Глава 12

Если бы Эллиот не потерял полностью счет времени, то знал бы, что прошло уже двое суток с тех пор, как сатана поднялся из преисподней и с грохотом открыл свой мерзкий ящик с инструментами. Эллиот понимал лишь одно: подручные сатаны, зажав его голову в тиски, безжалостно вбивают в нее клинья кузнечными молотами. Тем временем еще одна бригада нечистой силы обрабатывала зубилами его виски. Вся эта деятельность вызывала адскую боль. Однако ни в какое сравнение с этой болью не шли мучения, которые причинял луч света, упавший на лицо.

— Вставай, лежебока! — проворчал сэр Хью, рывком раздвинув тяжелые бархатные занавески полога. — И ради Бога, перевернись на другой бок. Ты совсем запутался в этих чертовых простынях, удивительно, как не задохнулся.

Эллиот заставил себя чуть-чуть приоткрыть один глаз.

В изножье его кровати стоял Мэтью Уинтроп, энергично постукивая по деревянной спинке своим кулаками.

— Подъем, Спящая красавица! — пророкотал Уинтроп. — . Нам пришлось войти без разрешения, потому что ты даже не откликнулся, когда мы вежливо постучали в дверь.

Словно по волшебству, из недр преисподней материализовался серебряный поднос с хрупкой чайной чашечкой на нем. Эллиот со стоном перекатился на другой бок.

Стало лучше, но не совсем. Кровать, сделав парочку оборотов по комнате, наконец остановилась.

— Что за снадобье ты тут приготовил, Кембл? — спросил Уинтроп. — Заварил собачью шерсть?

— Никак нет, майор, — ответил камердинер Эллиота. — Это мое специальное средство от похмелья, — с гордостью заявил слуга. — Выпейте это, милорд, будьте умником.

Эллиот с трудом приподнялся на локте и храбро осушил чашку. Организм отреагировал моментально. К счастью, Кембл держал наготове ночной горшок.

— Побойся Бога, Кембл! — заорал Уинтроп, проворно отскакивая в сторону. — Это ты называешь лекарством? Да ты посмотри на него — краше в гроб кладут!

— Да уж, — проворчал сэр Хью, взирая на весь этот кавардак с противоположной стороны кровати. — Ни одна девчонка в Англии не стоит того, чтобы терпеть из-за нее такие муки, мой мальчик. А теперь, Кембл, давай-ка поднимем его и усадим в большое кресло с подголовником. Надеюсь, он с него не свалится.

— Нет! — взвыл Эллиот, чувствуя, что его поднимают с кровати, волокут по пушистому ковру и усаживают в кресло. — Убирайся из моего дома, Хью, никчемный сукин сын! А ты уволен, Кембл! Черт бы вас побрал!

— Ах, какое заманчивое предложение! — в притворном восторге воскликнул Кембл. — Тем более что сегодня утром вы та-акой душка.

Майор Уинтроп сочувственно поцокал языком и подставил ему под ноги банкетку.

— А ты не прикасайся ко мне, Мэг, неблагодарная свинья!

— Если человек может так ругаться, значит, он на пути к выздоровлению, — громким шепотом заметил Хью.

— Не желает ли кто-нибудь кофе? — бодро осведомился Кембл.

Четверть часа спустя Эллиот был почти уверен в том, что выживет, но это его ничуть не радовало. В течение последних лвух дней он всеми силами пытался убить себя и был очень озадачен, поняв, что это ему не удалось, несмотря на то что ужасную агонию он уже пережил. А сейчас у него перед глазами суетились ливрейные лакеи, которые готовили ванну. Уинтропу всеми правдами и неправдами удалось влить в него две чашки крепкого кофе. Кембл раскладывал его одежду. Значит, Эллиоту, судя по всему, придется не только жить, но и принимать ванну, одеваться. Такая перспектива приводила его в уныние.

У него за спиной служанка энергично приводила в порядок комнату после его попытки самоубийства. Звон бутылок, которые она собирала по всей комнате, мучительной болью отзывался в голове Эллиота. Вскоре служанка закончила уборку, и Кембл выгнал из комнаты слуг, суетившихся вокруг огромной медной ванны. От воды поднимался пар. Эллиот даже не сопротивлялся и не ругался, когда Кембл и Хью стащили с него сорочку, штаны и бросили его в ванну.

Мэтью Уинтроп стоял рядом и, уперев в бока руки, пристально рассматривал своего друга.

— Клянусь, Эллиот, пить в течение двух дней — это не твой стиль. Все, что тебе сейчас надо, старина, — это хорошенько знающая свое дело проститутка. Только не говори мне, что все еще горюешь по своей актрисе!

Эллиот с горечью рассмеялся:

— Если бы все было так просто, Уинтроп!

Майор озадаченно приподнял бровь и красноречивым жестом обвел кавардак, все еще царивший в комнате.

— Уверен, здесь без юбки не обошлось, — заявил майор, но Эллиот лишь покачал головой и еще глубже погрузился в воду.

— Поступай как знаешь, Рэннок, — сказал Уинтроп, — но у тебя присутствуют все признаки человека с разбитым сердцем. Это тем более удивительно, что никто из нас и не подозревал, что у тебя есть сердце.

— Ах, Мэт! — пробормотал Эллиот, мрачно усмехнувшись. — Очень сведущий в этих вопросах человек заявил мне, что у меня нет не только сердца, но и порядочности моральных принципов и чести.

— Будь я проклят, — проворчал сэр Хью, допивая кофе, — если это не та самая деревенская девчонка из Эссекса!

— Твоя загадочная любовница? — встрепенулся Уинтроп. — Кто же она такая, Эллиот?

