Вскоре я понимаю, что серьезный недостаток моего плана – необходимость поговорить с Кэзом Сонгом наедине.
Потому что Кэз никогда не бывает один. Вообще.
Рано утром возле шкафчиков раздевалки я нахожу его в окружении по меньшей мере половины учеников нашей параллели, завороженных тем, как он разбирает свой рюкзак. Затем, на уроках, они усаживаются рядом с ним и иногда подходят к нему за помощью – это при том, что он далеко не отличник. Даже его прогулки в школьную столовую каким-то образом превращаются в групповые шествия: за ним по пятам следуют как минимум десять человек, предлагая угостить его обедом или пересказать сегодняшнее меню.
К концу физкультуры, пятого урока, я начинаю испытывать беспокойство.
Нет, отчаяние.
Поэтому, когда всех отпускают раньше и мы идем переодеваться, «благоухая» по́том и древним спортивным инвентарем, я облачаюсь в школьную форму так быстро, как только могу, собираю свои вещи и жду возле раздевалки для мальчиков.
Первыми выходят несколько парней с волосами, все еще мокрыми после душа (никогда не понимала, как парни вообще могут принимать в школе душ), и вздрагивают при виде меня. Я неловко машу им рукой.
– Не на что смотреть, – пытаясь выглядеть весело, заявляю я и отступаю в сторону, чтобы пропустить их. – Просто проходила мимо…
К моему безмерному облегчению, следующим появляется Кэз Сонг. Его волосы – не мокрые, а просто влажные – падают на лицо спутанными блестящими черными прядями, и на миг я вспоминаю, как он выглядел на экране прошлом вечером. Как он коснулся щеки той актрисы.
– Привет! – Мой голос звучит громче и выше, чем я рассчитывала, отражаясь от унылых кафельных стен вокруг.
Он замирает. Смотрит на меня.
– О, гляньте-ка! – говорит он наконец; губы его изгибаются во что-то слишком сдержанное, чтобы сойти за улыбку. – Это моя не-фанатка.
Я подавляю дрожь и продолжаю, как будто не услышала его.
– У тебя… у тебя есть минутка?
Мой пульс учащается. Никогда не делала этого раньше, никогда не подходила к парню ни с того ни с сего – а уж тем более к знаменитости. Мы стоим так близко, что я улавливаю легкий запах его шампуня: свежий, душистый аромат, который напоминает мне о лете. Кажется, зеленое яблоко.
Кэз пожимает плечами с несколько озадаченным видом.
– Да, конечно. Почему нет?
– Прекрасно.
Не произнося ни слова больше, я хватаю его за запястье и тащу в ближайшую пустую комнату… которая оказывается кладовкой. Ну зашибись!
– Э-э-э… – произносит Кэз, когда я захлопываю за нами дверь. В нос тут же ударяет резкая вонь хлорки и влажных тряпок, и я отчетливо сознаю, что в нескольких сантиметрах от моих волос торчит грязная швабра. – Почему мы стоим в кладовке?
– Это отличный вопрос.
Я рывком открываю свою школьную сумку и копаюсь в поисках ноута, который затем ставлю на полку с антисептиком для рук. Честно говоря, в моем воображении все выглядело иначе: проектор, большой экран для просмотра слайдов, пространство, чтобы можно было размахивать руками и не бояться опрокинуть гигантскую гору туалетной бумаги.
Но и черт с ним! Я умею импровизировать.
– Итак. У меня есть идея, – сообщаю я как можно более официально, пока жду загрузки презентации. – И пусть она прозвучит немного… дико, но, поверь, она будет выгодной. Для нас обоих. Судьбоносной даже.
Кэз выгибает темную бровь.
– Пытаешься завербовать меня в секту, Элиза?
– Что? Нет, я…
– Потому что мне нельзя в них вступать, – перебивает он, прислоняясь спиной к пылесосу и при этом все равно умудряясь выглядеть круто. – По условиям контракта. Мой менеджер не хочет, чтобы я вступал в какое-либо сообщество или организацию, если только это не очередной бойз-бэнд.
