Annotation
Оказывается, у меня был друг. Очень давно и продолжительное время… Нет, не так. Я и не догадывалась, что у меня был очень странный друг. А о его существовании узнала двадцать лет назад, внезапно выйдя из лунатического бодрячка. И он, кстати, спас меня от смерти. Правда, потом похитил. Утащил в собственный мир. А там… у-у-у... трон бурно делится. И лапы загребущие мелькают около казны. Ну и зачем мне это всё? И где же твердо обещанная государева любовь?.. Вот вернется из похода, исправится и, будет нам любовь…
В истории Вас сильно ждут:
- быстро бегающая попаданка,
- уверенный в себе, но очень милый государь,
- борьба за власть, реформы замкового быта.
Трусливая Я и решительный Боха
Пролог
ГЛАВА 1
Интерлюдия Первая
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
ГЛАВА 4
Интерлюдия Вторая
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
Интерлюдия Третья
ГЛАВА 10
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
ГЛАВА 13
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
ГЛАВА 16
ГЛАВА 17
ГЛАВА 18
ГЛАВА 19
ГЛАВА 20
ГЛАВА 21
ГЛАВА 22
ГЛАВА 23
ГЛАВА 24
Интерлюдия Четвертая
ГЛАВА 25
ГЛАВА 26
ГЛАВА 27
ГЛАВА 28
ГЛАВА 29
ГЛАВА 30
ГЛАВА 31
ГЛАВА 32
Интерлюдия Пятая
ЭПИЛОГ
РАССКАЗ-БОНУС
Трусливая Я и решительный Боха
Пролог
«Трусливая» – та, что слабо проявляет себя в реалиях.
«Решительный» – тот, кто определяет действие
и исход, независимо от их здравости.
«и» - в грядущем между ними всё что угодно.
(из «Родного словаря» Чирика Мудрого)
Оказывается, у меня был друг. Очень давно и продолжительное время… Нет, не так. Я и не догадывалась, что у меня был очень странный друг. А о его существовании узнала двадцать лет назад, внезапно выйдя из лунатического бодрячка. Как же я вышла из него? Шагнула босой ногой в трухлявую ложбинку, заполненную ночным дождем. Сначала шла и шла босиком в ночнушке с закрытыми глазами через предутренний туман. Из тёткиного дома за огородом спустилась к речке и там уже на стареньком мостке шагнула в дождевую воду. А, может, и не лунатизм причиной следовал? Кто ж скажет? Только я тогда его увидела впервые. Стояла и смотрела, поджав босую ногу. А он стоял напротив. И не на мостке, нет. Прямо на воде. Густой туман, ленивые бултыханья волн об опоры старого мостка. И тишина вокруг.
- Здравствуй, Дарёна.
И вот тут я вздрогнула. Наверное, от голоса его. Приветливого и спокойного. А, возможно, и оттого, что после обращения ко мне «Дарёна», вместо «Дарья», вдруг стала резко вспоминать. Все наши встречи с ним. Ненормальные! С его вопросами, в которых искреннего и заботливого интереса было много. С ответами ему моими вполне себе живыми:
- Нет, я ту двойку исправила давно!
- Дарёна, а как твой кот Мурло? Вы ведь с ним лапу заднюю лечили. Он травкой, а ты примочками.
Примочками… И я всё вспомнила – он был мне настоящим другом. И звали его «Боха». А лет ему при нашей встрече у мостка было примерно восемнадцать – двадцать. Чуть больше, чем мне самой в то памятное лето. Боха. Высокий, стройный, со взлохмаченными будто ветром волосами такого цвета, как пшеница в поле. В рубахе серой, расстегнутой наполовину, штанах широких. А на открытой шее – свежий длинный шрам. Вот именно это более остального и не вязалось в голове моей тогда: его улыбка почти мальчишеская, беззаботная и шрам.
И почему я вспомнила о нем сейчас?! Невыносимо ярко светит солнце. Слезы из зажмурившихся глаз стекают на подушку вниз. В ушах нудный писк опостылевшей аппаратуры. И дышать совершенно нечем. Ох, как же вырвать из собственного горла эту трубку?! Вдохнуть! Открыть глаза и вдохнуть! Сквозь муть от слез – склоненный над моей постелью силуэт и тихое: «Дарёна? Дарёна?». А потом рывок и трубки в горле больше нет…
Так почему я вспомнила его? А кто же скажет? Я не знаю. Я ведь умерла тогда. С его губами на своих сухих губах и с жаром, обжигающим внутри. Вот это странно. Смерть ведь – холод…
ГЛАВА 1
Окружающий мир возвращался постепенно. Нет, не так! Я возвращалась в него. А он как будто затаенно ждал. Мягким, обволакивающим теплом и непривычной после затяжной болезни легкостью. И дышать было легко и думать и… слышать. И я расслышала, не открывая глаз. Но, вот что именно? Рычание животного? Гром в небе? «Х-хххх! Пф-ффф». Храп. Полноценный храп с левого бока от себя! Не рядом, но и недалеко. И… Наконец, глаза открыла.
Аттракцион небывалой храбрости тут же втянул в свою шальную карусель, заряженную ароматом мёда, трав и дерева в горящем очаге. Вдохнула всё это богатство глубоко и жадно. И голова немилосердно закружилась. Пришлось снова зажмуриться, однако ненадолго…
- Х-х-ххх! Пф-фффу-у, - вот до этого момента.
А-а-а… За что??? Нет, не так! Где я? Ну, и потом уже: за что??? «Я – в одиночестве и узкой темной нише» - было первым осознанием бесспорным. Вторым: «Нет, я – под плотным темным балдахином, распахнутом лишь у изножья». А там, где балдахинный «тоннель» заканчивается «светом», увиделось такое… такое… Яркое всё! Кусок стены в фиолетовых панелях, камин высокий под расписными весёленькими изразцами, огонь в очаге его и солнечные лучики, играющие на глянце изразцовых плиток. Я, приподнявшись на локтях, даже залюбовалась…
- Х-х-ххх! Пф-фффу, - вплоть до этого момента.
И аккуратно опустила взгляд. Пе-рина. Настоящая перина, какая помнилась еще из детства и в единичном экземпляре жила на «показательной» кровати моей тетки. А на перине роскошной здешней – я. Под теплым мягким одеялом, упрятанным в расшитый крестиком чехол. Вот этим тетушка моя не славилась как раз. Такими цветами, размером с целую ладонь, и птицами. Странными четырёхкрылыми. Это - «удачливые штворки»… Что?! Откуда в моей голове?! Не знаю…
Я осторожно, чрезвычайно осторожно вылезла из постельных закромов. Уже знакомая стена в фиолетовых панелях встретила новыми завлекательными деталями дизайна – овалами зеркал по обе стороны камина и деревянным, окрашенным под сочную морковь, диваном справа от окна. Вот именно последнее моё внимание и притянуло. Высокое и узкое, наполовину скрытое под грузной изумрудной шторой и в раме из квадратов. Тоже деревянных! Нет, я – не «божий одуванчик». Мне всего-то тридцать семь, но о здоровье и комфорте представление имею. И рама деревянная в нём – синоним слова «дует». Но, все же, подошла. Вот как этот поступок объяснить? К тому же босиком? Не отрывая взгляда от… Чего???
Вид из окна – залитый солнцем, снежный двор. И это, несмотря на то что заболела я в начале мая. Сколько ж в реанимации пролежала?.. Недели три. А здесь сейчас – весь двор в снегу. Следы на дорожках вдоль стен, увитых стеблями, как серые рассыпанные бусинки. Деревья тоскливо-голые. Колодец с круглой крышкой в центре и дети. Три мальчика… Одеты необычно: тулупчики распахнутые, шапки меховые набекрень. Весьма азартно обкидывают друг друга снежками, а один застыл, задрав к моему окну свою кудрявую головку:
- Kuknise! – от звонкого голоса его взлетели птицы с ближнего карниза. – Kuknise! To je dar na…шего молодого государя! Это – она! Его Дарина!
Меня отнесло от изумрудной шторы вглубь комнаты. И приложило обо что-то нервно дрогнувшей спиной. А в развороте столько мыслей в голову влетело со скоростью и здравостью давно забытой: «Кто?! Кто я? И почему разобрала из его задорных иностранных воплей лишь половину? Нет! Как я без перевода вторую половину его воплей поняла? И обо что ударилась спиной в этой внезапной тишине? И где же храп? И я ещё, как дура, кстати, в чём сейча…»
- Вла-владетельная госпожа! Простите, на-апугал!
- Добей меня танцем, - что первое пришло на ум, то и сказала.
Директор конторы нашей так выражает целый спектр эмоций. В моем же исполнении слова прозвучали странно глухо и челюсть с языком не так как надо двигались. Но! Это второстепенно всё пока. Важно другое. Точнее, важен замерший в метре от меня худощавый и весьма растерянный старик:
- Владетельная госпожа? Вы уж, - тут он слегка замялся и даже ноздри на длинном, клювом загнутом носу раздул. – простите. Я как-то в танцах… не сильно. А если?.. Травки выпейте еще!
- Зачем? – да мой ли это голос, челюсть и язык?
Старик едва ли не подпрыгнул. Но, будто важное что-то припомнив, одернул пёстрый вязаный жилет на себе, переставил ножки в меховых домашних чунях, вдохнул, набрался сил и:
- Бонифак! Забыл назваться. Я – здешний лекарь. И если по красивому, то я – главный лекарь государевой семьи, но в целом замке я один. И здоровья ради! Я отвечаю вам, Владетельная госпожа. Здоровья ради эти мази мои и отвары. Вы слишком слабы еще.
- Слаба, - и словно это новость для себя самой.
Старик обрадованно закивал:
- Слаба - слаба. Ведь шестидёва[1] не прошла, как прозвонили все божьи вестники-колокола[2], оповещая о возвращении законного Владетеля наших земель и гор и…
- Мамочка моя. О чём вы?
- … водоёмов. О чём я? О том, как Государь наш, на счастье общее, вызволился из-под грунова замка и вас забрал с чужбины и от смерти. Но… то он сам расскажет, - словно бы очнулся от волны эпичной гордости старик.
А мне бы вот:
- При-сесть хочу.
Мало того, что неизвестно где и неизвестно на каком языке тут вещаю, так еще… Я умерла или жива? И если умерла, то это… рай? Уж как-то быстро и… хм-м, не скромно, что ли. А если ад, то… тоже быстро и без предоставления списка всех грехов. Я не согласна!.. А вот с чем?
- … и ручки то трясутся молоденькие и ножки…
Что он мелет?
- Молоденькие? Вот спасибо.
Бонифак подхватил меня под локоть и аккуратно, словно куклу из соломы развернул к кровати. При этом замолкать он не планировал, совсем наоборот:
- Молоденькие. Нежные такие. Я ж их натирал все дни своими составами с бужанкой на первейшего отжима масле. И волосы мы с Доротушкой вам мыли. Уж они такие длинные, густые. А сорочку теплую она на вас сама надела.
И вот тут я встала. Вцепилась в столб балдахиновый руками… руками… Это – руки не мои! Нет! Руки то мои, но как старик сказал? «Молоденькие, нежные». Без старого, десятилетней давности под левым локтем шрама. С ногтями нормальными, чистыми без стемпинга с его крутыми завитками. А волосы мои… И как я раньше не заметила и их не разглядела? Я – брюнетка! Как прежде, как в студенчестве, как в детстве… В детстве. Уши! Не проколоты еще. И зеркало здесь было! Целых два! Вот у второго меня лекарь и поймал. Испуганный. А что? А это вам не храпеть, пригревшись в кресле у кровати. Теперь «звезда» сама проснулась!
Дверь открылась… Я выдохнула, разглядев вбежавшего, и ослабела в миг единый.
- Дарёна.
- Государь, а мы встали.
- Я знаю. Слышал. Здравствуй, девочка моя.
И в обморок. Мне можно. Я – в недоразуменье и в большой-большой тоске-печали…
- … и так продолжалось целых четырнадцать лет. Впервые в нашем роду. Особенно знатно вышло наше знакомство с тобой. Тебе - три года, мне –целых семь. Ну, а потом я…
И, вдруг, протяжный скрип:
- Государь, я супа принесла с яйцом да хлебцами. Как госпожа проснется, глазоньки свои откроет…
- Я понял, Дорота.
- И Бонифак передавал, отвар по-прежнему…
- Я понял.
- Ох, простите. Ухожу.
Секунд пятнадцать тишина была полнейшей. Потом тяжелый вздох. Да такой глубокомысленный, что волосы мои пощекотали мой же лоб.
- Ну, а потом я... – мрачным заунывным тоном.
И новый скрип двери:
- Государь? – знакомо неуверенно.
- Бонифак? – тоже знакомо, но уже немного удивленно.
- Государь?.. Привыкнуть не могу, что Государь у нас теперь. Наконец-то.
- А что хотел у…
- У Государя?
- Да, Бонифак, - и неожиданно ладонь мою накрыло такое одиночество и холод. Такое одиночество и холод, что рука моя заерзала по одеялу.
- Я здесь! И ты проснулась, - вновь обхватили ее собственным теплом. – Дарёна? Ты глаза откроешь?
Ой, не знаю. Но, эта жизнь реальна (давно ущипнула себя, проверила), а значит, надо открывать. Открыла… Балдахинный темный плен отдернут к самому изголовью, однако в комнате уже вечерний полумрак. А сбоку от меня, в том самом «спальном» кресле рядышком сидит мой… Друг? Мой Боха? Он ведь тот же самый. Та же улыбка беззаботная, глаза голубые излучают прежний благодушный свет. Но, что-то изменилось в нем. Я слишком мало Боху помню. Зато я чувствую его прекрасно, как ни странно. Внимательный прищур лучистых глаз и складки между ними на самой переносице прямого правильного носа. Глубокие, как неожиданная и раскрытая публично боль.
- А где твой шрам?
- Мой шрам? – кашлянул мужчина. И будто с мыслями собрался. – Который, Дарёна? Хотя постой. Последний.
- На шее сбоку.
- Ты помнишь… Но, ему ведь двадцать лет.
И словно мир потух. Меня подбросило на местной благостной перине. И отнесло до самой спинки изголовья:
- Мамочка моя! Что происходит? Что же творится в жизни?!
- Жизнь творится.
Боха выглядел растерянным. Он отрешенно потирал рукой свою, откинутую мной ладонь, и взгляд от нее не отводил. Нет, он не выглядел растерянным, он был растерянным чрезвычайно очевидно.
- Жизнь? Чья? – потрясенно выдохнула я.
- А, наша. Теперь она такая. Общая. Другой не будет, Дарёна.
