10

– Иск об отцовстве? – Грант попытался рассмеяться. – Это шутка? Ну-ка, признавайтесь, вас ребята из теннисного клуба подослали? – Он обернулся к Шелли. – Эти парни такие…

– Простите, мистер Чепмен, – вмешался помощник шерифа Картер. – Это не шутка.

Несколько секунд Грант недоуменно смотрел на него, затем вытряхнул из конверта повестку и быстро пробежал ее глазами. Сомнений в ее подлинности не было.

– Циммерман, – с трудом выдавил он из себя. – Эта коварная сучка. – Слова эти он произнес еле слышно, но они, казалось, гулким эхом отскочили от стен безмолвной комнаты.

– Простите, что не известили заблаговременно, но мы не могли вас найти. Я несколько раз заходил к вам домой. Советую связаться с адвокатом.

– Обойдусь своими силами. Значит, в пятницу, в десять утра? – Полицейский кивнул. – Извините, что не благодарю.

– Мне очень жаль, – сказал Картер Гранту и, коснувшись козырька фуражки, кивнул Шелли, пробормотав:

«Мэм…» – повернулся и торопливо зашагал по аллее к служебной машине, припаркованной у обочины.

Грант захлопнул дверь и шумно выдохнул.

– Бесподобный подарочек к свадьбе, – со злостью произнес он. – Боже мой, Шелли, да я…

При виде ее потрясенного лица он замер как громом пораженный. В ее округлившихся глазах застыл ужас. Яркий румянец, который Грант похвалил всего лишь час назад, сменился мертвенной бледностью; губы побелели, отчего коралловая помада выглядела до нелепости кричащей. Шелли стояла прямо, но дрожала всем телом, словно только кожа и удерживала ее, мешая разлететься на миллион частиц.

– Шелли. – Голос его срывался. – Скажи мне, что ты не думаешь… Скажи, что ты не веришь, будто эта девица забеременела от меня.

Ничего не видя вокруг себя, она замотала головой, сначала медленно, затем все быстрее.

– Нет, нет, нет. – Глаза ее несколько раз моргнули, будто пытались все-таки что-то разглядеть в комнате. В два шага Грант очутился рядом с ней и взял ее за плечи. – Посмотри на меня, – приказал он. В его железных руках она чувствовала себя безжизненной куклой. – С этой девицей у меня совершенно ничего не было, – процедил он сквозь зубы. – Ты мне веришь? – Он слегка встряхнул ее.

Руки Шелли обвисли по бокам, а остекленевшие глаза смотрели в его напряженное, искаженное гневом лицо.

Как же ей хотелось ему поверить! Конечно же, у него ничего не было с Прю Циммерман, но… Сама-то она тоже была юной девушкой, когда он впервые поцеловал ее… И Мисси Ланкастер… беременная. Он сказал, что Мисси ждала ребенка не от него, что он никогда не был ее любовником. Он не лгал. Не мог лгать. Он ведь ее любит. Ее, Шелли. И все же…

Грант убрал руки с ее плеч, отпустив их так резко, что она едва не упала. Мгновение он всматривался в ее отрешенное лицо, и во взгляде его боролись отвращение и боль. Шелли так и не поняла, какое из этих чувств одержало победу.

Он отвернулся и обратился к ее отцу:

– Билл собирался встретить нас у церкви. Я перехвачу его там и отменю церемонию.

Когда Грант вновь взглянул на Шелли, она уже не в силах была встречаться с ним глазами. В тот момент она вообще ничего не испытывала – ни гнева, ни боли, ни разочарования, ни отчаяния. Силы разом покинули ее, оставив лишь саднящую пустоту, которая некогда была ее душой.

Выходя, Грант не хлопнул дверью, но тихий щелчок замка прозвучал громом на свадебном небосклоне.


– Шелли, девочка… – Ее мать первая нарушила гробовое молчание, повисшее в комнате. Шелли не знала, сколько простояла так, в оцепенении уставившись на закрытую дверь. Мать вновь окликнула ее.