— Шерше ля фам! — певучим голоском произнес Кембл из смежной комнаты. — От них одно беспокойство. Я это давно говорил.

Не обратив внимания на его слова, Эллиот опустил лицо в воду и, отплевываясь, снова появился над поверхностью.

— Она племянница Трента, — произнес он. — Что за дьявольское невезение!

— Ну и дела! — изумленно воскликнул Уинтроп. — Значит, у старого Трента была внучка? И ты с ней завел шашни? С благовоспитанной леди, а не с деревенской прелестницей?

— Я и не знал, что их родословная по этой линии не оборвалась, — пробормотал себе под нос сэр Хью, — если не считать маменькина сынка Стивена.

— Ты ошибся, — мрачно промолвил Эллиот, — есть еще две внучки и внук. Это дети Максвелла, младшего сына старого лорда.

— Максвелла? — задумчиво повторил Уинтроп. — Гм-м… я помню только Фредерика, он был храбрым солдатом. Погиб, кажется, в Бусако.

Фредерик. Португалия. Побочное дитя аристократа. Эллиот вдруг осознал, что правда лежала на поверхности и он бы все понял, если бы задумался. Много ли в Англии дворянских семейств по фамилии Стоун? Наверное, не больше двух десятков, но ему и в голову не пришло воссоздать из кусочков полную картину.

— Да, я помню Макса Стоуна, — пробормотал Хью. — Парень занимался живописью или какой-то другой чепухой. Тридцать лет назад об этом было много разговоров. Кажется, его мачеха запретила ему поступать в — как там ее называют? — Королевскую Академию искусств. Парень да ушел из дома и уехал то ли в Италию, то ли в какое-то другое место. Но он же умер…

— Умер, — сказал Эллиот, — но только в Эссексе и всего несколько лет назад.

Уинтроп тяжело вздохнул:

— Черт возьми, Эллиот! Чем ты думал? Завести интрижку племянницей Джанет! Ты меня удивляешь. Сэр Хью энергично хлопнул себя по колену.

— Молодчина, мой мальчик! Пусть они теперь попрыгают, хотел бы я видеть физиономию старой мегеры Гонории, когда она разгадала хитроумность твоего плана.

— Я видел это своими глазами, дядюшка, и, уверяю тебя, зрелище было не из приятных, — сказал Эллиот, — кстати, никакого плана не было. Я даже не знал, кем является эта молодая леди.

— Правдоподобное объяснение, мой мальчик, — сказал сэр Хью, хлопнув ладонью по подлокотнику. — Его и придерживайся.

— Послушай, Хью! — сердито воззрился на него Эллиот. — Я действительно ничего не знал!

— Но почему же она… — Уинтроп замолчал, не закончив фразу, остановленный сердитым взглядом Эллиота.

— Я не знаю. Но достаточно сказать, что я не открылся ей, не назвал своего полного имени.

— Иисусе Христе, Рэннок! Но ведь ты не… — У майора не хватило слов, чтобы задать вопрос.

— Да, черт возьми, да! — с горечью ответил Эллиот. — Разумеется, я это сделал. Что еще можно ожидать от такого законченного мерзавца, как я, Мэт? Конечно, я не мог остановиться.

— Силы небесные! — пробормотал Уинтроп. — Что же теперь будет?

— Очевидно, теперь уже не будет ничего. И должен сказать вам, джентльмены, что тот болван, который назвал женщин слабым полом, наверняка не встречался с этой женщиной. Мне повезло, что я остался жив, когда она узнала, кто я такой.

— Узнала? — воскликнул Хью. — Боже мой, неужели она знает, кто ты такой?

— Узнала, — пробормотал Эллиот. — Но не тревожься дядюшка. Она не намерена поддерживать отношения с маркизом Рэнноком. Ее семейство считает меня мерзким, жестоким чудовищем.

— Ну, достаточно утренних задушевных разговоров джентльмены, — решительно прервал их Кембл. — Вынимайте из ванны его искалеченные ягодицы, и я в мгновение ока побрею, одену и приготовлю к выходу этого господина.

— К выходу? — простонал Эллиот, но было поздно, его бесцеремонно вытащили из воды.

— К выходу, — решительно подтвердил Уинтроп. — Мы не будем стоять в стороне и равнодушно наблюдать, как ты убиваешь себя спиртным из-за женщины.

— Вот именно, — добавил сэр Хью. — В клубе сегодня делают ставки на победителя в матче между О’Коннелом и Дженнингсом. Спорт и немного свежего воздуха — это то, что нужно, мой мальчик!


От унизительных высказываний сэра Хью в адрес Гонории Стоун у нее должны бы, кажется, гореть уши, тем не менее старая мегера сидела как ни в чем не бывало в кресле посреди библиотеки Эванджелины, очень довольная собой, чувствуя собственное моральное превосходство и считая себя вправе поучать всех не столь высокоморальных людей, в том числе и свою заблудшую внучку.

Вдовствующая графиня тщательно расправила складки на черной бомбазиновой юбке и аккуратно положила на колени черный ридикюль.

— Благодарю вас, мисс Стоун, за то, что согласились принять меня. Я была очень рада узнать, что мы обе желаем добра Майклу.

Эванджелина исподтишка окинула вдову своего деда недоверчивым взглядом. Как она и предсказывала, эта дама появилась здесь нынче утром, но без своих приспешников, причем демонстрируя нетипичное для нее почтение, которое противоречило неприязненному выражению ее глаз. Сегодня вдовствующая графиня была любезна. Даже сердечна. «Наверное, многое у нее поставлено на карту, если она устроила такое представление», — подумала Эванджелина.

Тонкие губы леди Трент сложились в напряженную улыбку.

