Тяжёлая корона

Себастиан

Думаю, Аида затащила меня на этот благотворительный аукцион потому, что ей кажется, что я в депрессии. С каждой неделей ее попытки вовлечь меня в общественные и семейные мероприятия становятся все активнее. Сестра даже попыталась завлечь меня на несколько несогласованных свиданий вслепую, но я отказался встречаться с этими девушками и сказал Аиде, что наслаждаюсь своим статусом холостяка.

Я пришел сюда только потому, что нам с Кэлом и Аидой надо обсудить кое-какие дела. В частности, грядущую предвыборную кампанию моего зятя, который баллотируется в мэры города. Гриффины намерены полностью выйти из подполья, а значит, окончательно избавиться от оставшихся незаконных предприятий и проследить, чтобы ни один скелет не вылез наружу. И это не фигура речи – из последнего они закопали родного дядю Кэла, Орана Гриффина, который нынче покоится под фундаментом одного из офисных небоскребов Саут-Шора.

Хоть Галло и переключают свое внимание на крупные проекты в сфере недвижимости, я сомневаюсь, что мы готовы совсем отказаться от нелегальной прибыли. Когда Гриффины выйдут из игры, сфера их влияния в криминальном мире окажется пустой, и кто-то должен будет ее занять. Вопрос в том, кто.

Думаю, Миколай Вильк и польская мафия заявят о себе. Мы достаточно неплохо ладим с Миколаем, но я не назову нас лучшими друзьями. Между нами есть определенное напряжение, которое возникает, когда кто-то похищает младшую дочь твоего союзника, а затем подставляет твоего брата в деле об убийстве.

В итоге Миколай женился на плененной Нессе Гриффин, а Риона Гриффин отмазала Данте от тюрьмы. Но, в общем и целом, мы с Мико не обмениваемся рождественскими открытками.

Это непростая ситуация, учитывая, что и русские не смирились со своим поражением. Всякий раз, когда столпы власти пошатываются, есть вероятность того, что все может рухнуть.

Возможно, именно поэтому papa такой мнительный в последнее время. Он чувствует повисшую в воздухе неопределенность.

Держа все это в уме, я согласился прийти на благотворительное мероприятие, хоть и ненавижу подобные штуки. Я ненавижу лицемерие и фальшь, и меня беспокоит, насколько хорошо Аида выучила правила игры. Раньше ни одно мероприятие не обходилось без того, чтобы сестра что-нибудь не стянула или кого-то не оскорбила, причем этих «кого-то» было несколько. Теперь она разодета в пух и прах, помнит всех по именам и очаровывает самых чопорных представителей общества.

Кэллам такой же, и даже хуже. Он олдермен 43-го округа, самого богатого и влиятельного в городе, включающего в себя Линкольн-парк, Олд-Таун и Голд-Кост. Мой зять знает почти всех в помещении, и здесь вряд ли найдется человек, который не хотел бы обсудить с ним какие-то личные вопросы.

Я же умираю от скуки. Стянув пару канапе с подносов проходящих мимо официантов, я просматриваю длинный список предметов, выставленных на тихий аукцион, в том числе футбольный мяч, подписанный всеми игроками линии нападения «Чикаго Бэрс»[12].

Тут представлены довольно неплохие вещички. Но, честно говоря… не похоже, чтобы что-то меня по-настоящему заинтересовало. Мне просто все равно. Последние два года моя жизнь – это просто мрачное и безрадостное существование, отмеченное лишь несколькими краткими вспышками удовольствия. Меня уже чертовски давно ничто по-настоящему не привлекало…

Разве что на прошлой неделе.

Елена привлекла меня.

Между нами ощущалась какая-то энергия, которая действительно заставила меня что-то почувствовать, хотя бы ненадолго.

Спустя все это время, когда я нашел то, за что действительно стоило бы ухватиться… Я вынужден ее игнорировать. Я вынужден отпустить ее. Из-за моей семьи.

Моей чертовой семьи.

Почему-то им всегда удается отнять то немногое, чем я дорожу.

Я перевожу взгляд на Аиду, которая разговаривает с каким-то невысоким лысеющим мужчиной в чудовищном фиолетовом галстуке-бабочке. Он смеется над чем-то, что она сказала, запрокинув голову и обнажив кривые, скученные зубы. Судя по хорошо знакомому мне взгляду, у сестры на уме что-то еще более возмутительное, и она едва сдерживается, чтобы не выпалить это вслух. Раньше Аида всякий раз проигрывала эту битву, но теперь научилась следить за языком.

Моя сестра прелестна. Темные кудрявые волосы, яркие серые глаза, напоминающие монеты, поблескивающие в мутной воде, и вечно проказливое выражение лица, которое всякий раз вызывает любопытство и тревогу при взгляде на него.

Как можно так сильно любить кого-то и при этом питать к нему злобу?

Именно так я и чувствую себя по отношению к семье в последнее время.

Я чертовски люблю их, до глубины души.

Но мне не нравится, где я из-за них оказался.

Я знаю, что частично это моя вина. Я бесцельно плыву по жизни. Но как бы они ни подталкивали меня в другом направлении, мне никогда не нравится итог.

Как, например, этот гребаный аукцион.

Я со вздохом возвращаюсь к нашему столику у края сцены. Даже не знаю, что за выступление запланировано на сегодняшний вечер. Возможно, какая-нибудь нудятина, вроде классического квартета или, что еще хуже, кавер-группы. Если это будет отстой, я уйду. Вообще-то, я, наверное, уйду в любом случае.

Пока я сижу, ко мне подходит светловолосая официантка с подносом шампанского.

– Напиток? – предлагает девушка.

