Удачная неудача Солнцеликого

Часть 1.

Как же я устала! Мне опротивело все, моя работа, на которой старательно досиживаю последние недели до пенсии, мой задрипанный город, который по недоразумению является областным, мой лишний вес, которого ровно в два раза больше, чем мне положено при ста шестидесяти трех сантиметрах роста, моя травмированная в детстве левая нога, которая живет своей жизнью и пытается попасть во все неровности древнего асфальта. Уж давно пора изменить мне своё бытие.

Почему-то верилось, что пенсия одарит такой возможностью. Если объективно разобраться, то я клубок противоречий. Технарь, есть основания верить, что неплохой, но в литературе всегда отдавала предпочтение всякого рода фэнтези. С детства хорошо и с удовольствием готовила, но некого кормить. Неплохо вязала, но забросила, потому что на мой размерчик – это чудовищно долго. Да и не нужно, зарплата заместителя начальника цеха позволяет шить у неплохого мастера. Карьера на заводе, моя гордость, но и от нее я устала и на это есть причина.

В наш цех назначили новое начальство, молодой функционер, всего тридцать три года, заряженный на получение результата любой ценой, карьерист, которому нет дела до технологических и производственных особенностей. И, тем более, до людей. И опыт мой ему совсем не нужен. Даже мешает, потому что мне ничего не стоит аргументировано доказать – очередные бредовые требования технологически невозможны. С цифрами доказать, ибо подсчеты всегда делала в уме, оперируя шестизначными числами пошустрее калькулятора. Вот такой вывих мозга. Врожденный.

С предыдущим начальником у нас был сработанный тандем: я – на хозяйстве, а за ним – представительские функции в заводоуправлении и прочая связь цеха с внешним миром. Работяги меня всегда недолюбливали, но уважали, надо полагать, заслуженно. За их интересы я дралась как кошка за котят, но и с них спросить умела и не стеснялась, за это меня за глаза прозвали Коброй Львовной. Так или иначе, но цех всегда был с премией.

И все было бы хорошо, если бы наш начальник, наш Батя, не скончался от сердечного приступа прямо на рабочем месте. И теперь его должность занял молодой и наглый, который демонстративно вычеркивает на календаре числа, оставшиеся до моего увольнения. Ежу понятно, что ни дня лишнего он несговорчивую «замшу» рядом не потерпит. А иначе бы и незачем увольняться, что мне дома делать? И теперь я подыскиваю себе альтернативное занятие, соответствующее своим физическим данным. Одна надежда на компьютер, с которым благодаря нашему штатному программисту, неплохо лажу. Надежда вполне обоснованная, потому что первый, весьма удачный опыт уже есть.

Дома все как всегда, график жизни отлажен давно и поминутно. В маленькой хрущевской квартирке все кругом устроено под мои нужды, и попрекать за не протертую пыль или собравшуюся стирку никто не будет, строгая мама уж полтора года, как покинула меня, дожив до весьма преклонного возраста и одарив всеми причитающимися старческой немощи проблемами. Она любила меня самозабвенно, за великой своей любовью не желая видеть, что забота ее не нужна и в тягость. Именно благодаря этой неприятной особенности родительницы, вырастившей меня без мужа, и читать-то начала с раннего детства, запоем, скрываясь от реальности за страницами и томами, погружаясь в чужие миры и вымышленные страсти.

С тех пор как в мою жизнь вошел компьютер и читательские возможности возросли, желание выходить из дома без острой нужды сошло на нет.

Сегодня вечер пятницы, мое самое любимое время и очередной батл с одним завзятым книгочеем на одном из самиздатовских сайтов, а потом сеанс связи с однокашником из Калининграда, ему я помогаю с рекламной кампанией его фирмы. Для этого придуманы несколько слоганов про мебель, тема мне близка профессионально, всю жизнь работаю с деревом. А на старости лет пробило на рифмоплетство, вот же ж. Однажды, попытавшись поддразнить, я послала давнему приятелю, который маялся с открытием очередного филиала поздравлялку Эргономика и вкус. Ваш дом мебели «Векрусс». И понеслось. Реклама шкафов купе получилась удачной настолько, что ко мне стали обращаться калининградские коллеги моего приятеля и даже платили какие-то деньги. Это давало надежду, что на оплату коммунальных услуг я смогу заработать и на пенсии. С тех пор словари синонимов возглавляли список закладок в моем буке.

В эту субботу у меня запланирована Большая Уборка.

Дверь в дверь снимают квартиру две девчонки-студентки и частенько прибегают за хлебом-солью. Раз в месяц они помогают мне с уборкой везде, где я в силу хромоты и веса добраться не могу. Верхние полки, карнизы, плафоны, ну и остальное, зацепом. За денежку, разумеется. Полтора часа они тратят на уборку всей квартиры, а потом мы дружно обедаем, всегда с вином и красивой сервировкой. Нам нравится эта игра. Таня и Аня – девушки из глубинки, работящие и уважительные, ладить с ними очень легко. Девки откровенно меня поджаливали, ну-ка, пожилая, хромая, одинокая, я им не мешала себя жалеть, зачем? Молодые они, разницу между свободой и одиночеством им пока не осознать. В своей квартире, с буком перед глазами, я была свободна и независима и от возраста, и от прочих проблем. Им пока не понять, но мне нравилось иногда с ними общаться, все-таки женского общества немного не хватало. В цеху женщин мало, крановщицы да нарядчица. Подчиненные. Да и неинтересно совсем с многодетной баптисткой и разбитными разведенками.

Приятельницы, конечно, были и, даже довольно близкие, но у них своя, семейная жизнь, втягиваться в которую мне категорически не хотелось. Подружки – это одно, а их мужья и дети – другое. Было у меня подозрение, что мой психологический возраст весьма ниже номинального, потому как приятельницы были изрядно меня помладше, одной даже тридцати не было. Что она искала в общении с охочей до едкого стеба, мастодонтихой, я не понимала.

Часть 2.

Понедельник – день тяжелый! Кто это сказал? Памятник ему! Особенно тяжел понедельник в разгар эпидемии гриппа. Фиг с ним, с гриппом, мужики в выходные занимались профилактикой заболевания и так старались, что на работу вышли не все. А тех, кто появился, к станкам подпускать нельзя через одного. Поголовное похмелье разной степени нетрезвости. Бесполезная пятиминутка с бригадирами закончилась быстро, так или иначе, работать почти некому. Теперь надо как-то пережить мучительную планерку у начальника цеха.

Пока шла к кабинетам оглядывала нездорово’ тихий цех понимала, что все, дни родного производства сочтены. Вот мой любимый надежный-пренадежный фрезер, настолько старый, что в это трудно поверить, 1905 года выпуска. Станина вся в виньетках, произведение искусства, а не станина, каслинское литье отдыхает. Остальное ненамного бодрее, что оборудование, что люди. Кому нужны модельщики, способные рубанком и стамеской сделать модель любой отливки, от булавки до шестиметрового махового колеса? Теперь есть три-Д дизайнеры, которым и чертежи-то читать не нужно уметь, компьютер сам все сделает, только циферки правильно забейте. А у меня самый молоденький модельщик лучше компьютера чертить способен и в объемное изделие эти почеркушки превратить, а с единственным на весь регион модельщиком седьмого разряда сам Генеральный первым раскланивался. Но цех необратимо устарел, так когда-то на смену конюшням пришло автогаражное хозяйство, а из названия завода «АРСЕНАЛЪ» навсегда исчезла буква «Ять». Если набраться мужества и сказать себе правду, то мне с пенсией очень крупно повезло, я не увижу, как мое лелеемое хозяйство канет в лету.

Вот, наконец, очередной день закончен. Долгожданная маршрутка приняла меня в свое нутро, впереди сорок минут пути и можно почитать с телефона. Интересная героиня попалась, попаданка, которая говорит про себя «живу долго, читаю много, память хорошая». Хи-хи, как это про меня. Фэнтези – моя страсть. Вот такой вот отдых от заводских реалий. Поскорей бы домой, и продолжить уже с нетбука, сидя в удобном кресле. Эх, всегда любила читать книжки, которые пишутся на глазах у изумленной публики и комментарии оставляла, если было что сказать.

