Тыквенно-пряный парень

Глава 7 Шокочино с двойным шоколадом

– Бр-р-р, – Ритка ежится и крепче сжимает чашку с кофе, – как представлю, что ты в мороз и метель шла без куртки.

Я отчаянно краснею. Нас с Лукиным вроде бы никто не видел. К счастью, Андрею хватило ума не делиться подробностями обеда, на который он случайно попал. Так что для ревнивой подруги у меня версия простая: увидела в раздевалке порезанную куртку, дошла до дома как была, в спортивной форме, а на следующий день надела весеннюю и поехала в ТЦ за модной шубкой из овчины. И хоть я не собиралась ее покупать изначально, все же радовалась обновке. Симпатичного нюдового цвета (ба назвала ее «пыльной розой» и снова умилилась тому, как я выросла) шуба радует ничуть не меньше, чем новое платье и новогодняя дискотека.

– Зря ты не нажаловалась директору, – подает голос Кир.

Он как раз расставляет столы для рождественского маркета. Сегодня мы все – ранние пташки. Я не просила друзей помочь, они вызвались сами. Кир занимается тяжестями, я выкладываю на витрину десерты, Ритка… вдохновляет нас на подвиги.

У нас сложилась неплохая команда. Даже порой жаль, что Лукин такой гад. Мы могли бы дружить вчетвером. И Рита бы не скучала. Она явно ожидала от романа с Андреем чего-то большего.

– Ни подарков, ни нормальных ресторанов. Причем деньги же есть, я знаю! – жаловалась она как-то раз на большой перемене.

– Дело только в деньгах? И он тебе совсем не нравится?

– Не только. Но подарки – показатель серьезности намерений.

– Да, когда тебе тридцать. Какие намерения могут быть в одиннадцатом классе? Свадьба? Дети? Что может быть серьезного? Съехаться вам не дадут родители. Не уверена, что заделать ребенка – хороший способ перевести отношения на новый уровень, когда тебе семнадцать.

– В том-то и дело! Что мы не можем жить вместе, не можем пожениться. И как я должна понять, что нравлюсь Андрею по-настоящему?

– По эсэмэскам из онлайн-банка?

– Тебе бы все издеваться. Да, по тому, готов ли парень о тебе заботиться, можно понять, серьезные ли у него намерения. Вызвать такси, если на улице дождь, а тебе надо в школу. Отдать свою куртку, если твоя слишком легкая. Сводить тебя в ресторан, в котором ты никогда не была. Ну и так далее.

– А если у парня нет денег?

– У Андрея есть.

– Ладно, – от такой железной логики я даже растерялась. – Но ты же говорила, он подарит тебе что-то крутое на Новый год.

И мне вдруг показалось, Ритка с такой силой стиснула зубы, что они у нее слегка заскрипели. Но потом прозвенел звонок, началась последняя четвертная контрольная, и я не успела как следует обдумать эту мысль.

А сейчас вот снова почему-то вспомнилась.

Сегодня рождественский маркет. Второе мероприятие из плана. Ближайшие шесть часов «Магия кофе» будет работать только навынос. Зато мы расставим столы вдоль стен, каждый станет витриной новогодних подарков. Я потратила все свободное время на неделе, чтобы найти мастеров и договориться об участии.

У нас можно будет купить милые вязаные шапки и шарфы, имбирные пряники всех форм, цветов и размеров, свечи и аромасаше, украшения из полимерной глины, разумеется, открытки и блокноты, натуральную пастилу и очаровательные глиняные кружки.

Условий для мастеров было два: товары на новогоднюю тематику и минимальная сумма за столик. Я очень рассчитываю, что к нам придут. Накупят подарков, побалуют себя кофе, расскажут о нас в соцсетях. Запас свеженапечатанных новогодних открыток уже ждет, а новая кофемашина готова к бою.

Я так и не выяснила, кто ее прислал. И решила, что это все же был Лукин. Так проще заставить себя не думать об этой загадке.

– Ну во-о-от, – дует губы Рита, прочитав что-то в телефоне, – Андрей отменил встречу.

– Почему?

– Говорит, что заболел.

Я спешно лезу под стойку, якобы чтобы воткнуть зарядник для телефона. А по правде – чтобы не краснеть так сильно. Рита хорошо меня знает. Она непременно что-то заподозрит.

