Грёбаный холод.
У меня кружится голова, и я ни на чём вокруг себя не могу сосредоточиться. Несколько минут назад я выстрелил из штурмовой винтовки в скалу и снег, чтобы вызвать лавину. Передо мной стоял выбор — либо сделать это, или быть задушенным до смерти Себастьяном Старком, действующим чемпионом нелегальных турниров.
Трюк сработал, но я не уверен, что сейчас нахожусь в лучшей форме.
Лавина сошла на нет. Каким-то образом я не оказался под снегом, до боли придавлен камнями, но не похоронен под ними. Не могу объяснить почему, но я выжил, хотя и весь покрыт льдом. Старк, предположительно, погребён где-то под снегом. По иронии судьбы он, очевидно, умрёт от удушья, учитывая, что сам пытался задушить меня.
Я вдыхаю холодный воздух в лёгкие и трясу головой, чтобы её прояснить. Этим движением я царапаю висок о камень, и смотрю вниз, чтобы сориентироваться.
Вся левая половина моего тела засыпана камнями и льдом. Нога и рука полностью погребены и, когда я пробую сдвинуться, то очень быстро понимаю, что застрял. При попытке пошевелить рукой, стреляющая боль пронзает меня от шеи до кончиков пальцев. Только так я понимаю, что моя рука не оторвана от тела.
В мой мозг проникают шальные мысли о фантомных болях после ампутации конечностей, но я их игнорирую. Когда я напрягаю мышцы пальцев, то чувствую, как они двигаются. Я уверен, что моя рука всё ещё на месте.
Я могу немного сдвинуть ногу, но этого недостаточно, чтобы вытащить её из-под камней. Я пытаюсь свободной рукой немного очиститься ото льда, но ничего не добиваюсь. Ветер хлещет по моему незащищённому лицу, и я понимаю, что защитная маска где-то внизу, похоронена в снегу вместе с GPS-локатором и видеокамерой, которые могли бы подсказать кому-нибудь, где я нахожусь.
Может быть, меня найдут лежащим здесь, а может и нет. Остров не очень большой, и вертолёт может меня заметить. Это единственный шанс, что у меня есть на данный момент, сам я не могу освободиться.
Возможно, так будет лучше.
Я закрываю глаза и кладу голову на камни. Это далеко не удобно, но, по крайней мере, это не песок. Я провел месяцы в горячей песчаной яме, как военнопленный, и предпочитаю этому всё, что угодно.
Холод проникает в меня, и я понимаю, что неминуемо наступает гипотермия. Я пытаюсь вспомнить, считается ли это хорошим способом умереть или нет, но не могу вспомнить.
Хороший способ умереть.
Неужели я сдался? Просто буду здесь лежать и позволю себе умереть?
У меня нет ответов на собственные вопросы. Внутри меня такой же холод, как и снаружи. Не могу отрицать, что было бы намного проще отпустить ситуацию. Я устал, голоден и до смерти замёрз. Снайперская винтовка «Барретт М82», моя гордость и отрада, была повреждена в сражении, и я был вынужден её оставить, чтобы иметь возможность двигаться быстрее. Без неё решение уйти имеет определенную привлекательность. В какой-нибудь прошлый период моей жизни, я, вероятно, поступил бы именно так. Но сейчас всё по-другому. Теперь у меня есть причина вернуться домой.
Лиа.
До того, как она вошла в мою жизнь, я сделал бы это не задумываясь. Я убивал, потому что это было моей работой, но я никогда не испытывал по этому поводу никаких чувств. Ни положительных, ни отрицательных. Мне нравится стрелять, поэтому я всегда получал определённое удовольствие от того, что делал. Горы трупов, которые я оставлял за собой, лишь часть этого. Лиа дала мне причину убивать – чтобы защитить её.
Она также дала мне причину, чтобы жить.
Мне так легко представить её лицо. Возможно, в этом нет ничего необычного для других людей, но я никогда не задумывался о женских лицах. Даже когда я был с кем-то близок, я предпочитал, чтобы они находились лицом вниз. Я бы дал им то, что они хотели, но мне было всё равно, кто они. Было в моей жизни несколько исключений, но не так много.
