Кимберли Кейтс Украденные небеса

Глава 1

Только безумец отважился бы скакать в одиночку по темной ночной дороге, где одна лишь луна служила маяком, указывавшим путь. Любой благоразумный путешественник заперся бы в карете и окружил бы себя для верности отрядом конной охраны, вооруженной мушкетами. А впереди кареты горели бы фонари, разгоняющие густые тени, во мраке которых могли таиться неведомые опасности.

Но за многие годы, что сэр Эйдан Кейн отправлялся в путь по лабиринту дорог, ведущих в замок Раткеннон, он ни разу не прятался от ночи. Его душа тосковала по ночи, тосковала по ветру и диким просторам. Он упивался непостижимой красотой этой земли. Словно одержимый, пришпоривал он своего жеребца, понуждая его нестись все быстрее. Полы его плаща развевались за спиной, подобно крыльям черного ангела, а черты лица, казалось, были высечены из гранита.

Ночь обступала его кольцом, проникала своим ледяным дыханием за ворот, ерошила рыжевато-каштановые кудри; словно играла с ним, выдавая смутные тени за зловещих обитателей ночи — кровожадных разбойников и безжалостных грабителей, прятавшихся, казалось, за каждым придорожным камнем и за каждым деревом.

Но Эйдан был невозмутим — пустись все воинство Люцифера за ним в погоню, он и тогда не повел бы и бровью. Он стал заложником дьявола задолго до того, как впервые переспал с женщиной, задолго до того, как научился ходить.

В эту ночь Эйдана Кейна гнали вперед совсем другие призраки — духи несчастных, павших жертвами вероломства и предательства многих поколений его предков, Кейнов из Раткеннона.

Можно было не сомневаться: все обездоленные, пострадавшие из-за Кейнов, с радостью ухватились бы за возможность отправить Эйдана в преисподнюю, на встречу с его прародителями, но он и так уже подвергся терзаниям — терзаниям неизмеримо большим. Его мучило постоянное ожидание, ощущение нависшей угрозы, делавшееся все острее и мучительнее с каждым ударом копыт жеребца, мчавшегося к замку Раткеннон.

Раткеннон. Военный трофей. Награда за бесчисленные предательства и коварные измены, ставшие для Эйдана единственным наследием, доставшимся ему от предков.

На протяжении пяти столетий Кейны из Раткеннона исполняли роль остро отточенного клинка, прижатого к горлу западной Ирландии.

И если беспокойные духи кельтов жаждали мести, то теперь — в этом Эйдан не сомневался — они были вполне удовлетворены, ведь последнее время все свои силы он направлял на то, чтобы обеспечить будущее единственного человека, которого рискнул полюбить.

Эйдан еще ниже склонился к шее жеребца, и перед ним вновь возникли видения. Розовощекая девочка с пепельно-золотистыми кудряшками, вцепившись в его руку, тащит его посмотреть то ли на котят, то ли на гнездо с пятнистыми яйцами дрозда. Красивое, как фея, дитя понуждает своего пони перепрыгнуть через забор, ничуть не заботясь, что может упасть на землю.

Кассандра…

Эта девочка была необычайно смышленой и красивой, отважной и обаятельной, ничто не могло затмить исходившего от нее сияния. Ничто, кроме тьмы, поглотившей душу ее отца.

Эйдан усилием воли отогнал терзавшие его мысли. Не может быть, что нет способа помочь Кассандре, защитить ее, отвезти в безопасное место, как он сделал однажды, когда привез ее в ирландский замок у моря.

Вдыхая полной грудью свежий морской воздух, Эйдан пытался избавиться от удушливого запаха — казалось, запах, исходивший от рук любовницы, пропитал его насквозь.

Эти дикие земли всегда были для него словно врата в иной мир, в иную жизнь. Каждый раз, когда он приезжал сюда, он чувствовал себя совершенно другим человеком. Человеком, достойным уважения. Те искры благородства, что еще тлели в его измученной душе, приобретали здесь блеск драгоценных камней.