- Почему?
- Да потому что ты – мой Дар, - сказал решительно и словно ожил. – Да, ты – мой Дар, завещанный богами нашему роду. И мои предки женились только на таких, как ты. Не все. Лишь старшие. Те, кому при рождении определялся венец Государей Крайлаба[3]. Это – закон баланса. Наш род заплатил за него давным-давно и великою ценой. Маму отец нашел в далеком Улисе. Ты знаешь, как это происходит? Я расскажу. К годам семнадцати старшие отпрыски из рода Катборгов всегда начинают слышать тонкий мелодичный зов. И они вначале внимательно прислушиваются к нему, определяя направление, а потом идут в специальное место. Оно в подвале нашего родового замка – нижний тайный уровень. И там течет в немые дали река безвременья. Только по ней можно достичь свой дар и… ну да, похитить. Притащить, вернуть к предначертанью. Ты ведь тоже с самого рожденья своего – моя. Ничья, кроме меня. И лишь единственная за все летописанье – из иного мира. Поэтому, а может, по другой какой причине, я зов услышал очень рано – в семь лет. И Грун, наш высший небесный покровитель, позволил мне к тебе являться. Мне было интересно всё: как ты живешь, чем увлечена душа твоя. Но, ты была такой плюгавой крохой, Дарёна. И день знакомства наш закончился скандалом. Я тебя вытащил из лужи, в которую ты сама ж упала, спасаясь от преследования. Не от меня, щенка соседского. Но, оскандалила меня. Ты так ревела.
- А ведь я немного помню.
- Что именно? – изогнул густую бровь мужчина.
Я призадумалась, но ненадолго:
- Тузика, того лохматого щенка. И руку твою почему-то.
- Потому что я тянул ее к тебе, крича: «Дай, руку! Дай руку мне, трусиха!»
- Не трусиха, а Дарья Владиславовна Углова я, - сказала и уставилась на Боху. Тот лишь хмыкнул:
- Ну, значит, Дарёной будешь. Моей Дарёной.
- Хм-м! Размечтался.
- А вот этого не было! Точно помню.
- Государь, я извиняюсь крайне, но нам бы травку выпить.
- Бонифак! Ты здесь еще?!
- Ой, мамочка моя…
______________________________________
Сноски:
[1] Аналог недели, состоящей из шести дней.
[2] Колокола-оповещатели, стоящие во всех населенных пунктах страны. Своим звоном вещают о важнейших событиях, но лишь по воле высших сил и в совершенно неожиданное время.
[3] Краткая справка по государству Крайлаб и карта континента Окрис в мире Влун – ниже.
КРАТКАЯ СПРАВКА ПО КРАЙЛАБУ
Легенда о роде Катборгов
Крайлаб, «Страна беркутов», всегда славилась своими замками на поднебесных горных скалах. И был у рода Катборгов самый высокий и достойный замок, за шпили башен которого цеплялись грозовые облака. Но, однажды один из предков этого рода решил обмануть свою любовь, свое предназначенье и за ночь одну спустился замок Катборгов с небес на землю. И рана земли родной, разверзшейся под тщеславием и подлостью громады из камней, видна до сей поры.
Божественный пантеон:
Грун — грозный громовержец, повелевающий двумя мирами: живым и мертвым.
Маика (Мать-Сыра земля) - кормилица и защитница людей.
Их дети:
Элем — бог стихий с четырьмя руками
Реда — покровительница женщин и дома.
Занат – покровитель ремесел
Пад – приносит неудачу и напасти
Унак — бог войны
Носта — богиня плодородия.
Кроме этого, существует огромное количество духов, домовых, лесных обитателей и других мифических существ:
Одява (Русалка)
Хоул (Упырь)
Перевух (Волколак)
Гумоза (Кикимора)
Водяник (Водяной)
Лесун (Леший)
Вештица (ведьма)
Чень (бес)
и т. д…
_____________
Экономическая специализация княжеств в Крайлабе:
1. Катборги – главный рынок страны, внешняя торговля через Бережное море с Мэлизом (уголь, оружие) и Рославой (лес за зерно, овощи (из западной части), фрукты, лекарства, женские радости (из восточной части), горнодобыча.
2. Лоймиги – скотоводство, коневодство, добыча драгоценных металлов.
3. Малборги – овцеводство, скотоводство, кожевенное дело, ткачество (шерсть), внешняя торговля с Мэлизом.
4. Рузборги – угледобыча, оружие, сельхозтехника.
5. Узлинги – духовный центр (главный храм – Храм баланса), ткачество (лён).
6. Браргук – пчеловодство, алкоголь, лекарства.
7. Вазбурги – мебель из ценных пород дерева.
8. Бривет – кораблестроение, солеварение, рыболовство, внешняя торговля.
9. Продажные земли – южный форпост страны. Металлообработка, оружие.
Общая денежная система:
1 золар – 100 боларов – 10 000 рублей (для больших сделок)
1 болар – 100 тинок – 100 рублей
1 тинка – 1 рубль
1 шелуйка – 1 копейка
Меры длины:
Верша – 500 уженей - 1059 м.
Ужень – 3 шина – 7 фрутов – 2,125 м.
Шин – 16 вешков – 71 см.
Вешок – 4,5 см.
Фрут – 12 уймов – 30,4 см.
Уйм – 10 лин – 2,5 см.
Лина – 10 точей – 2,5 мм.
Точа – 0,25 мм.
Меры массы:
Пуд – 40 унтов – 16,4 кг.
Унт – 32 лода – 415 гр.
Лод – 3 лотника – 12,8 гр.
Лотник – 96 долей – 4,3 гр.
Доль – 44,4 мг.
Меры емкости:
Боча – 40 ведер – 492 л.
Ведро – 10 тофов – 10 бутылок – 16 винных бутылок – 12,3 л.
Тоф – 10 чар – 1,2 л.
Бутылка – 0,615 л.
Бутылка винная – 0, 77 л.
Календарь:
В Крайлабе год, состоящий из 360-ти дней, делили на два полугодия: жарье и стужье. Оба полугодия связаны с весенним и осенним равноденствиями. Переходный период от зимы к лету — это преджарье, а переход от лета к зиме - подстужье. Таким образом формировалось четыре сезона примерно равных по продолжительности.
Новый год не празднуется. Вместо этого высоко оценены начало каждого полугодия.
12 месяцев в году (каждый по 30 дней) поделены между детьми главных богов:
Элем: стылень, снежень.
Занат: капелень, водень.
Реда: зелень, цветень.
Носта: грозень, жнивень.
Унак: хмарень, грязень.
Пад: листень, хладень.
Дни шестидёвы:
Первидень,
Другидень,
Третидень,
Штвертыдень,
Пятыдень,
Базарник (день отдыха)
Интерлюдия Первая
Небесный чертог Онвайн. Резиденция Грозного Груна и Самоотверженной Маики
- У тебя ни стыда и ни совести, муж мой!
Женщина статная и красивая, возраста чудного, когда уже «всё возможно на свете!» развернувшись от окна в вечное небо, нахмурилась. Отчаянно демонстративно. Однако, напрасно. Более тысячи лет вместе. Кто же верит в выверты мимики, если истинные мысли, сверкая молниями, всегда бьют точно в цель. Хотя, молнии – прерогатива как раз таки, ее «мужа», Груна-громовержца. Но, тот усмехнулся лишь, сидя в одиночестве за дамским чайным столиком. И рефлекторно разгладил пальцами свои пышные седые усы:
- Ты меня за этим пригласила на свой зеленый бульон? А я-то думал…
- Неправда!
- По какому из вопросов? – вкрадчиво поинтересовался грозный супруг.
Маика стоически прикрыла глаза. Вдохнула – выдохнула:
- Это – не бульон. Это – лучший чай от моей сестры из Чудного леса.
- Квистиана, - едва не прорычал, сжав кулаки на хрупком столике, Грун. – Я доверил ей заливные просторы Рославы. Упёртая маразматичка Квистиана, твоя… с-сестра, которая и размножалась бы почкованием в своем Чудном лесу, дай ей волю!
- Но, ты ведь не дашь?
- Нет!
О, как же ярко, со свистом разлетелись в разные стороны их молнии – мысли! Но, они были совершенно одинаковы у обоих супругов: «Не хочется!» Как не хочется поднимать застарелую тему. И чень болотный с этой, пришибленной солнцем, Квистианой! Речь не о ней. Она – лишь обиходная отсрочка. И кто же первым решится?
- Он, все же, нашел ее, - процедила богиня Маика сквозь зубы.
- Нашел, - моментально успокоился ее муж. – Ну и что? Так предначертано.
- И ты не вмешивался?
- Я не вмешивался.
- Ты не…
- Я не!
- Ты!
- Я!
- Вмешался!
- Нет! Я же обещал! Ты же знаешь!
Она же знает, конечно. Но, эта с застарелым воспалением тема.
- Я знаю. Сколько лет. Сколько долгих столетий. И ничего не откладывается в каменных головах мужчин рода Катборгов. Правдиво говорят там внизу, что предавший единожды повторит это снова.
- Ой, не надо! – взмахнул рукой громовержец. – Не надо! За то род Катборгов давно поплатился.
- Но, не уяснил ничего.
- То, что женщину свою нужно в оба уха слушаться? – хмыкнул Грун.
Супруга его покачала головой:
- Ой, ой, ой… То, что женщину свою нужно не только любить, но и уважать. Она ведь Дар к тому же. Дар наш с тобой! Самый ценный и ведущий к процветанию. Да только процветанием там в Крайлабе и не пахнет. И мальчишка этот, твой нынешний любимчик, безалаберный Бохаслав, - сузила богиня глаза. – чем ты при рождении его одарил? Храбростью, как всегда. Умом. Стратегическим! Чтоб воевалось с душой так.
- Он – герой!
- Да, конечно, - подбоченилась богиня. – Герой! Я и не спорю. Выиграть то сражение силой горных йохров, которые в жизни своей ценят лишь звон монет и собственные сырые пещеры. Ну, а в мирном существовании как же? Хозяйство государственное наладить, договориться о торговле с соседями?
- Научится, - сморщил нос и отвернулся громовержец. – Он научится.
- Не он так его дети. Или внуки. И так из поколения в поколение. Из поколения в поколение. Из…
- Маика!
- Хоть бы что-то дельное в быту подарил! Хотя бы теперь за двадцать лет его сна в потоке безвременья. Хотя бы за то, что девочку смог выцепить у смерти неминучей и влить в нее силу рода.
А и «подарил»! Только знать об этом дорогой супруге заранее не обязательно. А то ведь удивится сверх меры и расстроит мужу игру…
ГЛАВА 2
Мне снова семнадцать. Без прыщей на лбу и честолюбивых фантазий. Без обесцвеченных в домашних условиях волос. Без ботфорт из кожзама и любимой синей футболки «Calvin Klein». И поступать в индустриальный не надо, как и устраиваться на подработку в кафе. А еще первое в жизни неудачное свидание с тем спортсменом из… Стоп! Неудачное. А сколько их было. Смешных, неумелых, заполненных чистой драмой и просто несостоявшихся по совершенно разным причинам. И так в течение десяти с лишним лет. А к годам тридцати я начала понимать, что точно какая-то ненормальная. В общем, гадалка из пригорода так и сказала: «Ненормальный венец безбрачия на вас. Он не снимается». Я подумала тогда: «Гадалка – брехунья». И согласилась на ужин с нудным коллегой. Как же он закончился… да вовсе не начинался. Авария на станции вырубила в ресторанчике свет. А когда ко мне в полной тьме протянулась рука, я решила: «Это Николай». И самоотверженно нырнула в его объятья. Нет на мне венца безбрачия! Размечтались!.. Оказалось, что есть. Хотя официант, пытавшийся зажечь на нашем столике романтическую свечу, и невольно ухвативший мой локоть, оказался горяч. И если б электричество бестактно не возвратили…
Я поменяла работу. И с тех пор зареклась окунаться в муть под названием «любовь». И подумаешь подушка мокрая от слез по ночам. А замужние приятельницы давно ругают детей за несделанную домашку. Я все-таки, ненормальной оказалась. И потому, когда заболела, в больницу ко мне наведывался лишь рабочий курьер.
- Дарёна?
- Угу.
- Ты не озябла?
- Это - совершенно невозможно. Тьфу.
Потому что сама себе я сейчас напоминала «косолапую матрешку». И если посчитать количество надетых для простой прогулки по двору вещей… Чулки шерстяные, точно такой подъюбник и платье с пуговками в пол, меховой жилет, тулуп приталенный, на голове расписанный цветочками платок, поверх него суконный палантин, обвязанный крест-накрест на тулупе, носки толстенные чуть-чуть короче, чем чулки и громоздкие кожаные сапоги. Ну и, конечно, главная звезда на хит-параде – белоснежные с кружевными оборочками панталоны, состоящие из двух раздельных половин, скрепленных тонким пояском с завязкой. Варежки забыла! От их ворсин овечьих и плююсь. Но, красивые! В полосочку. Подаренные одевающей меня на улицу Доротой.
Мы с этой женщиной, кстати, супругой Бонифака и здешней ключницей познакомились вчера. Как раз после того, как я суп, принесенный ею, съела, а потом, краснея и пыхтя, пыталась у Бохи важную информацию узнать. Он так и не понял, что такое «клозет». А после варианта «уборная» нахмурился и сказал, что ход в каморку, где хранятся тряпки помнил только в детстве. Ну как вот так?! И тут в двери появилась моя спасительница! Дорота. Невысокая и хрупкая, но с такой решимостью во взгляде, что позавидуешь и умилишься. Нет. Сначала встанешь смирно, а потом, маршируя, остальное всё. И Дорота для меня – первая женщина в этом странном новом мире. Поэтому ее наряд тоже оставил впечатление. Особенно овей[1] на голове. И мини-ридикюль на ремешке приталенного фиолетового платья. Как и настенные панели в комнате. Цвет один в один.
- Мы можем вернуться назад.
- Погоди еще чуть-чуть, - и, не открывая глаз, вновь замерла со вздернутым вверх носом.
Продолжила ненасытно втягивать в себя чистейший воздух с примесями дыма из широких труб, талого снега… это ведь такое счастье – я дышу… и… мускуса. Теплого, пряного, приятного и странного для места этого…
- Дарёна?
Я глаза открыла. Да так и стою, почти уткнувши свой курносый нос в рубашку Бохи на груди. Он то на нашу прогулку не экипировался так же знатно. Так и ходил на распашку в короткой куртке. Щёголь. И что-то мрачное, вдруг, нахлынуло на меня холодною волной:
- А ты знаешь, я девять лет назад едва замуж не вышла. Там, в моем мире. И точно мне не вернуться туда больше?
