― Прости, Аэро. Я иду на это не для того, чтобы насолить тебе…
Он выглядит предельно зловеще, подобно повелителю боли, которого эти женщины, вероятно, видят в нем. Но именно он обнимал меня, когда я умирала от холода, и даже ни разу не пытался присунуть мне свой огромный член против моей воли.
Его рычание переход в рев, и некоторые в толпе начинают обращать на него внимание, бормоча что-то о Боге Рассвета, снизошедшем на наши жестокие земли. Что наш город благословен или что-то в этом роде. Наивные идиоты. Ни один Бог в здравом уме не дарует свое благословение этой утопающей в моче дыре.
Некоторые девушки пялятся на меня, безусловно, отмечая внимание Аэро к моей персоне и, вероятно, сочувствуя меня. В этом нет необходимости. По крайней мере, не сейчас. Хотя, уже скоро все изменится.
Я тереблю свою шкатулку. Конечно, ту, что у меня в кармане, извращенцы, а не вагину. Но и этой тоже не помешает конкретное прощупывание, которого ей придется подождать, пока я не придушу в себе безумную импульсивную суку.
Один из ублюдков на помосте оглашает, в чем провинилась девушка. Предсказуемо, она действительно плакала во время обслуживания клиента, и теперь моя ярость выходит за края.
Но сначала я должна спрятать шкатулку от посторонних глаз.
Я достаю ее из кармана, наклоняюсь и кладу на землю под подол юбки, а затем неспешно выпрямляюсь. Я не могу быть уверенной, что Аэро сейчас слушает меня, он же гребаный бог, и его внимание сейчас рассеяно между мной, помостом и толпой возле него. Но я, сигналю ему изо всех сил.
― Я хочу, чтобы ты спрятал мою шкатулку, не показывая ее ни Кэлу, ни Солу, ни Дрейку, и сам не заглядывал в нее. Ты слышишь меня?
Проговариваю это мысленно, так как Бог Рассвета не должен быть замечен за милой беседой с ничтожеством, коим я являюсь.
Его глаза расширяются, и теперь он полностью сосредоточен на мне. Кулака сжались, ноздри раздулись, а плечи чрезмерно напряглись.
Мое тело обдает жаром, хотя Аэро не отвечает мне, а просто прожигает меня взглядом. Я делаю три шага в его сторону, прячась за его огромной спиной.
― Какого хрена ты задумала? ― шепотом требует он объяснений, когда я отхожу от него.
Что я задумала? Хороший вопрос.
― Вспоминаю, кто я на самом деле, ― бормочу я.
Устремляюсь к помосту, как отчаянная сука с каким-то там планом. Я не могу просто стоять и смотреть на все это дерьмо. Особенно, когда это дерьмо происходит по моей еб*нной вине.
К моему удивлению, толпа расступается передо мной, перешептываясь за моей спиной. Многие из них, наверняка, узнали меня, помнят эпизоды с моим участием, которые были в прошлом и, по всей видимости, жаждут вновь увидеть меня голой и подверженной истязаниям, чтобы потом надрачивать свой мелкие писюны, вспоминая об этом. Извращенцы. Я появляюсь на ступеньках как раз в тот момент, когда ублюдок замахивается, чтобы обрушить плеть на грудь девушки.
― Стой! Я приму наказание за нее! ― кричу я.
Это заставляет толпу ахнуть, так как женщинам запрещено открывать рот без разрешения. Хотя я очень сомневаюсь, что эта толпа станет моими ликующими поклонниками. Мне хотелось бы, чтобы мужчины сосредоточились на оттачивании своего сексуального мастерства, а не боевых приемов на женщинах, тогда мир был бы куда счастливее.
Тот, что с плетью, окидывает меня взглядом с головы до ног, прежде чем дернуть подбородком в сторону второго мужчины на помосте, который делает три предельно развязных шага в мою сторону. Он хватает меня за шею и толкает к ногам юной девушки.
Охренеть, мать вашу. И чья это была гениальная идея?
