В объятиях заката

XI

На следующее утро Лидия проснулась в неспокойном состоянии. Она хотела видеть Росса и одновременно боялась этого. По совершенно нелепой причине она притворилась уже спящей, когда он вернулся в фургон поздно вечером. У нее просто не хватило тогда смелости, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. И она не знала наверняка, хватит ли сейчас.

Что же случилось вчера после случая со змеей? Никогда ранее не испытывала она такого захватывающего ощущения, от которого буквально сердце останавливалось в груди. Как будто бы созрев, тайные чувства стали просыпаться внутри нее, И их пробуждение стало возможным именно тогда, когда Росс впервые прикоснулся к ней, когда поцеловал ее. Плод созрел, лопнул, и незнакомая доселе нежность наполнила все ее тело тягучим, теплым золотистым медом. Она бы хотела, чтобы тот поцелуй длился вечно, до тех пор пока…

Пока что? Чем мог бы кончиться подобный поцелуй? Безусловно, не тем, что испытывала она с Клэнси. Это были совершенно разные вещи. Но чем они отличались, ей было пока не ясно. Она знала только одно: быть с Россом — это не похоже ни на что другое.

Отвратительные воспоминания о Клэнси были сейчас особенно болезненны. Даже несмотря на то, что ее обидчик умер, те раны, которые нанес ей он, еще не зажили. Вчера Росс поцеловал ее. И только тогда она поняла всю меру оскорбления, которому подверг ее Клэнси. И если когда-нибудь они с Россом тоже будут… она хотела бы стать новой для него. Она хотела бы, чтобы он первым познал ее тело. Она хотела бы предложить ему чистоту. Но этого подарка она уже не могла ему сделать.

Сожаления об этом достигли такой силы, что она буквально почувствовала боль. Если она так страдала от этого, то что же должен был чувствовать Росс, узнав, что у нее был мужчина до него?

Эти мысли заполняли ее, пока она причесывалась, рассматривая себя в осколке зеркала, стремясь быть более привлекательной. В этот момент парусиновый полог фургона откинулся, и вошел Росс. Вздрогнув, она отступила. Он возвышался, заполняя собой все пространство фургона, поглощая весь воздух.

— Доброе утро, — задыхаясь, произнесла она. Ей легче было говорить, уставившись на пуговицы его рубашки, чем глядя ему в глаза. — Я что, проспала?

— Нет. Это я слишком рано поднялся. — Бросив на него быстрый взгляд, она убедилась, что и он отводит свои глаза. — Как ты спала? Никаких последствий? После той… змеи?

— Нет. — Она облизнула губы. — Все нормально.

— Ну и хорошо. — Он собрался уходить.

— Росс… — Она шагнула к нему.

— Что? — Он повернулся так быстро, что чуть не столкнулся с ней.

— Спасибо тебе. — На этот раз она осмелилась посмотреть в его глаза.

— За что? — Его глаза горели от внутреннего жара, и это согревало ее.

— За то, что ты спас меня от змеи. — Слова были только лишь слабым шелестом, пробивавшимся сквозь одеревеневшие губы.

— А!

Они не знали, как долго стояли вот так, глядя в глаза друг другу. И неизвестно, что бы произошло, если бы Люк Лэнгстон не просунул голову снаружи, говоря:

— Есть кто-нибудь дома? Я принес молоко малышу.

И так было весь день. Они разговаривали краткими фразами, как будто боясь сказать слишком много. Но также они старались разговаривать чаще, опасаясь сказать слишком мало. Они наблюдали друг за другом украдкой, но с трудом могли смотреть друг другу в глаза. Они были чрезмерно вежливы. И чувствовали себя странно счастливыми. Они как бы ходили по туго натянутой проволоке. Такое положение невозможно сохранять долго. В какой-то момент кто-то должен потерять равновесие и сорваться.

Как обычно, после того как караван расположился вечером на отдых, Росс отправился умываться, а Лидия занялась приготовлением ужина. Она уже привыкла любоваться зрелищем обнаженного по пояс мужчины и, пока он мылся, придумывала предлоги, чтобы заговорить с ним.

Продолжая испытывать на себе последствия его вчерашних поцелуев, она смотрела на него уже по-другому. Все внутри у Лидии сладко вздрогнуло, когда она вспомнила, как его руки сжимали ее тело. Может быть, мысль о близости с ним была не такой неприятной просто потому, что физически он был более привлекателен, чем Клэнси. Каковы бы ни были причины, она признала, что ей интересно разглядывать его.

Она решила, что спросит, какого он мнения о жарком. «Попробуй и скажи мне, не нужно ли добавить соли?» Вполне невинная фраза, не так ли? Безобидный предлог заговорить с ним, пока он моется. Взяв ложку с жарким, она направилась к нему.

Росс согнулся над тазиком. Линия позвоночника разделяла его спину на два мощных пласта плоти. Мускулы напрягались с каждым движением рук по мере того, как он пригоршнями бросал воду на лицо. Внезапно он выпрямился, откинув назад мокрую голову и протирая глаза руками. Капельки воды падали на его покрытую волосами грудь и скатывались ниже, туда, где сузившаяся полоска волос исчезала в брюках и где бугром выпирала его напряженная мужественность.