Я даже не знаю, что ответить.
– Нет… – выдавливаю наконец и мотаю головой. – Нет, речь не о секте и не о… э-э… бойз-бэнде тем более. А об этом. – Я указываю на экран ноута, где уже отобразился первый слайд – гигантский заголовок, светящийся в сумраке тесной комнаты.
Я не столько вижу, сколько чувствую изумление Кэза.
– Прежде, чем ты скажешь «нет» или разозлишься, – говорю я, пользуясь его молчанием, – просто дай мне договорить, ладно?
– Конечно. – Теперь в его голосе звучит смех – не совсем то, чего я добивалась, но во всяком случае лучше, чем нетерпение или откровенное презрение.
Я кликаю и переключаю слайд: «КОРОТКО О СИТУАЦИИ, В КОТОРУЮ Я ВЛИПЛА», на котором скриншоты с моим эссе, статья в «БаззФид» и пара комментариев из «Твиттера» с наибольшим количеством лайков.
– Все твои слайды такие… многобуквенные? – интересуется Кэз.
Я хмуро смотрю на него.
– Сейчас это вообще не важно.
– Верно, – говорит он и склоняет набок голову. – Так расскажи все-таки, что важнее?
Слабое раздражение поднимается во мне, как от едва слышного жужжания мухи или зуда на коже от бирки с новой одежды. И все же я сохраняю спокойствие и заставляю себя улыбнуться.
– В общем, ты, наверное, в курсе: в своем эссе я рассказала, что встречаюсь с неким парнем с тех пор, как… – Я замолкаю, заметив замешательство на лице Кэза. – Ты не читал мое эссе?
Он дергает плечом.
– Честно? Нет.
Что ж. Это будет сложнее, чем я думала.
– Я могу взглянуть на него сейчас, если это поможет, – предлагает он, доставая телефон.
Мне хочется выбежать из чулана, пока он читает эссе в паре шагов от меня, а я стою и жду его реакции. Но я и правда молча жду, пока он ищет нужную ссылку, тратя на это, по ощущениям, все время на свете.
Когда он ее в конце концов находит, его брови приподнимаются, а губы начинают вздрагивать.
Затем, к моему полнейшему ужасу, он принимается читать вслух:
– «Это был один из тех неприметных, едва уловимых моментов, который вряд ли описали бы в книге или показали в кино. Не играл на фоне пафосный оркестр, не было фейерверков – только бледное летнее небо, мягко мерцающее вокруг нас, легкое покалывание его шерстяного свитера…»
– Боже мой! – говорю я, сгорая от стыда.
Он читает дальше, громче:
– «…на моей щеке. Я скучала по нему. Наверное, звучит нелепо, ведь он был так близко, насколько это вообще позволяли наши тела…»
– Это невыносимо, – говорю я сквозь стиснутые зубы. Я каждым сантиметром кожи ощущала свое смущение. – Пожалуйста, прекрати.
Он вспыхивает улыбкой, и ее внезапности хватает, чтобы заставить меня запнуться, пусть даже всего на секунду. Затем он говорит:
– Ты уверена? Разве не хочешь услышать, как позволила ему, цитирую, «уткнуться лицом в изгиб моей шеи, словно уставшему ребенку. Я изо всех сил старалась оставаться неподвижной, просто быть рядом с ним, подобно тому…»
– Кэз! – огрызаюсь я.
– Элиза! – вторит он, но, к счастью, прекращает пытку моим собственным текстом. – Знаешь, неприятно тебя огорчать, но если тебе невыносима мысль, что эти несколько предложений прочел я, тебе уж точно не понравится тот факт, что… – он сверяется с экраном телефона, – их прочли уже более миллиона человек.
– Все нормально. Это другое. В смысле, эти люди мне не знакомы.
Подозреваю, что ему этот аргумент не кажется убедительным, но я не знаю, как еще объяснить, что гораздо охотнее я покажу свое творчество случайным людям в интернете, чем тем, кто знает меня лично. Поэтому быстро переключаюсь на другую, более актуальную проблему.