Отдышавшись, я поднимаю глаза, как раз вовремя, чтобы рассмотреть Кроу во всем его темноволосом великолепии, неспешно поднимающегося по ступенькам с противоположной стороны помоста, с кроваво-красным поясом, туго обернутым вокруг его талии.
Еб*ть. Сегодня и правда не мой день.
Вы, вероятно, думаете, что передо мной какой-то немолодой, мерзкий мужик средних лет. Но, откровенно говоря, все вовсе не так. Хоть Кроу и средних лет, но он чертовски хорошо сохранился и выглядит огурцом. Передо мной мужчина с точеным подбородком, вьющимися черными локонами, блестящими и аккуратно уложенными, и широкими крепкими плечами. Я даже осмеливаюсь взглянуть в его глубокие карие глаза. Высокомерный мерзавец.
Он скользит языком по своим зубам, затем шепчет что-то на ухо мужчине с плетью, и тот кивает. Кроу приближается ко мне еще на пару шагов, наклоняется и поднимает меня за ворот моей блузы. Я обмякла в его хватке, свесив руки и опустив голову.
Еще не забыла этих ощущений.
Запах сигар и бренди окутывает меня, пробуждая мои воспоминания. У меня снова чешется нос. Этот засранец все еще пыльный. И через мгновение я чихаю прямо ему в лицо.
Упс.
Он хмурится и вытирает мои сопли со своего носа, прежде чем швырнуть меня обратно, усмехнувшись.
― Я устрою тебе. Сорок ударов плетью. Она возьмет на себя наказание девчонки, а также получит свое собственное за то, что позволила себе говорить без разрешения.
Еб*чая тварь. Нужно было дважды чихнуть ему в рожу.
Девчонку отвязывают под шум толпы, и ее тело обрушивается в лужу у нее под ногами. Вероятнее всего, ее снова залатают, и она будет тонуть в сперме, видя только волосатые яйца клиентов с рассвета до заката. И в результате она умрет от заражения крови, потому что та, что сочится из нее, уже имеет отвратный запах.
Жизнь ― дерьмо. Жаль, что я не умею плакать в такие моменты. Вместо этого я выгляжу сейчас как обезумевшая сука, спешащая на тот свет.
Двое мужчин за руки поднимают меня на ноги, фиксируя веревками между двумя столбами, которые всегда напоминали мне два идеально ровных пениса. Возможно, что это так и задумано, и вид связанной и избитой до полусмерти женщины между ними дарует всем этим мужчинам какое-то извращенное чувство удовлетворения.
Возможно, если бы я не шарахалась от члена Аэро, я бы не оказалась в такой жопе. Знаю, что логика в этом немного, но в моей голове сейчас сплошной сумбур, потому что вот-вот я отгребу удар плетью-девятихвосткой. Я не дура и все прочитала в глазах Кроу, который в восторге от моего возвращения. Эта публичная порка, наверняка, станет меньшей из моих бед.
С меня срывают юбку, и я готова провалиться сквозь землю. Какого хрена всем демонстрировать мою п*зду, если удары будут приходиться по спине?
Я окидываю взглядом толпу, пока веревки затягивают крепче. Но это не тот вид связывания, которые заставляет мою вагину мурлыкать.
Нахожу в задней части толпы Кэла, Дрейка, а теперь и Сола. Кэл на взводе, Дрейк в ярости, А Сол выглядит чертовски озверевшим. Ого, неужели они так пекутся обо мне? Да нет, очевидно, что нет, они просто переживают за источник своей силы. Мне нужно быть порасторопнее и использовать поскорее оставшиеся желания, чтобы освободить этих мужчин от болезненной привязанности ко мне. И тогда я смогу сбежать, самостоятельно отыскать путь в Королевство Дня, украсть фрагмент его сверкающего пола и, в конце концов, обеспечить свое скромное существование где-то на Востоке.
Если, конечно, Кроу не затрахает меня до беспамятства за то, что я посмела бежать, или вовсе не отрубит мне все конечности, сделав из меня неподвижный секс-станок, который клиенты будут накачивать спермой. Меня передергивает от одной мысли об этом, когда они срывают с меня блузу и бросают ее мне под ноги.
