Глава 2

У Николо Каванетти был большой багаж. Джессика перетащила его из багажника машины в дом. Когда все чемоданы уже находились в бунгало, она заметила, что три из них были черного, а три – темно-коричневого цветов. Два багажа? Может, Николо приехал не один? А, может быть, он женат? Сердце Джессики затрепетало, но она заставила себя успокоиться. Ведь ей все равно, женат Николо Каванетти или нет.

Она наклонилась и прочла одну из бирок на черных чемоданах: «К. Николе, 10, Вербери-авеню, Сент-Луис, Миссури». Кто это такой К. Николе?

Она сжала губы и взялась за бирку коричневого багажа:

«Л. Жирар, 1601, Линден-стрит, Сент-Луис, Миссури». Да, и этот багаж явно не принадлежал Николо. Знает ли он, что это чужой багаж?

Что за путаница? Но Джессика ничего не могла поделать. Ей остается только ждать возвращения Николо. Она пожала плечами и вернулась к своим делам на кухне, надеясь хоть слегка прибраться там до возвращения Николо. Она не хотела, чтобы кто-то знал, в каком неряшливом состоянии содержит дом ее отец.

К одиннадцати часам Джессика навела хоть какой-то порядок в этом хаосе. Она устало облокотилась о сверкающий мытой посудой буфет, прижав намыленную руку к бедру, и посмотрела на дело рук своих. Кафель блестел, посуда была расставлена на полках. Буфет отмыт и наполнен продуктами. Мусорный контейнер – выскоблен. Маленький кухонный столик и стулья были протерты и расставлены по местам, занавески вытрясены, а пол просто сиял.

Джессика вздохнула и улыбнулась. Порядок и чистота благотворно действовали на состояние ее духа. Теперь все, что ей было нужно, – ото душ, после которого она предстанет перед Николо совсем обновленной. На ней были старые джинсы и одна из клетчатых рубашек отца. Она закрутила волосы на затылке в пучок и заправила челку под бейсбольную шапочку. Если бы кто-нибудь ее сейчас увидел бы, то принял бы за нищую.

Джессика взяла халат и направилась в ванную, где обнаружила еще больший беспорядок, чем на кухне. Она застыла в дверях, потому что не отважилась бы принимать душ в этой заплесневелой конуре. От мысли об уборке ее стало мутить. Джессика опустила руки и вздохнула, Она снова вернулась в спальню. В этот момент раздался звонок у входной двери. Ее бросило в озноб. Это, должно быть, Николо. А она все еще выглядит как замарашка. Прозвучала новая трель звонка. «А что, если сделать вид, что она спит и ничего не слышит? – подумала Джессика. – Это нетрудно. Но он видел свет в окне. Он знает, что кто-то в доме еще не спит. Кроме того, необходимо вернуть багаж, даже чужой». Джессике не оставалось выбора...

Девушка направилась к двери. Кому какое дело, как она выглядит? Ей не надо производить какое-то особое впечатление на Николо Каванетти. Теперь она выше этих условностей. Джессика заглянула в глазок, чтобы удостовериться, что это пришел именно Николо, а не кто-нибудь другой. Сквозь линзу глазка он предстал перед нею таким, каким часто являлся в сновидениях. Сердце ее затрепетало. Наконец Джессика отважилась отворить дверь.

На какой-то момент она застыла от удивления, глядя на мужчину, стоящего на коврике у порога. Может быть, она ошиблась? Разве это Николо Каванетти? У него были те же темные волосы, те же тосканские черные глаза, те же широкие плечи, которые она помнила столько лет. Но на этом сходство кончалось. Николо был элегантен, ослепителен, кто бы мог подумать, что он станет таким. Свет на веранде отражался на прядях его блестящих волос, искрился в больших линзах очков, терялся в темных складках кашемирового пальто, темных вельветовых брюках и кожаных туфлях.

– Джессика? – спросил он.

Джессика медленно перевела взгляд с его ботинок на лицо. Смущение парализовало ей язык Она смотрела на него, все позабыв. И какой вид у нее был? Она непроизвольно подняла руку к шапочке.

– Это что за наряд! – усмехнулся Николо.