— Я вижу, что вы настроены очень решительно, моя дорогая. Но умоляю, подумайте о Майкле и о многочисленных привилегиях, которые ваш дядя и я могли бы ему предоставить.

— Если бы вы захотели обеспечить моего брата, то давно сделали бы это, — сказала Эванджелина. — А кроме того, я боюсь, что Майклу было бы несладко жить под вашим попечительством, потому что он рос, окруженный заботой и вниманием, ему прививалась любовь к искусству.

Графиня прищурила глаза и сложила на коленях узкие, затянутый в перчатки руки.

— Если вы утверждаете, что желаете добра своему брату, мисс Стоун, то объясните, какие отношения связывают вас с маркизом Рэнноком. Не думаю, что он подходящая компания для такого нежного мальчика, как Майкл. — В ее взгляде мелькнуло и тут же погасло что-то похожее на отчаяние.

Эванджелина вдруг начала кое-что понимать. Этот визит был связан не с Майклом, а с Эллиотом. Было совершенно ясно, что леди Трент не терпится получить какую-то информацию. И еще Эванджелина чувствовала, что за внешней любезностью скрывается едва сдерживаемая ярость. Поэтому Эви, вздернув подбородок, придала своему взгляду полное безразличие.

— Благодарю вас, миледи, за заботу. Смею вас заверить, что мои отношения с лордом Рэнноком никоим образом не отразятся на Майкле.

— Чрезвычайно приятно это слышать. На днях я была свидетелем того, как он называет вас уменьшительным именем, а это подразумевает неподобающую фамильярность. — Леди Трент деликатно отхлебнула глоточек кофе.

— Осторожнее, миледи, — тихо предупредила Эванджелина. — Вас примут под крышей этого дома, когда бы вы ни пожелали навестить нас, однако я не потерплю никаких оскорбительных намеков ни в свой адрес, ни в отношении его светлости.

Леди Трент вскинула треугольные брови.

— Дорогая девочка, можете быть уверены, что ничто из сказанного мною не ухудшит репутацию Рэннока! Более того подробного рода высказывания о собственной персоне доставляют ему удовольствие.

Эванджелина, глядя в глаза леди Трент, отважно заявила.

— Мне почти ничего не известно о репутации его светлости, но, уверяю вас, я не принадлежу к числу его завоеваний.

Графиня с грохотом поставила на стол кофейную чашку. И было заметно, как у нее дрожат пальцы.

— Если вы вздумаете использовать его против нас, мисс Стоун, то быстро поймете, кто кого использует. Он никогда на вас не женится.

— Вы так думаете, миледи? — спросила Эванджелина, притворившись святой невинностью. — Но ведь он предлагал мне выйти за него замуж. Причем не раз. — Заметив, как побледневшее лицо леди Трент постепенно багровеет, Эванджелина поспешила успокоить свою совесть. Ведь он действительно предлагал ей выйти за него замуж, не так ли? Пусть даже он делал это не всерьез, но ведь это было.

— Полно вам, мисс Стоун! Неужели вы этому поверили? Этот человек совращает невинных. Что еще ему нужно от вас?

Эванджелина вновь наивно подняла брови и округлила глаза. .

— Не может быть, миледи! Уверяю вас, он вел себя как подобает джентльмену — очень благородно!

Ужас, отразившийся на лице леди Трент, лишь подтвердил подозрения Эванджелины.

— Мисс Стоун, если он всерьез предлагал вам выйти за него замуж, то этому может быть лишь одно объяснение: Рэннок пытается взять контроль над судьбой моего наследника… то есть наследника моего пасынка.

— Мне кажется, миледи, что он не знал, кто я такая, когда мы впервые встретились, — мило поведала Эванджелина. У нее возникли кое-какие угрызения совести. Но в данном случае ложь была необходима.

— Дорогая девочка, неужели ты такая безмозглая, что веришь всему этому вздору? Ты думаешь, что если спряталась в этой деревне в двадцати с небольшим милях от Лондона, то Рэннок не мог без труда узнать о твоем сущетвовании? О разрыве Макса Стоуна со своей семьей много говорили в свете.

— Но это было тридцать лет назад. Моего отца помнят благодаря его работам, а его связь с графством Трент давно предана забвению.

Вдовствующая графиня презрительно фыркнула.

— Полагаю, вы не знакомы с дядюшкой Рэннока, сэром Хью Бенэмом? Оба они мерзкие распутники, мисс Стоун, и в приличном обществе их почти не принимают. — Глаза ее злобно сверкнули. — Наверное, миссис Уэйден рассказывала вам о печальной судьбе молодой леди, которую Рэннок соблазнил и бросил? Она, как известно, умерла.

Эванджелина торопливо опустила глаза, не желая, чтобы леди Трент заметила боль и отчаяние в ее взгляде. Она знала, что это не вымышленная история. Леди Блэнд написала в одном из своих писем об этом случае вскоре после того, как Рэннока подстрелили в спальне у леди Джанет. И как ее угораздило влюбиться в такого человека? — подумала Эванджелина. Но это случилось, и, пока леди Трент продолжала свою суровую обличительную речь против Эллиота, Эванджелина успела взять себя в руки.

— У Рэннока нет совести, — продолжала графиня. — Не забудьте о том, что он соблазнил и унизил вашу тетушку. Поговаривали даже, что он забавы ради доводил до разорения молодых джентльменов, чтобы отобрать у них любовниц.

— Откуда вам все это известно, миледи? — спросила Эванджелина.

— Он даже не пытается скрыть свои похождения, мисс Стоун. У него нет ни капли стыда. Он хвастает своей незаконнорожденной дочерью, мать которой была какой-то танцовщицей. Говорят, он частенько пьянствует ночь напролет, а наутро стреляется на дуэлях.

