета придется урезать, чтобы насобирать деньги на учебу.

Это была моя первая долгосрочная инвестиция в будущее. Я словно сапер на минном поле продумывала шаги, выбирала правильную и безопасную клетку. Это действительно были большие деньги, которые не приносили дохода сразу - оставалась всего лишь надежда на то, что мой вклад станет надежным подспорьем в будущем. А надежность для меня - один из главных приоритетов.

Пользуясь тем, что платить можно была за семестр, я внесла первую сумму и принялась усиленно заниматься. Языки - не то чтобы мое, но все же лучше, чем искать смысл в картинах Дали. На занятиях французским я хотя бы понимала, о чем пытаюсь сказать.

Элеонора Авраамовна мне и в этом помогла. С произношением, с теоретической базой, да и вообще, просто помогла, не забывая, правда, при этом неустанно повторять.

— Великий Боже, о чем ты думал, когда давал этому созданию язык? Александра, ты меня без ножа режешь.

— Успокойтесь, я вас не трогаю.

— Ну кто так говорит? Покажи мне человека, который исторгает из себя такие же ужасные звуки, как ты? - она выдерживала драматическую паузу, закрывала глаза ладонью и трагично качала головой. - Ужас! Сплошной ужас. От тебя любой француз сбежит, стоит ему услышать хоть слово.

— Слушайте, Эл-леонора Авраа… - не сдержалась я. У меня не получалось, я нервничала и потому запинаться начала, путая русские и французские звуки. - Помолчите, а? Будьте так любезны.

Она нещадно боролась с моим ртом, как сама об этом говорила. Вечерами ставила мне пластинки - а если их не было, то кассеты - с песнями французских певиц прошлого столетия, заставляя меня делать две вещи: понимать, о чем поют, и пытаться подражать французскому говору. Дело пошло на лад - что-что, а подстраиваться и мимикрировать я всегда умела, как никто другой.

Все бы хорошо, не попадись мне в руки пластинка Мирей Матье. Я ее наслушалась, вдохновилась, так сказать, запомнила ее произношение и переняла для себя. А старуха этот момент банально пропустила. В итоге через месяц я получила такой нагоняй от преподавательницы французского, что почти в себе разочаровалась.

Элеонора Авраамовна приняла это за личное оскорбление. Как же так, ведь она не может научить плохому. А тут говорят - неправильное произношение.

— Скажи мне что-нибудь, - сделала повелевающий жест рукой и внимательно на меня уставилась.

— Что?

— Что угодно.

Ну я и сказала. Жалко мне, что ли? А Элеонора Авраамовна неожиданно за сердце схватилась и начала обмахиваться газеткой.

— Воды мне! И валидол.

— Я все правильно сделала.

— Детка, - мягким тоном проворковала старушка. Так с душевнобольными обычно разговаривают. - Ответь мне честно, кто та сволочь, что научила тебя ТАК грассировать?!

— Мирей Матье, - последовал невозмутимый ответ.

Бабулька за голову схватилась, пластинку певицы задвинула в самый дальний ящик и строго-настрого приказала забыть о существовании такой певицы. Только все равно уже сделать ничего было нельзя - с годами сгладилось, конечно, но говор уже утвердился.

— Теперь тебя точно ни один француз не поймет, - заявляла старуха.

— А вот посмотрим, - парировала я.

Несмотря на “южный” акцент, с французами в дальнейшем у меня сложились прекрасные отношения.

Так что все у меня было прекрасно, все шло как надо и извне ничего не тревожило. И понятное дело, что встретить свое прошлое в лице Антона - и через пару месяцев после него - Риту, - я не ожидала.

Все поменялось - обстановка вокруг меня, люди, да и я сама тоже. Не было больше той девочки, живущей под одной крышей с алкашами. Я прилично и со вкусом одевалась, несмотря на малое количество денег, но во многом благодаря все той же старушке.

— У тебя очень специфическая внешность, Александра, и абсолютное отсутствие внутреннего стиля. Поэтому запомни мои немногие советы и следуй им.

— Всегда?

— В твоем случае - да, - старушка назидательно поднимала палец вверх и начинала проповедь. - Хочешь выглядеть стильно - отматывай пятьдесят лет назад и смотри на моду того времени. Будем работать с чем есть - а у тебя нет ничего, лишь бледная кожа да черные глазюки. Ну ноги еще. А по большому счету - ничего. Ты вся на контрастах, Александра. Черное, белое и красное. Поэтому твой вариант - основные и чистые, чувственные, а главное - выдержанные цвета. Зеленый, красный, синий, белый, черный…Что угодно, но однотонное и на контрастах. Цветочки и рюшечки - это не твоя…как там говорят у молодежи?

— Тема, - подсказала ей.

— Да. Тема. Не твоя. Играть со стилями ты не умеешь. Твое - чувственная классика с игрой на цвете. И помада. Обязательно красная помада, иначе слишком много черного и белого.

И пусть мое платье стоило сущие копейки, а потертая сумка, которую я с каменным лицом выдавала за винтаж, - и того меньше, но у меня был образ. А у девушек моего возраста, как правило, его не было.

В конце февраля моя однокурсница Аня пригласила некоторых девушек из нашей группы отметить ее день рождения в каком-то клубе. Отказываться было нельзя - все-таки я столько лет налаживала с ней приятельские отношения, что пришлось согласиться. А мысленно искала, из чего можно урезать деньги на подарок. В принципе, даже урезать ничего не пришлось - решили скинуться всей группой и купить ей плеер.

— А куда мы пойдем? - с любопытством спросила я у сияющей и наряженной именинницы.

Она загадочно сверкнула глазами и захлопала ресницами.

— Секрет.

— Ну Ань!

— Секрет, Аля, секрет. Но вам обязательно понравится. Ты помнишь, во сколько встречаемся?

— В семь, нет?

— В семь, в семь, - закивала девушка и тут же подскочила, громко хлопнув в ладоши. - Слушай, Аль, а может, ты ко мне пораньше придешь? Поможешь мне с нарядом, да и просто с тобой отметим отдельно от всех?

Я просияла.

— С радостью.

В обед приехала к Аньке, и мы с ней вдвоем оторвались. Родителей у нее дома не было, вся хата в нашем распоряжении, поэтому и делали, что хотели.

— Ты так пойдешь? - скуксившись, поинтересовалась Аня и безрадостным взглядом окинула мой наряд.

Я на свое платье посмотрела, потом даже к зеркалу подошла и оглядела себя с головы до ног. Все было прекрасно и выдержано, как старуха и учила. Платье красное, пусть не из самой приятной ткани, зато сидит хорошо, облегая тело как перчатка, черные сапожки длиной ниже колен дожидаются меня в прихожей, тонкий пиджак черного цвета, чтобы не помяться, висит на плюшевой спинке стула. Украшений не было, но и без них смотрелось довольно неплохо. Косметику в этот раз я взяла у Ани, но опять же, накрасилась в меру.

— А что не так?

— Ну, мы же в клуб, Аль.

— И что? Я плохо выгляжу?

Она неопределенно мотнула головой и почесала высокий лоб.

— Да нет, не то чтобы…Просто это клуб. Погляди на меня. Видишь, как я одета?

В ультракороткое ярко-желтое платье, еле прикрывающее бедра. Мне такое не подходит.

— Мне не идут такие вещи, Ань, - уклончивым тоном отказалась я. - Давай все так оставим.

— Хотя бы румяна возьми.

— Ты посмотри на меня. Какие мне румяна?

Девушка рот ладошкой прикрыла и мягко засмеялась, признавая свою оплошность.

И каково же было мое удивление, когда мы с Анной приехали не куда-нибудь, а в элитный стрип-клуб. Поправка - с мужским стриптизом. Девушка была к тому моменту изрядно подшофе, висела на моем локте и через каждые три шага спотыкалась на своих высоких каблуках, поэтому на мой ошарашенный и слегка ошалевший вид громко рассмеялась, окинув голову.

— Мы точно в нужное место приехали? - на всякий случай уточнила я и слегка Аньку за плечо потрясла. - Сюда нам надо?

— Сюда-сюда. Эх, оторвемся! Ты здесь была?

— Не доводилось как-то.

— А зря, зря. Пользуйся, ой, черт, - каблук неудачно попал в ямку, и девушка еле удержалась на ногах, в последнюю минуту схватившись за рукав моей дутой куртки. - Да что ж за дороги здесь, япона мать?

— Не выражайся. Ты ведь “почти филолог” и не устаешь об этом напоминать.

— У меня день рождения. Сегодня можно все. Я угощаю.

Народу здесь оказалось очень много и, конечно, преимущественно одни женщины. Разных возрастов, комплекции и степени смущения. Какие-то - вальяжно и нагло пялились на мужские задницы, обтянутые джинсами, какие-то - стыдливо отводили глаза и прятали горящий румянец на щеках. Наши девчонки сидели у самой сцены, весело улюлюкали танцующим парням и салютовали им бокалами. Увидев нас, они нестройным хором протяжно и фальшиво пропели:

— С днем рожденья тебя! С днем рожденья тебя! С днем рождения, Анна, с днем рожденья тебя! - все захлопали в ладоши и принялись обнимать смутившуюся девушку, а потом чокаться друг с другом.

Я тоже, как и все, улыбалась, наперебой поздравляла именинницу и всячески активничала. Когда ажиотаж спал, а девушка разбились на кучки по интересам, мой взгляд упал на меню. За свой “пропуск на вечеринку” я заплатила - скинулась со всеми девчонками Ане на подарок, значит, настал ее черед возвращать деньги мне. Пользуясь возможностью, наелась до отвала, перепробовав все, что можно, и расслабленно откинулась на спинку бордового кожаного дивана.

Сложила руки на животе, сыто улыбнулась и без особого интереса принялась наблюдать за извивающимися накаченными телами, покрытыми маслом. Впечатляло, прямо скажем, но такого возбуждения, как остальные, я не испытывала.

А девушкам по-настоящему голову снесло. Алкоголь убрал последние нравственные барьеры, и милые красавицы, позиционирующие себя примерными дочерьми, будущими матерями и хозяйками семей, а также цветом творческой интеллигенции, орали что-то не совсем пристойное одному из танцоров в ковбойской шляпе. Парень на них внимания не обращал, спокойно дотанцевал свой номер и ушел со сцены, а однокурсницы раздосадованно выдохнули, но тут же приободрились, решив заказать приват. Хотя бы для именинницы, которая, судя по расфокусированному, затуманенному взгляду, была отнюдь не прочь приватизировать паренька.

К трем ночи самой трезвой осталась только я, и именно мне предстояло транспортировать этих красавиц разной степени подпития. Интеллигенция интеллигенцией, а пьют как лошади.

— Алька, ты такая классная, - заплетавшимся языком Аня признавалась мне в любви и вечной преданности. - Я тебя так люблю…Ну реально ты…ты супер! Спасибо тебе, подруга.

— Завтра спасибо не забудь сказать, - не слишком любезно пропыхтела я, таща виновницу торжества к такси. - Кто ж вас пить учил?

— Тссс! - девушка болезненно поморщилась. - Чего шумишь?

Кое-как отделавшись от нее и усадив в машину, я вернулась в клуб за собственными вещами. К четырем утра уже почти никого не осталось, две трети примерно потянулось к выходу, и танцоры вздохнули спокойно. Я как раз куртку надевала, выправляя из-под нее волосы, когда взглядом зацепилась за одну мужскую фигуру. Походка и осанка кого-то напомнили, и я даже прищурилась, пытаясь понять, кого именно. Словно почувствовав, что на него смотрят, парень обернулся, вопросительно на меня поглядел несколько секунд, а потом его ярко-голубые глаза расширились, выдавая огромное удивление.

— Эээ…Саша?

— Она самая, - улыбнулась я и покачала головой. - Не ожидала тебя здесь встретить… - прочитала имя, написанное на бейджике. - Джон. Давно имя сменил?

Антон по-прежнему слегка ошарашенно смотрел в мое лицо. Никто из нас не ожидал подобной встречи.

Глава 54.

Когда нам читали курс истории в университете,

я долгое время недоумевала над Владимиром Святославовичем.

Даже не над ним самим, а над тем, что он был канонизирован.

А за что, собственно? Он грабил, убивал и насиловал,

не испытывая при этом никаких мук совести.

Но после того как он по политическим и личным соображением

выбрал для нас христианство, он стал святым.

Куда делись все изнасилованные, убитые и ограбленные?

Вот вам и святость.

Саша

Время пошло ему на пользу. Раньше, когда мы вместе жили, Антон был стройным, а когда стал работать грузчиком, то превратился в тонкого, как тростинку, но жилистого парня. Сейчас же руки бугрились выдающимися мышцами, а сквозь белую обтягивающую футболку просматривались скульптурные кубики живота, такие рельефные, что хотелось протянуть руку и потрогать их - на самом ли деле они такие твердые или так только на вид? Антон лоснился, как сытый и живущий в тепле кот, и даже блестел, правда, это заслуга скорее масла, нежели его самого. В общем, ничего общего с тем парнем, которым он был когда-то.

— Польщена тем, что ты узнал меня, - тембр моего голоса автоматически стал бархатным, зовущим и медовым. Пусть я пока и забывалась, но рядом с мужчиной все штучки Элеоноры Авраамовны включались автоматически. С любым мужчиной. - А вот я тебя с трудом. Ты изменился, Антон.

Он склонил голову набок и посмотрел мне в глаза. Пораженный. Удивленный. И восхищенный.

— Ты тоже.

— Я знаю. Как видишь, времени зря не теряла, - не успев застегнуть куртку, сняла ее и покружилась перед парнем, демонстрируя себя во всей красе. - Нравится?

— Неплохо, - признал он.

— Неплохо? Неплохо - это очень плохо, Антон. Очень плохо.

— Ты занята сейчас? - перевел он разговор.

— Нет. Устала, конечно, но домой можно пока не спешить. Выпьем кофе?

Антон согласно кивнул, посмотрел на часы и попросил:

— Подожди меня минут десять, хорошо?

— Без проблем.

Пока он метался по уже опустевшему танцполу, на повышенных тонах разговаривая с барменом, охранником и двумя парнями, не снявшими свои ковбойские шляпы, я удобно устроилась на диванчике, ногу на ногу закинула, периодически ножкой покачивала и наблюдала за этим мельтешением. Меня никто не трогал и, казалось, вообще не замечал. Антон освободился, кожаную куртку сверху накинул, воротник поднял и помог одеться мне.

— Куда пойдем?

— Тут неподалеку кофейня неплохая есть, - отозвался Антон.

— Веди.

Мы вели себя как два скорпиона, заинтересовавшиеся друг другом. Оба настороженные, удивленные, напряженные, находились постоянно наготове, непонятно только к чему, а еще каждую минуту друг друга пристально изучали. Антон был частью моего пограничного состояния, которое давно прошло, но тем не менее присутствовало в моей жизни. Он видел меня относительно честной, если под честностью можно понимать то, что мы почти не разговаривали, а значит, не врали друг другу. А еще - и самое главное - он реагировал на меня так, как я хотела.

Мои однокурсники видели меня каждый день, поэтому переход из одного состояния в другое воспринимался плавно и не так сногсшибательно. Элеонора Авраамовна постоянно талдычила о том, что у мужчины при взгляде на меня должно перехватывать дыхание, учащаться сердцебиение и отключаться голова. Прекрасно. Я бы тоже такого хотела, только было сложно представить, что одним своим видом, целомудренным, кстати, женщина может вызвать такую реакцию. И мне легче было промолчать на такие слова, но в голове все равно крутилась мысль о том, что мужики двадцатого века, наверное, были по своей природе совсем другими. Когда-то я все-таки высказала такие предположения бабульке.

— Другими? - презрительно фыркнула она и сморщилась. - Как были кобелями, так и остались.

А Антон…Его реакция была для меня самой желанной, самой лучшей, которую только можно себе представить.

Как обухом по голове. Так скажет Тошка спустя какое-то время, в мимолетном разговоре, когда мы вспомнили нашу не первую “первую встречу”.

— Я тебя еще раньше заметил, - рассказывал он и утвердительно кивал на мое удивленное выражение лица. - На тебя вообще многие смотрели. Ты была в окружении каких-то девчонок, они визжали, пили и показывали пальцами на сцену, а ты вся такая царственная сидела и с затаенной усмешкой на них смотрела.

— Ты заметил все это, пока танцевал?

— Я слишком долго на тебя смотрел. Поэтому заметил.

Но этот разговор состоялся позже, а тогда мы, как самая обычная пара двух молодых людей, вошли в уютную кофейню, где витал потрясающе вкусный запах кофе и шоколада, устроились за столиком в глубине зала и ждали свой заказ.

У меня было время триумфа, которым я упивалась как дорогим коллекционным вином. Антон следил за каждым моим движением. То, как я склоняю голову набок, то как таинственно и с толикой приглушенного эротизма улыбаюсь, то как постукиваю длинными и ухоженными ноготками по столешнице, то как слизываю капельку терпкого кофе с ложечки - он не пропустил ничего. А я отрывалась как могла. Вот он, вот он результат моих трудов. Ради этого я убила столько лет и буду убивать их дальше. Полный и окончательный триумф.

— Чем ты занимаешься, Саш? - спросил Антон, глядя на меня исподлобья.

— Учусь. Вполне серьезно собираюсь стать каким-нибудь редактором.

— Поступила?

Я кивнула.

— В том же году. Через пару месяцев после тебя, плюс-минус, мы съехали, я всерьез начала готовиться. И вот, - развела руки в стороны, открыто демонстрируя себя. - Учусь, одним словом.

— А Ритка с тобой?

— Нет.

— А где она?

— Понятия не имею.

— И что, нравится тебе этим заниматься? - парень по-доброму усмехнулся.

— Конечно. Я стараюсь всегда заниматься только тем, что мне нравится. Особенно, если есть такая возможность. А ты? Давно в клубе работаешь?

Он посмурнел, отвел глаза и неопределенно пожал плечами.

— Ну так.

При всем своем цинизме, который мне, безусловно, импонировал, Антон такой работы стеснялся, считая ее немужественной и не совсем достойной, но с другой стороны парень дураком не был, а также он не был уродом и вызывал у женщин вполне ожидаемые реакции. В этом вопросе снова сталкивалось снобистское, “правильное” воспитание и разочарование в людях.

— Брось, Антон, что здесь такого? Другие мужчины обзавидовались бы тебе.

— Чему завидовать?

— Давай посмотрим, - за окном уже рассвело, кофейня наполнилась бодрыми и не очень бодрыми людьми, а мы все также разговаривали. - Во-первых, ты красив. У тебя прекрасное тело. Ты умен. Следишь за собой. Не заливаешь свою неудовлетворенность жизнью литрами жигулевского и…дай вспомнить. Ах да, - щелкнула пальцами, - тебе готова дать каждая первая. И ты спрашиваешь, чему завидовать?

Впервые за несколько часов он искренне рассмеялся и даже успокоился. Еще немного поговорив, мы расплатились - платил Антон - и разошлись по домам.

— У тебя есть телефон? - уже на улице поинтересовался парень.

— Да. Только бумаги и ручки нет.

— Пиши здесь, - он протянул мне нокию, и я быстренько вбила свой номер в его телефонную книжку. - Увидимся.

— Да. Увидимся.

Наверное, у меня карма такая - позволять практически всем без исключения мужчинам становиться рядом со мной самим собой. Как еще иначе это объяснить? Сказать, что я не ждала от них многого? Ждала и еще как. Сказать, что была нетребовательной? Допуск к моей персоне и уж тем более моему телу дорогого стоил, и не пойми кто не подпускался.

Не знаю. Возможно, я как-то давала понять, что меня ничего не шокирует, что меня мало волнуют какие-либо предрассудки, возможно, мужчины чувствовали, что я отнюдь не святая. А возможно, это было банальным равнодушием к ним и их моральным терзаниям. Не знаю. Но зато я знаю, что рядом со мной они чувствовали себя настоящими, вели себя по-настоящему и не скрывались. Мое общество становилось редким глотком чистого воздуха и свободы, от которых у мужчин кружилась голова, и они подсаживались на это ощущение как на кокаин.

Исключением не стал и Антон. Мы редко виделись, чаще всего стихийно, обговаривая встречу за полчаса до ее начала. Потом мы ехали в знакомую кофейню, с той лишь разницей, что иногда Антон вместо кофе заказывал самый дорогой виски, который неспешно потягивал. И мы говорили - о каких-то совершенно глупых и глобальных вещах, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Я узнавала много нового и противоречивого, поэтому было совершенно нормально, что у меня, как у человека думающего, возникали сомнения и свои мысли на тот или иной счет. С моей старухой не всегда, да чего уж там, почти никогда не удавалось обсудить такие вещи - чаще всего меня называли идиоткой и бестолочью, не давая никаких объяснений. А Антон был умным - сначала парнем, а потом уже и мужчиной. Он мог поддержать любую тему разговора, начиная соленьями, в которых я ничего не понимала, и заканчивая Дали, в котором я тоже ничего не понимала. Мы говорили о людях, и наши циничные, а в моем случае еще и эгоистичные взгляды на те или иные вещи, нередко совпадали, а где-то даже изменялись под влиянием друг друга.

— Давай представим, что мне…нужна помощь. Ты бы помогла мне?

— Господи, мужчины, я и не подозревала, что вы так любите тему “на что ты готова ради меня”.

Антон картинно нахмурился.

— Давай серьезно. Вот мне нужна помощь, например…деньги в долг. Срочно. Твои действия.

— Выпью кофе? - подняла бровь и не сдержала улыбки, заметив, как Антон начал закипать.

— Саша!

— Ок, если у тебя такая постановка вопроса…Все зависит от того, как хорошо мне живется и сколько тебе нужно.

Он усмехнулся и скрестил руки на груди.

— Вот как?

— Что ты хотел услышать? Я не из разряда мнимых добряков.

— Вот оно! Подошли к тому, с чего начали! Знаешь, что в тебе убивает?

— Моя патологическая честность? - блеснула белозубой улыбкой.

— Кроме нее.

— Не знаю.

— Твое абсолютное неприятие добра как такового.

— Сказал мне Антон, который прекратил общаться с семьей, а когда позвонила единственная и любимая мама и попросила о помощи, он просто повесил трубку.

— В чем ничуть не раскаиваюсь. Но я опять не об этом. Я тоже далеко не добряк, как ты выразилась, но я не отрицаю добрые помыслы и поступки, в отличие от тебя. Добро есть, но не в чистом виде. Как и зло, кстати.

— Добро не в чистом виде? Ты хоть понял, что сказал?

— Вполне. Что ты сможешь назвать добром, Саш? Ничего. А злом? Ничего.

— Тош, твое добро не в чистом виде - чистой воды эгоизм. Ваши так называемые “добрые поступки” зависят в первую очередь от вашей зоны комфорта.

— Да что ты к этой зоне прицепилась?!

— Словосочетание понравилось, - огрызнулась в ответ и немного нервно стряхнула пепел в пепельницу. - Да как не назови, Тош, факт остается фактом. Если человек будет достаточно обеспечен, относительно счастлив и жизнь его будет окружена достатком, то он тебе поможет. Даст нужную сумму, потому что она не слишком то и отразится на ЕГО жизни и ЕГО личных делах и переживаниях. Возможно, терпеливо подождет, пока ты сможешь расплатиться. Но чуть что - и он из тебя душу вынет. Стоит только потревожить его зону комфорта, упоминания о которой ты так не любишь. Просто пример тебе. Ты хочешь есть. Представил?

— Ну.

— Ты приходишь ко мне и просишь у меня еды. При той жизни, которой я живу сейчас, мне было бы не жалко для тебя тарелки супа или куска хлеба. Я бы разделила с тобой пищу, возможно, даже надолго. Дала бы я тебе кусок хлеба, когда мы жили у Лёни? Я бы глотку тебе перегрызла.

— Но ты делилась, - припомнил мне Антон и изучающе прищурился, склонив голову набок.

— Я обменивала возможность спокойно помыться в чистом душе на тарелку еды. Обмен, а не помощь.

— И что?

— И то, Тош. Можно ли назвать мой поступок, когда я бы тебя накормила, добрым? Нет. Он абсолютно эгоистичен. И так поступают абсолютно все. На дороге будет подыхать псина. И вот что я тебе скажу: слепые - этого не заметят, потому они всегда видят только то, что не нарушает их внутренней гармонии. Мнимые добрячки - попытаются ее подкормить. И лишь такие как я честно пройдут мимо.

— А если человек, допустим, вылечит ее и выходит? Спасет ей жизнь? Ты не рассматриваешь такой вариант?

Выкуренная до фильтра сигарета начала жечь пальцы, поэтому я поспешила сделать последнюю затяжку.

— Рассматриваю. Один из миллиона. Такой случай - один из миллиона. Причем не факт, что человек, взяв собаку к себе, будет иметь бескорыстные мотивы. Не факт, что им двигает лишь желание помочь. Возможно, у него когда-то умерла собака, и теперь, глядя на эту, он вспомнил старую - в таком случае он просто-напросто восстанавливает собственное спокойствие. А возможно, все гораздо прозаичнее - ему просто захотелось собаку, верного друга, который всегда будет терпеть его закидоны, и именно эта подвернулась под руку.

Парень, несмотря на достаточно серьезную тему, откинул голову и раскатисто рассмеялся, заставив меня замереть, так и не донеся сигарету до пепельницы, и обиженно нахмуриться.

— Саша, я тебе поражаюсь! - воскликнул он. - При всей твоей, как ты говоришь, эгоистичности, у тебя мировоззрение ребенка.

— Я не ребенок!

— Я и не говорил, что ты ребенок. Но у тебя гипертрофированный детский максимализм, который зашкаливает за все известные и неизвестные пределы. Ты делишь мир на черное и белое, но белого нет, и для тебя все остается черным. Ты забываешь о том, что и чистого черного тоже нет. “Ваши добрые поступки”…Хех…Пойми ты, Саш, что не все делится так четко, как ты себе представляешь. Нельзя всю жизнь прожить по твоей философии.

— Почему нет? - искренне удивилась я. - Очень даже можно.

— Ничего не давая взамен просто так?

— Я уже давала взамен и рвала задницу. Одного раза хватило за глаза. Хватит.

— Это только однажды. А как же семья? У тебя будет муж, будут дети…Ты к ним также станешь относиться?

— Отвечу, но сначала ответь ты. Ты бы дал кому-то что-то безвозмездно?

— Да, - быстро и уверенно ответил Антон. - Своей семье.

— Да ну?

— Я имею в виду свою семью, Саш. Своих детей, свою жену и своих близких друзей. Особенно детей, наверное. Чему ты так довольно улыбаешься?

— В своем “безвозмездно” ты даже меня переплюнул, особенно когда добавил “особенно детей”.

— Поясни.

— Дети и есть ты сам. Они воплощение тебя, которое ты будешь воспитывать так, как считаешь нужным. И семья - штука исключительно эгоистичная. Дети - это ты, жена - это ты, и вся семья в целом - тоже ты. И да, все силы будут направлены на благополучие семьи, то есть благополучие тебя самого. Где здесь добро?

— Кто тебя воспитывал?

— У меня было много тех, кто меня воспитывал.

— Руки им оторвать надо.

— Не надо. Иначе не получилось бы такой красавицы, которая сидит напротив, - меня начал изрядно напрягать этот разговор, и я попыталась свести все к шутке.

Не удалось.

— Я даже не знаю, что тебе ответить, Саш. Ладно, тебя я понял. Но скажи вот что - чем руководствуются родители, которые бросают детей? Это же их воплощение, так?

— Так, - подтвердила я.

— Тогда почему?..

— Я много лет думала об этом. И нашла только один ответ - они себя не любят. Или что-то любят больше, чем себя. А так быть не должно.

— Иногда ты меня пугаешь, - излишне серьезно отозвался Антон, а мне оставалось неопределенно улыбнуться и пожалеть, что вообще разговор свернул в такое русло.

Я приоткрыла ему лишь часть своего мировоззрения, философии, как говорил сам Антон, я сделала искреннюю попытку быть честной, но едва все не испортила. Замены Антону у меня не было, а терять его пока не хотелось. И очередная маска, пусть и полупрозрачная, вернулась на лицо, скрыв истинные мысли.

Глава 55

Именно я уговорила Антона завязать отношения с богатой женщиной. Это не означает, что лично мне принадлежала такая идея или, например, я вознамерилась сделать из парня альфонса - он сам горазд на многие вещи, тем более и работа у него отнюдь не монашеская. Просто я стала решающим импульсом, вот и все.

Ее звали Илона, ей было чуть за сорок, но благодаря деньгам, которыми с лихвой обеспечивал ее муж, и собственной миловидности, не померкшей с годами, женщина выглядела привлекательной и ухоженной, причем именно второе заставляло обращать на нее внимание. Она дорого одевалась, пользовалась дорогой косметикой, которую ей подбирал специальный стилист, и носила дорогие украшения. После тех правил, что вдалбливала в меня Элеонора Авраамовна, Илона казалась мне чуточку яркой. А еще она чересчур сильно старалась выглядеть не на свой возраст. Возможно, в прошлой жизни и с прошлыми взглядами, когда я считала, что, чем дороже, тем лучше, Илона наверняка мне бы понравилась. Впрочем, эта женщина не была моей проблемой.

Антон до какого-то момента не говорил о ней, хотя ее присутствие всегда ощущалось и проявлялось, например, в достаточно частых и продолжительных звонках, которые периодически выпадали на наши с парнем встречи. Например, мы могли спокойно сидеть у Антона в квартире, снимаемой им напополам с другом, пить чай и просто болтать, как приятную атмосферу разрезала звонкая трель. В первый раз я не удержалась от вопроса - уж очень красноречивым было у Тоши выражение лица, когда он посмотрел на дисплей.

— Кто это?

Какое-то время он молчал, потом сбросил звонок и передернул плечами.

— Не бери в голову. По работе.

Позвонили еще раз, очень настойчиво, и явно не собирались вешать трубку.

— Ответь, - мягко сказала я и слабо улыбнулась. - Вдруг что-то важное.

Обычно приятель ничего не скрывал от меня, но в тот раз ушел на кухню, закрыл дверь и даже включил воду, застучавшую по стальной раковине. Слышно ничего не было, только повышенные, хотя и приглушенные тона, но чувствовалось, что Антон кому-то что-то объясняет, а потом еще и уговаривает. Когда он вернулся, я не задала ни единого вопроса, ни жестом, ни словом не показала, что произошло нечто экстраординарное, а вела себя абсолютно так же, как и десять минут назад.

Впоследствии я увидела Илону в клубе, когда приехала туда на какое-то мероприятие по приглашению Антона. Женщина уверенно двигалась среди танцующих, изящно лавируя между ними, и целеустремленно направлялась к стоящему в углу Тохе. Уверенно и как-то даже полноправно за локоть его взяла и что-то проговорила на ухо, сильно жестикулируя. Антон нахмурился, резко ответил и отвернулся, но потом вновь заговорил с ней, настойчиво что-то объясняя. Заметив мой взгляд, парень застыл, напрягся и попытался высвободить конечность из женской хватки. Илона рассердилась, замахала у него перед лицом руками и обиженно отошла, на сей раз не слишком изящно печатая шаг.

Я равнодушно отвернулась, заказала себе чашечку кофе и попросила пепельницу, после чего с удобством устроилась на диванчике и закурила, спокойно дожидаясь, пока придет Антон, который должен был с минуту на минуты закончить. Приятель не заставил себя долго ждать, практически сразу был уже около меня и поглядывал виновато взглядом побитой собаки.

— Ты все? - поинтересовалась я расслабленно и потушила сигарету, сплющив ее об пепельницу. - Мы можем идти?

— Да. Тебе заказать такси?

— Было бы неплохо. Мне завтра рано вставать и ехать в университет, да еще надо в издательство зайти.

— Что за издательство? - Антон буквально источал заинтересованность и участие, так что я с подозрением на него покосилась. - То, про которое ты мне рассказывала?

— Ну да.

— Тогда поехали. Уже поздно, а тебе не мешало бы выспаться.

Антон всю дорогу до моего дома мялся, поглядывал на меня искоса и словно ждал от меня чего-то. А мне от него ничего не надо было.

— Ты не хочешь меня ни о чем спросить? - не выдержал он у самого подъезда.

— О чем?

— Об Илоне.

— Это имя той женщины? - не стала изображать непонимание. - Красивое.