– Ник?

– Коул.

– Извините.

– Коул. Коул Николе. – Он протянул руку, в его сильной загорелой ладони ее рука могла легко утонуть.

Сконфузившись и покраснев, Джессика протянула руку и только тогда заметила кусочек мыла, присохший к ее запястью. Она отдернула руку и спрятала ее за спиной.

– Уборка, – объяснила она с глуповатой ухмылкой. Потом все-таки пожала его руку, раздумывая, почему же он изменил свое имя? Коул было прозвищем, которое она дала ему в детстве.

– Как дела, Джессика?

– Превосходно. А ты как?

– Прекрасно. – Он улыбался и стоял в дверях, как будто ожидая, что она первой сделает встречный шаг.

Джессика чувствовала неловкость от того, что вроде бы нужно обнять его, как будто рукопожатия было недостаточно.

– Входи, Коул, – сказала Джессика, показывая на багаж, – Я увидела имя «К. Николе» на этих вещах и подумала, что ты перепутал багаж.

– Разве ты не знала, что я теперь Коул Николе, Джесс?

– Нет. Откуда?

– И ты не знаешь, кто такой Коул Николе? – Он скрестил руки на груди и с ухмылкой посмотрел на нее.

– Ну... это имя звучит несколько странно. – Она снова взглянула на его насмешливое лицо. У Коула на лбу была складка, которая придавала ему вид человека, постоянно на чем-то сконцентрированного. Где она видела это лицо? По телевизору? В газете? Она пожала плечами и тряхнула головой в растерянности.

Коул искренне рассмеялся.

– Ты никогда не слышала о Коуле Николсе? – Он сделал движение, как будто ударяя по мячу. – Футбол!

Джессика пожала плечами.

– «Сент-Луис блуз»? Команда, которая непременно выиграет суперкубок в этом году? – Он был настолько уверен, что Джессика знает это, что та почувствовала приступ вины за свое невежество.

– Я не увлекаюсь спортом, Коул. Особенно футболом.

– Невероятно, – усмехнулся он, – чтобы кто-то не знал Коула Николса.

Джессика рассердилась. Почему он думает, что настолько знаменит, что все вокруг должны непременно узнавать его? Что за эгоизм? Он ни капли не изменился за прошедшие тринадцать лет. Она нахмурилась. Ей не нравилось ощущать себя чьей-то игрушкой, особенно в руках мужчины, особенно если это Коул. И она еще больше рассердилась.

– Это шутка? – спросила она сдавленньм голосом.

– Нет. – Улыбка Коула тут же исчезла. – Нет, черт возьми!

– Тебе кажется это достойным насмешек.

– Подожди минуту! – Он, защищаясь, поднял руки. – Я не собирался тебя...

– Ты должен был представить себя как Николо.

– Я думал, это очевидно...

– Возможно, для тебя и твоих болельщиков. Но откуда я могла знать? На багажных бирках ничего не указывало на Николо Каванетти.

– Это потому, что я сменил имя.

– Почему?

Улыбка испарилась с его губ.

– Думаю, ты должна догадаться, Джессика.

– Догадаться? – Она вскинула руки и уставилась на него. – Это что за игра? – Она все еще была сердита, а когда злилась или нервничала, то имела обыкновение отпускать саркастические реплики, в чем часто раскаивалась. – Что я выиграю, дав правильный ответ? Холодильник?

Его глаза блеснули, и Джессика ощутила новый приступ вины. Она ведь могла догадаться, почему Ник сменил имя и почему это не могло быть предметом насмешек. Однако он не имел права так шутить. Она не щуплый подросток-фанат, всюду сопровождающий его, как хвост собаку. Она – взрослая женщина. Джессика только открыла рот, чтобы сказать, что думает об его эгоизме, как кто-то просигналил снаружи.

Коул обернулся. Джессика посмотрела туда же и увидела лоснящийся лаком черный ягуар, остановившийся возле ее седана. Коул помахал тому, кто сигналил.

– Л. Жирар? – спросила Джессика. Коул повернулся к ней. Его манеры стали заметно холоднее:

– Да, Л. Жирар. Очень усталая и очень капризная Л. Жирар.

