Сара К.Л. Уилсон
В плену у фейри
(Путаница фейри — 2)
Перевод: Kuromiya Ren
КНИГА ПЕРВАЯ
Они были венком извивающихся призраков, и гнева у них было много,
Запутавшись в клубке, они назвали себя Джентри.
Но вот, такие красивые на вид, они обманули многих,
Связали их паутиной лжи и продали за грош.
Если вы видите запутавшегося фейри и думаете, что он милый,
Подумайте, нужна ли вам голова или в кармане монеты.
— Истории Фейвальда
Глава первая
Мой отец. Они прибили его к дереву. Он был там в агонии.
Я хотела, чтобы боль придала мне сил, распалила огонь во мне, и чтобы я смогла подавить страх от того, что стала размером с ладонь и застряла в клетке. Но огонь во мне угасал. Каждый миг уменьшал его все сильнее.
— Мне нужно сказать что-то драматичное, — сказал Скуврель поверх топота копыт единорога по мягкой земле. — Что-то типа «И Охотница стала добычей». Но это не кажется жестоким в таких обстоятельствах.
— Я должна сказать что-то типа «Крысы всегда находят выход из ловушки, если сразу их не убить» и посмотреть на тебя многозначительно, чтобы ты понял, что я говорю о тебе, но, боюсь, это оскорбит крыс, — парировала я.
Я могла только это, пока мы уезжали от дымопада. Я сжимала прутья, подавляя тошноту. Клетка дико раскачивалась, единорог несся по земле Фейвальда. Он не дал мне шанса даже снять сумку. Стоило отпустить прутья, и я сползала на пол клетки и билась об прутья с другой стороны. Теперь я сжимала их обеими руками, пытаясь ровно дышать, напоминая себе, что нельзя было паниковать. Жизнь не закончилась. Я просто была в плену.
Порой животные убегали из плена. Конечно, порой им нужно было для этого отгрызть себе лапу. Я могла сделать это, если понадобится. Просто нужно было отыскать свой огонь.
Я потянулась к повязке. Я хотела видеть тут не только духовный мир. Мое второе зрение было четче, видело больше подробностей, чем в духовном мире дома. Если бы я не знала лучше, решила бы, что мое зрение вернулось. Я легко могла увидеть лиловое сияние вокруг белого единорога и сияющие звезды, вылетающие за ним. Но краски были резче, светлее и темнее, чем обычно. Казалось, мое второе зрение видело тут больше. Словно я была в другом мире. Так и было.
Я буду слепой, если подниму повязку?
— Не делай этого, — предупредил Скуврель насмешливым тоном. — Ты пожалеешь, когда сделаешь это. Правда уничтожит тебя без способа справляться с ней.
— Это ты так говоришь, — процедила я, меня мутило. Я встала, уперлась в пол клетки ногами. — Но, думаю, ты просто хочешь скрыть свой мир от меня, оставив меня беспомощной.
— О, все куда хуже, чем ты представляешь, — сказал он. — Но кто знает, может, тебе понравится ад, ты же маленький кошмар.
— Ты говоришь так, будто считаешь себя лучше меня. Будто ты можешь справиться с тем, что я не могу.
— Фейри выше в пищевой цепочке, это факт. Мы могли бы есть смертных на завтрак, и это в прямом смысле. Некоторые из моего вида посчитали бы это таким же мясом, как оленина, — бодро сказал он. Но он был отвлечен, словно искал что-то со спины единорога.
Он думал, что был лучше нас? Лучше меня? На несколько видов лучше? Почему? Потому что у него были магия и хитрость? Ему стоило оставаться начеку. Я превзойду его во всем. Я утру ему нос тем, что я на том уровне, о котором его вид мог только мечтать. Я заставлю все его магию выглядеть как искры от костра, а его хитрость казаться просто бредом.
Я сделала бы это. Даже если я выглядела жалко и слабо в этой клетке.
— Заключи со мной сделку, Маленькая охотница, — прошептал Скуврель, поднимая клетку, чтобы заглянуть внутрь. Его темные глаза выражали темную эмоцию, которую я не понимала.