Водила – явно укуренный, гнал так, что на многочисленных поворотах я едва не слетала сидения, это с моей-то биомассой! Даже держаться приходилось, благо расположиться удалось на одиночном месте у двери, там поручень рядом, а что творилось в задней части салона, подумать страшно. Какое уж тут чтение! От этих виражей и болтанки разболелась голова. Сильно. Да сколько можно-то кишки из пассажиров вытряхивать!

– Водитель! – Получилось весьма громко, привыкла перекрикивать работающие станки, – сбавьте скорость и прекратите лихачить! – Меня неожиданно поддержали робкие голоса пассажиров, в ответ этот утырок газанул и, отвернувшись от дороги в салон, прокричал :

– Что, тетка страшно? Ха-ха-ха! А ты зажмурься и едь, быстрее доедешь!

По глазам резанул свет фар встречной фуры, заверещала пассажирка на переднем сидении, водила начал лихорадочно выкручивать руль вправо, но явно не успевал. Мы выскочили на встречку. Мозг истерично отслеживал траектории, возможную нашу и тяжелой машины, на пути которой мы оказались. Никаких шансов. Сейчас столкн… скрежет тормозов...неимоверно сильное вдавливание в кресло, как будто на меня сел слонопотам... бздынкнуло стекло ...разрывающая боль в правом глазу, вялая мысль «осколок или сосуд лопнул»?...резкий толчок по ходу движения, хруст ключицы, встретившейся с поручнем, это инерцией меня швырнуло вперед и вниз...еще удар, теперь в бочину салона, от удара дверца отъезжает и меня головой вперед со страшной силой вышвыривает на соседнюю полосу...визг тормозов...краткое безумие боли...темнота.

*************************************************

Очень рада, что заглянули.

Как сильно я надеюсь, что вы задержитесь здесь до конца!

Как мне страшно вас разочаровать или подвести.

С уважением, ваша Лена.

Часть 3.

Господи, как голова трещит, во рту кошачий туалет, а смрад стоит такой, что защипало язык при попытке подышать ртом. Почему под моей щекой черный кожаный рукав? Утром же достала любимую зеленую ветровку, потому как похолодало. И кожанка была только в молодости, коричневая. Пощупала обшлаг рукава – кожа бронебойная. В поле моего расфокусированного зрения попали мускулистые пальцы с траурными ногтями. Ну, как бы я ни была ленива, но за руками следила исправно, это не мои пальцы, тогда почему я ощущаю все шершавинки на старой изрезанной столешнице? Шевельнула мизинцем, палец с обкусанным ногтем дернулся, с перепугу сжала кисть в кулак – сжался, следовательно – это моя рука, а кто тогда я? Ха-ха, Нина Николавна, дочиталась сказочек, на яву грезишь? Да кто там толкает и треплет, уйй, больно… бедные мои мозги… Голову удалось немного повернуть, если бы точно не знала, что последний раз пила спиртное полгода назад, я бы подумала, что это жесточайшее похмелье. Что-то острое больно ткнулось в шею прогнав эту потрясающе конструктивную мысль, чья-то рука, не слишком осторожничая, зашарила у меня за пазухой, там, где в мужских костюмах обычно бывает внутренний карман. Так, кажется, меня пытаются обшмонать, угрожая чем-то острым у шеи. Бред, ей-богу! Я что, все-таки напилась и сплю? Классный сон, на редкость реалистичный!

Страха не было, были рефлексы и пьяный кураж. Перехватить руку, шарящую за пазухой, удалось легко, как следствие, нажатие на шею усилилось и причинило отрезвляющую боль, вот теперь стало страшно. Не сон. Только руки с траурными ногтями жили независимо от впавшего в кому самосознания. Не-ет, это не я, я бы так никогда не поступила, просто не додумалась бы! Рука, которую, я по недоразумению ощущала своей даже не попыталась отделаться от заточки у шеи, эта рука лениво упала со стола и вдруг весьма не ласково схватила незадачливого грабителя за промежность. Эта ручка, судя по запоминающемуся размеру, сок из лимона выдавит двумя пальцами без особого напряжения. Господи, какие лимоны? О чем я думаю? Вообще-то, эта как бы моя ручка сильнее сжала пальцы в жестком цанговом захвате...ну что попалось, это как бы мои глаза смотрели на корчащегося мужичонку с пьяным добродушием, это я пьяно-тягуче потребовала:

– Спой цветик, не стыдись, то-оненько пой, как Робертино Лоретти, – и ребячливо хихикнула, – ну давай, милок, постарайся... я-яма-айка, я-яма-айка... – Пьяный, дико фальшивый напев на русском, да и вся эта фраза, во мне самой вызвала отвращение, даже в затуманенной головушке немного прояснилось. А уж какое впечатление мы с жалким мужичонкой произвели на окружающих!

Окружающих? Твоё ж волшебное число «пи»! Что за дикость меня окружает? А эти рожи? Да по сравнению с ними запорожцы с картины Репина – истинные интеллигенты! И пялятся так нехорошо. Ох, кажется, сейчас меня будут бить. Басурманские угрозливые выкрики становились все громче. Смысл воплей доходил до сознания туго. Кто-то разжимал мои пальцы, которые все еще трудилась над здоровьем незадачливого воришки. Ой, да, отпустить же! Освободившийся от захвата мужичок, завывая, повалился на пол и это сработало, как пусковая пружина. В мою сторону ломанулся здоровенный детина, дожидаться, пока он до меня доберется не стала, вскочила, ну, постаралась вскочить, плеснула в рожу недопитое. Детина заорал. С подвывом. Заорешь, если в глаза крепкое спиртное попадет. Шатаясь, он толкнул подавальщицу в чепчике, у бедняжки и шанса увернуться не было. В чепчике? Так, это потом, потому что в меня кто-то запустил глиняной кружкой поздоровее стандартной пивной. Не-не-не, я драться не хочу, я не умею...зато это тело, кажется, умеет, хоть оно пьяное в дупель, но рефлексы... Кружка отбита, проморгавшийся детина что-то скомандовал толпе и получил от меня тычка основанием ладони в нос. Заваливаясь, он опять сбил незадачливую официантку. Как в замедленной съемке, я видела, как девушка, падая на пол, задевает виском угол стола, падает и больше не шевелится. Это ужасное зрелище меня так поразило, что я позволила огреть себя сзади. Под черепушкой вспыхнул новогодний салют, ноги ослабли, руки вяло замолотили воздух. Падение поручилось комфортным, лежащая на полу девушка приняла на себя мой вес. Третий раз из-за меня страдает, проползла снулая мысль. Увесистый пинок по ребрам ясности ума не прибавил. Сквозь меркнущий фейерверк я услыхала:

– Выбросьте обеих на улицу. Наймичка на холоде очнется. А девка – нежилец , да и ладно, все равно я уволить ее собра́лся. Одно хорошо, расчет давать не придется.

– А если у таверны труп найдут, а Сото?

– Да на эту наймичку и подумают. Искать Ниану некому, одна она. Все обойдется, а если что, концы в воду.

Всполохи в голове окончательно угасли…

Почему я лежу на земле? Ох, как холодно. И очень темно. Над головой – звезды, яркие и крупные, совсем чужие. Любопытно, я на ночное небо уже лет пять не глаза не поднимала, что там можно увидеть, с моей-то компьютерной близорукостью? А тут вдруг такая красота, что я на несколько минут забыла, что замерзала.

