Несколько послеобеденных часов Фил провел в непривычном бездействии. Пока героиня его будущей колонки сидела в зале суда, слушала и записывала – материал для завтрашнего выпуска газеты, – он был полностью предоставлен самому себе. Криста О'Малли совсем не похожа на женщин, с которыми он обычно встречался, и по некоторым причинам ему очень не хотелось сознаваться в том, что эта девушка с первой же встречи расположила его к себе, пробудила теплые чувства.
Чтобы как-то убить время. Фил снова тщательно просмотрел свою утреннюю почту, прочел от корки до корки последние номера «Журналиста, редактора и издателя» и «Чикаго». Теперь пора заняться своей рабочей территорией: сложил в аккуратные стопки газеты, нужные бумаги; выбросил накопившийся мусор; вымыл кофейные кружки. Раз пригласил девушку побеседовать за своим столом, так надо же придать ему пристойный вид. Правда, он всегда придерживался теории, что излишняя тяга к порядку не свидетельствует о высоком уровне интеллекта. Но вот стол умненькой Кристы просто блистает чистотой, хотя она постоянно загружена работой.
«Умна, интеллигентна, потрясающе сексуальна и… не на шутку опасна, – думал Фил, встряхивая по привычке головой – мешала непокорная прядь на лбу. – Такая вполне может заставить мужчину начисто потерять рассудок. Все еще девственница в двадцать шесть, хороша собой, душевна, темпераментна – прямо так и наводит на мысли о семье с двумя-четырьмя детишками и уютном бунгало в пригороде».
Он заулыбался, живо представив себе эту картину, но тут же спохватился и поспешил прогнать смутившие его мысли; Криста, несомненно, принадлежит к числу женщин, не представляющих себе семьи без оравы галдящих детей. Даже намек на подобную перспективу вызывал у Фила внутреннее содрогание. В детстве, средний в многочисленной семье, он сам страдал от этого. Обширный клан Катгерини обосновался теперь в окрестностях Мэлроуз-парка.
Криста позвонила в половине пятого: возвращается на работу, будет в его распоряжении, как только сдаст материал. Фил рассеянно отметил нежный, бархатистый тембр ее голоса в телефонной трубке. Вопреки обычной редакционной суете, особенно заметной к концу рабочего дня, им овладело настроение легкой меланхолии и созерцательности. Наступало его любимое время суток. Ранние, нежно-голубые декабрьские сумерки рисовали в памяти магические картинки Рождества и словно по волшебству превращали огромный город в загадочную, сказочную страну, манящую путника разноцветными огоньками. Даже извечный уличный шум как-то приглушался, терялся в пушистых хлопьях сыплющегося на мостовую снега. Но то был и час одиночества, и Фил привык избегать его. В такие мгновения люди мечтают о теплом доме, где кто-то ждет вас, кто-то о вас беспокоится… Ирэн, видимо, не вернется домой даже на праздники; удивительно, но его это ничуть не огорчает.
Между прочим, что-то есть опять хочется, хотя в обед он поел довольно плотно. На аппетит не жалуется, а вот физические нагрузки у него не слишком большие. Хорошо еще, что лишнего жира пока ни дюйма, – по-видимому, надо благодарить ускоренный обмен веществ, сам-то он никаких усилий тут не прилагает, просто особенность организма. Фил сохранил юношескую стройность, и это в семье, где за обедом подавали как минимум три основных блюда, а на общих воскресных трапезах традиционное украшение стола составляли огромные миски спагетти.
Давно уже он жил самостоятельно, но так и не пристрастился готовить. Сосед его, тот самый фотограф, что бродил сейчас где-то в джунглях Центральной Америки вместе с Ирэн, обычно закупал необходимые продукты сразу для двоих. А в данный момент в холостяцкой кладовке Фила пылилась банка тунца и какие-то не слишком аппетитные остатки от последнего похода в китайский квартал. Может, пригласить Кристу в ресторан? Фил терпеть не мог есть в одиночестве.
Прибежав в редакцию, Криста быстренько набрала статью на дискету и отправила на распечатку. Получилось, кажется, не блестяще, зато наконец-то с работой покончено. Весь день, присутствуя на судебном разбирательстве и автоматически делая пометки по ходу слушания, она не могла выбросить Фила из головы – его стройную, дышащую силой фигуру, золотисто-карие глаза… И Грег, и Тони – оба они мгновенно улетучились из ее памяти.
