Впервые отправляясь в Лондон, я намеревалась навестить двоюродную сестру Андрею и полюбоваться красотами города.
Кое-что из задуманного удалось выполнить: остановившись у сестры, я получила возможность лицезреть ее каждое утро за завтраком. А вот осмотреть достопримечательности помешала встреча с Джонни Хаммондом. Этот неистовый репортер покорил меня с первой встречи. Поэтому, когда он носился по городу, выполняя репортерские задания, стараясь успеть повсюду, я безропотно следовала за ним. Так, что Лондон я видела лишь из окна мчащегося автомобиля. Вечера мы проводили в кафе. Беседуя, держались за руки и неотрывно глядели друг другу в глаза. Лишь на рассвете возвращалась я к себе…
Теперь я ехала в Лондон для того, чтобы познакомиться с женихом Андреи и в надежде на продолжение нашего романа с Джонни. Прощаясь, он честно признался, что будет ждать моих писем, однако сам писать не любит. Я так и не получила от него ни одной весточки. И лишь Андрея сообщила, что слышала, будто бы он, то ли в Алжире, то ли в Германии или во Франции. И лишь один раз в письме к своему другу Джонни просил: «Если увидишь Кирсти, передай привет от меня».
Эта приписка давала право надеяться, что Джонни не забыл меня.
Мы познакомились с ним на вечеринке у Андреи. Оставив меня одну, она отправилась на кухню, чтобы приготовить напитки. В это время ко мне и подошел Джонни. Он был совершенно неотразим. Устремил на меня свои синие глаза и предположил:
— Должно быть, вы и есть Кирсти Макклелланд, кузина Андреи из Нью-Йорка.
— Да. А как вы догадались?
— Вы абсолютно соответствуете описанию, данному Андреей. Она говорила, что ее сестра тоненькая, как тростинка, волосы у нее золотистые, а глаза такие глубокие и таинственные, что в них можно утонуть.
Я невольно улыбнулась и принялась утверждать, что Андрея не могла так говорить о моей внешности.
Однако Джонни не принял моих возражений.
— Не отпирайтесь. Портрет точно соответствует оригиналу. Вот только скажите, почему у вас шотландская фамилия?
— Мои предки из Ивернесса.
— Вот так совпадение! — изумился Джонни. — И мои оттуда.
Я отступила назад и изучающе посмотрела в его лицо.
— А, на мой взгляд, вы выходец из Ирландии.
Этот мой вывод рассмешил Джонни, и он сразу же перешел на «ты»:
— Ты мне нравишься, Кирсти Макклелланд. Я не прочь с тобой поболтать. Давай-ка выйдем отсюда. Хочу послушать, что ты скажешь о луне.
Прежде чем я успела возразить, что нужно предупредить Андрею, мы оказались в саду. Поддавшись очарованию серебряного вечера, залитого лунным светом, Джонни принялся рассказывать о гномах, эльфах и феях, живущих в горах, что бархатисто темнеют на горизонте, о волшебных озерах, столь же таинственных и бездонных, как и мои глаза. Совершенно утратив чувство реальности, я и не подымала сопротивляться, когда он принялся нежно целовать меня.
— Пожалуй, нам пора, — шепнул он, наконец и повлек меня обратно к дому.
Джонни настолько очаровал меня, что теперь, возвращаясь в Лондон, я с нетерпением предвкушала встречу с ним. Однако меня ждало разочарование: Джонни — в заграничной командировке.
— Я точно не знаю, в какой именно горячей точке он находится, — сообщила Андрея. — Его не будет еще несколько дней или недель. Впрочем, может статься, Джонни вернется и завтра. — Андрея поспешила успокоить меня. — Не огорчайся. Ведь ты приехала на целых два месяца. За это время вы наверняка встретитесь. А пока можешь побродить по городу, ведь ты так и не увидела его в свой первый приезд. У нас с Нейлом будет несколько свободных дней, и мы тебе все покажем.
Андрея выполнила свое обещание, и мы отправились на прогулку по городу втроем. Но кто-то в этой компании был явно лишним. Представляете, я громко восхищаюсь каким-нибудь памятником архитектуры, например зданием Парламента, а в ответ — тишина. Оборачиваюсь и с удивлением замечаю, что влюбленные настолько увлечены собой, что не только меня не слышат, но и вообще забыли, где находятся.
