В паутине лжи

Глава 1

Мой день начался с сильной головной боли и мыслей о том, как не хочется вставать с теплой кровати, но позволить себе нежиться дольше я не могла. Через несколько часов я должна быть на работе — нужно обязательно передать документы в главное управление. Положив руку на голову, я заставила себя подняться и сесть на кровати. Слабость в конечностях, головокружение, больное горло. Кажется, я заболела. Ничего удивительного, учитывая мои недавние приключения.

— Уже проснулась?

Услышав голос Аннет, я не удивилась: Мы хоть и жили порознь, но после смерти родителей старшая сестра взяла на себя роль матери, поэтому опекала меня, взрослую тридцатилетнюю женщину наравне со своими детьми. Я была против, но любые претензии Аннет пропускала мимо ушей.

— Да, — ответила я, разминая затекшую от неудобной подушки шею. — Мне сегодня надо пораньше на работу.

Аннет сложила руки на груди и склонила голову. Будучи старше меня всего на пять лет, она действительно выглядела, как наша покойная мать: после нескольких родов располнела, обабилась, но не растеряла присущей нашей породе чувственной женственности в лице, манерах и походке. Даже стоя передо мной в небогатой гостинной, в грязном переднике с поварешкой наперевес, она казалась мне элегантной дамой на светском приеме.

— Ради этого ты училась столько лет? — умение читать нотации она тоже переняла от матери. — Чтобы сидеть в грязной вонючей канцелярии и перебирать бумажки?

— Как будто у меня богат выбор, — я потянулась, попытавшись отогнать головную боль, но она упорно не проходила. — Шить я не умею, работать в поле не смогу. Так что или работать писарем, или идти в публичный дом.

— Или выйти уже, наконец, замуж, нарожать детишек и заниматься их воспитанием!

Я тепло улыбнулась в ответ, понимая, что ее совет продиктован исключительно заботой, хоть она и рассуждает исключительно с высоты собственных ценностей, отличных от моих.

— Таких чудесных, как у тебя, у меня точно не получится. Стоит ли тогда начинать? — хихикнула я, но вместо смеха получилось только кашлянуть. Удалось быстро и незаметно подавить приступ. Не хватало еще сестру такими мелочами, как простуда, беспокоить. Как хорошо, что сегодня мне нужно только отнести документы.

— Опять шутить, Адель. Сгинешь ведь в этой крысиной норе.

Я не стала перечить и дальше, потому что ни она, ни кто либо другой не знал о моей настоящей должности. Да, я действительно ходила в местную канцелярию на работу, вот только мало кто знал, что скрывалось в одном ничем не примечательном кабинетике с «О» на двери. Обычные посетители удивлялись, почему нумерация начиналась не с единицы, а на самом деле это была даже не цифра. Отдел «О» — особый отдел по контролю за работой мелких чиновников и их семей. Такие существуют при каждой канцелярии уже несколько лет, когда раскрыли целую подпольную сеть, которая использовала эти заведения для создания и распространения агиток преступного содержания. Вот и как я могу рассказать родной сестре, что моя жизнь положена на борьбу с врагами государства, и никакое замуж мне не нужно хотя бы по причине того, что моя жизнь в принципе не слишком ценный ресурс, и я в любой момент отдам ее на благо родины? Если бы у меня были дети, каково им было бы потерять мать и, в лучшем случае, потеснить и без того многодетную семью Аннет, а в худшем — остаться на улице или пойти в работный дом? По мне так ужасная участь.

— Спасибо тебе за заботу.

Я встала с кровати, и меня пронзил озноб. Обхватив себя руками, я подавила дрожь и подошла к сестре, обняла ее и положила голову на плечо. Из-за заложенности носа я не ощутила родной моему сердцу запах домашних пирожков с рыбой, которыми она торговала каждый день с утра и до позднего вечера.

— Кто ж ты нужна, кроме меня, горемычная, — проворчала она, раскрасневшись от сестринской ласки. Немного повредничав, Аннет обняла меня в ответ и погладила по голове. — Себе, наверное, тоже не очень надобна. Худющая-то какая стала.

Аннет жестом указала на зеркало, стоявшее около большого шкафа для одежды, и привела к нему за руку, будто хотела познакомить с отражением.

— Куда делись розовые щеки? А глаза? Как у покойницы, видишь? — беззастенчиво описывала сестра меня в зеркале. Тяжелая работа, плохое питание и непродолжительный сон — плохие условия для сохранения цветущей внешности. Тем не менее, отражение меня удивило: голубые глаза, доставшиеся от матери, теперь не блестели живым огнем, а выглядели стеклянными, почти ледяными. Их украшали увесистые синяки от недосыпа. Щеки исчезли, линия скул стала острой, как бритва. Волосы поредели, от прежней копны, из которой можно было заплести длинную косу, не осталось и следа. Собранные в крепкий пучок, они казались мне жалкой светлой паклей, размазанной по голове. Как хорошо, что моя работа сейчас не подразумевает соблазнение мужчин ради выведывания информации, а то меня ожидало бы крупное фиаско. — Ну хоть от фигуры что-то осталось. Глядишь, кто и позариться!

— Обязательно, сестра, — я отвернулась от зеркала, натянув на губы дежурную улыбку, и задержала дыхание, подавляя болезненный спазм першавшего горла. Аннет недовольно покачала головой и подошла к обеденному столу, продолжив бороться с вездесущей пылью.

Я подошла к умывальнику и заткнула раковину пробкой. Набрала оставшейся со вчера воды и принялась умываться. Холодная вода приятно щипала теплые щеки и ненадолго помогла даже избавиться от головной боли. Эх, сейчас бы в купальни: отлежаться в теплой воде, растереться мочалкой с душистым розовым маслом, понежиться в крепких мужских объятьях… а лучше быть облюбленной во всех мыслимых и немыслимых позах, дрожать от нахлынувших ощущений, не чувствуя ничего, кроме удовлетворения.

— Мужика-то, поди, давно не было? — Аннет бессовестно вернула меня из мира желаний в суровую реальность, где вместо хорошего мужчины у меня была только раскалывающаяся голова, адски чешущийся нос и больное горло.

Развернувшись к ней, я демонстративно закатила глаза и детским голосом процедила:

1.2

Миниатюрное окно было расписано морозным инеем. На дворе март месяц, а несвойственные нашему городу холода и не думали отступать. Ну ничего, спасибо работе за хорошее теплое пальто. Доберусь до канцелярии и отогреюсь. Кто-нибудь наверняка порадует горячим чаем.

Укрыв голову шерстяным платком, доставшимся от матери, я облачилась в пальто и засунула папку во внутренний карман — так всегда надежнее. Ломота в спине задержала на пороге, но ненадолго.

— Не забудь потушить печку, — напомнила я сестре. — А то я, может, задержусь…

— Не забуду. Чай не маленькая.

Я потянулась к дверной ручке, как Аннет вновь окликнула меня:

— Погоди, горемычная. — Развернувшись, я вопрошающе глянула на нее. Сестра подходила ко мне со свёртком в руках. — Собрала тебе еды. И варенья немного. Для здоровья полезно, а то вишь холодина какая — тут и с горячкой свалиться недолго.

— Спасибо, но…

— Никаких возражений, — перебила она и буквально всучила светок мне в руки. Что же, ничего плохого в этом не было. Работе не помешает, а значит, могу бессовестно пользоваться заботой сестры во благо нам обеим.

— Тогда просто спасибо. До встречи.

Обняв ее на прощание, я наконец покинула свою маленькую квартиру. Выйдя из подъезда, я остановилась на крыльце, понимая, что оказалась не готова к такой суровой непогоде. Ледяной ветер срывал отделку фасадов зданий, валил деревья и, казалось, мог унести меня в неизвестном направлении, стоит мне немного расслабиться. Глубоко вдохнув, я ощутила сильное жжение в носу и закуталась в платок посильнее.

