Ты лишила меня сна

Глава 14

— Клеопатра не вернулась.

Голос Фергюсона был встревоженным. Хью бросил взгляд на породистых лошадей у изгороди и нахмурился.

— Думаешь, она ожеребилась?

— Если и так, то раньше срока. И возможно, в этом проблема.

Хью похлопал жеребца по кличке Кашмир, любуясь золотистым окрасом его боков, освещенных солнцем. Изо всех выведенных и выращенных им лошадей Хью больше всего ценил ахалтекинцев. Ему нравились их грациозная поступь, миндалевидная форма глаз и то, как они умели выразить взглядом свой нрав, резвость и ум. Он восхищался также их силой и выносливостью. Их изящные бока, узкие головы напоминали ему гончих невероятной выносливости.

Шеба, пегая кобыла с белой гривой, оттеснила более сильного Кашмира, чтобы получить свою долю ласки. Если бы такую дерзость проявила другая лошадь, Кашмир куснул бы ее. Но у них с Шебой была давняя дружба. Поэтому он только заржал, выражая свое недовольство, и игриво толкнул ее.

Шеба оскалила зубы, потом, довольная, повернулась к Хью.

Хью рассмеялся и нежно погладил ее:

— Кашмир готов простить Шебе любую шалость.

— Лошади ценят дружбу. К тому же Шеба произвела на свет семерых жеребят от него, и, возможно, это не предел.

Хью заметил, что Шеба оглянулась, будто хотела убедиться, что Кашмир здесь. Возможно, она собиралась указать жеребцу, что его место у изгороди, но не хотела его прогонять.

Хью задумался о двойственности поведения: хотеть, чтобы кто-то был рядом, и в то же время желать, чтобы этот кто-то оказался в другом месте.

Он сам испытывал нечто подобное, а за последние две недели это чувство усилилось.

С отсутствующим видом Хью потер подбородок, все еще чесавшийся из-за моркови в пастушьем пироге. Прошло целых два дня, пока сыпь не побледнела и не исчезла, хотя кое-где зуд все еще сохранялся. Неделей позже от него должно было остаться одно воспоминание. Катриона выглядела настолько потрясенной и так беспокоилась о нем, что ему было ясно, что это всего лишь неумышленное действие и невинная ошибка. И все же он не мог отделаться от чувства, что за этим что-то крылось. С этого момента каждое утро за завтраком он замечал растущее день ото дня напряжение между ней и девочками. Что-то произошло между ними, хотя никто из них не признавался в этом.

Он решил поговорить с девочками, когда вернется домой. А пока, сколько он ни спрашивал Катриону, она сразу же меняла тему разговора.

Хью с удовольствием оглядел Шебу. Если жеребенок окажется здоровым, он станет хорошим подарком для Катрионы.

Фергюсон погладил нос кобылки по имени Флора.

— Вероятно, мне имеет смысл отправиться верхом по следам табуна. Обычно он останавливается в конце Дунканнон-Глен. Возможно, я найду там Клеопатру. Думаю, она искала место на своем любимом пастбище, чтобы ожеребиться.

— Хорошая мысль. Я поеду с тобой. Если мы ее найдем, придется побыть с ней, пока она не окрепнет и не сможет двинуться с места. Там поблизости есть хижина одного фермера-арендатора, где мы можем переночевать.

— Не исключено, что мы там задержимся. Я упакую припасов на три дня.

— А я попрошу миссис Уоллис дать нам еще несколько упаковок бинтов. На всякий случай.

— Да, милорд. Когда желаете отправиться?

— После того как покатаюсь с девочками. Они вернутся через час.

Хью хотел также выкроить время, чтобы попрощаться с женой, и по многим причинам ждал этого момента с нетерпением.

Он похлопал Шебу по загривку. Позор, что Катриона не умеет ездить верхом. Он предлагал поучить ее, но она заупрямилась, отговорившись, что пока не готова к этому.

Хотя она и не высказала отказа напрямую, он расслышал это в ее тоне. Он был не таким человеком, чтобы расстраиваться по пустякам, но отсутствие ее интереса к верховой езде разочаровало его.

Хью начинал злиться на себя. Он был волен ездить верхом когда пожелает, проводить сколько угодно времени с лошадьми и брать с собой на верховые прогулки дочерей когда угодно. Если не считать ежеутренних упражнений в постели, Катриона не предъявляла к нему никаких требований и, казалось, была вполне довольна, хотя большую часть дня проводила без него.