Лидия с трудом сглотнула. И в этот момент ей хотелось одного — дотронуться до него. Потому что он был красив.

Но вдруг она увидела Присциллу Уоткинс, прислонившуюся к дереву у соседнего фургона. Взглядом с поволокой из-под приспущенных век она с восхищением смотрела на Росса.

Лидия чуть не взорвалась от возмущения, от желания запустить горячей едой в голову девушки. Как смела Присцилла стоять там, подглядывая за ее мужем, да еще с таким похотливым видом!

Девушка увидела Лидию, ее губы скривились в усмешке, и она скрылась за деревьями.

Неожиданно Лидия решила выместить свой гнев на Россе.

— Ты еще не закончил? — решительно спросила она.

Он опустил руки и посмотрел на нее, только теперь осознав ее присутствие. Вода капала с его волос на плечи, капли стекали за уши и на шею.

— Нет, — ответил он. — А что, мы куда-нибудь опаздываем?

— Побыстрее. Ужин почти готов. — Взмахнув подолом юбки, она вернулась обратно к очагу, спрашивая себя, что это ее так разозлило. — И ради Бога, надень на себя какую-нибудь одежду, — бросила она через плечо.

Эта вызывающая реплика оказалась для Росса достаточной провокацией. Его нервы были на пределе. Если он не может получить сексуального удовлетворения, то хоть разрядит напряженные нервы. Он пронесся вдоль фургона, натягивая рубашку.

— Может быть, ты не замечала, но я никогда не моюсь в рубашке.

Опустив ложку обратно в котелок с едой, она повернулась к нему:

— Конечно, ты предпочитаешь выставлять себя голым, чтобы все желающие, вроде этой девчонки Уоткинсов, глазели на тебя.

Он потряс головой, пытаясь понять, что она сказала, пытаясь избавиться от желания прижать ее к себе и поцелуем заставить замолчать.

— Черт возьми, о чем ты говоришь? Я нигде не выставлялся. Что же я могу поделать, если эта блудливая маленькая паршивка прокрадывается и подглядывает, как я моюсь.

Лицо Лидии покраснело от ярости. Ее изящные руки против воли сжались в кулаки.

— Ты хочешь сказать, что и раньше это случалось?

— Конечно. Очень часто. — Он пожал плечами, и это движение выглядело несколько самодовольным.

— Так. Больше она тебя не увидит! Ты женатый человек. Ты будешь мыться внутри фургона.

— Черта с два, — шагнул он к ней, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его. — Замужество не дает тебе права собственности надо мной. Я буду продолжать делать то, что делал всегда, и тогда, когда, черт побери, я этого захочу, и тебя это вовсе не касается.

— Еще как касается, — произнесла она. — Я — твоя жена.

— Моя жена умерла.

Как только эти слова слетели с его губ, он тут же пожалел об этом. Лидия пошатнулась, словно он ударил ее, и он едва подавил инстинктивное желание поймать ее, чтобы она не упала.

Эти слова вылетели у него потому, что он весь день твердил их про себя. С тех пор как он поцеловал Лидию вчера, он все время мысленно беседовал с Викторией, прося у нее прощения за то, что желает другую женщину с такой страстью, что это стало наваждением. И перед этим призраком, с которым он вел мысленный разговор, он оправдывал свое желание обладать женщиной, которая теперь носила его имя. Он ведь только мужчина. И вовсе не такой уж стоик. Может ли Виктория упрекать его за то, что он хочет другую женщину, что она очень нужна ему?

Он чувствовал себя ужасно виноватым. Но это не удерживало от желания взять то, что принадлежало ему по праву, по закону. Противоречия раздирали его. И хотя он покончил со своим преступным прошлым, моральные проблемы были для него внове, Росс их просто ненавидел. Он хотел бы свалить на кого-нибудь вину за бурю, бушевавшую в его душе. И Лидия казалась удобной жертвой, на которой он мог выместить свои чувства.

— О да. Ты никогда не позволишь мне забыть, что я всего лишь иду по следам твоей несравненной Виктории, не так ли? — Лидия разразилась слезами.

Появившийся в этот момент Бубба Лэнгстон почувствовал, как воздух вокруг Коулмэнов буквально накаляется от враждебности. Они выглядели дикими голодными животными, готовыми в любой момент броситься друг на друга. Он понимал, что рискует оказаться в клетке со львом, но его послали за Россом. Сглотнув, он произнес намеренно громко:

— Эй, Росс!

— Да? — Черноволосая голова мужчины повернулась, и на Буббу уставилась пара горящих зеленых глаз.

— Они послали меня за тобой. Там фургон ну… таких леди… — Бубба съежился под его взглядом.

Люк, оказавшийся рядом, хихикнул. Бубба оглянулся и предостерегающе посмотрел на него. Смех Люка превратился в мелкое подрагивание плеч и глухие невнятные звуки.

— У них там поломка у реки. Мистер Грейсон просит вас прийти помочь.

Росс посмотрел на Лидию долгим и тяжелым взглядом, взял шляпу и приказал парням:

— Покажите, где они.

Лидия наблюдала, как они удаляются. Безотчетно она взяла на руки Ли, который чувствовал себя совершенно удобно в корзинке, и прижала его маленькое теплое тело к своей груди, чтобы найти в этом хоть какое-то утешение. Она опустилась на стул и отсутствующим взглядом уставилась на огонь.