Попытка встать не увенчалась успехом, потому что на мне лежало тело, рука, обтянутая знакомой черной кожей давила на ребра, это я смогла рассмотреть, приподняв голову. Фух, все-таки это не моя конечность, уже хорошо. От натуги боль в черепе вспыхнула с новой силой, хорошо, хоть руки свободны, нащупать на затылке шишку удалось не сразу, мешала какая-то тряпка, странно, я никогда в жизни не носила платков, не клицу они мне. Чуть выше виска тоже обнаружилась жгуче болезненная припухлость. Резь в двух нащупанных шишках отрезвила и заставила соображать, ибо не только больно, но и холодно. Итак, шишек две, над виском и на затылке. Про затылок понятно, это меня небрежно выкинули. А на виске почему? Это же та девушка с именем похожим на мое об стол треснулась, а болит у меня. Почему?

Часть 4.

Ну, что Нина, ты попала, и попала, похоже, аж два раза. В первый момент я точно была вот в этом самом теле, которое шагает сейчас рядом, уж очень знакомая курточка, и несколько мгновений она была на мне. А потом удар, бессознанка и имеем то, что имеем, а что имеем – непонятно.

Картина мира просыпалась кучкой мелких пазлов и восстановлению не подлежала по причине отсутствия первоисточника. По поводу попаданства страдать не получалось, не вполне осознала еще. Даже тускло обрадовалась несмотря на то, что оказалась холодной ночью в неизвестной реальности рядом с пьяной магичкой, весь внешний вид которой, говорил о том, что она – воин. Меч и кинжал наличествуют, одежда на ощупь настолько плотная, что приходит на ум слово «доспех».  

Молчим, топаем, каждый шаг отдается болью в затылке и виске. Дорога явно идет в гору. Похоже, что мы поднимаемся от реки, просто раньше это как-то не осознавалось. Сырость, промозглый холод, специфическая вонь стоялой пресной воды. Однозначно река или большое озеро, а наличие низкопробного питейного заведения намекало, что на берегу имеется большая пристань, или даже речной порт. Хорошо, что меня уводят прочь. В голову лезла несусветная чушь: я радовалась, что не придется праздновать юбилей. На работе меня настырно разводили на сабантуй, приходилось отшучиваться, мол, хотите отпраздновать избавление от меня, растакой язвы и зануды, за мой же счет? Обломитесь теперь! Эта мысль необычайно грела душу, просто до эйфории. А уж как я радовалась за своего начальника, которому теперь придется хоронить ненавистную бабу! Глупость какая, несусветная, немыслимая глупость, наверное, защитная реакция на общий шок от происходящего, потому что ни ужаса при мысли о своей смерти, ни трепета перед неизведанным, ни даже неудобств от разрыва шаблона не было. Был страх замерзнуть и так и не узнать, куда я попала и зачем.

Дорога под ногами была ровной, без колдобин, но крутой, поэтому шум кабака уже стих, хотя мы прошли всего ничего. Больше информации для размышлений не было. Значит, попробуем проанализировать ощущения. Итак, что мы имеем, очевидно, что мне досталось молодое и сильное тело, если судить по тому, что я иду себе в гору и иду, не задыхаюсь, да еще немалый груз на плечах несу. Язык понимаю. Это весьма существенный бонус. Остальное приложится, если удастся в ближайшее время не скопытится во второй раз. Или уже в третий?

Резюмируем, главная задача – выжить. А это означает крыша над головой и пропитание. Средств к существованию Ниана, то есть я, лишилась, ее выкинули, как отработанный шлак, без денег, без теплой одежды, да еще и голодную. У девицы должно быть какое-то жилье и какое-то прошлое. Но надо ли мне это? Как тут, собственно, относятся к попаданкам? Вопросы роились и множились, а между тем подъем закончился и укатанная грунтовая дорога сменилась мощеной. Появился серп луны, подсветивший землю мертвенными лучами. Было в этом что-то зловещее.

Брусчатка втекла на какую-то площадь, в центре которой стоял памятник, окруженный невысоким парапетом. Спутница моя явно настроилась туда присесть. Я было воспротивилась, ведь если эта пьянь завалится, мне эту бой-бабу не поднять, а без ее плаща – каюк. Если она заснет, то ей и в плаще – каюк, температура, по ощущениям, очень минусовая, да еще влажно.

Памятник оказался неработающим фонтаном, за парапетом плескалась вода, которой моя спутница явно вознамерилась попить. Да и пусть ее, лишь бы не спала, хотя у меня волосы вставали дыбом от брезгливости. Дождавшись, пока дылда напьется, я решительно вернулась на свое место под плащом, продрогла за полминуты.

– Ты кто? – Смотри-ка, очнулась. Голос хоть и хрипловатый, но вполне приятный и уже без пьяных обертонов. А вот к диалогу подготовиться не додумалась, плохо, Нина, очень плохо.

– Я – твоя измученная совесть! – Зачем я так недружелюбно? Вот характер, бязательно надо надерзить, когда нечего сказать. – Нина я. Меня из-за тебя с работы выгнали. Так что за тобой должок, магичка.

– Как ты смеешь! Да я тебя прибью за такое нахальство! – вяло возмутилась моя спутница. Справедливо возмутилась, согласна, но не убедительно.

– Ну прибьешь, и что дальше? Скажи спасибо, что я тебя от самой таверны волокла. А могла бы бросить и плащ забрать. Это, между прочим, из-за тебя меня в одном платье выкинули.

Жаль, что сидели мы спиной к луне и разглядеть выражение лица собеседницы не удавалось. Длинное молчание разбавлялось дыханием, разогретое подъемом на гору тело стало стремительно мерзнуть без движения и я рискнула заговорить:

– Пошли, что ли, дальше, холодно.

– А некуда дальше, меня тоже с работы выгнали, – последовал вялый ответ.

– А живешь ты где?

– Похоже, нигде. А ты?

Такой простой вопрос и такой сложный на него ответ. Неожиданно для себя самой, я отважилась. Мои спонтанные решения всегда были удачными, всегда! Может, и сейчас повезет? В крайнем случае намекну, что дамочка сильно пьяна и ей пригрезилось.

– Я тоже нигде. Тебя как зовут?

– Кириарнисса. А ты Ниана, я тебя помню.

– Я предпочитаю Нина, а ты, если не возражаешь, Кира. - В темноте права качать не так страшно, усмешка так и лезла на лицо, хорошо, что меня не видно.

– Ты слишком смела для простой подавальщицы из портовой таверны, — угрозы в тоне Киры не чувствовалось.

– А я не Ниана, Кира. И, уж точно, не простая! Я из другого мира.

Судорожный вдох в темноте, минута томительного молчания, и, наконец, магичка выхохнула, на ее пальцах опять полыхнул огонь, осветивший наши лица. Так мы и застыли, глядя друг другу в глаза, меряясь взглядами, сканируя друг друга, пытаясь определиться с отношением к противнику?...соратнику? Одутловатое от пьянства, большеротое лицо особой симпатии не вызывало, но выбора-то все равно нет. Да и спокойная она, если еще не прибила, то, может, и обойдется?

Часть 5.

Большая комната, встретившая нас сразу от входа, несомненно, была прихожей. Не знаю, почему я так решила, но это неважно,потому что надо скорее отойти от двери, дует. В золотистом, таком живом после лунной мертвенности, свете магического светляка открылась картина удручающего запустения. В следующем небольшом помещении неведомого назначения сохранились остатки какой-то мебели, все та же вездесущая пыль и спертый воздух. Почему-то, особенно острое удивление вызвали окна. Точнее, удивительная целостность стекол. Пока я пялилась на невиданные ранее переплеты, искусно выполненные из металла, очень надеюсь, что не из свинца, Кира опять взялась за меч, пытаясь разрубить абсолютно целый стул, но потерпев неудачу, досадливо хекнула и деревянный стул занялся резвым огнем. Хорошо, хоть пол каменный.

    – Кира, с ума сошла! Гаси скорее!

    – Ты же сама просила потеплее, – явно довольная собой амазонка протянула руки к огоньку.