- Нет, - с лица мужчины вмиг сошла вся беззаботность. – В том мире, - твердо выделил он слово «том». – ты умерла, Дарёна. Туда с реки безвременья причала больше нет. А кто он был?
- Военный, - выдохнула я, глядя в небеса. – И он погиб на границе после того, как стал официальным моим женихом.
- Воин, - протянул мужчина. – Он выполнил свой долг.
- И все равно бы не женился на мне, да?
- Да.
- И почему? – и как же это больно и обидно!
- Потому что ты для других мужчин недостижима. И в нашем мире тоже.
Будто я прямо сейчас тулупчик сброшу и за женихами побегу. В неизвестном направлении!
- Да что вы говорите!
- Размечтался?
- Размеч… А почему я столько лет встреч наших не помнила, скажи, Боха?
- Скажу, - мотнул он своей русой челкой. – Чтобы легче было мне к тебе привыкнуть. Это – помощь Груна. Его покровительство.
- А как же я? Я не должна была к тебе привыкнуть?
Боха растерялся. Лишь на мгновение, правда:
- Нет. Не это главное, Дарёна.
- А что тогда?
- Что я тебя нашел.
- Нашел… А если б не нашел? Бонифак говорил, что ты перед этим «вызволился из-под грунова замка». Что это значит?
Мужчина, вдруг, болезненно скривился:
- Так необходимо? Тебе это знать необходимо?
- Да. Конечно, - удивленно закивала я.
Боха вздохнул и в очевидном раздумье прикусил свою губу:
- Это – моя забота. Не женская. Но, если тебе надо знать, Дарёна… Мой дядя. Брат отца. Отакар. Чуть больше двадцати годов назад он правил одним из княжеств Крайлаба, Бриветом. Хорошая земля, богатая. Но, дяде показалось мало и после смерти моих родителей, он прибыл в этот замок. Мне было тогда девятнадцать. А дядя… дядя, - зажмурясь, хмыкнул Боха. – мечтал о власти. Большой. И после нашей с тобой последней встречи он узнал, что вот-вот и станет поздно – я украду тебя, свершу традиционный ритуал и трон он не увидит никогда.
Стоп! Какой еще «традиционный ритуал»?
- А, Боха, погоди.
- Я тогда уходил за тобой. На следующий же день.
- Боха?
- Ты хотела знать, Дарёна. Есть в нашем тайнике семейном специальный камень. «Груновы глаза[2]». И он вставляется в ложбинку у двери в подвал на нужном запретном уровне. Глазом живым вовнутрь, мертвым наружу. И там на охране всегда стоял мой верный друг. Ему досталось еще пуще. Я-то двадцать лет в реке безвременья болтался, видел сны, а Винка связанным засунули вовнутрь, перед тем как Отакар перевернул в ложбине «Груновы глаза». И Винк просто умер на весь этот срок. Так и пролежал у двери внутри. Но, твой предсмертный всплеск…
- Когда я в своем мире умирала?
- Да, Дарёна. Мы связаны с тобой и меня по-простому волною вынесло к тебе, как вынесло и божий камень из ложбины. Дверь для нас открылась.
- То есть для тебя этих десятилетий словно и не было?
- Ну да, - угрюмо хмыкнул Боха. – Жизнь текла без нас с Винком. Многие выросли, состарились. Моя сестра стала взрослой красавицей. Вы обзнакомитесь сегодня с ней.
- Конечно.
Но, это для тебя, мой друг, не было этих двух десятилетий. А я жила. И хоть без любви, но голова моя полна воспоминаний. И как теперь нам с этой разницей смириться? Я не знаю. А ты хоть знаешь?.. Вот и поживём…
- А это он!
Мы с Бохой стояли у громоздкой деревянной рамы посреди двора. За замковой стеной жил по своим законам шумный и многоголосый Хлавн[3]. А здесь на надежной перекладине в тишине и относительном покое под чириканье пичуг и слабый ветерок спал «он». Государев Вестник – глас божий. Царь крайлабских колоколов. И вроде, он вполне себе обычный - серый. С младенца высотой. Бока литые, выпуклые, гладкие. Лишь только иней служит им украшением зимним. Маленькие такие колючие кристаллы, обозначающие, что снежный ветер совсем недавно дул…
- А откуда ж ветер дул?
Мне так хотелось бойко обернуться к Бохе, но в образе матрешки это сделать невозможно. И в результате вышло лишь прогнуться в перетянутой сукном спине, качнувшись в бок. Мужчина маневр мой оценил достойно, словив рукой за отворот воротника:
- Откуда ветер снег принес?
- Угу, - вот кивнуть удалось. Правда под тугим платком мгновенно ухо зачесалось правое.
И мне интересно стало: друг мой иномирный с дамами в целом галантный кавалер? Впрочем… Что значит «впрочем»? Я его ревную?.. Неет! Прикидываю собственные перспективы. Так вот, если теоретически предположить наличие близких подружек у Бохи, то им сейчас под сорок всем должно быть. Впрочем… Дурное слово! Больше его не говорю. Да мне самой недавно было тридцать семь. И что? Завлекательно бодра и весела, кроме последних гиблых дней. И может эти государевы зазнобы уже сейчас… Недвижимость! Я буду требовать отдельную недвижимость в спокойном милом месте. Далёком отсюда. Экономические базы и карту изучу!
- …никогда. Я говорю – этот камень никогда не ошибается[4], показывая нужные ворота.
- Ворота? – похоже, я задумалась так очевидно, что Боха, склонившись, очень пристально в глаза мне посмотрел:
- Ты меня слушала?.. Я отвечал на твой вопрос, Дарёна.
- О стороне, с которой ветер снег принес. Я помню, - только это я и помню.
Боха вздохнул:
- Может, домой пойдем? Ты ведь устала.
- Может и пойдем. А что за «ворота»?
- Четыре оси проходят через них и делят земли по частям.
- Стороны света? Север, юг, восток и запад?
- Не знаю, ты о чем. У нас ворота. Вон там – каменные белые, самые важные под названием «серн». Напротив них - ворота водяные «ижин». А вон там и там – деревянные и огненные «рит» и «вих».
На протяжении всего просветительского монолога мужчина активно жестикулировал, косясь на солнце (здесь оно так и произносится. И я не знаю, из-за вывертов моего внутреннего авто-перевода или – совпадение), вскидывал вверх свои руки и разводил их в стороны. Расстегнутая куртка флагом мотылялась. И Боха разрумянился. А я, вдруг, залюбовалась им…
- Посторонитеся, предупереждаю!.. Поздно.
Снежок издал предсмертный «шлёп!». Молодой удивленный Государь нарочито медленно на «выстрел» развернулся:
- Алеш, ори.
- О чем орать, мой Государь? А я в Вестника хотел. Примета ж. Вы же помните, мне мамка говорила, что вы даже сами. А чо?
В мальчишке с вылезшими из-под шапки темными кудрями я тут же опознала того самого, кричащего с вдохновением «Кукнизе!». Он и сейчас уже готов был ротик свой открыть.
- «Я бегу» кричи.
- Ой, чень при ченье.
- А Государю в спину?
- Я бегу!
Я б тоже вслед за ними побежала, за этими двумя, в направлении залитой долговязой горки. Но! Сапоги. Тулуп. Воспитание.
- Дарёна, а ты чего стоишь?!
- А-а-ай! Осторожнее меня неси. Платок мне съехал на глаза.
- Вот донесу до горки и всё поправлю…
________________________________________________Сноски:
[1] Полотняная шапочка с округлым мягким верхом, напоминающая наш берет. Околыш овея традиционно расписан нитью или бисером. Крепится этот головной убор с помощью завязки или ленты сзади. Носят овей лишь замужние женщины простого сословия, пряча под него свои косы.
[2] Грун-громовержец повелевает двумя мирами сразу: живым и мертвым. И по легенде он одновременно следит за каждым миром разным своим глазом. За мертвым – черным левым. За живым – правым зеленым. Именно поэтому на камне-ключе с обеих сторон изображены и разные «Груновы глаза».
[3] Столица Крайлаба.
[4] Боха имеет в виду камень «мал», внешне схожий с мутным сероватым льдом. Камень служит аналогом магнита в аналоге местного компаса под названием «круж». Он беспрекословно реагирует на свое «родное» мальское месторождение, считающееся символическими воротами стороны света «серн».
ГЛАВА 3
Работа… Работа стабильно давит на человека горой строгих обязанностей и немилосердно «деформирует». С годами. Вариантов профдеформаций целое море: воспитательница поправляет каждому встречному воротничок, машинист пунктуален и придерживается расписаний, корректор замечает даже маломальские ошибки в тексте, а я рекламщица. Маркетолог с высшим образованием и стажем работы в одиннадцать убойных лет. Я вижу всё! Вижу: ЧТО можно «продвинуть»; кому это «задвинуть»; какими рычагами двигать и во сколько выльется коммерческий бюджет. Последнее – лишь из визуального анализа клиента. Да, я была лучшей в нашем дерзком маленьком бюро… А помнят ли меня? Теперь данный вопрос неважен. Да я и не о нынешнем своем «тягучем» состоянии души. Профдеформация вернулась!
Нет, она молчала и молчаливо крепла, пока я, накануне шастая по замку, знакомилась с окружающей средой. И «среда» эта впечатляла, да, цилиндрическими своими сводами и каменными стенами явив строительную смесь русского терема и готического замка. А цвета! Панели броско расписные и высокий потолок, коридоры с рядом обязательных витражных окон, полы деревянные в щедро набросанных лохматых шкурах и коврах, накинутые яркими чехлами кресла и диваны. И вроде все красиво, сказочно, как пряничный веселый дом, но… если приглядеться… Сквозняки, отсыревшие углы, свечная копоть, мебель вся давно потёрта, а полы не мыты… Годы потребительского правления Отакара, дяди Бохи, так сказываются на здешнем антураже? Если верить местным источникам, он грабил Крайлаб нагло, не таясь. И спасся от вернувшегося Государя именно по этой же «живительной» причине – просто отсутствовал. Очередным обозом гнал добро к себе, в Бривет. Там - выход в Бережное море и налаженные сбыточные сети.
Но, есть все же место, единственно радующее меня во всем громоздком замке Катборг. Есть! И это – кухня. Вотчина пухлой востроглазой мамы мальчика Алеша. Того, с кем мы вчера до самой стылой тьмы катались с горки и… Не я ему штаны об гвоздик порвала, хоть они на пару с Государем и клялись, что «нечаянно толкнула». Так Боху же, не Алеша толкнула!.. Взрослая тетка! И осталось танцем лишь общественность добить… Так что про кухню? Кухня хороша. Просторная и светлая. С длинным столом, развешанными по стенам, словно медали, кастрюлями, сковородами и тазами. С плитой сверкающе отдраенной и таким камином, что жить возможно в очаге его в мороз. Хотя пока не знаю бывают ли в Крайлабе морозы. Но, в этой кухне есть еще и чУдное место под названием «Мальская». Столовая за толстой занавесью на трое-четверо «приближенных государевых персон». И там камин такой уютный низкий, а столик круглый, кресла с мягкими подушками, подсвечники на стенах с птицами… «удачливыми штворками». Да откуда ж я их знаю?! И по какой причине открывается в глубинах памяти моей невидимый запор? И возникают образы мужчин мне незнакомых, гор снежных, книг с неизвестным шрифтом, карт топографических, девиц… полу-одетых…Чьё это всё? Я думаю, да я уверена - того, кто жизнь в меня вернул и данные свои попутно «загрузил» вместе с родовым «небесным даром».
- Княгиня Сум! Наместница лугов Браргука!
Вот в этот момент профдеформация моя вернулась. На самой кульминации приема, где в зале с колонами и гигантским гобеленом чествовали «найденного» Государя и Дар его - «упёртую» меня. «Упёртую» не значит, что я взбалмошно-капризна. А значит, что стащили, стибрили, одели и поставили сюда. Прямо у трона. Чуть в сторонке. И долго я так вряд ли простою. Кокошник этот золотой «солнцеподобный» с непривычки давит и к тому же он тяжелый жутко. И кто вообще придумал головной убор подобный надевать? В бесстыжие глаза б посмотреть кутюрье. А платье с двумя подъюбниками, густо вышитое, в пол? Кокошник в паре с ремешком от платья - примерно килограммов пять-шесть. Нет, я не выстою. Хотя красотки местные вон кучкою стоят. И пялятся. По крайлабскому узаконенному этикету они не имеют права надевать кокошники объемней моего и платья даже чуть длиннее. А это значит, я тут – главная законодательница моды. Но, есть один нюанс – украшенья. Их число не ограничено ни для кого. Так что глаза мои несчастно-карие, ослепленные сиянием всеобщим, страдают сейчас вместе с заплетенной в косы головой.
- Мой Государь, заздравствуй!
Женщина эта, подошедшая княгиня Сум, была красива. Не в молодости былой, а именно сейчас. Высокая, с прямой спиной, на совершенно белой голове - овей, усыпанный лазурными камнями. И взгляд ее уже потухших выгоревших глаз. Глубокий, материнский. А потом, вдруг, мимолетная улыбка. Мне. Она как будто бы подарок.
- Тетя Каволина! Кх-хм. Мы с Дариной рады вам, княгиня. А весть о недавней смерти Идрамира, вашего супруга и отцовского соратника, меня ошеломила. Честно.
Женщина склонилась к трону:
- Боха, милый, утверждение в своей правоте перед подданными неприемлемо.
- Я понял, тетя Каволина, - легкий кивок и Боха вновь откинулся спиной назад. Вновь отстранен и торжественно угрюм… И мне это кажется или угрюм он сейчас сверх меры?