Снег хрустел под ногами, кровь стучала в виски, голова кружилась. Ощутив прилив жара, я остановилась около ближайшего забора, чтобы передохнуть, хотя сделала всего несколько шагов. Мимо меня пробегали безликие люди, стараясь поскорее укрыться от непогоды. Маршем прошел строй солдат в железных доспехах с меховой подкладкой, распевая популярную нынче “полуночную балладу”. Тряхнув головой, я напряглась всем телом, постаралась собраться как можно быстрее. Никакая болезнь не может быть причиной моей слабости.

Некто подхватил меня под руку, заставив замереть и моментально вспомнить заученные слова заклинания парализующего удара, тысячу раз выручавшего меня из самых сложных ситуаций.

— Что с вами, милая? — мою щеку обожгло горячее дыхание, заставив мелко задрожать. Даже не оборачиваясь, я ощутила острый запах лука, едва сдержавшись от того, чтобы не поморщиться от отвращения. — Вы мертвецки бледны.

— Со мной все в порядке, — будничным тоном сказала я и отодвинулась от незнакомца. — Спасибо за заботу.

Дежурно улыбнувшись, я кашлянула и сделала несколько шагов, как вновь была остановлена.

— Послушай, красавица, — говорил он, идя за мной следом. — Вижу, недоедаешь, денег у тебя нет, а жить-то, наверное, хочется сыто и в достатке?

— Кому ж не хочется? — бросила я вслед незнакомцу. Одет он был не бедно: хорошая шуба, шапка, не стоптанные сапоги.

— К тому и веду, — ответил мужчина, пошевелив усами. — Есть одно место, где такая, как ты, сможет заработать столько, что вовек не потратить!

— Спасибо, в публичный дом я не хочу, — сказала я и зашагала быстрее в надежде, что прилипчивый зазывала поскорее отвяжется. Однако он, наоборот, прибавил шагу и нагнал меня, остановил, схватив за руку.

— Дослушай же, красавица, не спеши, — приблизившись, он начал поглаживать мою руку, сладко приговаривая: — Такая, как ты, не должна гулять в непогоду. Ты достойна лучших шелков, самых дорогих украшений… публичный дом точно не твой вариант. Там красота погибает, продается за жалкие гроши. Я тот человек, который может прямо сейчас увести тебя туда, где ты сможешь дарить свои таланты и неповторимое очарование за куда более солидные блага. К тому же, совершенно анонимно.

Я замерла, переваривая услышанное. Речь явно рассчитана на отчаявшихся девушек, которых в наши времена, к сожалению, немало. Казалось бы, скажи “нет” и иди дальше, но… “дарить таланты”,”анонимно” — неужели это про нелегальный бордель, где могут держать в рабстве несколько десятков отчаявшихся наивняшек?

— Совсем никто не узнает, что я буду… зарабатывать деньги телом? — я изобразила заинтересованность и увидела оживления в грузных чертах собеседника.

— Никто. И никаких последствий для тебя. Никакого сброда с улиц, только проверенные, богатые и статусные мужчины.

Я не должна его упустить. Пусть я больна. Пусть это далеко не мой профиль. Пусть земля разверзнется между нами, разольются реки лавы или на землю упадет луна. Я сделаю все, чтобы сгноить этот прыщ с тела моего города. Любыми способами.

— Ведите.

1.3

Удовлетворенно улыбнувшись, мужчина подал мне руку. Натянув на лицо маску покорной вежливости, я приняла руку и склонила голову, чтобы он не заметил, как от жара, разбивающего меня волнами, лицо стало красным, как спелый помидор. Сдерживая кашель изо всех сил, я шагала с ним в ногу. Мы прошли несколько кварталов, завернув в один из ничем не примечательных дворов. Закрыв за мной калитку, мужчина галантно пригласил войти в обычный на вид двухэтажный дом, в окнах которого горел свет.

Войдя в парадную, я стала осматриваться, пока мужчина помогал мне снять пальто. Сверток вместе с платком сложила на комод в прихожей, ловя себя на мысли, что это место, вопреки здравому смыслу, не вызывает во мне тревоги.

— Интересный у вас вид, — отметил он, посмотрев на мужские брюки и теплый свитер, надетый поверх белоснежной рубашки. — В канцелярии трудитесь?

— Писарем, — кивнула я, склонив голову набок. Надо было изобразить беспомощную глупость, потому я решила задать странный вопрос: — Красиво тут. В этом доме и надо будет принимать гостей?

— Нет, — избавившись от верхней одежды, мужчина остался в коричневом пиджаке и брюках, которые сидели на нем, как платье на борове. Он и был похож на откормленного порося, раскрасневшегося в теплом помещении и отвратительно пахнущего луком вперемешку с потом. — Пройдемте сюда.

Он открыл белую дверь, располагающуюся слева от входа, и жестом пригласил войти. Голова предательски закружилась, в глазах на мгновение потемнело, я пошатнулась, но смогла удержаться, сделав вид, что просто переминаюсь с ноги на ногу. Ступив в новое помещение, я обернулась на звук поворота ключа в замке, а затем вновь посмотрела вглубь комнаты. Обычная обстановка, не слишком богатая, но и не бедная. Стены обклеяны хоть и старыми, но в хорошем состоянии обоями. Несколько дилетантских пейзажей располагались на пустующих местах. Пол устелян широким узорчатым ковром. Камин топят, не жалея дров на обогрев. Посреди комнаты — устланный чистой скатертью круглый стол, вокруг которого стояло три стула. Около окна я увидела светловолосого мужчину в бежевом костюме, стоящего ко мне спиной и, видимо, что-то высматривающего на улице.

— Садитесь, прошу вас, — тучный мужчина отодвинул для меня стул, и я с радостью приняла приглашение. Сидеть в моем состоянии намного проще, чем стоять. Скромно усевшись на стул, я сложила руки на коленях. Мужчина, стоявший у окна, одним движением зачем-то зашторил его и развернулся ко мне, поприветствовав обворожительной улыбкой.

— Рад приветствовать вас, милая девушка, — он подошел к столу и, отодвинув ближайший ко мне стул, уселся рядом, по-хозяйски откинувшись на спинку. На мгновение меня пленил терпкий аромат гвоздики, исходивший от него. Чтобы вновь прийти в чувства и испытать отвращение, я посмотрела на тучного, который копошился в серванте из красного дерева. — Премерзкая погодка, не правда ли?

Вновь переведя взгляд на блондина, я оценила, что тонким, благородным чертам его лица очень шла легкая небритость, а озорной взгляд голубых глаз вызывал во мне смешанные чувства. Хорош, чертяка.

— Ужасная, — согласилась я. — Но мы же собрались поговорить не о погоде?

— Верно, — ответил блондин. Тучный вернулся к нам с тремя бокалами и бутылкой дорогого вина. — Пару глотков для разогрева.

Журчание вина отзывалось в голове неприятной болью. Один аккуратно пододвинули ко мне, но я даже и не подумала бы притронуться. Отравят и поминай как звали.

— Могу я задать один маленький вопрос для начала? — спросила я, ощущая сильную дрожь от жара. Сколько ещё продержусь — неизвестно, поэтому надо было организовывать задержание сутенеров как можно быстрее, иначе просто не смогу довести до ближайшего охранного отделения или просто сдать их первому попавшемуся патрулю. Рухну посреди дороги, и что мужчины со мной сделают за попытку задержания? Лучше не думать об этом. К счастью, они все ещё не замечали моей слабости.

— Все, что угодно для милой дамы.

— Как обстоят дела со стражниками? Слышала, на публичные дома любят устраивать облавы.