Прошел час. Все вокруг уже покончили с ужином и устраивались на ночь. Лидия заметила, что люди ее избегают, но бросают любопытствующие взгляды в ее сторону. Она не была голодна, тем не менее поела, решив, что слова Росса не испортили ей аппетита. С таким же успехом она съела бы опилки. Ли спал — посидев с ним, она положила его обратно в колыбель.

Она выбралась на свежий воздух и здесь увидела Ма, которая, поджав губы, решительно направлялась к ней с видом вождя индейцев, вступившего на тропу войны.

— Ты бы лучше посмотрела за своим мужем, — жестко сказала она, подтолкнув Лидию.

— А что такое…

— Иди. Этот фургон полон девок, там, возле реки.

— Девок?

— Ну да. Иди, я посмотрю за Ли, — поторопила Ма.

Лидия была озадачена. И, пересекая лагерь, она заметила, что все смотрели на нее, будто они знали нечто ужасное, но не хотели огорчать ее.

Фургон, стоявший возле реки, не был похож ни на какой другой, которые приходилось видеть Лидии. Он был сплошь разрисован гирляндами диких роз, сердечками, голубками. Оси красных колес были увенчаны белыми сердцами. Даже верх фургона выглядел крайне легкомысленно — там на крючках развевалось разнообразное женское нижнее белье. Лидия никогда не видела таких кружевных, прозрачных, в оборочках частей женского туалета. Она даже не знала, для чего некоторые из них предназначены.

Росс восседал на Счастливчике, одна нога закинута на луку седла. Удобно развалившись в седле и сдвинув шляпу на затылок, он курил сигару, зубы его сверкали, особенно выделяясь под черными усами. Он смеялся, закинув голову. Все это привело Лидию в ярость. Его поза петушиной самоуверенности напомнила ей Скаута. А манеры Скаута всегда раздражали ее.

Росс балагурил с пятью женщинами, свободно расположившимися, болтая голыми ногами, на скамьях фургона. На одной из них, с синяком под глазом, была огромная пурпурная шляпа. Ее платье имело настолько низкий вырез, что почти полностью обнажало мощные груди.

Лидия шла к фургону, как маленький солдат, выпрямив спину и высоко подняв голову с вызывающе выставленным подбородком.

Мадам увидела ее первой. Ее веер прекратил ленивые движения, и она с восхищением следила за девушкой, маршировавшей к ним с такой решимостью и уверенностью. Она была большим знатоком женских достоинств и сразу же поняла, каким кладом может стать эта девушка. Немного подкрасить, приодеть, и она принесет мадам целое состояние.

Росс почувствовал, что внимание его аудитории ослабло. Женщины смотрели куда-то за его спину. Он повернул голову и увидел Лидию. Она остановилась в нескольких шагах и взглянула на него.

— Вы будете ужинать в фургоне, мистер Коулмэн? Он затянулся сигарой, выдохнул клуб дыма, изучил сигару и медленно ответил:

— Это миссис Коулмэн, леди. Лидия, это мадам Ляру и ее… спутницы.

Щеки Лидии вспыхнули, а девицы продолжали щебетать. Она услышала, как одна из девиц произнесла: «Когда-нибудь в своей жизни вы видели нечто подобное?»

Ее глаза стали ледяными, когда, изучив всех девиц, остановились на мадам, которая продолжала оценивающе смотреть на нее.

— Ну, я задала вопрос. — Лидия, фыркнув, обратила свой взгляд на Росса.

Росс смотрел на нее. Он хотел бы, чтобы она не выглядела такой красивой на фоне заходящего солнца, лучи которого пробивались сквозь копну ее волос. Почему ее тело в простой одежде выглядело таким желанным, более желанным, чем выставленные напоказ тела девиц, одетых в шелк и кружева? Она была похожа на шелковистую львицу, которую надо было срочно укрощать. Он почувствовал, что сию секунду спрыгнет с лошади, бросится к ней и начнет процесс укрощения прямо здесь. И первое, что он сделает, — поцелует ее чувственные губы.

— Нет, я не буду ужинать в лагере. Эти леди, — он дотронулся до края шляпы, и девицы вновь захихикали, — застряли в грязи. Я помог им выбраться. Я предложил сопроводить их до города, где их ждет владелец салуна «Веселый отдых».

— А также ждут железнодорожники, у которых карманы штанов набиты монетами, — потянулась одна из девиц.

— Между прочим, у них в штанах не только монеты, — добавила другая, и все они разразились смехом, включая Росса.

Лидия стиснула зубы, а ее ногти впились в ладони.

— Ну и на здоровье! — Лидия развернулась и через высокую траву и полевые цветы направилась обратно в лагерь.

Росс стряхнул пепел и посмотрел ей вслед. Если бы она показала, что он ей нужен, если бы попросила его, он бы ушел за ней. Но ей наплевать, она не попросила, стало быть, ему пора поразвлечься. До этого момента он не осознавал, как ему не хватало выпивки, карт, женщин. Да, женщин. Сначала Виктория не допускала до себя месяцами. А теперь он живет с женщиной, которую не выносит, которая буквально навязала ему себя.

