Ты - наша. Хэллоуинская ловушка (Мария Зайцева) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Ты — наша. Хэллоуинская ловушка Мария Зайцева

Василиса идет по залитой солнцем октябрьской улице, и настроение у нее невозможно приподнятое.

Она с удовольствием подставляет лицо еще по-осеннему ласковому солнцу, пританцовывает на ходу, ловя на себе взгляды прохожих. И улыбаясь в ответ, даря себя, свое хорошее настроение, свой лучистый ласковый взгляд.

Люди отвечают взаимностью. Улыбаются, получая от нее заряд радости, настолько искренней и сияющей, что даже самые угрюмые лица освещаются.

Да и как тут не засветиться в ответ? Когда такое солнышко!

Идет по улице, и платье ее, легкое, воздушное, длинное, насыщенного алого цвета, с пышной юбкой, прихваченное на тонкой талии пояском, в открытыми плечами, завлекательно белеющими из под низко спущенных рукавов, на манер старинных бальных платьев, кажется живым. Оно развевается, ловя потоки ласкового ветра, обнимает тонкие ножки в позолоченных туфельках на шпильках, обрисовывает, давая всего на одно мгновение доступ жадным взглядам мужчин, изящную линию бедер.

Легкая куртка, из искусственного пушистого меха, больше дань календарю, чем необходимость в этот теплый день, расстегнута и не сковывает движений вообще.

Василиса улыбается, светлые золотистые волосы ее, присобранные в небрежный пучок, распадающийся пушистыми прядями, ласкающими тонкую длинную щейку, блестят.

Невозможно воздушная, кажется, сейчас еще порыв ветра, чуть посильнее — и унесет ее, прочь унесет, подхватит, как экзотический южный цветок, совершенно не приспособленный к нашей серой реальности.

Во двор университета, где Василиса вот уже два целых месяца училась на первом курсе факультета психологии, она тоже влетает, подхваченная порывом ветра. Ловит трепещущую юбку и смеется, звонко и весело, стремясь и здесь всех заразить своей солнечной энергией.

И однокурсницы, обступившие ее, поневоле тоже начинают улыбаться. Хотя, кривоватые это улыбки, не очень убедительные. Но Василиса не замечает. Слишком хорошее настроение. Слишком солнечный день. Один из последних таких солнечных, судя по прогнозу погоды.

Завтра уже наступит ноябрь, прольются дожди, смывая эту теплую, невероятно теплую, ласковую осень.

Но сегодня все еще ярко! Безумно, головокружительно ярко!

Она останавливается, оглядывая однокурсниц и с удовольствием кружась в их толпе, чтоб показать свое замечательное платье, туфли, невероятную курточку. Сегодня у них нет пар, праздник Хэллоуин, все собираются за город, в какой-то популярный клуб, где будут развлечения, шведский стол, и какая-то программа, подходящая для такого формата.

Девчонки, все поголовно наряженные в сексуальных ведьмочек, уязвленно шутят над ее слишком легким и вообще не хэллоуинским нарядом, но Василиса не воспринимает подколки всерьез.

В конце концов, не всем же быть ведьмами?

Кто-то может и волшебным цветком полетать…

Девчонки ждут такси, зовут с собой Васю, но у нее есть еще одно дело в универе, а потому, попрощавшись с однокурсницами и договорившись встретиться уже в клубе, она бежит к крыльцу.

Она хочет только заскочить на кафедру, взять забытое накануне задание по английскому.

Василиса взбегает по ступенькам, не оглядываясь и не замечая, как двое парней, со старшего курса, высоких и крепких, переглядываются, а затем молча движутся следом, споро, быстро, легким волчьим шагом.

Они заходят в вестибюль, встретивший их прохладой и пустотой, улавливают цокот каблучков в отдалении, и идут по следу, как хищники, вынюхивая добычу.

Василиса дергает запертую дверь кафедры, хмурится, но потом легко пожимает плечами. Ничего, в другой раз. Может, у однокурсниц попросит переслать на почту.

Шаги, тихие, практически бесшумные, нарушают тишину рекреации.

Василиса оглядывается и вздрагивает от неожиданности, когда видит тех, кто зашел следом за ней в коридор.

