Глава 1
Это ребенок. Просто маленький четырехлетний ребенок. Маленькая лапочка. Принцесса с длиннющими распущенными волосами, часть из которых безусловно останется на моей кровати. Как и печенье, а точнее крошки от него, которое она активно сует в рот себе и моему коту. Моему бедному, стиснутому в детских объятиях, страдающему коту! Это моя племяшка... всего лишь маленький ребенок. Славная крошка. Надо быть более терпеливой, Полина. Надо быть терпеливее. Терпение – залог успеха. В сотый раз повторяю себе заученные фразы, но, к сожалению, легче от этого не становится, особенно, когда смотрю на бедного Симбу, буквально умоляющего меня высвободить его из своеобразного плена.
- Танечка, оставь котика в покое. Ему не нравятся твои чрезмерные ласки, - как можно дружелюбнее произношу я, откладывая книгу в сторону.
- Почему?
- Потому что твои действия можно расценивать как физическое принуждение, а это, кстати, статья УК РФ. И вот это принуждение лишает Симбу возможности действовать по своему усмотрению, то есть руководить своими действиями. Понимаешь? – присаживаюсь на кровать к растерянной Тане, от чего та хлопает нереально огромными ресничками и еще сильнее прижимает к себе моего трехлапого плюшку. Да, трехлапого. Вот это и бесит, что и без того лишенного некоторых возможностей кота, еще и зажимают, пусть и без задних мыслей.
- Симбе нравится, - уверенно произносит малявка, чем начинает меня конкретно раздражать.
- Не нравится. Видишь он хвостиком машет? Точнее пытается, значит он злится, но ему не хочется тебя обижать, поэтому он терпит.
- А я думаю нравится, - продолжает стоять на своем Таня.
- А я говорю – нет.
- Танюш, отпусти котика и иди вниз. Там бабушка уже приготовила пончики, - мы обе синхронно поворачиваемся на голос моей сестры Ани.
- С сахарной пудрой? – с неподдельным интересом задает вопрос Таня.
- И с вареньем, и с шоколадом. Беги.
Неимоверное облегчение. Да, именно это я испытала, как только четырехлетняя племяшка оставила в покое моего Симбу и в припрыжку покинула комнату.
- УК РФ? Ты серьезно пыталась объяснить моей четырехлетней дочери, что она осуществляет физическое принуждение в отношении кота?
- Конечно, - как ни в чем не бывало отвечаю я, смахивая крошки от печенья с кровати. – Многие маньяки и просто нехорошие люди начинали в детстве с животных. Сначала хвостики им поджигали, потом лапки отрубали, ну и тому подобное. Надо пресекать это сразу.
- Ты только что сравнила мою дочь с Чикатило?!
- Ни в коем случае. Недочеловек, озвученный тобой не был замечен в отношении жестокости к животным. Не воспринимай мои слова в штыки. Твоя дочь, Анечка, с такими внешними данными с вероятностью в девяносто девять процентов станет фотомоделью, или просто женой и мамой, но никак не маньячкой.
- Ну слава Богу, я могу выдохнуть?
- Дыши, конечно. Просто надо понимать, что дети могут быть жестоки, в виду того, что они пока еще не социализированы. У них нет разграничения собственных и чужих психических процессов. Таня думает раз ей приятно, когда зажимает Симбу, значит и моему коту приятно. Ей не больно, значит и ему не больно. А если ей никто не объяснит, что это не так, как она поймет, что так делать не стоит? – на одном дыхании произношу я, скидывая крошки в мусорную корзину. - Да и почему я, как родная тетя, не могу этого сделать и направить ребенка? Вот если бы семилетним уродам, которые облили краской и подорвали петардой заднюю лапку моему будущему Симбе объяснил кто-либо, что так делать нельзя, возможно, этого можно было бы избежать. Поэтому я считаю, что с ребенком надо как можно больше говорить и не бросать на по…
Договорить мне Аня не дала, приложив ладонь к моему рту.
- Ты во многом права, однако… заткнись.
- Еще чего, - убираю наверняка грязную ладонь от моего рта и быстро вытираю тыльной стороной ладони. – Свободу слова никто не отменял.
- Если бы ты была мне посторонним человеком, я бы забила на тебя, но учитывая, что ты моя родная сестра, с которой я провела бок о бок почти пятнадцать лет – я дам тебе совет. И выражаясь твоими словами – не воспринимай его в штыки, - подталкивает меня к кровати, и сама усаживается рядом. – Надо трахнуть.
- Что?!
- Трахнуть. Тебя надо, Поля, срочно трахнуть. И не по твоей голове, как маме и мне иногда хочется сделать, а в другом стратегически важном месте, - тычет пальцем мне в пах.
- Меня не интересует секс, - как можно равнодушнее произношу я, рассматривая свои ладони.
- Ты не можешь этого знать, пока не попробуешь. Я тоже была не слишком удовлетворена жизнью, пока не встретила Илью, но сейчас посмотри, как у меня все изменилось.
- Ты беременна в двадцать семь вторым ребенком, терапевт из тебя, мягко говоря, не самый лучший. Ты первая, кто мог порадовать папу и стать хорошим врачом. Вместо этого ты вышла замуж и второй раз беременеешь. Ты мне советы будешь раздавать?! Я в отличие от тебя стану первоклассным врачом, к которому будут мечтать попасть на прием. Построю такую карьеру, что все обзавидуются. И надеюсь, успею порадовать папу. И да, в тридцать пять, думаю, что к этому времени я уже точно всего добьюсь, я сделаю себе ЭКО и, конечно же, у меня будет сын. И снова именно я порадую папу единственным внуком, раз никто не смог. У вас же снова дочка будет, да?
- Да, - улыбаясь, произносит Аня. – И да, несмотря на твои не слишком лестные слова в мой адрес, я все равно присмотрю тебе симпатичного одинокого врача, который согласится с тобой…
- Ты глухая?! Я сказала мне не нужны никакие отношения и точка.
- Какие к чертям собачьим отношения с таким дурным характером?! Да ты ненормальная, Поля! Оглянись вокруг. Тебе почти двадцать один, и с твоими особенностями, мягко говоря, ты никогда не найдешь себе парня.
- Я нормальная. И если я выделяюсь среди стада баранов, это не значит, что я ненормальная.
Глава 2
Будят меня настойчивые мамины поглаживания. Знаю, что мамины, потому что только она так гладит мои волосы.
- Я тебе свежие пончики сделала, они еще горячие. И кокосовый джем принесла.
- Все, как я люблю, - открываю глаза, улыбаясь в ответ. Присаживаюсь на кровать, ведомая сладким запахом, и тянусь к тарелке. – Спасибо.
- Давай кино посмотрим, я скачала один фильм. Говорят, очень интересный. И отзывы хорошие.
- Ну, давай, - соглашаюсь скорее не от дикого желания смотреть фильм, а от того, что не хочется обижать маму. Ставлю сто баксов на то, что фильм про любовь. Сопливую, с дебильными, не умеющими играть актерами, любовь. Ну и детишками, конечно. Нет, не так, с оравой детишек в конце. Та-та-та-та-та-та-та…
- Когда ты сменишь эту дебильную мелодию на телефоне?!
- После того как выйду замуж и рожу детишечек, - не скрывая улыбки, выдаю я, подтягивая к себе мобильник.
- О, а я вас потерял, - в дверях появляется папа с мобильником в руках.
- Зато по похоронно-криминальной музыке ты быстро вычислил наш след, - бурчит под нос мама, открывая крышку ноутбука. – Ну раз нашел ценный женский клад, давай к нам, Сережа. Я скачала интересное кино. Проведем пятничный вечер втроем.
- Да, папа, давай к нам, - по-прежнему демонстрирую улыбку в тридцать два зуба, забавляясь его реакцией на мамино предложение. Он, как и я, наверняка, знает о чем фильм. - Я прям чую какое офигительное кино. Давай, папочка, ты будешь по середине, не буду вас разъединять с мамой, - двигаюсь на край кровати, чуть пододвигая Симбу. – Пончики тебе не предлагаю, ты все равно такое не ешь.
- Ну, кино, так кино, - нехотя присаживаясь на кровать, констатирует папа.
Вместо просмотра кино, единственное, что я делаю – это глажу Симбу и украдкой смотрю на папу с мамой. Во-первых, сей шедевр кинематографа я видела ровно три дня назад, в очередной раз пытаясь найти в себе «нормальность». Последнюю не нашла и кайфа не поймала. Во-вторых, на них смотреть значительно приятнее. На красивых людей вообще смотреть приятно. Хорошо, что хотя бы с моей внешностью природа не облажалась. Я типичная папина дочка, наверное, это плохо, потому что в какой-то мере это обидно для мамы. Но ничего не могу с собой поделать. Папа – мой идеал во всем. Умный, сильный, харизматичный, красивый. Сказала бы, что самый красивый, но, пожалуй, первенство мужской красоты в нашем семействе принадлежит моему старшему брату. Терпеть не могу смазливых красавчиков, но Дима – приятное исключение. Правда, папа все равно номер один, хотя бы потому что он врач. И даже в свои шестьдесят три, он красавчик и седина его ничуть не портит. Папа из тех мужчин, которые с годами становятся только лучше. Хотя и выглядит он максимум на пятьдесят. Ну да, пончики и шоколад он, в отличие от нас с мамой, не ест. И если уж когда-нибудь мне и придется делить постель с мужчиной, то только с таким же классным как папа. На меньшее я не согласна. Но учитывая, что такие как он вряд ли существуют, мой путь – ЭКО в тридцать пять.
- Поля, а как тебе главный герой, симпатичный, да? Тебе нравится? – с такой надеждой интересуется мама, что мне становится ее жалко. Правда, желчь во мне пересиливает это чувство.
