Улыбки темного времени. Цикл историй

Впечатления

– Вот! А я вам заявляю, дорогой мой, господин Шнаузе, что знаю толк в женщинах, и притом в славянских! Трёх дней мне достаточно, уж поверьте! Ставлю пять тысяч евро на то, что русская дива будет моей! – горделиво и торжественно пообещал господин Вольфштайн и поправил свои великолепные усы цвета тёмной смолы.

– Ну, что ж! Посмотрим, какой вы знаток русских женщин, да притом высокого положения! Поглядим! Ради этого мне и пяти тысяч не жаль! По рукам! – степенно согласился господин Шнаузе и крепко пожал руку своему визави.

В пивной неподалёку от Венской оперы сидели дирижер и директор оперы и держали пари, щедро угощая друг друга отменным стаутом. Ведь каждый был уверен, что победа за ним, и это придавало ореол величия и великодушия перед лицом соперника, поэтому никак нельзя было проявить скупость или хоть чем-то выдать своё несоответствие высокой ставке.

На следующий день в назначенный час оба явились в аэропорт Вены и проследовали к выходу для привилегированных гостей. Господин Вольфштайн, видный брюнет с лихо закрученными усами, был высок и статен. Он излучал уверенность любимчика публики, ибо в свои сорок с небольшим был лауреатом многочисленных международных конкурсов и занимал в Венской опере весьма почётное место бессменного, знаменитого и высокооплачиваемого дирижера. Его дорогой шерстяной костюм удивительно контрастировал с модным тренчкотом и небрежно накинутым шарфом от Армани. Усы сияли ухоженностью и вниманием своего хозяина. Его противник, господин Шнаузе, директор Венской оперы, был коренаст и крепок. Его мощный торс венчала светловолосая голова с пышной шевелюрой. На спокойном моложавом лице гармонично расположились серьезные серые глаза, орлиный нос и волевой подбородок. Лёгкая элегантность его костюма и общий облик излучали мужественность и говорили о том, что сей господин крепко стоит на своих ногах, но не любит хвастать об этом.

Невозмутимо посмотрев на свои дорогие, но неброские швейцарские часы господин Шнаузе спокойно произнёс:

– Самолёт задерживается.

– В самом деле? Может, наша Татьяна пудрит носик и обдумывает план захвата Венской оперы? – хихикнул господин Вольфштайн.

Директор смерил его холодным взглядом так, что у дирижера мигом улетучилась вся его игривость. Он понял: соперник настроен серьезно и отступать не намерен.

В этот момент раздвижные двери бесшумно открылись, и навстречу двум набычившимся австрийцам выпорхнула Татьяна Ларионова. Она везла небольшой бежевый чемоданчик и оживленно разговаривала с кем-то по мобильному телефону. Густая, блестящая волна русых волос, морская синева огромных глаз, легкий румянец, точёная фигурка танцовщицы в облаке воздушного платья и пальто кремового цвета. Она прошла мимо ошеломленных мужчин-соперников, даже не заметив их. Татьянин разговор был оживленным, щёки горели пламенем негодования, а глаза грозно метали синие молнии. Не сбавляя темпа, она в один момент оказалась у выхода из аэропорта.

Степенные господа – дирижер и директор оперы – вдруг опомнились и понеслись вслед за упархивающей от них дивой.

– Татиана! Татиана! – кричали они на перебой, пытаясь правильно произнести заморское имя. Толкаясь и отпихивая друг друга, они как мальчишки, силились добежать до искомой цели первыми. Каково же было удивление степенных господ Шнаузе и Вольфштайна, когда на их глазах к Татьяне Ларионовой подкатил сверкающий порш-купе последней модели и оттуда выскочил черноволосый спортивный красавец. Он бережно забрал её багаж, усадил её в машину и быстро стартанул, оставив недоумевающих соперников на тротуаре.

Первым в себя пришел Вольфштайн, чьё самолюбие впервые было задето так сильно. Он привык к вниманию, привилегиям, особым условиям и толпам желающих его женщин. Но сейчас… его даже не заметили! Это просто невозможно!

– Господин Шнаузе, какими бы ни были наши с вами договоренности, я считаю, мы должны восстановить нашу с вами честь и немедленно поехать за ними! Тем более, мы с вами знаем гостиницу, в которой остановится Татьяна! В конце концов, её агент договоривался с Вашим секретарём, что мы… Мы не какие-нибудь там мальчики на побегушках! – разразился он грозной тирадой и гордо направился к своему сверкающему мерседесу.

