Уроки вежливости для косолапых

Глава 44. Кто хозяин положения?

— Прости, — произношу одними губами.

— За что? — Буров удивленно вскидывает брови.

— За то, что я сказала утром.

Он ничего на это не отвечает, только смотрит внимательно, словно вчитываясь в каждую мою эмоцию.

— Пойдем, — заключает наконец.

Я киваю, позволяя взять меня под руку и помочь забраться в машину.

— Ты вернулся, — не спрашиваю, просто констатирую очевидный факт.

— А не должен был? — Миша усмехается, не сводя глаз с дороги.

Внешне он выглядит вполне спокойным, будто ничего и не произошло вовсе, но я нутром чувствую, что утром его обидела сильно. Он ведь в самом деле не давал повода делать столь резкие, преждевременные выводы.

— Не знаю, я думала, ты… не важно, — замолкаю, ругая себя мысленно.

Вот ведь вроде взрослая женщина, а веду себя как девчонка глупая.

Буров, видимо, считает так же, потому что никаких комментариев с его стороны не следует.

Всю дорогу мы едем молча, и я даже не спрашиваю, куда именно мы направляемся.

Лишь на мгновение я задумываюсь о том, чтобы поинтересоваться, но так же быстро отметаю эту идею. Какая разница? В конечном счете мне совершенно все равно, если он будет рядом.

Едва заметно улыбаюсь своим мыслям и настороженно кошусь на сосредоточенного Бурова.

Не заметил.

Только когда мы наконец въезжаем на территорию какого-то частного сектора и подъезжаем к высоким воротам, я решаюсь озвучить вопрос.

— Это твой дом?

— Да, — все так же невозмутимо.

Я больше ни о чем не спрашиваю, только чувствую, как потеют ладони.

— Миш, — окликаю его неуверенно, когда он загоняет машину во двор.

— Мм?

— Ты уверен, что это хорошая идея? — останавливаюсь посреди тропинки, ведущей ко входу в дом.

Понимаю, насколько глупо звучит мой вопрос, но ничего не могу с собой поделать. Одно дело моя квартира, или квартира, в которой случилась наша первая с ним ночь, и совсем другое — его собственный дом.

Дом, в котором он живет с ребенком.

— А почему нет?

Пожимаю плечами, не зная, что ответить на, казалось бы, такой простой вопрос.

Миша только вздыхает, потом кладет ладонь на мою поясницу и молча подталкивает ко входу.

Не успеваю я переступить порог, как из-за угла появляется взъерошенный и явно довольный Саша.

— О, Марина Евгеньевна, здрасьте.

— Привет, — улыбаюсь мальчугану.

— Класс, это че, у нас сегодня будет вкусный ужин? — с детской непосредственностью уточняет Сашка, пока я топчусь у входа.

— Ужин у нас сегодня будет из ресторана, — за спиной раздается голос Миши, — а ты не борзей, ты уроки сделал?

— Да я делаю как раз, — Саня отводит взгляд и я понимаю, что ни черта ни за какие уроки он еще даже не брался.

— Вот иди и делай.

— А я может с Мариной Евгеньевной хочу поболтать.

— С Мариной Евгеньевной ты наговориться еще успеешь, иди, говорю, домашку делай.

Саша вздыхает, но не перечет.

— Ладно, — соглашается неохотно, — а вы останетесь? — переводит взгляд на меня.

Я же в свою очередь, не зная, что ответить, смотрю на Мишу.

— Естественно она останется, — отвечает Буров в свойственной ему грубоватой манере.

— Класс, ладно, я тогда пока пойду.

Видимо, быстро сообразив что к чему, Саша испаряется из поля зрения так же быстро, как и появился.

— Чего стоим? — вопрос явно предназначается мне.

Я только глупо улыбаюсь и качаю головой. Вежливость и Буров — вещи не всегда совместимые, а порой — прямо противоположные. Снимаю пальто и у меня его тут же забирают. Продолжая улыбаться и старательно прячу эту идиотскую улыбку, разуваюсь быстро и, вдохнув побольше воздуха, поворачиваюсь лицом к Мише.