Этих парней, Лисина Игната, Лиса, и Каменева Лешку, Камня, она знает. Да их все знают. Главная беда университета, самые отвязные парни, непонятно, каким образом доучившиеся до последнего курса.

Васе, как первокурснице-отличнице, романтичной и спокойной девушке, до них никогда не было никакого дела. Случайная встреча с ними обоими возле университета в первый учебный день не оставила никаких особых переживаний и воспоминаний.

Вася была занята учебой, домашними делами, уроками.

И взглядов их пристальных она не замечала. Просто много кто смотрел. Оценивающе, с интересом, жадно. За всеми не уследишь. Да и не надо. Василиса, впервые вырвашись во взрослый мир, думала только о будущем. Светлом, обязательно светлом! А на все посторонее даже не обращала внимания.

Вот и сейчас она удивляется, увидев их, таких крепких, мрачных, с серьезными лицами и сверлящими взглядами. Удивляется, но не пугается. А чего бояться?

Лишь улыбается, немного неуверенно, не теряя своей солнечности, своей нежности.

— Закрыто, — с улыбкой говорит она и для убедительности дергает ручку, думая, что они, наверно, тоже что-то хотели на кафедре.

И тут один из парней, светловолосый, длиннорукий Лис, с острым, колким взглядом, резко шагает к ней и, моментально поймав за руку, дергает на себя. И без перерыва, сразу же, позволяя лишь ойкнуть удивленно, накрывает ее распахнутые губы жестоким поцелуем.

Василиса, которая только выдохнуть успевает, вдох уже делает в его губы. В его рот. И это вообще не вдох. Она испуганно замирает, не понимая даже, что происходит, и каким образом она, только что стоявшая на расстоянии метра от парней, сейчас уже так близко, уже в руках одного из них. Это походит на какой-то сюр, безумный сон, когда события меняются со сверхзвуковой скоростью. И ты только успеваешь моргать.

Василиса не успевает даже этого…

* * *

Вот она в руках Лиса, жадно целующего ее, сжимающего так сильно, так больно, так грубо, а через мгновение буквально сзади прижимается каменная грудь Лешки, который куда больше по габаритам, чем его приятель, и гораздо массивнее. Словно валун, обработанный ветром и морем, такой, если упадет, если придавит, то насмерть сразу.

Камень не теряет времени, покрывая голые плечи и тонкую шею Васи убийственными болезненными поцелуями. Она никак не может среагировать на него, потому что Лис не отпускает ее губ, и саму ее не отпускает, сжимает, и руки его уже не только на талии, они выше, ловят полушария груди, не скованной бельем, пощипывают соски, тоже больно, остро, невозможно.

Василиса, все еще не веря в происходящее, просто обмякает между парнями, не сопротивляясь.

Слишком неожиданный и жесткий напор сразу, слишком сильный контраст с ее, таким солнечным, возвышенным состоянием до этого. Она чувствует, что сходит с ума, не в силах поверить в происходящее. Не может такого быть! Просто не может быть, чтоб вот так вот, среди белого для, в коридоре университета, ее прижимали, целовали, против ее желания, ее воли, насильно. Да еще и так грубо, так жестоко. Да еще и сразу двое. Одновременно. Это кошмар. Кошмар, не иначе. Просто надо проснуться. Но никак. Никак!

Василиса пытается оттолкнуть слабыми тонкими ручками напористого Лиса, который настолько увлечен поцелуем, что даже не замечает ее отчаянных, но таких смешных толчков. Камень в это же время рывком задирает длинную, пышную юбку платья, и оставляет следы от грубых пальцев на голых бедрах испуганной девушки. Она начинает дрожать, неконтролируемо, всем телом, пытается сжать ноги, чтоб не пустить наглые руки, пытается опять оттолкнуть, сомкнуть рот, не допуская больше насилия, но все тщетно. Бесполезно.

Парни на секунду останавливаются, но лишь для того, чтоб в два шага пересечь коридор, так и не выпуская ее из рук, и укрыться в пустой аудитории. Открытой. Камень подпирает дверь стулом, проверяет надежность. Надежно. Очень. С той стороны не зайдешь.

Василиса, успевшая сделать вдох за время перемещения, с неожиданной для себя самой даже силой толкает держащего ее Лиса, и отпрыгивает к учительскому столу.