Шнаузе лишь покачал головой и с достоинством направился к своему кабриолету. Внутри у него всё кипело, но едва ли он был готов обнародовать свой гнев. Директору хотелось всё обдумать и найти возможные приемлемые варианты из сложившейся ситуации. Всё же бегать за оперной дивой для его статуса было как-то странно… Но тут и, в самом деле, задета его честь, и это непонимание… Что ж, посмотрим, решил он и спокойно выехал на трассу в сторону Вены.

Припарковавшись у отеля русской дивы почти одновременно, Шнаузе и Вольфштайн поспешили зайти внутрь. Услужливый клерк на их настойчивые расспросы об интересующей их постоялице лишь пожал плечами, ибо она ещё не объявлялась. Господа-соперники с недовольными минами заняли кожаные кресла в вестибюле отеля.

– Как вы считаете, господин Шнаузе, сколько нам следует ждать её появления? – поинтересовался у своего визави Вольфштайн.

Шнаузе пожал плечами и с лёгким презрением ответил:

– Я попросил метрдотеля известить нас о приходе Татьяны. А вас никто не обязывает ждать здесь.

Вольфштайн понял, что они снова находятся в режиме «каждый за себя, и победит сильнейший», и надел на себя маску светской куртуазности и безразличия, хотя внутри него закипал праведный гнев.

– О, вы прекрасно сделали! Тогда можно никуда не торопиться и изучить местную карту крепких напитков!

Шнаузе сдержанно кивнул, и они заказали какого-то неприлично дорогого коньяка. Затем им захотелось испробовать русской водки, потом повторить. В итоге у них проснулся волчий аппетит, и в ход пошло основное меню. Попросив накрыть им стол прямо в вестибюле, они решили отобедать, не покидая своего наблюдательного пункта. Оба господина были заядлыми охотниками и не желали упустить свою добычу, считая выжидательное наблюдение частью игры. Каждый думал, как, увидев Татьяну, поразит её своими охотничьими историями. Сомлев от сытной еды и крепкого алкоголя, Шнаузе и Вольфштайн так расслабились, что почти забыли, чего или кого они ждут, как вдруг появилась она.

У входа в сию респектабельную гостиницу поднялась какая-то непривычная глазу и уху суета. В холл торопливо вошел услужливый лакей и встал, придерживая тяжелую дверь. Затем в гостиницу вошел черноволосый красавец, теперь уже в элегантном костюме и нагруженный двумя небольшими сумками. Следом за ним гордо шествовал второй лакей, везущий два чемодана.

– Никак Английская королева пожаловала! – иронично усмехнулся Вольфштайн.

В этот момент, замыкая всю процессию, в холл плавно вплыла Татьяна. Она лучезарно улыбалась всем вокруг и благодарила лакеев. Окрылённые её улыбкой, они и сами растянули рты до ушей и радостно побежали к лифту доставлять вещи в номер прекрасной гостьи. Черноволосый красавец тем временем завершил все формальности на стойке и гордо протягивал Татьяне ключ от её комнаты. Затем метрдотель вдруг вспомнил, что его просили известить гостью об ожидающих её господах, и вежливо обратился к Татьяне. Она удивленно оглянулась, чтобы посмотреть на своих гостей.

Шнаузе и Вольфштайн смешались в волнении, но вовремя опомнились и подскочили навстречу оперной диве.

– Здравствуйте, Татиана! Добро пожаловать в Вену! Я господин Вольфштайн, дирижер Венской оперы, а это господин Шнаузе – наш дорогой директор! – нарочито медленно и с выражением продекламировал Вольфштайн на английском.

Татьяна улыбнулась и, пожав им обоим руки, ответила на хорошем немецком, почти без акцента:

– Здравствуйте, господа! Мне очень приятно с вами познакомиться! А это Джузеппе, мой европейский секретарь. Приношу вам свои извинения: он всё напутал и сам приехал меня встречать… Его бабушка очень хотела, чтобы я спела её любимую арию перед важной операцией… Я не смогла отказать и была уверена, что Джузеппе предупредил вас!

– О, не стоит беспокоиться, фройлен Ларионова! Мы с господином Вольфштайном прекрасно провели время и уже успели отобедать! А Вы ведь, должно быть, голодны? – с любезной улыбкой, вкрадчиво предложил Шнаузе.

Татьяна слегка замялась.

– Хорошо, что вы провели время с пользой! Я бы с удовольствием поела, но позже… Дело в том, что в доме у бабушки Джузеппе меня вкусно накормили! – мягко ответила она, трепетно моргая при этом и заливаясь лёгким румянцем.