Ну что ж. Это было как раз то, чего он желал. Черт возьми, собственно, он и не скрывал этого от нее. И все же мысли о ней отвлекали его, потому что он гадал, что она делает, о чем думает и довольна ли, а также почему не согласилась обучаться верховой езде.

Никогда еще он не встречал столь скрытной женщины. Даже когда она соглашалась с ним и делала все, как он хочет, он почему-то чувствовал себя проигравшим. Но если Катриона была сдержанной и нетребовательной во многих сферах жизни, в постели она никогда его не разочаровывала. Ее страсть и готовность заниматься с ним любовью завораживали.

Каждое утро он просыпался и находил ее свернувшейся рядом с ним, и ее длинные шелковистые волосы струились на его плечо, а нежное теплое дыхание просто гипнотизировало. И всякий раз он был уверен, что она знает, что он не спит, и обычно она давала ему это понять самым соблазнительным образом. Она отвечала ему с такой неподдельной жаркой страстью и раскрывалась навстречу с такой готовностью, от которой захватывало дух, и каждый раз он воспринимал это как чудо. Но гораздо приятнее было, что она усваивала на лету науку страсти и с каждым разом привносила в нее что-то новое. А этим утром именно она затеяла эту волнующую игру, с которой они начинали каждый день.

Это воспоминание вызвало в нем мгновенный отклик, и он был рад тому, что длинный плащ прикрывал очевидный результат его реакции. С этим он ничего не мог поделать. Одной мысли о ней, воспоминания о выражении ее лица, когда она трепетала в его объятиях, о ее ногах, крепко обвивающих его бедра, о том, как она…

— Милорд?

Хью стремительно обернулся.

Ферпосон хмуро взирал на него, и выражение его широкого лица выражало досаду, что хозяин его не слушает.

Хью попытался заговорить с подчеркнутым спокойствием:

— Да, Фергюсон? Я думал о том, что нам следует дополнительно захватить для Клеопатры.

Слуга расслышал нотку смущения в голосе Хью.

Хью поспешил продолжить:

— Пригодятся овес, бинты, и то успокаивающее снадобье, что ты использовал, когда лечил Хириама.

— О, я и забыл об этом! Там чуточку осталось!

— Давай-ка вернемся в конюшню, соберем и упакуем все, пока не пришли девочки.

— Как прикажете.

Фергюсон высыпал остатки овса из ведра в торбу и последовал за Хью в конюшню.

Конюшни были построены так же основательно, как и сам дом Гилмертон-Мэнора. Хью лично наблюдал за работой и гордился своими конюшнями, так же как и домом. Они включали сорок отдельных денников, три пристройки для фуража, два просторных помещения для готовых ожеребиться кобыл и лечения больных лошадей и чердак, на котором хранился запас сена на год для целого табуна.

Хью распахнул дверь главной пристройки и вошел в комнату для хранения фуража. Вдоль одной из стен располагались многочисленные полки. Он нашел необходимое снадобье и повернулся, собираясь выйти из конюшни.

— Фергюсон, — послышался звонкий голос Катрионы, разнесшийся по всему амбару. — Вот ты где! Я надеялась, что мы сможем…

— Тсс! — Свистящий шепот Фергюсона заставил Хью замереть.

— Что случилось? — спросила Катриона.

А действительно, что тут происходит? Хью, невидимый за дверью, наклонился и заглянул в щель между петлями двери.

Триона с волосами, убранными в узел, и очками на кончике носа стояла перед Фергюсоном. Грум отчаянно жестикулировал, чтобы заставить ее понизить голос, и кивал на дверь пристройки.

Катриона посмотрела, куда он указывал, и глаза ее округлились.

— О! — произнесла она одними губами. Потом кивнула и указала на маленькие часики, приколотые к карману, подняла палец и сделала им движение в сторону первого денника.

Фергюсон бросил тревожный взгляд в сторону комнаты с фуражом и покачал головой.

Лицо Трионы вытянулось, и все же она произнесла еле слышно:

— Благодарю.

Фергюсон кивнул, но сделал Катрионе знак поскорее удалиться.

Она повернулась, собираясь уйти, но вздрогнула.