Но это было лишь жестоким заблуждением, ибо он раз за разом убеждался: человек, въезжающий в ворота Раткеннона, — иллюзия. Но девочка, ожидавшая его в покоях главной башни замка, всем сердцем верила в то, что он настоящий.

Эйдан поднял глаза к великолепным резным башням Раткеннона, уже чуть тронутым мягким сиянием рассвета. Владевший им необъяснимый страх притуплял радость, которую он обычно испытывал при встрече с дочерью. В последний год этот страх все чаще терзал его душу. Его не оставляло чувство беспокойства, неотвязно твердившее, что этот крошечный островок красоты в море безумия и ужаса вот-вот уйдет от него как песок сквозь пальцы.

Доехав до конюшен, Эйдан натянул поводья, заставив Отважного остановиться. И тотчас же к нему вышел низкорослый колченогий мужчина почтенного возраста; Гиббон Кейдегон, главный конюх Раткеннона, уже приступил к исполнению своих утренних обязанностей.

— Добро пожаловать домой, сэр! — воскликнул Кейдегон. Расплывшись в улыбке, он добавил: — Сэр, я знаю одну молодую леди, которая будет в восторге, когда проснется. Она совсем извелась, гадая, приедете вы или нет.

Эйдан спешился и передал Отважного одному из помощников главного конюха. Заставив себя улыбнуться, он проговорил:

— Но я ведь получил приказ малышки предстать перед ее очами как можно быстрее.

Кейдегон хмыкнул:

— Мисс Кассандра уже не малышка, и она непременно напомнит вам об этом. Бедняжка ужасно волновалась, дожидаясь вас. Едва не заболела от переживаний. Последнее время вы были очень заняты, и мы не имели возможности видеться с вами столько, сколько нам бы хотелось. Простите, сэр, что говорю об этом.

Эйдан покраснел и, не выдержав пронзительного взгляда Кейдегона, отвел глаза.

— Я приезжаю, когда могу, — пробормотал он, пожимая плечами.

Пожилой ирландец энергично закивал:

— Да-да, сэр, я знаю… Но мисс Кассандра… Ваша дочь считает дни до вашего приезда. Только вчера вечером я сказал миссис Кейдегон, что не видел девочки, которая бы обожала своего отца так же, как наша дорогая принцесса.

Эйдан невольно стиснул зубы. Если бы главный конюх вонзил своему хозяину в бок вилы, он не смог бы нанести ему более глубокую рану. Но почему же безграничная любовь дочери вызывала у него такое болезненное чувство? И когда это началось? Вероятно, это произошло в тот момент, когда он понял: со временем пелена спадет с глаз Кассандры, и она перестанет видеть в нем героя. К тому же Эйдан прекрасно понимал, что когда-нибудь дочь оставит его, и он уже чувствовал, какой тоскливой станет без нее его жизнь.

— И мисс Кэсси целыми днями хлопотала из-за вашего дня рождения, — продолжал Кейдегон. — Маленькая плутовка даже вынудила возничего Шона отправиться в Дублин, чтобы привезти подарок, который она для вас приготовила. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, сэр. Ваша дочь совсем загоняла бедного Шона, потому что ей очень хочется устроить все наилучшим образом.

— Неужели она отправила Шона в Дублин? Интересно, что она задумала?

— Не имею ни малейшего представления, сэр. Но вероятно, нечто грандиозное. Представляете, девочка даже грозилась, что сама убежит в город, если мы не отправим карету. Уверен, она выполнила бы свою угрозу. Вы же знаете, какой бывает принцесса, когда на нее находит…

Эйдан кивнул и пробормотал:

— Да, прекрасно знаю. Девочка неисправима. Миссис Бриндл постоянно твердит об этом.

