Ученица олигарха

Глава 6. Допрос

Валенсия взяла Крейна за рукав и затолкала в темный закуток, пока никто не видел.

– Служи!

– Да.

– Последний раз говорю, забудь, что между нами было. После смены ты пошел домой.

– Не получится, – мотнул он головой.

– В смысле? – опешила она.

– В прямом. Во-первых, такое не забывается. Твоя стоящая раком и дрожащая от фрикций круглая, сочная жопа теперь всегда будет перед моим внутренним взором, пока не сдохну. А во-вторых, свидетели же есть. Они все-равно напомнят. Целая толпа охранников во главе с директором службы безопасности господином Маршем. Которые были в твоей комнате, видели нас с тобой, видели бардак на кровати, беспорядок в нашей одежде и следы спермы на твоем милом личике. Вот если ты со всеми ними переспишь, наведешь свою порчу, или что ты там со мной сделала, и прикажешь им забыть, – вот тогда и я забуду.

– Дельное предложение. Возможно, я им воспользуюсь. Погоди… Так ты все понимаешь?

– Что именно? Что ты каким-то образом заставляешь меня выполнять твои приказы? Конечно, понимаю. Ты же не надеялась своим колдовством превратить меня в идиота.

Как раз именно на это Валенсия и надеялась. Прислужник не должен был ничего понимать. Видимо, сказался все-таки вонючий вискарь. Где-то она ошиблась.

– Да не волнуйся ты, мокрощелочка моя прекрасная. Я от твоих приказов не отказываюсь. Буду выполнять. Пока не придумаю, как их игнорировать.

– Не называй меня мокрощелкой!

– Приказ понят.

– И вообще будь повежливее. Особенно со мной.

– Сложно, – помялся Крейн. – Но я постараюсь.

– Инспектор! – раздался голос директора Марша. – Куда вы снова подевались?!

Они вынырнули из закутка в коридор.

– А! Опять! Вы что, оторваться друг от друга не можете? Блядством по ночам надо заниматься.

– Так ведь еще ночь, директор. Мы им и занимаемся.

Марш надулся от негодования.

– Мне иногда кажется, инспектор, что вы не на своем месте.

– Вы знаете, мне это тоже иногда кажется. Я до сих пор мечтаю стать космонавтом.

Когда они добрались до ресторана и распахнули двери кухни, Крейн тут же застыл на месте, словно натолкнулся на стеклянную стену.

Валенсия налетела на него плечом и взвизгнула, прижав обе руки ко рту.

– Вот, – сварливо сказал Марш. – Полюбуйтесь. Еще сатанистов нам не хватало.

Обнаженное тело Наоми было прибито гвоздями к стене над большой дымящейся жаровней. Оно висело вниз головой с раскинутыми в стороны ногами и руками и было вписано в перевернутую пентаграмму. Вокруг тела и пентаграммы, как на уроках седовласой афроамериканки из МВФ, были начерчены пять коротких слов. Но в отличие от учебных заклинаний, эти слова были не просто непонятны. Они были еще и написаны незнакомым алфавитом.

– Твоя теория об одном убийце только что полетела ко всем чертям, – тихо сказал Крейн. – Один человек такой перформанс потянуть не в состоянии. Нужно как минимум трое. Двое держат, третий прибивает.

Валенсия сглотнула, продолжая таращить глаза на труп Наоми.

– А это еще кто такой? – спросил Крейн, показав на стоящую у жаровни коренастую фигуру с короткими седыми волосами. Человек рассматривал пентаграмму.

– Это та, кто нам может помочь, – сказал стоящий рядом с дверями босс. – У меня наверху небольшая вечеринка в пентхаусе. Я попросил спуститься, когда узнал, что произошло.

– «Небольшая» это сколько? – поинтересовался Крейн.

– Человек тридцать. Но я вас уверяю, ночью они сюда не спускались.

– Охотно верю. Но проверю. В любом случае, ваш гость находится на месте преступления. Это не дело.

– Она будет полезной. Эта дама собаку съела на пентаграммах. Кристин! – крикнул босс. – Будь добра, подойди к нам.

Человек обернулся, оказавшись той самой афроамериканкой из МВФ.

***

– Какой ужас. Бедная девочка, – она покачала головой. – Инспектор, вы уже нашли преступников?

– Так быстро только мыши плодятся. Что вы можете сказать об этой мазне? Сатанисты?

