Ты мне не нравишься

Глава 5

– Так что насчет пожить на твоей даче недельку-другую? – спрашиваю я по телефону Нику. – Накупим мяса, мартини и овощей. Будет у нас алкогольно-шашлычная диета.

– Ты готова уехать от личного бассейна в моё захолустье и неделю кормить комаров? – с подозрением спрашивает подруга.

Про «ситуацию» со сводным братом никто не знает. Я не сказала. Не могу пока. Мы неделю умудрялись не пересекаться, в основном, потому что я целые дни провожу в городе, а прихожу под самый вечер и без ужина рушусь спать.

– Почему бы и нет? – прислушиваюсь к коридору. – У вас там пруд в конце садоводства. Чем не личный бассейн?

– В этом пруду цыгане моются, – безрадостно отвечает подруга.

Она к даче особой любви не питает: помнит ещё те времена, когда бабушка заставляла её перепалывать грядки от забора и до заката. Ника бы всё отдала, чтобы провести недельку в особняке Мироновых с клубничным Мохито в обнимку, и моего кислого настроя она не понимает.

– Ладно, поедем, – сдается подружка, вздохнув. – Ирку возьмем?

– А ты против?

Раньше подобных вопросов не возникало. Если что-то делать – только втроем. Неразлучное трио, и всё такое.

– Да не знаю. Она опять начнет приставать к парням из соседнего дома, купаться топлес, попытается своровать клубнику с участка дяди Жени, – начинает перечислять Ника будничным тоном. – Моим родителям потом нажалуются. Мне краснеть за неё придется.

– Ну, запретим.

Ника фыркает в трубку.

– Ага, запретишь ты ей. Короче, ладно. Берем. Собирай шмотки и не забудь лосьон от комаров. Выезжаем в восемь. Ирэн я сама оповещу.

Раздав команды, подруга отключает связь.

В коридоре доносятся шаги. Твердые, они стучат по ушам, отдаются эхом в сердце. Эти шаги могут принадлежать только одному человеку. Он возвращается к себе.

В первые дни он не поднимался с постели, но теперь немного окреп и изредка выбирается наружу. Меня не оставляют ассоциации со злым огнедышащим драконом, который обосновался в пещере, наводя ужас на местных жителей. В данном случае – на меня.

Так и не могу определиться в своих чувствах к нему.

Знаю только одно. Ночами мне снится совсем другой Артём Миронов. Он ласков и нежен, голос его мурлычет, и глаза чуть сощурены, а на дне их плещутся звезды. С его губ срывается моё имя, и мне хочется подпустить его ближе, открыться, поддаться. Стать доступной.

Но утром я просыпаюсь, красная от смущения, понимая, что всё это – лишь нелепый сон. Реальный Артём сложнее и темнее, у него есть сомнительные дружки, он бывает груб, а взгляд его льдист.

Он что-то скрывает.

И я не хотела бы знать, что именно.

Я выглядываю из комнаты, когда шаги смолкают. Быстренько нарезаю на кухне бутерброды, завариваю чай. Дом затих. Мама уехала по делам (разумеется, связанным с помолвкой), Миронов-старший смотался в командировку и вернется только к понедельнику.

Балансируя с тарелкой и кружкой, я поднимаюсь на второй этаж. И замираю на месте. Дверь в комнату Миронова-младшего приоткрыта. Хм. Точно помню, он запирает её, если куда-то уходит. Всегда слышу щелчок замка и мысленно успокаиваюсь: Артём дома.

Внутри тихо.

Перед глазами мелькают непрошенные картинки: вот он падает без сознания или открывается рана, или в дом прокрадываются его приятели и довершают начатое одним выстрелом.

– Ты в порядке? – спрашиваю почему-то тихо-тихо и повторяю громче: – Эй! Всё нормально?

Ответом служит тишина. Ставлю кружку с тарелкой на пол.

– Я вхожу! – почти кричу. – Чтобы убедиться, что ты жив!

В спальне – никого. Лишь заправленная по-солдатски кровать, без единой складочки. А на столе – мобильный телефон мигает белым огоньком, оповещая о непрочитанном сообщении.