Но с того дня прошла целая рабочая неделя! Не мог же он заболеть только сейчас. Или мог? Наверное, терапевт сказал бы что-то вроде «на фоне переохлаждения упал иммунитет, и организм стал восприимчив к вирусам». И я совершенно правильно чувствую себя виноватой. А еще немного боюсь, что если Рита узнает, то перестанет со мной общаться.

За полчаса до открытия приходят мастера. Они шумные, веселые, заказывают кофе с пирожными и раскладывают свои изделия на столах, развешивают на стойках и расставляют на подставках. Я и не думала, что такую красоту можно создавать своими руками.

Здесь и красно-зеленые керамические кружки с омелой, шишками и елочными шарами. Свечи с потрясающими запахами по мотивам новогодних фильмов и книг. Украшения, открытки, блокноты, чего только нет!

Меня покоряет одна брошка. Маленькая, шириной с тетрадное поле, веточка омелы с острыми листиками и блестящими красными ягодками. Я видела омелу только в кино. Знаю, что под ней принято целоваться, но главное в этой брошке то, что она каким-то неуловимым образом возвращает меня в детство.

Не свеча с ароматом хвои и мандаринов, не кружка с забавным рождественским оленем, не имбирные пряники в виде елочных игрушек, а вот эта маленькая брошка, словно пришедшая из той жизни, о которой я всегда мечтала. Из добрых фильмов о любви, из веселых приключений Кевина, оставшегося дома в одиночестве, из мультиков и «Гарри Поттера».

Но я лишь с тоской смотрю на брошку и мысленно обещаю себе однажды найти нечто подобное. Все свои деньги я потратила на шубу.

Сегодня нам благоволит еще и погода. За окном – погожий зимний денек. Свежий снег красиво блестит на солнце, мороза нет, на улицы вывалили толпы, и яркая вывеска «Новогодний маркет: все подарки здесь!» привлекает внимание.

К счастью, со второй половины дня мне помогает Игорь, сменщик. Без него я не справилась бы. И хорошо, что я рискнула заказать чуть больше десертов. А вот контейнеры для упаковки навынос рискуют закончиться, но, к счастью, в подсобке я где-то видела пачку крафт-пакетиков для выпечки. Не идеальное решение, но хоть какое-то.

– А ты молодец, – говорит Игорь. – Не думал, что у тебя получится.

– Ты тоже молодец, – улыбаюсь я. – Спасибо, что согласился освоить новое меню.

– Попробовал бы я не освоить, – фыркает он. – Шеф сказал, без вариантов. Ты написала – я сделал.

– Шеф? – хмурюсь я.

– Ну да. Андрей у нас вроде как шеф теперь. Кофейня принадлежала его родителям, но занималась ей Мария Январовна. Потом все перешло к нему, и Январовна решила взять продолжительный отпуск. Потом, конечно, Лукин уедет учиться, и у нас снова наступит мир и порядок. Но пока мальчик учится управлять наследством, он – шеф.

– И он велел тебе слушаться меня?

– Ага.

– Почему?!

От неожиданности рука дергается, насыпая больше шоколадной крошки, чем требуется. Пока я решаю, бонус это или лучше переделать кофе, Игорь продолжает:

– Не сказал. Но это очевидно.

И как-то странно усмехается. Очень странно.

Но я не успеваю ответить – с очередным потоком посетителей заходит не кто иной, как Лукин. Игорь мгновенно умолкает и на всякий случай отходит в дальний угол, чтобы не попадаться лишний раз на глаза. Тем более что там ждет свой заказ симпатичная блондинка в только что купленной вязаной шапке с легкомысленным помпоном.

Я все же решаю, что двойная порция шоколада – это приятный бонус, и отдаю блондинке заказ. Она на него даже не смотрит, поглощенная рассказом Игоря о видах обжарки.

– Ты же болеешь, – напоминаю я, когда Лукин протискивается к стойке.

– И?

– Мог бы хоть маску надеть.

– Ага, чтобы все поняли, что я болею?

– Да. Я-то и так от тебя держусь подальше, а остальные чем виноваты?

– Сделай чай, а? И не нуди, – морщится Лукин.