Я сглотнула. Теперь он меня поймал. Что он собирался сделать с этой силой?
— Какую сделку? Ты можешь освободить моего отца?
— Пока нет.
— Ты освободишь меня?
— Пока нет.
Я прищурилась.
— Тогда никакой сделки.
— Передумай, — проворковал он, словно меня могли переубедить его милые слова и изогнутые чувственные губы. — Если подождешь и не наденешь повязку, пока мы не слезем с оленя, я расскажу, почему все в Фейвальде хотят сейчас обладать тобой.
— Они хотят меня?
— Ясное дело, — его улыбка была спокойной. Он был ужасно красивым, и лиловый пейзаж за ним, озаренный луной, только усиливал его красоту.
Почему хоть кто-то в Фейвальде хотел меня, если не для побега? Я нахмурилась.
— Это сделка, — согласилась я.
— Это сделка, — он был доволен собой. — Теперь… олень.
Он свернул единорога с дороги к деревьям, резко дернув его за гриву. Тот завопил, его ноги поднимали комья земли.
— Похоже, ты ему не нравишься, — мрачно сказала я.
— Он не из моего двора. Он — игрушка твоей сестры. Но он послужит цели, а потом я верну его.
Наш путь напоминал мне немного поход среди деревьев с отцом, когда мы устанавливали капканы. Даже на такой скорости я видела узкие следы в траве на тропе — следы зайцев. Длинные следы были от оленей. Старый след от ободранной коры. Тут была дичь, и много. Не думая, я стала насвистывать любимую мелодию отца.
Скуврель замер.
И единорог тоже.
Через миг я поняла, что все застыло: от птиц на деревьях до насекомых между листьев и среди высокой травы. Моя мелодия утихла, а ветер поднялся.
— Никакой музыки, — вздохнула я. — Ты не можешь создавать музыку, фейри, стоящий выше меня?
Музыка была силой, которая была у меня, но не у Скувреля. Но чем могло помочь то, что он застыл, если я не могла выбраться из клетки?
Скуврель кашлянул.
— Мы не можем создавать красивые звуки. Только настоящие. И ты не хочешь слушать наши сердца. Наши сердца поют в вечном крике пустоты.
Я поежилась.
— Ах, вот и олень.
Я посмотрела туда, где деревья разделялись, и холм поднимался между неровными камнями и скрипучими дубами. В центре холма фыркал сияющий бело-голубой олень, его дыхание оставалось облаком в воздухе, хотя не было холодно. Он опустил величавую голову и ждал, пока мы поднимались по холму. Мы остановились рядом с ним. Его рога были голубой молнией, постоянно сверкающей и вспыхивающей.
Я видела духовным зрением, что он был в три раза выше и два раза шире единорога, но он был сияющим просвечивающим духом леса. Какое существо могло быть чудеснее этого? Он мог отбросить нас одним взмахом рогов-молний. Он мог испепелить нас за миг. Я ощущала, как мои ладони дрожали от волнения. Я еще не была так близко к такому существу. Мой отец бы…
Мысль оборвалась.
Олень игнорировал нас, смотрел на горизонт вдали.
— Пора мне забрать тебя в свое убежище, — осторожно сказал Скуврель. Он поглядывал на меня, как мальчик, который звал меня присоединиться к его розыгрышу. Он привязал единорога к невысокому тополю с тонкими ветками. Единорог попытался укусить его за ладонь, и Скуврель стукнул его по носу. Он едва заметил это, словно каждый день бил единорогом.
— Почему он не может просто пронзить тебя? — спросила я.
— На меня тоже стоит запрет убийства, — бодро сказал Скуврель, поднял мою клетку в свете белого полумесяца. — Но вернемся к тому, о чем я говорил — ты нужна Фейвальду, Маленькая охотница.
— Фейвальду нужен Охотник? — я скрестила руки.
— Нет, ему нужен Улаг. Тот, кто связан с землей. Мы знали, что это была одна из вас. Потому Кавариэль пришел за Хуланной, — его глаза блестели. — Но он украл не ту девушку.
— Зачем тогда было забирать ее?
