Грей и доктор Богард покинули больницу в Батон-Руж в половине одиннадцатого вечера. Глаза Грея ломило от нечеловеческой усталости, встряска, которую он пережил в этот день, будто парализовала его, ввергнув в глубокое оцепенение. Состояние Моники окончательно стабилизировалось, ей сделали операцию, и, когда они уезжали из больницы, она спала мирным сном, приняв дозу успокоительного. Едва они привезли ее в Батон-Руж, у нее произошла остановка сердца. Но врачам в клинике быстро удалось заставить его забиться вновь. Ей влили четыре порции крови до операции и две порции после. Специалист по сосудам поколдовал над ее изуродованными руками. Он сказал, что ничего особенно серьезного нет. Только вот на левом запястье были задеты несколько сухожилий, и, возможно, подвижность руки восстановится не полностью.
Но Грея волновало пока только то, что сестра осталась жива. Она проснулась вскоре после того, как ее перевели в отдельную палату, которую ей выхлопотал Грей. Увидев его перед собой, она сонным голосом пробормотала:
— Прости меня, Грей.
Он не знал, за что она просит прощения. За то, что пыталась убить себя, за то, что не умерла, или за то, что причинила своей выходкой столько беспокойства. Хотелось верить в первый вариант, ибо сама мысль о том, что она может повторить попытку самоубийства, была Грею невыносима.
— Я сяду за руль, — сказал доктор Богард, хлопнув его по плечу. — Ты паршиво выглядишь.
— И чувствую себя тоже паршиво, — пробормотал Грей. — Мне нужно влить в себя хорошую порцию кофе.
Он рад был уступить доку место за баранкой. Голова совершенно не работала, и садиться ему сейчас за руль было бы, пожалуй, небезопасно. И потом это была машина дока. Он не забыл о том, как по дороге в Батон-Руж его колени едва не упирались в подбородок, так, что трудно было дышать. Ощущение не из приятных.
— Это можно устроить. В нескольких кварталах отсюда есть «Макдональдс».
Согнувшись в три погибели, Грей втиснулся на сиденье, мысленно благодаря Бога за то, что салон хоть обит мягким материалом. Иначе к концу поездки его голени стали бы синюшного цвета, как у покойников.
Спустя четверть часа он уже держал в руках большую пластиковую чашку с кофе, из которой шел ароматный дымок, и смотрел в окно машины на то, как уплывают назад улицы Батон-Руж. Здесь прошли счастливые годы учебы в университете Луизианы. Будучи студентом, Грей облазил весь город вдоль и поперек. Отличаясь неукротимостью характера, жизненной энергией, бившей через край, и постоянной половой неудовлетворенностью, Грей жаждал приключений и получал их в избытке. Уж кто-кто, а креолы всегда умели развлекаться, и Батон-Руж предоставлял для этого все возможности. Четыре года пролетели как один миг.
Кажется, совсем недавно он вернулся домой, всего несколько месяцев назад, а между тем с тех пор будто прошла целая вечность и это было в какой-то другой жизни.
Этот кошмарный, нескончаемый день навсегда убил в нем жизнерадостного подростка, проведя четкую грань между детством и взрослой жизнью. До сегодняшнего утра Грей мужал постепенно, как и все юноши… Но когда настало это утро, на его плечи вдруг нежданно-негаданно обрушилась ответственность, с которой справиться по силам только взрослому мужчине. У Грея были широкие плечи, и он, поднатужившись, стал делать то, что было в его силах. Он чувствовал, что выйдет из всей этой переделки мрачным и жестким человеком, но если такова была цена за то, чтобы выжить, он рад был ее заплатить.
Грей знал, что дома его ждут новые проблемы. В подобных обстоятельствах, учитывая то, что случилось с Моникой, большинство матерей только насильно можно было бы отогнать от постелей своих детей. Но только не Ноэль. Он даже не смог дозваться ее по телефону. Вместо этого пришлось говорить с Ориан, которая сообщила, что Ноэль заперлась у себя в спальне и не выходит оттуда. Грей велел передать матери, что с Моникой будет все в порядке, зная, что Ориан придется кричать через запертую дверь.
По крайней мере можно было не бояться, что Ноэль совершит такую же глупость, как и Моника. Он хорошо знал свою мать: в ней было слишком много эгоизма, чтобы она могла причинить себе вред.
Несмотря на кофе, он заснул в машине и проснулся только тогда, когда доктор Богард подъехал к своей клинике. Грей только сейчас вспомнил о том, что не поднял верх у своего «корвета», когда привез сюда Монику, так как не мог в то время об этом думать. Значит, сиденья мокрые от росы. Пока он доедет домой, у него промокнет вся задница. Но это даже хорошо. По крайней мере, не заснет на дороге и не попадет в аварию.
— Ты сегодня сможешь заснуть? — спросил доктор Богард. — Я могу дать тебе снотворное, если хочешь.
Грей вяло усмехнулся.
— Какое снотворное? Мне бы по дороге домой не свалиться где-нибудь.
— В таком случае, может быть, тебе будет лучше переночевать здесь?
— Спасибо, док, но если мне понадобится помощь врачей, они, думаю, согласятся приехать ко мне домой.
— Ну, как знаешь. Будь осторожнее.
— Буду. — Грей влез в свою машину. Да, сиденье было мокрое и холодное. Его пробил легкий озноб.
Он не стал поднимать верх. Ветер бил ему прямо в лицо. Ночные запахи были чистые и свежие, не то что днем на солнце. Когда Прескот остался за спиной, его со всех сторон окружила тьма.
Впрочем, вскоре впереди показались огни придорожного кафе Джимми Джо. На гравийной стоянке было полно легковушек и пикапов, приветливо светила яркая неоновая вывеска, стены сотрясались от грохота включенной на полную мощь музыки. Когда Грей проезжал мимо кафе, со стоянки как раз выруливал пикап. Неожиданно он выскочил прямо перед «корветом».
Грей изо всех сил нажал на педаль тормоза. Машина замерла на месте. Пикап увернулся вправо, едва не перевернувшись. Фарами осветило лица тех, кто сидел в пикапе. Ребята весело заржали, а один, размахивая бутылкой пива, высунулся в окно и что-то прокричал Грею.
Грея будто сковал паралич. Он не слышал, что именно ему крикнули, но это было не важно. Важно было то, что в пикапе сидели Расс и Ники Девлин и машина ехала в том же направлении, куда и он.
Значит, эти мерзавцы еще не убрались. Они все еще торчат на его земле.
В нем стала медленно закипать холодная ярость. Он словно бы со стороны наблюдал за тем, как она начинает завладевать им, распространяясь снизу вверх и приводя в напряжение все тело. Наконец она ударила в мозг, мгновенно развеяв усталость и туман перед глазами. У него словно бы открылось второе дыхание, мысли стали холодными и расчетливыми.
Он развернулся и поехал обратно в Прескот. Шерифу Дизу не понравится, конечно, что его поднимут с постели в такой поздний час, но Грей, в конце концов, был Руярд, и шериф сделает все, что он попросит. А когда узнает, в чем, собственно, дело, еще и обрадуется. Ведь он не мог не понимать, что с удалением Девлинов преступность в округе снизится, по крайней мере, вдвое.
Фэйт не могла найти себе места весь день. У нее не было аппетита; ею владело предчувствие беды. Скотти, чувствуя ее настроение, постоянно испуганно хныкал и цеплялся за нее, мешаясь под ногами, когда она начала чисто машинально выполнять обычную работу по дому.
После утреннего визита Грея Фэйт, пребывая в состоянии некоего оцепенения, стала собирать вещи. Увидев это, Эмос отвесил ей увесистую затрещину и крикнул, чтобы она прекратила заниматься глупостями. Рини, возможно, решила немного развеяться, но она вернется, а старик Руярд не позволит своему паршивому недоноску лишить их крыши над головой.
Несмотря на подавленное настроение, Фэйт не могла про себя не удивиться тому, что папа назвал Ги стариком. Ведь сам он был на год старше Руярда.
Через некоторое время Эмос сел на свой грузовичок и уехал в поисках выпивки. Как только он скрылся из виду, Джоди юркнула в родительскую спальню и стала рыться в шкафу Рини.
Фэйт пошла следом за сестрой и изумленно наблюдала за тем, как Джоди выбрасывает содержимое шкафа на постель.
— Что ты делаешь?
— Маме это больше не потребуется, — беззаботно ответила та. — Ги купит ей все новое. Иначе она забрала бы все это с собой. А теперь и я кое-что поношу. — После этого она с обидой в голосе добавила:
— Она мне никогда не разрешала. — Джоди взяла узкое желтое платье с блестками по вороту, которое просто бесподобно смотрелось на Рини, идеально подходя к ее темно-каштановым волосам, но совершенно не гармонировало с морковного цвета кудряшками Джоди. — На той неделе у меня была свиданка с Лэйном Фостером и я хотела надеть это платье, но она не дала, — возмущенно проговорила Джоди. — Пришлось пойти в старом синем, а Лэйн его уже видел.
— Не забирай мамину одежду, — стала было возражать Фэйт. Глаза ее наполнились слезами. Джоди недоуменно посмотрела на нее.
— А почему? Эти платья все равно ей больше не нужны.
— Папа сказал, что она вернется.
Джоди расхохоталась.
— Папа сказал! Да твой папа не отличит дырку в земле от собственной задницы! Грей был прав. С чего это ей вдруг сюда возвращаться? Не-а… Даже если Ги струсит в последнюю минуту и прибежит обратно к этому своему айсбергу, на котором он женился, мама все равно успеет взять от него столько, что еще долго будет жить красиво.
— Тогда нам нужно уезжать отсюда, — проговорила Фэйт. Горькая слеза скатилась по щеке и остановилась в углу рта. — Надо идти собирать вещи.
Джоди ободряюще хлопнула ее по плечу.
— Господи, сестренка, какая же ты дурочка! Грей озверел, конечно, я согласна, но можешь быть покойна — ничего он нам не сделает. Ему просто нужно было на ком-то сорвать злость. Я думаю как-нибудь встретиться с ним и позаниматься тем, чем его папаша занимался с нашей мамой. — Она плотоядно облизала губы. — Мне всегда хотелось самой проверить, такой ли уж у него большой шест в штанах, как говорят.
Фэйт отшатнулась от нее, испытав сильнейший приступ ревности. Джоди была слишком глупа, чтобы догадаться о том, что она не в силах соблазнить Грея, но Фэйт все равно завидовала… Хотя бы тому, что сестра попытается. Она попробовала представить себе, как хорошо быть уверенной в том, что ты можешь подойти к мужчине, зная наверняка, что он найдет тебя привлекательной. Даже когда Грей отвергнет Джоди, та не обидится. Не обидится, потому что вокруг нее и так увивается много мужчин и мальчишек. А мечта о Грее станет только еще более притягательной.