Она растрепана, пушистая куртка осталась в коридоре, прическа стала еще более небрежной, губы распухли, шея и плечи в красных пятнах, в испуганных глазах слезы.

Василиса переводит взгляд с одного своего преследователя на другого, потом смотрит на запертую дверь, к которой все равно не проберешься. Они стоят на пути. Не пустят.

Вася машинально прикрывает грудь, пытясь натянуть платье повыше, скрыться от жадных и наглых взглядов, но ничего не выходит. Конструкция платья такова, что вниз, обнажая грудь, можно, а вот вверх — нет.

— Отпустите… — шепчет она, уже понимая, что никто ее не услышит. За окном шумит еле слышно двор университета, многие разъехадлись, добираясь своим ходом до места проведения праздника, и ее явно никто не потеряет, никто не будет ждать.

В самом здании никого не осталось, даже учителя воспользовались возможностью, и ушли по домам. Только вахта на первом этаже.

Ей никто не поможет.

Парни опять переглядываются, явно не желая даже объяснять своей жертве свои намерения. А зачем? Они очевидны.

— Не надо… — опять шепчет Василиса, ни на что не надеясь.

Парни шагают к ней одновременно.

Василиса вскрикивает и рвется к окну, не рассчитывая ни на что, просто повинуясь инстинктам жертвы, загнанного зверя, готового как угодно, хоть в пропасть, на верную смерть, но не в ловушку.

Но ее ловят за платье, жалобно треснувшее в грубых руках, и сграбастывают обратно.

Василиса отталкивает, что-то бессвязно лепечет, даже умоляет, но ее охотники не слышат. В их расширенных зрачках азарт погони и предвкушение удовольствия. Да для них уже само происходящее — удовольствие. Молодые звери, уже знающие силу, что играет и пузырится в их жилах, но еще не умеющие ее толком контролировать. И не считающие нужным это делать.

Зачем? Эта девочка, эта яркая бабочка, которую они приметили уже давно, попалась в ловушку и не убежит теперь.

Они за то время, пока решали, кому она достанется, успели подраться, помириться, опять разругаться в пух и прах. Потому что каждый собственник, каждому хотелось быть первым. Единолично владеть. Пока не надоест.

И никак не один не хотел уступить другому.

В итоге, решили не уступать.

А разделить. Чтоб никому не обидно было.

Василиса была обречена сразу, с того их первого волчьего взгляда на нее. Но все это время жила в счастливом неведении. Что судьба ее уже предрешена. И вопрос расставления силков и приманивания в ловушку — дело времени.

Сегодняшний праздник, чужой, не особенно добрый, для них — словно шаг вперед, за грань.

Лис, жарко укусив беспомощно барахтающуюся в его лапах жертву, рывком разворачивает ее спиной к себе, оставляя за своим компаньоном очередь целовать, тискать, наслаждаться вкусом ее губ, одуряющим настолько, что, если до этого были еще какие-то сомнения в исходе ситуации, то теперь их точно нет.

Пути назад нет для них троих. Только вперед.

Камень не тормозит, его огромные грубые лапы неожиданно бережно сжимают тонкую талию их общей добычи. Он с рычанием впивается в мягкие дрожащие губы, не позволяя Василисе крикнуть. Глубоко проникает напористым языком ей в рот, сходя с ума от вкуса, долгожданного, постоянно представляемого, но оказавшегося куда круче, чем в его фантазиях! В сто раз круче!

Лис, сдавленно матерясь, разбирается с пышным алым платьем, мнет его бесцеремонными лапами, тоже добираясь до гладкой, как шелк, кожи. Нащупывает простенькие трусики, выдыхает довольно и одним движением сдергивает их.

Вася взвизгивает прямо в губы Камню, выгибается, стремясь уберечься от наглых пальцев, легко, неожиданно мягко и опытно проникших в нее!

Страх, непонимание, борьба не оставляют ее тело равнодушным, внутри горячо, все неистово сжимается, пульсирует от ужаса и неизвестности.

И пальцы Лиса добавляют происходящему безумия.

— Горячая какая, — шипит он, практически насаживая беспомощную девушку на свои пальцы, — давай, расслабься… Камень, она — целка.