– Да мы тут от угара задохнемся через пару часов! – Кажется до моей спасительницы дошло. Один короткий взгляд в сторону окон и веселый огонь погас. Сразу стало немыслимо грустно, едва ли не до слез. Что за странные всплески эмоций? То, как рыба снулая, то раздражение ничем не обоснованное. Глупость какая, сейчас найдем печь или камин и будет у нас огонь, обязательно будет! Только тягу проверить надо. И помещение, желательно, поменьше, чтоб прогрелось быстрее. Пригодного для сжигания хлама было немало, но и бездарно тратить его глупо. Стоило заняться осмысленной деятельностью, как раздражение исчезло, как рукой сняло.

    Наконец, мы расположились в скромной по размеру комнате. В ней был камин. Лучше бы печка, конечно, от нее тепла больше, ну, как говорится, не до жиру. Зато в каминный зев удалось целиком впихнуть останки невысокого табурета. Меч, это вам не топор, им дрова рубить трудно. Кира, знакомая с устройством местных каминов проверила тягу, правда способ мне показался варварским. Она запустила в трубу что-то магическое. Посыпалась какая-то труха, не опознаваемый хлам, кусочки веточек и перья. Видимо, это было птичьим гнездом.

    Ну, вот и огонь! Воистину, животворящий Огонь! Напряжение потихоньку отпускало. Потянуло в сон, но спать было никак нельзя, до безопасной температуры комната прогреется часа через два, не раньше. Топливо надо подбрасывать постоянно, не поленья ведь так, хлам всякий. В ближайших комнатах мы собрали все, что может гореть, давая тепло, и даже нашли большой ковер в приличном состоянии, правда, дотащить этого гиганта удалось с трудом: тяжело, неудобно и очень пыльно, зато перед камином устроились, можно сказать, с комфортом. Четыре слоя плотной шерсти хорошо защищали от стылости  пола.

    Наконец, уселись и устало замолчали каждая о своем. Холод отступал, зато подступали мысли: кто меня сюда перетащил, что за это потребует, будет ли помогать? Или я – жертва непонятной интриги, обреченная выживать своим умом? Вот этот позитивненький посыл и примем за точку отсчета. Как-то слишком легко я приняла свое попадание, как будто книжку сама про себя читаю, с той лишь разницей, что ощущения более чем реальны, остро хочется попить и подремать с устатку, а не обдумывать грядущие задачи. А задачи не изменились, мне по-прежнему нужны еда, теплый кров и доход, причем существенный. Единственным консультантом и источником информации в настоящий момент была моя товарка по несчастью.

Сидит со мной плечо к плечу, делится своим теплом и своим плащом. Она может ответить на многие мои вопросы, о государстве, о деньгах, о власти, о магии. Просто о мире. Если здесь маги обычное дело, то может есть и другие расы? Вопросов тьма. Да и сама Кириарнисса весьма интересна, сущий комок противоречий. Вооружена, сильна и тренирована, значит, боец, а если боец, значит, есть характер. А вот проявлений характера как раз так-таки было немного. Слишком легко шла на поводу, стоит обратиться к ней поувереннее. Это я просекла, еще когда топливо по комнатам собирали, спеленутые одним плащом. Она легко отдала мне бразды правления и подчинялась. Бери, поворачивай, несем, отдыхаем – распоряжения выполняла беспрекословно, как дрессированная.

Чтобы не спать, надо разговаривать, я не так уж много рассказала о себе и не против расспросить амазонку ну хоть об этом особняке, для начала. Мы здесь точно около часа, но ничего угрожающего, пока не произошло, а паниковала она вполне искренне, интересно, почему?

    На мои попытки завязать разговор Кира не велась, что-то ее не на шутку тревожило. В свете огня из камина удалось девочку, наконец, рассмотреть. Скуластое юное лицо было вполне приятным, с некоторым налетом восточно-азиатской изящной миловидности, но это странно контрастировало с ее ростом и мощью. И общим стилем экипировки. Даже небрежно собранные волосы, скрепляло нечто, что вполне могло оказаться оружием. Женщина-воин разговаривать никак не хотела. Все что удалось узнать о ней сводилось к фразе.

    – Я наемница. Была. – И на этом ша. Кира становилась мрачнее и мрачнее, сжималась и все сильнее замыкалась в себе. Казалось, ее свирепо терзают внутренние демоны. Она вздрагивала и к чему-то прислушивалась, растревожив меня не на шутку. Надо либо разговорить ее, либо заставить лечь и заснуть. Наша подстилка из вчетверо сложенного ковра вполне позволяла вытянуться во весь рост и поместиться двоим. Да только грязь раздражала неимоверно. Вот как на это лечь? В комнатке, где мы устроились стало достаточно тепло, чтобы перемещаться без плаща, потому я довольно резво, несмотря на затекшие от сидения на полу ноги поднялась, на мне ведь передник, он всяко чище, чем пропыленный ковер, вот его и подстелим под головы.

    Пока крутилась, оглядывая себя, в поисках застежки или завязок, краем глаза уловила белесое свечение, зависшее точно над моей спасительницей. Это что за фигнетень такая? Пока вглядывалась в этот феномен, передник оказался в руке, и я взмахнула им, как если бы полотенцем отгоняла осу. Кира взвилась, как пружина, лязгнули освободившиеся от ножен клинки и с воплем:

Часть 6.

К утру стало холодно и неудобно. Эх, опять я во сне скинула одеяло и подушку на пол. Вот уйду на пенсию и налажу, наконец, сон. Все, давно пора встать, организм требует внимания к своим нуждам, сова я там или не сова. Не открывая глаз попыталась спустить ноги с кровати и отбила пятки. Боль вынудила окончательно проснуться и открыть глаза, взгляд уперся в подернутые пеплом, но еще яркие угли в зеве камина. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Значит, не приснилось. Вчерашние события, сначала разрозненно, а потом уже более упорядочено всплывали в памяти. Вспомнила все, кроме одного. И почему я вчера радовалась этому злосчастному попаданству? Грязно, голодно, холодно, хочется пить и совсем не хочется разбираться со спящей за спиной амазонкой. Вспыхнуло неоправданное ничем раздражение, ведь если бы она не стянула с меня плащ, я бы не мерзла и еще спала, а не сидела на полу с задравшейся юбкой разглядывая странные штанишки, заправленные в грубые тканевые носки до колен. Этот удивительный предмет удерживался на ноге крест-накрест завязанными тесемочками. Из задворок памяти выплыло слово «опорки». Почему опорки? Это ведь обувь, кажется? А где моя обувь? Вчера так и не удосужилась посмотреть, скинула, укладываясь, и все.

А чего я ожидала? Какая обувка могла быть у служанки в таверне? Нормальные башмаки, крепкие, подошва из очень толстой кожи. Ну и что, что на галоши похожи? Вчера по брусчатке топала, и ничего, никаких неприятных ощущений. Бежала – не свалились. Отличные башмаки, других пока все равно нет. Вот с юбкой повезло меньше. Старенькая, серо-бурая, ужасная, но теплая. Жакет из той же ткани, а под жакетом расшитая странной символикой блуза, перехваченная, кожаным ремнем-полукорсетом. Так вот что мешает мне сидеть!

Моя возня разбудила Киру, она заворочалась, медленно просыпаясь, потом подхватилась сразу на ноги и заозиралась, с настороженной дичинкой в глазах.

– Доброе утро, девочка, – здороваясь, тоже поднялась и, не дожидаясь ответа, потребовала, – помоги-ка это снять, пожалуйста.

Ну не знаю я, где у этого кожаного бесполезного извращения застежка! Амазонка зашипела было «как ты смеешь», но быстро все вспомнила. Да и я не позабыла, что с ней надо вежливо, но твердо.