— Миссис Бриндл?! — Пожилой ирландец рассмеялся. — Знаете, сэр, я уверен, что она только прикидывается строгой и требовательной, а на самом деле девчонка вьет из нее веревки, как, впрочем, из всех нас. Ведь именно миссис Бриндл позволила девочке поступить по-своему. Вероятно, этот сюрприз очень важен для мисс Кэсси. К тому же, сэр, никто лучше вас не знает, как она умеет уговаривать — всегда своего добивается. Вы и сами не в состоянии ей ни в чем отказать.

— Дело в том, что я не в состоянии и себе ни в чем отказать, — проворчал Эйдан. — И обычно это заканчивается для меня самым плачевным образом. Да, Кейдегон, проследи, чтобы Отважный получил побольше овса.

Кивнув главному конюху, Эйдан направился к замку. Молодой слуга, стоявший у входа, распахнул перед ним массивные двери, все еще украшенные гербом тех, кого Кейны несколько столетий назад лишили этой собственности. Едва взглянув на приветствовавшего его юношу, Эйдан быстро зашагал по коридору. Чувствуя какое-то странное стеснение в груди, он шел все быстрее. Дойдя до лестницы, не выдержал и помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Добравшись до покоев дочери, он на несколько секунд остановился, чтобы отдышаться, а затем осторожно отворил дверь.

Солнечные лучи, проникавшие в комнату сквозь искусную огранку цветных стекол, вставленных в широкие окна, наполняли покои волшебным сиянием. Эти покои являлись самыми лучшими в замке, и едва ли можно было бы придумать что-нибудь более изысканное и роскошное, чем жилище Кассандры. Стены здесь были украшены чудесными коврами, расшитыми много веков назад искуснейшими французскими мастерами. Сказочные единороги, изображенные на коврах, склоняли головы к ногам прекрасных дев, отважные рыцари вступали в поединки с огнедышащими драконами, деревья роняли свои золотые и серебряные плоды в руки детей, а луга и поляны были усыпаны великолепнейшими цветами.

Даже мебель в этих покоях была расписана в духе любимых сказок Кассандры Кейн: на платяном шкафу розового дерева и на комоде водили хороводы нимфы, дриады и изящные феи с прозрачными серебристыми крылышками. А столбики огромной кровати под балдахином были украшены цветочными гирляндами, выполненными столь искусно, что они казались живыми. Постель украшала драпировка яркого синевато-зеленого цвета, а на бархатных портьерах были вышиты крылатые кони, готовые взмыть в воздух.

Но для Эйдана главным чудом в этой комнате всегда была дочка, сейчас сладко спавшая под одеялом, украшенным россыпью золотистых звездочек.

Кассандра — шаловливый ангел, подлинное сокровище, оказавшееся в руках распутника, в руках человека, недостойного столь щедрого дара судьбы. И вот уже много лет сэр Эйдан Кейн думает лишь об одном — как бы не навредить девочке, как бы не погубить ее.

Он пересек комнату, бесшумно ступая по роскошным коврам, доставленным в Раткеннон из дальних заморских стран, где выращивают пряности. Увидев позолоченное кресло, придвинутое к кровати, Эйдан вновь ощутил стеснение в груди. Со спинки кресла свисало одеяло, а на сиденье лежала шелковая подушечка. Об этих маленьких удобствах Кассандра позаботилась накануне вечером — она, конечно же, знала, что в ожидании ее пробуждения он займет свое обычное место.

Эйдан навсегда запомнил тот день, когда дочь впервые попросила его поставить у ее кровати кресло — эта детская мольба до сих пор звучала у него в ушах. Ей только исполнилось семь лет, она еще не вполне оправилась после смерти матери, погибшей в дорожной катастрофе, едва не стоившей жизни и самой Кассандре.

Малышка вцепилась в его руку и, глядя на него своими чудесными голубыми глазами, пролепетала: «Папа, когда приближается время твоего приезда, я просыпаюсь и просыпаюсь, и думаю, что ты уже здесь, и постоянно бегаю в твою комнату, пока с холодными ногами не падаю без сил. А если ты будешь спать в кресле рядом, то я, проснувшись, смогу до тебя дотянуться и убедиться, что ты наконец-то приехал, что ты настоящий».