— Красивое, - согласился Антон и жадно на меня уставился. - Почему ты молчишь?

— Если захочешь, сам все расскажешь.

Он опять замолчал, а меня вся ситуация начала порядком раздражать. Тем не менее, я уступила и попросила:

— Расскажи, Тош.

Ничего такого, о чем бы я сама не догадалась, Антон не сказал.

— И в чем проблема? - не поняла я. - Ты ей нравишься, как я поняла, ее муж на все смотрит сквозь пальцы и ничего не запрещает. Илона твоя далеко не уродина, ухоженная такая, симпатичная…Для своего возраста она очень даже.

— Она мне не нравится.

— Да что ты? Есть разница, кого трахать?

Антон стоял очень близко, нависал надо мной и все время передвигал ладони, которые с каждой минутой оказывались все ближе к моему телу. Он почти распластал меня по стене, с которой я испытывала непреодолимое желание срастись. На улице ни душе, свет в окнах давно не горел, и мы были одни. Я не думала, что приятель применит силу или сделает что-то не так, все-таки для этого он достаточно совестлив, но мне не хотелось ничего больше, кроме общения. Не хотела головой, но это не означало, что Антон меня не привлекал - на это тело отреагировала бы даже мертвая. Но секс ради секса был мне пока не нужен. Я не видела в этом смысла, и такой секс ничего, кроме, возможно, наслаждения принести не мог.

— Есть, - низким голосом проговорил Антон и склонился ниже. - Для меня есть.

— Судя по тому, как вы общались, она достаточно понравилась для того, чтобы с ней переспать.

— Раз.

— Не оправдывайся, Тош. Мне все равно.

— Ты ревнуешь, - с плохо скрываемым удовлетворением произнес он.

Я сглотнула и отвернулась.

— Нет. Поверь мне. Когда я ревную, то это видно и слышно.

Антон стремительно навалился на меня, и я охнула от неожиданности, почувствовав свидетельство его желания, упиравшееся мне в бедро.

— Если ты хочешь, я могу отказаться, - с чувственной горячностью прошептал он мне в шею и поднял голову.

Ладонями уперлась в его твердую грудь и надавила, вынуждая высвободить из тесных объятий.

— Я не хочу.

— Что?

— Чтобы ты отказывался, - приятель замер и отстранился, неверяще вглядываясь в мое лицо. Пользуясь его растерянностью, я проскользнула в сторону и потянулась к кодовому замку, чтобы открыть тяжелую входную дверь. - Ты будешь дураком, Антон, если откажешься. Она богата, не уродина и готова дать тебе абсолютно все. Она будет тебя купать в деньгах, и все, что от тебя требуется - спать с ней какое-то время.

— Ты серьезно сейчас?!

— Вполне. Ты сам рассказывал, что мечтаешь открыть свою ветеринарную клинику. И что тебе мешает? Год-два, и она у тебя в кармане.

Мужчина обхватил меня за локоть и развернул к себе лицом.

— И ты мне это позволишь?

— Я тебе не начальник.

— Одно слово, и я откажусь от всего.

— Мне это не нужно. Отпусти.

С тех пор, как Антон той ночью, раздосадованный и злой на весь мир, ушел от дома старухи, я не видела его около полугода. Мужчина не звонил, не писал и никак о себе не сообщал. А я не искала вынужденных и вымученных встреч, на которых мы наверняка отводили бы друг от друга глаза. Если ему что-то понадобилось бы, Антон мог позвонить, благо что мой номер и мой адрес всегда у него были. Если мужчина не нуждается в тебе или делает вид, что не нуждается - не навязывайся. Одно из правил старушки, вбитое в мою голову, как эпитафия на могильную плиту. Правда, внутри меня спокойным светом горела уверенность в том, что Антон еще появится, причем по собственной инициативе. Хотя бы потому, что я не рвала связывающих нас нитей, а значит, он был по-прежнему привязан ко мне.

И он появился. Сначала чисто случайно, в одном из кафе города, куда меня втянула Анька, выбиравшая помещение для свадебного банкета. Антон вместе с той самой Илоной сидели у окна, спокойно обедали и о чем-то оживленно переговаривались, явно получая удовольствие не от темы, а от самого общения. Женщина казалась помолодевшей, правда, возможно дело всего лишь в освещении, но она лучилась счастьем и спокойствием. Приятель тоже изменился.

В молодом человеке, облаченном в дорогие брюки, явно сделанные на заказ, и темно-синюю рубашку с небрежно закатанными рукавами, не осталось ничего от загорелого стриптизера, которого я знала полгода назад. Сейчас можно было увидеть серьезного, успешного мужчину, явно знающего себе цену, уверенного в себе и завтрашнем дне, а также, чего греха таить, и в собственной привлекательности. Русые пряди по-новому пострижены, в легкой небрежности, которая вызывает лишь одно желание - растрепать их еще больше. Можно было уверенно заявить, что Илона и ее деньги пошли на пользу Антону.

Но он не только внешне изменился. Теперь уже окончательно исчезло то, что оставалось от его воспитания. Не было больше мучительной двойственности и стыда за свои поступки. И та капля ранимости, что, возможно, была в нем полгода назад окончательно испарилась, не оставив и следа.

Антон меня заметил, выпрямился, так и не донеся вилку ко рту, и недовольно нахмурился. Он пытался не смотреть на меня, не привлекать внимание, но Илона цепко за держалась за него и его время, поэтому, конечно же, красноречивые взгляды заметила, а рассмотрев ту, на которую они были направлены, расстроилась и разозлилась. Уже то, что я моложе, заставляло ее нервничать и сходить с ума от ревности.

Делать вид, что мы с ним не знакомы, стало просто-напросто глупо, поэтому я все-таки решила подойти.

— Ань, я сейчас, - предупредила сокурсницу, тронув ту за плечо. Она вздрогнула, оторвалась от изучения меню и вопросительно на меня уставилась. Пришлось повторить. - Мне надо отойти. Я быстро.

— Угу, давай, - и она снова уткнулась в прейскурант.

— Здравствуйте, - через минуту я с ослепительной улыбкой стояла у их столика и изо всех сил делала вид, что не замечаю неприязненных взглядов, метающих молнии. - Привет, Антон. А вы, должно быть, Илона?

— Да, - она без особой радости кивнула и поджала сильно накрашенные блеском губы. Зря. Так у нее морщинки появляются.

Также улыбаясь, я с явной восторженностью, удивившей женщину, воскликнула:

— Как я рада с вами познакомиться! Антон столько о вас рассказывал!

— Вы ему кто?

— Жили рядом. Антон, твоя девушка даже красивее, чем ты ее описывал.

Антон кисло улыбнулся и промолчал.

Двадцать минут я лила мед поэзии в милые ушки. Расхваливала все, начиная с туфель и заканчивая прической, восторгалась ее стилем и раз десять в разной интерпретации повторила, какая же они с Антоном красивая пара. И да, я безусловно рада наконец-то встретиться с женщиной, о которой мой друг столько рассказывал. Мое обаяние работало на полную мощность, и к концу монолога, наверное, сам Антон поверил в то, что они красивая пара и замечательно смотрятся. Илона окончательно оттаяла, расслабилась и приняла меня за милую и безобидную дурочку. Еще бы, я с такой идиотской и широкой улыбкой сыпала комплиментами, что представлять опасности просто не могла.

— Приятно было познакомиться, - в конце добавила я и жестом попросила подождать маячившую Аньку, которая не знала, куда деваться от безделья. Очевидно, меню она вдоль и поперек изучила.

Женщина пожала мне руку, и золотой браслет ярко блеснул на солнце.

— Мне тоже.

Антон был готов на смертоубийство, о чем красноречиво свидетельствовали горящие обещанием глаза, но я сделала вид, что ничего не заметила. И ушла.

Он позвонил через три дня, поздно вечером, когда я готовилась ко сну.

— Алло.

— И что это был за концерт по заявкам? - его голос сочился ядом и издевкой.

— Тебе не понравилось? Предпочитаешь скандал? - в тон ему ответила я. - Ты спасибо сказать мне должен.

— За что?!

— За то, что не лишился всего в один миг. Не считай ее дурой, Тош, по ней видно, что она не такая. И все твои взгляды она видела. Успокойся, - примирительно продолжила я и понизила голос, чтобы бабка ничего не услышала. - Больше этого не повторится. У меня нет желания общаться с твоей…девушкой.

— Все такая же язва.

— Приятней слышать, когда ты смеешься, а не когда рычишь.

— Саш…

— Прости, мне пора. Завтра рано вставать.

Я повесила трубку и выключила звук. Антон позвонил на следующий день. И на следующий. И еще через день. Но встречаться с ним я не хотела и держала парня на коротком поводке. Держа дистанцию, я привязывала Антона ближе и ближе.

Он приезжал за мной в институт. На дорогой машине, в костюме и с кучей денег, которую постоянно мне демонстрировал. Он покупал мне цветы. И даже конфеты. И все чаще он говорил, что рядом со мной дышит.

— Я уже не могу там с ней, - признавался Антон и клал голову мне на колени. - Она как удавкой стягивает.

— Не кирпичи разгружаешь, Тош, - смеялась я в ответ и гладила его по растрепанной голове. - Твое дело нехитрое.

— Все-таки ты язва.

— Я знаю. И ты знаешь. В чем проблема?

— В том, что я чувствую, что скоро сорвусь, - он не шутил, говорил серьезно и почти со страхом. - Я смотрю на нее, как она улыбается, в любви признается, как красится, и мне хочется ей шею свернуть.

— Ты на женщин же руку не поднимаешь.

— Что мне делать, Саш?

— Сделай так, чтобы она сама тебя бросила.

— Поругаться?

— Ты хочешь лишиться того, что заработал потом и…кое-чем другим? - он рыпнулся, но я удержала его за плечо и заставила лечь обратно. - Уймись. Знаешь ведь, что я шучу.

— Мне не нравятся твои шутки, - кипел от ярости Антон.

— Твои проблемы. Но мы не об этом. Заставь ее разлюбить себя, вот и все.

— Как? Она со своей любовью у меня уже вот здесь сидит! - ребром ладони ударил себя по горлу. - Тошнит аж.

Как она его допекла, однако.

— Очень просто. Найди ей лучше. Найди ей такого мужчину, что даст ей то, чего не можешь или не хочешь давать ты. Поспрашивай своих друзей, из бывших, наверняка многие уже не танцуют, но деньги ведь всем нужны. А отношения с Илоной не порти.

Вышло так, как я и говорила. Через три месяца Антон был свободен, относительно богат и успешен, а главное, открыл собственное дело, о котором давно мечтал.

У меня же произошла встреча с прошлым, которое стало моим настоящим.

Глава 56.

”Он мог делать с ней буквально все, что хотел,

он совершал насилие над ней — как физическое, так и духовное.

Поцелуями и побоями он заставлял ее приобщаться к новой морали,

суть которой: все дозволено”.

Магда Шнайдер

Своим вторым и самым важным знакомством с Романом я была обязана Элеоноре Авраамовне. Нет, она не знала ни его, ни его родителей, но старуха имела доступ к квинтэссенции богатой интеллигенции, к которой, у меня не возникало и тени сомнения, принадлежал мой будущий муж. Я всегда говорила, что в нем чувствуется порода.

Этот доступ я получила не сразу, только лишь когда пошли реальные плоды моих трудов. Старуха меня муштровала, гоняла и всячески натаскивала, учила правильно говорить, не только в смысле голоса, а в смысле связности и логичности речи.

— Ты должна уметь поддержать любую беседу и уметь направить ее в нужное именно тебе русло, - напутствовала она. - В наше время умение говорить ценится даже сильнее умения делать.

Кроме всего прочего Элеонора Авраамовна брала меня на балеты, оперы и спектакли. Я в своей жизни ни разу не была в театре, даже в тюзе, поэтому первый мой поход оказался весьма…шокирующим. Меня поражало все - массивные колоны цвета слоновой кости, мраморная лестница, сводчатые потолки, ковры, люди…В общем, все! В самый первый раз мне жутко досталось от старухи.

— Закрой рот, - зашипела она и дернула меня за руку, так что от неожиданности я прикусила язык. - Кошмар какой! Чтобы я еще хоть раз с тобой куда-то выбралась?

— Я просто смотрю.

— Ты пялишься. Невежество!

— Ну знаете! Мне еще ни разу не доводилось здесь бывать, - огрызнулась в ответ и опустила глаза в пол, поймав на себе брезгливый взгляд мужчины средних лет. - Простите, что мешаю вашему общению с прекрасным!

— Не дерзи! Чему я всегда тебя учила? Держи лицо!

Бабулька брала меня не мытьем, так катаньем. Я не воспринимала оперу, засыпала на балетах и откровенно скучала на спектаклях. Но цербер таскал меня по таким мероприятиям до тех самых пор, пока я хотя бы не научилась делать заинтересованное лицо и не спать. Это было первым шагом. Хорошо еще, что мне приходилось платить только за такси для старухи, которая утверждала, что все это исключительно для меня, а если бы не я, то сидела бы она спокойно дома. Билеты Элеонора Авраамовна бесплатно доставала через свою знакомую. И это прекрасно, потому что если бы я еще и за эту муть деньги платила, то точно возненавидела бы высокое искусство.

В общем, я всячески облагораживалась и образовывалась. И на третьем курсе уже была одной из лучших, одной из самых одаренных и начитанных. Я. Которая научилась читать и писать в четырнадцать лет. Впору было собой гордиться.

Она начала знакомить меня со своими гостями.

— Это твоя внучка, Элечка? - проворковала одна дородная дама в безразмерном балахоне.

Элеонора Авраамовна передернулась.

— Воспитанница, спасибо господи.

— Очень приятно, - тепло улыбнулась я и пожала пухлую большую руку. - Александра.

— Милая девочка, - краем уха уловила я разговор старухи и ее гостьи. - Головастая.

— Еще бы, - кивнула Элеонора Авраамовна. - Я старалась.

Гренадерша, затрепетав черными складками балахона, словно крыльями, рассмеялась грудным смехом, обняла старушку и вышла.

Но все эти люди были старым поколением, отжившим, хотя и имевшем определенный вес. Но главное - они сделали фамилию своим детям и внукам, которые активно этим даром пользовались. И вот как раз это новое поколение, перенявшее что-то от старого, и было мне интересно. Элеонора Авраамовна это прекрасно понимала, поэтому познакомила с одним престарелым скульптором, чья внучка должна была вернуться в Россию после продолжительной учебы в Европе, куда ее отправили вечно занятые родители.

Вот как раз через эту милую барышню я и познакомилась с Романом.

Алиса была очень образованной и абсолютно не русской. Дело не в национальности и гражданстве, с этим как раз все было в порядке, дело именно в менталитете и даже мировосприятии. Хотя ничего странного, собственно, ведь девушка прожила большую часть жизни заграницей и видела лишь хорошее, чему активно способствовали деньги родителей. Но она мне не нравилась. Впоследствии мне часто предстояло общаться с выходцами из творческих и богатых семей, более того, с этими людьми меня связывали разного рода отношения, начиная с деловых и заканчивая приятельскими. Но лишь единицы вызывали что-то похожее на уважение.

Они слишком любили говорить, причем не просто говорить о том, что сделают или сделали бы, а тупо трепаться ни о чем. И обо всем сразу. Они хвалили и ругали кино, обсуждали перфоманс, а также различные важные и элитарные мероприятия. Поносили правительство, власть, хаяли богатых за нищету, а нищих за невежество. Они искали смысл в жизни, пытались понять, есть ли бог, но ничего не делали для того, чтобы что-то изменить вокруг себя. Даже я при собственной эгоистичности меняла мир, просто потому, что что-то делала, а они - нет. Они могли есть дорогую еду и пить дорогие напитки, одеваясь при этом как заматеревшие бомжи, но могло быть и строго наоборот - жрали что попало и напяливали лучшие тряпки. Они все поголовно являлись носителями и проповедниками толерантности. Если ты толерантен - молодец, если нет - недалекий дурак и подлежишь анафеме.

С тех самых пор я начала ненавидеть слово толерантность. Лучше бы честно признавались в том, что равнодушны ко всему, кроме себя.

Тем не менее именно благодаря Алисе и ее друзьям я столкнулась с Ромой. У девушки должен был состояться юбилей - двадцать пять лет, и она меня пригласила.

— Много народу-то будет? - поинтересовалась я у Алисы.

Она утвердительно кивнула.

— Много. Но ты и так почти всех знаешь. Придешь? Мы за город поедем.

— Приду, конечно.

Спрашивает.

Готовилась я знатно, как будто чувствовала, что что-то будет. Продумывала свой гардероб на те два дня, что должна была провести за городом, перебирала приличную кипу вещей, набравшуюся у меня за несколько лет. Элеонора Авраамовна, конечно, все заметила и ехидно спросила:

— Съезжаешь?

— Не радуйтесь раньше времени, - в тон ей ответила я и отложила в сторону нужное платье. - Пока я все еще с вами.

— Жаль. Жаль, - она причмокнула сухими губами, уселась на мою постель и сложила руки на животе, с интересом осматривая нехитрую одежду. - Собралась куда?

— На день рождение.

— К кому?

— К Алисе.

— Рахильской? - нахмурила лоб старушка.

— К ней самой.

— Сколько ей?

— Двадцать пять.

— И до сих пор замужем не была?

— Не была вроде. Она, - я постаралась изобразить интонацию, с которой приятельница рассказывала о своей жизненной позиции: - эмансипированная женщина, которая не собирается класть на алтарь скучной семейной жизни свою молодость.

— Дура девка.

— И не говорите.

— Ты сама-то когда замуж выйдешь, бестолочь? Учу тебя, учу, а все равно на моей шее сидишь.

— Я в творческом поиске, - уклончиво отмахнулась я. - Ищу.

— А этот твой…танцор?

— Он не мой.

— Проворонила?

— Да нет. Звонит вон каждую неделю. Рассказывает о своей девушке.

— А ты?

— Пусть рассказывает. Все равно никуда не денется.

Элеонора Авраамовна неожиданно закивала и даже похвалила:

— Молодец. Никогда об этом не забывай.

Покосилась на нее с удивлением, но решила промолчать.

— Ладно.

— Чего купила-то?

До сих пор было денег жалко.

— Не спрашивайте.

— Рассказывай давай.

— Картину, - вытащила из-под кровати упакованный холст и аккуратно развернула, демонстрируя буйство красок старушке. - Настоящий абстракционизм, мать его за ногу…

— По губам дать?

— …и всего за пятьсот рублей, - словно не слыша ее, закончила я и победно ухмыльнулась краешком губ. - Ну как вам?

— Ужас, - честно призналась бабулька.

— Бесполезным людям - бесполезные подарки.

— Тоже верно. Ладно, - она хлопнула себя по костлявым коленкам и, кряхтя, поднялась. - Уберешь все и поедешь. Чтобы в воскресенье вечером дома была. И когда уж ты себе мужика найдешь и уберешься с моей шеи…

Ее причитания еще долго разносились по квартире, но воспринимались мною как ненавязчивый фон. Я спокойно собрала вещи и поехала на электричку.

К моему приезду в красивом загородном доме собралось уже много народа. Кто-то жарил шашлыки, кто-то, преимущественно девушки, задрав ноги, валялся на полосатых шезлонгах и принимал солнечные ванные, а кто-то просто слонялся по цветущему заднему двору. Именинница, широко раскрыв объятия, вышла меня встречать и перехватила почти вываливающийся из рук подарок.

— Наконец-то, Аль. Я тебя уже заждалась! Все давно приехали.

Почувствовала прилив раздражения. Все-таки не у всех есть машины, но Алиса о таком и помыслить не могла.

— Прости, - кротко улыбнулась я. - С днем рождения!

Она меня расцеловала и повела в специально выделенную комнату.

— Переодевайся и спускайся. Мы тебя ждем!

Тогда я увидела его и моментально узнала. Он ведь и не изменился почти за прошедшие годы, только возмужал. И без того четко очерченные и гармоничные черты лица приобрели большую мужественность, большую рельефность и какую-то строгость черт. Он по-прежнему притягивал к себе взгляды, но как будто этого не видел. У Романа была такая внешность и такая манера себя держать, что он не забывался, прочно отпечатывался в памяти и застывал, оставаясь негласным идеалом мужчины. Конечно, я его узнала, хоть и не вспоминала все это время.

А он меня нет. Роман сидел в окружении нескольких весело смеявшихся симпатичных девушек и пары молодых людей его же возраста, держал гитару, словно вознамерился что-то сыграть и заразительно смеялся над чьими-то шутками. Черная трикотажная водолазка ладно облегала рельефный торс и облепляла красиво накаченные руки. Непривычно было видеть доктора, пусть и через несколько лет, без белого халата. Хотя ему шло все.

Но неудивительно то, что он меня не узнал. Я была другой. Одетая в темно-фиолетовое платье из легкой ткани, струящейся по бедрам, в тонких черных чулках со стрелками, за которые выложила почти немыслимую для себя сумму, с красивой прической и легким макияжем, в котором выделялись лишь черные глаза, я приковывала внимание многих, как мужчин, так и женщин. И Рома меня тоже заметил - его зрачки слегка расширились, затопив радужку, брови поползли вверх, а лицо приняло восхищенное выражение без какой-либо доли похоти. Чистое восхищение и только. И никакой ассоциации с той больной девочкой, которая прыгала со второго этажа.

Грамотно выработанной походкой я приблизилась к их компании и приветливо улыбнулась всем и каждому.

— Добрый вечер.

Молодые люди засуетились, один стремительно вскочил из-за стола, уступив место мне, и подал руку, помогая усесться. Девушки с любопытством переглянулись.

— Познакомьтесь, - теплые руки Алисы легли мне на плечи. - Аля. Моя подруга. Аля, эти оболтусы - Рома, Миша и Витя. А это Катя и Настя.

— Очень приятно, - чуть смущенно кивнула я и слегка потупилась. Штука с румянцем, которой пыталась научить когда-то Элеонора Авраамовна, у меня не получалась никогда, поэтому приходилось довольствоваться смущением. - Рада с вами познакомиться.

— А уж мы как рады! - протянул представленный мне Миша, за что получил тычок по ребрам от рядом сидящего друга. Парень забавно охнул и схватился за бок. - Я правду сказал!

— Заткнись, будь добр, - шикнул Витя и попытался снов незаметно проехаться по ребрам Мишки. - Не обращай на него внимания.

— Ты на этих двух внимания не обращай, - светловолосая девушка с короткой стрижкой звонко рассмеялась, откинув голову. - На двоих десять лет. Дети, одним словом.

Спустя полчаса мы вовсю смеялись, общались и развлекались, с нетерпением ожидая ароматный шашлык. Рома мне лишь кивнул, сказал несколько слов и на этом замолчал, но вот наблюдал за мной постоянно. Я же, зная, что нахожусь под неусыпным наблюдением, держала себя как можно грациознее, на максимуме сил и возможностей, притом нельзя было переигрывать и показывать собственную заинтересованность. Я должна была выглядеть обычной девушкой, красивой и естественной, и никакой наигранности.

Я очень старалась, правда. Даже девушки, сидевшие вместе с нами за одним столом, были мною очарованы и покорены. А про Мишу и Витю вообще говорить не стоит. Но Рома просто молчал и смотрел.

Только вечером, когда праздник перестал быть коллективным и все разбились по парам, мне удалось поговорить с молодым человеком. Ромка стоял около мангала, дожаривал последнюю порцию шашлыков и умиротворенно улыбался. Я подошла к нему со спину и осторожно дотронулась до крепкого плеча. Мужчина вздрогнул и обернулся, наградив меня непонимающим взглядом.

— Привет.

— Здоровались уже, - беззлобно ухмыльнулся он и поспешно склонился над мангалом. - Ты за шашлыком?

— Ром, ты меня не помнишь, да?

Он нахмурился, снова оглянулся, на сей раз вглядываясь в мои черты. Лоб хмурил, сдвигая светлые брови, даже прищурился слегка, но все равно отрицательно покачал головой.

— Нет. А должен?

— Не должен, просто мы с тобой раньше встречались.

— Я бы запомнил.

— Очевидно, не запомнил. Мы встречались три года назад, ты еще меня лечил. В то время ты был интерном. Не вспомнил? - Рома медленно качнул головой, глядя на меня почти с подозрением. - Я еще рвалась экзамен сдавать, а ты не пускал. Поэтому я выпрыгнула со второго этажа из…

— Ванной! - воскликнул он и прищелкнул пальцами. - Да. Я вспомнил. Ммм…Саша, да? И ты…очень изменилась с тех пор.

— Спасибо.

— Нет, правда, такая… - он неопределенно махнул рукой, но не нашел, что сказать, вместо этого поинтересовавшись: - Ты поступила, куда хотела?

— Да. Учусь на третьем курсе уже. Мне все нравится.

— Я рад. Так что? Шашлык будешь?

— Ты знаешь, - заговорщическим тоном, словно рассказывала страшных секрет, ответила я: - да. Я что-то жутко проголодалась.

— На природе всегда так.

К тому времени, когда мясо полностью приготовилось, деревянная беседка освободилась и все люди поспешили войти в дом. Мы же остались на улице, Роман включил фонари, а я накрыла на стол, действительно проголодавшись к тому моменту. Мы разговаривали и шутили, только теперь напряженность и едва ли не опаска - со стороны Романа, разумеется, - полностью испарились, оставив дружеский настрой с едва заметной ноткой ожидания чего-то большего. Я смеялась, смотрела в его голубые глаза и понимающе кивала на его рассказы, давая понять, что я в теме. Что я осознаю то, о чем он мне рассказывает. И разделяю его мнения.

После такого фокуса Антон сразу же оказался у моих ног, и во взгляде мужчины смешивались такие желанные для меня эмоции - восхищение и вожделение. Это была безоговорочная победа. Но с Ромой было все по-другому. Все выходные я посвятила ему, погрузилась в него и его душу, как делала в своей прошлой жизни, только тогда - по-настоящему, а сейчас - понарошку. Этого хватало для других, я очаровала абсолютно всех гостей, при этом почти с ними не общаясь. Но не Рому. В его глазах - лишь восхищение. Неприкрытое, стопроцентное, потрясающе лестное, но…восхищение. Этого было мало.

И ладно бы он отвергал меня, или у него была бы девушка. Ни то, ни другое не подтвердилось. Более того, Роман вел себя как влюбленные мужчина, обходительный, чуткий, всячески ухаживал, подавал руку, чтобы помочь сойти с крыльца. Он даже купил мне цветы в ближайшем городке, в который он и его друзья ездили за продуктами. Но ни капли желания, на которое я привыкла опираться. В то время как будто почву из-под ног выбили. Мне была нужна помощь.

— Алис, солнце, скажи, а телефон тут есть? - доброжелательно кивнула подруге и присела рядом с ней на диван. - Мне бы позвонить.

— Мобильный только. У тебя разве нет? - удивилась Алиса.

— Есть. Разряжен только, а зарядку я забыла.

— Возьми мой, - она потеряла ко мне интерес и уткнулась в толстенный глянцевый журнал, один из сонма многих, что были раскиданы по всему дому. - Он в моей комнате на комоде. Найдешь?

— Да-да. Спасибо.

— Не за что, Аль.

— А Рома не приехал еще?

— Должны через час вернуться.

Отлично.

Многие к обеду воскресенья уже разъехались по домам, осталось меньше половины, поэтому никто не мешал. Заперев за собой дверь, я взяла аккуратную и миниатюрную ракушку приятельницы, расписанную лаком для ногтей, прошла в смежную ванную и еще раз закрыла дверь. Элеонора Авраамовна ответила сразу.

— Я на аппарате, - ленивый и старческий дребезжащий голос был усладой для моих ушей.

— Как я рада вас слышать!

— Ах, это ты, - протянула она с разочарованием и шумно вздохнула. - Чего тебе?

— У меня ЧС.

— Все равно нечего делать…Валяй уж.

Последующие десять минут старуха на удивление внимательно слушала мои жалобы и разглагольствования, а также описания наших выходных. И Рому она вспомнила сразу, стоило мне сказать, что он был тем самым врачом-блондинчиком.

— Я такие попки не забываю, - мотивировала она. - Даже в возрасте. Мой склероз касается исключительно неприятных вещей.

— И что мне делать? - сложив руки на коленях, я повесила голову и пригорюнилась. - Не выходит ничего.

— Что значит “ничего”?

— Он меня не хочет. Как женщину. Понимаете?

— Ну и что? Он же тобой восхищается?

— И что?

— Тебе мало?

— Я за него замуж хочу.

— Вот даже как, - тихо хмыкнула старушка. - Он же тебя не хочет.

— Научите меня, чтобы он захотел.

— Дай ему то, что он не сможет получить от других.

— Вы издеваетесь?! Я и так уже как кошка лащусь к нему. Только что в рот не заглядываю.

— Значит, это не то, что ему нужно, - меланхолично пропела бабулька. Послышался щелчок зажигалки. - Ты упираешь на физическое влечение, милочка, а для него твой муж, как ты выразилась, слишком тонок и благороден. Хочешь совет? Позвони своему танцору, вот он тебя будет глазами раздевать, а этот мальчик другой.

— Ну и что, что другой? Мне не нужен Антон, мне нужен Рома!

— А зачем?

— Потому что он лучше.

— Даю последний совет и кладу трубку, - ей со мной надоело пререкаться, и она начала повышать голос. - Он тебе не подойдет, потому что у вас темпераменты разные. И будут такими всегда. Этот Роман будет тебя любить, обожествлять и всячески обожать, но если ты хочешь, чтобы он захотел тебя как женщину…такого не будет. У меня второй муж был, как этот твой Рома…Одно название муж. Хороший человек, милый, понимающий, даром что немец, но только через два года он мне настолько опротивел, что я из чужих постелей не вылезала. Слишком хороший и слишком милый. Оставь мальчика, милочка.

— Нет. Спасибо вам за совет, но нет. Не волнуйтесь, на свадьбу я вас все равно позову.

— Баран упрямый…

— Всего доброго.

Разговор с ней мало что дал, хотя что-то все-таки дал. По крайней мере, стало понятно, что стратегию с Герлингером придется менять. Манящая чувственность, с какой я уже успела срастись и даже полюбить, не приносила плодов. И для него мне пришлось стать другой - настоящей принцессой, романтичным ангелом из сказки. Такой маски мне еще не доводилось надевать.

К вечеру домой засобирались все. У кого работа, у кого учеба, кто-то просто рвался в город, но оставаться никто не желал. Алиса с компанией ехали в одной машине, еще четверо друзей - в другой, и только Рома возвращался один, но просить и навязываться к нему было нельзя. Пришлось сымпровизировать.

Лестница в дачном домике приятельницы была винтовой и крутой, так что спускаться нужно было очень аккуратно. И какая же неприятность, когда я чисто случайно на предпоследней ступеньке оступилась и - о, ужас! - подвернула лодыжку. Сдавленно охнув, я оказалась на полу и схватилась за ногу, застонав от боли. На этот звук прибежал мой доктор.

— Что случилось? - Роме одного взгляда хватило, чтобы все понять. - Ты упала?

— Да. Нога…

— Не трогай.

Он присел на корточки и нежно обхватил лодыжку, внимательно изучая мою реакцию. Я сморщилась и втянула воздух, когда он с нажимом провел по коже.

— Больно?

— Терпимо.

— Перелома нет. Просто ушиб, Аль - через несколько минут вынес вердикт Роман. - Надо намазать.

— Спасибо, Ром, - я с благодарностью и благоговением улыбнулась, словно он был рыцарем, спасшим меня от чудовища, а потом поднялась, ойкнув от боли. - Я намажу.

— Ты куда собралась?

— На электричку.

— С больной ногой? - поразмыслив пару минут, мужчина подхватил меня на руки и через плечо посмотрел на сумку. - Алис, помоги.

Алиса передала ему в руки мои вещи и открыла дверь, выпуская нас на улицу. Я уютно устроилась в прохладных руках, уткнулась подбородком в плечо и размеренно задышала, радуясь тому, что не придется ехать домой в набитом вагоне. А еще тому, что все-таки нашла подход к милому доктору.

У каждого мужчины свой бзик. Кто-то хочет быть богом, кто-то - мачо, а кто-то - рыцарем и принцем. К счастью или сожалению, Роман относился как раз к третьей категории. Не самая сложная, как физически, так и эмоционально. Что может быть проще, чем притвориться слабой и изнеженной принцессой, если он уж хочет рядом с собой видеть такую? Не проблема.

