Последний акт драмы должен быть также разыгран как по нотам. Егор это знал. И все действующие лица также должны быть в сборе — Баба Яга, Леший, Водяной. Руководство с собой даже Кощея притащили, хотя её ребята из «Отважных» никакого отношения к драке не имели и более того пытались её предотвратить. А следом за пионервожатыми показался и отряд Егора под предводительством Батиковой. Которая скользнула по нему разочарованным взглядом и подошла к Марату, что-то тихо проговорив ему на ухо.
Судя по всему, попросила отвести её ребят в столовую. Сама же Ольга Викторовна предпочла остаться при разборках.
Некит ушёл вслед за Сабировым, чтобы не оставить без полдника собственный отряд. Отлично, второстепенные герои выполнили свою роль и покинули почтенную публику. А вот для Егора Андреевича пришло время платить по счетам. Занятие не самое приятное, но Егор ждал его с каким-то странным любопытством и смирением.
Мама любила читать ему в детстве сказки. Хорошие, добрые сказки, в которых добро обязательно побеждало зло. Егор чувствовал свою причастность к той, хорошей стороне. Но ни хрена не был уверен в том, что на этот раз добро победит.
Жизнь мало похожа на сказку. И ему сейчас это наглядно продемонстрируют.
Вот стоит вся покрытая красными пятнами Водянова, рядом с ней расположилась Ягина из её ноздрей едва ли не валил пар, так красноречиво злобно она смотрела на собравшуюся компанию. Лешанко что-то бессвязно причитала, вперемешку с ругательствами и была готова скатиться в истерику — вероятно осознав, какой скандал им закатит отец Потапина. И только Бессмертина молчала, поджав губы. И недовольно поглядывала в сторону ребят.
— За мной! Живо!! — скомандовал Ломашов, резко отворачиваясь от провинившихся парней и шагая в сторону пионервожатской.
Спорить никто не стал, объяснятся и искать оправдания тоже. И Миша и Егор понуро поплелись следом за Ломашовым в сопровождении охраны и старшего поколения вожатых.
Снежка наконец-то вышла из оцепенения и с ужасом взглянула в спину удаляющимся парням.
Уволены? Оба?!
Но Егор… Егор же не виноват! Точнее виноват — да, он нарушил правила лагеря. Но сделал он это из-за неё! Потому что опять за неё заступился, потому что так подсказывала ему его совесть. Потому что призвал к ответу Мишу и заставил его рассказать правду. Потому что… по-другому он просто не мог.
А она? Она просто сейчас стоит и смотрит, как его уводят. Чтобы уволить за нарушение дисциплины. И уволят его скорее всего по статье, после чего намного сложнее будет найти работу… Уволят из-за неё, из-за Снежаны. Но ведь это же неправильно! Нельзя увольнять человека за то, что вступился за девушку. За то что не хотел позволять её дальше обманывать. Нельзя увольнять человека, когда неизвестна истинная причина его проступка. Без суда и следствия, без сбора доказательств и показаний свидетелей. У Снежки не было пока юридического образования, но даже эти простые факты она знала. Как и то, что сейчас творился настоящий произвол.
— Тётя Оля! — вскричала она, нагоняя ушедшую далеко вперед Батикову и хватая её за руки в попытке остановить. И плевать, что она сейчас нарушила субординацию. Меньше всего сейчас ей было дело до соблюдения каких-то формальностей. — Подождите! Они… они не могут его уволить!
— Кого его? — хмуро поинтересовалась Батикова. А Снежана с ужасом заметила какая она сейчас бледная, и как часто бьётся жилка вены на её шее. И ведь это не от злости. Она перепугалась, реально перепугалась за Егора!
— Егора!
— Могут. И уволят, — безэмоционально ответила Батикова, отворачиваясь от девушки. — И правильно сделают.
— Нет! Нет, вы не понимаете… — Снежана вновь схватила её за руку. А ведь и в самом деле. Батикова не понимает. Они все не понимают, что на самом деле произошло на веранде между ней и Мишей! И если она сейчас не решится открыть правду, то потом будет уже поздно. — Вы просто не знаете, что произошло той ночью! Что… что на самом деле произошло!
Батикова безразлично мазнула по ней уставшим взглядом. Она с самого начала знала, что этот любовный треугольник до добра не доведет. Только толку то, что Снежана сейчас решила вынести на всеобщее обозрение подробности их разборок? Егору это не поможет. Такое поведение было неприемлемо для вожатого. Ему сделали последнее китайское предупреждение, но мальчишка не понял. Это по годам он был вроде как считался взрослым и самостоятельным парнем. А на самом деле он все такой же, как в детстве — вспыльчивый и неуравновешенный мальчишка. Ни черта не повзрослел, хотя казалось бы — в последнее время дело пошло на лад. Но нет же. Каким был дураком, который горячился по любому поводу, таким и остался!