Я люблю смотреть на лицо Лиа, когда её трахаю. Или занимаюсь любовью. Этот термин важнее для неё, чем для меня. Я знаю, что чувствую, когда нахожусь внутри неё. Эти ощущения выходят за рамки просто оргазмов и сам акт – больше, чем просто физические упражнения. Умиротворение и покой. Сосредоточенность и расслабленность. Когда она со мной, я сплю без зловещих снов.
Еле слышный скребущий звук прямо передо мной отвлекает меня от моих мыслей. Сначала я подумал, что это просто оседает снег и камни, но мгновение спустя рядом из снега внезапно появляется рука. Не веря своим глазам, я вижу, как перчатка Себастьяна Старка начинает расталкивать вокруг снег, проделывая в нём дыру.
Сам факт, что он выжил – весьма неожиданный. То, что он оказался буквально в метре от меня – просто фантастика. Я наблюдаю, как он распихивает снег, чтобы проделать более широкое отверстие, слышу, как он делает несколько глубоких вдохов, а затем снова возвращается к попыткам откопать себя. Когда горсть снега бьёт меня по лицу, я понимаю, что до сих пор пялюсь на него.
Медленно и тихо я тянусь вниз к своему поясу и хватаюсь за рукоятку «Беретты». Большим пальцем отстёгиваю кобуру и подтягиваю оружие ближе к груди. Старк высвободил из-под снега голову и пытается осмотреться, но я уверен, что он меня не видит. Сто́ит протянуть руку, и я запросто смогу его достать.
Вдруг неожиданное сомнение сбивает меня с толку.
Я останавливаюсь, чтобы попытаться как можно лучше его рассмотреть. Я бы сделал это накануне вечером во время праздничных мероприятий перед турниром, но я был не столь близко к нему, как сейчас. Я вижу сходство, хотя оно едва уловимо. Что-то в линии челюсти, которая напоминает мою собственную, и разрез глаз у нас одинаковый, хотя они и разного цвета.
Я провёл минимальные исследования других конкурентов, но, когда я понял, что Старк – моя главная угроза, то изучил всё, что смог на него найти. Джонатан, соучастник в моих делах и единственный друг, тоже кое-что раскопал. Будучи гением компьютерной слежки, он, похоже, всегда способен найти всё, что угодно и на кого угодно. Оказалось достаточно легко отыскать историю преступной деятельности Старка, причины его уединения на паруснике в Карибском бассейне, и последовавшее за этим спасение после кораблекрушения.
Было кое-что ещё во всей этой информации, обнаруженной Джонатаном, – что-то, что я нашёл гораздо более интересным лично для себя.
Себастьян взял имя Старк после того, как начал сражаться под покровительством Лэндона Старка, но это не была его настоящая фамилия. Он даже не был из Сиэтла, как Лэндон Старк и его босс Джозеф Фрэнкс. Себастьян родился в Чикаго, и его бросила молодая женщина, пытающаяся сбежать от своего жестокого мужа. Вскоре после этого она умерла, скорее всего, от рук своего супруга. Её имя ничего для меня не значило, но имя человека, указанного как её муж, было мне известно – Александр Янез. То же имя значилось и у моего биологического отца в моём собственном свидетельстве об усыновлении.
Себастьян Старк когда-то назывался Себастьяном Янезом. И он мой сводный брат.
Я долгое время пристально всматривался в бумаги, пытаясь найти в этом какой-то смысл. Полагаю, я должен был осознать ещё до этого, что где-то на белом свете у меня может быть брат или сестра; это фантазия каждого осиротевшего ребенка, что где-то есть семья, которую нужно найти. Но я никогда на эти мечты не обращал достаточного внимания, что могло бы послужить основанием для поиска.
Может быть, мне стоило это сделать. Возможно, если бы я воспользовался информацией о моих родителях, которую обнаружил Джонатан, и поискал какие-либо оставшиеся связи, то узнал бы о Старке раньше. К тому времени, когда мне стало это известно, было поздно – я уже стал участником турнира и был готов к бою.
В конечном счёте, это не имеет значения. У меня есть работа, и я собираюсь её сделать. Вина никогда не определяла мои мотивы, и наши туманные кровные отношения не играют никакой роли. Старк, как будто не имеет понятия о своём собственном происхождении, и у меня нет веских причин, чтобы изменить это сейчас.