Глава 57

Я ненавижу красивых мужчин. Красивые мужчины - страшное зло. У них есть привилегия, нечто “такое”, что выделяет их из общей массы, а значит, делает избранными. И эта избранность влечет невероятную жестокость, которая, множась на мужскую силу и женскую привязанность, порождает зло. Именно поэтому меня тошнит от одного взгляда на Алена Делона. Только красивый мужчина может позволить себе сломать жизнь женщины, а у ее могилы признаться ей в любви.

Саша

В университете училось много таких, как я. Не в смысле таких же - я индивидуальна, а в смысле, что многие стремились к лучшей жизни, мало чего гнушаясь при этом. И в параллельной группе была одна девушка, резко выделявшаяся из толпы банальной, по сути, вещью - своей красотой. Приехавшая из Сургута, то ли Олеся, то ли Алла - сейчас и не вспомнишь - выглядела так, что ей вслед оборачивались абсолютно все, причем обоих полов. Потрясающе гармоничные черты лица: высокий чистый лоб, плавные, точеные скулы, маленький очерченный и манящий ротик, а уж про фигуру вообще не стоит заикаться…Само строение скелета было совершенно, а таких изгибов я не видела в своей жизни больше никогда. Ее красоту не могло испортить ни отсутствие денег, ни плохая прическа, ни мешковатая одежда. Ничего. И я ей даже не завидовала, отчетливо понимая и представляя себе разницу. Я была достаточно обычной, с некоей изюминкой, которая при грамотной подаче расценивалась как красота, а при неправильной - не расценивалась никак. Моя внешность не позволяла халатно к ней относиться, а моя красота - тяжкий труд, требующий вложения сил и средств.

Но суть не в этом. Суть в том, что то ли Олеся, то ли Алла, приехавшая из Сургута, очень хотела хорошей жизни, искренне считая, что ничем не хуже других. Впрочем, так считала и я. Но Олеся-Алла воспринимала свой природный дар как проклятие, страдала от собственной красоты и не умела ей пользоваться. Она даже в зеркало смотреть не любила, отрастила длинную челку, которая совершенно ее не портила, скорее наоборот, и прятала лицо. Она почти ненавидела себя, но хорошей жизни, тем не менее, хотела.

В какой-то момент ей все надоело, и девушка, не мудрствуя лукаво, нашла себе папика. Очень богатого, очень толстого и очень страшного. Они были карикатурой друг на друга, и на фоне каждого из них красота одного приобретала сказочный характер, а уродство другого - гротескные тошнотворные формы. Вот к чему приводит недооцененность собственных талантов и нелюбовь к себе самой. Иначе как объяснить то, что она добровольно легла в постель к настолько отвратительному человеку? Ведь у Олеси-Аллы было столько возможностей, столько рычажков и методов воздействия, а она выбрала самый некрасивый и самый простой путь. А в итоге на ее лице все сильнее и сильнее проступало отчаянье и гадливость, впрочем, глядя на ее папика, это было понятно.

А вот я теперь так не могла и не собиралась. Возможно, Саша, которая еле сводила концы с концами, голодала и сидела без денег, не погнушалась бы спать с таким человеком. Даже не возможно, а вероятнее всего, другое дело, что на меня никто бы не посмотрел. Но новая Саша была достойна только самого лучшего. Я вкладывалась и выкладывалась ради своей красоты и привлекательности, и делала это совсем не для того, чтобы лечь в постель с тошнотворным уродом. Для тошнотворного урода можно было так не напрягаться и себя не ломать. А раз уж сломала и переделала, сделав из себя практически идеал, то на меньшее, чем идеал, я была не согласна.

И именно поэтому я так зацепилась за Рому.

Если говорить начистоту, то Герлингер не так уж выделялся среди когорты интеллигентных и богатых наследников, которых я начала узнавать благодаря Алисе и другим. Многие из них также были богаты, также являлись наследниками и симпатичными молодыми людьми. Но Рома все равно был самым перспективным из них, самым хорошим и самым лучшим. Да, он идеалист и романтик, и это не те качества, что я ценю в людях, но это еще не означает, что я не смогу с ним справиться. Идеализм слеп, а слепого я всегда смогу направить в нужное мне русло.

Одного взгляда на этого мужчину было достаточно, чтобы принять решение. Рома рассказывал мне что-то о том, чем сейчас занимается, к чему у него лежит душа, а я мысленно прокручивала одну и ту же фразу. Саша Герлингер. Герлингер Александра Леонидовна. Это уже не Саша Волкова из Грязи, это Саша Герлингер. Это круто, это пропуск в новый мир и, можно сказать, новая жизнь. Он был нужен мне. Именно он.

Следом начался долгий и муторный процесс ухаживания. Рома был очень тяжелым на подъем, осторожным и размеренным. Он взял у меня телефон, но позвонил лишь через неделю. И совсем не для того, чтобы пригласить меня куда-нибудь или предложить что-то интересное, а просто позвонил…поболтать. Поболтать. И это спустя неделю после нашей последней встречи.

Я не умела болтать. Я не умела ходить на свидания. По-честному, в моей жизни до Ромы ни одного свидания и не было. У меня получалось соблазнять, сводить с ума и давать быть собой, но Рома и так был собой - хорошим и милым парнем - а его реакция на соблазнение казалась мне весьма нетипичной.

Мне пришлось научиться болтать ни о чем. То есть вообще ни о чем. С Антоном мы говорили о разных вещах, но, тем не менее интересных для обоих. Я могла иронизировать, насмехаться над вековыми идеалами и человеческим ханжеством, и мой приятель меня поддерживал. С Ромой нельзя насмехаться и иронизировать, просто потому что…Это Рома. Он не поймет.

И мы болтали. В первые дни ухаживания, которое растянулось почти на полгода, у нас выработалась определенная, устоявшаяся схема разговора, и к концу второй или третьей недели фразы и ответы на вопросы вылетали изо рта почти автоматически.

— Привет, Ром.

— Привет, Аль. Как день прошел?

— Хорошо. Я ездила в университет.

— Много пар было?

— Пять.

— Бедная…Устала?

— Немного. А ты как? Как дела?

— Неплохо. Представляешь, сегодня привезли одного пациента…

И далее он рассказывал о каком-либо больном, и эти рассказы, конечно же, менялись, но объединяло их одно - абсолютная скука с моей стороны. Мне было неинтересно слушать о каком-то там абстрактном мужике, у которого был особенный аппендицит. Этот мужик мне никто, я его не видела, не слышала и не знаю, так почему мне должно быть интересно, какой у него аппендицит и был ли он вообще? Но для Романа это важно, это его работа и призвание, глупое, как по мне, но тем не менее. И я слушала, попеременно зевая и с силой разлепляя глаза. В конце концов, слушать занудные и неинтересные рассказы куда легче, чем жить на вокзале и питаться от случая к случаю.

Во время наших разговоров старушка занимала стратегически важные позиции и ехидно паслась рядом. От нее тоже была польза - сосредотачиваясь на ее саркастических смешках и коротких ядовитых комментариях, вызывающих желание рассмеяться в голос, я не засыпала.

— О чем думает этот милый мальчик? - громко ворчала она, и я плотно прикрывала трубку, чтобы вещавший Рома ничего не услышал. - Разве можно девушке рассказывать о том, как ты требуху вынимал из кого-то?

— Он ничего не вынимал.

— Господи! Так он еще и не вынимает! Ужас.

— Ну вас, - не выдержав, рассерженно шикнула на нее и поспешно угукнула, чтобы парень не сомневался в моей заинтересованности. - Он меня на свидание пригласил.

— Неужели? - бабуленция всплеснула руками. - Разродился мальчик.

— Точно. И полгода не прошло.

— А я тебя предупреждала.

— Слушайте, да вы достали уже. Идите…спать. Да, Ром, это ужасно. Не знаю, я бы так не смогла…

Через три недели он пригласил меня на свидание. В ресторан. Я волновалась. Я ни разу не была в ресторане в таком качестве. Что делать, как себя вести, а главное, что делать потом - совершенно не ясно. Целовать его или не целовать? А может, переспать? Но Рома же такой Рома, поэтому о сексе можно не думать. Тогда что? Неужели он за ручку приведет меня домой и все? Я не знала.

— Твоя нервозность меня раздражает, - сухо отметила бабка и недовольно нахмурилась, отчего и так немолодое лицо жутко сморщилось. - Хватит мельтешить, Александра! Не съест он тебя.

Я в который раз подлетела к окну и всмотрелась в темень улицы, пытаясь увидеть машину Герлингера, которая должна была с минуты на минуту подъехать.

— Что мне делать?

— Не ходить.

— Очень смешно. Ха-ха, - с каменным лицом рассмеялась я и снова забегала по комнате.

— Я не шутила.

— Я тоже. Я даже не представляю, как себя вести. Это, знаете ли, немного напрягает.

— Танцор тебя по-прежнему не устраивает? - с надеждой уточнила Элеонора Авраамовна.

— Нет, - решительно качнула головой. - Не устраивает.

Она вздохнула и похлопала по сиденью мягкого стула.

— Садись, - я послушно села и, не в силах сдержать волнение, забарабанила ногтями по лакированной столешнице. - Расслабься и не лезь к мальчику. Напугаешь его еще.

— Чем?

— Не знаю. Чем-нибудь определенно напугаешь.

— И что мне делать? Улыбаться?

— Улыбайся, - разрешила старуха. - Слушай. Но ни в коем случае не дави. Он сам должен на все решиться.

— К тому времени, как он решится, я состарюсь.

— Милочка, сама выбирала.

— Ладно. Все понятно. Но как тогда мне его привлечь?

— Что ты имеешь в виду?

— Чем тогда мне его цеплять? Секс в этом случае не катит, как видите.

— Вижу. Хорошие вопросы ты задаешь, Александра, - похвалила бабулька, и я немного расслабилась. - А никак. Попробуй дать ему то, что он хочет, но не может получить. Он же романтичный мальчик у тебя. Что хотят романтичные мальчики?

— Того же, чего и романтичные девочки.

— Правильно. А девочки чего хотят?

Пожала плечами.

— Не знаю…любви?

— Любви хотят все, Александра. А романтики - романтики. Все просто.

Да уж, как все просто. Но тут уже Рома приехал и накручивать себя времени не осталось.

Было неплохо. На удивление. Рома оказался веселым и галантным. Обращался со мной как с принцессой. Настоящей. Когда я вышла из подъезда, мужчина подошел ко мне, поцеловал руку и подарил нежно-розовую розочку. Мне не дарили цветы, и я понятия не имела, что с этой розой делать. Сказать за нее спасибо, или понюхать, а потом сказать спасибо? А потом ее куда? В ресторан с ней заходить? Или оставить в машине? А Рома не обидится, если я оставлю ее в машине? Я почти испуганно сглотнула и подняла глаза на стоявшего рядом парня, который терпеливо ожидал, когда мы пройдем к автомобилю.

— Спасибо, Ром. Мне очень давно не дарили цветы, - подарила ему робкую дрожащую улыбку и вложила свою ледяную ладонь в его.

— Это преступление, - отозвался Рома и окинул меня восхищенным взглядом с головы до ног. - Красивым девушкам нужно дарить цветы.

— Спасибо.

У нас были потрясающие свидания в плане комфорта и сервиса. Рома, не являясь сторонником кишащих роскошеством мест, выбирал маленькие уютные и интимные ресторанчики, в которых остро чувствуешь друг друга, а благодаря легкому полумраку разговоры приобретают чувственную подоплеку. С подоплекой у нас не получалось, но интимность и кое-какое раскрепощение нам давались. Мужчина откладывал в сторону тему своей работы и развлекал меня.

Он умел развлекать. И смеяться. Что у Ромки даже с возрастом не поменялось - это смех. Густой, уверенный и всегда искренний. Поразительно заразительный, так что я почти всегда ему вторила и смеялась вместе с ним. Он рассказывал забавные истории из студенческой жизни и просто анекдоты. Он делился своими наблюдениями о других странах, по которым ездил лет с пятнадцати. Побывав практически по всей Европе, Роман был потрясным гидом, слушать которого - одно удовольствие. И польза. Безусловная польза, потому что его страсть к путешествиям передалась и мне. За его деньги, разумеется.

— Где бы ты хотел побывать еще? - я была само внимание. - Ну, не считая тех стран, в которые уже съездил.

— Уже съездил? - задумчиво повторил Роман и одним глотком допил вино. - Ты меня озадачила. Дай подумать…Наверное, в Индии.

— В Индии? - чуть не уронила челюсть на стол.

— Удивлена?

— Ну да. Как-то круг твоих путешествий не указывает на Восток.

— Справедливо. Нет, на самом деле, Аль. У них потрясающая культура.

— У всех потрясающая культура.

— Опять же, ты права, но это нечто другое. Греческие мифы, египетские, немецкий фольклор…это все ясно, понимаешь? Я их с детства знаю, и ты тоже, - я не стала его прерывать, лишь скромно кашлянула себе под нос и сделала мысленную пометку насчет египетских мифов. Если античную литературу и мифологию преподавали в университете, то со всем остальным была проблема. В детства мне такого учить не приходилось. - А та культура…Она непонятная и завораживающая.

— Чем?

— Мироощущением и логикой.

— Прости, я не понимаю.

Рома снисходительно улыбнулся, отставил бокал в сторону и отодвинул тарелку, настроившись на долгий разговор.

— Например, в индийской мифологии есть богиня Кали.

— Калий?

— Кали, - я прикусила язык и выругалась про себя. - Кали.

— Окей, и что она делает?

— Она богиня разрушения, смерти и жизни.

— Жизни?

— Жизни.

— Это как?

— Очень просто, Аль. В их понимании разрушение и жизнь вещи не взаимоисключающие.

— То есть у этих индусов разрушение - это жизнь?

— Кали - благое разрушение.

— Как может разрушение быть благим? Разрушение убивает то, что было сделано. Это не жизнь.

— Разрушение Кали - благое, потому что оно начало новой жизни. Она без жалости и сожаления рушит старое, позволяя родиться новому. Я тоже, когда услышал об этом, долго недоумевал. Но если вдуматься, как все-таки сложно полностью разрушить что-то. В один момент взять - и разрушить. Под ноль. Все равно останется что-то такое, что будет тянуть.

Оставшуюся часть вечера он восхищался этой мыслью - абсолютное разрушение, которое создает что-то новое. Он был очарован самой идеей жизни с чистого листа. Только вот я была почти уверена, что, может быть, и радуясь жизни с чистого листа, он не хотел бы испытать болезненное чувство хаоса и разрухи, которое эту новую жизнь сопровождает. Но про Индию я на всякий случай запомнила, решив в дальнейшем сделать Роману приятное.

Все наши свидания были такими. Комплименты, умные разговоры, прогулки по ночной Москве за руку…Первый поцелуй случился аж на третьем свидании. Нежный, осторожный и весь такой трепетный, словно Рома боялся меня спугнуть. Мужчина меня мягко обнимал, держа руки строго на талии, и аккуратно, без нажима прижимал к себе. Это был приятный поцелуй, но я радовалась совсем не ему, а тому, что дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки.

Размеренность Герлингера никуда не делась. Осенью того же года, когда мы с ним платонически встречались около двух месяцев, довольствуясь лишь поцелуями и приличествующими в обществе объятиями, Алиса пригласила нас на шашлыки на ту же самую дачу. С ночевкой на три дня. Три дня, в течение которых мы с Ромой должны были жить в одном доме. Я почти прыгала от счастья, но не забывала готовиться.

— Думаешь, у тебя выгорит? - снова влезла бабка со своими комментариями. - Более вероятно, что он все эти три дня будет тебя “грузить” очередными заумностями.

— Типун вам на язык. Я не выдержу. Почему он не может просто поговорить о нормальных вещах?

— Сама…

— …выбирала. Я помню.

Я помнила. И не сдавалась. Собрала свои лучшие вещи, купила новое нижнее белье, вложив в него половину своих сбережений, и навела марафет. Чтобы он голову потерял и напрочь думать забыл о всяких Кали и Некали. Я постаралась выглядеть просто, как девочка-соседка, понятная, привычная и домашняя, но в то же время недоступная и только его. Самой идеальной, одним словом.

Нам попадались общие знакомые, которые иногда двусмысленно шутили на наш счет и поглядывали на наши переплетенные руки. Я, как и положено, смущалась и отводила глаза, Ромка - гордился и старался перевести тему в другое русло. Мы хорошо влились в компанию, шутили и смеялись, а я тем временем, выжидала момент, когда можно было подойти к Алисе.

— Алис, скажи, а наша комната где?

— Ваша? Твоя на третьем этаже, Ромкина - справа от твоей. А что?

— У нас разные?

— Ну да.

— Лис, - облизнув красные губы, я придвинулась к девушке и заговорщически зашептала: - а нельзя, чтобы мы в одной были?

— Это Рома сказал так сделать.

— Я знаю, поверь. Но он просто не хочет, чтобы о нас говорили…Сама знаешь.

— Сделать так, чтобы его комната оказалась случайно занятой кем-то? - понятливо подмигнула девушка и кивнула. - Без проблем.

— Но если что…

— Я могила, - заверила она.

Конечно, Рома оказался не в восторге. Он ничего не сказал, но на красивое лицо набежала тень и мужчина нахмурился. Все выходило не по плану. Ни свечей, ни шелковых простыней и романтического ужина не было, о чем он безумно сокрушался. Я обняла его и притянула к себе, услышав его опасения.

— Мне это не нужно, Ром. И простыни, ни свечи. Мне ты нужен.

— Аль, я до сих пор не верю, что ты настоящая, - прошептал он мне в губы и усмехнулся.

— Почему?

— Потому что ты… - он замялся, отвел глаза, мучительно подбирая слова. - Идеальная. Самая лучшая. Красивая, добрая, нежная…Я даже не могу думать о том, что в тот вечер мог просто не поехать к Алисе и не встретить тебя. Я очень тебя люблю, Аль.

Я улыбнулась, словно довольная сытая кошка, и потянула его на постель, запечатывая рот поцелуем и оплетая его шею руками. В ту минуту я была больше довольна тем, что он наконец-то сдался и перестал строить из себя каменную статую, а не мужчину из плоти и крови. А как мужчина мой будущий муж оказался одарен очень и очень даже. Только вот, как и предсказывала вездесущая старушка, в постели мы так и не сошлись.

Меня научил сексу другой человек. Возможно, что-то и заложено на уровне генов, но выдрессировал и привил определенные манеры и поведение другой. Он рассказал мне о культуре секса, о его культуре секса, такой, какой он ее видел и воспринимал. Он рассказал мне о правилах, суть которых была в одном - никаких правил и сдержанности. Он не был ханжой и всегда смеялся над такими людьми, которые за вечными и надуманными вещами забывали о простых и естественных удовольствиях, даже стеснялись их. И он учил меня тому же. Я не знала другого секса, привыкла быть раскрепощенной и свободной, честно и смело говорящей о своих желаниях и не имеющей никаких моральных рамок. Мораль - не для постели.

И я считала это нормальным и вполне естественным - быть собой в сексе. Что может быть проще? Наверное, ничего. Но и это, особенно это, с Романом не получилось. Даже на простынях мне пришлось играть кого-то, сдерживаться и строить из себя ангела. Рома действительно был хорош, абсолютно неэгоистичен и бесконечно добр, но я всегда была с ним скована и мои мысли касались того, как бы случайно не сделать что-нибудь “не так”. Хотя во время секса я всегда обо всем забывала.

Да, хорошо играть получилось не сразу. Но и с этим я справилась, справедливо решив, что кое-какой секс с богатым и красивым будущим мужем куда лучше отсутствия и того, и другого. Я приручила немного пугливого, немного мечтательного и очень богатого мужчину, и знала, что моя конечная цель вот-вот появится на горизонте.

Учеба в университете подходила к концу, имелась кое-какая работа, помогавшая продержаться до замужества, и муж был почти у меня в кармане. А из зеркала на меня смотрела совершенно другая женщина - та, какой я и хотела стать.

Глава 58.

”Маяковский понимал любовь так:

Если ты меня любишь, значит, ты со мной,

за меня, всегда, везде и при всяких обстоятельствах”.

Лиля Брик.

Поездка к Алисе помогла нам стать ближе еще немного. Теперь дотошные правильные свидания уступили место обычным повседневным встречам. Рома был занятым мужчиной, с головой погруженным в работу, поэтому на меня у него времени оставалось мало. Но оставалось. Изредка мы ходили в гости, также изредка спали вместе у него в квартире, но официального приглашения пожить вместе я еще не дождалась.

— Откуда это? - Ромка подушечками пальцев провел вдоль позвоночника и подул на прохладную кожу.

Я поежилась.

— Да так…ошибка молодости.

— Тогда уж две ошибки, - весело хмыкнул он и обвел контуры верхней татушки. - Я не думал, что у тебя есть татуировки.

— Как видишь, есть.

— И что они символизируют? Змея, волк…

— Ничего они не символизируют, - сдерживая резкий ответ, грозивший сорваться с языка, процедила я. - Просто рисунки.

— Так не бывает.

— Почему не бывает? Я же сказала, была молодая и глупая, вот и наделала.

— Эй-эй, спокойнее, - мужчина привстал на локте и с любопытством посмотрел на меня сверху вниз. - Чего ты завелась?

— Я не завелась. Просто зачем об одном и том же по сто пять раз?

— Если они тебя так раздражают, то сведи. Сейчас есть лазерное удаление.

— Не надо.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы мне снова было больно, - рассмеялась и в позе звезды распласталась по большой кровати, закинув ногу мужчине на бедро. - Пусть так все останется.

— Ну, пусть останется, - сдался Рома и погладил мою коленку. - Нас родители на ужин пригласили.

Я замерла. С ним всегда так. Он мог часами рассказывать о каких-нибудь несусветных глупостях, нести полную чушь, но важную информацию упоминал мельком, в паре словосочетаний. Не более. Но это было очень важным и ответственным шагом для меня - знакомство с потенциальными свекром и свекровью.

— Правда? - удивилась. - И когда?

— Когда нам будет удобно, хоть завтра.

— Завтра, конечно, не получится…Давай в субботу. Ты занят?

— Нет.

— А они?

Роман быстро-быстро, словно озорной мальчишка, покачал головой.

— Тоже нет. Ну что, я договариваюсь?

— Конечно, милый. Договаривайся.

Его родители были не самыми приятными людьми, причем…даже не так. Со свекром я ладила прекрасно - на самом деле, это единственный человек семьи Герлингер, с которым я чувствовала себя в своей тарелке. По своей натуре Герлингер-старший был дельцом до мозга костей. Именно он сколотил семейное состояние, именно он придал своей фамилии тот вес, который она имела к сегодняшнему дню. Умный, образованнейший мужчина, но в то же время не одухотворенный и витающий в высоких материях, а приземленный. Лев Иванович был человеком, стоявшим двумя ногами на твердой земле, абсолютно материалистичным и прагматичным.

Безусловно, он мне понравился, впрочем, как и я ему. В этой семейке мы нашли друг друга, и иногда складывалось такое впечатление, что я замужем не за Романом, а за его отцом. Ромка стал всего лишь одной из тем наших разговоров и поводом, чтобы в очередной раз пообщаться по душам.

С сыном у него сложились достаточно прохладные, но уважительные отношения, как будто они были далекими родственниками, а не близкими людьми. И дело не в том, что они как-то конфликтовали или в каких-то взглядах не сходились. Их семья была образцово-показательной, такой, где детям разрешают гармонично и свободно развиваться, так что ни о каком моральном навязывании речи не шло. Просто Рома с ног по макушку являлся маминым сыном. До мозга костей.

Элеонора Авраамовна меня предупреждала заранее, точно зная, что я встречу в семье Герлингер.

— Свекровь у тебя будет адская, - говаривала бабулька и щурилась на солнце.

— С чего вы взяли?

— Сама подумай. И взгляни на своего Ромео. Мужчина не сможет вырасти таким, если его воспитанием хоть отчасти занимается отец.

— Хватит вам. Он не какая-нибудь мямля. Просто он правильный и…и…

— И? Поверь мне, Александра, такого приторного романтика могла вырастить и воспитать только женщина, причем определенного склада ума. Ты представляешь какого? - я промолчала. - И кстати, милочка, вопрос дня. Твой Роман - единственный ребенок в семье?

— Да, - кивнула с опаской. Продолжение не обещало ничего хорошего. - И что?

— И то. Он единственный ее ребенок, в которого она все вложила. Как ты думаешь, захочет ли мать делить сына с тобой?

— Глупости, - отрезала я и постаралась выкинуть из головы пророческие слова. - Прекратите нагнетать.

Она не нагнетала, она оказалась с точностью до мелочей права. В той же степени, что Рома был материнским созданием, его мать, Наталья Дмитриевна - жила и дышала исключительно ради сына. Только сын и его жизнь имели для нее значение. В сердце женщины не было место ни мужу, ни родителям, ни даже ей самой-там безраздельно властвовал Рома. И своему мужу Наталья Дмитриевна была даже благодарна за то, что тот не лез в воспитание ребенка. Малейшее посягательство на интерес Ромки приравнивалось к войне, и я - стала ее главным противником.

Высокая, круглолицая, пухлая женщина за пятьдесят восприняла меня не просто в штыки. Ей хватило взгляда, чтобы меня возненавидеть. Пока Рома разливался соловьем, помогал снять плащ и представлял родителям мою персону, Наталья Дмитриевна, стоявшая за спинами мужа и сына, с яростной гримасой изучала потенциальную невестку. На скулах округлого лица ходили желваки, тонкие светлые губы мятежно поджаты, да и сама поза словно кричала о том, чтобы я и думать забыла о ее сыне.

— Эта потрясающая женщина - моя мама, - под Ромкиным любящим взглядом женщина оттаяла, даже засияла, и поза растеряла половину своей враждебности. - А это Аля, моя…девушка.

— Очень приятно, - скромно потупилась и приветственно кивнула его родителям.

— Вас так и зовут - Аля? - с неприязнью скривив губы, нелюбезно уточнила женщина.

— Меня зовут Александра, но для семьи - просто Аля.

Она задохнулась от моей наглости и замолчала. Без каких-либо препятствий мы прошли в гостиную. Я была одета в наглухо закрытое платье, но под испепеляющим взглядом будущей свекрови чувствовала себя почти голой. Возможно, будь я другой, то смутилась бы и все испортила, но моя выдержка не дала ударить в грязь лицом. Я вежливо и корректно отвечала на заполненные интересом и любопытством вопросы Льва Ивановича и прохладно - на нашпигованные ядом и сарказмом короткие реплики Натальи Дмитриевны.

Рома враждебного отношения матери не замечал, свекор - не вмешивался, так что мне приходилось отдуваться самой. Видя, как мой жених боготворит свою мать, я не могла идти на открытое столкновение, и женщина это, безусловно, понимала, чем без зазрения совести пользовалась.

— Откуда вы приехали, Александра? - она особой интонацией выделила мое имя, непрозрачно намекая на разговор в прихожей. - Вы ведь явно не из Москвы.

— Из Липецка, - с недрогнувшим лицом ответила я. - Приехала шесть лет назад. Так что теперь я почти самая что ни на есть москвичка. Насколько я помню, чтобы получить гражданство другой страны, нужно прожить на одном месте пять лет. Не думаю, что для столицы существуют какие-то отдельные требования.

— До москвички вам явно далеко.

— Не дальше, чем вам, - любезно улыбнулась и аккуратно прожевала кусок белого мяса. - Рома рассказывал, что вы долгое время жили на Камчатке. И переехали сюда около семи лет назад. Я правильно говорю, Ром?

Он отпил немного вина и согласно кивнул.

— Ну да. Лет семь-восемь назад.

— Вот видите. Можно сказать, мигрировали почти в одно время.

Холеная пухлая рука до побелевших пальцев сжалась на ножке хрустального бокала. Лицо разрезало псевдо понимающей улыбкой.

В таком ключе и продолжился злополучный, долгий ужин. Я всегда поесть любила, но под взором тетки кусок в горло не лез, и я пила исключительно сок, что эта язва не преминула ехидно отметить:

— Вам не понравилось вино, Александра? Хорошее вино из французских виноградников.

— Нет, спасибо.

— Брезгуете? Или принципиально не употребляете? Знаете, у меня есть знакомая, Лидия Семеновна. Лёв, помнишь такую? - Лев Иванович издал неопределенный звук. - Так вот, пила по-черному. Причем абсолютно все - начиная с водки и заканчивая ликером. Сын ее закодировал. И что вы думаете? Теперь не пьет, да. Говорит, капля алкоголя для нее - чистейший яд. А вы, Александра, чего не пьете? Хорошее ведь вино.

— А я забочусь о здоровье будущих детей, - любезно парировала я, и с удовольствием проследила за тем, как с ее лица исчезают все краски.

— Вот это правильно! - кряхтя и втягивая большой живот, пожилой мужчина поднялся из-за стола и потрепал сына по плечу. - Молодец, Ромка. Дети - это хорошо. Верно я говорю?

— Конечно, отец.

— Ладно, пойдем со мной, покурим.

Из роскошного дома Герлингеров я вышла морально вымотанной и выжатой как лимон. Была готова поспорить на что угодно - мать моего будущего мужа энергетическая вампирша, пьющая энергию исключительно из избранниц сына. А Ромка наоборот, шел - да что там! - почти летел, насвистывал что-то себе под нос, явно получив удовольствие от сегодняшнего вечера.

— Ты отцу понравилась, - лучась, поведал мужчина.

— И он мне тоже. У тебя потрясающие родители.

— Кстати, они хотят с твоей бабушкой познакомиться.

— Бабушкой? - эхом отозвалась я. Внутри все перевернулось.

— Ну да. Она им обязательно понравится.

Господи! Еще бы уговорить эту бабушку.

— Я не сомневаюсь, Ром.

В кои-то веке Ромка сам притянул меня к себе и поцеловал, заставив меня растеряться и обмякнуть в его объятиях.

— Я очень тебя люблю, Аль. Очень.

— И я тебя.

— А переезжай ко мне, а? - бесшабашно предложил он и поднял меня в воздух.

— Поставь на место!

— Нет, любимая. Скажи, что переедешь и поставлю.

Я громко рассмеялась.

— Ты пьян?

— Как стеклышко. Так что? - он притворно грозно свел брови на переносице. - Будешь со мной жить?

— Ай! Буду-буду, только отпусти.

Он предложил поехать к нему, но я отказалась, сославшись на усталость, и уехала домой.

Ужин с моей, так называемой бабушкой, привел меня в ужас. Так что думать ни о чем другом не получалось. Элеонора Авраамовна обладала крутым нравом и острым языком, поэтому с легкостью могла отказать в этой маленькой игре. Хотя всего-то - на час изобразить мою родственницу. И от согласия моей старухи многое зависело. Да, возможно, с Ромкой все и так выгорело бы, но его мать найдет мою ахиллесову пяту и будет бить в нее, пока не попадет. Я не могла этого допустить. Но и заставить Элеонору Авраамовну делать что-то против воли - тоже не могла.

Мне повезло. И старуха согласилась.

— Мне все равно скучно, - объяснила она свое поведение и вяло дернула плечом. - Так хоть на эту курицу взгляну.

— Взгляните-взгляните, - злорадно захихикала, в красках представив, что ждет мать Ромки. - Вам понравится.

— С одним условием, Александра.

— Что за условие?

— Ты остаешься у меня работать.

— Но я к Роме переехала, - напомнила ей. Да и вкалывать за пятьсот рублей в месяц, отдраивая чужую квартиру, уже не прельщало.

— Ну и что с того? Одно другому не мешает. Будешь приезжать каждый день и убирать. Всего-то!

— Эээ…

— Но я не заставляю тебя, Саша, - открестилась Элеонора Авраамовна. - Тебе решать - хочешь ты за своего Рому замуж или не хочешь.

Я хотела. И поразмыслив, пришла к выводу, что пару часов унизительной работы в день не такая уж большая цена за счастливое и желанное замужество, в которое я уже вложила столько сил, и чувствовалось, что вложу еще немало. К тому же Элеонора Авраамовна уже такая старая, что с нее песок сыплется. Маловероятно, что мне придется работать у нее долгое время.