Но Фэйт запомнила презрение, которое было в его глазах сегодня утром, когда он обвел медленным взглядом их убогую лачугу и ее обитателей. Запомнила и тот жуткий стыд, который испытала в ту минуту. Ей захотелось сказать громко: «Я не такая». Хотелось, чтобы он посмотрел на нее с восхищением. Но Фэйт понимала, что в его глазах она именно «такая», потому что жила в этой конуре.
Что-то счастливо напевая, Джоди схватила яркие наряды Рини в охапку и отнесла в их комнатку в пристройке, чтобы все примерить и ушить декольте, ибо грудь Рини была больше.
Давясь слезами, Фэйт взяла Скотти за руку и увела его на двор играть. Она опустилась на пенек и закрыла лицо руками, а он начал возиться на земле со своими маленькими игрушечными машинками. Обычно он мог сидеть в этой грязи целый день, но сегодня уже через час подошел к ней и, свернувшись калачиком у нее в ногах, почти сразу же заснул. Она гладила его по волосам, со страхом видя, как посинели у него губы.
Фэйт сидела на пне, раскачиваясь из стороны в сторону и несчастными глазами глядя в пустоту прямо перед собой. Мама сбежала, Скотти умирает. Кто знает, сколько он еще протянет, но она чувствовала, что вряд ли больше года. До сих пор все в их жизни было плохо, но, по крайней мере, была уверенность в завтрашнем дне, в том, что он пройдет так же серо, как и все предыдущие. Теперь же исчезла и эта убогая уверенность, и Фэйт была охвачена ужасом. Она привыкла к выходкам пьяного отца и братьев и не жаловалась, но теперь… Что будет теперь? Она чувствовала себя совершенно беспомощной.
Ее охватила ненависть. «Будь ты проклята, мама! — подумала она с яростью. — Будь ты проклят, Ги Руярд!» Они думали только о себе, наплевав на собственные семьи и на последствия, какие должен был неизбежно вызвать их побег.
Она уже давно перестала ощущать себя ребенком. С ранних лет на нее была возложена ответственность взрослого человека. И эта вынужденная зрелость навсегда отпечаталась в ее глазах. Но теперь Фэйт отчаянно переживала за свой недостаточный возраст. Она слишком молода для того, чтобы жить самостоятельно. Она не может забрать Скотти и уйти из дома, потому что никто не возьмет ее на работу и они просто не прокормятся вдвоем. Закон не разрешит ей не то что взять Скотти, но даже жить одной. Мысль о том, что вся ее жизнь зависит от прихоти взрослых, приводила в отчаяние.
Она не может даже сбежать из дома, потому что не на кого оставить Скотти. О нем никто не будет заботиться. Фэйт была так же беспомощна, как младенец. Выхода не было, кроме как оставить все как есть.
Она сидела на пеньке, а время шло. Фэйт была слишком подавлена, чтобы подняться, войти в дом и приняться за обычную домашнюю работу. У нее было ощущение, что она лежит на доске гильотины и лезвие вот-вот должно обрушиться на нее сверху. День клонился к вечеру, а внутреннее напряжение в ней все возрастало, и нервы будто кто-то медленно наматывал себе на кулак… Скотти уже проснулся и играл у нее в ногах, словно боялся отойти хотя бы на шаг.
Но вечер наступил, а лезвие не упало. Скотти проголодался и тянул ее за руку в дом. Фэйт нехотя поднялась с пенька и повела его внутрь. Расс и Ники как раз собрались уехать на свою очередную гулянку. Джоди надела желтое мамино платье и тоже ушла.
«Может, Джоди была права», — подумала Фэйт.
Может, Грей всего лишь выпускал пар и всерьез не имел в виду то, о чем говорил. Может, Ги связался сегодня днем со своей семьей и как-то разрядил обстановку. Он мог даже передумать и вернуться домой, отказавшись от Рини. Все возможно.
Но в любом случае глупо ждать, что Рини вернется. А без нее, даже если Ги покается перед семьей за свой побег, не было никакого смысла держать их на земле Руярдов дольше. Конечно, дом их — убогая лачуга, но все же крыша над головой. К тому же бесплатная. Нет, надеяться на что-то бесполезно. Так или иначе, если не сейчас, так в скором времени им все равно придется убраться отсюда.
Фэйт знала своего отца и понимала, что он добровольно не сдвинется с места и будет держаться за их конуру до последнего.
Она накормила Скотти ужином, искупала и уложила в кровать. Второй вечер подряд у нее выдалось несколько свободных спокойных часов. Быстро приняв душ, она переоделась, легла и достала из-под матраса свою драгоценную книгу. Увы, сосредоточиться на чтении ей не удалось. Кошмарная сцена, разыгравшаяся у них дома утром, вновь и вновь живо вставала перед глазами, словно кинопленка, которую кто-то без конца крутил в проекторе. Снова и снова перед ее мысленным взором возникало лицо Грея с выражением крайнего презрения. От нестерпимой боли теснило грудь. Повернувшись на живот, она уткнулась лицом в подушку, борясь со слезами. Она так его любила, а он ее презирал. Презирал только за то, что она носила фамилию Девлин.
Последнюю ночь Фэйт провела почти без сна, а прошедший день со всеми его душевными травмами совершенно вымотал ее, поэтому она вскоре задремала. Спала она всегда чутко, как кошка, вот и сегодня просыпалась каждый раз, когда кто-то из членов семьи вваливался в дом с ночной гулянки. Первым пришел отец. Он, разумеется, был пьян, но сегодня, по крайней мере, не стал поднимать крика из-за ужина, который все равно не стал бы есть. Фэйт прислушивалась к тому, как он, шатаясь и спотыкаясь, добрел до своей спальни и рухнул на постель. Спустя минуту по дому уже стал разноситься его раскатистый храп.
Джоди вернулась около одиннадцати. Она пребывала в самом дурном расположении духа. Очевидно, свидание прошло не так, как задумывалось. Фэйт лежала тихо на своем месте и ни о чем не расспрашивала сестру. Джоди сняла с себя желтое платье, скомкала его и зашвырнула в угол. После чего легла на свою раскладушку и сразу же повернулась лицом к стене.
Сегодня все что-то вернулись довольно рано. Вскоре после Джоди приехали и братья. Они, как всегда, во весь голос ржали и вообще своим появлением подняли большой шум. Скотти проснулся, но Фэйт не стала подниматься, и скоро все утихло само собой.
Итак, все были дома. Все… кроме мамы. На глаза Фэйт вновь навернулись горькие слезы. Она утерла их углом тонкого одеяла и вскоре снова уснула.
Страшный треск заставил ее вскочить и выпрямиться на раскладушке в ужасе и растерянности. В глаза брызнул ослепляющий яркий свет, и в следующее мгновение чья-то грубая рука схватила ее за шиворот и стащила с постели. Фэйт взвизгнула и попыталась освободиться. Ей это не удалось. Тогда она изо всех сил уперлась ногами в пол, но и это не помогло. С ней обращались так, как будто она весила не больше игрушечного плюшевого мишки. Ее в буквальном смысле выволокли из их убогой лачуги. Среди всего этого ужаса до нее доносился дикий плач Скотти. Папа и братья отчаянно ругались и орали, Джоди громко рыдала.
Двор был залит светом от фар патрульных полицейских машин, расположившихся полукругом перед его фасадом. Глаза Фэйт не сразу привыкли к яркому освещению, но ей показалось, что во дворе очень много людей. Все что-то энергично делали, суетились. Человек, который схватил ее, распахнул дверь-сетку и пинком вышвырнул ее из дома. Споткнувшись на шатких ступеньках крыльца, Фэйт упала лицом вперед прямо в грязь, подол ночной рубашки высоко задрался. Во время падения она сильно оцарапала себе колени и ладони, заработала себе ссадину на лбу.
— Вот, — крикнули у нее за спиной, — берите пацана. С этими словами с крыльца грубо вытолкнули Скотти, который приземлился рядом с Фэйт. Бедняжка был охвачен истерикой, его круглые голубые глазенки были полны ужаса. Фэйт села на земле, одернула подол ночной рубашки и крепко прижала к себе малыша.
В воздухе над ее головой что-то мелькало, вокруг все гремело и трещало. Это из дома выкидывали их вещи. Она увидела Эмоса, которого пытались выпихнуть с крыльца двое мужчин в коричневой форме. «Помощники шерифа, — подумала Фэйт, глядя на них словно зачарованная. — Что они здесь делают? Может, па или ребята что-то украли?» Отец отчаянно упирался, держась руками за косяк двери. Один из помощников шерифа ударил его по пальцам тупым концом металлического фонаря. Эмос страшно взвыл и перестал цепляться за дверь. Его пинком выкинули во двор.
Вслед за ним из дверей вылетел стул. Фэйт успела увернуться. Стул ударился о землю как раз в том месте, где она со Скотти была секунду назад, расколовшись на мелкие щепы. Скотти ухватился своими ручонками за ее шею и своей тяжестью тянул вниз. Поднатужившись, она почти на четвереньках сумела отползти за отцовский старый грузовичок, где привалилась спиной к переднему колесу.
Ничего не соображая, она с ужасом смотрела на разворачивавшуюся на ее глазах кошмарную сцену, пытаясь хоть что-то понять. Из окон вылетали их вещи, одежда, кастрюли и тарелки. Посуда в доме была пластмассовая, поэтому она приземлялась с диким грохотом. Кто-то подошел к самому окну и вытряхнул на землю ящик буфета со столовыми приборами. Вилки и ложки из дешевой нержавейки заблестели в лучах яркого света.
— Надо вымести оттуда все, — услышала она вдруг чей-то густой, сочный голос. — Я хочу, чтобы внутри ничего не осталось.
Грей!
Она мгновенно узнала любимый голос, звук которого поверг ее в оцепенение. Она замерла в том положении, в каком была: сидя в грязи у отцовского грузовика с цеплявшимся за нее Скотти. Повернувшись на звук голоса, она быстро нашла самого Грея. Он стоял рядом с шерифом в гордой позе, скрестив руки на груди и немигающими глазами глядя на то, что происходило вокруг него.
— Ты не имеешь никакого права! — взревел Эмос, пытаясь ухватить Грея за руку. Но тот стряхнул его с себя без видимых усилий, словно докучливую собачонку. — Ты не имеешь права выкидывать нас на улицу среди ночи! А как же мои дети, мой несчастный и больной младший сын? Беспомощное дитя! Или у тебя совсем нет сердца?!
— Когда я говорил, чтобы вы убрались отсюда до наступления вечера, я не шутил, — рявкнул в ответ Грей. — Забирай все, что ты хочешь взять с собой. И побыстрее, потому что через час я подожгу все, что останется.
— Мои вещи! — вдруг дико взвизгнула Джоди, выскочив из своего укрытия между двумя машинами.