Фигура вышла из-за топающего оленя. Она была белой, яркой, как луна, рога как у оленя торчали на ее голове. Она была в длинном шуршащем платье и маске из серебряной чешуи, скрывающей ее лицо. Ее голос скрипел, как дерево на ветру.
— Так глупо, что мы решили, что девушка красивее благословлена судьбой? — она смотрела на меня.
— Это так в стиле фейри, — сухо сказала я ей. — И они хотят меня, потому что они выбрали не ту сестру. А ты мне говорил, что фейри лучше смертных. Подумай еще раз.
— Истина, — сказал Скуврель. — Ты нашла нас.
— Я всегда нахожу тех, кого ищу. Они нашли тебя для пророчества, девочка. И я произнесу его для тебя:
Одно родилось в один день, но в двух половинах,
Половина — земле. Половина — для воздуха.
Одна разрушает. Другая собирает.
Пусть ветер примет произнесенные мною слова.
Она прошла мимо меня, словно не собиралась больше ничего говорить.
— Она просто так появляется? — возмутилась я.
— Она произнесла твою истину. Что еще ей говорить? Ты не забавляешь ее так, как меня, — Скуврель пожал плечами. — Она всегда с оленем. Он — знак загадок, — знак загадок над нами фыркнул и опустил рогатую голову. — Я привел тебя к ней, чтобы ты сама услышала. Теперь ты услышала. Дворы хотят тебя, потому что выбрали во многом правильную девушку, но ее не хватило. Они хотят, чтобы ты была второй половиной того, что им нужно. И они сделают все, чтобы получить тебя.
Я кашлянула. И что я могла с этим сделать из клетки?
— А моя сестра? Чего она хочет?
— Фейвальд, — мрачно сказал Скуврель. — Разве не мило? Потому мне нужно научить тебя тому, что происходит в этом мире, пока он не поглотил тебя, Маленькая охотница.
В его глазах мерцало недоверие. Он подвинулся, и олень за ним пропал в раскате грома, Скуврель поднял высоко клетку, чтобы хмуро посмотреть на меня сквозь прутья.
— Ты можешь не считать меня другом, но если хочешь освободить отца и остановить безумную гонку сестры за властью, то я — твой союзник. И, чтобы я тебе помог, мне нужно научить тебя как можно быстрее всему о моем мире. Я сделаю из этого игру, если думаешь, что это поможет.
Я фыркнула от блеска в его глазах.
— Дай угадаю. Игра зовется «Выживание».
— Подходящее описание.
Лес стал шевелиться вокруг нас.
— Они отправят охотников за нами. Тихих убийц, которые могут украсть нас из теней, — предупредил он, хотя игриво подмигнул, и это все казалось от этого игрой. — К счастью, тебя защищают железные прутья.
— Да, жаль, что я неблагодарна.
Он фыркнул.
— Готова узнать все, что нужно, о Фейвальде?
— Только если ты сначала ответишь на вопрос, — сказала я.
— Задавай, Маленький кошмар.
— Почему мы стоим на месте, если они охотятся на нас?
Он рассмеялся и прыгнул на единорога, отбил ветку тополя и склонился агрессивно над седлом, словно мог завоевать мир со спины единорога. Может, и мог. Может, мы сделаем это место.
Глава вторая
— Сначала тебе нужно понять, — сказал Скуврель, — что Фейвальд — место постоянных перемен. То, что сегодня тут, пропадет завтра.
Я драматично зевнула.
— А ты играл в бессмертного.
— Внимательнее, Маленький кошмар, — сказал он, глядя на меня, стиснув зубы, обещая жестокость и соблазнение. — Без этих знаний ты — коза, которую вот-вот порвут.
Я вспомнила, что фейри сделали с моими козами. Мое лицо похолодело. Он кивнул, словно мы думали об одном.
— Есть хорошие и плохие фейри? — спросила я. Мы вернулись на дорогу, и она тянулась по гряде на вершине холма. На тропе едва умещался единорог. Деревья росли у дороги, но земля резко обрывалась по бокам, и было видно озаренный звездами Фейвальд во все стороны. Я охнула, увидев блеск моря в одной стороне и узкие башни широкого замка в другой стороне. Запахи леса окружали нас, купали в сладости иного мира — сосна и тимьян, травы и что-то до боли сладкое, что я не могла понять.