По вечерам мои мучения не заканчивались, потому что Нейл не торопился домой. И куда бы я ни попыталась войти, — в гостиную или на кухню, — везде я заставала их в объятиях друг друга.
Поймите, я и не собиралась подглядывать за влюбленной парочкой, но Нейлу казалось, что я мешаю им нарочно. И когда Андрея, смеясь от смущения, пыталась от всего отстраниться, он протестовал:
— Дорогая, мы с тобой не делаем ничего предосудительного. Если бы мы отправились на Пиккадили нагишом — другое дело. Но, мы же в твоем доме. А Кирсти вполне взрослая.
После таких заявлений я очень скоро поняла, что пора подыскивать себе другое пристанище.
Как-то вечером Нейл появился позже обычного. Сказал, что навещал своего друга Ховарда в больнице. Врач на сей раз сам оказался пациентом. Он с женой и молоденькой кузиной попал в автомобильную аварию. Серьезных повреждений ни у кого из них не обнаружено, но все же несколько дней им придется провести под наблюдением врачей.
— Ховард и Имоджин сильно беспокоятся о своих детях, — рассказывал Нейл. — В тот вечер, когда случилось несчастье, ушла няня. И теперь за тремя малышами некому присмотреть кроме брата Ховарда — Ричарда. А он очень занят в своей фирме.
Я спросила, какого возраста дети. И Нейл ответил, что Филиппу — семь, Мишель — четыре, а Дэвиду — полтора года. Он тут же заверил, что они весьма послушные дети.
Недолго думая, я предложила свою помощь.
— Я прекрасно умею обращаться с детьми. У меня куча племянников и племянниц. И мне довольно часто приходилось сидеть с ними.
— Великолепно! — отозвался Нейл. И прежде чем я успела задать следующий вопрос, он исчез. Я только слышала, как Нейл говорит кому-то в телефонную трубку. — Одна американская девушка готова помочь…
— Кирсти, ты хорошенько все обдумала? — заволновалась Андрея. Она поднялась, направилась было в холл к Нейлу, но потом остановилась и с беспокойством взглянула на меня. — Я ведь не гоню тебя из дома. В отпуске тебе наверняка хотелось бы как следует отдохнуть. Я считаю, что Нейл должен дать тебе время на размышление. — Андрея замолчала. Но прежде чем я успела что-либо ответить, в комнату вернулся сияющий Нейл.
— Все уладил. Ричард Дру страшно обрадовался. Утром отвезу тебя туда, Кирсти.
Андрея попыталась объяснить Нейлу, что не стоит так торопиться, но он бросил в ее сторону столь выразительный взгляд, что я поскорее подтвердила свою готовность помочь присмотреть за детьми.
В воскресное утро Нейл высадил меня у прелестного георгианского особняка. К белой штукатурке стен прилепились живописные литые балкончики с горшками ярко-красной герани. К особнячку прилегал небольшой парк, откуда доносились птичьи трели. Нейл стукнул разок тяжелым дверным молотком и сразу же заторопился:
— Послушай, Кирсти. Я, пожалуй, побегу. Все будет хорошо. Позвони нам, когда устроишься.
В мгновение ока он оказался за рулем автомобиля. Наблюдая, с какой скоростью уносится прочь его машина, я лишь недоумевала, что бы все это значило.
Тут распахнулась дверь, и на пороге появился этакий здоровяк в тельняшке и джинсах; его густые темные волосы торчали в разные стороны, будто он только что поднялся с постели. Незнакомец вопрошающе уставился на меня, а потом вдруг сообразил:
— Ах да! Вы, должно быть, няня. Я тут совсем закрутился. — Он взял у меня сумку и пригласил. — Входите. Я Ричард Дру.
Представилась и я, а он удивился:
— Макклелланд? Мне сказали, что будет девушка из Америки.
Пришлось объяснить, что я действительно американка. И тут откуда-то сверху донесся отчаянный детский вопль. Немедленно заревел еще кто-то.
Ричард Дру схватился за голову.
— Боже! И что им опять неймется! Придется подняться и посмотреть, что случилось на этот раз. Вам лучше сразу пойти со мной.
Несмотря на спешку, я все же успела заметить, что интерьер холла выполнен с отменным вкусом.