Она стала метаться по двору, посреди общего разгрома, поднимая с земли одежду. Она тут же швыряла обратно все, что принадлежало не ей, а свои платья перекидывала через плечо.
Фэйт с трудом поднялась на ноги. Скотти тянул ее вниз, но отчаяние придало девушке сил. Их жалкие пожитки, возможно, ничего не стоили в глазах Грея, но это была вся их собственность. Ей удалось расцепить ручонки Скотти, нагнуться, схватить в охапку какой-то комок одежды и бросить его в кузов отцовского грузовика. Она не разбиралась в ту минуту, что кому принадлежало, это было не важно. Надо было спасать все подряд.
Скотти прицепился к ее ноге, как клещ, и повис на ней, не желая отпускать. Волоча его за собой, Фэйт дотянулась до Эмоса, схватила его за руку и, тряхнув, крикнула:
— Не стой столбом! Помоги собрать вещи в грузовик! — Он грубо оттолкнул ее, и Фэйт полетела на землю.
— Не вздумай учить меня, глупая сучка!
Фэйт вновь поднялась на ноги, не обращая внимания на новые ссадины и синяки. Братья в тот вечер напились еще пуще отца. Они бесцельно шатались по двору и ругались на чем свет стоит. Помощники шерифа к тому времени уже выкинули из дома все, что только можно было выкинуть, и теперь стояли около своих машин, молча наблюдая за представлением.
— Джоди, помоги же! — Фэйт ухватила сестру за руку в тот момент, когда та пробегала мимо. Джоди рыдала, поскольку все никак не могла найти каких-то своих вещей. — Хватай все, что попадется под руку! Так ты и свое найдешь!
Только этот аргумент и подействовал на нее.
Обе девушки стали бегать перед домом, собирая с земли все, что могли поднять. Еще никогда Фэйт не работала с такой энергией, с таким остервенением. Она металась по двору настолько быстро, что Скотти не успевал за ней. Он ходил за ней из стороны в сторону и пытался уцепиться за нее маленькими пухлыми ручонками всякий раз, когда она пробегала мимо достаточно близко.
Все мысли смешались в голове Фэйт. У нее не было времени думать. Она бегала и собирала, бегала и собирала. Порезалась об острый край разбитой чашки и даже не заметила. Ее остановил один из помощников шерифа и, протянув свой носовой платок, пробурчал:
— Эй, у тебя кровь идет.
Она машинально поблагодарила его и тут же забыла об этом.
Фэйт была слишком невинна и слишком сбита с толку кошмаром последних минут, чтобы понять, что яркий свет фар патрульных машин высвечивает под полупрозрачной ночной рубашкой каждый изгиб ее стройного тела, четко очерчивая начавшие оформляться бедра и высокие юные груди. За каждой вещью приходилось нагибаться, и перемены в позах высвечивали все новые детали ее фигуры. В какой-то момент ткань ночной рубашки натянулась, и в вырезе на груди показался маленький темный кружок соска, в другой раз подол задрался, едва не обнажив ягодицы. Ей было только четырнадцать, но в лучах яркого искусственного света, высвечивавшего ее под разными углами и подчеркивавшего то копну длинных густых темно-каштановых волос, то изгиб тела, то высокие скулы, возраст не имел значения.
Сейчас ее сходство с Рини Девлин, одно появление которой вызывало у мужчин прилив возбуждения, стало еще более очевидным. Чувственность была настолько развита в Рини, что сама она притягивала к себе мужчин, словно яркая неоновая вывеска мотылей. И сейчас все, наблюдая за Фэйт, видели в ней не ее, а ее мать.
Грей стоял и молча смотрел на то, что происходило прямо перед его глазами. Ярость не ушла, а все еще тлела в груди. Чувство брезгливого отвращения овладело им при виде Девлинов-мужчин, отца и сыновей, которые шатались по двору, отчаянно ругаясь и выкрикивая дикие полупьяные угрозы. Но здесь были шериф и его помощники, и их присутствие отрезвляло пьянчуг, так что Грей не обращал на их выкрики внимания. Правда, он едва не сорвался, когда Эмос грубо отпихнул от себя младшую дочь. Кулаки его сжались, но он сдержался, увидев, что Фэйт быстро поднялась на ноги и, кажется, не пострадала.
Сестры бегали по двору, героически спасая все самое необходимое, а отец и братья Девлины орали на них, обзывая дурами. Они даже отнимали у девушек вещи и бросали их обратно на землю, громко заявляя, что никто не заставит их уехать отсюда, из их дома, и что нечего попусту тратить время на эту беготню, так как они, мол, все равно останутся здесь. Старшая дочь Джоди умоляла их помочь, но ее мольбы тонули в их пьяной ругани.
Младшая сестра не тратила времени на попытки образумить отца и братьев. Она молча металась по двору, пытаясь навести хоть какой-то порядок в том хаосе, который ее окружал. И при этом еще уворачиваясь от маленького братишки, который с плачем тянулся к ней своими ручонками. Помимо своей воли Грей стал выискивать ее взглядом всякий раз, когда она хоть на мгновение пропадала из поля его зрения. И опять же против воли он залюбовался изящными, удивительно женственными линиями ее фигуры под почти прозрачной ночной рубашкой. Одно то, что она делала все молча, привлекало к ней всеобщее внимание. Грей бросил взгляд по сторонам и неожиданно понял, что помощники шерифа и сам шериф тоже, затаив дыхание, смотрят на нее.
Несмотря на юные годы, в ней была какая-то странная зрелость. В неверном свете автомобильных фар она вдруг показалась ему Рини Девлин. Шлюха украла у него отца, довела мать до состояния душевного оцепенения, из-за нее сестра едва не лишила себя жизни, и вот она снова появилась… Соблазняет уже его.
Джоди, старшая дочь Девлинов, отличалась более пышными формами, но это была дешевка. Крикливая дешевка. Фэйт — другое дело. Ее длинные темно-каштановые волосы изящными локонами распадались по жемчужно-белым плечам, прикрытым только тонкими тесемками ночной рубашки. Она выглядела старше своих лет. С ней будто произошло какое-то удивительное превращение. Она перевоплотилась в свою мать. Ее бесшумные метания по двору напоминали некий эротический танец.
Грей почувствовал, что невольно начинает возбуждаться. В ту минуту он сам себя ненавидел. Оглянувшись на помощников шерифов, он увидел в их глазах то же самое. Им было стыдно за свои плотские мысли, обращенные на эту девочку.
Боже мой, оказывается, он ничем не лучше своего папаши! Стоит только женщине из рода Девлинов появиться поблизости, как он тут же, как и Ги, превращается в голодного самца периода брачных игр. Моника сегодня еле выжила после попытки самоубийства, предпринятой именно из-за Рини Девлин, а вот он сейчас смотрит на дочку Рини и ничего не может поделать со своим возбуждением.
Она пошла к нему, держа в руках охапку вещей. Нет, не к нему, к грузовику, который стоял позади него. Ее зеленые кошачьи глаза скользнули по нему с неопределенным, закрытым выражением. Кровь оглушительно застучала у него в висках. Этот взгляд вывел его из себя. Он мгновенно вспомнил обо всех кошмарных событиях этого дня, и ему захотелось, чтобы все Девлины ощутили боль, сравнимую с той, которую пришлось сегодня испытать ему.
— Ты — дрянь, — хрипло проговорил он, когда девушка поравнялась с ним. Она остановилась на месте как вкопанная. Умалишенный малыш, воспользовавшись этим, вновь прилепился к ее ноге. Она не подняла глаза на Грея, а только смотрела в пустоту прямо перед собой. Это разозлило его еще больше. — Вся твоя семейка — дрянь. Твоя мать шлюха, а отец вор и пьяница. Вон из этого округа! И чтобы ноги вашей больше здесь не было! Глава 6
Спустя двенадцать лет Фэйт Девлин Харди вернулась в Прескот, штат Луизиана.
Из Батон-Руж она выехала, движимая во многом любопытством, отказываясь признаваться себе в истинных причинах своего возвращения. Дорога не вызывала в ее душе никаких воспоминаний, ибо в те времена, когда они жили в Пресноте, Фэйт редко выезжала за пределы маленького городка.
Но когда она проехала дорожный знак, за которым уже начинался Прескот, когда появились первые дома, улицы, когда сосновые леса уступили место бензоколонкам и магазинам, она почувствовала, как начинает волноваться. Волнение еще больше усилилось, когда впереди показались главная городская площадь и красное кирпичное здание городской администрации. Именно таким оно запечатлелось в ее памяти. На площади по-прежнему было много припаркованных машин, скамейки в сквере по-прежнему стояли напротив одна другой. В летнее время на них собирались старики, укрываясь от зноя в густой тени громадных дубов.
Впрочем, кое-какие изменения бросились в глаза. Некоторые здание обновили, кое-какие старые постройки снесли. В углах площади теперь красовались клумбы, разбитые, конечно же, деятельными членами местного женского клуба. Анютины глазки приветливо улыбались прохожим.
Но в основном все осталось прежним. А незначительные перемены лишь подчеркивали то, что было здесь двенадцать лет назад. От полноты нахлынувших чувств Фэйт стало трудно дышать, в руках началась мелкая дрожь. Невыразимое ощущение тепла окутало ее.
«Вот я и дома».
Осознание это пришло к ней настолько неожиданно и резко, что она даже вынуждена была остановить машину, въехав на стоянку перед зданием городской администрации. Сердце бешено колотилось в груди, Фэйт старалась восстановить сбившееся дыхание. Она не предполагала, что вид города детства так отзовется в ее душе, не ожидала, что так живо дадут знать о себе корни, которые она обрезала двенадцать лет назад. Это было для нее настоящим потрясением. И притом радостным потрясением. Она приехала сюда из чистого любопытства, желая узнать, что случилось после того, как Девлинов насильно вышвырнули из города и из округа, но всколыхнувшее ее до глубины души ощущение возвращения домой отодвинуло любопытство на второй план.
Фэйт попыталась отделаться от наваждения. «Этот город не может быть моим домом. Даже когда я жила здесь, я никогда не чувствовала себя дома. Нас всех здесь только до поры до времени терпели. Стоило мне войти в магазин, все равно в какой, как продавцы начинали следить за каждым моим движением, ибо всем в городе было известно, что Девлины, не задумываясь, стащут все, что плохо лежит. Ничего себе дом!»
Но эти внутренние попытки отрицать очевидное не дали результатов. Инстинкт и сердце подсказывали ей, что она вернулась домой. Здесь были совершенно неповторимые, волшебные запахи, которых больше нигде на земле не встретишь. Богатые, красочные запахи, которые отпечатались в ее памяти еще с рождения. Каждой клеточкой своего организма она ощущала: вот моя родина, вот мой дом. Она родилась здесь, выросла. Воспоминания о Прескоте в большинстве своем были горькими, но, тем не менее, они нашли отклик в ее душе, о возможности которого еще вчера она даже не подозревала. Нахлынувшие на нее чувства были непрошеными — она не звала их, не хотела испытывать. Ей хотелось только утолить свое любопытство, чтобы раз и навсегда разобраться со своим прошлым, забыть о нем и начать строить новую жизнь.