— Зачем вам я? - любопытство взяло верх. - Наймите новую.

Она капризно, как маленькая девочка, надула тонкие бесцветные губы.

— Мне скучно.

Это был феерический ужин. Потрясающий. Перед ним я отдраила всю квартиру, тщательно как никогда, просто потому что в этот раз старалась исключительно для себя. Я накрыла на стол, купила на собственные деньги еды и напитков, а также подходящую по случаю одежду. Элеонора Авраамовна тоже принарядилась, нацепила свои любимые драгоценности, напомнив увешанную игрушками высохшую елку. Я еле уговорила ее не надевать диадему, которую старушка вытащила из своего сундучка.

— Не позорьте меня, - шикнула на нее и бесцеремонно вырвала из старческих рук дорогое произведение искусства, небрежно засунув его назад. - Хватит того, что есть.

— Даже если я оденусь как представитель племени мумба-юмба, твои немцы мне ни слова не скажут, - раздраженно сказала бабулька и закурила. - Богатство позволяет иметь различные причуды.

— Все равно. Давайте без короны, а? Это уж слишком!

К ужину я сама себе напоминала загнанную лошадь. Из последних сил нацепив платье и поправив прическу, я придирчиво оглядела себя в зеркале. И осталась недовольна.

— На.

В меня полетели бусы из черного жемчуга.

— Ого!

— Но-но, - старуха погрозила мне узловатым пальцем. - Губу не раскатывай. На час. Они уйдут, и снимешь.

С украшениями, безусловно, я смотрела лучше. И дороже. Явно не провинциальной девочкой не пойми откуда.

Герлингеры были в шоке. Даже Рома выглядел прибалдевшим и присмиревшим, старался держаться поближе ко мне и ничего не трогать, а уж про его родителей и говорить нечего. Наталья Дмитриевна лишилась дара речи, узрев на стенах полотна Кардовского, Кандинского и раннего Пикассо. Лев Иванович с благоговением рассматривал старинные сервизы и подсвечники, щурясь и склоняя голову ближе. Рома молчал. Все были в шоке. И только моя сухонькая старушка с видом вдовствующей герцогини сидела во главе стола и дымила как паровоз своим мундштуком.

В Элеоноре Авраамовне умерла великая актриса. Это факт. Не отличавшаяся особым человеколюбием и простой вежливостью, бабулька сыграла такую всепоглощающую любовь к собственной единственной и любимой внучке, что даже я почти поверила в этот спектакль. Она посадила меня рядышком и на протяжении всего ужина то по голове меня гладила, то в щеку целовала, то глядела с такой безграничной любовью, что заставляла ерзать на стуле.

— Я очень привязана к Алечке, - понизив голос, поведала старушенция. - Хорошая девочка, очень добрая. Я так рада, что ей встретился ваш сын. Они прекрасная пара, вы не находите?

Наталья Дмитриевна сглотнула, встретившись с ней взглядом, и торопливо закивала:

— Да-да.

— Вот и я говорю. Прекрасная девочка. Моя единственная внучка. Отрада для моих глаз. У меня ведь кроме нее да этого барахла, - мы все с опаской уставились на музейные экспонаты, расставленные по полкам, - нет ничего.

— Бабушка, - с любовью и мягким укором протянула я и погладила старушку по руке. - Ну что ты!

Она смахнула несуществующую слезинку.

— Вот умру скоро, и все ей оставлю. Хоть что-то меня в этой жизни радовало.

Эти ее слова, в общем-то, и решили исход дела. Герлингеры-старшие обалдело переглянулись, закашлялись и торопливо засобирались домой, напоследок кинув взгляд на сонм дорогих вещей и безделушек. Наталья Дмитриевна - со страху, наверное, - меня в щеку чмокнула и выскочила за двери как ошпаренные. Рома поплелся следом.

— Подождешь меня в машине, милый? - воркующим голосом попросила его. - Я только бабушке помогу.

— Да-да, Аль. Ты это…не спеши.

Закрыв за гостями дверь, я издала торжествующий клич и захлопала в ладоши.

— Ну вы и горазды, бабушка!

— Я еще и не так умею. Бусы мне верни.

— Держите-держите. Все. Я ваша должница.

— Уж об этом я не забуду, - хмыкнула она и властным жестом указала на дверь. - Выметайся. Завтра приедешь.

— А стол?

— Завтра. Я устала. Все завтра.

Негласное добро было получено, и дело оставалось лишь за Романом.

Глава 59

Люблю ли я тебя?

Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил,

люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая.

Все равно люблю.

Владимир Маяковский

При всей доверчивости и любви Романа ко мне, я не могу сказать, что все складывалось гладко и просто. Это оказалось сложнее, чем я думала. Может быть, имей я дело с одним Ромкой, который уже по уши в меня влюбился и чуть ли на руках не носил, наша свадьба состоялась бы быстрее. Возможно, не мешайся под ногами Антон и мать Герлингера, мне не пришлось бы разгребать столько проблем. Вполне вероятно, имей я чуть больше наличных, тычки и молчаливые ссоры с Натальей Дмитриевной уменьшились бы в несколько раз.

Но как бы то ни было, а выше перечисленного я не имела или имела с лихвой.

Антон никуда не делся, и он…смущал меня. У нас были странные и непонятные отношения, согласна, но они были. Существовала определенная привязка в виде общего неофициального прошлого, о котором не знали другие, к тому же никто не отменял общие интересы, которые худо-бедно у нас с Тошей находились всегда.

Он встал на ноги. Или начал вставать, но суть от этого не менялась. Я не сомневалась в Антоне, у него имелась голова на плечах, а также начальный капитал, доставшийся от благодарной и довольной Илоны, и отсутствие каких-либо моральных преград. Он подкупал, мухлевал и не щадил конкурентов, жестко обращался с рабочими и персоналом, которого в его клинике на первых порах насчитывалось около десятка. Он был хозяином, чувствовал себя хозяином, и ему определенно нравилось это ощущение. И нравилось то, чем он занимается. Исчезли внутренние противоречия, терзания и какая-то стыдливость, теперь Антон ходил с гордо поднятой головой, уверенно глядя по сторонам и пользуясь привилегиями, которые давала власть. Он стал увереннее и привлекательнее. Без сомнения.

Он был моей проблемой. Проблемой, которая следовала за мной по пятам, следила за мной, и тем не менее я не хотела от нее отказываться. Антон стал моим воздухом, не самым лучшим, но на безрыбье, как говорится… Мне и с ним приходилось сдерживаться, но все-таки не так сильно, как дома с Ромой. Как оказалось, жить под одной крышей с идеальностью и быть этой самой чертовой идеальностью - весьма выматывающее занятие. Каждый твой жест, взгляд, слово…да господи, банальные бытовые мелочи становились проверкой на прочность. Рома был таким хорошим, таким…прямо весь из себя правильным, что становилось тошно. И на его фоне нервный, отнюдь не идеальный Антон казался раем. С ним я расслаблялась и восстанавливала душевное равновесие.

Антон это чувствовал. Знал, что в какой-то степени я в нем нуждаюсь, и без зазрения совести этим пользовался.

Мужчина постоянно мне звонил. Как бы просто так, в перерыве между важными встречами и часами сна, но на деле он хвастался и пытался меня контролировать. Первое смешило. Он с такой патетикой рассказывал, как строится здание для элитной частной ветклиники, замалчивая, что стройку оплачивает Илона, он спешил поведать, сколько денег заработал и что купил.

Второе неимоверно злило. Он почти в подробностях рассказывал о своей девушке, расписывая ее мыслимые и немыслимые достоинства. Про девушку он говорил, чтобы я взревновала. А я смеялась и желала ему удачи. Антон выходил из себя и сам начинал ревновать меня.

Где ты была? С кем ты была? Куда собираешься завтра? Почему я не мог до тебя дозвониться? Его вопросы сыпались на меня как из рога изобилия, при этом Антон выжидал и не спешил появляться в моей жизни. Все наше общение сводилось к телефонным разговорам. И конечно, Антон не мог пропустить момент, когда я перебралась к Ромке.

— Твой звонил, - такими словами встретила меня Элеонора Авраамовна, когда я приехала за второй партией вещей.

— Мой кто?

— Танцор.

— Чего хотел?

— Тебя хотел.

— А поподробней?

— Александра, в моем возрасте неприлично спрашивать про анатомические подробности. Пожалей старушку - не заставляй ее завидовать.

— Вообще-то я серьезно.

— И я серьезно, - кивнула бабулька и присела на стульчик. - Тебя хотел. Спрашивал, почему не отвечаешь.

— А вы что ответили? - с опаской и обреченностью уточнила я, заранее зная ответ.

— Правду, - невозмутимо отозвалась она. - Ты переехала к своему жениху.

Я готовилась к длительной осаде, и уповала на то, что Антону хватит ума не доводить до греха и не лезть в мои отношения. Он позвонил вечером. Рома был как раз на дежурстве, поэтому нам никто не мешал.

— Ничего не хочешь мне рассказать? - обманчиво мягким тоном растягивал слова Антон.

Спрашивал с претензией, завуалированным и спрятанным неудовольствием, которое все равно сильными волнами прорывалось наружу. Я даже порадовалась, что нахожусь дома, а не рядом с ним. - Что ты молчишь?

— Что я должна ответить, Тош?

— Не называй меня так.

— Ладно, не буду. Как тебя называть? По имени-отчеству?

— Не переводи тему.

— Я ничего не перевожу.

— Ты уехала от своей бабки.

— Вообще-то ее Элеонора Авраамовна зовут, - с тенью неудовольствия в голосе поправила его. - Мог бы и запомнить.

— Аля!

— Не кричи, будь добр.

— Что происходит? Где ты?

— Моя бабка тебе, кажется, ответила. Что ты еще хочешь услышать?

— Мужика себе нашла, значит, - мрачно усмехнулся мужчина и чем-то зашуршал, передвигая предметы. - Оперативно.

— Не мужика, Антон. А будущего мужа.

Он не верил. Смеялся в телефон, говорил, что я слишком высокого мнения о себе, что зазналась и забыла свое место. После тех слов всегда смеялась я, потому что Антон не мог знать, кто я и где мое место, просто потому, что имя Лилева Саша, у которой всегда было все самое лучшее, ему ничего не говорило.

Но Тоша не оставлял меня в покое, да и не всегда он злился, если честно. Иногда он звонил в приподнятом или умиротворенном настроении, и мы общались, как добрые и хорошие приятели, только не о добрых и хороших вещах. И тогда я вела себя жадно, впитывала каждое его слово, а потом начинала тараторить сама, хотя никогда не была особо говорливой. Он давал мне выговориться, слушал меня и искал лазейку в моей броне.

— Давай встретимся, - предложил он, когда маленькая стрелка часов приближалась к цифре три. Я уже отчаянно зевала и с минуты на минуту планировала положить трубку. - Кофе выпьем. Посидим.

— Кофе я могу и дома выпить.

— Аля.

— Антон, - в тон ему ответила я и хмыкнула, когда он недовольно заворчал. - Пусть тебе кофе твоя ангелоподобная девушка делает.

— Прекрати ревновать.

— Ты опять?

— Что я?

— Антон, я не ревную, поверь. Просто ты мне все уши прожужжал, какая она красавица и умница. Слушать об одном и том же человеке сто пятый раз весьма выматывающее занятие.

— Ладно, я понял, - отступил Антон, хотя понятно, что мои слова его отнюдь не убедили. - Только ты не ответила.

— Ответила. Смысла нет нам с тобой видеться.

— Тебе этот твой…жених не разрешает?

— Перестань. Он не деспот. Я сама не хочу.

— Боишься?

Несмотря на усталость и сонливость, я звонко рассмеялась, взбесив Тошу окончательно.

— Кого? Тебя? Не выдумывай.

Мне вполне хватало обезличенного и бестелесного общения по телефону, всего лишь мужского голоса, который произносил понятные и привычные для меня вещи, но личные встречи предполагали более глубокий и телесный контакт. Я не хотела. Антон привлекательный, очень красивый и сексуальный, а я нормальная здоровая девушка со здоровыми желаниями, и именно в этом все дело. Если мне нужен был от мужчины просто секс, то ему - я вся. Дай ему возможность, и Антон перемешает все мои карты, выкинет козыри и в конечном итоге все испортит.

Но он выманил меня, причем нашел совершенно неожиданный повод для встречи. Как оказалось, я мало отличаюсь от женщин, подсаживающихся на крючок под названием любопытство. Антон поймал меня и потащил к себе.

— Ты занята? - без предисловий начал он. Ни привет, ни здравствуйте.

— Что такое? Я домой собираюсь.

— Ты на учебе?

— Ну да. А что случилось-то?

— Угадай, кого я встретил сегодня?

— Мать Терезу?

— Почти. Ритку.

— Да ладно? - я действительно была удивлена. С ее всепоглощающей любовью ко всему миру, включая сволочей и выродков, всепрощением и неспособностью говорить нет, мое удивление было вполне оправданным. - С которой мы жили?

— Ну.

— Ты ничего не путаешь?

— Аль, - с укоризной произнес Антон, недовольный моим недоверием. - Я пока на память не жалуюсь. В общем, она очень обрадовалась, узнав, что мы с тобой общаемся, и захотела встретиться. Через час. Ты поедешь? Я заеду за тобой.

И любопытство пересилило. Я согласилась, так что через полчаса Антон стоял у корпуса и, прислонившись к машине, терпеливо ждал меня. Мы не видели друг друга достаточно долгое время, поэтому изменения сразу бросились в глаза. Мы оба не смогли скрыть восхищения.

— Отлично выглядишь, - признал Антон и жадно пробежался взглядом по моей фигуре, задерживаясь на груди, тонкой талии, подчеркнутой тонким кожаным ремешком, и бедрах.

— Взаимно. Ты тоже ничего. Дорогие костюмы идут тебе куда больше, чем ковбойские шляпы.

— Язва.

— Поехали, Тош.

Рита уже ждала нас за столиком, уютно устроившись у окошка. Потягивала апельсиновый сок, болтала ногами и смотрела на прохожих, улыбаясь чему-то своему. Ничуть не изменилась. Сколько лет прошло, вроде бы должна была жизнь чему-то научить, или, по крайней мере, активировать инстинкт самосохранения, но этого не случилось, и девушка осталась такой же открытой, доверчивой, наивной и доброй, что и раньше. Но ее добро и “хорошесть” не тяготили меня, как те, что принадлежали Ромке.

Я могла быть какой угодно рядом с ней. Шокировать ее, провоцировать, говорить вещи, которые ее пугают и возмущают, которые могли бы сломать ее мировоззрение, но все та же чертова человечность никогда не давала этому случиться. Я могла быть собой с Риткой, и пусть мы с ней абсолютно разные, как внешне, так и внутреннее, ощущение комфорта и умиротворенности не покидали никогда. Ее добро не носило навязчивый и избирательный характер.

Пусть внутренне Рита осталась прежней, внешне она поменялась. Она не выглядела бедной или нуждающейся, она выглядела ухоженной и дорогой. За столько лет муштры в доме Элеоноры Авраамовны я научилась разбираться в одежде - и мужской, и женской. Я научилась смотреть на качество, на стиль, строить продуманные образы и носить одежду правильно, не просто как что-то, защищающее тело от холода, ветра или снега, а как часть себя, продолжение личности и индивидуальности. И я могла на глаз определить качество одежды, фирму и приблизительную стоимость. Так вот, Рита одевалась жутко, на мой взгляд, в какие-то допотопные длинные юбки в пол, широкие кофты, да еще и нацепляла на руки множество браслетов и ниток, причем каждая деталь ее гардероба была странного цвета, но сами вещи без сомнения являлись дорогими, несмотря на их простоту и потрепанность. Ткань, швы, покрой… Рита явно закупалась не на рынке. Весьма интересная особенность человека, который готов последнюю нитку отдать всему миру.

Увидев нас, Рита радостно вскочила, ослепительно улыбнулась и кинулась мне на шею. Словно скучала безумно и теперь была до ужаса рада меня видеть. Я вопросительно покосилась на рядом стоявшего Антона, который, как ни в чем не бывало скалился, не собираясь мне помогать, а потом осторожно погладила девушку по спине, поспешно отстраняясь.

— Саша! Как я рада тебя видеть.

— Я тебя тоже, - сдержанно улыбнулась краешком губ и похлопала ее по руке. Ритка отпускать меня не спешила, цеплялась за меня и жадно рассматривала, как будто действительно скучала и вспоминала, что было сложно представить, учитывая, сколько прошло лет. Ее оптимизм меня пугал, и я поторопилась отступить поближе к Антону. - Отлично выглядишь, Рит.

— Ты тоже, Саша, - она приложила руки к груди и завертелась вокруг меня, осматривая со всех сторон. - Такая красавица стала! Не узнать просто! И поправилась. Ты очень красивая. И уверенная.

— Я знаю. Ну что, смотрины закончились и мы можем, наконец, сесть?

Она не обратила внимания на мой грубоватый тон.

— Да-да. Давайте.

Целый час мы рассказывали о себе. Каждый хвастался и давал понять, как многого он добился за прошедшие годы. Антон про стриптизерское прошлое умолчал, просто сказал, что открыл свою элитную ветеринарную клинику. Правда, Рите и в голову не пришло поинтересоваться, откуда у молодого парня без гроша в кармане такие деньги. Я многозначительно хмыкнула, за что получила по коленке, но промолчала, а про себя рассказала кратко и сжато, не испытывая желания открываться Тохе.

— А ты, Рит? - дождавшись, когда закончит хвалиться мужчина, я спросила то, что и послужило причиной приезда сюда. - Как живешь?

Она тряхнула яркой кудрявой головой.

— Отлично.

— Это я уже заметила. Чем занимаешься?

— Да всем, чем придется, - легкомысленно махнула она рукой. - После того как мы с тобой разминулись, одна тетка с вокзала устроила меня работать уборщицей в общежитии, там мне выделили комнату. Потом учиться пошла, выучилась…рисую вот.

— Что рисуешь? - спросила чисто из вежливости.

— Да…что хочу. К чему душа лежит. Фотографией занялась. Натурщицей подрабатываю.

Антон присвистнул и оставил чашку в сторону, с интересом теперь разглядывая Марго.

— Да ну? Голая позируешь?

С рыжим цветом волос ее румянец смотрелся еще ярче.

— Ты что?! Нет. Совсем нет. Я помогаю одному художнику. Власову. Может, слышали…

Я чуть не подавилась. Фамилия была мне знакома, неоднократно упомянута и принята к сведению. И Рита с этой фамилией никак не вязалась.

— Погоди. Власов? Старый хрыч-маразматик, прикованный к коляске?

— Саша! - укоризненно поджала губы Рита. - Не говори так! Это очень умный мужчина. Выдающийся художник, даже поэт…

— Как же, как же…Наслышала.

— Откуда? - удивленно спросил Антон.

— Так…сорока на хвосте принесла. Говорят, он очень богат… - я на девушку испытующе глядела, очень долго, стоит сказать, но Ритка даже в лице не переменилась, будто я и слова не произнесла. - И что, ты давно ему позируешь?

Она пожала плечами и залпом допила оставшийся сок.

— Года три-четыре. Я не только позирую, но и помогаю ему. Он же совсем один. У него была дочь, но она…

— Я знаю, - перебила ее. - Шизофреничка.

— Слушайте, - возмутился Тоха, которому надоело чувствовать себя лишним, - почему вы все знаете, а я нет?

— Ты у нас спрашиваешь? - вопросительно изогнула тонкую бровь и нарочито непонимающе поглядела в мужественное лицо. - У себя спроси.

— Да что с тобой, Саш? - не понял Антон. - Как с цепи сорвалась.

— Ничего.

— Я же вижу.

— Антон! Все нормально. Я же сказала.

Мы обменялись с ней телефонами, она еще раз меня похвалила, сказала, что я большая молодец, раз столького добилась. Сказала, что очень рада моему предстоящему замужеству, желает мне счастья…и все в таком духе. Я кисло улыбалась, на улицу глядела и хотела поскорее оказаться подальше от нее и вдохнуть свежего воздуха.

— Тебя задело то, что она многого достигла, не так ли? - позже заметил Антон, в очередной раз неприятно поразив меня. - Тебя аж перекосило.

— Не говори ерунды. Мне плевать, кто она и с кем она, пусть хоть папе римскому позирует.

— Аля, перестань. Я не слепой.

— У меня все есть. Мне нет смысла ей завидовать.

— Но все-таки ты завидуешь, - когда я не ответила, Антон громко вздохнул, придвинулся ко мне и с силой повернул меня к себе лицом, не разрешая опустить глаза. - Перестань, Аль. Это глупо. Ты красивая женщина, тебе оборачиваются вслед. Ты щелкаешь пальцами и все у твоих ног. Чему завидовать? У тебя есть гораздо больше, чем у Ритки.

Вот как он все понимал. По щелчку пальцев. Мне никогда и ничего в жизни не доставалось по щелчку пальцев. Никогда, за исключением одного раза. Я всегда трудилась не покладая рук, не жалея сил, и честно могла признаться, что все достигнутое - результат адской работы, которую мне пришлось проделать за короткий срок. Мне никогда ничего не шло в руки, а у жизни малейшие блага вырывались зубами. Антон же считал, будто…это все так, мелочи, само собой разумеющееся.

Это у Ритки, бестолковой, какой-то душевно нескладной и сумасшедшей Ритки все само собой разумеющееся. Тогда как я загибалась от голода, училась, работала на двух или трех работах, спала в общей сложности два часа в день, она каким-то чудесным образом просто позировала в богатом доме для богатого мужика. Ей не надо было надрываться, мучиться и крутиться, как белке в колесе. Я слышала про этого Власова от своей старухи - его единственная дочь стала наркоманкой, алкоголичкой и давно выжила из ума, и он решил все свое состояние оставить какой-то там молодой приживалке. Эту приживалку я никогда не видела, даже не знала ее имени, но сама история меня напрягала. И вот оказалось - Рита. Полубезумная Рита, которой в жизни, кроме красок и рисунков, ничего больше не нужно. Лишь одно обстоятельство смягчало мое отношение - ее безразличие. Ей было плевать на деньги, и она в них никогда не нуждалась - это видно невооруженным взглядом. Но и в этом обстоятельстве крылась своеобразная ирония - она не хотела и получила просто так. Я хотела - и работала, как проклятая, пока еще до конца так и не реализовав свой план.

От этих мыслей меня отвлек Антон, сидевший неприлично близко и положивший руку мне на коленку. Я глаза вниз опустила, испытующе уставилась на его запястье и скинула наглую конечность с себя.

— Я не разрешала.

— Мне обязательно спрашивать твое разрешение?

— Да. Или ты собираешься меня жестоко изнасиловать против воли?

Он заскрежетал зубами, руку убрал и вцепился в несчастный руль, домчав меня по новому адресу за считанные минуты. В какой-то момент, справедливо опасаясь за собственное здоровье, я пристегнулась и вцепилась в дверную ручку, напряженно следя за дорогой. Мы не сказали друг другу ни слова.

С той встречи в моей жизни Рита заняла прочное, хотя и небольшое место. Ну, мне так казалось, что небольшое. Я злилась на нее по многим причинам. Безусловно, за то, что ей все так легко досталось - это раз. Второе - за то, что она не пользовалась тем, чем владела. Рита оказалась достаточно богатой по моим меркам, во всяком случае ей хватало денег на хорошую еду, одежду и свои художественные примочки, которых у нее имелось великое множество. Да, квартиры своей у нее пока не было, но она снимала студию-однушку. К тому же этот ее Власов был таким старым и дряхлым, что грозился со дня на день отдать богу душу.

Но она совершенно не умела пользоваться всем этим. Если у нее появлялись лишние деньги - хорошо. Она их тратила на себя и друзей, покупала всем подарки и отдавала - у меня обливалось кровью сердце - в церковь.

— Рита, ты понимаешь, что на эти деньги будет жрать какой-нибудь жирный заевшийся батюшка? - почти с отчаяньем вопрошала я.

Она в такие моменты всегда укоризненно сдвигала брови, смотря на меня, тем не менее, очень мягко, как на расшалившегося ребенка.

— Саша, с чего ты взяла? Зачем ты обманываешь? Эти деньги обязательно кому-нибудь помогут.

— Кому?!

— Кому-нибудь, - терпеливо повторяла Рита. - Тому, кто будет в них сильно нуждаться.

— Я в них нуждаюсь. Очень сильно. Отдала бы мне.

— Сильнее, чем ты. Возможно, чья-то жизнь будет от них зависеть.

— А возможно, кто-то просто поедет в магазин и купит на них водки. Чего ты улыбаешься? Деньги выкинула на ветер - и улыбаешься. Психованная, - гораздо тише пробормотала я и отвернулась, чтобы не видеть ее светящегося лица.

После этого вся зависть и непонимание потухли на корню. Такими темпами Рита без гроша в кармане останется очень скоро, и по-хорошему, мне следует просто не вмешиваться. Но видеть, как такое богатство бесхозно разлетается - выше моих сил. Это как вандализм, больно бьющий по нервам.

У нее было очень много друзей. Так называемых “друзей”. Я их видела - все сомнительные типы, абсолютно бесполезные. И все какие-то…сирые, с какими-то проблемами, переживаниями и тараканами. Нормальных в Риткином окружении не водилось. У всех было что-то свое - кто-то завязавший алкоголик, пытающий не сорваться, кто-то - выпустившийся из тюрьмы убийца, не находивший места в новом мире, кто-то - прошедший войну абсолютно седой двадцатидвухлетний рядовой солдат, немотивированно агрессивный и кидающийся на людей. И список таких уникумов можно продолжать бесконечно. Они всегда крутились у нее дома, в любое время дня и ночи. Пили, ели за ее счет, использовали ее как психотерапевта и жилетку в одном лице. Но что меня действительно приводило в замешательство - то, что Рита это видела. Видела, понимала и позволяла собой пользоваться.

— В чем смысл? - спрашивала я у Риты. - Ты кормишь их, поишь, помогаешь им, но для чего?

— Они мои друзья.

— Они не твои друзья. Они паразиты. Пока у тебя есть что-то - они будут крутиться рядом, но исчезнут деньги, еда, и они исчезнут. Разве ты не понимаешь?

Она с грустной улыбкой кивала.

— Понимаю.

— И?..

— И? Я не буду ничего менять, Саш. Я им нужна.

— А они тебе - нет.

— Ты не хочешь меня понять.

Я эмоционально всплеснула руками и полезла за сигаретой.

— Конечно не хочу. Я нормальная.

— Им нужна помощь. Так же, как и тебе, - мягким тоном ответила Рита и склонила кудрявую голову набок.

От неожиданности опалила себе пальцы и подавилась. Закашлялась, вытащила сигарету изо рта, с недоверчивым весельем глядя на вполне серьезную девушку.

— Мне? Помощь?! Ты шутишь?

— Нет.

— Это по вам психушка плачет. Посмотрите на себя - алкаш, убийца, суицидник, блаженная…И после этого ты будешь говорить, что мне нужна помощь?! - фыркнула от смеха и сделала первую затяжку, удобно растянувшись в кресле. - Не перекладывай с больной головы на здоровую, ага? Я сюда прихожу не для того чтобы поесть и выпить за твой счет…

— А для чего?

— Что для чего?

— Для чего ты приходишь сюда?

Я открыла рот, чтобы сказать что-то весьма колкое и едкое, что вроде бы крутилось на языке, но так не издала ни звука. Моргнула, затем еще раз, потом еще, а Рита сидела напротив и терпеливо ждала ответа, который, казалось, и так знала.

— Я тебе мешаю?

— Нет, Саша, что ты! Ты никогда мне не мешала, я не говорила такого.

— Тогда в чем проблема?

— Ни в чем. Почему ты нервничаешь?

— Я не нервничаю, - с напряжением проговорила я.

— Нервничаешь. Но если тебе неприятен разговор, давай его отложим…

— Да нет никакого разговора, Рита! Его нет! Не может быть по определению! У меня все прекрасно, а если ты искренне считаешь, что сюда приходят только для, чтобы опорожниться физически и морально, то ты ошибаешься! У меня все прекрасно, но если я тебе так мозолю глаза - прекрасно! - с хлопком ударила себя по коленям и решительно поднялась, широкими, давно несвойственными мне шагами направившись к выходу. - Всех благ!

— Саша! Саша! Да погоди! Стой! - бежала вслед за мной Рита, но я стремительно вылетела из подъезда, не собираясь выслушивать ее очередной бред, который действовал мне на нервы.

Я не позволяла никому копаться в своей душе, особенно таким чистюлям и праведникам, как Рита и ей подобные. Я никогда не сожалела о том, что делала, о чем думала. Всегда была собой, но это еще не означает, что я дам чужим белым и добреньким рукам себя препарировать. И ее сравнение…Я была нормальной. Самой что ни на есть нормальной. И все в моей жизни прекрасно - предстоящая свадьба, муж красивый, связи, деньги, красота, ухажеры…Все для меня. Но помощь мне не нужна.

И я обиделась на Риту. Второй раз в жизни я на кого-то обиделась настолько, что не хотела видеть и слышать. Она звонила, присылала сообщения, но они так и стирались непрочитанными. Она приходила ко мне домой, но я просто не открывала. Избегала ее, забывала про нее и злилась.

— Саша, это глупо, - увещевала меня Марго, выследившая меня у дверей универа. Я побыстрее проскользнула внутрь, надеясь улизнуть от нее, но девушка вцепилась как клещ. - Подожди, пожалуйста. Давай поговорим. Ну прости меня. Я не думала, что это тебя так сильно заденет.

Я остановилась, и от неожиданности Рита влетела мне в спину, болезненно ойкнув.

— Слушай меня сюда, - с угрозой развернулась и схватила рыжую за локоть, потащив к стене. - Меня твои тупые слова не задевали, ясно? Ты просто меня достала. И все! А теперь будь добра свалить куда там тебе требуется. Оставь меня в покое. О себе лучше позаботься, дура!

— Саша, - робко коснулась она моей ладони, но я дернулась, будто меня ударили током. - Пойдем со мной. Тебе нужна помо…

— Заткнись! - почти визгливо крикнула я. - Не доводи до греха. И уматывай! Живо!

Отдернувшись, я убежала вглубь университета, мысленно надеясь, что рыжий кошмар меня не преследует .

Глава 60

При всей своей житейской недалекости, Рита многое замечала, чего у нее не отнять. Иначе бы вокруг нее не собиралось столько морально извращенных людей, уверенных, что она им поможет. Она ведь погружалась в проблему каждого с головой, сама вживалась “в роль”.

— Тебе надо было не на художника учиться, - как-то раз ворчливо заявила я. - А на психотерапевта. Хоть бы деньги платили.

В моем случае Рита оказалась права и разглядела то, что я с особой тщательностью прятала от окружающих, потому что считала это слабостью. Правда заключалась в том, что я…устала. С каждым прожитым днем под одной крышей с Романом я все сильнее сомневалась, но не в правильности принятого решения, а в собственных силах. Стало невыносимо тяжело, а время до свадьбы тянулось и тянулось, как нескончаемая резина, и похоже, собиралось тянуться бесконечно.

Чем тяжелее мне становилось, тем отчетливее встала перед глазами ситуация с Ксюшей. Сколько длилась та канитель? Пять, шесть лет? Подумать только, шесть лет бесконечной, выматывающей игры, с одной и той же маской, настолько тошнотворной, насколько претившей тебе самому. Я не думала, что это так тяжело - просыпаться за десять минут до пробуждения своего объекта, смотреть на него, вертеть в руках надоевшую до чертиков личину и понимать, что через десять минут оно проснется, улыбнется тебе и снова перекроет кислород, запечатает настоящее лицо, и на какое-то время придется забыть, где ты сам, а где твоя маска. Невыносимо трудно станет слушать этот голос с мягкими, добрыми нотками, и подстраиваться под этот голос, рассказывать мягким, несвойственным тебе тоном истории, которые никогда с тобой не случались, делиться мыслями, которые никогда не приходили тебе в голову и ждать…ждать, когда все, наконец, закончится и с лихвой окупится.

И если бы точно было известно, когда этот кошмар закончится…Всего лишь. Точная дата, одна точная дата, и я бы собралась, взяла бы себя в руки, затянула ментальные пояса потуже, натянула бы приросшую к устам широкую улыбку и вытерпела. Хуже всего была неизвестность, сопровождающая нескончаемым потоком каких-то неприятностей и препятствий.