Разумеется, Эйдан не возражал, ведь ради дочери он был готов на все, так что вполне мог провести несколько часов в кресле, рядом с постелью малышки, только бы она не тревожилась. Правда, тогда он даже не подозревал, что эти дежурства станут драгоценнейшими минутами его жизни. Минутами, когда он мог любоваться очаровательным личиком Кассандры. Глядя на спящую дочь, Эйдан знал: с ней все в порядке, она счастлива и никто не сможет обидеть ее.

Склонившись над кроватью, Эйдан отвел в сторону богато расшитую штору и увидел разметавшиеся по подушкам серебристо-пепельные локоны. На мгновение перед его мысленным взором возникли картины: маленькая девочка держит в руках куклу, которую он привез ей из Лондона; малышка сосет пальчики, сунув их в свой крохотный ротик. Эйдан потерял счет часам, проведенным в тревоге; он боялся, что дурная привычка испортит форму ее хорошеньких губок. Увы, с каждым прожитым днем к Кассандре неотвратимо приближались куда более грозные опасности…

Она взрослела. У Эйдана защемило сердце, когда в утреннем свете перед ним предстало лицо девушки, которая вот-вот превратится в молодую женщину. Даже во сне ее черты, до боли знакомые, но странным образом изменившиеся, выражали ожидание.

Грудь Эйдана полоснуло болью — он вдруг почувствовал неловкость, почувствовал себя лишним у кровати дочери. Неужели его ночным бдениям пришел конец?

Да, похоже, пришло время навсегда убрать из комнаты дочери кресло с одеялом.

К сожалению, с этим ничего нельзя было поделать, и Эйдан прекрасно это понимал. Более того, он знал, что со временем Кассандра покинет его, оставит так же, как когда-то оставила свою старую куклу.

Эйдан закрыл глаза, вспоминая, как дочь расспрашивала его во время их последней встречи:

«А моя мама была красивой, когда ты впервые ее увидел на балу у генерала Мортона?»

Эйдан попытался не выдать своих чувств.

«Да, она была очень красивая».

Красивая и хитрая, эгоистичная и жадная до удовольствий. Глупая, испорченная, безмозглая девчонка, бросившаяся в объятия распутника, совершенно не думая о том, что тем самым обрекает своих близких на страдания.

«Миссис Бриндл говорит, что мама была первой красавицей сезона и что у нее был с десяток поклонников, готовых драться на дуэли за право подать ей крохотную рюмочку миндального ликера. Когда же она сбежала с тобой, трое из ее поклонников впали в глубочайшее уныние, так что их отправили на морское побережье лечиться, а еще один от отчаяния едва не застрелился. Как ты думаешь, у меня тоже будет много поклонников, когда в Лондоне откроется мой сезон?»

Эйдану всегда было трудно говорить о Делии. Ему стоило огромного усилия скрывать ненависть к этой женщине, не давать презрению проявиться в голосе или во взгляде, чтобы не причинить боли единственному дорогому существу, увенчавшему его союз с Делией Марч.

Но когда мечты о Лондоне — о балах и театрах, вальсах и флиртах — начали просачиваться в разговоры дочери, Эйдан наконец осознал весь ужас своего положения.

«Мой сезон в Лондоне…»

Как часто эти слова звучали у него в ушах! Они мучили и терзали его сильнее, чем ранение в плечо, полученное во время дуэли.

Его приводили в ужас мысли о том, что Кассандру посещают фантазии, которым не суждено осуществиться. Эйдан прекрасно сознавал свою ответственность за ее неизбежное разочарование; он слишком остро чувствовал свою вину, и эта боль вытравила в его душе незаживающую рану.

Много лет назад он отвез свою дочку в безопасное место на берегу Ирландского моря. Маленькая принцесса объезжала свое личное королевство в позолоченной коляске, влекомой испанскими пони, которых Эйдан купил специально для нее. Заливаясь беззаботным смехом, она бросалась ему в объятия, и он не уставал ею восхищаться — его дочь была воистину чудесным ребенком.