- Мам, ты пытаешься понять, вызывают ли у меня слюноотделение смазливые мужики, чтобы удостовериться, что я не лесбиянка?
- Я просто показываю актера, который мне нравится. Неужели так сложно ответить?
- Мама, я не лесбиянка, кажется, я это уже говорила. Тело у него симпатичное, но во мне ничего не дрогнуло. Это просто левый мужик, с какой стати он мне должен нравиться?
- Ни с какой, - замолкает и тут же встает с кровати, направляясь к выходу.
- Неужели так сложно было соврать? – укоризненно замечает папа.
- Но он мне не нравится. Почему я должна врать?
- Это называется, ложь во благо. Не мне тебя учить, Полина, - так же резко встает с кровати, оставляя тарелку с остывшими пончиками, и идет за мамой, при этом хлопнув дверью.
Хватило меня ровно на пару минут. Многим я пошла в папу, но любопытством в маму. Тихо подошла к их спальне вместе со стеклянным стаканом и приложила сей предмет к двери.
- Ну что?! Что я сделала не так, Сережа? Она же была хорошей, милой девочкой. Где я прокололась? – чуть ли не плача, сыплет вопросами мама.
- Думаю все дело в собачьем корме.
- В смысле? – перестает шмыгать носом мама.
- Помнишь ты ела собачий корм в молодости? Вот думаю – это закономерные последствия твоих необдуманных действий.
- Да пошел ты в жопу.
- Все, все я пошутил. Она и так милая и хорошая девочка.
- В каком месте?! Все что ее интересует – это медицина, маньяки и трупы. Сделай что-нибудь, ну пожалуйста. Только ты можешь на нее повлиять. Хочешь я буду бегать с тобой утром и вечером? Хочешь сяду на ЗОЖ и никакой вредной еды. Все, что хочешь, ну пожалуйста, сделай из нее нормальную девушку. Я тебя умоляю.
- Завтра мы с ней отправимся на утреннюю пробежку и в перерыве я с ней как бы невзначай поговорю. Потом заберу ее в клинику, мотивируя интересным клиническим случаем, и типа случайно познакомлю с молодым и перспективным хирургом.
- Супер… только она ляпнет что-нибудь, и хирург сбежит.
- Не сбежит.
- Дай бы Бог. Ты, правда, это сделаешь?
- Сделаю, Ксюша, сделаю.
Сделаешь ты у меня, предатель. От кого угодно ожидала, но уж точно не от него.
На каком-то автомате возвращаюсь в спальню и накидываю белую блузку, напоминающую водолазку. Поверх нее надеваю черный бесформенный сарафан выше колен, смахивающий скорее на школьную форму. Следом идут черные гольфы и балетки. В максимально сжатые сроки рисую стрелки на глазах. Уж этим мама может быть точно довольна – крашусь я отлично. Тени, тушь, румяна, блеск для губ и девочка-конфета готова. Хотя нет, без черных любимых длинных перчаток я не я. Вот теперь – «нормальная».
Глава 3
Я могла потерять телефон, заколку, сережку, кольцо, да все, что угодно, но точно не трусы. Трусы – это святое! И нет, не в выдуманной чести дело, она вообще не между ног находится, просто это… негигиенично. Как можно ходить и спать без сего элемента одежды? Не могла я добровольно от них избавиться. А даже, если и сделала это под действием какого-то наркотика или паленого алкоголя, то почему не надела их обратно? Навести будильник, почистить зубы и натянуть трусы – это что-то сродни рефлексу. Господи, о чем я думаю, лежа в постели незнакомого мужчины? Докатилась, умница и красавица, блин. Пытаюсь собраться с мыслями, но получается это с трудом. Сейчас, рассматривая натяжной потолок, я понимаю, что с головой у меня что-то не так. И тело все ватное, как будто не мое. Добровольно напиться, после того как встала из-за барной стойки, я не могла, тем более принимать наркотики, не важно какими бы «легкими» они ни были. Значит мне однозначно что-то подсыпали или подлили в тот единственный бокал с недопитым виски. Но как, если бармен открывал бутылку при мне?! Я же внимательно смотрела на бокал. Или невнимательно? Закрываю глаза и медленно считаю до десяти. Открываю и, собравшись с духом, поворачиваюсь к лежащему на спине мужчине, голова которого повернута в мою сторону. Он однозначно крепко спит. Это – не притворство. Ненормальный у него рост волос на лице. Слишком быстрый. Вчера была просто щетина, сейчас вся морда черная. Ой, кого я обманываю, не в волосяном покрове проблема. И даже не в голой груди, которая не прикрыта простыней. Грудь, кстати, вообще не волосатая. Проблема ниже. Раз, два, три…
Тихо присаживаюсь на кровати, тянусь к черной простыне, и чуть приподнимаю ее, стараясь не разбудить хозяина паха. Членом меня не удивишь – я их сотни в морге пересмотрела. Правда, тут мужик живой и член соответственно тоже. Рассматривать его хозяйство нет никакого желания. Достаточно во тьме простыни убедиться, что трусов на мужчине нет. Сукин сын! ВИЧ, гепатит, гонорея, хламидиоз, трихомониаз, лобковые вши… и сколько всего еще распрекрасного, чем мог заразить меня этот гопник, если в итоге мы все же занимались сексом… И это при том, что я упустила важную деталь – беременность. Так, спокойно, Полина, это все решаемо.
Медленно встаю с кровати, попутно рассматривая под собой простыню. Подо мной кроваво-черная роза… И это не красивая метафора, заменяющая обгаженную собственной биологической жидкостью поверхность. Это вовсе не от того, что мне кол между ног вогнали и орошили моей кровью всю кровать. Это реально такого дебильного цвета простыня. Вся темно-красная, а под попой у меня реально роза. Какой нормальный мужчина выберет себе такое постельное белье?! Блин, ну почему я думаю о каком-то дурацком белье?!
Вновь оглядываюсь по сторонам, правда уже в поисках своей одежды, но так ни за что не зацепившись взглядом, тихо потопала к двери, натягивая на голый зад футболку. Интуитивно открыла первую попавшуюся дверь и попала в ванную. Какое же я испытала облегчение, когда на батарее обнаружила бюстгальтер, блузу, сарафан и гольфы – не описать словами. Правда, тут же расстроилась, не обнаружив нигде трусиков.
Быстро скинула футболку и начала рассматривать себя в зеркало. Никаких засосов и видимых следов не обнаружила. Между ног тоже на ощупь все чисто и сухо. И судя по немного растрепанным на макушке волосам – я ложилась спать с мокрой головой. Итого – я точно здесь мылась. Вопрос только в одном - я мылась после случившегося секса, чтобы смыть следы, или все же для того, чтобы прийти в себя после употребления какой-то дряни. С какой вероятностью, мужчина, которого я облила виски и назвала гопником, приведет в свою квартиру обдолбанную девицу, не воспользуется ею, а отправит в душ, даст свою футболку и положит спать? Маловата вероятность, маловата… В любом случае, мыться здесь и сейчас я не буду. Еще чего, смывать с себя его возможные следы.
Ополоснула лицо холодной водой и, не вытираясь, начала надевать свою одежду. Сейчас я в полной мере ощутила себя проституткой с голой жопой. Просто потому что сарафан едва прикрывает мои ягодицы. Может быть поэтому моя одежда была воспринята мужчиной как проституточная? Сейчас, глядя на себя в зеркало, я впервые осознаю, что вот таких вот «учениц» заказывают некоторые любители. Да, надо было дожить почти до двадцати одного года, выпить какую-то дрянь в баре, чтобы это понять. Супер.
Тихо выхожу из ванной и уже более трезвым взглядом оцениваю окружающую обстановку. В квартире имеется просторная гостиная, с вполне себе приличного размера диваном, на который с легкостью можно было положить мое бездыханное тело. Не положил. И трусы стянул. Сукин сын! Все так же стараясь не шуметь, иду в прихожую и сразу же натыкаюсь взглядом на свою сумку. Как ненормальная хватаю ее и проверяю содержимое. Телефон, кошелек, фотоаппарат, перчатки, косметичка. Все на месте. Быстро проверила исходящие и входящие – и не увидев ничего важного, облегченно выдохнула. И только потом поняла, что мне никто не звонил! Положила все свои вещи обратно и, прихватив телефон, снова пошла в спальню.
Да, мужик явно не притворяется, спит крепко, правда, уже перевернут на бок. Без простыни, с повернутой ко мне голой задницей. Ну вот и плюс в гопнике нашелся – ягодицы хороши. Прям для души. Точнее для жопного портрета, коим не просто увлекается мама, но и по сей день зарабатывает приличные деньги. Недолго думая, беру телефон и делаю фото с разных ракурсов, заодно и фотографирую комнату. Ну а следующим пунктом становится непременно лицо. Щелкаю щетинистую морду поближе и с дальних ракурсов, чтобы если что предъявить это доблестной полиции. Хотя, что я могу им предъявить, если визуально на мне нет и следа. А секс против воли вообще не докажешь. Сама напилась – сама пристала, сама на секс согласилась. Ладно, ерунда это все, главное без ЗППП и беременностей. И без лобковых вшей, конечно. Черт, сказала и зачесалась. Хорошо хоть голова, а не другое место, которое надо срочно проверить. В последний раз рассмотрела спальню на наличие потерянных трусов и презервативов, но так ничего не найдя, вышла из спальни. Надеваю балетки и беру сумку. Одно радует – квартира у мужика вполне себе приличная, может и сам он без букета венерячек. Не знаю, как так получилось, учитывая, что я всегда крайне аккуратна, но выходя из квартиры, я задела сумкой какую-то вазу, стоящую на полке в прихожей. Разбилась она с таким грохотом, что не разбудить голозадого можно только в одном случае – если он мертвый. Из квартиры я фактически сбегала.