«Ради всего святого, не вешайся ты на этого фила Катгерини! – внушала себе Криста, приводя в порядок рабочий стол. – Не забывай: ты интересуешь его лишь как героиня для газетной колонки! Этот человек не воспринимает тебя как личность – ты для него источник, тема, и все».
«Собираешься на свидание? – поддразнивала она себя, освежая в дамской комнате свой легкий макияж и припоминая фрейдовские пассажи. Это, однако, не помешало ей с особой тщательностью уложить щеткой свои роскошные волосы. – В любом случае из него все равно не получится хорошего мужа. Если верить редакционным сплетникам, за годы работы в редакции Фил еще не пропустил здесь ни одной юбки, ему под сорок и он еще не был женат».
Пятью минутами позже Криста уже обозревала преобразившийся стол Фила.
– Хмм… я готова, можем начинать.
К ее удивлению, он не предложил ей присесть, а поднялся сам, накинул далеко не безукоризненный твидовый пиджак и подал ей плащ.
– Мы вполне плодотворно побеседуем и за ужином. Я знаю тут одно славное местечко.
Ресторанчик, куда они отправились, притулился в северном квартале, недалеко от квартиры Кристы. В полутемном опрятном зале с кирпичными стенами столики были покрыты скатертями в красно-белую клетку, а в железных, ручной работы подсвечниках чадили толстые восковые свечи. Хозяин «славного местечка», как сообщил Фил, – один из его многочисленных родственников, муж двоюродной сестры.
Сидя напротив своего спутника в уединенном алькове, Криста с любопытством ждала, что-то он закажет, предоставив ему, как завсегдатаю, право выбора. Ее не разочаровал ни свежий зеленый салат, ни нежная тушеная телятина под каким-то необыкновенным соусом, ни пикантный сыр; вино тоже под стать. Похоже, Фил не торопится приступить к делу. Под лучами его мужского обаяния окончательно выветрился из ее души саднящий осадок вчерашнего кошмарного свидания. Они неторопливо ужинали, смакуя еду, попивая маленькими глоточками терпкое вино, болтали о всяких пустяках, и девушка будто мягко покачивалась на волнах блаженства. Чувства ее обострились, возбуждение охватило настолько, что не удавалось уже его скрыть. И когда их руки неожиданно столкнулись над плетеной хлебницей с последним золотистым ржаным ломтиком – словно мгновенный разряд обжег их ладони, глаза встретились, и на долю секунды обоим показалось, что они одни в целом свете.
– Разделим пополам, – предложила Криста, аккуратно разламывая хлеб и протягивая Филу его долю.
Романтическую атмосферу разрушил своим приходом хозяин, собственноручно подавший им полные блюда канелони. Выслушав восторженные отзывы о своей кухне, он бросил красноречивый взгляд на Кристу.
– Эта девочка мне куда больше по сердцу, чем последняя твоя подружка, – заметил он по-итальянски, – может, теперь уже серьезно, а?
Фил недовольно отмахнулся, по каким-то неведомым причинам чуть не ответив «да». Как только родственник Фила отошел от стола, Криста попросила, чтобы он перевел ей сказанное.
– Да так… семейные шуточки, – рассеянно пробормотал Фил, извлекая репортерский блокнот. – Если не имеешь ничего против, вернемся к нашей основной теме. Сроки поджимают, придется, видно, вернуться в редакцию и просидеть ночку за компьютером.
Словно опускаясь с небес на землю, Криста вспомнила, зачем они здесь, и почувствовала себя неловко: столько времени потеряли. В конце концов, ведь ее пригласили как кладезь информации.
– Так что ты хочешь узнать?
Теперь любой его жест Криста истолковывала в одном ключе: перед ней профессионал, оживленный, заинтересованный, несколько скептичный, журналист до мозга костей.
– Расскажи мне о своих принципах и почему они так важны для тебя. Как я понимаю, началом конфликта всегда служили какие-то недоразумения во время встреч. Что же за мужчины тебе попадались? Чего они ожидали от тебя? Ты действительно считаешь себя последней двадцатишестилетней девственницей в Чикаго? А может быть, другие женщины тоже сталкиваются с подобными проблемами?
Вопросы так и посыпались на нее.