Дирижер и директор слушали русскую диву и таяли, зачарованные её женственными манерами и обаянием. Они уже и забыли о задетой чести, потраченном впустую времени и обидах. Им казалось, что рядом с Татьяной можно стоять вечно и просто созерцать движения её головы, улыбку и глубину синих глаз. Повисла неловкая пауза. Секретарь певицы с недовольной миной сложил на груди руки, очевидно, ожидая развития событий. Сама Татьяна почувствовала себя не в своей тарелке и, встретившись глазами с новыми знакомыми, с милой улыбкой предложила им:

– Может быть, поужинаем сегодня вместе, если вы не заняты?

– Да! Мы согласны! – выпалили почтенные господа одновременно.

Джузеппе закатил глаза, пробормотав что-то на итальянском, и поспешно отказался от совместного ужина. Он сослался на семейные дела и немедленно ретировался, оставив Татьяну наедине с восхищенными австрийцами. Те застыли с дурашливыми улыбками на лицах, глядя на Татьяну в упор, уже и не думая о приличиях. Русская дива удивилась про себя, но вслух сказала что-то вроде того, что устала и что они могут встретиться в холле её отеля в семь часов вечера. Господа медленно кивнули в знак согласия, продолжая глупо улыбаться. Тогда певица помахала им рукой и поспешила к лифту, готовая разразиться самым несдержанным хохотом.

Оказавшись одна в лифте, она выпустила свой смех наружу. Он вырывался свободной птицей, вызывая у своей хозяйки слёзы и неожиданные гримасы. Утерев лицо тыльной стороной ладони, Татьяна вышла из лифта и грациозно продефилировала к себе в номер. Там она, наконец, сбросила с ног туфли на каблуках и плашмя плюхнулась в пушистое облако кровати. Набрав номер ресторана, она попросила принести ей двойную порцию картошки фри через час и, весело хихикая, отправилась в ванную.

Дирижёр и директор оперы тем временем постепенно выходили из зачарованного состояния и поглядывали друг на друга, часто моргая, словно глупые совята. Вольфштайн вдруг проговорил неуверенно и как-то несуразно:

– Что ж, дорогой Шнаузе, нам нужен королевский ресторан, Вы это поняли, да?

Шнаузе молча кивнул и медленно побрёл к выходу. Дирижёр вздохнул и последовал за ним.

К назначенному времени они прибыли в тот же отель, одетые по-вечернему элегантно и празднично. Поёрзав в уже знакомых им креслах минут пятнадцать, почтенные господа занервничали и принялись озираться по сторонам. Татьяны всё не было. Конечно, можно было позвонить ей в номер и поинтересоваться, собирается ли русская красавица спускаться к ним. Увы, этот вариант отпал сразу же в виду своей невежливости. Но в самом модном ресторане города их ждал столик, и если господа опоздают, они вполне могут остаться без него. И что тогда делать, как развлекать женщину, привыкшую к роскоши и разнообразию во всём?!

Внезапно послышался громкий лай, и из лифта выскочила Татьяна в шелковом кремовом платье с огромным волкодавом на поводке. Пёс рвался вперёд и тащил её вперёд с прытью молодого рысака. Русская певица что-то кричала своему питомцу и смеялась, видя свою беспомощность. Тогда Шнаузе вышел вперёд и резко выкрикнул какие-то команды на немецком. Волкодав мгновенно остановился и сел рядом с видом покорной овечки. Татьяна выронила поводок и облегченно вздохнула.

– Господин Шнаузе, Вы – мой спаситель! О, если бы не Вы… – испуганно проговорила дива, с ужасом разглядывая свои красные, натертые поводком руки.

– Хорошо, что он не успел вытащить Вас на улицу! Он не понимает русского языка: все Ваши крики пёс принял за игру, это только раззадорило его! – сочувственно произнёс директор оперы.

Бледная Татьяна молча кивнула в знак согласия. Вольфштайн подошёл к ней и взволнованно воскликнул:

– Дорогая, как Вы? Откуда у Вас этот пёс?

– Господин Вольфштайн… – срывающимся голосом начала Татьяна.

– Рудольф! – быстро поправил её дирижер.

– Рудольф, я вышла погулять и встретила друга. Ему некуда было девать собаку, и я согласилась побыть с Диком пару часов. Но без своего хозяина он стал совсем неуправляем! – расстроенным голосом проговорила певица.

– Татиана, Вы согласились побыть с этим огромным псом, не зная его!? – ошеломленно воскликнул Шнаузе, большой знаток гончих и других охотничьих собак.

