В ожидании Виллы

9

Замок красного кирпича с круглыми башнями и винтовыми лестницами очень понравимся Грейс. Но портрет Густава IV никакого восторга не вызвал.

Блекло-голубые глаза, бледные щеки, капризно надутые губы, напудренный парик и женоподобная фигура. Грейс искренне удивилась, ощущая неприязнь и странную неловкость. Неужели таков возлюбленный Виллы? Как она могла ему довериться, не то что влюбиться?

— Красавцем его не назовешь.

Польсон рассматривал портрет более внимательно.

— Портрет просто плох, — объявил он. — скучный и мертвый. Но добавьте мысленно сверкающие живые глаза, улыбку… Такой чувственный рот наверняка умел улыбаться. Личность всегда привлекает больше, чем просто приятная внешность. И добавьте ещё темперамент и жизненную силу.

Грейс все ещё сомневалась.

— Это типично шведское лицо?

— Я бы не сказал.

— Если мы встретим похожего человека, сможем мы его узнать?

— Ну, надо учесть современную одежду, цвет волос, живость натур…

Он взял её за руку, и Грейс удивилась, как в его лапе утонула её собственная ладонь. Руки и ноги Польсона были так же велики, как и все тело. И ей нравилось, как он возвышается над ней. В какой-то миг его пальцы нежно скользнули вверх по её руке.

— Остается все-таки надежда найти Густава.

— Если бы мы искали кого-то вроде вас… Вы-то из толпы уж точно выделяетесь.

— Это комплимент? Лучше давайте побродим по замку и представим себе всех королей и королев, ходивших по этим лестницам.

— И Виллу с Густавом? Интересно, давал ли он ей королевские обещаний?

— Обещать-то мог, а вот чего она дождалась…

Лицо Польсона вдруг окутала такая печаль, что Грейс машинально прижалась к его руке.

Они шли по берегу озера. Бледно светило солнце, среди пожелтевшей осоки медленно плыл лебедь. Желтые и красные дома на той стороне озера сражался в воде, словно догоравшее пламя костра. Каркали вороны. Воздух замер, стыл и тих, даже листья не падали на землю.

— Мы же собрались на пикник, Грейс? — спросил вдруг Польсон. — Может, откроем шампанское? Иначе вас не развеселишь!

Грейс невольно улыбнулась.

— Вы должны были заметить, что по части веселья мне с Виллой не сравниться.

— Я заметил. Вернемся к машине?

Там Польсон достал из багажника корзину и развернул подстилку. Потом ловко открыл шампанское, наполнил бокал и один протянул Грейс.

— Вы слишком много думаете. Правда, я тоже. Поэтому от меня ушла жена. А вы были влюблены, Грейс?

— Конечно.

— Сильно?

— Мне казалось, да.

Грейс от неожиданности высказала все, как есть.

— Между мною и мужчинами всегда оказывалась пишущая машинка. Иногда вдруг возникает желание писать всю ночь, потом чувствуешь себя такой разбитой, что не до любви. Ну и потом…

— Что потом?

Она вздернула подбородок.

— И потом любовные проблемы я всегда переживала острее.

— Но не настолько, чтобы забыть про машинку!

— Я иначе не могу!

Он задумчиво смотрел на нее.

— О чем вы пишете, Грейс?

— О молодых супругах, их проблемах, о желанных и нежеланных детях. Короче, о проблемах человеческого существования. Это очень важно.

— Согласен.

— Вы в самом деле так думаете? — Грейс воскликнула это так взволнованно, что Польсон наклонился и поцеловал её. От прикосновения его холодных губ она отпрянула раньше, чем чем успела ощутить нараставшее возбуждение.

— Зачем вы это сделали?

— Мне показалось, что будет приятно.

— Вам или мне?

Он рассмеялся, и глаза сразу стали не близорукими, а проницательными и ясными.

— Грейс, вы как дикая роза Шотландии — сплошные шипы. Разве нам сейчас не хорошо? Или есть причина, по которой мы не можем доставить друг другу удовольствие, если этого хочется?

Его крепкая рука легла на её плечо. Голова Грейс кружилась не столько от шампанского, сколько от безудержного желания. Но когда он осторожно погладил её волосы, она взмолилась:

— Давайте пока отложим, ладно?