– Нет, конечно. Пентаграмма – это универсальная основа для начертания самых разных заклинаний. Я, к примеру, тоже ею постоянно пользуюсь. Для финансовой магии звезда Давида лучше подходит. Но у нее ограниченный срок действия и много побочного негатива.

– Это все, конечно, интересно. Но давайте ближе к телу. Что там вокруг тела написано. И что все это значит.

– О, это самое интересное. В своей магии мы пользуемся арамейским алфавитом и арамейским языком. Это старейший язык международных финансистов. Первая, так сказать, лингва франка. Только при обучении учеников мы используем латиницу. Но язык при этом – все равно арамейский. Это язык финансовых заклинаний. Ему почти три тысячи лет.

– Мадам, я просил…

– Инспектор, это важное вступление. Так вот, здесь, – она указала на закорючки вокруг пентаграммы и тела, – использована еще более древняя письменность. Финикийская.

– И что здесь написано?

– В том-то и дело, что ничего. Абракадабра. Может, это незнакомый мне язык, но на мой взгляд там просто набор звуков. Но это и неважно. Важно, что финикийщина сейчас используется только в двух сферах магической деятельности. Это работорговля. И моление Темным богам.

– То есть все-таки сатанисты?

– Сатанисты по сравнению с жрецами Темных богов – карапузы в коротких штанишках. Я бы на вашем месте с ними не связывалась. Лучше надейтесь, что это ритуал работорговцев, направленный на очередную войнушку где-нибудь в Восточной Европе. Которая выкинет на арабские рынки очередную порцию грудастых и жопастых славянок, – афроамериканка мельком глянула на Валенсию. – Хотя обратите внимание, девушка чернокожая. А жизни черных важны. Вы понимаете?

– О, да. Хотите сказать, что если это работорговцы, то их заклинание направлено на войнушку в Африке. А если б им нужна была войнушка в Восточной Европе, они бы приколотили к стене вот ее, – он кивнул на Валенсию.

– Что-то вроде. Схватываете налету, инспектор.

– А если это все-таки жрецы?

Афроамериканка вздохнула.

– Тогда это вообще не заклинание. Это жертвоприношение Баалу. И это очень плохо. Потому что Баалу никогда не приносят одну жертву. Это оскорбление бога, он остается голодным.

– Будут еще жертвы?

– Вне всяких сомнений, – она показала глазами на Валенсию. – Всех этих девок зарежут, выпотрошат и подвесят над жаровней.

– Эй! Я вообще-то здесь, – возмутилась та. – И все слышу!

– Да неужели, – усмехнулась афроамериканка.

– Может это вас всех из пентхауса зарежут и выпотрошат?!

– Нет, милочка. Мы там все неприкасаемые. В хорошем смысле этого слова. К тому же по первой жертве и так все ясно. И этаж ясен. И характер будущих жертв. Баал предпочитает детей, молодых людей и прочих личинок. Взрослые для него жестковаты. А вы в самый раз. Инспектор, у вас ко мне всё? Тогда я вернусь, пожалуй, к напиткам и лобстерам.

– Вроде, да… Хотя, постойте. Жаровня. Она имеет какой-то смысл? Для работорговцев или жрецов?

– Для работорговцев никакого. Для жрецов чисто утилитарное. Мясо коптить. Тело жертвы делилось на части. Самые лакомые куски жрецы забирали себе и поедали во время ритуальной оргии.

Крейн крякнул и с силой поскреб небритый подбородок.

– Так что на твоем месте, девочка, – повернулась к Валенсии афроамериканка, – я бы ходила по коридорам оглядываясь. И не лезла куда не просят. А то твои пухлые ляжечки украсят чей-нибудь обеденный стол. До скорого, инспектор. Я буду наверху.

Она потрепала Валенсию по щеке и удалилась.

– Вот сука, – пробормотала Валенсия, глядя ей в спину. – Слышь, Крейн. Она наверняка что-то знает.

– Умгму… – проворчал Крейн, оглядывая косяк двери и замок на ней. – Кстати, дверь-то на кухню – взломали.

***

Судмедэксперт с грустными выпуклыми глазами и короткой седой бородкой был похож на иудейского патриарха, которому зачем-то остригли бороду. Он сложил в кейс инструменты, посмотрел в последний раз на снятое со стены тело и сказал:

– Алекс, я закончил. Тебе подробно или выжимкой?

– Выжимкой, – ответил Крейн. – Подробно я лучше в отчете почитаю.