Я затаила дыхание, глядя, как свет луны выделял детали, будто шептал истории и сказки на ночь. Я была тут, в истории. В ужасно, но истории.
— Благие и Неблагие? — Скуврель ехидно рассмеялся. — Это глупости, Кошмарик. Мило, что ты слышала об этом, но нет. Есть только плохие и еще худшие фейри. Нас не интересует бескорыстие.
— А суженые пары? Высший лорд Кавариэль — или как его там — сказал Хуланне, что она — его пара.
— Я не устаю от твоего идеализма, — сухо сказал он. Единорог замер, встал на дыбы и бил по воздуху копытами. Скуврель схватил его за рог и встряхнул, пока конь не успокоился. Это не сработало бы с настоящей лошадью. Скуврель зарычал. — Успокойся, мертвяк, или я успокою тебя и заплачу за это головой с радостью.
Его грозный тон даже напугал меня. Не помогло то, что он сжимал медную иглу как меч. Она была ужасно острой. Другая его ладонь держала мою клетку.
— Так суженых пар нет? — с нажимом спросила я.
— Мы говорим о таком жертвам, когда заманиваем их, топим в глубинах нашего разврата. «Ах, но наша пара — это судьба, — говорим мы. — Ты не ощущаешь связь между нами? О, это ощущается как петля на шее? Игнорируй это. Это ласка истинной любви».
— Так это ложь? Я думала, вы не умеете врать.
— Это не совсем ложь. Они суждены, потому что мы решили сделать судьбу такой. И, если так ты намекаешь, что надеешься, что судьба свяжет нас как пару, то я могу только сказать, что, хоть мне льстит твое мнение, тебе придется сделать выбор старым смертным способом.
Он ухмыльнулся, словно думал, что я хотела его. Я ощутила, как кровь прилила к лицу, но не давала ему смутить меня.
Я нарочито медленно сплюнула между прутьев клетки. Конечно, он превратил простой вопрос в самовосхваление! Словно я могла выйти замуж за фейри! За жуткого фейри!
Единорог спускался по холму, и мы потеряли потрясающий вид, спускаясь в тепло спутанных ив. Крылья хлопали, ночные птицы улетали от нас. Может, видели, как Скуврель обращался с животными, которые ему попадались.
— Теперь ты вывела глупость из своего организма, может, захочешь полезные знания? — сказал Скуврель.
В духовном мире я видела лиловое сияние вокруг спутанных ив впереди, узкая тропа вонзалась в арку из их веток.
Скуврель склонился, направляя единорога туда. Тело Скувреля двигалось плавно, как у разбойника из одной из книжек, которые я читала в школе.
И как он выглядел тут без моего духовного зрения? Он выглядел красивее этого?
Я глубоко вдохнула и подняла повязку.
Крик поднялся к моему горлу, и я закрыла рот.
Я увидела сначала единорога. Без повязки — пока я видела настоящий мир — единорог был костями с полосками гниющей плоти, свисающими с них, развеваясь в воздухе. Флаги на ветру. Обрывки плоти тянулись от костлявого рога, торчащего из черепа как флаг. Глаз существа был черной пустой дырой. Темная вязкая жидкость запятнала плоть вокруг него. Белая кость виднелась в глубинах.
Я опустила повязку, пока не увидела что-нибудь еще, все тело дрожало от ужаса.
— Убей его, — прошептала я. Я вытащила лук из колчана, поправила тетиву, несмотря на качку клетки.
— Тебе нужно подумать о новых решениях проблем, — сказал Скуврель, забавляясь. — Убийство — не всегда ответ. Для начала, идти долго, а единорог — удобный пленник. И за него будет серьезное наказание. Он из Двора Кубков. Хочешь, чтобы я оказался в долгу перед твоей сестрой? Она может потребовать тебя как плату.
Я вставила стрелу в лук, Скуврель поднял клетку, чтобы посмотреть на меня, и я выстрелила. Я почти попала по его глазу. Тряска мешала целиться.