Ей было не по себе от мысли, что она так скоропалительно станет его любовницей.

Польсон кивнул.

— Давайте поедим. Думаю, вы проголодались. Сендвичи, цыпленок, яйца вкрутую. А если вас интересует, целовал ли я Виллу на пикниках, ответ — нет.

Грейс потупилась — она и не подозревала, что он возил Виллу на пикники. Наверняка летом, в жару, и они купались.

Польсон словно прочитал её мысли.

— Мы брали с собой Магнуса.

— Магнуса?

— Это мой сын. И учили его плавать. Вилла плавает как рыба, а я как кит. Но получалось очень весело. Это было в начале лета, когда она ещё не стала уезжать на уикенды.

— А она не говорила вам, куда?

— Говорила, к Синклерам — у них дом в лесу.

Вот почему дети твердят про лосей и лес! Но на этот раз она наверняка уехала в совсем другое место.

— Еще есть какие-то Свен и Ульрика в Стриндберговском доме.

— Их нам тоже нужно найти. И много чего ещё разузнать. Почему вы вздрогнули? Замерзли?

Польсон притянул её к себе.

— Сядьте ближе, выпейте ещё шампанского и расскажите, почему вы с Виллой такие разные.

— Мы ведь двоюродные сестры, хотя наши матери — близнецы. Родители Виллы развелись, когда она была маленькая. Так что её разговорчивость и веселость — компенсация за ушедшего отца. Мои родители жили счастливо, но мать умерла вскоре после смерти матери Виллы, причем обе от сердечного приступа. Странно, правда? Как будто у них было общее сердце. Но отец мой ещё жив, и я очень его люблю.

— Ему нравится ваша работа?

— Очень. Но он ожидает от меня гораздо большего, чем у мен получается.

— Все ясно. У вас с Виллой общий комплекс отца.

Грейс поморщилась, но признала:

— Мы с Виллой всегда знали, что наши матери больше заботились друг о друге, чем о нас.

— Это помогает лучше понять Виллу?

— Объясняет, почему она делает глупости, но не говорит, где она сейчас. — Грейс встревоженно посмотрела на Польсона. — Я не думаю, что нам стоит тратить время на шампанское. — Перехватив его взгляд, она снова нахмурилась. — И сейчас вы заявите, что Вилла никогда бы так не сказала.

— Совершенно верно. Не говоря уже о том, что Вилле стало бы жаль такого хорошего вина. Впрочем, может, именно её жадность — причина случившегося.

Грейс подумала, уж не персидские ковры и всю ту роскошь в квартире имеет он в виду. Надо бы выяснить, откуда у Виллы все это. Но не сейчас. В густевших сумерках озеро и деревья с редкими уцелевшими листьями вдруг стали выглядеть уныло и безрадостно. Грейс вдруг захотелось домой, в теплую уютную квартиру Виллы.

Едва она перешагнула порог, в нос ударил сильный запах духов. Духи Виллы! Значит, она вернулась!

Грейс включила свет.

— Вилла!

Тишина. И никого. Может быть, Вилла заглянула на минутку и убежала? Но нигде ни следа разбросанных вещей, все оставалось в полном порядке.

В замешательстве Грейс села за туалетный столик. Здесь запах был ещё сильнее. Она узнала «Баленсиагас квадриль», выдвинула ящик и увидела перевернувшийся флакон.

Она точна знала, что ничего не трогала и не проливала. Но флакон лежал на боку, источая сильный запах.

Оставалось единственное объяснение — в её отсутствие кто-то заглядывал в ящик.

Разумеется, фру Линдстрем.

— Польсон, мне кажется, с ней надо поговорить. Зачем она повсюду сует свой нос? Что вынюхивает?

Польсон потянул носом.

— Приятный запах, верно? Давайте спустимся и зададим несколько вопросов.

— Это ведь она? Верно?

— Я предлагаю спуститься и спросить. Ведь у вас в Англии закон гласит, что человек не виновен, пока вина не доказана.

Фру Линдстрем открыла им совсем одетая. Поношенная меховая шапка сидела глубоко, словно в зимнюю пургу, щеки горели от быстрой ходьбы, а глаза замерли, как у фарфоровой куклы.