Глава 4
- Чего стоишь? Присаживайся, - стою как вкопанная, не зная, как себя с ним вести. Я в мини ступоре, чего на моей памяти никогда со мной не случалось. Так и не дождавшись от меня никаких действий, он садится ближе к стене, и, как ни странно, отодвигает мне стул. – Давай не тормози, Полина, - мое имя произносит с особой интонацией и тут же хлопает ладонью по сиденью. – Понедельник – слишком загруженный день, чтобы еще тупить на ровном месте.
Собравшись с духом, присаживаюсь на стул, положив себе на колени сумку, которую перехватывает гопник и ставит на свободный край стола к стене. Язык не поворачивается назвать его Сергей Александрович. Взял и испортил папино имя.
- Давай я сейчас расскажу тебе важные вещи. Я люблю поспать по утрам. Прям паталогически люблю. Меня вообще крайне сложно разбудить утром, - неосознанно поворачиваю голову, в ответ на вылитую только что информацию. На кой черт она мне сдалась?! – Бывает, конечно, иногда просыпаюсь от громких звуков, вот позавчера, например, очнулся от разбитой вазы, - многозначительная пауза, видимо для того, чтобы я осознала сказанное, а может и покаялась. Да вот не на ту напал. - Но в целом, это дохлый номер. Вот сегодня проснулся и приехал вовремя только потому что меня разбудила горячо любимая мама.
- Очень ценная информация. Только зачем она мне нужна?
- А ты как думаешь?
- Ну предположим, чтобы будить вас?
- Это было бы замечательно, но у меня нет столько ваз. Ты будешь приходить сюда без пятнадцати девять, и присутствовать на «пятиминутке». Я, как правило, на нее опаздываю. И чтобы мне не бежать со стоянки, поджав булки, вместо меня будешь здесь ты. Делай уверенное личико перед заведующей, даже если наложила от страха в трусы… ну если те имеются, конечно, - урод паскудный! – Надо сделать так, чтобы твое присутствие в ординаторской выглядело как само собой разумеющееся. Ты сейчас не студентка пятого курса, ты полноценный работник, на котором будут ездить все кому не лень. Как поставишь себя – так и будут относиться. Никаких взглядов в пол. Присела на мой стул, выпрямила спину, закинула ногу на ногу и взяла мой ежедневник, - тянется рукой к блокноту на столе, открывает на последней странице и указывает пальцем на список. - Читай, что здесь написано.
Почерк, кстати, у него совсем не типичный для врача, тем более для мужчины. Я бы сказала, даже симпатичный.
– Ну?
- Выписка на завтра: восьмая палата - Зотников, Куприянов. Муда… Мудаченков – вип палата. Что-то маловато-то у вас выписки.
- Больно умная?
- Не больно, но умная. А сколько у вас палат? Если две, то нормально.
- Четыре. У меня почти все больные – новенькие. Будешь диктовать этот список заведующей. Если спросит, почему так мало – ответ был только что. Собственно, все. А дальше уже прихожу я, и мы делаем все вместе.
- А я могу принимать больных самостоятельно?
- Нет, конечно, - чуть ли не фыркая, бросает мужчина и тут же, совершенно неожиданно для меня, тянет к моей шее руку, от чего я неосознанно отодвигаюсь назад. – У тебя воротничок чуточку задрался.
- Не надо меня трогать, - и только после произнесенных слов, осознала, что этот мужчина видел меня голой, по крайне мере нижнюю часть точно, возможно при нем я вообще обмочилась…
- Почему не надо? После совместно проведенной ночи – мы достаточно близкие люди.
- Хватит, - несдержанно бросаю я, сжимая колени руками, мельком оглядываясь по сторонам. Я сижу тут каких-то пару минут, а вокруг жизнь кипит полным ходом. Все студенты распределены, шум, гам и до нас двоих тут реально никому нет дела. Даже, если я сейчас спрошу, что между нами было и где мои трусы – никто не обратит внимания.
- Как думаешь, зачем придумали колготки? – только спустя несколько секунд до меня доходит смысл сказанного. Это даже не намек, это больше. Да, на мне их нет, стянула, как только впопыхах забежала в туалет, просто потому что ходить со стрелкой – это хуже, чем без колготок. Как же так получилось, что то, чего я ждала с таким нетерпением, выливается в такую большую задницу?! Как? Ну как я смогу проводить столько времени рядом с этим мужчиной? Чему я научусь? – Полина, прием? Я тебе вопрос задал.
- Колготки придумали для того, чтобы скрыть лицо при ограблении банка.
- Очень занимательный ответ, - улыбаясь, произносит гладковыбритый и тянется к прямоугольной коробочке на столе. Достает оттуда зубочистку и тащит ее в рот. - Но, тем не менее, ходить без колготок – это дурной тон. Даже летом.
- Дурной тон – смотреть туда, куда не надо, а именно на мои ноги.
- И все же, колготки надо бы надеть.
- И все же, я сама разберусь, что мне носить.
- Я в этом уже убедился пару дней назад, когда ты сбежала из моей квартиры без белья. Ты, кстати, часто без трусов ходишь? Сейчас хоть имеются?
- Давайте сразу с вами проясним этот момент – вас это не касается. Вы мне никто и отчитываться я перед вами не буду. Вы – врач, я – студент. Все, - как можно спокойнее и тише произношу я, а у самой от ярости горят руки.
- А чего ты сбежала, кстати? Не понравилось? - как ни в чем не бывало спрашивает он, совершенно игнорируя мои слова.
- Между нами ничего не было, ну разве, что сон на одной кровати, пусть и в полуголом, не совсем адекватном состоянии. Не пытайтесь сделать из меня дуру и убедить в обратном, не на ту напали. Я была у гинеколога и… Если будете продолжать меня провоцировать я…., - вновь замолкаю, понимая насколько глупо сейчас выгляжу. - Все, Сергей Александрович, будьте добры, покажите мне, как у вас устроена система приема больных и прочее. Вы, в конце концов, мой наставник. Так наставляйте.
- Вставляю. В смысле наставляю.
Не могу. Просто не могу сконцентрироваться на его рассказе. К счастью, эта компьютерная программа мне знакома и не надо бояться, что я что-то потом не пойму. Но сам факт моей несобранности дико раздражает. У меня всегда все разложено по полочкам. Все должно быть четко и в порядке. Полном порядке. А здесь просто… срач. Это не стол – это мусорка. Куча наваленных бумаг, три тонометра, два из которых однозначно не рабочие, крошки на столе. Не удивлюсь, если здесь имеются трупы насекомых. А календарь… прошлый месяц. Ну хорошо, что не прошлый год. А экран монитора – это отдельная песня. Повсюду пальцы, плевки, разводы. Как в него вообще можно смотреть?! Как? Ну как тут можно работать?
Глава 5
Все обязательно наладится. Надо просто адаптироваться, а для этого всего лишь необходимо время. И обязательно носить с собой еду. И самое главное – как можно скорее привести в порядок рабочее место. Если бы не сей беспорядок на столе, я бы думала только о еде. Хорошо хоть прихватила с собой упаковку с кофе и чашку, как пятой точкой чувствовала подвох. Уборка рабочего места реально отвлекает от стенаний желудка по еде. Мне хватило ровно полчаса, чтобы избавить стол от мусора, лишних бумаг, ненужных рекламным брошюр и прочего. А вот с клавиатурой и уж тем более с монитором пришлось повозиться. К счастью, в моей сумке имеется если не все, то почти все.
- Едрический сандаль… что ты делаешь?
- Всего лишь навожу порядок, - констатирую я, протирая монитор. - За таким столом невозможно работать, очень некомфортно. И такая обстановка не настраивает на рабочий лад. Ну вот, теперь и на экран смотреть приятно, - скидываю салфетки вместе с перчатками в мусорное ведро и поворачиваюсь к Сергею Александровичу. - Возможно, именно поэтому вы хронический опоздун. Просто подсознательно не спешите сюда, потому что здесь неприятно находиться, равно как и смотреть в оплеванный и замусоленный жирными пальцами экран.
- Я не спешу сюда по утрам, только лишь по одной причине, - небрежно произносит он, скидывая истории болезни на стол.
- По какой? –интересуюсь я, не скрывая любопытства в голосе.
- Чтобы поменьше лицезреть….
Замолчал, оглянувшись по сторонам и, видимо, убедившись, что в ординаторской всего пару человек, заинтересованных своими делами, резко наклонился к моему лицу и прошептал непозволительно близко.
- Заведующую, - секунда для осознания сказанного и в следующее мгновение я ощущаю, как он заправляет мои волосы за ухо и все так же близко шепчет, чуть ли не касаясь моей мочки. - Боюсь, что она меня хочет. А я ее – нет, - резко отстраняется и… улыбается. – Шутка. Она меня просто бесит. Хотя… может и хочет, кто ее знает. Все, заканчивай заниматься ерундой. Ты поела?
- Не успела. Пока сгоняла в столовую и накатала на них жалобу в Роспотребнадзор, прошло много времени. Ну а потом убирала ваш стол.
- Понятно. Жрать значит нечего. Ладно, суп будешь?
- Какой суп?!
- Гороховый.
- Нет, спасибо, я не голодна.
Убираю скинутые им истории болезни в отдельную стопку и достаю из сумки антисептик. Протерев руки, достаю чашку вместе с упаковкой кофе. К счастью, стоило мне только включить чайник, как Алмазов вышел из ординаторской, предварительно прихватив из холодильника пол-литровую банку. Гороховый суп... Гороховый суп! Вот прям неожиданно. Так же неожиданно, как и пропажа моих трусов, о которых мне еще неоднократно напомнят, да и собственно мне самой интересно, как я оказалась голопопой.
Сделав кофе, уселась за стол и, достав свой блокнот, принялась заполнять дневники.
- Точно не хочешь суп? Я дам тебе чистую тарелку.
