Урок супружества

Глава 5

— Как вы себя чувствуете? — раздался голос Марианны у входной двери. С того времени, как они вернулись из парка несколько часов назад, Томас не видел ни ее, ни других сестер Шелтон. Чего он собственно и хотел. — Нам не хватало вас за обедом. Я знаю, что вы и ранее не присоединялись к нам за трапезой, но, поразмыслив, пришла к выводу, что сейчас, когда мы, так сказать сломали лед, вы…

— Я чувствую себя отлично. Премного благодарен, — коротко ответил он, не отрывая глаз от неразборчивой писанины на столе перед собой. Если ему повезет, то его грубость отобьет у нее всякую охоту к болтовне, и она оставит его в покое. Чего он собственно и добивался.

Сегодняшний полдень выдался для него чрезвычайно раздражительным, и большую часть времени, после прогулки, он провел, пытаясь понять, в чем причина.

— Что вы пишете? — Ее голос зазвучал ближе.

— Ничего, особо важного, — Томас выдвинул ящик, засунул туда бумаги и резко захлопнул его. Хотя он подозревал, что Марианна, вероятно, серьёзно отнесётся к его достижениям, откровенничать с ней, тем не менее, он не собирался. Ведь, никогда не знаешь наверняка, а он был сейчас не в настроении рискнуть, и услышать критику или смех в свой адрес. Поднявшись, он оперся руками о стол, и наклонившись вперед, спросил: — Я чем–то могу вам помочь?

— Я лишь хотела поблагодарить вас за сегодняшнюю прогулку. — Приблизившись к столу, она уселась на его край, что заставило Томаса резко выпрямиться.

— Поблагодарить меня? За что? — Девушка находилась слишком близко от него. Он мог легко дотянуться до нее, и без особых усилий заключить в свои объятия, завладеть губами…

— За то, что отвезли нас в парк. Мы прекрасно провели время.

— Я отвез вас в парк, имея на то свои причины, и отнюдь не для того, чтобы развлекать вас и ваших сестер.

На ней всё ещё было вечернее платье, и он с долей разочарования подумал, почему в такой поздний час она не переоделась в ночную рубашку. Например, в ту скромную, но вышитую недорогими украшениями сорочку, которую она надевала не так давно.

— О, я знаю, — махнула она рукой. — Но все же, вы могли и не брать нас, и избежать этих хлопот, удалившись в свой клуб или боксерский салон. — Наклонив голову, она посмотрела на него из–под своих очков. — Вы боксируете?

— Немного.

Несомненно, в прошлый раз Марианна не имела ни малейшего понятия, что наткнется на кого–то в библиотеке в столь поздний час, но теперь она знала, что может застать здесь маркиза. Поэтому было бы совершенно неприемлемо для неё сознательно появиться здесь, одетой во что–то такое же личное и интимное, как ночная рубашка. Неприлично, но все же так пленительно.

— Довольно грязный вид спорта, как считаете?

Одетой во что–то такое, что развивалось бы вокруг нее, неся с собой легкий бриз.

— Как считаете?

Во что–то такое, что обрисовывало бы соблазнительные изгибы девичьей фигуры, встань она на свет.

— Томас? — Марианна помахала рукой у него перед лицом. — Вы меня слушаете?

— Конечно. — Пробормотал он, стирая видение из свое памяти. Она прищурилась. Безусловно, она и представить себе не могла, о чем он только что подумал. — Бокс, — начал Томас, прочистив горло, — отличный вид спорта, как для зрителей, так и для борцов.

Еще какое–то время девушка пристально рассматривала его, а затем пожала плечами и сменила тему.

— Скажите, у вас еще много таких друзей, как лорд Пеннингтон и лорд Беркли?

— Хватает, — пробормотал Томас, подняв бокал с бренди, который он цедил уже целый час.

Взглянув на бокал, она приподняла бровь.

На что Хелмсли поднял его в шуточном приветствии.

— Предупреждаю вас, я сейчас не в том настроении, чтобы обсуждать свое пристрастие к спиртному.

— Я и слова не сказала, — безразлично произнесла Марианна. — Они нам понравились. Я имею в виду, ваших друзей.

— Да, я заметил. — Допив бренди одним глотком, Томас пожалел, что под рукой нет чего–нибудь покрепче.

— И я полагаю, что и мы им приглянулись.

— Да, я и это заметил. — Чего–нибудь значительно крепче.

Марианна выхватила бокал из его руки, встала и направилась к шкафу, где находилось бренди. Открыв дверцы, она обновила его порцию и налила вторую для себя.