Я снял пистолет с предохранителя и приставил ствол к виску Старка. Его шея застыла, остальная часть тела вообще неподвижна.
— Разве ты не должен был сначала сказать мне что-то типа «ха-ха-я-всегда-знал-что-выиграю»? — спрашивает Старк.
Я сдерживаю смех и качаю головой:
— Не совсем в моём стиле.
Мне больше нечего ему сказать. Как опытный киллер крупнейшей преступной организации Чикаго, я никогда не колеблюсь и не играю в игры с теми, кого намерен убить. В моих мыслях он уже мёртв. Я нажимаю на спусковой крючок.
Ничего не происходит.
— Блядь, — я подтаскиваю оружие обратно к себе и проверяю, есть ли пуля в обойме. Есть, но ствол забит льдом и камешками. Я стучу им пару раз в грудь, чтобы выбить то, что вызывает неисправность. Часть льда отлетает, но пистолет всё равно не стреляет.
— Закончились патроны?
— Нет, — я не знаю, почему я вообще утруждаю себя ответом. — Забилось. Наверное, льдом или камнями, или ещё чем-то.
Говоря это, я вижу обломок камня, который, вероятно, и является причиной проблемы. Я пытаюсь пальцем вытащить осколок, но он крепко застрял. Я едва держу оружие рукой в перчатке. Даже сняв перчатку, я не смогу выбить камень. У меня есть только одна рука. Если я сниму перчатку, то, скорее всего, не смогу снова её надеть, а это будет хуже, чем отсутствие огневой мощи.
— Ублюдок, — стиснув зубы, я бью «Беретту» о лёд. Похоже, что ничего не получится; камешек прочно застрял.
— Какие-то проблемы? — я слышу смех в его голосе, но не нахожу в этом ничего забавного.
— Есть немного, — признаю я. Поднеся пистолет близко к лицу, гадаю, смогу ли я ухватить камень зубами, но он слишком глубоко.
— Может, я чем помогу? — спрашивает Старк.
Ты можешь умереть сам, думаю я, но ничего не говорю вслух. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, оглядываюсь вокруг и тщательно взвешиваю все возможные варианты. Отсутствие мобильности – моя самая большая проблема, и я не вижу путей её решения. Вокруг меня нет ничего, что можно использовать как сапёрную лопатку, и в любом случае я реально могу копать только одной рукой.
Я переворачиваю оружие в руке, плотно сжав ствол. Я нахожусь недостаточно близко, чтобы нанести смертельный удар, но это единственный вариант. Я отвожу назад руку и бью рукояткой «Беретты» по затылку Старка.
— Ай! Ублюдок!
Это не очень хороший удар, и я пробую ещё пару раз, прежде чем Старку удаётся схватить меня за руку и начать бороться за пистолет. Я держу его так крепко, как могу, но когда он ударяет мою руку о камень, я теряю хватку, и оружие падает и пропадает из поля зрения.
— Блядь, — бормочу я.
— Почему ты меня просто не застрелил?
— Там всё ещё застрявший камень, — объясняю я ему.
— Я-то думал, что ты, блядь, эксперт по оружию, — отвечает Старк. — А ты говоришь, что не можешь прочистить пистолет?
— Не одной рукой. — Мои слова – ошибка, и я практически сразу это понимаю. Я только что выдал ему моё слабое место.
Старк начинает потихоньку двигаться, чтобы развернуться и оценить моё положение. Я впервые встречаю его взгляд, и вижу на его лице надежду. Он издает короткий смешок.
— Ну, тебе пиздец, — заявляет он.
Я не могу спорить с этим мнением. Мне нужно прекратить давать ему информацию. Всё, что я ему скажу, может быть использовано против меня. Даже выражение лица может сказать ему, насколько плохо моё состояние.
Какая теперь разница?
Я совершенно без оружия. В драке голыми руками Старк, безусловно, победил бы меня. Я застрял среди льда и камней, и едва чувствую левую руку. Я обездвижен; температура значительно ниже той, что приводит к смертельному исходу, и у меня нет шансов откопаться. Старк, с другой стороны, выглядит гораздо более благополучно. Он отбрасывает от себя всё больше льда и снега, освобождая плечи и часть груди.