Нелегко далось ей возвращение домой. Слова Грея Руярда до сих пор раздавались у нее в ушах, как будто он произнес их только вчера, а не двенадцать лет назад. Порой она могла несколько дней кряду не думать, не вспоминать о нем, но боль всегда жила в ней, затаившись в самых дальних тайниках души. Эта боль была постоянным спутником Фэйт все эти годы. Возвращение в Прескот вызвало к жизни воспоминания; она снова услышала его голос: «Ты — дрянь!»
Фэйт глубоко, прерывисто вздохнула, впустив в легкие свежий зеленый аромат, неразрывно связанный с воспоминаниями из детства. Взяв себя в руки и более или менее успокоившись, она еще раз окинула взглядом городскую площадь, словно привыкая к тем местам, которые когда-то знала, как свои пять пальцев.
Кое-какие деловые здания за эти годы заметно принарядились. Фасад хозяйственного магазина теперь был облицован кедром и камнем. Ступеньки крыльца вели к массивным двустворчатым дверям. На том месте, где раньше была маслобойня, сейчас стоял «Макдональдс». Выделялось здание нового банка. Фэйт готова была поклясться, что он принадлежал Руярдам.
Прохожие с любопытством косились в ее сторону. В маленьком городке новый человек всегда привлекает к себе внимание. Но никто не узнал ее. Еще бы! Она и не ждала этого. За двенадцать лет она из девочки превратилась в женщину. Из совершенно беспомощного и беззащитного существа — в уверенного в себе делового человека. Переступила черту между нищетой и процветанием. В своем сшитом на заказ деловом костюме кремового цвета и сложной прической темно-каштановых волос, в темных солнцезащитных очках она ничем не напоминала Рини Девлин.
«Какая ирония судьбы, — подумала Фэйт, вспомнив о матери. — Ее можно было обвинять во всех грехах, но никак не в том, что нас вышвырнули тогда из города».
Рини Девлин на самом деле никуда не сбегала вместе с Ги Руярдом.
Во многом именно желание узнать, куда тогда подавался Ги, привело Фэйт после стольких лет в Прескот. Может, он подцепил в ту ночь новую женщину и объявился дома через день-два, ужаснувшись тому шуму, который был из-за него поднят? Или устроил себе небольшой запой? Или играл в покер? Фэйт очень хотелось узнать, хотелось посмотреть ему в глаза и сказать, во что им всем обошлась его безответственность.
Невидящим взглядом она смотрела на здание городской администрации, отдавшись нахлынувшим на нее воспоминаниям. Та страшная ночь положила конец существованию их семьи. Будучи вышвырнутыми из собственного дома, они приехали в Батон-Руж и заночевали в своих машинах. Эмос спал один в своем грузовичке, Расс и Ники в своем пикапчике, а Джоди в своей старой развалюхе. Потеснившись, она дала место и Фэйт со Скотти, который заснул у сестры на коленях.
Мысленно оглядываясь назад, она вспоминала те дни со стыдом и ужасом. Некоторые сцены настолько крепко засели у нее в памяти, что и сейчас вставали, как живые. Ослепляющий свет фар патрульных машин. Мгновение почти суеверного ужаса, когда она почувствовала, как кто-то вытаскивает ее из постели среди ночи. Потом ее вышвырнули из дома, и она упала лицом в грязь во дворе. Истеричный плач Скотти. Порой ей даже казалось, что она до сих пор физически чувствует, как малыш цепляется за нее своими ручонками, мешается под ногами. Но самое яркое воспоминание было о неподвижном взгляде, которым Грей уставился на нее. Это был парализующий взгляд. Взгляд, исполненный презрения.
Она помнила, как отчаянно пыталась спасти их жалкие пожитки. Как они потом долго, будто целую вечность, ехали по ночной дороге, ведущей из Прескота. Тогда каждая минута, казалось, растянулась на часы. Насколько Фэйт помнила, она в первый раз заснула только в Батон-Руж, а до этого сидела неподвижно в машине и глазами, обожженными горькими слезами, смотрела в черную пустоту, прижимая к себе теплое тельце свернувшегося калачиком у нее на коленях Скотти.
Вскоре после рассвета полицейский прогнал их с городской стоянки, на которой они провели ночь, и маленький убогий караван продолжил свой путь. Следующая остановка была только в Бомонте, штат Техас. Эмос снял комнату в мотеле в самой занюханной части города, и они все вшестером въехали в нее. По крайней мере, у них вновь появилась крыша над головой.
Спустя неделю, проснувшись утром, они обнаружили, что Эмоса нет. Он покинул их так же, как и Рини. Но в отличие от нее он захватил свои вещи. Расс и Ники утешились лишь тем, что на последние монеты купили пива и как следует напились. Вскоре после этого исчез и Расс.
Ники пытался что-то сделать. Надо отдать ему должное: он пытался. В восемнадцать лет на паренька свалилась ответственность за двух младших сестер и младшего больного брата. Он брался за любую работу. Джоди тоже помогала, подрабатывая официанткой в местных забегаловках, но денег все равно не хватало. Вскоре к ним нагрянули социальные работники и на Джоди, Фэйт и Скотти оформили государственную опеку. Ники слабо пытался что-то возражать, но Фэйт видела, что у него как гора с плеч свалилась. Больше она его не видела.
Усыновление не было для них выходом. Джоди и Фэйт были уже взрослые, а Скотти брать к себе никто не хотел. Надежда была на то, что они все трое окажутся в одном воспитательном доме, где Фэйт смогла бы по-прежнему заботиться о Скотти. Надежды оправдались лишь наполовину. Джоди забрали в один дом, а Фэйт и Скотти — в другой. Вся забота о младшем брате легла на ее худенькие плечи, но Фэйт было не привыкать. Она возилась с ним с самого дня его рождения, так что это не было ей в тягость. Таково было условие, на котором они могли остаться вместе, и Фэйт не жаловалась.
Джоди поменяла несколько воспитательных домов, ни в одном не задерживаясь надолго. Фэйт же считала, что ей здорово повезло. У Грэшэмов не так много чего было, но они готовы были делиться всем со своими воспитанниками. Впервые в жизни Фэйт увидела, как живут нормальные люди, и стала впитывать этот новый незнакомый доселе образ жизни, как губка. Ей было невыразимо приятно приходить из школы в чистый дом и вдыхать ароматы готовящегося ужина. Одевалась она недорого, но всегда аккуратно и модно, насколько это могли себе позволить Грэшэмы на те деньги, которые государство выделяло на ее воспитание. В школе никто больше не называл ее «дрянью Девлин». Она узнала, каково это — жить в доме, где взрослые любят и уважают друг друга.
Скотти стал у Грэшэмов любимцем. Они его всячески баловали, накупили ему игрушек. Увы, очень скоро состояние его здоровья резко ухудшилось. Фэйт оставалось только радоваться тому, что последние дни его жизни прошли достойно. Какое-то время он был просто счастлив. Особенно на Рождество, которое было первым в их жизни Рождеством без мамы… Он сидел часами на одном месте и зачарованно смотрел на искрящуюся огнями новогоднюю елку. Играть он уже почти не мог — быстро уставал. Он умер в январе. Тихо отошел во сне. Фэйт чувствовала, что развязка близка, и последние ночи дежурила около его кроватки. Однажды что-то, возможно, перемена в его дыхании, заставило ее проснуться. Она взяла в свои руки его маленькую пухлую ручонку и уже не выпускала ее. Дыхание его становилось все более редким и поверхностным. Наконец оно исчезло совсем. Она держала его руку до тех пор, пока она не окоченела, и только после этого разбудила Грэшэмов.
Она провела с этими добрыми людьми почти четыре года. Джоди к тому времени окончила школу и, сразу же выскочив замуж, уехала навстречу манящим ярким огням в Хьюстон. Фэйт осталась совершенно одна, всех ее родственников судьба разметала в разные стороны. Тогда она все внимание сосредоточила на учебе. Мальчишки приставали к ней, наперебой назначая свидания, но у нее не было на это времени. К тому же она еще не пришла в себя от душевных травм, вызванных страшными переменами в ее жизни, и не была расположена к беззаботному школьному флирту. Грэшэмы научили ее ценить стабильность и нормальное течение в жизни. И для себя Фэйт хотела того же. Она решила возродить свою жизнь из пепла и руин. Стала много заниматься. Успех не заставил себя ждать: она добилась права произнести речь на выпускном вечере и получила стипендию в небольшом колледже. Расставаться с Грэшэмами было нелегко, но государство больше не давало на нее денег, и ей пришлось жить одной. Она работала в двух местах и училась. Было трудно, но Фэйт не жаловалась. Всю свою жизнь ей приходилось много работать.
В колледже она влюбилась в студента-выпускника Кайла Харди. Они встречались полгода, а через неделю после своего выпуска Фэйт вышла за него замуж. Первое время у нее кружилась голова от счастья. Она была уверена, что все ее мечты воплотились в жизнь. Но рай длился недолго. К тому времени Фэйт уже нарисовала перед своим мысленным взором картину своей жизни. У них будет маленькая, уютная квартирка, и они станут откладывать деньги на будущее. Другими словами, на детей, на хороший дом и две машины. Не вышло. Несмотря на то, что работа, на которую устроился Кайл, требовала ответственного к себе подхода, он продолжал жить беззаботной жизнью студента. И это стоило ему жизни. Однажды ночью, возвращаясь из бара, он не справился с управлением, и его машина вылетела с моста. В этой автокатастрофе был виноват он один, а во время вскрытия обнаружилось, что количество алкоголя у него в крови больше чем вдвое превышало допустимую для водителей норму.
В двадцать два Фэйт вновь осталась одна. Относив по мужу траур, она принялась заново отстраивать свою жизнь. Фэйт окончила колледж по специальности «деловое управление»и получила страховку за Кайла. Переехала в Даллас и стала работать в небольшом туристическом агентстве. Спустя два года она стала там хозяйкой. Агентство уже открыло свой филиал в Хьюстоне. Через некоторое время Фэйт, пойдя на риск, вложила деньги в открытие второго отделения. На этот раз в Новом Орлеане. К счастью, риск полностью оправдался и ее бизнес стал процветать.
Она добилась для себя финансовой стабильности и все радужные ожидания, связанные с этим понятием, полностью оправдались, но вместе с тем Фэйт чувствовала, что жизнь ее пуста. У нее были деньги, но сердце ее было не занято. Ей и не хотелось больше связываться с мужчинами. За всю свою жизнь она осмелилась полюбить лишь двоих — Грея Руярда и Кайла Харди. И в обоих случаях в итоге поняла, что любить опасно.