Хью нахмурился, вспомнив, что и нынче утром она сделала подобный жест. Он спросил ее, хорошо ли она себя чувствует, она же ответила, что у нее немного ноют ноги, оттого что приходится подниматься по многочисленным ступенькам.

М-да. Хью вышел из комнаты с фуражом и подошел к Фергюсону.

— Ох! Вы здесь, милорд. Вижу, что вы нашли это зелье. Я сейчас упакую несколько тряпок и…

— В том первом деннике мы ведь держим Колокольчика? Не так ли?

Лицо Фергюсона будто окаменело.

Хью выступил вперед, направляясь к деннику, и заглянул в дверь. Миниатюрная лошадь стояла спокойно и дремала.

— Кажется, на ней ездила Агги, когда училась верховой езде?

Фергюсон стоял неподвижно, как вкопанный.

— А вот висит седло, как будто его только что сняли с нее.

— Да. Но оно висит здесь целый день, милорд. К тому же я не могу запомнить всех, кто ездит верхом.

— Но эту даму ты помнишь. Я в этом уверен.

Хью прошел через помещение и взял в руки одно из стремян.

— Я бы сказал, что оно приспособлено для особы немаленького роста… О, вероятно, вот такого. — Он показал рукой чуть ниже плеча, потом отпустил стремя. — И как ты полагаешь, кто у нас такого роста?

Фергюсон зажмурился.

Хью оперся локтем о дверцу денника:

— Фергюсон, ты учишь мою жену ездить верхом?..

Фергюсон ответил нервным смехом:

— Что за мысль, милорд!

Хью вопросительно поднял брови. Фергюсон сгорбился под его взглядом:

— Ох, я не хотел соглашаться, но она отчаянно желала научиться ездить верхом! Я пытался ее отговорить, но так и не сумел ей отказать.

— Ее должен был обучать я, а не ты.

— Я так и сказал ей, милорд! Но она ответила, что не смеет учиться у вас на глазах и на глазах у ваших девочек. Это было бы для нее слишком тяжело.

Хью нахмурился. Тяжело? Почему? Фергюсон смотрел на Хью умоляюще:

— Она несколько раз падала.

— И ушибалась?

— Нет! Это происходило в первые несколько дней. Но теперь она ездит лучше. И это внушает надежду.

— И как долго она это практикует?

— С неделю, наверное.

Фергюсон кивнул с серьезным видом:

— О, милорд, на нее приятно посмотреть, когда она в седле. И она так старается. Вчера ездила два часа кряду! Я пересадил ее с Колокольчика на Старину Уинстона, а ведь он норовистый и упрямый.

— И как она с ним управлялась?

— Я ей сказал: «Не дрейфить! Голову держать прямо!» Она так и сделала. Точно так!

Неудивительно, что она вздрогнула, когда он утром притрагивался к ее ноге.

Должно быть, у нее болят бедра.

— Надеюсь, милорд, вы не гневаетесь, но, думаю, она сделала это, чтобы произвести на вас впечатление.

— Зачем?

— Она однажды сказала, что ей хотелось бы удивить вас по-настоящему.

Хью снова нахмурился:

— Ей незачем было беспокоиться на этот счет. Она и так хороша для меня. Я никогда не стал бы подшучивать и насмехаться над ней.

— Нет, но…

Фергюсон прикусил губу.

— Но что?

— Я не хотел проявить недостаточную почтительность, милорд, но нельзя быть уверенным на этот счет в девочках. Они ездят верхом лучше многих мужчин. Это так. И похоже, им не очень-то нравится их новая мать.

— С чего ты взял?

Лицо Фергюсона приняло оттенок вареной свеклы:

— Простите! Уверен, что я все это вообразил. Они… Просто я слышал, как девчушки говорят… Ох, не заставляйте меня сказать больше.

— Продолжай.

Фергюсон вздохнул:

— Я слышал, как мисс Девон говорит, что, если бы нужно было намазать жиром ступеньки, чтобы поскорее избавиться от новой миссис, она бы лично намазала каждую.

У Хью возникло ощущение, что на плечи ему навалилось по мельничному жернову. Неужели это было следствием того, что он попросил Катриону держаться от них подальше?

Проклятие! Хью передал груму бутылку с успокаивающим средством.

— Упакуй все для нашего путешествия. Я вернусь через полчаса, и мы отправимся.