Повезло Луковой Башке, что я чувствую себя виноватой, иначе заставила бы платить за чай. Но он действительно выглядит несчастным. С красными глазами и забитым носом, сидит, растрепанный, рассматривает столешницу. Вид отрешенный и несчастный.

– Шел бы ты в подсобку. Там хоть есть где полежать.

Не диван, конечно, но, если составить коробки и кинуть сверху куртку, вполне можно вздремнуть.

– И зачем пришел? Рита не дождалась, ушла.

Я ставлю перед ним большую кружку травяного чая с лимоном.

– Пей.

– Фу, – морщится он, сделав глоток. – Кисло.

– А ты домик не перепутал, Гензель? – ехидно интересуюсь я. – Пряничный и со сладостями – дальше по улице. У нас тут все по-взрослому. Слушай, я серьезно, не хочешь сидеть дома – иди в подсобку. Если после маркета половина посетителей сляжет с гриппом, к нам не будут заходить аж до весны. Давай-давай, иди уже!

Он бормочет что-то подозрительно похожее на «тыквам слово не давали», но послушно плетется в подсобку. Я вздыхаю. Самой бы что не подхватить.

Вот зачем он пришел? Позлить меня, не иначе. Ненавижу его. Нутром чую, что-нибудь испортит.

Впервые с того момента, как мы ввели новое меню, у меня заказывают фраппе. Пожалуй, в небольшой кофейне, явно не рассчитанной на активную ярмарку, действительно душно, и холодный кофе – не такая уж плохая идея. Пока я взбиваю кофе и выливаю его в стакан со льдом, щедро политым карамельным сиропом, за мной внимательно наблюдают несколько посетителей – и вскоре тоже заказывают себе такой же.

А когда эстафету подхватывает Игорь, одна из девчонок, пришедших на ярмарку, спрашивает меня:

– А можно с вами сфотографироваться?

Ей явно стоит это усилий: бедолага краснеет до самых кончиков ушей. На вид ей лет тринадцать, не больше. В руках – новогодняя кружка.

– Сфотографироваться? – переспрашиваю я. – А… зачем?

– Для блога. – Девочка краснеет еще больше. – Для поста.

Я просто не могу ей отказать. Если честно, я бы предпочла не светиться на фото в таком виде: всклокоченной, измученной, нервничающей. Но девчонка смотрит с такой надеждой, что я просто не могу ей отказать.

Игорь смотрит неодобрительно – у нас куча заказов и возле стойки образовалась небольшая очередь.

Краем глаза, делая селфи, я вижу, как из подсобки выбирается Лукин. Держа в руках зарядник, он направляется за стойку, чтобы положить телефон.

Раздается звон – одна из мастериц разбила кружку. Весь пол под ее столом залит кофе, и мне приходится, извинившись, бежать за шваброй. Кажется, словно мироздание издевается, подкидывая кучу мелких неприятностей буквально в одну минуту!

Недовольная толпа у стойки уже начинает нервничать. Игорь дымится, причем как от перегрузки, так и от злости. Поспешно убирая последствия мини-катастрофы, я мою руки, собираю обратно в хвост волосы, которые распустила ради фото и, пробираясь через очередь, встаю за стойку.

– Прошу прощения за задержку, слушаю вас.

– Хвойный раф, пожалуйста, – говорит девушка.

Пока я пробиваю напиток, она протягивает мне пятисотрублевую купюру.

– С вас сто пятьдесят рублей, – говорю я.

И, как учила Мария Январовна, беря деньги, добавляю:

– Ваши пятьсот.

Открываю кассу и замираю.

Она совершенно пуста.

Ничего! Никаких денег! Ни единой купюры!

Да, в наш век гораздо чаще платят картой, по QR-коду или переводом, но и наличные никто не отменял! Я точно помню, что лично клала в кассу деньги. Несколько компаний расплатились тысячными, одна девушка дала кучу сотенных бумажек, да что там – я сама, когда почувствовала, что от голода сводит желудок, перекинула несколько сотен из банки для чаевых в кассу, чтобы съесть маффин.

А теперь касса совершенно пуста.

– Игорь! – Я зову сменщика.

Потом спохватываюсь: клиентка ждет.

– Прошу прощения, у меня не будет сдачи. Можете оплатить по QR-коду? Или я могу перевести вам сдачу по номеру телефона. Устроит?