Едва мы преодолели лестничный пролет, как из детской выскочила маленькая девочка в пижаме. Стриженые волосы цвета меди красиво обрамляли личико худышки.
— Филипп отнял у меня паровозик и забросил его на буфет, — рыдала девчушка.
Дру подхватил племянницу на руки.
— Не плачь, Мишель. Сейчас разберемся.
Мы вошли в просторную светлую детскую комнату. У окна тоненький, гибкий мальчик боксировал с собственной тенью. А в кроватке стоял малыш. Его крепенькое тельце напряглось, глазки закатились, все свидетельствовало о том, что он снова собирается залиться слезами. Я подхватила ребенка, легонько расправила на светлой головке спутавшиеся, влажные кудряшки и поторопилась успокоить его. Он жалобно всхлипнул и обратил на меня свои грустные голубые глазки.
Я тихонько засмеялась:
— Ты меня не обманешь, маленький. Это же крокодильи слезы.
Тем временем Ричард Дру объяснил:
— Дэвид всегда ревет, когда Мишель начинает плакать. — Затем обратился к старшему племяннику — Филипп! Это ты забросил паровозик Мишель на буфет?
— Ну, я, — признался Филипп, продолжая поединок с воображаемым противником.
— Зачем ты это сделал? — вопрошал дядя. — И перестань прыгать. Подойди сюда, негодный мальчишка!
Филипп подошел и невозмутимо объяснил:
— Мне пришлось это сделать. Я все время спотыкался об него и падал. А Мишель нарочно подсовывала свою железную дорогу мне под ноги. Так что пришлось проучить ее.
— Ты плохо поступил. Я позже сниму игрушку с буфета. А пока познакомьтесь с мисс Кирсти Макклелланд. Она будет присматривать за вами.
— Ей не понравится у нас, и она скоро уйдет. Все няни от нас уходят. — Филипп даже не потрудился взглянуть на меня.
— Это уж слишком, — рявкнул Ричард. — Иди-ка умываться, да не забудь надеть чистую рубашку.
Филипп принялся ворчать, что не знает, где они лежат. Но тут ему на помощь пришла Мишель. Она засеменила к бельевому шкафу, выдвинула ящик и тоненьким голоском пропела:
— Вот же они, Филипп. — Девочка достала футболку, белую с синими полосками.
— Ну и ну! — покачал головой дядюшка. — Минуту назад она бросалась на брата с кулаками, а сейчас ухаживает за ним, как за любимым сыночком. Учтите, эта несносная девчонка — отнюдь не подарок.
— Думаю, справлюсь. Я умею обращаться с детьми.
— Все няни так говорят, когда приходят. Но на самом деле их мысли заняты исключительно своими дружками. Надеюсь, что вы станете исключением.
Он проговорил это столь язвительно, что мне захотелось возразить, что я никакая не няня. Но я не успела, поскольку Ричард взял у меня Дэвида, поставил его в кроватку и попросил:
— Будь умницей, мне надо показать дом мисс Макклелланд.
Казалось, ребенок понял, что от него хотят, и безмятежно улыбнулся во весь рот.
Ричард принялся стремительно открывать и закрывать передо мной двери. Я успела насчитать пять комнат на втором этаже и по четыре на первом и третьем. Одна из комнат на первом этаже предназначалась для детских игр. Из нее был выход в сад. Там дети могли ползать по лесенке, поиграть в песочнице или покачаться на качелях.
Из сада мы прошли на кухню. Она была превосходно оборудована, а оформление выдержано в коричневых, ярко-красных и золотистых тонах. Ричард продемонстрировал два холодильника, битком набитых продуктами. Он заявил, что никто в этом доме не умрет с голоду, покуда здесь живет Клер — большая любительница покушать.
— Кто это? — удивилась я.
— Кузина. Она живет в доме Ховарда с тех самых пор, как с ее родителями произошел несчастный случай в горах. Клер очень своенравная особа, но дети обожают ее.
Ричард явно не разделял обожания детей. Я поинтересовалась здоровьем всех троих пациентов и спросила, когда их ждать домой.
— У Ховарда и Имоджин многочисленные ушибы, и у всех троих легкое сотрясение мозга, но дело идет на поправку. Клер давно была бы дома, если бы ей позволили. Персоналу больницы, наверное, приходится привязывать ее к кровати, чтобы она и там не умудрилась устроить какую-нибудь тусовочку.