Но теперь над ними нависла опасность, которую он прежде никогда не брал в расчет: его ясноглазая малышка превращалась в юную женщину; и конечно же, для нее не существовало слова «невозможно», она даже не подозревала, что скандал десятилетней давности мог оказать какое-то влияние на ее жизнь. Увы, грехи родителей не могли не отразиться на репутации Кассандры.

Эйдан отдал бы всю свою кровь до последней капли — только бы избавить дочь от страданий. Но в то время, когда он действительно мог кое-что сделать для Кассандры, он был слишком эгоистичным, слишком легкомысленным, а теперь стало поздно — многое уже изменилось, и время было упущено.

Он осторожно прикоснулся кончиком пальца к шраму на лбу дочери, обычно скрытому под волосами. Эта белая полоска являлась зловещим напоминанием о том, что он едва не потерял Кассандру.

В следующее мгновение ресницы девушки затрепетали, и на Эйдана уставились огромные голубые глаза. Кассандра восторженно вскрикнула и бросилась на шею отцу.

— Папа, ты приехал! Если бы ты сегодня не появился, я была бы в отчаянии!

Эйдан сдержанно хмыкнул и обнял дочь. Уткнувшись лицом в ее роскошные локоны, он пробормотал:

— В отчаянии, говоришь? Ты меня пугаешь, принцесса. Что-то случилось?

— Нет-нет! — воскликнула Кассандра. — Ничего не случилось, но просто… Просто прошла целая вечность с тех пор, как мы в последний раз виделись.

— Всего три месяца, — усмехнулся Эйдан. — Правда, когда я уезжал, ты была еще ребенком, а теперь…

Кассандра отстранилась и внимательно посмотрела на отца.

— Но ты ведь тоже когда-то считал, что три месяца — это целая вечность. Папа, неужели ты забыл?

На него смотрели широко раскрытые глаза пятнадцатилетней девушки — глаза, исполненные печали. Эйдан почувствовал, как его сердце сжалось от боли. Ему казалось, что он виноват перед дочерью уже хотя бы потому, что являлся ее отцом.

Заставив себя улыбнуться, он проговорил:

— Вероятно, я не торопился к тебе из боязни ошибиться со своими подарками, девочка. В прошлый приезд я привез тебе отрез муслина на платье, но, когда увидел, как ты выросла, был вынужден признать, что ткани едва хватит на нижнюю юбку.

Губы девушки дрогнули в очаровательной улыбке, от которой у Эйдана защемило сердце.

— На этот раз, папа, пришел мой черед удивить тебя подарком! В конце концов, не каждый день джентльмену исполняется… Сколько лет? Восемьдесят? Восемьдесят один? Да, почтенный старческий возраст…

— Тридцать шесть, шалунья! — Эйдан рассмеялся и ущипнул дочь за щечку. — А встреча с тобой — лучший для меня подарок. Кроме, пожалуй, еще одного… Умоляю, скажи, что не испекла на этот раз для меня торт. В прошлый раз, если мне не изменяет память, твоя стряпня едва не стоила мне жизни.

— В этом году я приготовила кое-что получше, — проговорила девушка с лукавой улыбкой. — Я так волновалась, что едва не сошла с ума. Но результат превзошел все ожидания. Этот подарок — именно то, что нужно.

— Ты меня заинтриговала. — Эйдан обвел взглядом комнату. — Тебе ведь известно, что день рождения у меня сегодня, не так ли? Так когда же я получу свой подарок?

Кассандра взяла платье, однако не торопилась одеваться.

— Видишь ли, папа, она… то есть он… В общем, подарок пока что находится в пути, но скоро прибудет.

— Так что же это за подарок? Может, я отгадаю? Во время своего прошлого визита я говорил тебе, что сквайр Фиппс собирается вязать свою восхитительную сучку пойнтера. Готов поставить на кон сотню фунтов, что ты послала в Дублин за одним из щенков!