— Фрекен Эшертон? Герр Польсон? Чем могу служить?

Заговорила Грейс.

— Сегодня кто-то побывал в квартире. Кому вы дали ключ?

Губы фру Линдстром сжались в тонкую щелку.

— Я не имею обыкновения давать ключи чужим, фрекен Эшертон.

— А не чужим? — вкрадчиво поинтересовался Польсон.

Это её окончательно взбесило.

— Герр Польсон, как вы можете! Ключи я не даю никому. И я вообще никого не видела. По субботам я навещаю дочь, и только что вернулась. Не успела даже раздеться.

Казалось, она говорила правду. Но любопытство пересилило негодование, и фру Линдстрем не удержалась от вопроса:

— А что случилось? Что пропало?

Грейс покачала головой.

— Пожалуй, ничего.

— Тогда с чего вы взяли, что кто-то был в квартире?

— Кто-то осматривал ящики: флакон с духами опрокинут.

— А прочие вещи на месте?

Грейс кивнула, хотя ей показалось, что диванные подушки лежат не так и слишком аккуратно взбиты, а ковер сдвинут с места.

Фру Линдстрем рассмеялась.

— Упал флакон — и только! Вы сами могли его перевернуть. Верно, герр Польсон? Грабитель наделал бы такого беспорядка!

— Да нет, о грабителе речь не идет, — задумчиво протянул Польсон. — Кто-то что-то искал. И у него был свой ключ.

Фру Линдстрем довольно рассмеялась.

— Теперь я понимаю. Кто-то из приятелей фрекен Бедфорд. Решил забрать письма, сувениры, какую-то памятную вещицу… Вы умные люди, тут же все куда проще: разрыв очередного романа.

— А я не думаю, что все так просто, если у кого-то есть ключ от квартиры, которым можно пользоваться в любое время дня и ночи! — воскликнула Грейс.

— Не огорчайтесь, фрекен. Никто не войдет в этот дом без моего ведома.

— А если вас нет, как сегодня?

— Тогда лучше сменить замок. Но все же я не до конца уверена. Флакон легко опрокинуть, не заметив. Вы уверены, что этого не случилось?

— Такой сильный запах я бы сразу почувствовала. В квартире пахнет, как на парфюмерной фабрике.

— Надо сменить замок, — заключил Польсон.

— А вдруг вернется фрекен Бедфорд, а её ключ не подойдет?

— Я буду дома, — сказала Грейс.

— Она только обрадуется, что мы приняли такие предосторожности, — дружелюбно улыбнулся Польсон.

Фру Линдстрем рассмеялась:

— Понимаю, что вы имеете в виду. Если у фрекен новый муж, ей не придется бояться незваных гостей.

Уже поднявшись наверх, Грейс не выдержала.

— Как она смеет намекать, что Вилла вела такой образ жизни? Она ужасно бестактна?

— Да, но по субботам она действительно бывает у дочери, — задумчиво сказал Польсон.

— Значит, незванный гость это знает, знал он и то, что нас не будет. Нам стоит быть внимательнее.

Польсон возражать не стал, и Грейс вздрогнула.

— Надо менять замок. Кому же Вилла могла отдать свой ключ? Не Густаву, раз она с ним. Кто-то не хочет, чтобы знали о его визитах.

Польсон восхищенно уставился на Грейс.

— Неопровержимые доводы.

— А дневник Виллы? Он явно знал о нем и опасался, что там про него написано. Найти его он не мог, дневник у меня. Так что это мог быть Свен, Аксель или Якоб. Кстати, вы не думаете, что Якоб — это барон ван Стерн? Такой видный человек явно не заинтересован в скандале.

— Но он не стал бы рыться в комнате. — Польсона явно заинтересовала эта идея, но обсуждать её с Грейс он не собирался. — Сегодня вечером можете чувствовать себя в безопасности, он не вернется. А если кто-то помешает, пустите в ход метлу.

Всю серьезность момента как рукой сняло.

— Я вообще-то имел в виду, что ей можно постучать в потолок, — ухмыльнулся Польсон. — Хотя и по незваному гостю тоже можно.

Телефон зазвенел, когда Грейс была в ванной. Вздрогнув от неожиданности, она выскочила в комнату, и вода с неё капала на паркет гостиной.