Я полностью облажался.
Я прижимаю голову к плечу, пытаясь оградить открытую кожу ото льда. Закрыв глаза, я понимаю, как легко сдаться. Это заманчиво. Нет, это больше, чем заманчиво. Это прямо-таки соблазнительно.
Старк пытается выбраться из-под снега, и когда он это сделает, то использует все подручные средства, чтобы забить меня до смерти и, скорее всего, это будут просто его кулаки. Я не смогу ничего сделать, чтобы его остановить. Эта мысль меня бесит. Если мне суждено умереть, я бы, по крайней мере, предпочёл иметь возможность бороться до конца. Это будет полный отстой.
Я открываю глаза, смотрю вниз на край обрыва, и что-то привлекает моё внимание. Среди льда и камней просматривается какой-то тёмный объект. Когда я прищуриваюсь, то понимаю, что этот тёмный объект на самом деле нога Старка. Я смотрю на его лицо и на то, как расположено его тело. Похоже, нога сломана, возможно, раздроблена. Вывернута под неестественным углом и застряла между камней. Даже со всей силой Старка, он не сможет вытащить ногу.
Он в ловушке, как и я.
Эта мысль приносит мне лишь небольшое утешение. По крайней мере, я, находясь в беспомощном состоянии, не буду избит до смерти. Вместо этого мы оба умрём от переохлаждения, и победителя в этом турнире не будет. Ринальдо Моретти, Джозеф Франкс и другие организаторы турнира могут даже не найти нас, учитывая, что видеокамеры и GPS-локаторы похоронены под лавиной.
Но они всё равно узнают, что я пережил участников из других кланов Чикаго. Может, Ринальдо этого хватит, чтобы получить то, что он хочет. Для меня это не должно иметь никакого значения, но имеет. Я здесь не для себя, я здесь, чтобы Ринальдо мог победить. Я вообще больше не должен был участвовать.
— Это, блядь, должна была быть моя пенсия, — бормочу я себе под нос.
— Моя тоже, — говорит Старк с невесёлой усмешкой.
— Оу, да? — я опускаю голову, чтобы отдохнуть на снегу, и снова вздыхаю. — Тогда что ты здесь делаешь?
— Мой план – убить твою задницу.
Я закатываю глаза. На мой взгляд, весь этот стёб, который ветераны турнира считают таким интересным, просто утомителен. Все они так легкомысленны, но их непомерная кичливость раздражает и не имеет смысла. Это делает их похожими на персонажей из комиксов Марвел, которые по той же причине мне никогда не нравились. Там злодеи придумывали тщательно разработанные планы и заговоры только для того, чтобы в последнюю минуту герои каким-то нелепым образом просто сбегали.
Я отдавал предпочтение нехитрым приёмам – целься и стреляй.
— Я уже слышал это раньше, — замечаю я. — Все, кто когда-либо так говорили, плавают в реке Чикаго.
— А все, кому я когда-либо так говорил, лежат в могилах.
Я смотрю на него и пытаюсь его прочесть. Хотя эти слова и наглые, я не вижу той же самоуверенности в его лице. Он просто констатирует факты, а не бахвалится. И подтверждением этому является вся его история. Хотя, он давно не практиковался, а навыки со временем теряются.
— Наслышан об этом, — говорю ему, — но ты долгое время был вне игры.
Он не отвечает, и мы некоторое время молчим. Я продолжаю представлять Лиа и гадаю, что она делает прямо сейчас. Она должна была вернуться из своей поездки к матери и, наверное, уже дома в нашем коттедже. Прямо сейчас, она, вероятно, выводит нашу собаку, Фрейю, на послеобеденную прогулку в близлежащий лесочек. Интересно, где, по её мнению, нахожусь я.
Если я не вернусь, как долго она будет ждать? Дни? Недели? Попытается ли с кем-нибудь связаться, чтобы узнать, что со мной случилось? Кто-нибудь скажет ей правду?
Она здорово разозлится.
Я смотрю на Старка и задумываюсь, будет ли его девушка на него злиться. Она в курсе, что происходит, но облегчает ли это ситуацию? Он так долго был вне игры, и мне становится любопытно, почему он снова решил в это ввязаться.