Но Фэйт знала, что у нее еще есть где-то семья, родные. И ей хотелось разыскать их. Она смутно помнила о том, что ее бабушка со стороны матери жила где-то в Шривпорте. Фэйт видела ее в своей жизни лишь однажды. В свое время техасские социальные службы пытались выйти на ее след, но безуспешно. У них было много работы и мало штатных работников, поэтому поиски носили чисто формальный характер и вскоре прекратились. У Фэйт же, когда она приобрела самостоятельность и прочно встала на ноги, появилось достаточно свободного времени. Кроме того, ею двигало огромное желание разыскать родню. И она засела за телефон. К счастью, в Шривпорте и его окрестностях проживало не так уж много людей с фамилией Армстед. Наконец ей удалось связаться с двоюродным братом своей бабушки, который сообщил ей, что Джанет Армстед переехала в Джексон, штат Миссисипи, лет десять-двенадцать назад, вскоре после того, как у нее вновь объявилась старшая дочь.
Фэйт была потрясена этим известием. Ведь именно ее мать, Рини, была старшей дочерью бабушки Джанет. Но Рини сбежала с Ги Руярдом. Как вышло, что мама оказалась у бабушки? И что случилось с Ги? Может быть, он до сих пор с ней? Или еще тогда вернулся к своей семье? Много лет прошло с той страшной ночи в Прескоте. Возможно, все эти годы Ги счастливо прожил со своей семьей. А семья Фэйт была разрушена.
Связавшись со справочной службой, Фэйт узнала телефонный номер бабушки и позвонила. Каково же было ее изумление, когда трубку на том конце провода сняла Рини! Несмотря на пропасть лет, которая пролегла между ними, Фэйт сразу же узнала голос своей матери. ***
Она была ошеломлена и взволнована. Назвала себя. Поначалу разговор из-за владевшего Фэйт смущения не клеился, но, наконец, она осмелилась спросить мать, что случилось тогда с Ги Руярдом.
— Откуда мне знать? — каким-то усталым голосом отозвалась Рини. — Джоди уже рассказывала мне эту дикую историю о том, что я якобы сбежала с ним. Ничего подобного. Просто мне надоело быть боксерской грушей для Эмоса и жить в грязи. А Ги Руярд, похоже, не собирался ничего для меня делать. И я просто взяла да и уехала в Шривпорт. К матери. А здесь, в Джексоне, жила твоя тетя Вильма, поэтому примерно через месяц после моего возвращения мы переехали сюда. А что касается Ги Руярда, то я с ним не виделась.
Фэйт трудно было сразу освоить такое количество новостей, мысли беспорядочно метались в голове. Значит, Джоди раньше ее разыскала мать, но ни та, ни другая все это время не предпринимали никаких попыток связаться с ней, с Фэйт. Рини могла забрать своих младших детей из воспитательных домов, но, похоже, положение, в котором они тогда оказались, ее вполне устраивало. Она даже не спросила о Скотти.
С того времени Фэйт стала занимать тайна исчезновения Ги Руярда. Если он не сбежал с Рини, значит, видимо, просто отлучился куда-то на пару дней, а, вернувшись, с изумлением узнал о том, какой шум подняли вокруг него. Фэйт была заинтригована и решила выяснить все до конца. В ту далекую ночь ее вышвырнули из дома, словно какой-то мусор. Душевная рана не зажила до сих пор. Все эти годы Фэйт жила с болью в сердце. И теперь ей необходимо было знать, чем закончилась та история. Ей необходимо было поставить все точки над «i»в своем прошлом, чтобы спокойно забыть о нем и повернуться лицом к будущему.
И вот она приехала в Прескот, остановилась на городской площади перед зданием администрации и сидела здесь без движения уже долгое время, отдавшись нахлынувшим воспоминаниям и теряя время. Она понимала, что ей не составит большого труда выяснить, куда пропал тогда Ги Руярд. Возможно, его отсутствие длилось всего лишь сутки-двое, но именно оно вызвало коренную ломку в жизни Фэйт и ее родных.
Но сначала необходимо было найти, где переночевать. Сегодня утром она прилетела по делам в Батон-Руж, довольно быстро решила все вопросы, взяла напрокат машину и приехала в Прескот. Уже приближался вечер, и она чувствовала, что сильно вымоталась за день. Фэйт знала, что выяснение вопроса с Ги Руярдом не займет много времени, но трястись на обратной дороге в Батон-Руж сегодня уже не хотелось. Лучше, конечно, снять на ночь комнату в Прескоте.
Двенадцать лет назад в городе был мотель, но он уже в те времена влачил жалкое существование и, возможно, до сегодняшнего дня не дожил. Он располагался в восточной части города, на дороге, ведущей к шоссе 1 — 55.
Опустив стекло в дверце машины, Фэйт обратилась к проходившей мимо женщине:
— Прошу прощения. В городе есть мотель?
Женщина подошла ближе к машине. Ей было за сорок, и лицо ее показалось Фэйт смутно знакомым.
— Да, есть, — ответила она. — Доедете до угла и повернете направо. А дальше прямо где-то с полторы мили.
Судя по всему, это был тот же мотель. Фэйт улыбнулась.
— Спасибо.
— Не стоит благодарности. — Женщина тоже улыбнулась и ушла.
Фэйт покинула стоянку на площади и влилась в неплотное дорожное движение. Прескот остался таким же спокойным, ленивым городком, каким он был и двенадцать лет назад. Уже через несколько минут она достигла цели. Это был совсем другой мотель, который, однако, стоял на месте прежнего. Жилой одноэтажный корпус был совсем новый, построенный года два назад, не раньше. И, похоже, дела у этого мотеля шли неплохо. Здание было выполнено в виде буквы «U»и окружало собой центральный дворик, в котором бил очаровательный фонтан и были устроены цветочные клумбы. Фэйт нашла все очень милым.
За регистрационным столом сидел пожилой мужчина. На грудном кармашке у него висела карточка с именем Рубен. Взглянув на него, Фэйт почувствовала, как что-то зашевелилось в памяти. Точно. Рубен Оделл. Одна из его дочерей училась вместе с Фэйт в школе, в одном классе. Взяв в руки ее кредитную карточку, он первым делом с любопытством посмотрел на имя. Там значилось «Фэйт Д.Харди». Судя по всему, оно ничего ему не сказало. Фэйт — редкое имя, но он наверняка даже в те времена не знал, как ее зовут. Словом, не узнал.
— Я дам вам комнату № 12, — проговорил он, вынимая ключ из соответствующей ячейки. — Идите в конец двора. Подальше от дороги. Чтобы вас не раздражали проезжающие машины.
— Спасибо, — проговорила Фэйт и сняла солнцезащитные очки, чтобы расписаться на чеке. Он тоже улыбнулся и как будто посмотрел на нее еще более дружелюбно.
Она оставила машину во дворе перед дверью в комнату № 12. Войдя в номер, она была приятно удивлена. Комната была просторнее тех, что обычно бывают в мотелях. Диванчик, кофейный столик у самых дверей. Огромная кровать. Одну стену целиком занимал шкаф. С одного конца его был телевизор, а с другого, ближе к ванной, письменный стол. Порадовало ее и отделение для одежды и туалетный столик с зеркалом, который был такой большой, что за ним могли спокойно причесаться двое людей, но сталкиваясь лбами. Она заглянула в ванную, ожидая увидеть в ней стандартное чугунное корыто, но вместо этого обнаружила довольно просторную душевую кабинку с отодвигающейся дверцей. Фэйт никогда не мылась в ванне, поэтому и тут обрадовалась.
Словом, мотель произвел на нее хорошее впечатление.
Она вытащила из сумки туалетные принадлежности и смену белья, а затем принялась за составление плана действий. Она понимала, что если ей удастся сохранить инкогнито и если никто не узнает в ней одну из Девлинов, добиться цели, то есть получить информацию о Ги Руярде, не составит труда. Конечно, с тех пор прошло много лет, но у маленьких городков, как правило, бывает хорошая память. А ведь Прескот к тому же полностью принадлежал Руярдам. Весь, до последнего кирпичика.
Самый простой и безопасный способ — пойти в библиотеку и просмотреть старые газеты. О Руярдах здесь писали постоянно, так что если Ги объявился вскоре после своего исчезновения и вернулся к семье и делам, Фэйт не придется долго листать старые подшивки.
Глянув на часы, он поняла, что у нее в распоряжении остался один час. Насколько она помнила, маленькая городская библиотека закрывалась в шесть вечера, и вряд ли с тех пор что-то изменилось. В маленьких городках вообще редко меняется заведенный распорядок жизни.
Фэйт была голодна, но сначала все-таки решила сделать главное дело. Еда подождет, а библиотекарь ждать не будет.
Удивительно, как странно устроена память у человека. Она никогда не останавливалась в мотеле в те времена, когда жила здесь, но в библиотеку бегала при первой же возможности. При этом местоположение мотеля она запомнила хорошо, а вот про библиотеку все забыла. Только достав из ящика шкафа телефонный справочник и прочитав адрес, она вспомнила. Захватив сумочку и ключи, она вышла из комнаты, села в машину и вновь отправилась в центр города. Раньше библиотека находилась прямо за почтой. Однако, приехав туда, Фэйт, к своему разочарованию, увидела, что здание снесли.
Оглядевшись по сторонам, она облегченно вздохнула. Рядом с почтой стоял новый дом, на котором висела большая вывеска: «Городская библиотека». Строители явно не соблазнились гладкими формами современной архитектуры и вместо этого возвели дом в «довоенном стиле». Это было красивое двухэтажное здание из красного кирпича с четырьмя белыми колоннами по фасаду и ставнями на шестифутовых окнах. Перед библиотекой располагалась большая стоянка. Возможно, даже слишком большая для этого заведения. Когда Фэйт подъехала к библиотеке, там стояло только три машины. Свою она поставила четвертой. Слева от двустворчатых дверей висела табличка. Глянув на нее, Фэйт убедилась, что была права: библиотека работала с девяти до шести.
Библиотекарем оказалась маленькая пухленькая и чрезвычайно говорливая женщина, лицо которой не вызвало в Фэйт никаких воспоминаний. Она подошла к ее столу и спросила, как бы ей просмотреть старые газеты.
— Очень просто, — ответила библиотекарь, выходя из-за своей конторки. — Газеты у нас вон там. Только они все в микрофильмах. Вам придется сесть за проектор. Вам нужны газеты за какой-то конкретный период? Я покажу вам, как пользоваться картотекой микрофильмов и проектором.
— Большое спасибо, — сказала Фэйт. — Меня интересуют газеты примерно десятилетней давности. Может, чуть раньше.