Шелли подняла голову и увидела, что родители с опаской смотрят на нее. Неужели боятся, что она станет безумствовать, скрежетать зубами, рвать на себе волосы, биться головой о стену? Впрочем, их настороженность оправданна: Шелли готова была к подобным действиям.

– Кажется, вы напрасно сюда приехали. Похоже, свадьбы не будет.

В глазах родителей читалось сострадание. Шелли была не в силах вынести его.

– Пожалуй, я прилягу… ненадолго. – Она повернулась и медленно пошла в сторону холла, но по лестнице в спальню уже почти бежала.

Упав на постель, она уткнулась в подушку и громко, отчаянно разрыдалась. Тело ее корчилось от непереносимой боли, терзавшей душу. Ярость находила выход в слезах и проклятьях, сжатые кулаки исступленно молотили по подушке. Никогда еще она не позволяла себе подобного – но ведь никогда прежде ее мир не рушился так безжалостно.

Вспышка вскоре прошла, и Шелли почувствовала себя совершенно опустошенной; к изнеможению добавлялось отчаяние – черное, непроглядное, обволакивающее со всех сторон, удушающее.


Почему она усомнилась в невиновности Гранта? В чем она его заподозрила? Почему она не разозлилась на козни Прю Циммерман и не поддержала Гранта? Ведь именно этого он от нее ждал.

Но она не поддержала, не утешила его. Почему?

Потому что в глубине души она все же допускала, пусть и ничтожную, вероятность того, что это может оказаться правдой. Она не раз повторяла ему, что скандальная история с Мисси Ланкастер не имеет для нее значения, – однако же имела. Семена недоверия, помимо ее воли брошенные в душу, проросли при первой же тени сомнения. Неужели все, кроме нее, ошибались в Гранте? Вряд ли. Могла ли любовь, которую она всегда к нему испытывала, ослепить ее, заслонив двойственность его натуры? Неужели она остается все той же влюбленной школьницей, которая принимает на веру все, что он говорит?

Нет-нет, вряд ли он поддерживал отношения с Прю Циммерман после того, как она, Шелли, стала его помощницей. Вполне возможно, девица врет только ради того, чтобы выполнить свою угрозу – расквитаться с Грантом за то, что он ее отверг. Но Прю так вольготно чувствовала себя у него дома, танцующей походкой впорхнув в комнату…

– О Боже, – воскликнула Шелли и вновь зарылась лицом в подушку.

Все это непостижимо и бессмысленно. Как он смотрел на нее – с того самого дня, когда впервые с ней заговорил, как безоглядно они любили друг друга всего несколько часов назад… нет, он наверняка любит ее. Такую страсть просто невозможно сыграть.

Долгие часы эти тяжкие мысли кружились в ее голове. То ей вдруг хотелось бежать к Гранту, вымолить прощение за недоверие к нему – но в следующий момент Шелли вспоминала, как он поцеловал ее, когда ей было всего шестнадцать… Мисси Ланкастер была моложе его больше чем на десять лет. И Прю тоже…

– Шелли?

Тихий стук в дверь заставил ее очнуться. Борясь со слабостью и головокружением, Шелли села, спустив ноги с кровати.

– Да, мам…

Дверь открылась, и луч света проник В комнату. Когда же успело стемнеть?

– Я подумала, может, ты чаю хочешь…

– Да, спасибо.

Мать поставила поднос на тумбочку возле кровати. – Деточка, давай-ка снимем с тебя этот костюм.

Через несколько минут Шелли уже лежала под одеялом в ночной рубашке, но совсем не той, которую она приготовила для этой ночи. Взгляд ее упал на соседнюю подушку – ту, на которой должен был лежать Грант. Одинокая слезинка медленно скатилась по ее щеке. Мать взяла ее за руку и сочувственно сжала.

– Засыпай, милая. Тебе нужно хорошо выспаться.

Когда комната вновь погрузилась во мрак, Шелли окутало блаженное забытье сна, которому не хотелось сопротивляться.