– Однако вот в чем загвоздка, – начинаю я, указывая на светящийся экран. – Только что зачитанное тобой эссе… ну, в общем, эта история – фейк.
– Фейк, – повторяет Кэз. Выражение его лица не прочитать. – Что именно?
– Эм-м… практически все, – выдаю я, как будто это поможет сделать ситуацию менее неловкой. – В смысле, написала-то его я, но… я ни с кем не встречаюсь! Такого парня вообще нет. Просто… Нам задали сочинение, и я не знала, о ком написать, поэтому немного запаниковала и…
– Просто выдумала? – завершает он за меня.
– Ага, – отвечаю я неловко. – Да.
Он кивает. Отводит взгляд. Сперва я боюсь, что расстроила его, – вдруг он из тех учеников, которые слишком серьезно относятся к домашнему заданию, ни разу не обманывали учителя и все в таком духе, и в этом случае я облажалась, – но затем он прижимает ладонь ко рту, и я понимаю, что он пытается не рассмеяться.
Невероятно! Просто невероятно!
– Ничего смешного, – протестую я, скрещивая руки. – Это… серьезная…
Он указывает на заголовок слайда.
– Ситуация?
– Да. И прекрати заканчивать за меня мои же фразы, – раздраженно говорю я ему. – Хватит… смеяться надо мной!
– Ладно, ладно. – Он выпрямляется и с впечатляющей быстротой принимает серьезный вид, начисто стерев все следы иронии с лица. Ну еще бы, ведь он профессиональный актер. – Итак, давай-ка проясним: теперь все болеют за тебя и эти выдуманные отношения, и ты хочешь, чтобы я притворялся парнем из эссе, пока не уляжется шумиха. Так?
Я открываю рот, чтобы ответить, но тут раздается звонок на перемену – резкий, пронзительный звук, проникающий сквозь закрытую дверь. Через несколько секунд в коридорах раздаются громкие шаги, голоса и смех примерно двухсот разговаривающих одновременно подростков, сопровождаемые хлопаньем шкафчиков, стуками и шелестом книг. Слышно, как приближается толпа. Вот черт! У меня всего десять минут до звонка на урок.
– Вроде того. Но суть в том, что ты тоже получишь от этого выгоду, если согласишься. Я помогу тебе с вступительными эссе, для нача…
– Постой. – Кэз поднимает руку, едва не опрокидывая флакон с чистящим спреем. Он хмурит брови: первая трещинка в его образе Парня-Которому-Все-Равно. Настороженным, вкрадчивым голосом он спрашивает:
– Кто сказал, что мне нужна помощь с вступительными эссе?
– Эм-м… Ты сам. По телефону. Во время родительского собрания…
– Верно, – сухо обрывает он меня, но в его тоне все еще сквозит напряженность, граничащая с раздражением. – В том разговоре, который ты, конечно же, не подслушивала.
Достойного способа ответить на это просто не существует, поэтому я лишь улыбаюсь застенчивой, робкой улыбкой и молюсь, чтобы он как-нибудь забыл об этой маленькой детали. Разумеется, этого не происходит.
– Однако не припоминаю, чтобы я просил помощи, – говорит он, его подбородок выдвинут вперед, темные глаза сверкают. – Это совсем на меня не похоже.
– Не в явной форме, нет. Но мне показалось, что это беспокоит тебя, к тому же – не пойми неправильно, конечно – я читала твои сочинения по английскому, помнишь, мы на уроке проверяли работы друг друга? Не говорю, что твои эссе не очень… эм-м… хороши, но если ты надеешься впечатлить приемную комиссию, небольшая помощь точно не повредит.
Совершенно отстраненным голосом он произносит:
– Знаешь, для той, кто называет себя моей не-фанаткой, ты многовато знаешь.
– Не то чтобы я этого хотела, – парирую я. – Просто ты, ну, как бы повсюду.