— Ебать, — высказывает свое отношение к происходящему Камень, отрываясь от губ Васи и принимаясь покрывать безумными, обжигающе грубыми поцелуями голые плечи и грудь. — Я первый.

Лис ничего не говорит, только ругается и усиливает напор, потирая какую-то невероятно чувствительную точку внизу у Василисы, отчего она, и без того дрожащая от страха и непонимания, начинает еще и выдавать такую стыдную, неправильную физиологическую реакцию на насилие.

Горячо ей становится! Больно! И томительно!

И парни, своими слаженными действиями, только усиливают эти ощущения.

Вася уже не сопротивляется, полностью порабощенная происходящим, просто держится за каменные плечи Лешки, запрокидывает голову и умоляюще стонет, пытаясь все же хоть как-то себя защитить.

Но бесполезно.

Последний теплый день осени становится безумным адским пеклом для нее.

Мир переворачивается снова, и под ее уже голыми плечами и спиной — твердая поверхность стола.

Волосы, окончательно выбившись из прически, волной текут по столешнице, свешиваются водопадом вниз, и Лис, прихватывая их, наматывая на кулак, шепчет восхищенно:

— Охуеть, девочка…

Вася толком не слышит его, ее взгляд направлен на Камня, легко двигающего ее к себе, подхватывающего под ягодицы…

Его глаза, сумасшедшие, черные-пречерные, внимательны и безумны.

Его руки на ее бедрах — жесткие и властные.

И смотрит он вниз, туда, где самое бесстыдное, куда, сама Вася не смотрела никогда в жизни!

А он смотрит!

И задумчиво, не торопясь, ведет пальцами… Прямо там!

Он чувствуется совсем иначе, не так, как Лис. Более жестко, более грубо. Лис, стоящий у лица Васи, перехватывает ее панический взгляд, запечатывает губами умоляющее “нет, нет, не надо”. Долго, с удовольствием целует, ловя малейшие движения уже не протеста. Распаленной, удивленной мольбы.

Вася уже мало что понимает, она горит от стыда и страха. От того, что происходит сейчас и еще произойдет!

Лис своим поцелуем погружает ее в этот безумный жесткий водоворот эмоций, а Камень…

Его внезапно становится много.

Так много!

Так остро!

Горячо!

Тяжело!

Лис отрывается от влажных беспомощных губ, ловит непонимающий напуганный потерянный взгляд и не отпускает. Ему нравится то, что он видит.

Конечно, ему хотелось бы первым взять девчонку, не зря же столько времени смотрел на нее. И не только смотрел…

Но тут уж кто успел, того и тапки.

Камень сказал первым. Ему и рулить. Жаль… Но ничего, так тоже круто. И эти эмоции в ее огромных глазах, этот страх, перемашнный с болью, непониманием, отчаянием и зарождающимся желанием, непроизвольным пока, чисто физическим, вызванным правильными действиями, а действия правильные, Лис знает, как разогреть девочку… Эти эмоции тоже нереально вкусные.

От них одних кончить можно.

Вася непроизвольно выгибается, стремясь облегчить себе участь, но тяжелая ладонь Камня прижимает ее к столешнице.

— Охуенно смотришься, — шепчет Лис, глядя на жесткие пальцы Лешки, властно и разбойно смотрящиеся на бледном, волнующемся животе девушки.

Вася тоже смотрит.

И вздрагивает, понимая, что видит то самое, жутко порочное, безумное…

Застонав от бессилия, откидывается опять назад, и ее тут же ловит Лис. Взглядом, губами, шепотом своим горячим и пошлым.

Камень, мягко и плавно погрузившись в беспомощно подрагивающее тело, так же медленно выходит.

Его едва хватает, чтоб сделать пару аккуратных движений, помня, что Вася — совсем нежная и слабая.

То, что происходит, не укладывается в голове. Он никогда так с ума не сходил. Он сошел с ума в тот момент, когда договорился с Лисом.

Явно сошел с ума.

И нет, ему не жаль.

Не может быть жаль, когда такое.

Она узкая, такая аккуратная и розовая. Слюни текут, не тормознешь. Не забудешь никогда в жизни.

