Вы когда-нибудь любили? Когда-нибудь отдавали человеку частичку своего сердца и души? Мне кажется, что нам стоит сто раз подумать, прежде чем с головой окунаться в опасные водовороты любви. И всю эту чушь о любви с первого взгляда лучше никогда не вспоминать. С первого взгляда ни за что не поймёшь, кто стоит перед тобой. Не прочувствуешь до конца его намерений, его характер. Мы видим лишь привлекательную картинку, на которую реагирует наше глупое тело. Рецепторы улавливают приятный аромат, исходящий от человека. Кожа чувствует тёплые прикосновения, уши слышат красивый голос. И мы ведёмся на это всё, даже не задумавшись, что за всем этим обворожительным фасадом скрывается монстр. А монстры хорошо умеют скрываться. Со своим монстром я прожила три года. И все эти годы я замечала, как что-то тёмное рвётся на волю. Но моя глупая любовь не давала мне разглядеть его суть. Я жила и видела мир в толстых розовых очках. Это только потом, после самой худшей ночи в моей жизни с меня, наконец, спали очки. Но все эти годы я словно находилась под сильнодействующими наркотиками. Иначе я просто не могу объяснить свою слепоту. И поэтому я хочу воззвать ко всем глупым девочкам, которые верят в любовь. Никогда не доверяйте своему сердцу на все сто процентов. Не доверяйте свою жизнь этой бестолковой мышце, перекачивающей вашу кровь. Всегда оставляйте разум включённым, а глаза открытыми. Это убережёт вас от многих бед. Мне же уже поздно обо всём этом думать. Теперь, когда моё тело болит от побоев, в голове звенит, а один глаз практически не открывается мне поздно думать обо всём, что я могла и не могла сделать. И уже поздно беречь своё глупое сердце. Моё сердце безжалостно уничтожили, оставив вместо него вялое подобие, каким-то чудом не дающее мне умереть. Хотя лучше бы я умерла, лучше бы этот ад закончился. Но у моей жизни на меня свои планы. Поэтому я всё ещё дышу, и я постараюсь найти в себе силы, чтобы жить дальше. Но с любовью точно покончено. Засуньте себе это чувство в задницу. Любовь — это самый огромный самообман в вашей жизни. И сейчас я не уверена, что смогу снова полюбить.
Я готовлю ужин на своей дорогой и шикарной кухне. Плита заставлена кастрюлями и сковородками, в которых всё бурлит, жарится и тушится. В воздухе витают аппетитные ароматы. Я немного опаздываю с ужином и стараюсь доделать всё до того, как придёт мой муж. В последнее время он всё чаще задерживается на работе и приходит в ужасном настроении. Каждый вечер он превращается в какого-то незнакомца. Это уже давно не тот милый парень, что украшал мою спальню множеством воздушных шаров, кто заказывал для меня пятьдесят охапок алых роз. Этот мужчина кто-то другой.
До меня доносится звук открываемой двери и резкий звук, падающих на журнальный столик, ключей. От одного этого звука я подскакиваю на месте. Ложка, которой я мешала овощи в сковороде, падает на пол, пачкая белоснежный кафельный пол. Одним быстрым движением я поднимаю её и затираю тряпкой тот бардак, что натворила. Замечаю выражение своего лица на зеркальной поверхности тостера, когда пытаюсь натянуть на лицо улыбку, но она даже мне кажется кислой, неестественной. Актриса из меня всегда была плохая. Бен не любит, когда у меня такое кислое выражение лица. Он не любит, когда в доме бардак. Он терпеть не может, когда ему приходится ждать свой ужин. И он ненавидит, когда я трогаю его вещи. В последнее время много таких вещей, которые можно отнести к разряду «их не любит Бен». Как-то я прибралась в его кабинете, случайно переложив одну из его папок с делами, он задал мне хорошую трёпку. Синяк под правым глазом долго не сходил, отчего мне пришлось сидеть дома, избегая тем самым лишних вопросов. Конечно, после того случая он извинялся, говоря, что вспылил из-за проблем на работе. Он ползал на коленях, целовал моё лицо, утирал слёзы, и я простила его. А разве я могла не простить? У кого не бывает проблем на работе? Поэтому я постаралась забыть обо всём, что он наговорил мне в пылу гнева и за то, что ударил, тоже простила. Но потом это повторялось снова и снова. И каждый раз последствия его вспышек ярости становились всё сильней. В прошлые выходные мы ходили на корпоратив в его фирме, и ему показалось, что я флиртовала с одним из его сотрудников. Но я просто старалась поддержать разговор и быть вежливой. И всё же он стоял на своём, а когда мы приехали домой, то он грубо меня оттрахал прямо в прихожей. Его не волновало, что я просила остановиться, молила о том, чтобы он прекратил. Но он не слушал, продолжая обзывать меня самыми жуткими словами. После того, как он закончил свои дела, то засадил мне сильную пощёчину и удалился в свой кабинет, прихватив из бара бутылку бурбона. На следующий день он всё так же извинялся, оправдываясь тем, что был пьян и не соображал, что творит. Я сказала, что прощаю его, но больше не могла смотреть на него по-прежнему. Я больше не узнавала его.