Корсет удерживался банальными крючками и шнуровкой. Непростая вещь: гладкая, совсем не затертая, узорчатая тисненая кожа, изнутри мягкий теплый подклад, а за подкладом что-то прощупывается. Кира быстро нашла потаенку. Несколько монет, затертое письмо и хитро сложенный длинный узкий лист плотной бумаги, украшенный печатями и вензелями, гласил, что подательница сего, Ниана Коррэш, вдова Арона Коррэша, двадцати шести лет от роду, долги своего покойного супруга выплатила и перед казной обязательств больше не имеет. Итак, моя предшественница – вдова.

Не знаю, повезло ли реципиентке, а мне — однозначно да. Затертое письмо было прощальным. Почивший супруг сообщал бедняжке – жене, что в надежде на обогащение нанялся магом сопровождения на большое судно. Уходит в море на заработки и просит его простить на случай, если он не вернется. Между датой на письме и датой на документе три года.

– Коррэши – старый род, – прошелестело сверху.

Ага, вот и наша бесплотная подружка объявилась. Мне казалось, что вчера, после подкормки синенькой энергией она была поплотнее, или это дневное освещение так влияет?

– Доброе утро, Сара. Что ты о них знаешь? – Очень актуальный вопрос, потому как столкнуться, тем более, объясняться с «родственничками» мне совсем не хотелось.

– Старый род, богатый на магов, но не слишком знатный. – Сара спустилась пониже, подчиняясь моему требовательному жесту, ну неудобно мне стоять задрав голову к потолку. Кажется, фамилия Корреш произвела на нее впечатление.

– Если муж Нианы был магом, то почему он был бедным? – Я, конечно, не знаю возможностей здешних магов, но мне почему-то казалось, что владение магией – это верный источник дохода, так, по крайней мере, это преподносилось в книжках про попаданцев.

– А почему ты говоришь о себе, как не о себе? – Сара впервые проявила иную, отличную от злобы, эмоцию, ей было любопытно.

– Ты же подслушивала вчера нас с Кирой, неужели не поняла? – Пока собирали топливо по ближайшим комнатам, я урывками рассказывала о себе, выполняя обещание.

– Не подслушивала, стану я слушать всякий бред! – призрачные одежды колыхнулись, сообщая о недовольстве хозяйки.

– Я из другого мира, Сара, и это не бред, а реальность. Кириарнисса мне верит.

– Бред! Это просто старые легенды о пришлых с изнанки мира, хотя врешь ты складно, – ну, не верит и не надо, зато говорить стала наша прозрачная дамочка куда осмысленней. И на контакт идет. Это вчерашнее кормление так повлияло или когнитивные функции восстанавливаются в ходе общения? Надо будет расспросить про эту «изнанку мира», но сейчас о насущном.

– Сара, покажи нам, пожалуйста, где в твоем замечательном доме можно умыться и сделать прочие важные утренние дела?

Казалось, что такой простой вопрос привел нашу фантомную хозяйку в ступор. Она замерла, всем своим видом демонстрируя непонимание. С чего бы?

А с того, что она забыла, пришла неожиданная догадка, она, бедняжка, забыла, что у живых есть потребности весьма утилитарного свойства.

– Сара, дружочек, там очень нужно в туалет, – господи, я разговариваю с ней, как с идиоткой! Нашла способ укрепить контакты, молодец, Нина! Наверное, «потребности» в голову стукнули.

– Ты сердишься, – заявило это воплощение гостеприимства, – мне так не нравится!

– Прости, дорогая, я сержусь на себя, потому что проявила нетерпение. Прости. Но нам действительно, срочно нужна туалетная комната.

Часть 7.

Холод заставил метнуться в дом, именно тут я осознала, что «призрачность» хозяйки стала значительно заметнее, передо мной медленно плыла тень от тени, уводя вглубь коридора. И так ее жалко стало, вот уж буквально вкладывает всю себя в этот дом. Кожа на руках очень знакомо завибрировала, принеся всплеск радости, сила появилась без всякого напряжения, тускло светясь синим. Вот и еще один вопрос, свечение такое слабое, потому что день, или потому, что мой ресурс не успел еще восполниться?

– Сарочка, – позвала я довольно фамильярно, – подожди немножко. – И, догнав, сунула руки прямо в марево широких одежд, собирать энергию в шар мне показалось ненужным промедлением.

– Спас-сибо, – прошелестела хозяйка, – но больш-ше так не делай.

– Почему? Тебе было больно?

– Мне было хорошо, – после непродолжительного молчания ответила она, – но для тебя опас-сно.

– Почему? – Приятно, когда о тебе заботятся, но надо же разобраться. На производственной технике безопасности я в свое время зубы отточила и всяких пришлых  инспекторов ими перекусывала.

– Потому что, вместе с сырой силой можно вытянуть и жизненную. – Сара заговорила уже вполне внятно, без шелеста. Значит, мои догадки верны, ее прозрачность и пришепетывание – прямые признаки слабосилия.

– Понятно, спасибо, что предупредила. Тебе еще энергии дать?

– Пока не стоит, у тебя больше нет. – И отвернулась.

А я вдруг заметила значительные изменения в обстановке. Было чисто. Как будто по комнатам прошлись с мощным пылесосом. Пыли нигде не видно, стекла не сверкали, но стали вполне прозрачными и сквозь них лился солнечный свет. Не такой, как на родине, невыносимо слепящий, а как будто рассеянный. Отметив этот факт краем сознания и отложив его на полочку, куда складывала наблюдения для дальнейшего обдумывая, я рассматривала обстановку. До этой комнаты мы с Кирой вчера не добрались. К счастью! Здесь, вандалы вроде нас, не отметились. Это столовая. Очень красивая столовая, с большой, человек на двадцать, обеденной группой, потемневшими от времени, резными, но не вычурными буфетами, еще одним камином, который так и просил, чтобы его затопили, со стенами, оббитыми шелковистой узорчатой тканью, и даже с легкими кружевными занавесями на окне. Подоконники были примечательными, низкими и широкими, как полка в плацкартном вагоне, манящими присесть и полюбоваться видом из окна. Но были задачи более насущные.

Во-первых надо окончательно закрепиться в особняке, а для этого заручиться твердой поддержкой Духа, а во-вторых, нечего бездельничать, надо найти кухню, уж это помещение всегда самое теплое в любом доме.

На мою просьбу Сара откликнулась с видимой неохотой. Ее можно понять, «сто лет одиночества кого» угодно сделают социофобом, но она нужна нам с Кирой. В том, что мы нужны бедняжке, сомневаться не приходилось, надо только приучить ее к этой мысли. Есть за что побороться.

– Сара, я еще раз спрошу тебя. – придерживать голос было трудно, привыкла работающие станки перекрикивать, а надо помягче, помягче, – ты больше не нападешь на нас? Ты позволишь нам с Кириарниссой жить в этом доме? Рядом с тобой?

Ох уж эта моя простодырость. Батя всегда пенял мне за чрезмерную прямолинейность, по этой же причине и в родном цеху не любили, и в верхних должностных эшелонах. Сара явно заволновалась, затрепетала одеждами, даже замерцала как-то, то удлиняясь, то становясь прозрачнее. Это так завораживало, что я едва не забыла, о чем спрашивала.

– Позволю! Позволю, если ты станешь меня подпитывать. Не буду пугать. Ты вкусно радуешься. Я забыла, какая сила в радости. – Решительная, однако, женщина! Ну вот не получается воспринимать ее иначе как человека. Она – личность.

– Конечно, дорогая! И подпитывать буду, и радостью поделюсь, – но так договоры не заключаются, нужно определиться с конкретикой, а потому решилась уточнить, – а скажи мне, вчера ведь было много энергии?

Призрачная леди взлетела повыше, как бы пытаясь укрыться от моего требовательного взгляда. Она опять несколько уплотнилась, поэтому мимика на ее лице легко читалась. Сейчас моя дамочка была в смятении. Весьма красивое лицо портили поджатые губы, как если бы она услышала что-то крайне неприятное и изо всех сил пытается сдержаться. Пауза затягивалась, но на ответе настаивать не стоит, мне бы тоже не понравилась подобное давление.