Во мне росло недовольство этим угрюмым, ворчливым Ричардом Дру. Вскоре я узнала от Филиппа, что вместе с няней ушла и повариха, потому, что был скандал, и что миссис Тилли, домработница, в данный момент больна. Имея теперь полное представление о том, сколько хлопот обрушилось на Ричарда, я посочувствовала ему. И его авторитет несколько вырос в моих глазах.
Выдавая мне информацию, Филипп, однако, продолжал держаться с холодным равнодушием. А Мишель вежливо сообщила, что умеет самостоятельно одеваться и умываться. Дэвид же оказался чудесным малышом. Пока я купала его, он что-то оживленно лепетал на только ему понятном наречии. Когда мы с ним спустились вниз, Мишель уже заканчивала сервировать стол, Ричард вылавливал яйца из кастрюли, одновременно давая Филиппу задание присмотреть за тостером. Едкий запах горелого хлеба демонстрировал небрежное отношение мальчика к поручению.
Мишель продолжала играть в заботливую маму. Как только я усадила Дэвида в его высокое креслице, девочка повязала ему нагрудник, налила молока в кашу и начала его кормить. Время от времени Ричард принимался резко бранить Филиппа за то, что мальчик держит локти на столе, то грозно предупреждал Мишель, что, если она не перестанет стучать ногой по ножке стола, ей придется выйти. Но если не принимать во внимание подобных мелочей, можно сказать, что завтрак прошел без эксцессов. Из опасения подать дурной пример детям, Ричард не стал класть газету прямо на стол перед собой, а держал ее сбоку, внимательно изучая. Он выпил чашку кофе, но настроение его, однако, от этого не улучшилось.
Мне не пришлось уговаривать детей пойти погулять. Издавая пронзительные вопли, Филипп ринулся в сад, Мишель отправилась следом, таща Дэвида за руку. Ричард поднялся и, сунув газету под мышку, изрек:
— Итак, я покидаю вас. Меня ждут дела в офисе.
— Какие дела? Сегодня же воскресенье!
— Вы думаете, я не знаю? Но это единственное место, где меня никто не побеспокоит, а я порядком подзапустил дела. За Дэвида не волнуйтесь. Он может часами тихо возиться в песке. Если повезет, то и те двое некоторое время дружно поиграют. Для меня можете ничего не готовить. Я перекушу в кафе. Вернусь часикам к пяти.
Что это он себе вообразил? Он что, думает, будто я повариха? Нянька? Прислуга? Я решительно начала:
— Мистер Дру! Мы должны поговорить. Я присмотрю за детьми, потому что сама вызвалась помочь. Но я совершенно не ожидала, что придется еще стряпать и убираться. Я имела полное право знать заранее, что ваша повариха ушла вместе с няней, а домработница больна.
От удивления брови Ричарда Дру поползли вверх:
— Но я предупреждал того парня, что звонил. Он заверил меня, что все в порядке, что вы с удовольствием выполните любую работу, что вы — просто клад.
Боже! Как же я разозлилась на Нейла! Как он смел так бессовестно лгать! Я уже намеревалась сказать Ричарду, что нахожусь в Лондоне в отпуске, и вызвалась присмотреть за детьми исключительно по доброте душевной. Но взглянув ему в глаза, убедилась, что он и так сильно напуган.
— Хорошо, я постараюсь, — только и пообещала я. — Но не ждите от меня слишком многого. Мои кулинарные способности оставляют желать лучшего.
— Какая отзывчивость! Какое бескорыстие! Я так признателен вам. Вот мой телефон. Если возникнут проблемы, звоните. Я буду поблизости. — С этими словами он вышел.
Я поняла, что судьба уготовила мне печальную участь. Придется крутиться как белка в колесе. С этой мыслью я и принялась за мытье посуды. Потом поднялась в свою комнату. Она пришлась мне по вкусу. Пол застелен ковром цвета беж, мебель кораллового и коричневого тонов. Я уже мысленно представляла, как вечером лягу в мягкую постель и начну писать письмо домой, как вдруг раздался телефонный звонок.
Звонила Андрея. Она заговорила отрывистыми, торопливыми фразами:
— Как дела, Кирсти? Справляешься? Мы с Нейлом собираемся в Париж на несколько дней. Это его сюрприз для меня. Я решила предупредить тебя на всякий случай, чтобы ты не звонила.