– Возможно, я и не единственная… – Криста автоматически ответила сразу на последний. – Не знаю только, относятся ли другие к этому столь же серьезно. Вот почему еще мне не хотелось служить материалом для твоей колонки: читатели воспримут меня как живое ископаемое. Не исключено, что кто-то и согласен со мной. Не так уж уютно чувствовать себя последним представителем вымирающего племени.
Ручка Фила, привычно скользившая по бумаге, вдруг сделала крутой вираж.
– А сама ты к чему склоняешься?
– Уже не уверена, следовать ли и дальше своим принципам. Иногда думаю – стоит, иногда – нет. С одной стороны, приятно чувствовать себя порядочной девушкой, а с другой… если в наше время ты остаешься девственницей, это расценивается чуть ли не как болезнь. Большинство известных мне незамужних женщин оказываются в постели с мужчиной почти сразу после знакомства.
– А ты так не поступаешь. Почему? – Потому что считаю – так нельзя. Вздохнув, она сделала глоток кофе и отодвинула тарелку с нетронутыми канелони, прикинув в уме, сколько в них калорий. Разве может он понять ее внутренний мир? Обеды в доме ее ирландской бабушки, проходившие в гробовом молчании; неизбывное одиночество после смерти родителей – ни братьев, ни сестер; приходская школа, куда ее заставляли ходить, – обо всем этом она бы еще рассказала. Но как передать преследовавшее ее в детстве сознание покинутости, изолированности от мира, заставлявшее мечтать о большой, дружной семье, где каждый – частичка целого? Как объяснить Филу, что ее убеждения дались дорогой ценой многолетнего одиночества, а не вдалбливались вместе с катехизисом; что они для нее одно из условий претворения в жизнь мечты о счастливом замужестве?
– Я хочу, чтобы в моей жизни был только один любимый мужчина, – мягко произнесла Криста. – Я уверена, что секс – часть чего-то большего, продолжение серьезных, прочных отношений, а не нечто случайное, мимолетное. И тем не менее…
Фил приподнял одну бровь, словно приглашая продолжать, – он слушал со всем вниманием.
– И тем не менее мои замужние подруги, которые без колебаний шли на близость со всеми своими поклонниками до брака, кажется, благополучно живут со своими мужьями. По крайней мере пока.
– То есть они не слишком страдают, придерживаясь более свободных моральных норм. В то время как ты…
– В то время как я пытаюсь решить, что приемлемо для меня. Внутреннее чутье подсказывает мне, что существуют ценности, потеря которых невосполнима.
– Однако, я понял, ты подумываешь, так сказать, не примкнуть ли тебе к большинству. Почему?
Криста пожала плечами, но Фил понял, насколько важен для нее этот вопрос.
– Рано или поздно, но я потеряю невинность; может, и не стоит придавать этому такое значение. Что, если мой единственный, мой избранник вообще не появится? Трудно рассчитывать, что кто-нибудь разделит мои взгляды. Некоторое время оба молчали.
– Полагаюсь на твое обещание не называть моего имени, – нервно добавила Криста. – Неохота стать посмешищем всего Дворца правосудия. А если моя бабушка хотя бы заподозрит, что я имею отношение к этому материалу…
– Думаешь, она не поймет тебя?
Криста так уставилась на него, что Фил не сдержал улыбки.
– Святые перевернутся в гробах, если моя бабушка изменит свои принципы!
– Не волнуйся. – Фил слегка нахмурился – к делу. – Тебе двадцать шесть лет. Неужели так необходимо теперь связывать себя замужеством? Ты только начинаешь свою карьеру. Муж, семья – все это отнимает много времени и сил. «Хотела бы я знать, сколько лет тебе, – думала Криста. – Тридцать четыре? Тридцать шесть? Пожалуй, оптимальный возраст для потенциального мужа». А вслух ответила:
– Для женщины возраст до тридцати наиболее благоприятен для рождения детей.
Фил простонал про себя – лицо его осталось бесстрастным. Как он оказался прав!
– Возможно, то, что я говорю, не соответствует общепринятым взглядам, но… Боюсь, я не слишком внятно объясняю, чего хочу.
«Да чего уж там, – внутренне досадовал Фил. – Напротив, все ясно как Божий день. Ты как моя мать, как мои сестры, как жены моих братьев. Хоть кое-кто из них и работает, и даже кое-чего достиг, всем им нужно одно – дом, очаг, куча орущих младенцев. Я единственный в семье счастливец старше двадцати одного года, который избежал этого кошмара».