— Слушаю, — выдохнула она в трубку.

— Это Кэт Синклер.

Разочарование было слишком сильным.

— А, Кэт…

— Я не вовремя?

— Нет, просто я из в ванной, с меня течет. Подождите, я возьму полотенце.

Завернувшись в одну из купальных простыней Виллы, она немного успокоилась.

— Как дела, Кэт? Как дети?

— Прекрасно. Меня просил позвонить Питер — подумал, вам может быть одиноко.

— Нет, день прошел весьма удачно. Мы ездили в замок Гипсхолм, по дороге устроили пикник.

— Не холодно для пикника? Минутку, — какое-то бормотание, потом Кэт продолжала:

— Питера интересует, с кем вы ездили?

— Надо же, какой он любопытный, — усмехнулась Грейс. — С моим соседом; тут рядом с Виллой живет такой огромный добряк по фамилии Польсон, он преподает в университете. В замке он прочитал мне целую лекцию о портретах.

Опять бормотание, и снова голос Кэт.

— Извините, Грейс, Питер просто хочет объяснить, что в его обязанности входит обеспечивать безопасность британских туристов.

— А безопасность Виллы тоже он обеспечивал?

Тяжелый вздох, потом голос Питера Синклера.

— Именно этим я и занимаюсь, Грейс. Надеюсь, вы не станете, как Вилла, встречаться с совершенно незнакомыми мужчинами.

— Господи, но это здесь при чем?

— Мы с Кэт только хотели узнать, как у вас дела и не хотите ли поехать завтра с нами? Мы собираемся на денек на дачу. Поздновато, конечно, но мы любим бывать на природе. А вы посмотрите лес, где потерялась Вилла, как утверждают наши дети.

Грейс согласилась без малейших колебаний, поблагодарив за приглашение.

— Мы заедем за вами в десять. Оденьтесь потеплее, там прохладно. Я захвачу ружье. Вдруг попадется лось…

Грейс поспешила одеться, обрадованная, что хоть что-то происходит. Впрочем, ответов на её вопросы это не дает. Может, поинтересоваться у соседок снизу, не слышали ли они днем чего-то подозрительного наверху?

В комнате все ещё стоял душный запах духов, напоминая про Виллу, про её дорогие покупки. Почему она не взяла с собой духи?

Дверь открыла седовласая старуха, уставившаяся на Грейс водянистыми глазами с покрасневшими веками.

— Вы говорите по-английски?

Склонив голову набок, старуха стала похожа на какаду с белым гребешком.

— Английский? Да-да, конечно.

Грейс старалась говорить громче.

— Я Грейс Эшертон, кузина Виллы Бедфорд. Остановилась в её квартире наверху.

— Может быть, вы зайдете? Познакомитеся с моей сестрой? Но не пытайтесь говорить с ней. Она совершенно глухая и понимает только меня.

Произношение у старухи было столь же совершенно, как и манеры. Она проводила Грейс в уютную гостиную с вышитыми салфеточками и представила точно такую же старушку, которая медленно раскачивалась в кресле-качалке, блаженно прикрыв глаза.

— Катрин, — громко окликнула та, — проснись. У нас гостья.

Мутноватые глаз остановилась на Грейс.

— А? Кто эта юная леди?

— Кузина фрекен Бедфорд из Англии. А это моя сестра Катрин. Меня зовут Анна. Выпейте с нами кофе. Только не говорите, что у вас нет времени. Он уже сварен. Катрин, мисс Эшертон выпьет с нами кофе.

Катрин только улыбалась, продолжая покачиваться. Они с сестрой были в одинаковых старомодных платьях с высоким воротником, обе румяные, веселые, здоровые. Такой результат в столь почтенном возрасте заставляет задуматься о прелестях незамужней жизни, — решила Грейс. Во всяком случае, живется им лучше, чем Вилле, запутавшейся в своих мужчинах, и даже самой Грейс, постоянно себя одергивающей.

— Моя сестра давно оглохла, — Анна суетясь с кофейными чашками.

— Значит, её спрашивать бесполезно. А сами вы не слышали днем ничего необычного?

Старушка задумалась, склонив голову на бок.