Достаточно с него семейной жизни и этой женитьбы. Черт возьми, он больше не вернется к этому! На сегодня у него был большой выбор женщин, и, видит Бог, он переспит с ними со всеми, даже если после этого завтра не сможет встать на ноги.

Он повернулся, его зеленые глаза внимательно прошлись по всем девицам и остановились на мадам Ляру:

— Как только вы будете готовы, леди…

— Я вижу, вам эта книга понравилась.

Лидия оторвалась от страниц, которые держала близко к светильнику:

— Здравствуйте, мистер Уинстон.

— Можно присесть? — Он улыбнулся в полумраке и показал на стул.

Комок благодарности подступил к ее горлу. Мистер Хилл говорил с ней так, как будто ничего не произошло. К этому времени все в караване уже знали, что Росс отправился в Буэннтаун с теми девками. Переселенцы обращались с Лидией так, словно она была в глубоком трауре. Знали бы они, насколько это ей безразлично, думала она упрямо.

Она обманывала себя! На сердце у нее было очень тяжело, особенно после того, как Росс унизил ее перед этими девками.

— Садитесь, пожалуйста, Уинстон, — принужденно сказала она. — Не хотите ли кофе?

— Да, спасибо.

Отхлебнув кофе, он поинтересовался:

— Есть какие-нибудь трудности с чтением, или вы слишком горды, чтобы просить о помощи?

— Я, оказывается, помню гораздо больше, чем думала вначале. — Она вежливо улыбнулась. — Если у меня возникают какие-нибудь сложности со словами, то Росс… — Она умолкла, произнеся его имя. Уставившись в огонь, она подумала, что он, наверное, целует одну из тех женщин, как целовал ее только вчера. — Росс помогает мне. Он умеет читать.

— Как повезло вам обоим, — тихо произнес Уинстон.

Ему очень хотелось стать настолько сильным, чтобы наказать человека, который был причиной выражения отчаяния, написанного на ее лице. Но да же если бы у него хватило сил, все равно — это не его, Хилла, дело. И все же как посмел этот человек столь тяжко оскорбить ее на глазах у всех? Его следовало бы наказать кнутом.

— Ли уже спит? — решил он сменить тему. Это помогло отвлечь ее, горечь ушла с ее лица, оно оживилось.

— Он просто ангел. Высосет последнюю бутылочку и тут же засыпает. Причем спит так крепко! Но просыпается рано.

— Отличный мальчуган.

— Да, верно. Иногда я забываю, что это не мой ребенок.

Ей не следовало бы говорить об этом. Уинстон увидел, как печаль вновь овладела ею, и поднялся.

— Спасибо за кофе. — Он поставил чашку на задний борт фургона. — Пора. Как и Ли, всем нам надо рано вставать.

— Да, — сказала она и подумала: «Где-то Росс будет этим утром?»

— Вам помочь погасить костер?

— Нет, — быстро ответила она, все еще надеясь, что сегодняшней ночью Росс возвратится. — Я сама все сделаю попозже, а пока хочу еще немного почитать.

Уинстон поднес ее руку к губам и мягко поцеловал:

— Спокойной ночи, прекрасная Лидия.

Он растворился в темноте, и Лидия осталась в одиночестве дожидаться возвращения Росса.

Это было одно из тех мест, которые он часто посещал раньше, и, еще не переступив порог, он уже почувствовал, что его ждут неприятности. Тем не менее он вошел, как бы желая наказать себя. «Леди» стали действовать ему на нервы еще по пути в Буэннтаун. Они хихикали, глупо ухмылялись и вроде бы невзначай касались его, но вместо того, чтобы возбудить, приводили в мрачное настроение. Он продолжал думать о Лидии и том, как храбро она держалась перед ним и этими женщинами, которые недвусмысленно пытались соблазнить его. Как трогательно она при этом выглядела!

Борясь с чувствами вины и разочарования, Росс распахнул двери «Веселого отдыха» и вошел в салун, обставленный с претензией на роскошь. Но атмосфера была тяжелой от плотных клубов дыма, запаха несвежего пива и немытых тел. Красные обои давно висели клочьями, а у обнаженной девицы, грубо намалеванной на стене над баром, оба глаза были прострелены. Пол был липким от табачных плевков. Игра пианиста оскорбляла слух всякого, кто имел хоть какой-то вкус к музыке. И напитки лились рекой.

Посетители, казалось, ни на что не обращали внимания. Они пришли, чтобы хорошо провести время, и появление пяти новых девок заставило их кровь быстрее циркулировать, а настроение подняться.

Это была именно та атмосфера, в которой нуждался Росс, чтобы убедить себя, что он несчастен в своей новой жизни.

Он взял бутылку виски и направился через дурно пахнущую толпу к столу, где в разгаре была игра в покер. Слава Богу, ставки были невысоки; он сел за стол и в следующем круге выиграл. Прошло несколько сдач, он выпил бесчисленное количество виски, когда заметил, что человек, сидящий напротив, внимательно его изучает. Человек выглядел слишком неприметно, что немедленно вызвало тревогу у Росса.

Все его инстинкты, тренированные годами, моментально встрепенулись. Несмотря на то, что последние три года он жил честно, тем не менее его тело было готово мгновенно отреагировать на любую потенциальную угрозу. Когда Росс вновь взглянул напротив, человек уже отвернулся, но Росс понял, что его узнали. Он собрал выигрыш, оставил бутылку на столе в качестве дара за удачную игру и направился к боковому выходу из салуна.