Все помещения, которые мы прошли, следуя одной Саре ведомому маршруту, стали чистыми. Ни следа былых пылевых барханов! Уважаю, на дело силу потратила. Да только сухая уборка в таком запустении, это не уборка. Комната с камином, в которой мы вчера ночевали была, как я сейчас поняла, постоянной жертвой случайных вандалов, которые следовали той же логике, что и мы с Кирой, а потом вандалы сами становились жертвами рачительного Духа.

Этот вывод пришел мне в голову потому, что комнаты в глубине дома сохранили свой изначальный облик, ну или близкий к тому, потому что кое-каких деталей, все же, не хватало: то штор, то люстры, то посуды в буфете, как в той столовой, которую видела раньше. По ходу, предыдущие «владельцы» порезвились, стащив все, что приглянулось. И опять поразилась упорству, с которым Дух истинной хозяйки сохранял дорогое сердцу. И уже не было жалко тех, кто нарушал ее покой. Мои симпатии стремительно меняли вектор, и я уже злилась не на характерного призрака, а на тех, кто беспокоил ее, ничего не привнося, а только хапая.

– Сара, ты не отвечай пока, я неправа, я не стану тебя торопить с ответом. Просто позволь нам пожить здесь некоторое время, так уж получилось, что мы с Кирой теперь обе бездомные. Хорошо?

– Ты меня пожалела? – Бесплотные глаза смотрели мое в лицо с тревожным ожиданием. – Ты сейчас сильно кого-то жалела! Меня?

Ой, мама, я совсем забыла, что она эмоции угадывает, как собака чует съестное. Обидится? Или ей этого хочется? Или то и другое? Все равно не угадать, значит, только правда.

– Тебя. Ты столько вкладываешь в этот дом, а тут приходят всякие и гадят. Мне, правда, жаль. Мы ведь тоже мебель жгли, чтоб согреться. Прости.

Часть 8.

А теперь за дело. Хозяйка указала на шкаф со всяким столовым текстилем, есть, что на ветошь пустить. Господи, или тот, кто меня спас, это ж сколько же внимания к мелочам, силы и любви Сара влила в этот особняк, если за сто пятьдесят лет даже полотенца не истлели?

Первым делом я занялась большим столом, дело было нетрудное, магией Сара хорошо постаралась, но после влажной обработки появлялась свежесть. Магия, там или еще что, а пыль вездесуща.

Пока протирала доступные поверхности, присматривалась к печи, точнее, к дровяной плите. Похожа на ту, что была в деревенской хате моей бабушки. Даже съемные кольца в основной поверхности имеются, на той, куда кастрюли-сковородки ставить. Значит, разберемся, в молодости я научилась готовить на такой штуке, когда бабуля заболела и приходилось жить с ней то мне, то матери попеременно.

Посуды сохранилось немного, и вся такая неудобная, что просто жуть. Кажется, ее проектировали именно для того, чтобы создавать хозяйке проблемы. То объем на роту, то ручки нелепые, то форма дна такая, что, того и гляди, со стола покатится. Зато нашла несколько тарелок и двузубых вилок, пару ножей-тесаков с короткими широкими лезвиями, не люблю такие, и одну-единственную расписную ложку, такую странную, с короткой ручкой, как у китайцев, чтоб на стол ставилась. А еще нашлась штука, которая может заменить половник. Жить можно.

Пока работала, настроение улучшалось с каждым взмахом тряпки, ничего не болит, одышка не мучает, лепота! Незаметно стала напевать, а потом и вовсе петь не сдерживаясь. Дома-то я не пела, данные, как у павлина, только голову скрутить за такой вокал. А у бедняжки Нианы голосище был ого-го. Не Лара Фабиани, но не хуже, чем у Тамарочки Гвердцители, широкий, низкий, с небольшим расщеплением, все как мне нравилось. Вот я и голосила песенки из крокодила Гены и «Бременских музыкантов» да тряпкой наяривала, а Сара висела тенью рядом и спрашивала временами, о чем песня. Страданиями охраны моя хозяйка искренне забавлялась. Похоже, и впрямь положительные эмоции значительно «сытнее» ужаса и страха, вона какая плотненькая стала, даже бровки видны.

– Ты хочешь спросить, – Сара неожиданно материализовалась передо мной лицом к лицу, – почему молчишь?

Нравится мне эта манера Сарина предложения строить. Коротко, по существу и очень искренне. Я еще и сама в своих желаниях не разобралась, вопросы не сформулировала, но раз предложили...

– Что за изнанка мира? – даже забыла, что хотела тряпку сполоснуть, так и замерла.

– Легенда. Но я не помню. Я слышала. В детстве. Что был странный человек. От ран умирал, совсем умер и ожил. Только все забыл. Зато говорил на неслыханном языке. Больше ничего не помню. – Одежки фантома совсем поникли.

– Не огорчайся дорогая, время все расставит по своим местам. – Разговор угас сам собой.

Хм, кажется, я поняла, почему изнанка. Другой мир – другая сторона, изнанка. Как говорится, подробности будут сообщены позже. Я не гордая и привыкла ждать.

В кухне было теплее, чем в других помещениях, не так стыло, уж не знаю почему. Но недостаточно тепло, чтобы снять жакет, а в жакете неудобно.

– Эх, протопить бы, – но скармливать топке прекрасную мебель я больше не согласна, не-не-не.

Быть может, найдется топорик, и стоит рискнуть немного проредить живую изгородь?

Слава богу, или тому, кто меня украл, таких усилий не потребовалось. В кухне была задняя дверь, за ней большой двор и мощеная дорожка к навесу, а под навесом дрова. Живем, однако!

Вот вернется моя амазонка, все здесь облазаю, где только Сара дозволит, это непросто дом - это поместье целое.

Кира вернулась с добычей, когда суковатые, немного трухлявые дрова прогорели наполовину. Из большой плетеной корзины тянуло едой. Было удивительно и очень приятно, что девочка не стала кушать без меня. На плащ Нианы, слезы, а не одежка, никто не позарился. Сото даже не протестовал, а вот со съестным расстаться мирно не пожелал, за что и поплатился взорванным бочонком крепкого пойла, более убедительной демонстрации решительного настроя обиженной клиентке не потребовалась. Кабатчик собрал все, на что указал пылающий перст злой магички, а магичка ограничивала себя только весом экспроприированного, выбирая все самое лучшее. Эх, не приспособленная она какая-то, я бы еще и тележку стребовала, ныла во мне рабоче-крестьянская память предков.

Часть 9.

Либо это тело обладало отменным здоровьем, либо ночи в этом мире длиннее, но я прекрасно выспалась и чувствовала себя готовой на эпические свершения. Стоило сесть в кровати, как из воздуха соткалась Сара.

– Ты довольна, – возвестила она вместо приветствия, – мне нравится.

– Доброе утро, дорогая, – хм, уже несколько раз ловила себя на том, что когда я общаюсь с Сарой, хочется использовать высокий стиль, делать изящные жесты и говорить витиеватыми фразами, которые почему-то удержались в голове с юности, которая была наполнена Дюма и Вальтером Скоттом. И меня совсем не напрягало, что для призрачной женщины стены – не помеха, а мои эмоции не просто открытая книга. Это развлекательный аттракцион с эскимо, вкусно, питательно и всегда желанно. Да что там, я радовалась оттого, что таким незатейливым способом вношу свой вклад в реставрацию этого уникального во всех отношениях дома.

– У нас не принято хвалить утро, – назидательно произнесла Сара. Признаться, удивление мое было очень сильным, так что вопросов задавать не потребовалось. – У нас говорят, до новой луны, или луна вернется.

– А в моем мире радуются солнцу, что хорошего в луне? Ни тепла, ни света толкового. Только собакам и повыть.

– Что ты, что ты, – заметались призрачные одежды, – луна – вершительница судеб, указатель во тьме и защита от огненной ярости солнца!