— Можно мне руки помыть? — интересуюсь осторожно.

— Нужно.

Иду вслед за ним, по пути осматриваюсь, отмечая про себя вполне скромную обстановку.

Миша доводит меня до ванной, открывает дверь, жестом пропускает вперед. Мне его молчание приходится не слишком по душе, но я отчаянно отмахиваясь от дурных мыслей.

Однако, как ни стараюсь не накручивать себя, никак не могу избавиться от мысли, что вот-вот непременно разразится гром.

Быстро помыв руки, беру протянутое мне полотенце и жду, пока Миша проделает то же самое.

— Пойдем, — закончив, приказывает коротко.

Почти незаметно кивнув, следую за ним в спальню. Комната по сравнению с моей кажется просто огромной и я на мгновение просто застываю на месте, осматриваясь.

— Держи.

Задумавшись, не сразу осознаю, что Миша протягивает мне какие-то вещи.

Перевожу на него вопросительный взгляд.

— Это мои, великоваты, но другого нет.

— Не надо, все нормально.

— Марин, давай ты сейчас не будешь мне перечить, переоденься, неудобно же.

Беру из его рук одежду и медлю. Глупо, конечно, стесняться, но ничего не могу с собой поделать.

— Тебе помочь? — он усмехается.

Успев снять свитер, поворачивается ко мне и я по его взгляду вижу, что помочь он очень даже не против.

— Миш, — произношу осевшим голосом и делаю шаг назад.

Пячусь, комкая в руках одежду до тех пор, пока не упираюсь в преграду в виде кровати.

— Миш, там же…

— Раздевайся, Мариш.

— Саша…

— Он на втором этаже, и без разрешения сюда никогда не войдет.

— Но…

Я очень стараюсь ухватиться за остатки уплывающего здравого смысла, но и они бесследно растворяются в тот момент, когда выхватив у меня из рук свои же вещи, Буров откидывает их в сторону.

Словно под действием гипноза, я облизываю губы и дрожащими руками снимаю пиджак.

На этом выдержка Меши окончательно летит к чертям, примерно туда же летят остатки моей одежды и я даже опомниться не успеваю, как оказываюсь в одном белье, прижатая к матрацу.

— Ты с ума сошел, там же ребенок.

— Он уже большой.

— Миш…

— Тшшш.

Я сдаюсь, понимаю, что неправильно это и поговорить нужно сначала, да и Сашка там наверху, но не могу заставить себя остановиться, а этот медведь напористый бесстыдно моей слабостью пользуется.

— Запомни, Мариша, — он вдруг резко останавливается и убирает руки.

Расставляет ладони по обеим сторонам от моего лица и ухмыляется самодовольно.

Клянусь, я готова вцепиться ногтями в его физиономию, потому что этот гад явно решил отыграться за утро, и понимаю я это только сейчас. Меня практически трясет от напряжения, тело требует продолжения, а он развлекается.

— Я тебя сейчас прибью, — цежу сквозь зубы, одновременно пытаясь свести бедра, но этот медведь нахальный не позволяет, конечно.

В ответ на мою угрозу он только хмыкает и, продолжая опираться на одну ладонь, второй сжимает грубо мою грудь, дразнит.

— Хватит, пусти.

Он не отпускает, только наклоняется к моему лицу, прижимается к губам и целует жадно, проталкивая свой язык мне в рот и показывая, кто из нас двоих тут хозяин.

— Еще раз скажешь мне нечто подобное, — шепчет, прекратив терзать мои губы и в то же время проникая пальцами под резинку трусиков.

Я дергаюсь, снова делаю попытку свести ноги, но он лишь усиливает напор, сильнее прижимает меня к постели, дразнит то останавливаясь, то возобновляя движения.

— Буров, я… я тебя…

— Чтобы я больше не слышал о принятых за меня решениях, это понятно, Марина Евгеньевна? — он снова останавливается, издеваясь.