Я даже опущу тот факт, что от моего мужа меня банально тошнило. Не всегда, справедливости ради стоит отметить. Он мог быть приятным и милым собеседником, когда рассказывал что-то про кого-то, но когда начинал делиться собственными мыслями и рассуждениями, которые не нужны были даром, мне хотелось его убить. И спустя какое-то время я даже радоваться начала тому факту, что секс для него не является вещью первостепенной важности. Мне легче было без секса прожить, чем смотреть в его лицо и делать вид, что вялые осторожные трепыхания доставляют мне неземное наслаждение.

Про это я молчу. Я два года терпела его и потерпела бы еще, потому что Ромка был, по сути, безобидным и не видевшим дальше своего аристократического носа. Но никуда не делась его мегера-мамаша, доставлявшая адские муки своими попытками помешать нам пожениться. Честное слово, порой становилось забавно наблюдать за ее потугами, как будто муравей пытается сдвинуть с места бронепоезд. Но Наталья Дмитриевна мне досаждала, и хуже всего, Роман в ее диверсиях принимал активное и непосредственное участие. Хотя бы потому, что даже не понимал, где участвует.

Будущая свекровь всеми правдами и неправдами старалась переключить внимание сына с меня на что-то другое. Или на кого-то другого. Она собственными лощеными ручками выбрала приличных, а главное, невыразительных и вялых девочек, которые подходили на роль невестки куда больше, чем моя излишне яркая персона. Они, по крайней мере, были не в состоянии перетянуть на себя одеяло интереса Герлингера-младшего, как это делала я, а значит, монархическая персона маман сохраняла монополию на сыночка.

Лев Иванович с женой частенько приглашали нас на ужин в их загородный дом, и вообще, мне эти ужины приходились по душе. Час навязчивого внимания свекрови, и два часа приятного и познавательного разговора с тестем, который каждый раз поражал меня прагматизмом и трезвостью взглядов. И в тот вечер я планировала хорошо провести время, поговорить по душам и хоть немного расслабиться, но какого же было мое удивление, когда за длинным столом в столовой обнаружилось чудесное эфемерное создание с глазами трепетной лани и жизненными силами привидения. Это создание сидело, сложив ручки на светленькой платьице, лупило глазки, хлопая длинными ресницами, и с щенячью преданностью смотрело на моего без пяти минут мужа. На Наталью Дмитриевну чудо в перьях пялилось с благоговением и уважением, что тетку не могло не радовать.

— На кого вы учитесь, Леночка? - густым басом спрашивал Лев Иванович, сдвинувший очки на кончик носа, чтобы как можно лучше видеть сие чудо.

— На учителя пения, - прошелестело создание и уставилось на Романа, который вежливо ей улыбался.

— Вот как, - свекор растерялся и взглянул почему-то на меня. - Как интересно.

— Да-да, Лев Иванович, безумно интересно, - поддакнула я и собственническим жестом положила ладонь на предплечье жениха. - Кстати, Рома вам не рассказал?

— Что не рассказал? - напряглась его мать.

Щеки Ромки окрасились нежно-розовым.

— Аля, ну зачем? - залепетал он и опустил глаза на столешницу, смущенный чрезмерным, по его мнению, вниманию. - Ничего не произошло…всего лишь…

— Зачем ты скромничаешь, дорогой? Представляете, его недавно позвал ассистировать один из лучших хирургов России. Вы знали? Операция будет проходить в следующий четверг.

Родители оживились, с гордостью переглянулись и наперебой начали задавать вопросы.

— Правда? Да ты что! - встрепенулся Лев Иванович. Положил локти на стол, придвинувшись к сыну ближе, и с интересом уточнил: - А кто доктор? И что за операция?

— Какой ты умница! - воскликнула Наталья Дмитриевна, приложив руки к груди, а потом от всей души навалила сыну полтарелки салата. - Я всегда говорила, что ты очень способный мальчик. Еще тридцати нет, а уже таких высот достиг. Правда, Леночка?

— Правда, - проблеяла Леночка и чуть не прослезилась от радости, разглядывая Ромку как недосягаемое божество.

— Расскажи родителям поподробней, Ром, - ласково пробормотала я, под негласное одобрение родственников. - Им же интересно.

Бледной немочи хватила аккурат на десять минут. Рома никогда не скупился на подробности, к тому же любая операция - дело кровавое. Леночку перекосило, она стала почти прозрачной, а потом, сдавленно извинившись, бросилась в ванную, после чего быстро откланялась и ретировалась. Ромка поспешного отступления и не заметил, он увлеченно беседовал с отцом, а вот Наталья Дмитриевна расстроилась, но предъявить мне ничего не могла. Я ведь ничего не сделала, даже слова не сказала.

Леночка была первой ласточкой. За ней последовала еще одна и еще. Все одинаково обезличенные, примерные девочки, и действиям каждой из них я всегда находила противодействие. Свекровь злилась, нервничала и скрипела зубами, но упорно искала что-то, что сможет мне помешать. Ей не нужна была в семье какая-то провинциальная грязная авантюристка, пытавшаяся забрать любовь и внимание единственного сына.

Она не упускала возможности меня задеть, чем-то подколоть и выставить не в лучшем свете перед Романом. Чуть ли не под микроскопом рассматривала меня, препарировала и надеялась найти нечто из ряда вон выходящее. Но после Элеоноры Авраамовны на мне живого места не осталось, так что искать было бесполезно. Но она все равно докапывалась и придиралась к малейшим мелочам, на которые другой человек и внимания не обратил бы. В частности, мое желание поменять фамилию не осталось без комментариев.

— Кто бы сомневался, - ядовито шипела женщина, когда рядом не было мужа и сына. - Еще бы ты свою оставила. Ты права не имеешь нашу фамилию позорить!

— Вашу? - вежливо вздернув бровь, переспрашивала в ответ. - Мне казалось, ваша девичья фамилия Попенко. Разве не так?

— Ах ты… - задыхалась от ярости свекровь и открывала рот, как выброшенная на сушу рыба. - Совести у тебя нет.

Нет. Впрочем, как и двойных стандартов. За собой свои грехи я знаю и от них не бегу.

Была еще одна проблема. Деньги. Мое уязвимое место, ахиллесова пята, которую Наталья Дмитриевна в конце концов нащупала, а нащупав, давила на нее изо всех сил.

Свадьба? Отлично. Пусть будет свадьба, решила тетка, но ее же надо оплачивать, платье покупать, туфли, стилиста, визажиста, да и просто изрядно потратиться, потому что их семья, дескать, безумно интеллигентная, гостей и друзей имеет много и, чтобы никого не обидеть, всех обязана пригласить. И дело это, безусловно, жутко затратное и дорогое, а раз так, не буду ли я любезна оплатить половину расходов, ведь не один Ромочка женится, но и я замуж выхожу.

После такой тирады Наталья Дмитриевна приторно улыбалась, отчего глазки превращались в темные щелочки, и елейным, сладким голосом добавляла:

— У вас же с сыном не какой-нибудь брак по расчету. У вас все по большой любви. Не так ли, Александра?

— Так, - с каменным выражением отвечала я.

— Ну а раз так, - с торжествующим видом припечатывала свекровь, - то давайте свадьбу оплачивать в складчину. Бабушка же тебя любит, ты у нее единственная внучка, вот пусть и поможет.

Элеонора Авраамовна скорее удавится, чем даст денег в долг, я уже молчу про дарение. А мать Герлингеров, казалось, вознамерилась во что бы то ни стало меня сломить. Все по высшему разряду, самое дорогое, и через месяц мне предъявили воистину астрономическую сумму, которую, продайся я вся на органы, насобирать бы все равно не получилось. И сумма грозилась вырасти еще раза в два-три.

Возможно, будь все в разы скромнее, я бы оплатила расходы. В конце концов, чему меня жизнь научила, так это тому, что за все надо платить. Это как начальный капитал. Чем больше ты хочешь получить - тем больше должен быть твой первый вклад. Я бы оплатила, извернулась как-нибудь, будучи уверенной, что буквально после свадьбы это сторицей окупится. Но достать луну с неба у меня не получится, какой бы не маячил впереди огромный куш.

У меня имелись сбережения, в конце концов, я никогда не сидела на чьей-то шее и всегда работала, пусть работа оставляла желать лучшего как с точки зрения престижа, так и с точки зрения зарплаты. Но моих вроде бы немаленьких сбережений хватило бы разве что на подвязки, и Наталья Дмитриевна, судя по довольной роже, прекрасно это понимала. Обратиться было не к кому - Антон со мной не общался, перестав даже звонить, с Ритой не общалась я, а многочисленным приятелям просто не доверяла.

Ромка же не вмешивался. Нельзя сказать, что он был согласен со своей матерью, если бы не ее предложение, то он спокойно бы оплатил свадьбу из собственного кармана и не заметил бы, но как раз в этом все дело. Ему абсолютно срать - я буду платить за торжество, или не я. Хоть папа римский, в общем-то. От материальных сторон любого предприятия мужчина старался держаться в стороне, с успехом, стоит сказать, поэтому я осталась один на один со своей проблемой.

— Денег не дам, - сказала как отрезала Элеонора Авраамовна и для убедительности решительно покачала седой головой. - Ни копейки.

Я устало вздохнула и легла щекой на гладкий стол, позволив себе на минуту закрыть глаза.

— Не поверите, но даже мысли попросить у вас денег не приходило в голову.

— Как мило. Это означает, что кое-какие мозги я все-таки сумела вложить в твою бестолковую голову.

— Хватит ерничать, ладно?

— И много тебе надо?

Подумав пару мгновений и нарисовав в уме многочисленные нули, я озвучила цену путевки к хорошей жизни.

— За такие деньги можно самой начать новую жизнь, - подтвердила мои мысли старушка.

— Можно, - согласилась. - Только их все равно нет.

— На платье хватит?

— Только на платье. Через знакомых нашла одну молодую “дизайнершу”…

Старушка улыбнулась моему язвительному тону.

— Что ж ты ее так?

— Да швея она обычная, господи, - махнула я рукой. - Но платье, сказала, сошьет. Ее ткани, а по цене недорого выходит.

— Хорошее хоть платье? - полюбопытствовала Элеонора Авраамовна.

— Хорошее. Все, как вы учили.

— Ну тогда ладно.

— Вы ко мне на свадьбу-то придете? - перед уходом вспомнила я.

Бабулька со мной в прихожую вышла, рукой о стенку оперлась и ждала, пока я выйду за стены ее дома. Услышав мой вопрос, она нехорошо ухмыльнулась.

— Нет.

— Почему? Вы же как-никак моя бабушка.

— Скажешь, что я умерла.

— Тогда они потребуют предъявить наследство, - я к зеркалу боком развернулась, оправила полы черного в белый горох пальто, и повесила на плечо сумку.

— Не пойду, Александра, - мотнула головой пожилая женщина и костлявой рукой схватилась за ворот шелкового халата. - Не пойду и точка.

— Но почему?

— Деньги не хочу на подарок тратить, - не выдержала она и зло махнула в сторону двери. -Иди отсюда, не мешай мне отдыхать.

Она странной была, разговаривать не хотела, и те несколько часов, что я провела у нее в гостях, по большому счету мрачно отмалчивалась. Но я не стала любопытствовать, потому что у самой туча проблем, а чужие мне не нужны. Тем не менее ее непонятная злость меня задела.

— Как хотите. Мое дело предложить.

— А мое отказаться. Саша!

Ее окрик настиг меня на середине лестнице. Я голову вверх подняла и вопросительно уставилась на худую фигурку в большом темнеющем дверном проеме.

— Да?

— От тебя все равно больше толку нет. Убирать ты не убираешь толком, поэтому я наняла новую домработницу. Не приходи сюда больше. Удачного замужества.

— Как хотите.

Все-таки глубоко в душе делался расчет на старушку, если не денежный, то хотя бы моральный, но я ей надоела и перестала представлять интерес. По крайней мере, все честно - бабка никогда и ничего не обещала, с самого начала дав понять, что я всего лишь блажь, игрушка, чтобы скрасить однотипные будни.

Элеонора Авраамовна осталась позади, а Наталья Дмитриевна злостным псом болталась рядом и всячески капала на мозги. Пришлось снова себя урезать. В принципе, не так уж и страшно - одежда была, Рома еду покупал, крыша над головой имелась. Диплом был написан и терпеливо ждал своего часа, а я, пользуясь отсутствием учебы, устроилась еще на две работы. Писала статьи об огурцах в затрапезном дачном журнале, подрабатывала корректором и немного переводчиком с французского, каждую копейку отдавая в нескончаемое прожорливое жерло свекрови, которая с каким-то наплевательством относилась к моим деньгам, заработанным с таким трудом. Понятное дело, что для нее это копейки, не стоящие внимания, но мне приходилось пахать, как лошадь, чтобы их получить. Снова стал болеть желудок, появилась раздражительность, которая в присутствии потенциальных родственников росла в геометрической прогрессии, и сдавали нервы.

Обычно сигареты и кофе помогали держать себя в руках, но в праведном доме Ромы их приходилось прятать, потому что он был недоволен.

— Сигареты и кофе очень вредны для здоровья, Аль, - с невероятной патетикой, словно не прописную истину произносил, а делал открытие века, вещал жених. - Не порть организм.

Я лучше него знала, как они вредны для здоровья, поэтому заботливые реплики типа “подумай о наших детях” злили еще больше. Я не могла в собственном доме расслабиться, отдохнуть и прийти в себя. Обложили со всех сторон, и путей отступления не было.

Но последней каплей стало не платье и не огромные капиталовложения, а также не бесконечные придирки со стороны свекрови, и даже не ангелоподобный Роман. Последней каплей стал банальный список гостей.

С ним вообще была отдельная история. Список составляла Наталья Дмитриевна, никому его не показывала и постоянно вписывала туда все новые и новые имена, для приличия спросив, кого бы я хотела пригласить. На тот момент с Ритой и Антоном я поссориться не успела, поэтому назвала их имена и имя старушки. У свекрови имелся для этого дела специальный блокнотик, в который она на ходу постоянно что-то конспектировала, и до поры до времени я не лезла и никоим боком данной сферы свадебных приготовлений не касалась.

Женщина успела трижды переделать список, трижды перезаказать специальные пригласительные с необычным тиснением и трижды сменить пишущие принадлежности. А потом, стоило поглядеть на обложку ее последнего блокнотика, на котором были изображены две печальные гвоздики, меня как переклинило. С маниакальной решимость я попросила ее красную книжечку, дабы формально ознакомиться с моими гостями. Хотя бы на бумаге.

— Тебе зачем? - прижав исписанные листочки к груди, словно древние свитки, Наталья Дмитриевна с подозрением прищурилась. - Твое дело другое, а это оставь мне.

— Вообще-то это моя свадьба, и невеста я, и гости эти тоже мои.

— Какие твои? Две калеки, три чумы?

— Тогда, позвольте спросить, на что я вам деньги даю?

— Ты меня попрекать вздумала?!

— Не переворачивайте с ног на голову, пожалуйста, - властно протянула руку. - Я просто хочу знать, чей вечер оплачиваю!

— Свой! - выкрикнула Наталья Дмитриевна и отскочила, как ужаленная. - Мерзавка! Думаешь, охмурила его и все?! Думаешь, если он ничего не видит, то я тоже ничего не вижу?! Если я захочу, - зашипела мне в лицо рассерженной кошкой, - ноги твоей в этом доме не будет! Поняла меня?

— Тогда почему я все еще здесь? - улыбнулась ей, чувствуя непреодолимое желание врезать по лицу будущей свекрови. Чесались кончики пальцев - вот как хотелось. - Я вам с самого начала не понравилась, но вот она я, стою тут, а через месяц буду вашей невесткой. И что? Выгоните меня. Давайте. Но только Рома со мной уйдет, и вам прекрасно об этом известно.

— Змеюка! Пригрели у себя на груди! - брызгала слюной женщина, вываливая на меня накопившееся у нее напряжение. Забирали сына, его любовь, его внимание, а для нее это было смерти подобно, хоть она и терпела, не в силах любимому Ромочке слова поперек сказать. - Гадина!

— Не нервничайте вы, ради бога, - поморщилась и демонстративно прикрыла ухо. - В вашем возрасте это вредно.

Я не любила и опасалась вставать между мужчиной и его семьей. Эту науку в меня просто-напросто за долгие годы вбили, крепко-накрепко впечатав в память. Поэтому канитель разборок со свекровью тянулась так долго - втягивать Рому не хотелось. Поразмыслив, я осознала, что теперь тоже полноправный член семьи. Я тоже личность и тоже имею право. Становиться эмоциональной помойкой для кого бы то ни было, в особенности для человека, на которого мне глубоко плевать, я не желала. Я не помойное ведро и не обязана терпеливо сносить нервные срывы остальных. Своих хватает.

И я позвонила жениху, добавила трагичности и страдания в голос, хотя внутри все клокотало от злости и преследовало непреодолимое желание порушить все и всех, и рассказала о произошедшем. Ромка сразу прилетел, принялся меня утешать, по голове гладить, терпеливо выслушивая о кознях матери. И ладно бы я соврала - но я не врала. Она требует денег? Требует. Она задевает меня? Задевает. Издевается? Издевается. К концу рассказа уже Рома побагровел от гнева и решимости, и пока он не остыл, я оперативно подложила ему под руку домашний телефон.

— Что ты устроила, мам? - как девочку отчитывал немолодую женщину Рома. Впрочем, Наталья Дмитриевна вела себя соответствующе - глаза в пол опустила, руки в замок переплела и переминалась с ноги на ногу. - Чего ты хотела всем этим добиться? Думаешь, я не видел ничего? Видел. Но я не думал, что ты зайдешь настолько далеко!

— Ромочка, послушай…

— Нет. Ты послушай. Нам с ней не нужна свадьба. Понимаешь ты это или нет? Мы без нее нормально распишемся и будем жить счастливо. Она, - он обличительно указал на меня пальцем, и я смущенно потупилась, - только ради вас согласилась на это торжество. Заметь, мама, ради вас с отцом.

— Рома, да кто не мечтает о свадьбе? Я просто хотела…

— Я, - прервала ее тихим голосом. - Я не мечтала и не хотела. Но для вас и Льва Ивановича это важно…

— Вот, - издевательски отвесил поклон жених, не заметив испепеляющего взгляда матери. - Что и требовалось доказать. Мы с Алей обсуждали это, мам, и она согласилась ради вас, а ты…Устроила непонятный фарс, мам. Я не ожидал такого, - разочарованно вздохнул мужчина и отвернулся. - Не от тебя.

Погода в семействе давно опустилась ниже отметки “омерзительно”. Наталья Дмитриевна и Рома не общались, Лев Иванович отсиживался на работе, ну а я получала молчаливые шишки от свекрови. По крайней мере, она молчала. А я выиграла.

— Дайте мне список гостей.

— Зачем? - по привычке окрысилась она.

— Затем, что я хочу с ним ознакомиться, - до одурения хотелось пальцами щелкнуть и похлопать себя по бедру, мол, к ноге, но я сдержалась, позволив себе лишь слабую полуулыбку, переросшую в самодовольную усмешку, когда пухлый блокнот перекочевал в мою ладонь. - Отлично. Всего доброго.

В списке значилось больше трех сотен фамилий. Некоторые были знакомы отлично, какие-то просто оказались на слуху, но одно имя повергло меня в жестокую апатию, вырвав из реальности и вышибив почву из-под ног.

Снова он. Дирижер. Его имя и фамилия под сто сорок седьмым номером горели для меня сигнальным светом. Чуть поодаль - имя Лешки и…и все. Все. Больше не было. Но и этих двух людей достаточно, чтобы свести меня в могилу. Я лихорадочно заметалась по пустой квартире, просчитывая варианты. Залезла в записную книжку Ромки, чтобы удостовериться, что это не его знакомые. Не его. Таких людей он не знал. Чьи они тогда? Тогда Льва Ивановича. Наверняка партнеры какие-нибудь…

Я долгое время не оказывалась так близко с прошлой жизнью, своеобразной параллельной реальностью, которая вроде есть, а вроде бы и нет. Волоски на руках дыбом вставали от одной мысли, что две реальности соприкоснуться друг с другом, и тогда одна из них разрушится. Я даже знала какая - та, что с адским трудом была выстроена собственной кровью.

Мне нужен был кто-то рядом, чтобы просто…был. Я смалодушничала - позвонила Тоше, согласная абсолютно на все, что бы он ни потребовал. Лишь бы приехал. Он не ответил. Элеонора Авраамовна наверняка спала, да и не факт, что стала бы со мной разговаривать и выслушивать непонятные страхи. И тут в моих мокрых ладонях завибрировал мобильный, заставив подскочить от ужаса. Рита.

— Привет! - выдохнула я с облегчением и без сил рухнула на диван.

— Привет, - тихий женский голос действовал почти успокаивающе. - Как ты?

— Почему ты позвонила? Ведь уже поздно.

— Не знаю. Просто захотелось позвонить. Я не вовремя? - испугалась она.

— Нет. Вовремя. Очень вовремя.

— Ты больше не сердишься на меня за те слова?

— Нет.

— Это хорошо, - повеселела девушка. - Я очень рада.

— Я тоже.

— Аль…а ты не хочешь ко мне приехать? Просто так. В гости.

— Хочу, - светлые стены квартиры мужа не приносили ни защиты, ни успокоения. - Сейчас буду.

Рита не задавала вопросов, не спрашивала, что случилось и почему я на взводе, молча сделала чай с ромашкой и так же молча его вылила, когда я попросила кофе. Спокойно подала пепельницу и зажигалку, когда я закурила, правда, отметила:

— Почему ты всегда, когда ко мне приходишь, тянешься за сигаретой?

— Потому что только здесь я могу спокойно покурить.

— Тогда кури. У тебя что-то стряслось?

Глубоко затянулась и пристроила голову на мягком подлокотнике.

— Да. Потенциальная встреча со смертью.

— Что? - опешила Рита.

— Я как чувствовала, что с этим списком будет что-то не в порядке, - забыв про девушку, бормотала себе под нос. - Надо было проверить раньше, разузнать…А сейчас что? Через две недели свадьба…Но я не могу отступить. Я столько сил в нее вложила…

— Я не понимаю, Аля. Ты можешь объяснить?

— Объяснить? Легко. На свадьбу в перспективе приглашены те, кого я видеть не желаю.

— И все?

— И все.

— Но в чем тогда проблема?

— Проблема в том, что если эти люди придут, я умру долгой и мучительной смертью.

— Ты шутишь? - с недоверием и надеждой спросила Рита.

— Отнюдь. В моих словах нет и процента шутки.

— Что ты им сделала?

Вопрос на миллион. А что я сделала, собственно? Выжила?

— Долгая история.

— Не хочешь рассказать?

— Нет, - сказала, как отрезала, и Марго понятливо отступила.

— Не приглашай их.

— Они партнеры моего свекра.

— Важные?

— Не знаю.

— Тогда вычеркни, - дала отмашку рыженькая и легла на пол, меланхолично разглядывая потолок. - Вычеркни и забудь.

— А если они придут?

— Ну что ж…Все, что могла, ты сделала.

— Не факт, что это поможет.

— Я не знаю.

Каким-то образом я успокоилась и пришла в норму, убедив себя, что ничего страшного не произойдет. Из списка я их вычеркну, никому про них напоминать не буду…Все в норме. Только бы свадьба закончилась.

— Пойдешь ко мне подружкой невесты? - перед уходом предложила я Рите.

Она как ребенок подскочила и захлопала в ладоши.

— Пойду! Ааа, - завизжала она и кинулась мне на шею. - Спасибо! Я иду на свадьбу, я иду на свадьбу…

— Слушай, Рит, - поинтересовалась я, глядя на скачущую козленком девушку. - Ты на учете в психушке часом не состоишь?

— Нет, - от неожиданности вопроса она замерла, застыв в нелепой позе. - А надо?

— Вообще - нежелательно. Ладно, до встречи.

С холодной головой и трезвым рассудком я собственноручно проследила за отправкой пригласительных, строго-настрого приказала охране - а она была! - никого постороннего не впускать. Пусть это хоть сам президент. И заказала два билета на романтическое путешествие в Париж, где отлет должен был состояться через три с половиной часа после свадьбы. То есть - мы в Париж, а гости пусть развлекаются. Мне на это даже денег не жалко было. Рома со мной не спорил, а Наталья Дмитриевна лезть боялась.

***

Когда настал день Х, хотелось только одного - чтобы он побыстрее закончился и остался в прошлом. Не радовал дорогой, красивый и стильный наряд, которым в обычное время я наверняка бы гордилась, потому что приложила руку к его созданию. Не радовали кольца, украшения и собственная потрясающая мордашка в зеркале. Мою нервозность все списывали на свадебный мандраж, но это последний страх в моем списке. Были куда более сильные. Парикмахер, молодая неухоженная женщина лет тридцати не упустила возможности вполголоса пошутить:

— Наверное, первой брачной ночи боится, - и они с визажисткой захихикали в кулачки.

Я промолчала. Было откровенно не до них. И на свадебной церемонии я молчала, не считая сдавленного “да”, с трудом вырванного из собственного горла. Ромка сиял, с гордостью держа меня за локоть, свекровь блистала дорогими украшениями, свекор лоснился от похвалы, сыпавшейся на его невестку. А многие гости меня хвалили и восхищенно переглядывались, рассматривая винтажного покроя платье и сложную прическу.

Каждый третий норовил со мной сфотографироваться, но я решительно и твердо отказывалась.

— Почему ты не хочешь сделать фото? - шепотом спросил Рома, утягивая меня за талию к столу. - Ты потрясающе красива.

— Просто не люблю фотографироваться, - туманно отнекивалась в ответ и сверлила напряженным взглядом входные двери, зорко подмечая всех вошедших. - Вот и все.

За три часа пытки я думала, что поседею. И как только настало приличествующее для ухода время, я с неожиданной силой потянула Ромку к черному входу, мотивируя это тем, что мы опоздаем на самолет, а нам еще переодеваться. Он согласился, закивал, но вернулся в зал, чтобы попрощаться со своими друзьями, оставив меня за дверью. Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, с раздражением ждала мужа и считала минуты, когда неожиданно в дверях нарисовалась взлохмаченная Рита, умудрившаяся даже на такое важное мероприятие одеться черти-как.

— Что? - я с неудовольствием поджала губы.

— Вы уезжаете уже?

— Да. На три недели.

— Ясно. Я хотела вручить подарок.

Я привстала на носочки, мысленно костеря Герлингера на чем свет стоял, и высунулась из-за Риты, высматривая мужа. Его на горизонте не было.

— Давай. Только быстрее.

Рита кивнула, проворно метнулась внутрь и притащила большую кожаную папку, какие обычно бывают у художников.

— Ты, наверное, не помнишь, но когда мы жили у Лёни, я рисовала твой портрет. Ты там еще боком сидишь, с ножом…

— Короче.

— Да-да, - запнулась от волнения девушка. - В общем, ты потом сказала, что его надо сделать цветным, и я…Вот.

Она протянула цветную картину с изображением худой, изможденной девочки-подростка, которая натачивала нож и смотрела в сторону…Бла-бла-бла, я его уже видела, пусть и давно. Но рисунок…неуловимо изменился. Стал еще хуже, чем раньше, потому что заставил мой желудок неприятно сжаться. Раньше было что-то незначительное в нем, мелкое, что цепляло, теперь это мелкое выросло и действовало сильнее, но что это такое - я сказать не могла.

Заметив широко шагающего мужа, ослаблявшего бабочку, я впихнула портрет Ритке и оттолкнула ее в сторону.

— Очень круто. Спасибо большое! Но давай ты отдашь мне его потом, когда я вернусь. Хорошо?

— Тебе не понравилось? - круглое лицо обиженно вытянулось.

— Понравилось. Очень понравилось. Но…- лихорадочно придумывала ответ. - Я не хочу его мужу показывать. Это личное. Понимаешь?

Не знаю, что подумала Рита, но ее лицо просветлело, обида исчезла, и девушка спокойно прижала к себе портрет, кивнув на прощанье мне и Ромке.

Я с колотившемся сердцем села в авто, выдохнула и приказала себе потерпеть еще три недели, после которых можно было расслабиться и праздновать победу. Новая жизнь началась.

Глава 61.

—- А вот у тебя какая мечта?

—- Пальто купить.

—- На, держи. И мечтай о чём-нибудь великом.

(к/ф “Курьер”)

Три недели во Франции прошли в лихорадочном ожидании. Это была первая моя поездка заграницу, все новое, необычное и непривычное глазу. Кто бы мог подумать, что с кемеровских помоек я когда-нибудь попаду на лучшие улицы Парижа, да не одна, а с богатым и красивым мужем, с достойной фамилией и кучей денег и возможностей? И лишь муштра Элеоноры Авраамовны помогла держать рот закрытым и не пялиться по сторонам, словно деревенская невежда.

Ромка оказался прекрасным гидом и неплохим собеседником, что касалось истории страны и города. Он показывал мне достопримечательности, делился необычными историями и шутками, позволяя в кои-то веке за долгое время отдохнуть душой и телом.

Я говорила по-французски, с настоящими французами, хотя перед прилетом Ромка меня предупредил:

— Французы не очень любят, когда иностранцы говорят на их языке. Так что, если что, объясняйся на английской.

Спешу и падаю. Не для того я несколько лет изучала язык, чтобы встретить француза и не поговорить с ним. Помнится, еще старуха ругала мое страшное произношение, но все оказалось не так плохо. Меня понимали и со мной общались. С уважением и интересом.

Весь мир для меня, передо мной - бери, делай, меняй. Преграды остались позади, равно как и вредная мегера-свекровь, финишная ленточка перерезана, а в руках - кубок победителя. Я от души тратила теперь уже по праву принадлежавшие мне деньги, приятно пораженная и вдохновленная соотношением цены и качества в Европе. К покупкам у меня всегда складывалось особое отношение, мне физически трудно было отдавать деньги на развлекушки, безделушки, одним словом, выкидывать их на ветер. Но вложить в себя - почему бы и нет? Шесть чемоданов первоклассной одежды к концу свадебного путешествия ютились в углу номера, заставляя проходившего мимо Ромку нервно сглатывать. Справедливости ради стоит отметить, что, распробовав европейский и зарубежный шопинг, одежду в России я почти не покупала, считая это выкидыванием денег на ветер.

Ромка же приобретал какие-то бесполезные и многочисленные сувениры, брелоки, статуэточки, открытки и прочую ерунду, планировав раздарить ее близким и не очень близким друзьям и знакомым. Я никому и ничего не покупала, кроме себя. Ну, только Рите альбом со старыми фотографиями, за который она потом отдала деньги. И если честно, особого воодушевления от потраченной им тысячи евро на непонятно что я не испытывала.

Но с другой стороны, я не могла усидеть в неторопливом и небольшом Париже рядом с неторопливым и скучным мужем, когда в руках держала ключ к своей мечте. Вот она я, Саша Герлингер. У меня много денег, знакомств, знаний и весь мир открыт передо мной. Хотелось творить, делать, делать, делать, крутиться, перерабатывать то, что с таким трудом досталось и…Делать. А не сидеть на месте, хотя место, безусловно, было прекрасным.

В Москву я вернулась победительницей, на коне и во всеоружии. Через рекордно короткий срок получила документы с новым именем, переехала в новый дом, который сама же и сделала, подключив Риту, готовую помогать на одном безденежном энтузиазме. Сделала не для себя - для Романа, под Романа, если угодно. За несколько лет изучив предпочтения мужа вдоль и поперек, это не составило труда, другое дело, что дом мне совсем не нравился - ни расположением в элитном и частном районе ближайшего Подмосковья, ни внутреннем убранством.

Рома пришел в восторг. Он восхищенно замер на пороге, закинул голову, едва не открыв, когда рассматривал просторную гостиную, выполненную в пастельных тонах.

— Аль, это…супер! Ты у меня просто волшебница! - стремительно притянул меня к себе, поцеловал в макушку и крепко сжал, отчего я недовольно завозилась, чувствуя, как распадается сложная прическа. - Обожаю тебя!

— И я тебя дорогой! Не хочешь отметить?

— Слушай, точно! - он щелкнул пальцами. - Давай родителей позовем?

— Родителей?