— И что же?
— Миша… Миша пытался меня изнасиловать, — тихо проговорила Снежана, на мгновение даже зажмурив глаза, как перед прыжком в пропасть. Она боялась произносить эти слова вслух даже на приеме у психолога. Просто плакала, долго, навзрыд. А потом пыталась выразиться по-другому, смягчить, замазать правду, затереть её под ворохом слов и оправданий. А сейчас она просто поняла, что нельзя. Нельзя молчать, нельзя скрывать и смягчать то, что произошло! И дело не только в том страхе и ужасе, который она пережила. И не в том, что ей было стыдно поднимать эту тему. Стыдно рассказать о ней посторонним людям. Дело было в том, что она всем сердцем не хотела, чтобы из-за её трусости пострадал Егор. Каринка была права — она не билась за себя, не билась за правду и за то, чтобы Потапин понёс заслуженное наказание. Но она не может сейчас не биться за Егора. Не может за него не заступиться. Потому что, если она сейчас смолчит — это будет предательство. Самое ужасное предательство в её жизни. — А Егор меня защитил.
Глаза Батиковой расширились от услышанного. На секунду Снежане даже показалось что она спросит правда ли это и не врёт ли она, чтобы спасти Теплова. Но Ольга Викторовна аккуратно взяла её за руку, на несколько мгновений заключая девушку в крепкие утешающие объятия:
— Боже, Снежан…
— Тёть Оль, я в порядке… сейчас уже я в порядке. Правда, — смущённо проговорила Снежана, с ужасом осознавая, что поток её слёз вновь готов был пролиться с удвоенной силой. Хотя, казалось бы, ну разве можно так горько и так много плакать? Разве может быть опять настолько больно? Та жуткая ночь, когда Потапин пришел к ней пьяный на веранду, и этот день, когда она узнала о его предательстве, доказали ей, что можно. Она взяла эту высоту с лёгкостью. Новая вершина боли и отчаяния. И страха. Но не за себя, за него. За Егора. И боль эта тоже за него. Потому что ей не всё равно — совсем не всё равно, что с ним теперь будет! — Нам надо спасти Егора! Теть Оль, он… он не виноват! Он не должен был, конечно, ввязываться в драку, я знаю, но защищал меня, понимаете? И тогда, и сейчас… Да он не прав, что не сдержался! Просто как бы это смешно не звучало, но он пытался отстоять правду! Тётя Оля, нельзя же людей наказывать за то, что они пытались добиться правды! Отстоять её, наперекор всему! Ну нельзя, Тёть Оль! Нельзя!..
— Тише, моя хорошая. Идём. Расскажешь мне обо всём в корпусе, — мягко прервала её Батикова, гладя по спутанным волосам. — Мне нужно знать всё прежде, чем идти к Ломашову.
***
Она всё-таки пережила этот вечер. Хотя порой ей казалось, что ему не было конца и края. И этому кошмару тоже — когда раз за разом посторонние люди в деталях перетряхивали твою личную жизнь, вытаскивая на всеобщее обозрение самые нелицеприятные подробности. А потом вечер плавно перетёк в ночь, наполненную тревогами и волнениями. Снежана благодарила бога, что все свои слёзы она выплакала до посещения кабинета Ломашова. И до приезда полиции. И хотя ей было безумно тяжело рассказывать по нескольку раз произошедшее с ней после той вечеринки, она справилась. У полиции, конечно, к ней ещё будут вопросы — так сказал ей прибывший из города следователь. Возможно, ей еще неоднократно придётся давать показания. И видеться с Мишей. Но в лагере его больше не будет. И только одна эта мысль заставляла Снежанку с надеждой смотреть в завтрашний день. А ещё то, что в этом завтрашнем дне будет Егор, которого всё-таки удалось отстоять совместными усилиями с Батиковой.
Конечно, ему сделали выговор за сегодняшнюю драку. Конечно, его «излишне эмоциональное и агрессивное поведение» вынесли на отдельный разбор на совете старших пионервожатых и ни один час распекали его на все лады. Но всё это были мелочи. Главное — что он остаётся в лагере. О большем Снежка уже и не смела мечтать.