Наутро родители уехали, хотя и неохотно. Они предлагали остаться у нее еще на несколько дней, но Шелли предпочла побыть одна. Чувствуя себя оболочкой человеческого тела, из которого вынули и сердце и душу, следующие несколько дней она провела в затворничестве.

На третий день она впервые поела. Позвонив сокурсникам, она попросила у них конспекты лекций, понимая, что рано или поздно ей снова придется как-то жить. Нельзя позволять себе слишком уж запускать учебу. Профессиональная карьера – это теперь единственное, что у нее осталось.

Когда однокурсники принесли нужные конспекты, она не впустила их в дом, заявив, что подцепила какой-то жуткий вирус – по словам доктора, очень опасный.

Родители звонили ей каждый вечер, и Шелли усиленно старалась придать своему голосу живость, чтобы хоть как-то успокоить их.

В пятницу утром Шелли выползла из постели, машинально побрела на кухню и принялась варить никому не нужный кофе. Когда зазвонил телефон, она так же машинально подняла трубку.

– Шелли, – повелительным тоном заявила ее мать, – мы с отцом считаем, что тебе следует на несколько дней приехать к нам. Тебе просто необходимо выбраться из этого дома.

– Нет, мама. В последний раз повторяю: у меня все будет в порядке. Нужно просто время, чтобы его забыть.

– Сомневаюсь. Ты ведь всегда испытывала особые чувства к этому мужчине, Шелли.

– Да, мам. Всегда, – призналась Шелли.

– Так я и думала. Весь тот год – кажется, это был твой выпускной класс, – ты только о нем и говорила. Когда он уехал, ты впала в депрессию, ко всему потеряла интерес. Поначалу я не поняла, в чем дело, но, когда ты продолжала без конца повторять его имя, да еще с такой тоской, – я задумалась. А потом ты вроде бы оправилась, уехала в колледж. Я совсем забыла о нем, пока однажды он не позвонил. Признаться, я была удивлена. А когда он представился…

Шелли прижала телефонную трубку к уху.

– Он звонил? – едва слышно переспросила она. – Звонил? Когда? Он приезжал в Пошман-Вэлли?

Мать тотчас уловила волнение в голосе Шелли.

– Нет, он звонил из Оклахома-Сити. Сказал, что приехал из столицы по поручению одного из конгрессменов. Я…

– Что он хотел?

– Он… он спрашивал о тебе, интересовался, где ты, чем занимаешься, как живешь…

Сердце неистово забилось в груди Шелли. Грант не забыл ее! Он звонил! Она с трудом перевела дыхание. – Мама, когда это было? Где я тогда была? Как жила?

– О Господи, Шелли, да не помню я. По-моему, это было весной, тогда ты только что вышла замуж за Дэрила. Да-да, кажется, так – помню еще, вы с Дэрилом обсуждали, не оставить ли тебе учебу и не пойти ли работать…

– Так, я была замужем. И ты сказала это Гранту?

– Ну да. Сказала, что ты вышла замуж и живешь в Нормане. Странно, что он тебе не рассказывал…

Шелли поникла. Зажмурившись, она пыталась справиться с острой болью. Грант хотел связаться с ней, но она была уже замужем. Он находился в Оклахома-Сити, так близко. А она только что вышла замуж, всего несколько месяцев назад. Потом Грант вернулся в Вашингтон, а она так и не узнала, что он звонил. Так близко… Не будь она тогда замужем – могла бы с ним встретиться и… Так близко. Если б только… Но было уже слишком поздно. Слишком поздно… Тогда было!

Пелена с ее глаз упала, туман в голове рассеялся.

– Который час? – спросила она, бросив горящий взгляд на настенные часы. – Без двадцати десять. Ну пока, мам, я тебе попозже перезвоню. А сейчас мне надо торопиться. Да – и спасибо тебе!

Бросив трубку на аппарат, она вылетела из кухни, на ходу скидывая халат.

– Я добьюсь его! Давным-давно мне следовало это сделать, – твердо сказала она себе. – Грант не имеет никакого отношения к беременности этой девицы. – Он меня любит! Я знаю!