– Я разменяю, – отмахивается девушка и несется к одной из мастериц. – Все равно хотела взять пряников.

– Что такое? Ты чего такая бледная? – спрашивает сменщик.

– Где деньги?

– Какие деньги?

– Из кассы! Я лично клала сюда деньги! Ты же видел?

– Видел…

Он озадаченно чешет затылок, глядя на пустые лотки.

– А, собственно, и правда где?

Логика здесь простейшая. В последний раз я открывала кассу за пятнадцать минут до просьбы о селфи, и эти пятнадцать минут не отходила от стойки. Значит, когда я ушла фотографироваться, деньги были внутри.

Игорь был занят заказами и в сторону кассы даже не смотрел. Посторонний человек не откроет ее без ключа, а ключ я храню не в замочной скважине, а на куске скотча под столешницей – просто на всякий случай. Вытащить ключ и убрать – доведенное до автоматизма действие.

Кроме меня и Игоря за стойкой побывал только один человек. И ему крайне выгодно, чтобы сегодня «Магия кофе» осталась без значительной части выручки.

– Я его убью!

– Кого?

Игорь осекается.

– Ты же не думаешь, что это… нет, Аль! Ну не совсем же он…

– Побудь пару минут один.

Я стаскиваю фартук и, кипя от гнева, направляюсь к подсобке.

Лукин валяется на составленных в ряд стульях, сложив ноги на коробку. В ушах наушники, взгляд прикован к айфону. Он не видит, как я вхожу, и едва не падает от неожиданности, когда я со всей силы шлепаю его по ноге.

– Тыква, ты сдурела?!

– Это ты потерял берега! Ты вообще в зеркало на себя смотреть можешь?!

– Что с тобой опять случилось? Обнаружила, что вселенная не крутится вокруг тебя? Так я в этом не виноват, это мир так устроен.

– Лукин, ты пал ниже плинтуса. Я, конечно, не была о тебе высокого мнения. Но того, что ты опустишься до воровства, не ожидала!

– И что же я украл? – издевательски фыркает Андрей. – Только не говори, что твое сердечко, меня стошнит розовыми соплями.

– А то ты не знаешь! Красть – это ужас, Андрей. Если ты таким способом собираешься выиграть спор, то гордись! Опускаться до твоего уровня я точно не стану.

– У нас что-то украли?

Он довольно убедительно хмурится. Или это актерский талант, или…

– Я вообще-то все время был здесь, если ты не забыла.

– Только вот деньги из кассы пропали именно в тот момент, когда ты полез заряжать телефон. Кстати, что-то я не вижу его на зарядке. Нанотехнологии? Или просто повод зайти за стойку.

Андрей мрачнеет. Я осекаюсь на полуслове, вдруг поймав его взгляд, и чувствую, как по коже проходится мороз.

Это не он.

Я вижу по глазам. По горькому разочарованию и обиде, лишь на секунду сменившей холодную усмешку.

Несколько секунд Андрей просто смотрит. Так, словно видит впервые, словно, несмотря на обжигающую обоюдную ненависть, между нами только что рухнул последний мост.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, Лукин подхватывает куртку и уходит, задевая меня плечом. Удар слабый, но я все равно ощущаю себя так, словно только что попала под каток. Во всяком случае, с сердцем происходит именно это. Его как будто сжимают тиски, и я отчетливо начинаю понимать смысл выражения «камень на сердце».

– Аль? Ты дома? Как там твоя ярмарка?

Когда я не отзываюсь, ба заглядывает в комнату и озадаченно замирает на пороге.

– Что случилось? Что ты плачешь? Не пугай меня!

– Все нормально, ба, – вытираю я слезы. – Просто устала.

– Болит что-то? Температура? Кто обидел?

– Никто меня не обидел.

Я и сама лучше всех прочих умею себя обижать. И других. Если в итоге останусь одна, без друзей и родных, сама буду виновата. Чудом помирилась с Риткой, обвинила в воровстве Андрея. Что дальше? Начну писать гадости в соцсетях? Выкладывать в пабликах анонимные сплетни?

Бабушка не была бы собой, если бы просто сдалась. На несколько минут она исчезает – вешает шубу в шкаф, а потом проходит в комнату и садится напротив.