— Все куплено, моя дорогая, никаких проблем! И прекратите вы, наконец, называть наше маленькое совместное предприятие публичным домом! — возмущался тучный. Залив в себя бокал вина одним глотком, он стал совсем похож на запеченного поросёнка, не хватало только яблока во рту. Несмотря на забавное сравнение, я напряглась и сжала руки в кулаки, чтобы никто из присутствующие раньше времени не смог обнаружить на моих ладонях подготовленное заклинание сковывания. С помощью него я смогу связать обоим руки, а затем, угрожая чем-нибудь посерьёзней, довести… куда-нибудь, где их смогут принять, как полагается.

— Тогда последний вопрос. Не противно ли вам, гниль поганая, беззащитными женщинами торговать?

Тучный скрипнул стулом под собой и тут же получил заклинанием, обрушившись на пол от силы ударной волны. Второй удар магией пришёлся по успевшему вскочить блондину, который тоже с громким стуком брякнулся на пол рядом. Бокалы лопнули, разлетевшись на осколки. Бутылка брякнулась на стол, кроваво-красное вино потекло по скатерти. Капли разбивались о пол с громким стуком в моей голове, на которую словно надели металлическую кастрюлю и били по ней поварешкой.

— Ты что творишь, дура?! — завизжал тучный, пытаясь освободить руки от оков на полу. Я зарядила удар молнией: мои пальцы зловеще заискрили, напугав мужчину.

— Замри, — приказала я, чувствуя, что слабость возвращается. Переведя взор на блондина, я увидела перед собой плавающую картинку. К горлу подступила тошнота, руки задрожали, от волн невыносимого жара захотелось укутаться в десять одеял сразу. Приготовив аналогичное заклинание в другой руке, я направила его на второго и, собравшись с силами, продолжила: — Сейчас вы встаёте и идете со мной. Одно движение, и от вас останется горстка жалкого пепла на земле.

Оба покорно встали с пола. Я буравила их испепеляющим взглядом, пока дрожащими руками боров пытался открыть замок.

Глава 2

— Магию нельзя использовать просто так, не отдавая ничего взамен. Любое, даже самое простое заклинание заберёт у вас часть жизненных сил.

Строгая преподавательница расхаживала перед полной аудиторией с длинной указкой в руке. Я обнаружила себя, сидящей за широкой партой, и сразу вспомнила родную академию, которой отдала шесть лет жизни.

Дверь в аудиторию открылась, и в помещение, залитое светом, заглянул обычный на первый взгляд мужчина в длинном бежевом дублете поверх рубашки. Светлые каштановые волосы были зачёсаны назад, на манер столичных модников, но держался он в высшей мере скромно. Сделав несколько шагов к преподавательнице, мужчина обернулся к аудитории и застенчиво улыбнулся. Большие зелёные глаза пробежались по аудитории игривым взором. Я не могла не узнать Стефана, нынешнего шефа имперской разведки и человека, который и определил мой жизненный путь. Единственное, что меня смутило: он выглядел точно так, как я запомнила его на лекции, где он был приглашённым спикером. Будучи еще молодым офицером разведки, Стефан сам выступал перед студентами, агитировал желающих присоединиться к борьбе против внутренних врагов. И выступал передо мной единожды: когда я ещё не перевелась из академии госслужбы, а передо мной минуту назад читали лекцию по теории магии. Странно, обычно люди не понимают, что находятся во сне, а я так явственно чувствовала нереальность происходящего, что стало немного неуютно.

Лекция вмиг превратилась. Я подняла взгляд на кафедру, за которую стал Стефан. Окинув аудиторию пронзительным взглядом, он начал говорить, но я не могла разобрать слов, только ощущения. Хлесткими волнами речь билась о мое сердце и разбивалась о каменную броню, с каждым наплывом разбивая все сильнее и сильнее. С каждым мгновением мне становились жарче, сердечный панцирь ослаб и дал трещину, в ушах помимо стука крови трещал разгорающийся огонь. Он, как и любовь к Стефану, которого я видела лишь издалека, заполонил все мои мысли, из-за чего страшно разболелась голова. Я коснулась лба, ощутив, что отчего-то он стал совсем холодным.

Яркий свет, доселе заполнявший с пространство, сдался под натиском бездонной тьмы, безжалостно поглощающей все без остатка. В ушах запищало, я сильно зажмурилась. Пересохшие губы болезненно сжались. Невыносимая жажда накрыла меня с головой. Аудитория вспыхнула адским пламенем, но все вокруг постепенно исчезало, расторялось во мраке: пространство, мебель, окружающие люди. Стефан уверенно и пылко продолжал говорить, не обращая внимание на тьму, словно совсем не боялся пропасть в ней вместе с окружением.

Камень окончательно треснул, разошелся глубокой трещиной и рассыпался на осколки. Мне стало жарко, настолько, что хотелось содрать с себя кожу, если это поможет хоть немного охладиться. Глубоко вдохнув, я попыталась сжать руку в кулак, но почему-то не смогла этого сделать. Как будто в ней лежало нечто невидимое, но очень тёплое и приятное. Судорога прошлась по всему телу, в глазах потемнело. Я ощутила осторожное прикосновение к голове, переходящее в нежные, размеренные поглаживания. Открыв глаза, я сощурилась от ослепительного света. Некто держал мою руку, гладил по волосам и был так близко, что даже сквозь пелену наваждения я ощутила запах чернил и бумаги. Страх отступил совсем, на его место пришло облегчение, словно вылезла из ледяной речки жарким летним днём.

— Тише, тише…

В реальность меня пытался вернуть тот же голос. Мягкий, бархатный, но одновременно твёрдый и сильный. Единственный в своём роде. Голос Стефана невозможно подделать. Он снился мне долгое время первые несколько лет. Он успокаивал меня в самые тяжёлые моменты жизни. Моя странная одержимость не давала покоя, даже когда место в моем сердце пытался занять другой мужчина.

— Господин?.. — прошептала я, найдя туманным взором мужской силуэт, обрамленный ярким, словно божественным светом.

— Стефан, — мягко поправил он, и сквозь затуманенный взгляд я смогла разглядеть добрую улыбку на его лице. На душе стало невыносимо тепло. Он рядом со мной. Он улыбался мне. Сон это, наваждение или реальность — умоляю, пусть никогда не заканчивается.

— Господин, — повторила я, ощущая неловкость, когда человек по статусу много выше просит называть его по имени. И пусть он просил называть себя так всех сотрудников ведомства, которым руководил, это ничего не меняло. — Я всех подвела. Я не смогла…

Горло разрывало кашлем, сдерживать который не было никаких сил. Стефан крепко держал мою руку, терпеливо ожидая окончания приступа, но не смотрел на меня жалостливо.

— У тебя сильный жар. Я удивляюсь, как ты вообще дошла до нас, да ещё и привела с собой двоих мужчин. Скажи коротко, кто они, и мы дальше сами во всем разберёмся.

Точно. Я же отрубилась у дверей управления, а теперь, наверное, лежу в лазарете, и сам шеф нашёл время для того, чтобы меня проведать. Нужно собрать остатки сил, чтобы рассказать…

Встретившись с мужчиной взглядом, я вновь утонула в глубоких, невероятно умных зелёных глазах, по-обыкновению смотрящих с игровым прищуром на окружающих, но сейчас — с такой нежностью и заботой, что у меня нестерпимо закружилась голова.

— Нелега…

В глазах потемнело. Забота во взгляде собеседника сменилась обеспокоенностью. Он крикнул в сторону что-то, но я уже не могла разобрать его слов. Одолеваемая волнами сильного озноба, я вновь растворилась в пустоте.