Время тянулось. Время плыло мимо. Так медленно. Я отвлеченно наблюдала за людьми, а Бохаслав общался, улыбался и кивал: князь Рузборг (с глазками-бусинками), князь Вазбург (хохотун отёчный), грозный воевода Ус Микулас, князь Лоймиг с честным взглядом и наместник Ондол, кланяющийся, как болванчик… Самые яркие из представленных господ. А что касается моего искаженного маркетингового зрения, то с княгини Сум я б за рекламу и шелуйки[1] не взяла – она бы не дала. Князь Рузборг минимально бы вложился. Он сам ворует знатно. «Отечный хохотун» - тип лучшего клиента моего, он тратит без огляд. Ну а князь Лоймиг торговался б, проверял, но меру знал. И уважал мой труд. Ах, еще воевода Ус! Бегом и мимо от него огородами-дворами…
Спустя примерно полтора часа толпа гостей уплотнилась настолько, что напоминала собой сплоченный авангард разряженных бойцов. Мужчины дорогие длинные кафтаны давно уж распахнули. Дамы потихоньку обмахивались тонкими платочками. На заднем плане за колонной подвывало чье-то утомленное всем этим представлением дитё. Я начинала тихо гневно закипать. И хоть бы кто додумался открыть для вентиляции большие окна!.. А они тут открываются вообще? И снова годами выверенная (однако кривоватая уже) улыбка представляемому гостю. Быстрый и настороженный взгляд Бохи. И кто же меня злит сильнее: именно он, рассевшийся на троне без кафтана, лишь в легкой шелковой рубахе, или грудастая брюнетка Адела, что успевает строить глазки всем? В моей прошлой жизни подобные звались культурно «нимфоманки». А некультурно… Я – культурная! Недвижимость. Недвижимость. И еще раз – помни про недвижимость... Вот, не помогает, чень его дери! Когда мой внутренний накал достиг точки кипения, свершилось! Маневрируя среди гостей, к трону тихонько подошла Дорота. Тоже нарядная, но хмурая. И мне нисколечко не интересно, от чего!
- Владетельная госпожа?
- Премилая Дорота?
- Оть?
Так и хотелось выдать ей: «А чоть?». Но, не причем она. А те, кто причем… все-таки, больше нимфоманки злит Государь меня:
- Я больше не нужна?
Во взгляде ключницы промелькнула забота? Или сочувствие?
- Пойдемте в каморочку затронную, там Государя подождем, а после…
Будет и «после» еще?
- Кх-хм. Куда пойти?
И меня очень быстро подхватили под расшитый локоток. Правда, увели совсем недалеко. Мы миновали трон, над которым лишь макушка белобрысая была видна под скромной золотой короной. Обменялись взглядом со смуглым Хонзой, что макушку эту охранял. Затем нырнули за завесу пыльную в совершенно темной нише. Дорота чуть замешкалась, а я попыталась глубоко вдохнуть. Ой, зря! И хоть бы вытерпеть, покуда мы с ней еще в зале!
В «затронную каморку», наполненную ярким светом, я влетела. И не заметила, как ключница с той стороны за мной прикрыла низенькую дверь:
- А-а-апчх-хи!
- Да пусть исполнится твой завет.
- А-апчх-хи!
- И за любовь.
- Не знаю, вот кому… А-апчхи-и! А-апчхи-и! И перед кем…
И, наконец-то я глаза открыла. А она мне улыбнулась:
- Говорить надо: «Вам долгой жизни», - нервно дёрнула своим худым плечом.
А я пригляделась к девушке, стоящей у окна. Светлые волосы в косе, глаза голубые, явно заплаканные, рот капризный, а наряд роскошный. И без кокошника! Живется ж некоторым!
- «Долгой жизни» говорите?
Блондинка растерялась:
- Так не я. Примета, то есть обычай. Обычай при чихании, когда разеваешь рот свой в третий раз. А ты ведь четыре! Йох!
- И мне теперь четыре жизни! Я согласна! Одна, как видно, пробная была. Вторая – ни о чем! Кокошники, стой – улыбайся, никуда не деться!
- И я! – воскликнула блондинка. – И я! Не жива! Не живу! Не жила! Да, тьфу, запуталась! У меня такое чувство – умираю. А кто поможет, тому умирать!
- Жизнь – тлен!
- Жизнь – мрачный погреб послушанья!
- Недвижимость мне!
- Чего?
- Домик хочу. Далеко отсюда.
- А! Он не отпустит!
- Чертов де-еспот!
- А я не знаю, ты о чем. Но, разделяю поо-лностью.
- И кокошник этот. Маа-мочка! Инквизиторская пытка!
- Да я опять тебя не понима-а-аю! Но, содружницами будем. Оу-у-у!
- Дарёна? Бозена? А вы чего в обнимку тут ревете?
- Боха! Брат и чертов деспот!
- Кто? Бозена, повтори.
- Кто?! Он – брат твой?
- Погоди, Дарёна! Будет жарко!
И они, подбоченясь друг напротив друга, это мне одновременно сказали. Да! Брат и сестра. И дело бы до драки родственной дошло, но в следующий момент в каморку к нам ворвался новый местный экспонат мужчин. Да потому что в низенький дверной проем детинушке такому надо было сильно изогнуться, чтоб «ворваться».
- Винк?! – все внимание возмущенного Государя вмиг оторвалось от насупленной сестры. Но, та взвилась не хуже:
- Он – муж мой! Настоящий! Лучший самый!
- И когда успели только?!
- Боха! – вскинул руки «настоящий лучший муж». – Я действовал по обстоятельствам.
- А я тебя отправил, чтоб ее домой вернуть! А не жениться по дороге, соблюдая Рединский обряд[2]! Ты ведь мне другом был.
- Я – друг тебе, - ударил кулаком в свою стальную грудь чубатый Винк. – Но, ты ведь знаешь, как оно бывает.
- Полюбил? – и столько досады и гнева было в Бохином смешке, что супруги отступили. – Так ведь?!
- Так ведь! – Винк кивнул.
- И я его, - шмыгнула носом девушка.
Боха развел руками:
- Что теперь? А ты понимаешь, друг, ну ладно уж Бозена, испуганная девочка, а ты? Ты ведь знал, что я ее никогда за этого пропахшего кострами хана. Никогда! И все ж, поспешил, поддался чарам. А теперь… Дарёна?.. Две шестидёвы на готовку. Гости, наряды там. Ну а потом Реда и нам в помощь.
- Нет.
- Что «нет?», - от изумленья выгнул Боха бровь.
- Я не пойду за тебя замуж, друг. Я не готова к жизни куклы.
- Это – твое твердое решение?
- Да, Боха. Тверже нет…
_______________________________________________________
Сноски:
[1] Самая мелкая местная монета, идентичная российской копейке.
[2] Необходимая консумация брака с элементами обряда в честь богини Реды.
ГЛАВА 4
С самого утра в природе сегодня стояла такая талая тишь, что близость преджарья[1] ощущалась и душою и кожей. Согласным со мной было непривычно высокое лазурное небо и капель, текущая по черепичным водостокам со всех замковых крыш. И только лишь легкие эти кап-кап-кап повсеместную талую тишь сейчас разбавляли. Кап-кап-кап. Мой затаенно-глубокий вдох-выдох. Кап-кап-ка-а...
А потом грянул гром. Предсказуемо, но неожиданно яростно взорвал тишину бой боевых барабанов. Алыми вымпелами блеснули сигнальные горны и торжественно высоко понеслись в небо агрессивно резкие ноты. Марш-здравица своему командиру. И я не удивляюсь уже, откуда это знание в голове. Да и не успела б – на парадное крыльцо под тяжелый навес твердым шагом вышел Государь Бохаслав. Выстроенные по площадному периметру отряды всколыхнулись и слаженно гаркнули тройным радостным приветствием. Государь в ответ расправил и без того немалые плечи и резко одернул короткую простеганную куртку. Сделал кивок, растрепав налетевшим, вдруг, ветерком непокорную свою челку и:
- Я пойду прямо сейчас! – таков был громогласный государев ответ. – Я пойду к ижинским[2] степям и встречу врага с достоинством воина Крайлаба! И я погоню его с нашей земли! Ибо так предписывает мне мой воинский долг, кричит кровь взывающих к справедливости предков и закон божьего равновесия! Вы со мной, лучшие воины Крайлаба?!
- Да-а!!!
- Вы со мной, потомки героев?!
- Да-а-а!!!
- Вы идете со мной! И мы идем за победой!
- Да-а-а!!! Да-а-а!!! Да-а-а!!! – сплоченно взвыли боевые ряды.
- Дарственное осенение!
Что? Нет, это не массово воины прокричали. А откуда ж подобное? И поздно уже – Бохаслав, требуя общей тишины, вскинул вверх правую руку. Обернулся, ловя решительным и уже привычно хмурым взглядом голубых своих глаз мои испуганно бегающие… бегающе ис-спуганные.
- Дарёна?
- Ммм?
- Вот ты и попалась. Но, постарайся, непокорная моя девочка – дотянись до моих губ уж сама.
Семью днями ранее…
- Скажи мне, моя милая девочка, а…
А дальше я уже не слушала. Тон этот милостиво опечаленный и поза у окна в каморке «Я учитель, ты глупышка». И как же Боха злит меня сегодня! Именно сейчас, хотя копилась эта пагубная страсть три дня. По натуре я совсем-совсем не злая. Нет! Я - послушная, уравновешенная, собранная, временами слегка ехидная, но только и всего! Данные качества – залог выживания в моем прошлом мире. Ведь, когда всё детство непрестанно повторяют: «Сдам в интернат!», ты поневоле голову вожмешь. Да так, что уши лягут по плечам. А здесь? Да что со мной не так? Ведь Бохаслав – мой друг! Мой друг…
- Вот именно!
- Так ты со мной согласна?
- Ты – мой друг?
- Кх-ху! Что? – поперхнулся Боха. – Я? Ну-у…
- Ну? – вскинула я брови. И за миг один мы поменялись с ним ролями: «Я педагог, а Боха…
- Дарёна, то – дела прошедших лет. И уж не думаешь ли ты, что я, сам будучи ребенком стал бы приставать к тебе?
- Чего?! – не получилось поменяться.
- Да ничего! – вспылил вернувший свой авторитет мужчина. – Как можно быть друзьями с тем, кого не помнишь?
- Ну а кто в том виноват?
- То есть…
- Божественная благодать!
- Дарёна?
- Дарья Владиславовна Углова! Я всю жизнь была ей. Тридцать семь земных и полноценных лет. Хотя не полноценных. У меня был друг, который мне не друг и не было любви, которую у меня украли, чтобы подарить ему. А за что? Боха, за что? За то, что ты – такой красивый? Добрый? Умный и герой? А я? А как же я? Я недостойна права выбирать?.. – вдруг, не хватило воздуха в груди. – Мне так…
- Дарёна?
- Дарья Владиславовна.
И я немедля успокоиться должна. Я вновь дышу. Это ведь само по себе уже такое счастье. Это – жизнь.
- Дарё… кх-ху! Дарья Владиславовна? Я Бонифака позову.
- Не надо. Я уже дышу. Вдыхаю-ю и выдыха-аю. Видишь?
- Вижу, - улыбнулся Боха. - Ты сегодня устала. И прости за долгое стояние. Пока ты лишь моя невеста, трон у нас один.
- Я кто? – самопроизвольно сжались мои скулы. – Ты это слово к чему сейчас употребил? Я ведь знаю, что статус данный Дару не положен. Причина и следствие, Боха. Ты путаешь эти два понятия.
- Объясни.
Ого! А вот у кого-то рядом желваки куда внушительнее заиграли. Но, раз уж я решила «объяснять», возьмусь. Ведь мотивация стальная:
- Трон! Стояние у него лишь следствие моего решения. Причина – полное отсутствие уважения. Ко мне, как к человеку, к женщине.
- Ты сейчас такую неразумность говоришь!
- Для тебя, не для меня.
- Дарёна! Тьфу! Дарья Владиславовна! Я? Лично я хоть раз, хоть чем-то тебя обидел? Мы все и даже ты теперь живем по древнему закону. Я – Государь и повелитель. Ты – мой Дар. Мой долг – тебя любить и охранять. А твой - рожать детей и ждать меня. Причина и следствие! Что сложного?!
- Да ничего! Для тех, кто любит.
Бохаслав в лице переменился:
- Кто любит? Тут ты, милая моя, права… И что мне сделать для того, чтоб ты меня любила? Я не отпущу тебя. Даже не надейся и не проси. И ты не сбежишь – найду.
- Хорошее начало для любви.
- Неудачное, - глядя в пол, ожесточенно хмыкнул Боха. – А я знаю, чего тебе не достает.
- Свободы? – не сдержала я ехидства.
- Работы.
- Что? Работы?
- Ответственности. Девочка моя! Это ведь ТЫ меня не знаешь, а Я в совсем другом седле, - и такая искра радости в глазах Государевых зажглась. – Так! Решено! И жди Указ. Сегодня некогда – нас трапеза большая ждет. А завтра…
- Я не буду! - и ведь только рот открыла! Однако, Бозена, залетевшая к нам в низенькую дверь, уже отдышалась, подбоченилась и снова бойко выдала. – Не буду!
- Чего? – не удержалась гневно я.
- Присутствовать!
- На трапезе? – вступил в непонятную беседу Государь.
Сестра его так звонко в ладоши хлопнула:
- А, йох! И там, конечно! Потому что хан Ашшун, твой бывший враг и непонятно кто теперь, уже приехал! К нам за своей женой приехал!..
Двадцать лет назад, в 1171-м году по Сходному летоисчислению[3] Крайлаб в очередной раз погряз в беспощадной войне. Войны совсем не новость в этом старом мире, где божественный покровитель их, темпераментный Унак – любимый сын вечной пары верховных богов. Но, именно та последняя война со степным неусидчивым соседом запомнилась крайлабцам еще и как самая скорая. И все благодаря юному законному наследнику государственного престола.
Бохе было тогда всего девятнадцать. И после череды неудачных сражений, когда отточенные сабли степняков свистели уже далеко от приграничных земель, он возглавил полумертвую армию. Но, не повел ее в последний героический бой. Нет! Он сделал по-иному – повел в него отряды горных йохров. Юрких, малорослых и вечно злых воинов обширного племени, привыкшего к диверсиям и выживанию в снежных горах. Как он их уговорил, до сей поры неизвестно. Йохры и собственного то вождя не почитают особо. А тут – пришлый сопляк, да еще с пустым кошелем. А может не с пустым? А кто знает? Боха знает! Но, расскажет ли?
Короче, сверстник Бохаслава, амбициозный полководец Ашшун в той войне впервые остался не у дел. В выгоревшей от солнца Великой степи всё строго со списком воинских привилегий: на Совете ханов назначили тебя главным добытчиком соседских плодородий, а на следующем Совете уже «разназначили». И сослали в… на… или куда его там? Солена сказала, что в древнюю Рощу ханов к строгим духам предков тал-хэн[4]. А зачем?
- А их всех туда из знати отправляют в большое наказание, - произнесла, авторитетно скривив свою красивую мордашку, и вспомнила о больших орехах в чаше. – Будешь? Вкусные из Инжедеи[5].
- Спасибо. Нет.
Я еще в прошлом мире избегала подобных лакомств. Не из-за калорий. Из-за дороговизны стоматологических услуг. А здесь и вовсе придется или не есть ничего или положиться на многопрофильного Бонифака… Вот это выбор! Примерно такой же, как сейчас, когда нас с Бозеной просто посадили под охрану в ее девичьих расписных хоромах. Ну, хоть из окошка через щель меж штор можно подглядывать на приезд «гостей».