— Но вы еще не совершили свою каждодневную верховую прогулку с девочками…

Хью махнул рукой, вышел из конюшни и зашагал к дому. Будь все проклято! Ей следовало попросить именно его поучить ее ездить верхом! Он никогда не стал бы смеяться над ней и никогда не позволил бы этого девочкам.

Хью вошел в дом и увидел Лайама:

— Где госпожа?

— Попросила приготовить ей горячую ванну, милорд. Мы с Ангусом отнесли ванну в ее комнату, и она сказала, что будет отмокать в ней до ленча.

Глаза Хью сузились:

— Она часто просила об этом?

— Каждый день, милорд. Говорит, это помогает ей избавиться от боли в ногах.

Хью кивнул и направился вверх по лестнице, приостановившись, только когда услышал голоса девочек в гостиной. Он подошел к двери и замер, держась за ручку двери.

И услышал хихиканье Девон:

— Она снова принимает ванну!

— Неудивительно, — ответила Кристина, и в голосе ее он расслышал веселую насмешку. — Должно быть, она вся в синяках. Видели, как нынче утром она свалилась прямо в грязную лужу?

— Ага, — согласилась Девон, по-видимому, вне себя от восторга. — Я так хохотала.

Хью распахнул дверь. Челюсти его были сурово сжаты.

К нему повернулись три испуганных личика. Девочки, одетые в амазонки разных цветов, в высоких шляпах, с волосами, аккуратно заплетенными в косы, являли собой очаровательную картину. Ноги их были обуты в удобные сапоги для верховой езды самого лучшего покроя. Он не мог не испытать гордости за них, и ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы напомнить себе, зачем он сюда явился. Общение с ними преподнесло ему полезный урок: он понял, что, какими бы благонравными ни выглядели эти девочки, в них таилась изрядная доля своеволия и время от времени они вели себя неподобающим образом.

— Папа! — Девон вскочила с радостным лицом. — Если ты хочешь сегодня выехать пораньше, мы уже готовы!

Кристина кивнула и отложила книгу с изображениями красивых и модных платьев.

— Мы только ждали тебя. Поехали?

Он вошел в комнату и оглядел каждую из них по очереди.

Их улыбки потускнели.

— Папа, — начала Кристина, — в чем дело? Что-то не так?

Хью скрестил руки на груди:

— Я слышал из-за двери ваш разговор.

Наступила минута потрясенного молчания. Щеки Кристины вспыхнули ярким румянцем, Агги опустила голову, одна только Девон не дрогнула. Она вскинула подбородок:

— И что? Мы не сказали ничего дурного. Мы просто рассуждали о том, как Катриона пытается ездить верхом и у нее ничего не получается. У медведя и то вышло бы получше.

Хью обратил взгляд к средней дочери:

— Что ты сказала?

Девон хмыкнула:

— Я сказала, что она пытается ездить верхом. Нынче утром мы видели ее из окна.

Улыбка Агги обнаружила щербинку между зубами: один молочный зуб выпал.

— Она падала. Четыре раза.

Хью с трудом перевел дыхание и набрал полную грудь воздуха:

— Она упала с лошади, а вы находите это забавным?

Кристина кивнула, но улыбка ее была неуверенной.

— Это выглядело очень смешно… — Но при взгляде на Хью голос ее пресекся.

— Похоже, вы очень рады этому.

Девон воинственно выпятила подбородок:

— Да. Всю прошлую неделю она вела себя с нами гадко!

Руки Девон, покоившиеся вдоль боков, сжались в кулаки:

— Она… эта женщина вымазала наши подушки медом!

— Что?

Агги кивнула:

— Нам пришлось принять внеочередную ванну, чтобы отмыться.

— К тому же она вывернула наизнанку пододеяльники на наших постелях! — продолжала Девон свою обличительную речь.

Он нахмурился:

— Зачем?

— Чтобы мы запутались в постельном белье, когда станем ложиться спать. Нам пришлось перестилать постели.

— А было холодно, — подтвердила Агги.

Кристина держалась подозрительно тихо.

— Мне трудно поверить, что Катриона способна на такое.

— Но она это сделала, — сказала Девон, явно раздраженная. — А нынче утром, когда мы попытались надеть панталоны, оказалось, что она сшила все штанины вместе! Я чуть не порвала свои, прежде чем поняла, что случилось.

Хью переводил взгляд с возмущенной Девон на мрачную Агги и на потупившуюся Кристину.