Метнувшись в ванную, она торопливо наложила макияж. К счастью, накануне вечером она приняла душ и вымыла голову.

– Я люблю его уже десять лет, – сказала она своему отражению в зеркале. – Да мне надо было бежать к нему сразу после окончания школы и признаться в этом. Отправиться в Вашингтон, чтобы увидеться с ним, или позвонить, или написать – но я ничего такого не сделала. Порядочная девушка так не поступает. Она выходит замуж за вполне приемлемого молодого человека, и неважно – любит она его или нет. Она всегда плывет по течению, но никогда – против.

Она, Шелли, всегда любила Гранта, но ей не хватало мужества заявить о своей любви. Всю жизнь она боялась поднять даже мельчайшую рябь на воде. На сей раз она готова устроить шторм.


– Юная леди, у вас должна быть очень веская причина, чтобы прерывать наше Заседание и ворваться сюда, – сурово произнес судья.

– Совершенно верно, – без тени смущения ответила Шелли, глядя в упор на Прю Циммерман. – Она лжет. Мистер Чепмен никоим образом не может быть отцом ее ребенка, если она действительно беременна.

Добравшись до здания суда, Шелли выяснила, что слушание дела уже началось в палате мирового судьи. Очевидно, стороны желали уладить дело до суда.

Шелли обратилась к судебному приставу, вручила ему записку и настояла на том, чтобы ее впустили в зал, так как она располагает важной информацией, относящейся к делу. После долгих уговоров пристав согласился передать записку судье.

Она услышала отчетливое «нет» Гранта и возражения Прю Циммерман, однако ей все-таки позволили войти. Взглянув в недовольное лицо судьи, Шелли внутренне поежилась. Но теперь, от – важно сделав свое заявление, испытала прилив гордости.

Впервые с тех пор, как она переступила порог палаты мирового судьи, Шелли взглянула на Гранта. Его глаза излучали любовь к ней. Шелли с облегчением вздохнула, поняв, что он не винит ее за сомнения.

– Мисс Циммерман, бесспорно, беременна, – сообщил судья. – На этот счет, миссис Робинс, у нас есть письменные показания одного уважаемого доктора. На чем основывается ваше утверждение?

Она набрала воздуха в легкие.

– Мистер Чепмен неоднократно показывал, что эта девушка его не интересует. Однажды, когда я была у него дома, туда пришла мисс Циммерман. Мистер Чепмен настаивал, чтобы она немедленно ушла и больше не возвращалась. Тогда мисс Циммерман пообещала отомстить ему за то, что он ее отверг. Думаю, это и есть ее способ мести.

Еще она рассказала и о телефонном звонке Прю Циммерман Гранту.

– Мистер Чепмен был совсем не рад этому звонку. И даже не хотел с ней разговаривать.

– Вы делаете самостоятельные выводы, но пока что не будем заострять на этом внимание, – заметил судья. – В этих ситуациях, когда вы находились дома у мистера Чепмена… – судья прокашлялся, – вы были там с чисто платоническими целями?

В комнате повисло тяжелое молчание.

– Нет.

Брови судьи взлетели вверх. Несколько томительных мгновений он выжидал, постукивая карандашом по стопке бумаг на своем столе; покосился на Прю Циммерман, о чем-то шептавшуюся с адвокатом. Затем перевел цепкий взгляд на Гранта.

– Мистер Чепмен, я не знаком досконально с той прискорбной историей в Вашингтоне. Виновны вы были или нет – к данному делу это отношения не имеет. Однако, оказавшись однажды причастным к скандалу, человек становится уязвимым для ложных обвинений. Напоминаю вам, что вы даете показания под присягой. Состояли ли вы в интимных отношениях с мисс Циммерман?

– Нет, никогда. – Голос Гранта прозвучал негромко, но твердо и уверенно.

Прю Циммерман заерзала на стуле, когда судья взглянул на нее.

– Итак?

Прю вдруг разом как-то обмякла и закрыла лицо руками.