— Ну да. Мама очень хотела посмотреть, как мы все сделали…

— Ну раз мама… - притворно радостным тоном протянула я. - Звони, Ром. Я всегда им рада.

Самое интересное, что у нас с ней наладились отношения. Нельзя сказать, что мы стали лучшими подружками, нет, но…Она успокоилась, когда поняла, что мне не нужен ее сын. Его фамилия, его деньги, его связи - да, но не он сам. Наталья Дмитриевна злилась, особенно вначале, когда я успешнее нее находила к нему подход, успешнее выполняла желания, предвосхищая их, и занимала в его сердце, душе и мыслях первое место. Я. А не она.

И женщина боялась, что так будет дальше. Что я попытаюсь забрать ее сына, а он даром был мне не нужен. Ну, постольку-поскольку, и все. Она ведь неглупой теткой была, но до нее доходило год. Год, в течение которого свекровь исходила бессильным ядом, накапливая его в себе. А потом враз осознав, что я не посягаю на внутренний мир ее сына, успокоилась. Я не устраивала скандалов, не маялась дурью. К тому времени уже работала в престижном издательском доме и делала карьеру, а личная жизнь и увлечения всегда оставались личными и скрытыми абсолютно от всех, не вызывали слухов и домыслов, ведь на людях я всегда была едва ли не образцом счастливой семейной жизни, пусть муж никогда не находился рядом.

Она, как мать, искренне считала, что ее сын - гений, талант и самый лучший человек на свете, поэтому была не слишком рада Ромкиному самоотверженному желанию помогать людям в среднего пошиба больнице на средней должности. Он ведь достоин лучшего, самого лучшего, но давить Наталья Дмитриевна опасалась.

А я нет. Не обязательно ведь ломать человека и взгляды, достаточно лишь заставить посмотреть его на них под другим углом. Хочет помогать - бога ради, но разве богатый и влиятельный в сфере своей деятельности человек сможет не больше, чем обычный, пусть и талантливый врач?

— Ром, давай серьезно поговорим, - дождавшись, пока он разомлеет, потеряет способность связно мыслить и погрузиться в подобие нирваны, я приступила к мозгопромывательному штурму. - Ты только врач. Хороший, не спорю. Талантливый, подающий большие надежды, но ты не хуже меня знаешь, что повсеместно творится в больницах и поликлиниках.

— Знаю, - он напрягся, посуровел и попытался отвернуться, тем самым, дав понять, что разговор ему неприятен, но я перекатилась на бок и обняла мужа за плечи. - Но что я могу с этим сделать? Я могу отвечать только за себя, за то, что сделал или не сделал своими руками и своей головой.

— Да, - согласно кивнула ему и поправила одеяло. - Но ты можешь больше. И сам это знаешь. Чем больше поле твоей деятельности, тем больше возможностей что-то изменить. Погляди на отца.

— Что отец? Сидит и бумажки перекладывает.

— Ты тоже на работе бумажки перекладываешь, разве не так? Сам рассказывал, как у вас все запутанно.

Он печально вздохнул.

— Это да.

— Вот видишь. Важно не то, что ты перекладываешь бумажки, важно - какие это бумажки. Твой отец находится в приятельских отношениях с владельцем одной из крупнейших по России сети аптек, он дружит с кем-то из минздрава…

Рома распахнул глаза, привстал на локте, спустив одеяло до бедер, и восхищенно присвистнул.

— Да ладно? Я не знал.

Он и не интересовался. А вот я всегда расспрашивала Льва Ивановича о делах, проявляла недюжинную хватку и предпринимательскую жилку, чем и заслужила уважение и любовь свекра.

— И зря. Твой отец поставляет медицинское оборудование в больницы и поликлиники, как частные, так и муниципальные. И вот теперь подумай, у кого больше возможностей что-то изменить - у тебя или твоего отца?

Ромка промолчал, потом сухо пожелал спокойной ночи и всерьез задумался.

Конечно, муж сдался не сразу. Он думал, он размышлял и прикидывал, начал чаще общаться с отцом, а иногда и вовсе запирался с тем на пару часов в кабинете. В такое время обоих старались не беспокоить.

— Где мой сын? - с порога спросила Наталья Дмитриевна, без особого радушия поглядев на меня.

Я пожала плечами и сделала маленький глоток кофе, не отрываясь от ноутбука.

— У Льва Ивановича. Общаются.

— Вот как? - смягчилась женщина и устроилась рядом со мной, скрестив ноги в лодыжках. Я только кивнула, не испытывая желания, да и потребности вести беседу, а вот свекровь мялась, то сжимала ткань дорогой юбки, то расправляла ее на коленях и все время искоса поглядывала в мою сторону. - Александра, ты занята?

— Вообще да, - не стала скрывать и жеманничать. - Работаю. Что вы хотели?

— Давай поговорим.

— Если помните, Наталья Дмитриевна, редкие наши разговоры кончались без происшествий. Серьезно. Сегодня чудесный день. Солнышко светит, птички поют. У меня нет желания ругаться и выяснять отношения.

— У меня тоже, - горячо заверила свекровь, заставив меня хмыкнуть себе под нос и заинтересованно поднять бровь. Не каждый день мать Ромки говорила миролюбиво и даже - если мне не показалось - с оттенком дружелюбия. - Давай начистоту, Александра.

— Ну, давайте попробуем.

Чем черт не шутит.

К тому моменту Наталья Дмитриевна уже выяснила, что ее сына я не люблю, на внутренний мир мальчика не посягаю, и никаких видов на душу не имею. Вроде бы все, но что-то еще, очевидно, женщину беспокоило.

— Вы больше года живете вместе.

— Мне это известно, - величественно кивнула и захлопнула ноутбук, попрощавшись с мыслью поработать сегодня. - И что?

— Вы взрослые люди, Саша. Роме, вон, скоро тридцать…

— К чему вы клоните? - прямо спросила я.

— Вы думали о детях? - так же прямо, испытующе глядя мне в глаза, напряженно выпалила свекровь.

Я рассмеялась.

— Рома - не знаю. Я - нет. Не нервничайте вы так, Наталья Дмитриевна. Могу заверить, что дети в ближайшие лет пять мне не нужны. Если Ромка их и захочет, ему придется потерпеть. У меня карьера, которую я не намерена терять, а он…Вы не хуже меня знаете, что Ромка вливается в дело отца.

— Знаю. За что тебе благодарна. От тебя есть… - она замялась, подыскивая подходящее слово, - польза.

— Я прямо-таки польщена признанием своих талантов.

— Не ерничай, ради бога, - поморщилась свекровь. - Я с тобой по-нормальному разговариваю.

— А если серьезно, то у нас не будет времени. Если все выгорит, вашему сыну придется принять большую половину обязанностей. В Москве он жить не будет…Впрочем, кому я объясняю? Вы с мужем прожили много лет, сами знаете. Рома будет в постоянных разъездах, я на работе, и вряд ли у нас получится проводить вместе больше пары месяцев в год. Какие дети? Можете успокоиться. У Ромки будете вы и только вы.

Она открыла рот, наверное, намереваясь возразить, но тут в гостиную с другой стороны вошли мужчины, и Наталья Дмитриевна промолчала, опустив глаза вниз. Но обмякла и расслабилась, успокоенная моей речью. Пусть женщина не любила свою невестку, но ее словам верила всегда.

Ромка влился. Как я и предсказывала, он почти перестал жить дома. Вначале еще что-то пытался строить, снимал номера в гостиницах, летал домой при любой возможности на каждые свободные несколько часов, но потом надоело. Мужчина купил по хорошей однушке в каждом нужном ему городе, и теперь жил не в Москве, а в Питере-Новосибирске-Нижнем Новгороде-Свердловске-Владивостоке-и т. д., и где-то в хвосте плелась бедняжка-столица.

Как только он окончательно переселился непонятно куда, я съехала из дорогого коттеджа. Это было Ромкино место, каждый квадратный метр дышал мужем, а я не для того выкручивалась и изворачивалась, чтобы, отправив его к черту на куличики, ночевать в злосчастном, неприятном доме. Да, будь я старой Сашей, меня волновало бы только наличие крыши над головой, и по этому параметру - коттедж более чем сносен. Но здесь была новая Саша, богатая Саша, которая могла позволить себе любую причуду и любой каприз. Как однажды сказала Элеонора Авраамовна:

— Хоть начни я ходить с трусами на голове, мне все равно никто ничего не скажет. А знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что я до одурения богата. А богатство позволяет абсолютно любые мерзости. В моем случае мерзости будут достаточно терпимыми и безобидными. Все промолчат.

Мне не нравилось жить на отшибе мира, в каком-то тихом семейном месте, с зеленой лужайкой и мангалом на заднем дворе. Хорошо, конечно, но не навсегда. Полжизни я резала и кроила себя, заново сшивая лоскутки кожи для одного - вписаться в общество. Социализироваться. И теперь, достигнув цели, мне хотелось жить в толпе людей, в обществе, среди ярких огней и рекламы.

Я была дитем города до мозга костей. Видела лучшие и худшие его проявления. Я жила в нем всегда, начиная с самого низа, с трущоб, и заканчивая элитными залами и ресторанами. Я вся сплошной город, а деревня чужда моей душе. Я завоевала Москву, пусть потребовались нервы, силы и здоровье, но она моя. Саша - победитель, и никак иначе. Где должен быть победитель? Наверху.

Мой двухэтажный пентхаус располагался на пятьдесят шестом этаже. Стекла, воздух, хром, дерево…Я влюбилась в квартиру, стоило увидеть ее простор. С детства хотела быть хозяйкой такого великолепия. Платил Ромка.

— Я не понимаю, зачем тебе переезжать, - упрямился он, но не из-за жадности, а просто так. - У нас чудесный дом.

— Во-первых, мне страшно в нем одной. Во-вторых - добираться до работы весьма проблематично. Мне жалко по два часа тратить на дорогу.

— Все равно не понимаю, - бурчал Рома, но послушно купил, оформив ее полностью на меня.

Он еще пытался как-то влезть в строительство, в мои планы, наверное, думал, что будет такая же ситуация, как с домой, но натолкнулся на неожиданное сопротивление с моей стороны. Я как мать, оберегающая собственного ребенка, кидалась на всякого, кто осмеливался мне советовать. Этот человек моментально идентифицировался как враг, посягнувший на святое, и готова была пролиться кровь.

Слава богу, Рома уехал, свекор со свекровью не лезли, и я осталась один на один со своим детищем. Да, чувством вкуса меня обделили. Воплотить чьи-то желания - пожалуйста. Наверное, всю жизнь я только это и делала - воплощала. Как джинн. Но со своими было трудно. И я позвала единственного человека, чьему чувству вкуса и способности почувствовать чужие потребности доверяла. Риту.

Она без промедления и с огромным воодушевлением согласилась и прилетела ко мне на всех парусах.

— Сколько? - строго нахмурив брови, спросила я, готовая торговаться за каждую, по моему мнению, лишнюю копейку.

— Что “сколько”? - растерялась Рита.

— Сколько ты хочешь за работу?

— Ты что! - всерьез оскорбилась девушка. Надула пухлые губы, скрестила руки на груди и отошла на шаг назад. - Мы же друзья. Я не могу с тебя денег брать. Это помощь. Я буду рада тебе помочь.

— Это хорошо, - вмиг став миролюбивой девочкой, улыбнулась и пропустила ее в гостиную. - Только…Рита?

— Да? - вскинулась она.

— Мы не друзья.

Она пожала плечами и ничего не сказала, словно не услышала, а мне был важнее халявный хороший дизайнер, чем чьи-то заблуждения.

Для себя я не жалела ничего - ни денег, не времени. Рита была не ограничена в финансах, ей разрешалось все, главное, чтобы конечный результат пришелся мне по душе. Она кивнула, соглашаясь, и уточнила:

— Только ты не вмешиваешь. Увидишь, когда все будет готово.

— Рита, рыбка моя яхонтовая, я тебе, конечно, доверяю, но не настолько.

— Аль, или так, или никак.

— Ты мне ультиматум ставишь?!

— Что ты? Нет. Просто прошу. Я постараюсь не разочаровать. Честное слово.

Щурилась, с недоверием на нее глядела и напряженно думала. Рите я действительно верила, в ее блаженной голове просто не было функции “обман”. И да, я была уверена, что она постарается, сделает все, но что из себя будет представлять это все…Неизвестность всегда пугала.

— Ладно, - наконец, решила я. - Ладно. Счет вот. Телефон прораба на столе. Буду ждать.

На четыре с лишним месяца я с головой ушла в работу, с которой поначалу помог свекор, потом - только сама.

Трудиться несчастным корректором, как во времена бурной студенческой молодости, уже не прельщало, редактором - не брали, журналистом - статьи об огурцах на корню сгубили желание творить. Но свекор, прекрасный человек с нужными друзьями, души во мне не чаял. И когда я мягко намекнула о том, что, дескать, нужна помощь, он без промедления познакомил меня с директором одного из крупнейшего издательского дома Москва, специализировавшемся на выпуске журнальной продукции - лучшей журнальной продукции.

Издательскому дому принадлежало шесть или семь глянцевых модных журналов различной направленности. Я попала в мужской. Как ехидно прокомментировала все та же Элеонора Авраамовна:

— Свинья везде грязь найдет. Ну а Саша…

Мужской журнал еще не означал сиськи во весь разворот. В таком месте с фамилией Герлингер было даже стыдно как-то работать.

Это был журнал для обеспеченных, умных и стильных мужчин, которые следили за событиями в мире, за модой, за наукой и техникой, любили дорогие авто и не менее дорогие часы, а главное - могли их приобрести.

Директор, Яков Болец, встретил меня вежливо, но без восторга. Оно и понятно.

— Вы Саша Герлингер? - мужчина недовольно хмурил брови и без воодушевления разглядывал мои женские формы.

— Я.

— Я думал, вы мужчина.

— Как видите, нет.

— Да. Теперь вижу. А Лева Герлингер ваш?..

— Свекор, - любезно пояснила и закинула ногу на ногу, пристроив папку с документами на коленях.

— Хм. Ну что ж, - как-то обреченно улыбнулся мужчина и указал рукой на дверь. - Пойдемте знакомиться.

Впечатление я произвела. Определенно. Мужская половина редакции голову свернула, оборачиваясь мне вслед, а кто-то даже удивленно присвистнул, увидев мои черные чулки со стрелками. Реакция женской половины была не такой эмоциональной и менее восхищенной. На меня смотрели как на потенциальную опасность, зло во плоти, и даже кольцо на пальце не могло их переубедить. По мнению женщин, никакое кольцо не помешало бы мне переспать со всей редакцией. Было бы желание.

Но в моих правилах было не смешивать - и даже не взбалтывать - работу и личную жизнь. Все мои постельные увлечения оставались только со мной и только в постели. В остальное время - я светская дама, стильная, богатая и умная. И верная, пусть мужа никогда рядом не бывает.

На работе я работала, за что Яша мне просто поклонялся. Не играла в игры, не лазила в интернете без надобности и не раскладывала косынку. Я трудилась, как привыкла трудиться всегда, отчетливо понимая, что свекор дал мне всего лишь шанс и только от меня зависит, как он реализуется.

Первое время в иерархии редакции я находилась где-то между фикусом в глиняной кадке и плакатом Марлен Дитрих, висевшем на стене, потому что меня считали такой же отрадой глаз, как Марлен, и такой же бесполезной, как чахлый цветок. Первое - льстило. Второе - раздражало до зубового скрежета. Элеонора Авраамовна сделала меня блестящим знатоком в женской моде и довольно посредственным обывателем - в мужской. И снова приходилось учиться, наверстывать и заниматься, но, черт побери, какой это казалось радостью после тошнотворной маски примерной жены и леди, которую пришлось носить, не снимая, несколько лет.

После замужества я полюбила заграничные поездки. Распробовала их, и этот вкус пришелся по душе. Новые страны - новые люди - новые знания. Меня всегда отличала острая познавательность, и такую возможность я просто не могла упустить. Рита помогла выбрать классный фотоаппарат, научила необходимым азам и отправила по Европе, в которую я до одурения влюбилась. За комфорт и любовь людей к самим себе. Будь моя воля, не вылезала бы оттуда. Впрочем, имея возможность, я и так из нее не вылезала, как белка мотаясь из одного конца в другой.

И каким-то незаметным образом, очень плавно и спокойно в журнале появилась моя собственная колонка, где я рассказывала интересные традиции, мифы, истории о достопримечательностях и упоминала пикантные мелочи, которые с тщательностью ювелира находила. Каким-то образом мое хобби превратилось в почти призвание, работу и приносило неплохие деньги. Душа пела, а жизнь наладилась. Ремонт квартиры подходил к концу.

Это был, безусловно, волнительный момент. Я с опаской заходила внутрь, жадно осматривалась и тихо офигевала. Рита выполнила и перевыполнила план, и я даже готова была ей заплатить, потому что то, что она сделала - для меня. Если ты заходил в дом и хоть немного знал меня, то не должно было остаться сомнений, что здесь живу я, я и только я.

Конечно, мне самой никогда не удалось бы так гармонично сочетать цвета. Много бежевого, много черного, вкраплений ярко-красного и нежно-лилового. Вещей минимум, но все функциональны и уютны. Квартира казалась просторной, но жилой и теплой. Много техники, хромированные вставки и куча всяких наворотов грели бившееся птичкой сердце.

— Это что, шест для стриптиза? - озадаченно нахмурилась я, касаясь пальцами холодного металла.

Рита слегка покраснела.

— Мне показалось, он здесь к месту.

Безусловно, в темно-лиловой, чувственной и эротичной спальне он смотрелся к месту, я бы сказала, очень к месту, но…

— Я же не умею.

— Ну и что? Он тебе не мешает. К тому же всегда можно научиться.

— Спасибо тебе. Это…классно. Очень круто. Правда.

— Я рада, что ты рада, - улыбнулась Рита и порывисто кинулась мне на шею. На сей раз я позволила ей это. Заслужила.

Чего еще желать? Хорошей престижной работы? Денег? Дома? Машины? Мужа? Любовника? Все это было, и будь моя воля, я бы остановила время и жила в этой идиллии, но все равно находились какие-то проблемы извне, какие-то бытовые неурядицы, грозившие пошатнуть мой внутренний хрупкий мир.

Позвонила Элеонора Авраамовна. К тому моменту после свадьбы прошло больше года. Я встала на ноги, думать про нее забыла, но она позвонила. Сама. Заинтригованная, я взяла трубку.

— Ты нужна мне по делу. Приезжай, - в приказном тоне отчеканила старушка.

Бегу и падаю. Молчала целый год, не приехала на свадьбу и даже не заплатила за последний месяц. А теперь? Приезжай.

— И вам добрый день, - вежливо и холодно поздоровалась, падая на мягкий пуфик. - Как поживаете?

— Кончай выпендриваться. Собирайся.

— По какому такому праву вы мне приказываете? Кто вы такая?!

— Александра, хватит препираться! Хвост в зубы и на выход.

— Нет.

— Нет?

— Нет, - упрямо повторила и чиркнула зажигалкой. - И точка.

Она помолчала.

— Я дам тебе те черные жемчужные бусы.

Чуть сигарету не проглотила.

— Да ладно?!

Она явственно скрипнула зубами.

— Да. Приезжай.

Вспомнив почти одноименную песню Гостей из Будущего и осознав, что жадность все равно сильнее меня, я повздыхала и принялась собираться, чтобы через сорок минут позвонить в знакомую, ничуть не изменившуюся дверь. Открыла чужая и незнакомая женщина.

— Вы Саша? - вежливо улыбнулась она.

— Да.

— Прошу вас.

Вначале заглянула в гостиную. Элеонора Авраамовна всегда сидела в гостиной, на своем излюбленном, чуть потертом стуле - спина прямая, запястья едва касаются столешницы, плечи развернуты, как у настоящей танцовщицы, губы накрашены. Иногда можно было подумать, что старушка такой же элемент меблировки, как стол, стул и картины, потому что она царила здесь. Всегда. Но сейчас на законном месте ее не оказалось.

— Где Элеонора Авраамовна?

— Александра, она в спальне, - женщина, почти касаясь моего локтя, приглашающе указала на дверь из темного дерева. - Пройдемте.

Она лежала. За пять лет мне не удавалось увидеть, как она лежит в постели. Ни разу. А сейчас вот лежала. Ни осанки, ни плеч, ни прямой спины, и даже не видно запястий. И губ. Нарисованных ярко-красных губ тоже не было.

— Соизволила-таки, - заворчала она и приподнялась на локтях. Сиделка с проворством обогнула меня и взбила подушку, подтянув ее повыше. - Замужество пошло тебе на пользу.

— Спасибо. Не жалуюсь.

— Любовника, поди, уже завела?

Я осторожно присела на стоявшее у кровати глубокое кресло и сложила руки на коленях.

— Есть один.

— И кто?

— Свободный художник. Из Питера.

— Тю, Александра, что так мелко?

— Он только для постели.

— А муж?

— Муж работает. Влился в семейный бизнес, теперь мотается по стране. А Россия - страна большая.

— Все понятно, - по-старому усмехнулась бабулька. - Сплавила паренька.

— Да.

— Молодец. Хорошо устроилась.

— Я знаю. Все, как вы учили.

Мы замолчали, рассматривая друг друга. Она - изучающе, я - с суеверным ужасом. Мне пришлось наблюдать множество смертей на своем веку - абсолютно разных по исполнению и содержанию. В память врезались две - смерть брата и ее смерть, витавшая в воздухе. Смерть брата до сих пор не вызывала ничего, кроме отвращения. Он сам себя сгубил, сам был виноват и выбрал свою дорогу сам. Не хотел жить, предпочел другой мир, иллюзию, мечту, если хотите.

И Элеонора Авраамовна. Более жизнелюбивого человека, чем она, мне так и не удалось встретить. Пережила всех - детей, мужей, родителей, друзей. Помнится, как-то она неудачно пошутила:

— Те, кого ты видишь в моем доме - друзья второй волны.

— Это как? - недоуменно спросила я.

— Это очень просто, - с улыбкой пояснила старушка. - Друзья первой волны давно гниют в могиле.

И она ни разу не пожалела, что пережила их всех, потому что во главе списка была ее жизнь. И вот теперь Элеонора Авраамовна угасала. Это не зависело от ее планов, желаний и здоровья. Она просто умирала. От старости. Если это называют судьбой, то теперь я буду ее бояться.

— Отвратительно выглядите, - не стала ей врать.

— Знаю, - ухмыльнулась Элеонора Авраамовна. - Спасибо за честность. А то приходят всякие и давай петь о том, как я прекрасна. Я старая, но не слепая.

— Зачем вы меня звали?

— Звала? Ну да, звала. Я нашла тебе домработницу.

— Мне не нужна домработница.

— Нужна, - старушка продолжила с нажимом напирать.

— Нет.

— Да. Ты же хочешь жить в чистом доме.

— У меня есть собственные руки. А платить человеку за то, что он будет смахивать пыль - расточительство.

— Угу. Я была бы безумно рада от тебя услышать эту фразу вместо обычного нытья о том, что тебе мало платят.

— Нашли, что вспомнить.

— Нашла.

Я отнекивалась и приводила сто причин, почему не хочу никакую домработницу. В свой дом мне было неприятно впускать посторонних. Но Элеонора Авраамовна так просила, всячески расписывала достоинства предприятия, что я махнула рукой, решив, что если меня что-то не устроит - я уволю ту женщину.

История до банальности обычна и проста. Женщина пятидесяти пяти лет. Мужа нет, зато есть великовозрастный сынок-оболтус, женившейся на предприимчивой девахе двадцати лет отроду, приехавшей с затрапезной деревеньки из пятой точки мира. А еще у женщины была старенькая однушка, которая очень скоро стала невыносимо тесной для них троих, и новоявленная семейка указала мамаше рукой на дверь, заставив переписать квартиру “на будущих внуков”. Ну а пока внуков не было - на них, молодых и красивых. Проще говоря, выставили ее на улицу и все.

И вот теперь Элеонора Авраамовна просила приютить и дать работу непонятной тетке неизвестно откуда, более того - впустить эту женщину в свой собственный дом.

— Вам-то это зачем?

— Она моя крестница.

— Вы же в бога не верите.

— Не верю. Но крестница все равно есть.

— Ладно, - вздохнула печально и поднялась. - Давайте эту вашу…крестницу. Возьму.

— Спасибо, - бабулька улыбнулась и сползла на подушки. - Не пожалеешь.

Женщина, словно почувствовав, что мы все решили, робко высунулась с кухни, нарисовалась на пороге и робко кивнула.

— Добрый день. Я Зоя.

— Уже не добрый, Зоя. Вещи с собой?

Она выбежала в коридор и притащила два пакета - по одному в каждой руке.

— Это все? - вежливо уставилась на истершееся изображение девушки в бикини.

— Да. Больше нету.

Мы с Элеонорой Авраамовной переглянулась.

— Ладно. Обувайтесь и спускайтесь вниз. У подъезда стоит вишневый ниссан…

— Кто? - непонимающе хлопнула она ресницами.

— Джип, - с легким раздражением уточнила. - Красный джип стоит. Ждите меня около него.

— Могла бы сделать выражение лица подобрее, - подколола старушка.

— Могла бы. Но не хочу. Кстати. Где мои обещанные бусы?

— Какие?

— Из черного жемчуга которые. Вы их мне обещали.

— Правда? - старушка округлила глаза и невозмутимо пожала плечами. - Я обманула.

— Ну вы и…

— Всего хорошего, Александра.

— И вам не болеть.

Глава 62

К моему удивлению, Зоя оказалась приобретением полезным. Убирала хорошо, за питанием моим следить начала, когда узнала, что я язвенник, но готовила вкусно. Рестораны я не слишком жаловала, исключением были случаи, когда за меня платил другой человек, а после появления домработницы и кухарки в одном лице бывать в них практически перестала. Даже полтора килограмма набрала в нужных местах, и теперь брючки на мне смотрелись весьма завлекательно и пикантно, чем я не преминула воспользоваться. В мои дела женщина не лезла, мой уголок у окна - мягкий бесформенный красный пуф, столик из черного стекла и ноутбук - не трогала, с советами не спешила, но очень хотела поговорить. До безумия.

Мне было плевать на то, что случилось в ее семье, кто ее сын и невестка, мне было все равно, как она прожила жизнь, и вообще, чем занималась и что любила. Я сделала одолжение умирающей старухе и не видела смысла это скрывать. Но и не обижала. А женщина, очевидно, чувствовала себя неуютно, уж не знаю, почему. Мялась, исподлобья смотрела нерешительно и пыталась заговорить. Я видела, как она подходит ко мне сбоку, решительно открывает рот, застывает и через несколько секунд опускает глаза и уходит. Однажды она, наконец-то нашла в себе силы промямлить:

— Александра Леонидовна, я там…котлетки сделала. Если хотите, подогрею вам. Покушайте.

— Спасибо, я не голодна.

— Вы меня извините, что я вас вот так…стесняю…

Я подняла глаза от монитора и заметила, как она мнет в руках подол цветастого, поистершегося фартука.

— Идите спать, Зоя. Уже поздно, а мне завтра рано вставать.

— Александра Леонидовна, я бы и не обратилась к вам…к ней, но так вышло…Вы понимаете, дело такое…Они же молодые, глупые, ну вот…

— Зоя, - она вздрогнула от моего голоса и испуганно сжалась. - Мне абсолютно плевать, молодое дело или не молодое. Мне даже плевать на то, чем вы руководствовались, когда позволили выкинуть себя на улицу. Я взяла вас в свой дом с расчетом, что вы не будете путаться под ногами и грузить мозги. Мне этого на работе за глаза хватает. Так что будьте любезны, - я указала на ее комнату. - Идите спать. И впредь занимайтесь только своими делами. Вы меня поняли?

— Д-да.

— Вот и отлично. Доброй ночи.

Я привыкла жить спокойно в своем доме, не прятаться и не скрываться, делать свои дела так, как считала нужным, а не так, как хотели другие. Зоя знала, что я замужем, даже пару раз видела Рому и видела мое отношение к мужу, но молчала. Потом она встретила Павла, приехавшего в столицу на выставку молодых авангардистов. На ночь мужчина остался у меня дома, и понятное дело, что мы с ним в одной комнате не искусство обсуждали. Наутро он поцеловал меня в щеку, улыбнулся хмурой Зое, застывшей в дверях кухни и улетел на свою выставку. Домработница не первый год на свете жила, все поняла и теперь смотрела неодобрительно, тайком поджимала губы, отводила глаза, но свои мысли держала при себе.

Перед уходом на работу, я властно ее окрикнула:

— Зоя. Подойдите ко мне.

— Иду-иду, - заквохтала женщина и, переваливаясь как гусыня, выбежала в коридор, на ходу вытирая белые от муки руки. - Вы что-то хотели, Александра Леонидовна?

— Да. Напомнить, что этот дом мой и именно я плачу вам зарплату. Я, а не мой муж. Вы запомнили?

Она неистово покраснела как помидор, беззвучно заохала и потерялась под моим недовольным и жестким взглядом. Но послушно кивнула, уткнувшись глазами в пол.

— Отлично, Зоя. Я заеду на обед.

Зоя являлась воплощением курицы-наседки. На столе всегда был домашний хлеб, пирожки, полный холодильник нормальной, в ее понимании, еды. Дай ей волю, она всю мою квартиру засадила бы цветами, а цветы я не любила, поэтому весьма твердо приказала убрать всякую зелень, сделав исключение только для кактуса, приютившего рядом с компьютером. Его я иногда поливала. Зато свою комнату Зоя погрузила в растительность. На столиках - салфетки, связанные крючком, рамочки, часики. В общем, такие женщины становились прекрасными матерями, хозяйками дома и идеальными женами. Полная противоположность нам со старухой.

Не сразу, но я привыкла к ее присутствию в своем доме, в своей жизни, как всегда привыкала ко всему. Она заботилась обо мне, и пусть мне плевать на эту женщину, ее забота была приятна и удобна. Ничего личного.

Иногда она рассказывала о молодой - более или менее молодой - Элеоноре Авраамовне.

— Мужиков у нее было, - Зоя мечтательно прикрывала глаза и щелкала языком. - Тьма. Красавцы писаные. Помню, когда приходила к ней домой, на столе всегда стояли огромные букеты.

— А мужья?

— И мужья были, - вздыхала пожилая женщина. - Много. Хорошие, добрые, умные…

— И где они? - с усмешкой уточняла я.

— Кто где. Но ни один от нее не ушел сам - или она выгоняла, или на тот свет.

— Да она, оказывается, покорительница сердец.

А сейчас и не скажешь. От Элеоноры Авраамовны только глаза остались, по-зрелому умные, живые и наполненные силой. Но на одних глазах не проживешь.

Зоя к старушке ездила, и я, если не работала, тоже заходила в гости. К следующему моему приходу бабулька приободрилась, даже губы накрасила, неровно очень, но хоть что-то от привычной Элеоноры Авраамовны. Пока Зоя квохтала над ее ужином, бабка поманила меня к себе и указала на белый конверт в изголовье кровати.

— Держи.

— Что там? - с любопытством нос внутрь сунула и удивленно присвистнула, увидев немаленькую пачку денег. - Ого! Это мне?

— Еще чего. Мне.

— Зачем тогда даете?

— На дело.

Слушать, как человек дает четкие и здравые указания на свои похороны, было немножечко жутковато. Элеонора Авраамовна предусмотрела все - где будет могила, какая, какую поставить надгробную плиту, какую взять фотографию и кого пригласить.

— Ефимова не зови, - приказала женщина, по-старчески тряся головой. Морщинистые, высохшие руки с узловатыми пальцами дрожали и разглаживали одеяло. Зато лицо как маска. - Не нужен он мне так. Опять напьется и начнет буянить…

— Он ваш хороший друг. Сами рассказывали.

— Рассказывала. Да. Но он слишком много знает. А когда пьяный, не может держать язык за зубами. Не зови его, поняла?

— Да.

— И этой… - Элеонора Авраамовна откинула голову, чтобы увидеть дверной проем кухни, на которой готовила очередной кулинарный шедевр Зоя. - Не говори про деньги. Разохается, разорется…

— Я поняла.

— Да, и еще, - щелкнула она пальцами. - Не ставь никаких столов и скамеек. Я не хочу, чтобы на мою могилу приходили жрать и пить. Нечего! Все камнем выложи, оградку сделай и памятник.