— Потерпи, — шепчет Лис, не отрывая взгляда от Васи, беспомощно цепляющейся за его руки, — сейчас хорошо будет. Уже хорошо, правда, ведь?

Вася хочет сказать, что нет, не хорошо!

Стыдно, страшно, неправильно!

То, что они с ней делают, неправильно!

Камень такой большой в ней, так двигается, скользя жестким горячим взглядом то к ее растерянному лицу, то вниз, по ее груди с напряженными сосками, ниже, к своей руке, все еще лежащей на животе, ниже, к месту их соединения.

И каждое движение заводит все больше и больше!

Заставляет терять контроль над собой, звереть, каменеть пальцами на нежных бедрах и животике, рычать, словно зверь. Хотя, он и есть сейчас зверь. Они оба с Лисом — звери.

Стол шатается все сильнее и сильнее, Вася начинает вскрикивать на каждое его бешеное движение, и Лис, жадно отслеживая эту картину, облизывает губы пошло и похотливо.

У него такая же, как и у Камня, безумная блуждающая усмешка, густая атмосфера вседозволенности и похоти окружает их, сводя с ума еще больше.

— Мне оставь, слышишь, — возбужденно рычит Лис, и Камень, резко выдохнув, выходит из тесной влажности, парой движений доводя себя до абсолютного пика.

Вася, растерянная, не понимающая даже, что он уже не в ней, расширенными глазами смотрит, как двигаются его пальцы по члену, как он кончает.

И вскрикивает, когда ее берет Лис.

Он не щадит, движется сразу сильно и быстро, чувствуя, что немного ему надо. И без того заведен до предела.

Камень наклоняется к Васе, позволяя ей ухватиться за себя неверными срывающимися пальцами, и мягко целует в губы.

— Хорошая какая… — хрипит он, а затем проводит влажными пальцами по нижней губе. — Оближи.

Его взгляд темен и жесток.

Лис ругается несдержанно, наблюдая эту картину и ускоряясь.

Не отрывая взгляда, трет пальцем напряженный клитор, и Вася, сама не понимая, выгибается, закатывая глаза от внезапно накатившей волны непонятного, жуткого удовольствия.

Ее трясет, мотает по столешнице, Лис, сойдя с ума от этого зрелища, дикого, животного, не выдерживает и кончает, едва успевая выйти из нее.

Тяжело дыша, наваливается на девушку.

— Пиздец… Охуенно… Это охуенно…

Вася лежит, закрыв глаза и бессильно отвернувшись от своих мучителей.

Она не сопротивляется, когда ее освобождают, вытирают влажными салфетками, приводят в порядок.

Мнимый, внешний порядок.

Опускают юбку, поднимают вверх лиф платья.

Что-то постоянно бормоча, утешая, успокаивая, гладят, целуют, тискают.

Она только моргает заторможенно, глядя за окно. На осень. Яркую. Золотую.

Там, за окнами, еще день, уже клонящийся к вечеру. Ее однокурсницы и однокурсники празднуют Хэллоуин, нарядившись в нечистую силу, в чертей и вампиров.

— Поехали ко мне, — командует Лис, твердой рукой направляя Васю к выходу из аудитории.

— Надо решить, как дальше, — гудит Камень, подхватывая с пола пушистую курточку Васи и накидывая ее на голые плечи девушки.

— В смысле? — Лис обнимает Васю, тяжело дышит ей в шею, — черт… Хочу опять…

— Я не собираюсь заканчивать, — жестко роняет Камень, властно положив ладонь на плечо Васи.

Она вздрагивает, сквозь шум в ушах осознавая, что именно значат его слова.

Поднимает на него взгляд.

Они… Они не хотят закачивать? Он хотят… еще?

— И я, — говорит Лис.

Парни останавливаются, смотрят друг на друга тяжелыми ревнивыми взглядами поверх головы Васи.

Их ладони лежат на ее плечах.

И прибивают к полу так, что голову не поднять.

— Будем решать, — рычит Камень.

— Будем, — соглашается Лис, — но потом.

— Да, — после паузы отвечает Камень, — потом. Ночь впереди. Хэллоуин, мать его…

Они, явно достигнув какого-то безмолвного соглашения, тянут Васю дальше, к выходу.