— Вы что–то не выглядите невероятно счастливым. Полагаю, что для человека, чьей целью в жизни, стал поиск мужей для девиц, которые, в придачу, оккупировали его дом, факт, что они привлекают хоть какое–то внимание, должен вызывать бурю восторга.

— Я вне себя от счастья.

Пристально взглянув на маркиза, девушка внезапно расхохоталась.

— Да, будет вам, Томас, — сказала она, протянув ему бокал. — Так что не так?

— Ничего. — Она была абсолютно права. Его должен был бы радовать тот факт, что девушки привлекали к себе внимание. Ведь это облегчало его задачу. Да что такое с ним творится? Быть может, он попросту не привык к такого рода ответственности? Наверняка, проблема заключалась именно в этом и ни в чем ином. Томас замешкался, но все же взглянул ей в глаза. — Так вот чего вы хотите? Я имею в виду, кого–то такого, как Пеннингтон или Беркли?

— А чем они плохи? Если уж быть до конца откровенной, я едва ли вижу разницу между ними и вами. — Она немного отпила из бокала, и продолжила. — К тому же они далеко не так раздражительны и сварливы как вы.

— Сварлив? — Томас едва сдерживал улыбку, не желая, чтобы ее попытка поддеть его удалась, но уголки губ все же подрагивали, не смотря на все его усилия.

— И все же, нет, они — не то, что мне нужно. Заметьте, я не говорю, что мне совсем никто не нужен. Но вы уже знаете, что у меня нет желания выходить замуж.

— Да, — тихо ответил он, — вы хотите ощутить полноту жизни.

— Правильно, — Марианна подошла к одному из кресел с высокой спинкой и села в него. Обхватив бокал двумя руками, она посмотрела на Томаса через стекла очков. — Даже если бы я действительно желала выйти замуж, мне бы хотелось, чтобы мой избранник был немного более волнующим, нежели ваши друзья.

— Более волнующим? — переспросил Хелмсли, вздернув бровь, — Большинство женщин находят их весьма волнующими.

— Неужели? Что ж, возможно, «волнующий» немного не то слово. — Призадумавшись на секунду, Марианна продолжила: — Пожалуй, рискованный будет более подходящим. Такой, как мужчины здесь. — Она указала рукой на ряды книг на полках. — Мужчины, которые живут на страницах книг, что я читала. Мужчины, которые храбро встречают опасности, подстерегающие их на стремнинах Амазонки, исследуют джунгли в самом сердце Африки или ищут спрятанные сокровища Египетских фараонов.

— Чертовски трудно найти исследователей на улицах Лондона, — сострадательно ответил Томас.

— Я тоже так думаю. И герои–авантюристы, полагаю, живут главным образом лишь на страницах книг, и чрезвычайно редки в реальной жизни. Встреть я такого мужчину — вероятно, изменила бы своё решение относительно брака. А пока, однако, — девушка взболтнула бренди в бокале, — что касается моего желания ощутить полноту жизни, думаю, и Пеннингтон, и Беркли, будут более чем рады помочь мне в этом стремлении.

— Помочь вам? — Обойдя вокруг стола, Хелмсли прислонился к нему, чтобы смотреть прямо на девушку. — Не соблаговолите ли объяснить, что именно вы подразумеваете под словами «помочь вам»?

— Хорошо, — задумчиво ответила Марианна, отпив из бокала, — к примеру — чтобы вам было понятно — вы как–то сказали, что не поцелуете меня снова.

— И я говорил совершенно серьезно. — Произнося эти слова, в душе Томас сознавал, что они были ложью.

— Полагаю, Пеннингтон или Беркли не откажут мне, и, как мне кажется, с радостью исполнят мою просьбу.

— Кто бы сомневался. Тем не менее, — маркиз прищурился, — я не могу этого позволить.

— Позволить? — рассмеялась девушка. — Едва ли у вас есть такое право.

— И все же, это так. Здесь я главный. — Его голос стал грубее. — Ваш брат возложил на меня ответственность за вас и ваших сестер, и я серьезно отношусь к этой задаче. Сейчас вы под моей защитой и…

— Какой вздор! — Улыбнувшись, она сделала еще глоток.

— Вздор? Что это за ответ такой — «вздор»?

— Вполне соответствующий той чепухе, что вы несете. — Голос Марианны оставался спокойным, а выражение лица прозаичным. — Я уже не ребенок. И какие бы обещания вы не давали моему брату, в действительности, вы не имеете права говорить мне, что я могу, а чего не могу делать. К тому же вы являетесь лишь дальним родственником мне и моим сестрам.