– Ну что стряслось? Кто тебя обидел? Опять Лукин постарался?

– На этот раз в роли Лукина я, – всхлипнув, отвечаю я. – Тяжело испытывать к себе отвращение.

– Даже так. – Бабушка качает головой. – Что натворила?

Мне стыдно. Впервые в жизни мне так стыдно, что тяжело говорить. Я и раньше стыдилась: плохих оценок, резких слов, глупых поступков. Но впервые мне противно самой от себя.

Но ба не отстанет. Пока не выпытает все подробности и не убедится, что мои беды – всего лишь преувеличенные проблемы подростка, она не оставит меня наедине с совестью. Слишком много бабушка повидала за время работы в школе. И уяснила: детские проблемы ничуть не уступают по серьезности взрослым. А иногда и превосходят, ведь мы уже научились чувствовать всем сердцем, а справляться с этим только предстоит.

– Обвинила Андрея в воровстве, – тихо признаюсь я.

Даже звучит отвратительно.

– Без оснований?

– Ну… да. Из кассы пропали деньги. Именно в тот момент, когда Андрей подошел туда под выдуманным предлогом. Я решила, что он это сделал, чтобы выиграть спор. Пошла скандалить и…

– И?

– Поняла, что он этого не делал. Просто почувствовала. Он так посмотрел… ужасно! Я никогда никого ни в чем не обвиняла. Не знаю, что на меня нашло. Вспомнила, как он сломал кофемашину, разозлилась…

– Он сломал кофемашину?

– Угу. Прямо перед буккроссингом.

– Ну и паршивец.

– Сегодня я его переплюнула. Он еще и заболел! Из-за меня, понимаешь? Из-за того, что дал мне куртку. Лежал в подсобке с температурой, а я…

Нервы окончательно сдают, я роняю голову на руки и реву с новой силой, хотя еще пару минут назад казалось, что слез не осталось.

– Ну что ж ты рыдаешь-то так, горе. Сглупила. Нельзя так. Хорошо, что сама поняла. Без доказательств – никаких обвинений. Там у кассы только Андрей был?

– Да… нет… не знаю! Со мной попросили сфоткаться, и…

Меня внезапно осеняет догадкой.

– Игорь был занят, делал кофе, там собралась целая толпа. Меня попросили сделать селфи. Наверное, отвлекли. А я, как дура, поверила, что маркет всем понравился.

– Ох, Алька, беда с вами, – вздыхает бабушка. – Ну что теперь плакать? Бог с ними, с деньгами. Много там хоть пропало?

– Четверть от выручки.

– Ну и наплюй. Урок тебе. Когда ты за кассой – не отвлекайся! Никаких селфи, автографов, надуманных предлогов. Убедилась, что сменщик принял кассу, – отходишь. Поняла?

Я киваю, пытаясь отдышаться, но от слез нос наглухо забит.

– А что теперь делать с Андреем?

– Да выпороть! – в сердцах фыркает бабушка. – За дурацкие споры и детские игры. Ему бы о поступлении думать, а не о том, кто лучше в бизнес играет.

– Он меня уволит, и будет прав. Спор – не оправдание, чтобы обвинять невиновных в воровстве. А если бы я подумала на кого-то другого? На Игоря? На Риту? На Кира?!

– Полагаю, если бы так случилось, то тебе удалось бы сдержаться.

Я поднимаю голову и удивленно смотрю на бабушку.

– Что ты имеешь в виду?

Но она явно не настроена давать пояснения.

– Вот что, Аля, ты уже взрослая. Если чувствуешь, что виновата, – пойди и извинись. Неприятно, самолюбие страдает. Может и не простить, обвинение обидное и серьезное. Но навык признавать ошибки и просить прощения тебе пригодится. Впрочем, настаивать не буду. Можешь сидеть и рыдать, оправдывать себя тем, что Андрей и без воровства не подарок…

– Неправда! – возмущенно восклицаю я. – То есть… он, конечно, идиот, хам, выскочка и мажор, настоящая Луковая Башка… Что ты улыбаешься? Что смешного, ба?!

– Беги, – бабушка поднимается, – извиняйся. Вон, захвати печенья, я тебе испекла. На сытый желудок, знаешь ли, мужчины становятся добрее.