– Так что проблема сводится к одному, – Криста будто специально подтверждала его мысли, – подобрать на роль мужа подходящую кандидатуру. Как ты понимаешь, возраст его – от двадцати шести до тридцати пяти. Но в наше время молодые люди не любят ждать, если ты с первой же встречи не выказываешь желания забраться к ним в постель. Не так давно я потеряла мужчину, который отвечал почти всем моим требованиям. Он особенный, таких не много сейчас.
Услышав из ее уст такое. Фил совсем уж насупился. У Кристы О'Малли матримониальные наклонности – это несомненно – и несколько старомодные взгляды, но… он уже почему-то воспринимал ее как нечто неотъемлемое от себя самого, и у него не вызывала восторга мысль о свиданиях ее с каким-то там сопляком, который к тому же повел себя с ней как-то не так.
– Расскажи мне, что случилось.
Печаль затопила зеленые глаза девушки.
– Он говорил, что уважает мои взгляды. А затем просто взял и сделал предложение другой.
– Той, которая не задумывалась и спала с ним, как я понимаю?
Криста кивнула. Ручка его замерла над неоконченной строкой.
– Сочувствую. Это должно быть чертовски обидно – Да, конечно. Но думаю, я уже оправилась от этого удара.
Официант бесшумно принес еще кофе.
– Значит, этот печальный опыт и навел тебя на мысль, что твои строгие правила воспринимаются скорее как недостаток, нежели как достоинство? – заметил он, когда они снова остались одни.
– Да, этот опыт. И еще битва, которую мне пришлось выдержать прошлым вечером.
«Какой мерзавец мог применить силу к этой милой, нежной, несмотря на всю ее энергию, молодой женщине?» – изумился Фил.
– Так ты утверждаешь, что вокруг найдется не много подходящих для тебя мужчин, – сделал он вывод. – И парня, который поступил так с тобой вчера, ты тоже не относишь к искомой категории?
Разговор принимает что-то уж слишком серьезный оборот, решила Криста, немного юмора не помешает.
– Вообще-то все было довольно безобидно. Знаешь что… начерчу тебе, пожалуй, диаграмму.
Теперь ему становилось еще интереснее: она достала свой журналистский блокнот и на чистом листке нарисовала большой круг. – Это – все существующие в мире мужчины. – Внутри большого изобразила круг поменьше. – Все мужчины Чикаго. – Быстро закрашивая доли маленького круга, поясняла:
– Слишком старые для меня; женатые; не достигшие брачного возраста; эгоисты и себялюбцы; закоренелые бездельники или, проще говоря, лоботрясы; разного рода уголовники; гомосексуалисты; полные инвалиды. – Внутри круга оставалось все меньше незаштрихованного пространства. – Те, кто больше трех вечеров в неделю проводит со своей мамочкой, а также те, кто держит в холодильниках штабеля коробок с плавлеными сырками. А здесь, – выводя в центре полностью закрашенного круга жирную точку, подытожила Криста, – то, что осталось. Теперь ты имеешь представление о всей серьезности моей проблемы.
Фил против воли рассмеялся.
– Так я и знал. Неужели и вправду так ничтожно мало стоящих мужчин? И что тут страшного, если у парня в холодильнике обнаружится плавленый сырок? Разве это преступление?
– Честно говоря, большинство мужчин, с которыми мне доводилось встречаться, вполне приличные люди, – признала она с насмешливым блеском в глазах. – Что же касается плавленых сырков… в отличие от тебя парни, живущие на подобной диете, никогда не приглашают девушек в хорошие рестораны.
– Я тебя подвезу? – предложил Фил, с удивлением обнаружив, как не хочется ему, чтобы этот вечер кончался.
На пороге ее дома они вежливо пожали друг другу руки. Он подождал, пока она отперла дверь и исчезла за ней, махнув ему на прощание.
Подгоняемый сознанием – время неумолимо уходит, Фил вернулся на работу: не околачиваются редакторы, не забегают репортеры, не снуют курьеры, остались только ночные дежурные. Весь отдел в его распоряжении.
Он набрал персональный код и вызвал из памяти компьютера занесенные утром авторские данные и свою тему. Какое-то мгновение тупо смотрел на экран – все расплывалось у него перед глазами. Потом вдруг Криста явилась его мысленному взору: машет ему на прощание рукой… Фил улыбнулся этому симпатичному видению и начал писать.