Открыв глаза, я оказалась на заднем дворе небольшого дома, в который сестра Аннет перебралась после замужества. Лучи летнего вечернего солнца ласкали мое лицо, теплый ветер обдувал сухую кожу. Пахло сиренью, свисающей над одинокой лавочкой, на которой я сидела, держа в руках книгу. Дотронувшись до лица, я сняла очки для чтения и зачем-то отложила их в сторону вместе с книгой. Дверь, ведущая на кухню, отворилась сама собой. Я повернулась в ее сторону, и до меня добрался ностальгический аромат рябинового варенья, которое варила моя мама лучше всех на свете. Из глубины помещения послышался детский смех и озорной топот. Странный туман не давал мне рассмотреть происходящее в доме, прямо намекнув, что я, походу, опять брежу. Почему же тогда мне так грустно? От ощущения тяжелого камня в груди, я положила руку на сердце и отвернулась в надежде, что наваждение оставит меня, если его игнорировать.

2.2

Я осталась одна, все ещё сонная и едва отошедшая от болезни. Рядом с моей кроватью находилось еще несколько, слева от них — ширма, за которой, как мне подумалось, небольшая операционная или перевозочная. Творческий беспорядок царил на рабочем столе, несмотря на идеальную чистоту всего остального помещения. Две белые орхидеи цвели на подоконнике, несмотря на холодную зиму и ураганную погоду. «Похоже, эта женщина способна даже камень оживить, согреть и заставить цвести», — подумала я, подивившись силе ее характера. Взяв листок с прикроватной тумбы, я увидела красивый ровный почерк. В рекомендациях было написано пить побольше тёплой жидкости, хорошо есть и побольше отдыхать. Звучало, как издевательство, если честно.

Не успела я отложить листок в сторону, как медичка уже вернулась с двумя тарелками в руках.

— Принесла нам покушать, — она подсела ко мне и вручила ещё тёплую глубокую тарелку, внутри которой я обнаружила свежеприготовленную кашу, кусок серого хлеба и ложку. — Тебе надо хорошо кушать, так что пока не съешь все, из кровати не выпущу.

Вблизи ее тёмные волосы отливали каштаном, и даже строгая прическа не лишила их природного очарования. Черты лица были мягкими, приветливыми, такому человеку искренне хотелось открыть душу, не чувствуя подвоха. Израненные руки, в красных трещинах и мозолях говорили о том, что она тоже не жалеет себя на работе, и борьба ее не менее, а может, даже и более важна, чем моя.

— С радостью провела бы здесь ещё несколько недель, — пошутила я, стараясь не спеша поедать пресную, но невероятно вкусную после трехдневной голодовки кашу. — Жаль, не могу. Но твоя компания мне очень нравится.

— Ты тоже была ничего, — сказала она, махнув рукой. — Когда спала, так вообще. Идеальный компаньон.

Я хихикнула, оценив ее чувство юмора. В голове возникла мысль, заставившая ненадолго задуматься и перестать жевать. Я же оставила сверток, что вручила мне Аннет, в доме тех негодяев. Что же, надеюсь, их до сих пор держат здесь, а я потом свои вещи заберу. Жалко только пирожки пропадут… Надо отвлечься, а то грустить о еде, пережевывая кашу, — совсем странное занятие.

— Как тебя зовут, кстати? — спросила я, вспомнив, что мы не успели даже познакомиться.

— Жозефина. Но зови меня просто Жози.

— Адель. Приятно познакомиться.

— Теперь точно, — улыбнулась она, галантно откусывая кусочек хлеба. — При канцелярии работаешь?

Я кивнула, и тема исчерпала себя. Здесь обычно не говорят о работе, не обмениваются личной информацией. Все друг о друге знают только то, что дозволено, и ничего более.

— Стефан освободится примерно через полчаса, — как бы невзначай сказала Жози. — Не обижайся на прямоту, но надо бы тебе умыться и переодеться.

— Было бы во что, — сказала я, но не испытывала ни толики огорчения по этому поводу. Какая разница, в чем я пойду? Не на свидание же. Лишь бы чисто и опрятно.

— Как доешь, сходи за ширмой умойся, после чего возьмёшь мое платье. У нас вроде бы один размер. Все лучше, чем ходить в грязном.

— Ты чудесная женщина, знаешь об этом?

От моего искреннего комплимента Жози густо покраснела, спрятав глубокие карие глаза под длинными пушистыми ресницами. Молча доев, она стала терпеливо ждать, когда я закончу с кашей, и забрала мою посуду. Я проводила ее взглядом до рабочего стола, за который она уселась, погрузившись в бумаги. Кажется, комплимент выбил ее из равновесия, надо бы общаться немного холоднее.

— Если что-то нужно, только скажи, — бросила она мне через плечо, окунув перо в чернильницу, и принялась что-то ускоренно писать.

— Хорошо, — ответила я. Встав с кровати, наконец-то почувствовала себя живым человеком. Ещё бы: отоспалась, накормили, даже немного приголубили.

За ширмой, как я и думала, располагалась небольшая операционная. Мое внимание привлёк начищенный до блеска медицинский инвентарь, но запах спирта вернул в реальность. Надо умыться и идти к начальнику. Боже, почему у меня мурашки по коже от одной только мысли об этом? Подняв ладонь, я посмотрела на неё, вспоминая, как Стефан держал меня за руку, как нежно гладил по голове, как хорошо мне было в тот момент. Ради такого, пожалуй, стоило заболеть.

— Серое подойдёт? — крикнула мне Жози. Я сразу сообразила, что она имеет в виду платье.

— Вполне, — ответила я. В сером платье я буду как раз соответствовать одной их своих кличек. Отражение в зеркале порадовало меня еще более печальным видом, чем три дня назад. Я еще сильнее исхудала, осунулась и, казалось, растеряла последние черты природного очарования. Отличный вид, чтобы показаться человеку, которого люблю. — У тебя случайно нет румян?

Послышался скрип стула, легкие шаги и тихий шорох копошения в вещах.

— Случайно есть. И помада.

Жози пересекла комнату и заглянула ко мне за ширму как раз в тот момент, когда я избавлялась от прилипающей к телу ночной рубашки, которая теперь висела на моей талии, оголяя верхнюю часть туловища. Бросив любопытный взгляд на мою грудь, женщина смущенно улыбнулась и как ни в чем не бывало посмотрела мне прямо в глаза.

— Ты по девочкам, что ли? — усмехнулась я.

— Я за свободную любовь, — призналась она без толики стеснения. — А ты?

— А мне трудно тебя осуждать, — ответила я намеком, но Жози все поняла. Умная девочка. Даже не подумав отвернуться, я легким движением пальцев скинула неприятную ткань на пол, переступила через этот мерзкий мешок и направилась к умывальнику, чтобы закончить, наконец, водные процедуры.

На кровати меня уже заждалось приготовленное платье Жози. Выглядело оно не слишком новым, но зато чистым и аккуратным. От плотной серой ткани приятно пахло розовым мылом. Одна беда — шнуровка корсета на спине, гори она, эта мода, в аду. Вообще непрактично. Ни в работе, ни в постели.

— Поможешь с платьем?

— С удовольствием.

Жози поставила стакан, из которого уже поливала орхидею, на подоконник, и поспешила мне на помощь. Разобравшись с платьем, она оценивающе осмотрела меня с ног до головы и принесла косметику.

2.3

В светлых коридорах было оживлённо. Жози вела меня мимо людей, погруженных в дела с головой, совершенно не обращающих на нас внимание. Единственные, кому мы были интересны — бдительные охранники на каждом этаже, в каждом коридоре. Без остановок миновав один лестничный проем, мы добрались на самый верхний этаж, где и располагался кабинет главного, рядом с которым находилось рабочее место седого секретаря.

— Вот. Доставлена в целости и сохранности. Принимайте.

Жози подтолкнула меня вперёд, словно товар, переходящий из рук в руки. Старик смерил меня оценивающим взглядом.

— Как всегда отличная работа, Жозефина.