— Ты… ты просто…

— Хочешь, чтобы я продолжил?

Я чисто из вредности стискиваю зубы и молчу, потому что понимаю, чего этот гад бесстыжий добивается.

— Так мне продолжать? — ухмыляется, едва двигая подушечками пальцев.

— Да ты…

— Продолжать?

— Да! — я не выдерживаю, дергаясь в попытке хоть немного усмирить разгоревшееся между ног пламя.

— Тогда повторяй: обещаю, я больше никогда не буду решать за тебя.

— Миша…

— Повторяй, или я сейчас остановлюсь.

— Я больше никогда не буду принимать решения за тебя.

— Я не буду пытаться скрыть наши отношения.

— Не буду, да я… да уже и так все знают, Миш, ну хватит, я все поняла, — хнычу, готовая умолять его продолжить.

В какой момент я успела превратиться в помешанную на сексе нимфомантку?

— Пожалуйста…

— Ладно, сойдет, — усмехается гад и убирает руку.

Я уже собираюсь возмутиться и высказать ему все, что думаю о его варварских методах, когда он отталкивается от матраца, слезает с кровати и, схватив меня за лодыжки, резко притягивает к краю.

— Нет, Миш, не надо… — теряюсь, резко догадавшись, что он собирается делать.

Снова!

— Тихо.

Я сдаюсь, просто прячу лицо в ладонях и со стоном выгибаюсь в пояснице в ответ на прострелившее тело удовольствие.

— Миша…

Окончательно потеряв всякий контроль над собственным телом, я лишь сжимаю в ладонях гладкое покрывало и извиваюсь, бесстыдно постанывая и задыхаясь. В последний момент успеваю стиснуть зубы и прижать ладонь к губам прежде, чем мир разлетается на тысячи осколков. В ушах звенит приглушенный стон, откуда-то издалека доносится довольный голос Бурова. Еще одно движение языка обрушивается на меня оглушительной волной наслаждения.

Меня все еще серьезно потряхивает от пережитого секундой ранее оргазма, тяжелые веки не желают размыкаться, но я чувствую, как рядом, поскрипывая, прогибается матрац.

Горячее дыхание опаляет кожу рядом с ухом.

— Это демо-версия, Мариш, ночью будет полная.

— Ты просто ужасен, — смеюсь, пряча смущение в ладонях.

— Я надеюсь, Марина Евгеньевна, вы усвоили урок?

С трудом заставляю себя отнять от лица руки и открыть глаза.

Поворачиваю голову, смотрю на Бурова, теряюсь на мгновение под давлением его внимательного и, несмотря на улыбку, слишком серьезного взгляда.

— Миш…

— Я тридцать шесть лет, Миша, а тараканов из твоей головки пора вытрахивать.

— Ты хотел сказать вытряхивать?

— Нет, Мариша, я хотел сказать то, что сказал, именно вытрахивать.

— Тебе бы тоже не помешали уроки этикета и вежливости, ты знаешь?

— Так с тобой я вежлив, а вот с твоими тараканами…

Он не договаривает, посмеиваясь тянет меня на себя и я, не успев опомниться, оказываюсь намертво прижатой к широкой медвежьей груди.

— Так почему ты вернулся? — я не знаю, зачем снова завожу этот разговор, но вопрос сам срывается с языка.

— Я и не планировал не возвращаться, — он пожимает плечами и проводит ладонью по моим волосам, — просто дал тебе несколько часов на то, чтобы ты обдумала свои слова и поняла, насколько они абсурдны.

— Боюсь, твой план бы с треском провалился, — усмехаюсь, — если бы не Тонька… до меня долго доходит, — кладу голову ему на грудь и так спокойно становится.

— А Тонька у нас?

— А Тонька у нас подруга, и по совместительству Антонина Сергеевна, математичка… Одна из.

— Антонина, значит, надо бы этой Антонине премию выписать.