— Я имею моральные обязательства, — в голосе Томаса почти слышался стон. И он совсем не узнавал себя. Это говорил не Томас Эффингтон. Насколько он мог помнить, так разговаривал его дед. Теперь и он говорил, как бы, чванливо. Но ничего не мог с собой поделать. — И до тех пор пока вы живете под моей крышей, здесь не будет никаких поцелуев. Никого и ни с кем. Я запрещаю.

— Запрещаете? — Поставив бокал, Марианна поднялась. — Что за нелепость. — Она находилась на расстоянии вытянутой руки и сверлила его взглядом. — Я буду целовать, кого захочу и когда захочу. Пеннингтона или Беркли, да даже вас, если на то пошло.

— Да такие, как Пеннингтон и Беркли, известны своей безрассудностью. Вы запросто можете оказаться в центре скандала. С разрушенной репутацией. Я этого не допущу.

— Ну а вы, более благоразумны, чем ваши друзья?

— Хотелось бы в это верить. Но речь сейчас идет не обо мне.

— Вот именно, а обо мне. Поэтому, раз я не собираюсь выходить замуж, моя репутация или отсутствие таковой, едва ли что–то значит. — Голос девушки оставался по–прежнему спокойным, но в глазах сверкал вызов. — Я говорила вам о своих умозаключениях по поводу моей добродетели. Вы наверняка помните…

— Не произносите этого снова.

— Хорошо. Но я все же хочу ощутить всю полноту жизни…

И к своему ужасу, Томас, наконец, понял, истинное значение этой фразы.

— …и мне нужен кто–то, хм, с кем я могла бы разделить эту полноту. Мне нужен кто–то, как я полагаю… кто научил бы меня.

Черт возьми.

— И если вы запрещаете мне целовать кого–либо другого…

— Кого–либо вообще. — Хелмсли сжал челюсти.

— …Кого–либо другого, тогда меня должны поцеловать вы. — Чопорный тон ее голоса не скрывал неповиновения, сверкающего в глазах девушки. Они стояли лицом к лицу. Марианна сняла свои очки и аккуратно положила их на стол. — Я считаю, что это ваша обязанность.

— Моя обязанность? Осмелюсь сказать…Не думаю…что… Я… — Казалось, он не мог подобрать нужных слов. Бог ты мой, да он заикается! Он никогда, за всю свою жизнь, не заикался. Так что же с ним сделала эта невыносимая женщина?

— Томас, подумайте об этом, как об уроке. — Она наклонилась вперед и скользнула губами по его рту.

Томас застыл, борясь между желанием и долгом.

— Урок… — при этих тихих словах, ее губы почти касались его, — …жизни.

Прикосновение Марианны было одновременно неуверенным и решительным. Дерзким и мягким. Невинным и …зазывающим.

Ее руки обвились вокруг его шеи, и он забыл, как дышать. Он желал ее. Хотел этого. Ему следует оттолкнуть ее. Немедля. Пока все мысли о чести и долге не смыло волной желания, пока оно не побороло здравый смысл.

Марианна отстранилась и посмотрела Томасу в глаза.

— Но если вы все же хотите, что бы Пенн…

— Этого я совершенно точно не хочу. — Отшвырнув стакан, маркиз обнял девушку и прижал свои губы к ее.

Будь не ладна эта женщина. Отлично, если она жаждет поцелуя, он ее поцелует. Если она хочет получить урок, он будет более чем рад стать ее учителем. Ее единственным учителем. Уж в этом он знал толк. В душе он боролся с собой, убеждая себя, что всего лишь защищает ее от других мужчин. Она была права. Это его обязанность. Его долг. К тому же он, действительно, был здесь главным, и таким образом, смог бы держать ситуацию под контролем.

Немного наклонив голову, Томас углубил их поцелуй. Когда губы девушки слегка приоткрылись и их языки встретились, все его тело пронзило острое желание. Он притянул ее еще ближе, и тело девушки, растаяв в его руках, прильнуло к нему. Это было также правильно и естественно, как биение сердца. Марианна с жадностью отвечала на его страсть, и этот голод, рожденный невинностью, воспламенял все его чувства. Ее пальцы зарылись глубоко в его волосы, грудь прижималась к его телу, а дыхание стало единым с его собственным.

Руки Томаса ласкали спину Марианны, затем спустились ниже, ощутив плавный изгиб ее ягодиц. Он еще сильнее прижал ее к себе. Жар девичьего тела опалял его даже сквозь слои одежды.

Напольные часы в дальнем углу библиотеки пробили час ночи, и их удары, словно раскаты грома, прогремели в тишине ночи.

Отстранившись, Томас взглянул на Марианну, и в ее глазах увидел отражение собственного потрясения от силы страсти их поцелуя.