— Это все старые байки, миледи, — тихо сказала Эванджелина. — Возможно, его светлость решил теперь изменить свой образ жизни.

— Старые байки? — воскликнула вдовствующая графиня. — Как вы наивны, дитя мое! Всего две недели назад он был ранен в плечо! Лорд Крэнем вызвал его на дуэль из-за женщины.

«Рана на плече Эллиота! Он стрелялся из-за женщины! Эванджелина тихо охнула, но графиня ее услышала.

— Естественно, вас это шокирует, мисс Стоун, однако этс еще не самое худшее, потому что на прошлой неделе была найдена убитой его любовница.

— Его… любовница? — запинаясь, переспросила Эви.

— Вот именно. Актриса театра «Друри-Лейн». Он перекупил и увел ее в прошлом году из-под носа лорда Кливингтоца и широко афишировал эту связь. По правде говоря, она и актрисой настоящей не была, а так, рыжеволосая девка из трактира. Но несколько недель назад она по собственной глупости публично поскандалила с ним. А теперь ее нашли мертвой. По слухам, она была задушена, причем именно тем колье, которое подарил ей Рэннок.

Эванджелина давно уже усвоила, что каждая история имеет лицевую и оборотную стороны, однако с какой стороны ни смотри на скандалы, связанные с Рэнноком, маркиз выглядит в них человеком абсолютно безнравственным. Однако она решила скрыть свои сомнения, чтобы не доставлять удовольствия графине Трент.

— Извините, мадам, но я вам не верю, — сказала она, хотя голос ее звучал не очень убедительно.

— Вот как? — усмехнулась леди Трент. — В таком случае спросите его самого. Насколько я знаю Рэннока, он не станет этого отрицать. А еще лучше, напишите своему опекуну мистеру Уэйдену. Он наверняка в курсе, потому что об этом говорит весь Лондон.

— Дядюшку Питера не интересуют сплетни, — холодно сказала Эванджелина.

— Правда? В таком случае пусть позаботиться о ваших правовых проблемах. Я честно предупреждаю вас, мисс Стоун, если в ближайшее время наследник Трентов не окажется под моей крышей, где позаботятся о его воспитании в духе самых высоких моральных принципов, вам и Питеру Уэйдену придется дорого заплатить за это. Закон, уж вы мне поверьте, будет на моей стороне.

С этими словами вдовствующая графиня, сделав свое черное дело и причинив столько зла, сколько какая-нибудь злобная старая ведьма может причинить, если повезет, за целый день работы, туго натянула на руки перчатки, взяла ридикюль и, пожелав своей внучке приятного дня, удалилась.


Эллиот знал, что, хотя состязание по боксу было почти наверняка нелегальным мероприятием, место его проведения ни для кого не было секретом. Лавочники, рабочие и джентльмены, несомненно, уже стекаются туда в надежде приятно провести время, заключая пари и предаваясь разгулу. При других обстоятельствах это могло бы стать весьма приятной вылазкой за город. Но не сегодня. Когда Хью давал своему кучеру указания, у Эллиота не хватило сил, чтобы возразить. Поэтому он позволил засунуть себя в экипаж, где сразу же скорчился от боли, прислонившись к бархатной подушке сиденья и моля о быстром избавлении от мук.

Не тут-то было! Когда они отъехали от Лондона на четыре мили, у него началась жестокая рвота, в результате которой он расстался с двумя чашками выпитого кофе. Все остальное время Эллиот был обречен терпеть, поэтому он решил не обращать внимания на пульсирующую боль в висках, урчание в желудке и своих шумливых, громогласных приятелей. Ему показалось, что прошло несколько часов, прежде чем экипаж перестал покачиваться, что означало прибытие в городок, где должен был проводиться матч. Хотя они приехали задолго до начала, улицы городка были забиты всеми видами транспортных средств — от высоких фаэтонов до оседланных клячонок. Толпа болельщиков, расположившихся вокруг импровизированного ринга, скандировала имя Пата О’Коннела, предрекая ему быструю победу над своим противником.

Усадив Эллиота под деревом, Уинтроп и Хью стали пробираться сквозь толпу в надежде занять местечко, с которого лучше виден ринг. Эллиот прислонился спиной к стволу и, надвинув на глаза шляпу, задремал. И проспал целый час, смутно ощущая шум и крики вокруг.

Наконец рев толпы разбудил его окончательно, и он увидел, что не только на ринге, но и вокруг него идет потасовка между болельщиками. Слышались крики: «а жульничает!» и «Разожми ему кулак, О’Коннел!» У некоторых уже кровоточили разбитые носы. На ринге, склонившись над противником, О’Коннел пытался разжать его кулак. Эллиот с облегчением заметил, что к нему бегут Хью и Уинтроп. Он с трудом поднялся на ноги.

— Что там произошло? — спросил он, потирая висок.

— У одного из боксеров в кулаке был зажат кусок металла, — объяснил Хью, — пора уходить отсюда. Там бушуют такие страсти, что скоро здесь будет неприятно находиться. Тут неподалеку есть трактир, бежим туда.

В небольшом трактире с узким пивным залом было почти пусто, но чисто и тихо. Эллиот и Хью уселись на скамью напротив двери, а Уинтроп пошел к широкоплечему приземистому кабатчику, чтобы сделать заказ.

Голова у Эллиота все еще болела, но желудок, кажется, успокоился. Уинтроп принес кружки с пивом. Взглянув на них, Эллиот почувствовал, что снова бледнеет.

— Ну, Рэннок, — обратился к нему майор, постучав пальцем по кружке, — рискни. Как говорится, клин клином вышибают.