- Нет, спасибо, - не поднимая взгляда от монитора, буркнула я.
Но я не ожидала, что буквально через минуту он поставит тарелку с этим самым супом недалеко от меня, присядет за стол и начнет его есть при мне… При этом как будто специально очень громко бренчит ложкой.
- А что, места для еды у врачей нет?
- Все едят в сестринской. Она у нас огромная. Кстати, там есть микроволновка, холодильник, раковина и даже мини электрическая плитка.
- Это хорошо. И обеденный стол там тоже есть? – отпивая глоток горячего кофе, интересуюсь я.
- Конечно. Большой, кстати, стол. На всех хватает.
- Супер. А почему вы тогда едите здесь?
- Чтобы поскорее наладить с тобой контакт. Мы тогда быстрее сработаемся.
- Я бы так не сказала. Горох, в моем понимании, как-то несильно налаживает контакт.
- Ну если есть вдвоем, то ничего страшного, почти как с чесноком. Будь добра, засунь свою чистую руку в серый пакет под столом и достань оттуда пакет с пирожками.
- Вы лучше сами, я не привыкла лазить по чужим вещам.
- Ладушки.
Да чтоб тебя! Я даже не успела привстать с места, чтобы дать ему возможность достать этот пакет, как он резко наклонился под стол и как бы совершенно «случайно» сжал ладонью мою коленку. Я, черт возьми, не истеричка, чтобы поднимать скандал на всю ординаторскую из-за того, что мой куратор трогает мои ноги, да в общем-то и не дева из девятнадцатого века, чтобы не понимать, с каким подтекстом это делается. Но вот факт того, с какой наглостью он «достает пирожки», ведя рукой вниз к щиколотке, мягко говоря, напрягает. Ну, наглец. Все-таки думает, что я давалка-шалашовка.
- Вы решили поесть под столом, Сергей Александрович?
- Я нюхаю пирожки.
- Видать, давно там лежат, да? – резко дергаю ступней, на что слышу приглушенное «ай».
- Нет. Свежайшие. Утром в палатке купил, - чуть улыбаясь, произносит он, вылезая из-под стола. Кладет пакет с пирожками на середину и принимается снова есть суп. – Угощайся. Они с капустой.
Впервые за весь день не сдерживаюсь, смех как-то сам вырывается из меня. Как и внезапный вопрос.
- А сколько вам на самом деле лет?
- А сколько дашь? Ой ладно, не отвечай, а то накинешь десятку, - быстро добавляет он. – Тридцать два. Через месяц тридцать три.
- Ясно.
- А тебе через месяц двадцать один, я в паспорте посмотрел, когда ты уже спала, - резко поворачиваю голову на хлебающего суп козла. – И знаешь, тогда я и понял, что ты точно не та, за кого я тебя принял. У представительниц легкого поведения в косметичке – резиновое изделие номер два. А у тебя три антисептика, влажные и спиртовые салфетки, виниловые перчатки и гигиеничка. Ммм… вкусный все-таки суп, зря не захотела, - продолжая стучать ложкой о тарелку, как ни в чем не бывало бросает эта свинья.
Перевожу взгляд на экран компьютера, и пытаюсь продолжить заполнять дневники. Но в голову как назло ничего не идет. Сплошная каша! Смешалось абсолютно все. И хуже всего, что в блокноте, записи, написанные моим почерком, я не могу толком распознать. Краем глаза замечаю, как Алмазов встает из-за стола, забрав с собой тарелку. Вдох… выдох… вдох.
Глава 6
Девочка Полина пошла по малину и наступила на ржавую мину. Помню я, помню, и даже во сне, ее голубые глаза на сосне… На сосне. На сосне. На сосне. Сосни, сосни, сосни. Что за ерунда творится в моей голове?! Вдох...выдох...вдох. Нет, нет и нет! Что ему стоит мне соврать?! Да еще и лучший в жизни. Чушь какая-то! Я не могла. Просто не могла. Да меня бы по меньшей мере вырвало. Так, стоп, а если вырвало и именно после этого я пошла мыться? Точно, иначе как объяснить, что я мылась в незнакомом доме? И в ванной я где-то и оставила свои трусы по пьяне или по…наркомане. Господи… Закрываю глаза, прикладывая ладонь ко лбу и тут же чувствую подступающую к горлу тошноту. Черт, еще и живот спазмом свело. Нельзя так нервничать, ведь это все может быть полной ерундой.
- Тебе к какому метро?
- Озерки, - на автомате отвечаю я, сжимая ладонью лоб.
- Я соврал, - резко открываю глаза в ответ на его слова. – Соврал, чтобы сделать тебе приятно.
- В смысле приятно?! – недоуменно интересуюсь я, упираясь в него взглядом.
- На самом деле, это был самый ужасный минет в моей жизни, вот в чем я соврал.
Черт, черт, черт! А вот это уже похоже на правду. Но как я могла? Как?! Шумно сглатываю, снова закрываю глаза, и в голове тут же мелькают красочные картинки…сифилиса. Если Алмазов действительно не врет, и я все это делала, пусть и хуже всех на свете, то заразиться я и вправду могла. Реально заразиться! И не только сифилисом. Прикладываю пальцы к своим губам и застываю, осознав, что этими самыми губами я целовала Симбу. И папу с мамой! «Хотела папе сделать приятно и выделиться среди всех детей, Полишечка?» Получи и распишись. Обо мне будут ходить легенды, когда папа с мамой обнаружат у себя твердый шанкр. Ай да молодец, заразить родителей сифилисом! Так, стоп, о чем я вообще думаю?! У меня же еще нет никакого шанкра на губах, да и на языке тоже. И не лизала я маме с папой щеки, в конце концов. Два дня всего прошло, трепонема просто не успела распространиться в ткани. Это все решаемо. Да и с чего я взяла, что у него обязательно должен быть сифилис? Хотя…Вновь поворачиваюсь к невозмутимому водителю, утыкаясь взглядом в его руки. Он неряшливый и наверняка не предохраняется. Ой, лучше бы традиционно поимел, но рот….
- О чем ты сейчас думаешь, Полина?
- Лучше вам об этом не знать.
- И все же.
- О твердом шанкре.
- О чем?!
- О сифилисе, которым вы возможно меня заразили, совершая половое непотребство с моим ртом, - перевожу взгляд на свои ладони. Черт, и руки получается тоже трогали его член!
- Половое непотребство и сифилис, ты серьезно? – не сдерживая смеха, выдает он.
- Я вам не верю, - игнорирую его вопрос. – Это просто слова. Я могу сейчас сказать, что спала с президентом, но вы же мне не поверите. Где доказательства, что я…как я вообще оказалась у вас дома?
- Пожалел тебя несчастную. Будешь продолжать так разговаривать с барменами и проснешься в следующий раз не у приличного мужчины в доме, а в борделе где-нибудь…ну скажем, в Турции или просто хорошо поношенной и выброшенной в кустах. Не факт, что живой. Это хорошо известный прием – не плевать в напиток дрянному клиенту, как думают многие, а подливать или подсыпать какую-нибудь дрянь или попросту дурь.
- Вы так просто об этом говорите? Если видели, что мне что-то подсыпали, почему не сказали?!
- Я что по твоему смотрел, что он делает с твоим бокалом? Это вывод, основанный на твоем неадекватном состоянии после, вот и все. Я смотрел на твой развратный «школьный сарафан», ну и на ноги, конечно. Плевать я хотел на твой виски. А ноги у тебя хорошенькие, - резко переводи взгляд на мои ноги, как только останавливается на светофоре.
- Мой сарафан не развратный!
- Да брось, он еле прикрывал твою задницу. А учитывая, что костюм медсестры и школьная форма – это сексуальные фантазии многих мужиков, тебя любой принял за ладненькую проститутку в столь поздний час, еще и в баре. Кстати, когда ты ушла, вошла мадам, в аналогичной «школьной форме».
А что если он действительно прав и моя одежда сродни девочки по вызову? Почему-то я об этом не задумывалась, полагая, что закрытый полностью верх, априори не может быть воспринят как проституточный наряд? Сколько открытий за один долбаный день!
- Ну и что было дальше? Как я оказалась у вас в квартире? Вернулась в бар и набросилась на вас с лозунгом «Хочу шишку»?!
- Нет. Я тебя на остановке нашел не совсем адекватную, вяло отбивающуюся от двух мужиков, настойчиво предлагающих сесть тебе к ним в машину, - я еще и на групповушку могла попасть! Во, дура…
Расстегиваю верхние пуговицы льняного платья, совершенно не заботясь о том, что подумает мой временный водитель, и, достав из сумки блокнот, начинаю обмахиваться им. Мне реально становится плохо. Душно, тошнит и очень, очень неприятные ощущения внизу живота. А еще как назло мы становимся в пробке на мосту.
- А дальше вы отвезли меня к себе домой и решили воспользоваться моей неадекватностью?
- И да, и нет. Я ничем не пользовался. Мы немножко побеседовали, точнее говорила ты. А потом сама же предложила мне минет, - поворачиваюсь к нему с таким лицом, как будто меня сейчас реально вырвет. – Тебе просто очень хотелось увидеть мой член.
Из меня вырывается громкий смешок. Чушь! Вот и попался.
- Вы знаете сколько я членов видела в своей жизни?
- Господи, сколько? – невооруженным взглядом видно, что он не воспринимает мои слова всерьез.
- Точно не считала, но это не десятки, а сотни.
- Да ладно?! – наигранно удивляется он.
- Шоколадно. Я не шучу и говорю вполне серьезно.
- Сотню?
- Не считала, но думаю больше сотни.
- А кто говорил, что не проститутка?
- А кто сказал, что я их видела живыми и прыгала на них?!
- В смысле? Ты про телевизор что ли?