Когда на следующее утро Криста перешагнула порог отдела, рабочее место Фила пустовало. Поставил, наверно, последнюю точку поздно ночью и теперь отсыпается. Ужасно любопытно – что же он написал? Но, разумеется, она дождется, пока выйдет газета. Сумасшествие даже и спрашивать о нем, подходить к его столу. А если бы он оказался на месте? Мало ли что подумал бы… Например – что она восприняла вчерашний ужин как некое многообещающее начало, а не просто как деловую встречу. Она забыла о нем – то есть не об ужине, а о Филе… Ох, кажется, запуталась.
Скорее к своему столу – и за работу! И тут Гарри Дженкинс отпустил замечание, заставившее ее подпрыгнуть:
– Кажется, вас вчера видели вместе. – Редактор неприкрыто забавлялся ее смущением. – Если это правда, то у Фила гораздо больше вкуса, чем я всегда считал.
Залившись румянцем, Криста поспешно поблагодарила за комплимент.
В среду, в пять утра, еще в ночной рубашке и домашних шлепанцах, Криста схватилась за газету. «А не представил ли он все в шуточном виде? – Дрожащими руками она сварила кофе и устроилась с кружкой на подоконнике в гостиной. – Не переживу, если он позволил себе что-нибудь подобное…» Забыв про остывающий кофе, она принялась лихорадочно листать страницы. Вот она, колонка «Гнездо дрозда».
«Вообразите себе, что время повернулось вспять: мы снова в пятидесятых. Гамбургеры и бензин неимоверно дешевы. Америка на гребне политической и экономической мощи. Семья – незыблемая основа общества. А хорошенькие девушки не позволяют себе никаких вольностей.
Если вы молодой человек – понимаете, что это значит. Не сомневаюсь: в кинотеатре вы садитесь со своей девушкой в последнем ряду и, пока там на экране что-то мелькает, обнимаетесь и целуетесь вовсю. Вы всего лишь человек, и ничто человеческое вам не чуждо. Но когда вы женитесь, чего вы ожидаете? Естественно – что ваша невеста окажется девственницей. А общество чего от нее ожидает? Конечно, того же. И вот вы стоите рядом с ней перед алтарем и лопаетесь от гордости: ведь это для вас одного хранила она свою невинность.
Ну а теперь прокрутим все обратно – вернемся в день сегодняшний. В пятидесятых – нонсенс, нынче – повседневность. Таблеток сколько угодно, вседозволенность стала нормой, и хорошенькие девушки делают все, что им вздумается. Суть в том, что они просто не могут этого не делать. Так сказала мне, вот только что, одна молодая женщина. Не могут, потому что иначе – „оставь надежду навсегда“ – надежду найти себе мужа.
Хотя и не без внутренней борьбы, этой молодой даме, о которой я собираюсь вам поведать, удалось сохранить свое представление о том, как ей следует поступать. Подобно примерной девушке пятидесятых, она убеждена, что брак заключается на всю жизнь. И секс, по ее понятиям, должен быть ограничен этими рамками. Кэт, назовем ее так, в двадцать шесть лет все еще девственница. Но она дорогой ценой расплачивается за преданность своим идеалам».
Зачарованным взором поглощала Криста прочувствованное повествование Фила о ее собственных перипетиях с мужчинами. Очень тактично он довел до всеобщего сведения историю о ее счастливой двадцатидвухлетней сопернице, похитившей Грега. Как сама она накануне, в маленьком итальянском ресторанчике, он перемежал серьезный рассказ шутливыми отступлениями, огласил даже ее легкомысленную диаграмму. Но тут же заверил читателей: нет, его героиня вовсе не мужененавистница, просто у нее богатое воображение. «Несмотря на то что поклонники доставили Кэт немало огорчений, почти для каждого нашла девушка доброе слово. У меня сложилось впечатление, что она начинает сомневаться: а не по ее ли вине происходят все недоразумения?»
«Не совсем так, конечно, – думала Криста, – но близко… очень близко».
«В последнее время она задумывается, не признать ли себя побежденной. Под влиянием пережитых потерь и неприятностей Кэт стала воспринимать свою девственность уже не как достоинство, а как порок, способный помешать ей любить и быть любимой, создать счастливую семью с будущим избранником. Стоит ли и дальше строго придерживаться своих принципов, не слишком-то популярных в наши дни? Пора, быть может, потерять невинность хотя бы просто с любезным незнакомцем.