Теперь я понимала, почему этот прохвост, ее жених, так нагло обманывал меня. Поэтому я твердо решила ни за что не возвращаться на квартиру кузины, а подыскать себе где-нибудь другое жилье.
Не успела я положить трубку, как телефон зазвонил снова. Друзья доктора справлялись о его здоровье и самочувствии его жены. Я рассказала, что знала, и дала телефон Ричарда.
Одна женщина спросила, кто я, и, когда услышала ответ, обрадовалась:
— Американка? По крайней мере, национальность отличает вас от других нянь.
Я попыталась угадать, сколько их было до меня и что гнало их из этого дома.
Занимаясь приготовлением ленча для детей, я услышала, как повернулся ключ в замочной скважине. Неужели Ричард вернулся. Раздался звонкий женский голос:
— Всем привет! Кто-нибудь есть дома?
В холле стояла пухленькая, небрежно вдетая девушка. Она сунула связку ключей в сумочку и направилась к лестнице.
— Привет! — откликнулась я.
Она обернулась и радостно воскликнула:
— Ты, должно быть, Кирсти! Как здорово, что ты услышала наши призывы о помощи. А ты прехорошенькая! И такая стройная. Как тебе удается сохранять фигуру? Ой, кажется, я догадываюсь, — от души рассмеялась она. — Нужно поменьше есть, и отказаться от шоколада. На всякий случай мне стоит представиться. Перед тобой Клер Брендон. А где Ричард?
Услышав мой ответ, она обрадовалась:
— Хорошо. Это отсрочит нудное нравоучение, которое мне предстоит выслушать. Ох, и разозлится же он, когда узнает, что я все-таки сбежала из больницы. А где дети? Впрочем, можешь не отвечать. Их голоса доносятся из сада. Сейчас я быстренько приму душ и пойду, расцелую моих дорогих крошек. Только ничего не говори им о моем возвращении, хочу преподнести сюрприз.
И она неожиданно легко взбежала по лестнице. Клер Брендон удивила меня. Я представляла ее себе высокой, нервной, утонченной блондинкой. А у этой девушки были волосы цвета красного дерева, причем неаккуратно постриженные, да и рот, пожалуй, великоват. Но заурядная внешность отнюдь не уменьшала ее обаяния. В девушке, несомненно присутствовало нечто притягательное.
Я вернулась на кухню, а она, должно быть, прошла в сад через игровую, потому что я услышала, как Филипп радостно закричал:
— Мишель! Тетушка Клер вернулась! Ура! Тетушка Клер вернулась!
В кухню Клер вернулась не одна: на руках у нее уютно устроился Дэвид, Мишель крепко вцепилась в руку, Филипп пританцовывал вокруг с радостными воплями. Я попыталась тактично объяснить мальчику, что тетушка Клер еще не совсем оправилась от болезни и ей мешает шум.
Но Клер рассмеялась:
— Мне нравится шум и гам. И чем он громче, тем лучше, поэтому по случаю моего выздоровления я собираюсь закатить пир, сегодня вечером. Уже почти всех обзвонила, осталось предупредить еще пару человек.
Ричард Дру бесшумно вошел и молча слушал Клер уже несколько минут, но тут он не выдержал:
— Сегодня не будет никакой вечеринки, Клер. Я не мог поверить своим ушам, когда услышал, что ты сбежала из больницы. Мисс Макклелланд, не могли бы вы ненадолго вывести детей?
Клер заявила, что у нее нет никаких секретов, и что вечеринка состоится. Это твердо решено. Ричард пробовал убедить ее отказаться от этой бредовой затеи, поскольку она еще слишком слаба. Но Клер возразила, сказав, что ничего особенного готовить не собирается. Просто будут чизбургеры, закуски и напитки. Однако Ричард продолжал настаивать, что не допустит никаких сборищ.
Продолжения этого горячего спора я не слышала, поскольку все же решила увести детей.
Через три минуты Ричард высунул голову и крикнул, что они с Клер уходят.
Филипп невозмутимо прокомментировал:
— Теперь дядя Ричард будет спорить с тетушкой Клер за ленчем в кафе. — Это замечание прозвучало в устах ребенка так буднично, словно жаркий спор был обычным средством общения этих двух людей, а отнюдь не исключением.