Мы с Беном познакомились на последнем курсе колледжа. Я училась на факультете литературоведения. А он занимался финансами. Мы встретились на студенческой вечеринке и с тех пор никогда не расставались. Прошло уже три года, и я никогда не жаловалась, что по просьбе Бена пришлось отказаться от работы. Он всегда говорил, что мужчина должен обеспечивать семью, а жена следить за домом и детьми. Вот только с детьми у нас ничего не получалось. Мы пытались уже второй год, но всё без толку. Врачи говорили, что нам просто стоит подождать, ведь мы оба здоровы. Но мне кажется, именно отсутствие детей стало первым шагом к трещине между нами.
— Надеюсь, ужин уже готов, я жутко проголодался, — заплетающимся голосом говорит Бен, заходя в кухню. Он снова где-то напился. Такое происходит всё чаще, и я не знаю, как с этим бороться. Когда Бен выпивает, становится ещё сложней с ним справиться. Кажется, что в него вселяется какой-то другой, грубый и безжалостный человек.
— Ещё пару минут, мой руки и садись, — отвечаю я, помешивая овощи в сковороде. Я стараюсь не смотреть на мужа. Но улавливаю неприятный алкогольный запах, исходящий от него. А ещё ощущаю нарастающую опасность. Я словно зверь, чувствую изменения в воздухе, знаю, что приближается буря. Наверно поэтому я не смотрю на него. Не хочу видеть подтверждение своих опасений в его взгляде.
— Мне кажется, ты уже должна знать, что я не люблю ждать ужин. Ты весь день находишься дома, неужели так сложно приготовить ужин вовремя? — он повышает голос и подходит ко мне, резко схватив за талию. Бен поворачивает меня к себе лицом и упирается в меня своим ледяным взглядом. Когда я увидела его первый раз три года назад, мне казалось, его голубые глаза похожи на летнее небо. Но сейчас они больше напоминают арктический лёд. От одного этого взгляда меня бросает в дрожь, всё тело напрягается.
— Если бы ты приходил домой вовремя, то тебе бы не пришлось его ждать или разогревать, — отвечаю я с вызовом, что удивляет не только Бена, но и меня. И это же становится моей первой ошибкой. Не успеваю я опомниться, как рука Бена взлетает в воздух и ударяет меня по щеке. Моя голова резко поворачивается влево и мне кажется, что я слышу, как трещит моя шея. Щека горит, когда я прикладываю к ней свою холодную ладонь.
— Не тебе мне указывать, что я должен делать, а что нет. Ты моя жена и твоя обязанность делать всё для моего комфорта. Я тебя содержу, кормлю и одеваю. Я тут главный. Поняла? — Бен больно хватает меня за подбородок и поворачивает моё лицо к себе. Его челюсть сжата, а нос раздувается от тяжёлого дыхания. Мне нужно что-то сказать, но я молчу. Его пальцы с силой сжимают мой подбородок, и я думаю том, что на завтра там точно останется синяк.
— Отвечай, когда я тебя спрашиваю Софи! — рявкает Бен, обдавая меня запахом перегара.
— Нет, — отвечаю я, сама не соображая, что несу. Наверно удар выбил из меня все мозги.
— Что? — на секунду Бен оказывается, шокирован моим ответом, и хватка на моём подбородке слабеет, что позволяет мне вырваться и отойти от него подальше. Не знаю, откуда взялась эта капля бунтарства во мне.
— Ты не смеешь уходить от меня, Софи, — рычит мой муж и размашистыми шагами направляется ко мне. Чем ближе он подходит, тем сильнее колотится моё сердце. Я пячусь назад, но вскоре упираюсь в стену. Бежать некуда, я в ловушке и уже успела натравить на себя зверя.
Меня трясёт, и с каждым движением моё тело обжигает новая волна боли. Я пытаюсь открыть глаза, но открывается лишь один. Осматриваюсь и понимаю, что я лежу в машине на заднем сидении. Это точно не моя машина. Внутри пахнет древесными опилками, свежескошенной травой и чем-то механическим, может быть маслом или бензином. За рулём сидит мужчина в джинсовой жилетке поверх клетчатой рубашки. На голове чёрная бейсболка и он сосредоточенно смотрит на дорогу. Кто он такой я не знаю, и вообще не понимаю, как тут оказалась. Меня охватывает знакомая паника. Но взглянув ещё раз на мужчину, понимаю, что это не Бен. Но тогда кто он?
Пытаюсь подняться, но боль во всём теле такая сильная, что я не могу пошевелиться. Я лежу на боку, потому что в моей спине наверняка сотня осколков. Я тяжело вздыхаю, когда пытаюсь лечь в безболезненное положение.
— Вам лучше не шевелиться, мисс. Мы уже почти приехали, — немного грубоватым голосом произносит мужчина, не глядя на меня.
— Куда мы едем? — спрашиваю я, каждый звук даётся мне с трудом.
— В больницу. Вы попали в аварию. Вам повезло, что я ехал мимо, — произносит мужчина, глядя на меня через зеркало. Глаза его кажутся зелёными, как свежая трава. Или мне это просто кажется?
— Я ничего не помню про аварию, — говорю я, скорей всего сама себе, чем ему. Я помню, как ехала по пустынной дороге. И мне очень хотелось спать, а потом меня накрыла тьма. Неужели я уснула за рулём? Видимо, боль взяла своё, и моё тело просто отключилось.
— Вы врезались в дерево и вылетели через лобовое стекло. Наверно ударились головой, когда падали, — сообщает мне мой спаситель будничным тоном. Словно тут такое происходит каждый день. И я не единственная спасённая им девушка.
