У волшебства запах корицы

День четвертый

16.02.2016 по римскому календарю

19 травня 9785 года по веремскому летоисчислению

Было давно за полночь. Перо царапало бумагу, выводя неровные строки. Все же шариковая ручка – гениальное изобретение человечества, а я – изнеженное дитя двадцать первого века. Но даже такая райтинг-терапия помогла. Фира все не было, я уже второй день разыгрывала немощную, чудом выжившую после катастрофы. Напряжение все накапливалось и требовало выхода.

Рассказать, хоть кому-нибудь, но рассказать, чтобы не сойти с ума, чтобы ощутить себя живой, вменяемой. А нужно молчать, иначе – смерть.

Поэтому-то и решилась озвучить просьбу камеристке. Пусть с обманом, но все же. Как только Нария принесла походный планшет с листами пергамента и маленькой чернильницей-непроливайкой, руки так и зачесались. Я не стала их удерживать: понеслась душа в рай. Описывала все случившееся, хотя до этого ни разу не вела дневник, и чувствовала, как становится легче.

Перечитала, всматриваясь в строки. Гусиное перо все же знатно изменило почерк. Такое ощущение, что царапал по пергаменту второклашка, не иначе. Но, пробежавшись взглядом по написанному, поймала себя на мысли, что обдумываю сложившуюся ситуацию, но уже со стороны.

Решение о плане дальнейших действий пришло само. Кое-что можно разузнать и без усатой дуэньи.

Я сидела на кровати, укрыв ноги одеялом, папка-планшет, заменявшая стол, лежала у меня на коленях. Пламя двух свечей, стоявших в канделябре, извивалось в причудливом танце. За окном ночь уже давно правила балом. Дом спал, бодрствовали только два полуночника: я и мой шпиён. О последнем сообщил легкий сквознячок из щели чуть приоткрывшейся двери.

Нет, этот остроухий меня достал!

Сделав вид, что ничего не заметила, я положила листы на прикроватную тумбу и задула свечи: пусть думает, что легла спать.

Сквознячок погулял еще немного по комнате, но, решив, что хорошего помаленьку, быстро моцион закончил, как только с той стороны дверь бесшумно прикрылась. Я выждала пару мгновений, а потом, припомнив кое-что еще из практики летних лагерей, отправилась искать кувшин или горшок. В ванной, в темном углу обнаружилось ведро. Ржавое, оно напоминало доспехи шведского рыцаря, пролежавшие многие века на дне Чудского озера и поднятые на поверхность не иначе как сдуру аквалангистами. Но, как ни странно, оно было целым. «Подойдет», – решила я и потащила находку к кранам. Наполнила водой больше чем наполовину и понесла добычу в спальню.

Косяк и наличник двери были широкими, так что, зацепив дужку ведра за выпирающую шляпку гвоздя, я хоть и ненадёжно, но закрепила его.

Теперь всякий, пожелавший ко мне тихонько войти без стука, будет окачен холодной водой.

Притаилась под одеялом. Сон, как назло, шел, и зевать хотелось немилосердно, но я бдела, за что и была вознаграждена в итоге.

Спустя изрядное количество времени, когда в голове окрепла и утвердилась мысль, что все впустую, дверь приоткрылась чуть пошире, впуская стройную мужскую фигуру. Наверняка шпиён захотел посмотреть, что же я строчу.

Уже приготовилась услышать плеск пролившейся воды, но вместо этого раздался грохот и идиоматические выражения, в которых я поняла лишь предлоги и одно местоимение: «в», «на», «между» и «твою». Остальное оказалось скрыто лингвистической тайной.

Причина озвучки многоэтажной конструкции была проста: пока дверь приоткрывалась и Эрин просачивался в комнату, ведро в лучших традициях белорусского партизанского движения решило, что воды лазутчику мало. Когда дверь открылась чуть сильнее, то дужка соскочила с ненадежного крепления над косяком. В результате проржавевший раритет стоймя упал на макушку разведчика.

Тишина оказалась нарушена, поэтому притворяться спящей смысла уже не было, а вот разыграть испуганную девицу – ситуация вполне позволяла. Этим и воспользовалась. Схватив канделябр, подскочила к эльфу. Я хотела всего лишь замахнуться и пригрозить, что незачем посягать на женскую добродетель и шляться по чужим спальням ночью.

Пострадавший сидел, потирая макушку и глядя в пол, поэтому меня заметил только в последний момент. Увидев грозящий его лесной светлости канделябр, Эрин взмахнул рукой в движении, отточенном до рефлекса.

Мелькнула какая-то то ли брошка, то ли просто цацка, и я тут же ощутила на руке жжение, словно запястье в оттяг ударили ремнем.

– Мрак и преисподняя! Марак кечир! – выругался эльф, шипя от боли.

– Едрен батон! – Это уже я.

Наши запястья связывала цепь. От обычной ее отличало хотя бы то, что она светилась и жгла.

Первым дать не только эмоциональную, но и логическую оценку ситуации сумел остроухий.