Рыдающую девчонку уводят с помоста. Я отворачиваюсь, будучи не в состоянии больше смотреть на нее. Я прекрасно осознаю, что ее дни сочтены.
Я смотрю на Аэро, возле которого образовались круги богобоязненных мужчин и женщин, готовых молиться на него. Он наблюдает за тем, как разворачивается представление с моим участием. Одна его рука сжата в кулак, а костяшки пальцев на второй побелели от того, как он вцепился в мою шкатулку.
Нужно отметить, что он неподвижен… абсолютно. Похоже, словно это статуя Аэро. Его вид чертовски суровый, глаза залиты черным, а черты лица обострились, превращая его в нечто определенно пугающее.
Мой взгляд скользит на Кэла, затем на Дрейка. Неподвижные, восхитительные статуи богов с обнаженными клыками.
Я начинаю догадываться…
Смотрю в сторону Сола. Капли пота стекают по его лицу, челюсти сжаты, все его тело дрожит.
Он использует воздействие. Не хочет рисковать и держит своих собратьев в узде, ограждая их нарушения запретов, которые могут стоить им жизни.
Полный отстой.
Повязка, обтягивающая грудь, срывается с моего тела, высвобождая сиськи. Утренняя прохлада щиплет мою кожу, а по толпе прокатывается волна возбуждения.
Кроу низко кланяется, приветствуя Аэро со своего места на помосте, а затем неспешно выпрямляется.
― Все они воображают, как трахают тебя, пока ты болтаешься между столбов. Даже боги благословляют твое наказание, ― шепчет он мне на ухо.
Его дыхание отдает бутербродами с сардинами, которые он ел на завтрак. Терпеть не могу сардины.
― Как бы мне ни было стыдно признавать это, я скучал по твоей бунтарской натуре, Аделина. Твое возвращение ― большая удача.
Он отстраняется, и я ловлю на себе взгляд Сола. Кажется, что артерии на его горле просто лопнут от напряжения, с которым он держит своих братьев на расстоянии от происходящего. Его глаза широко раскрыты, и он выглядит не просто разъяренным… в его взгляде читается страх.
Вероятно, он боится, что не сможет все контролировать, и тогда все его собратья погибнут, как и смысл его существования.+
Дерьмо.
Приходится признать. Я реальная проблема.
А потом следует удар… плетью. Она рассекает воздух с таким пронзительным звуком, что я не сразу ощущаю боль, но когда это случается, еб*нный пиздец, это словно укус десяти змей одновременно, словно одичавшая гадюка в период менопаузы, только еще хуже. Гораздо хуже.
Я стискиваю зубы, когда следующий удар обрушивается на мою спину, и ощущаю, как теплая кровь стекает по моей спине. Это хрень наносит конкретный урон. Никогда раньше я не истекала кровью сразу после второго удара. Я очень надеюсь пережить это, чтобы отсосать своему мучителю, вот только под отсосом я подразумеваю откусить его причиндалы к чертям собачьим. Вероятно, я лишусь головы за это, но зато эта тварь получит свое.
Затем следует еще удар, а потом еще и еще, и это похоже на бесконечные языки пламя, лижущие мою спину, а алые капли, брызгающие в разные стороны, превращаются в клубы из крови.
Возгласы толпы становятся приглушеннее, и я совсем теряю ход времени.
Найдя в себе силы в какой-то момент поднять глаза, я вижу лишь Богов, которые, нужно признать, были со мной чертовски добры все это время. Они не сделали мне ничего плохого, хоть я и не раз ощущала себя не в своей тарелке.
Мне следовало бы больше доверять им, тогда, возможно, я бы не очутилась здесь. Но тогда молодая девчонка была бы сейчас на моем месте, и я снова возвращаюсь к тому, что послужило началом этому кровопролитию.
Мать вашу, я уже не сомневаюсь, что это убьет меня. Если мне удастся остаться в живых, это будет чудом.
И да, я только что обмочилась.
Теперь я сомневаюсь, что кто-то из Богов захочет терзать мою вагину.
«Прости, подружка, я тебя подвела».
Она не отвечает мне, но я не могу ее винить. Возможно, теперь она навеки возненавидит меня и больше не подарит ни одного оргазма. Порой вагина может быть крайне мстительной сукой.