– Тогда так. Смерть наступила в районе полуночи, точнее с двенадцати до часу ночи. От глубокой раны на шее. Ей перерезали сонную артерию. Скорее всего во сне. Следов сопротивления нет. Резал не профессионал, очень грубо. Рана рваная. Уже мертвую ее завернули в пленку, принесли сюда и на разделочном столе выпотрошили. Внутренности сожгли в печи. Тело прибивали к стене, встав на жаровню. Потом разожгли под ней огонь. Работали в перчатках, никаких следов не оставили. Что интересно. Прибивали не гвоздями, здесь бы грохот стоял на весь этаж. Прибивали деревянными клиньями в заранее высверленные отверстия. Так что можешь попробовать найти тех, кто сверлил. Но даже клиньями прибить нужна недюжинная сила. Так что среди преступников наверняка есть двухметровый амбал, способный одним ударом насквозь пробить человеку ноги. Деревянным клином. Вроде всё.

– Не густо.

– В лаборатории подробнее осмотрю, может еще чего накопаю.

– Угу… У кого-нибудь появилось что-нибудь новое и полезное? – громко спросил Крейн.

Роющиеся в мусоре, в шкафах и ползающие по полу детективы замотали головами.

– Одно хорошо, – повернулся он к Валенсии. – С двенадцати до часу, это как раз то самое время, когда мы с тобой кантрибобиком кувыркались. А значит, ты, моя дорогая, вне подозрений.

– А я была под подозрением? Я что, похожа на двухметрового амбала?

– Нет, но на человека, способного заставить двухметрового амбала делать всё, что угодно, ты похожа больше всех… Хотя, – он прищурился, – ты ведь могла приказать амбалу выпотрошить жертву самостоятельно. А сама в качестве алиби пошла кувыркаться.

– Глупости. У меня мотива нет. Меня только вчера привезли. За такое время мотив не появится. И, кстати, перечисляя подозреваемых, ты забыл одного.

– Кого?

– Босса!

– Он был в своем пентхаусе с гостями.

– Ничего подобного! Он был в моей комнате и ушел за десять минут до тебя!

У Крейна вытянулось лицо.

– А… так вот ты почему голая была. Босса обслуживала. Я-то думал, вот девка идеальная, не успел зайти, а она уже течет, как сука. А это вон чё было… А ведь я уже успел забыть, что ты шалава.

– Дурак! У нас с ним не было ничего.

– Ага, рассказывай. Чтобы этот озабоченный был рядом с твоей голой жопой и не насадил ее на кукан? Никогда не поверю. Он трахает все, что шевелится, а что не шевелится – расшевелит и трахнет.

– Не мой случай. Не хочешь – не верь. И вообще – тебе-то что за дело? Решил на меня права собственности заявить?

– Я что, сутенер, на шлюху права заявлять?

– Сволочь!

– Шкура гребанная.

Она резко отвернулась, встряхнув волосами и сложив руки на груди. Он сперва рванул в угол, где два детектива копались в мусорном бачке. Но сразу вернулся.

– Знаете, что, девушка? Не уходите никуда. Мне вас допросить надо.

– Наручники с плеткой не забудь, допрашивальшик хренов.

Он с силой схватил ее за предплечье и поволок к выходу.

– Мы в допросную, – бросил он констеблям. – Я скоро вернусь.

– Приятного допроса, – жеманно улыбнулся директор Марш.

***

– Допрос свидетеля Валенсии… Как у тебя фамилия? А, не говори, я знаю твою фамилию. Твоя фамилия Шалава. Итак, допрос Валенсии Шалавы.

– Кретин.

– Как давно вы знаете жертву, госпожа Шалава?

– На целых пять минут меньше, чем некоего гандонистого охранника, который любит оскорблять проходящих мимо девушек, инспектор Тупень.

– То есть вы признаетесь в том, что целенаправленно искали именно ее?

– Да нет же! Я встретила ее совершенно случайно. Она рыдала в одной из пустующих комнат. Я хотела ее успокоить.

– Каким образом? Перерезав горло?

– Нет, выслушав и посоветовав не парится.

– О, да вы гений психологии, мадам Шалава. Эта методика помогает вам в нелегком труде по раздвиганию ног перед незнакомыми мужчинами?

– Вам виднее, господин Вялый Член.

– Ну, конечно, у босса-то он крепкий, большой и вечно торчащий.