За ленчем дети вели себя образцово. Они, как раз заканчивали трапезу, когда зазвонил телефон. Одна из приятельниц семьи Дру предлагала забрать детей на пикник. Мне показалось, что Дэвид клюет носом, и я сказала, что его необходимо уложить. Собеседница заверила меня, что ребенок выспится вместе с ее близнецами, и пообещала подъехать через четверть часа.
У миссис Дэвис было пятеро детей, и все они страшно обрадовались малышам Дру. Мне понравилась миссис Дэвис. Маленькая, радушная, уверенная в себе, она умело управляла всем своим многочисленным семейством.
— Ну-ну, Гарри. Мы ведь не цыганский табор. Еще накричишься вволю, когда доберемся до отцовских владений.
Обратившись ко мне, она посоветовала:
— Не нужно беспокоиться, мисс Макклелланд. Я присмотрю за детьми. Я бы забрала их раньше, но мы только что вернулись из отпуска. Ждите нас часам к шести. — Дэвис заговорщически улыбнулась. — К тому времени у них останется сил лишь на то, чтобы доползти до постели.
Прощаясь, дети миссис Дэвис дружно махали мне руками и посылали воздушные поцелуи. И только Мишель и Филипп не обращали на меня внимания. Подобное поведение задевало за живое, поскольку прежде мне всегда удавалось находить общий язык с детьми. «Не раскисать!» — скомандовала я себе. Я ведь не собираюсь оставаться в этой семье надолго. Как только вернется Джонни, я буду снова сопровождать его, если, конечно, получу на это согласие.
Джонни… Наконец-то у меня появилась возможность остаться наедине со своими мыслями. Выйдя в сад, я растянулась на ярком мексиканском пледе. Славный выдался денек. Солнышко ласкало кожу, а легкий ветерок играл в ветвях деревьев над головой, составляя все новые и новые узоры из пятен света и тени на траве. В такие дни обычно вспоминается лишь приятное.
То чувство, что возникло между нами в прошлый мой приезд, никак нельзя было назвать всепоглощающей страстью. Да, мы целовались, ласкали друг друга, но так и не дошли до физической близости. Я противилась этому шагу потому, что связующая нас ниточка казалась мне столь эфемерной, а отношения столь романтическими, что я боялась их чем-то омрачить, опошлить. Вернувшись в Нью-Йорк, я пожалела об упущенной возможности, но, поразмыслив, решила, что все-таки поступила верно. Не то, чтобы я начала сомневаться в искренности своего чувства к Джонни, просто, во-первых, он никогда не говорил, что любит меня, а, во-вторых, я, в сущности, ничтожно мало знала о Джонни. Только то, что у его двух братьев и сестры есть свои семьи. И все. Когда он замечал мои попытки узнать о его родственниках поподробнее, он тут же менял тему разговора.
Моя старшая сестра Дэлия, которой я поверяла все свои секреты, убеждала, что в таком поведении нет ничего необычного. Мужчины более скрытны, чем женщины. И если Джонни действительно любит меня, он сам обо всем расскажет в свое время. Так что я возлагала огромные надежды на свой второй визит в Лондон. Только бы Джонни поскорее возвращался. Одно предположение, что так и не удастся повидать его до отъезда, приводило меня в ужас. И хотя отец был бесконечно снисходителен ко мне, я ни за что не посмела бы просить его о продлении отпуска.
Утешившись тем, что впереди у меня еще целых два месяца, я закрыла глаза, и моему взору предстали те вечера, что мы с Джонни провели в «Зеленом попугае» — маленьком, грязноватом кабачке, который, однако, обладал особым очарованием. По странной случайности вспоминались лишь дождливые вечера, когда уличные фонари были едва различимы сквозь запотевшие стекла окон.
Я никогда не скучала с Джонни. Иногда он читал стихи, чаще собственного сочинения. Иногда рассказывал о забавных случаях в своей журналистской практике. А если речь невзначай заходила о чем-то тревожном, страшном, он торопливо обрывал: «Такова жизнь, Кирсти». Позже Джонни стал называть меня Скотти, намекая на мое шотландское происхождение. Он полагал, что это имя мне подходит больше. Время от времени к нам подсаживались коллеги Джонни, чтобы выпить чашечку кофе. То уважение, с которым они относились к нему, свидетельствовало о его авторитете в журналистской среде. Однажды мне посоветовали в шутку: «Можете верить любому слову Джонни. Только не тому, что он говорит девушкам» Но прежде чем попрощаться, тот человек сжал мое плечо и шепнул: «Джонни — мировой парень».