— В Дублин? Не имею понятия, о чем ты…

— Можешь не притворяться, моя девочка. Кейдегон уже пожаловался мне, рассказал, как ты нещадно тиранила всех, требуя отправить в город карету за подарком! Но ты же знала, что я был в городе. Если бы ты только написала, я бы мог забрать ее сам и… Не нужно делать такую кислую мину. Уверяю тебя, подарок очень мне понравится.

Кассандра побледнела как полотно.

— Речь вовсе не о собаке! Это нечто гораздо более… более восхитительное.

Эйдан приподнял брови.

— Более восхитительное?.. Знаешь, ты меня по-настоящему заинтриговала. И вместе с тем почему-то взволновала… Интересно — почему?

— Потому что вы слишком неповоротливы и консервативны, сэр. — Кассандра пристально взглянула на отца. — Нужно, чтобы вас кто-нибудь хорошенько встряхнул.

— Ты полагаешь, плутовка, что сможешь изменить меня к лучшему? — Эйдан провел ладонью по своему заросшему щетиной подбородку. — Жаль, что я раньше не догадался… По дороге сюда я обогнал один экипаж, но в темноте не разглядел его как следует. Мне даже в голову не могло прийти, что это моя карета! Может, оседлать Отважного и отправиться на поиски? — Эйдан шагнул к двери, но Кассандра остановила его, схватив за руку.

— Папа, нет! — Она в испуге покосилась на окно, словно с минуты на минуту ожидала появления гостей. — Ты должен побыстрее привести себя в порядок, чтобы выглядеть более привлекательно.

— Я должен?.. С каких это пор тебя стал волновать мой внешний облик? — Эйдан взглянул на свое отражение в зеркале, и его губы искривились в горькой усмешке. Кассандра была права, сегодня он выглядел не очень-то привлекательно. Квадратный подбородок, заросший щетиной. Растрепанные ветром рыжевато-каштановые волосы, в беспорядке падающие на лоб. Покрасневшие от недосыпания глаза. Эффектный синяк на левой скуле, оставленный вазой. Небрежно повязанный галстук. И наконец, сапоги, покрытые толстым слоем дорожной пыли.

— Состояние твоего платья оставляет желать лучшего, — констатировала Кассандра, покачав головой. — А твоя щетина едва не стерла мне в кровь щеку, когда ты меня поцеловал..

Эйдан снова провел ладонью по подбородку.

— Смею надеяться, что это не так уж страшно, поскольку у меня едва ли возникнет желание целовать мой подарок.

Кассандра в смущении пробормотала:

— Ты… ты мог бы по крайней мере привести себя в более пристойный вид ради меня. Потому что джентльмен… Ох, папа, что ты натворил на этот раз?!

Эйдан в растерянности пожал плечами:

— Не имею ни малейшего представления.

— Что с твоим глазом? Только не смей говорить, что снова налетел на дверь в конюшне, потому что я тебе не поверю! Опять скажешь, что не принимал участия в кулачном бою в своем ужасном боксерском клубе?

— Я даже не появлялся в Лондоне! — Эйдан осторожно прикоснулся пальцами к синяку и попытался придумать более или менее правдоподобное объяснение. — Видишь ли, когда я выехал из города, на меня напали… двое разбойников. Они хотели отобрать у меня кошелек.

— Разбойники?! Ох, папочка, не смеши!

— Да, разбойники. Их было не меньше четырех. И все здоровенные… — Эйдан отвернулся от дочери и прошелся по комнате. Затем подошел к окну.

— Ты ведь сказал, что их было двое.

— Видишь ли, я толком не помню. Во-первых, было темно. Во-вторых, я получил чувствительный удар по голове. Я… — Эйдан с облегчением вздохнул — к замку с громким стуком подъезжал экипаж. — Похоже, мне придется поведать тебе о своих злоключениях как-нибудь в другой раз. — Эйдан с улыбкой повернулся к дочери. — Кажется, к дому подъезжает мой подарок.