Я чувствую, как машина замедляется, и мужчина выходит на улицу, захлопывая за собой дверцу. Слышу, как он с кем-то переговаривается, а в следующую минуты дверь с моей стороны открывается и несколько человек в медицинской униформе вытаскивают меня из машины. Моё тело пронзает новая волна боли, и я кричу. Меня укладывают на каталку и накладывают кислородную маску и ворот на шею, а после проверяют пульс. В глаза мне слепит солнце, пока меня катят по парковке. Медицинская бригада о чём-то переговаривается, но все слова сливаются в единый фоновый шум. Мы попадаем в здание больницы, и тут мне становится холодно. Меня бьёт озноб, голова кружится и становится трудно дышать. Меня осматривают, что-то вкалывают в руку и задают мне вопросы, но я ничего не понимаю, как бы, ни силилась включить свой тормозящий мозг. В глаза мне светят яркие лампы, пока меня везут куда-то по коридору, но вскоре они меркнут, и я снова пропадаю в темноту.
Когда в следующий раз я прихожу в себя, то вокруг меня никого нет. Я лежу на жестких больничных простынях, накрытая тонким одеялом. Из руки торчит игла с капельницей, рядом стоит монитор, показывающий моё сердцебиение. Опухший глаз немного приоткрывается, но не до конца. Спина всё ещё болит, но не так сильно, как прежде. Моё тело перебинтовано в нескольких местах, на шее всё ещё надет ворот, и с каждым вдохом моя грудь словно препятствует любому движению. Замечаю гипс на левой руке, видимо я сломала руку, когда вылетела из машины.
В палату входит медсестра и улыбается мне, когда замечает, что я очнулась. На вид ей около тридцати. У неё рыжие кудрявые волосы и приятный взгляд ярко-зелёных глаз. Она высокая и стройная. Когда она подходит ко мне, то я улавливаю запах жасмина, исходящий от неё.
— Доброе утро, мисс, — произносит она успокаивающим тоном, проверяя капельницу. — Сейчас я позову врача, он вас осмотрит.
— Хорошо, — отвечаю я, хриплым голосом и женщина это замечает.
— Я дам вам воды, — она подходит ко мне и подносит к губам стакан воды с трубочкой. Немного наклоняюсь и делаю несколько глотков, прежде чем благодарно кивнуть.
— Спасибо.
— Я Карен Чапман, старшая медсестра. Можешь звать меня просто Карен, скорей всего мы будем видеться часто. Медицинский персонал в нашей клинике не велик. Городок у нас не такой большой.
— А где мы? То есть я хотела узнать, что это за город?
— Спринг Хилл, конечно, — она на секунду задерживается на мне пристальным взглядом, но потом, взмахнув своими кудрями, идёт на выход, — пойду, приведу доктора Нельсона.
Спринг Хилл. Произношу это название несколько раз, словно проверяя на вкус. Кажется, я никогда о нём не слышала. Надеюсь, что Бен тоже. И он не найдёт меня здесь. Что если мне остаться тут, в тихом и никому не известном городке, где меня никто не знает? Я могла бы начать тут всё сначала. Сейчас это кажется мне подарком судьбы. Я могу открыть книгу своей жизни на новой, чистой странице.
— Добрый день, мисс, — слышу я мужской голос, отвлекающий меня от размышлений. Поднимаю голову и встречаюсь с самыми добрыми глазами, которые когда-либо видела. Доктор Нельсон — пожилой мужчина с кучей причудливых морщинок и седыми волосами. У него пышные белые усы и небольшая борода. Он невысокого роста, но обладает хорошей осанкой, словно когда-то служил в армии. Может быть, так и было. — Как себя чувствуете?
— Лучше, чем это возможно, — отвечаю я, на что доктор улыбается.
— При вас не было никаких документов, могу ли я узнать, как вас зовут? — он присаживается на стул, стоящий возле моей кровати и смотрит на меня, ожидая ответа. А меня от одного вопроса начинает колотить озноб. Ритм сердца увеличивается, что приводит к бурной реакции кардиомонитора. Доктор выжидающе на меня смотрит и я, наконец, беру себя в руки.
— Софи Ричардс, — говорю я, предельно спокойным тоном. Надеюсь, он не поймёт, что я соврала. Ричардс — девичья фамилия моей матери. Бен ничего не знает о моих родителях, я сказала, что они оба погибли. Не хотелось говорить, что моя мать алкоголичка со стажем. А отец бросил нас ради другой семьи. Надеюсь, что Бен не сможет найти меня под этой фамилией. Доктор кивает, но прежде чем записать мои данные задерживает на мне свой пристальный взгляд. На все остальные вопросы я отвечаю практически без запинки. Вру лишь в одном месте, о замужестве. Говорю, что не замужем и эта ложь даётся мне очень легко. Если бы только могла, я бы стёрла эти три года замужества из своей жизни без сожаления.
Через час в палату возвращается Карен, толкая перед собой инвалидную коляску. При виде меня она улыбается, и я почему-то улыбаюсь в ответ. Я её совсем не знаю, но от неё исходит какая-то добрая светлая энергия. Ей хочется довериться, хочется стать ей другом.
— Готова увидеть своего малыша? — спрашивает она, протягивая руку и помогая мне подняться с кровати. Всё тело жалобно стонет, противясь каждому новому движению. Когда я, наконец, устраиваюсь в кресле, то облегчённо вздыхаю.