— Твои стрелы не помогут, когда ты размером с кружку пива, — нагло сказал он, его губы насмешливо изогнулись. — Но я аплодирую за попытку.
Он убрал стрелу с лица и бросил ее в меня. Капелька крови появилась у его глаза — этого было мало, чтобы даже захотеть это смахнуть.
Я недовольно подняла стрелу, вытерла ее об грязный платок, лежащий на полу клетки, а потом вернула ее и лук в колчан. Мне нужен был другой способ биться. Мои стрелы тут не помогали.
Я потянулась к повязке. Я видела единорога. Что могло быть хуже?
— Я намного хуже, — выдохнул Скуврель, все еще держа клетку так, чтобы я видела только его глаза. Я сжала лук и одну из стрел, попыталась вложить стрелу.
Он рассмеялся и вытянул руку с клеткой, заняв благородную позу, словно бросал мне вызов. Я грубо проехала по полу, по крови единорога и грязи, и врезалась в прутья на другой стороне. Я вытерла ладони о штаны и снова встала. Он не увидит, как я дрожу от страха.
— Как единорог может истекать кровью без плоти? — спросила я. Мой голос охрип.
— А как хоть кто-то из нас истекает кровью? — насмешливо спросил Скуврель. — Как мы умираем? Тебе нужно многое узнать, Кошмарик.
Это очень помогло.
Я убрала лук и стрелу в колчан, взяла себя в руки и потянулась к повязке.
— Как насчет сделки? — проурчал Скуврель. Его темные глаза сверкали серебром в свете Фейвальда. — Заключи со мной сделку, Маленькая охотница. Тебе не нужно смотреть на Фейвальд через повязку, но тебе нужно кое-что другое. Чистые вещи, возможно? Еще поцелуй? Тебе понравилось в прошлый раз.
— Ты не хочешь, чтобы я видела тебя настоящего в Фейвальде, да? — спросила я, уперев свободную руку в бедро, чтобы яростно смотреть на него.
Настоящий он в моем мире был хищным и похожим на лиса, а не красавцем, каким его делал морок. Как он мог быть еще хуже тут?
Он рассмеялся.
— Скажем так, я хочу сохранить тайны. Ты купишь те только по большой цене.
Дрожь радости пробежала по мне от его смеха. Я не сдержалась. Я хотела знать обо всех его тайнах.
Но, если я не видела этот мир четко, у меня не было шанса отыскать путь туда, где страдал мой отец, прибитый к дереву. Никакие тайны или сделки, заманчивые предложения не могли отвлечь меня от того, зачем я была тут.
Я была тут не ради власти или тайн, не ради радости, и даже не для того, чтобы утолить любопытство. Я была тут ради отца. Я не могла это забыть.
— Тогда тебе стоит бояться, — сказала я. — Потому что я люблю убивать тайны.
Я подняла повязку раньше, чем он мог меня остановить.
Я не была готова.
Но я не закричала, хотя подавленный крик терзал мой разум, как пила.
Скуврель не выглядел как смертный. Он даже не выглядел как фейри. Он выглядел как что-то, выбравшееся из глубин ада.
Он был спутанный и закутанный, как призрак из извивающихся веток черной ивы, края которых были обломаны и двигались. Красное сияние виднелось в глубине — огонь, который никогда не угасал. Это выглядело больно, и он вздрагивал и содрогался всякий раз, когда его спутанное тело сплеталось иначе. Я пыталась понять, где кончались его спутанные ветви, но они, казалось, таяли, и было сложно понять, оставались ли они плотными, или они были как тающий дух.
Казалось, он был просто нервными окончаниями, навсегда открытыми стихиям, истерзанными ветрами. Он был спутанным, комком эмоций и страсти, амбиций и жестокости, не надеялся быть кем-то еще.
Я сглотнула, такой ужас я еще не ощущала. Мои колени так ослабели, что я сжала клетку, чтобы устоять.
Я сорвала повязку с глаз из последних сил.
Я охнула, когда его морок вернулся — полные мягкие губы изогнулись в ухмылке.
— Я же тебе говорил.