Эллиот пробормотал что-то невнятное. Уинтроп прав. Он с осторожностью поднял кружку, отхлебнул и, с облегчением вздохнув, понял, что желудок спокойно принимает напиток.

— Кстати, где мы сейчас находимся? — спросил он, окидывая взглядом зал, быстро наполнявшийся посетителями.

— В Тоттнеме, — ответил Уинтроп.

Посетители все прибывали, слышались возбужденные голоса, в одном месте вспыхнула драка. Но широкоплечий кабатчик быстро попросил драчунов перенести во двор выяснение отношений. Дверь снова распахнулась. Эллиот не обратил внимания на вновь прибывших, которые застыли на пороге, лишь бросив на них безразличный взгляд. И… встретился с полными ненависти голубыми глазами Гаса Уэйдена. Позади него — Крейн, кучер Эванджелины, а рядом, глядя в пол и засунув руки в карманы, стоял Тео.

Боже милосердный… Тоттнем!

— Какой сегодня день недели? — хрипло спросил Эллиот. — Суббота, — ответил сэр Хью. — Почему ты спрашиваешь?

Взглянув в сверкающие гневом глаза Гаса, Эллиот почувствовал себя виноватым. А Тео даже не смотрел в его сторону, черт, это был тот самый матч, на который им так хотелось пойти, что они всячески уговаривали Эллиота отправиться с ними вместе. Эллиот вдруг рассердился: мальчикам здесь не место. В толпе болельщиков было много всякого сброда, и страсти каждую минуту грозили перейти в потасовку. Кучер Крейн едва ли был подходящим человеком, чтобы сопровождать детей. Уж если Тео так не терпелось побывать на этом матче, то надо было пойти с Эллиотом.

Неожиданно Гас направился к их столу. Эллиот взглянул на него, приподняв бровь.

— Не ожидал увидеть тебя здесь, Уэйден.

— Уверен, что не ожидали, Рэннок! — В голосе юноши послышалась неприкрытая враждебность.

— Послушай, Гас, я могу объяснить… все объяснить. Давай выйдем отсюда.

— Отправляйся хоть в преисподнюю, мерзавец! — холодно произнес Гас и, словно молния бросившись к нему, выбил ударом сапога стул из-под маркиза. Заторможенный двухдневным пьянством, Эллиот среагировал весьма вяло и сразу же распростерся на полу среди сапог и ножек стульев. Посетители перешептывались и вытягивали шеи, чтобы не упустить все детали начинающейся драки.

Уинтроп моментально поставил на ноги покачивающегося друга. В толпе недовольно заворчали, но он так грозно глянул в их сторону, что сразу же утихомирил недовольных. Тут подошел кабатчик и самым невозмутимым тоном посоветовал джентльменам вывести драчунов на улицу.

— С удовольствием! — рявкнул на это Гас и вышел, бросив злобный взгляд через плечо на Эллиота. Тот, поднявшись с пола, отряхнулся от пыли, нахлобучил шляпу и направился к двери.

Следом за ними хлынула толпа зевак. Гас Уэйден снял пиджак, бросил его на зеленую изгородь и круто повернулся к Эллиоту, уперев руки в худенькие бедра. Эллиот вплотную подошел к нему:

— Послушай, Уэйден. Я хотел бы поговорить…

Удар Гаса пришелся ему в подбородок. Голова Эллиота откинулась назад, шляпа слетела в грязь. Толпа одобрительно загудела. Начало сулило знатное зрелище. Мгновенно начали делать ставки «на большого» или «на молоденького».

— Я хочу поговорить. Я не хочу драться, — повторил Эллиот, наклоняясь за шляпой. Но Гас ударом сапога под ребра заставил его растянуться на земле.

Толпа взревела.

— Счет три — два! — крикнул кто-то, когда Эллиот неуклюже поднялся на ноги.

— В чью пользу? — кровожадно спросил сэр Хью. В этот момент Эллиот, получив удар в живот, снова рухнул на землю.

— Наверное, в пользу «молоденького», — ответил кто-то из толпы.

Эллиот вскипел справедливым гневом. Черт бы побрал их всех! Гас не желает слушать его объяснений, как не пожелала их выслушать Эванджелина, а дядюшка жизнерадостно подсчитывает очки в этой драке! Он поднял руку и блокировал следующий удар Гаса, другой рукой ударив его в живот.

Юноша охнул и едва удержался на ногах.

— Нет, — послышался голос из толпы, — наверное, счет в пользу «большого».

Гас быстро восстановил равновесие и приготовился нанести следующий удар. Эллиот сбросил пиджак и швырнул его в руки Хью. Словно два вошедших в раж петуха, Гас и Эллиот принялись ходить по кругу один возле другого.

— Не вынуждай меня делать это, Уэйден, — тихо предупредил Эллиот. — Пусть даже я только что вышел из двухдневного запоя, но я вдвое крупнее тебя.

— Надеешься одолеть грубой силой, Эллиот? — издевательски произнес Гас. — Не с ее ли помощью ты вынудил Эван…

— Заткнись, придурок! — взревел Эллиот, бросаясь на юношу.

Он нанес Гасу сильный удар, от которого оба они рухнули на землю, подняв облако пыли. Эллиот пригвоздил Гаса к земле я растянулся на нем.

Эви любила тебя, мерзкий распутник! — заорал Гас, пытаясь плюнуть снизу вверх в лицо Эллиота.

— Попридержи язык, черт бы тебя побрал! — прошипел Эллиот ему на ухо. — Я понимаю, что ты зол и, возможно, имеешь полное право злиться, но здесь не место произносить имя…

Неожиданно Гас изловчился и ударил его коленом в пах. Эллиот взревел от боли и скорчился, перевернувшись на бок. Гас, тяжело дыша, кое-как поднялся на ноги.