И она не сопротивляется.

Идет, зажатая с двух сторон горячими, жесткими телами.

Хэллоуин — раз в году.

А вампиры и оборотни — навсегда.

Теперь для нее — навсегда.

* * *

Я моргаю, как всегда, чуть заторможенно, привыкая к реальному миру. Возвращаясь с Изнанки.

Это редкость, на самом деле, когда изнанка настолько близко.

Настолько неотвратима.

Девушка, так доверчиво протянувшая мне ладонь для пустяшного, ярмарочного гадания, непонимающе таращит на меня круглые глазки. В них страх и надежда.

Она верит в то, что все будет хорошо.

Я смотрю на нее и вижу отпечаток будущих страданий на лице. И тот вариант будущего, что сейчас так ярко проступил, совсем даже реальный.

У нее необычно переплетены нити судьбы, такое редко увидишь. Эти парни… Они ей по судьбе. Оба. Связаны до конца дней.

А еще — боль, страх, обида…

Это все никуда не денешь, к сожалению. Это — то, что не поменять.

— Что? — не выдерживает девочка, доверчиво хлопая ресницами, — что-то… — она сглатывает испуганно, — что-то не так?

Я держу ее за руку, машинально поглаживая, и страшно жалею, что вообще пришла сюда сегодня. В этот балаган.

Ведь знала же, нечего мне тут делать!

Но сестра все ныла и ныла: “Ярмарка, бабки… Посидишь пару часов в этой будке, поизображаешь ведьму, с тебя не убудет! А у меня клетка ясновидящей закроется! Премия, опять же. Тебе не надо? А мне надо! Что ты за близняшка, что на меня плевать?”

Короче, донылась, зараза.

Дурацкая ярмарка, зачем-то необходимая департаменту городского хозяйства, где близняшка трудится руководителем, была на редкость выматывающей.

Открытие новой линии набережной, какой-то рыцарский турнир, море лотков с уличной едой… И толпа народа.

Откуда тут, летом? В каникулы?

Я уже закрывалась, до смерти устав от ряженых, ведьм, вампиров и привидений, собравшихся на этом слишком уж ограниченном пространстве. Мечтала о теплом пледе и моем мягком мурлыке, лежащем в ногах.

Парень и девушка окликнули, когда уже уже, практически, на низком старте была.

Хотела отказать, ну какое там гадание! Но глянула на девушку… И согласилась.

И вот теперь не знаю, что делать.

Ветвистое будущее у девочки. Странное. И тут, как в сказке, налево пойдешь — в беду попадешь. Направо пойдешь — горе узнаешь. Прямо пойдешь… А не надо ей прямо.

Парень стоит позади девушки, и я вижу отчетливую красную нить грубого влечения от него к ней.

И нить эта — неправильная. Вампир энергетический. А эти твари — похуже настоящих, ей-богу. Те как-то честнее, что ли… Крови попил — и гуляй дальше.

Энергетики — дело другое. Тут пока до пустой оболочки не высосут душу, не тормознут.

Этот парнишка — то самое “прямо”, куда точно не надо ходить. Лучше уж направо или налево.

Есть такое “прямо”, которое убивает. Медленно и неотвратимо.

Но и “направо” с “налево” тоже нехороши.

Кто ж тебя так проклял, девочка?

У нее чистые ясные глаза. Нежное красивое лицо. Длиннющая золотистая коса. Сама невинность и хрупкость.

Щурюсь, выискивая источник.

Да….

Вот оно.

Искажение в ауре. Проклятие, сильное, неоформленное, неосознанное. То, что заставляет окружающих людей сходить с ума, желать делать больно, подчинять.

Парнишка жадно втягивает ноздрями эту сформировавшуюся темень. Вкусную для него. Не исправить. Да и не из тех он, что захочет исправления. Натура такая, тут ничего не поменять.

А вот девочка…

Не повезло тебе с родными, малышка. С матерью не повезло.

Надо будет сестре сказать, неоформленная темная, стихийно прорывающаяся вот такими жесткими сгустками — ничего хорошего. Надо присматривать. Хоть и не по ее ведомости, но пусть там скажет, кому нужно.