– Госпожа Кассандриола, – мое имя, сказанное с явными матерным акцентом, с сегодняшней ночи, похоже, войдет у ушастого в список изощрённых ругательств, – зачем вы покушались на меня? Я подумал, что на меня нападает бандит, а рефлексы, знаете ли, штука осознанию не всегда поддающаяся… Привык активировать защитные амулеты.

Эльф хотел еще что-то сказать, но я его перебила:

– Вы путаете, дорогой Эрин. Это вы покушались на мою честь, я всего лишь ее защищала.

Леголасообразный лишь покачал головой.

– Вы, княгиня, не понимаете. Я активировал амулет, задача которого связать преступника. Его обычно кидают издалека, и он разворачивается сетью, а если под ноги – по принципу кнутовища обвивает икры. Мы же с вами оказались слишком близко, и он соединил нас.

– Так в чем дело? Разъедините, и делов-то. – Я даже нетерпеливо топнула ножкой, входя в роль капризной барышни.

Запястье снова обожгло, хоть и не так сильно. Судя по всему, эта цепь реагирует на движение.

– Не так просто. Снять блокировку можно специальным ключом, но он остался в моей комнате…

Закипающий эльф – это зрелище. Жаль только, что насладится им в полной мере не дал шум шагов.

Эрин, услышавший их первым, подхватил злополучное ведро и резво рванул к кровати, потянув и меня.

– Ложись на кровать и свесь руку с той стороны, так, чтобы вошедшему меня видно не было. Я спрячусь за кроватью.

Его логика меня ошарашила. Похоже, он что-то прочел на моем лице, или просто объяснить было быстрее, чем тащить на жгущем кожу буксире пятьдесят кило.

– У нас обоих, княгиня, есть репутация. У вас – как молодой и верной супруги, у меня, как у проф… – он тут же исправился, – тоже есть. А домыслы и сплетни погубили уже не одно честное имя. Слуги же – чаще чем кто бы ты ни было их и разносят. Так что не артачьтесь, а делайте, как я говорю, чтобы нам обоим не пришлось оправдываться перед Арием в том, чего не было.

Решила положиться в этом вопросе на эльфа. Как-никак, он-то рискует намного большим. Репутация создается годами, а разрушается в один момент. И порою даже не проверенными фактами, а вот так, из-за слухов и нелепых ситуаций.

Когда Нария вплыла в комнату (а это именно она проявила бдительность), я чинно лежала на постели, накрывшись одеялом чуть ли не до подбородка.

– Видимо, показалось, – расслышала я ее бормотание.

Лужа, растекшаяся на полу, в темноте была не видна, и камеристка не обратила на нее внимания.

Как только дверь закрылась, я прошептала:

– Вылезайте.

Голова эльфа показалась над кроватью, волосы, встрепанные и в пыли, теперь не имели ничего общего с утренней его причёской.

– Знаете, княгиня, признаться, в своей долгой жизни мне приходилось, конечно, в том числе и прятаться под кроватями, но обычно этому предшествовала ночь любви. Вы же единственная, кто заставил меня, как какого-то горе-любовника, скрываться, но при этом подарили вместо ласк здоровенную шишку. – С этими словами Эрин покосился на ведро, лежавшее рядом с ним.

Раритетный сосуд не ответил, лишь лунный луч скользнул по его вмятому днищу.

– Все когда-то случается в первый раз, – философски заметила я. – Давайте лучше решим вопрос с этим милым светящимся и жгущим руку браслетом.

– Жгущим? Обычно цепь раскаляется, если в том, кого она связывает, есть магия. Оковы ей и подпитываются. За себя могу поручиться: во мне нет ни капли способности к чародейству. Остаетесь только вы.

Крыть было нечем. Вот уж удружил покойничек-архимаг… Оставив заявление остроухого без комментариев, я продолжила мысль:

– Не суть важно, давайте решать этот щекотливый вопрос.

– А может, – в голосе эльфа появились мурлычущие нотки, – это сама судьба свела нас… И лишь вам суждено отвернуть меня от мужских ласк, и именно с вами, Кассандриола, я познаю всю прелесть единения с женщиной…

«Так, вторая часть Марлезонского балета: опять этот леголасообразный начал свои игры в кошки-мышки», – хмыкнула про себя. Возможно, будь я наивной тургеневской барышней, этот страстный шепот, горящий взгляд и учащенное дыхание, вкупе с юношеским стремительным порывом, по итогам которого наши лица оказались столь близко, что можно было уловить дыхание друг друга, и возымели бы эффект. Но, во-первых, я знала, что эльф никакой не любитель сильного полу и это все блеф чистой воды; а во-вторых, его намерение быть ближе обусловлено отнюдь не любовью. Вернее, нет, любовью, но к деньгам, обещанным ушастому в качестве гонорара за слежку.

Увидев в моей руке канделябр, эльф замолчал на полуфразе.

– Простите, я непозволительно увлекся…