— Поднимайся, сукин сын, — прохрипел Гас, размахивая кулаками. Костяшки его пальцев уже посинели и распухли.

— Ладно, — прохрипел Эллиот, — разнеси меня в мелкие щепки, Уэйден, если тебе от этого станет лучше.

Он снова навалился на Гаса и они принялись кататься по грязному двору, рыча и шипя, словно пара дворняжек. В воздухе мелькали кулаки и локти, сверху оказывался то один, то другой. Наконец Эллиот снова пригвоздил Гаса к земле и смотрел на него сверху вниз сквозь мокрую от пота прядь волос, которая мешала ему видеть. Из носа Гаса текла кровь, и алое пятно быстро расплывалось по некогда белоснежной сорочке. Эллиот почувствовал приступ рвоты.

Он со стоном скатился с Гаса и, ухватившись за живот, извергнул в пыль выпитую кружку пива.

Неожиданно Гас тоже поднялся на колени и схватился за живот, но он, к возмущению Эллиота, расхохотался. Он хохотал! Смеяться, когда это честный кулачный бой между друзьями, — одно, а хохотать над человеком, который мучается от жестокого похмелья, — совсем другое дело! И, черт возьми, удар коленом в пах — это грязный, запрещенный прием!

Толпа зевак отхлынула и потекла в трактир. Было ясно, что бой закончился, судя по всему, ничьей.

— Черт бы тебя побрал, Уэйден, — проворчал Эллиот, с трудом поднимаясь на ноги и отплевываясь. Поставив на ноги Гаса, он потащил его в сторону конюшни. — Нам нужно урегулировать кое-какие вопросы, — бросил он через плечо последовавшим за ними Крейну, сэру Xью, и наиболее настойчивым зрителям. — С глазу на глаз, — прорычал он.

Толпа попятилась и быстренько рассосалась.

В конюшне, усадив Гаса на сено, он тяжело опустился рядом. Потом утер кровоточащий нос юноши и, проведя грязным рукавом сорочки по лбу, тяжело вздохнул.

— Послушай, Уэйден, — медленно произнес он, — ты должен помочь мне. Прошу, выслушай меня.


Эванджелина находилась в холле, когда в сопровождения Крейна и Тео по ступенькам, прихрамывая, поднялся Гас. Теперь кулачный боец ссутулясь сидел на кухонном стуле, широко расставив обутые в сапоги ноги и откинув на спинку голову.

— Правду говорят, мисс, что мальчишки всегда остаются мальчишками, — проговорила экономка миссис Пенуорти, снимая компресс с разбитой физиономии Гаса. Нос его распух и вдвое увеличился в объеме, а один глаз заплыл и почти закрылся. Экономка оценивающим взглядом посмотрела на его нос и изрекла: — Боюсь, что нос сломан. И нам потребуется сырое мясо, чтобы приложить к правому глазу.

Миссис Крейн, кухарка, сочувственно покачала головой и достала очередную салфетку, пропитанную отвратительно пахнущим снадобьем, кипящим в горшке. С помощью щипцов она распластала ее на фарфоровом подносе и тяжело вздохнула.

— Но мистер Робертс, то есть маркиз Рэннок, взрослый мужчина, миссис Пенуорти, — заявила Эванджелина. — Так же как и Гас, хотя он не желает этого признавать. — Она подняла с подноса салфетку, помахала ею в воздухе, чтобы остудить, и решительно приложила компресс к синякам Гаса.

Он выругался и попытался повыше поднять голову.

— Я знаю, что я взрослый, Эви. И считаю, что в данном случае ты отнеслась к Эллиоту несправедливо. Я прошу лишь выслушать меня.

— Несправедливо? — хрипло воскликнула Эванджелина. — Посмотрим, что ты скажешь о справедливости, когда вернется твоя мама и узнает, что ее сын дрался на трактирном дворе, словно какой-нибудь подонок. Да еще с кем, безнравственным негодяем, как Рэннок. Неужели тебе не знакомы элементарные правила приличия?

— Может быть, насчет драк вы и правы, — вставила свое во миссис Пенуорти. — Но называть этого милого мистера Робертса негодяем? Ну уж нет, это слово к нему совсем не подходит.

Миссис Крейн, стоя у плиты, громко вздохнула.

— В любом случае во всем виноват Крейн, — заявила она, поднимая глаза к потолку. — И что на него нашло? Потащить мальчиков на кулачный бой! Да еще в Тоттнем! Хорошо еще, что не случилось чего-нибудь похуже!

— К чертям Крейна! — проворчал Гас, сбрасывая компресс и с трудом поднимаясь со стула. — Я достаточно взрослый и сам знаю, что делаю! И Эллиот совсем не негодяй!

— Ты так думаешь? — прошипела Эванджелина, заглянув ему в глаза. — В таком случае как ты назовешь мужчину, который совращает, а потом бросает девушек? Который щеголяет своими любовницами, лишает наивных молодых людей состояний, полученных в наследство, и устраивает дуэли на потеху своим друзьям? — Эванджелина резко встряхнула Гаса, взяв его за воротник.

— Ложь! — прогнусавил в ответ Гас. — Мерзкие инсинуации! Кто, черт возьми, тебе это сказал?

— Леди Трент, — прошипела в ответ Эванджелина. — И теперь я считаю, что назвать его негодяем — мало!

В это время на пороге кухни появилась Фредерика.

— Это правда? — в ужасе спросила она и разразилась слезами. — Тео рассказывает правду? О том, что ты дрался с мистером Робертсом? Что вы били друг друга?