Глава 7
«Оставьте их себе. Судя по тому, что вы спите полностью голым, вам, возможно, нужнее. Можете даже носить, я не против. У меня много этого добра»
Отправила сообщение и тут же, не дожидаясь ответа, написала еще одно.
«Чтобы не проспать будильник, попробуйте поставить на звук мелодию – Игорь Назарук, «Криминальная Россия». Только не слушайте больше пяти секунд, пусть утро вас приятно удивит. Доброй ночи»
Поставила телефон на беззвучный режим и сразу же выключила свет. Забыть. Забыть, как страшный сон события пятницы и жить привычной жизнью. Хотя, я ничего и не помню. Может и хотелось бы узнать, как все было на самом деле, в особенности почему я оказалась без трусов, а только потом уже все забыть, но есть большое но. Этот мужчина не скажет мне правду. Будет играть как кошка с мышкой, всякий раз вводя меня в ступор, и не потому что он плохой, просто, вероятнее всего, ему это нравится. Слишком короткий срок знакомства, чтобы дать ему четкую характеристику, но вполне вероятно, что он ведет себя так со всеми. Правда, остается вариант, что приглянулась ему я, точнее его «прет» именно моя реакция на его слова и действия. Вот поэтому я ни в коем случае не буду затрагивать тему бара. Хорошо бы вообще не вестись на его провокации, но это сложно. А если призадуматься, то все у меня нормально. Даже, если и болтала я о себе всякую чушь – это не криминал. А был бы он отъявленным козлом – совершенно точно воспользовался моим полуживым телом, так что он определенно неплохой. Более того, надо бы его поблагодарить за то, что спас от возможного группового изнасилования, ну и от позора в машине… Последнее прям еще живет яркими воспоминаниями. Хотя, если подумать, Алмазов к сему процессу меня и привел, но домой все же вовремя довез. Так что все равно гранд мерси.
Кто рано встает, тот все успевает. И сегодня я – яркий тому пример. Еду приготовила, личные вещи взяла, и даже не забыла прихватить с собой, если так можно сказать - подарок. В этот раз я подготовилась от «а до я», благодаря заранее написанному списку в моем спасительном ежедневнике. Несмотря на то, что встала я в пять утра, и времени у меня было предостаточно для всего, я впервые за последнее время не захотела ничего делать со своими волосами. Хотелось быть проще, то есть никаких высоких причесок и начесов в стиле шестидесятых годов прошлого века. Почему-то сейчас, глядя на себя в зеркало, мне впервые нравится обычные выпрямленные волосы. И макияж – естественный, но в тоже время подчеркивающий глаза, пусть и не броско. Последний штрих - бальзам для губ и капелька духов на запястья. И да, как честный человек, выложила-таки все антисептики из сумки. Не обделалась же – значит буду следовать своим же обещаниям.
Уже ровно в полвосьмого я припарковалась недалеко от больницы. Хотя, если быть честной – далековато. Надо бы как-то достать пропуск, чтобы парковаться на стоянке, а не топать километр. Но всему свое время. Главное, что без авто я больше никуда. Закидываю сумку на плечо и выхожу из машины. Открываю багажник и тянусь за бумажными пакетами со своими пожитками. Только я схватилась за ручку, как получила хлесткий удар по правой ягодице. Сказать, что я опешила – ничего не сказать. Резко разворачиваюсь, забыв про пакет и натыкаюсь взглядом на… Алмазова.
- Вы охренели?!
- Ой, обознался. Прости. Был уверен, что эта попа принадлежит… заведующей лаборатории, - наигранно хватается за лоб, при этом начинает издавать звуки, напоминающие цыканье.
- Заведующей лаборатории, - задумчиво произношу я. – А что у вас так принято здороваться… по попе? Или у вас с ней настолько близкие отношения?
- Не очень близкие. Просто мне нравится ее попа. Она не против, а я за.
- Понятно. Ой, смотрите, - указываю рукой на противоположную сторону улицы. – Какое совпадение – заведующая лаборатории. Я вчера спускалась в отделении за анализами и видела эту милейшую шестидесятилетнюю женщину, маленького роста, весом в девяносто килограмм. И знаете, что-то мне подсказывает, что вы никак не могли нас спутать. Одинаковое у нас разве что - рост, да и то я, кажется, выше, но уж никак не попа.
- Надо было кого-то другого придумать, - потирая ладонью лоб, задумчиво произносит Алмазов, при этом совершенно не скрывая улыбки. – Просто мы с ней ехали в одном вагоне метро, вот она первая, кто пришел на ум. Ну ладно, мне просто хотелось шлепнуть именно тебя. Если бы не пигментное пятно на твоей ноге, я бы не признал, что это ты. Прическа другая и машина. В жизни бы не подумал, что ты водишь авто. Как тебе дали права?
- Как обычно. Только в отличие от некоторых, я сдала экзамен с первого раза, ничего не заплатив. Да, и такое бывает, Сергей Александрович, - беру свои пакеты в руки. Закрываю машину и разворачиваюсь, попадая взглядом на пакет в руках Алмазова.
Мне впервые хочется бестактно засмеяться. Пакет – старый, потертый, на нем даже имеется дырка, хорошо хоть не огромных размеров. А сам Алмазов в белой облегающей футболке, джинсах и кроссовках. Одежда точно не дешевка. Ну как можно было взять такой пакет?!
- Ты знаешь, что машину можно поставить непосредственно перед больницей? Топать меньше придется.
- Можно, но после двенадцати обещают снова жару и солнце. Не хочу ее перегревать. Я берегу свою машину, а здесь тенек. А учитывая, что я на нее не заработала и это родительский подарок – беречь надо в два раза тщательнее.
- Все, все, я понял, не занудствуй. Пойдем, - выхватывает из моих рук пакеты. – Ты, кстати, чего приперлась в такую рань? – оглядывается назад, когда понимает, что я за ним не успеваю.
- Я люблю приходить пораньше, чтобы все успеть. А вы? Кто сказал, что любит поспать подольше?
- Меня твоя музыка разбудила. Я обделался от страха, ну и как-то потом не смог заснуть.
- Врете, - наконец равняюсь с ним.
- Вру. У меня сегодня важное мероприятие, поэтому мне надо закончить, если не в положенные рабочие часы, то хотя бы в пять. Это максимум. Я тебе подарок, кстати, принес. Но подарю его только в конце рабочего дня, чтобы ты открыла его в спокойной обстановке.
Глава 8
- Ну наконец-то, где ты бродишь? – стоило мне только выйти из лифта, как меня тут же перехватывает за руку Алмазов. - Трубка тебе на кой хрен сдалась?
- На первый вопрос ответ следующий: на цокольном этаже, если быть точнее, в подвале. Пока вы были в реанимации, звонили из лаборатории - у новенького больного, которого мы принимали, высокий тропонин. Заведующая, скорее всего действительно имеющая на вас виды, похоже расстроенная тем, что вы при ней вытирали свое лицо женскими трусами и шептали мне что-то на ухо, вставила мне люлей, а потом отправила чуть ли не пинком под зад в класс функциональной диагностики за расшифровкой ЭКГ нашего больного, - уткнувшись взглядом в его бейджик, на одном дыхании проговорила я.
- Расшифровали? – вот даже не смотря на его лицо, могу поклясться, что он улыбается, равно как и «расшифровали» произнес с какой-то издевкой.
- Нет. Послали.
- Куда?
- На арморация вульгарис. У них обед.
- Полина, а тебя не учили, что при разговоре надо смотреть на собеседника? Некультурно это, не находишь?
- Мне однобедренно. Однофигственно и так далее.
- Это из области монопенисуально?
- Унипенисуально, унифалически, монофалически – выбирайте на любой вкус. Возвращаясь к нашим делам, - все же поднимаю на него взгляд и не потому что это некультурно, скорее для того, чтобы убедиться, что он улыбается. – Я нашла его кардиограмму и принесла ее сюда. Нет там никакого инфаркта, ни старых изменений, ни новых. Я почти уверена, что в лаборатории напутали с инициалами, ибо Иванов – очень распространенная фамилия. На обратном пути я зашла в лабораторию, но в компьютере действительно забиты инициалы нашего Иванова.
- Пошли посмотрим пленку.
Мне безумно хочется послать его, как минимум на хрен, не заменяя сие слово более благозвучным, но я держусь, молча шагая вместе с ним к сестринскому посту. Алмазов, хотя ему как раз больше всего подходит придуманный им же Мудаченков, разворачивает пленку на столе, чуть наклоняется, и с умным видом рассматривает ее. А мне впервые хочется дать человеку поджопник. Отойти на пару шагов от стола и смачно двинуть ему по заду. Никогда меня еще так прилюдно не позорили. При всем отделении. Паскуда. После «Мудаченкова» меня вряд ли кто-то будет воспринимать всерьез. Ну, погоди. Устрою я тебе еще что-нибудь.
- Да, пленка и вправду чистая.
- Но раз инициалы совпали, надо провести все как надо. Я выбью тропонин в динамике на пять вечера и оставлю пометку для дежурного врача.
- Умница, аж бесишь. Кстати, не обращай внимания на заведующую, просто эту стерву давно не трахали, вот она и злая, - меня вообще никто не трахал, но я не злая. Хотя… Аня бы сказала другое.
- А вы помогите женщине. У вас как раз напророчен секс в течение двух недель.
- Фу, типун тебе на язык, - убирая пленку к себе в карман, небрежно бросает Алмазов и тут же приобнимает меня за плечо. Не сказать, что это какой-то интимный жест, нет, но все же есть НО. - Я же его с тобой напророчил. Сдалась она мне.
- Со мной?! – проговариваю громче чем надо, реально не понимая шутит или нет.
- А ты типа не в курсе? Кто сказал, что не против?
- Знаете-ка, что, Сергей Александрович, идите вы на х.., - не знаю откуда взяла в себе силы замолчать. - Хлорид натрия. Я забыла, меня просила процедурная медсестра захватить на обратном пути физраствор.