Росс осторожно вышел в темный переулок, его глаза тут же обшарили все места, где мог бы притаиться снайпер. Он хорошо знал их всех. Черт! Человек, наблюдавший за ним, в салуне, стоял на углу и раскуривал сигару. Это могло ничего не значить, но могло значить и все, и Росс решил не искушать судьбу. Он оставил Счастливчика перед салуном: только свистнуть — и лошадь прибежит. Но сейчас нужно вести себя тихо.

Он прижался к стене и, продолжая следить за силуэтом на углу, беззвучно прокрался до конца здания. У задней двери он увидел фургон мадам. Мягкий свет фонаря изнутри освещал мадам, стоящую в проеме.

Он неслышно подошел к ней.

— Почему ты не с другими? — прошептал он.

— А ты почему? — ответила она.

Она курила сигару, и дым струился вокруг черных волос, уложенных в высокую прическу. Ее губы и щеки были накрашены. Лицо было покрыто толстым слоем грима, и если не приглядываться, то все недостатки, особенно морщины вокруг глаз, были незаметны. Рука лежала на животе и придерживала полы черного шелкового халата с жутким драконом, вышитым на плече так, что его выдыхающие огонь ноздри и красные бешеные глаза приходились как раз на мощную грудь.

Росс бросил взгляд в сторону салуна. Радостный визг, звуки пианино, рокот злых и веселых голосов смешивались в один гул:

— Слишком много народу.

Мадам выбросила сигару:

— Я так и думала. И я сегодня слишком устала от этого.

Россу было одиноко. Он подумал о человеке перед входом в салун. Преследователи, сейчас и до конца жизни — преследователи. Он вспомнил о Виктории. Она умерла и безжалостно бросила его обратно в ту жизнь, от которой он хотел навсегда избавиться. Он пытался не думать о Ли. И Лидии. Боже, помоги не думать о Лидии.

— У тебя есть бутылка?

— Конечно. — Она подняла руку, полы халата распахнулись и открыли взору тело, желанное для многих, но уже постаревшее. Только ее груди оставались прекрасными. У нее были замечательные груди с сосками, подкрашенными в цвет губам, меж бедер темнело обширное гнездо волос. Ее бедра были тяжелыми, но лодыжки тонкими. — У меня много виски и всего другого, в чем вы сейчас так нуждаетесь, мистер Коулмэн.

Она была опытной проституткой. А он кто? Сын проститутки. И успокоение следует получать там, где его тебе предлагают. Он залез в фургон, и полог закрылся за ним.

Стоял адский мрак, когда Росс, пьяно спотыкаясь, вылез из фургона. Тупо глядя в темноту, он попытался сделать несколько шагов, но понял, что идти не в состоянии. Подняв пальцы ко рту, сложил их надлежащим образом и свистнул. В полной тишине свист прозвучал пронзительно. Росс напрягся, но тут же расслабился, увидев, появившуюся из-за угла лошадь. Это было единственное движение в столь поздний час. Салун давно уже закрылся на ночь.

После нескольких неудачных попыток ему удалось взобраться на лошадь и направить ее к лагерю. Боже, как ему было плохо. Каждый шаг Счастливчика острой болью отзывался в черепе. Никогда он так не радовался, увидев очертания стоящих кружком фургонов.

Он сполз с седла, взял в руки поводья и отвел лошадь на огражденную веревками стоянку.

— Ты друг, настоящий друг, — шептал он, неловко снимая седло.

Позаботившись о жеребце, Росс побрел вдоль фургонов, не в силах определить, который из них его. Голова у него кружилась, виски в желудке бурлило: вдруг он бросился в кусты, и его вырвало. Да, в прежние годы выпить столько, сколько сегодня, было для него детской забавой.

Он двинулся к фургону, осуждая себя за то, как поступил с мадам… как там ее. Он думал, что ему все равно, какое женское тело ему попадется, чтобы разрядить напряжение. Но оказался не прав.

Она была податлива, говорила ему, как он хорош, умен и силен. Она хвалила его тело. Он даже поцеловал ее. Но по сравнению с губами Лидии ее губы были неприятно горькими. Он погрузил лицо в складки кожи на ее шее и тут же отпрянул. Он пьяно ласкал ее груди, но вместо упругости и свежести, наткнулся на мягкие обвисшие шары плоти, и это показалось ему отвратительным.

Она не выглядела как Лидия, пахла не так, на вкус и на ощупь была не та. Нет, черт возьми, не Лидия! Виктория, Виктория. Помнишь? Твоя жена. Женщина, которую ты любил. Женщина, которую ты все еще желаешь.

Но он видел лицо Лидии, а не Виктории. Даже когда мадам терпеливо ласкала его и пыталась ему помочь, и он хотел представить себе Викторию, перед его глазами стояло лицо Лидии, пристально глядящей на него янтарными глазами. Когда усилия мадам увенчались успехом и его плоть восстала в ее руке, он продолжал произносить имя Лидии. Он повторял его и когда покинул фургон, оставив мадам изрыгать проклятия вслед.

Пошатываясь, он добрался наконец до своего фургона и осторожно полез в него. Поставил на пол одну руку, другую, подтянув ноги, встал на четвереньки и тихо пополз к месту, которое влекло его и обещало полный покой.