Она тут же серьезнеет:

– Но чтобы к девяти была дома! Никаких докладов по биологии!

А теперь я знаю и ощущение, как камень падает с души.

Меня не надо уговаривать, я подскакиваю собираться. Наспех заплетаю волосы, натягиваю джинсы с толстовкой и выбегаю из подъезда в распахнутой настежь шубе, прижимая к груди контейнер с печеньем.

– Оденься, дурная! – вслед мне кричит бабушка, прежде чем захлопнуть дверь.

От моего дома до дома Лукина всего несколько остановок, и, на мое счастье, почти сразу, как я подхожу к остановке, подъезжает троллейбус.

Наверное, мне никогда еще не было так страшно в сознательном возрасте. Я, конечно, волновалась перед контрольными, иногда нервничала на работе, волновалась за бабушку, когда она болела. Но ни разу еще я не чувствовала такого глупого страха маленькой девочки, которая боится, что ее не простят.

Бабушка всегда прощала. Всегда учила, что даже самые обидные слова, сказанные в пылу ссоры близкому, можно взять назад. И тебя простят, обнимут, не перестанут любить.

Но семья – это одно, да даже на прощение друзей еще можно надеяться. А как извиниться перед тем, кого ненавидишь ты и кто не менее сильно ненавидит в ответ?

Стоя у порога его квартиры, я долго не решаюсь позвонить. Хочется развернуться и бежать, сделать вид, что ничего не было. Обиделся? Да плевать! У меня есть десятки поводов обидеться сильнее за все время издевательств в детстве.

Но я упрямо стою, пока, наконец, дрожащей рукой не касаюсь звонка.

Дверь открывает Мария Январовна. При виде меня она удивленно поднимает брови.

– Альбина? Ты что здесь делаешь? Что случилось?

– Здравствуйте, Мария Январовна, а Андрей дома? Я на минуту.

– Андрей болеет.

– Можно мне к нему на пару слов? Пожалуйста!

– Альбин, у него температура. Давай ты побережешься. Вдруг ковид? Опять всем классом пойдете на карантин. А у вас экзамены. И в кофейне Игорь один не справится.

– Ну пожалуйста-а-а! Мария Январовна! Мне очень-очень надо! Я болела ковидом, честно, у меня иммунитет! Два раза болела, совсем недавно, вы же помните!

Она с сомнением качает головой, но я почти победила. Когда надо, я могу быть убедительной.

– Мария Январовна, мне очень надо извиниться. Правда.

– Извиниться? Так Андрей сегодня такой мрачный, потому что вы снова поскандалили? Я уж думала, ему совсем плохо. Ладно. Пять минут, не больше! И если заболеешь – пеняй на себя.

– Спасибо!

Я несусь в комнату Лукина, едва не роняя по дороге печенье и даже не сняв шубу. А когда захожу в небольшую, но со вкусом обставленную спальню, обнаруживаю, что Андрей спит.

Когда он не язвит и не делает гадости, он даже красивый. Светлые волосы падают на лицо, ресницы чуть подрагивают. Одной рукой он мило обнимает подушку. Я стараюсь не смотреть на его обнаженную грудь, но это довольно сложно – посмотреть есть на что. Лукин – один из немногих отлично сложенных старшеклассников. В нем нет присущей нашему возрасту нескладности. Наверняка ходил в какую-нибудь дорогущую частную секцию.

Я вздрагиваю, когда он открывает глаза и смотрит прямо в упор.

– Тыква? Чего тебе?

– У меня есть имя вообще-то.

– Рад за тебя.

Стоп, Альбина, ты пришла извиниться, а не поругаться еще раз.

– Как ты себя чувствуешь?

– Пока ты не пришла, было ничего.

– Слушай… Я пришла попросить прощения. Я знаю, что это не ты взял деньги. Я вспылила и несправедливо обвинила тебя.

– И как же ты до этого дошла, Шерлок? Сняла отпечатки пальцев?

– Просто поняла. Догадалась. Одна из посетительниц специально меня отвлекла. Ее подружка забалтывала Игоря, а третья, наверное, взяла деньги. Прости, что подумала на тебя. Иногда мои эмоции берут верх над разумом, и я обижаю хороших людей.

– А, я уже хороший, – мрачно усмехается Лукин.