Это прозвучало резче, чем мне хотелось, и я быстро иду на попятную, руководствуясь главным принципом ведения бизнеса: не оскорбляй человека, с которым пытаешься заключить сделку:
– Слушай, ты не только получишь сочинения, но и сделаешь себе хорошую рекламу. Загляни в комментарии. – Я киваю в сторону последнего слайда. – Люди уже влюблены в тебя, хотя составили мнение лишь по моим лестным описаниям. А если они узнают, что такой крутой и сногсшибательный актер встречается с малоизвестной писательницей из собственной школы, то вообще придут в восторг! Это же идеальный материал для журналистской сказки. К тому же после того скандала на церемонии вручения…
Что-то мелькает в чертах его лица.
– Так… а об этом ты как узнала?
– Старалась предусмотреть все до мельчайших деталей, – киваю я на ноутбук, но чувствую, как кровь приливает к щекам. Наверное, теперь Кэз представляет, как я «гуглю» информацию о нем; это явно не пойдет на пользу делу, учитывая его уже и без того раздутое эго. – Зато теперь я уверена, что это могло бы помочь сгладить негатив. Благодаря новым постам все узнают, что ты и правда такой милый и внимательный, как они себе нафантазировали. Итак? – Я останавливаюсь, чтобы перевести дух. – Что думаешь?
Сперва он ничего не говорит, просто смотрит на меня. Его подбородок все еще слегка приподнят, будто для защиты, вся его фигура в напряжении.
«Пожалуйста, скажи “да”, – молюсь я про себя. Мое сердце так сильно колотится, что я боюсь, как бы он этого не услышал. – Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты согласен».
– Хм… – Вот и все, что он говорит, сохраняя каменное лицо. – Итак, эти фейковые отношения…
Я бросаю многозначительный взгляд на презентацию в PowerPoint.
– Извини. – Кэз отвешивает легкий шутливый поклон и зачитывает первый слайд: – Этот «стратегический выгодный и романтически ориентированный альянс с целью продвижения наших карьер»…
– Сокращенно эс-вэ-эр-о-а-цэ-пэ-эн-ка, – подсказываю я.
– Хм… не думаю, что так короче. – Кэз прочищает горло. – В смысле, букв действительно меньше, но, знаешь, в плане сложности произношения…
– Ладно. – Я прикусываю язык. – Продолжай.
– Хорошо, что конкретно для этого… потребуется?
В груди теплится надежда. Значит, он обдумывает мою идею. Кэз Сонг действительно может согласиться!
– Ничего совсем уж безумного, – заверяю я его, и мое сердцебиение учащается. Ма говорит, что ощущает подобный «рывок» внутри себя каждый раз, когда сделка вот-вот будет заключена. До этого момента я не понимала, что́ она имеет в виду, но сейчас каждый мускул в моем теле напряжен, можно сказать на взводе. Руки едва не дрожат от переизбытка чувств.
Стремительно вывожу на экран следующий, финальный слайд. На нем я изобразила график с временным отрезком: шесть месяцев, охватывающие период моей стажировки в «Крейнсвифте» и, по моим расчетам, заканчивающиеся ровно в тот момент, когда в эфир выйдет новый сериал Кэза Сонга, – чтобы произвести максимальный эффект. Следом идут все основные правила, например: никаких поцелуев губы в губы, никаких физических контактов, за исключением случайного касания плечом и редких объятий (только в случае крайней необходимости!), никаких других проявлений чувств, если, конечно, мы не на глазах у большой толпы. Этот специфичный список правил я составляла в три часа ночи, что было, кажется, весьма опрометчивым решением.
– Никаких «поцелуев губы в губы»? – читает Кэз, и я вижу, что он делает над собой усилие, чтобы не засмеяться снова. – А что, есть альтернатива?
К своему ужасу, я чувствую, как у меня краснеет даже затылок.
– Ты же понимаешь, что я имею в виду. Это просто… фраза такая.
– Что-то я никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил, – сообщает он, скривив губы. Затем – возможно, поймав мой убийственный взгляд, – изображает вялый жест капитуляции и говорит: – Ладно, ладно. По рукам.
– По рукам?
– Я согласен.
Я моргаю, мозг немного заторможен.
– Постой, извини. Ты согласен с…?..