— Проклятие! — выругалась Эванджелина. — С меня довольно! Это последняя слеза, пролитая в Чатеме из-за этого мерзкого типа! Пора объяснить ему, что отныне он не смеет приближаться ни к кому из членов нашей семьи! — Она направилась к двери, а ей вслед неслись безутешные рыдания миссис Крейн и Фредерики.


Назвав кучеру адрес, который дал ему Гас, Эллиот вскочил в элегантный экипаж, который двинулся в сторону Вестминстера. Бросив шляпу на противоположное сиденье, он провел рукой по лицу, как бы прогоняя воспоминания о вчерашнем кошмарном происшествии. Его потрясла мысль о том что, будь он трезв, мог бы причинить юноше серьезные увечья. К счастью, он не был трезв, а поэтому почти позволил одержать над собой верх парнишке, который был вдвое меньше и вдвое моложе его. Сэр Хью и Уинтроп от души веселились, поддразнивая его, а он был в отчаянии, причем совсем не потому, что пострадала его гордость. Нет, у него щемило сердце.

Едва ли могло существенно улучшить ситуацию то, что потом Эллиот, стоя перед Гасом в конюшне, буквально умолял простить его и униженно пытался убедить юношу, что имел самые честные и благородные намерения. Он дошел до того, что поклялся в своей любви к Эванджелине и просил Гаса помочь ему. В результате тот в конце концов взглянул на него с сочувствием, похлопал грязной рукой по плечу и посоветовал повидаться с Питером Уэйденом.

Экипаж свернул с оживленной главной улицы в тихий переулок неподалеку от Мальборо-Хауса и остановился перед внушительным четырехэтажным особняком.

Несколько недель назад, к большому облегчению Эллиота, его личный секретарь Уилсон, наведя подробные справки, доложил, что Уэйден является опекуном Эванджелины, что это человек честный, на которого можно положиться, и что он стоит на страже интересов мисс Стоун. Эллиот лишь надеялся, что эти интересы включают замужество подопечной. Конечно, надежды было мало, но маркиз Рэннок никогда не боялся рисковать.

Не дожидаясь, пока кучер опустит ступеньки, Эллиот выпрыгнул из экипажа. Он преодолел одним махом шесть каменных ступеней, и дверь сразу же открылась перед ним. Ливрейный лакей пригласил его войти и, взяв визитную карточку, удалился, оставив его в просторном холле со сводчатым потолком. Стены были украшены великолепными картинами. Эллиот, теряя терпение, ходил туда-сюда то проявляя притворный интерес к живописным полотнам, то снова бросая взгляд на циферблат карманных часов. Наконец появился лакей и пригласил его следовать за ним.

Питер Уэйден оказался человеком лет шестидесяти, с умным и приятным лицом. Его безупречно подстриженные олосы серебрились сединой. На нем был красновато-коричневый пиджак отличного покроя, под которым виднелся элегантный серый жилет; из кармана жилета свешивалась длинная цепочка старинных часов. Он был похож одновременно на зоркую мудрую сову и на преуспевающего цюрихского банкира и, судя по всему, обладал педантизмом и точностью последнего.

Импозантный кабинет, совмещенный с гостиной, был обставлен дорогой мебелью, но без излишней роскоши. В одном его конце стоял письменный стол красного дерева, на котором не было ничего лишнего, кроме нескольких толстых книг в кожаных переплетах и новомодной ручки с металлическим пером. Уэйден встал и вежливо поклонился гостю. Судя по всему, его отнюдь не удивило появление маркиза Рэннока в его кабинете. Усадив Эллиота в кресло, он предложил ему рюмочку хереса.

Отказавшись, Эллиот сказал:

— Мистер Уэйден, поскольку мы с вами незнакомы, вы, наверное, захотите узнать, зачем я явился.

Питер Уэйден бросил на него проницательный взгляд из-под очков.

— Напротив, лорд Рэннок, я подозреваю, что знаю причину вашего визита, поскольку со вчерашней почтой получил бессвязное покаянное послание от моей невестки, которая, должен признаться, опасается худшего. — Уэйден говорил на правильном английском языке, но с сильным акцентом и, закончив, язвительно улыбнулся. Это было единственным внешним проявлением эмоций.

Эллиот чуть было по привычке не надерзил ему, но сдержался. Он виноват и обязан извиниться перед этим человеком.

— Похоже, миссис Уэйден избавила меня от унизительной необходимости излагать подробности моих отношений с вашей подопечной.

Уэйден только пожал плечами и, взяв графин с хересом снова предложил Эллиоту выпить. Тот покачал головой, и Уэйден налил рюмочку для себя, затем подошел к окну и, постояв немного, сказал:

— Благодарю вас за то, что вы набрались мужества и пришли сюда сегодня, однако полагаю, что нам не следует продолжать ни этот неприятный для вас разговор, ни ваш визит. — Уэйден посмотрел ему в лицо. — Насколько мне известно, если между вами имели место непозволительно близкие отношения, то большинство людей, занимающих такое же, как вы, положение, не потрудились бы зайти ко мне в подобных обстоятельствах. К сожалению, Эванджелина несет на своих плечах все тяготы своего аристократического положения, не получая при этом никаких преимуществ.

Эллиот поднялся с кресла и подошел к нему.

— Что именно вы имеете в виду, Уэйден? Это имеет какое-то отношение к Этьену Ленотру?

Уэйден усмехнулся уголком губ.

— Нет-нет, милорд. Я просто предложил Этьену приютить Майкла и Эванджелину в Суассоне, пока Уинни не зафрахтует судно, которое перевезет их пожитки в Гент. От него, конечно, не укрылся ваш интерес к Эванджелине. Однако сам он едва ли его разделяет. У него хватает проблем и без осложнений, связанных с любовными интрижками, как и у вас, милорд, если верить слухам.