О чем Марианне, однако, знать не стоит. Изобразив спокойствие, о котором мог только мечтать, он произнес:

— Смею надеяться, вы получили то, что хотели.

— О, несомненно, милорд. — Голос девушки прозвучал с соблазнительным придыханием. — Это было весьма неплохо.

Маркиз знал, что ему следует разомкнуть объятия и отпустить ее. Но мужчина был не в силах пошевелиться. Не мог отпустить ее.

— Ну что ж…я…хм…то есть… — Марианна не могла подобрать нужных слов, вообще никаких слов, если на то уж пошло.

Ну и кто теперь заикался? Томас постарался сдержать довольную улыбку.

— Уже поздно. Вам следует отправиться спать. — Сказал он хрипло, не выпуская её из кольца своих рук.

— Да, да, именно так я и поступлю. — Не делая попыток освободиться, ответила Марианна.

— Полагаю, это наилучший выход, — Томас склонился к ее губам.

— Полностью с вами согласна, — прошептала девушка.

Томас легонько коснулся ее губ, сдерживая в себе желание получить больше. Неохотно, но он все же разжал объятия. Затем, наклонившись, он взял очки со стола, и с нежностью надел их ей на носик, зацепив дужки за уши.

— Спокойной ночи, Марианна.

С этими словами он отошел в сторону и взглянул на нее. Ее волосы были еще в большем беспорядке, чем обычно, щеки пылали, а в глазах горела страсть и отчасти смущение.

— Спокойной ночи, Томас.

Развернувшись, она медленно направилась к двери. Ее бедра слегка покачивались в такт шагам, и в этот миг в памяти Хелмсли всплыла их первая встреча, тот момент, когда она предстала перед ним неземным видением. Хорошо, что этим вечером она не появилась здесь в своей ночной рубашке. Кто знает, что могло бы произойти, если бы их не разделяло так много одежды?

Коснувшись ручки двери, она повернулась:

— Томас?

— Да?

— Смею предположить, что мне, несомненно, понравится ощущать всю полноту жизни. — Она послала ему дерзкую улыбку, и выскользнула за дверь.

Сердце мужчины заполнила волна безрассудного восторга. А лицо, как он предположил, озарила самая что ни есть идиотская ухмылка. Нет, конечно же, он прекрасно знал, что случилось бы этим вечером, появись Марианна здесь в чем–то легком, таком, что намного проще снять, нежели это платье, надетое на ней сейчас. Томас не сомневался, что еще несколько минут, и он сорвал бы одежду с ее жаждущего тела и занялся бы с ней любовью, прямо здесь на столе в библиотеке. Он знал наверняка, если бы удары часов не вырвали его из мира грез обратно в реальность, то здесь кое–что произошло бы. Он хотел, чтобы это случилось.

Он хотел, чтобы это случилось?

Милостивый Боже, когда его желание защищать успело перерасти в чувство совсем иного рода? И что ему теперь делать со всем этим?

Мужчина подошел к креслу с высокой спинкой, стоящему у стола, сел в него и, облокотившись на стол, закрыл лицо руками.

Думай, черт возьми, Томас, думай!

Он желал сестру своего лучшего друга. Невинную сестру своего лучшего друга. Он желал молодую женщину, забота о которой была возложена на него ее братом и его матерью. Его матерью! Да она ему голову оторвет, если Ричард не сделает этого раньше.

Конечно, пока у него с Марианной не произошло ничего, что повлекло бы за собой какие–либо последствия. Приподняв голову, Томас окинул комнату невидящим взглядом. Несомненно, он сможет проследить за тем, чтобы ничего и не произошло в дальнейшем. Что же в этом трудного?

Безусловно, Марианна очень упряма, и может запросто отправиться на поиски того, с кем могла бы испытать полноту жизни. Хотя, если он продолжит с ней уроки, ей не придется искать кого–то другого. Ему лишь нужно будет проследить, чтобы они не увлекались. Стон вырвался из его груди. Ведь он обманывает сам себя. Будет крайне сложно не увлечься. Черт возьми, да практически невозможно.

Он должен сконцентрировать все свои силы на том, чтобы найти для нее мужа, и как можно скорее, пока не стало слишком поздно. Вот в чем в действительности заключается его долг.

Томас сделал глубокий вдох, игнорируя беспокоящую его мысль о том, что поиски мужа для Марианны теперь не кажутся такой уж заманчивой идеей, как раньше. И задача не упрощалась. Но тем не менее, он был настроен решительно. Вопрос был улажен, и сегодня он уже ничего не мог сделать.

Решительно отбросив дальнейшие мысли об упрямой искусительнице в очках, Томас решил провести часок–другой за занятием, которое доставляло ему радость. Предастся тайному пороку, так сказать.