Он подошел к чемоданам и поднял сразу четыре, как будто они были не тяжелее подушек. Джессика подхватила оставшиеся и пошла за ним к двери.

– Хорошая машина, – сказала она, когда Коул открывал багажник.

– Благодарю. – И уложил чемоданы. Когда он захлопнул крышку багажника, Джессика бросила взгляд на блондинку, сидевшую в машине. – Л. Жирар невзлюбила мою мачеху.

– Да?

– Особенно после того, как эта ведьма даже не впустила нас в дом.

– Неужели?

– Все в порядке. Я заказал номер в гостинице вблизи госпиталя. Так я буду ближе к отцу. – Он протянул руку:

– Спасибо, Джессика, за помощь.

– Ну, конечно. – Она удивилась теплу его кожи, когда Коул взял ее руку. Джессика почувствовала огорчение, хотя обычно была непроницаема. Эта встреча закончилась так же, как и та последняя, тринадцать лет назад – смущением и разочарованием.

– Извини за беспокойство, Джесс.

– Да, конечно, будь здоров. – У Джессики перехватило дыхание, когда он запустил двигатель своего ягуара. Помахав на прощанье и включив фары, Коул Николе стал исчезать в темноте.

Джессика смотрела, как огни машины удаляются в сторону дороги. Итак, он зовет теперь себя Коул. Весь мир знает его под именем, которое она дала Нику столько лет назад. Странно, – но оно очень подходило ему. Ник – это для непослушного, вихрастого мальчишки. Мужчина, который так заинтересовал ее, определенно не был больше Ником.

Джессика вернулась в бунгало и выключила свет на веранде. Она взялась за грязную ванну, отдирая плесень с яростью, соответствовавшей настроению и ходу ее мыслей. И все время Джессика думала о Коуле и о том, как он изменился.

Он всегда был высоким, гораздо выше своих родителей. Майкл и Теофилия Каванетти были ростом не более пяти с половиной футов. У Майкла было шесть футов три дюйма.

Джессика включила душ. Она вспоминала его старомодную одежду и устаревшую прическу. Теперь он выглядел совсем иначе. Одежда имела явные признаки работы хорошего модельера. Но дело было не в одежде. Он изменил все – даже имя – чтобы отделиться от семьи, бизнеса и наследства, которое обременяло его ответственностью и ограничениями гораздо большими, чем мог вынести молодой человек.

Интересно, что обо всем этом думает Мария. И что бы сказал Майкл Каванетти, если бы узнал, что его сын отказался от своего имени? А, может быть, он и не удивился бы. Майкл Каванетти сам отрекся от Коула несколько лет тому назад. Возможно, он спокойно бы пережил и то, что Коул отвернулся от фамильного достояния, оборвав все отношения с отцом, который был для него только грубым хозяином.

Ситуация была печальной. Джессика помнила семью Каванетти в более счастливые дни, когда отец и сын любили друг друга. Трудно поверить, что Майкл Каванетти стал так суров с Коулом, обвиняя его в поступках, которых тот не совершал, наказывая за неприятности, которые Коул хотел отвести. Но Изабелла, новая жена Майкла, встала между отцом и сыном, настраивая мужа против Коула. Джессика сжала губы и обрызгала спреем зеркало. Она терла его до тех пор, пока с него не исчезли последние пятна, как будто стерев пятна можно было избавиться от воспоминаний. Она состроила рожицу в зеркале. А что плохого в этом? Джессика хотела, чтобы Николо Каванетти вдруг исчез и чтобы она никогда о нем больше не вспоминала. Но Джессика была здесь, и она думала о нем, так как грезила когда-то в своих прежних девичьих снах.

Джессика постаралась отбросить эти мысли, которые мешали закончить уборку в ванной. Завершив все дела, она осмотрелась. Все вокруг было в идеальном порядке. Сиял фарфор, керамическая плитка блестела. Наконец она могла принять душ.

Джессика закрыла глаза от удовольствия, когда, утомленная, шагнула под струящуюся воду. Она блаженно подняла вверх лицо, ощущая ласкающие потоки, смывавшие с нее пот и грязь. Девушка откинула назад волосы, намылила их шампунем. И опять вернулись непрошеные мысли о Коуле.