Это же опасность какая для окружающих. Позавидовала темная дочери своей, ее молодости, красоте, тому, что вся жизнь впереди… Неосознанно позавидовала, сама от себя скрывая это за праведными, благочестивыми помыслами…

И начало действовать проклятие, меняя судьбу. Делая ее темной и страшной.

— Скажите… — девочка волнуется все больше, неуверенно оглядывается на парнишку, злым, ревнивым взглядом прожигающего мне переносицу, — с моими родными все будет… в порядке? Они будут здоровы?

И в этот момент меня захватывает дикая, безумная злость!

За что ей такое? Нежной, невинной, искренней?

За что?

За грехи матери?

Бабки?

Нет!

Не бывать этому!

В конце концов… Я тоже не просто так тут!

Я встречаю прямым взглядом злость мальчишки, и он, охнув, замирает на месте. Вот и хорошо. Нам свидетели ни к чему.

А я, покрепче ухватив малышку за ладонь, щелкаю перед ее лицом пальцами, заставляя замереть тоже.

Затем расправляю ладошку и легко дую на ее.

И линии, уже сформированные, искалеченные проклятием, плывут.

Так, надо быстро, пока опять не застыли!

Шипя от острой боли в пальцах, веду четкую, длинную линию жизни. Вот так… Ты будешь жить хорошо, долго.

И с досадой отмечаю, что еще две линии сами собой плывут к основной, сплетаются, да так, что не расплетешь. Это не в моей власти, к сожалению… Эти парни по судьбе даны. Не поменять.

Но можно поменять градус, да…

Конечно, не сахарочки оба, далеко не сахарочки. И судьбы у них сложные. Но любить они тебя будут, девочка, так, что никто ничего сделать не сможет. Любить. Беречь. Пылинки сдувать. От всего мира защищать. И не обидят никогда, по крайней мере, сознательно.

Отвлекаюсь, добавляя правильных, нужных эмоций в чистый лист судьбы. И замечаю, что к трем основным линиям прирастают еще дополнительные. Препятствия. Разлука. Боль. Обида. Печаль.

Да, этого не избежать. Не все в нашей жизни сладко бывает, девочка…

Но это временно. И без препятствий не понять истинной любви.

И тоже по судьбе. Изначально было. Не изменить.

Но я сделаю, чтоб это случилось быстрее. И добавлю сил, чтоб было легче противостоять.

Глажу тонкие подрагивающие пальчики.

Мир вокруг начинает заворачиваться в пульсирующую воронку. Не нравится миру, когда вмешиваются в то, что уже считает своим, сложившимся.

Проклятие давнишнее, вон, как энергетик присосался мертво… И мир уже устоялся вокруг девочки.

Мне это будет дорого стоить, да…

Но ничего, как-нибудь, как-нибудь…

Собираюсь с силами и резко прокалываю острым ногтем центр ладошки, поддевая и вытаскивая темную мерзкую кляксу проклятия. Отбрасываю брезгливо.

Не будет этого!

Будет то, что по судьбе. Изначальной. Не навязанной.

Будет любовь. Не самая привычная, для других, так любящих лезть в чужие жизни, порочная. Но счастливая. Для нее — счастливая.

Будет разлука. По судьбе. Не поменять. Но что такое разлука, когда такая любовь?

Ты будешь счастливая, девочка. Очень-очень счастливая. Не зря же я тут частичкой своей души расплачиваюсь за вмешательство.

А от этой неправильной, но самой реальной вероятности тебе останется лишь сегодняшняя ночь. И сон. Страшноватый и волнующий.

Потому что, если б они не были тебе по судьбе, то не испытала бы ты того, что испытала с ними в моем видении.

Пусть изломанная, неправильная, но нить тебя все равно с ними свела, соединила, облегчила участь.

И, если бы я не вмешалась, то…

Но я вмешалась.

Сестра будет орать, когда узнает. Опять отпаивать меня зельем, держать за руку, делясь своей жизнью, потому что часть своей я сейчас трачу.

Бессмысленно и глупо, по мнению сестры. Но я не могу по-другому. Это она темная, ей легче. А я — светлая. Мне нельзя иначе.

Но надо спешить, девочка вот-вот придет в себя!