Он вздохнул, испытывая огромное наслаждение, а затем позволил себе отключиться и заснуть.

Лидия проснулась, ощутив приятную тяжесть на груди. Сначала она подумала, что держит Ли, который среди ночи захотел есть; она его покормила, и оба заснули. Но Ли, хотя он быстро прибавлял в весе, не мог быть таким тяжелым. Еще не проснувшись окончательно, находясь в том состоянии, когда сон вроде бы уже ушел, но полное сознание еще не пришло, она подняла руку к этой приятной тяжести и коснулась шелковистых волос. По мере того как ее пальцы погружались в них, локоны начали наматываться на пальцы, и это было очень приятно.

Она вздохнула, уже приходя в чувство, чуть подвинулась и тут поняла, что тяжесть давила и на ее торс и ноги. Любопытство начало побеждать остатки сна, но пока она еще не проснулась полностью. Ей не хотелось, чтобы приятное чувство исчезло.

Что-то пошевелилось на ее груди, и ее тело ответило. Ее сосок проснулся полностью и окончательно, и загадочное трепетание распространилось от него по всему телу. Это было самое большое удовольствие, которое она когда-либо испытывала. Она хотела поджать колени, когда мягкий стон, похожий на тот, который хотелось испустить ей самой, сотряс тяжесть, лежавшую на ее теле.

Зевнув, она открыла глаза. Росс. Голова его покоилась на одной из ее грудей, ладонь накрывала другую. Он тихо похрапывал полуоткрытым ртом. Дыхание увлажнило ее сорочку и кожу под ней. Одна нога, все еще в ботинке, вытянулась на полу фургона, а другая лежала поперек ее бедер. Ее колено упиралось ему между ног.

Лидия уставилась на собственную руку, перебиравшую волну темных волос. Она посмотрела на руку, которая с любовью, как бы ограждая от опасности, покрывала ее грудь. Импульсивно ей захотелось положить сверху свою руку и оставить ее там.

Может быть, когда он проснется, то посмотрит на нее и поцелует так, как целовал накануне. Может быть, он протиснет свой язык меж ее губ так, как он сделал это накануне, и она почувствует его твердую бархатную поверхность у себя во рту. Она вновь насладится им и почувствует его сильное тело, почувствует, как усы щекочут ей губы.

Но затем она вспомнила, как он смотрел на нее, сидя на лошади, прошлым вечером, буквально смеясь ей в лицо вместе с этими проститутками. Вполне возможно, что он провел ночь в их компании и только что вернулся от них. Разве от него не пахнет виски? И чем-то еще — таким сладковатым? Дешевыми духами?

Его рука шевельнулась, и он что-то пробормотал во сне. Лидия наблюдала, затаив дыхание, как его пальцы нежно ласкали бугорок ее соска. Он провел по нему кончиками пальцев. Они застыли, затем двинулись дальше, нежно перекатываясь по напрягшейся плоти. Он поднял голову, чтобы рот оказался ближе. Его губы что-то искали.

У Лидии перехватило дыхание. Кровь вскипела в жилах. Если она не остановит его сейчас, ей уже не остановить его никогда.

Она собрала весь свой вчерашний гнев, чувство одиночества, смущения, обиды и ударила его кулаком по спине:

— Слезь с меня, ты… пьяный бык.

Вынужденный пробудиться от пьяного забытья, Росс перекатился на спину, приподнялся на локте, свалился на пол и стукнулся головой о сундук.

— Сучье племя, — прошептал он. Он сжал голову руками, ему казалось, что вся армия страны строем марширует через его череп. Боль от подвернутого локтя отдавалась по всему телу. — Черт возьми всех, — пробормотал он, крепко зажмурив глаза, чтобы хоть как-то ослабить боль.

— Заткни свой грязный рот, — резко прошептала Лидия. Только занялся рассвет, и она не хотела, чтобы соседи стали свидетелями происходящего.

Он бессмысленно моргнул, затем направил мутные, красные глаза в ее сторону, пытаясь совместить четыре ее изображения в одно. Он выглядел совершенно черным, почти как щетина у него на подбородке.

— Это ты разбудила меня таким образом?

— Ты навалился на меня. — Лидия встала, чтобы посмотреть, спит ли Ли. — Я проснулась от того, что на мне будто лежала коряга.

Росс сильно потер виски. Он спал на ней? С трудом он вспомнил, как забрался в фургон, нашел самую мягкую подушку на свете и положил голову. Он спал лучше, чем все прошедшие месяцы. Он взглянул на нее, а затем сконцентрировал внимание на ее груди. И тут же, почувствовав, как кровь забурлила в нем, он быстро отвел глаза, чтобы она не заметила его состояния.

Этот чертов дешевый виски буквально сбил его с ног. Он чувствовал себя круглым дураком. И понимал, что выглядит именно так, и это было хуже всего.

— Лидия, никогда не смей меня бить. — Он пытался казаться суровым. Хотя любая гримаса и напряжение лицевых мышц причиняли ему совершенно нестерпимую боль.

— Никогда больше не смей наваливаться на меня! Особенно после того, как побывал в компании девок. Если тебе так уж захотелось поваляться на ком-то, почему ты не остался с ними?