— Хорошо, - кивнула я. - Что-то еще?

Она не услышала меня. Задумчиво смотрела в пространство, не моргая, думала о чем-то своем и была далеко, наверное, уже не здесь.

— Да, - наконец, вымолвила она. - Не делай грядок для цветов. Не люблю цветы.

— Хорошо.

— И смотри, - вдогонку старушка пригрозила пальцем. - У меня все под расчет! Если что - с того света достану.

Я послушно купила место на том кладбище, на какое указала бабка, послушно поехала выбирать гроб и памятник. Она так хотела. Чтобы к ее смерти все было готово.

В остальное время я работала, посещала светские мероприятия и рауты, ходила на выставки и принимала активное участие в культурной жизни столицы и страны. Круг моих знакомств не изменился - все те же лица, все те же фамилия, просто теперь я на знакомстве с ними зарабатывала деньги и репутацию. После этого наследники и золотая культурная молодежь стали нравиться мне куда больше.

Рита стала известным художником и фотографом. Не без моей помощи, само собой, потому что Ритка умела только рисовать. Да, талант у нее был, но умения продать этот талант - не было. А я умела. Отлично чувствуя настроения и потребности общества, я, хоть и лишенная врожденного чувства вкуса, всегда попадала в струю, улавливала тенденции и следовала им, так или иначе оставаясь в выигрыше.

— Мне пятьдесят процентов от продажи картин, - предъявила Рите ультиматум. - Согласна?

Девушка вообще в материальных дрязгах не разбиралась, выставки устраивать не умела и полезных знакомств не имела, поэтому кивала и продолжала рисовать и фотографировать дальше.

Она - с моей подачи, конечно - открыла свой шоурум. Вот я, будучи до мозга костей экономной, почти скупердяйкой, все равно не умела лепить из ничего конфетку. А у Ритки получалось нечто невообразимое. Декорированный комод из спичечных коробков, ежедневники из бамбуковых палочек, декупаж старой мебели…Из мусора она делала какие-то бесполезные штуковины, которые лично у меня вызывали усмешку, но на волне всеобщей заинтересованности хэндмейдом, эксклюзивностью и необычностью, Риткин талант пришелся весьма кстати. В Европе давно и неплохо существовали лавки и специальные развалы, на которых можно было по дешевке купить интересные вещи в единичном экземпляры.

— Чего тебе стоит? - уговаривала я ее. - Снимем помещение на Патриарших, свяжемся с молодыми начинающими дизайнерами из других стран, ты вот тоже мобилизируешься, и дело пойдет! Выгорит! Серьезно, Рит. Это может принести неплохой доход.

— Аль, ну я не знаю, - мялась и уходила от ответа Ритка. - Как-то это все…Кому будет интересен маленький магазинчик? К тому же…я художник, а не торгаш.

— А кто тебе мешает творить? Твори что угодно. Неси искусство в массы. Как там Ленин говорил?

— Я не помню.

— И я забыла. Но не суть. Рит, давай же! Твои картины это, конечно, прекрасно, но сколько ты их продаешь в год? Три? Четыре? Не спорю, за хорошую цену, - которую я же и устанавливала, иначе бы блаженная художница их даром раздавала, - но это все очень зыбко. А магазинчик - маленький, но постоянный доход. Давай!

Я могла честно сказать, что зарабатывала на ней деньги, и от Риты этого не скрывала. Другое дело, что не будь меня, она или вообще ничего бы не имела, потому что раздарила бы все свое кому не попадя, или имела совсем гроши, и наверное, не осознала бы, что ее жестко обманывают. Со мной девушка приобрела имя, известность, постоянный доход и признание общества, за что и платила. Все по-честному.

Шоурум мы открыли, и он приносил очень даже неплохой доход, на наше общее удивление. Я, конечно, подозревала, что в накладе не останусь, но не настолько же. Спустя пару месяцев мы создали свой сайт, и теперь работали не только в Москве, но и по всей России.

Потом появился Тоша. Стоял на пороге моей квартиры, с интересом осматривался и ждал, пока я впущу его.

— Как ты меня нашел?

— Рита адрес дала.

Я хмыкнула.

— Ну да…о чем я спрашиваю? Зачем ты пришел, Тош? Столько лет прошло.

— Меньше двух, - улыбнулся мужчина уголком губ и вальяжно скрестил руки на груди. От него веяло властью, еще большей, чем раньше. И одет отлично - часы дорогие, рубашка, костюм. Все на уровне. На пальце поблескивало кольцо. - Не рада меня видеть?

— В десять утро? - вопросом на вопрос ответила я и посторонилась, неохотно пропуская его внутрь. - Не особо.

— А не в десять? Была бы рада?

— Вряд ли.

— Кофе угостишь?

Я застыла в дверном проеме, не испытывая желания его впускать. Он все таким же наглым был, даже сильнее прежнего, самоуверенным и бесшабашным, и опять нес с собой одни проблемы.

— Да. Но быстро. Зоя!

Домработница, словно чувствуя, что ее присутствие необходимо, замельтешила на кухне, на стол начала накрывать и не уходила, цербером циркулируя вокруг Тоши, который растерялся, увидев здесь кого-то кроме меня.

— А муж где? - он быстро взял себя в руки.

— Работает.

— Рита сказала, что он часто теперь работает. По стране мотается…

— И что?

— Не боишься? - ехидно прищурился Антон.

— Чего?

— Не знаю. Например того, что он вторую семью заведет. Или любовницу.

— Не боюсь, - размешала сахар и потянулась за пирожком с картошкой, украдкой благодарно кивнув Зое, стоявшей у мужчины за спиной. - Ему меня с лихвой хватает.

— А тебе его? Хватает?

— Хватает. Шел бы ты к жене, Тош.

Он уставился на собственную руку, спокойно лежавшую на столешнице, с удивлением на кольцо посмотрел и сжал ладонь в кулак.

— Заметила, да? Я вот тоже…женился. Ребенок уже есть.

— Поздравляю, - улыбнулась и пододвинула к мужчине тарелку с конфетами, забрав себе оставшиеся пирожки. - Полный комплект теперь. Как клиника?

— Отлично. Два филиала открыл.

— Я в тебе не сомневалась.

Антон оглянулся на Зою, застывшую невозмутимым памятником самой себе, и многозначительно хмыкнул. Зря старается. Я ее так вымуштровала, что каким-то там кашлем ее не возьмешь. Пока Антон не видел, я довольно улыбнулась и подмигнула ей.

— Вы не оставите нас на минутку? - он, наконец, потерял терпение.

— Я?

— Вы.

Зоя уставилась на меня поверх русой макушки и вопросительно подняла брови. Я едва заметно кивнула.

— Иди. Вернешься через пять минут.

— Муж приставил? - спросил Антон, стоило женщине выйти за порог и прикрыть за собой дверь.

— Сама наняла.

— Вот как? - усмехнулся ветеринар. - Что ж…

— Зачем ты пришел? - в сотый раз задала вопрос. - Давай серьезно.

— В гости пришел.

— Теперь уходи.

— Ты меня выгоняешь?

— Я на работу опаздываю.

— У тебя завтра день рождения.

Начиная терять терпения, я забарабанила ложечкой по столу.

— Я в курсе. И что?

— И новый год тоже скоро. Поехали со мной? - порывисто-бесшабашно предложил Тоша.

— Куда?

— Куда хочешь.

— Нет.

— Почему нет?

— Почему нет? - неверяще переспросила. - Действительно. Тебя два года не было, а потом ты заявляешься на порог и говоришь, бросай все и езжай за мной непонятно куда. И я должна согласиться? Ты в своем уме? Ты женат.

— Тебя это волнует?

Вообще-то нет. Но ему об этом знать необязательно.

— А я замужем, Тош. У меня счастливый и крепкий брак, в отличие от тебя. Уходи.

Он говорил еще что-то, объяснял и пытался меня убедить. Говорил, что я красавица, стала только лучше, но я и без него это знала, благо что в зеркалах проблемы не было. Но то, что он предлагал - чистой воды безрассудство, которое меня не устраивало. Уходя, Тоша оглянулся через плечо, положил на столешницу бархатную коробочку и негромко сказал:

— С днем рождения.

От бриллиантовых сережек я отказываться не стала, поэтому без зазрения совести спрятала их в шкатулку и в приподнятом настроении духа поехала на работу.

— Навязчивый молодой человек, - прокомментировала ситуацию Зоя, подавая мне темно-красное пальто и кашемировый шарф. - Нервный какой-то.

— Что ты хочешь? Жена, дети…

— Алечка, а Рома-то звонил?

— Звонил, - я у зеркала повертелась, и так и эдак себя рассматривая, окончательно уверилась в тошкиных комплиментах и подкрасила губы. - У него завтра деловой ужин, после которого он уезжает.

— У жены день рождения, а он…деловой ужин, - заворчала тетка, заставив меня расхохотаться.

— Пусть лучше едет. Будет еще глаза мозолить. Нет уж, у меня праздник.

В редакции ждали три красивых букета - один от Яши, второй от главреда, находившегося на данный момент в Украине, и последний от коллег. Последний я сразу выкинула.

— Алечка, звезда моя черноглазая, иди сюда, - пробасил Яша и притянул меня к себе, сжав в медвежьих объятиях. - Хороша! Сегодня ну особенно хороша!

— Хватит подлизываться. Чего надо?

— Не груби начальству! - грозно свел брови директор. - Не доросла еще.

— Яша…

— Ладно-ладно. Помощь твоя нужна.

— Яша, ты же знаешь…

— Начальство завтра приезжает.

— Какое начальство? Ты ведь начальство.

— Я-то я, но это сверху. Дядюшка Сэм и иже с ними.

— Да ладно? - не поверила я и поскучнела, прощаясь с мыслью сегодня отдохнуть. Яша любил пугать всяким начальством, ну так, для профилактики, чтобы мы не забывали, как нам с ним повезло, но сейчас он по-настоящему выглядел озадаченным и почти испуганным. - И что?

— Ходят слухи, что они собираются делать кадровые перестановки, - забормотал шеф.

— У нас или у других? Да ладно тебе, Яш, - попробовала его успокоить. - Нас не тронут. Тиражи повышаются, все хорошо, работаем продуктивно. Угомонись.

— Мне шестьдесят один, - едва не зарыдал мужчина, жалобно шмыгнув носом.

— И что?

— А директору женского журнала знаешь сколько? Тридцать три.

— Ну, это она тебе сказала, что тридцать три, а на деле там может быть все сорок, а то и пятьдесят три. Возьми себя в руки, и это…спортом займись, что ли. А то вон, - хлопнула его по упитанному и круглому животу, - отрастил.

— Но-но! Не трогай.

— Короче, Яш, - вмиг посерьезнев, я перешла к делу. - Чего надо?

— Александра, выручай.

— Моя вечеринка, так понимаю, накрылась медным тазом.

— В отпуск отпущу, - пообещал директор. - Сколько ты в отпуске не была?

— Никогда.

— Вот видишь, - воодушевился он. - Съездишь, проветришься. Не в службу, а в дружбу.

— Учти, Яша, какой-нибудь Турцией не отделаешься.

— Нууу… - враз поскучнел мужчина.

— Не ну, а в Нидерланды хочу. Ты хоть понимаешь, что я две недели убила, чтобы все приготовить? А завтра мало того, что мое день рождение, так еще и выходной. Нидерланды, Яша. Не меньше.

— Только сделай.

В итоге перед многочисленными знакомыми я извинилась, послушала по телефону поздравления и попугала подчиненных, чтобы не заросли мхом. Яша, тем временем, запросил такой внешний вид, чтобы американцы рты пораскрывали, думать забыв про наш журнал в целом и его директора в частности.

Отослала главреду статью, поделала все дела, выслушала еще поздравлений десять и поздно вечером поехала искать себе платье. Москва не спала никогда, за что я безумно ее любила. И по магазинам мне тоже нравилось гулять в темное время суток. Заодно заехала домой за списком продуктов.

Не найдя ничего путного, кроме красивого нижнего белья и удобных черных туфель на умопомрачительном каблуке, поехала к другу Марго, специализировавшемся на дизайне винтажных вещей. Мужчина не спал, встретил меня радушно и выложил для примерки десятка два нарядов.

— Посмотри на это, - он дал мне в руки обычное черное закрытое платье под горло.

— У меня таких штук двадцать.

— Да ну? - и молодой парень ловко перевернул его, демонстрируя молнию от колен до ворота. - Правда? Держу пари, каждый второй будет жаждать одним движением ее расстегнуть.

— Ну-ну. Давай померю.

Платье действительно сидело как влитое, облегая тело, словно вторая кожа. Грубая и толстая молния змеилась по шее, позвоночнику и бедрам, привлекая внимание к изгибам фигуры. Парень не обманул - действительно возникало желание дернуть за собачку и одним движением расстегнуть. Хотя спереди все было более чем прилично - и шея закрыта, и грудь.

— Беру. И вот те два.

Вечером приехал уставший Рома, сразу завалившийся спать. Успел только в щеку чмокнуть, вручить подарок и пробормотать поздравление. Утром сразу уехал, сославшись на дела. Мол, всего пару часов, а еще надо с тем, с тем и с тем встретиться. Я покивала, в меру пожаловалась на Яшу и спровадила наконец-то мужа, с облегчением переведя дух.

Весь день прошел в приготовлениях. Заехала в салон красоты, сделала прическу, маникюр, педикюр и еще сто пять приятных и не слишком процедур. Красота - это тоже тяжкий труд требующий вложений. Вот я и вкладывала. Прямые волосы закрутили, превратив в короткое, едва прикрывающее шею буйство локонов, и сделали челку, как у Одри Хепберн, только косую.

Перед Яшей я предстала во всеоружии.

— Это что такое? - возопил начальник, заламывая руки. - Я что просил?

— Для “просил” - сними каких-нибудь девочек, - отрезала я и сняла пальто, повернувшись к нему спиной. Через плечо оглянулась и подмигнула. - А я, между прочим, не последний человек…

— Ладно-ладно, я понял, - сдал он назад. - Отлично выглядишь. Эти…приехали уже. Стоят, на своем курлыкают…

— Учили бы язык, Яков Саныч.

— В моем возрасте? Да зачем? В общем, слушай, - Яша целенаправленно потащил меня за собой, вежливо улыбаясь попадавшимся на пути людям. - Панцовский сказал, к понедельнику вернется, все возьмет на себя. В понедельник эти собрались к нам в редакцию. Посмотреть, мол, что да как.

— Поняла. Все будет в лучшем виде, Яш.

— Надеюсь.

Шеф меня представил, американцы по-деловому пожали руки, спросили, чем занимаюсь. Потом подошла еще редактор женского журнала, и мы принялись просто болтать. Дела все равно все будут решать на работе, а не здесь. Болец периодически дергал меня за рукав, и я ему на ухо кратко пересказывала наши разговоры. Мужчина, кроме фраз из путеводителя, знал еще одну, про capital of Great Britain, но говорить это американцам как-то постеснялся, поэтому только молчал, глушил шампанское и улыбался.

— Я передумала насчет Амстердама, - заявила мужчине, отхватив его в конце вечера. - В Аргентину хочу. Пить матэ и валяться на пляжу.

— На пляжу ей…На твой пляж всей редакции придется месяц работать.

— Яша, Панцовский только в понедельник приедет. Пока только я.

— Вымогательница.

Засмеялась, в щеку его чмокнула и, слегка пошатываясь, пошла ловить такси. Чисто случайно выпитый бокал вина сразу же дал о себе знать. Рисковать собой и своим авто я не собиралась.

Во дворе дома в сумочке завибрировал телефон. Страшно матерясь сквозь зубы, я пыталась удержаться на ногах, найти мобильник и не растерять содержимое клатча. Получалось плохо.

— Да! - рявкнула я. Где-то вдалеке залаяла собака.

— Ты чего шумишь? - нежным, но уставшим голосом спросила Рита. - Что-то случилось?

— Нет, не случилось. Второй час ночи. У тебя последние мозги отказали?

— Но ты же не спишь.

— Ну и что? Ох, черт!

— Что? - испуганно воскликнула девушка.

— Сумку выронила, - ворча себе под нос, нажала кнопку своего этажа и начала собирать выпавшую косметику. Лифт плавно поехал вверх. - Так зачем ты позвонила?

— Я…Ты опять будешь ругаться…

— Да говори уже!

— Мне просто показалось, что с тобой что-то случилось. Как-то нехорошо сделалось.

— Смотри поменьше ужасов на ночь, - посоветовала ей и прислонилась спиной к двери, устало прикрыв глаза. - У меня все отлично.

— Точно все хорошо?

— Точно, точно. Ладно, сейчас будет мой этаж. Спокойной ночи.

Пока искала ключи, двери лифта бесшумно распахнулись, выпуская на чистую и ухоженную площадку. Я голову вниз опустила, пытаясь на ощупь найти ключи, но в руки лезло что-то не то. Тушь, помада, блокнот…Наконец, гремящая связка оказалась в руке, и я уже сделала шаг к своей двери, как из угла раздался медленный, резкий, хрипловатый и угрожающе-нежный голос:

— Привет, солнышко, - мужская тень отделилась от стены, превратившись в угрожающую массивную фигуру, и сделала плавный шаг мне навстречу. - Для покойника с восьмилетним стажем ты выглядишь очень неплохо. Хотя и сама это знаешь, верно?

Глава 63.

— Я почти не жалею, что прожила жизнь так, как прожила.

— Знаете, что это означает? Что в принципе, вы прожили ее не так уж плохо, но если бы вам дали возможность, вы бы все в ней изменили.

— Иногда я тебя ненавижу.

(разговор Александры и Элеоноры Авраамовны)

Не осталось ни кислорода, ни мира, ни земли под ногами. Не осталось ничего, кроме наполненных гневом и тщательно настоявшейся терпкой яростью глаз и огромной фигуры, неумолимо надвигающейся на меня. На мою жизнь, которую я с таким трудом построила и выстроила на своей крови. Я была одинокой, беззащитной и почти пьяной, неготовой к его появлению, грубому вторжению, как только он всегда умел и любил. Хотя по-честному, я никогда не стала бы готовой для этого. Как можно приготовиться к разрушению собственной жизни?

У меня были тайны. Тайны даже для меня, потому что они извлекались на свет очень редко и были весьма болезненны. Иногда, в темное время суток, когда находилась наедине с собой, я позволяла себе приоткрыть особый тайничок и просто подумать о том, что будет, когда мы встретимся. Если. Если мы вдруг встретимся.

В своих представлениях я была красивой, уверенной и богатой, очень богатой и влиятельной, почти как сейчас. И в моих мыслях мы встречались случайно, но он не был готов к встречи, а я была. Я смотрела на то, как резкое мужское лицо вытягивается от удивления, шока и, возможно, радости, смешанной с гневом, и не испытывала ничего. По-царски склоняла голову, но без эмоций, как будто мне все равно, - мне и было там, в мыслях, все равно! - произносила пару незначащих вежливых слов и уходила прочь, оставляя после себя шлейф дорогого аромата, роскоши и уверенности. А он оставался где-то позади, с открытым ртом, возможно, виноватый и раздавленный этой картиной.

Я хотела, чтобы он видел, чего я добилась, чего я достигла. Без него, своим собственным трудом. Мол, смотри, у меня это все есть. Я королева, я лучшая. Меня любят, мной даже восхищаются. За право стоять поблизости - ругаются и, возможно, дерутся. А ты там, позади и вдалеке, жалкий и раздавленный, со своей принцесской.

В реальности все оказалось не так. В реальности, чем ближе придвигался ко мне мужчина, тем сильнее рушилась такая хорошая, любимая и тяжело доставшаяся жизнь. В реальности он не был растерянным, раздавленным и виноватым, он не был даже шокированным. Именно я оказалась шокированной и неготовой, несмотря на деньги, власть и шлейф дорогих духов. Именно я оказалась раздавленной.

Ключи были невыносимо тяжелыми, наверное, стали весить целую тонну, и поэтому задрожали руки. Я сглотнула и попятилась к своей двери, заранее зная, что не смогу попасть в дом. Повернутость на безопасности сыграла со мной злую шутку. Налепив на дверь кучу сложных замков, чтобы защититься изнутри, я оказалась беззащитной снаружи. Максимум, что удастся сделать - вставить ключ в одну из замочных скважин.

— Вы меня с кем-то спутали, - предприняла я слабую попытку, не надеясь победить.

— Милая моя, с кем-то - я спутал тебя лишь однажды. И больше такой ошибки не повторю.

Лихорадочно дыша, я отступила еще на шаг и тут же издала прерывистый крик, моментально заглушенный сухой и огромной ладонью. Он зажал меня в паре метров от двери и стремительно развернул лицом к стене, навалившись сверху. Длинными ногтями я заскребла по стене и краю подоконника, пытаясь за что-нибудь уцепиться. Только огромное мужское тело держало меня на ногах.

— Но если ты так говоришь, - так же медленно и нежно проговорил он, - то мы всегда можем это проверить. Не так ли, милая?

Я прокляла молодого парня, который сделал это платье, и прокляла себя, которая его купила. Еще и радовалась, дура, тому, что оно такое завлекательное.

— Отпусти!

— Ну-ну. Не нервничай. А знаешь, радость моя, - он медленно скользил собачкой по зубчикам, обнажая бледную кожу спины, покрывшуюся от холода и страха мурашками. - Восемь лет в могиле пошли тебе на пользу.

— Восемь лет подальше от тебя пошли мне на пользу, - огрызнулась в ответ и дернула ногой, но все без толку. - Отпусти!

— Ах, теперь я тебя ни с кем не перепутал, да? - мрачно и громко рассмеялся…Марат. - Но мы все равно проверим, радость моя. Чтобы не ошибиться.

Распластав ладонь на изгибе спины, Марат распахнул платье до середины поясницы и раздвинул ткань в стороны. Я снова дернулась, недовольная, испуганная и взбешенная происходящим, но мужчина жестко сдавил подбородок и щеки, заставив умолкнуть и замереть. Словно для контраста, пальцы, скользнувшие по позвонкам и выше, касались кожи с такой томительной нежностью, с которой, наверное, психи относятся к своим жертвам.

Уж лучше бы он орал, кричал и сыпал угрозами, как делал когда-то. Это было понятно и привычно, я знала, что делать с таким Маратом и как себя вести, чтобы отделаться малой кровью. Это было бы знакомой ситуацией со знакомым человеком, а мрачного жилистого мужчину, касающегося моей нежной холеной кожи с маньячной нежностью, я никогда не встречала, и он пугал меня до чертиков. Одним своим присутствием он рушил мою реальность, и мне выть хотелось от безысходности и ужаса.

— Что и требовалось доказать, солнышко, - от его “солнышка” внутри все перевернулось от страха. Уж лучше бы сукой называл. - Все на месте. С годами даже не изменилось ничего. Словно ты их только вчера набила.

— Как ты меня нашел?

Откинув голову, мужчина весело и громко рассмеялся.

— Очень просто. Тобой мне похвастались. Твой…муж.

В моем лице не осталось ни кровинки. Я контролировала себя и свою жизнь полностью. Своих знакомых, знакомых знакомых, друзей знакомых, коллег - своих и чужих. Делала все, чтобы обезопаситься. Если куда-то ехала или шла, то обязательно изучала списки гостей и просто потенциальных посетителей. Я не любила вечеринки, открытые показы, рестораны и шумные многолюдные помещения, лишь по работе и крайней необходимости посещая такие места. А если и посещала, то закрытые мероприятия с определенным кругом посетителей, куда Марат не мог попасть по определению. Ведь он, едва отпала потребность притворяться, делал только то, что нравилось. А то, чем занималась я - его никогда не прельщало. Мне приходилось этим заниматься, потому что это не прельщало его, а значит, вероятность встречи была сведена к минимуму. Даже умерев для него, избавившись от него и построив собственную жизнь, у меня не вышло поменять точку отсчета, свое начало координат.

Я купила домой травматическое оружие. В прикроватном столике лежал приобретенный еще в старые времена нож, который один раз уже здорово помог. Две входные двери содержали по три трудных замка каждая, так что любой грабитель просто плюнул бы на мою хату. Это не считая сигнализации и прочей охранки, на которую я никогда не жалела денег.

Чувство острой опасности с годами только притупилось, но не исчезло, скорее переросло в нечто маниакальное. Все знакомые это замечали, иногда переглядывались и хмыкали себе под нос, но не комментировали мои странности. Я была богата и влиятельна, а мой сдвиг никому не причинял вреда и неудобства, так что на него закрывали глаза.

Я не позволяла чужим и знакомым людям себя фотографировать. Даже на светских мероприятиях. С годами у меня появился новый талант - избегать камер. Любых. Так что, чтобы найти мою фотку не у меня, пришлось бы потрудиться. На улицу выходила в темное время суток и при первой возможности бежала из страны. Очки стали таким же обязательным атрибутом, как красивые драгоценности и нижнее белье.

Я даже вникла в дела свекра. Сразу же после медового месяца приехала - и погрузилась в них с головой, чтобы быть готовой ко всему. Я полюбила работу в журнале, поразмыслив и решив, что имя Саша Герлингер на бумаге никогда и никому ничего не скажет.

Я умерла, чтобы умереть для него, и я жила, чтобы умереть для него. Я почти забыла, как он выглядит и каким был, но оказалось, что только почти. Стоило увидеть это лицо, как яркими красками вспыхнули старые воспоминания.

И кто меня подставил? Рома. Милый Рома, который только и делал, что работал. Как?! Как он вообще познакомился с таким человеком, как Марат? Что Марат сделал, чтобы муж стал обо мне откровенничать?

Наверное, эти вопросы были красноречиво расписаны на моем лице. Марат ласково усмехнулся, покачал головой и развернул меня лицом к себе, не убрав ладони с поясницы.

— Да, Саша. Беда пришла, откуда не ждали. Кто же знал, что твой муж такой падкий на лесть? Признаться, я был весьма…удивлен, когда, услышав о самой хорошей женщине на свете, увидел твое фото. Весьма удивлен, солнышко.

Удивлен. Распахнутое пальто из дорогой мягкой ткани не скрывало жилистой, мощной шеи, на которой от напряжения вздулись вены. Удивлен. Он с таким садизмом улыбался, что эмоции, сверкающие в глазах, с трудом можно было назвать удивлением.

— Я не солнышко.

— Разве, милая? Он в таких красках тебя описывал. Не то чтобы не правда, - Марат намеренно оценивающе оглядел меня, мой наряд и мое лицо, внимательно, чересчур пристально. Я не привыкла, чтобы на меня смотрели так. Я привыкла к восхищению, уважению и подобострастию. Зависти. Но не к этому. Он смотрел на меня как…я не знаю, на что. - В принципе, правда. Как я сказал ранее, восемь лет в могиле пошли тебе на пользу.

— А как я сказала…

Он надавил на шею и запрокинул мне голову, заставив задохнуться и замолчать.

— Я помню, милая. Не хочешь, поделиться, кстати?

Было сложно удерживаться на высоких каблуках, чувствовать, как перекрывают кислород и не иметь возможности ничего сделать. Даже закричать. Я презирала его. Я боялась его. Я его ненавидела. Всеми фибрами души.

— Зачем ты пришел?

— Ну, Саша, - притворно расстроенно зацокал он языком. - Я столько наслушался о твоем светлом уме за сегодня. Не разочаровывай меня. Мы не виделись восемь лет. Разве ты не соскучилась?

— Нет.

— А вот я соскучился.

— Здесь есть охрана, - прохрипела я и завертела шеей, ослабляя сильный захват. - Стоят камеры.

— О, они ничуть не помешают встрече старых друзей, солнышко, - намеренно издевательски выделил он последнее слово и качнулся ко мне, опалив кожу запахом туалетной воды. - Не волнуйся. В конце концов, мы всегда можем перекочевать в другое место.

— Отпусти мою шею.

— Тогда ты убежишь. А я не намерен тебя отпускать.

Он даже говорить стал по-другому. Спокойно, четко, растягивая слова, словно уже никуда не спешил и ничего не хотел. Даже речью показывая, что у него все есть, а невозможное - возможно. Человек, стоявший рядом со мной и державший мою жизнь в своей руке, был мне незнаком. Он был опасен, зол, холоден и погружен в себя, и хуже всего, что с этим человеком нас связывала целая история, совместное прошлое, которое оставило след в обоих.

— Что ты от меня хочешь?

— Не волнуйся, милая. Ты краснеешь.

С силой закрыла глаза, чтобы отдышаться и успокоиться. Что делать? Как вести себя? Что говорить? Долгое время я жила в ожидании бури, и когда эта буря случилась, резко не осталось сил.

— Что ты хочешь от меня? - взяв себя в руки, повторила вопрос более четко и настойчиво. - Это не смешно. Прошло уже восемь лет, Залмаев. Что тебе нужно?

Я вскрикнула, когда он запустил руку в мои волосы, собрал их в горсть и больно потянул вверх, обездвиживая и заставляя смотреть только ему в глаза. То ли я протрезвела, то ли наоборот, алкоголь дал о себе знать, но я попробовала ударить его, отпихнуть, причинить боль, сделать хоть что-то, черт побери, чтобы этот человек хоть на немного стал мне знаком и перестал пугать до седых волос. Я ждала знакомой реакции, возможно, удара, крика, разрывающего уши, претензий…Но этого не было. Я била, даже, превозмогая резкую боль в висках, постаралась повернуть голову и вырваться из мертвой хватки, я молча сражалась и боролась, но не для того чтобы выиграть.

Не потому что не хотела. Хотела. Я была почти готова его убить. Но с этим человеком у меня не получилось бы справиться. С прошлым Маратом, которого удалось изучить вдоль и поперек, - да. С этим? Нет.

Наконец, ему надоело. Он не разозлился - не за это, по крайней мере - просто устал и, поймав бледные запястья, рывком прижал их к стене над моей головой. И молча смотрел. Изучал. Зрительно препарировал, наверное, продумывая, что будет со мной делать. Он остался таким же мстительным, только сейчас его месть превратилась не в горячее и быстро остывающее, а холодное и острое.

Не получалось отвернуться. Пришлось смотреть. Он повзрослел. Даже не так - возмужал. Он не просто купался во власти, казалось, он стал ею. Появилась выдержка, которой дышала каждая клеточка тела. Морщины в уголках глаз. Чуть посеребренные виски. Черты лица стали еще резче, чем раньше, сделав мужественное лицо едва ли не уродливым.

— Насмотрелась? - вежливо поинтересовался Марат.

— А ты? - я постаралась глянуть на него с вызовом.

— Ну да, в принципе.

— Я рада. Теперь не будешь ли ты так любезен, убрать свои руки с моего горла?

— Ого! - он, продолжая и дальше измываться надо мной, издевательски присвистнул. Со мной никто не обращался так, как обращался Марат. И он видел, что меня это задевает. Он удовольствие получал. - Как мы заговорили. Кто бы мог подумать, что уличная девочка сможет так выражаться, а не переходить сразу на ругательства.

— Я уже давно не уличная девочка. Отпусти меня, Залмаев. Это даже не смешно. Восемь лет…

— Вот именно! - через спокойный тон прорвался гневный и вибрирующий рык, от которого ходуном заходила грудная клетка, и эта дрожь передалась и мне, превратившись в квинтэссенцию ужаса. - Вот именно. Восемь лет, в течение которых ты обманывала меня. Ты обманула меня, Саша. Восемь лет ты водила меня за нос. Смеялась надо мной. Успокойся! - резким голосом прикрикнул мужчина, когда я начала извиваться, чтобы оказаться подальше от него. - Ты восемь лет дурачила меня, солнышко, и теперь спрашиваешь, что мне нужно и о чем я хочу поговорить? О многом. Я хочу поговорить о многом.

— Я не смеялась над тобой. Я просто хотела жить.

Марат наклонился очень близко к моему лицу, и затылком я вжалась в твердую стену. Было острое желание влиться туда и стать ее частью, чтобы он не смог меня достать.

— Мне плевать, - выдохнул он на ушко, и от его дыхания зашевелились тонкие волоски, а по голой спине, за которую он до сих пор держался, прошла. - Мне плевать, что ты хотела, милая. Ты обманула меня. Что мне нужно? О, многое. Но не сегодня, солнышко. Ты устала, у тебя…- на этих словах он неприятно усмехнулся, - стресс. К тому же пьяна. У меня много вопросов. Мы их отложим.