Их было человек пятнадцать. Гордых наездников, загорело смуглых и скуластых, однако в меховых ушанках, ну чисто русских меховых. И впереди среди всего этого великолепия мехов, походных сумок и холодного оружия – хан Ашшун. Сорокалетний зоркоглазый жених из степей. Великих! Однако, держался он в седле уже как полноправный муж. Только вот чей? Сплошные вопросы не на жизнь, а на смерть. И мне хотелось очень хоть один из них задать. И чтоб не просто так, а с ответом, как вдруг, всё само собой произошло – Бозена грохнулась на пол. Нет, сначала она от окна так рьяно отшатнулась, что зацепилась каблучком за край ковра, а уж потом спиной вперед и попой вниз:
- Чтоб тебя чени потолчели! Он меня увидел!
- Кто? – подскочила я к остолбеневшей бохиной сестре.
Та, выпучив глаза, попыталась что-то мне сказать. Потом заполошно рукой взмахнула, ухватив мою, и резво подтянулась:
- Хан. Уф-ф, напугал, крысиный перевух. И вряд ли он меня увидел. О-оп! Не переживай, не беременная я, чтоб так смачно шлепнуться и испугаться. Вот если б как у вас с Бохаславом…
- И что именно? – я вмиг насторожилась.
Бозена сделала паузу с артистическим закатыванием глаз. Хотя ее и спортсменкой можно запросто признать, такую высокую и гибкую. Однако в наличии есть пара веских «но»: резкость в высказываниях и порывистость в движениях. Это - Бозена. И, кстати, пауза ее томительная уже иссякла:
- Ритуал.
- Традиционный? – уточнила я.
В ответ мне уже без проволочек всяких скоро закивали:
- Да. В обычных семьях в первую супружью ночь лишь наказ от богини Реды читается и там по мелочам цветочки, веточки, а Государю сразу нужен сын – наследник. И потому в такую ночь все будет по серьезному у вас.
- И как? Кх-ху. Что-то с горлом.
- С горлом, - повторила понимающе Бозена. – А я не знаю. Знаю только, что есть рецептик у Бонифака из такой хоро-ошей чародей-травы. А почему? Потому что тоже самое «диво» меня б саму ждало, но по иной причине – не трепыхалась чтоб на супружьем ложе с ханом, а было все у нас с ним обоюдно и совсем наоборот. Это дядя еще наш решил. Межгосударственный союз, чень вислогузый! Вот потому я и сбежала к тете Каволине. И не думай, не только из-за перспектив остервенело страстной ночи.
- Ох, мамочка, - прихлопнув ладонь к груди, присела я. – Традиционный ритуал, после которого никто не посягнет на трон.
- Ага! И вас обоих не прибьет.
- Что? Кх-ху!
- С горлом.
- Точно.
- Единёная божественная защита старших в роде. Умереть от болезни можно, как наши родители. Убить невозможно. Ни вместе, ни по отдельности. Нет.
- Нет.
- Всесильные госпожи, а вот и я. Ну и ужин тоже.
А вот и третья составляющая нашей сплоченной группы «Подохранные и К». Услужливая и крайне наливная Бранка. У нее такие ямки на щеках, что ух! Но, круче их, несомненно уши верной Бранки. Разведчицы! Шпионки! Диверсантки! И потому благодаря лишь ей мы за ближайшие два дня не отставали от «задверной жизни». И если все новости, что залетали к нам, перечислять лишь тезисами, то (в скобках размышленья от Бозены):
- Тот грозный карамазый[6] господин, приехавший к нам из степей, поначалу сильно хмурился на встрече с Государем. Но, в замок все ж пошел. Ну эти его в шапках-гнездах тоже вслед за ним;
- Карамазого накормили с почестями, проводили в мыльню и там забыли. А чёть? Он сам уснул, уж больно на полынную наливку Бонифака налегал;
- В Государеву приемную палату в то время вызвали госпожу Аделу. Она там побыла недолго, а вышла радостная вся, как малое дитё с медовым кренделем. И наш господин главный казначей за ней вослед. Да слаженно так топали они и обсуждали всё «Дочерье отторженье» (Йох! Адела отказалась от отца, нашего дяди. И сохранила родственную связь лишь с Государем);
- Карамазый снова хмурился с утра, но непонятно было от чего. А в обед Государь представился, оть же, представил ему разнарядную и счастливую Аделу. Ну и еще сундуки большие притащили – вот мол приданое. А карамазый про разработки пограничные еще настырно речь завел, но о том не поняли никто. Лишь видели, как Государь наш подмигнул господину Винкиливу (Йох! То алмазная шахта принципиально спорная уж век как, но она обвалилась столько же годов назад от землевстряски с нашей стороны);
- Все были рады, а особо госпожа Адела. Она самолично проводила карамазого обратно в мыльню. Ну и их забыли уже вместе там до самого утра;
- Ах да! От князя Рузборга гонец недавно прискакал! В письме его плохая новость: бывший батюшка госпожи Аделы войско собирает у себя в Бривете идти против племянника, нашего Государя (Трижды йох!)…
С самого утра в природе сегодня стояла такая талая тишь, что близость преджарья ощущалась и душою и кожей. С самого раннего утра. Но, не сейчас:
- Дарёна?
- Ммм?
- Вот ты и попалась. Но, постарайся, непокорная моя девочка – дотянись до моих губ уж сама.
И я, подцепив Боху за лацканы его простеганной куртки, вытягиваюсь на цыпочках. Я так сильно стараюсь, что не замечаю, как теплые сильные руки обхватывают мою талию в суконном пальто. Мужчина выдыхает в мои полуоткрытые губы, и мы замираем с ним вместе всего в сантиметре друг от друга. Весь мир вокруг нас замирает… Дарственное осенение, говорите? Мне тридцать семь лет. И я умею так целовать, что мир вокруг исчезает, а время кружится и волнами несет и несёт…
- Дарё-ёна. Сердце моё. Что же ты делаешь?
- Возвращайся.
- Люди! Вы видите?! Это – дарственное осенение! Два беркута кружат над нами!
- Мы вернемся!
- Враг не пройдет!
____________________________________________________Сноски:
[1] Время года, аналогичное нашей весне.
[2] Южным.
[3] Летоисчисление в данном мире ведется от даты Схождения богов на землю.
[4] Самоназвание народа, проживающего в Великой степи.
[5] Юго-восточный сосед Крайлаба через Бережное море.
[6] Смуглый.
Интерлюдия Вторая
Южные окрестности Хлавна. Главный тракт страны, ведущий в сторону Бривета.
Государю Бохаславу нравилось это, наполненное предвкушающим азартом состоянье души. Он осознал его только сейчас, как омут, что проглатывал целиком и насыщал собой еще совсем недавно. Будто на днях был возврат его с победой домой, потом встреча с Дарёной, решение забрать ее, река безвременья и… вот! Перезвон легкой упряжи в размеренных шагах идущих строем коней. Тихие, нарочито будничные разговоры за спиной и последние деловые уточнения - переклички. А впереди неизвестность. Но, аргулеты[1] уже запущены три дня назад, почтовые вороны разлетелись в нужных направлениях. А в умной голове Государя зарождаются основы схем боевой стратегии и тактики.
- Повеселимся, дядя, - мужчина зло хмыкнул, вскинув в небо точно такие, как оно само сейчас голубые ясные глаза и…
Это облако, ну вылитая Дарёна. И гордый носик умницы его. А как она целуется. «Чтоб чтил и помнил». Он запомнил!
- А ты не перестарался, Государь мой?
Винк, едущий с Бохаславом в паре, конечно же, заметил всё. Пришлось возвращать свой взгляд от плывущей мимо в небесах Дарёны:
- Что именно? Мой Указ дает ей полномочия управлять лишь замком ну и личными землями нашей семьи. Поиграется немножко в свободный выбор мненья и обмякнет к моему возврату.
- А если нет? – сощурился на солнце Винк.
- А если растеряется, Матус поможет. Я ему верю.
- Господин наш главный казначей... Ну да. Этот подхватит, заменит и поможет.
- Да без сомнений! Старый сыч моего дядю пережил и часть казны сберег. А уж Дарёну! У-ух!
Смех в первых рядах заставил хана Ашшуна выпасть из дремотных теплых грез. Нет, он не жалел, что возвращается домой под доглядом воинства врагов. Врагов ведь бывших. Неудобных нынче, а удобных для союза. Совет беззубых старцев уж давно только шипит на взбрыки набирающего силы хана. А соседа своего, хана Тимбета, надо проучить. Позарился на лучшую крепость Крайлаба. Поперся в помощь этому дурному Отакану. Бывают же уроды в семьях, вот и Бохаславу с дядей не свезло… Зато как свезло самому Ашшуну с этой девой пышногрудой. И ведь не верил он тогда завываньям духов предков: «Ты исполнил долг! Стерпел все мрачные картины, игрища туманные и умопомраченья наши. Теперь получи награду – пророчество. У тебя родится сын. Он будет править всеми нашими степями, всеми кланами. Но, мать его обязана быть необычной сиротой. Ее родитель должен жить еще при вашей личной встрече». Вот это дар родных богов! Ведь в Великих степях, где каждого драгоценного младенца холят и лелеют, несчастного такого ищешь – сроду не найдешь.
Адела сладко потянулась и перевернулась на бок. В повозке с печкой, что отдал ей в пользование брат, хоть и тесно было, но тепло. И как хорошо. На душе и в теле как теперь спокойно. А муж… А что муж? Сбережет, накормит и залюбит. «Я есть поражен». Так хан сказал, когда Адела растирала в мыльне его спину. Хотя, может не это – крайлабский язык дается хану нелегко. А что тогда он мог сказать?.. Адела зевнула, нехотя в голове перебирая варианты. Последним выпал вариант про «пару ханских жён»… И, пусть они будут. Подвинутся. А деве сладкой в жизни только нужен муж при чинах, еда на блюде золотом и крепкий тихий сон…
______________________________________Сноски:
[1] Разведчики.
ГЛАВА 5
Никогда б не подумала, что аромат утренней каши способен на такой бесподобный эффект. Как по-научному он называется?.. Седативный. Седативная каша! На вид схожая с гречневой, заправленная маслом, пряными травками и золотистыми распаренными кусками сушеных грибов, она в своем горшке еще дымилась и попыхивала после жаркой местной печи.
- Мммм, - протянула с закрытыми глазами и откинулась на подушки в кресле мальской столовой.
- Точно, объедение, - начальница плит, кастрюль и этой самой печи, главная повариха с совершенно возвышенным именем «Отилия», еще раз довольно улыбнулась, рефлекторно оправив сборки фартука на своих выдающихся формах. – Государь раньше так ее называл, эту улискую[1] кашу. И каждое утро ею потчевался.
Ну вот что тут скажешь ей в ответ? Любимая государева каша… И ведь не откажешься от этой вкуснятины из принципа, потому что в любом случае будешь выглядеть дурой (если просто отодвинешь горшок или сначала пустишься в душевно-страдательные объясненья). А я страдаю?..
Да, я страдаю! И всё объяснимо – меня бросили. Нет, не вчера поутру, запрыгнув на гнедого и ускакав бить врага, а чуть раньше. И вот этими словами, сказанными, глядя мне прямо в глаза: «Как можно быть друзьями с тем, кого не помнишь?». И Боха совершенно прав. Я – не друг ему. И он мне не друг. Я – его зверек в тесной клетке запретов. И меня просто проведывали четырнадцать лет, проверяли и ждали, когда я дорасту до нужных размеров. А потом бац! Размечталась! И почему так муторно после этих честных слов на душе? Потому что Боха был моей «цепью». Он был тем, что соединяло меня с моим потерянным прошлым. А теперь цепь оборвалась, я осталась одна… И ничего не хочу в этой новой государственной жизни.
- Ничего-ничего! – голос за плотной занавесью моей уютной столовой взбодрил и отвлек от страданий молниеносно. Но, вслед за этим мужским стариковским подвизгиванием в диалог, вдруг, вступил и еще один, женский, не менее бодрый и довольно знакомый:
- Владетельная госпожа трапезничает. В одиночестве. Значит, компаний не ждет.
- Дорота? – проскользнула в звонком тембре суровая глухота. – Я же сказал: «Ничего». Указ Государя проволочек не допускает. К тому же, - и незнакомец вновь вернулся в прежнюю свою резвую интонацию. – я совсем ненадолго.
Пауза, зависшая с той стороны дверной арки была плодотворно использована мной для осознания трех важных фактов:
- Дорота колеблется, значит этого господина уважает или боится;
- Я, оказывается, со вчерашнего дня совершенно забыла про этот «Государев Указ»;
- Трапеза моя уже закончилась вместе с кашей, так как в процессе страданий время и пища имеют свойства неожиданно исчезать.
- Я сыта!
Женский глубокий вздох не то облегчения, не то сожаления и тяжелая занавесь в мальскую распахнулась, наконец… «Сыч». Почему «сыч»? Почему я до сих пор задаю сама себе эти глупые риторические вопросы? Однако, вошедший с широкой улыбкой пожилой человек на птичку эту походил без сомнений. Я даже залюбовалась, глядя на композицию из глубоких височных залысин на его седой голове и густых, сомкнутых над носом бровей. Вылитое, правда, слегка кривоватое сердце в итоге выходит. А до «филина» его рыхлому «клюву» и бровям еще расти и расти.
- Кх-ху – кх-ху. Не виделись еще, не назывались с вами. Теперь разрешаете, владетельная госпожа?
После этих слов я едва воспитанно из кресла не подскочила, но строго кашлянула теперь уже, проскочившая вслед за мужской сутулой спиной, юркая Дорота:
- Кх-хху! Матус. Главный казначей. Пришел назваться вам и с…
- Государевым Указом. Вам зачитать его, Владетельная госпожа?
- Не на… кх-хм… что-то с горлом. Не надо, я…
- Отилия!
- Мурлик?! Под ногами. Бегу!
- Беги вместе с чаем! Владетельной госпоже горлышко размягчить требуется!
- Разъединое мгновение! А в чай чего может того… добавить?! Может той самой…
- Молочка ей туда лишь тепленького!
- Разъединое мгновение! Бегу!
- А может не надо, все-таки? У меня прошло уже горло, - и надо было еще про вернувшуюся память добавить относительно несчастного Государева Указа, но я, увы, не успела:
- Принесла!
Вот тут мы с главным казначеем взглянули друг на друга и вздохнули синхронно, почти со страданьем. Зато кашель с нас троих, нервно напряженных в тесной мальской, как рукою сняло.