— Немного нервничаю, но я готова. Если честно, то я очень давно его ждала, — откровенно говорю я, пока Карен катит меня по больничному коридору. По пути она здоровается с несколькими медсёстрами и пациентами. Её тут все знают и, судя по счастливым улыбкам, любят. Хоть я и знаю её совсем чуть-чуть, но понимаю, что она из тех людей, которые притягивают к себе всеобщее внимание. Она добродушная и внимательна ко всем. Она готова потратить своё время на каждого. И это отношение к другим, окружает её какой-то ослепляющей аурой.
Мы проезжаем по длинным белым коридорам, а потом поднимаемся на лифте на третий этаж. Там Карен завозит меня в один из кабинетов и здоровается с сидящей там женщиной.
— Привет, Джессика.
— Привет, Карен. Кого это ты к нам привезла? — добродушно спрашивает Джессика, глядя на меня. Ей около пятидесяти, округлое лицо испещрено множеством морщинок. Каштановые волосы идеально прокрашены, но видно, что это не её родной оттенок. На ней бледно-розовая рубашка и просторные штаны, униформа родильного отделения.
— Это Софи, она хочет посмотреть на своего малыша в первый раз, — отвечает Карен за меня, помогая подняться с кресла.
— Это очень хорошо. Волнуешься? — Джессика включает монитор, пока я укладываюсь на кушетку. Спина буквально взрывается огнём, стоит мне на неё лечь. Но я стараюсь не обращать на боль внимания. Сейчас я увижу своего малыша, того кого ждала так долго.
Джессика оголяет мой живот, убирая больничную сорочку, и выдавливает на кожу холодный гель. Я вздрагиваю от неприятного ощущения, и Джессика улыбается мне. Карен стоит рядом со мной и мне от этого не так страшно. Наконец Джессика выводит на экран то, что я так давно хотела увидеть.
— Вот и ваш малыш, срок небольшой четыре, может быть пять недель, — говорит доктор, но я слышу её как-то приглушённо. Сейчас я смотрю на этого малыша, который пока ещё не больше макового зёрнышка. Такой крохотный, но я уже его чувствую. Чувствую, как по щеке стекают слёзы, а в следующее мгновение Карен осторожно сжимает мою руку. Смотрю на неё и улыбаюсь, радуясь такому неожиданному счастью. Пусть моя жизнь только что преодолела ураган, но сейчас на небе снова вышло солнце.
Позже, когда мы возвращаемся в палату, Карен без остановки болтает обо всём на свете и ни о чём конкретно. Она, кажется, понимает, что мне сейчас нужен кто-то рядом, поэтому не спешит оставлять меня одну. Женщина помогает мне лечь на кровать и поправляет одеяло, так как делала это мама много лет назад. До того, как она превратилась в алкоголичку и забыла о том, что у неё есть дочь. От этих мыслей я невольно вздрагиваю. Что если я стану такой же, как она? Что если не смогу стать лучшей мамой на свете для своего ребёнка?
— Ты со всем справишься, дорогая. Не переживай раньше времени, — заботливо произносит Карен, отвлекая меня тем самым от тёмных мыслей. — Бояться — это нормально. Все мы боимся не оправдать чьих-то надежд. Но если мы не будем пробовать, не будем стараться, совершать ошибки, то для чего тогда жить?
— Трудно стать хорошей мамой, когда у тебя не было хорошего примера перед глазами, — тихо шепчу я, надеясь, что Карен не услышит. Но по её озабоченному лицу понимаю, что она всё слышала.
— А ты знаешь, что тебя привёз сюда Лиам Хендерсон? — спрашивает Карен, переводя тему и присаживаясь на край моей кровати. — Все девушки в городе хотят заполучить его в свои сети. Но он, ни с кем не встречается уже два года. От него ушла жена и видимо конкретно разбила его сердце. Но вот откуда, ни возьмись, появляешься ты, и он спасает тебя, как рыцарь в блестящих доспехах. Чую сейчас все девушки буду врезаться в деревья, лишь бы Лиам их заметил. Тебе очень повезло, дорогуша. Он ходячий секс. Если бы я не была замужем, то определённо закрутила с ним роман. Тем более он живёт со мной по соседству.
— Не думаю, что мне сейчас нужен мужчина, — отвечаю я, содрогаясь от воспоминаний.
— Всем нам нужно сильное мужское плечо, на которое можно опереться, — заявляет Карен, но я лишь мотаю головой. Конечно, я благодарна, за то, что он не проехал мимо и спас меня. Но я не собираюсь с ним флиртовать. Никаких мужчин, никаких отношений. Моё сердце уже изрядно пострадало, больше я не выдержу.
— Тут лежит новенькая? — слышу я молодой женский голос и поднимаю голову. В дверях стоит девушка с длинными русыми волосами, которые заплетены в тугую косу. У неё милое лицо и большие карие глаза, которые сейчас с интересом смотрят на меня.
— Чего тебе Брукс? — строго спрашивает Карен, глядя на молодую медсестру.
— Мистер Хендерсон звонил и спрашивал о самочувствии мисс Ричардс, — довольно произносит девушка, словно ей только что позвонил сам Майкл Джексон. Теперь я понимаю, что этот Лиам тут и, правда, известная личность.