Когда я спрашиваю, ответ меня не удивляет. Он сражается из-за неё и из-за сына. Я не знал, что Фрэнкс фактически держит их в заложниках, заставляя Старка участвовать в турнире. Я думал, он делает это ради денег, славы или чего-то подобного.
Когда он интересуется причинами моего здесь присутствия, то я не вижу никаких причин лгать.
— Меня попросил Ринальдо.
— Ты всегда делаешь то, что он просит? — удивляется Старк, глядя на меня.
— Практически всегда, — подтверждаю я.
— Почему ты?
Я улыбаюсь про себя, хотя, конечно, никакой радости не испытываю. Ринальдо уже выдвигал одного участника турнира, но парень встал у меня на пути, разозлил меня, и я всадил пулю ему в череп. Если бы у меня был хоть какой-то контроль над своим темпераментом или если бы этот парень просто находился в тот день где-нибудь в другом месте, меня бы здесь вообще не было.
— Я убил парня, который в противном случае убил бы меня, — признаюсь я, смотря в небо. Облачность достаточно плотная, чтобы скрыть солнце, и все надо мной серо.
— Ты убил одного из людей твоего босса?
Я просто смотрю на него в ответ. И не чувствую желания или необходимости повторяться.
— У тебя есть яйца, — замечает Старк.
— Он был мудаком, — говорю я.
— Таких вокруг полно. Ты не можешь их всех убить.
— Возможно, — я не уверен, что согласен с ним. Потому что действительно довольно хорош в устранении мудаков в моей жизни. Это легко, когда ты не чувствуешь раскаяния за то, что делаешь.
Вообще-то, когда мы говорим о том, как сюда попали, сходство слишком очевидно. Мы оба намеревались выйти из бизнеса, но вот мы здесь – замерзаем до смерти по причине, по которой никому из нас нет дела. Мы оба разделяем привязанность к покровителям, играющим видную роль в наших жизнях, что является причиной, почему я здесь. У Старка свои причины. Фрэнкс удерживает его женщину вместе с его сыном. В результате всех проведённых мной исследований, я мало что узнал о сыне Старка, кроме того, что он был возвращен в Штаты после того, как были убиты его мать и её муж. Я предполагал, что Фрэнкс использует его в качестве рычага воздействия на Старка. Я зашёл так далеко, что стал угрожать ребенку Старка непосредственно ему в лицо лишь для того, чтобы посмотреть, как он отреагирует. Он напал на меня прямо посреди турнирной встречи, подтвердив мои подозрения.
Себастьян Старк сражается за свою семью.
Ну, есть одно отличие. Хотя мне очень хочется жить и вернуться домой к Лиа, здесь я не из-за неё. Никто не угрожает её жизни, и у меня нет причин думать, что кто-нибудь ей навредит после моей смерти. Я здесь потому, что меня попросил Ринальдо, а что Ринальдо просит, я ему даю.
Это всё не важно. Никто из нас не выберется отсюда. Когда Старк вытаскивает детский рисунок семейной пары и маленького мальчика, мне становится интересно, понимает ли он это, и я решаю указать на очевидное.
— Ты никогда не увидишь её снова, и ребёнка тоже.
Я наблюдаю, как он сжимает руки в кулаки. На его шее начинает пульсировать вена. Почти так же быстро, как его тело велит ему бороться, я вижу, как он немного оседает обратно в яму. Его глаза, уставившиеся на снег, стекленеют.
— Пошел ты! — кричит он на меня, но в его глазах нет огня. — Я выбираюсь отсюда, кончаю, блядь, с тобой и возвращаюсь домой, к ним.
— Нет, не получится, — трясу я головой. Я хочу подтолкнуть его. Это лучший способ определить его умонастроение. — Ты это тоже знаешь. До тебя это только что дошло.
Мои слова проникли в него, и он балансирует на грани его разума. Я чувствую это внутри себя. Мы выжили, мой сводный брат и я, но, столкнувшись с этой ситуацией, мы также осознаём её безнадёжность. Все наши варианты сократились до нуля.
И в глубине души я с этим согласен.