– Господин Шнаузе…

– Арнольд…

– Арнольд, я… мне неловко было отказать… и такая милая собака, эти глаза… а потом она побежала и… – растерянно ответила Татьяна, разводя руками.

– Ваш друг заберет её сам или?.. – спросил Шнаузе.

– Он обещал прийти сюда в семь вечера, но его нет…

– Видите ли, у нас забронирован столик в самом лучшем ресторане города… на семь сорок, и нужно понять, как быть дальше! – серьёзно проговорил Шнаузе, и Вольфштайн энергично закивал, поддерживая своего визави.

– Но я не могу оставить Дика! Альберт рассердится! – возразила русская дива.

– Альберт!? Альберт Дирк? Первая скрипка моего оркестра!? – гневно воскликнул Вольфштайн.

– Ну, да… – скромно ответила Татьяна.

– У Вас много друзей в Вене? – сухо поинтересовался Шнаузе, трезво оценивая свои шансы.

– Да, – удивленно проговорила певица, поглядывая то на дирижера, то на директора оперы.

Шнаузе и Вольфштайн тоже многозначительно переглянулись.

– Что ж, берём Дика с собой в ресторан, – Шнаузе снова взял инициативу в свои руки. – У господина Вольфштайна большой салон, не так ли, Рудольф?

Дирижер судорожно сглотнул и согласно кивнул. Директор оперы мысленно потирал руки. Но тут в отель вошел водитель такси.

– Фройлен Ларионова? Машина прибыла.

Соперники потеряли дар речи и остались стоять с волкодавом на поводке, наблюдая как Татьяна выпархивает из отеля и радостно садится в такси.

В ресторане было людно. Пока Татьяна сидела за самым лучшим столиком и благодарно принимала внимание официантов, повара и мэтра зала, Шнаузе и Вольфштайн бранились с сотрудником ресепшена, который встал в позу и ни в какую не соглашался пускать их в зал с ТАКОЙ собакой. Даже сдержанный Шнаузе покраснел от возмущения. На его массивной шее вздулась вена и пульсировала таким негодованием, что его, пожалуй, хватило бы на весь ресторан. В Вене действовало негласное правило – собакам и их хозяевам всюду зелёный свет. И вдруг – с ТАКОЙ СОБАКОЙ! Вольфштайн эмоционировал, размахивал руками, как на премьере, кричал, что он дирижер Венской оперы и что он будет жаловаться. Сотрудник ресторана чинно кивал головой, ехидно ухмыляясь про себя, и упорно держал оборону зала.

Так бы они и ругались, но неожиданно произошло нечто совершенно невообразимое. Дик громко рявкнул, устав от затянувшегося конфликта. Татьяна подняла голову от меню и заметила своих знакомых у входа в зал. Взволнованно ахнув, она подозвала метрдотеля и попросила пропустить всю честную компанию – ведь это её друзья! Официанты засуетились и почётным кортежем сопроводили пса и двух господ к столику Татьяны. Дика усадили на подстилке у стены, сразу же предложив ему воду и собачье угощенье, будто бы почётным гостем был он, а не все эти склочные люди. Впрочем, и взбудораженных Шнаузе и Вольфштайна также усадили на мягкие кресла и даже принесли им хороший коньяк в качестве извинения за причиненные неудобства. Господа поворчали немного, но приняв благородного напитка, слегка успокоились.

– Татиана, простите, Вы и в этом ресторане всех знаете? – удивленно поинтересовался Шнаузе.

– Ну, не то, чтобы всех, но кого-то знаю, – скромно ответила она.

– Мы ведь тоже здесь не первый раз, но нам не удалось договориться, а Вам это удалось с первого раза! – сухо заметил Шнаузе.

– Мне очень жаль! Просто здешний шеф-повар – двоюродный брат моего секретаря Джузеппе, и среди официантов тоже есть его родственники и друзья, а метрдотель – русский, который работал в российском посольстве в Вене. Поэтому так получилось, что я всех знаю! – извиняющимся тоном произнесла Татьяна.

Шнаузе смотрел на Вольфштайна и думал, вот оно, дежа вю: они снова чужаки на своём же игровом поле, и родной город не даёт им никаких преимуществ. Вольфштайн тоже смотрел на Шнаузе и тоскливо думал о том же самом. А ещё о том, сколько девушек из его же оркестра мечтали бы сейчас оказаться на месте Татьяны. Но он не стал искать лёгких путей. И вот итог… Чужие в своём же ресторане, они ужинают с огромной собакой и абсолютно непредсказуемой русской, которую тут все любят и знают.