- Батюшки, закончился?
- Да.
- Не беда. Это не твоя задача. Пусть сама несет. Иди выбей анализы на вечер, сделай отметочку в истории, я пока сгоняю в палату, а потом новенького будем принимать. Между прочим, очень интересного. Иди, Полина Сергеевна.
***
- Стой, перед новеньким у меня к тебе очень важное задание. Я бы сказал жизненно необходимое, - вновь перехватывает меня за руку, как только я выхожу из ординаторской. – Пойдем в процедурный.
После утреннего фиаско, желания здесь и сейчас поставить его на место у меня нет. Просто потому что подсознательно он этого ждет. Неожиданность – вот самое то. Хотя поджопник дала бы хоть сейчас. Как только мы входим в процедурный, Алмазов закрывает за собой дверь, усаживает меня на табуретку, пододвигает себе стул и, садясь напротив меня, касается меня своими ногами.
- Будьте добры, не трогайте мои колени своими ногами.
- А руками?
- А статья сто тридцать три УК РФ?
- Ой, все. Хватит дуться за Мудаченкова. Он реально такой. Я, между прочим, тебя спас в первый день от общения с этим мудозвоном, могла бы и спасибо сказать.
- Могла, но не скажу.
- Закрой глаза.
- Может сразу трусы стянуть, вам для коллекции, так сказать?
- Не надо. Сам сниму, когда настанет час икс. Все, все, не злись. Я типа шучу. Мне нужно, чтобы ты закрыла глаза всего лишь для того, чтобы твое обоняние работало на сто процентов. Ничего пошлого и ужасного, клянусь. Просто сегодня я иду на день рождения к мужчине и мне надо подарить ему подарок. Скажи мне, какой тебя привлекает больше запах и такую туалетную воду я сегодня ему и куплю. Мне сложновато выбрать между тремя запахами. А ты девушка, вот и подскажи, что тебя больше привлекает.
- Вы дарите мужчине туалетную воду? Я правильно понимаю?
- Ну… получается, что так.
- Я в этом не разбираюсь.
- Не надо разбираться, просто скажи, что тебе по душе. Закрой глаза.
Нехотя делаю то, что он просит, и кончика носа тут же касается, вероятнее всего, бумажка с пробником. Надо сказать, приторным, очень приторным пробником.
- Нет. Слащаво.
- И мне тоже. А вот этот?
Вдыхаю хорошо знакомый запах, и улыбка самопроизвольно появляется на моем лице – такой туалетной водой пользуется папа. Открываю глаза, попадая взглядом на улыбающегося Алмазова.
- Нравится?
- Да, я знаю этот запах. Он такой… мужской. В общем очень вкусный.
Глава 9
Казалось бы, после такого «подарка» и разговоров, я, как минимум, должна чувствовать себя некомфортно, ведь не могла же я не понимать, что это прямой подкат, пусть и с долей специфического юмора, который несомненно должен сказаться на нашей совместной работе. Непонятно, правда, на что рассчитывает Алмазов. Неужели реально думает, что у нас может быть секс, еще и в течение двух недель? Откуда, черт возьми, у людей такая наглость и простота? Мне бы хоть чуточку такого микса. Но, как ни странно, стоило только войти на следующее утро в отделение и пробежаться по палатам, как я сразу же забыла о вчерашнем дне, не испытывая ни капли дискомфорта или волнения перед встречей с Алмазовым. Наверное, все дело в занятости и внезапно возникшей проблемы у известного нам больного. Проблема прям такая… мощная и очень деликатная.
А я «милого» узнаю по… пакету и заднице. Хорошо хоть сегодня пакет не драный. А походка у него странная, точнее какие-то огромные шаги, как будто куда-то спешит. Забегаю в ординаторскую вслед за Алмазовым, чуть не врезаясь в дежурного врача. Быстро извиняюсь и мельком смотрю на часы – без двадцати девять. Вот ведь брехун обыкновенный, «опаздывать» он любит.
- Сергей Александрович, доброе утро. У нас проблема. Большая такая проблема. Прям масштабная.
- О мой Бог, Полина. Что случилось, радость моя?! Размер не подошел? – копируя мою интонацию, издевательски произносит Алмазов, и тут же переводит взгляд на ухмыляющегося позади меня врача, имя которого я так и не удосужилась запомнить – то ли Александр Иванович, то ли Иван Александрович, то ли какой-то еще Иванович. А в бейджик открыто и не посмотришь.
Алмазов тянет руку, чуть задевая мое плечо, и пожимает ладонь этого мужчины. Дурацкое мужское правило - здороваться, пожимая друг другу руки. Самое дебильное мужское антисанитарное действие. Как можно подавать кому-то руку, не зная, где она была?
- Вот видишь, как мне повезло, Ваня. Моя Полина приходит раньше всех и уже знает, где случилась «ОПА» на букву «Ж». Ты можешь таким похвастаться?
- Нет, моя студентка приходит без двадцати десять и неотрывно смотрит в мобильник, - отшучивается, как оказалось, все же Иван Александрович. – Я в реанимацию сгоняю, если задержусь, подкинешь моих выписных?
- Подкину, - соглашается Алмазов и направляется к шкафу с одеждой. - Ты чеснок вчера ела? – скидывая с себя рубашку, как бы невзначай интересуется пакетолюбитель. Спина у него, в общем-то, как и руки… подкачанная. Не перекачан и не хлюпик. Этакая золотая середина. И это не генетический подарок, это – результат работы над собой. Знаю, плавали и видели, Дима с папой – яркий тому пример. – Полина Сергеевна, я к тебе вообще-то обращаюсь. Ела или нет?
- Ела. Только причем тут чеснок, вы вообще меня слышите? Я говорю у нас проблема, ну точнее не у нас, а у нашего больного.
- Слышу. А трусы? Трусы мои надела? - поворачивается ко мне лицом, и, как в ни в чем не бывало, скидывает с себя джинсы.
- Конечно же… не надела.
Машинально оборачиваюсь назад, смотря остался ли кто-нибудь в ординаторской. Нет – никого. А этот стоит в одних трусах и носках, выставив обе руки с одеждой в стороны, и переводит взгляд с одного медицинского костюма на другой. Наверное, нормальная девушка сделала бы две вещи, мельком осмотрела его, чего уж греха таить, красивое тело, и быстро ретировалась из ординаторской. Ну или отвернулась для приличия. Я же стою как вкопанная, рассматривая его, как будто вижу впервые. Хотя если призадуматься, кроме задницы я ничего толком и не рассмотрела в первый раз. Ну ладно бы я акцентировала внимание на его торсе, так нет же, перевела взгляд на трусы. Это просто охренеть и не встать. «Не перечь самцу», именно такая надпись набита красным цветом на белых боксерах, а посредине в важном стратегическом месте – желтым цветом нарисована корона.
- Тебе какой больше нравится костюм голубой или белый? Оба чистые, кстати.
- Голубой, - не раздумывая отвечаю я, не в силах отвести взгляд от трусов.
- Голубой вагон бежит, качается. Скорый поезд набирает ход. Трам-пам-пам. Ладно, что у нас там за проблема? – совершенно не стесняясь моего присутствия, Алмазов после напевания песенки разворачивается к шкафу, являя мне свою обтянутую в трусы задницу, и вешает обратно белый костюм.
Что я там говорила про перед? «Не перечь самцу»? На ягодицах надпись ничуть не уступает по креативности первой: «Царь» на одном полупопии, на втором «Просто царь».
- Полина, прием, хватит пускать на мое тело свои стерильные слюни. Рассмотришь, потрогаешь, приласкаешь, приголубишь, поцелуешь, помассажируешь, но чуть позже. Что там за проблема? – натягивая брюки, вполне серьезно интересуется Алмазов.
- Там у больного в восьмой палате отек мошонки, - как можно спокойнее произношу я.
- Прямо-таки отек? Ты рассмотрела или на слово ему поверила? – накидывает халат на рубашку и подходит прямиком ко мне.
- Конечно, рассмотрела.
- Тебе мошонок в моргах мало? Все-то ей члены подавай с утра пораньше, хулиганка.
- Знаете что?!
- Знаю. Не трудись, Полина Сергеевна, я плохой, ты мне никогда не дашь и все в этом духе. На вот, понюхай меня и успокойся, - подается ко мне настолько близко, что я не только ощущаю его запах, но и из-за разницы в росте, мой нос почти утыкается в его шею.
- А я ведь могу сейчас укусить вашу шею.
- Кусай, - внезапно прошептал в уголок моих губ. – Кстати, ты знаешь, что во время поцелуя мы передаем друг другу порядка пятидесяти миллионов бактерий. Знаешь? – секунда и Алмазов заправляет прядь моих волос за ухо.
- Восьмидесяти. Порядком восьмидесяти миллионов бактерий, - по слогам проговариваю я, совершенно не понимаю, как себя сейчас вести.
- Точно, - хмыкает мне в губы. – Но на этот случай есть решение проблемы. Если целоваться хотя бы девять раз в день, на языках будут жить одни и те же бактерии, поэтому, Полечка, это надо делать чаще, - вкрадчиво шепнул в уголок рта, от чего я неосознанно закрыла глаза и тут же почувствовала, как Алмазов прошелся… языком по моим губам. Что за ерунда такая?! И почему я стою как вкопанная дебилка с поджатыми пальцами на ногах?! – Мне они охренеть как нравятся, прям просят с первой встречи, чтобы их целовали, - выдыхает мне в губы, медленно раздвигая их языком, почти незаметно касаясь моего. И это… это жутко странно. Очень странно. Непривычно. Непротивно. Кажется, я перестаю дышать, когда он углубляет поцелуй. То ли мне жарко, то ли не хватает воздуха, но у меня реально начинает кружиться голова. И это не сон, я однозначно все это ощущаю, потому что… мама дорогая, я точно чувствую его губы. Они жесткие, но в тоже время… мягкие? Сжала ладони в кулак, чуть упираясь в его грудь, пытаясь разобраться с собственными ощущениями, но как только я попыталась сконцентрироваться и представить, как это выглядит со стороны, Алмазов обхватил ладонью мою шею, чуть зарываясь пальцами в волосы. И почему-то именно это, а не губы, меня отрезвило. Эту руку он совал этому Ивану! Отталкиваю со всей силы Алмазова в грудь, на что тот открыто усмехается, чуть покачиваясь.