— Кристина!

Она подняла на него глаза. Щеки ее порозовели.

— Да, папа?

— Зачем это Катрионе понадобилось делать такие вещи? Они в общем-то безобидные, но в них чувствуется желание дать сдачи, отомстить.

Кристина с трудом сглотнула.

— Это… это потому, что мы тоже кое-что сделали.

Девон нахмурилась, но Кристина упрямо продолжала:

— Мы сказали Катрионе, что ты любишь морковь.

В комнате наступила тишина, пока Хью переваривал это сообщение.

Значит, они обманули Катриону, намеренно ввели ее в заблуждение, и она, вместо того чтобы прийти к нему и пожаловаться, решила сама вершить правосудие. Хотя его разочарование в дочерях было сильным, у него внезапно возникло побуждение рассмеяться.

— И вы решили, что я рассержусь на нее из-за моркови.

Кристина кивнула:

— Или по крайней мере не будешь доверять ей стряпню. Папа, мне очень жаль, что мы это сделали.

— А мне нет, — фыркнула Девон. — Она здесь лишняя, и чем скорее уедет, тем будет лучше для всех.

На душе у Хью стало тяжело. Теперь он понял, почему Катриона решила учиться верховой езде тайно от него. Причиной тому было его собственное поведение.

— Идите-ка все сюда.

Брови Девон сошлись над переносицей:

— Но…

— Садитесь на этот диван. Сейчас же!

Они подчинились. Девон была последней.

— Я собираюсь вам кое-что сказать: Катриона вам не мать, но она моя жена и вы будете проявлять к ней учтивость. Это ясно?

— Да, но… — попыталась возразить Девон.

— Никаких «но». Вы будете обращаться с ней с таким же уважением, как со своей тетей Софией, если не с большим.

Кристина и Агги медленно кивнули, но Девон в ответ скрестила руки на груди и сжала губы.

— Девон, я достаточно ясно выразился?

Хотя весь вид ее выражал непокорность и даже готовность к мятежу, она в конце концов тоже кивнула.

— Больше я не желаю слышать насмешек в адрес Катрионы. Кристина, когда вы сюда приехали, ты совсем не умела ездить верхом и падала столько раз, что и не перечесть. А ты, Агги, всего четыре месяца как научилась управляться с поводьями. И я помню самые впечатляющие из твоих падений.

Обе девочки опустили головы. Взгляд Хью остановился на Девон:

— Что же касается тебя, Девон, то я припоминаю, что, когда однажды мы поехали верхом к дяде Дугалу, ты упала…

— Это была не моя вина!

— …и приземлилась прямо в середину ручья.

Щеки девочки запылали:

— Моя лошадь споткнулась.

— Хороший наездник умеет управляться с лошадью. А ты держала поводья кое-как.

Она сжала губы, но ничего не ответила.

— И я никогда не смеялся над вашими ошибками, потому что на них вы учились. Всадник, который скажет вам, что никогда не падал с лошади, всегда ездит только шагом.

Кристина и Девон старались не встретиться с ним взглядом, а нижняя губа Агги задрожала.

— Катриона пытается научиться, — тихо сказал Хью. — И значение имеет только это.

Это и в самом деле было так. На сердце у него потеплело, когда он понял, как старалась Катриона научиться ездить верхом и наладить отношения сего дочками. И делала это она на свой лад — достаточно смело, но мягко и ненавязчиво. Он с трудом удерживался от улыбки, думая о том, как они отнесутся к тому, что их фокусы обернулись против них.

— Да, но у нее ничего не получается, — сказала Девон, и голос ее прозвучал от гнева напряженно. — Она вообще едва держится на лошади!

— По крайней мере она старается приобрести нужные навыки в отличие от других моих знакомых молодых леди, скачущих галопом, невзирая на состояние и благополучие своих лошадей!

Лица Девон и Агги стали пунцовыми, а Кристина попыталась их урезонить, бросив им предостерегающий взгляд исподтишка.

— Что касается еще одной молодой леди, то, кажется, она не умеет держать пятки как полагается, если ей все время не напоминать об этом.

Теперь и лицо Кристины стало таким же красным, как у сестер.

Хью нахмурился:

— Это ваш дом, и пока Катриона здесь, она член нашей семьи. Я ведь объявил вам об этом несколько недель назад, но не предполагал… — Он предпочел не закончить фразы: — Поговорим об этом в другой раз. Я уезжаю на два-три дня искать пропавшую кобылу.