Джессика каждое лето, во время каникул, жила здесь в бунгало и радовалась долгожданному уединению. В Мосс-Клиффе она никому из знакомых никогда не объясняла, почему это они не имеют права провожать ее до дома. В Мосс-Клиффе у нее не было настоящих друзей, которым бы было не зазорно все рассказать об отце. Она была бы опозорена, если бы кто-нибудь из знакомых увидел его в пьяном виде. Все думали, что он – удачливый драматург, слишком занятый в Нью-Йорке, чтобы заниматься делами дочери. Джессика обманывала всех, даже учителей и школьное начальство.

Когда он здесь появлялся, они проводили дни в тишине и покое: отец пил и читал, она же писала, играла на гитаре и ухаживала за домом. Джессика мечтала об общении с Марией, Ником и мистером Каванетти, хотела проводить время в кругу их семьи, обедать с ними... Однако она замечала, что чек старше становилась, тем все трудней было взломать лед отношений между вей и Ником. Он быв на пять лет старше, Джессика была для него всего лишь глупой девчонкой.

Когда Ник закончил колледж, ей было уже тринадцать. В то время они с отцом горячо обсуждали, в какой университет ему поступить. Ник хотел в Нотр-Дам. Майкл же настаивал на Университете Вашингтона в Сент-Луисе, чтобы сын жил неподалеку от дома и мог иногда помогать в работах на винограднике и винном заводе. Нику же больше всего на свете хотелось убежать подальше от каторжного труда и мачехи. Изабелла тоже хотела, чтобы он находился как можно подальше от дома. Поэтому Ник оказался в Нотр-Даме и приезжал в Мосс-Клифф только летом на каникулы.

Джессика с грустью вспоминала то время, когда Ник приезжал. Она уже начинала ощущать себя будущей женщиной, и каждое следующее лето надеялась, что Коул наконец обратит на нее хоть какое-нибудь внимание. Но тот оставался равнодушным к ее юному очарованию, да и отец не отпускал его с виноградников буквально с восхода до захода солнца.

Потом наступала пора завершения им учебы в университете. По такому случаю Майкл Каванетти собрал множество гостей, выставив изрядное количество спиртного и наняв шумный оркестр. На праздник были приглашены и все соседи. Коул выглядел очень привлекательно во взятом на прокат смокинге, Джессика просто не могла отвести от него глаз. Ее подружки высмеяли бы ее, если бы узнали, что она была просто без ума от него. Они говорили, что он всего лишь итальянский парнишка, у которого было слишком мало средств и совсем неопределенное будущее. Но Коул всегда восхищал Джессику. Он очень сильно отличался от ее одноклассников. Те были слишком шумливы и пусты. Коул же отличался уравновешенным характером, был доверчив и серьезен. Все ее друзья разъезжали на машинах, приобретенных для них родителями. Коул же предпочитал старый грузовик, который сам, своими же руками и отремонтировал. Все, о чем мечтали ее школьные друзья, – это поехать к морю и пофлиртовать с девушкой. Коул никогда даже не взглянул на нее два раза подряд. В преддверии вечеринки Мария все суетилась вокруг Коула. Она то улыбалась, то смахивала с глаз слезинки. Мария гордилась им. Ее любимец окончил Нотр-Дам с похвальной грамотой, кроме того он был защитником в футбольной команде, побивающей все рекорды. Мария лишь горевала о том, что до этого радостного момента не дожила его мать. Джессика знала, что Коул едва помнил мать, которая умерла, когда ему было пять лет. Настоящей матерью для Коула и Джессики всегда была Мария, одаривавшая их любовью, баловавшая сладостями, всей широтой своей души старавшаяся возместить их потери.

Джессика и отец тоже были приглашены на эту вечеринку. Джессика надела свое новое платье с очень большим вырезом, надеясь, что Коул наконец заметит, какой женственной она стала в свои семнадцать лет. Она знала, что это последний шанс. Ведь скоро Коул пойдет своей дорогой в жизни, и они, возможно, больше не встретятся. Может, это и не беспокоило Коула, но для Джессики означало – потерять всякую надежду. Девушка решила пригласить Коула в бунгало, чтобы вручить ему подарок в честь такого торжественного случая.