Они продолжали говорить громким шепотом, но ссора предстояла нешуточная, и они оба ее жаждали. Несмотря на то, что Росс чувствовал себя совершенно отвратительно, ему удалось встать на ноги, хотя было неловко сгибать спину в низком фургоне, а она стояла перед ним прямая как струна, крепко сжав кулаки на бедрах, упрямо вздернув подбородок на уровне его груди.

— Почему же ты не попросила, чтобы я туда не ходил?

— Потому что мне наплевать, пойдешь ты или нет.

— Да? С чего же тогда ты так разъярилась?

— Мне все равно, но не другим в нашем караване. Я беспокоюсь только о том, чтобы все выглядело благопристойно, и сама стараюсь быть такой. Но, кажется, мы живем по разным правилам.

— Правильно. Я мужчина.

С чувством полного отвращения Лидия отвернулась от него. Охваченная гневом, она быстро стянула через голову ночную рубашку и осталась только в панталонах.

А он, со всеми демонами, которые буквально выталкивали его глаза наружу из черепа, не мог удержаться от того, чтобы отметить, насколько аккуратны и круглы ее ягодицы, как изящны и стройны икры. Все еще под воздействием паров алкоголя он чуть было не протянул руку, желая коснуться ее и проверить, действительно ли ее кожа так мягка, как выглядит.

— Сними эту рубаху. Она воняет духами твоих шлюх!

— Это не мои шлюхи. Эти женщины оказались в затруднении, и я только помог им.

Она накинула платье, затем повернулась к нему.

— Как мило с твоей стороны! Ты готов был пинками выгнать меня из этого самого фургона, потому что посчитал меня шлюхой, а ведь я нуждалась в помощи. Так почему же ты был так отзывчив с ними?

Его глаза вновь устремились на ее груди, пока она застегивала платье. И даже сейчас они проступали сквозь кружево. Он отчетливо мог видеть окружья ее сосков. Он еще не пришел в себя, а она опустилась на постель и начала натягивать чулки. Ее груди мягко шевелились в такт движениям.

Только внезапное напряжение мужского естества заставило его прийти в себя.

— Я быстро умнею. А помог им, потому что не хотел завязнуть с ними так, как завяз с тобой.

Лидия вскинула голову и с яростью уставилась на него.

Он вынужден был первым отвести взгляд. Обрывая пуговицы на рубашке, он расстегнул ее и стащил через голову. В поисках свежей рубашки он перевернул весь фургон, с таким старанием прибранный Лидией.

Она поднялась, натянув чулки и надев туфли:

— Это я завязла здесь вчера вечером, вынужденная смотреть в глаза честным людям в этом лагере, а не ты.

Он обернулся и буквально замер, увидев, как она стиснула груди и перегнулась, чтобы застегнуть на поясе пуговицу нижней юбки. Он откашлялся, прочистив горло, и подумал, как хорошо было бы, если бы так же просто можно было избавиться от напряжения и желания.

— Если ты соберешься убежать, уж я, во всяком случае, удерживать тебя не стану.

Она стояла перед ним в воинственной позе.

— Я не собираюсь выставлять себя на посмешище, как это сделал ты: напился в стельку и спал со шлюхами.

Его челюсть напряглась, и он проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Я же сказал тебе, что не спал ни с какой шлюхой. Если бы хотел, я бы остался здесь.

Наступило тяжелое молчание. Росс тряхнул головой, как будто одержал последнюю решительную победу.

На его лице появилось что-то похожее на чувство удовлетворения, усы чуть приподнялись от ухмылки. Эта гримаса и заставила Лидию поднять руку. Широко размахнувшись, она ударила его по щеке.

Он застыл, а на волны боли, которые теснились в его черепе, наложились новые. Он мигнул, почти потерял сознание и, защищаясь, повернулся боком и одновременно спрятал руки за спину, чтобы они не сомкнулись на ее горле.

— Я не шлюха, — спокойно произнесла она, тщательно выговаривая каждое слово. — И никогда такой не была. Я уже говорила тебе об этом.

На него вновь накатилась волна тошноты.

— Ты же не была замужем, когда зачла ребенка, не так ли?

— Не была. — Она тряхнула головой, чтобы избавиться от подступавших слез.

Росс снова столкнулся с мучившей его проблемой. Чей был ребенок? Что это был за человек, который дотрагивался до нее, который спал с ней? Мысль об этом была нестерпимой для него. Он должен знать. Несмотря на свое намерение не трогать ее, он поднял руки и потряс ее за плечи.

— Кто этот человек? Кто он, Лидия? Черт, отвечай мне!

— А кто ты, Росс Коулмэн?

У него все внутри замерло.

— Что ты имеешь в виду?

Она едва не замолчала под тяжестью взгляда его зеленых глаз, но все же продолжила:

— Ты живешь как обычный мужчина с женой и ребенком, ты занимаешься каждодневными делами. Но ты на самом деле не такой. У тебя глаза и инстинкты хищника, Росс Коулмэн. Ты не такой, как все, хотя и очень стараешься казаться таким. Кто ты на самом деле?

Он отпустил ее и оттолкнул от себя. Затем, не говоря ни слова, отвернулся. Дальнейший процесс одевания проходил в полном молчании.

