Удушенный (ЛП)

36

НОА

Сегодняшняя авария – одна из худших в моей карьере в Формуле - 1. Даже хуже, чем в Абу-Даби два года назад. Надеюсь, ради меня они не выпустят радиозаписи, потому что это позор.

Майя ушла десять минут назад и не вернулась, сказав, что ей нужно в туалет. Это должно было стать первым сигналом, что что-то не так. Она должна была вернуться после моей дерьмовой аварии.

Холодное чувство пробегает по позвоночнику, когда я поднимаюсь по лестнице в сторону личных апартаментов.

Зайдя в холл, я сталкиваюсь с залитым слезами лицом Майи, разгневанным Сантьяго и моим усмехающимся отцом. У моего отца безупречный выбор времени. Он все рассчитал, выждал идеальный момент, когда моя защита будет ослаблена, и я не смогу ничего сделать, чтобы остановить его.

Я боюсь смотреть на Майю. Ее глаза на секунду задерживаются на мне, прежде чем перевести взгляд на Санти.

– Ноа, как раз тот человек, которого я искал. Ты, наверное, занят после этого небольшого падения. Но я догонял Сантьяго, дал ему несколько советов, как лучше действовать в дождливые дни.

Мои кулаки сжимаются при виде злорадствующего отца. Я думал, что уже достиг дна, но, черт возьми, я ошибался. Человек, который вызывает у меня отвращение, смотрит на меня.

– Я бы хотел поговорить с Сантьяго и Майей наедине, если ты не возражаешь. – Потому что я чертовски против того, чтобы мой отец стоял здесь и раздувал драму.

Напряжение окутывает комнату. Неудобно, нежеланно и чертовски неправильно в такой день, как сегодня.

– Вообще-то, я подумал, что мы все могли бы поболтать о финале чемпионата, в основном потому, что вы расскажете о своих отношениях. Как поступить Сантьяго, чтобы смириться со всем этим. – Мой отец кивает головой в сторону Сантьяго.

У меня сводит живот от удивления, написанного на лице Сантьяго. Майя закрывает лицо руками, красные пятна ползут от шеи к щекам.

– Заткнись. – Я смотрю на человека, который для меня мертв. Я. Покончил. С ним. Навсегда. Черт возьми.

Сантьяго переводит взгляд с моего лица на лицо Майи и снова на мое. Его кулаки сжимаются, когда он складывает кусочки вместе. Он сокращает расстояние, прижимая меня к стене, его кулаки хватают мой гоночный костюм. Я нахожусь вблизи с его раздувающимися ноздрями и острыми глазами. Я не сопротивляюсь, потому что заслуживаю этого и даже больше. Он вдавливает мое тело в стену, мои руки остаются прижатыми к бокам.

– Ты трахнул мою сестру? – Его слова звучат сквозь стиснутые зубы.

Я ненавижу то, как он выглядит взбешенным, как кривятся его губы и краснеют щеки. Я ненавижу причинять ему боль, хотя и люблю его сестру.

– Только посмотрите на это, это ли не сплочением команды. – В голосе моего отца звучит признательность.

Мне не нужно смотреть через плечо Санти, чтобы понять, как сильно мой отец наслаждается этим. Зачем использовать виагру, если у него есть пожизненный запас драмы для удовлетворения своих желаний?

– Как ты мог? Я взял ее с собой, надеясь, что ты будешь с ней милым, а не как обычно, мудаком, и что? Ты возишься с ней, как будто она ничто, а потом заставляешь ее врать мне. Это твоя чертова одержимость? Портить семьи, потому что ты сам из дерьмовой семьи?

Майя стонет, дергая Санти за плечо. – Прекрати, Санти. Он не виноват, что я солгала. Я не хотела говорить тебе, а не он. Отпусти.

Санти не двигается. Он смотрит на меня, его пальцы дергаются, когда он хватается за мой костюм, зудя от желания ударить меня. Я узнал взгляд своего отца. Но я уже большой мальчик, я выдержу.

– Зачем ударять тебя только на треке, если он может так же сильно залезть тебе в голову? – Мой отец выкладывает все, что у меня есть особенного в отношениях с Майей, продает свою грязную историю моему товарищу по команде.

Кулаки Санти сжимаются. Я жду, когда он нанесет удар, что угодно, лишь бы избавить меня от страданий. Я презираю то, как расстроена Майя. Ее глаза красные и опухшие, кожа болезненного цвета, когда она наблюдает за нами.

– Я не вожусь с ней. Я люблю ее. Я буду продолжать любить ее, несмотря ни на что, что бы ты или кто-либо другой ни говорил, или что бы ты ни пытался сделать, чтобы разлучить нас. Для тебя оскорбительно даже думать, что я буду с Майей, чтобы возиться с твоими гонками. Она – конечная цель. Я встречаюсь с ней не ради дерьмового трофея, и уж точно не ради победы в чемпионате. Я хочу с ней всего. Всего после этого.

Майя делает глубокий вдох, ее глаза расширяются, когда она смотрит на меня. Я улыбаюсь ей, несмотря на то, что разъяренный Санти припирает меня к стене, в секунде от того, чтобы ударить меня по лицу.

– Ты – кусок дерьма. Я доверял тебе. А ты, – он впервые смотрит на Майю через плечо, пока держит меня, – я разочаровался в тебе. – Эти четыре слова действуют на Майю, из ее глаз текут свежие слезы.

– Не вымещай это на ней. Пожалуйста, – хрипит мой голос, – вини меня. – Я не против умолять, если это спасет Майю от того, что ее сердце разобьется о пол номера «Бандини».

Самый честный момент в моей жизни.

– Серьезно, вся эта драма из-за глупой пизды?

Руки Санти отпускают меня. Его рефлексы поражают меня, превращаясь в размытое красное пятно. Звук встречи плоти с плотью отражается от стен. Все происходит за секунду. Мой отец зажимает лицо, а над ним стоит разгоряченный Сантьяго. За все свои годы я никогда не бил его, но в этот раз кто-то ударил.

– Ты – кусок дерьма. Никто не говорит так о моей сестре. Никогда. Мне плевать, кем ты был, но я знаю, какой ты сейчас, и позволь мне сказать, что ты не оправдываешь надежд.

С моих губ не слетает ни слова, пока Майя смотрит на нас двоих.

Тело Санти вздрагивает, его самоконтроль ослабевает. – Майя, идем. – Он хватает ее за руку как ребенка.

Мое сердце сжимается от страха, прокатывающегося по моим венам, я не могу справиться с ее отказом, если она решит, что эти отношения не стоят того, чтобы злить своего брата, не стоят риска, наполненного уговорами и обещаниями, которые еще предстоит выполнить.

Вот только ее ноги по-прежнему прикованы к полу.

– Нет.

Простое слово наполняет меня надеждой.