— Можешь сказать, что она в порядке и идёт на поправку, если он позвонит ещё раз, — отдаёт приказ Карен, и девушка удаляется со счастливым видом, явно мечтая снова услышать голос этого загадочного мистера Хендерсона. Теперь уже и мне самой хочется увидеть, что он из себя представляет. Но я одёргиваю себя, напоминая что, ни одному мужчине нельзя позволять вторгаться в мою жизнь. От них одни лишь беды.
Карен поворачивается ко мне с торжествующим видом, скрещивая руки на груди. Её зелёные глаза искрятся, как изумруды на солнце.
— Кажется, тебе удалось обратить на себя внимание мистера Хендерсона.
— Наверняка он позвонил просто из любезности или чувства долга. Всё же он меня спас, — отвечаю я, оправдывая его поступок. Но где-то в глубине души я чувствую какое-то тепло от того, что он решил узнать, всё ли со мной в порядке. Глупая, глупая Софи! Так и хочется треснуть себя по голове. Неужели мне не хватило один раз обжечься, чтобы навсегда забыть о чувстве влюблённости или любви в целом. Что же мы за идиоты? Почему человек не может прожить без любви. Мы то и дело ищем человека, которому беспрепятственно отдаём часть себя, чтобы нас снова растоптали и уничтожили. Мы мазохисты, наркоманы и наш наркотик — это любовь. А любовь будет похлеще героина.
Проходит несколько дней, прежде чем доктор Нельсон решает меня выписать. Но сначала он настоятельно рекомендует встать на учёт к гинекологу и регулярно проходить осмотры. Приятно, что совершенно незнакомый человек проявляет такую заботу. И я понимаю, как же мне не хватает присутствие родителей в моей жизни. Особенно сейчас, когда всё развалилось на части, и я осталась один на один со своими проблемами. Пора бы привыкнуть со всем справляться самой. Но за три года замужества я отвыкла от этого. Бен всегда всё делал для моего благополучия. Когда-то мы были счастливы или мне это только казалось. До встречи с ним у меня никогда не было парня. И для девочки, лишённой отцовской любви я сразу же отдалась своим чувствам, стоило мне увидеть заинтересованность во взгляде Бена. Он стал моим первым. Я отдала ему девственность, сердце и всю себя, но в итоге не получила ничего, кроме боли. Но теперь, как бы это не звучало, я благодарна ему за малыша, который стал для меня неожиданным подарком. Смотрю на свой пока ещё плоский живот и улыбаюсь. Я всё ещё не могу до конца осознать, что внутри меня зародилась новая жизнь. Что я, наконец, получила то, о чём мечтала. Скоро я стану мамой.
Пока доктор Нельсон оформляет бумаги на выписку, я сижу на скамейке перед больницей. Жаркие солнечные лучи согревают кожу, а лёгкий ветерок треплет мои светлые волосы. Напротив входа в больницу стоит небольшой фонтан и вода, льющаяся из него, искрится всеми цветами радуги. Мимо проходят мужчины и женщины в медицинской униформе, все спешат спасать новые жизни. Через дорогу от больницы находится небольшой парк. Некоторым пациентам разрешают там гулять, в основном это люди в инвалидных колясках в сопровождении медсестёр.
Откуда-то сверху доносится щебетание птиц и изредка до меня долетают обрывки разговоров. Но в целом тут очень тихо, для человека, приехавшего из большого города. Пока я тут сижу, то замечаю всего пару машин. Большинство людей, тут ходит либо пешком, либо ездят на велосипедах. Но мне нравится эта тихая глушь. Тут спокойно, а это именно то, что мне сейчас нужно. Единственное, что меня сейчас беспокоит это отсутствие жилья и работы. Мне нужны деньги.
— Привет, красавица, — слышу я голос Карен и вижу, как она направляется ко мне. На ней как всегда зелёная рубашка без пуговиц и широкие брюки, униформа медсестёр. Рыжие кудри слегка покачиваются с каждым её шагом. Когда она подходит ко мне, то дружелюбно улыбается и садится на скамью рядом со мной.
— И тебе привет, — отвечаю я, щурясь от ослепляющих солнечных лучей.
— Слышала, тебя выписывают и почему-то об этом сказала мне одна из медсестёр, а не ты, — она с укором смотрит на меня, отчего мне становится стыдно. За эти два дня мы с ней сдружились. С ней я не чувствовала себя одинокой и никому ненужной.
— Прости, я была так рада, наконец, выбраться из этой палаты, что обо всём забыла.
— А теперь не рада?
— Что? — непонимающе смотрю на девушку.
— Ты сказала, что «была» рада, а теперь не рада? — Карен не отводит от меня взгляда, пытаясь заглянуть ко мне в душу. Понять, кто я такая и чего хочу. Но я и сама не знаю ответ на эти вопросы.
— Я хочу остаться жить тут, но у меня нет, ни работы, ни жилья, даже денег нет, — отворачиваюсь от неё, чувствуя себя жалкой.
— Ну, это не такая уж большая проблема. Ты можешь пожить у меня какое-то время, — девушка кладёт руку на моё плечо, заставляя посмотреть на себя. И когда я смотрю на неё, то не вижу никакой жалости, лишь доброта в этих изумрудных глазах. — Всё в этой жизни можно решить, дорогая.
— Я не думаю, что это будет удобно, — отвечаю я, не желая стеснять её.
— Да брось, у нас большой дом. И возможно тебе придётся мириться с двумя сорванцами и кучей игрушек. Но для тебя мы найдём комнату, можешь не переживать. Так что отказ не принимается.