Застенчивая вопреки своей привлекательности, Кэт долго не соглашалась побеседовать со мной. Только мысли, что ваши отзывы, читатели, помогут ей на что-то решиться, обязан я ее согласием на публикацию Действительно ли Кэт – последняя двадцатишестилетняя девственница в Чикаго? Или есть девушки, готовые поддержать ее взгляды? Отстаивать ли ей свои принципы или подчиниться новой морали? Помогите ей решиться на то или на другое».
Обхватив руками колени, Криста сидела на подоконнике и глядела в серое снежное утро, охваченная теплыми чувствами благодарности, облегчения, готовности покориться судьбе. Благодарность и облегчение относились непосредственно к Филу – не сделал из нее посмешища, напротив. Невероятно, но оказался способен настолько ее понять… Что же касается судьбы… пусть она распорядится ею, не всю же ответственность брать на себя. Почему бы и вправду не прислушаться к мнению читателей?
В то же утро, направляясь с очередным заданием в соседний Бервайн, Фил заскочил к родителям. Отец, как и следовало ожидать, давно ушел – надо самолично проследить за многочисленными предутренними делами фирмы «Джозеф Каттерини и сыновья», поставляющей свежие овощи и фрукты лучшим ресторанам Чикаго.
Но родной дом вовсе не напоминал пустыню. Как обычно, сосредоточение активности – кухня: там суетились тетя Роза Большая и мама. Надо здорово потрудиться, чтобы быстро накормить завтраком всю семью: детей отправляются в школу; сестер – заняты малышами; взрослых – торопятся на работу. В укромном уголке кухни, в ожидании завтрака, курил свою трубку и просматривал свежую газету дедушка Фила.
– Сыночек мой! – Мать заключила сына в горячие объятия. – Как же я рада тебя видеть, дорогой! Что так долго не показывался?
– Занят очень, мама. – Фил нежно коснулся ее плеча. – Ты же знаешь – Ты всегда так говоришь. – С улыбкой Луиза Каттерини вытерла нос сидящему за столом внуку и подвинула ему тарелку с тостами. – Мужчина должен навещать свою маму – Но не чаще двух раз в неделю, – непроизвольно вырвалось у Фила – он вспомнил диаграмму Кристы.
Мать ответила лучезарной улыбкой. И тут дедушка, не поздоровавшись с любимым внуком, не предложив ему присесть за стол, поинтересовался:
– Читала ты, о чем последняя колонка Фила, Луиза? – В голосе его не слышалось особого восторга.
– Еще нет, папа. Совсем закрутилась…
– Оно и к лучшему. Знаешь, что он проповедует? Что в наше время молодая девушка должна спать со всеми парнями, с которыми встречается. Я считаю – позор!
– Уже есть письма? – Криста остановилась у стола Фила в пятницу, в конце рабочего дня.
После того ужина в ресторане они так и не поговорили, и затянувшееся ожидание ее просто убивало.
Он с усмешкой пробежался взглядом по всей ее ладной, подтянутой фигурке и только потом посмотрел в лицо.
– Да кое-что есть, как раз собирался тебе сказать. Хочешь, вместе посмотрим? Я собираюсь развить эту тему.
Криста нервно теребила юбку красного шерстяного костюмчика.
– Можно, почему нет. Что ты задумал?
– Ты не занята в воскресенье утром?
По воскресеньям Криста обычно сопровождала бабушку в церковь, как раз к утренней службе. Что ж, в конце концов, ничего страшного, если один раз бабушка пойдет без нее. У нее свой шофер, и он обычно ее возит.
– Практически нет.
– Как ты смотришь на то, чтобы прийти ко мне? Вместе позавтракаем, потом займемся письмами.
«Вот и приглашение „посмотреть гравюры“», – отметила, несколько удивившись, Криста. Нет, она просто грезит наяву. В глазах Фила их связывают чисто деловые отношения. Да он и не ее тип, это точно.
– Хорошо, приду. Но скажи мне хотя бы, какое мнение преобладает.
– Три к одному, что тебе следует отказаться от борьбы. Моя матушка растрогана до слез. Просит привезти тебя к ней – желает отговорить от необдуманного шага, чтоб ты не жалела потом всю жизнь.