– С этим. – Он кивает на мой ноут. – Эс-вэ-эр-о-а-цэ-пэ-эн-ка. Честно говоря, мне кажется, мы могли бы придумать название получше.
– Правда?
Он замолкает. Наклоняется ближе, пока аромат его яблочного шампуня не вытесняет из воздуха между нами все прочие запахи. Я непроизвольно отступаю на шаг.
– Да, Элиза, – драматично произносит он мрачным голосом. – Я действительно считаю, что нам нужно название получше.
Я так довольна и так ошеломлена собственной победой, что даже не возмущаюсь его шутке.
– Тогда, кажется… кажется, решено, – говорю я неспешно. – Мы в деле. – Я протягиваю ладонь для рукопожатия, чтобы закрепить сделку, а он в этот момент поднимает свою, чтобы «дать пять».
«Стоп. Кто вообще, черт побери, "дает пять" в подобных случаях?!»
– Ок… – медленно выдыхаю я, когда мы оба застываем на месте. – Эм-м… полагаю, мы можем…
Он демонстративно закатывает глаза, но перед этим я успеваю заметить, что его резкие черты лица смягчились. Затем Кэз пожимает мою руку. Его кожа теплая и удивительно гладкая, даже мягкая, если не считать пары мозолей на ладони. И, несмотря на небрежную позу, хватка у него крепкая. Мама одобрила бы – впрочем, это не важно.
Я отстраняюсь первой.
– Так, – повторяю я в каком-то оцепенении. Все происходит слишком стремительно. – Хорошо поболтали. Ну… будем на связи.
Я порываюсь открыть дверь, убежать куда-нибудь в тихое место, чтобы собраться с мыслями, но Кэз преграждает мне путь рукой. Он выглядит так, словно обдумывает что-то, и после паузы говорит:
– Ты же знаешь, что могла бы пойти другим путем, верно?
Я моргаю и вопросительно смотрю на него.
– На днях ты подслушала мой разговор, – медленно продолжает он, словно в удивлении, что ему вообще приходится что-то объяснять. – Узнала обо мне кое-что личное. А ты писательница. И хорошая, с внушительной аудиторией.
– И?..
– Ты могла заставить меня сотрудничать шантажом. Пригрозила бы написать огромный текст о моих трудностях в учебе, или о моих отношениях в семье, или о чем-то еще, если я не соглашусь на твои условия. И тогда бы не пришлось разрабатывать это взаимовыгодное соглашение. – В его голосе по-прежнему слышна легкая дразнящая нотка, однако взгляд его мрачнее и серьезнее, чем я могла ожидать.
– Такое… никогда не приходило мне в голову, – отвечаю я абсолютно честно, удивленная как самой идеей, так и тем, как быстро ее породил его мозг. Видимо, шантаж и вынужденные сделки – неотъемлемая часть его жизни.
– «Никогда не приходило в голову…» – повторяет он. Затем его лицо смягчается, и он придвигается ближе. – Что ж, менять решение слишком поздно. Начнем прямо сейчас?
– А?
– Это хорошая возможность. – Он указывает на нас, а затем на сумрачный, тесный чулан и дверь, пропускающую поток шума. Прежде чем я успеваю осознать, что Кэз имеет в виду, он взъерошивает рукой свои и без того растрепанные волосы, расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке и покусывает губы, так что они начинают выглядеть слегка припухшими и красными. Словно…
Словно мы только что здесь целовались!
– Ну? – Кэз смотрит на меня выжидающе. Совершенно невозмутимо. Почти со скучающим видом.
Кажется, эта ситуация его вообще не смущает. Наверное, актеры вроде него все время кого-то целуют. Возможно, он снимался и в более горячих сценах, чем простые поцелуи, – с профессиональными камерами, нацеленными на его губы, и полной комнатой наблюдающих за ним людей.
А вот мой первый и единственный поцелуй с мальчиком почти состоялся в седьмом классе, когда я однажды, препарируя лягушку, повернулась одновременно с напарником, и мы едва не соприкоснулись губами. Он психанул и убежал в туалет, всю дорогу отплевываясь и вытирая рот так, будто его отравили, а я съежилась на месте, желая провалиться сквозь землю.