— Нет проблем. Несколько лет назад, когда мы только въехали в новое здание, мистер Руярд распорядился все перевести на микрофильмы. А то у нас была не библиотека, а какая-то антикварная лавка. Теперь работать с источниками гораздо проще.
— Мистер Руярд? — переспросила Фэйт небрежно, хотя при упоминании этого имени у нее заметно участилось сердцебиение. Значит, Ги все-таки вернулся.
— Да, Грей Руярд, — ответила библиотекарь. — Этой семье фактически принадлежит весь город. Да что там город, весь округ, если уж на то пошло. — После паузы она спросила:
— А вы сами из этих мест?
— Да, я жила здесь, — ответила Фэйт. — Очень давно. Моя семья переехала, когда я была еще совсем ребенком. Хотелось отыскать в старых газетах некрологи на родственников моих родителей. Мы давно потеряли их из виду, а я в последнее время решила составить наше родословное древо и вот заинтересовалась их судьбой.
«Неплохая импровизация, — похвалила себя Фэйт. — За проекторами микрофильмов в библиотеках как раз и сидит подобный контингент. Люди, составляющие свою родословную». Фэйт доводилось встречаться с такими и выслушивать от них разные детективные истории про то, скажем, как удалось отыскать какую-нибудь троюродную бабушку Руби по линии матери. Подобное занятие может иной раз заменить человеку наркотик.
Библиотекарь просияла, и Фэйт поняла, что не ошиблась со своей «легендой».
— Удачи вам, дорогая. Надеюсь, вам удастся отыскать следы своих родственников. Меня зовут Карлин Дюбуа. Если будет нужна моя помощь, позовите. Правда, в шесть мы закрываемся. Времени осталось немного.
— Я постараюсь не задержать вас, — ответила Фэйт, одновременно пытаясь вспомнить, знала ли она в детстве кого-нибудь с такой фамилией. Кажется, нет. Судя по всему, они переехали сюда уже после того, как Девлинов с позором вышвырнули из округа.
Сев за проектор, она стала быстро прокручивать фотокопии полос «Прескот уикли», начав с номера, который вышел на следующий день после того, как их выгнали из города. Несколько раз натолкнулась на упоминание Грея, но упрямо пропускала их, делая вид, что это ее не интересует. Но она не смогла обмануть саму себя. Та кошмарная ночь излечила ее от любовной страсти к нему, но забыть о Грее она все равно не могла. Фэйт запомнила его таким, каким он был в ту ночь. Стоял, скрестив руки на груди, освещенный фарами патрульных машин. И эта картинка временами живо вставала перед ее мысленным взором, не давая покоя.
Устав бороться с собой, она вернулась к местам, где упоминался Грей, и стала читать. Она знала, что «Уикли» никогда не стала бы печатать чего-нибудь неприличного или скандального про Руярдов — это была прерогатива газет из Батон-Руж и Нового Орлеана, но обычные будни этой семьи отслеживались с большим вниманием, дабы удовлетворить любопытство читателей. А будни этой конкретной семьи были интересны почти всем жителям округа. Во-первых, в двух коротеньких заметках сообщалось о том, что Грей посетил такие-то и такие торжественные собрания. Третья информация была помещена в деловой колонке. Именно она-то и поразила Фэйт до глубины души.
Казалось бы, что было такого в невинной фразе: «…Грейсон Руярд, который взял в свои руки управление всем семейным бизнесом, высказался против мер…»
«Взял в свои руки управление всем семейным бизнесом…» Как же так? Ведь все принадлежало Ги. И владел всем Ги. Фэйт глянула на дату выхода номера. 5 августа. Трех недель еще не миновало со времени исчезновения Рини. Что же случилось?
Она выключила проектор и, откинувшись на спинку стула, уставилась на пустой экран. Фэйт приехала в Прескот только для того, чтобы поставить точки над «i» относительно событий прошлого, убедиться в том, что Ги вернулся и у них в семье все пошло по-прежнему. Убедиться в том, что по Девлинам здесь никто не скучал, что, наоборот, их отъезд был всеми воспринят с облегчением, что о них вскоре вообще забыли… Только сама Фэйт ничего не забыла. Но она думала, что забудет после того, как выяснит все. Если встретится нос к носу с Ги Руярдом… Что ж, тем лучше. Грея она никогда не винила в том, что произошло, ибо помнила, какой болью и страданием было искажено его лицо в тот страшный день, помнила его голос… Но вот Ги. Да, Фэйт винила его. Его и Рини. Пусть они не сбежали вместе. Но Рини забыла про своих детей, а безответственность Ги повлекла за собой страшные для Девлинов последствия и принесла им много страданий.
Но оказалось, что вскоре после того Грей взял в свои руки управление всем семейным бизнесом. Вместо того чтобы раз и навсегда разобраться с прошлым, Фэйт чувствовала, что запуталась еще больше. Почему Грей взял в свои руки управление делами?
Она поднялась и пошла искать Карлин Дюбуа. За конторкой ее не оказалось, и вообще в зале стояла мертвая тишина.
— Миссис Дюбуа? — позвала Фэйт. Карлин услышала ее — тут же послышалось шарканье ее туфелек с резиновыми подошвами.
— Я здесь, — весело отозвалась Карлин, появляясь из-за шкафов, где располагалась библиографическая секция. — Ну что, нашли что искали?
— Да, спасибо. Но я наткнулась на одну вещь, которая показалась мне странной. В одной маленькой заметке говорилось о том, что Грей Руярд взял в свои руки управление всем семейным бизнесом. Это было двенадцать лет назад. Но ведь он тогда был еще очень молод…
— О да. Видимо, вы переехали еще до того дикого скандала или просто были еще слишком юны, чтобы обратить на него внимание. Мы приехали сюда э-э… одиннадцать лет назад. Казалось бы, прошел целый год, а все равно по всей округе только о том скандале и говорили.
— О каком скандале? — спросила Фэйт, внутренне насторожившись. Недоумение переросло в тревогу. Она поняла, что все произошло не совсем так, как она себе представляла.
— Ну, когда Ги Руярд сбежал из города вместе со своей любовницей. Не знаю, кто она была такая, но все говорят, что очень дурная женщина. Должно быть, он совсем потерял разум, раз бросил и семью, и бизнес.
— Он что, так и не вернулся? — пораженно спросила Фэйт, не сумев сдержать своих чувств.
Слава Богу, Карлин, похоже, не обратила на ее тон внимания.
— С тех пор о нем здесь никто ничего не слышал. Исчез с концами. Поговаривали, что его жена способна была отвадить от себя любого даже самого терпеливого мужчину, но я сама не знаю, потому что не знакома с ней. Говорят, с того самого дня она вообще ни разу не показывалась из дома. А Ги Руярд уехал и даже собственным детям не подавал о себе никаких известий.
Фэйт была ошеломлена услышанным. Ги Руярд обожал своих детей. Он мог по-всякому относиться к жене, но все знали, как горячо он любил Грея и Монику.
— Миссис Руярд, конечно, развелась с ним? — спросила она.
Карлин отрицательно покачала головой.
— Нет. Полагаю, она нарочно не стала делать ему такого подарка. Чтобы он не смог жениться вторично. А молодой мистер Руярд… Что ж, он заменил отца в делах, и все пошло по-прежнему. Как будто Ги никуда и не исчезал. И притом, кажется, сын превзошел отца.
— Я была совсем девочкой и почти ничего о нем не помню, — солгала Фэйт. — Но вроде бы он был здесь очень популярен, играл за университетскую футбольную команду или что-то в этом роде.
— Что ж, одно могу сказать: в этом смысле с тех пор мало что изменилось, — проговорила Карлин, помахав перед лицом рукой, будто опахалом. — Лично я от него без ума. Как только увижу, так сердечко и забьется! И это при том, что я старше его лет на десять и вообще уже вот-вот стану бабушкой. — Она порозовела, но тут же рассмеялась. — Не знаю даже, в чем секрет его неотразимости. Может, выражение глаз. Или волосы. Или маленькие крепкие ягодицы? — Она мечтательно вздохнула. — Он плут, конечно, но кому до этого какое дело?
— А ему известно, что вы увлечены им? — решила немного поддразнить ее Фэйт.
— Господи, да у нас в городе все женщины увлечены им! И ему, дьяволу, это, конечно же, хорошо известно. — Карлин вновь рассмеялась. — Мой даже говорит в шутку, что он скоро тоже проколет себе ухо, чтобы составить ему достойную конкуренцию.
«У Грея проколото ухо?»
Фэйт попыталась представить себе это, но тут же отогнала эти мысли. Известия, свалившиеся на нее в этот час, были настолько ошеломительными, что ей необходимо было побыть одной, чтобы хорошенько все обдумать.
Она сверилась с часами.
— Вы вот-вот закроетесь, так что я, пожалуй, пойду. Спасибо за помощь, миссис Дюбуа. Рада была с вами познакомиться.
— И я тоже… — ответила Карлин и после секундной паузы добавила:
— Ой, я, кажется, не спросила, как вас зовут.
Фэйт не боялась назваться.
— Меня зовут Фэйт Харди, — сказала она.
— Рада нашему знакомству, Фэйт. Какое милое имя! Сейчас его редко встретишь.
— Верно. — Фэйт вновь глянула на часы. — До свидания. Еще раз спасибо.
— Не за что.
Фэйт вернулась в мотель, задержавшись лишь на минутку у «Макдональдса», где купила себе сандвич. Она не любила подобную еду, но в ресторан идти не хотелось. А вдруг кто узнает? Она осилила лишь половину сандвича — была слишком взволнованна, а вторую пришлось выбросить.
Значит, Ги Руярд исчез бесследно. Но если он не сбежал вместе с Рини, куда же он тогда делся?
Фэйт лежала на постели, смотрела в потолок и пыталась разобраться в том, что сегодня на нее свалилось. Ги не стал бы просто так бросать свой дом, свою семью и все свое состояние. Все были уверены в том, что он сбежал вместе с Рини, но Фэйт знала, что это было не так. Если ему надоело жить с женой, почему он просто не развелся? Руярды были католиками, и жениться вторично, если бы он захотел, ему было бы трудновато, но развестись он мог в любое время. Несчастным его никто не мог бы назвать. Он был хозяином в этом городе, делал, что хотел и жил как хотел. Почему он все это так внезапно бросил — непонятно. Исчез, не сказав никому ни слова. И не подавал о себе никаких известий.
Существовало только одно разумное объяснение: Ги не было в живых. Как ни тяжело было Фэйт об этом думать, но она пришла к такому выводу, перебирая в голове возможные версии. Может быть, он хотел исчезнуть всего лишь на пару-тройку дней, чтобы развеяться, но внезапно заболел… Может, с ним произошел несчастный случай. Но и в том, и в другом случае его бы нашли и опознали. Этого не произошло. А произошло то, что Ги Руярд исчез и в ту же ночь исчезла Рини.