Вид из панорамных башенных окон в приемной палате Государя захватил меня целиком на первые часа полтора. Я меняла широкие подоконники, перебегая с одного на другой, и надолго замирала на каждом, иступлено изучая суетящийся город внизу, линии дальнего, будто выведенного широкой синей кистью горизонта за его стенами. А еще птицы. Они кружили над пестрой копошащейся площадью и садились на черепичные крыши. Облака стаями летели далеко-далеко, чтоб увидеть весь мир. И яркое зенитное солнце… вот после солнца глазам моим немного пришлось отдохнуть. И задуматься. А что я здесь, собственно, делаю? На гигантском столе Бохи – полированная светло-ореховая чистота с серой толстой тетрадью в самом центре (промахнется слепой лишь). Аккуратная, украшенная алой лентой на переплете тетрадь с крупной надписью «Расходная книга». И вот бы еще конфет с пряниками и орешками вокруг нее кто-нибудь накидал. Чтоб уж я наверняка соблазнилась: «Обзнакомьтесь, как Государь повелел, мешать не намерен вам». Однако, ключик от пентхауса этого не оставил, господин главный казначей. И вот было бы мне семнадцать лет, данное отношение не заметила точно. А сейчас… а что будет сейчас? А вот из элементарной женской вредности «обзнакамливаться» с местным бухучетом не буду. А взгляну ка вот на эти… гравюры? Нет, просто четко вычерченные рисунки.
Их было всего три, висящих в скромном ряду на самой дальней стене от стола. Исполненных в одном стиле с идентичной меленькой подписью в нижнем правом углу: селянин на летней дороге рядом с запряженным в повозку огромным четырехрогим козлом; девочка в странном сарафане у основания высокой лестницы в бревенчатую, совершенно выдающихся размеров, избу, а рядом с ней на перильных столбцах – четырехкрылые гуси-птицы (ну вот мы и встретились с вами, удачливые штворки!)
и богато одетый мужчина в длинном кафтане на меху, стоящий, гордо опершись на резную подставку с диковинным аппаратом на ней – огненными часами. Вот их я уже лицезрела воочию, когда сама себе устроила экскурсию по этому замку.
«Бит Бул» - имя художника. Или не художника? И где-то я эти два слова уже здесь читала. А точно! Карта! Масштабная черно-белая карта Крайлаба, висящая в простенке между окнами за столом с точно так же четко прорисованными горами, лесами, одной, змеей извивающейся рекой, и множеством других, более скучных по форме и протяжению водоемов. «Карта Крайлаба от 1168 года по СЛ. Замерена лично и достоверно составлена под руководством Государыни Крайлаба, высокочтимой Дарьен, старшим чертежником из писчей гильдии города Васт, Битом Булом»
- Лихо!
И судя по году, патронировала данный монументальный проект сама матушка нашего молодого Государя, которая родом из… вспомнила! Улиса…
Примерно через полчаса я уже начала жалеть об отсутствии щедро рассыпанных по государеву столу конфет и пряников. Есть захотелось как-то сразу и много всего (кроме орехов). Впору бы вновь задуматься… Приступы гнева, мокрые глаза, звериный аппетит и что там у нас на календаре? Смешно. Или пореветь? Но, ни того, ни другого сделать мне не дали – тяжелая дверь приоткрылась и порог, сторожась, лишь одной ногой переступила Дорота. Какое благоговейно трепетное отношение к высшей власти. Так нет ее здесь и теперь!
- Дорота, входи! Ну что же ты?
Женщина с несвойственной ее годам юркостью прошмыгнула вовнутрь палаты и, сложив руки на животе, сусликом замерла:
- Оть. И, владетельная госпожа, вам бы покушать.
Я тут же радостно подскочила с отогретого подоконника:
- А уже можно?
Дорота удивленно вскинула брови:
- А запрещалось вам кем?
- Никем.
В выцветших глазах женщины на миг вспыхнул ясно видный гневный огонек:
- Ладненько. Так пойдемте же, я провожу.
- А погоди!
И какой местный чень меня тормознул? Но, взгляд, за секунду до того лишь скользнувший по стене мимо трех рисунков талантливого картографа Бита Була, вновь к ним возвратился. И слова вырвались совсем не те, что от великой радости близкой еды на кончике языка уже вертелись:
- Дорота, Государыня Дарьен, мать Бохаслава. Ты хорошо ее знала?
Старая ключница будто даже не удивилась:
- Да как же хорошо то? Она – Государыня, а я тогда и вовсе жила тут старшей прислужкой[2]. Я знала прежнюю нашу владетельницу больше по… - женщина замялась, я профессионально шустро сообразила:
- Сарафанному радио.
- Оть?
- Разговорам, обсуждениям, сплетням.
- Да-а.
Что это?! Дорота до сей поры умеет девственницей краснеть?
- И-и? – подтолкнула я ее, не обращая больше внимания на данный интригующий факт.
- Хорошая она была. И мужа своего любила, – сказала, словно штампом припечатала по собственному утверждению. – Но… не просто ей тут приходилось.
- А почему?
Хотя «почему» я уже догадываюсь по собственному местному «упёртому» опыту.
- Она же из простой семьи. Богатой, но ремесленной. А род Государей стародавний со своими устоями. И ей ко всему тут пришлось привыкать.
- Как стоять и молчать? – зло хмыкнула я.
Дорота чуть заметно, но с явной укоризной качнула головой:
- Так это ненадолго у трона то стоять. Лишь до свадьбы. К тому же и сам Государь Рексан тоже человеком был с добрым сердцем и всегда со всеми приветливый. Но, Государыня, она поначалу… уж больно хотела ему во всем помогать. И даже палату себе недалеко от покоев определила для челобитных приемов и дум серьезных о деле.
- О каком деле?
Как же интересно то! Однако, Дорота лишь махнула рукой:
- А! Кто бы то знал! Она принесет что-то на своих бумажках, а Государь и наш Матус на пару…
- Главный казначей?
- Да он самый! Ей откажут. Без смеха и придирок, со всем уважением.
- И что, ни одной идеи так и не пропустили?
- А, нет. Вот она, владетельница, походила-походила так годика два-три и успокоилась. Лишь вон то, - кивнула ключница в сторону карты на дальней стене. – и вышло из всего путного. Он же, чертежник, что три года по Крайлабу носился, из ее родного города был. Значит по личной Государыни нашей рекумби… реколби…
- Рекомендации.
- Оть! Так и есть! И, владетельная моя госпожа, а покушать?
Я, прикусив губу, в большой задумчивости от солнечного окна обернулась:
- Дорота, а те невостребованные наработки Государыни живы еще?
- А как же! – откликнулась она. – В ее запертой палате и сохранились. Вы увидеть их желаете?
- Очень.
- Только, а…
- После обеда. После обеда сразу. Пошли!
Коридоры в громоздком замке Катборг все как один широкие, ветренные и весьма большие. И от самолетных взлетных полос по длине своей отличаются лишь множеством крутых поворотов и тупиков. Пока мы с Доротой бежали (шествовали сплоченной парой стремительно) по одному из таких, я наглядно представляла вражеский оккупационный отряд, который, набирая скорость, со свистом в ушах и жаждой крови несется мимо в драку, а потом внезапно бац!
- …и чего притих, перевухов сын?!
Кто из нас с ключницей притормозил у очередного поворота быстрей, не поняла. Но, в следующую минуту осознала четко: крайнюю ценность информации в наш век мы обе дружно признаем.
- Тиш-ше.
Дорота кивнула, воровато выдохнув в тощий сжатый кулачок. Тем временем за поворотом задиристый девичий голос снова громко выдал:
- Вы со своей мамкой думаете, никто не знает? Мы же знаем.
- Ну и чего?
А данный детский голос оказался нам знаком. Мы с ключницей переглянулись, но тут неожиданно вступил еще один участник этой «милой встречи»:
- А ничего! Эвика, пойдем. Здесь такой ветрина, а я недавно кашляла. Пусть он подавится своим грязным котом Мурлом.
Дорота после этих слов зло сощурилась и с досадой закивала. Я же наоборот вся подобралась: что за кот? Причем тут… как его назвали там, за углом?.. «Мурлом»? Моего любимого кота из детства звали Мурло!
И дольше никто б не смог остановить и держать меня на этом месте!
_______________________________________________Сноски:
[1] Названа по стране Улис, откуда много лет назад был привезен оригинальный рецепт.
[2] Горничной.
ГЛАВА 6
- А вот для такой охоты дядя Павол привез давным-давно стаю мэлизских бусуков[1], - заявил Алеш и замер с кусищем хлеба перед самым носом. – Хотя какая стая? Так, стайка. Самец и три трещётки с ним. Самочки.
- А-а! – понятливо протянула я.
Алеш, не отвлекаясь от пережевывания, авторитетно уточнил:
- Просто они иногда трещат меж собой, обмениваются этими, как их, её… болтают, в общем!
- Информацией. Понятно, - снова скосилась я на бдительную мать, стоящую поодаль, от стола. Отилия заметно волновалась, но обсуждать шальное предложение госпожи к ее сынуле «отобедать», все же не взялась.
А у меня лишь два вопроса было к этому «сынуле»: кто такой «дядя Павол», упоминаемый им уже не в первый раз, и бусуки. Но, пусть ребенок ест.
- Это – мой брат, владетельная госпожа.
Вот ничего себе! Я если рот и открывала, то молча и лишь для того, чтоб с ложки щедрой суп в него залить. Горячий. Наваристый такой. И далее спешить не собираюсь, кивну лишь. Отилия, с душой вздохнув, продолжила:
- Он при наместнике, господине Отакаре, был управлеем[2] всех личных государевых земель.
Я вновь кивнула - продолжай.
- А, чего уж там? – закатила женщина к разрисованному потолку глаза. – Рассчитали его. Как только Государь, слава богам, вернулся в Крайлаб, многих рассчитали из тех, кто в годы его ухода при дворе, да и не только… Брат мой вон наоборот здесь редко появлялся. Всё больше по полям, по пастбищам, по деревням. Но, и его того.
- За что?
- За… - Отилия в драматичной паузе на несколько секунд замолкла и, вдруг, отчаянно громогласно выдала. – За то, что много знал!
Конечно, неизвестный мне господин Павол по должности своей обязан был много чего-то знать. Но, меня другое в данный момент разволновало: с чьей подачи? Уволил, несомненно, Государь, но сам он обо всех перипетиях двух десятилетий был ни сном, ни духом… Хотя про сны какие-то свои в реке безвременья он, все ж, упоминал… Но, суть не в том! Матус. Высокоценный главный казначей. Человек с мерой доверия такой, что горы ею двигай. Но, ведь при Отакаре он на том же самом месте жил и творил и процветал? И тут или Государь – дурак, или казначей у нас – непотопляемый Титаник. «У нас?» Я словосочетание это произнесла, хоть про себя, но в первый раз здесь. А все почему?.. Надо подумать…
Подумала! Две юные девы разодетые, что встретились нам с ключницей примерно полчаса назад тому виной! Но, я не собираюсь защищать Алеша от всего вот этого:
- О, госпожа?
- Эвика, надо говорить: «Владетельная госпожа».
- Хедвика, так уже заговорят, когда наш Государь поженится на этой вот госпоже.
- Так он же поженится.
- А, ну, конечно. Так что я хотела? А вы знаете, что этот песий сын, он – перевухов сын? А кот его Мурло – блохастый и шныряет где попало.
- Да они вдвоем с котом шныряют. Недостойная компания.
- Да-да, госпожа!
- Эвика?!
- Ладно! Владетельная госпожа.
Нет… Я не собираюсь защищать от них Алеша. Пусть сами теперь защищаются от целеустремленной и мстительной меня. Откуда у этой пары пагубная спесь? Генная мутация? Дурное воспитание? А папочка у них – Матус. Как повезло! Им с папочкой, а мне с пинком для принятия важного решения.
И тему данную пора сворачивать, не дожидаясь «нерво-взрыва» сбоку от стола:
- Алеш, а эти бусуки вместо котов получается, в домах живут?
- Нет, что вы?! – выпучил глаза малец и тут же покосился вбок. – Я об том, что коты у нас охранники и защитники. Детишек сильно любят. Мой Мурло, мама рассказывала с пеленок рядом был. И есть свою еду ко мне притаскивал, чтобы это, надолго не бросать. Не отлучаться от досмотра.
- А однажды было! – Отилия захихикав, сжала в кулачках свой пышный фартук. – Алешик спал, а я сбегала на самом рассвете опару на пирог поставить и обратно. Вернулась, гляжу – лежит наш Мурлик возле колыбели, а внутри Алешик ножкой дрыгает – проснулся. Но, молчит. Я подскочила к нему, смотрю – а во рту у сына рыбий хвост сырой. И он им так шамкает, аж с причмокиванием.
- Во рту у ребенка рыбий хвост? – перевела я на героя ошалелый взгляд. Тот гордо закивал в ответ:
- Ага!
- А он проснулся, - подхватила мать. – и Мурлик его, чтоб не заплакал, снедью своей взял и накормил.
- Ну и дела, - теперь уж мы все втроем повернули головы к мирно сопящему почти в обнимку с низеньким камином огромадному коту. Я приблизительно прикинула при первой нашей встрече там на повороте – в росте он сантиметров сорок. Шерсть серовато-грязная, пушистость стойкая. А уши, а глаза, а когти!..
- Мурлик? – ласково выдала Отилия.
Тот голову поднял, разглядывая нас с внимательным прищуром:
- Ммм?
- Наш Мурлик, он ведь третий по счету.
- То есть?
- О, та история, владетельная госпожа. Перед самым своим уходом в реку эту проклятую подземную, кутенка Государь наш притащил. Сказал, что он для дела нужен, а потом ушел на двадцать лет. А кутенок этот вырос. Расплодился. Потом уже его кутенок тоже вырос и такой ведь видный рыжий был. Все кошки городские сразу же падали и подползали к нему сами. Так вот, наш нынешний Мурло уж сын его и по счету третий. А тот дед его… - Отилия замолчала и, вдруг, прихлопнула к пухлым губам ладонь. – Так он для вас был. В подарок.
- Получается, что так.
И вот зачем мне эта новость?.. Пригодится?