Ничё-се императивчик, прям культ личности. В голове роились десятки аргументов в пользу солнышка, но вовремя прикусила язык, это же не первый образчик непомерного пиетета по отношению к луне. И пренебрежительно-враждебного отношения к дневному светилу. Примеры уже были. А потому, наблюдаем и запоминаем.

– Что посоветуешь, Сара, – неловко перевела тему на злободневное, – куда сходить в первую очередь? В Храм? В центр города? На рынок?

– Храмы с утра закрыты, туда лучше идти к ночи. Что значит центр города?

– Ну, место, где располагаются власти или что-либо важное для всего города, например, памятник великому человеку.

– Странно, власть у нас в королевском дворце, там же и заседает королевский совет. У вас не так?

– Нет, дорогая, у нас нет короля, – у-уйй, кто дергал меня за язык? Я же не депутат, чтоб объяснять скучающему призраку основы демократии! А как про это рассказать, не затронуть тему равноправия полов? Пришлось неловко выкручиваться, оправдываясь хлопотами. Сара, деликатная душа, не стала меня смущать дальше, но чую, что не избежать мне этой темы, это мне только сегодня позволили соскочить.

Нашла у кого спрашивать про экскурсионный маршрут, ага. Она же лет сто пятьдесят из дома не отлучалась! Значит, пойдем на ближайший рынок. Самое место на людей посмотреть и жизненные реалии оценить. В первую очередь надо…

Верстку наполеоновских планов прервала проснувшаяся Кира, мы быстренько собрались, позавтракали и пошли покорять окраины столицы. То есть на ближайший базар.

Чертов чепец! Мерзкая тряпка закрывала обзор не хуже капюшона куртки-аляски и позволяла смотреть только перед собой. Как лошадь в шорах, а посмотреть-то охота! Дом Сары стоял в высокой части города, собственно это была окраина, потому что дальше были горы. Но это богатая окраина.

Основная часть столицы располагалась ниже, подальше от озера и причалов. Озеро было рукотворным, точнее, сотворенное магами прошлого, имело форму абрикосовой косточки и почему-то называлось озером Луны. Его иногда было видно. Здоровущее. На языке крутилось слово водохранилище, хотя я подобную ирригацию только по телеку и видела. Из него вытекала короткая широкая река, соединявшая этот колоссальный водоем с морем. Ничего не понимаю в строительстве гидросооружений, но на мой убогий взгляд их существование, озера и реки, хотя, скорее – канала, противоречит всем законам физики. Вот и приткнулась столица, защищенная горами и водой в небольшой долинке. Хотелось расспросить про политическое устройство поподробнее, но смотреть по сторонам было интереснее.

Кира вела меня какими-то кривыми улочками, изгибающимися едва ли не под острым углом, в серёдке каждого загиба стоял дом. Оно и понятно, горы, все подчинено особенностям ландшафта, непонятно другое: почему все такое тусклое, как выцветшее. Дома, справные, с интересной архитектурой, цветно оштукатуренные, но краски блеклые, холодные. Светло-бежевый, прозрачно-голубой, невнятно-зеленый. Непонятно, и так солнца не хватает, хоть и горы, так почему бы не расцветить себе жизнь под ленивым светилом?

И растения. Совсем мало растений около домов. Никаких клумб и палисадников. Непонятно.

Часть 10.

Зато с базаром все понятно. Кипиш организованной бестолковости. Торговля гудела, толкалась, взрывалась выкриками зазывал.

Ну, хоть здесь какое-то цветовое разнообразие. Меж серости прислуги и черно-коричневой темноты воинов мелькали одежды поярче. Среди многолюдья встречались сущие гиганты, кутающиеся в подобие ярких валяных бурнусов. Кочевники, именно на них была похожа Кира, они проявляли к ней сдержанный, преисполненный достоинства, интерес.

Амазонка моя рассекала толпу, как ледокол, движущийся через торосы, не забывая приглядывать за мной, не потерялась ли. Несмотря на это, меня, то и дело, ощутимо задевали. То локтем, то плечом, а один раз даже толкнули в спину так, что я врезалась в идущую впереди Киру и чуть ее не сбила.

Обернувшись, увидела нагло скалящегося подростка лет четырнадцати. Судя по одежде, выходец из зажиточной семьи. Скучал, бедняжка, и решил развлечься, полагая, что Кира не преминет наподдать обидчице в наказание за испорченное настроение. Это же так забавно, когда здоровенная наемница треплет зазевавшуюся служанку. Амазонка оценила щекотливую ситуацию с полувзгляда. В два шага сократив расстояние до недоросля, она отвесила ему звонкий  щелбан с оттяжечкой. Тот и не думал возражать, принимая наказание. А вот это странный поступок для моей послушной подруги. Ее подчиненность явно имеет границы, не забыть бы обдумать это позже.

Ну вот, Нина, ты и получила первый урок социального неравенства. Закон «дифференциации по штанам»во всей красе (прим. ав. к/ф «Кин-дза-дза»). Придется менять планы. Нужен хороший плащ, который скроет убогую одежду. И на голову что-то, вместо чепца, а то под гнетом этого уродства у меня осанка портится, так и тянет склонить голову и спрятать глаза, что, впрочем, вполне соответствует образу служанки, стоящей в самом низу общественной пирамиды. Сейчас я как раз отыгрываю эту роль при успешной наемнице.

Хотелось, конечно, приберечь деньги из потаенки Нианы и тратить их только на еду. Хотя бы до того момента, пока не осмотрюсь, но сейчас со всей неприглядной очевидностью стало ясно, что надо срочно менять прикид, если я хочу, чтобы с моим мнением считались. Никто не примет всерьез молодайку в заштопанном плаще, пусть даже с гениальными идеями, сама бы от такой отмахнулась. Как говорится, если ты такой умный, то почему такой бедный?  Кира моей просьбе удивилась, утром же решили, покупаем только немного еды, но перечить, по обыкновению, не стала.

В магазинчике готовой женской одежды нас встретили неласково. Кира – воин, не их клиент,это очевидно. А на зачуханную служанку и внимания-то никто не обратил, куда ей покупки делать, для такой и вода – еда. Мелькнувшая в руках амазонки золотая монета градус любезности лавочницы значительно повысила. Я перебирала предложенные плащи, спрашивала цену, щупала ткань и поглядывала на подругу.

– Нормальный плащ покажите, а не эти блохастые шкурки, – правильно поняла мой посыл Кира, грохнув кулаком по прилавку. Трясущаяся служанка вынесла, наконец, то, что нужно. Отличная вещь, а главное – не серая, а приятного глубокого зеленого цвета. Стоил плащ дорого, но я заплатила, отвалив треть из имеющихся монет. Платков или шарфов в магазине отродясь не водилось, только однотипные чепчики, даром что разных оттенков, зато в соседней лавке нашелся небольшой отрез тонкой шерстяной ткани по сходной цене, из которой я немедленно соорудила себе подобие чалмы, чем несказанно заинтересовала торговку, которая пустила странную покупательницу в заднюю часть павильончика, к зеркалу. Не удивлюсь, если завтра она выйдет торговать в чем-то подобном. Может, оно и не слишком умно, привлекать к себе внимание столь вопиющим эпатажем, но терпеть сил никаких не было.

Теперь обувь, белье и шпильки, это получилось быстро. Покупка удручающего, но теплого белья а-ля эпоха продразверстки, слопала остатки оптимизма, рожденного ощущением силы молодого тела.

Уловив, что Кира уже более чем устала в тряпичных рядах, я позволила ей увлечь себя в сторону оружейных лавок. Поглазеть на местное оружие тоже полезно. Именно оно, холодное оружие, стало доказательством того, что этот другой мир – одна из вариаций нашего. Те же обоюдоострые кинжалы, треугольные стилеты, короткие и длинные мечи и даже сюрикены, похожие на четырехзубые фрезы.