В тот момент, когда я уже готова отрубиться, теплая волна омывает мою кожу, и хотя плеть еще жалит меня, как сука, больше не ощущаю, что мое плоть растерзана на куски, потому что боль заглушает это приятное покалывание, словно крошечные пальчики массируют все мое тело.
Это все Дрейк, я знаю, что он пытается дать мне хоть что-то, за что я могу зацепиться. Но полное забвение не становится менее привлекательным. Оно завладевает моим сознанием, стирает границы, убеждая, что так будет правильно.
Я умираю.
Черт.
Я не хочу этого… не собираюсь, мать вашу, подыхать.
Но мое тело хочет, оно так сильно хочет сдаться. Словно я взбираюсь по лестнице и, будучи уже практически наверху, соскальзываю с последней ступеньки и снова падаю на землю. Скорее всего, Кэл манипулирует моим сознанием, не позволяя окончательно уйти во тьму вместе с их источником силы. Мне уже не ясно, должна ли я корить его за это или благодарить.
Я прикусываю нижнюю губу, отчего теплая кровь струится по моему подбородку, пока плеть продолжает опускаться на мою истерзанную кожу.
Снова и снова.
Я вгрызаюсь в губу сильнее, так как готова на все лишь бы не закричать, пока все это не закончится.
Аэро дергается в порыве, а лицо Соло напрягается еще больше, и капли пота стекают с его носа, приземляясь на землю под его ногами.
Нет… Он не умрет.
― Стой! Аэро, прошу тебя! Я в порядке…
Черты его лица становятся резче. Он чувствует, что я лгу.
Он понимает, не хуже меня, что я в шаге от смерти.
Но он не знает того, что я выходила живой и из худших передряг. На мою долю выпадали и более ужасные вещи. Я не умру и сейчас. У меня есть мои девочки, и я чертовски живучая.
Порка прекращается, и мои руки развязаны. Я падаю в лужу собственной крови, локоны мои волос разметались вокруг меня, и рубиновые пряди блестят в лучах рассвета.
Я уставилась на них, даже не моргая.
Не в силах пошевелиться.
Мне едва удается дышать.
― Если ты не хочешь, чтобы до Всевышнего дошли слухи, что твои девочки любят поиграть в прятки, тебе стоит держать своих сучек на коротком поводке, ― заявляет ублюдок с плетью.
Кроу откашливается.
― Считай, что это уже так.
Он поднимает меня, и я снова ощущаю боль в полную силу. Из меня вырываются какие-то нелицеприятные звуки, подобные стенаниям раненого животного, когда Кроу тащит мое тело, волоча вниз по ступенькам и сквозь умолкшую толпу.
Я ловлю себя на мысли, что моя кровь марает его идеально выбеленную рубашку. Но этот ублюдок, вероятно, вдобавок получит удовольствие от этого позже, когда будет дрочить, нюхая ее или еще хрен знает что, делая с ней.
Он притягивает меня к себе, заставляя меня вздрогнуть.
― Ты хоть представляешь, сладкая, сколько девушек было выпорото и подвержено истязаниям за последние несколько недель? Очень много. Дох*я просто, черт подери. Но я не сомневался, что рано или поздно ты заглотишь эту наживку, ― шипит он мне прямо в ухо.
Мать вашу. Гениально. Бл*ть.
Из меня вырывается стон.
Я подвела своих девочек. Свою маму.
Подвела всех, еб*ный в рот.
― И теперь ты снова со мной. Мы заживем как в старые времена, лишь с некоторыми коррективами, потому что все мужчины в толпе сегодня мысленно рвали твою п*зду, а я прекрасно знаю, что ты тащишься от грубости, не так ли, сладкая?
Нах*й такую жизнь! Пошло все к чертям, бл*ть!
Я смиряюсь со своей участью и лишь молюсь четырем богам, чтобы они даровали мне возможность умереть, потому что интуиция подсказывает мне, что это не будет похоже на старые времена.
Всем своим нутром я чувствую, что все будет гораздо хуже, чертовски хреново.
Конец первой книги.