Родственников, как и коллег, не выбирают.
За время, проведенное мною сначала в преподавательской, а затем в Хранилище, окончательно стемнело. На иссиня-черном небе медленно, словно нехотя, загорались крохотные звездочки, в траве пели сверчки, где-то вдалеке переругивались птицы. Пахло ночной фиалкой. Наверное, на территории Школы разбиты клумбы… Не знаю, не заметила, хотя для того, чтобы попасть в жилой корпус, пришлось идти через двор. Как пояснил Остромысл, переходы между жилым и учебным корпусами имелись, но сейчас там шел ремонт, и поэтому их – во избежание различных неприятных ситуаций, в которые весьма охотно попадали неугомонные студенты, – пришлось временно закрыть.
Директор проводил меня до холла жилого корпуса, где сдал с рук на руки вихрастому пареньку, а затем, пожелав доброй ночи, удалился. Пока белобрысый тощий мальчишка примерно моего возраста искал по пухлому, изрядно потрепанному журналу, куда меня можно поселить, я с любопытством оглядывалась.
Довольно-таки просторный холл тонул в полумраке, который не спешили рассеивать висящие под потолком слабенькие магосветильники. Напротив входа, шагах в двадцати от него, начиналась широкая лестница; слева от двери расположилась объемная кадка с весьма странным растением, чьи мясистые темно-зеленые листья казались подозрительно плотоядными, справа же стоял добротный стол с множеством ящичков и полочек. Мальчишка, сверяясь с записями в журнале, на диво быстро нашел свободную комнату и ключ от нее, легко подхватил оставленные директором книги и добродушно кивнул, приглашая следовать за ним.
Ступеньки были высокими, блестящими и скользкими, приходилось соблюдать осторожность и держаться за перила, чтобы не скатиться вниз. Но паренька это не смущало – он шагал легко, прижимая к груди книги, и еще умудрялся оглядываться, проверяя, иду ли я следом. Я шла, невесело размышляя о том, что подобное «развлечение» ждет меня каждый день… На втором этаже лестница раздваивалась. «Девочки – направо, мальчики – налево», – хохотнул провожатый, назвавшийся Алтэком, и мы пошли в женское крыло.
Второй этаж, тринадцатая комната. Хорошее число. На иное и рассчитывать было бы глупо.
Вручив мне книги и посоветовав не опаздывать завтра на занятия, Алтэк ушел, а я осталась, разглядывая самую обычную дверь, отличающуюся от других только цифрой. Благодаря Алтэку я уже знала, что жить здесь буду не одна, и это обстоятельство меня, привыкшую к одиночеству, немало тревожило. Какая она, моя соседка? Смогу ли я ужиться с ней, если даже с сестрой так и не нашла взаимопонимания?
Я вздохнула, сердито тряхнула головой, заметив, что пальцы намертво вцепились в ремень сумки. Так дело не пойдет. Не к злобному монстру в логово попала. Вряд ли она окажется страшнее девиц, денно и нощно ошивающихся во дворце.
Немного успокоившись, я собралась с духом и, открыв-таки дверь, окинула взглядом комнату – маленькую, светлую, очень аккуратную и даже уютную, с длинным столом почти у входа, вместительным шкафом напротив стола и двумя кроватями у большого окна, спрятавшегося за весьма милыми занавесками – белыми в синий цветочек.
На одной кровати, застеленной темно-голубым покрывалом, обнаружилась моя соседка, явно не ожидавшая вторжения, девица постарше меня года на два-три. Высокая, стройная, красивая. Волосы – золотистые, длинные, густые, глаза – бирюзовые, большие, наивные. На сестрицу мою чем-то похожа, да.
Кукла куклой.
Резко выдохнув, я перешагнула через порог, буркнула нечто приветственное и решительно прошествовала к свободной кровати, больше не обращая на девицу никакого внимания. То, что мы будем жить в одной комнате, еще не значит, что мы должны общаться. Это правило я накрепко уяснила в родном доме, и скажи кто-нибудь, что я не права, – ни за что бы не поверила. К тому же… Подруг у меня никогда не было. Дочки разномастных аристократов, толпившиеся возле старшей сестрицы, меня побаивались (каюсь, однажды перегнула палку, едва не оставив без кос особо наглую девицу), а служанки не горели желанием общаться с царевной, опасаясь нагоняя.
Соседка тоже не спешила знакомиться. Она сидела на кровати с ногами, уютно закутавшись в плед, и изредка бросала на меня настороженные взгляды, которые я с успехом игнорировала. Ха, да за свою не столь длинную жизнь и не таких взглядов удостаивалась! За этот сумасшедший, бесконечно долгий день я изрядно вымоталась, а потому, поспешно сбросив верхнюю одежду и забравшись под одеяло, оказавшееся неожиданно легким и теплым, немедленно провалилась в глубокий сон, и не было мне никакого дела ни до всяких девиц, ни до их непонятных взглядов. Да что там девица – пожалуй, сейчас мне не помешал бы даже василиск.
Утро выдалось прохладным. Я зябко ежилась, плотнее кутаясь в плохонький плащ, и то и дело зевала, тем не менее пытаясь изгнать из мыслей соблазнительные воспоминания о подушке и одеяле, все еще хранивших столь желанное тепло. Несмотря на более чем спокойную ночь и глубокий сон без сновидений, я не выспалась. Совершенно. Это обстоятельство не могло прибавить оптимизма, и перспективы, еще вчера казавшиеся достаточно радужными, таковыми уже не представлялись.