– А настоящий алкоголь у вас есть? – спрашиваю я.

– К сожалению, нет, – надув губки, отвечает она. – Только просекко и шампанское.

– Тогда мне два просекко.

Девушка протягивает мне фужеры и спрашивает словно невзначай:

– Второй для вашей дамы?

– Нет, – коротко отвечаю я. Я планирую прикончить их оба, чтобы немного развеять свою скуку.

– Холостяк? – уточняет официантка. – Тогда вам, возможно, понадобится это, – она передает мне кремового цвета лопатку с номером.

– Для чего этого?

– Для аукциона свиданий, конечно же!

Боже правый. У меня чуть глаза на лоб не полезли.

– Сомневаюсь, что мне это понадобится.

– Почему? – спрашивает девушка с жеманной улыбкой. – Увидели что-то поинтереснее?

При других обстоятельствах я бы оценил ее толстые намеки по достоинству. Но, к сожалению, ее высокий рост и светлые волосы лишь напоминают мне о Елене, у которой похожая внешность, но в десять раз выразительнее. Эта девушка – маргаритка в поле, а Елена – орхидея-призрак. Экзотическая, редкая, недоступная.

– Нет, – отвечаю я. – Ничего особенного.

Девушка уходит, и ее место тут же занимают Аида и Кэллам.

– Это что, аукцион свиданий? – спрашиваю я сестру.

– Да! – отвечает она. – Мой подарок тебе на день рождения. Я собираюсь купить тебе жену.

– Я думал, лучшие жены бесплатны, – замечаю я. – И навязываются тебе против воли.

– Спорить не буду, – говорит Кэл, обнимая Аиду за плечи. Поначалу их брак был, что называется, «договорным», но, похоже, обернулся для них удачей. Мы лишь надеялись, что эти двое смогут продержаться вместе год и не поубивать друг друга.

– Раньше ты был таким романтичным, Себ, – говорит Аида.

– Вот как? Это когда?

– Помнишь, когда ты хранил фото Марго Робби в своем школьном шкафчике?

Я краснею. Откуда Аида вообще, блин, знает об этом? И как ей, черт возьми, удается вечно вспомнить то, что ты пытаешься вычеркнуть из своей памяти?

– Кажется, ты меня с кем-то путаешь, – бормочу я.

– Ты не помнишь, как раз восемьсот смотрел «Волка с Уолл-стрит», проматывая до того момента, как она стоит обнаженная в дверях, чтобы передер…

– Если ты закончишь это предложение, я тебя придушу, – шиплю я.

– Кэл, ты же не позволишь ему придушить меня, правда? – обращается к супругу Аида.

– Только не до смерти, – отвечает он.

– Спасибо, любовь моя, – говорит она, целуя мужа в щеку. – Я знала, что могу на тебя положиться.

Прежде чем Аида успевает продолжить свои дружеские оскорбления, на сцену выходит подкопченный лицитатор и начинает вечерний аукцион живого товара. Происходящее не интересует меня ни в малейшей степени, особенно когда он начинает перечислять достижения женщин, будто они гейши со Среднего Запада.

То, что половина мужчин в зале улюлюкают и вопят или наклоняются вперед, облокачиваясь на столы, чтобы поглазеть на девушек, только ухудшает ситуацию. Все это отвратительно. Мне неловко здесь находиться.

Идея платить за свидание просто нелепа, особенно такие астрономические суммы. Выложить пять тысяч за то, чтобы пригласить куда-нибудь привилегированную девицу? Нет уж, спасибо. И это не считая денег, которые ты потратишь на шикарный ужин, которым тебе придется ее кормить.

Я схожу с ума от скуки.

– И скольких еще нам терпеть? – шепотом спрашиваю я Аиду.

– Не знаю, – пожимает она плечами. – Сколько красивых девушек может быть в этом городе? Можем уйти сразу после аукциона.

Я бы ушел прямо сейчас, но мы приехали втроем на одной машине, а свет в зале приглушен настолько, что я, вероятно, не смог бы пробираться между столиков, не споткнувшись и не оказавшись у кого-то на коленях.

К тому же слегка забавно наблюдать, как эти похотливые кобели практически готовы сцепиться из-за некоторых девушек. Пара братьев торгуется за одну и ту же девушку, а когда старший побеждает, младший, похоже, готов поднять камень и воспроизвести четвертую главу Книги Бытия[13] прямо здесь и сейчас.

К тому времени, как на сцене появляется десятая или одиннадцатая девушка, я уже вовсю зеваю – прошлой ночью я лег спать поздно. Точнее, я ложился спать поздно всю эту неделю. Шампанское дает о себе знать.

Но сонливость снимает как рукой, когда я слышу: «Елена Енина».

Я резко поднимаю голову и вижу перед собой на сцене мою валькирию.

Черт побери. Я почти забыл, как она прекрасна. На ней красное платье, подчеркивающее каждый изгиб тела. С моего ракурса ее ноги кажутся десятимильными. Девушка настолько великолепна, что в зале при виде нее воцаряется тишина. Все девушки были хорошенькими, но Елена не просто хорошенькая. Она гребаная чаровница.

Поверить не могу, что Елена здесь. Это наша вторая встреча за две недели. Если бы я верил в знаки, то счел бы это несомненным чудом.

Я глазею на нее, разинув рот, когда девушка поворачивается и смотрит прямо на меня. Елена замирает, и между нами пробегает электрический разряд.

Разумеется, моя сестра это замечает. Ничто не ускользнет от ее внимания.

Аида наклоняется ко мне и шепотом спрашивает:

– Ты ее знаешь?

Я коротко мотаю головой.

– Нет, – лгу я.