Около одного из павильонов гомонила небольшая толпа вооруженных до зубов мужчин, они спорили о достоинствах какого-то клинка. Торговец, здоровый дядька с внешностью типичного абрека, только в башлыке, а не в папахе, подбивал воинствующих мужиков на спор, что, дескать, он своим клинком перерубит шелковую ленту влет, а вот смогут ли бравые витязи так своим оружием?

Толпа отхлынула, давая абреку стратегический простор, и мы оказались в первых рядах зрителей. Это же с какой силой надо запульнуть в небо длинным узким шарфом, чтобы он так красиво и развернуто планировал вниз, давая мечнику время для прицельного замаха? Силен, ничего не скажешь, и неважно, что это отработанный трюк. Уважаю.

Ой, а подруга-то моя загорелась азартом, еле успела повиснуть на руке, готовой взметнуться, чтобы принять вызов.

– Не смей, проиграешь, – шипела, бессовестно используя повелительные нотки и старалась вытащить великорослое дитя из толпы мужиков, которые ну очень странно на нас посматривали.

– Почему проиграю? Я сильная. И ловкая! – и попыталась вернуться в гущу толпы желающих побиться об заклад, испытать свою силу, да порадоваться победе.

– Меч достань, которым работать собралась, – потребовала я, не обращая внимания на то, что светлые бровки амазонки скрылись под башлыком, а крупный рот готовился изречь что-то э-э...недоуменное, скажем так.

На беду или на удачу, наш тихий, но клокочущий эмоциями, спор привлек внимание хозяина соседней лавки, у которой мы притормозили. Он, не стесняясь глазел на мой тюрбан, на то, как я кручу в руках Кирин короткий меч, просматривая кромку и пробуя заточку подушечкой большого пальца.

Часть 11.

Вот эта часть дома была еще не осмотрена, а посмотреть хотелось. Точнее, сначала ничего не было видно, потому что эти помещения, оказывается, вырублены в толще горы. Или это адаптированные пещеры, я не поняла. Кирины светляки решили проблему освещения, пыли стараниями Сары здесь больше не было, то-то она опять совсем прозрачной стала. Воздух не спертый, значит, вентиляция, возможно, природная, а может статься, магическая, работает исправно.

Похоже, здесь когда-то располагалось что-то вроде хранилища и по совместительству, подобие кабинета, если судить по наличию непривычного, но узнаваемого письменного стола из необыкновенной красоты древесины. Непривычного потому что имелась приставка для работы стоя, кажется, это называлось конторка, а еще изумляло неимоверное количество маленьких, не больше чем конверт, выдвижных ящичков – шуфлядок, шикарно инкрустированных по видимой части. Серебро  и не яркие самоцветы. На один из них мне указала Сара.

– Открой, – потребовала она, ее многослойные одеяния трепетали, а это означало, что хозяйка волнуется.

В ящичке лежали отточенные карандаши, штук пятьдесят. Нашлась стопка нарезанной полосками сантиметров 15 в ширину, длинных листов пожелтевшей до кремовости, плотной бумаги. Такой лист и в трубочку скатать, как свиток, и конвертом сложить удобно. Отлично, на канцелярку тратится больше не придется.

Еще в одной шуфлядке лежала связка ключей.

Хозяюшка наша зависла в углу, где стоял сундук. Намек понятен, нам разрешено покопаться в этом монстре.

Господи, какая красота, я такие ткани только в музеях видела да на картинах великих художников. Бесподобно красиво и, вот прямо сейчас, для нас с Кирой абсолютно бесполезно. Зачем нам сейчас парча? А вот бархат сгодится, хотя бы для такого, чтобы прикрыть мою страхотную юбку, выглядывающую из-под плаща. Эта мысль привела меня в уныние, юбку-то на руках стегать придется. Эх, где моя старенькая швейная машинка...

– Спасибо Сара! Мы можем взять эти вещи? – Вроде и так все понятно, но надо соблюдать условности, для Сары это важно.

Сара замерцала мелко-мелко, как при перепаде напряжения сигнальная лампочка, эту замену мимике я уже выучила, такой вот невербальный способ выразить согласие или удовольствие. Сейчас нам с радостью дозволяли воспользоваться щедростью хозяйки. Мучительно сильно, до жгучих слез, захотелось обнять прозрачную женщину в порыве благодарности. Я ею искренне восхищалась и очень жалела, очень. За неполные сутки она эволюционировала от сгустка экто-плазмы, который хотел только жрать и не пущать, до Духа. Именно так с большой буквы. Существо хоть и не материальное, но, без всякого сомнения, разумное и волевое. Способное к сопереживанию, и даже имеющее чувство юмора. Как она мои песенки из мультика слушала! Вот её надо было молодым телом одаривать, обратилась я мысленно к тому, кто меня проволок мимо чистилища, а не пожилых тётенек тырить.

Мы с амазонкой так увлеклись, что даже скинули плащи, накинутые для тепла, ведь это помещение находились в неотапливаемой части дома. Да отапливалась, собственно только кухня и наши спаленки.

В сундуке, наполненном великолепным, но, явно устаревшим верхним платьем, не находилось того, что я хотела бы для Киры, ну и, может быть, для себя.

– Дорогая, скажи, – обратилась я к Саре, – а здесь только женская одежда? Для Киры, наверное, лучше мужскую одежду посмотреть, она ей больше подойдет. Ей бы рубаху теплую и штаны попроще на смену, ну и спать в чем-нибудь, чтобы не в дневном под одеяло лезть, а?

Сара с сомнением посмотрела на рослую амазонку и указала на другие лари. Это было ошибкой, потому что в ближайшем сундуке мы Киру потеряли. Там находилось оружие. После того как я неуважительно отозвалась о собственных клинках амазонки, она впала в апатию, а тут вона человеку счастье привалило вместе с разрешением ни в чем себе не отказывать.

Зато я прибарахлилась узкими шерстяными портами, которые планировала носить под юбкой для тепла, скомплектовала себе пижамку из каких-то подросткового размера одежек и даже заставила Киру прикинуть пару вариантов. Естественно, ей ничего не подходит, хотя вот из этого и вот этого вполне можно собрать приличные домашние штаны, потому как юбку я даже предложить ей не решилась. Наконец, Кира смогла вырваться из своего восторженного транса и соблаговолила осознать, что о ней тут, собственно, позаботится пытаются.

– А-а? – тянет она удивленно и растерянно, – мне не надо, у меня есть.

– Что у тебя есть, неискушенная ты моя, – по-родственному ворчать на растерянную деваху было неожиданно приятно, – и где оно?

Кира ухмыльнулась в ответ на мой бубнеж, без слов накинула плащ, и откуда-то из подмышки, начала доставать вещи: пару тканевых носков, подштанники местного разлива, все на завязочках, тонкого полотна рубашку, безрукавку из тисненой кожи, ремень со множеством приспособлений, черную тряпку, которую я определила как бандану. Ничего похожего на то, что сойдет за домашнюю одежду. Стоп! Из подмышки? Из подмышки?!! Картина мира рушилась на глазах. В очередной раз. Весь мой опыт орал — такого не может быть, потому, что не может быть никогда, а маленькая девочка, которая все еще жила в душе, радостно хлопала глазами. Вот она, МАГИЯ! Не мелочи вроде светляка и не палец, делающий вид, что он – зажигалка, а вот это явление и есть образчик высокой магии.

– Пространственный карман? – Пришло на ум не раз читанное определение. – А что там у тебя еще есть? – Детское, неподобающе ни возрасту, ни роли главы семьи, на которую я сама себя определила, любопытство сдерживаться никак не хотело.

– Ну, – протянула амазонка, смущаясь, – еще арбалет, котелок, подстилка походная…

– А места много еще? – внутренние крохобор с экспериментатором слились в экстазе.

– Ну...пара таких сундуков еще поместится. – Угумс, а на сундуке спать можно.

Вот же ж! Рачительная лентяйка во мне уже сообразила, кто будет таскать овощи с базара.