– Мой парень меня бросил. Я не знала, что делать. Простите меня, простите.

Возникла суета. Пока адвокат Прю выводил ее из палаты мирового судьи, она умоляла Гранта и Шелли простить ее за вранье. В конце концов судья зачитал официальное постановление о прекращении дела против Гранта. Когда он закончил, Грант стремительно метнулся через весь зал, взял Шелли под руку и увлек в укромный уголок возле окна. Обхватив ладонями ее лицо, он приподнял его, вглядываясь пылающими от любви глазами.

– Зачем ты ввязалась в эту историю? Через несколько минут правда все равно бы выплыла наружу.

– Я хотела, чтобы ты знал, как я тебе верю, как сильно люблю тебя. Прости, что подвела тебя, когда ты больше всего нуждался в моем доверии.

Он нежно расцеловал ее.

– Признаться, я был зол как черт, когда уходил из твоего дома, но на размышления у меня была целая неделя. Трудно винить невесту за то, что она огорчается, когда в день свадьбы жениху вручают повестку в суд по делу об отцовстве. – Он невесело усмехнулся. – Прости меня, ради Бога, Шелли. Проживи мы еще сто лет, я все равно не сумею искупить своей вины перед тобой.

– Ты уже искупил. Тем, что любишь меня.

– Но что-нибудь подобное может случиться еще. Как сказал судья, «я уязвим для ложных обвинений» и долго буду вызывать подозрения.

– Я все переживу – пока буду знать, что ты меня любишь.

– Люблю. – Он крепко прижал ее к себе.

– Грант, почему ты не сказал, что звонил и расспрашивал обо мне много лет назад?

Выпрямившись, он внимательно посмотрел на нее.

– Откуда ты узнала?

– Мама случайно проговорилась сегодня утром. Почему ты не сказал мне об этом с самого начала?

– Боялся, ты подумаешь, будто я рисуюсь – или же цепляюсь за прошлое, не ценю в тебе женщину, которой ты стала. Кроме того, ты и без того переживала свой неудачный брак, и мне не хотелось, чтобы ты грустила, думая, как могло бы у нас все сложиться. – Я всегда буду сожалеть о годах, которые мы провели порознь, сожалеть, что не сказала тебе о своих чувствах, когда уже достаточно повзрослела, что-бы понять: это не простое увлечение.

– Давай больше не будем терять времени даром, – шепнул он.

– Ты о чем?

– Ваша честь! – обратился Грант к судье, который наводил порядок на своем столе. Судья поднял глаза, удивившись, что они еще здесь. – Не окажете ли нам любезность? Пожените нас, пожалуйста!


– Ты совсем не похожа на банкира, – заметил Грант, когда Шелли вышла из душа. – А тебе нравится мне это повторять, – озорно ответила она, брызнув ему в лицо водой.

Он отобрал у нее полотенце и бросил его на пол.

– Ладно, скажем так: я никогда еще не желал так кредитора. И никогда не испытывал непреодолимого желания сделать вот это. – Он накрыл ее грудь ладонью и осторожно погладил встрепенувшийся сосок. – А еще я никогда не видел у банкиров такого вот чудесного маленького пузика. – Другой рукой он погладил чуть заметную выпуклость ее живота.

– Не такой уж он маленький, – проворковала она, уткнувшись ему в плечо.

– Скажи-ка, а шьют ли для беременных строгие серые костюмы в полоску?

– Я не меньше твоего ненавижу строгие серые костюмы в полоску. Никто еще не жаловался на мою одежду. Наоборот, когда мои клиентки видят женщину, сочетающую карьеру и материнство, это придает им уверенности.

Четыре месяца беременности мало изменили ее тело, разве что чуточку увеличился живот да грудь заметно налилась, что приводило в восторг будущего отца. Руки Гранта бережно ощупывали ее живот каждый день, отмечая рост малыша.

– Я уже его люблю, – сказал он, целуя ее нежную кожу. – Но не так, как люблю его маму.

– Даже после трех лет супружества?

– О, уже так долго? – Мысли Гранта были далеки от разговора: он медленно поглаживал языком ее сосок.