Квартира Фила выходила окнами прямо на Линкольн-парк, протянувшийся вдоль Лэйк-Шор-Драйв. Большая, светлая, в отличие от жилья Кристы и Лорин, в нескольких кварталах отсюда, зато набита эклектической мешаниной из работ абстракционистов, модной мебели и дорогого антиквариата. Выглядело все это не особенно опрятно.
Фил открыл ей дверь – широкоплечий, свежий после сна, в старой, выцветшей футболке и джинсах до того ветхих, что разлезались на коленях, – не успел переодеться. На подбородке остались после бритья капельки пены, и Криста едва удержалась, чтобы не снять их осторожно кончиками пальцев. – Прошу прощения за некоторый беспорядок, – пробормотал он, пропуская ее в дом. – Но существо, обычно соседствующее со мной, сейчас отсутствует, а у меня не хватает пороху самому заняться уборкой.
Криста так и не поняла, говорит он о мужчине или о женщине, но спросить не решилась. В своих облегающих шерстяных слаксах цвета слоновой кости и свитере из ангоры она выглядела – хотя, возможно, и не сознавала этого – как милая кошечка: вот-вот свернется калачиком у вас на коленях. Филу так и захотелось погладить ее волосы, нежно провести рукой по спине… хотя бы коснуться милого лица. От мысли, как трепетно целовал бы он эти губы, у него закружилась голова. «Возьми себя в руки! – строго приказал себе Фил, предлагая Кристе присесть. – Даже если Ирэн и мотается невесть где вот уже три месяца, но твоя гостья еще девственница. Не забывай об этом!»
– Вот апельсиновый сок. – Он поставил на низкий столик кувшин и два стакана. – Кофе сию минуту будет готов. Завтрак состоял из одних пирожков, но зато сдобных и свежих. Потом они просмотрели подборку газет с различными взглядами современников на проблему безработицы, и Криста подумала – неплохо бы сделать большой обзорный материал, полно и достоверно освещающий этот аспект жизни общества. Ей доставляло удовольствие уже одно сознание, что Фил рядом. Как не похож он на тех мужчин, что встречались ей раньше, – алмаз среди пустой породы. У него и ум, и литературный талант. Непроизвольно они придвинулись поближе друг к другу, когда Фил достал пачку писем.
– Вот эти – «за». – Он протянул ей пачку в два раза меньшую, чем в другой руке. – А вот – «против».
Криста, рассеянно кивнув, стала наугад открывать конверты. «Займись этим, бэби!» – настоятельно советовала дерзкая восемнадцатилетняя корреспондентка. «Попробуйте – вам понравится!» – внушал сорокапятилетний джентльмен. Некая дама с проповедническим фанатизмом отстаивала свой тезис: секс по обоюдному согласию между двумя взрослыми людьми не только возможен, но и необходим – независимо от того, состоят ли они в браке. И саркастически вопрошала: «Где вы были во время сексуальной революции?»
Фил, однако, заметил, что не так уж мало людей разделяют точку зрения Кристы. «Не делайте этого!» – молили они хором. «У меня есть дочка вашего возраста, – писал мужчина пятидесяти лет. – И хотя она не согласна с вами, сам я полностью вас поддерживаю. Зачем разбрасываться, отдавая себя каждому встречному? Когда же появится настоящий ваш избранник, вы будете счастливы, что дождались его девушкой. Быть верной своим убеждениям всегда труднее, чем просто следовать за толпой; зато сохраняешь уважение к себе».
Пока читали отклики, рука Фила то и дело сжимала ее колено – Криста делала вид, что ничего не замечает. Но когда дело дошло до письма биохимика из крупной фармацевтической фирмы, предложившего ей руку и сердце. – она, забыв всякую осторожность, воскликнула:
– Вот! Утверждает, что тоже девственник и будет любить меня всю оставшуюся жизнь! Среди колб и формальдегида – представляешь?! Ответ на все мои сомнения!
– А я что говорю? Как раз то, что ты ищешь! – Фил тоже смеялся.
Заливаясь хохотом, они смахнули несколько писем с колен Кристы и непроизвольно наклонились поднять. На мгновение руки их встретились, дыхание слилось… Они не отрываясь смотрели в глаза друг другу.
– Криста… – прошептал Фил и скользнул рукой по ее бедру.
Утопая в золотистом свете его волшебных глаз, теряя способность ощущать что-либо кроме его нежных, зовущих прикосновений, Криста не в силах была вымолвить ни слова. И спустя секунду, показавшуюся ей вечностью, он жадно припал губами к ее губам.