Подарком, который она приготовила Коулу, была ее девственность. До этого девушка упорно выдерживала глупые домогательства мальчишек из ее школы. Никто из них не подходил для этого. Она знала, что только Коул по-настоящему способен оценить ее жертву. Кроме того, для нее это вообще-то и не было такой уж большой жертвой. Она просто мечтала отдаться ему. Ей не раз приходилось видеть обнаженный торс Коула и хотелось непременно дотронуться до его тела, ощутить соприкосновение его кожи со своей. Она часто наблюдала, как он таскал корзины с виноградом на склад, разгружая грузовики, или наполнял чаны. Она ощущала его прикосновение не кожей, а сердцем, впитывала в себя каждое его движение, напряженную игру мышц. Она обожала его тело, как скульптор обожает отполированную бронзовую поверхность своего творения.

Вспоминая то время, Джессика понимала, что Коул тогда догадался о ее «подарке». Он пришел в бунгало гораздо позже назначенного часа, возможно, пытаясь расстроить ее планы. Когда он позвонил в дверь, Джессика была просто в ярости. Она прождала его два часа, неустанно подправляя прическу, обновляя слой помады на губах, все время боясь присесть, чтобы не помять платье. Когда звонок у входной двери наконец прозвенел, ноги ее ныли из-за туфель на высоких каблуках, а спина просто разламывалась от такого долгого и напряженного ожидания, а чувства были окончательно разбиты.

Вместо того, чтобы сразу же отворить, Джессика побежала в свою комнату, накинула халат, сбросила туфли и взлохматила волосы. Затем, демонстративно позевывая, направилась к двери. Подарок? О, она совсем забыла, что он должен был за ним прийти! Она куда-то его засунула и никак не может найти. Так получилось. Коул принял ее слова спокойно с невозмутимой, но ужасной для нее полуулыбкой. В ответ она наигранно пожала ему руку.

Джессика скорее бы умерла, чем позволила ему догадаться, как обидел ее отказ от взаимности. Ну почему он должен ее вообще интересовать? Она должна руководствоваться в жизни только благими принципами. И зачем ей нужен этот Николо Каванетти?

Когда гнев ослаб, Джессика заплакала. Она – обманщица, всего лишь жалкая обманщица. Вся ее жизнь основана на лжи и притворстве на мнимой значимости отца и попытках спрятать от окружающих пустоту ее собственного существования. Она никому не может рассказать о своих страданиях. Николо был единственным, кому она могла бы довериться. Но она никогда не позволит кому-то поймать ее на лжи. Вдруг он узнает, что в действительности представляет собой ее семья? Одиночество и стыд постоянно терзали душу девушки, боль никогда не покидала ее.


Джессика откинула одеяло на кровати и убедилась, что белье было чистым. Она выключила свет и подошла к окну, чтобы бросить последний взгляд на ночное небо.

Джессика любила ночь, любила звезды. Когда она смотрела на звезды, ей уже не хотелось быть той Джессикой Ворд, которая была совсем не тем человеком, за которого ее все принимали. У нее не было возраста, имени, тела, только глаза. Вид звезд и ночного неба притупляли ее чувства, а ее проблемы казались бесконечно малыми. Небо ей казалось куском черного бархата, усеянного алмазами.

Джессика отдернула занавеску и стала пристально вглядываться в темноту. Она зябко закуталась в полы халата, вдруг почувствовав какое-то неудобство. Что-то было не так. Джессика еще раз пристально всмотрелась, ее опытные глаза заметили какое-то слабое изменение в окружающей обстановке. Около большого дерева возле дома маячила какая-то странная тень, которая резко выделялась на фоне привычного пейзажа. Джессика сузила глаза, и ее пронзило неприятное чувство.

Во дворе кто-то был и наблюдал за домом. Испугавшись, Джессика поняла, что человек смотрит на окно. Ее сердце бешено забилось в груди, и она шатнулась назад, придерживая занавеску. Сдвинутые драпри скрыли от Джессики фигуру человека в монашеской сутане с капюшоном.

Загрузка...