Господи, неужели мать его убила? Фэйт села на постели и нервно провела рукой по волосам. Она не представляла себе, что мать способна была пойти на такое, но вместе с тем не могла просто так отбросить эту версию.
Нет, только не Рини. Морали и нравственности в ней было не больше, чем у уличной кошки, но на насилие она была не способна.
Тогда, может быть, Эмос? Вот это уже было больше похоже на правду. Она знала, что в тех случаях, когда отец был уверен, что проступок сойдет ему с рук, он ни перед чем не останавливался. Но, с другой стороны, Фэйт хорошо помнила тот последний вечер. Эмос пришел домой около девяти. Пьяный. Поднял крик из-за того, что Рини не было дома. Потом ввалились Расс и Ники. Тоже пьяные. Может быть, кто-нибудь из них? Или оба? Нет, вроде в их поведении не было ничего необычного, и Фэйт готова была поклясться, что они были удивлены не меньше ее самой, узнав, что мать не ночевала дома. И потом им было абсолютно плевать на то, что Рини спит с Ги. Да и Эмосу было плевать, по большому счету.
Кто же тогда? Может быть, миссис Руярд? Может, Ноэль убила своего мужа, потому что устала от его измен. С другой стороны, всем было известно, что он стал изменять жене едва ли не с самого начала их совместной жизни и Ноэль знала об этом. И, похоже, ее это совершенно не задевало. Более того, кажется, она была даже благодарна ему за то, что он не трогает ее. Его связь с Рини длилась несколько лет. С чего бы это вдруг Ноэль сорвалась? Нет, Фэйт сомневалась даже в том, что Ноэль предъявила мужу претензии по поводу его неверности. Об убийстве и говорить нечего.
Оставался один кандидат в злодеи: Грей. Усилием воли она отогнала от себя эту мысль. Нет, только не он. Фэйт хорошо запомнилось, какое у него было лицо в то утро, когда он ворвался к ним в дом. И той страшной ночью. Ей запомнилась его неподдельная ярость и ненависть. Грей искренне полагал, что отец сбежал вместе с Рини, и был взбешен этим.
С другой стороны, именно Грей больше других выигрывал от смерти отца. Ведь когда Ги исчез, Грей взял в свои руки управление всеми капиталами Руярдов и, если верить Карлин Дюбуа, сумел их приумножить. С самого дня своего рождения ему была уготована судьба однажды получить в свои руки все. Может, ему надоело ждать?
Мысли Фэйт метались, будто беспокойная белка в клетке.
Из состояния задумчивости ее вывели несколько мощных ударов, потрясших дверь ее комнаты. Вздрогнув, Фэйт вскочила с кровати. Кто может так ломиться в ее дверь? Никто не знал о том, что она здесь. В том числе и на работе.
Она приблизилась к двери, но не стала открывать. Черт, в ней даже «глазка» не было.
— Кто там? — спросила она осторожно.
— Грей Руярд.
Фэйт показалось, что у нее остановилось сердце. Двенадцать лет прошло с тех пор, как она в последний раз слышала этот густой, сочный голос. Столько всего произошло в ее жизни за это время! Казалось, она избавилась от того почти гипнотического воздействия, которое он оказывал на нее в детстве. Но нет. Услышав сейчас голос Грея, Фэйт почувствовала мгновенную слабость в коленках. Волнение и страх овладели ею. Этот голос, оказывается, был еще способен наэлектризовать все ее тело. Она вновь ощутила себя четырнадцатилетней девчонкой, беспомощной и взволнованной от осознания близости Грея. Но в то же время тот же самый голос имел и обратную силу. Она на всю жизнь запомнила, как он произнес, обращаясь к ней: «Ты — дрянь». Эти слова навечно отпечатались в ее памяти.
Она так и не смогла забыть Грея, не смогла отделаться от этого наваждения, от своей потаенной мечты и одновременно самого страшного кошмара в жизни.
Фэйт только сейчас думала о нем, и вот он появился. Неужели она вызвала его сюда при помощи только своих мыслей? Возможно ли такое?
Она неподвижно стояла перед дверью. Через минуту он вновь громко постучал.
— Открывайте.
Какой властный голос… Человек, обладающий таким голосом, привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно и без промедления.
Она осторожно сняла цепочку и открыла дверь. Перед ней стоял человек, которого она не видела вот уже двенадцать лет. Но прошедшие годы не имели никакого значения. Она сразу узнала его. Он стоял прямо напротив нее, и от осознания его близости у нее перехватило дыхание.
Он еще больше окреп. Талия и бедра остались стройными, но заметно увеличились грудная клетка и плечи. Перед ней стоял уже не юноша, а мужчина. У него было худое лицо, черты которого с годами несколько огрубели. В углах рта виднелись две ямочки, в углах глаз появились первые зрелые морщинки. Перед ней стоял настоящий пират. Теперь она поняла Карлин Дюбуа, которая с благоговейным трепетом произносила его имя. Он отрастил длинные волосы, которые были зачесаны назад и заплетены в косичку. В ухе сверкал небольшой бриллиант. В двадцать два года он был красив, в тридцать четыре стал опасен. Не видимая глазу дрожь пробежала по всему ее телу, как только она подняла на него глаза. Сердце бешено колотилось в груди. Симптомы девичьей болезни были все те же, и Фэйт возненавидела себя за слабость. Боже, неужели она обречена всю жизнь так реагировать на появление этого человека? Почему ей все никак не удается подавить свое детское чувство?
На нее сверкнули холодом и неумолимостью его темные глаза. Чувственные губы скривились.
— Фэйт Девлин… — медленно проговорил он. — Рубен был прав. Ты здорово походишь на свою мать.
Да, за эти годы Грей сильно изменился. Но и Фэйт не осталась прежней. Уверенность в себе и своих силах досталась ей нелегким трудом, и она не собиралась так просто отказываться от нее. Прохладно улыбнувшись, она проговорила:
— Спасибо.
— Это был не комплимент. Не знаю, зачем ты здесь, да это и не важно. Мотель принадлежит мне. Ты нежеланный гость. У тебя есть полчаса на то, чтобы собрать вещи и убраться. — Он криво, по-волчьи усмехнулся и добавил:
— Или мне придется вновь обратиться к шерифу за помощью.
Оба сейчас вспомнили ту ночь, и воспоминание это встало перед их глазами настолько живо, что казалось, они вновь каким-то чудом перенеслись на двенадцать лет назад. Перед ее мысленным взором на мгновение вновь вспыхнули фары патрульных машин, она вновь почувствовала ужас и…
Но Фэйт не дала ему испугать себя. Пожав плечами, она отвернулась и вернулась в комнату. Быстро собрав вещи, Фэйт надела туфли, взяла сумочку и, бросив на него спокойный холодный взгляд, вышла из номера.
Она села в машину и поехала в сторону Батон-Руж. А Грей все стоял у открытой двери и молча смотрел ей вслед.
Фэйт Девлин!
Ничего себе выстрел из прошлого…
Грей смотрел вслед ее удаляющейся машине до тех пор, пока она не скрылась из виду. Когда Рубен позвонил ему и сообщил, что у него в мотеле только что остановилась женщина, которая как две капли воды была похожа на Рини Девлин, и что ее зовут Фэйт Д.Харди, Грей сразу все понял. Значит, кто-то из этой семейки наконец-то отважился показать свой нос в Прескоте. И ничего удивительного в том, что это была именно Фэйт: в ней всегда было больше характера, чем во всех остальных ее родичах.
Но это отнюдь не означало, что он позволит ей остаться!
Грей вновь посмотрел в комнату, которую она только что покинула. Черт возьми, ушла без скандала! Подсознательно ему хотелось, чтобы она подняла шум. Тем слаще была бы его победа. Но она не доставила ему такого удовольствия и сдала свои позиции без боя. Не потребовала даже вернуть заплаченные за номер деньги. Удостоила его лишь одним спокойно-холодным взглядом, собрала вещи и ушла. И так быстро… Минуты не прошло.
Она ушла, и ничто, кроме смятой постели, не напоминало о том, что она здесь была. Номер выглядел так, как будто сюда вообще никто не заходил. Впрочем, нет. В комнате остался тонкий и нежный аромат, который перебивал застоявшийся нежилой запах, характерный для всех мотелей. И в Грее, помимо его воли, родилась инстинктивная реакция на него. Ибо это был аромат женщины. В чем-то универсальный, в чем-то только ее. Грей поймал себя на том, что у него раздуваются ноздри, словно у жеребца.
Фэйт Девлин. Стоило ему только услышать это имя, как перед глазами тут же живо встала сцена той ночи. И он увидел ее такой, какой запомнил: молчаливая и гибкая, с темно-каштановыми волосами, разлетевшимися по плечам… Линии ее стройной фигуры просвечивали под тонкой, полупрозрачной ночной рубашкой. В ту ночь она одним своим видом вызвала сильное влечение к себе со стороны помощников шерифа и его самого. Господи, тогда она была ведь еще совсем ребенком! Но не простым, а дочерью Рини Девлин, унаследовавшей чувственность и очарование своей матери.
Когда она открыла ему дверь, Грей был потрясен. Она была так похожа на Рини, что в первую секунду у него появилось непроизвольное желание задушить ее. Но в то же время были маленькие отличия, благодаря которым ее никак нельзя было спутать с матерью. Фэйт была чуть выше и стройнее. Формы ее были не такие пышные, хотя за те двенадцать лет, что они не виделись, тело ее расцвело. От матери она унаследовала темно-каштановые волосы, томные зеленые глаза и почти прозрачную кожу.
Но больше всего Грея взбесили ее как будто небрежная чувственность и его собственная непроизвольная реакция на это. Она даже ничего не сказала, не сделала. И дело было не в одежде, хотя на ней был модный деловой костюм… Боже, Девлин в деловом костюме! Каково?.. Нет, в ней было что-то неуловимое, невидимое для глаза. Нечто, чем обладала и Рини. У старшей дочери — Грей сейчас не мог вспомнить ее имя — этого не было. Дешевка. В ней все было кричаще вульгарно. Сексуальностью и не пахло. А вот Фэйт была сексуальна. Не в такой степени, как Рини, но близко к этому. Заглянув в ее зеленые глаза, он сразу подумал о той огромной кровати, которая была как раз у нее за спиной. Подумал о смятых простынях, жарких телах. Ему захотелось ощутить ее под собой обнаженной, почувствовать, как ноги ее смыкаются у него на бедрах, и глубоко погрузиться в ее нежное лоно…
Мгновенно вспотев и, как будто придя в себя, Грей громко выругался. Проклятие, оказывается, он ничем не лучше своего папаши! Тот готов был за ласки женщины наплевать на все. Вот и он тоже… Впрочем, не любой женщины — Девлин. Хоть это, слава Богу. Грея тоже в свое время тянуло к Рини, но он нашел в себе силы сопротивляться этому влечению. Сама мысль о том, чтобы делить с отцом одну женщину, вызывала отвращение. Старшая дочь Рини совсем не привлекала его. Но вот Фэйт… Если бы она была не из той паршивой семейки, он не успокоился бы до тех пор, пока не уложил ее в постель.