Над Джонни пытались подшучивать. О чем он, мол, думал, когда вел в эту забегаловку такую красивую девушку. Джонни оглядывал кабачок и хитро улыбаясь, парировал:
— У вас напрочь отсутствует воображение. Неужели вы не видите шелковые драпировки на стенах и прекрасные золотые троны для принца и принцессы, которые вот-вот поженятся.
И он принимался так живо описывать богатое убранство сказочного дворца, что все зачарованно умолкали. А потом, опомнившись, принимались вдруг громко хохотать:
— Да этот сумасшедший любому голову задурит. Подумать только! Шелковые драпировки! Королевские троны!
А были такие дни, когда Джонни подробно рассказывал мне о мелькающих за окнами машины исторических памятниках. Он знал все на свете. Однажды он воскресил для меня прошлое Регент Стрит — королевской улицы, которую спланировал архитектор Нэш. Джонни населил ее элегантными джентльменами, одетыми в парчу и атлас, дамами в кринолинах. Я даже услышала, как стучат колеса их карет.
Я опрометчиво призналась, что хотела бы тоже носить кринолин. А Джонни высмеял меня, пообещав сказочный успех у современных мужчин. По своему обыкновению он не дал мне возможности парировать этот выпад. Джонни уже рассказывал о следующем интересном здании…
Вдруг чей-то бодрый возглас вернул меня к действительности. Это была Клер. Ричарду, очевидно, так и не удалось поколебать ее решимости устроить вечеринку, и мы начали подготовку к приему гостей.
К восьми вечера в просторной голубой гостиной собралось человек тридцать. Я все время боялась, что громкие голоса и взрывы хохота разбудят детей. Но мои опасения оказались напрасными. Дети безмятежно спали в своих кроватях.
Ричард по телефону справлялся о самочувствии Клер и спрашивал, спят ли дети. Я рассказала, что миссис Дэвис забирала детей на прогулку, и что после пикника даже у Филиппа не осталось сил для проказ. Ричард предупредил, что съездит в больницу навестить брата и Имоджин, и пообещал вернуться к девяти. Когда я передала это Клер, она призадумалась на мгновение:
— М-м-м… Значит, к девяти. К тому времени мы должны покормить гостей.
Клер не ограничилась обещанными бутербродами. Гостей ждал довольно плотный ужин. Нам с ней пришлось для этого долго повозиться на кухне.
В тот вечер на Клер было незамысловатое черное платье на узких бретельках. Оно делало ее более стройной. Прибегать к помощи макияжа Клер не стала. А вот волосы попыталась уложить поэлегантнее.
По мере того, как веселье разгоралось, я все больше начинала за нее беспокоиться. Тревожили ее горячечно блестящие глаза и полыхающие щеки.
В начале десятого негодующий Ричард привел ее на кухню.
— Ты солгала мне, Клер! — бушевал он. — Обещала, что будет человек десять и к восьми все разойдутся. Сейчас же прекрати это безобразие. Тебе просто необходимо лечь. А гости твои и так уже изрядно выпили. Адриан еле стоит на ногах, а Синтия подозрительно слезлива. Я предложу подбросить их до дома, а если твои друзья не поймут намека, прямо попрошу их покинуть дом!
Клер, которая до этого мирно раскладывала по тарелкам мясо птицы, резко обернулась и взмолилась:
— Не делай этого Ричард. Ты оскорбишь Адриана подобным предложением. Он так гордится своим мастерством управлять автомобилем.
— Но ведь только вчера вы попали в аварию из-за такого же пьяного ловкача! — взывал Ричард к ее разуму.
Я не знаю, что все-таки произошло в гостиной, но только вскоре гости начали расходиться, захлопали дверцы автомобилей. Буквально через десять минут все стихло. Клер поднялась к себе, да и Ричарда нигде не было видно.
Взяв поднос, я отправилась в гостиную. В воздухe плавали клубы сизого табачного дыма, а стаканы и тарелки стояли в самых невероятных местах: на камине, на атласных сиденьях кресел, на журнальных столиках и даже на полу.