С тяжёлым вздохом она откинула голову назад, устремив свой взгляд к далёким мерцающим звездам и яркому диску луны. Снежана аккуратно прислонилась спиной к задней стенке сцены Малой Эстрады. Холодный металл неприятно холодил кожу, но девушке было плевать. В этот момент ей казалось, что ничего не способно сдвинуть её с места. Настолько она была опустошена и измучена сегодняшними событиями.
— Я так и знал, что найду тебя здесь, — негромко проговорил Егор, присаживаясь рядом.
Снежана с облегчением заметила, что парню все-таки оказали первую помощь в медпункте — раны на лице были обработаны. Над левой бровью красовался пластырь. Широкие губы Егора чуть вспухли из-за рассечения, но даже при такой «боевой раскраске» он был по-своему красив. И Снежка не могла этого не признать. До безумия хотелось провести кончиками пальцев по его губам, как будто это каким-то волшебным образом помогло бы ей залечить его раны. Но Снежка очень боялась причинить ему боль и огромным усилием заставила себя остаться сидеть на месте, не двигаясь.
— Когда мы возвращались в лагерь я думала, что рухну на кровать и сразу засну, — призналась Снежка. — Но, не смогла…
— Я тоже не смог уснуть. Слишком насыщенный день, — усмехнулся Теплов. — М-да, нехилый мы тут, конечно, устроили замес. Я думаю, эту смену лагерь запомнит надолго. А Ломашову наша компания теперь вообще будет в страшных снах сниться.
— Удивительно, как у тебя ещё есть силы шутить над всем происходящим, — пробормотала Снежка, отмечая, что скопившееся напряжение понемногу её начало отпускать. Так было теперь всегда стоило ей немного поговорить с Егором — все тревоги и волнения уходили куда-то на задний план.
Дяде Юре действительно сегодня пришлось нелегко — экстренное совещание со старшими вожатыми, приезд полиции, напряжённый разговор с Мишиным отцом, которого вызывали в лагерь. А в довесок ко всему ещё и Снежана отважилась попросить Юрия Петровича не говорить о случившемся родителям — папе были не к чему эти волнения. У него только недавно наметился какой-то прогресс благодаря курсу реабилитации, и она бы себе не простила, если из-за стресса все усилия пойдут прахом. А маме… маме она расскажет обо всем потом, лично. Вываливать на неё такие новости по телефону казалось Снежке каким-то чудовищным и неправильным поступком. Девушке даже пришлось рассказать Ломашову подробности того, что случилось с папой. Чтобы у дяди Юры не осталось никаких сомнений — родителям сейчас совершенно точно не надо знать, что с ней произошло. Здоровье отца намного важнее, а она справится. Просто продолжит ходить к лагерному психологу, чтобы правильно пережить свою боль.
— Ну а что нам ещё остаётся? — пожал плечами Егор.
— Да ты прав. Нужно просто жить дальше, — задумчиво проговорила Вьюгина, точно заученную мантру. В действенность которой она пока не очень верила, но очень хотела.
— Спасибо тебе… что решилась всё рассказать.
— Я просто не могла иначе, — смущённо опустила взгляд девушка, а когда поняла, что практически повторила Егору его же недавние слова и вовсе смешалась, густо покраснев. — И я понимаю, почему ты так поступил, правда понимаю… Но если бы я у меня была возможность отмотать всё назад, то я бы не хотела вашей драки, Егор. Решать проблему с помощью кулаков — это не выход. И я бы не хотела, чтобы твоя вспыльчивость мешала тебе в будущем… Тебе и дальше будут встречаться по жизни не самые приятные в общении люди. И среди них обязательно найдутся те, кто будет тебя дико бесить, и тебе, возможно, захочется дать им в морду. Но… ты не должен идти по такому пути. Пообещай, пожалуйста, что ты несколько раз будешь думать, прежде чем ввязываться в драку!
— Снежан, — Теплов не смог скрыть довольной улыбки, услышав такую обеспокоенность в словах Вьюгиной. Хотя улыбаться ему сейчас было чертовски больно. — Я раскрою тебе маленький секрет: за последние лет пять, а то и десять я дрался несколько раз. И все эти драки произошли в эту смену в «Журавлёнке». Я, конечно, вспыльчивый, Снежан, но я не идиот. По крайней мере я очень на это надеюсь.
— Но… — опешила Вьюгина, — Почему? Нет, я понимаю, что в ту ночь ты меня защищал. Но сегодня…
— Потому что мне было больно. За тебя было больно, — тихо ответил Егор, смотря ей прямо в глаза.