Утром Наталья, как всегда, проснулась очень рано – учительская привычка вставать с первыми птицами не подводит и здесь. Радость переполняла ее – как хорошо все вчера сложилось! Неужели она потихоньку начала изменять этот мир и обстоятельства, неужели то, ради чего сюда, видимо, и попала, начинает исполняться!
И Александру она не безразлична, кажется, его железный панцирь, надетый когда-то после смерти жены и сына, начинает потихоньку трескаться! И Мелиссино очаровала, а Цекерт вообще готов бывать у нее каждый день. И «вист по-медицински» она выиграла, значит, медицина хоть немного, но шагнет вперед. «Маленький шаг для человека, но огромный – для всего человечества!»
Будут спасены сотни людей, изобретены новые лекарства, и женщине плевать, сколько «крылышек бабочек» она оттопчет, как при этом изменится история, сможет ли в очередной раз вернуться в привычный двадцать первый век, какие изменения застанет, связанные с ее историей, и будут ли они такими уж значительными, а скорее всего и нет! Голова кружилась, она готова взлететь и без метели! Но жизнь вновь возвращает на землю.
Ее настроение становится намного серьезнее – в комнату, постучавшись, вошел Дмитрий. Наталья, конечно, ждала его и даже предполагала, с каким решением он пришел, они с Машей уже немного посекретничали по этому поводу, девушка накануне все рассказала, и крестная, конечно, поддержала и порадовалась за нее, но как всякой женщине, ей казалось, что это будет еще не скоро – так не хотелось отпускать от себя кровиночку, ставшую за это время близкой и родной и для нее, а не только для настоящей родственницы. Женщина предложила ему присесть, но он остался стоять:
– Ваше благородие, Наталья Алексеевна! Вы знаете, что мы с Марией Ивановной сговорены с детства, а вчера окончательно объяснились. Я намерен просить ее руки у опекуна и буду подавать рапорт о разрешении на брак полковому начальству – генерал-лейтенанту Петру Петровичу Коновницыну и командиру полка – подполковнику Ивану Михайловичу Ушакову. В знак благодарности за то, что вы заменили ей мать и много лет заботились и растили Марию Ивановну, я хочу поставить вас в известность о своем намерении, – держится он спокойно, волнение выдают чуть дрожащие пальцы рук, почти незаметные.
Молодец, коротко, четко, по-военному, человек дела, а не тысячи слов. Верится, что именно такие порутчики (так писали тогда это звание) стояли насмерть на Бородинском поле, под снарядами и пулями, когда от пороха ничего не видно, и от командира поступает только один ответ на вопрос, что же им делать: «Стоять и умирать».
И вовсе он не герой анекдотов, правильный офицер! И Наталья не должна его подвести.
– Дмитрий Иванович! – она старается не дрогнуть голосом, и это почти удается. – Я не опекун, я всего лишь женщина, которая, надеюсь, заменила Машеньке… – она исправляется: – Марии Ивановне, мать. И как каждая мать, я желаю только счастья своему дитя. Я хочу поблагодарить вас за оказанную мне честь, но со свадьбой прошу повременить. Судьба офицера, насколько вы понимаете, Дмитрий Иванович, в руках Бога и его командира. Кроме того, вы не можете жениться ранее двадцати пяти лет, не составив для будущей жизни материальных условий, – тоже неплохо, хоть и многословно, но это от непривычки к таким ситуациям.
Дмитрий выслушал меня уже спокойно, поблагодарил меня за решение, кивнул головой, по-военному четко повернулся и вышел из комнаты. Там он поглядел на Машу, чуть заметно улыбнулся, а та, все поняв, мгновенно облегченно вздохнула – все хорошо, все решилось, пусть еще не сейчас и не скоро, но они будут вместе. Она тоже держится внешне невозмутимо, только опять бледна, как полотно.
Да, дворян тогда муштровали нехило. У англичан есть такое понятие – stiff upper lip – застывшая верхняя губа – так говорят о джентльменах, которые умеют сохранять невозмутимость в любой ситуации. Наших дворян также с детства учили быть выдержанными, соблюдать приличия, быть ровными во всех ситуациях. Они не кричат: «Усё пропало, шеф!», не бьются в истерике, не разговаривают матом, они вообще не ругаются, они только бледнеют до состояния полотна и у них дрожат пальцы, когда решается их судьба. Плоха или хороша такая сдержанность – не нам судить. Наталья не такая изначально, но она учится быть такой.