— Хорошо, других вариантов у меня всё равно нет. Надеюсь, не задержусь у вас надолго и скоро смогу найти собственное жильё.
— Приостановись и не торопись. Сейчас тебе нужно отдыхать и принимать лекарства. Да и куда ты собралась со сломанной рукой? — Карен выгибает идеальную бровь и выпрямляет спину, возвышаясь надо мной. — Ты останешься у нас пока не вылечишься. А там уже можешь, что угодно делать со своим здоровьем. Не забывай, что я медсестра. Так что я буду следить за тобой в оба.
Она подмигивает и это заставляет меня улыбнуться. Я уже поняла, что с Карен шутки плохи. Она любит покомандовать. Недаром она стала старшей медсестрой. Её либо любят, либо боятся. Я отношусь к первой категории. Для меня она единственный человек за последние годы, с которым мне легко и спокойно. В университете у меня было несколько хороших подруг. Но Бен никогда не разрешал мне встречаться с ними, боясь, что я могу встретиться с каким-то мужчиной. Уже тогда мне нужно было бить тревогу. Чрезмерная ревность — это не совсем нормально. Но мне казалось, что он так сильно меня любит, что просто не хочет надолго со мной расставаться. Какая же я была глупая.
Приняв моё молчание за согласие, Карен мигом поднимается на ноги и, прикрыв глаза рукой от солнца, смотрит на меня.
— Сейчас я доделаю кое-какие дела и отвезу тебя домой.
— Хорошо, мне как раз нужно будет зайти к доктору Нельсону перед уходом, — отвечаю я, и мы заходим в больницу, где каждая из нас расходится по разным сторонам.
Позже мы встречаемся на парковке. На Карен надеты, обтягивающие длинные ноги, джинсы и белая футболка, спадающая с одного плеча. В руках у девушки ярко-красная лаковая сумка, больше похожая на саквояж. А на ногах надеты красные лодочки на высокой шпильке. Волосы пружинят с каждым её шагом, и я не могу отвести от неё свой взгляд. Карен определённо могла бы стать моделью с этой точёной фигурой и высоким ростом. Я же по сравнению с ней выгляжу, как какой-то лилипут. Невысокая с небольшим размером груди и округлыми бёдрами. Длинные волосы цвета сливочного масла и голубые глаза с примесью зелёного, обрамлённые чёрными ресницами. Пухлые губы, которые часто становились причиной вопросов о том, где я нашла такого гениального пластического хирурга. На всех приёмах, на которые я ходила с Беном, мне приходилось вести однообразные разговоры с этими жертвами моды на пластические операции. Надо сказать, что скучнее этих разговоров у меня никогда не было.
Но пророчества Карен не сбылись. Этот город буквально гудел от сплетен, разговоров и предположений о том кто я такая. Поэтому я практически не выходила из дома. Какая же у некоторых скучная жизнь, раз они суют нос в чужую, в поисках страстей и интриг.
Большую часть времени я проводила с детьми Карен, пока они с Ричардом были на работе. Мальчишки не давали мне скучать, заставляя играть во все игры от войнушки, до морского боя. После второго все мы обычно были мокрыми до нитки. Не знаю, кто сказал им, что стрельба из водяных пистолетов — это морской бой. Но признаюсь, мне нравилась их интерпретация. Хотя перед игрой мне приходилось тщательно упаковывать свою загипсованную руку пищевой плёнкой. Я была похожа на сломанного робота и детей это забавляло. Целыми днями мы играли во всё что можно, а к приходу Карен молниеносно наводили порядок. Если превратить любое нелюбимое занятие в игру, то эти два чертёнка отлично со всем справлялись, будь то уборка или поглощение так нелюбимых ими овощей.
— Софи, ты настоящая укротительница, — как-то сказала мне Карен, на что я лишь покачала головой. Они были теми ещё хулиганами. Но меня, как незнакомого им человека немного остерегались, поэтому слушались, хоть и не всегда. Между нами появилось хрупкое уважение друг к другу, и я радовалась этому. Если я справилась с этими маленькими хулиганами, то и со своим ребёнком не пропаду.
— О чём задумалась? — спрашивает Карен, отвлекая меня. Я сижу на заднем дворе, пытаясь читать книгу. Но буквы разбегаются в разные стороны, я никак не могу сосредоточиться. Мысли то и дело устремляются не туда куда нужно. Завтра я планирую пойти к мэру города и обсудить мою идею по оживлению библиотеки. Я хочу, чтобы это красивое здание не только исполняло роль памятника, но я приносило знания, возможно для кого-то стало бы укрытием. Мне кажется у библиотеки много общего с церковью. Кто-то, ища ответы на вопросы, идёт в церковь, а кто-то в библиотеку. И там и там можно скрыться от мира и повседневных проблем. Окунуться в тишину и погрузиться в себя.
— Пытаюсь не струсить перед завтрашним днём, — отвечаю я. Карен садится рядом со мной на плетёную скамью. Поправив подушку в яркой наволочке, она кладёт её себе под спину и подбирает под себя ноги. Её огненно-рыжие волосы влажные после душа и собраны наверху в неряшливый пучок. На ней какая-то нелепая, огромных размеров футболка с изображением собаки в очках и серые широкие штаны. А на ногах пушистые тапочки, больше похожие на лапы медведя. Выглядит она смешно, но очень мило.