Удовлетворённая похвалой, она кивнула и оставила меня наедине с секретарём. Осматривая приемную, я заметила коричневый диван, на который мне сразу же предложили присесть.

— Возможно, придётся подождать, — объяснился секретарь, не отрывая взгляда от бумаг, заполонивших его стол, и продолжал чиркать по лежащему перед ним документу пером. — Господин начальник всегда очень занят и имеет привычку переносить время несрочной встречи ради более важных дел.

То, что встреча со мной не была важным делом, и козе понятно. Я в принципе не понимала, что побудило его найти время для личной встречи со мной, поэтому была очень заинтригована.

— Долго ждать приходится? — аккуратно поинтересовалась я, потому что очень не хотела отрывать секретаря от работы, которой он, без сомнения, завален с ног до головы.

— Бывало, пару минут. А бывало, и почти двое суток, — как ни в чем не бывало пробурчал мужчина, не поднимая на меня глаз. Чтобы отрезать все дальнейшие расспросы, он безапелляционно добавил: — Когда наступит время, вас пригласят.

Я откинулась на спинку дивана, искренне надеясь, что не придётся проторчать здесь двое суток. В отделе наверняка беспокоятся. Хотя, уверена, им обо мне доложили, поэтому когда вернусь, надо быть готовой к очередной порции уморительных колкостей от Гаетана и к чрезмерной опеке Морриса. Надо сказать, второе раздражало намного больше, чем невинные шуточки в мой адрес. Побыстрее бы Моррис женился в конце концов.

Не забыть бы поинтересоваться судьбой задержанных. Надеюсь, их уже допросили и предъявили обвинение, и сейчас оба вспоминают меня добрым словом где-нибудь в уютной камере на двадцать человек. Так должно быть со всеми преступниками. Хотя, будь я судьей, при вынесении приговора скосила бы пару месяцев блондинчику за красивые глазки. Пожалуй, хорошо, что я не имею отношения к судебной системе.

Дверь кабинета начальника с тихим скрипом открылась изнутри, оторвав меня от размышлений. Стефан нашёл меня взглядом, скромно улыбнулся, и строгим тоном бросил секретарю:

— Почему не сказал мне о посетительнице?

— Прошу прощения, Стефан, — секретарь вскочил с места, как ужаленный, выпрямился и виновато склонил седую голову. Никаких оправданий из его уст не последовало. Значит ли это, что шеф их терпеть не мог? Я бы не удивилась. Даже внешне Стефан выглядел как человек, которому чужды фальшь и лицемерие, хотя, казалось бы, работа предполагает непосредственную близость с этими качествами. Скромность в одежде, несмотря на статус, поражала.

— Заходите, Адель, — обратился он ко мне, жестом пригласив внутрь. Я встала с дивана и поправила платье, улыбнулась озорным зелёным глазам, следящим за каждым моим движением, и молча двинулась к мужчине на встречу.

Светлый широкий кабинет поразил меня простотой обстановки. Дальше всего от входа находился рабочий стол, на котором царила идеальная чистота: бумаги сложены в несколько прямых стопок, письменные принадлежности аккуратно покоились рядом; над ним, ровно посередине стены, висел портрет императора. Недалеко от рабочего стола находился стеллаж с несколькими десятками папок, названия которых я не стала бы читать, даже если бы могла видеть с такого расстояния, из-за того, что не хотела огрести за излишнее любопытство; окно, несмотря на холодную погоду, было приоткрыто — бежевые занавески трепыхалась на карнизе, гонимые мартовскими ветрами. В кабинете было прохладно, но зато свежо. Шеф отодвинул один из многочисленных стульев за длинным столом для совещаний, приглашая меня присесть. Когда я оказалась на предложенном месте, мужчина устроился на ближайшем стуле, так близко, что мы были на расстоянии вытянутой руки. Совсем рядом, боже. Мое сердце выпрыгнет из груди.

— Признаюсь честно, — начал Стефан разговор. Развернувшись ко мне корпусом, он поставил локоть на стол, дабы подпереть голову, и елозил меня любопытным взглядом. — Меня очень удивила вся эта ситуация. Расскажите, что произошло?

— Вам, должно быть, уже обо всем рассказали мужчины, которых я привела. Поэтому могу быть краткой? — отвечать вопросом на вопрос не очень вежливо, но мне очень не хотелось отвлекать его от дел длинными рассказами.

— Конечно, мы их допросили, но держать дольше суток без предъявления обвинения не имели право, — начал объяснять Стефан, а я бесстыдно пялилась на его губы вблизи, стараясь сосредоточится, чтобы не упустить смысл услышанных слов. — А так как ничего путного они нам не поведали, то пришлось их отпустить.

Я покраснела, но теперь не из-за близости с мужчиной, к которому испытывала сильные эмоции, а от того, что преступные элементы вновь расхаживают на свободе. Возможно, они уже принялись за старое, вновь завлекают наивных девушек в свои сети, чтобы там их безжалостно сожрать пожизненной эксплуатацией.

— Это были торговцы людьми. Тучный подошёл ко мне на улице и предложил заработать денег в незарегистрированном публичном доме. К сожалению, я была слишком слаба, чтобы заставить их привести меня туда сразу, поэтому решила сдать патрулю, но и их как назло по дороге не встретилось, вот мы и дошли до главного управления.

Начальник слушал внимательно, не отрывая взгляда от меня, а я едва сдерживалась, заставляя себя думать о работе, а не о том, какими становятся эти глаза, когда он занимается любовью.

— Не удивлён, что из всех молодых женщин, разгуливающих по улице, выбрали вас. Вы очень красивы, Адель.

Глава 3

Я вышла из кабинета как в тумане, и только стук дверного косяка привел в чувство. Обнаружив себя, стоящую посреди приемной с прижатой к сердцу рукой, я в беспамятстве пошла, будто сама не зная куда, забыв даже попрощаться с секретарем. Будто бабочка, которая зачем-то вырвалась из паутины, хотя мечтала о том, чтобы ею полакомились без остатка.

— Эй, красота, — я обернулась на голос и увидела, что знакомая медичка Жози стояла, прислонившись к стене, сложив руки на груди. Наверное, меня дожидалась. — Пальто забрать не хочешь? Иль я тебе так понравилась, что собираешься свалиться с горячкой еще раз?

Действительно, я стояла практически у выхода и собиралась покинуть управления в одном не слишком теплом платье. Ума палата. Надо поскорее переключиться, вернуться в реальность, но как не хочется отпускать трепет, разрывающий душу от одного только короткого, ничего не значащего поцелуя, который был ничем иным, как вежливостью.

— Ради тебя можно и не на такое пойти.

Жози довольно хмыкнула и закусила губу.

— Ладно, подлиза, платье можешь вернуть позже, — сказала она, когда я приблизилась к ней. Жози выпрямилась и повела меня в свою обитель, где соседнюю кровать уже занимал какой-то мужчина с окровавленной повязкой на руке. Попросив его подождать, она полезла в шкаф, достала мое пальто в целости и сохранности, и начала лазать по антресолям в поисках моего платка.

— Где же… А, точно! Жди здесь.

Жози поспешила из кабинета, оставив нас с незнакомцем наедине. Дабы время ожидания прошло побыстрее, я подошла к подоконнику с цветущими орхидеями. Решила сделать вид, что занята разглядыванием растений или происходящего во внутреннем дворе, на который выходило большинство окон управления; что угодно, лишь бы не начинать лишние разговоры. Белые лепестки орхидеи по краям переходили в насыщенный фиолетовый, листья были ярко-зелеными, гладкими и ровными по краям, а почва и корни показались мне, далекой от ботаники, ухоженными. Жози явно любила растение и находила время позаботиться о нем, несмотря на очевидно тяжелую работу. Значит ли, что это подарок от кого-то очень дорогого для нее? Или, может, я опять плету необоснованные предположения, а цветок — ничего не значащее растение, уход за которым продиктован альтруистичным характером медички?