И была очень рада уйти из той школы через пару месяцев после инцидента.
Но я же не могу признаться в этом Кэзу. Наверняка он посмеется надо мной или (что еще хуже) пожалеет меня. Поэтому я достаю тинт, который всегда ношу в кармане, и размазываю вокруг губ, стараясь не думать о том, как нелепо я, должно быть, выгляжу. Теперь я явно больше напоминаю клоуна, чем девушку, только что прервавшую страстный поцелуй. А впрочем, действительно ли поцелуи прерывают? Или же завершают, а может, изящно выныривают из них, подобно сказочной русалке из моря? Нет, тоже не совсем подходит…
Но сейчас это не важно.
– Ну как? – интересуюсь я у Кэза.
Секунду он изучает меня задумчивым взглядом, и что-то меняется в нем. Внутри него. Словно щелкнула камера, и он вживается в новую роль, в другого персонажа: перемена такая стремительная, что это даже пугает.
Затем он тянется к моему «конскому хвосту».
– Можно?
Я даже не знаю, что он имеет в виду, но улыбаюсь. Киваю. Подавляю порыв убежать.
А затем длинные пальцы Кэза касаются моих волос, распуская хвост, и эти движения такие быстрые и легкие, что я едва ощущаю что-либо кроме слабой, приятной щекотки на коже головы. Это скромный, стремительный жест, но в тот момент, когда его ладони в моих волосах и он смотрит мне в глаза, я чувствую… нечто. Нечто вроде смущения, но совсем на него не похожее.
Затем это чувство исчезает. Кэз отстраняется и поворачивается к двери, оглядываясь на меня через плечо.
– Ты готова?
Нет. Вообще ни капли.
Я знаю, что не могу доверять парню передо мной – этому смазливому актеру с его идеальной стрижкой, натренированным обаянием и толпами фанатов. Человеку, которого все жаждут или которым все жаждут стать. Но сейчас у меня нет других вариантов.
– Конечно, – отвечаю я с притворным энтузиазмом.
Впрочем, Кэз, кажется, верит, потому что жестом приглашает меня вперед и распахивает дверь.
Одну краткую, счастливую секунду после того, как мы выходим из каморки, нас никто не замечает.
Ученики по-прежнему толпятся в коридоре, окликая друг друга с противоположных концов коридоров, отпихивая в сторону чужие спины, книги и сумки, чтобы попасть на следующий урок. Никто не обращает внимания на наши взъерошенные прически и распухшие губы, и меня посещает мысль – очень наивная, – что, возможно, это будет не так страшно, как я ожидала.
Но затем, в следующую секунду, замечают все.
Это не похоже на сцену в замедленной съемке из какого-нибудь фильма. Никто не застывает на месте, не спотыкается на лестнице и не роняет в шоке рюкзак. Но шум заметно стихает, и наступает пауза, как на непрогрузившемся видео.
Вокруг нас начинают шептаться.
Кэз, к слову, выглядит абсолютно невозмутимым. У него самодовольный, слегка глуповатый вид парня, которого только что застукали целующимся с девушкой. При этом с девушкой, которая ему нравится, и он не против, чтобы об этом узнал весь мир.
Я же вообще не представляю, куда себя девать. Лицо горит и чешется, а несколько прядей волос прилипли к губам. Сейчас больше, чем когда-либо, я жалею, что не существует инструкции к ситуации, когда всего за пару дней из никому не известной девчонки ты превращаешься в объект всеобщего внимания. Подобное заставит понервничать кого угодно.
– О боже мой! – говорит кто-то слева от меня, и это срабатывает как сигнал для остальных, вызывая серию бурных реакций:
– О боже мой!
– Ты это видишь? Это же Кэз Сонг и…
– В сочинении той девочки был он?
– Ни фига себе! Скажи Бренде – она с ума сойдет…
Я чувствую, как десятки пар глаз прикованы к моему затылку, пока мы с Кэзом идем на английский, так близко, что наши плечи почти касаются.
– Ты в порядке? – шепчет мне Кэз в дверном проеме, одной рукой опершись о косяк за моим плечом. Тысячу раз в фильмах, музыкальных клипах и реальной жизни я видела пары, стоящие вместе совсем как мы сейчас. Однако со мной такое впервые.
Но выдать себя я, естественно, не могу.
– Ага, – отвечаю я, изо всех сил стараясь звучать естественно. – Конечно. А ты?
Он смеется, и только тогда я понимаю, как глупо прозвучал мой вопрос. С чего бы ему не быть в порядке? Он – актер, знаменитость. Быть в центре внимания абсолютно привычно для него.
Снова звенит звонок – финальное предупреждение. Весь класс смотрит на нас.
Я отвожу взгляд от Кэза и спешу к своей привычной парте в центре класса, где всегда сижу одна. К моему удивлению, Кэз садится на пустующее место рядом со мной, причем так естественно, как будто делал это уже миллион раз.
Теперь все глазеют в открытую, словно получили официальное разрешение.
– Что ты делаешь? – едва бормочу я. Хотя на этот счет никаких формальных правил нет, всем известно, что любой класс строго поделен на территории: все отличники и одаренные умники впереди, звезды и спортсмены – последние парты, все остальные – середина. То, что Кэз мигрировал сюда с задних рядов, по меркам старшей школы преступление похлеще пересечения границы Северной Кореи.
– Так проще, – коротко говорит он, отклоняясь на стуле назад.
В класс заходит мистер Ли. Он явно удивлен видеть нас двоих вместе, но изо всех сил старается не подавать виду и принимается раздавать листы с заданиями. Кэз тут же отрывает уголок страницы с текстом о погребальных обрядах, что-то нацарапывает на нем, протягивает скомканную записку мне.
Все это он проделывает практически незаметно, продолжая сидеть со скучающим выражением лица и глядя прямо перед собой.
Что ж, я тоже могу быть хорошей актрисой. Притворяясь, что записываю дату на листе с заданиями, я разглаживаю записку, прикрывая ее одной ладонью от посторонних глаз.
На клочке бумаги номер телефона.
Точно! Чуть ниже я пишу собственный номер, отрываю часть листка и жду, когда учитель отвернется, чтобы незаметно передать его Кэзу.
Никогда раньше не обменивалась телефонами с парнем, да еще тайно, – ощущения такие, словно я готовлюсь ограбить банк. Но нам это нужно для дела. План сработает, только если мы будем придерживаться серьезного профессионального подхода.
Вернувшись домой, я сразу же иду в свою комнату и отвечаю на письмо от «Крейнсвифта».
У меня уходит целый час на то, чтобы набросать три предложения. Половину из этого времени я пытаюсь решить, где и сколько восклицательных знаков поставить. В свое оправдание скажу, что здесь есть очень тонкая грань! Если, к примеру, я использую два восклицательных знака подряд, то рискую показаться слишком напористой и навязчивой. Но если совсем не добавлю восклицательных знаков, то все, что я напишу, будет звучать равнодушно и плоско. В итоге решаю перестраховаться и добавляю всего лишь один восклицательный знак после слова «спасибо».
Затем теряю еще полчаса в попытках подобрать слова, которыми уместнее будет завершить письмо. В одной статье рекомендуют обойтись сухим «С уважением», тогда как автор другой утверждает, что эта фраза – настоящий провал.
Если в этом и заключается Стабильная Работа в Успешной Компании, то, как говорится, «спасибо, не надо».
Как только письмо отправлено, я снимаю школьную форму и плюхаюсь на кровать, не ожидая получить от «Крейнсвифт» ни слова как минимум до следующего утра. Но тут мой телефон динькает: входящее.
Сара Диаз хочет созвониться.
Вот прямо сейчас.
– Ох, блин! – говорю я, вскакивая на ноги. Мое сердце уже колотится в безумном ритме. – Блин, блин, блин…
Свой номер она указала в письме. Я аккуратно вбиваю его в телефон, перепроверяя каждую цифру, затем дрожащими пальцами нажимаю вызов. Пока идет звонок, я смотрю в одну точку на белоснежно-чистой стене спальни и пытаюсь сосредоточиться на собственном дыхании.
Трубку снимают после третьего гудка.
– Алло? – Мой голос звучит слишком пискляво и дрожит. Звучу как первоклашка! Прочищаю горло. – Вы меня слышите? – Черт, теперь он слишком тихий.
Прежде чем я успеваю продумать детали нашей светской беседы, Сара Диаз говорит: «Привет, Элиза, я тебя слышу», – тем ровным, четким, суперпрофессиональным тоном, который я слышу всякий раз, когда Ма общается с клиентами.
– Алло, – повторяю я, словно первого раза было недостаточно. «Возьми себя в руки!» – Мисс Диаз. Так приятно с вами познакомиться.
– О, можешь звать меня просто Сара. – В ее голосе слышен легкий смешок – возможно, она почувствовала мою нервозность и смущение. – Тебе удобно сейчас говорить? Надеюсь, ты не слишком занята…
– О нет, нисколько, – спешу ответить я. – У меня вообще не было никаких планов. Суперсвободна! В смысле, всегда свободна.
– Что ж, рада слышать, – говорит она, и это звучит очень искренне.
Где-то на фоне слышится низкое гудение принтера и щелканье клавиш, и я представляю ее сидящей за элегантным черным рабочим столом с видом на город, с чашкой дымящегося капучино и в окружении глянцевых журналов, разложенных на кофейном столике. Интересно, каково это – жить подобной жизнью? Быть Сарой Диаз?
Она продолжает:
– Для начала я хотела сказать, что мне очень понравилось твое эссе и я рада, что ты приняла наше предложение о стажировке. Как ты уже, возможно, знаешь, мы планируем расширять круг читателей нашего журнала за счет молодой аудитории и ищем специалиста, который сможет нам помочь. Думаем, ты идеально подходишь на эту роль. Ты говоришь с молодежью на одном языке, но при этом в твоих текстах есть глубина, которая найдет отклик у наших постоянных читателей…
«А ну-ка слушай, – велю я себе, плотнее прижимая телефон к уху и чувствуя тепло экрана. – Внимательно слушай. Запоминай каждое слово. Это твой единственный шанс услышать похвалу от человека вроде Сары Диаз».
Но я так стараюсь сосредоточиться на голосе Сары и перестать удивляться тому, что мы с ней говорим по телефону, что на самом деле не слышу ни слова из того, что она говорит.
А потом она спрашивает:
– Тебя все устраивает, Элиза?
– Эм-м… – Я стараюсь не паниковать, когда между нами возникает неловкая пауза. Либо я сейчас просто отвечу «да» и позже узнаю, на что согласилась, либо прошу ее повторить все, о чем она говорила последние пять минут, и выставлю себя полной идиоткой. Так себе выбор. Что бы сделала Ма? – Прошу прощения, не могли бы вы повторить свою последнюю фразу? Я хочу убедиться, что все верно услышала, прежде чем мы перейдем дальше.
– Да, конечно, – говорит Сара все тем же приятным, профессиональным тоном. – Итак, мы предлагаем тебе публиковать еженедельные посты в блоге на нашем сайте, в категории «Любовь и отношения». Воспринимай это как своего рода авторскую колонку или дневник отношений – что вы делаете вдвоем, где проводите время. В общем, чем больше деталей, тем лучше, пусть читатели чувствуют, что они сопровождают вас повсюду. Будет здорово, если эти посты ты продублируешь в социальных сетях – лучше всего в «Твиттере», где твоя аудитория, кажется, растет быстрее всего, хотя это уже на твое усмотрение. В целом, работа не займет у тебя больше пятнадцати часов в неделю. Ах да, и нам бы очень, очень хотелось, чтобы ближе к концу стажировки ты написала большую статью на тему по твоему выбору. Мы напечатаем ее в нашем весеннем выпуске. Что думаешь, Элиза?