Надо бы уйти, но что-то заставляет меня осмотреться. Всё так аскетично, ни единой детали, которая бы намекала: эта комната кому-то принадлежит. Ни личных вещей, ни фотографий, ни разбросанной одежды.

Гостиничные номера и то живее.

Телефон начинает вибрировать, и мой взгляд падает на зажегшийся экран.

Мирон, ты где? Сегодня в десять. На нашем месте. Будет много крови.

Какой ужас…

Я склоняюсь ниже, пытаясь рассмотреть имя отправителя.

– Что ты тут забыла, сестричка? – раздается над ухом, заставляя меня подпрыгнуть.

– Я…

Слова теряются, ломаются, разбиваются на осколки. Мне нечем оправдаться. Я зашла на его территорию, нарушила негласный закон, подсмотрела смс, о котором не должна знать. Теперь он смотрит на меня с едва скрываемой ненавистью.

Делаю шажок назад, и Артём идет следом.

– Знаешь что? Ты мне не нравишься, – произносит тихо, но отчетливо.

Припер меня к стене. Изучает. Не позволяет вырваться.

Я гордо вздергиваю подбородок.

– Это взаимно.

Конечно, не нравлюсь. Я – заноза, которая мешает ему существовать. Из-за меня он получил пулю. Мне б тоже не понравилось такое соседство.

– Хватит шнырять по моему дому, – губы его поджаты.

– По дому твоего отца, ты хотел сказать, – отвечаю с дрожащей ухмылкой. – Ты не можешь запретить мне здесь находиться.

Такова защитная реакция.

– В моей комнате лишь один хозяин. И ты неправа. Я могу заставить тебя исчезнуть, – выплевывает с неприязнью.

Глаза его сине-голубые, как беспокойное море, темнеют. Черты лица становятся резче. Демоны просыпаются, выглядывают наружу, готовые закусить любым, кто посмеет им помешать.

Он пугающий и опасный.

Мой сводный брат.

И, кажется, я перешла ему дорогу.

Артем медленно, словно нехотя, отступает, позволяя мне вырваться. Я трусливо сбегаю от него, а тот не останавливает, только усмехается:

– Бутерброды не забудь.

Как поступить? Уехать на дачу или… или что? Сообщить Миронову-старшему, что его едва оклемавшийся сын собрался ввязаться в очередные неприятности?

«Будет много крови», – повторяю про себя. Нет ни единого нормального объяснения этой фразе.

Знаете, как иногда бывает в сериалах. Герой подслушивает какую-нибудь фразу, неправильно её понимает, и в итоге это приводит к глобальной попе.

Но как можно неверно истолковать эти три слова?

Вряд ли неизвестный отправитель собрался на пару с Артёмом становиться донором или лишать девственности какую-нибудь девушку. Угу, это что ж за девственница такая, кровавая…

Матушки, что за чушь приходит мне в голову. Пресекаю свою бурную фантазию, которая рисует алые фонтаны. Меня начинает мутить.

Он угрожал мне… так запросто, без каких-либо сомнений.

Щелкает замок – Артём вновь закрылся в своей темной, пугающей пещере.

Надо уезжать. Собрать вещи, прыгнуть на электричку и забыть о существовании этого человека. Хотя бы на неделю. Пусть он занимается всем, чем хочет, а на мне не будет висеть тяжким грузом ответственность. Мне не нужно будет думать: рассказать его отцу или промолчать. Не нужно будет содрогаться от звука шагов по кафелю.

Но, как назло, мои радужные планы рушатся об смс от Ники:

Сегодня не поедем, родители друзей позвали. Переносим на завтра.

Вот черт!

В итоге всё, чем я могу заниматься остаток вечера, – это прислушиваться к шорохам за воротами. Мазохизм какой-то, честное слово. Давно бы отвлеклась, фильм включила или спать легла, а я ошиваюсь возле окна и делаю вид, будто меня очень интересует подоконник.

И когда часовая стрелка переступает за полночь, я вижу то, чего так долго ждала. Через калитку пробирается подозрительно знакомая тень. Я выдыхаю: жив.