– Именно так. Он постоянно готов, не то что ваш. А еще его безумно приятно сосать. Когда язычком так медленно вокруг головки, а потом в отверстие уретры кончиком…

– Сука!

– … а потом всасываешь в рот эту упругую, большую, так что губы растягиваются до упора…

– Твои губы? Растягиваются? Сказки не сочиняй. Чтобы твои губищи растянуть, нужно в них десяток залуп затолкать одновременно.

– А он у него как раз такой, по ширине с десяток, не то, что у некоторых. И по длине норм, как раз в горло достает, так что задыхаешься. Он в горло долбит, а высунутый язычок по стволу гуляет, яйца облизывает, губки в лобок упираются. М-мм… А уж когда этот толстенный хер в пизду входит… о, вот где кайф…

– Заткнись, стерва!

– В голове только одна мысль – сейчас он меня разорвет. Но он не разрывает. Он начинает двигаться. И это – космос. Ебучий фейерверк. Большой Взрыв. Когда это траянова колонна начинает сношать…Тебе не понять. Хотя, если я его попрошу, он может и тебя выебет? Ты как? Попросить?

– Большой Взрыв, говоришь?

(звук отодвигаемого стула)

– Я те, шлюха, сейчас такой взрыв устрою…

– Ай! Больно!

– Иди сюда, блядища.

– Нет!

– Чего нет? Тебя никто не спрашивает. Башку вниз опустила. Жопу подняла.

(треск раздираемой ткани)

– Давай сюда свою щелку сладкую. Вот так… Вот она моя красавица… Ноги шире раздвинь…

(резкое хлюпанье)

– А-а!

– О, кайф… Она у тебя опять мокрая.

– Ох… ох…

(скрип стола, шлепки о задницу, вскрики, стоны)

– Ну, как? Вялый? Маленький?

– А… а… а…

– Что, нравится, сука, когда тебя раком жарят?

– Да… да…

– А вот так нравится?

– Да… еще… еще… м-м…

– Нравится, шлюшка? Насаживайся давай, насаживайся. Ох, жопа пухлая… пизда тугая…

– Да… да… Еби меня… Еби… Быстрее!

– На! На! На!

(ритмичный скрип трясущегося стола, шлепки и громкое хлюпанье)

– Ааааа!

– О да, детка…

(долгое молчание, хриплое дыхание)

– Черт! Крейн! Ты мне всю спину залил!

– Ну а что ты хотела? У меня было два варианта. Кончить во влагалище. И кончить на жопу. Немного промахнулся. Ты бы что выбрала? Влагалище?

– Мудак. На салфетки, вытирай мне спину.

(шуршание бумаги)

– Блин… Никогда бы не подумал, что меня возбуждает мысль о том, что мою бабу кто-то пялит… Меня эта твоя болтовня так завела…

– Это потому что ты латентный куколд, милый. Давай как-нибудь пригласим босса. Он меня будет ебать, а ты будешь смотреть.

– Слушай, Вавилония… Ты больная на всю голову.

– Я Валенсия.

– Не-е-е. Ты – Вавилония. Столица изврата и разврата.

– Погоди. А что означает этот горящий огонек?

– Мля…

– Ты что, все записывал?!

– Хуже. Это все сразу шло в сеть и на облако. Правила полицейского департамента. Допрос все-таки.

– Нет, Крейн. Ты не куколд. Ты какой-то гребанный мудень.

(щелчок. Конец записи)

***

Звонок раздался, когда они входили в ресторан.

Крейн выудил мобильник и чертыхнулся, увидев, кто звонит. Поднес к уху.

– Да, господин комиссар!.. Никак нет, господин комиссар… Но… Это чистая случайность. Кнопка западала и не выключалась… Нет… Нет… Это свидетельница, господин комиссар… Важная… Да, одна из учениц… Ну, что вы. Я разве похож на педофила? – повернулся к Валенсии. – Тебе двадцать один есть?

– Нет, – злорадно ответила она.

– Есть, господин комиссар. Ей уже давно двадцать один… Никак нет, я не собираюсь дискредитировать расследование. И департамент тоже… Виноват… Есть прийти на дисциплинарную комиссию.

Он сунул мобильник обратно.

– Ф-фу-ух… Могло быть и хуже. Думал, выгонит с треском. Наша с тобой запись уже в списке «топ дня», вся ночная смена департамента ее слушает.

– Всегда мечтала о популярности.

