Лотти выросла в богатстве. Она привыкла к частным самолетам, вертолетам и роскошным отелям и местам, но «Чатсфилд» в Монте-Карло был одним из самых потрясающих отелей, в которых она бывала. В нем было что-то старомодно грандиозное, что-то из прошлого, удивительная гармония гламура и стиля. Серебряные канделябры бросали отсветы на потолок, плюшевые темно-синие диваны и стулья стояли на пушистых персидских коврах, украшавших начищенный мраморный пол. Стойка регистрации и центральный стол в фойе были декорированы вазами с цветами. Персонал казался услужливым и знающим свое дело. Здесь по-настоящему заботились о гостях, коих было в избытке, — леди и джентльмены в дизайнерской одежде, увешанные драгоценностями. Лотти пожалела о своем выборе одежды.
Собираясь лететь сюда с Луккой, она из чистого упрямства надела очень старые застиранные джинсы и скучную белую хлопковую рубашку, а также видавшие лучшие дни черные балетки — наряд, представлявший ее в невыгодном свете даже рядом с водителем лимузина, не говоря уже о находившемся рядом с ней Луккой. Она надела очки в черепаховой оправе и затянула волосы в пучок так туго, что разболелась голова. Боль только усилилась от ужаса быть в компании Лукки во время полета. К счастью, он прошел гладко, но Лотти все равно то и дело впивалась ногтями в подлокотники.
Лукка этого не заметил, он провел все время флиртуя в социальных сетях.
Чертов наглец.
Сейчас, когда ее окружали красивые, нарядно одетые люди, а в воздухе витал аромат дорогого парфюма, Лотти чувствовала себя маленькой коричневой молью среди экзотических бабочек.
Коридорный забрал их багаж, и Лукка вопросительно посмотрел на вымученно улыбнувшуюся Лотти.
— Голова болит.
В его глазах появилась озабоченность.
— Надо было сказать. — Тыльной стороной руки он коснулся ее лба, словно проверяя, нет ли температуры. — Я должен был догадаться, что тебе нехорошо. Весь полет ты молчала, вместо того чтобы рычать и огрызаться, как обычно.
— Я не большой любитель вертолетов. — Лотти готова была ударить себя за это признание, над которым он наверняка посмеется.
Но Лукка только хмурился.
— Почему ты не сказала? Мы могли бы приехать на яхте или нанять катамаран.
Девушка беспомощно пожала плечами:
— Мне не нравятся замкнутые пространства, я чувствую себя больной.
— Пойдем. — Он взял ее под руку. — Ты можешь полежать, пока не почувствуешь себя лучше.
— Лукка Чатсфилд? Лукка или Орзино? Нет, все же Лукка. Можно вас на пару слов?
Лотти мысленно округлила глаза. Началось. Первая из, без сомнения, дюжин желающих скрыться с ним в номере. Обернувшись, она увидела женщину с камерой и телефоном.
— Принцесса Шарлотта? — недоверчиво произнесла женщина. — То есть ваше королевское высочество. Вы… с Луккой Чатсфилдом?
Изумление в ее голосе заставило Лотти почувствовать раздражение. Неужели настолько сложно поверить, что мужчина, пусть даже такой беспринципный и неразборчивый, как Лукка Чатсфилд, заинтересуется ею? Она попыталась высвободиться, но Лукка удерживал ее.
— Нет, я…
— Мы здесь по делам. — Лукка, как всегда, был очарователен. — Принцесса Шарлотта не очень хорошо себя чувствует, я отведу ее в номер.
Журналистка просияла:
— Уверена, ей вскоре станет лучше.
Стоило дверям лифта закрыться, как Лотти резво вырвалась.
— Ты спятил? Во что ты играешь? Она скажет всем, что мы встречаемся!
— И?..
— И?.. — Она в ярости смотрела на него. — И?.. Ты ни с кем не встречаешься. Помнишь? У тебя с женщиной возможен только секс, после чего ты расстаешься с ней, прежде чем она успеет одеться.
Лукка задумчиво поскреб щетину.
— М-м-м, действительно. Это может быть плохо для моей репутации.
Лотти в ярости всплеснула руками:
— Твоей репутации? А как насчет моей? Все газеты раструбят о том, что я отправилась с тобой в твой пентхаус.