Спешно заживляю прокол в ладони, мягко глажу по основанию большого пальца, заставляя там расцвести звезду таланта и удачи. Тебе пригодится, девочка.

И твоим мальчикам тоже.

Надо бы еще стойкости и характера… Но, я смотрю, с этим у тебя и без меня порядок.

Девочка моргает, взгляд фокусируется на мне, затем на своей ладони в моей руке. Наполняется страхом и ожиданием.

— Все хорошо у тебя будет, девочка, — улыбаюсь я, привычно играя разбитную цыганку, — поступишь, куда хотела. Только от родителей съезжай.

— Но я… — хмурится она, а затем оглядывается на парнишку, тоже уже пришедшего в себя.

— Пошли отсюда, Вась, — ревниво говорит он и тянет ее за свободную руку в сторону.

— Тош, подожди, — она вытягивает ладонь от него и, судя по всему, делает это впервые, сопротивляется его давлению. Потому что у парня на лице — чистейшей воды изумление.

Усмехаюсь.

Исправленная реальность больно бьет, да. Не повезло тебе, вампирчик.

— Скажите, — она снова смотрит мне в глаза, серьезно и требовательно, — с моими родными все будет хорошо?

— Каждый свою судьбу сам кует, — неопределенно отвечаю я, — иди, малышка.

Она неуверенно отступает… И выходит, утаскиваемая своим ревнивым другом.

А я бессильно откидываюсь на стуле.

Давно так не выкладывалась… Сестра будет ругаться…

Ну и пусть.

Закрываю глаза, снова прогоняя в голове ту реальность. Что было бы, если б я не исправила?

Как сильно покалечили бы эту девочку те, что на судьбе ей лежат? И сами покалечились бы, попав в ловушку проклятия?

Хорошо, что она пришла.

Хорошо, что я успела.

Теперь ей только сон приснится, тот самый, странный и пугающий, отголоском так и не дотянувшейся до своей жертвы изнанки.

И все.

Надо же, как затейливо переплетаются нити.

И как правильно…

— Хрень какая-то, Вась! — ругается Тошка, вытаскивая Василису с площади, где вовсю уже готовятся к фейерверкам, — как знал, не надо тебе сюда было! Пошли!

Вася, странно спокойная, послушно идет следом.

Да, в самом деле, завтра же экзамен. Последний… Потом… Потом родители хотят, чтоб она замуж вышла. Восемнадцать есть, чего тянуть? А Вася хочет учиться. И уже даже знает, где.

Она вспоминает странные пугающе-светлые глаза гадалки. Надо же, а говорят, что гипноза не существует… Вот он, гипноз. Ведь пару минут точно выпало из реальности, да…

Она машинально потирает центр ладошки, словно там зудит что-то. Словно заноза была, которую резко выдернули.

А ночью ей снится сон.

Она идет по солнечному осеннеему городу в невероятно красивом платье и золотистых туфельках, которых у нее никогда в жизни не было.

Идет в свой университет, праздновать Хэллоуин.

Забегает в здание, не замечая, как скользят по ее следам две темные, пугающие тени охотников…

Утром она проснется в ужасе и волнении, вся насквозь мокрая.

С бьющимся неистово сердцем проведет пальцами по влажным щекам, по слишком чувствительным губам, словно целовали их грубые, напористые мужсикие губы. Скользнет, стыдясь и волнуясь, ниже, по груди, животу… Дотронется до себя там, где никогда до этого…

И выгнется от внезапного острого спазма наслаждения, перемешанного с болью.

А затем опустошенно повалится на кровать, задыхаясь и мучительно хватая раскаленный воздух губами.

И снова заснет, чтоб проснуться через два часа от звонка будильника.

И не помнить ничего.

Так бывает, когда кошмар обходит тебя стороной, бессильно скрипя зубами, потому что не удалось заманить в ловушку.

И потому что кто-то, светлый и жалостливый, отдал часть своей жизни, чтоб тебя из этой ловушки вытащить…

_____________________________________________

Мы с тобою полетим в эту темную пустыню

Где без звезд за облака уплывает горизонт

рассмеявшись, поглядим, как остаток дня остынет

как прозрачен диск луны, купол неба как высок.

Взявшись за руки, скользнем, над осколками созвездий