Они подняли на него глаза.

— Вы на это время останетесь у дяди Дугала.

Девон уперлась руками в бока:

— Мы хотим остаться здесь.

— И собираетесь каждое утро распарывать швы на своих панталонах? — Он поднял бровь. — Я не могу доверять вам и опасаюсь за ваше поведение в отношении Катрионы. А раз я не могу остаться и наблюдать за вами, вам придется поехать к Дугалу. Когда я вернусь, мы обсудим все это подробнее.

Все три девочки поникли.

Хью смотрел на них, подняв брови:

— Вы ведь любите гостить у дяди Дугала. Поэтому не делайте вид, будто я приговорил вас к смертной казни.

Кристина вздохнула:

— Тети Софии нет уже несколько недель.

— И дядя Дугал из-за этого стал очень раздражительным.

— Он слишком любит свою жену, — фыркнула Агги.

— Не сомневаюсь, что ваше общество пойдет ему на пользу.

— Не думаю, что это так, — пробормотала Девон.

Он сурово посмотрел на каждую из них по очереди:

— Если дядя Дугал пригласит Катриону на обед, пока меня не будет, а, по всей вероятности, он это сделает, вы будете паиньками и проявите себя с лучшей стороны. Если, вернувшись, я узнаю, что вы не были с ней отменно вежливыми, пеняйте на себя. Я ясно выразился?

Все три девочки кивнули.

— Хорошо. Пойду укладываться. А вы возвращайтесь в свою комнату и переоденьтесь. Сегодня не будет верховой прогулки.

Кристина и Агги кивнули, но губы Девон по-прежнему были плотно сжаты.

Глаза Хью сердито сузились:

— Я не шучу. Теперь ступайте укладывать свои вещи.

Он повернулся и направился к двери.

— Папа!

Он обернулся и увидел Кристину в нескольких шагах от себя — она бежала, стараясь догнать его.

— Мы… мы не хотели рассердить тебя.

Он смотрел на нее, и в нем все еще бурлило раздражение.

Ее большие глаза были полны слез, и так же внезапно, как гнев в нем поднялся, теперь он улегся, оставив после себя разочарование. Он вздохнул, привлек ее к себе и обнял:

— Девочка, я знаю, что вы не собирались причинить мне неприятность. К тому же не случилось ничего непоправимого, но я был лучшего мнения обо всех вас.

Кристина отступила на шаг:

— Пожалуйста, не сердись на нас.

— Я больше сержусь на себя, чем на вас.

Брови Девон сдвинулись, как будто она пыталась решить сложную задачу и не могла, а Хью улыбнулся, чувствуя себя таким усталым, будто весь день провел в седле.

— Мы все уладим, когда я вернусь. А сейчас я собираюсь поговорить с Катрионой. Переоденьтесь, и я приду повидаться с вами перед отъездом.

Он обнял каждую из них и вышел. Поднимаясь по лестнице, Хью размышлял, что и как сказать Трионе.

Ни разу в моменты их близости она не упомянула о том, что у нее возникли трения с детьми. Она вела себя так, как он убедил ее себя вести, держалась поодаль от них и была настолько отчужденной, что девочки привыкли считать ее не членом семьи, а посторонней женщиной.

«Это то, чего я хотел. Господи, какой же я болван!»

А потом дети зашли слишком далеко. И она пыталась справиться с этим в одиночку.

Так не могло продолжаться. Он подошел к двери их спальни и на мгновение приостановился, думая, что сказать. Следует ли начать с извинения? Необходимо ли оно? Дать ли ей понять, что он узнал о том, что Фергюсон учит ее верховой езде, или предоставить ей возможность удивить его, сделать ему сюрприз? В каком-то смысле то, что она делала, было подарком для него, и он не хотел умалять важность ее поступка.

Но как убедить Катриону быть с ним более откровенной и при этом не сделать самому никакой уступки? Они выработали хрупкий баланс сил, и ему претило нарушать это равновесие.

Всплеск, донесшийся из комнаты, напомнил ему, что Катриона попросила приготовить горячую ванну. Его жена была там, обнаженная, и ее прелестное тело было погружено в ароматную воду. Приняв решительное выражение лица, Хью повернул ручку двери и вошел в комнату.