Глава 10
- Ну и как там твоя академия кордон бля? – после минутного созерцания Диминого профиля, я первой нарушаю затянувшееся молчание.
- Блю.
- А, по-моему, за такие деньги просится только бля, или как сегодня сказал один мой знакомый - еп твою мать.
- Поля, не шокируй меня, - усмехается Дима, останавливаясь на светофоре.
- Это всего лишь набор букв. В нецензурной лексике нет ничего плохого, когда она к месту. А если человек тратит тридцать тысяч баксов за девятимесячное обучение – то это именно то, что я и сказала. Никакого шока, Дмитрий Сергеевич, только констатация фактов.
- Сначала я подумал, что ты изменилась, ан нет, все такая же. Надо быть терпимее к другим, Поля. Тридцать тысяч баксов – это вложение в будущее и ты, как умная девочка должна это понимать.
Понимаю. И не понимаю. И дико злюсь. Вот кто должен был стать врачом без перерыва на беременности, декреты, влюбленности и прочую чушь. Ну кто как ни мужчина – лучший врач? И наследника родит без перерыва на работу и нет перепадов настроения от шалости гормонов. Вместо этого – повар. Повар, блин! Хотелось бы сказать, что повар из него вышел на букву «г», но не получается. Не знаю, что сыграло ему на руку – красивая мордашка, с помощью которой он собирает миллионы просмотров за свои видео-готовки или действительно виртуозное умение готовить и вести себя столь живо на камеру. Скорее всего все вместе. Бывает людям везет, Дима – яркий тому пример. Да, пожалуй, меня раздражает тот факт, что мой брат звездуля инстаграма. Не мужское это дело – заигрывать на камеру с черпаком в руках. Ну а тетки ведутся. Дуры. Так и хочется спросить Диму на кой черт влазить в кредит и спускать столько денег на какую-то хрено-французскую академию, тогда как за кривляние на камеру отстегивают и без того немалые деньги. Но не спрошу. Не мое это дело, не у меня же он деньги просит, в конце концов, он в отличие от меня их зарабатывает.
- Можно я тебя кое-что спрошу? – неожиданно выводит меня из раздумий голос Димы.
- Не трудись. За год ничего не поменялось. Я по-прежнему люблю присутствовать при вскрытиях, смотрю криминальные передачи и триллеры, люблю читать про маньяков и обижаюсь за твой выбор профессии.
- Супер. Давно сменила взрыв на макаронной фабрике на нормальную прическу? – поправляя прядь моих волос со лба, с улыбкой интересуется Дима.
- Это был модный начес. Если не разбираешься – дальше готовь свое хреничи из устриц и не лезь грязными руками в мои волосы.
- Севиче.
- Одна ерунда.
- Ладно, спрошу в лоб – у тебя точно никого не появилось? И я не про трупы, Поля, а про живого парня, мужчину, если быть точнее. Может быть тот, кто стоял на стоянке и на тебя смотрел?
- А что такое, ты мне жониха во Франции нашел, а я тебе нарушила планы?
- Нет, дорогая моя, тебя вытерпит только русский мужик. Дело в том, что за несколько часов мама прожужжала мне все уши, чтобы я познакомил тебя со своими друзьями, сводил тебя в клуб, бар, и все в этом духе. И я согласился. В принципе, я с ней от части согласен, надо тебя с кем-то познакомить, ну или хотя бы найти подружку. А вот сейчас думаю, может у тебя кто-то появился, а ты никому не хочешь говорить? Ты же скрытная донельзя. Я не удивлюсь, если мы не узнаем даже то, что ты родила. Ты ж беременность проходишь в толстовке, а ребенка в морге родишь, там его и воспитывать будешь, чтобы папа не дай Бог не узнал, что снова внучка. Этот мужчина, кстати, патологоанатом?
- Слушай, а во Франции тебя учили какому-нибудь оригинальному рецепту приготовления языка?
- Ммм… свиного или говяжьего?
- Человеческого. Твоего.
- Однозначно не учили, - не сдерживая смеха, выдает мой братец.
- Ну кто бы сомневался, что лягушатники не знают, как готовить человеческий язык. А вот я знаю. Я тебе его отрежу, Дима, а потом поджарю на оливковом масле, чтоб не пригорел.
- Нет. Не так. Сначала надо его отварить до готовности. А уже потом порезать на нужные кусочки и поджарить на сковороде. Но только на сливочном масле с добавлением натертого чеснока. Обалденное получится блюдо.
- Ой, все. Оставь свои рецепты для слабовольных теток. И этот мужчина мой куратор. Я прохожу с ним практику. И мне кажется, он хочет затащить меня в койку. Вот я и запрыгнула на тебя, чтобы он знал, что я занята. Так что у меня никого нет, - сдержанно произношу я. И совершенно не важно, что впервые в моей жизни именно язык этого мужчины побывал в моем рту. – И знакомить меня ни с кем не надо. Мне хватает моего круга общения.
- Поля, трупы – это не круг общения.
- Вообще-то, я имела в виду Алису. Мне ее вполне хватает. В пятницу мы с ней едем на пляж. И там, так уж и быть, потрахаемся на радость всем. Достали, ей Богу! - сжимаю кулаки от злости. И этот туда же!
- Во-первых, трахаться на песке – ужасно. Он забивается в интимные места. Не советую. Во-вторых, если ты будешь трахаться с Алисой, вряд ли кто-то обрадуется такому слиянию двух семейств. И что-то мне подсказывает, что твоя подружка– классическая гетеросексуалка, ты ее вряд ли привлекаешь.
- Вообще-то, я имела в виду, что мы найдем того, с кем можно это сделать. И это была шутка. А ты что уже и до моей подружки добрался за несколько часов, оценив ее гетеросексуальность?! Вот только посмей, реально язык отрежу.
- Господь с тобой, пышки не совсем в моем вкусе.
- Ммм… пышки? А ты когда ее видел в последний раз?
- Лет пять назад или чуть больше.
- Тогда мне не стоит беспокоиться за Алису, раз пышечки не в твоем вкусе. Она в конец… разжирела. Этакий маленький жирный карлик. Еще и прыщами ее часто обсыпает, от излишнего… выделения кожного сала.
- Да ладно, - усмехается Дима, от чего мне почему-то хочется выбить ему зуб. – Ты знаешь, я поеду с вами на пляж. А то мало ли она тебя задавит своей попой и все – нема больше Полины. Надо тебя охранять.
Глава 11
Мельком смотрю на часы – полвосьмого. В итоге ни поспать, ни пожрать. Для первого – поздно, для второго рано. С последним реально беда. Кроме соленых огурцов и помидоров, шоколада и молока – ни шиша. Сожри соленья, закуси молоком и обделайся здесь и сейчас – вот оно прекрасное начало дня. Нет, не стоит, надо раздобыть что-нибудь более подходящее.
Прохожу мимо безлюдного поста и целенаправленно направляюсь в сестринскую. И стоило только войти внутрь, как в нос ударил тошнотворный запах.
- Фу, вонище-то какое. Что за запашок? – прохожу вперед под испуганный Танин взгляд и сажусь рядом с ней на диван.
- Треска. Извините, Сергей Александрович, я просто села на рыбную диету. Специально завтракаю, пока никто не пришел. Я потом проветрю, - оправдывается, на минуточку, старшая медсестра, почти моя ровесница, словно мне чем-то обязана.
- Ясно. У тебя нет ничего поесть? Желательно соленого и мясного.
- У меня остались только рыба, рыбный бульон и овощи. Без соли.
- Господи, за что ты так с собой?
- Муж намекает, что я потолстела. Вот, стараюсь держаться.
- А ты скажи ему, что у него член маленький, быстро забудет о претензиях.
- Так у него он немаленький, - усмехается, нанизывая рыбу на вилку.
- Ну так и ты не толстая.
- Но тем не менее он намекает. Слушайте, а хотите сушки? Вкусные, с маком.
- Нет, Таня, я хочу есть. Желательно шаверму.
- Ммм… я тоже. Вам-то можно. Она откроется, кстати, уже через час.
- Вот именно, что только через час. Я думал, что ты меня накормишь, но увы и ах, придется час страдать.
- Мне показалось, что вы были радостным еще час назад. А сейчас что? Измайлову стало хуже?
- Нет, с ним все хорошо, если можно так сказать, исходя из его данных. Надо огурец ему, кстати, занести, пусть порадуется человек.
- Как думаете, выкарабкается?
- Понятия не имею. Парень-то неплохой, обозленный, конечно, но… Отца мне его так жалко, пи*дец прям. Ночью подходит ко мне и говорит такой: «Я вам арбуз завтра принесу, если Ванька до утра доживет». Стою, смотрю на него и впервые вообще не знаю, что сказать. Даже ни одна херь на ум не приходит. Родил наконец-то вопрос: «А почему арбуз?». А он знаешь что?
- Что?
- Потому что Ванька любит. И ведь принесет арбуз, сто процентов.
- Ну так пусть несет. Не бриллианты же.
- Не бриллианты.
- А можно личный вопрос?
- Я не дамся тебе. Ты замужем, Татьяна, я с замужними ни-ни. Не приставай и ешь свою вонючку.
- Очень смешно. Я хотела спросить, как… как там София?