— Ч-что?..

— Карета! — Эйдан рассмеялся. — Бьюсь об заклад, ты сейчас же бросишься вниз.

Девушка взвизгнула и бросилась к выходу. Но Эйдан ухватил ее за рукав и привлек к себе; она все еще была в ночной сорочке, а платье держала в руках.

— Кассандра Виктория Кейн, вы еще не сменили свой ночной наряд. Молодой леди не пристало появляться перед слугами неодетой.

— Я переоденусь, если ты меня подождешь. Нет, папа, подожди! Ведь это сюрприз!

Эйдан снова рассмеялся и вышел за дверь. Производя оглушительный шум, он сбегал вниз по лестнице; Кассандра же тем временем совершала героические усилия, чтобы побыстрее переодеться. Разумеется, Эйдан не собирался лишать дочь удовольствия, он намеревался подождать ее у главных ворот замка. Но в этот момент парадная дверь распахнулась, и он увидел Шона О'Дея. Кучер тяжко вздохнул и, обращаясь к сопровождавшему его слуге, пробормотал:

— О Господи, о Пресвятая Дева Мария, ты не поверишь, что на этот раз натворила мисс Кэсси. Хозяин сдерет с нас со всех шкуру, и клянусь, я не стану возражать.

Тут кучер заметил Эйдана и, остановившись, уставился на него так, словно увидел самого Люцифера.

Эйдан усмехнулся и проговорил:

— Успокойся, старина, и не ругай девочку. Уверяю тебя, я не буду никого наказывать.

О'Дей в растерянности развел руками:

— Ох, сэр, так я и знал… Но все-таки я надеялся, что вы еще не приехали. Надеялся, что у нас будет время как-нибудь все устроить. Сэр, вы должны поверить мне на слово… Я не имел ни малейшего представления о затее мисс Кэсси, иначе ей ни за что не удалось бы уговорить меня поехать в Дублин, даже под страхом смерти. Но если бы я не поехал, что стало бы с ней? Я не знал, что с ней делать, когда забирал ее… Я не осмелился ей сказать…

— Сказать кому и что?

О'Дей захлопал глазами и пробормотал:

— Как кому? Даме, сэр. Она торчала на пустынной площади в порту, как бородавка на носу Кейдегон. В руке у нее было письмо, и, конечно же, она думала, что его написали вы. Но я тотчас все понял, можете не сомневаться.

Бессвязная болтовня О'Дея начала раздражать Эйдана. Он нахмурился и проворчал:

— Что ты несешь? О чем ты?.. Расскажи обо всем по порядку. Что придумала девочка на этот раз? И ради всего святого, не смотри на меня так… будто Кэсси совершила убийство.

— Это вы, сэр Эйдан, можете сейчас дойти до душегубства, как только увидите, что там скрывается! — О'Дей махнул рукой в сторону экипажа.

Эйдан выругался сквозь зубы и решительно шагнул за порог. Окинув взглядом двор, он тотчас же увидел карету и слугу, выгружавшего из экипажа новенький дорожный сундук. И тут же, в нескольких метрах от кареты, стояла молодая и довольно стройная женщина с отрешенным взглядом.

Эйдан сразу же обратил внимание на огромные карие глаза и на темные локоны, обрамлявшие треугольное личико, казавшееся несколько бледноватым под широкими полями шляпки. Тонкий стан незнакомки облегала ротонда голубого цвета, являвшаяся, судя по всему, верхом моды и элегантности. Но вместо того чтобы подчеркивать очарование молодой дамы, наряд придавал ей сходство с девочкой, примерившей шикарный туалет матери. Это впечатление еще больше усиливалось благодаря предмету в ее руках. Побелевшими пальцами она прижимала к себе куклу.

Решив наконец выяснить, что так смутило О'Дея, Эйдан спустился по ступеням и подошел к незнакомке.

— Что здесь происходит? — спросил он. — Возница рвет и мечет, но ничего объяснить не может.