Но она была именно Девлин, а одно упоминание этой фамилии вызывало в нем дикую ярость. Рини разрушила его семью, и он знал, что никогда не забудет и не простит это. Забыть было невозможно, потому что каждое утро, просыпаясь, он первым делом натыкался на последствия отцовского предательства. Мать замкнулась в себе и сейчас фактически была уже не человеком, а лишь оболочкой от человека. Первые два года она вообще не выходила из своей спальни. И даже теперь покидала дом только в те редкие дни, когда нужно было посетить врача в Новом Орлеане. Грей потерял не только отца, но и мать.
Ноэль превратилась в молчаливого призрака с лицом женщины. Она все время проводила у себя в комнате. Только Алексу Чилетту удавалось порой вызвать на ее лице нечто вроде улыбки и зажечь огонь жизни в ее голубых глазах. Очень скоро Грей понял, что Алекс влюбился в мать. Но дело было совершенно безнадежное. И не только потому, что Ноэль даже не догадывалась об этом. Если бы она знала, то все равно не предприняла бы со своей стороны никаких действий. Она считала себя женой Ги Руярда. О разводе нечего было и думать. Грею трудно было понять мать. Поначалу он думал, что она все еще рассчитывает на его возвращение. Сам он давно смирился с мыслью о том, что больше никогда не увидит отца. Если бы Ги намеревался вернуться, он не послал бы письмо с передачей всех деловых полномочий сыну, которое Грей получил спустя два дня после исчезновения отца. Письмо было отправлено из Батон-Руж в тот день, когда Ги ушел из дома, и написано в сухой, деловой манере. Не утруждая себя никакими личными предисловиями, отец сразу же перешел к сути дела. И даже подписался он не как обычно: «Люблю, папа», а так, как было принято в деловых документах: «Искренне ваш, Ги А.Руярд». Когда взгляд Грея остановился на этой последней строчке, он окончательно понял, что никогда больше не увидит отца. И глаза его в ту минуту наполнились горькими слезами. В первый и последний раз в жизни.
Первые месяцы были самыми тяжелыми, и Грей не знал бы, что делать, если бы не Алекс, который изо всех сил старался укрепить положение Грея в глазах держателей акций и различных советов директоров. Алекс провел его мимо опасных мелей, боролся вместе с ним за каждый процент прибыли, помогал как мог Ноэль и Монике. Алекс тоже скорбел о том, что потерял лучшего друга. Ведь Ги и Алекс выросли вместе и были близки, как братья. Алекс был до глубины души потрясен поступком Ги. Он не мог понять, как тот мог бросить семью ради Рини Девлин. Как мог уйти, даже не попрощавшись.
Моника… Сейчас она в чем-то стала сильнее, чем раньше, стала эмоционально сдержаннее и уже не так зависела от других. Она спокойно извинилась перед Греем за попытку самоубийства и заверила, что больше никогда не совершит подобной глупости. Но, став сильнее, она вместе с тем стала и суше. Как будто первый неистовый приступ боли выжег в ее сердце все эмоции и чувства. Она стала спокойной и холодной. Почти как мать. Все внимание сосредоточила на работе и учебе и скоро стала незаменимым помощником Грею. Теперь он во всем мог положиться на нее. Она вела почти отшельнический образ жизни, но в отличие от матери не запиралась в своей комнате, следила за собой, регулярно посещала салон и хорошо одевалась. У нее не было никаких романтических увлечений. Поначалу Грей думал, что она еще не может забыть о своей попытке самоубийства, но со временем успокоится, раны затянутся и все будет по-прежнему. Этого не произошло, хотя позже он понял, что тот глупый, бездумный поступок здесь ни при чем. Монике просто не хотелось романтических увлечений на свою голову. Ей достаточно было общения с людьми на деловом уровне. Этим все и заканчивалось. Она неизменно отвергала все приглашения и предложения о свиданиях. Грей ничего не мог с этим поделать. Ему оставалось только помочь ей окончательно поверить в себя. Поэтому он доверял ей в делах и платил хорошую зарплату, чтобы она чувствовала себя независимой.
В прошлом году дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. В округе появился новый шериф, Майкл Макфейн. Каким-то чудом ему удалось привлечь к себе внимание Моники. Они стали регулярно встречаться. Грей был так тронут этим, что едва не плакал. Он боялся раньше времени поверить в то, что Моника возвращается к нормальной жизни. Боялся сглазить.
Нет, он никогда не забудет, что сделали Девлины с его семьей. И, слава Богу, похоже, он больше никогда не увидится с Фэйт Девлин.
«Спасибо».
Единственное слово, произнесенное ею. Она была холодна и загадочна, посмотрела на него с некоторым удивлением и внешне вроде бы совершенно не испугалась его угрозы. Хотя угроза эта была вполне серьезна. Ничто не помешало бы ему выдворить ее из округа во второй раз. Для этого ему пришлось бы вызвать шерифа, потому что если бы он сам дотронулся до нее, то потерял бы над собой контроль. Он знал это наперед.
Она уже не была той девчонкой, какой он ее помнил. Она всегда была не такая, как остальные Девлины, — казалась некой лесной дикарочкой — и теперь стала женщиной, в полной мере унаследовав от матери сексуальную притягательность. Какому-то дурачку не повезло. Она расписалась «Фэйт Д.Харди». Значит, вышла замуж. Обручального кольца у нее на руке он не заметил… Это он точно мог сказать, потому что нарочно задержался взглядом на изящных тонких руках. Кольца не было. Подметив это, Грей цинично усмехнулся. Рини тоже не носила обручального кольца. Оно мешало бы жить ей той жизнью, какой ей хотелось. Дочурка, судя по всему, пошла в мать. Бедняга мистер Харди! Он, наверное, и не подозревает о том, что его обожаемая супруга, отлучаясь из дома, всегда кладет обручальное кольцо в самый дальний и потайной кармашек.
Он не мог не обратить внимания на то, что у нее был вид благополучной женщины. Значит, ей все-таки удалось приземлиться, как кошке, на все четыре лапки. Грея это не удивило. Все женщины Девлин отличались способностью неплохо устраиваться и находить себе в жизни щедрых покровителей. Должно быть, ее муженек неплохо зарабатывает. Бедняга! Интересно, как часто она уезжает поразвлечься, оставляя мужа дома?
И за каким чертом ее понесло в Прескот? У нее нет в этом городе ни родственников, ни друзей. У Девлинов никогда не бывало друзей. Одни только жертвы. Она не могла не знать, что здесь ее никто не ждет и никто ее приезду рад не будет. Может быть, она рассчитывала проникнуть в город незаметно, сохранив инкогнито? Но у местных жителей хорошая память. И потом, она действительно здорово смахивала на свою мать. Рубен узнал ее тотчас же, как только она сняла темные очки.
Впрочем, все это не имеет значения. Он вторично избавил город и округ от этой заразы. Причем сейчас все прошло на удивление тихо и спокойно. Не сравнить с той ночью двенадцатилетней давности.
Грей жалел только об одном. О том, что она вообще приезжала сюда. Ибо своим появлением она оживила в его памяти ту ночь и ту невольную реакцию, которую вызвала тогда у него и у помощников шерифа, метаясь в лучах света в своей прозрачной ночной рубашке…
И еще он жалел о том, что услышал от нее это тихое и спокойное:
— Спасибо.
Фэйт ехала по темной дороге, не останавливаясь и не сбавляя скорости, хотя внутри у нее все переворачивалось. Она отказывалась признаться себе в том, что встреча с Греем глубоко подействовала на нее. Она пережила шок и боль много лет назад и не собиралась все это воскрешать. Она не могла допустить, чтобы Грей вновь унизил ее, причинил ей новую боль. Она выехала из мотеля, ибо у нее не было иного выхода. Она увидела, какой твердой решимостью сверкнули его глаза, и поняла, что насчет шерифа он не шутит. Да и что помешало бы ему сейчас вышвырнуть ее одну из города, если двенадцать лет назад он вышвырнул всю ее семью?
Она уехала из мотеля, однако это вовсе не означало то, что он взял над ней верх.
Его угрозы насчет шерифа ее не испугали — испугала собственная реакция на встречу с ним. Несмотря на пропасть лет, которая пролегла между ними, несмотря на все то, что он сотворил с ее семьей и с ней лично, она была бессильна что-либо с собой поделать. И чувствовала себя павловской собачкой, слепо повинующейся своим рефлексам. Осознание этого бесило. Не для того она вылезла из грязи, чтобы вновь оказаться в ней.
Давно уже прошли те времена, когда ее легко можно было запугать. Тихое и беспомощное существо умерло в ней в ту самую летнюю ночь двенадцать лет назад. Внешне Фэйт осталась такой же тихой, но она научилась законам выживания, развила в себе стальную волю и умение добиваться своего в жизни. Благоприобретенная уверенность в себе позволяла ей даже время от времени показывать свой характер. Если Грей решил избавиться от нее, то сделал большую ошибку, став форсировать события. Скоро он узнает, что ее отступление было на самом деле перегруппировкой сил для атаки с другого фланга.
Нет, теперь она уже не позволит ему обращаться с собой так, как двенадцать лет назад. Для нее это был вопрос чести, но не только. Она все еще не выяснила, что случилось с Ги. И Фэйт не хотела останавливаться на полдороги.
В голове начал оформляться план. Легкая улыбка тронула ее губы. Она обманет Грея, да так, что он этого даже не заметит. А когда заметит, будет уже поздно.
Фэйт решила переехать в Прескот. И Грей не сможет остановить ее. Потому что не успеет даже глазом моргнуть, как все уже произойдет. Она докажет городу, который всегда свысока смотрел на нее, что она человек, достойный уважения. Только после этого можно будет вычеркнуть прошлое из памяти.
Еще она хотела доказать Грею, что он ошибался в ней с самого начала. Фэйт уже ощущала на губах вкус победы. Двенадцать лет назад она горячо его любила, а он показал себя непреклонным судьей и жестоким палачом. Этот человек много значил в ее жизни. Может быть, не стоило бы в это ввязываться. Может, разумнее было бы просто забыть о нем. Но Фэйт понимала, что будет чувствовать себя той самой дрянью до тех пор, пока Грей не признает, что она достойный человек, который знает, что такое мораль и честь, и который своим трудом добился в жизни успеха.
Так что дело было не только в загадке, связанной с исчезновением Ги. Может быть, начиналось все с нее. А может, это был лишь предлог, ширма для сокрытия истинной причины, в которой она до сих пор боялась признаться самой себе. Но теперь призналась: Фэйт хотела вернуться домой.