А что мне сгодится на самом деле, так это знание местных обычаев, суеверий и законов. Почему именно в таком порядке? Да потому, что я стою в данный момент и рассматриваю потолочный свод. Когда-то он красоту дарил. Густые нежно-салатовые ветви, еле видные теперь, словно узоры от мороза обволакивали собой овалы пяти рам с одним и тем же сюжетом – дамы за рукоделием. И здесь, в этой узкой, но светлой комнате изначально был, скорей всего, веселый дамский будуар. Но, вдруг, сорок лет тому назад очередной великий муж из рода Катборгов притащил домой свой Дар небес и… Дар этот оказался ничего себе активным. Потому-то под всей этой «небесной пасторалью» и громоздится сейчас массивная резная мебель: секретер длиною в метра два, шкаф под замком, диван с высокой спинкой и стол. Последний - четко в центре. И всюду пыль веков. Хотя с веками я загнула, конечно. Однако, опираясь на прежний опыт вон к тем малиновым портьерам на окне приблизиться пока что воздержусь.
- А скажи, Дорота, сколько дней Государь в пути пробудет?
- Оть? – встрепенулась та, забыв про вид из левого окна, который до сего момента поглощал все внимание нашей ключницы. Однако, диалог продолжила совсем другая дама:
- Не меньше двадцати. А, может и по боле дней на пять, - сказала и, опустив глаза, вновь задумалась в странно скромной позе на краю дивана.
Нет, Бозена вернулась от тети Каволины совсем иной - разговорчивой и бодрой. Смеясь, поведала мне о последних светских новостях, что насобирала по пути, ну а потом… потом мы пришли сюда, в палату ее матери на женской половине замка… Разберемся позже.
- Дорота, а традиция избегать уборки, пока хозяин дома цели не достиг, есть в Крайлабе?
- Оть?.. Ой, простите, владетельная госпожа!
Да что ж с ними с обеими теперь?
- Прощаю, - скрестив руки на груди и опершись бедром о стол, повелительно пропела я.
- Традиция метлою не махать? Пока родня в пути?
- Да.
Дорота от окна, наконец-то развернулась:
- Такого нет. А то бы было? А вы представьте: от Хлавна до Храма равновесия три шестидёвы по укатанному тракту. И что? Уехала туда жена молиться, а вернулась – муж дом утопил в грязи? И у нас везде такие расстояния, что доскакать от сернских до ижинских ворот[3], дней сорок все ж уйдет. И что это?
А то, что я в последние дней десять наблюдаю: весь замок утонул в грязи. И если это – не «дорожная традиция», то как назвать иначе? Каноны местной чистоты? Я надеюсь, на разворот генеральной уборки полномочий моих хватит? А, кстати!
- Дорота, а где тот Указ Государя, что господин Матус мне оставлял с утра?
- Со мной! А он зачем вам? – и глазами мудрыми своими, глядя на меня, хлоп-хлоп.
Я даже опешила:
- Прочитать, чтоб знать, что можно мне, а что нельзя.
- Вам можно всё!
- Кх-хм. Что-то с горлом.
- Это – нервное у нее, - пояснила ключнице Бозена. – Чай не надо.
- Угу, - кивнула я. – Позвольте мне его, все же, прочитать самой?
Примерно через два часа, малая часть которых ушла на чтение государева Указа и осознанье перспектив: «Мне можно всё!», я восседала за столом, заваленным кургузыми тетрадками, чертежами и одинокими, исписанными чистым женским почерком листами. Это богатство мы с Доротой нашли в шкафу. Сначала она ключ от замка нашла (мир изменился, а ключи так и лежат «припрятанными» сверху), а уж потом почему-то выгребла мне это всё. И я разбиралась… Долго уже. Многое читала. И даже не заметила, как с другой стороны стола ко мне подсела тихая Бозена, и как что-то звонко брякнуло в прижатой к девичьей груди руке.
- А это как понимать?
Мы вместе с тенью над моею головой склонились над столом. Тень нервно дернулась:
- Писала Государыня…Плуг на ко-лё-сах.
- Вот это я, Дорота, поняла. Мне непонятно – откуда знания подобные у девушки.
- Ах, знания! – покачала тень надо мною головой. – Так я ж говорила: Государыня из ремесленной семьи. Да и страна ее, Улис, - Дорота, вдруг, замялась, поджав свои худые губы. – высокомерная! Но, умная. Оттуда к нам столько всяких диковинных вещей всегда везут.
- А Государыня Дарьен принесла оттуда в своей голове большой запас бесценных знаний.
И кому они сгодились? И кто еще «высокомерным» в этом деле был? А мне б блокнот, чтоб все записывать, чтоб не забыть!.. Записывать. И тут я вспомнила, что в написании как раз и кроются мои проблемы. Говорить на крайлабском языке смогла, читаю без проблем. Но вот пальцы как-то по-другому двигаются. Опыт нужен.
- И где учителя найти?
- Зачем?
- Писать научиться надо, а пока хорошо б, он сам ходил за мною и писал.
И вот тут с Доротой внезапное изменение произошло – она подпрыгнула, потом в сторону окна рукой взмахнула, открыла широко свой рот и:
- Есть такой человек! Наш с Бонифаком внук! Игнас! Этот изверг Хонза его в охрану нагоняями готовит. И тренирует вон! – и новый взмах в сторону окна рукой. – Как воина настоящего! Так я за ним бегу, владетельная госпожа?
И как тут отказать? Мы с государевой сестрой, ради такого зрелища, вернувшейся в реальность, обе слаженно кивнули. И Дорота унеслась. Какая прыть!
- Их сын, отец Игнаса, в той войне погиб, в которой Боха выиграл. Это за день до его принятия армии было.
- Всё понятно.
- Ну да, - уныло хмыкнула Бозена. - А мать Игнаса в мор[4] вместе с моими родителями умерла. Игнас – хороший и очень умный парень, но с детства мыслитель, а не воин. И Хонза бы его не трогал, но, многие из замковой охраны за Бохаславом на войну ушли.
- Я понимаю, - тихо выдохнула я. – Бозена?
- Слушаю тебя.
- Мама твоя была выдающейся женщиной для этой страны и вообще отношения к Дарам.
- Да? – вскинула она глаза. – А что она придумала или запомнила?
- О! Мне надо еще долго разбираться. Но, тебе говорит о чем-то слово «блендер», например?
- Нет, - качнула головой Бозена.
- «Тёрка»? «Мясорубка»? «Самопрялка»?
- Нет, Дарья.
- Будем разбираться. И разберемся. А еще я, знаешь, что нашла? – спросила и осторожно вытянула из-под стопки из тетрадей маленький листок. И подала его Бозене.
- Я, это, - одними губами прошептала та.
- Она тебя нарисовала. Совсем малышкой. В чепчике.
- И я в палате этой, её разлюбимой, тоже ползала. Смотри!
И снова это звонкое бряканье в ее руке.
- Погремушка.
- С лошадкой серебряной. И там на диване еще деревянная лежит. А я ведь с детства лошадей люблю, представляешь? И нянька моя прежняя после смерти мамы все удивлялась: ни кукол мне не надо, ни заек всяких с бантиками, а только лишь они. Лошадки… Ну, теперь то я причину знаю.
_____________________________________________Сноски:
[1] Особые мелкие хищники, выведенные в Мэлизе для охоты в человеческих постройках на крыс и мышей. От обычных своих сородичей отличаются атрофированными органами размножения. Внешне и по характеру сильно схожи с земными горностаями.
[2] Управляющим, что подчинялся лишь хозяину земель, то есть самому Государю.
[3] Пограничные ворота на севере (сернские) - с Рославой, на юге (ижинские) - с Великими степями.
[4] Эпидемию.
ГЛАВА 7
«Заздравствуй, бесценная моя Дарья Владиславовна! Здесь, в промозглом долгом пути, я постоянно вспоминаю о тебе. О тебе растрепанной, испуганной, в глупой ночной сорочке. Как ты стояла тогда на досках, поджав босую ножку. И было тебе страшно и холодно. И я именно тогда принял решение – пора. Забрать тебя, наконец, привести в свой дом, согреть, сделав своей, и больше никуда не отпускать.
Как тебе теперь живется? Выбираете с Бозеной вместе наряды? Или ты нашла бабушкину книжницу и читаешь уже новый роман? Ни в чем себе не отказывай. И не перетруждайся. Совсем необязательно самой заниматься замковым меню. Твой Боха»
Кстати, о «книжнице»! Наверное, это - замковая библиотека. И если так, то действительно, надо найти ее и проверить состояние… Пальцы с клочком тонкой бумажки в них, исписанной размашистым давящим почерком, напряглись. Будто в важном раздумье самих с собой: смять или приголубить. И я представила, как ворон нес это письмо в привязанном мешочке с почтой… «Промозглый долгий путь». До Пыхтюхских гор,[1] через заснеженные поля княжества Малборгов и пустые пастбища Лоймигов. Собирая по дороге положенные отряды князей и подводы с провизией. Князь Лоймиг, отец Винкилива, обещал пополнить войско еще и собственно выведенными выносливыми лошадьми. А с запада от рузборгских прославленных кузниц уже гремит по тракту оружием целый обоз.
«Промозглый долгий Его путь». И я не бесчувственная косолапая матрешка - сердце, все ж, свербит. Только лишь не пойму, от чего в большей степени? Из-за тревоги за Государя, долгой обиды на его же самодовольную персону или… Как же вспомнить?! Ведь что-то забыла точно! Еще со вчерашнего обеда… обеда…
- Дарья Владиславовна?.. Дарья, ой! Вы меня слышите, Владиславовна?
- Да, Игнас?
Когда я, шестидёву назад, увидела доротиного внука, помятого, растерянного, со свежим синяком под глазом, то сразу поняла – сживёмся. А почему? Вот тут всё очевидно – он на монтажера из агентства моего похож, на Славика Чирич. Однажды субтильный Славик, вместо заболевшего оператора выехал со мной на съемку в пригородный склад. Была подмерзшая весна и вечер. А когда на нас напали двое и выхватили камеру, Славик рванул за ними вслед. Я тоже, но по льду на каблуках и с криками по телефону так же быстро у меня не получилось, увы. Славик встретился за очередным вонючим поворотом. Тот же подбитый глаз и куртка рваная, как у Игнаса. Та же мальчишеская растерянность в глазах и злость:
- Дарья Владиславовна! Я их найду. Я обещаю. Я камеру верну. У одного из них серьга такая, такая приметная…
- Я – Дарья Владиславовна!
Вот так с улыбкой искренней я и представилась вошедшему шесть дней назад в палату Государыни Игнасу. А что в «палату» то? С палатами у меня ассоциации до чрезвычайности дурные. Он в мой кабинет вошел. И застыл. И бабушка его. И умиротворенная Бозена с погремушкой. Все трое.
- Но, владетельная госпожа? – Дорота первой тогда отмерла. – Такое обращение…
- Применяется в моем бывшем мире для самых уважаемых землян.
Да, приврала немножко. Но, зато какой же последовал эффект:
- Зови, внучок. Живым останешься. Но, как только свадьба государственная у нас отгремит! И боги благословят! И ритуал пройдет и песнопенья горластые и великие подарки и… А вы чего смеетесь? Госпожи? Игнас, и ты?
- Бабуля, ой…
- Веди его к дедуле, чтоб лечил. А завтра с утра начинаем мы вдвоем работу!
- Пошли, боец.
- А я бы смог! Зазавтра, дородные госпожи![2] И бабуля, я уже понял тот бросок и откат, что Хонза показал. Я б смог.
- Оть, ты такой умелый у нас с дедом… - и дальше мы с Бозеной уже не расслышали ни слова – дверь закрылась.
- Так что случилось то, Игнас?
А вот сегодня день обычный был. Такой же, как и предшествующие шесть до него. Если не брать в расчет ошеломительное письмо от Государя и обострение моего склероза. Хотя мне семнадцать снова и вместо склероза должен быть инфантилизм. Надо запомнить!
- Мастера закончили лакировать парадный государев трон. И вы должны собственноручно, как и грозились им, принять сию работу.
- Собственноглазно, - отодвинув чернильницу и самоделку-пропись, подскочила я из-за стола. – Пошли. И по дороге мне расскажешь: где мы с тобою были.
- С какого момента? – юркнув мимо, открыл очередную замковую дверь Игнас, на ходу из кармана зипуна[3] вытягивая еще один мой, правда в этот раз карликовый экспонат – блокнотик.
- С вчерашнего обеда, будь так добр, - сказала, краем глаза зацепив момент, когда Игнас традиционно прянично начнет краснеть. И развернулась резко. – Та-ак…
- Что, Дарья Владиславовна? – отпрянул влево парень.
За шестидёву он столько раз демонстрировал мне такую, совершенно потрясающую прыть, что я уверовала – Хонза дело знает.
- Стекло в этом окне. Не промыто… А нет, показалось. То – дефект стекла. Идем, - выдала с прищуром и зашагала по очередному, благоухающему чистотой и начисто отмытым деревом, коридору вдаль.
Помощник вновь рванул за мной:
- Так, значит, со вчерашнего обеда, - зашуршали справа сшитые странички. –
Вы с дородной госпожой Бозеной заказывали тете Отилии вновь новый суп. «Рассольник». Она еще у меня карандашик попросила, чтоб записать рецепт. И тут господин Матус опять зашел на кухню. То есть за вами с дородной госпожой Бозеной, чтоб…
- Да всё это прекрасно помню, - досадливо скривилась я. – Чтоб показать нам хранилище драгоценностей рода Катборг. А на текстиль мы в прошлый раз смотрели. Да-а…
- На что? – вскинул брови домиком Игнас.
- На ткани. Ну и пряжу.
И теперь понятно откуда про меню и наряды в государевом письме. Отчет по полной. Только господин Матус не должен догадаться, зачем нам эти шастанья с Бозеной в закрома. Осторожность, бдительность и идиотская улыбка! Вот наш залог успеха!
- А дальше тетушка Отилия на дорожку дородной госпоже Бозене горшок с вареньем яблочным дала. Она ж его так любит. Ну а вы, Дарья Владиславовна, замечание тете Отилии сказали.
- Про что? – остановилась я у распахнутого входа в тронный зал.
- Про копоть от свечей.
- Та-ак. А к горшку с вареньями крышка плотно припечатана традиционно чем?!
- Чем? – хлопнул Игнас ресницами.
А я не выдержала, вдруг, козой подпрыгнув:
- Воском! – и, опомнившись, ухватила парня за плечо. – Игнас, воск не чадит, как свечи из сала или масло на подставке. Понимаешь? И нам теперь не только на уборку замка средств должно хватить.
Налоговая система в монархии Крайлаб мало отлична от знакомой мне средневековой практики на Земле. И если описать ее в простых словах, то выйдет: ежегодная обдираловка с земли и души[4]. Иногда еще по специальной нужде проводятся специальные вложения в казну. И то и другое – в денежном эквиваленте.