Лукка оглядел ее застиранные джинсы и рубашку и сморщил нос, словно на ней был мусорный мешок, причем использованный.
— Нет, они никогда на это не купятся.
Девушка скрестила руки на груди и нахмурилась.
— Что? У меня недостаточно большая грудь?
Взгляд Лукки зажегся интересом.
— У тебя отличная грудь.
— Потому что у меня есть работающий мозг?
— Наоборот. Твой интеллект кажется мне довольно привлекательным. — Лукка посмотрел на ее рот. — Не думаю, что есть на земле хоть один мужчина, которому бы не нравился острый язычок и умные мысли.
Лицо Лотти обдало жаром, тепло разошлось по всему телу огненным потоком. Ее мозг мог найти любое количество причин — буквально тысячи, — чтобы держаться на расстоянии от Лукки Чатсфилда, но тело потеряло связь с ним и теперь работало на автопилоте. Лотти гадала, каково будет попробовать его на вкус, его мужскую сущность, провести по ней языком, ощутить касание потной кожи… Лукка подошел к ней и коснулся кончиком пальца ее щеки.
— Ты вся горишь, не правда ли?
Он находился буквально в дюйме от нее, холодный металл пряжки его ремня давил на ее живот сквозь тонкий хлопок рубашки. Пульс Лотти набирал обороты, словно машина на «Формуле-1» перед стартом. Она не осмеливалась смотреть ему в глаза. Она знала, что должна отступить, и не понимала, почему не делает этого. Ее ноги словно приросли к полу.
— Может, я заболеваю.
— Надеюсь, не чем-то заразным.
Лотти сверлила взглядом пуговицу на его рубашке.
— Уверена, твоя иммунная система сильнее моей.
Лукка хмыкнул и отступил, когда двери лифта открылись:
— Наш этаж.
Лотти настороженно посмотрела ему в глаза:
— Я думала, ты говорил о раздельных номерах.
— Здесь есть отдельный номер. — Он открыл дверь. — Во всех отелях Чатсфилдов есть пентхаусы с раздельными номерами.
— С замками на дверях?
— Что? — Лукка улыбнулся. — А, ты боишься, что не сдержишься и явишься незваной гостьей на одну из моих оргий?
Она бросила на него ледяной взгляд.
— Надеюсь, в моем номере найдется пара берушей.
— Если тебя беспокоит храп, то я не храплю.
— Вряд ли ты успеваешь поспать. — Лотти бросила жакет на ближайшую софу, а Лукка рассмеялся.
— Ты и правда тешишь мое эго, cara mia. Если судить по твоим словам, я просто неутомимый любовник.
Лотти заставила себя посмотреть ему в глаза:
— Сколько раз ты сможешь за ночь?
Лукка пожал плечами:
— По-разному.
— А от чего это зависит?
Он расстегнул несколько пуговиц на рубашке.
— Химия.
— Полагаю, мы говорим не о Периодической таблице Менделеева.
— Не беспокойся, может, я даже воздержусь этой ночью. — Лукка улыбнулся.
— Годы берут свое?
Лукка потер лоб, словно считал в уме.
— Меня можно назвать квалифицированным специалистом. — Он снова поскреб щетину. — Дай подумать… В первый раз мне было…
Лотти округлила глаза:
— Пожалуйста, избавь меня от подробностей.
Он взлохматил волосы, что придало ему еще больше привлекательности.
— Тебе нужны какие-нибудь таблетки?
— Я не… я имею в виду, мне просто нужно немного отдохнуть. — Лотти собралась войти в соседнюю дверь. — Когда заканчивается твоя встреча?
— Она только завтра утром.
— Но я думала, ты должен быть здесь сегодня? — Она нахмурилась, пытаясь вспомнить свой разговор с сестрой. — Мадлен точно сказала: тебе нужно быть в Монте-Карло к среде.
— Я просто не хотел оставлять ничего на волю случая. — Лукка закатывал рукава рубашки.
— Значит, для тебя это достаточно важно?
Лукка смотрел на Лотти, но по его лицу ничего невозможно было понять.
— Нет, просто я уже какое-то время за этим слежу.
— За… женщиной? — Лотти была бы рада взять свои слова обратно, но они вырвались, прежде чем ей удалось их сдержать.