— Если ты будешь сомневаться в себе, то так и просидишь на этой скамейке всю жизнь, будь смелее девочка. Этот мир любит сильных людей, а ты именно такая, просто ещё не веришь в это. Иди спать, а завтра с утра надень самый сногсшибательный наряд, встань перед зеркалом и скажи сама себе, что ты богиня, а остальные просто букашки под твоими ногами, — Карен подмигивает мне.
— Ты наверняка делаешь это каждое утро, — шучу я, убирая книгу и подпирая голову рукой.
— Конечно, а как же иначе, — отвечает Карен, хихикая, как девчонка.
— Я всегда была неуверенной в себе, наверно это из-за родителей, а может у меня просто характер такой. В школе я была серой мышкой, никто меня не замечал. И лишь в университете я смогла выползти из своей раковины, пока снова не пришлось туда вернуться, — говорю я, сама не ожидая от себя такой откровенности. Но я чувствую, что могу довериться Карен. Мне нужно с кем-то поговорить обо всём этом, хотя бы чуть-чуть.
— Что заставило тебя снова вернуться? — Карен смотрит на меня, ожидая ответа. Я вижу, что ей нужны ответы, но она понимает, что не стоит из меня их вытягивать.
— Мой муж, — тихо отвечаю я, отворачиваясь от девушки и поднимая глаза к ночному небу. Чувствую, как слёзы вот-вот вырвутся наружу, но всеми силами заталкиваю их назад. Он не стоит моих слёз. Он ничего не стоит. Каждую ночь мне снится его разъярённое лицо. Мне кажется, что он сжимает мою шею, своими большими руками. После я просыпаюсь от нехватки воздуха, вся в поту и заплаканным лицом. Я сбежала от него, но его тень всё ещё следует за мной по пятам.
— Милая, мы не отвечаем за поступки других. Но мы можем сделать так, чтобы к нам не относились неуважительно. Я верю в карму, верю, что всем нашим недоброжелателям, в конце концов, вернётся всё плохое, что они нам сделали. И ты верь, — Карен прижимает меня к себе, обнимая, от неё пахнет корицей и ванилью, потому что весь вечер мы пекли печенье. — Будет легче, поверь мне.
— Верю.
Карен одобрительно улыбается и хлопает меня по плечу. После встаёт и протягивает мне руку:
— Пошли, тебе нужно выспаться перед важным днём.
— Ты права, — встаю, и мы обе заходим в дом.
Карен проверяет все замки на дверях и поднимается на второй этаж, а я иду на кухню. Беру чистый стакан и наливаю воды из-под крана. Теперь я каждый вечер ставлю у кровати стакан с водой. После всех этих кошмаров я постоянно просыпаюсь с пересохшим горлом. Для кого-то сон — это время для отдыха, но для меня это хуже пытки. Я несколько часов ворочаюсь в кровати, пока в один момент не проигрываю борьбу усталости. Глаза закрываются, и я мгновенно погружаюсь в самый кошмарный вечер в моей жизни. Каждую ночь мне снится одно и то же и, кажется, это будет преследовать меня вечно. Бен навсегда оставил свой мерзкий отпечаток не только на моём теле, но и в душе. Это не смыть, не избавиться и не сбежать.
На следующий день, как и планировала, я отправляюсь на встречу с мэром. Для этого Карен даёт мне белую шифоновую юбку и жемчужную блузу. На ноги я надеваю бледно-розовые балетки, решительно отказавшись от высоких шпилек, в которые так отчаянно Карен пытается меня одеть. Каблуки никогда не были моей манией. А теперь в своём положении я просто не хочу рисковать. Мои длинные волосы Карен собирает наверх и закручивает их в причудливый узел, заколов шпильками. Взглянув на себя в зеркало, я замечаю милую девушку, только гипс немного портит вид, но за последнее время я к нему привыкла. Так что сейчас я больше похожа на фарфоровую куклу, со сломанной рукой
— Рассказывай, как всё прошло с мэром? — не отрываясь от нарезки овощей, спрашивает Карен.
Мы сидим на кухне и готовим ужин, пока мальчишки с Ричардом играют в саду. Из открытого окна доносятся их крики и визги. Последние солнечные лучи ещё согревают воздух, но сейчас уже не так тепло, как днём. Ветерок треплет тонкую прозрачную штору и можно разглядеть сад. Я стараюсь не смотреть за живую изгородь. Но после сегодняшней выходки Хендерсона меня до сих пор слегка потряхивает. Никогда я не хотела никого так ударить как его. Он освободил во мне что-то тёмное. Теперь я с трудом могу сказать, что воздержусь от насилия, если мне представится такая возможность. Пусть только попробует вести себя по-хамски. Если он даст мне повод, я надеру ему задницу. Это я точно обещаю.
— Хорошо, — отвечаю я, вспоминая, что Карен ждёт моего ответа, — всё получилось лучше, чем я ожидала. Теперь меня ждёт море работы, чтобы привести библиотеку в презентабельный вид. Одна моя новая знакомая предложила прислать своего племянника мне на помощь, а я как последняя идиотка согласилась.
— Что он оказался настолько плох? — спрашивает Карен, отвлекаясь от своего занятия и поворачиваясь ко мне. На ней надето короткое бежевое платье в крохотный цветочек, а поверх него белый фартук с кружевной оборкой. Рыжие кудри она подвязала зелёным шёлковым шарфом, чтобы они не лезли её в глаза. Даже в таком простом виде, она выглядит очень хорошо.