Ну, право слово! Крайлаб – высоко… очен… развитое государство с типографскими печатными станками, учебными заведениями, своим «винтом Архимеда»[5] и монетной валютой. «Натуральный» налоговый вариант давно уж устарел. Но! В особых случаях и при особом отношении к высшей власти вполне возможен. Очевидец (в лице Дороты) красноречиво повествует, что в тот знаменательный день, когда к наместнику Отакару прилетела с далеких лугов Браргука потрясающая по наглости новость, он сначала ее долго и недоуменно читал, потом выдохнул, гневно раздув фамильные катборгские ноздри, и выдал: «Со старого петуха хоть перья на подушку». Вот так это было пять лет тому назад. Ну а теперь и у нас:
- Так вот оно – счастье!
Секунды до этого, пока разбухшие от повсеместной капели двухстворчатые двери открывались и, наконец, смачно хлопнулись об каменные косяки, я не верила. Стояла застывшим сусликом и не верила. Однако, вот оно! Ну, счастье. Только… как его хранили?
- Известно, как, владетельная госпожа, на досках и в мешках, - вслед за мной в складские сумерки с осторожностью вошла Дорота.
Значит, я вслух спросила. Надо брать себя в руки, а то рехнусь на почве копоти от масляных светильников и сальных свеч. А счастье же, вот оно. Откуда я о нем немножко знаю? Пиарила не так давно один центр творчества для дам. И мне на радостях от результатов подарили полугодовой сертификат. К ним, разумеется. Я раза три сходила именно на курс свечеварения (просто по графику работы всего удобней был именно он). И теперь, можно сказать, самый маститый в этом плане местный консультант:
- И сухо здесь, - повела я по сторонам своим авторитетным носом. – И темно. Отлично! – хлоп в ладоши.
И звук этот радостный должен был гулким эхом вверх под своды полететь, однако результат противоположным вышел из-за…
- Гумоза вёрткая!
- Бабуля, ты опять? Не бойтесь, Дарья Владиславовна! Это – бусучка.
- Йох! Мелкая! Давно не виделись!
Прелестное создание с помятой мышью в пасти, вдруг, сплюнуло свою добычу рядом на вершину местного мешка и бдительно принюхалось. Бозена на это дело искренне залюбовалась. Да и я бы присоединилась к ней: такие ушки, а грудка белая, а носик. Но:
- Извините, некогда. У вас обед. У нас – ревизия и бизнес-план.
Вот тут на меня уставились все вчетвером, включая здешнюю охотницу.
- Дарья Владиславовна, а что это…
- Потом, Игнас!
Я у него и так в преподавателях «неведанного». Освоили уже пропорции для вычисления процентов и подбираемся к статистическим основам. Но, справедливости ради, Игнас в ответ мне чешет местные обычаи, нормы морали и законы. И причем здесь гулкость?.. А! Нет ее, потому как все помещение немалое забито снизу доверху мешками. Да сколько ж здесь богатства воскового? Не иначе целый грузовой вагон.
- Оть! Дородная госпожа Каволина, как муж ее, князь Идрамир в тяжкой болезни слёг, попробовала сама дела вести, но с господином Отакаром разругалась. Он, ненасытный, много требовал с пасек Браргука. А где ей, госпоже, привыкшей к тишине и рукоделию, умения в управлении найти? И в первый же год вместо положенных монет отправила она сюда вот это.
- Вот это, - повторила я. – Отомстила, значит в денежном эквиваленте.
- Ага, - пнув крайний мешок тонким носочком сапога, зло хмыкнула Бозена. – Именно в эквиваленте. Как сейчас помню: во двор въезжают девять подвод с мешками, перевязанными лентами. Зелеными и голубыми[6].
Я лишь головой качнула. Вот повезло, так повезло. На Земле воск стоит дорого именно по причине его использования свечным высококачественным материалом. А здесь им в щели крышек на горшках с вареньем льют. Это на сколько ж сотен лет и крышек материала здесь?..
- Кхм-м. Игнас, развязывай мешок. Посмотрим материал.
Воск серо-желтый, по форме сильно смахивающий на головку сыра, и выглядел и пах как… воск. Игнас подтащил одну из них в освещенный створ дверей, я бдительно ее осмотрела: моли восковой не видно. И всё. Мои проверочные знания иссякли. Дальше сплошная экономика:
- Нам нужно посчитать количество по весу и себестоимость. И свечей должно быть по размерам несколько в ассортименте.
- Где? – почесала нос Бозена.
- В выборе, - кивнула я. – Должны быть маленькие, средние и большие. Это сначала. И надо думать, как весь процесс изготовления, хотя бы на первое время в тайне сохранить.
- Дед говорит, что чем сложней рецепт, тем меньше шанса на его подделку.
- Оть! Можно в воск этот намешать чего, - вмешалась ключница.
- Чего? – заинтересовалась я.
- А-а-а… Травок для окраски, масел для вони всякой приятной.
- Гений! Ты, Дорота – гений. И как я сама позабыла о таком?
- А где мешать то будем? И кто? И…
- Как мешать, я, Бозена, знаю. А вот остальное. И от Матуса бы масштабы наши в тайне сохранить. Тоже хотя б на время первое, - досадливо скривилась я.
- Не выйдет, - как отрезала Дорота. – Как спрятаться то от него? Он в замке вездесущ.
- Кроме, кх-ху, женского крыла, - и Игнас опять краснеет. Ну и подумаешь, ему открыта к нам дорога в «женское крыло»? Ведь только ж по прямой, коротким коридором и до кабинета (начальник стражи, Хонза, лично дня четыре провожал его и бдительно встречал. Нашел «развратника-рецидивиста»).
- А я примерно знаю, как собрать команду на это дело и будущие. Ведь ты, Дарья многое задумала?
- И как? – этот вопрос мы задали ей все.
А пятым задавшим являлся «вездесущий» Матус. Рекламная пауза… «Успокоительное средство растительного происхождения – ПЕР…». Тьфу! Муть такая в голову ведь лезет. Профдеформация!
Однако, мы вчетвером представляли собою зрелище сейчас забавное на самом деле, едва не прикасаясь лбами, и склонившись над болванкой воска, как над образом святым. Бозена первой отмерла:
- А мы придумали, как деньги вам сберечь. В Дарьином мире из подобного пчелиного состава варили свечи.
- Да? – уточнил шутливо главный казначей.
Не верит, значит. Ну да ладно. И раз Бозена рот открыла, точно знает, что ему сказать.
- И вот! Будем варить, из горожан кого наймём. А деньги вырученные…
- А деньги?
- Скоро ж праздник! Девушек всех пригласим к себе по родовой традиции. Ну и там, наряды, сладости, шутихи, игры, певцы и музыканты. Много чего.
- Достаточно. Я понял вас.
- Вы поняли? Тогда вперед! За дело!
_______________________________________________Сноски:
[1] Не особо протяженная горная цепь, разделяющая собой княжества Катборгов и Лоймигов. Названа так в честь вечно «пыхтящей» горы Тюха в центральной части цепи.
[2] Аналог обращения «уважаемые госпожи».
[3] Подобие кафтана без воротника и с совершенно разной длиной.
[4] Поземельный налог взимался с принадлежащих земель, водоемов, строений и рудников. Подушный налог – со всех, кто не платил поземельный, исключая некоторые категории подданных (сироты, вдовы, солдаты и освобожденные от выплат за особые заслуги перед страной).
[5] Конвейерная система для подачи воды,состоящая изспиралив наклонной трубе и желоба на каждом конце. Винт Архимеда – одно из величайших изобретений человечества, используется которое до сих пор.
[6] Гербовые цвета княжества Бривет, находящегося в подчинении Отакара до его захвата трона Крайлаба.
ГЛАВА 8
Лишиться доверия возможно, даже особенно не напрягаясь. Достаточно лишь слегка, одним намеком нарушить чей-то твердый жизненный постулат. А если нарушен не один, а несколько таких постулатов? А если один, но дважды?.. Второй вариант. Да. Главный казначей Крайлаба, глубокоуважаемый его Государями господин Матус, целых два раза потоптался грязными лаптями по нашей с Бозеной чистейшей аксиоме «Не воруй!». Тем более у себя дома. Как мы это выяснили? В данном случае и обстоятельствах возможен лишь один вариант: совершенно случайно.
Рычагом послужила наша знаменательная «встреча с девами на повороте»: бледно-болезненной Хедвигой, средней дочерью Матуса, и Эвикой, его младшенькой, дерзкой и явно глупенькой. Вот именно на ее высокой девичьей груди я и разглядела овальную брошь. Местное подобие камеи с романтической парочкой, вырезанной на молочно-серой кости. Типичная, однако весьма качественная камея с одной лишь особенностью – вензельной буквой «Э» в самой вершине овала. Так случилось, что имя брошеносицы я узнала от Дороты чуть попозже. И вяло мимоходом приложив к нему в уме соответствующую заглавную букву, тут же позабыла. Однако через четыре дня костяная брошь, вдруг, ярко вспомнилась сама.
Мы на пару с содружницей разбирали очередную, исписанную стопу бумаг, добытых из секретера ее мамы, когда к ногам Игнаса со стола слетел аккуратно сложенный листок:
- Дородная госпожа Бозена? – стараясь обратить на себя внимание, проблеял тот.
Я подняла глаза. «Дородная»… Никак не привыкну к этому обозначению уваженья. А когда услышала от Отилии в адрес девчонки с кухни: «Ты окончательно падшая!», и вовсе пораженно открыла рот. А просто надо знать здешнего бога напастей и неудач. Он зовется «Падом». И «падшая» у поклонников божественной семьи[1] обозначает «неудачницу» или «невезучую». Вот так, а не иначе.
- Послушай, Игнас, а может ты и меня по… как его… имени – отчеству звать будешь? – сощурилась Бозена на моего учителя-секретаря.
Тот на диване чудом не подпрыгнул. А я представила, как будет данное обращение, исходя из имени бозениного батюшки звучать: «Бозена, дочь Государя Рексана…вна». А если приложить сюда еще и прозвание «Мирный» от него:
- Пф-ф. Простите, - уж лучше б кашлянула как обычно. – Игнас, а что ты хотел то?
- А вот!
Так мы увидели четвертый рисунок Бита Була. Только на этом была изображена не девочка, не селянин у повозки или некий князь, а сама Государыня Дарьен. Премилая, но немного грустная, со спрятанными под овей расшитый волосами и с той самой брошью на груди меж скромных рюш.
- А это, - бескультурно ткнула пальцем я в нее.
Бозета, державшая листок с рисунком, улыбнулась:
- Я лишь однажды ее видела. Точнее помню.
- А кого?
- Да улисскую бабушку свою по маминому роду. Приезжала, тискала меня и Боху, когда еще все были живы. И от нее вот эта брошка.
- От нее?!
- Ага, - посмотрела девушка отстраненно, мимо нас. – От бабушки подарок маме на свадьбу. Их ведь с дедом пригласили и доставили, конечно.
- А-а…
Ну вы подумайте, какая лаконичность в моих мыслях!
- Эвелин, - кивнула мне Бозена, вернувшись взглядом. – Так ее звали. Это - бабушкина брошь. Она на счастье. И сейчас наверняка с другими драгоценностями в сокровищнице родовой.
Ты слышал? Счастье, чтоб тебя, Матус! Но, я тогда Бозене не сказала ничего, хотя хотела. Не смогла. И случай всё ж, рассказать предоставился довольно скоро.
На пятый день грандиозной замковой уборки в главном коридоре стояла пыль столбом. Я мстила местному текстилю повсеместным его здиранием. Он – волной густого презрения ко мне и к чистоте.
- А эти шторы с окон! Да кто их вообще додумался развесить со светильниками рядом? А-апчхи!
- Владетельная госпожа, платочком хоть прикройтесь.
- Дорота!.. Спасибо. Дорота? А-а-апчхи! Вот кто додумался? На окнах и так расписные витражи. И в купе со шторами они съедают столько уличного света.
- Так это дорогущая инжедейская бурча! Господин Матус из Зайры[2] с ярмарки привез. И всю её сюда. Господин Отакар содрать хотел, когда собирал обоз очередной с обкраденным добром. Но, передумал. Места, видно, не было в обозе.
«Бурча». «Инжедейская бурча». Ведь я тогда, в кабинете Бохи, книгу расходную все же открыла. Но, и запомнила одну лишь, озвученную только что, статью – уж больно схожая она с «бахчой». А сколько числилось там в метраже? Тьфу, в шинах[3] или иногда в уженях…Триста. Точно, целых триста шинов.
- Дорота, так говоришь, вся инжедейская бурча ушла лишь на эти окна в коридоре?
- Владетельная госпожа! – обиженно пропела та. Потом, вдруг, вспомнила и вновь ко рту прихлопнула конец овея. – Помню. Я ключница или свинарка? Вот спросите: сколько в замке нашем горшков ночных? А канделябров? А совков? А…
- Достаточно. Я поняла. Давайте посчитаем: на восемь окон по две шторы…
- Всего выходит шестьдесят четыре шина!
И ведь когда успел?
- Игнас – молодец. И запиши в блокнотик: «Матус – козел».
- Не понял, Дарья Владиславовна.
- А? Так, мысли вслух. Пиши: «Наведаться в хранилища и посмотреть самим».
- А господину казначею что мы скажем?
Что мы скажем… Рано в конфронтацию ещё вступать. Значит:
- Выбираем ткани на наряды и присматриваем украшения.
Давно я не вспоминала о нарядах. Как только забросила на полку в плательной свой «каторжный кокошник», забыла о местной моде, правилах показательного этикета, возмездиях за их невыполнение. А зря! Сейчас всё пригодится. Но! По порядку.
Крайлабская мода. И меня не интересуют аскетические зипуны и пафосные броские кафтаны. Я – исключительно о женской ее части. Она разнообразна и градируется по возрасту и статусу. Например, сельской девушке вполне приемлемо блистать на улице в шикарно-пышной юбке-миди и с непокрытой, заплетенной в косы, головой. А знатной сверстнице ее подобное дозволено лишь частью (юбка-миди). На голове же обязателен хотя бы маломальский, но убор. Я в период генеральной чистки замка предпочитала узкую повязку, с тоской поминая свой старый пластиковый ободок. Но, это – в будущем!.. В чём сейчас щеголяют истинные крайлабские дамы? Про юбку я уже сказала. Но, такая ее длина оправдана лишь до замужества, а дальше начинается законный «статусный отсчет» по критерию: «длиннее, значит круче». И я как вспомню то свое веселенькое вышитое платье в пол, что по полу этому за мной тащилось и цеплялось. По совершенно грязному и обшарпанному замковому полу… Ой, не туда я мыслями свернула.
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги