В жизни не каждого теннисиста

110 лет спустя. 1983 год.

Список детей, проживающих в детском доме №4, регулярно, в особенности по будням, пополняется новыми сиротами, оставшимися без родителей, в основном по причине ребенка. Количество детей возрастало, но не становилось меньше. Крайне редко было, когда какой-то взрослый захочет взять дитя под опеку; а чтобы забирать сразу два и более детей – вообще не было за все существование детского дома.

Интернат располагался на Сферистик стрит 25, в одном из старых городов Великобритании – в Йорке, где по необычайному везению был выделен государством кусок территории. Планировалось построить на этой территории дополнительный корпус, чтобы увеличить количество спален для детей. Но в итоге планирования директор интерната решил расположиться куском земли иначе. Антонио Ховард с детства, еще не получив должности директора, увлекался большим теннисом. Играл не для побед, а ради себя. Никогда не прогуливая, он помнил эти эмоции и поэтому решил соорудить на этой выданной территории один теннисный корт.

Все были возмущены его поступком. Ведь думали, что он примет решение о расширении интерната, но ошиблись.

Построив теннисный корт в детском доме, его ждала премия за то, что он якобы включил спортивные занятия в жизнь детей.

Площадка была окончательно достроена ближе к лету восемьдесят третьего.

Маленькие игривые дети, еще не осознавая, что будет происходить с ними в будущем на этом корте, таинственно наблюдали за этапами построения теннисного корта.

Директор выбрал Дебору Тейлор в качестве роли нашего тренера. Кто они друг для друга: было неизвестно. Но уже с первого же дня она проявила себя как чертежно-безобразную нагнетающую м******ь, которой нельзя было сказать ни одного слова в лицо. Когда дети пытались с ней поговорить, они не могли выдержать и слова. Дебора ходила всегда в спортивном костюме. Она была гадкого характера, разыскивая причину, дабы зацепиться и унизить кого-либо. Денег у нее всегда не хватало, хоть и по одежде не скажешь. Вечно просила у Антонио Ховарда дополнительную сумму, утверждая, что такого тренера, как она, не найти больше нигде. Очень умела приставать, если не добьется своего. А тренировки детям она проводила почти каждый день. Если были слышны визги и некие стоны похоти, то это шла Дебора, как думала она: с подобающим видом только себя родную. Казалось, что она думает только о двух вещах на этой планете: о деньгах и лидерстве. Но лицом она была на Золушкой. Одни прыщи и неуместные родинки, которые она пыталась закрасить тонной косметики, думая, что много макияжа ей идет.

Сироты, обитающие в интернате, сразу поняли, кого остерегаться. Дебору так точно, но вот директор, то ли восхищается Деборой, то ли, наоборот, к ней равнодушен. В свою очередь, Дебора Тейлор постоянно лезла к директору, хоть у самой есть муж и дети.

Но я всего этого в свои годы не понимал. Мне было только десять лет отроду, но мне казалось, что пропитался я жестокостью интерната на много сотен дней вперед.

Не прошло и трех лет моего проживания с родителями, как я уже оказался под опекой иных людей…

Когда построили теннисную площадку, все думали, что сразу будут играть и резвиться, играя в теннис. Но Дебора не торопила события и заставила директора вначале провести ознакомление с данной и игрой, а также ввести перечень запретов, прочитав которые становилось не по себе.

– Я не знаю, Дебора Тейлор, – начал сомневаться директор, – прочитав ваши указы, и, зная ваши полномочия, мне становится неспокойно за детей.

– А что тут критичного? Если вы хотите премию, то дети должны хорошо работать на корте, ведь я – прирожденный тренер, – воспалялась Дебора, напоминая про получку Антонио.

– Так уж быть… Подпишу договор…

– Еще я хочу, чтобы мы провели разговор с детьми, как знакомство в армии, дабы они знали своего тренера, – настаивала сумасшедшая тетка.

– Мы не будем превращать интернат в зону строго режима, – доходчиво сказал Антонио.

– Ну вы и заурядный человек. Вы же директор! Вы должны обеспечить хорошие условия своим подопечным.

– Так. Я понимаю, что вы лучший квалифицированный специалист по данному вопросу, но превращать детей в принужденных заключенных я не буду. Или как вы это представляете?

– Что вы, директор, – похотливо хохотала Дебора, – я просто хочу познакомиться с ребятами поближе.

– Познакомитесь на первом занятии, – сказал Антонио и прошел мимо Деборы.

– Что ж отлично, – выплеснула все свое негодование обычным криком Дебора.

Такое чувство, что ей не нужно было в ту минуту ничего, кроме преподнесения страха в наши детские лица.

Спустя несколько долгожданных недель на доске объявлений, размещенной у злой вахтерши Кэролайн Шор, появилась бумажка с побуждающей фразой, которую придумал и напечатал на печатной машинке Антонио.

"Дорогие дети! Наш теннисный корт готов к тренировкам, поэтому в ближайшие дни вас всех будут осматривать врачи, дабы выяснить, можно ли вам тренироваться или нет. Я гарантирую, что вы сможете развиться в этом виде спорта и, возможно, кому теннис понравится, будет претендовать на высшую ступень!", – написал директор.

Антонио Ховард являлся для меня странной персоной в тот момент. В детском сознании мне было неизвестно, с какой целью он это все делает. То ли для премии и полученных средств с соревнований, то ли для разделения удовольствия с Деборой. Хотя по поводу второго варианта было тоже довольно много нюансов. Эта странная парочка вела себя всегда по-разному. Мне казалось странным их совместное прохождение по интернату, особенно в первых днях появления Деборы. У меня были детские мысли, что были наполнены обычными детскими игрушками. А совет или моральную помощью мне не могли выделить из-за обычного отсутствия не только родственников, но и добрых и зрелых людей.

Моим любимым увлечением, до появления корта, была обычная прогулка на улице. С первых дней пребывания в этом месте мне становилось некомфортно. Но двое проявили интерес и что-то увидели во мне. Шарлотта Колипс и Дэвид Блейк с первых дней моего пребывания стали для меня первыми друзьями в моей еще не долгой жизни. Попав сюда, мне было одиноко. Хоть мне всего-то было два года, но от мысли, что я больше не увижу своих родителей, мне становилось больно. Я привык к людям, что на протяжении хоть и двух лет растили меня. Причину таких изменений от меня скрывали. Ее так утаивали, что только один из сотрудников интерната знал причину. Мне обещали ее не разглашать, но пока что в таком возрасте мне эта информация была не нужна. Я продолжал заниматься своими интересами, иногда отвлекаясь из-за принуждений воспитателя или учителя.

Еще до начала тренировок ежедневно нас обучала очень милая учительница Джули Мартинес. Девушка лет тридцати, среднего роста, худощавая, с густыми длинными прямыми волосами русого цвета. Ее мелкие приветливые глаза с растерянным взглядом, часто поднимали настроение детям-сиротам. Широкое круглое лицо Джули украшали румяные щечки и курносый нос, а также не менее красивые губы, благодаря которым виднелась всегда улыбка. Она обожала работу с нами. А мы не менее обожали ее ежедневные уроки, на которых она всегда придумывала что-то, чтобы нас порадовать. Вспоминается мне, как она принесла сушки и большую шоколадку. Все вначале не поняли, почему именно эти два угощения. Но потом Джули растопила шоколад в глубокой миске и надела каждому по несколько сушек на пальчики. Она нам разрешила макать сушки прямо в шоколад, а потом их съесть. Это было самое сладкое угощение за мои десять лет.

По приказам директора, мы все отправились в местную поликлинику вместе с Деборой. Уже на пороге в клинику Дебора начала язвить с первым попавшимся врачом:

– Вы понимаете, если вам надо осмотреть детей для спорта, то вам надо сводить их в спортивную поликлинику! – говорил врач Деборе.

– Я тренером отработала больше, чем себя помню! Мне надо проверить этих детей, чтобы вам не стоило!

– Проходите, – поперхнулся врач.

– То-то же, – с ухмылкой улыбнулась Дебора и пошла своей королевской походкой, поворачивая свой таз в разные стороны.

Сидя и дожидаясь очереди, вечно бухтел и жаловался только один человек…

– Почему так долго! Почему нельзя пропустить несчастных сирот! – кричала Дебора на весь зал больных, имеющих, в отличие от нас родителей, пользуясь тем, что мы сироты, не имеющие ничего в этой жизни… Она кричала, чтобы быстрее уйти домой и не оставаться с нами.

Профосмотр не прошли только двое детей. Один из них был наследственным сердечником, а другая со статусом ДЦП. Нас проверяли, делали снимки, мерили, а также провели незапланированную беседу, рассказывая не о спорте, а о нашем пребывании в интернате. Спрашивал о нашем самочувствии, о учителях и воспитателях лично. Данный опрос показал мне, что я не безразличен коему количеству людей. Всем выдали справки и уже после окончания профосмотра все поехали обратно в интернат. Мне никогда не забудется эта почти свободная прогулка по городу, ведь в тот момент я ощутил мелкую свободу, идя за пределами моих воображаемых мыслей. В городе мне посчастливилось побывать только один раз. Но эти эмоции были незабываемыми. Я сидел около окна, разглядывая каждый домик, здание, а сам радовался. Также было удивительно узнать, что неподалеку от нашего интерната, в расстоянии двух километров, располагалась компактная церквушка. Проезжая мимо которой, ясный свет солнца светил на купола христианской церкви.

Приехав обратно в смутное на тот момент место, что заменяло мне дом, нас рассадили по комнатам и вызывали поочередно. Мы сидели вместе с Дэвидом, дожидаясь какой-то информации. Я понятия не имел, зачем каждого вызывали лично. Это все больше и больше накалило обстановку.

– Рональд Клоптон, – услышал я свое имя.

Дрожащими руками я все ближе и ближе подходил к двери, за которой мои всевозможные страхи были обдуманы… Почему именно этот момент стал для меня настолько страшным, что я, даже не выходя из комнаты упал в обморок.

– Ты как, мистер Клоптон? – с уважением спрашивал у меня директор.

– Все хорошо, а что произошло? – удивлялся я.

Директор Антонио тут же прибежал на крики моего друга Дэвида. Антонио вместе с Деборой отвезли меня в медпункт на первом этаже и постоянно смотрели, стоя надо мной.

– Спокойно, Рональд, ты упал в обморок, что произошло? – спокойно спрашивал директор.

– Если этот Дэвид или как его там, что-то сделал… Вдруг он пихнул его или ударил его специально? – немыслимо размышляла Дебора с желанием уже кого-то наказать.

– Мне просто стало плохо, – говорил я.

– Не надо защищать того, кто сделал тебе больно, – твердила Дебора.

– Я говорю честно, – сказал я и встал с кровати, убегая в сторону своей комнаты.

– Тупые врачи! Не могут понять, что у этого проказника сердце слабое, что не может выдержать обычного стресса! Как же он будет в теннис играть? – добавляла разъяренная Дебора, тыкая директора в плечо.

– Успокойтесь! Мальчик просто испытал стресс. Мне кажется, что очень зря я принял вас на эту вакансию. Вас уже дети бояться, когда вы их зовете, – размышлял Антонио.

– Вы, должно быть забыли, запамятовали, директор, что же я могу сделать для вас взамен на эту вакансию, – сказала Дебора и провела своими давно не стриженных ногтями по груди директора, ведя пальцы чуть ли не до самого торса.

– Я очень надеюсь на ваше удовлетворительное содействие, в особенности с детьми, – вздохнул директор.

Мне хотелось бежать со всех ног в тот момент, когда мое детское чувство среагировало, поддаваясь только эмоциям. Мне было страшно осознавать то, что они могли сделать с моим лучшим другом Дэвидом. Благо он оставался в нашей общей комнате, дожидаясь меня. Он тоже был напуган. Признавшись, он рассказал, как я его таким образом подставил, ведь все подумали на него. Но вот странно то, что Дэвид является моим лучшим другом и он в итоге мне ничего не рассказал, что именно с ним сделали. Когда я вошел, он сидел, сжавшись в углу под одеялом своей кровати и дрожал.

В тот вечер мы, не выходя из комнаты, просидели без дела, смотря, в прямом смысле, просто в белую стенку, что уже давно пора бы оштукатурить.

Глава вторая. Меркантильная власть.

Утром первого июня всех созвали на первую ознакомительную тренировку. Выходя из здания, все сироты начали ломиться и толкаться, из-за чего образовалась толпа. Вахтерша Кэролайн была в ярости из-за раздражающих ее детей, что толпились, выходя из спален интерната. По дороге к теннисному корту Дэвид постоянно интересовался у меня о теннисе, хоть я сам не имел никакого представления о этом виде спорта. Он прыгал от счастья, думая, что все будут играть в популярный вид спорта.

На открытии корта присутствовал мэр, директор и, конечно же, Дебора. Принудительно наш новый тренер выстроил нас в линию, чтобы показать масштабы количества обучающихся.

Мэр города, Мотис Кемерсон, был одет в деловой костюм. Хоть сам он низкого роста и полноват, его наградили редкими короткими курчавыми волосами темно-русого цвета. А его узкие, заурядно-приветливые глаза, желающие чего-то стоящего от данного открытия, с растерянным взглядом смотрели на нас – сирот. Узкое круглое лицо украшал его чуткий нос. И маленькие губы, нервно покусывая которые, виднелись издалека. Ведь власть в этом городе была беспорядочной, а мэр боялся губернатора – своего вечного начальства. Страх появлялся из-за вечного трепетного желания уволить Мотисса, а лишение поста власти для него могло обернуться полным провалом жизни. Именно мэр разрешил директору Антонио Ховарду сделать на деньги государства такую идею с теннисным кортом. Поэтому Мотис очень надеялся, что он не зря давал разрешение на данную деятельность. И, когда все дети, включая меня, строились в линию на корте, Мотис Кемерсон подошел к Деборе, чтобы узнать с каким намерением она будет тренировать нас.

– Очень надеюсь, что вы отнесетесь к своему делу ответственно, – сказал Мотис.

– Уж, не поверите, насколько… – усмехнулась Дебора.

Мэр захохотал вместе с ней, смотря в ее жестокие глаза.

– У меня свой вид обучения, – дополнила Дебора и подмигнула Мотису.

Мэр понял настойчивость и настрой Деборы и ни капли не переживал по поводу выделенных на это предприятие денег. Возможно, даже его самого наградят какой-то дополнительной получкой к зарплате.

Нам строго приказали стоять ровно. Было очень интересно познать все границы корта и вообще, что он представляет. Это небольшая территория, у которой покрытие является не одним слоем разной специальной глины. Каждый основной материал, сделан для лучшей игры. Правильным названием для верхнего слоя подразумевался грунт, вид которого выглядел как обычный бледно-красный песок.

Самое интересное было то, что Дебора проходила мимо каждого, раздавая одинаковую, по дизайну для всех, одежду, а также и самые легкие деревянные теннисных ракетки. Ракетка имела вид овала, где с нижней вершины удлинялось место для ручки, сделанной для размещения двух сжатых ладоней. Деревянная ручка была замотала дешевой резиной, чтобы ладони не скользили. Весь обод каретки был отшлифован. А все пространство овала, предназначенного для ударов мяча, заполняла прочная, уже улучшенная с прошлых времен, струна. Она предназначалась для амортизирования силы мяча от соперника обратно к сопернику. Затем нам дали не лучшую, но обувь, выделенную исключительно для тренировок. Некоторые аж вопили от счастья. На лицах проживающих тут детей, благодаря обычным подаркам, были видны только счастье и восторг. Средний возраст сирот в интернате не превышает одиннадцати, поэтому все были удивлены.

Директор Антонио Ховард, смотря на наши искренние улыбки, давал сам интервью, чуть ли не захлебываясь от энтузиазма и понимания того, что все проходит лучше, чем он ожидал.

– Вы являетесь первым человеком, что снабдил маленьких сирот интерната спортом! – поистине радостно говорил мэр, говоря в видеокамеру. – Скажите, Антонио, как вам пришла такая идея? Почему такой спорт как большой теннис стал вашей основной целью?

– В детские годы я сам увлекался теннисом, но этот спорт довольно эволюционировал, конечно, в лучшую сторону. Я заметил, что услуга "забрать себе ребенка из интерната" сейчас не пользуется спросом, особенно в нашем городе. Таким образом, мне кажется, что будет очень интересно научить детей играть в теннис. Кто знает, может прямо сейчас кто-то из тех ребят является будущим победителем Уимблдона, – с надеждой усмехнулся Антонио, поглядывая в ту минуту на меня.

Мы с Дэвидом стояли рядом с друг другом. Плечи наши слегка касались, удерживая линию. Всего нас было 24 человека и принудительно каждый из нас хотел показать себя, что он может усердно стоять смирно. Затем на корт вышла уже всеми известная Дебора, но по своей прихоти она решила представиться:

– Доброе утро, дети! Меня зовут Дебора Тейлор, – хладнокровно, но с целью искренности говорила она. – С этого дня я буду вести у вас тренировки.

Это было ознакомительное занятие. Самое противное было в этом предприятии то, что нас заставили стоять около сорока минут. Все стремились уже попробовать поиграть в теннис, но Дебора заявила, что этот сбор является ознакомительным. Она сразу же начала объяснять правила удара справа и удара слева. Ракетки были по началу не столь удобные, как предполагалось изначально. Дебора рассказала, как делать только два удара, которые после продемонстрировала сама, с каким-то желтым мячом. Это был специальный теннисный мяч с размерами, как кулак Деборы. Она ударила, что слева, что справа по мячу и тот улетел на другую часть площадки за сетку, что делила весь корт на две части.

Это была какая-то показуха перед мэром. Все взрослые так благородно относились к нам, что аж глаз резало. Все в этом мире делается за счет денег.

В итоге нам показали, как правильно надо держать ракетку, делать имитацию и завязывать спортивные кроссовки на бантик, так как не все дети знали, как это делать. У директора после случившегося не слезала улыбка, а Дебора постоянно бегала за ним. Как только все мы разбежались по своим комнатам, мы пробовали нашу новую одежду, ведь в последний раз нам давали какое-нибудь одеяние только в семьдесят восьмом году, когда проходил участковый, с заявлением о немедленном проведении санитарных правил для интерната. Походу, из-за появления спорта в жизнях детей, санитарные услуги, надеюсь, будут чаще нас навещать.

Мы переоделись в спортивную форму вместе с Дэвидом. Ему форма шла. А вот мне немного жали кроссовки. Я пожаловался на это Дэвиду, но он сказал, что обувь должна вскоре растянуться, после чего она станет более удобной. Что по поводу ракетки, как я говорил: поначалу она казалось тяжелой, но в игре, думаю, будет проще.

Из-за мероприятия нам перенесли завтрак. Поэтому через несколько минут, после вопящих радостных эмоций, раздался крик от Деборы, означающий, что завтрак подан. Вы не подумайте, что мы ходили с подносами, выбирая, что нам хочется. Нет! Не было такой роскоши. Хотя, сидя в интернате в свои десять лет, мне даже не было известно о подобных заведениях, где можно было что-то выбрать.

Еда была уже подана незадолго до нашего появления в столовой. Самым частым набором еды на завтрак в интернате была овсяная каша с белым батоном и яблочным компотом. Некоторых сирот помладше уже тошнило от подобного рациона. Детям не хочется есть такое, хоть и по правде говоря, это полезно. Возможно, но только в случаях, если еда хотя бы приготовлена до конца. Бывало и не раз, что всеми нелюбимую овсянку снимали с огня слишком рано, из-за чего она получилась жесткой и похожей на клей. Ее есть в подобных случаях было просто невозможно, но нас заставляли, ибо нас ждало наказание.

После завтрака нас ждало четырехчасовое образование с единственным положительным человеком в этом заведении – Джули Мартинес. Именно она относилась ко всем с добротой и постоянно преподавала у нас. Помню, как она помогала мне учиться считать, когда мне было почти четыре года. Мы сидели за партами, как в то время в современных школах. Сидел я опять же с Дэвидом. Мы были не разлей вода и постоянно находили общий язык. К сведению, я знал каждого и по имени, и по фамилии из детей в интернате. Каждый отличался своей уникальностью, но вот меня знали как добродушного помощника, что сделает все на пользу. Я мог похвастаться своей быстрой памятью, а также бойкостью, нужной для тенниса.

После образовательного процесса всегда шел обед, состоящий из первого и второго блюда. Сегодня нам посчастливилось отведать гороховый суп. И кашу с завтрака вместе с котлетой. Многие отказывались это есть и после оставались голодными до ужина. По окончанию обеда всегда была приблизительно половина четвертого. После этого нас оставляли без присмотра. Нам не нужно было ничего делать. Нам выдавали разные игры, развлечения, а также разрешили выходить за пределы здания. Иногда мне очень не нравился этот промежуток времени, так как делать было особо нечего. Обычно я общался с Дэвидом и Шарлоттой. Прогуливаясь на территории интерната, мы разглядывали теннисный корт и увидели детали, которые ранее не заметили. В самой дальней части корта рядом с сеткой располагалась водяная колонка, от который виднелся шланг для полива корта. А также щетки, сделанные для уборки территории. Мы решили не терзать наши ожидания и пошли гулять в другое место, дожидаясь завтрашнего дня, ведь завтра должна была быть первая тренировка.

На ужин в восемь вечера нам приготовили достаточно вкусную стряпню. Говядина вместе с картошкой сочеталось очень приятно для вкусовых рецепторов. А из питья нам посчастливилось отведать вкусный чай с лимоном.

После ужина моим самым любимым увлечением было похождение в мини-библиотеку. Только я так называю три полки заполненных книгами. Мне почему-то казалось, что это можно назвать мини-библиотекой. И то, нам разрешали сидеть там только до девяти вечера, при условии, что книги из комнаты было запрещено выносить. Вот и я в одиночестве ежедневно, прочитывая каждую страницу писателя Терри Пратчетта, читал его книгу «Цвет волшебства». Мне очень нравились романы, а от фэнтэзи я просто зачитывался допоздна, после чего воспитатели искали меня по всему интернату, воображая себе, что я сбежал. После подобных вечеров я обычно был сильно наказан, начиная с лишения завтрака, заканчивая появлением синяков на моем теле. Через несколько болезненных для меня дней я осознал, что лучше не стоит задерживаться в мини-библиотеке. Обычно мне приходилось оставлять книгу и уходить, дожидаясь следующего дня. Честно говоря, такое однообразие очень приелось. Каждый день было одно и тоже. Мне хотелось думать, что после включения тренировок в мой распорядок дня, они смогут хоть как-то разукрасить мое понимание о смысле моей жизни. Но, пока я тут, мне не известно, зачем я вообще родился на свет.

Сколько еще это будет продолжаться, знал лишь Бог, но мне приходилось терпеть все это.

Глава третья. И тут явилась она.

Утром следующего дня нас не будили, нежели как вчера перед церемонией открытия корта. Утро обернулось на удивление удачным. Чтобы я не говорил и не обсуждал с Дэвидом по поводу ситуации с теннисом, нас уже после обеда ждала первая тренировка. Ну почему именно утро оказалось таким удачным? После того, как я застелил постель и пошел умываться, мне, возможно, показалась, что по дороге в ванную комнату прямо перед вахтером стояла девочка лет девяти. Девочка стояла рядом с нашей воспитательницей. Походу они оформляли документы на заселение этой изумительно-красивой девочки в интернат. Она низкого роста, но на вид хрупкая. Выделяла ее стрижка каре с редкими прямыми волосами светло-русого цвета. Когда я смотрел на нее, идя в ванную комнату, мне удалось заметить ее маленькие бегающие глаза с умным взглядом. Широкое круглое лицо украшает красивый нос и маленькие губы. Из окна светило ярким солнцем и лучи райского огня падали на лицо этой девочки. Мне кажется, что в ту минуту я почувствовал первую в своей жизни симпатию. Я смотрел на нее, идя совершенно в другую сторону. Из-за того, что меня что-то очаровало в тот момент, спустя несколько секунд мне посчастливилось встретиться со стенкой, ударяясь легонько головой, разглядывая эту девчонку. Конечно, никто не подошел и не спросил у меня, в порядки ли я? Но в этом месте было наплевать.

День за днем в моей еще юной душе как будто были одни черные стены, наполненные неудовлетворенным туманом, где в пропасти медленно пропадали какие-либо цели и желания на будущую жизнь. Ведь мое пребывание тут можно описать тайной. Ну, а хочется мне как можно скорее собрать свои вещи и уехать отсюда, переступая порог интерната. О таком можно было только мечтать. Не скрою, что снится мне одно и тоже. Свобода, которою каждый из нас может получить только с восемнадцати лет. Или какие-то люди с сердцем, не думающие, как нажиться на своем, смогут забрать себе одно из нас. Увы, но происходит это очень редко. От мысли о свободе в каждом детском сердце, зная то, что ни один из нас не виноват в произошедшем, становится грустно. Ведь мы всего лишь дети, от которых отказались и кинули погибать, надеясь на лучшее. Да, мир жесток, но без жестоких людей не было бы добрых. Эта единственная фраза, которую я запомнил от своей кровной родни.

Обычно, я не сдерживаясь плачу, крепко держа дверь в одной кабинке туалета. Порой меня было сложно найти, но именно по утрам я был всегда в части туалета. Больно, конечно, больно ежедневно осознавать то, что я никому не нужен в этом мире. Именно поэтому каждый день являлся для меня настоящим заточением. И это утро было не исключением. Я вновь рыдал, освобождая себя несколькими десятками горьких слез.

– Приятно познакомиться, Сюзанна Мартис, – говорила Джули приветственный и добродушным голосом.

Джули, как учитель, по первому взгляду понимала ребенка. И не значительного от него всегда относилась ко всем одинаково. Джули любила детей и понимала всю боль, которую ощущаем мы.

Сюзанна Марис, так знали эту красивую девочку, которая снабдила мои мысли симпатией.

– Беги к другим деткам, – говорила Джули, показывая, где все мы играем и живем.

Но Сюзи побежала не в сторону жилых комнат. Она услышала мои рыдания и решила узнать, кто настолько разочарован. Туалет был общим, поэтому Сюзи смело вошла в место, которое для нее было неизвестно. Она шагала все ближе и ближе в сторону кабинки, где сидел я. Тут было немного теплее, из-за чего на плитке постоянно оседал конденсат. Ко всем санитарно-неблагоприятным условиям, тут еще не работал свет и приходилось ходить со светильниками. Сюзи шла до конца, подслушивая звуки из каждой туалетной кабинки. В тот момент в туалете была только она и я. Эта смелая девочка решила постучать в дверь, за которой я держался всеми руками. Мне не хотелось, чтобы меня кто-то видел таким. Но просто так сидеть тут было бессмысленно, раздумывая, кто же постучал в эту дверь. Вначале я подумал, что это пришел Дэвид, так как только он знал о моем постоянном напряжении по утрам…

– Иди отсюда, Дэвид, – крикнул я, вытирая слезы.

– Кем бы не был это Дэвид, это не он, – раздался какой-то милый и спокойный голосок, озадачивший меня. – Почему ты плачешь?

Мне был неизвестен этот голос, поэтому я решил отпустить дверь и выйти.

– А ты… – вышел я, – ты…

При первом же взгляде в моем сердце стало теплее. Пусть, я сразу не увидел изумительную красоту этой девочки, так как виной тому стала тьма. Сюзи подошла ко мне, когда я вышел из заплаканной кабинки, и крепко обняла. Своими маленькими ручками она вытерла мне мои слезы, успокаивая меня с каждой секундой все больше. Мне становилось лучше, забывая то состояние, из-за чего мы все тут. Мы вышли из ванной комнаты, держась за ручку. И тут я на сто процентов убедился в том, что это именно она. В свои хоть и юные годы я осознал о первой симпатии.

– Ты теперь одна из нас? – спросил я.

Ее ответ был положительным.

– Расскажешь, как сюда попала?

– Давай это лучше останется в секрете, – улыбнулась она.

Мне нравилось, как она говорит. Ее рассудительные мысли точно обгонят некоторых взрослых людей нашего времени, казалось мне.

– Давай я тебе все покажу…, – рассказывал обо всем я.

Мы прошли все два этажа. И настало время знакомиться с остальными детьми. Все были уже в столовой. Мы пришли последние и сели на свободные места, к сожалению, отдаленные от друг друга.

Это было настолько неорганизованно, что мне хотелось встать и начать кричать. Даже нормально представить нельзя новую девочку, которая сейчас, наверное, напугана среди других детей.

Все начали спрашивать у нее, как она тут оказалась. Некоторые начали высмеивать ее небрежный вид. А я просто так не мог сидеть, слушая все оскорбления. Мне хотелось в тот момент ее обезопасить. Собственно, поэтому я, еще ничего не успев съесть, резко встал из-под своего места и пошел в сторону стола, где неудачно села Сюзи. В это время к столу подходил тиран всей нашей группы. Тодд Хейнс был низкого роста, но крепкого телосложения. Все его сразу узнавали по густым коротким волнистыми волосам черного оттенка. Его многие боялись и обходили стороной. А большие злые глаза Тодда с яростным взглядом пугали даже персонал интерната. Его небрежное узкое овальное лицо с противным узким носом, и маленькими губами вообще не сочетались. Его потрепала судьба. Именно поэтому, как мне кажется, у него постоянно всплески ярости и жестокости.

Именно в этот момент, когда мне слышались оскорбления от друзей Тодда, шел как раз сам Тодд, уже выглядывая одну жертву. Видимо Сюзи села на его место, за которым он постоянно ест. Соответственно, ему это не понравилось. Тодд знал только один вариант решения любых споров. Он замахнулся на маленькую девочку со спины с желанием ударить ее в спину, дабы она вскочила с его места. Когда кулак Тодда направлялся в сторону Сюзи, я схватил его руку и оттолкнул его самого в сторону, тем самым, сбивая его с ног.

– Ты хочешь отгребать, Клоптон? – спрашивал удивленно-рассерженный Тодд.

В этот момент все дети обернулись в нашу сторону, в том числе и Сюзи. А Дебора вместе с Джули, услышав наши разборки, быстро направились к нам.

– Это новенькая! Она вообще не знает вас и не знает, что ей делать! У нее стресс! – кричал я. – Вспомните, какие вы были беспомощными, придя первый раз сюда.

Некоторые опустили свои головы, вспоминая этот ужасный день, и стыдясь от того, что сделали в адрес этой безобидной девочки.

– Каждый из нас проживал этот день, перешагивая порог этого чертового интерната, – говорил я, смотря всем в глаза.

Тодд резко встал, когда я отвернулся, и, с попыткой схватить, набросился на меня. Моя реакция спасла меня. Из-за моего чувства самосохранения, Тодд получил по щам еще раз.

В это момент в столовую зашли Дебора и Джули. И их взаимная реакция меня тут же не обрадовала:

– Что ты сделал, поганец? – начала кричать Дебора, взяв меня за шею и начиная оттягивать в разные стороны.

– Дебора Тейлор, может лучше не стоит так измываться над детьми, – говорила светлая Джули, – ваши действия явно ни к чему хорошему не приведут.

– У меня стаж работы больше, чем у некоторых, – язвила Дебора, намекая на Джули.

С такими последствиями прошел завтрак. В конечном итоге я был заперт в подвале, не съев ни одной ложки завтрака, но зато обезопасив Сюзи. В подвале было до мурашек страшно. Каждое поскрипывание старой и ржавой трубы пугало меня. Джули пыталась заступиться за меня, но ни к чему хорошему это не привело. Ее чуть ли не уволили из-за якобы невыполнения своих обязательств. Просидел я в мраке около шести часов. Дебора настояла на том, чтобы я сидел тут до обеда. Ведь ей кажется, что мое нахождение тут пойдет мне на пользу.

О мыслях, которые приходили мне на ум на протяжении этого времени, лучше не обобщать. Когда мне стало уже в привычку сидеть в темноте, я стал разглядывать очертания вещей, которые окружали меня. Мне удалось найти мел, что использует Джули для написания чего-либо на доске. Я аккуратно достал мел и пополз, как маленький ребенок к шкафу, стоящий около двери в подвал. Отодвинуть как можно тише захламленный шкаф, я начал писать дрожащими руками, еле разбирая то, что я пишу, ведь ничего не было видно.

"Меня зовут Рональд Клоптон и меня заперла Дебора Тейлор тут в темноте из-за того, что я заступился за Сюзанну", – написал я. По крайней мере мне хотелось так думать. Шкаф мне пришлось поставить в такое же положение как он стоял изначально.

Спустя шесть с половиной часов раздался щелчок, а затем и скрип открывающейся двери подвала. "Выходи", – достался голос из-под яркого света, исходящего из двери. Было не на шутку страшно, но выбора другого не было.

– Иди сюда, – схватила меня Дебора, – мы идем на первую тренировку.

Я щурился, чтобы хотя бы что-то увидеть. Дебора взяла меня также за шею и потянула в свою комнату переодеваться. Казалось, что она вот-вот вопьется своими шестидесятилетними старыми пальцами мне в шею. Дебора кинула меня в мою комнату, добавив свою фразу:

– Чтобы через десять минут был на корте.

В ту минуту мне нужно было переодеваться и как можно быстрее. Я надел свою форму и побежал со всех ног во двор. Еле рассматривая что-то на улице, я приблизился к корту.

– Рональд, сюда, – крикнул мне Дэвид.

Сориентировавшись, мне удалось не только встать в строй, но и увидеть какие-то объекты поблизости.

Это был жаркий день июня, с лучами солнца, наполненными пробивающимися, через ветер, облаками на синеватом небе, где летали лесные птицы райской природы. В начале каждого лета в районе меняли трубы, поэтому чаще всего именно в этом месяце был дефицит воды, а соответственно и еды.

Я увидел целый пакет теннисных мячей, но не таких, которые показывала Дебора. Пакет располагался на старой табуретке из подвала. Это подобие корзины показывала всю нищету нашего района.

Начав видеть более четче, я обратил внимание на присутствие Сюзи в нашем коллективе. Теперь наша группа пополнилась одной очаровательной девушкой по имени Сюзи. Она смотрела на меня в ту минуту своими маленькими глазками и ясно улыбалась…