Когда я подходила с нагруженным подносом к кухне, хлопнула входная дверь. Осуждающе покачивая головой, Ричард удрученно произнес:
— Почему только Ховард и Имоджин так снисходительны к Клер?
— Мне тоже показалось, что Клер немного легкомысленна.
— Вот именно.
Взяв поднос у меня из рук, он сказал:
— Не беспокойтесь, я все сделаю сам. У вас и так был сегодня трудный день. Идите отдыхать.
Оценив благородство Ричарда, я, однако, пожалела его:
— Ничего-ничего. Я не устала.
Ричард улыбнулся. До сих пор он был либо угрюм, либо сердит, поэтому я обрадовалась этой первой за весь день мимолетней улыбке на его лице.
— Мисс Макклелланд, я не могу принять от вас такой жертвы. Но если вы решили, все же вымыть посуду, то позвольте мне хотя бы вытереть ее.
— Типично мужской подход к делу, — пошутила я. — Вы всегда выбираете то, что полегче.
— Хорошо. Тогда я буду мыть, а вы вытирайте, — подхватил шутку Ричард. — Но я должен сразу предупредить, что я совершенно не умею обращаться со стаканами. Они всегда так и норовят выскользнуть из рук.
— Это всего лишь отговорки, — улыбалась я.
Но стаканы действительно жалобно зазвенели в его руках. Ричард шутливо признался, что боится разбить что-нибудь, потому что у него шалят нервы.
— Нервы? Неужели они у вас есть?
— Что ж, спасибо за комплимент.
Не знаю, сколько мы могли дурачиться подобным образом, но тут кто-то требовательно стукнул в дверь. Ричард взглянул на меня.
— Кто это? Вернулся кто-нибудь из гостей?
Я добавляла моющее средство в воду, когда в кухню вернулся Ричард. Поймав на себе его уничижающий взгляд, я вдруг забеспокоилась:
— Что случилось?
— Пришел твой приятель, — произнес он с усмешкой.
— Какой еще приятель? — недоуменно переспросила я. Некоторое время я соображала, кого он имеет в виду. И вдруг сердце бешено забилось от предположения, что это может быть Джонни. Не поднимая глаз, я поскорее вытерла руки и выскочила из дома. Замерев на пороге, я попыталась разглядеть гостя. Этот человек казался выше Джонни, он еще не заметил меня.
В воздухе висели микроскопические дождинки. В свете фонаря я увидела, что волосы гостя напитались влагой и их кончики от этого завились в колечки. И все-таки это и впрямь был Джонни. Я привыкла видеть его в повседневной одежде: джинсах, свитерах, ветровках. Но сегодня на нем был коричневый костюм и светлая рубашка.
Увидев меня, Джонни поспешил мне навстречу.
— Здравствуй, Скотти, — шепнул он. — Как ты?
Сердце по-прежнему бешено колотилось в груди.
— Хорошо, Джонни, хорошо. Я так рада видеть тебя. Должно быть, Андрея сказала, где меня найти.
— И еще она сказала, что ты взялась присмотреть за детьми доктора Дру. А мне так хотелось, чтобы ты была рядом. Ты можешь что-нибудь придумать?
— Не знаю. Попробую…
— Ты не уверена? Мы ведь не виделись целую вечность!
К этому моменту я уже успокоилась и напомнила Джонни, что за время разлуки он не написал мне ни строчки.
Он раскаянно признался:
— Виноват. Но я ведь предупреждал, что не умею писать писем, Скотти. Однако я передавал тебе приветы через знакомых. Надеюсь, я прощен? — Он взял меня за руку. — Давай спрячемся под деревьями.
Я колебалась, принимать ли предложение, потому что слышала, как Ричард гремит посудой в кухне, но, вспомнив издевательский тон, с которым он сообщил о приходе Джонни, я решилась.
— Конечно, Джонни. Только позабочусь о том, чтобы дверь не захлопнулась.
Уже через несколько мгновений Джонни держал меня в своих объятиях и нежно целовал. Мне же стало абсолютно безразлично, что думает Ричард о поведении «няни» и ее приятеля. Джонни нашел меня, он стремился увидеть меня — это ли не доказательство его любви? Меня переполняло счастье.