Однако пора было возвращаться в игру, ведь дама скучала, и получалось не очень вежливо.

– Татиана, Вы знаете, однажды ночью я ехал на своём кабриолете с охоты и решил ради шутки посадить свой трофей – убитого оленя – на пассажирское место рядом со мной. Но поскольку машина у меня праворульная, олень оказался слева. И вот, рядом с небольшой деревушкой меня останавливает полицейский. Говорит, на всех камерах у меня олень за рулём! Они перепугались там все, а когда увидели, в чём дело, так смеялись, что одному офицеру даже плохо стало! Представляете? – Вольфштайн решил поделиться своей весёлой охотничьей историей.

Шнаузе засмеялся вместе с коллегой-дирижером скорее, чтобы поддержать его. Но русская певица посмотрела на них с ужасом и не нашлась, что ответить. Тогда директор оперы перехватил эстафету историй и решил рассказать ей что-то грустное и ностальгичное, чтобы воззвать к исконной русской тоске по страданию.

– А я однажды ездил к горному озеру пострелять уток. Приехал, а там тишина. Никого! Час сижу, два. Ничего. Манком их приманиваю, угощение кинул. Нет движения. Впервые так. И только решил я с досадой собираться домой, как из прибрежных камышей кто-то вылетел. Я молниеносно достал ружье, взвел и пальнул. Попал прямо в цель! Подбегаю, а это сова… И так мне жалко её стало, что я даже долгое время её фото вместо своей аватарки на фейсбуке держал. Вот так вот, грустно… – вздохнул Шнаузе.

– То есть сову Вам жалко, а уток нет? Она имеет больше прав на жизнь, чем обитатели озера? – холодно спросила Татьяна.

– Эээ, я не знаю… просто все охотятся на уток, на сов нет, и так случайно… – замялся директор оперы.

– А разъезжать с трупами оленей и веселиться – это ваша национальная забава? – ещё холоднее поинтересовалась Татьяна у Вольфштайна.

– Да нет, просто смешно получилось… – пролепетал тот.

– А с трупами местных див вы не ездите, надеюсь? – едко заметила певица.

– Что Вы, дивы у нас на перечёт! Это редкость! – весело ответил Вольфштайн, ещё не уловив суть происходящего за столом.

– Как хорошо, что я редкость! Скажите, а у Вас есть менее кровожадные истории? О музыке, например? – всё ещё холодно проговорила Татьяна.

– О, музыка куда кровожаднее, поверьте! Вот как приедет какой-нибудь выскочка-дирижер, и готовь с ним общее выступление… или капризная дива крови попьёт у всех… ай! – жалобно вскрикнул Вольфштайн, когда Шнаузе пнул его ногой под столом. Ведь он понял, что певица не достанется никому из них, и хотел, чтобы они оба не уронили себя в глазах иностранки, да ещё такой.

– Петро, принесите мне, пожалуйста, вегетарианскую лазанью и зелёный салат! – попросив первого попавшегося официанта, Татьяна сделала заказ. – А господам побольше мяса, – сухо добавила она.

– А в этом ресторане много вкусных мясных блюд! Отчего бы и Вам не попробовать вместе с нами? – продолжал, ничего не понимающий дирижер.

– Спасибо, я вегетарианка. И выступаю в защиту животных. В том числе и против охоты, – гордо ответила русская дива.

– Ой, простите, мы Вас расстроили! Мы не знали! Давайте выпьем чего-то покрепче? Это расслабляет! – заботливо предложил Шнаузе.

– Я не пью, – от Татьяны уже веяло настоящим льдом.

– Правда? А я думал, все русские пьют! – невинно заметил Вольфштайн.

– И водят медведей по улицам вместо собак, – Татьяна уже и не скрывала своего злорадства.

– Для медведей квартиры маловаты, наверно! – попытался пошутить дирижер. Но дурашливая улыбка сползла с его лица, когда на него посмотрели одинаково серьёзные лица Татьяны и Шнаузе. Пожалуй, вечер уже не будет томным.

Впрочем, у этой истории был один плюс. Теперь Шнаузе точно знал, что пари и всякие споры не для него. А ещё он понял, что его австрийская жена – самая лучшая!

Мысли Вольфштайна были примерно такими же. Кроме того, он решил, что русские ему точно не по зубам и стоит обратить внимание на девочек из струнных, таких родных и понятных.

А Татьяна думала о том, когда же эти австрийцы, наконец, оставят её в покое! И тихо радовалась, что на охоту её теперь точно не позовут!