Но, на моё удивление, тень не спешит оказаться дома.

Эй! Куда он делся?

Я тут волнуюсь, значит, хороню его заживо, а он…

Выглядываю в окно. Вижу, как загорается пламя в контейнере для сжигания на краю участка. Не думала, что в богатых коттеджах сжигают мусор, но Денис Владимирович на мой вопрос рассмеялся, что «где-то нужно избавляться от тел врагов».

Кажется, он был не так уж и неправ.

Огненные всполохи бросают тени, возле них стоит человек, в темноте его практически не видно, разве что силуэт, острые черты, широкие плечи и…

Хм, он что, голый?!

Мне кажется, я влепляюсь в стекло лбом, пытаясь рассмотреть Миронова-младшего. Пламя пляшет, смешивая очертания. Вижу, как он ворошит палкой что-то в контейнере. По всей видимости, одежду.

Он избавляется от улик? От окровавленных вещей? От чего?

По лопаткам пробегает холодок.

Артем бросает взгляд на дом и натыкается на мою фигуру. Черт! Я сползаю вниз по стене и с уголочка выглядываю вновь. Он смотрит, не отрываясь, в мои окна, а одежда всё полыхает, кидая рыжие всполохи на мужской силуэт.

Мой телефон начинает пиликать, отвлекая от подглядывания за будущим сводным братом. Смотрю на экран.

«Миронов-младший».

Сглатываю комок, врезающийся в горло. Я не хочу с ним разговаривать…

Не после того, что произошло утром…

Но, между тем, нажимаю на зеленую кнопку и шепчу в микрофон:

– Слушаю.

– Я тебя не разбудил?

– Р-разбудил, – соглашаюсь и показательно зеваю. – Я давно спала.

– Да? – с почти искренним сожалением. – Жаль. А я думал, составишь мне компанию, вместе посмотрим на звезды, – он глухо смеется, и смех его совсем не весел. – Софья, перестань изображать из себя прилежную девочку. И ты, и я знаем, что ты подсматривала за мной.

– Я не…

– Повторяю: перестань, – звучит жестко, со злостью. – Если тебе хочется о чем-то спросить, спрашивай.

Моё сердце глухо колотится под ребрами, мне не хватает сил, чтобы собрать себя в кучу и проявить жесткость характера. Чтобы послать его лесом или бросить трубку.

– Ты… – заминаюсь. – Ты кого-то убил?

– Нет, – без промедления. – Ещё вопросы?

– Твоему отцу нужно волноваться о чем-то?..

Артем начинает смеяться. Обреченно, словно через боль, продирая сквозь себя каждый звук. Мне не по себе от этого смеха, в котором нет ничего живого и настоящего.

– С каких пор ты беспокоишься обо мне, сестренка? – спрашивает он тем самым голосом, что преследует меня во снах, мурчащим, сладким. В этих интонациях хочется увязнуть по самую макушку.

Захлебнуться в нем. Стереться. Перестать принадлежать себе.

Но тон его обманчив, как и он сам. Хищный паук, в чью паутину вот-вот угодит глупая бабочка.

– С тех самых, как наши родители собрались жениться. Если твои дружки придут мстить тебе, под раздачу можем попасть мы с мамой. Мне плевать на тебя, но я беспокоюсь за себя. Вот и всё.

Я вновь выглядываю в окно, вижу Артема, облокачивающегося о край контейнера. Он склонил голову набок, смотрит на меня, словно отсутствие света не мешает ему распознать каждую мою черту, въесться в детали, сложить картинку из мельчайших нюансов.

В свете выглянувшей из-за туч луны он выглядит мраморным изваянием. Белье на нем все-таки имеется. Хвала небесам. Не уверена, что хотела бы видеть достоинство своего почти сводного братца.

– И тебя не пугают мои угрозы?

– Ты не посмеешь причинить мне вред.

– С чего ты взяла? – хмыкает, а затем отрывает телефон от уха и нажимает на завершение вызова.

Я слушаю гудки, а сердце моё колотится так сильно, так заполошно.