Вернувшись, Жози оставила нечто на столе и, судя по шагам, приблизилась ко мне со спины. Почти невесомая ладонь легла на мое плечо, заставив обернуться и встретиться в очаровательными в своей глубине глазами медички, в которых при столкновении с моим взором появились озорные огоньки.

— Платок высох, а рубашка с брюками не совсем, — пояснила женщина, указав взглядом на одежду, лежавшую на столе ровной стопкой. Встав на цыпочки, она почти коснулась полными влажными губами моего уха и жарко прошептала: — Надо было тебе идти к Стефану в своем. От пламени его речей и взгляда она высохла бы мгновенно.

Я отодвинулась, чтобы вновь поймать ее взгляд и немного увеличить дистанцию между нами.

— Это по-другому работает, Жози, — кокетливо ответила я. — Я бы вышла намного мокрее.

Она громко хихикнула, но тут же закрыла рот тонкими пальчиками, вспомнив, что мы не одни в лазарете. Обратив, наконец, внимание на мужчину, лежавшего на чистой, но узкой кровати, Жози подошла к нему и начала расспрашивать о чем-то, что мне было знать не положено, да и неинтересно. Хватит этого бессмысленного времяпрепровождения. Отдохнула вдоволь, аж целых три дня, пора и за дело браться. Я накинула на плечи пальто, которое кто-то успел еще и почистить, и обнаружила пустоту во внутреннем кармане.

— А где папка, что была в пальто? — поинтересовалась я, глянув в сторону Жози. Она разматывала окровавленный бинт на руке мужчины, стараясь обходиться с раной как можно деликатнее.

— Забрали твои товарищи из отдела. Еще в первый день, — отвечала медичка, но настолько сосредоточилась на помощи раненному, что я решила больше не отвлекать ее вопросами.

Ах, да, товарищи. Наматывая платок на шею, я думала, что стоит обратиться за помощью хотя бы к Моррису, который, наверное, не откажет мне, даже если попрошу его спрыгнуть с крыши. Именно это качество когда-то развело нас, как в море корабли. Интересно, и как его оторвали от моей постели, пока я лежала в бреду? Неужели работа и долг для него стали важнее собственных чувств?

— Платье не забудь вернуть, — вместо прощания бросила мне Жози, и я клятвенно пообещала сделать это в ближайшее время.

Покинув, наконец, главное управление, я сделала несколько шагов, чтобы не мешать никому войти или выйти, а сама остановилась около крыльца, зажмурилась, с неописуемым удовольствием начала вдыхать прохладный весенний воздух. Мимо меня пробежали бездомные ребятишки, озорно хохоча и оборачиваясь, показывали неприличные жесты кому-то позади. Совсем недавно в Империи прогремела война, перемолов в жерновах несчетное количество людей, оставив без родителей, на произвол судьбы в том числе и этих несчастных детей. Хуже всего то, что Астадора — небольшое, но воинственное соседнее королевство с полубезумной правительницей на троне, намеревалось начать новую войну, как только вновь наберет силы. По крайней мере, об этом судачили на каждом углу. Почему не отрубить голову поверженной змее — мне непонятно, как и вся геополитика в целом. Я же не шеф имперской разведки, и доклады на стол мне не кладут. Так или иначе, экономика нашей Империи Атэрон постепенно возвращалась на военные рельсы, а значит, в слухах о новом кровопролитном столкновении с Астадорой должна быть крупица истины. Сколько же, наверное, их агентов подрывают нашу безопасность прямо сейчас. Надо продолжать работать без сна и отдыха, иначе у этих детей никогда не будет будущего. Только разберусь с сутенерами…

Хотя канцелярия находилась, по сути, через несколько домов, я позволила себе прогуляться еще несколько минут. Погода была чудесной. Дворники и солдаты разбирали завалы, учиненные непогодой, лавочницы торговали пирожками как ни в чем не бывало; город постепенно оживал и восстанавливался, а я надеялась, что это последняя пурга в моей жизни. И без того вихрей хватает. Снег таял на глазах, превращая дороги в одно сплошное грязное болото, но мне было так хорошо, что плевать и на запачканный подол чужого платья. Впервые я дошла до канцелярии в таком прекрасном настроении.

3.2

Проигнорировав брань в мою сторону, я пролетела по пустынному коридору в самый конец, где и находилась дверь с заветной табличкой “О”. Дернув ручку, я тяжело вздохнула и постучала трижды. Затем отступила назад, чтобы не задело открывающейся дверью. Внутри послышались неспешные шаги.

— Кто? — спросил знакомый голос.

— Конь в пальто, — я закатила глаза. Послышалось шевеление ключа в замке. Дверь отворилась, на пороге меня встречал буднично радостный Гаетан. Рыжие кудряшки придавали его лицу некую детскость, а веснушки, обсыпавшие нос и большую часть щек, подчеркивали озорной характер и склонность к азарту. Было в нем еще одно серьезное достоинство: мы друг другу физически не нравились, а поэтому хорошо сработались.

— Ну здравствуй, конь, — он распахнул для меня свои объятья, а я недовольно покачала головой и прошла мимо, провожаемая насмешливым взором Гаетана.

Мое рабочее место никак не изменилось с момента небольшого “отпуска”. Все тот же утренний завал, который я разгребала только к вечеру, а если дела вынуждали покидать канцелярию, что частенько бывало, то на следующий день меня приветствовала стопочка побольше.

— Кто-то работал за меня? — удивилась я. Сняв пальто, повесила его на спинку стула и уселась, чтобы как можно быстрее оценить фронт работ.

— А как же, — ответил Гаетан. — Еще бы Моррис оставил тебя в беде.

Я глянула направо — там пустовало рабочее место моего бывшего любовника. Он всегда был предельно пунктуален: не опоздал на работу, даже когда получил серьезное ранение.

— Кстати, где он? — поинтересовалась я.

— Пес его знает, — Гаетан пододвинул свой стул к моему рабочему месту и нахально положил локти на поверхность, подпер ими любопытную рожицу. — Лучше расскажи, как ты умудрилась оказаться в главном управлении и что делала целых три дня.

— Что делала, что делала, — я отсматривала бумаги, изредка бросая на собеседника недовольный взгляд. — Лежала.

— Не в постели шефа случайно?

Я подняла на него испепеляющий взгляд. Сжала бумаги в руке и замахнулась.

— Тише-тише, ходячая бестия, — продолжал издеваться Гаетан. — Я же просто так сказал. И не думал, что угадаю.

Отложив бумаги, я сложила руки перед собой и склонила голову.

— Гаетан.

— Да, принцесса? — продолжал он иронизировать.

— Беги.

Гаетан сорвался со стула, побежал в сторону своего рабочего места, хохоча и показывая язык. Платье оказалось очень неудобным, поэтому пришлось дважды обогнуть стол, прежде чем победно прижать соперника к полу, безжалостно щекоча через рубашку.

— Когда же вы повзрослеете… — пробурчал знакомый голос со стороны входа.

Пока мы бесились, Моррис успел незаметно открыть дверь и замереть на пороге, устало наблюдая за очередной нашей дружеской потасовкой. Растрепанные тёмные волосы, обычно зачёсанные назад, падали на высокий лоб. Морщины по бокам глаз как будто стали глубже за те три дня, что мы не виделись, но взгляд на меня был все тот же — ласковый и бесконечно печальный.

— Как дети, ей-богу, — добавил он, закрывая за собой дверь на ключ. В другой руке Моррис держал букет белых хризантем, очень дорогих, но нелюбимых мной цветов. Подойдя ко мне, он протянул руку, дабы помочь встать с пола. — Это тебе. С выздоровлением.