— Меня весь день не было, но кто-то заходил в квартиру.

— Вор?

— Нет, не похоже.

Грейс уже пожалела, что напугала старушку.

— Скорее, кто-то из знакомых Виллы. Я думала, вы могли кого-то видеть.

— Нет, не видели. Днем мы с сестрой любим вздремнуть. А с тех пор, как фрекен Бедфорд поселилась наверху, стараемся не обращать внимания на её гостей. Она особа молодая, пусть живет по-своему. Но говорят, она внезапно уехала. Что скажет Аксель, когда вернется? Не представлю, верно, Катрин?

Качалка замерла.

— Что-что?

— Я говорю, как огорчится Аксель, узнав, что фрекен Бедфорд уехала.

Сердце Грейс забилось часто-часто.

— Аксель? — Якоб, Свен, Аксель, Густав…

— Он наш племянник.

— И живет с вами?

— В этой тесной квартирке с двумя старухами? Нет, он заезжает к нам, когда возвращается из путешествий. Правда, Катрин? Он хороший мальчик.

— Он много ездит? — Грейс взяла чашку кофе.

— Он капитан, и много плавает. Исландия, Норвегия, Финляндия, иногда Прибалтика. Дела его идут неплохо. Правда, Катрин?

— А он женат?

Старуха покачала головой. Шутка ей понравилась.

— Ну нет! Будь у него жена, как мог бы он интересоваться фрекен Бедфорд?

Кофе был ужасно крепким. Грейс пила его крохотными глоточками, жалея, что их не слышит Польсон.

— Вилла ему нравилась?

— Думаю, да. Но потом она перекрасилась в немыслимый цвет, а Аксель имел серьезные намерении и сказал, что цвет неподходящий. Они разругались и даже на врем расстались.

— Жаль, — вздохнула Грейс. — А ваш племянник симпатичный?

— О, вы должны взглянуть! Смотрите, вот его фотография!

— Чего ты показываешь, Анна? — спросила Катрин.

— Снимок Акселя в двадцать один год. Представляете, двадцать лет назад! Сейчас он куда и меньше улыбается.

Но и на фото он не улыбался. Узкий подбородок, прямой длинный нос, холодные светлые глаза. Никакого сходства с изнеженным и капризным Густавом IV.

— Да, симпатичный, — признала Грейс. — А когда он приедет?

— Заранее мы никогда не знаем. Он появляется и исчезает, как дикий гусь.

Анне понравилось сравнение, и она его повторила, добавив, тихо хихикнув:

— Умный наш гусек.

Грейс встала. Она узнала кое-что новое, но ответов на её вопросы по-прежнему не было. Аксель — не Густав. Вот и все. А что писала про него в дневнике Вилла?

«Аксель так ужасающе серьезен, и так немногословен…»

— Вы заходите к нам, мисс Эшертон, — сказала Анна, и Катрин добавила:

— Это так любезно с вашей стороны.

Дверь закрылась, старушки исчезли, будто снова убрали в шкаф старую фотографию. Но почему Польсон ничего не сказал про Акселя?

Зайдя попозже поинтересоваться насчет новостей, тот сокрушался: знал ведь, что у старушек есть племянник, но фру Линдстром и все прочие называли его капитаном Моргенсоном, и никогда — по имени.

В гостях у старушенций он никогда не бывал, и Вилла тоже. Польсон не верил, что Вилла встречалась с племянником. Разве что раз-другой? Разве она не написала в дневнике, что он неразговорчив? Нет, это не Густав.

Грейс жаловалась, что голова её словно набита ватой. Как здорово, что завтра она едет за город с Синклерами!

Польсон поначалу расстроился, но тут же спохватился, что даже хорошо, если она проведет время с Синклерами, потому что по воскресеньям сам он всегда ходит куда-нибудь с сыном и это правило никогда не нарушает.

Конечно, сын у него должен быть на первом месте, но все же голос Грейс прозвучал резче, чем ей хотелось бы:

— Вы не обязаны мне помогать.

Грейс чувствовала себя уставшей и замерзшей. Радости от того, что она нашла Акселя, как не бывало. Польсон на неё не смотрел, но она заметила, что он обижен, и пожалела, что вела себя так недружелюбно.