– Ну теперь-то ты прекратишь меня доставать со своим «забудь, что между нами было»? Тут свидетелей побольше, чем Марш с кучкой охранников. К полудню полгорода свидетелями будет.

Он усмехнулся.

– О, я гляжу, тебе смешно. Опозорил на весь город, а теперь смеется!

– Да ладно в бутылку лезть. Где тут «опозорил»? Это же для тебя обалденная реклама. Клиентов прибавится.

Валенсия резко развернулась и с размаху съездила ему по физиономии.

– Эй! Ты чего?!

– Какая же ты скотина, Крейн…

Она быстро пошла к выходу из ресторана.

– Ты куда?!

– К себе. Сам же сказал, девкам из своих комнат не вылезать. И приходить не вздумай, урод! Заявишься – еще получишь!

Она грохнула дверью.

Крейн недоуменно почесал затылок.

У входа на кухню стоял директор Марш и все так же жеманно улыбался.

– Как прошел допрос, инспектор? Удачно вдули… э-э, пардон, допросили?

Крейн прошел мимо, не ответив.

У плиты стоял один из детективов и курил, стряхивая пепел в банку с солью.

Крейн достал сигареты. Спросил у него хмуро:

– Есть чего новое?

Детектив поднес зажигалку и медленно покачал головой.

– Полный ноль. Никаких следов. У меня такое впечатление, шеф, что нас водят за нос.

– Почему?

– Ну сами подумайте. Они тут занимаются какой-то фигней, которую называют бизнес-магией. Сами же рисуют на уроках эти пентаграммы. И тут – убийство. Камеры не работают. Ни одна. За стеной тюряга с маньяками. Охрана только палки в колеса сует. Наверху веселятся какие-то денежные мешки и рассказывают басни про Темных Богов. Все это сильно смахивает на какую-то игру. Из тех, что придумывает «золотая молодежь» от безделья.

– Думаешь, надо пощупать гостей из пентхауса?

– Похоже на то.

– Погоди, что ты сказал про камеры? Как не работают?!

– А вот так. Этот их главный сказал, что вчера был скачок напряжения. И все видеонаблюдение накрылось. То есть у нас ни камер, ни свидетелей, ни следов.

– Прекрасно…

Крейн нашел глазами босса. Тот стоял у выхода и что-то напористо говорил Маршу. Сперва директор службы безопасности энергично мотал головой. Потом вдруг нахмурился, кивнул и вышел.

Босс обвел глазами помещение, встретился глазами с Крейном и лучезарно улыбнулся.

***

Здесь всегда царил полумрак.

Древние каменные своды за века покрылись известковыми наростами и напоминали пещеру. Единственный луч света пробивался из маленького отверстия в потолке и падал на гигантскую раскрытую книгу, почти в два метра размером. Она лежала на массивном каменном столе, украшенном искусно вырезанными рогатыми мордами. Потемневший переплет книги был сделан из костей и человеческой кожи. Пергамент страниц был светлым, полупрозрачным и шелковистым на ощупь. Он ласкал пальцы. На него ушла кожа почти тысячи младенцев.

Сидящая за столом скособоченная фигура пошевелилась, выпростала из-под сутаны скрюченную темную руку. Перевернула очередную страницу. Надвинутый до глаз капюшон полностью скрывал лицо. Наружу торчал только костистый, как у мумии подбородок.

В полутьме выхода мелькнула чья-то тень.

– Я прос-сил не мешать…

– Прости, Верховный… Важная весть.

– Говори…

– Мы нашли ее.

– Ка-ак…

– Слуги с поверхности переслали запись.

– Включай.

Тень достала из складок рясы диктофон. Щелкнула кнопка.

– «…пригласим босса. Он меня будет ебать, а ты будешь смотреть. – Слушай, Вавилония… Ты больная на всю голову. – Я Валенсия. – Не-е-е. Ты…»

Тень выключила запись.

Наступило молчание.

– Мы провели ритуал опознания, – наконец, сказала тень. – Это она. Идеальная жертва.

Снова молчание. Только было слышно, как где-то в глубине пещер капает вода.

– Хорош-шо. Можете начинать подготовку.

Тень поклонилась и исчезла.

Верховный жрец некоторое время сидел неподвижно. Потом пошевелился и поднял голову. В темноте под капюшоном сверкнули красным глаза.

Сипение вырвалось из его горла, прежде чем он повторил имя.

– Валенс-с-сия…