В его темно-шоколадных глазах сверкнуло удовольствие.
— Как ты угадала?
Через два часа Лукка привел Лотти в магазин эксклюзивного белья на одной из вымощенных булыжником улиц в центре Монте-Карло. Друг оказался женщиной, — правда, по крайней мере на пятнадцать лет старше Лукки, что немного уменьшило раздражение Лотти… но лишь немного. Наверняка он нередко спит с женщинами, годящимися ему в матери. Если не в бабушки.
Как только приветствия и обмен любезностями закончились, Рошель Талльярд предложила Лотти ознакомиться с ассортиментом.
— Вы думаете о чем-то конкретном?
— Эм… — Лотти было сложно не покраснеть, находясь в окружении таких интимных предметов, особенно когда Лукка следил за каждым ее движением. — Что-то белое или кремовое, я думаю.
— Как насчет этого? — Лукка держал в руках черный шелковый корсет с красными бантами и кожаной шнуровкой.
— Не очень-то подходит для невесты. — В голосе Лотти слышалась нотка осуждения.
— Не для Мадлен. Для тебя.
— Для меня? — От ужаса ее голос сорвался. — Я никогда бы не надела что-то подобное этому.
— Ты будешь выглядеть в этом горячей штучкой. — В его глазах плясало озорство. — Почему бы не примерить?
— Нет. — Лотти повернулась и взяла первое, что ей попалось, но тут же выронила, поняв, что именно держит в руках.
— О, теперь нам есть о чем поговорить! — Лукка поднял предмет и покрутил на кончике пальца. — Трусики с прорезями. Мечта жениха.
— Ты прекратишь или нет? — прошипела Лотти, обеспокоенная явным вниманием удивленной Рошель Талльярд.
— Мы возьмем их, тот корсет и этот розовый ансамбль. Так, а теперь давай подберем что-то для твоей сестры. Как тебе это? А это?
К тому времени, когда все выбранное Луккой было красиво завернуто в подарочную бумагу и помещено в фирменные пакеты черно-розового цвета, Лотти уже перешла от смущения к смирению.
— Мадлен убьет меня, — сказала она, когда они вышли на улицу. — Бедный Эдуард свалится от сердечного приступа, как только увидит ее в этом. Планировалось, что мы приобретем королевский ночной наряд, а не садомазохистский костюм для борделя.
Лукка посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.
— Где твое чувство юмора, малышка?
— Ты абсолютно бесстыден. — Ее взгляд был полон негодования.
— Я знаю. — Судя по его тону, Лукка считал это достоинством. — Это мой фирменный знак. Мой бренд. Классно, правда?
Лотти остановилась, чтобы посмотреть на него.
— Может, стоило бы стать известным за счет чего-то другого, нежели отвратительные манеры?
— Может, тебе стоило бы стать известной за счет чего-то другого, нежели поведение примерной пуританки, которая ничего не понимает в веселье?
Насмешка в его глазах уязвила ее гордость больше, чем она ожидала.
— Я не пуританка.
— Пуританка. И трусишка. Однажды ты уже обожглась и предпочла запереть себя в башне, чтобы никто не смог до тебя добраться. — Лукка цинично ухмыльнулся. — Ты напугана, вот почему скрываешься за этим педантичным фасадом. Страсть пугает тебя. Ты пугаешь сама себя.
— О, и полагаю, ты тот, перед кем я должна склонить голову? — Лотти уперлась пальцем в его грудь. — Что ж, позволь сказать тебе кое-что, Лукка Чатсфилд. — Тычок. — Ты последний мужчина, с кем я когда-либо свяжусь. — Тычок. — Ты дурачишь людей. — Тычок. — Ты играешь с ними, а потом бросаешь. Я не думаю, что этим стоит хвастаться. Ты должен стыдиться.
Лукка отмахнулся от ее руки, как от назойливой мошки.
— Нет. Смирись с этим.
Лотти топнула ногой:
— Ты считаешь меня трусихой, но что насчет тебя? Когда ты повзрослеешь? Ты просто легкомысленный Питер Пэн, плейбой, который даже не настолько зрел, чтобы жить на собственные средства, а просто разбазаривает семейное состояние, словно какой-то кровосос.
Воцарилась тишина.