— Я не собираюсь….

— Тшш, - оставалось хватать ртом воздух. - Не нужно, Саша. Я пока что не собираюсь делать тебе больно.

— Ты права не имеешь! - зашипела рассерженной кошкой и выдернула одно онемевшее запястье, которое тут же закололо от прилившей крови. - Ты не имеешь права вот так врываться в мою жизнь и ее рушить! Восемь лет прошло! Угомонись сам и оставь в покое меня!

— Чью жизнь? - спокойно уточнил Залмаев, и я растерянно моргнула, потеряв нить разговора.

— Что?

— Я спросил - чью жизнь? В какую из жизней Саши я не имею права врываться? Не расскажешь?

Он говорил об этом как о шутке. Он высмеивал то, что мне пришлось четырежды меняться, четырежды себя рвать и ломать. Убивать и делать с собой нечто невообразимое. Это даже хуже, чем пластическая операция. Я потеряла себя саму, давно потерявшись в себе и в масках. Не знала собственных желаний, кажется, вообще не имела их, стала каким-то джинном непонятно для кого и для всех. Мне пришлось насиловать саму себя просто для того, чтобы выжить. Александрова, Лилева, Волкова, Герлингер…Кто следующая Саша?

Это очень неприятно. Я не буду говорить про боль, потому что только телесная боль стоит внимания, но это неприятно. Это как умирать, раз за разом болезненно умирать и снова оживать, будучи совсем неуверенной, получится у тебя или нет.

А ему смешно. И просто. Он за полчаса вытащил мое уязвимое место на свет и теперь тыкал в него, игрался с ним, более умело, чем раньше, и безусловно больнее.

— Я тебя ненавижу, - помолчав, выдохнула ему в лицо.

Залмаев отлип от меня, развернул к себе спиной, быстрым движением застегнул молнию, при этом больно задев кожу и зацепив несколько прядей, и отряхнул мое пальто. Вырвал из ослабевшей руки связку ключей, открыл входную дверь, но стоило дернуться, как он предупредительно сжал мой локоть, запрещая двигаться. Потом без труда открыл вторую, втолкнул ее внутрь и издевательски вежливо отвесил полупоклон.

— Я тебя тоже, милая. Прошу.

Он отпускал меня просто так. Сам отпускал, хотя я мысленно приготовилась…ну, не знаю. Кричать, сражаться и бороться. И конечно, трудно было представить, что после таких слов Марат просто развернется и уйдет. Я не понимала мужчину, который говорит, что ненавидит, который зол на меня и испытывает желание свернуть мне шею, а потом вежливо улыбается, открывает мне дверь и просит пойти отдохнуть. С затаенным страхом лупила глаза на Залмаева и не понимала его. А он искренне потешался над моей реакцией.

— Ну же, - подмигнул и кивков указал на дверь. - Так и будешь стоять здесь? Со мной? Или же пригласишь меня в дом? Чаю попить?

Ни за что. Сделала рывок, но тут же остановилась, прищурив глаза, и пристально уставилась на мужчину. Искренне ждала подвоха и не понимала, почему он не двигается. Он обманывал меня, просто должен был обмануть, но я не видела, в чем. Наконец, вбежала в дом, хлопнула входной дверью, которую Марат сразу отпустил, и завертела всеми замками.

— Я не прощаюсь, солнышко, - послышался за дверью густой и многообещающий смех. - До встречи.

Дождавшись, когда хлопнут створки лифта, я без сил сползла по двери и устало спрятала лицо в ладонях. Уж лучше бы Залмаев сразу меня убил. Но он ясно дал понять, что будет мучить, пока я не сдохну под пытками. И похоже, они начались.

Глава 64.

— Я люблю жизнь. Это она устроила эту (приятную) встречу.

Александр Вампилов “Из записных книжек”

Оксана

Я в последний раз бросила взгляд в зеркало и придирчиво осмотрела себя, привычным жестом поправив сложную прическу и в который раз усмехнувшись своему настоящему цвету волос. Седая. Сколько мне было, когда появился первый седой волос, а за ним почти сразу - еще один и еще, пока вся голова не приобрела старческий серый цвет? Пришлось краситься, хотя я этого жутко не хотела и не любила. Было немного странно просить парикмахера, девушку моего возраста, возможно, чуть старше, спрятать седину.

— Давайте черный. Темный шоколад, например, - предложил мастер и продемонстрировал нужный оттенок. - Вам пойдет.

— Нет.

— Да вы не волнуйтесь, - она поняла мое желание как страх радикальных перемен. - Вам действительно пойдет.

— Я сказала нет, значит нет.

С тех пор приходилось регулярно ходить по салонам и закрашивать седые корни. Марат не знал. Я не хотела демонстрировать ему свой недостаток. Поэтому раз в месяц ездила к знакомому мастеру и придавала седым волосам золотисто-русый естественный цвет. Как раньше.

В моей жизни все изменилось. С того самого момента, как девочка, которую я любила, которую вырастила и воспитала, предала меня и нас всех. Сколько лет, казалось, прошло, Саша давно на том свете, но вот воспоминания все равно не уходят, остаются выжженными в памяти и почему-то очень яркими.

Многое из того злополучного вечера стерлось. Как вырезали. Но зато я отлично помню каждое слово, произнесенное ее ртом, кривившемся в горделивой усмешке. Каждый взгляд и картину, которую девушка рисовала крупными и щедрыми мазками для моего воображения, не жалея красок. Помню хищное и темное выражение лица, когда она избила меня. За всю жизнь Саша была первым и единственным человеком, поднявшим на меня руку, даже в детстве родители не трогали меня и пальцем. Она намеренно издевалась надо мной тогда, старалась уязвить и сделать больно. И у нее получалось.

Потом все было как в тумане. Меня такая истерика била, что я не заметила, как в кабинет влетел Марат и присел передо мной на корточки, взяв мои ладони в свои. Почувствовала чье-то прикосновение, вспомнила удары, от которых горела щека и ныла кожа головы, и всхлипнула от ужаса, вырывая руки из его хватки

— Ксюша, Ксюша, - муж поймал мои запястья, чтобы не размахивала ими, и постарался притянуть к себе. Я взвыла. Попыталась с ногами залезть на диван, забиться в угол и свернуться клубочком, чтобы меня никто не трогал. - Перестань. Перестань, дорогая. Успокойся. Все хорошо. Все хорошо, Ксюнь.

— Н-не трогай меня! Не надо! Как ты мог?! Господи, как вы могли?! Чем я это заслужила, скажи мне?! За что?

— Оксана, успокойся, пожалуйста, - продолжил увещевать и успокаивать Марат, но никакие слова и ласковые прикосновения не действовали. Она все для этого сделала, со своими историями и рассказами, картины которых вставали перед глазами. - Пожалуйста. У нас же ребенок. Подумай о ребенке, милая.

Вызвали скорую, которая приехала за считанные минуты. Врач дал какое-то успокоительное, сделал укол, приложил лед к горевшей от ударов щеке и зашептался с мужем, который нарезал круги вокруг меня, сгорбившейся и сжавшейся на диване.

Положили на сохранение в безумно дорогую палату, а предупредительные врачи и медсестры каждый день меня развлекали. Я не видела никого перед собой, лежала как сомнамбула в постели, смотрела в белый потолок и молилась, чтобы прошедший со мной ужас оказался сном. Дурным, страшным, но сном.

Марат приходил почти каждый день, извинялся и пытался что-то со мной сделать. Я не могла с ним говорить, не получалось слушать его голос, смотреть в родное любимое лицо, которое видела на протяжении многих лет, и понимать, что все, что было между вами - иллюзия и обман. Я срывалась в истерики и крики, рывками вырывала трубочки и датчики от своего тела и в беспамятстве кричала. Врачи сдерживали меня, вкалывали очередное лекарство, а Марат уходил ни с чем.

Когда я смогла связно мыслить и не рыдать при одном появлении мужа, первой фразой из моих уст была:

— Я хочу развода.

— Нет, - уверенно отчеканил Марат, осторожно присев на край кровати, перед этим расправив одеяло. - Оксан, давай поговорим по-нормальному обо всем. Я пытался тебе объяснить, но ты не хотела слушать…

— Как ты мог? - с болью в голосе выдохнула почти ему в лицо и отвернулась, чтобы он не увидел пробежавших по щекам слез. - Господи, Марат, за что? Как вы оба могли так поступать?! За что вы оба так со мной поступили?!

— Ксюш, милая, да послушай меня! Я не знаю, что Сашка тебе сказала, но то, о чем говоришь ты - бред.

Откуда-то прорезалась злость на всех и вся. И горечь. Господи, ведь эти двое были моей семьей. Я любила Марата, все ему отдавала, всю себя, свою любовь, нам все завидовали, и глядя на нашу пару, тоже начинали верить в любовь. Мы всегда были вместе, рядом, сообща, всегда были семьей. И Саша…я помнила ее маленькой бледной девочкой с матовыми неподвижными глазами, зверька, который щерился на каждый взгляд, направленный в его сторону, и прикосновение. Я помогала ей расти, рассказывала всякие мелочи, учила быть девушкой. У нас были маленькие тайны, Саша именно со мной делилась своими переживания и подростковыми победами, плавно перешедшими в победы молодой девушки.

И в один момент все рухнуло. Вывернулось на мрачную изнанку, лишь очертанием напоминая старый привычный мир. Куда делась вежливая, пусть и трудная девушка, с который мы так или иначе находили общий язык? Куда делась девушка, которая искренне радовалась моей свадьбе и помогала с ней? Куда делся любивший меня до безумия муж, от которого я не то что не ждала такой подлости, я не могла и подумать о ней. В один момент все перевернулось с ног на голову.

— Ты спал с ней?

— Нет, - быстро и все так уже уверенно отрезал Марат.

— Она сказала, - сглотнула царапающий горло ком, - что до нее у тебя были толпы.

— Это неправда.

— Она сказала, - упрямо продолжила я, не обращая внимания на катившиеся из глаз крупные слезы, сразу же намочившие шею и ворот больничной рубашки, - что ты всегда мне изменял. Сначала с другими, а потом с ней. Она сказала, что на нашу свадьбу ты бы с ней. Что нашу брачную ночь ты провел с ней! Что когда я засыпала, ты шел к ней и трахал ее. Ты говорил со мной по телефону и спал с ней!

— Оксан, ну что за бред?! - перебил меня муж и взъерошил и без того растрепанные волосы. - Что за бред? И как ты, взрослый здравомыслящий человек, могла в него поверить?! Ты вдумайся в ее слова. Это же невозможно. Я был с тобой. Твою мать, - вздрогнула, услышав из уст мужа ругательство. Обычно он никогда не выражался. - Почему я вообще должен оправдываться из-за такой несусветной глупости?

— Тогда почему? - всхлипнула я и натянула одеяло сильнее, кутаясь в него и отгораживаясь от навалившихся скопом проблем. - Почему она так сказала? Она говорила так, словно имела на это право. Как будто на тебя имела право! Она меня избила, Марат! - вконец разрыдалась, и когда муж притянул меня к себе, осторожно приподнял и заставил облокотиться на его грудь, я не сопротивлялась, выплескивая из себя все наболевшее. - За что?! Марат, за что вы так?

Он снова извинялся и не хотел ни слова слышать о разводе. Объяснял причину такого поведения девчонки. Говорил, что она всячески приставала к нему и не желала держать дистанцию в отношениях. Что пыталась его соблазнить, смутить, и он растерялся лишь однажды - в аэропорту, когда встречал девчонку с Питера. Она подловила момент и его поцеловала. Больше ничего не было.

— Ты что, Сашку не знаешь? - пояснял Марат. - Это же самолюбивая эгоистка, которая ни перед чем не остановится и не погнушается никакой лжи, чтобы добиться желаемого. Это моя вина, Ксень, что я позволил всему зайти так далеко. Но все-таки я вырастил ее, я искренне думал, что она одумается, к тому же так и было вроде.

— Зачем ты ее вообще привел в наш дом? - зло сощурившись, спросила я. Меня долгие годы интересовал этот вопрос, и в разное время находились разные ответы, но только не нужный. - Зачем ты тогда притащил ее?

Впервые за долгое время Марат отвернулся и промолчал, но через пару мгновений упрямо продолжил:

— Оксан, это не дело - рушить семью из-за лжи сумасбродной девчонки. У нас же все прекрасно, разве нет? Дом, семья, малыш…У нас же ребенок будет.

Но у меня не было внутренних сил принимать решение. Об меня вытерли ноги, словно о половой коврик, изрядно потоптались по душе и бросили в сторону. По крайней мере, мне требовалось время, чтобы восстановиться. И после выписки я уехала в дом родителей, прячась от мира и людей в собственной комнате, куда никого не впускала.

Марат так же часто приезжал, осунувшийся, бледный, с огромными темными кругами под глазами и жутко уставший, неприятно обросший щетиной. Иногда, глядя на мужа, с которым прожила много лет, я просто его не узнавала. Мама оказалась на его стороне, именно она была связывающим звеном между мной и Маратом, и именно от нее я узнавала те новости, о которых не спрашивала у мужа.

— Саша там? - встретив мать на пороге загородного дома, без перехода выпалила я. - Она там?

— Девчонки нет.

— Где она? Марат ее выгнал?

— Он мне сказал, что она ушла сама.

— Просто ушла? - не поверила я. Мама кивнула и сбросила сапоги, переобувшись в мягкие тапочки. - Быть такого не может.

— Почему? Марат сказал, что она ушла в тот самый день. Хочешь мое мнение? И правильно сделала. Сучка неблагодарная, - завелась мама, которая, узнав настоящую историю появления Сашки в нашей семье, не на шутку разозлилась. - Плохую кровь не спрячешь. Родилась крысенышем и осталась крысенышем. Вон, сколько вы для нее сделала, сколько для нее твой муж сделал, а эта коза неблагодарная, вместо спасибо, чуть тебя и ребенка не угробила. Сколько ты для нее сделала, а она мужа твоего захотела!

— Мама, перестань, пожалуйста.

— Разве не так, Оксан?

— Хватит! - закричала и стукнула кулаком по двери. Мама испуганно вздрогнула и наконец-то замолчала. - Хватит! Что вы надо мной издеваетесь?! Я не хочу это слушать, ясно?! Не хочу!

Конечно, потом появился стыд за собственное поведение, но я не желала говорить об Александре. Мама понятливо замяла тему, без надобности девчонку не вспоминала, но была всецело на стороне мужа, поэтому делала все, чтобы нас помирить, и давила, в первую очередь, на ребенка, почти один в один повторяя слова Марата.

— Ты собираешься разрушить собственную семью из-за каких-то лживых слов помойной девчонки, которая как раз этого и добивалась?

— Почему лживых?

— А ты ей веришь? Ну, солнышко, ежу понятно, что ваша Саша все выдумала, да еще и так коряво. Ну надо же додуматься сказать, что мужа в брачную ночь рядом с тобой не было! Это же смешно.

Я не могла с ней согласиться.

— Это не смешно, мам. Это страшно.

— Ксюш, дочка, - подобрала ноги под себя, когда мама присела рядом на диван и мягко обняла за плечи, положив мою голову себе на грудь. Как в детстве. - Я все понимаю. Я представляю, как тебе плохо. Но Марат на самом деле тебя любит, он тоже страдает и не находит себе места. Я же его видела, поверь материным глазам.

— Мне Маша об этом рассказала.

— О чем?

— Маша их видела в аэропорте, - потерянно прошептала я и обхватила колени, прижав к груди. - Она сказала, что видела, как они целовались.

Мама в первые секунды растерялась, не знала, что ответить, но потом все-таки задала вопрос:

— А Марат что сказал?

— Что это единственный раз, когда он растерялся, а Сашка его подловила.

— Значит так и есть, - в голосе матери слышалась священная убежденность. - И по чести сказать, милая, я не удивлюсь, если твоя Маша все о-о-очень сильно преувеличила.

— Зачем ей это нужно?

— Ой, перестань, дочь. Машка всю жизнь только и занималась тем, что тебе завидовала. Она мне никогда не нравилась, если честно.

Маша тоже пыталась встретиться со мной, приезжала домой к родителям, настойчиво стучала, не собираясь отступать, и прорывалась внутрь. Я, как всегда, апатично лежала в комнате, пряталась под одеялом и не хотела никого видеть, поэтому открывала дверь и объяснялась мама. Подругу она не пустила. Последний наш разговор с ней состоялся спустя два дня. По телефону. Я на автомате подняла трубку и выдала слабое “алло”, не особо вникая в то, кто звонит и зачем.

— Ну привет, - с претензией начала Маша. Специально тянула слоги, обливая меня недовольством и неприязнью. - Не хочешь ничего сказать?

— Что?

— Я к тебе приезжала позавчера вообще-то.

— Прости, но мне не хочется никого видеть.

— Понятно. От мужа ушла?

— Ушла.

В ее голосе мне почудилось скрытое злорадство и темная радость. Стало неприятно, как будто вываляли в чем-то.

— Разводиться будете?

— Тебе зачем?

— Что зачем? - растерялась Маша. - Мне интересно. Я ведь волнуюсь за тебя.

Интересно. Смотреть, как от моей жизни остаются одни развалины, ей интересно. Стало до слез обидно и больно. Мы ведь столько лет дружили, а Маше оказалось “интересно”. Неужели мама права?

—Не надо. Я в порядке.

— Давай приеду завтра. Поболтаем.

— Нет, - твердо отказалась, не давая бывшей подруге раскрыть рта. - Нет, Маша. Я не хочу ни с кем встречаться. Прощай!

А потом Саша умерла. Как-то неожиданно и нелепо. Мы с матерью сидели в гостиной, пили шоколад и бездумно щелкали каналами и чисто случайно задержались на новостях, хотя обычно не смотрели ничего, тем более криминальную хронику. Но стоило услышать Сашкино имя, как внутри что-то сжалось и с визгом оборвалось.

Я не была дома достаточно долго, не имела ни сил, ни желания туда приезжать и чувствовать, как там безраздельно властвует другая женщина, чье лицо проглядывается в самых незначительных деталях. Но я собралась за считанные минуты и рванула домой, не обращая внимания на подрагивающие руки. Мне не доводилось находиться так близко со смертью. У меня никто никогда не умирал, и даже пусть у нас с Сашей произошла такая ситуация, я знала ее много лет, жила с ней в одном доме и тесно общалась. Такая близкая смерть страшила.

Дома было темно и тихо, как в склепе. А еще до ужаса холодно. В прихожей я чуть не наступила на две небрежно сброшенные на пол куртки - одна из них была мужа, вторая, очевидно, Лешки. Разулась, подняла одежду и тихо прошла к единственному очагу света - злосчастному кабинету, дверь которого оказалась чуть приоткрыта. Было страшно заходить, и я в нерешительности замерла, положив ладонь на дверную ручку, и прислушалась к тихому рокоту мужских голосов.

— Какого х*ра она к нему поперлась? Вообще куда-то поперлась? - раздался глухой и бесцветный голос мужа, произносивший такие непривычно грубые для моего уха слова. - Идиотка чертова.

— Она надеялась, что у него ты ее не найдешь, - так же тихо ответил Лешка.

Звякнуло стекло.

— Нашел же. И если бы живая была - тоже нашел.

— Нашел. И достал бы. А сейчас нашел и не достанешь.

— Она бы никогда добровольно не умерла.

— Поэтому и убежала. Не хотела умирать добровольно.

— Да не убил бы я ее! - рявкнул муж, и от испуга мокрая от пота ладонь соскользнула со скользкой ручки.

— А Сашка об этом знала?

Они замолчали, но спустя несколько мгновений тишину дома разрешал дикий грохот, звон бьющегося стекла и дикий несдержанный мат, напугавший меня до ужаса. Потом оказалось, что это не мат - другой язык, чересчур громкий и непонятный мне, и пугавший ничуть не меньше ругательств.

Гипнотизируя дверь, из-за которой сейчас не доносилось ни звука, медленно попятилась в гостиную и, нащупав диван, без сил на него рухнула, уронив голову на руки. Через пятнадцать минут вышел Алексей, увидев меня, замер в проходе, как бы запнулся, но потом подошел и опустился рядом.

— Привет, - тихо поздоровался он. - Ты уже знаешь.

— Д-да. По телевизору видела. Это она, да?

— Да.

— А кто?..

— Марат ездил. Опознавал. Ну, и еще работники Славы, - на мой непонимающий взгляд мужчина пояснил: - Это тот, с кем Сашка была в машине.

— Где Марат?

— Он…Он спит, Оксан. Долгий день, еще все проблемы улаживал с ментами.

— Понятно. Она разбилась?

— Машина взорвалась и вылетела в кювет. От Сашки ровным счетом ничего не осталось. Ксюш…Ксюш, ты что, плачешь? - растерялся Лешка и оглянулся по сторонам. - Это из-за меня? Черт, прости, я не хотел тебе рассказывать подробности, просто ты спросила, и я по привычке…Оксан, успокойся. Ох, да что ж ты будешь делать…

Он притянул меня к себе, укрыв в теплых объятиях, и позволил выплакаться. Наверное, Марат действительно уснул, как и говорил Лешка, потому что он не пришел.

Похоронами тоже занимался Марат. Останки кремировали, потому что, как я поняла, там нечего было хоронить. Я помогала организовывать поминки, обзванивала людей и договаривалась по поводу ресторана. Мать не понимала моего желания помочь.

— Она чуть всю жизнь тебе не испоганила, а ты устраиваешь для нее поминки! Эта неблагодарная дрянь заслужила то, что с ней случилось! Бог всем воздает по заслугам!

— Мама, я тебя прошу, перестань. Все-таки человек умер.

— Это крысеныш помойный, а не человек!

— Мама!

— Что мама?! Она избила беременную женщину! Мою дочь! Ты из-за нее чуть ребенка не потеряла, а теперь хоронишь! Ты уже раз пригрела на груди змеюку. Честное слово, твоя доброта тебя погубит!

С Маратом смерть Сашки мы не обсуждали. Я изучала мужа, смотрела на его реакцию, но он был спокоен и даже как-то отстранен, так что люди перешептывались о его поведении. Мол, сестра умерла - а Сашу почти все считали его сестрой, - а он как будто доволен. Но Марат словно не слышал шепотка, спокойно стоял и смотрел, как погружают останки девочки в яму.

— Почему на могиле нет креста? - громко спросила моя мама, и почти все гости услышали ее реплику. Забегали глазами по сторонам и многозначительно закивали. Действительно, мол, нет креста.

Я сама не знала, почему так, поэтому оглянулась на возвышающегося за мной мужа.

— Она не была крещеной и не верила в бога, - разлепил губы муж, крайне неохотно процедив несколько слов сквозь зубы. - Крест ей не нужен.

Все зашептались.

— Как же это? Без креста! Ужас какой! Мог бы и поставить!

Марат не обратил никакого внимания, все так же неподвижно стоял позади меня и ждал, когда все закончится. Незаметно от других я прошептала:

— Марат, может, надо было поставить? Все-таки как-то не по-человечески…

— Она бы не хотела.

После похорон муж снова ко мне приехал, просил прощение и просил вернуться домой. Мама все время дрейфовала где-то неподалеку и посылала образумившие флюиды.

— Оксан, давай подумаем о нашем ребенке. Я не буду на тебя давить, но ведь ему нужна семья.

— Ладно, - сдалась я, и Марат просиял. - Но мы не помирились, Марат. Мне нужно время.

Муж снова стал привычным, добрым, понимающим и предупредительным, словно никаких ужасов в нашей жизни за последние годы не произошло. Ни Сашкиной выходки, ни ее смерти, не странных разговоров. Марат ездил со мной по врачам, помогал и старался работать дома, во всяком случае, не оставлял меня надолго. Он дарил мне цветы и ухаживал даже романтичнее, чем в нашу студенческую молодость. Правда, спали мы все равно в разных комнатах, и лично я держалась холодно и вежливо.

А потом также внезапно для всех Марат разбился. Он не был пьян, скорость, с которой ехала машина - приемлема, правила соблюдены…Все было нормально. Но он чуть не погиб по какой-то мистической случайности, так же, как эта Саша, на той же самой дороге и почти на том же самом месте. Потом выяснилось, в машине отказали тормоза. Всего лишь тормоза, которые чуть не унесли жизнь любимого человека. И именно в том месте, где погибла Сашка.

Моя мама была религиозным человеком, но просвещенным и с широким кругозором. Но она на полном серьезе считала, что в едва не случившейся гибели мужа виновата Сашка.

— Она с того света свои руки тянет, - с горевшими маниакальным светом глазами и с полной уверенностью заявляла она. - За собой хочет его утащить. Точно тебе говорю, она!

Хоть и слабо верилось в такие вещи, страх потерять любимого пульсом бился во всем теле.

— И что делать?

— В церковь сходите.

— Он же не православный, мам. Он вообще в бога не верит.

— Поэтому она его за собой в ад тянет. Его легче, чем тебя.

— Как же теперь?

— Хотя бы батюшку пригласи, чтобы дом освятил.

Я запомнила материны слова, но не придала им значения. Только что чуть не потеряв мужа, я могла думать только о нем, живом и здоровом, и никакие знамения меня не интересовали. Приехала к Марату в больницу и поразилась тому, как он выглядит. Казалось, он просто не мог лежать таким беспомощным, опутанным какими-то трубочками и с переломанной рукой.

Это оказалось слишком для меня. Я всхлипнула, прижав руку ко рту, чтобы не разбудить его, но Марат чутко реагировал на малейший звук, поэтому сразу же открыл чуть замутненные серые глаза и посмотрел на меня.

— Ксюш…Милая, ну чего ты?

Прикусив губу, покачала головой и кинулась к нему, цепляясь за него, его плечи и ощупывая прохладную кожу. Господи, я чуть его не потеряла, чуть не лишилась, и становилось дурно только от одной мысли, что он мог умереть, а мы были в таких отношениях.

— Я люблю тебя, Марат, - подняла к нему мокрое и заплаканное лицо и лихорадочно забормотала, ощущая поглаживания теплой ладони. - Я очень тебя люблю.

— Я тебя тоже.

— Давай больше не ссориться? Никогда-никогда?

Он слабо улыбнулся.

— Не будем.

— Я очень люблю тебя.

— Я тебя тоже.

Но на этом ничего не закончилось. Смерть преследовала нашу семью по пятам, и почему-то она носила явственный облик Саши. По крайней мере, для меня.

Я ждала рождения малыша с нетерпением и долгожданной радостью. Марат весь жил в нас, для нас и ни на минуту не оставлял одних. Было немножко страшно, но все в один голос заверяли, что как только мне дадут малыша на руки, я забуду о страданиях и боли.

А мне его не дали. После многих часов мучений и адской боли мне не дали малыша на руки, невыразительным тоном заявив, что он родился мертвым. Как он мог родиться мертвым, если все было хорошо?! По всем показаниям и анализам все было хорошо! Но он не родился. Мне не дали моего малыша на руки, оставив в груди боль и страдания, которые должны были исчезнуть.

Когда потухший и осунувшийся Марат вошел в мою палату, взглянул на меня, я сорвалась.

— Это все она! Это все она! Она убила моего ребенка!!! Эта тварь убила моего ребенка!

Я балансировала на коленях на кровати и размахивала руками. Марат подлетел ко мне, прижал к себе, полностью обездвижив, и попытался успокоить.

— Эта тварь убила моего ребенка! Это она! Как я ее ненавижу!

— Кто, Оксан? Скажи нормально. Я не понимаю.

— Понимаешь! Ты все понимаешь! - влажные волосы налипли на щеки, попадали в рот и глаза. Я чувствовала, как мышцы Марата напрягаются, сдерживая меня, и захлебывалась криком. - Это ОНА! Она с того света не может оставить нас в покое!!!

— Сашка? - от того, с каким удивлением он произнес ее имя, я взвыла и задергалась раненым зверем. - Оксана, милая, успокойся. Она умерла, понимаешь? Умерла. Ее нет.

— Зачем ты ее притащил тогда?! Ну скажи, зачем?! Почему ты не мог оставить ее там?! Господи, она все испортила. Мой ребенок, господи…

Это раздавило меня и поселило в душе непрерывающееся отчаянье. Я все время плакала, не могла спать, просыпаясь в жутких кошмарах и дико крича. Именно тогда появились первые седые волосы. Я напоминала тень себя самой, не выходила из своей комнаты, не то что на улицу, не общалась с людьми, а если их видела, кого угодно, то сразу подступали неконтролируемые слезы.

Марат пытался меня успокоить, вытащить из собственной скорлупы. Заверял, что все наладится, будет хорошо, что у нас появятся еще дети, так много, как мы захотим, но ничего не выходило. Он искренне пытался что-то сделать самостоятельно, но когда нашел меня безразлично сидевшей с горсткой разноцветных таблеток в руке, сорвался сам и потащил меня к психотерапевту, которого я посещаю до сих пор.

Потом все наладилось, осталось в прошлом, и мы зажили, как раньше. Я успокоилась, взяла себя в руки и подумывала о втором ребенке. Видела, как муж хочет детей. Он мог о них говорить часами, а если в гости приходили друзья с детьми, то всегда с ними играл. И ему это нравилось.

На второго ребенка я решилась спустя два с половиной года. На четвертом месяце случился выкидыш. Именно тогда я полностью поседела.

— Мы со всем справимся, - заверил муж, который после выкидыша особенно пристально следил за мной, не успокоенный словами о том, что все будет хорошо. Он не доверял мне и боялся, что я снова сорвусь. - Ксюш, ты только не опускай руки. Все будет хорошо, милая.

— Давай в церковь сходим, - внезапно предложила ему, сильно озадачив.

— Зачем?

— Свечку поставим. Помолимся.

— Сходи, если хочешь. Я некрещеный.

— Давай батюшка тебя окрестит.

Марат отстранился и с недоумением на меня посмотрел.

— Зачем?

— Просто.

— Я не буду, Ксюш. Зачем? Все равно я в бога не верю.

— Тебе так сложно это сделать?

— Я не вижу смысла.

— Успокоить меня!

— Ты что, опять? - возвел глаза к потолку Марат. - Оксана, это не смешно. Что за одержимость покойником? Оставь Сашку в покое.

— Это не одержимость, Марат! Не одержимость! Ты ее вспоминаешь, правда ведь?!

— Что за глупости? Я понимаю, что у тебя стресс, но это не серьезно.

— Это не глупости! - чтобы не потерять контроль, я подошла к кухонному шкафу и начала переставлять тарелки с места на место. Руки заняла. - Ты не можешь ее отпустить! Ты вспоминаешь о ней, поэтому она не уходит, и нашу семью преследуют несчастья!

— Кто тебе это сказал? - спокойно спросил Марат, но нерв под глазом резко дернулся.

— Батюшка. И мама.

— Ясно. Мозги тебе промыли.

— Мне никто не промывал мозги!

— Ну-ну.

Мне не удалось его убедить. Марат наотрез отказывался креститься и ходить в церковь, талдычил о том, что не будет это делать просто так, без веры, и просил выкинуть из головы все глупости по поводу Сашки.

— Оставь покойников в земле, - неизменно повторял он и не желал меня слушать.

Но я все равно без его ведома привела батюшку, чтобы тот освятил дом, машину и наши вещи.

— Это девушки комната? - священник оглаженной бородой дернул в сторону запертой на замок двери.

— Да. А что?

— Негоже ее вещи хранить.

— И что мне сделать? - растерянно захлопала глазами. Марат запечатал комнату сразу после Сашкиной гибели, и я туда никогда не заходила. В этом конце коридора вообще не появлялась. - Сжечь?

— Сожги. А лучше нуждающимся раздай.

— Им ничего не будет?

— Нет.

Послушав батюшку, я пригласила рабочих, пока Марат был в отъезде, и приказала вынести из комнаты все вещи, даже панели и дверь. Саму комнату замуровали. Я нашла также все фотографии, которые остались с незапамятных времен, и сожгла их, а еще сделала ремонт, чтобы не осталось ничего, что могло о ней напомнить.

Марат очень долго смотрел на замурованный проход, щурился, но молчал, не реагируя на меня.

— Ты ничего не хочешь сказать?

— Ксюш, что тут говорить? Надо просто идти и откручивать головы.

— Марат! - ахнула я в ужасе. - Не говори так.

— Тебе стало легче теперь? - мрачно уставился на меня, не мигая, но я не собиралась сдаваться.