- Полностью оправдывает свое имя.
- Мудреет с каждым днем?
- Спит с каждым днем все больше и больше. Соня – вот ее имя.
- А если серьезно.
- А я серьезно, Таня. Все по-старому, - зло бросаю я, фиксирую взгляд на собственных ладонях. - Делать ничего не хочет, заниматься не желает. Спальня, телевизор и кровать. Все. Иногда мне так жалко, что у ее отца куча бабла. Не окружало бы ее все это, может быть появился хоть какой-то стимул, а когда тебе подают все на блюдечке с голубой каемочкой и бегают вокруг тебя, сдувая несуществующие пылинки…, к хорошему не приведет.
- Блин, ну как так? Такая красивая девушка и вот так вот… жалко, блин.
- Ой, ну давай ты меня еще и этим добьешь.
- Все, все, простите. Больше не буду, - тараторит Таня и тянется ладонью к открытому ноутбуку. Кликает мышкой и включает какое-то видео.
Откидываю голову на спинку дивана и, совершенно не обращая внимания на посторонние звуки, закрываю глаза. Как ни странно, в глазах не мелькает Измайлов, и даже упомянутая Соня не смотрит на меня своими слезливыми глазами, а вот стервозина Полина – да, смотрит. Так и хочется провести пальцем, чтобы эта картинка исчезла, но вместо «картинка исчезла» стерильная зараза неуклюже стягивает с себя запачканный сарафан под названием «мечта педофила» и скидывает его на пол. Наклоняется, демонстрируя, едва прикрытую блузкой задницу и поднимает сарафан. «Где здесь туалет? Симба хочет писать». Усмехаюсь в голос, понимая, что это разгулялось не воображение, а тупо воспроизведение былого.
- Вы чего, Сергей Александрович?
- Анекдот вспомнил, - не открывая глаз, бурчу себе под нос, пытаясь представить… шаверму. Да вообще, что угодно. Но нет, почему-то прогнать даже сейчас образ этой заразы не получается. Открываю глаза, фиксирую взгляд на Таниной рыбе, чтобы немного абстрагироваться и снова закрываю. И снова – на тебе! Ну настоящая зараза, хоть и стерильная.
- Теперь поливаем нашу крошку-картошку умопомрачительным соусом, посыпаем сверху сыром и ставим в микроволновку. А пока наш сыр плавится, достаем свинину из духовки и разрезаем ее на тонкие кусочки, - задорный мужской голос вещает по ту сторону Таниного ноутбука. Но я слышу, пожалуй, только свинина.
Глаза от простого и столь любимого слова открываются сами собой. А теперь и слюна пошла, глядя на то, как на видео разрезают сочное мясо.
- Тань, а ты какого хрена смотришь на еду, если ты на диете?
- А я ем рыбу и представляю, что вкушаю то, что на экране. Так приятнее. И свинину мысленно поем и на красивого человека посмотрю.
- Вот любите вы женщины херней страдать.
- Если бы не эта херня, как вы выразились, я бы сошла с ума.
- Ну-ну.
Перевожу взгляд на экран, и спустя десятисекундное рассматривание свинины, фиксирую взгляд на лице парня, который все это готовит. Знакомая смазливая морда. Вот прям очень знакомая.
- На этом, дорогие друзья, Стрельниковский жор подошел к концу. И помните – на мягкой попе хорошо сидеть, на жирной – плохо. Ешьте вкусняшки, но в разумном количестве. Всегда ваш, на четвертинку миокарда, Дмитрий Стрельников.
Дмитрий Стрельников. Стрельников. Стрельников. Точно! Полина на него запрыгнула. А какая фамилия у Полины? Ведь такая же или меня глючит?!
Глава 12
Морщины… морщины и еще раз морщины. Будут между моих бровей, если я продолжу так хмуриться, смотря на руку, сжимающую мою коленку. Ан нет, не руку, а две руки. Вторая ложится на другую ногу и так же, как и первая слегка сжимает колено. Что меня должно больше смущать? То, что посторонний мужчина лезет мне под сарафан, а именно это он и намеревается делать, судя по тому, как его руки медленно ползут вверх или то, какие вопросы он мне задал? Хотя, чего тут думать, и то, и другое с явным сексуальным подтекстом. Смущать должно и то, и другое, вот только что-то… несильно смущается моя смущалка. Мне интересно, как далеко он зайдет, и я даже не жалею, что на мне нет колготок. Не буду я их носить летом. Не буду и точка. Одних хватило.
Итого мы имеем: мне гладят ноги, да не просто гладят, а касаются большим пальцем внутренней стороны бедра, а не какой-нибудь голени, и между прочим мне… не неприятно. Сжечь или отрубить его руки мне совсем не хочется. Забавно, за такой же самый жест полгода назад я сделала «сливу» моему одногруппнику, когда по чистой случайности задремала на перерыве в лекционном зале, чем он и воспользовался. А ведь тогда на мне были колготки, стало быть и контакт был менее интимным, да и с точки зрения внешних данных Алмазов проигрывает упомянутому мной Смирнову. Вот только тому я нос почему-то открутила, как только осознала, что он делает. Здесь непонятно зачем жду. Хотя, может быть, фишка в том, что у Алмазова руки однозначно приятнее – непотные и нелипкие, ну и пахнет от него, к сожалению, вкусно. А может дело в другом: мой одногруппничек типичный представитель тупиц, который путает анион и амнион. Я что сейчас симпатизирую Алмазову из-за его непотных рук и интеллектуальных способностей? Или из-за того, что он оказался не гопником с пакетом в руках, а вполне себе хорошим врачом?
Проблема в том, что даже если гипотетически предположить, что так оно и есть – он не должен меня касаться, ибо он мой куратор. Все же субординацию никто не отменял. Если Смирнову в силу возраста и статуса – трогать меня в принципе позволительно, ну если бы я была как все, то тут совсем без вариантов. «Слива» в ответ и до понедельника, Сергей Александрович? Хотя нет, это тупо. Это же не Смирнов, а собеседник значительно умнее и интереснее. Стало быть, и вести себя надо без рукоприкладства. Огорошить… надо его огорошить ответным вопросом, чтобы больше никогда не задавал неподходящих вопросов.
- Ты кандидатскую в голове защищаешь?
- Что? – после многозначительной паузы поднимаю на него взгляд. Так и хочется спросить: «А чего ты лыбишься?»
- Я говорю, что чем дольше ты придумываешь ответ, тем он менее интересен. А надо сказать всего-то несколько слов: «Да, Сергей Александрович, я девственница, и да, увы и ах, я в курсе про презервативы. Но я вам доверяю. Правда, чтобы не было конфузов – мы будем надевать на ваш детородный орган три презерватива. А непосредственно перед половыми непотребствами и сразу после, мы будем принимать ванну с хлоргексидином. По отдельности, конечно», - не могу не признать, что он не только скопировал мой тон, но и ответил... в моем стиле. Хитрозадый, все замечающий недогопник. Что-то явно пошло не так...
- Я думаю не про ответы на ваши вопросы, а о ваших руках на моих ногах.
- Понял. Хочешь их отбить? – усмехаясь, интересуется Алмазов, фиксирую обе руки на середине моих бедер. - Кстати, я думал ты херакнишь по ним значительно раньше. Или ногтями вопьешься, что есть сил.
- Или укушу вашу ладонь, чтобы оставить свой след до конца ваших дней.
- Не укусишь, мои руки были неизвестно где. А ты в рот всякую каку не берешь. А встать и полить мне руки антисептиком, затем еще залить их напоследок хлоргексидином, а потом уже укусить… ну знаешь так себе действие. Неинтересно.
- Согласна, неинтересно. Пока вы гладите мои ноги, давайте я уточню один момент. Вы с какой целью задали недавно упомянутые вопросы?
- А ты как думаешь?
- Думаю, для того, чтобы знать наверняка, что вас ожидает, когда вы решите со мной… выкоитуснуться.
- Вык…выкоитуснуться? Это что?
- Сергей Александрович, я немножко преобразовала слово коитус. Это – половой акт, если вы не знаете. Или половое сношение, секс, половая связь, соитие, копуляция, пенетрация. Или, может быть, вам ближе другое, более грубое употребление сего процесса? Тогда для вас – случка или долбежка, может быть еще перепих.
- Перепихончик мне больше нравится, как звучит, - с трудом проговаривает Алмазов, сдерживая смех.
- Точно, Сергей Александрович, все-таки вы в теме. Или может быть вам по душе жаргонное произношение? Тогда – дрючка.
- Скорее мне по душе порево.
- Можно еще жарево.
- Харево, - кажется, я не только услышала в ответ его смех, но и звук, похожий на хрюканье.
- Знаете, такого я не слышала.
- Ну вот не только же мне у тебя учиться. День прожит не зря, Полина Сергеевна.
- Совершенно точно не зря. Вы мне на кое-что открыли глаза. Сергей Александрович, а вообще не соблаговолите ли вы убрать свои ладони с моих ног?
- Не благосвалю.
- Тогда уж не соблаговолю.
- Да один х…х..хрен, - последнее слово Алмазов реально не может воспроизвести с первого раза. Он совершенно точно захлебывается от смеха, наклоняется вниз и утыкается лицом в собственные руки. Или в мои ноги и свои руки, я не совсем понимаю, что он там делает, пока пытаюсь уловить исходящие от него звуки.
- А чем вы сейчас занимаетесь, Сергей Александрович? Вы понимаете, как это странно выглядит и что могут подумать те, кто войдет в ординаторскую?
- Я нюхаю твои ноги, - наконец выдает Алмазов, после минутного созерцания мною его трясущегося от смеха затылка.
- И как?
- Как попа младенца, - откашливаясь, уже серьезнее произносит он, наконец отрываясь от моих ног.
- До того, как вы поменяли ему памперс или после?