– Где-то в глубине души…

– Значит, мне повезло, что ты вспомнила девиц. Хорошо хоть, не вызвала полицию. Думаю, сидеть в отделении было бы грустнее, чем лежать в теплой постельке. А уж какая это честь – иметь судимость…

Я виновато опускаю голову, чувствуя, как слезы подкатывают к горлу. А ведь он прав. Я могла вызвать полицию, изложить им свои подозрения – и сломать ему жизнь. Вряд ли я бы так поступила, все-таки это и его кофейня. А может, по закону Андрей даже имеет право брать деньги из кассы в любой момент. Но сейчас логические доводы вылетели из головы.

– Прости, – выдыхаю я, чувствуя, как слезы все-таки проливаются на щеки. – Я не права. Я доработаю смены, пока вы не найдете нового бариста.

– Тыква, ты какого фига ревешь?! Ты… ты ненормальная! Хватит рыдать!

Одним движением он поднимается с постели и направляется ко мне. Я не знаю, что собирается сделать Андрей, зачем он тянет руки. Стараюсь не думать об объятиях, хотя какая-то часть меня была бы совсем не против. Но в тот момент, когда он касается моих плеч, открывается дверь.

– Куда?! – возмущенно интересуется Мария Январовна. – Я тебе дам! Андрей! Не маленький же, врач что сказал? Ни с кем не контактировать! Альбина допущена к тебе на пару минут. Альбина, ты зачем пришла?

– Извиниться…

– Извинилась?

– Да…

Мария Январовна смотрит на племянника.

– Простил?

Андрей тяжело вздыхает и морщится. Наверное, он действительно сильно болеет.

– Простил.

– Тогда нечего цеплять заразу. Шуруй домой, пока бабушка не разволновалась, темень такая!

– Да, я пойду. Я… выздоравливай.

Я разворачиваюсь к двери, потом спохватываюсь и сую в руки Андрею контейнер.

– Это тебе. Пока!

Щеки почему-то пылают, словно температура вовсе не у Лукина, а пальцы путаются в шнурках ботинок. Я копаюсь в коридоре так долго, что, кажется, никогда не уйду из этой квартиры. Мария Январовна выходит, чтобы проводить меня, и, когда наконец шнурки побеждены, вздыхает:

– Аль… ты меня тоже прости, пожалуйста.

Я замираю. Мало мне стрессов за сегодня!

– За что?

– За то, что отругала тебя, когда сломалась кофемашина. Ты извини, я просто расстроилась. Ты не виновата, ты молодец, что пытаешься заработать. Навалилось все сразу. Андрюша вот приехал. Он, конечно, мальчик сильный, умный, позитивный. Но все равно переживает, скучает. И я себе места не нахожу. Но я тебе очень благодарна, правда. И за кофейню, и за…

Мария Январовна как-то загадочно кивает в сторону комнаты Лукина, и я не до конца понимаю, что она имеет в виду. Но теперь мне вовсе не кажется, что наступил конец света. На душе легко и приятно.

– Я не обиделась, все в порядке. Спасибо, что разрешаете экспериментировать в «Магии кофе». Я ее очень люблю. Буду бережно относиться.

– Не сомневаюсь. Ну, беги. Напиши сообщение, как доберешься до дома. И давай не разболейся, а то скоро Новый год.

Она вдруг совершенно неожиданно мне подмигивает.

– И спор надо выиграть.

Я выхожу из подъезда прямо в снежную бурю. В детстве на Новый год я обожала ставить и разыгрывать сценки из сказок. Иногда брала свои любимые зимние истории (изображала то Герду в поисках Кая, то княжну Анастасию из диснеевского мультфильма), а иногда придумывала сама. Отважные принцессы спасали снежные королевства, веселились на балу девяти месяцев, творили чудеса и неизбежно встречали первую и единственную любовь.

Сейчас я словно героиня тех сказок.

Падающий снег искрится в мягком теплом свете фонарей. Вокруг меня нетронутые сугробы. На красивой снежной улочке ни одной живой души, и только укрытые зимой деревья напоминают купол сказочного дворца из декораций к фэнтези-фильму.

Я неспешно бреду к остановке, кружась вместе со снежинками, наслаждаясь ощущением грядущего праздника.

И почему-то чувствую себя особенно счастливой.