— Он был ужасен, — отвечаю я, подперев рукой подбородок. В голову тут же лезут воспоминания о Лиаме Хендерсоне. Он обладает какой-то специфической мужской красотой. Есть что-то первобытное в его хмуром взгляде и лохматых волосах. По его поведению прекрасно видно, что ему глубоко плевать на мнение окружающих. Он живёт сам по себе и для себя. Он из тех, кто нашёл мир с самим собой и не нуждается ни в чьём присутствии. Конечно, после того, что я о нём слышала это вполне обычная реакция мужчины на уход любимой женщины. После такого понятно, что он выбрал одиночество, оградившись от всех. Но даже это не оправдывает его хамского поведения.
— Как его зовут? — интересуется подруга, включая плиту.
— Ты его прекрасно знаешь, — отвечаю я, мельком глянув в сторону владений нашего соседа. Там пусто, в окнах дома темно и его потрёпанного грузовика тоже нет. Вздыхаю с облегчением, радуясь небольшой передышке от этого мужчины.
— И кто же это такой? — Карен пристально смотрит на меня, сложив руки на груди.
— Наш сосед, — бормочу я нехотя.
— Лиам?! — вскрикивает девушка, от неожиданности я чуть не падаю со стула. — Лиам Хендерсон — самый горячий и одинокий парень в городе, теперь будет работать рядом с тобой. Детка, ты сорвала огромный куш. Вас с первого дня сводит судьба. Не упрямься и лови момент.
— Ты серьёзно? Ну, уж нет! Нет и ещё раз нет! — возмущённо таращусь на неё, поднимаясь из-за стола. — Да он ведёт себя, как чёртова горилла. Ты знаешь, что он сегодня сделал? Разгромил парочку шкафов в библиотеке. Он идиот.
— Даже если так, то он сексуальный идиот. А если честно, то все мужчины в глубине души гориллы. И мы всё равно их любим. Большую часть времени, конечно, хотим их придушить подушкой во сне, но без них же нам не выжить. Такие уж мы женщины, — Карен разводит руки, пожимая плечами, и снова возвращается к приготовлению ужина.
Действительно ли всё так, как говорит Карен? Неужели в мире современных технологий, где женщины обладают не меньшей властью, чем мужчины мы всё ещё нуждаемся в чьей-то опеке и поддержке? Неужели женщины и, правда, не могут жить без мужчин? Было бы гораздо проще, если бы мы не нуждались в чьей-то любви. Но мы всегда её ищем. Обжигаемся, раним свои души, но всё равно, как стадо глупых баранов идём напролом в поисках того, кто окружит нас любовью и заботой.
Смех мальчишек становится громче и в кухню забегают сначала они, все перепачканные землёй, а за ними с устрашающим рёвом влетает Ричард. Тёмно-русые волосы у него торчат в разные стороны, лицо грязное, как и бордовая рубашка с тёмными брюками. Он расставляет руки в стороны, изображая то ли птицу, то ли самолёт и в один миг подхватывает Лукаса на руки, поднимая к самому потолку. Мальчишка верещит, размахивая руками и ногами в разные стороны.
— Ну, хватит! — командным тоном произносит Карен, уперев руки в бока. — Кухня не место для игр. Тем более в таком виде.
— Мы аборигены! — гордо произносит Джулиан, словно быть аборигеном то же самое, что президентом.
— Аборигены тоже должны мыться, так что быстро в душ, — произносит Карен серьёзным видом, но я замечаю, как подрагивают уголки её губ.
— Ладно, парни, мама права, — Ричард опускает Лукаса на пол, игнорируя их кислые взгляды. Плечи парней опускаются, и они медленно плетутся из кухни. Ричард подходит к Карен и целует её в щёку. После они касаются кончиками носов, некоторые называют это эскимосским поцелуем и Карен хихикает. Отворачиваюсь от них смущённая этим моментом нежности. За эти дни, что я живу в доме Карен, я поняла, как сильно любит её Ричард. Между ними столько нежности, каждый заботится друг о друге. И даже, несмотря на двух детей, они не утратили романтики. Глядя на них, начинаешь верить, что настоящая искренняя любовь и правда существует. Что вся эта чушь о родственных душах и вторых половинках реальна. Но это осознание причиняет мне боль, когда я понимаю, что у меня вряд ли есть шанс найти свою половинку.
После ужина Карен выгоняет мальчишек на второй этаж, разрешив посмотреть мультики перед сном. А я помогаю ей убрать со стола и помыть посуду. Ричард уходит в гостиную и включает телевизор на спортивном канале. Голос комментатора разносится по всему дому, и я понимаю, что он смотрит футбол. Бен тоже вечерами его смотрел, вооружившись бутылкой пива. Когда его команда проигрывала, он громко матерился на весь дом, после чего уходил из дома, громко хлопнув дверью, а возвращался под утро и пьяный в стельку. От этих воспоминаний меня бросает в дрожь, и я нечаянно роняю чашку на пол. Та вдребезги разбивается, как три года моей семейной жизни. И я ничего не могу поделать, кроме как смотреть на разлетающиеся осколки. Я быстро опускаюсь на пол и принимаюсь собирать осколки. Но один из них царапает мою руку и на пол капает кровь. Как в бреду я пытаюсь убрать этот бардак. Но на самом деле делаю только хуже.