И женщина с сочувствием подумала о Барыне – много лет она воспитывала Машеньку как родную, но по сложившейся традиции не может вмешиваться в ее судьбу – она всего лишь крестная, а официальный опекун, человек абсолютно равнодушный к девушке, будет решать ее судьбу вместо самого близкого человека.
И еще она в очередной раз размышляла, насколько же трудно жилось дворянам с современной точки зрения – этого нельзя, того нельзя, невесту тебе сосватали – и понравились вы друг другу, и то не все слава богу, надо кандидатуру по инстанциям согласовать. Остаться с ней – нельзя, даже за ручку подержать – ни в коем разе, не то что поцеловаться. Но, конечно, сочувствовать им было не всегда корректно – крепостным крестьянам жилось намного труднее и в этом отношении.
Но двойные стандарты существовали и тогда – любовницу-модистку иметь не то что можно, но и нужно. Бережно и трепетно относиться к невесте до свадьбы – можно и нужно, но изменять ей же после – пожалуйста, иметь гарем дворовых девок, пить, дебоширить – с вашим удовольствием.
Размышляла она и о том, насколько кардинально изменились традиции сватовства и женитьбы за эти двести лет. О том, что родители заранее сватают жениха и невесту чуть ли не детьми, мы узнаем как исключение, да и они случаются только в глухих национальных селеньях. Очень редко в наше время люди спрашивают благословение на свадьбу у родителей заранее, чаще всего просто ставят, или не ставят, в известность о своем решении.
Женщина знала пару, которая жила вместе три года, и только на четвертом году родители обоих «молодоженов» узнали, что их детки, оказывается, давно и счастливо сожительствуют, хотя обе стороны и жили в одном городе и были даже шапочно знакомы. Да и она сама такая же – ее с бывшим мужем родители познакомились спустя чуть ли не полгода после того, как они начали жить вместе, но еще не поженились официально.
А уж услышав о том, что люди годами могли считаться женихом и невестой в связи с какими-то обстоятельствами, и пожениться только спустя годы, мы бы долго потешались и считали бы таких людей лохами. Но была ведь и история любви Ольги Александровны Романовой, сестры последнего царя, которую любящая мамочка, мечтавшая не расставаться с нею, выдала замуж за гомосексуалиста, с которым та за все годы брака не имела интимных отношений, но затем, влюбившись в его адъютанта, Николая Куликовского, еще почти десять лет добивалась развода, и получила его только в годы Первой мировой войны, когда стерлись социальные различия, стоявшие между ней и любимым человеком.
Барыня в далекой Москве двадцать первого века также размышляла об особенностях поведения людей, которые сейчас ее окружали. Эти особенности сначала ужасали ее, поражали своей невозможностью для людей прошлого, и в то же время нормальностью для всех – они не скрывали своих эмоций и чувств, открыто говорили о физиологических потребностях, чего не могли допустить дворяне, были порой грубы и в словах, и в поступках, но они были так притягательно естественны и искренни, что им все прощалось – как прощаются поступки маленьких детей.
И Наталья искренне ей посочувствовала, ведь будет очень непросто привыкнуть к особенностям поведения многих современных людей, и стоит ли к этому привыкать? Но надо вернуться на землю, слишком далеко она ушла в своих мыслях.
Уже накрыли стол к чаю, к хозяевам выходит семья Верочки. Увидев открытый рояль, она восклицает:
– Какую ты, душенька, спела вчера чудесную песенку. Никогда таких не слышала! Откуда она, кто сочинил?
– Сама не знаю, песни приходят ко мне ночью, во сне, звучат до утра, и мне остается только записать их. Кто их сочинил, какие люди, в прошлом или в будущем, бог весть! – Наталья отвечает очень искренне, и Верочка лишь вздыхает, очарованная. А Наталья продолжила, посчитав, что Верочка – своя, и при ее семье вполне можно еще исполнить пару мелодий из будущего.
– Вот и сегодня ночью пришел куплет вот такой милой песни. Послушайте:
Звать любовь не надо – явится нежданно,
Счастьем расцветет вокруг.
Он придет однажды, ласковый, желанный,
Самый настоящий друг.
Взглядом ты его проводишь,
День весь как во сне проходишь.
Ночью лишь подушке, девичьей подружке,
Выскажешь свои мечты.
Если все не так,
Если все иначе,
Если ночь полна цветами,
Если сон бежит,
Если сердце плачет —
Плачет благодарными слезами, —
Если целый мир
Стал для сердца тесен,
Если воздух полон песен,
Если, расставаясь,
Встречи ищешь вновь, —
Значит, ты пришла,
Моя любовь!
Эта песня была очень популярна в 1940-е годы после выхода фильма «Моя любовь», где сыграла очаровательная Лидия Смирнова. Авторы песни – Исаак Дунаевский и Анатолий д’Актиль. И она сейчас, как никогда кстати, отвечает мыслям всех присутствующих дам.
Верочка оглядывается на своего мужа и доченьку, Анечка вздыхает, Маша перекидывается взглядом с Дмитрием, Наталья вспоминает об Александре, все улыбаются.
– И еще одна песенка пришла как-то ко мне ночью, – говорит она и поет свою любимую песню:
Когда простым и нежным взором
Ласкаешь ты меня, мой друг,
Необычайным, цветным узором
Земля и небо вспыхивают вдруг.
Веселья час и боль разлуки
Хочу делить с тобой всегда.
Давай пожмем друг другу руки
И в дальний путь на долгие года.
Мы так близки, что слов не нужно
Чтоб повторять друг другу вновь,
Что наша нежность и наша дружба
Сильнее страсти, больше чем любовь.
Веселья час придет к нам снова
Вернешься ты и вот тогда,
Тогда дадим друг другу слово,
Что будем вместе, вместе навсегда.
Веселья час и боль разлуки
Хочу делить с тобой всегда.
Давай пожмем друг другу руки
И в дальний путь на долгие года.
Это лирическое настроение песни, автором которой все считают ее исполнителя – Вадима Козина, а на самом деле это поэт Андрей Петрович Шмульян и композитор Владимир Алексеевич Сидоров, которые написали песню «Дружба» ему в подарок на день рождения, всех расслабляет, Верочка промакивает платочком глаза, все успокоены, все друг друга любят.
Спустя некоторое время все друзья вместе с Дмитрием отбывают, с прощальными «обнимашками и целовашками», сгрузив в возок подарки – ликеры для Алексея Сергеевича, мазь с алоэ и отростки растений для Верочки, игрушки глиняных Барыни и Гусара, которые успели сделать «горшечники» для Анечки. Остаются только Маша, Наталья и васинские слуги. Дмитрию, как жениху, позволено бывать в гостях, а позднее – писать Машеньке и делать ей мелкие подарки.
Дом сразу притихает, вздыхает с облегчением – он устал, хотя и был рад шуму, гостям, но он от всего этого немного отвык и теперь рад этой тишине. Наталье остается совсем немного распоряжений. Она попросила раздать оставшееся угощение всем дворовым и, по возможности, крестьянам деревни, в первую очередь тем, кто помогал с овцами и шерстью, дала задание вязать шали и косынки, показала Авдотье, как провязать простую пройму у жилетки, попросила навязать вещей сколько получится из оставшейся шерсти, но разных размеров, обещая заплатить зерном или вещам.
Наградила Прокопа деньгами за ликер, подарила ему листочек с разными способами очистки спирта, благополучно взятыми из Интернета и переписанными Мишей, объясняя, что управляющий услышал про эти способы в разговоре каких-то помещиков на охоте. Пусть Прокоп сделает чистый продукт, пригодится еще под настойки с лекарственными растениями, да и наливки лучше получатся.
Вызвала «горшечников» и похвалила их от души за чудесные игрушки – а они действительно получились не хуже своих знаменитых прототипов, заплатила им за работу, вызывая благодарный ступор, – прежний хозяин так никогда не делал, попросила сделать еще, сколько выйдет, а также налепить маленьких горшочков-баночек под мази и бутылочек под настойки.
Озадачила «апостолов» завершением печати сказки «Морозко», разработкой новых рецептов мазей на основе всех растений, изготовлением пера и чернильницы и отправила всех работать.
Пошла к отцу Петру и застала его в окружении деревенских ребятишек, чего и надо было. Учительница оглядела их всех, попросила священника переписать имена и возраст, состояние здоровья и семейные обстоятельства, а сама обратилась к ним с вопросом, как они поживают. Дети сначала несколько дичились, стеснялись, но потом стали смелее, разговорились.
Наталья спросила, умеют ли они читать – несколько человек ответили, что немного умеют. Тогда она сказала, что записала сказку и хотела бы сделать ее героев, но вот незадача – «горшечникам» необходима помощь в изготовлении головок для кукольного театра, кроме того, надо сшить им одежки, закончив всю работу, налепить глиняных игрушек и свистулек побольше к очередному приезду, обещая заплатить зерном или деньгами. Дети заинтересованно переглядывались – им интересно это поручение, но кроме того, есть возможность помочь своим близким. Отец Петр подтвердил, что все будет сделано, как она просит.
Остаются только все свои, и Наталья чуть расслабилась, сняла «дворянские путы», попросила Лукашика собрать всех слуг. Они пришли настороженные, недоуменные, никак не ожидающие таких слов, но тем больше их радость и оживление.
– Дорогие друзья! Благодарю всех за помощь и поддержку, без вас бы не получился вчерашний прекрасный вечер и сегодняшнее не менее замечательное утро.
Лукашик выкрикивал имена и пожелания всех помощников, а хозяйка, как настоящий Дед Мороз, раздавала всем подарки – иголки – это просьба всех женщин, инструменты – а это заказы почти всех мужчин. Теперь понятно, что еще требуется докупить в будущем.
Разговор с Демидом она пока отложила – с лавкой в Дорогобуже до конца не решено, зачем сбивать человека с толку раньше времени. Поговорят, как все решится. Последний шаг – сначала к портретам родителей:
– Простите родные, я вас совсем плохо помню, была совсем маленькой, но знайте, что я всегда вас любила и люблю. – Мама с отцом улыбаются, кажется, они рады видеть свою дочь снова. Их лица сливаются с лицами настоящих родителей Натальи, она невольно глотает слезы.
Теперь – к портрету дедушки с тихими словами:
– Не скучайте, Георгий Иванович, я покидаю вас ненадолго. Вы уж нас простите за суету в доме и сказочки мои, но все так хорошо получилось. А сказки мы с вами еще и не такие насочиняем! – она подмигивает деду и вновь видит, как портрет подмигивает в ответ тоже. Чудеса и только! Но их было уже столько, что очередное уже не удивляет. Наталья гладит портрет рукой – а он теплый и живой, и дед улыбается уголками губ и еще раз подмигивает уже очень четко!
Ну а теперь – песенка на «посошок» – подарок любимым «белорусам», как она про себя называю жителей Деревенщиков. И Наталья спела и для себя, и для них, отринув все условности, и со смехом глядела на обалдевших слуг – помещица их песню народную поет, вот это да!
Дзе нi едзем, дзе нi iдзем,
Карчмы не мiнаем.
Як на працы, то нi п'ем,
А ў гасцях гуляем.
Прыпеў:
Чарка на пасашок,
На марозе кажушок!
А за ей чарговая
Чарка аглаблевая
І няма такога дня,
Каб жылi без свята.
Што ні госці, то радня,
Не пусцее хата!
Прыпеў.
Эх, славянскае жыцце —
Стрэчы і растаннi.
Пасля чаркi забыцце,
Потым пакаянне.
Прыпеў.
Где ни едем, где ни идем,
Корчму не обойдем.
Как на работе, так не пьем.
А в гостях гуляем.
Припев:
Чарка на посошок
На морозе кожушок.
А за ней очередная
Чарка оглоблевая.
И нет такого дня,
Чтобы жили без праздника.
Что ни гости – все родня,
Не пустеет дом!
Припев.
Эх. славянская жизнь:
Встречи и расставания…
После чарки – забытье,
Потом – покаяние.
Припев.
Вот теперь действительно всё – собрались в обратную дорогу и хозяева-гости, Маша сидела в возке тихонько, задумчивая, нежная. Возок тоже полон – тут и ликеры, и часть готовых вязаных вещей, и игрушки, и разные припасы от Алеси и Авдотьи, оставшаяся еда и большая часть тортов – везем Мише для угощения, да и Чарлика надо задобрить – он ведь тоже с нетерпением ждет домой свою ненаглядную хозяйку.
Горничные попросились в сани к Николаям, хохочут, поют «Валенки». Ничего, девочки, скоро вас и другим песням научат, и частушкам, которые станут популярны чуть позже, с середины века, будут у вас народные песни из будущего в прошлом.
Наталья тихо вздыхает и думает, как же сложится судьба этого не анекдотичного «порутчика» Ржевского, и впервые не хочет узнавать ее у все знающей Википедии. История уже изменяется, и все предсказания чуть расходятся. Будет так, как будет, они с Машей примут любую судьбу Дмитрия, и свою тоже.