Хелмсли открыл ящик стола и вытащил лист бумаги, над которым работал, до того, как пришла Марианна. Положив его перед собой, он внимательно изучил текст, написанный неразборчивым почерком, и вздохнул.

Поэзия была тайной страстью Томаса. Но он прекрасно знал, что сочинение стихов не входило в число его талантов. По сути, его творчество оставляло желать лучшего. Он признавал это. Хотя даже, если бы и нет, те несколько человек, которым он, пару раз, все же давал прочесть их, подтвердили тщетность его попыток. Тем не менее, это приносило ему радость. И где–то глубоко в сердце, Томас лелеял тайную надежду, что настанет день, и он напишет что–то, что заставит дам пасть к его ногам, а сильных мужчин зарыдать от силы слов.

Взяв перо, он пристально посмотрел на листок. Ему хотелось написать о поцелуе, который он разделил с Марианной. Это был так вдохновенно и незабываемо. Не важно, что произойдет в будущем, но сила этого поцелуя должна быть увековечена, даже если лишь в плохой рифме.

Особенно теперь, когда он решил, что между ними больше не произойдет ничего подобного.

Как и должно быть. Как он и хотел.

* * *

Марианна закрыла за собой дверь библиотеки, и направилась в отведенную ей спальню. Она поднялась по лестнице, затем прошла по коридору, при этом соблюдая абсолютно ровный и умеренный шаг. Она шла так, словно в ее жизни не произошло ничего невероятного, и ею совсем не владело непреодолимое желание пуститься вприпрыжку по коридору, хихикая при этом, словно сумасшедшая.

Девушка зашла в комнату, закрыла дверь и, прислонившись к ней, глубоко вздохнула.

Неужели она была такой дерзкой? Такой бесстыдной? Она практически требовала, что бы он ее поцеловал. Нет, она действительно потребовала, чтобы он ее поцеловал. Она, в самом деле, угрожала мужчине, что если он ее не поцелует, то она найдет того, кто с радостью исполнит ее просьбу. Опять.

Издав стон, Марианна пересекла комнату, и упала на кровать. Маркиз, должно быть, решил, что она какая–нибудь уличная девка. Да разве она не сделала все возможное, чтобы убедить его в этом мнении. Особенно учитывая то, как они целовались.

Перевернувшись, она посмотрела на кессонный[2] потолок, на лепном замысловатом рисунке которого мерцал свет свечей. Их первый поцелуй был довольно приятен, но сегодня — вся кровь прилила ей к лицу — сегодня все было по–другому. Это было, ну, сильнее.

Это, конечно, не может быть любовью. Такое страстное желание одного человека к другому. Это странное волнение в крови… Будоражащее и трепетное, но без каких–либо сентиментальных чувств? Как бы там не было, но она совершенно точно не была той женщиной, которую бы он захотел, а Томас, несомненно, был не тем мужчиной, которым она вообще смогла бы заинтересоваться. Конечно, Хелмсли был привлекательным, а порой, даже весьма обаятельным. И определенно знал толк в поцелуях, но это было все, ничего более. Большего и быть не могло. Верно?

Не то чтобы Марианна никогда не задумывалась, что ее может сильно заинтересовать эта ерунда, связанная с познанием полноты жизни. Но как она осмелилась?

А почему бы нет? Она резко села. Почему бы и нет, на самом деле? Она действительно хочет познать в жизни нечто большее, чем то, что ей уже довелось узнать. А разве отношения между мужчинами и женщинами не являются частью жизни? Она была предельно серьезна, когда высказала Томасу свое мнение относительно своей добродетели. Ее сохранение было пустой тратой, если Марианна не собиралась выходить замуж. У ее семьи было слишком много неурожайных лет, чтобы так легко принять трату. К тому же, мужчины не чувствуют угрызений совести, не сохраняя себя до брака. Так отчего же женщины должны жить по другим правилам?

Не то чтобы она намеревалась затащить Томаса сию же минуту в свою постель, если вообще такое случится. Но прекращать с ним уроки жизни не было никакой нужды, а если они зайдут дальше обычного поцелуя… Эта мысль заставила ее покраснеть. Это станет увлекательным приключением, и определенно, обеспечит ей отличный материал для историй о провинциальной мисс. Чем лучше будут продаваться истории, тем больше ей заплатят, и она станет на один шаг ближе к желаемой независимости. К тому же если ее репутация будет погублена, ее брат сможет передать ей ее приданное.

Тогда действительно сможет начаться ее приключение.

А благодарить она должна будет будущего герцога Роксборо.