Моррис вручил мне букет, и мне так хотелось его не принимать, но повод в этот раз он выбрал не связанный с нашими бывшими отношениями, а значит, обижать отказом нет смысла.

— Спасибо, — скромно улыбнувшись, я положила цветы на ближайший стол и пошла искать вазу. Пусть радуют глаз где-нибудь на подоконнике.

— И все-таки, — Гаетан встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало продолжил меня донимать. — Что произошло?

— Я поймала двух сутенеров, довела их до штаба, но неудачно вырубилась и их за неимением доказательств отпустили, — рассказывала я, подставляя стул, чтобы достать вазу с антресолей. — Теперь нужно как можно скорее наведаться в их укрытие, и если не поймать, то хотя бы нарыть улики, чтобы убедиться, что я еще не совсем сбрендила. Никаких шуток по этому поводу, Гаетан. Дело серьёзное.

— Ну что ты, какие могут быть шутки про ситуацию, в которой ты случайно, — Гаетан интонационно подчеркнул последнее слово, — встречаешься с сутенерами и сдаёшь их?

— Наведаемся туда вместе, — утвердил Моррис, протирая лезвие фамильного кинжала, с которым не расставался даже ночью.

— Только переоденусь.

Гаетан забрал у меня вазу с цветами и поставил ее на свой стол рядом с письменными принадлежностями. Моррис недовольно посмотрел в нашу сторону, но ничего не сказал, лишь начал начищать кинжал усерднее.

Форма все ещё не высохла до конца, но идти в платье на вылазку — глупая затея. Вдруг торговцы людьми настолько глупы, что до сих пор остались там, и придётся их задерживать? А если в этот раз они сумеют убежать? Как догнать кого-либо в юбке до пола? Пришлось пододвигать ширму, которой Гаетан отгораживался от меня, к моему рабочему столу, чтобы по-быстрому разделаться с платьем и облачиться в удобную мужскую одежду. Брюки высохли почти полностью, разве что были немного сыроваты в голенях, а вот рубашка неприятно липла к коже в районе груди. Ладно, все равно без пальто не пойду. С ним и платком продуть не должно.

— Сколько их там? — поинтересовался Гаетан. Вернув ширму на место, я ожидала увидеть, что он погружён в бумажную работу, но, к удивлению, он зачем-то выложил на стол метательные ножи стройным рядом, пересчитывая количество, как обычно делал перед любой маломальской вылазкой. С нами собирается, что ли?

— Было двое, но из-за болезни я вообще никак не обследовала дом, а просто схватила подозреваемых и привела в штаб. Так что может оказаться и больше, — объяснила я.

— Тогда моя помощь точно понадобится, — сказал он, надевая пиджак, доселе покоившийся на спинке стула. Убедившись в том, что все ножи на месте, Гаетан стал засовывать их в специальные крепления на ремне. Закончив со своим любимым оружием, мужчина начал копаться в дорожной сумке, которую вешал сбоку ради быстрого доступа к другого рода приспособлениям.

3.3

Одевшись и выйдя из канцелярии, я стала ждать парней на крыльце: они отважно воевали с вахтерем за свою верхнюю одежду.

— Б… чертов старик! — Гаетан выскочил из здания, как подстреленный, и хотел выругаться, но смягчится. Несмотря на несносный характер, при женщинах он не матерился и вообще был сносно воспитан.

— Что поделать? — подбросила я риторический вопрос.

Следом вышел Моррис с кислым выражением лица. Не проронив ни слова, мы двинулись к цели.

Я неспешно шла впереди, они следовали за мной. Моррис зашуршал в кармане. По звуку поняла, что достал папиросу и щёлкнул зажигалкой. Меня обдало тяжелым дымом не самого дорогого табака, и я прикрыла рот рукой, чтобы не закашляться. Его вредная привычка раздражала меня ещё во времена наших отношений, но теперь я была не вправе ему указывать, а поэтому отнеслась к курению по дороге с пониманием.

— Как я уже говорила, их было двое. Один — тучный, лет под пятьдесят, из приметного — огромный грушевидный нос и маленькие глаза, красное лицо. Похож на хряка, пахнет луком, — рассказывала я по пути. — Второй помоложе, лет тридцать, был щеголевато одет, но плохо выбрит, блондин, голубоглазый, тонкие черты лица, никаких шрамов и других особых примет нет. Оба не были вооружены или по какой-то причине не пытались применить оружие против магии.

Миновав несколько улиц, мы добрались до знакомого забора, за которым точно был нужный дом. Забавно, что заболевшей мне казалось, что это так далеко, на деле-то идти не более десяти минут. Ну дела.

— Это здесь.

Парни переглянулись и незаметно приготовили оружие. Взглядом Моррис приказал Гаетану обойти здание с одной стороны, чтобы найти боковые выходы, открытые окна, попытаться определить, кто внутри. Сам он занялся тем же, только с другой стороны, а меня оставили смотреть за входом во двор и изучать улицу. Несмотря на жилой район, людей проходило немного, почти все окна закрыты, здания обезличены и сливались с серостью городской застройки. Я бы решила, что этот район вымер, если бы не редкие обрывки людских разговоров, доносящихся до моего уха. В самом доме, который был нам нужен, ни свет не горел, ни камин не топили. Странно.

— Судя по всему, никого, — Гаетан вернулся с докладом.

— Да, выглядит нежилым. И замок на задней двери висит, — подтвердил его слова Моррис.

«Неужели успели сбежать? — подумала я. — Что же, даже если так, то в доме должны остаться хоть какие-то улики, указывающие на род занятий или на то, куда сбежали».

— Заходим, — скомандовала я, и пока Моррис пошёл вперёд, чтобы открыть калитку и войти внутрь, подготовила заклинание грозового удара. Простое связывание может не помочь, если нам внезапно попадётся хороший маг или просто подготовленный к вторжению человек.

Толкнув калитку, Моррис положил руку на рукоять меча, готовый в любой момент отточенным движением вытащить его и поразить врага, кем бы он ни был. Калитка с неприятным скрипом закрылась за моей спиной, мы втроём осторожно продвигались по дорожке из песка, ведущей к дому. Странный шорох справа привлёк мое внимание. Около высокой деревянной ограды было высажено несколько голых кустов. Один из них зашуршал, затрясся, Гаетан ухватил меж пальцев метательный нож, готовый поразить неприятеля в любую секунду. Из густых зарослей, громко и возмущенно мяуча, выпрыгнул кот.

— Атакуй, а то он как напрыгнет и как сделает тебе кусь! — издевалась я, несмотря на то, что мы занимались делом. Гаетан лишь показал язык, решив не препираться, и правильно сделал. Вдруг здесь нас действительно кто-то поджидает, просто пока мы не наткнулись на неприятеля. В любом случае, я хоть и нервничала, но одновременно с этим испытывала удовольствие от всего происходящего. Все эти опасные ситуации вызывали во мне неописуемые эмоции, которые было невозможно найти в простой жизни.

Моррис вообще не обращал внимания на нас, полностью сосредоточившись на работе. Настойчиво постучав в дверь несколько раз, он попросил открыть, но никто не откликался и никаких подозрительных звуков мы не услышали. Гаетан пошёл осматривать дом уже с другой стороны забора, но опять вернулся даже немного разочарованный.

— Либо никого, либо затаились и сидят, как мыши. Почти уверен, что второе, — возбуждённо говорил он.

— С чего ты так решил? — поинтересовалась я.

— Чуйка.

Она у него действительно была хорошо развита. Кто бы что ни говорил о его магической бездарности, но Гаетан спасал нас несколько раз именно благодаря необъяснимому предчувствию.

— Входим, — кивнула я Моррису, возившемуся со стандартным замком, с которым справилась бы даже я, никогда не изучавшая углубленно механизмы, при наличии нужного инструмента. Звонкий щелчок оповестил нас о том, что дверь открыта и мы можем войти.

