Роберт
Глядя, как Полинка, зажав расческу в руке, один за другим делает реверансы, я безостановочно ей хлопаю. Снежок так вообще засунула в рот пальцы и присвистывает в лучших футбольных традициях.
– Вот это ты у меня поэтесса! – верещит она, когда дочка подходит к ней за зрительскими объятиями. – С таким выражением читала, что у меня до сих пор мурашки.
И показывает свое предплечье, сплошь покрытое пупырышками. Кожа у Рады почти такая же светлая, как волосы, запястья аристократичные, тонкие.
– Я не поэтесса, потому что стихи не мои, а из книжки, – резонно замечает Полина и следом говорит уже для меня. – Я еще очень много разных знаю. Но сегодня все рассказывать не буду. Придешь в другой раз – тогда.
– Давай послезавтра? – предлагаю я, чувствуя на щеке пристальный взгляд Снежка. – Если, конечно, мама будет не против.
Теперь дочь смотрит с подозрением.
– А завтра ты чем будешь заниматься?
Я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Бойкая такая. Спрашивать не боится и за словом в карман не лезет. Вся в Радку.
– Завтра я поздно освобожусь. Помнишь Виталия? Он тебя как-то с днем рождения поздравлял. Мы с ним в Улан-Удэ поедем помещения для складов осматривать. Это почти тысяча километров туда-обратно.
Я специально объясняю подробно, чтобы не думала, что я отмахиваюсь или имею дела поинтереснее, чем провести время с ней. Полька все на лету схватывает, так что пренебрежение или вранье почувствует сразу. Мне вообще нравится, как Рада ее воспитывает: относится, как к взрослой, и всякую ерунду про папу-космонавта не выдумывает.
– У нас у девочки одной в садике бабушка из Улан-Удэ, – задумчиво выдает Полина. – Они к ней иногда ездят. Говорит, что это далеко.
Проверила и поверила, – думаю я. Не слишком-то и доверяет она мне на слово. Да и как ее винить? Я бы и сам не слишком доверял отцу, появляющемуся пару раз в год.
Сложно с ними все. Каждый раз, побыв несколько дней здесь, возвращаюсь домой с тяжелой душой. Первое время было легче: когда дочка малышкой совсем была – только спала, ползала и плакала. Я, как не склонный к лишним сантиментам, про себя все понимал: что от ответственности за последствия той ночи не откажусь, но и совесть на плаху не кину. В конце концов, меня ведь никто не спросил, хочу ли я становиться отцом. Это решение Рада приняла единолично. Но по мере взросления Поли я стал все сильнее прикипать к ней. То ли у меня возраст наконец «дошел», то ли к детям со временем проникаешься, то ли потому, что Полинка такая классная росла. Дети друзей никогда не вызывали во мне такого восторга, даже пацаны.
Побудешь с ними несколько дней, а потом весь путь домой в самолете себя изводишь, что дочь фактически без отца растет, и что деньгами и подарками будто откупаешься. И по прилету всегда обещаешь себе, что в ближайшее время выкроишь неделю и приедешь к ним. Но потом жизнь снова закручивает в рабочие жернова, проблема лезет на проблему, и ты наивно думаешь: вот еще немного, еще чуть-чуть – и поеду. И в итоге все остается, как есть: ежемесячные переводы на карту и для успокоения совести оплата путевок на море.
– Поль, папе уже пора уходить, так что хватит засыпать его вопросами, – встревает Снежок, подтягивая дочку к себе.
Вот так мне в очередной раз тактично указывают на дверь.
– Да, зайчонок, я пойду, – я поднимаюсь и не удерживаюсь, чтобы не стрельнуть взглядом в футболку Рады. «У кого сиськи, тот и главный». Ну как тут не заулыбаться? С такими выпуклостями, как у нее, прямая дорога в президенты.
– Привезу вам с мамой браслеты и войлочные тапки из Бурятии.
– Не надо браслеты, – морщит носик Полинка. – Надо корону.
– Договорились. А маме-то привезти браслеты?
С ухмылкой смотрю на Раду. Нравится мне ее смущать. Может быть, делал бы это пореже, если бы знал, что на нее это не действует.
Года три назад была между нами одна ситуация: шанс еще раз попробовать, если можно так сказать. Полинка уснула, мы на кухне остались вдвоем. Радка в настроении была, болтала и шутила больше, чем обычно. И в один момент, как будто звук выключили: она посмотрела на меня, я уставился на нее, и в воздухе заискрило то, что принято называть химией. У меня на тот момент никого не было, так что совесть осталась бы абсолютно чиста. Снежок первой остановилась, отшутилась, как и обычно, но посыл между строк я отлично понял. Не пытайся, все равно ничего не выйдет.
И с тех пор всерьез я больше не пытался. Правда, шутить, конечно, не прекратил.
Еще минут двадцать слоняюсь по улице, ища, где поставил машину. Полинка меня так заболтала, что парковался на автомате. Завтра выезжать в пять утра – надо поскорее добраться до отеля и лечь. И корону с браслетом и тапками купить не забыть, раз уж пообещал. Быть гостевым отцом и не сдерживать обещания – совсем непростительно.
Когда я наконец сажусь в салон, раздается звонок. Элька, бывшая жена. Наверное, опять с новой машиной не разберется.
– Роб, привет. Не отвлекаю? У меня тут с Ауди снова что-то. Вроде в салоне ту функцию отключили, а она снова на светофорах глохнет.
Я объясняю ей, куда нажать, чтобы исправить проблему, после чего мы, обменявшись парой-тройкой фраз, прощаемся. Мы развелись в начале лета, прожив вместе два с половиной года. Последние полтора выдались настолько хреновыми, что я не был уверен, сможем ли мы когда-нибудь общаться. Оказывается, зря сомневался. Эля мне едва не через день с какой-нибудь фигней звонит, а я всегда отвечаю. Бзик у меня такой. За всех, кто когда-либо имел ко мне отношение, чувствую ответственность.