

Если вам не открываются картинки, то попробуйте открыть их через браузерскую версию. В мобильной версии не отображаются. Или же в блоге посмотреть.
ВНИМАНИЕ: ценз 18+ оправдан матами, несколькими интимными моментами и распитием алкоголя. Откровенной эротики, секса в книге нет
Илья
— Ну как? — спрашивает меня Света после того, как члены комиссии покидают мой кабинет.
Комиссия почти целый день исследовала университет, выискивая всяческие нарушения. Заглянула даже в те места, о существовании которых я и не догадывался. Поставили весь педагогический состав на уши, перевернули всё вверх дном. Выборочно побеседовали с десятками студентов, выбирая, как назло, самых неразумных.
— Нам дали десять дней на исправление всех ошибок, — сквозь зубы цежу своей секретарше.
Идиоты! Как я им за десять дней сделаю ремонт во всём университете? Как, бл*ть?!
Провести замену штата на более молодой. Кто пойдёт работать сюда за гроши? Кто? Финансирование-то сократили!
Умники, бл*ть, нашлись!
Дверь за Светой закрывается. Отвернувшись к двери, запирает её на замок характерным щелчком. Соблазнительно поворачивается ко мне и, вызывающе прикусив губу, эротичной походкой идёт ко мне.
Света не только моя секретарша, но и моя девушка. Чтобы не было никаких недомолвок: вначале мы стали парой, и лишь затем она стала тут работать. Света — профессионал в своей сфере. Отлично выполняет обязанности секретаря и также первоклассно обязанности моей девушки.
— Илья, любимый, не стоит нервничать, — мурлычет девушка, подходя к моему столу, и разворачивает кресло, чтоб я оказался сидящим перед ней. — Я помогу, — обещает она и начинает медленно опускаться на колени.
Серьёзно?
Забыл! Один минус у Светы есть: память короткая. Знает, что меня нельзя трогать, когда нервничаю! Но нет же, лезет! Сколько раз из-за этого ссорились!
— Света! Иди, работай, — останавливаю её ледяным тоном. — Мне не до тебя сейчас!
— Не до меня? — вмиг превращается в стерву эта соблазнительная кошечка. — Да пошёл ты! Козёл! — открывается дверь, и она выходит, громко хлопнув.
Истеричка!
У Светы есть всё: красивая внешность и чувство стиля. Милые черты лица с накаченными губами, что не особо мне нравится. На работу она приходит в средней длины юбке, белой или бежевой блузке и с высоким конским хвостом. Юбка при необходимости легко задирается, блузка расстёгивается, а чёрные волосы распускаются. Идеальная девушка... почти, но…
От дальнейших раздумий меня отвлекает телефонный звонок. Не глядя, поднимаю трубку.
— Да! Илья Громов!
— Илюша, привет, — приветствует меня мама.
Единственный человек, способный меня утихомирить, и вовсе не потому, что она психолог, а потому, что знает меня и понимает.
— Привет, мам, — улыбнувшись, произношу я.
Откидываюсь на спинку кресла и готовлюсь внимательно её слушать. Моя мама любит иногда среди рабочего дня позвонить и рассказать что-то забавное, случившееся с ней пару минут назад. А мне несложно послушать маман минут десять и тем самым поднять себе настроение.
Папа рассказывал, что полюбил маму именно за её простоту и жизнерадостность. Способность во всём найти положительные стороны.
— Илюша, в пятницу приём у Покровского. Мы с отцом приглашены и ты тоже, — оповещает меня госпожа Громова, любительница светских мероприятий.
Мои родители занимают определённое место в высшем обществе. Отец — владелец лучшей в стране строительной компании, а мама, как я уже говорил, психолог, занимающийся частной практикой. Всё это позволяет им иметь не последнее слово в нашем городе, а иногда и в стране. Часто родителей и меня приглашают на очередные приёмы, где богатые толстосумы хвастаются своими приобретениями. Хотя бывают исключения, те, кто не хвастаются. Среди таких мои родители, Покровские, Волынские, Родионовы и ещё парочка семей.
— Мам, у меня куча дел в университете. Проверки, ис… — начинаю я.
— Так! Меня не волнуют твои дела, — строго произносит мама. — Ты придёшь, и точка! Илья, не подводи нас с отцом!
Ох… Понимаю, что придётся идти, но спорить всё равно не перестаю. Вот такой я с детства. Не могу сдаться, только если этого не просит мама. Именно поэтому о таких вещах обычно просит меня она, по просьбе отца.
— Мам, я не обязан там быть, — по слогам произношу. — Зачем мне идти на этот приём?
— Ну… — мнётся мама — Я думала, познакомишься с какой-нибудь женщиной…
Да, начинается…
— У меня есть Света, — в который раз напоминаю ей.
— Эта твоя Света… — брезгливо произносит имя моей девушки мама. Уверен, она на том конце трубки сморщила носик, что позволяет сделать себе крайне редко. — Не нашего круга. Тебе нужна девушка, подходящая тебе по статусу, а не деревенщина!
— Мам, это моё решение! Света моя девушка, и мне решать, быть с ней или не быть!
Света — то единственное, в чём я не уступаю матери, но в каком-то мизерном проценте с ней согласен. У нас со Светой нет будущего.
Такой разговор у нас с мамой происходит два раза в неделю. Мои ответы озвучиваются уже на автомате.
— В любом случае, приходи на приём, — обессилев от споров со мной, сдаётся мама печальным голосом, будто бы только что мир рухнул.
Илья
На следующий день я, как и положено, перед тем, как появиться в университете, захожу в цветочный магазин, покупаю шикарный букет алых роз. Затем иду в ювелирный и указываю на первые попавшиеся серьги, даже не взглянув на них.
С этим всем набором захожу в университет, поймав на себе парочку пожирающих взглядов студенток. Романов со студентками у меня никогда не было и никогда не будет, но это не мешает мне наслаждаться их женским вниманием.
Увы, детки, меня малолетки не интересуют. Предпочитаю девушек опытней и раскованней. Хотя многие из вас уже точно опыт имеют немаленький.
Открываю дверь ректората и вхожу, нацепив милейшую улыбку. Света сразу же начинает невинно хлопать глазками, завидев букет и коробочку с известным логотипом. Привстаёт и становится в соблазнительную позу.
Подхожу к ней, оценивая её сегодняшний наряд. Сразу становится понятно, что я мог даже не заморачиваться этим утром. Света уже вовсю приготовилась выпрашивать извинения. Белая полупрозрачная блузка распахнута на первые три пуговицы, обнажая нескромных малышек. Чёрная юбка с боковой молнией, что расстёгивается за одну секунду…
— Прости, — произношу я, не вкладывая в эти слова ни грамма сожаления.
— Любимый… — томно шепчет она и подставляет губы для поцелуя. — Просто не кричи на меня больше.
Откладываю букет в сторону и впиваюсь в её губы. Вкладываю в поцелуй все эмоции, что накопил за сутки. Злость. Отчаяние. Усталость.
Прикусываю её губу, почувствовав привкус крови по рту. От этого коктейля начинает сносить голову. Подхватываю Свету под ягодицы и, открыв ногой дверь своего кабинета, захожу туда вместе с девушкой на руках.
Усаживаю Свету на свой стол и спускаюсь поцелуями на её шею. Света выгибается в моих руках и еле слышно стонет, распаляя меня ещё сильнее.
— Нужно закрыть дверь… — сбившимся голосом говорит Света и, спрыгнув со стола, подходит к двери, запирая её на ключ.
Пока она идёт обратно ко мне, медленно и соблазнительно расстёгивает остальные пуговицы блузки, после и вовсе скидывая вещицу на пол. Тонкий бюстгальтер не скрывает торчащих сосков девушки. Спрятав руку за спину, скидывает и его, позволяя ему пасть к её ногам. Перешагнув своё бельё, Света расстёгивает юбку на боковой молнии, которая мигом оседает на пол, представляя мне сексуальную любовницу, практически нагую и готовую на всё.
Оставшись в одних трусиках и чулках, она, сексуально повиливая бёдрами, идёт ко мне. Знает, чертовка, как меня заводят женские трусики и чулки. Как возбуждает вид женщины в трусиках. Как люблю их снимать…
У меня лёгкий фетиш на женское бельё, точнее, на его нижнюю часть.
Света — идеальная для меня пара. Знает обо всех моих предпочтениях и пользуется этим, но недостаточно, чтоб я полюбил её по-настоящему.
Стянув с меня пиджак, Света опускает руку мне на ширинку, где уже образовался Эверест. Одним лёгким движением расстёгивает ремень и ширинку, помогает мне приспустить брюки. Просовывает руку мне в боксеры и освобождает стоящий член. Поворачивается ко мне задом и трётся попкой о мой стояк, отчего я начинаю тихо стонать, предвкушая предстоящее деяние.
Резко хватаю её и заставляю прогнуться, опереться руками о кресло. Разрываю трусики на месте её промежности и одним движением вхожу. Она уже мокрая и с лёгкостью принимает меня всего, издав один обрывистый стон. Начинаю вколачиваться в неё. Резко. Грубо. Быстро.
Почувствовав, что оргазм вот-вот настанет, выхожу из неё. Света тут же поворачивается и, опустившись на колени, пытается довести меня до финиша оральными ласками, но мне мало её медленных движений, и я перехватываю инициативу. Схватив её голову, начинаю насаживать на себя всё глубже и глубже, пока, наконец, не кончаю ей прямо в рот. Она принимает всё до последней капли. Облизывается и вытирает уголки рта.
— Ты сегодня просто шикарен! Зверь! — закусывая губу, проговаривает Света.
Натягиваю свои брюки обратно, взглянув на голую девушку, развалившуюся на кресле.
— Одевайся. Нам работать надо, — произношу я, начиная собирать её вещи по полу. Собрав, кидаю их девушке. — Свет, одевайся! Нет времени, сейчас из пожарки придут.
— Ладно, — недовольно отвечает моя девушка и всё же начинает одеваться.
Весь день люди из пожарной инспекции выносят мне мозг. То там не так, то там. Но с этими-то всё понятно. Они денег хотят. Деньги у меня есть. Только вот оглашённая сумма оказывается выше той, что была ранее. Скрипя зубами, отдаю, и мы прощаемся до следующей проверки. Мысленно желаю им больше не возвращаться!
Для себя я уяснил, что в инспекциях работают два вида людей: Кровососы и Деньгососы. И на моем пути уже повстречались оба этих вида.
Набираю номер друга, что работает в министерстве образования, надеясь на какую-то поддержку и помощь. Лёня берёт трубку после третьего гудка.
— Громов, ты ли это? — с театральным удивлением отзывается друг. — Случилось что-то?
— Паш, не ёрничай. Но ты прав. Случилось.
— Проверки доконали? — интересуется он, понимающе хмыкнув.
— Не то слово. И чего они это к Новому году все нагрянули.
Илья
На следующий день в университете я появляюсь позже обычного, почти к обеду, так как улаживал некоторые вопросы в администрации города.
Признаюсь честно, мне нравится быть ректором, но эти все проверки, придирки и тому подобная подставная ересь выбешивает. В такие моменты так и хочется позвонить отцу и сказать, что я согласен вернуться в компанию. Но я этого не делаю, потому что я мужчина и не привык сдаваться.
Что же касаемо обычных проверок, цель которых не деньги, то к ним я всегда готов.
Вхожу в университет, поднимаюсь на второй этаж, где расположен мой кабинет, и первое, что замечаю — уйма стеклянных осколков на полу, чья-то кровь и две женщины, которые убирают всё это.
— Что здесь произошло? — строго спрашиваю их, подходя к ним и оглядывая место преступления.
— Добрый день, Илья Романович! — приветствует меня Анна Петровна, женщина лет пятидесяти, что работает в университетской столовой поваром. — Так девчушка бежала и не заметила, как рабочие, что сегодня окно меняли на третьем этаже, стекло тащили. И стекло разбила, и сама поранилась, — сбивчиво рассказывает. Мне требуется около минуты, чтобы понять, что именно она говорит.
— Да-да! — поддерживает её вторая женщина, имени которой я, к сожалению, не помню, но знаю, что она уборщица. — У неё в руке осколок даже остался. Она в обморок упала, а рабочие её в медпункт отнесли.
— Она ещё там? — задаю вопрос и поворачиваюсь в направлении, где находится медпункт.
— Да. Где ей ещё быть? Минут пять только прошло, — отвечает Анна Петровна, собирая крупные осколки.
Быстрым шагом направляюсь к нужному кабинету, мысленно прокручивая слова повара и уборщицы. Ещё не дойдя до двери, слышу, как там что-то громко падает, кто-то кричит. Оглушают ещё какие-то незнакомые пугающие звуки, которые походят на драку.
Резко распахиваю дверь и влетаю в медпункт, готовый в случае чего вступить в конфликт. Врезаюсь в спину одного из рабочих, что стоит с камерой в руках и, тихо посмеиваясь, снимает происходящее. Второй рабочий делает то же самое, только ещё и комментирует:
— Дамы и господа, среди нас сумасшедшие. Учатся и находятся рядом с каждым…
Смотрю на того, кого они снимают, и натыкаюсь взглядом на двух человек. Нашего университетского врача, Ивана Владимировича, и испуганную девушку, что ногами стоит на кушетке и со слезами на глазах смотрит на всё происходящее. Её трясёт. Из одной ладошки торчит небольшой кусок стекла, по которому стекает кровь.
Чертыхаюсь мысленно, когда более детально рассматриваю девушку. Ольга. Та, что два дня подряд постоянно попадается мне на глаза в попытке покалечить себя или меня.
Сейчас на ней всего лишь джинсы и чёрный вязаный свитер. Блондинистые волосы затянуты в высокий хвост.
— Девушка, дайте свою руку. Я выну осколок и наложу швы, — спокойно просит доктор, но в голосе его скрыто раздражение. Наверное, не первый раз произносит эту фразу.
Девушка со всей силы мотает головой. Её руки трясутся, как будто бы её током бьёт. Глаза бешено бегают по комнате. В этот момент она напоминает мне напуганного оленёнка, которого поймали браконьеры и пытаются убить.
Красивый оленёнок Бэмби, однако.
Пару секунд смотрю на неё, и во мне зарождается новое чувство. Мне хочется защитить её, обнять, успокоить. Почему-то не могу отбросить это желание вызванное, скорее всего, от… жалости. Прежде никогда не испытывал такое желание, даже когда преподавал в университете и принимал зачёт у взволнованных студентов. Бывало, что я знал, что студент готов, но просто перенервничал во время ответа, поэтому такой неуверенный, но никогда не жалел.
Подумаете сейчас, что я тиран… Возможно! Но благодаря таким зачётам в будущем у моих студентов не возникало стеснения перед сдачей дипломов. Они учились быть уверенными, чтобы я не валил их.
— Вышли отсюда, и пошли работать, — рявкаю на рабочих и, схватив их за шиворот, выталкиваю в открытые двери кабинета. Перед тем, как закрыть дверь, выхватываю телефоны и стираю видео.
Закрываю двери и медленно подхожу к кушетке, на которой стоит девушка. Специально оставляю между мной и кушеткой один шаг, чтобы поймать девушку, если она начнёт падать, но при этом оставить ей некоторое пространство.
— Ольга? Вас ведь так зовут? — обращаюсь к девушке.
Она еле заметно кивает. Или мне кажется, но в её глазах на пару секунд мелькает облегчение. Будто бы от того, что я знаю её имя, она спасена.
Понимаю, что девушка напугана. Я двадцать лет жил с матерью-психологом и поэтому знаю основы того, как общаться с теми, у кого паническая атака. А в том, что у девушки именно она, я уверен.
— Посмотрите на свою руку, — прошу её. — Там осколок. Его надо достать и обработать рану, — медленно и спокойно объясняю ей. Протягиваю руку. — Я помогу спуститься.
Ольгу начинает ещё больше трусить, она вжимается в стену за своей спиной и выставляет руку вперёд в жесте защиты.
— Иван Владимирович, мы можем выйти? Девушке надо успокоиться, — обращаюсь к доктору. Тот кивает. И я поворачиваюсь к девушке. — Мы выйдем на несколько минут, а затем вернёмся. И ты позволишь нам вытащить стекло из твоей руки. Хорошо? — девушка кивает.
Илья
Не понимаю, что творится в моей голове. Образ Ольги не выходит оттуда ни на секунду. В какой-то момент меня посетила мысль, что, возможно, то, что я хочу собственную студентку — игра гормонов. Потянуло на молоденькое и свежее.
Я тотчас отметаю эти мысли. У меня есть Света, и лишь её я должен хотеть.
Да, в последнее время у нас довольно натянутые отношения. Мы часто ссоримся из-за пустяков. Но смущает меня другое. То, как я начал относиться к собственной девушке. Ни грамма уважения и ласки. Наши отношения последний месяц состоят из ссор, скандалов, грубого секса и, конечно же, холода.
Может, всё дело в этом? Мне хочется тепла. Того, что было раньше между мной и Светой, когда мы гуляли по ночному городу, летали на каникулы в Европу. Я даже проверил эту теорию. Выйдя в пятницу утром из кабинета, посмотрел на реакцию своего организма на студенток. Ноль. Её просто не было.
Как и Ольги в университете…
Теперь меня мучил вопрос: я хочу Ольгу или же вернуть тепло в отношениях со Светой?
Я сидел в собственном кабинете и делал вид, что пытаюсь решить вопросы, чтоб университет не закрыли, а сам в который раз поглядывал на содержимое нижнего ящика. Того самого, в котором лежал заблокированный телефон девушки и чёрные трусики, к которым руки тянулись сами собой.
— Илья, можно я уйду сегодня пораньше? Мы с девчонками договорились пройтись по магазинам, — спрашивает меня Света, без стука заходя в мой кабинет.
Наспех закрываю ящик и подпираю его ногой, как будто бы он может случайно сам открыться и поведать миру о том, что находится у него внутри. Выдать мой грязный секрет.
— Свет, я же говорил, что мы сегодня идём на приём к Покровскому, — напоминаю я девушке.
— Ну, блин, Илюш! — начинает Света. — Что мне там делать? Тем более, там будет твоя мама.
— Правильно, Свет, там будет моя мама и отец, — строго произношу. — Я тебе ещё во вторник сказал, что мы идём на приём вместе.
— Ну, Илья! — обиженно надувает губки. — Я не хочу! Я не хочу видеть твоих родителей! Они меня ненавидят!
— А ты что-нибудь сделала, чтоб они тебя приняли? — задаю вопрос девушке, которая со страдальческим выражением лица садится на диван. — В первую же вашу встречу, ты раскритиковала вкус моей матери. А во вторую, когда мы вроде как ехали мириться, ты раскритиковала профессию моей родительницы, сказав, что все психологи шарлатаны.
— Но ведь это правда! — протестует моя девушка.
— Свет, ты знаешь, скольким людям помогает, и уже помогла моя мать? Я часто слышу отзывы о её работе и успехах. Она профессионал, и многие записываются к ней на приём за полгода вперёд.
— Это всё бред! — заявляет мне Света. — Люди любят поболтать, а твоя мама просто умеет их слушать.
— Слушание — одна из основ этой профессии, — в тон матери цитирую родительницу.
Когда то и я считал, что психология — лёгкая и бесполезная сфера медицины, но мама со временем меня переубедила. Нет, не словами и не сама, а люди, с которыми она работала. Они каждый раз выходили от неё иногда заплаканными, но всегда с улыбкой и лёгкостью на душе. Это было видно во всём… И мне она не один раз помогала. Да делала это так, что я сам не понимал, как так получалось, но позже осознавал и был благодарен. После душевных разговоров с ней всё вокруг воспринимается легче и проще. Проблемы кажутся не такими уж и серьёзными, а неудачи — вовсе не проигрышем.
— Я всё равно никуда не пойду. Илья, мы с подругами уже договорились. Они будут меня ждать! — продолжает Света.
Около минуты мы буравим друг друга взглядом. Я чувствую себя паршиво, поэтому даже не расстроился, когда Света сказала, что не пойдёт. Мне плевать. Я не против и один пойти. Что странно для меня. Раньше я испытывал невероятное удовольствие из-за того, что моя девушка всегда была со мной рядом. Но в последнее время я понимаю, что мне всё чаще хочется побыть одному, точнее, без Светы.
Что с тобой, Илья?
Тебе плевать на Свету? На твою девушку?
— Да делай, что знаешь, Свет, — сдавшись, произношу я. — Можешь уходить хоть сейчас, ты мне больше не нужна сегодня. Позвони вечером.
— Спасибо, любимый! — подскакивает Света, дарит мне поцелуй в губы и выходит.
Не успеваю морально отойти от одного разговора, как мне на телефон поступает звонок.
— Да, мам! — улыбнувшись, отвечаю.
Можете называть меня маменькиным сынком, но каждый раз, когда я вижу или слышу голос матери, улыбка сама появляется на моих губах. По отношению к матери я мягок, нежен и ласков. Я, правда, не знаю, в чём причина. Может, в любви к ней? Или она меня запрограммировала на это? Шучу, всё потому, что она моя мама.
— Привет, дорогой! — щебечет родительница. — Ты не забыл про приём?
— Нет, — улыбаюсь в трубку. — Буду к шести у вас.
— Илюш, здесь такое дело… — мнётся мама. — В общем, приезжай сразу туда. Мы с отцом поедем к Покровскому раньше, так как у нас дело одно есть.
— Какое? — настороженно спрашиваю маму.
Илья
В нужное время моя машина паркуется у особняка Покровского. Отдаю ключи парковщику и медленно бреду среди приехавших на приём гостей.
— Илья, привет! — приветствует меня одна из дочерей маминых подруг. Одна из тех, с кем меня хотели свести. Одна из «правильных» девочек.
В чёрном приталенном платье чуть выше колена, рыжеволосая ещё больше походила на девушку какого-то папика.
— Привет, — вежливо улыбаюсь и иду прочь. Беру бокал с шампанским у мимо проходящего официанта и глазами высматриваю знакомых.
Не успеваю сделать и шага, как меня приветствует ещё одна «правильная» девочка.
— Илья, прекрасно выглядишь! — томно лепечет тощая брюнетка в тёмно-синем платье в пол.
Скептически оценил свой внешний вид. Чёрный костюм в полоску, белая рубашка неизвестного мне дизайнера и тёмно-синий галстук в белую точку. Длинные русые волосы зачёсаны назад. Ничего необычного. Ничем не выделяюсь.
— Ты тоже! — улыбаюсь ей в ответ. — Прости, я бы поболтал, но срочно должен найти родителей.
— Они у арки, — подсказывает девушка и указывает бокалом в другой конец огромной гостиной, в которой и происходит приём.
— Спасибо! — благодарю девушку и иду в указанном направлении.
Через какие-то две минуты я нахожу родителей. Мама о чём-то беседует со своей лучшей подругой, отец стоит рядом, попивая красноватую жидкость в своём бокале.
— Потрясающее качество. Я просто в восторге! — радостно вещает подруга матери Ульяна Викторовна Илисова. — Планирую заказать у неё ещё парочку комплектов. Девушка невероятно талантлива.
— Не то слово! — поддерживает её мама. — Я последний год только у неё и заказываю. Рубашки мужу, сыну. Сегодня спросила, может ли она сшить для меня платье. Сказала, что не пробовала, но попытается. Я видела её эскизы платьев и уверена, что всё у неё получится.
— Невероятно! — восхищается Ульяна Викторовна.
— Добрый день, господа! — приветствую родителей и подругу матери. Нежно обнимаю мать, утопая в её любви. На маме сегодня тёмно-вишнёвое платье ниже колен и небольшие каблуки. Даже на каблуках мама с натяжкой достаёт мне до носа. Ростом я пошёл в отца. Отпустив маму из объятий, пожал руку отцу, а затем галантно поцеловал руку подруги матери.
— Хвала небесам, ты пришёл! — театрально вздыхает отец. — Эти трещотки меня уже утомили.
Мама бросает на него укоризненный взгляд, но, заметив что-то за нашими спинами, мигом растягивает губы в радушной улыбке.
— Пойдёмте к Покровским! — говорит она. — Илья, пойдём! Я познакомлю тебя с дочерью Покровского!
Начинается…
Ещё одна «правильная» девочка.
Да и ещё и ненормальная.
Оно мне надо?
— Мам, у меня есть девушка, — буднично проговариваю.
— Знаю. Где она, кстати? — невзначай интересуется мама.
— Ей нездоровится, — вру и отворачиваю голову.
— Илья, я психолог. Ты, когда врёшь, мизинец выкручивать начинаешь, — недовольно делится секретами мама. — Но я рада, что ты пришёл без неё. Здесь сегодня столько свободных женщин…
— Мам, у меня есть Света! — как попугай повторяю. — Мне неинтересны другие женщины, — после этой фразы моё тело сжимает спазм. Чувствую себя как нашкодивший котёнок. С чего бы это? — И, тем более, мне неинтересна дочь Покровского. Я выражу уважение Покровскому, познакомившись с его дочерью, но ни о каких отношениях речи и идти не может.
— Илья, я не собиралась знакомить тебя с дочерью Покровского. Поверь, она сама этого не захочет. Да и мала она для тебя, — заключает моя мама, пока мы идём к месту возвышения, на котором, вероятнее всего, стоит чета Покровских.
По пути беру ещё один бокал с шампанским и отдаю пустой. Останавливаюсь позади родителей, так как отстал на несколько шагов из-за манипуляции с выпивкой.
Поднимаю взгляд на чету Покровских и мягко, так сказать, впадаю в шок, когда вижу рядом с Покровским Ольгу! Мою студентку. Ту, что последнее время является моей вечной проблемой.
Девушка отличалась от всех гостей на приёме. Если у всех платья и костюмы были в тёмных тонах, то Ольга в нежно-лиловом платье была похожа на ангела. Спереди её волосы были заплетены в венок, остальные пряди были распущены и падали ей на спину.
Ольга смотрела на отца и что-то безмолвно просила. Взгляд её был похож на взор ребёнка, просящего у отца собаку или кошку.
— Оля, нет! — мягко говорил Покровский. — Ты останешься здесь. Смотри, сколько гостей!
Она поджимает губы и кивает.
— Олечка, ты останешься рядом со мной! — твёрдо заявляет Вадим Алексеевич Покровский и поворачивает голову в нашу сторону. — О, Илья! Твоих родителей я сегодня видел, а тебя нет. Рад, что ты пришёл.
— Спасибо за приглашение, Вадим Алексеевич! — вежливо улыбаюсь, а сам взгляд от Ольги еле отвожу.
— Илья, познакомься, это моя дочь, Ольга! — гордо произносит Покровский. — Красавица моя.
Илья
Приём проходил, я бы сказал, скучно. К моему несчастью, «правильные девочки» стали всё чаще и чаще подходить поприветствовать, попутно оставляя номера своих телефонов. Посылая многозначительные взгляды, некоторые особы намекали, что не против уединиться и сейчас.
«Правильные», мать его, девочки!
Есть, конечно, и правда правильные девушки. Те, что имеют гордость. Считаю, что мужчина должен добиваться женщину, а не наоборот. Вот таких женщин я уважаю и такими восхищаюсь. Но те, что встречаются мне…
Я же почти весь вечер наблюдал за дочерью Покровского, которая, спустя десять минут после своего ухода, вернулась и встала рядом с отцом. Около Покровских постоянно кто-то находился, и они о чём-то непременно беседовали. Жена Покровского, Анастасия, уже давно отделилась от мужа и общалась с гостями лично. Одна лишь Ольга постоянно стояла по правую руку от отца с бегающим, настороженным взглядом, теребя в руках телефон в белом чехле.
В какой-то момент наши с Ольгой взгляды встретились, и я послал ей улыбку, получив еле заметную от неё. Делаю шаг по направлению к девушке, но меня перехватывают чьи-то руки.
Если это очередная «правильная девочка», то я пошлю её куда подальше и плевать мне на то, что мы на приёме!
— Громов! — слышу баритон за моей спиной. — Какие люди!
Нехотя поворачиваюсь к источнику звука, оторвав взгляд от Ольги. Замечаю, как девушка отводит виноватый взгляд.
Что она себе там надумала?
— Никита, — приветствую старого друга, с которым не виделся уже лет семь. — Вернулся в Россию?
Никита Маслянков — мой друг детства. Мы были не разлей вода, пока однажды Никита не влюбился в румынку Лауру. Долго добивался девушку, в итоге она сдалась, и они поженились. Чуть больше семи лет назад они переехали в Румынию, где по сей день и живут, как мне известно. За эти семь лет наше общение сошло на нет.
— Мы с Лаурой погостить к моим родителям приехали. Внуки соскучились по ним, — довольно рассказывает Маслянков.
— Дети? — спрашиваю его удивлённо. Сколько помню, Никита никогда не хотел детей.
— Да, у нас три погодки, — отвечает Никита. — Ксюша, Даша, Николетта. Пять, четыре и три года. А ты? Женился?
— Нет, — отвечаю, пожав плечами.
— Ну, хоть девушка есть? — спрашивает он, приподняв брови.
— Есть, — отвечаю коротко.
Не люблю я делиться подробностями своей личной жизни с человеком, которого не видел и с которым не общался более пяти лет. Да я вообще ни с кем этими подробностями не делюсь, кроме как с мамой. Потому что она мама. И то кратко ставлю в известность.
— Ты всё ещё в универе работаешь? Или одумался и к отцу ушёл? — ехидно улыбаясь, спрашивает бывший друг.
— Я ректор в университете, — отвечаю раздражённо.
Вот, бл*ть, ещё один нашёлся! Умник!
Никита работал вместе со мной в университете преподавателем, а потом встретил Лауру, дочь румынского магната. И теперь управляет бизнесом отца Лауры после смерти родителя. Вытянул счастливый билет, так сказать.
— Да не кипятись! Я просто спросил! — закатив глаза, произносит друг.
Всё-таки деньги портят людей. Ведь был нормальным, свойским, а теперь… На запястье Ролекс, костюм от Гуччи. А понтов больше, чем денег, уж точно.
— Мне пора, — произношу и, не дождавшись ответа, иду прочь.
По пути встречаю ещё парочку друзей родителей, с которыми коротко обмениваюсь парой слов, и иду к лестнице, где стоит несколько диванчиков. Там уже сидели несколько мужчин, вовлечённых в один общий разговор.
Проходя мимо лестницы, не успеваю сделать и шага, как в меня врезается что-то. Это что-то летит на меня с последней ступеньки лестницы. И если бы не моё тело, то убиться этот человек мог запросто.
Моё сердце начинает биться быстрее, когда я на автомате вдыхаю запах. Лаванда. Этот аромат всегда сопровождал Ольгу, и даже её тетрадь, сумка и трусики пахли аналогично.
Девушка резко отскакивает и испуганно смотрит на меня. Точнее, на мою грудь. И только сейчас я замечаю пустой бокал в её руке. Опускаю взгляд на свою рубашку, по которой расплылось красное пятно.
Поднимаю взгляд на девушку и замечаю в уголках глаз слезы. Я всё больше убеждаюсь в её схожести с оленёнком Бэмби.
— Ты чего плачешь? — спрашиваю, улыбаясь. — По-моему, с пятном даже лучше. Буду звездой программы, — подмигиваю и выкатываю грудь, как супергерой.
Илья, что с тобой? Взрослый мужик, а занимаешься ерундой!
Ольга перестаёт плакать и издаёт короткий смешок, но затем начинает что-то показывать на пальцах. Быстро меняя жесты, она пыталась что-то сказать, но я не знаю этого языка.
— Я не понимаю, — с сожалением произношу и поджимаю губы.
Ольга опускает голову вниз и смотрит куда-то вбок, явно о чём-то думая. Резко поднимает голову и показывает пальцем вначале на себя, потом на меня и потом на второй этаж.
— Ты просишь подняться с тобой наверх? — спрашиваю её.
Илья
Мы оказываемся в какой-то комнате, которая похожа на ателье. Вдоль стен стоят дизайнерские манекены. Некоторые одеты в рубашки, некоторые в нижнее бельё, некоторые в женские пижамы. Около одной из стен стоит машинка для шитья, а около машинки небольшой комод. А также из комнаты ведёт ещё одна дверь.
Девушка медленно достаёт свою руку из моего захвата. Молча смотрит на свою руку, затем на меня. Её взгляд прошибает меня всего. Сейчас она смотрит на меня, будто впервые меня видит.
Конечно! Впервые я на неё не ору!
— Ты хотела, чтоб мы сюда пришли? — задаю вопрос, когда тишина между нами затянулась.
Она кивает, затем оценивающе смотрит на меня и что-то показывает мне жестами, но точно не на языке жестов. Сжав кулачки около своей груди, разводит их в сторону и смотрит на меня.
— Не понимаю, — с сожалением, признаюсь.
Она подходит к комоду, открыв один из ящиков, берёт оттуда чёрный блокнот и ручку. Подходит ко мне и что-то быстро пишет на бумаге.
«Снимите пиджак» — гласит надпись, когда она поворачивает блокнот ко мне лицом.
Послушно снимаю, заинтересованный тем, чего же хочет Ольга. Кладу пиджак на пуфик, на котором лежит что-то белое. Не придаю этому значения.
«Снимите галстук» — гласит следующая надпись.
Развязав галстук, снимаю и добавляю его к пиджаку.
Девушка ещё что-то пишет в блокноте, но почему-то не спешит показывать мне. Смущённо переминается с одной ноги на другую, прижимая блокнот к своей груди.
— Что дальше? — спрашиваю девушку, увидев её смущённый взгляд в сторону.
Признаюсь, меня забавляет эта игра. А ещё больше она меня интриговала.
Никогда прежде меня не раздевали таким изощрённым способом. Хоть она меня и не касается, я чувствую Ольгу каждой клеткой. Её взгляд по мне, как прикосновение. Нежное, невесомое и до жути приятное.
Девушка разворачивает блокнот ко мне и стыдливо опускает взгляд в пол.
«Снимите рубашку» — вот то, что смутило девушку.
Медленно, по пуговке, расстёгиваю рубашку и снимаю. Не свожу взгляда с девушки, которая старается на меня не смотреть, но я видел, как она несколько раз подглядывала.
Чёрт!
Хочу, чтоб она смотрела!
— Готово! — оповещаю девушку, хотя уверен, что она знает об этом факте.
Девушка поднимает на меня смущённый взгляд, её щёчки розовеют. Несколько раз мигает, чтоб скинуть с себя смущение, но ничего не выходит, и она смотрит куда угодно, но не мне в глаза.
Очаровательная!
До чего же прекрасна!
Её внешний вид сейчас затрагивал каждую чёрточку моей души. Мне было до жути приятно от того, что она подглядывала.
Извращенец!
А ещё было приятно, что я могу вызвать смущение у такой очаровательной девушки.
В любой другой ситуации я бы уже целовал её, но сейчас этого вовсе не хотелось. Я как будто чувствовал девушку и единственное, что хотел по отношению к ней, так это держать её руку в своей и обнимать.
Всего день назад я хотел девушку, но стоило мне узнать её, и я хочу объятий.
Илья, дружище, с тобой точно всё в порядке? Где вездесущая похоть?
Тело девушки едва заметно трясёт, но она, опустив взгляд, смотрит на мои плечи, грудь, руки, торс. Но этот взгляд мне не понравился, он был каким-то деловым и собранным. Еле слышно рыкнул от разочарования.
Сделав для себя какие-то выводы, девушка молча подошла к комоду и из самого нижнего ящика достала белый аккуратный свёрток. Подойдя ко мне, протянула и еле заметно улыбнулась.
Взяв в руки то, что предлагала Ольга, коснулся её руки, и девушку ударило словно током. Она резко отдёрнула руку и испуганно посмотрела на меня.
— Прости, — зачем-то извинился я и, главное — за что?
Ольга в ответ не проявила никакой реакции, тихо подошла к пуфику, на котором лежал мой пиджак, галстук и грязная рубашка. Взяв загрязнённую вещь, двинулась ко второй двери, за которой располагалось неизвестное мне помещение. Девушка быстро скрылась там, оставив меня одного.
Развернув свёрток, достаю из него белую мужскую рубашку. К моему удивлению, она не была мятой, хоть лежала в комоде, а не висела в шкафу. Даже в шкафу рубашки порой мятые. А здесь, будто только что отутюженная.
Краем глаза заметил, что рубашка была с эмблемой, как и на моей предыдущей рубашке. Этот небольшой знак указывал, кто дизайнер этой вещи. Значит, обе рубашки сшил один и тот же человек.
Одеваюсь, застёгиваю рубашку на все пуговицы и в очередной раз оглядываю комнату. Медленно стало приходить понимание того, что Ольга и есть дизайнер этих вещей. На дальнем манекене была почти такая же рубашка, только в полоску и с белыми пуговицами.
Когда я уже надел пиджак, в комнату вернулась Ольга и с улыбкой на лице осмотрела меня. Оставшись довольной увиденным, подошла к пуфику и подняла на руки белого котёнка, что лежал на нём до этого.
Илья
Комната была похожа на её хозяйку. Нежная, аккуратная, уютная и красивая. Огромная стена разделяла помещение на две отдельные зоны. Первая зона была, по всей видимости, зоной отдыха, где располагался большой диван, телевизор, компьютерный стол и книжный шкаф. Вторую зону я видел мельком. Заметил только огромную кровать и шкаф.
Сел на диван, Ольга взяла пульт в руки, включила Дискавери и расположила котёнка у себя на коленях, поглаживая. Подняла взгляд на меня, указала на диван рядом с собой. Уверенно сев рядом, уставился на девушку. Заметив мой взгляд, девушка написала:
«Кино?»
— Да.
«Что будем смотреть?»
— На твой выбор.
«Малефисента» или «Красотка?»
— «Малефисента», — ответил без тени колебания.
Про «Красотку» я много раз слышал и знаю, что это типичное женское кино. А вот что такое «Малефисента», я не знал, но, судя по названию, что-то связанное с фантастикой. Что же… посмотрим.
«Малефисента» оказалась детской сказкой. Такого я раньше не смотрел. Никогда прежде за свои тридцать семь я не смотрел сказок. Но посмотрел в тридцать семь, и мне понравилось.
Завтра же запишусь на приём к своей матери!
И знаете, что я понял? Неважно, какое кино вы смотрите, главное с кем. Если бы на такие розовые сопли меня затащила Света, то я бы сбежал уже через десять минут. Нет, через пять. А с Ольгой я просидел весь фильм, смеясь вместе с ней и наблюдая, как она всю картину улыбается. Мы часто переглядывались и корчили смешные выражения лица.
Я не боялся быть рядом с ней нелепым или смешным. Рядом с ней я к этому стремился.
Да, я несильно вник в фильм, так как был увлечён разглядыванием девушки, но это того стоило. Видеть, как горят её глаза от какой-то доброй сцены, как еле заметно плачет, когда фильм закончился.
Она была как маленький, трогательный оленёнок. Крохотный, ранимый цветочек. Растение с хрупким стебельком, открывающееся только в определённое время и только для некоторых.
Приятно было от того, что девушка проводила со мной время, и пусть мы молчали, но мне с Ольгой не нужны были слова. Меня волновали её эмоции. Каждое её отражение на прекрасном личике девушки. Каждый хлопок в ладоши, когда Малефисента (так звали главную героиню) была доброй.
Но было одно но: каждый раз, когда я придвигался к девушке ближе, чисто случайно, то она отодвигалась от меня как можно дальше.
Когда время перевалило за девять, и мы начали смотреть вторую часть «Малефисенты», я понял, что пришло время уходить. Взглянув на девушку, увидел, что та спит.
— Ольга? — позвал её.
Ответа не последовало. Тогда я решил, что она крепко уснула. Встав с дивана, переложил котика с её колен на место рядом. Аккуратно взял на руки девушку, которая, по всей видимости, весила меньше моей подушки, до того лёгкая была, и перенёс её на кровать.
Во второй зоне и правда была кровать, шкаф и дверь в ванную комнату. Это я понял, так как дверь была приоткрыта. У одной из стен был диван и тумба, на которой лежало несколько баночек с лекарством.
Котёнок так и не усидел на диване, и всё время шёл рядом, будто охраняя хозяйку от меня.
Тогда мне вспомнилось, откуда я знаю этого котёнка. Именно его Ольга тогда спасла из-под моих колёс. А теперь он охранял ту, что спасла его.
Улыбнулся своим мыслям и, положив девушку на кровать, укрыл её одним концом одеяла, погладил по щеке и ушёл прочь.
Спустившись, отметил, что половина гостей уже исчезла и остались лишь крохи. Мои родители стояли около Покровского и о чём-то говорили.
— Да, завтра будет удобно, — ответила моя мама на вопрос Покровского.
— Значит, договорились, — произнёс Покровский и удивлённо посмотрел на меня. — Илья, ты ещё здесь? Твои родители тебя искали и решили, что ты уехал, не попрощавшись.
— Как я мог, Вадим Алексеевич? — улыбнулся ему. — Я прекрасно провёл время на вашем приёме.
— Рад слышать, — гортанно рассмеялся Покровский.
— Илья, мы уже едем домой. Ты с нами? — спросила меня мама.
— Да. Не хочу сегодня домой. Поеду к вам, — оповестил родителей.
— Замечательно! — воскликнула мама с искренней радостью в глазах. Повернувшись к Покровскому, добавила: — Буду ждать вас завтра! Доброй ночи, Вадим и Анастасия. Передавайте и Ольге доброй ночи!
— Конечно! — улыбнулась Анастасия, жена Покровского, которая подошла к мужу. — Я только что была у неё в комнате. Уснула, бедняжка.
Вовремя я ушёл, а то неизвестно, что бы подумали Покровские, если бы застали меня в комнате их дочери.
В родительском доме, когда мы уже выпили по чашечке чая и разбредались по комнатам, я спросил маму о том, что интересовало меня весь вечер.
— Мам, а что с дочерью Покровского?
— Илюш, врачебная тайна, — печально выдохнула мама. — Но могу сказать на будущее, чтоб не было неловких ситуаций… Ольга не любит, когда её касаются. Даже отец. Она избегает любых прикосновений, — и мама ушла.
Ольга
Я не люблю, когда меня касаются. Случайно. Намеренно. Мимолётно. Инстинктивно.
Я боюсь этих касаний.
Каждое из них для меня превращается в ад. Меня трясёт. Учащается дыхание, или же вовсе трудно дышать. Темнеет в глазах. Меня кидает из жара в холод и обратно. Хочется спрятаться от всего мира. Потому что касания напоминают мне ужас, который я пережила четыре года назад.
Мне трудно позволить коснуться меня даже отцу. Мачехе. Психологу. Никто не трогал меня вот как четыре года, кроме тех случаев, когда я не была в сознании, когда спала, когда не знала…
В больницах из-за такого состояния перед всеми манипуляциями меня усыпляют. Да, жестоко… но иного пути нет.
Мой психолог говорит, что меня пугают не касания, а факт того, что кто-то проникает в моё пространство. Если меня коснуться, и я этого не увижу, то всё будет в порядке.
Я не люблю находиться среди людей. Видеть жалость в их глазах из-за некоторых моих особенностей. Но больше всего расстраивают издевательства. Люди видят, что я не могу говорить, ответить на их издёвки, и тогда они начинают издеваться всё больше и больше. Грубее. Жёстче. Обиднее.
Когда я уговорила отца, чтобы он разрешил мне поступить в университет, то ожидала этого от сверстников. Понимала, что у меня не будет друзей. Но вовсе не ожидала столкнуться с издёвками от преподавателей.
Нет, конечно, многие относятся ко мне с сочувствием и даже помогают. Пара преподавателей в моём университете даже знает язык жестов, и я могу отвечать, стоя перед ними. Это мои любимые моменты. Ведь тогда я чувствую себя такой же, как все. Обычной. Той, что может ответить на любой вопрос.
Первое время я ходила одна по университету и шарахалась ото всех. Но потом в моей жизни появилась она. Лара. Моя смелая, бойкая одногруппница.
В один из дней, когда меня вновь передразнивали одногруппники, за меня заступилась Лара. Она вышла передо мной, встав лицом к моей обидчице и её свите. Долго смотрела ей в глаза перед тем, как взяла за шиворот и выкинула вон из аудитории.
Да, Лара слегка необычная девушка. Я бы сказала девочка-пацанка. У неё коротко стриженые волосы, мешковатая потрёпанная одежда, которой явно не один год. Характер у неё — будь здоров. Если что-то не по ней, то никому не жить. Она удивительно простая и добрая по отношению к тем, кого считает близким для себя.
После того, как Лара вышвырнула мою обидчицу, девушка тут же вернулась ко мне и в приказном порядке заявила, что теперь я должна угостить её мороженым за такое великолепное спасение моей безобидной задницы (со слов Лары).
На фоне этого всего мы и сдружились. Лара, как оказалось, знает язык жестов, так как её младшая сестра тоже не говорит из-за болезни горла. Это я потом узнала, что у сестры Лары рак гортани и из-за какого-то экспериментального лечения у неё полностью сел голос. Теперь ей требуется операция, и они с матерью собирают деньги.
Подруга жила только с матерью и сестрой в однушке. Девушка была из бедной семьи и с самого детства привыкла сражаться за свою жизнь и жизнь тех, кто ей дорог. Она каким-то образом мотивировала меня.
Я почти сразу же рассказала Ларе, что не люблю, когда меня касаются. Девушка спокойно приняла этот факт и ни разу не пыталась дотронуться, даже случайно. Сказала, что у всех свои странности. Например, она майонез может ложками есть. Мы приятно общались, смеялись и много болтали. Пусть я и говорила жестами. Я никогда не видела в её глазах хоть каплю жалости ко мне. Для неё я была обычной.
Лара многое знала обо мне, но я никогда не рассказывала ей о причине моей особенности. Мне было больно вспоминать это, а Лара не настаивала.
Благодаря девушке моё состояние начало улучшаться. Папа, узнав о том, кто мне в этом помог, часто сам начал приглашать Лару к нам в гости. А потом и вовсе предложил ей деньги за дружбу со мной втайне от меня. Подруга, конечно, отказалась и позже рассказала об этом мне. Я не обижалась на папу. Понимала, что он всего лишь хочет сделать как лучше. Ведь Лара стала толчком к выздоровлению.
Папа считает, что за любое добро надо платить добром. И он всё-таки нашёл то, чем отблагодарить девушку. Он полностью оплатил операцию сестры Лары и период восстановления в какой-то заграничной клинике.
Лара злилась вначале, сказав, что дружит со мной не из-за денег, добавив, что ей самой хочется со мной общаться, но она была благодарна моему папе. Они вместе с матерью приходили к нему и со слезами на глазах благодарили его. От такого зрелища я сама плакала и была жутко горда своим отцом.
Да, пусть для нас эти деньги и небольшие, и мы могли себе это позволить, но в этот момент я поняла, как сильно люблю папу.
Сейчас Лара вместе с матерью и сестрой улетели за границу, где будут делать операцию сестре Лары. По вечерам мы иногда созванивались по видеосвязи, и Лара рассказывала, как у них всё проходит. В данный момент идёт подготовка к операции.
Неделю я бродила по университету совершенно одна. Мне было одиноко без моей боевой подруги. Стервятники, почуяв, что у меня нет защиты, вновь начали издеваться, только не так агрессивно, как раньше. Терпимо. Понимали, что когда Лара приедет, им не поздоровится.
А затем начала происходить череда неприятностей.
Ольга
В понедельник, когда у нас закончились пары, и я шла к машине, где сидели мой водитель и телохранитель, я увидела нашего ректора, который шёл, уткнувшись в телефон, и не видел, как на него едет машина.
Что произошло тогда со мной, я не знаю! Но я выбежала перед движущейся машиной и свалила ректора на землю, накрыв собой. Первое, что я почувствовала — как его руки касаются меня, поднимают, а потом, как он кричит. Я не понимала того, что он говорит. Меня сковал ужас. Ведь меня коснулись, и я вновь вернулась в адские воспоминания.
Я заочно была знакома с нашим ректором. Видела его фотографию в доме своего психолога. Иногда, чтоб поднять мне настроение, Вера Олеговна включала детские видео своего сына, давала кружку вкусного чая, и мы вместе сидели и смотрели, пока за мной не приезжал папа.
Мне нравились эти видео с пухленьким малышом на них, который то и дело что-то вытворял. А ещё больше мне нравились истории, что рассказывала Вера Олеговна. У неё их было так много, что я могла слушать их часами напролёт.
До Веры Олеговны у меня было много психологов, но с ними я не могла открыться. Они все были как будто роботы. Ни грамма эмоции. Вера Олеговна была их противоположностью.
Во вторник я случайно увидела котёнка, который по глупости шёл прямо по дороге. Из-за его белоснежного цвета и крохотного тельца он сливался с дорогой, и его трудно было заметить. Поэтому, рванув, я кинулась под колёса и спасла его, чуть сама не оказавшись распластанной на земле. К моему счастью, водитель оказался шустрым и успел затормозить. К моему несчастью, им оказался опять же ректор, который что-то кричал, только в этот раз я его слышала и, дабы оправдаться, подошла на максимально комфортное для меня расстояние и показала котёнка. А потом до меня дотронулись, и меня сковал ужас. Только тот страх, что я испытала вчера, был на 6 из 10. А в этот раз он был на 8 из 10.
Не знаю, как я определяю эти баллы, но это упражнение помогает быстрее успокоиться и прийти в себя.
В среду, когда я пришла на семинар, новый преподаватель выгнал меня из аудитории и сказал, что таким, как я, здесь не место. Что если я не могу говорить, то должна сидеть дома и учиться этому, а не мучить преподавателей своими пальцами. Меня это до жути расстроило, и со слезами на глазах я бежала на выход из университета, но из-за слёз не заметила рабочих, несущих огромное стекло. Врезавшись в него, я повалилась с ним на пол. Рабочие его уронили, и оно разбилось от падения. Увидев рану на своей руке, я вернулась в воспоминания, когда я лежала в собственной крови. Страх был на 10 из 10. От всего этого я потеряла сознание. А когда пришла в себя, оказалось, что я нахожусь в медпункте. Передо мной стоит мужчина с ваткой в руках. Отложив ватку, врач взял в руки щипцы и хотел взять меня за руку, чтоб вытащить осколок из моей ладони.
Того, что было дальше, не помню… до того момента, пока передо мной не оказался ректор с вопросом:
— Ты мне веришь?
Его голос не кричал, не напрягал, а разливался теплом по всему моему телу.
Я ему верила, но боялась. Именно поэтому угрожала шприцом. Я не собиралась ему вредить, просто мне нужно было чувствовать себя защищённой.
Сбежав из кабинета, я забыла там сумку. А добежав до машины в одном свитере, показала руку водителю, и меня отвезли в больницу, где под снотворным зашили руку. Всего три шва на левой руке.
И только в четверг я вспомнила о содержимом своей сумки. Быстро заблокировала телефон, в котором хранились фото моделей нижнего белья, которые я сшила сама. Мне нравилось то, что я шью, как и моей мачехе. Именно для неё я делала эти фото. Я скидывала их ей, а она оценивала. Если ей какой-нибудь нравился, то она просила сшить ей такой же. Настя, моя мачеха, нанимала модель, которая позировала в белье и моих нарядах, чтобы я позже показывала их малочисленным, но преданным клиентам, а мои личные видели лишь единицы. Лара, Настя и Вера Олеговна, но последняя видела их без головы.
Конспекты, в случае чего, я смогу списать у кого-нибудь. У нас в группе есть тихони, которые сочувствуют мне и точно дадут переписать всё. Но в университете я не появилась, так как Вера Олеговна посчитала, что мне стоит на несколько дней остаться дома и прийти в себя.
В пятницу вечером был приём. Я чувствовала себя на нём некомфортно. Каждый намеревался поговорить со мной, взять за руку. Я сторонилась каждого. Чаще бегала в свою комнату, где играла с Мяу (так я назвала белого кота, что спасла из-под колёс ректора), а затем с тяжёлой душой возвращалась.
И в очередной раз, когда спускалась из комнаты с бокалом гранатового сока, опять столкнулась с ректором, испачкав ему рубашку. Именно тогда я второй раз за продолжительное время коснулась человека. Не знаю, сколько я стояла, но воспоминания градом падали на мои плечи и перекрывали дыхание. Я стояла и мысленно убеждала себя, что он мне ничего не сделает. Что всё будет хорошо.
Поняв, что недолго смогу преодолевать себя, потащила ректора в комнату.
Он не понимал языка жестов, но я быстро нашла решение этой проблемы и заставила его раздеться, чтобы сменить рубашку.
Илья Громов стал единственным человеком, которого я касалась. Эти прикосновения для меня были особенными, и не потому, что это новые ощущения, а потому, что рядом с ним я чувствовала себя иначе. В тот вечер за просмотром фильма он улыбался мне, смешил и весело корчил рожицы, заставляя меня улыбаться в ответ до болей в челюсти.
Илья
В родительском доме есть какое-то волшебство. Только здесь я могу спать до обеда и просыпаться отдохнувшим, забывать обо всех своих проблемах и тревожных мыслях.
Потянувшись к прикроватной тумбе, взял телефон и проверил, нет ли пропущенных звонков, СМС или другого не менее важного уведомления.
Ничего!
Даже звонка от Светы, хотя вчера я попросил её позвонить мне. Как ни странно, сам я тоже вчера не вспоминал о Свете. Поколебавшись между тем, чтоб обидеться на девушку и не звонить ей сегодня, и тем, чтобы позвонить и спросить, как дела, набрал свою девушку.
— Алло! — ответил мне вполне бодрый голос.
— Привет, Светик.
— Илюш, что-то случилось? — спросила настороженно.
— Нет, просто звоню спросить, почему не позвонила вчера, — вполне спокойно произношу я, вставая с кровати.
— Ой, мы с девчонками засиделись, и я осталась у Ленки, — расслабленно протянула она. — Зай, я вчера ноготок сломала. Можешь денежку кинуть? — промурлыкала.
— Хорошо, — ответил без капли раздражения. — Я у родителей на выходные останусь. Устрой себе день спа.
Ну а что? Девушек баловать нужно! Тем более тех, что рядом.
— Любимый! Ты лучший! — воскликнула она.
Счастливо улыбнулся.
— Знаю! — сказал я. — Ладно, пойду завтракать, позже позвоню.
— Приятного аппетита, любимый.
Коротко попрощавшись со Светой, принял душ и, одевшись, спустился в надежде на поздний завтрак. Войдя в столовую, застал там беседующих отца и Покровского.
— Добрый день! — поприветствовал я их. — Вадим Алексеевич, не ожидал вас сегодня увидеть.
— Здравствуй, Илья! — ответил мне Покровский. — Вместе с дочерью решил заехать.
Перед глазами сразу же возникло вчерашнее лицо Ольги, когда она улыбалась, и мне до жути захотелось увидеть девушку сейчас. Покрутил головой в поисках оленёнка и, не найдя её, огорчился.
— Ольга тоже здесь? — спросил и по обыкновению пригладил футболку на себе.
— Да, — улыбнувшись, ответил Вадим Алексеевич. — Они уже несколько часов сидят в кабинете вашей матери и хихикают.
Интересно послушать.
— Пойду на кухне позавтракаю. Рад был видеть, Вадим Алексеевич, — произнёс я и уже собирался пойти на кухню, как раздался голос отца:
— Думаю, стоит подождать полчаса, и будем обедать, Илья, — спокойно сказал он. — Вадим, вы с Ольгой останетесь на обед?
Остановился, глядя на Покровского, и в нетерпении ждал ответа. Правильного для меня сейчас ответа. «ДА».
Глянув на часы, Покровский ответил:
— Думаю, да. У меня сегодня нет никаких важных дел. Освободил день для дочери.
— Нечасто получается вырваться? — понимающе спросил мой отец.
— Да. Чувствую себя виновато, что не могу уделить достаточно времени дочери и жене.
— Но это всё для них! — отец недовольно посмотрел на меня. — Строишь империю для них в надежде на то, что твои дети пойдут по твоим стопам, а они идут совершенно в другую отрасль.
Ну, начинается.
Обошёл стол и сел напротив отца.
— Роман, брось! Когда придёт время, твой сын возьмёт бразды правления в свои руки. Уж поверь! — выступил за меня Покровский. — У меня же только дочь! Мы с Настей уже немолоды и вряд ли заведём ещё одного ребёнка. Поэтому я могу рассчитывать только на дочь. Но, боюсь, что не потянет она. Хрупкая она у меня.
— Замуж её надо отдать, и уж мужу-то и доверить компанию и свою дочь, — посоветовал мой отец.
— Рано пока об этом думать, Роман, — печально сказал отец. — Да и не собираюсь я дочь насильно замуж выдавать. И, тем более, самому подбирать ей жениха. Это жизнь моей дочери, и я не собираюсь вмешиваться. Если уж так случится, что ни Ольга, ни её супруг не смогут управлять компанией, то подумаю о слиянии с какой-нибудь другой компанией. Ольга будет владеть акциями, и получать от них доходы, а управлять холдингом будет нанятый человек.
— Не думал пока о том, с кем хочешь начать слияние? — по-деловому спросил отец.
Учуял выгоду.
— Пока ещё рано! — ответил Покровский. — Есть претенденты?
— Моя компания, — тут же ответил отец.
— Хм-м… — задумчиво потёр подбородок Покровский. — А что? Интересный бы союз получился. Строительная компания, создающая высотные дома, и строительная компания, занимающаяся частными домами.
— Вот и я говорю о том же, — утвердительно кивает папа.
— Я подумаю, — деловито ответил Покровский.
— Мальчики, а что вы здесь обсуждаете? — ласково спросила мама, вошедшая в столовую.
— Бизнес, любимая! — с любовью в глазах ответил ей отец.
— Ни на минуту нельзя вас оставить. Только и обсуждаете свой бизнес. Нет бы, как нормальные мужчины, обсудить рыбалку, хоккей и плохой русский футбол, — сетовала мама, подойдя ко мне и чмокнув в щёку.
— Я… — начал было Покровский, но замолчал, потому что в столовую вошла Ольга со счастливой улыбкой на лице и рамкой в руках. Она беспрерывно смотрела на фото, которое держала.
Девушка развернула рамку нам и, подняв голову, указала на неё. На фотографии был я, маленький вместе с родителями, но с синяком под глазом. Подрался тогда из-за чего-то. Как назло, два передних зуба выпали. Беззубая улыбка и синяк под глазом… Ужасное фото, но мама его сохранила.
Заметив меня, Ольга смущённо отвела глаза, спрятала улыбку и опустила фотографию.
— Заметила, каким красавчиком был Илья в детстве, да? — пошутил мой отец, обратившись к Ольге.
Ольга тихо засмеялась, и улыбка вновь расцвела на её устах.
Мои губы самопроизвольно растянулись в улыбке. С теплотой смотрел на девушку в белом свитере и тёмно-синих джинсах и не мог насладиться её невинным и трогательным видом.
Я не понимал, что со мной происходит эти два дня. Почему так волнительно себя чувствую рядом с ней? Почему хочется её видеть чаще? Почему не могу сдержать улыбки, глядя на неё?
— Ольга, не стоит смущаться. Моя мама любит хранить все мои самые неудачные фотографии, выставляя их на видные места, — подбодрил я девушку, получив от неё извиняющуюся улыбку и ласковый взгляд.
От её взгляда моё сердце начало биться слишком быстро.
Что с тобой, Илья?
— Я предложил Вадиму и Ольге остаться и отобедать с нами, — предупредил мой отец маму. — Они согласились.
— Прекрасно! — воскликнула мама. — Олечка, поможешь мне на кухне? Я отпустила Марию на день рождения сестры.
Ольга кивнула и ушла за мамой. Проводил их взглядом, отметив лёгкую, почти воздушную походку девушки.
В какой-то момент мой взгляд упал и на её пятую точку, что двигалась, соблазняя каждым движением. Мне резко стали жать собственные джинсы в области паха.
Да бл*ть!
Что со мной?
Почему мне одновременно хочется переспать с Ольгой и обнять нежно и аккуратно?
Почему у меня не возникает таких мыслей, когда я смотрю на Свету?
Чем меня зацепила Ольга?
— Она и правда расцвела после того, как с Верой начала работать, — задумчиво произнёс Покровский.
— Вера найдёт подход к каждому, — улыбнувшись, ответил мой отец.
Обед мама разогрела довольно быстро, и они с Ольгой по очереди приносили новые тарелки с закусками, горячими блюдами, сервировали стол.
Обед проходил под обсуждение вчерашнего приёма Покровского, но я не вникал в разговор, поглядывая на Ольгу, которая клевала что-то в своей тарелке и периодически поглядывала на телефон, что-то в нём печатая.
— А ты, Олечка, как думаешь? — спросил Покровский, когда она в очередной раз набирала что-то в телефоне. Она подняла на отца растерянный взгляд. — Как ты думаешь насчёт того, чтоб устроить новогодний бал на Новый год?
Девушка покачала головой и нахмурила брови. Затем что-то сказала жестами.
Чёрт! Надо выучить этот язык! Хочу понимать, что она говорит!
Но я оказался не единственным, кто не понимает языка жестов. Поэтому, для меня и отца, мама произнесла вслух то, что девушка сказала.
— Оля говорит, что ей не понравилось находиться среди такого огромного количества людей.
— А если пригласить только самых близких? — поинтересовался тут же Покровский, глядя на дочь.
Оля показала пальцем на мою маму, моего отца и потом смущённо на меня, опустив глаза.
— Хорошо! Их тоже пригласим! Вера, Роман, Илья?
— Мы будем рады прийти! — ответила моя мама, улыбнувшись. — Илья?
Все за столом устремили взгляд в мою сторону, а я смотрел на Ольгу, которая старалась не глядеть на меня, но у неё ничего не получалось. Она то и дело кидала на меня встревоженные взгляды. Я понимал, что она хочет, чтоб я пришёл.
— Да, конечно! — ответил и я, глядя на Ольгу с красными щёчками.
Смутилась бедняжка.
На губах Ольги расцвела улыбка.
Дальше за столом началось обсуждение новогоднего бала. Мама заказывала платье у Ольги, и девушка, достав альбом, стала набрасывать эскиз будущего платья под внимательным взглядом моей матери.
— Вот здесь хочу слегка зауженно, — сказала мама, и девушка, что-то стала ей говорить, при этом держа её на расстоянии от себя, не давая коснуться. — Ты думаешь? Тогда оставим так! Тебе, думаю, виднее!
Я наблюдал за девушкой и замечал, что она не даёт никому подойти к себе ближе, чем на тридцать сантиметров. Как только оказывался ближе, она отодвигалась.
Здесь же вспомнились наши вчерашние касания, когда девушка дала до себя дотронуться, когда, пусть и недолго, но я держал её за дрожащую ручку.
Пальцы начали чесаться от желания вновь к ней прикоснуться. Хоть на миг почувствовать под ними её нежную кожу. Погладить и коснуться губами аккуратных костяшек пальцев.
Илья
Вначале я не собирался звонить по, переданному Ольгой, номеру. Считал, что если позвоню, то автоматически стану должником девушки. Да, и не привык я помощь просить, как и получать её.
Но когда в понедельник, очередные члены комиссии начали меня дрючить, то я понял, что сделаю всё что угодно, лишь бы это прекратилось.
Полдня уговаривал себя набрать номер. Убеждал, что нет ничего постыдного, если один человек решит несправедливые проблемы другого.
— Алло! — поприветствовал меня голосок явно женщины в годах.
— Добрый день! Меня зовут Илья Громов, я ректор одного из столичных университетов, — начал.
— Здравствуйте, Илья!
— Дело в том, что мой университет попал в список университетов, которые хотят закрыть в этом году. Мне сказали, что вы можете помочь.
— Молодой человек и чем я могу вам помочь? — возмутилась женщина, перейдя на писк.
— Признаюсь честно, даже не представляю. Но Ольга Покровская сказала, что вы можете. Сам не знаю, зачем позвонил, — я уже собирался нажать на сброс звонка, когда женщина заговорила:
— Олечка? — её голос сразу потеплел. — Ну раз Олечка так сказала… То я подумаю. Позвоните мне завтра после обеда, — и женщина отключилась.
На следующий день, когда я перезвонил женщине, то она сказала, что поговорила с нужными людьми, и если финальная проверка, которая состоится в конце недели пройдёт удачно, то наш университет оставят в покое. Это единственное, чем могла помочь Радицкая Паулина Дмитриевна.
Так, с подачи Ольги, я решил все свои проблемы. Финальная проверка прошла благополучно. Мне пришлось всю неделю бегать по университету и исправлять всяческие косяки, что выявили другие проверки. Исправить я смог не так уж и много, но, в основном, самое важное, я откорректировал.
Финальная проверка, конечно, выявила несколько нарушений, но они оказались малозначимыми и члены комиссии закрыли на них глаза, взяв с меня обещание, что я их исправлю.
Со всей этой беготнёй у меня совсем не хватало времени на Свету. Моя девушка жутко обижалась. Но что я мог поделать? Я просил её подождать неделю, но она начала истерить, и в результате мы поссорились.
С Ольгой всё оказалось иначе. Я не видел девушку эту неделю, хотел её отблагодарить и подарить цветы, но её не было в университете целую неделю. Не знаю, с чем это было связанно, но в субботу я решил съездить к Покровским и отблагодарить её лично. Когда я подъехал к её дому, то узнал, что Ольга вместе с Покровским уже неделю находятся за границей.
До следующего вторника я ходил со скверным настроением, так как одновременно хотел увидеть девушку, но был обижен на неё из-за того, что она не сказала мне о своей поездке.
Кто я ей такой, чтобы она отчитывалась?
Я и о существовании её не знал раньше. А сейчас мы знакомы всего неделю и со мной творится что-то непонятное…
Да… Со мной определённо было что-то не так!
Меня тянуло к Ольге. Я скучал по её многоговорящим взглядам, по её наивным, а порой и детским, выражением лица.
И когда во вторник, идя по коридору к своему кабинету, заметил маленькую светловолосую фигурку, усмехнулся. Я и раньше её здесь видел, но никогда раньше не придавал значения, и бог знает, что меня дёрнуло посмотреть в ту сторону и в этот раз.
На подоконнике, подтянув ноги к животу, сидела Ольга, молча смотря в окно. Её сумка валялась около окна, а обувь аккуратно стояла рядом.
Моё сердце сделало парочку опасных трюков.
Молча подошёл к ней и выглянул в окно, дабы понять, что заинтересовало девушку за окном, в то время как у всего университета сейчас идут пары. За окном шёл снег, и почти ничего не было видно.
Тихо втянул носом запах лаванды. Закрыл глаза от наслаждения и райского блаженства.
— Доброе утро, Ольга! — тихо проговорил.
Девушка резко развернула голову в мою сторону, отчего её волосы разлетелись веером. Ольга быстро, взглядом, отмерила расстояние между нами и лишь потом расслабилась, так как я стоял в полуметре. Перед тем как её поприветствовать, специально сделал несколько шагов назад.
Она кивнула мне в знак приветствия и улыбнулась.
— Я заезжал к тебе, хотел поблагодарить за помощь, — начал рассказывать ей.
Опустив ноги на пол, Ольга достала из сумки тетрадь и карандаш. Быстро там что-то черкнула и показала мне:
«Я знаю»
— Мне сказали, ты была за границей с отцом.
Ольга другой стороной карандаша стёрла предыдущую надпись и написала новую:
«Да, мы навещали мою подругу и её сестру».
Ольга отвернулась к окну и продолжила наблюдать за снежным туманом.
— Почему ты сейчас не на паре? — спросил её, дабы остаться с девушкой рядом ещё на немного.
«Не хочу» — звучала её следующая надпись, которую девушка написала и уставилась на что-то за моей спиной, а затем на что-то на своих руках.
Илья
Молча мы дошли до моего кабинета, там, попросив у Светы два зелёных чая, запустил девушку в свой кабинет. Ольга вначале топталась у входа и не решалась пройти дальше, разглядывая всё вокруг с нескрываемым интересом.
— Оленёнок, садись уже! — ласково сказал я, улыбаясь ей.
Её брови резко подскочили вверх, и затем она рассмеялась. Тихо. Но заразительно.
— Оленёнок? — спросил её, поигрывая бровями, получив от неё ещё одну порцию смеха. Согнувшись, мы уже вовсю хохотали с девушкой.
За этим занятием нас и застала Света. Она сначала зло посмотрела на Ольгу и та, почуяв её взгляд, замерла. В её глазах вновь появился ужас. Выпрямившись во весь рост, её начало трусить и глаза наполняться ледяным страхом.
Испугавшись за девушку, подошёл к Ольге и, взяв её за руку, отвёл к дивану и посадил на него. Её касания были другими. Безучастными. Отстранёнными. Будто бы это не её я сейчас касаюсь. Ольга всё так же сидела и непрерывно смотрела на мою девушку, а Света злорадно на неё, давя взглядом.
В тот момент я был готов ударить собственную девушку, смотрящую на Ольгу, как на добычу. Меня самого начало трусить, но не от злости, а от понимания того, как плохо моей девочке сейчас. Я будто бы чувствовал её ужас и страх.
— Спасибо! — сказал я Свете и забрал из её рук поднос. — Можешь идти!
Света перевела на меня шокированный взгляд. Посмотрел на неё строго и опасно, давая понимать, что не шучу и лучше ей уйти.
— Ты свободна, — напомнил и показал глазами на дверь.
Зло посмотрев на меня, Света вышла, громко хлопнув дверью.
Истеричка!
И кто меня надоумил работать с ней под одной крышей.
— Чаю? — повернулся к Ольге и, подойдя ближе поставил поднос на стол. Наполнил чашку чаем. — Сахар? — девушка покачала головой.
Протянул ей напиток, а сам налив себе, сел за стол. Девушка медленно пила чай и смотрела куда-то в пространство.
— Тебя что-то тревожит?
Понимал, что не стоит сейчас её трогать, и если Ольгу что-нибудь будет беспокоить, то она сама мне расскажет, когда будет доверять. А я сделаю всё, чтобы это произошло как можно скорее.
Она кивнула. Взяв в руки тетрадь, что лежала рядом с ней, стала в ней что-то писать. Вырвал листок, подошла ко мне и отдала.
«Я её боюсь»
— Не стоит, — печально улыбнулся девушке, — Света добрая.
Ольга пожала плечами и вернулась на диван.
— Ольга, как ректор я должен разобраться с той ситуацией, что возникла между тобой и Иваном Фёдоровичем, но так как ты этого не хочешь… То я соглашусь, при одном условии: когда у тебя будут пары у Ивана Фёдоровича, то ты будешь приходить в мой кабинет, и мы будем пить чай. Или же просто будешь сидеть на этом диване, и заниматься своими делами. Я не прощу себя, если ты заболеешь, сидя на подоконнике. По рукам?
Ольга кивнула.
— Так, напиши мне свой номер и запиши себе мой. Будешь писать, когда будешь приходить.
Быстро написав номер, я протянул его оленёнку, получив взамен её номер.
Да, Илья… Так хитро ты телефон ещё ни у одной девушки не выпрашивал… Да и выпрашивал ли? Обычно девушки сами тебе свои телефоны дают.
Заметив потухший взгляд Ольги, вспомнил о методе моей мамы, чтоб развеселить девушку.
— Оленёнок! — позвал я девушку. Ольга подняла на меня улыбающийся взгляд, и тогда я продолжил. — А моя мама рассказывала тебе, как я с отцом на рыбалку ходил, забыв все снасти дома? — спросил я Ольгу и, дождавшись от неё отрицательного кивка, начал свой увлекательный, двадцатиминутный рассказ, по мере которого Ольга то и дело улыбалась, смеялась и её глаза наполнялись слезами от смеха.
Хочу её!
Не только сексуально… Хочу просто её рядом… Смотреть на неё и обнимать… Целовать и гладить… Хочу её всю…
Ольга
Я чувствовала, как менялась моя жизнь эти две недели, за которые, во время занятий, мы с Ильёй Громовым находились в кабинете ректора университета. Поначалу я стеснялась писать, что приду. И первый день хотела не приходить, но спустя пять минут мне прилетело СМС от Ильи Романовича с вопросом, где я сейчас. А когда я соврала, написав, что решила сходить в кафе и съесть пирожное с кофе, то ректор попросил прихватить ему кусок «наполеона» и эспрессо, и он ждёт меня у себя в кабинете.
Пришлось идти и действительно покупать себе и ректору по пирожному и кофе. Мой телохранитель, который не раз меня возил в ближайшее кафе с Ларой, даже не удивился, что перекус на две персоны, предположив, что это для Лары. Я поняла это, когда Фёдор попросил меня передать привет Ларе, забыв, что та сейчас за границей, но я не стала его переубеждать.
Мне не хотелось, чтобы кто-то знал о том, что я с ректором состою в слегка ненормальных отношениях между студентом и ректором. Не каждого же учащегося Илья Романович приглашает к себе в кабинет попить кофе и послушать его рассказы.
Расправив плечи, вошла в приёмную ректора и поймала злобный взгляд секретарши. Кажется, её Светой зовут.
— Он занят! — проскрипела она.
Села на ближайший стул, положила свою ношу в виде кофе на стол, а пирожные у меня были в сумке.
— Ты будешь его ждать здесь? Так он очень занят, — выделила она слово «очень».
Вместо споров вытащила телефон и написала Илье Романовичу, что нахожусь в его приёмной и мне сложно донести кофе. Он горячий.
Да, соврала.
Но не хотелось подставлять девушку и, тем более, становиться причиной её проблем.
Отложив телефон, стала ждать ректора, избегая взгляда его секретарши. Ждать пришлось недолго. Через полминуты Илья Романович вышел, одарив меня доброй улыбкой. Подошёл, забрал со стола кофе и, повернувшись к своему кабинету, отдал приказ всем присутствующим:
— Олечка, в кабинет. Света, меня ни для кого нет!
— Как это? — заверещала девушка.
— Пока девушка не выйдет из кабинета, я занят. Очень занят! — уточнил он. — Сколько у тебя пар? — обратился он ко мне. Показала ему на пальцах: Две. — Примерно два с половиной часа я занят.
В тот день мы ели пирожные, пили кофе под рассказы Ильи Романовича и много смеялись. Мне нравилось слушать его. Видеть, как он улыбается, когда вспоминает что-то приятное и весёлое для себя. Я запоминала каждую его эмоцию, чтобы потом прокручивать их перед сном.
С того дня я часто бывала в кабинете ректора. Чаще всего мы проводили это время вместе, но бывали дни, когда Илья Романович был занят, и я рисовала в своём альбоме, сидя на диване в кабинете.
Рисовала я, в основном, эскизы новых нарядов, но они были необычными для меня, так как рисовала я мужские костюмы. И каждый раз, придумывая новый наряд, на месте мужчины я представляла Илью Романовича. В какой-то момент я поняла, что рисую то, что подойдёт ректору, отметая всё, что не подойдёт. Мысленно я называла себя: «Личный тайный дизайнер Ильи Громова».
Дома втайне ото всех я рисовала ректора. Профиль. Анфас. Голым по пояс. Прорисовывая каждую деталь, которую запоминала при встрече. Мой домашний альбом был полон рисунков с ректором. Я тщательно прятала их под матрасом, боясь, что кто-то их найдёт, и всем будет известно о том, что я любуюсь ректором и провожу время с ним.
Илья Романович всегда интересовался, не болит ли у меня что-нибудь. Хочу ли я чего-нибудь? Пугает меня то или иное? Мне льстила его забота и взгляды, которыми он смотрел на меня. С нежностью и трепетом.
Но никогда — с жалостью.
Как-то он признался, что для него я как оленёнок Бэмби. Маленький. Хрупкий. Требующий любви и ласки. Именно поэтому он всегда называл меня оленёнком. Я привыкла к этому прозвищу и теперь воспринимала его как ещё одно производное от моего имени.
Иногда я учила ректора языку жестов. Осваивал он медленно, но кое-что он мог уже понять, когда я говорю жестами.
Секретарша ректора с каждым разом становилась всё злее и злее при виде меня, но Илья Романович не позволял мне оставаться с ней больше, чем на минуту.
Незаметно для себя я перестала вздрагивать от прикосновений ректора. Даже больше, порой я сама касалась его рук. Я медленно водила пальцем по его раскрытой ладони. Впитывала каждую свою эмоцию от этой манипуляции. В эти моменты ректор не шевелился и позволял мне делать всё что хочу.
А мне… Мне хотелось больше, чем касаться его рук. Хотела коснуться его лица. Прижаться к нему. Я мечтала ощупать его всего. Мне хотелось чувствовать его кожу под своими пальцами. Узнавать, как она отличается на разных участках его тела.
И это было странно, потому что отца я касаться не хотела. Боялась.
Я пыталась как-то, но, коснувшись, чуть не заплакала, чем расстроила папу и Настю, мою мачеху. Пробовала касаться и других, но идея оказалась провальной. Прикосновения по-прежнему вызывали во мне ужас и адские воспоминания. Я могла прикасаться только к мужчине, что пил со мной чай или кофе во время лекций.
Я не понимала, что со мной.
Почему у меня такая странная реакция именно на него?
Ольга
Когда наступали выходные, у меня начиналась депрессия, потому что я не видела его целых два дня... Не слышала его. Не чувствовала его. Не наслаждалась его видом, запахом и эмоциями, что он вызывал во мне.
Отец водил меня к Вере Олеговне из-за этой депрессии. Она пыталась выяснить у меня причину, но я молчала. Не хотела говорить. Я боялась доверить свою тайну кому-то.
Боялась того, что, как только я расскажу, всё исчезнет. Пропадёт! Разрушится! Испарится! Я боялась потерять то, что только недавно обрела.
Илья Громов стал для меня целым миром. Мне хотелось знать о нём всё. Что он делает? Зачем он делает? Откуда у него шрам на правой руке? Почему так относится ко мне?
Мои мысли целыми днями кружились вокруг этого мужчины. Как только я не пыталась от них избавиться. Рисовала. Его же. Спала. Видя сны с ним.
Забыть его было невозможно…
Когда ты влюблён, всё вокруг теряет смысл, кроме одного. Кроме объекта обожания.
Так случилось и со мной…
Только наша любовь невозможна, потому что у нас разница в возрасте, он ректор и у него есть девушка, Света.
Да, я узнала об этом несколько дней назад, и это разбило моё сердце на несколько сотен осколков. Сломало и без того сломанную меня.
Но я понимала, что не должна страдать из-за этого. Ведь он любит её, а она любит его. Я должна переболеть своими чувствами к Илье Романовичу. Это всего лишь привязанность к человеку, который добр ко мне.
Чем больше я себя в этом убеждала, тем чётче понимала, что я не привязана. Я именно влюблена. Привязанность — это проходящее чувство, при котором всё воспринимается на физическом уровне, например, красота человека. А влюблённость — это чувство, при котором тебе важно внутреннее состояние человека, например, его мысли.
Да, я считала Илью Романовича красивым, элегантным и притягательным мужчиной, но в нём я ценила не это. Мне нравится его доброта, теплота, нежность и искренность. Конечно, у него есть и минусы: вспыльчивость и несдержанность в эмоциях; но у кого их нет? Мне нравилось в нём всё. Возможно, я слегка идеализирую его образ, но разве это не делают все влюблённые барышни?
Вера Олеговна понимала, что со мной творится. Она сразу сказала, что я влюблена. Она видела это в моих рисунках, в моём поведении и моих жестах. Моё состояние улучшалось с каждым днём, и была вероятность, что скоро я заговорю. Всё было донельзя идеально, но теперь родители и Вера Олеговна переживали что, если объект моей любви сделает мне больно или же обидит, всё придётся начинать с самого начала. Я вновь замкнусь и перестану доверять.
Папа не раз пытался со мной поговорить на эту тему. Говорил, что любовь — чувство светлое и доброе, пока его не омрачит предательство и ложь. Я должна беречь себя, чтоб не сделать себе хуже. Он даже предлагал мне переехать в другой город, и я забуду того, кого люблю, зато буду здорова.
Глубоко внутри я понимала, что отец прав и это хорошее решение. Но я не могла. Не могла бросить учёбу тут. Лару. И его. Пусть мы никогда не будем вместе. Пусть будем друзьями. Дружить семьями. Но я не могу бросить его. Не видеть его улыбки и не слышать его весёлых детских историй.
Вера Олеговна, поняв, что попытки папы увенчались неудачей, решила сама поговорить со мной на эту тему. Она рассказывала мне случаи, когда девушки, страдающие от неразделенной любви, решали покончить с жизнью. Я убеждала, что я никогда так не поступлю.
Поняв, что и у Веры Олеговны ничего не получилось, они начали действовать по другому пути: решили узнать, кто он. Кто тот, кого я люблю? И доверили это дело матери Ильи Романовича Громова.
Как я могла сказать своему психологу, что влюблена в её сына? Никак! Я ему не пара. Я сломанная девочка, бегущая от своих проблем, чувств и переживаний в свой собственный придуманный мирок. В котором отныне присутствовал ещё один человек. Илья Громов.
Почему всё в жизни так несправедливо? Почему человеком, которого я полюбила, стал взрослый занятый мужчина?
Но совсем скоро у меня возникнет абсолютно другой вопрос: почему этот мужчина выбрал меня? Сломанную куклу. Что сумел разглядеть во мне такого, из-за чего так нежно смотрит в мои глаза? Почему он не видит во мне того, что видят другие? Почему он видит больше их? Потому что я позволила, или он сам туда пробрался?