Эллиот понял, что весть о смерти Антуанетты уже облетела город, но предпочел пропустить мимо ушей тонкий намек.

— Вам, должно быть, известно, что я скомпрометировал вашу подопечную. По крайней мере ее бабушка уверена в этом, и я считаю своим долгом поступить так, как подобает в таком случае. Однако мисс Стоун неопытна и не сознает всех последствий того, что произошло.

Питер Уэйден вновь посмотрел ему прямо в лицо.

— Напротив, милорд. Это вы многого не понимаете. Мы не принадлежим к вашей культуре и не живем всю жизнь по принятым у англичан правилам поведения.

— Значит, вы поощряете ее поведение? Уэйден решительно покачал головой:

— Ни в коем случае, милорд. Но и ваше поведение непростительно. Я, конечно, строго поговорю с Эванджелиной. Однако у нее своя голова на плечах, а я уже не являюсь ее опекуном, потому что она совершеннолетняя.

— Я предложил ей выйти за меня замуж, — печально сказал Эллиот и, к собственному удивлению, почувствовал, что глаза защипало от близости слез.

— Уинни об этом писала. Значит, Эванджелина вам отказала. Возможно, она поступила не совсем разумно. — Он окинул Эллиота оценивающим взглядом. — А может быть, и нет.

Эллиот возмутился. Что они все, с ума посходили, что ли? Уэйден обязан был либо потребовать, чтобы он женился, либо вызвать его на дуэль.

— Возможно, вы не поняли, мистер Уэйден? Я ее обесчестил, погубил ее репутацию.

— То есть помешали ей стать жеманной, безгрешной супругой какого-нибудь напыщенного англичанина? — с явной насмешкой воскликнул Уэйден. — Возможно, это очень важно для тех, кому нечем больше гордиться. Эванджелина — художник в подлинных фламандских традициях, и у нее большое будущее, уж поверьте моему опыту. Я уверен, что один опрометчивый поступок не помешает ей добиться успеха в более важных делах.

Как видно, Уэйден не относил его отношения с Эванджелиной к категории важных дел. На сей раз Эллиот не смог подавить возмущение.

— Послушайте, дружище! Разве вам не понятно? Эванджелина предпочла жить в Англии, где она является высокородной леди, внучкой пэра, сестрой будущего графа. Такая родословная накладывает тяжелые обязательства.

Уэйден, приподняв седую бровь, пристально посмотрел на Эллиота поверх края бокала.

— Если нормы жизни, принятые в Англии, придутся Эванджелине не по вкусу, она в любой момент может переехать на континент, милорд. А кроме того, предполагаемый наследник — это не то же самое, что прямой наследник. У нового графа Трента есть супруга, которая, как, очевидно вам известно, все еще находится в детородном возрасте. Может быть, она еще родит ему сына?

— Разве только если свершится чудо, — пробормотал Эллиот, сложив на груди руки.

К его удивлению, Питер Уэйден откинул назад голову ц весело рассмеялся.

— Вы правы, милорд, пожалуй, для этого потребуется чудо. Откровенно говоря, если ни вы, ни другие великосветские повесы не помогут миледи, то, по-моему, надежды на успех нет.

Эллиот чуть было не выругался при упоминании о Джанет Стоун.

— Учтите еще одно, Уэйден: я смогу сделать больше, чем спасти репутацию Эванджелины. Я смогу защитить Майкла от махинаций со стороны семейства его отца. Они не посмеют злить меня. К тому же вполне возможно, что Эванджелина ждет от меня ребенка. Мне это только что пришло в голову, но это, несомненно, может повлиять на ваше решение.

Питер Уэйден удивленно взглянул на него:

— На мое решение? Вы переоцениваете мои возможности, лорд Рэннок! Неужели вам показалось, что я мог бы заставить Эви выйти за вас замуж? — Он улыбнулся с явным сочувствием. — Нет, я не могу этого сделать, — тихо добавил он.

Мрлчание затянулось. Эллиот понял, что встреча подошла к концу.

— Спасибо, что уделили мне время, мистер Уэйден. Не смею вас больше задерживать. — Он направился к двери, но едва взялся за ручку, как Уэйден его окликнул:

— Скажите, лорд Рэннок, вы любите Эванджелину?

Чуть помедлив, Эллиот, отбросив всякую гордость, кивнул:

— Да, мистер Уэйден. Очень люблю.

— В таком случае вам, возможно, следует попытаться завоевать ее сердце. Может быть, вам удастся то, что не удалось другим. Если у вас получится, я с радостью дам свое благословение.

— Спасибо, мистер Уэйден, — сказал Эллиот и почувствовал, что краснеет. — Но боюсь, что мой непредумышленный обман лишил меня всякой возможности добиться успеха.

— Жаль, — произнес Питер Уэйден, допивая остатки хереса. — Возможно, мне следует поехать в Роутем-на-Ли и поговорить с вдовой моего брата? Уинни только кажется безмозглой курицей, на самом деле она не такая. Пожалуй, я так и сделаю. И с Эванджелиной побеседую. Я настоятельно посоветую ей пересмотреть ваше предложение. Это все, что я могу вам обещать, милорд. Эллиот открыл дверь.

— Мистер Уэйден, — произнес он, снова обернувшись через плечо. — Хочу, чтобы вы знали, что я предложил Эванджелине выйти за меня замуж до того, как мы… до того, как я ее… скомпрометировал, — робко сказал он. — Я и сам удивился, что сделал предложение, сэр, но я, черт возьми, имел и все еще имею самые серьезные намерения.

Загрузка...