Слабым утешением служило то, что в столь ранний час да еще в неуютной аудитории я была не одна, а в компании шестерки таких же невыспавшихся и угрюмых парней и девушек. Мои одногруппники. То бишь – будущие некроманты. Классические. А что? Здесь и сейчас в это вполне можно было поверить. Даже я ощущала в себе нечто зловещее и необъяснимое, подозреваю – классически некромантское. Если нас планируют будить в такую рань все четыре года обучения, у меня есть шанс стать первоклассным специалистом.
Я клацнула зубами и тоскливо вздохнула, незаметно изучая товарищей по несчастью, благо что предусмотрительно заняла место в последнем ряду.
За первым столом, вплотную примыкающим к преподавательскому, сидела моя соседка. Волосы заплетены в аккуратную косу, руки дисциплинированно сложены на столешнице, осанка ровная… на диво примерная девица. Я еле слышно фыркнула и перевела взгляд на соседний ряд, где перешептывались белобрысый Алтэк и безупречно подходящая ему по масти девушка. На мгновение она обернулась, и я удивленно вскинула брови – да они, судя по всему, брат и сестра! Точно, и черты лица одинаковые, разве что у девушки они мягче, и волосы – светлые, кудрявые, непослушные, и смех – звонкий, задорный… Я завистливо вздохнула и поспешно отвернулась, зло ущипнув себя за локоть.
Рядом с близнецами сидел мрачный парень. Наш, буянский – высокий, широкий в плечах, светлоглазый, русые волосы перехвачены на лбу кожаным ремешком. Такого легко представить в жаркой кузне с молотом в руках и почти невозможно – в полнолуние на кладбище, чертящим ритуальную пентаграмму.
Я тихонько хмыкнула, подумав, что, видимо, не те сказки в детстве читала, и продолжила разглядывать одногруппников.
Передо мной, устроив вихрастую голову на тощей сумке, посапывал веснушчатый долговязый мальчишка, рядом с ним расположился еще один, темноволосый, в отличие от своего соседа – белокожий и аккуратно причесанный. Склонив голову набок, он, единственный изо всех присутствующих, прилежно конспектировал речь мастерицы Гилэнны, той самой, что я видела вчера в преподавательской. Силен, однако… Лично я потеряла нить беседы уже на десятой минуте лекции.
Битых полтора часа мастерица вдохновенно вещала о прелестях учебы, о новых горизонтах, каковые непременно откроются нам, о дверях, которые распахнутся перед особо настойчивыми. На этом месте меня передернуло. Чего-чего, а самостоятельных дверей мне хватило.
Дальше я уже не слушала, ибо поток красноречия и желание донести до нас все прелести будущей профессии у мастерицы Гилэнны оказались поистине неиссякаемыми, а возможности моего мозга, отвечающие за осмысление и переработку новой информации, – весьма ограниченными.
Очнулась я лишь тогда, когда цепкий взгляд мастерицы почти физически впился в меня. С трудом вернувшись в реальность, я не сразу поняла, что ей нужно.
– Как вы успели заметить, ребята, у нас появилась новенькая. Виорика… э-э… – приподняла брови мастерица, выжидательно глядя на меня.
– Ар’Лейт, – подавив тяжелый вздох, сказала я. Интересно, из каких соображений царь-батюшка повелел вписать в документы фамилию моей беглой матушки?!
– Хорошо, Виорика, расскажи, из какой ты семьи, – терпеливо, словно маленькому ребенку, улыбнулась мастерица Гилэнна.
Да уж, кажется, я умудрилась выставить себя не в самом лучшем свете.
– Сирота я, – соврала я, почти не чувствуя по этому поводу никаких угрызений совести.
Да и с чего бы! Папеньке до меня, младшей дочери, не было ровным счетом никакого дела. Сытая, обутая-одетая – ну и слава богам. Обычно царского внимания моя скромная персона удостаивалась после очередной выходки. Только тогда папеньку озаряло, что у него есть я. Он даже имя мое не сразу вспоминал, а когда все-таки вспоминал, то произносил столь неуверенно, что я сразу понимала – боится, что ошибся. Но я на него, честно сказать, не в обиде. Злится-то он не на меня вовсе, а на матушку, что сбежала от законного мужа, когда я была еще совсем крохой. А меня угораздило пойти в нее и внешностью, и нравом, и магическим талантом. Потому-то и предпочитал Всеслав Градимирович как можно реже видеть меня, дабы не бередить душу. Сестрица старшая и раньше-то не особо со мной общалась, а уж после замужества и вовсе замечать перестала, близнецов окружающие люди интересовали прежде всего как объекты шуток – или же те, на кого можно свалить вину за них, а старшего брата, по моему глубочайшему убеждению, волновала исключительно его собственная особа и то впечатление, которое оная производит на разномастных девиц. Думаю, если бы кто-нибудь сказал ему, что у него есть сестры и братья, он бы очень сильно удивился и благополучно забыл об этом непримечательном факте. Сестры, а тем паче братья – не дворянские дочки, приведенные строгими отцами на веселый пир, перед ними хвост не распушишь, так какой с них прок?
Я передернула плечами, заметив сочувствующий взгляд своей соседки, и постаралась принять гордый и независимый вид. Смутившись, мастерица не рискнула больше задавать вопросы, а чуть позже наконец-то разрешила нам покинуть аудиторию.
Студенты, заметно оживившись, потянулись к выходу. Я шла позади всех, уныло думая о том, что как-то неправильно началась моя новая жизнь. Да и можно ли построить ее на лжи, будь она хоть сто раз невинной и похожей на правду?