Моррис вошёл первым, оставив дверь распахнутой. В прихожей была та же вешалка, те же ничем не примечательные обои и комод. Здесь я тогда оставила сверток или нет? Поискав вокруг, не обнаружила его нигде. Может, перенесли в другое место или выкинули?

Комната, в которой я разговаривала с двумя мужчинами, тоже оказалась безлюдной. Пройдя к столу, обнаружила на нем белоснежную скатерть без признаков того, что на неё пролили вино. На полу и ковре рядом тоже ничего. Даже запаха не осталось. Быть не может. Вино очень тяжело вывести с ткани, а уж как надо драить половые доски, чтобы они не пахли вином уже через пару дней — загадка.

— Здесь никого, — заключил Моррис, закончив осмотр дома.

— Подтверждаю. Людьми и не пахнет. Камин не топили, — говорил Гаетан, расхаживая по комнате.

Я не знала, что и думать. Камин точно был зажжён, иначе нельзя было пережить такую суровую непогоду. В смятении уставившись на пейзаж, который в прошлый раз показался мне работой новичка, я словила себя на мысли, что знаю это место. Одинокий домик на опушке, залитый летним солнечным светом, на фоне голубого неба. Он был очень похож на место, где я родилась и провела детство, но больше сходства не обнаружить из-за того, что пейзаж написан крупными мазками.

Глава 4

Сегодня мне посчастливилось вернуться домой. Вроде и замечательное событие, вот только на часах — почти два ночи, а я только пришла: голодная, уставшая, пропахшая потом и очень злая.

Оставив пальто с платком на вешалке в коридоре, я спешно разулась и пошла сразу мыться, по дороге устало сбрасывая оставшуюся одежду, не считаясь с рубашкой, которая после такого обращения будет мятой, как из одного места, не говоря уже про другую одежду. В маленькой, но уютной ванной, я стояла перед зеркалом, висевшим над умывальником, абсолютно голая и, застыв, безжизненным взглядом смотрела на себя.

— Ещё несколько лет, и ты в свои тридцать будешь выглядеть на все пятьдесят, — говорила я отражению. — Хотя, пожалуй, совсем без одежды и в полутьме очень даже ничего.

Я покрутилась перед зеркалом, затем спешно умылась и пошла проверять кухню — авось, сестра что-нибудь оставила. Так хотелось кусочек вяленого мяса или свежего, ароматного хлебушка с вареньем. И чая, неважно какого, главное — горячего… хотя нет, ставить самовар слишком долго, потому лучше бы вина. Оно согрело бы намного быстрее и приятнее. И мужчину бы. Может, зря с концами послала Морриса? Нет, не зря. Неприятно от одной мысли пользовать человека после расставания.

Накинув на плечи халат, я подкинула дров в дотлевающую печь, в тысячный раз мысленно поблагодарив сестру за заботу, и пошла рыться на кухню. Едва я ступила на ее территорию, как услышала стук во входную дверь.

«Кто бы это мог быть?» — подумала я и решила проигнорировать посетителя, но он оказался настойчив и постучал ещё раз. Свет в моем окне наверняка был виден посетителю, поэтому сделать вид, что меня нет, уже не получится. А может, меня беспокоят по срочному делу?

Поспешив к двери, я глянула в глазок. Вместо посетителя увидела букет белых роз. Надеялась, что называется, на понимание Морриса, а он опять за своё. Надо, наверное, объяснить ему грубее, а то он стал на редкость непонятливым. Повернув ключ в замке, я открыла защелку и толкнула дверь. Не объясняться же через нее. Когда букет больше не скрывал посетителя, я замерла на пороге, искренне не веря своим глазам.

— Добрый вечер, Адель, — поздоровался Стефан, а я приоткрыла губы от удивления. Проморгавшись, я поняла, что не брежу, на пороге моего дома действительно был он, а я как дура не только не пускала его, а даже ничего не сказала.

— Добрый… вечер, — прошептала я, уставившись в его игривые зелёные глаза, обрамленные тёмными кругами от усталости.

— Могу войти? — без давления поинтересовался он.

Я отступила на шаг назад, позволяя ему войти. Стефан отряхнул пальто и, сняв его, повесил рядом с моим. Сквозь пелену изумления я заметила в его руках помимо цветов бутылку вина, и все поняла, хотя ещё до конца не верила самой себе.

— Прошу прощения за такое приветствие, — я попыталась улыбнуться, но все ещё испытывала неловкость. — Совсем не ожидала вас увидеть.

— До сих пор не понимаете, рады или нет? — усмехнулся Стефан и протянул мне букет. Я опустила взор на белые розы: очень дорогие, их днём с огнём не сыскать в городе, особенно в такое время года.

— Понимаю, — я вновь посмотрела в его глаза. Он смотрел на меня испытующе, и мне показалось, с лёгкостью развернётся, скажи я ему «нет», и уйдет без тени обиды и сомнений, потому что от желающих получить такого рода ухаживания у мужчин его статуса нет отбоя. Искренне улыбнувшись, я добавила: — Рада. Очень рада. Проходите в комнату.

Я утонченным жестом указала на мою спальню, она же гостинная и столовая. Стало даже немного стыдно. Наверняка он не привык к такой тесной обстановке и пожелает уйти. Как же хорошо, что о квартире заботится Аннет, а то пришлось бы испытывать неловкость еще и из-за вездесущей пыли и грязи. К своему ужасу обнаружила в углу коридора под высоким потолком большую паутину. На тонких и блестящих нитках, где собрались насекомые на разный вкус и цвет, в том числе еще трепыхавшийся белый мотылек, хозяйничал жирный паук. Ну не брать же веник прямо сейчас. Может, гость и не заметил.

Стефан принял приглашение, прошел в комнату и начал как будто механически осматриваться. Я не сочла это невежливым — сама страдала от повышенной осторожности. Рабочая привычка, ничего не поделаешь. Замерев на пороге, я, словно наивная девочка, нашедшая под рождественской елкой целый мешок конфет, смотрела ему в спину, не в силах сдержать улыбку. Темно-синяя хлопковая рубашка, на вид дорогая и совсем новая, подчеркивала рельеф жилистого тела. Черные брюки облегали ягодицы так, что глаз не отвести. Стефан, словно ощутив, что за ним наблюдают, отвлекся от обстановки и посмотрел на меня. От силы взгляда зеленых глаз я мгновенно пришла в себя, тряхнула головой и пошла за бутылкой, оставшейся в прихожей. Поставив ее на стол в комнате, я полезла в шкаф, где хранился всякий ненужный хлам, в том числе открывашка и бокалы. Не с кем было пить, да и не хотелось.

— Умеете играть? — удивленно спросил Стефан, подойдя к пианино и проведя пальцами по крышке.

— Немного обучена, — призналась я, расставляя бокалы на столе. — Только давно не играла.

— Тогда не буду вас мучать просьбой, — он оторвал тонкие израненные пальцы от крышки и подошел ко мне, стоящей рядом с круглым столом, на котором горела яркая свеча. Скатерть пустовала, доставать тарелки для ничего казалось мне издевкой.

— Прошу прощения за такой стол. Я практически не готовлю. У меня есть только немного вчерашнего хлеба и варенье.

Стефан отодвинул стул для себя и по-хозяйски уселся, откинувшись на спинку.

— Варенье? Какое? — с интересом спросил он.

— Рябиновое, — неуверенно ответила я, не двинувшись с места.

— Чудно, — улыбнулся Стефан, положив руку на стол. — Давно хотел попробовать. Говорят, от простуды лучше малинового защищает.

Его одобрение как нож по маслу прошлось по моему сердцу, отрезав ненужный кусок неуверенности и отбросив куда подальше. Вернувшись на кухню, я нашла хлеб и заветную банку со сладостью и принесла к столу.