Шелли довольно мурлыкнула; ладонь ее скользнула за пояс его брюк.

– Ага, и я до сих пор отгоняю от тебя студенточек. – Не-а, – выдохнул он.

– Да-да-да. И их можно понять. Я-то знаю, что такое сидеть на лекции и сгорать от любви к учителю.

– Серьезно?

– Угу.

После того как Шелли закончила университет, они переехали из Седарвуда в Талсу, где она получила место в банке. Грант начал преподавать в известном государственном колледже и через два года стал деканом кафедры политических наук и государственного права. Он был по-прежнему красив, строен и мускулист. А седина в волосах только добавляла ему привлекательности.

На первое их семейное Рождество Шелли подарила ему трубку и твидовый пиджак с замшевыми заплатами на локтях. Оглядев подарок, Грант посмотрел на Шелли с плохо скрываемым разочарованием. «Это неотъемлемые атрибуты любого профессора», – со смехом объяснила Шелли. Двадцать шестого декабря он, однако, сменил «атрибуты» на короткую кожаную куртку и джинсы в обтяжку. Шелли неохотно признала, что его выбор более удачен, однако свирепо поглядывала на каждую женщину университета, которая осмеливалась открыто восхищаться сексапильностью Гранта.

Время от времени всплывали отголоски давнего вашингтонского скандала, но подробности постепенно стирались из людской памяти. Грант был счастлив всем, чего добился. Тени прошлого мало могли повлиять на уважение, которое он к себе снискал. Более того, ему предложили баллотироваться в законодательное собрание штата.

– Ты сам-то этого хочешь? – спросила обрадованная Шелли, когда он рассказал ей о разговоре с членами выборного комитета.

– Я не прочь поучаствовать в политической жизни на местном, а то и на государственном уровне. Возможно, если мы внесем в государственную политику немного честности и прямоты, поубавится грязи, которой я навидался в Вашингтоне.

Грант все еще размышлял над этим предложением, она же ясно дала понять, что, каким бы ни было его решение, она его поддержит. Жизнь Шелли была яркой и полной. Словно и не было лет, проведенных с Дэрилом, который, как они прочли из газет, уже развелся со второй женой.

Ее жизнь началась в тот день, когда Грант Чепмен пригласил ее на чашку кофе после своей лекции. Или же – в тот день, когда он впервые поцеловал ее, шестнадцатилетнюю школьницу. А все годы, разделявшие эти два события, давно уже изгладились из ее памяти.

Теперь же, когда Грант обнял ее, Шелли вложила всю свою любовь в страстный поцелуй.

– Шелли, раз уж ты ведешь себя совсем не так, как подобает сдержанному банкиру, я, пожалуй, расстегну джинсы.

– Почему бы тебе их не снять? – вкрадчиво предложила она.

Смеясь, Шелли стала расстегивать пуговицы на его рубашке, а сам он, быстро расстегнув «молнию» на джинсах, ловко сбросил с себя всю одежду.

– Есть какие-нибудь еще идеи? – шепнул он ей на ухо, скользнув ладонью меж ее бедер.

– Угу. – Она прижалась к нему всем телом.

Выдохнув ее имя, Грант подхватил жену на руки и отнес в спальню. Осторожно опустив на постель, прилег рядом. Шелли уткнулась лицом в темную курчавую поросль на его груди, легонько провела по ней языком.

– Шелли… ты… такая… чудесная…

Она подняла голову, нашла его губы, и они слились с ним в головокружительном поцелуе. У нее перехватило дыхание, мысли смешались. Каждая частичка ее тела отвечала на малейшие прикосновения Гранта.

Он положил ладони на ее груди, чуть приподнял их и стал нежно целовать потемневшие соски.

– Грант, о, Грант, – простонала Шелли в упоении.

– Ты помнишь, как я любил тебя в первый раз, – прошептал он. – Помнишь?

– Да, да, помню! – воскликнула она, чувствуя, что погружается в блаженное забытье. – Помню…

Загрузка...