Женщина подняла на него свои жгучие темные глаза, и Эйдан опешил — улыбка совершенно преобразила ее лицо, она придавала ей редкостное обаяние.

— Возница вел себя довольно странно, — ответила незнакомка. — Как будто произошло какое-то недоразумение. Не могли бы вы проводить меня к вашему хозяину? Я уверена, что все тут же прояснится.

— К моему хозяину? — повторил Эйдан.

— Да, мне нужен сэр Кейн из замка Раткеннон. Не могли бы вы проводить меня к нему?

Эйдан пристально посмотрел на стоявшую перед ним женщину.

— Простите, а зачем он вам понадобился?

Женщина вспыхнула.

— Это сугубо личное дело. Мне не хотелось бы обсуждать его с вами. Но смею вас заверить, он меня ждет.

— Ждет?.. Ошибаетесь. Видите ли, я и есть Кейн.

Дама в изумлении уставилась на Эйдана, и он вдруг особенно остро почувствовал, что выглядит не лучшим образом. Это ощущение окончательно вывело его из себя, и он в раздражении проговорил:

— Так кто же вы такая?

Дама наконец-то пришла в себя и с достоинством ответила:

— Я Нора Линтон.

Представившись, незнакомка посмотрела на него так, словно дала исчерпывающее объяснение. Эйдан мысленно выругался и нахмурился. Дама же в смущении пробормотала:

— Неужели вы не помните? Это я ответила на ваше объявление. На объявление, которое вы поместили в лондонской «Тайме».

Эйдан скрестил на груди руки и проворчал:

— Я никогда не давал никаких объявлений.

Дама взглянула на него с явным недоверием.

— Как не давали? У меня в сумочке лежит ваше письмо. К тому же вы оплатили мне дорогу. Я приехала из Англии…

— Я ничего не оплачивал! — рявкнул Эйдан.

Тут дверь распахнулась, и на ступеньки выбежала Кассандра.

— Мисс Линтон! — Девушка просияла и бросилась к даме. — Я Кассандра. Как замечательно, что мы наконец-то встретились.

Гостья казалась озадаченной.

— Кассандра?.. Но я полагала… Я думала… — Она снова покраснела и взглянула на куклу, которую держала в руках.

— Вы думали, что я моложе, правда? — Кассандра рассмеялась. — Вы ведь привезли куклу для меня?

Эйдан с удивлением уставился на дочь. Кассандра же, взяв куклу из рук гостьи, осторожно провела пальчиком по крошечной шляпке с пером.

— Она прелестна! Я сохраню ее до того времени, когда у меня появится маленькая сес… — Девушка прикусила язык и сделала вид, что закашлялась.

Эйдан снова нахмурился и проговорил:

— Кэсси, ты знаешь эту даму? — Дочь молчала, и он продолжал: — Кассандра, так в чем же дело? Признавайся немедленно. Может, это шутка?

— Шутка?.. — Дама побледнела. — Уж не хотите ли вы сказать, что не имели ни малейшего представления…

— Это вовсе не шутка, папа. — Кассандра взяла англичанку под руку. — Мисс Линтон — это и есть подарок, о котором я тебе недавно говорила.

— Мой подарок?.. — Эйдан на несколько секунд лишился дара речи. — Интересно, какую же роль ты ей отвела? Горничной? Гувернантки? — Он покосился на гостью.

— Не говори глупостей, папа. — Кассандра нервно рассмеялась. — Гувернантка тебе не нужна.

Эйдан шумно выдохнул и пробормотал:

— Ты пригласила домой совершенно незнакомую женщину и утверждаешь, что она мой подарок, а потом заявляешь, что я говорю глупости. Дорогая, как это понимать?

Кассандра снова промолчала, и Эйдан спросил:

— Если мне не нужна гувернантка, тогда кто, по-твоему, мне нужен?

Девушка с вызовом вскинула подбородок — в этот миг она очень походила на свою покойную мать — и заявила:

— Тебе нужна жена.

Загрузка...