— Ты закончила? — Стальной взгляд, напряженная челюсть — все в нем застыло, кроме жилки, которая дергалась на его левой щеке.
Лотти колебалась. В том, чтобы наконец-то проникнуть в его душу, было что-то невероятно привлекательное. Он такой очаровательный, такой непринужденный, смеется над жизнью и над всеми, словно его не волнует, что о нем думают другие. Но под этим фасадом мальчика-праздника скрывается гордый мужчина. Обозленный мужчина.
— Нет, я не закончила. Пора тебе услышать правду, а то все только танцуют вокруг тебя и подкармливают твое эго. Кто твои настоящие друзья? Кто знает тебя? Настоящего тебя? Кому интересен ты, а не твои деньги? Кому ты интересен больше, чем что-либо в мире? Никому. Ты ничто без денег своей семьи, и ты это чертовски хорошо знаешь.
Он с силой выдохнул, словно чистокровный жеребец, и, сжав ее руку, повел по улице, уводя от группы людей, которые остановились посмотреть на них.
— Продолжай идти, и делай это молча, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
Лотти попыталась выдернуть руку:
— Остановись, мне больно.
Лукка ослабил хватку, но не настолько, чтобы выпустить ее.
— Я сказал, заткнись. Ты устраиваешь сцену.
— Ты не мой начальник! — Лотти знала, что говорит как трехлетка, но ее это не волновало. Она даже топнула ногой, как капризный малыш.
Лукка насмешливо посмотрел на нее:
— Ну и кто из нас теперь ведет себя незрело?
— Ничтожество! — Лотти показала ему язык. Наверное, это уже чересчур, но ей так понравилось препираться с ним. Ее переполняло восхищение. Никогда в своей жизни она ни с кем не ругалась. А может, ей стоило это делать? Так здорово для разнообразия постоять за себя!
Его глаза потемнели.
— Даже не пытайся спровоцировать меня на оскорбления, потому что я знаю гораздо больше красочных эпитетов, чем ты.
Он протащил ее по фойе отеля, грубо игнорируя подобострастных слуг, пытавшихся заговорить с ними, и нажал на кнопку вызова лифта. Словно не осмеливаясь спорить, двери тут же открылись. Втащив Лотти внутрь, Лукка притиснул ее к стене и прижался к ее рту губами. Это было ничем не похоже на их первый поцелуй. Это был поцелуй не соблазнения, но наказания. Казалось, долго сдерживаемая ярость наконец смогла прорваться и теперь перетекала в нее невероятным жаром.
Каким-то образом ее руки оказались у него на шее, она прижалась к нему так плотно, что почувствовала мощь его эрекции. Лотти ощутила привкус крови и поняла, что вместо того, чтобы попытаться сбежать, она поцеловала Лукку в ответ, да так, словно это был последний поцелуй в ее жизни. Страсть, которая пронизывала ее всю, пугала, выходила из-под контроля. Это была дикая, примитивная ее часть, которой она боялась, но которую не могла больше сдерживать. Желание текло по венам огненной рекой. Его горячее дыхание со вкусом кофе смешивалось с ее, в воздухе витал эротический мускусный аромат возбуждения. По коже Лотти бежали мурашки, она стонала в предвкушении.
Лукка раздвинул ее ноги, одним резким движением давая понять, что может сделать с ней, и Лотти вскрикнула. Но внезапно он с тихим проклятием оторвался от нее и отошел к противоположной стене лифта. Их взгляды встретились, в его глазах читалось напряжение и отвращение к себе.
— Мне жаль. — Казалось, ему физически больно произносить эти слова. — Это было непростительно.
Лотти нерешительно дотронулась кончиком языка до маленькой ранки на нижней губе и увидела, как Лукка проследил взглядом за ее движением. Она не была готова простить его. Она злилась на него не из-за поцелуя, а из-за того, что он понял, насколько она беззащитна перед ним.
Сражение с ним сравнимо с соревнованиями по фехтованию с прутиком вместо рапиры.
Патетика. Это была сплошная патетика.
Двери лифта открылись, дав ей отличную возможность сбежать, и Лотти вышла из кабины с прямой спиной и расправленными плечами. Это был бы идеальный демонстративный жест, если бы по дороге она не споткнулась о ковер.