Лидия вышла в свежесть утра и начала шевелить уголья костра, чтобы вернуть их к жизни. Она возилась с кофе, когда Росс вышел из фургона и начал бриться.

Когда он приблизился к ней несколькими минутами позже и взял чашку с кофе, она взглянула на него и тихо охнула. Зеленая кожа, впалые щеки, синяки под глазами.

Забыв весь свой гнев, Лидия тронула его за рукав.

— Извини, я тебя ударила. Я знаю, что тебе плохо. Вообще-то я не имела права сердиться. Ты волен делать все, что… Я имею в виду… это же не настоящая женитьба. — Она опустила глаза. — И… И я хочу, чтобы ты знал, что, хоть я и подняла такой шум, на самом деле я не вижу ничего страшного в том, как ты спал на мне прошлую ночь.

— Лидия…

— Миссис Лидия? — повторил ее имя Мозес. — О, доброе утро, Росс. — Он показался из-за фургона. — Уинстон попросил меня принести вам, миссис Лидия, эту книгу. Он сказал, что хотел сделать это сам вчера вечером, когда был у вас, но забыл.

Глаза Лидии быстро перебежали от Мозеса к Россу. Она увидела, как сжались его губы, а глаза стали опять холодными. Сердито он начал натягивать перчатки и пошел прочь, не глядя на нее и только пробормотав: «Привет, Мозес» посланнику, который так неудачно и не вовремя появился.

— Росс, — позвала она, но он или не слышал, или решил просто ее не замечать.

Сигарные окурки давно погасли, а кофе остыл. Воздух в офисе был спертый. Ховард Мейджорс провел рукой по набриолиненным волосам, глубоко вздохнул и расстегнул еще одну пуговицу на жилете. Он очень устал. Устал и Вэнс Джентри, но выказывал свою усталость только тем, что непрестанно ходил взад-вперед.

— Мы в тупике. — Он постучал по грязному оконному стеклу. — Где, черт возьми, они могут быть? Мейджорс вновь просмотрел бумаги на столе.

— Одному Богу известно. Никаких следов драгоценностей, несмотря на то, что у нас был платный осведомитель, занимавшийся поисками во всех магазинах. — Одна из бумаг привлекла его внимание. На первый взгляд она казалась малозначительной. — Вот отчет из Арканзаса… из Буэннтауна, куда бы черти его ни забросили. Железнодорожная станция. У нас там агент. Он видел человека, который показался ему знакомым. Агент подумал, что тот человек заметил его, и отвернулся на минуту. Когда он опять посмотрел в его сторону, того человека уже не было. Агент подождал, но он больше не появлялся.

Джентри решительно потряс головой:

— Если он собирается спустить эти драгоценности, то не оказался бы на отдаленной железнодорожной станции вроде этой. Кто купит их в таком месте? Я считаю, что он направится в большой город. Может быть, даже за границу.

Джентри становился больше помехой, чем помощником. Если пропавшую парочку можно найти, Агентство Пинкертона отыщет ее, но оно не нуждается в истеричном папаше, который постоянно мешает. Мейджорс встал и вышел из-за стола.

— Почему бы вам не отправиться на недельку домой, или на две, мистер Джентри. Если мы что-нибудь найдем…

— Нет. Я не могу вернуться без Виктории.

— Но может быть, они уже вернулись? Может быть, она уже ждет вас там?

— Я телеграфировал моему адвокату в Ноксвилле и просил его проверить это. Он съездил на ферму, но, кроме слуг, никого там не нашел. А они ни слова не слышали о ней с того дня, как Кларк с Викторией уехали, не сказав, куда направляются.

Мейджорс закурил еще одну сигару и, тщательно изучив ее горящий конец, спросил:

— Не могла ли ваша дочь взять драгоценности? Если она собралась покинуть привычную для себя обстановку, она могла забрать их в качестве подспорья в новой жизни.

— Вы не о том говорите, мистер Мейджорс. Она ни за что бы не покинула отчий дом и меня, если бы этот негодяй не склонил ее к этому. Я знаю свою дочь. Она бы этого не сделала. — Джентри сердито взглянул на детектива, сорвал с вешалки пальто и шляпу и направился к двери. — Мне кажется, что я уже потратил впустую достаточно времени.

Только он собрался открыть дверь, как кто-то распахнул ее снаружи. Вошел помощник Мейджорса.

— Прошу прощения за то, что врываюсь, мистер Мейджорс, но только что поступила эта телеграмма. Это может быть важно, и я знаю, что вы хотели бы взглянуть на нее.

— Спасибо. — Мейджорс взял телеграмму.

Как только помощник вышел, он внимательно изучил ее содержание. Затем положил телеграмму на стол, на мгновение задумался, глядя в пространство, и повернул голову.

— Это из Балтимора. Обнаружено тело молодой женщины.

— Тело? — выдохнул Джентри. Мейджорс кивнул:

— Ее нашли мертвой в номере отеля, где она жила с неким мужчиной последние несколько недель. Ее зарезали. — Мейджорс, который думал, что может вынести все, что угодно, с трудом наблюдал за гримасой, исказившей лицо Джентри. Да, он стал слаб. Пора на покой. — Тот человек исчез. Описания совпадают. Конечно, необходимо официальное опознание…

— Да. — Джентри откашлялся. — Когда мы сможем отправиться в Балтимор?