Глава третья
Когда мне было шесть, отец садил меня на свежий снег и просил меня повторить все следы зверей, которые я знала. Каждый день он добавлял новый след.
— Ты не можешь быть хорошим охотником, если не знаешь зверей лучше, чем они знают себя, Элли. И гули. Их тоже важно знать. Следи за тем, что они делают. У всего есть порядок действий — образ жизни, желания, где они спят, что едят. Изучи это, и ты поймешь добычу.
Я изучала добычу.
Но порой то, на что нужно было охотиться, было страшно узнавать.
Глава четвертая
Мои зубы стучали, как бы я ни пыталась их остановить. Он не был… я знала, что он не был смертным. Он был монстром.
Я не верила ему, когда он пытался сказать мне это.
Точнее верила, но не так, как теперь.
Мои инстинкты ошибались.
Он был монстром. Единорог был монстром. Этот мир был адом. Я не осмелилась смотреть на остальной мир. Моя повязка была опущена на шею, глаза смотрели на бархат ночи так пристально, как приговоренный смотрел на своего палача.
Ну же, Элли! Найди свой огонь. Ты лучше этого. Они хуже, чем ты представляла? И что? Ты — Охотница, и ты охотишься. И чем больше хищник, тем сильнее необходимость его убить.
— Ты живешь вечно? — спросила я со стуком зубов. Вечно. Вот так. Искаженный и запутанный, пытающийся развязаться.
— Они зовут нас бессмертными, да? — спросил он бодро. Его глаза смотрели на призрачные ивы, он хмурился. Он сделал паузу. — Думаю, это бессмертие. Хотя многие назвали бы это адом и посчитали бы жалким существованием.
Должна ли я бояться? Или жалеть его?
Я запуталась так же сильно, как его облик.
Я была настороже, чуть согнулась у прутьев, не хотела расслабляться ни на миг.
— И теперь я должен потребовать, — тихо сказал Скуврель.
— Никаких требований, — сказала я, совладав с дрожью. — Сделки идут в обе стороны.
Его смех был радостным, но он сохранял голос тихим, смотрел наверх, вниз и вокруг, словено ожидал, что напасть могли с любой стороны.
— Ладно. Сделка. Ты будешь моим союзником в борьбе с твоей сестрой и… другими. Взамен я научу тебя биться как фейри.
— Не нравится мне эта сделка, — шепнула в ответ. — Я уже знаю, как биться с фейри. Я же одолела тебя?
Он закатил глаза.
— Ты одолела мою душу и оставила свой флаг в моем сердце, но это — удивительно — не поставило Фейвальд на колени. Где моя Охотница? Где та, которая поклялась заставить всех нас заплатить?
— Ты заплатишь, — прошипела я. — Я все еще заставлю всех вас заплатить. Пока мне мешает только клетка.
— Это мой кошмар. Держись за этот огонь! Сделка?
Я задумалась. Насколько я видела до этого, фейри были опасными и хитрыми. Для борьбы с ними требовалось все, что я могла предложить. И Скуврель был единственной фигурой, к которой у меня был доступ в этой игре. Я лучше буду играть с пешкой в руке, чем без этого. Любая фигура была лучше, чем ничего.
— Хорошо, — прошипела я. — Я буду твоим союзником.
— И я научу тебя биться как фейри. Ты знала, что есть пять слов, которые произошли от древнего смертного слова «wrae»?
Мы завернули за угол в туннеле кривых деревьев. Они постоянно двигались, как он. И когда они двигались, дорожки вокруг нас извивались, меняли облик. Я не смогла бы найти обратный путь без карты или проводника. Если я смогла бы вырваться из клетки.
— Не знаю, — я выражала тоном отсутствие интереса.
— Одним было слово «фейри». Странно, что вы назвали нас, да? — спросил Скуврель, остановив единорога.
Тропа тут разделялась и вела в несколько сторон, и единорог повернулся. Я не могла понять, откуда мы прибыли и куда двигались. Одна из дорожек обросла синими спутанными ивами, пока я смотрела. Еще одна открылась немного в стороне, и мое внимание привлекла красная вспышка. То была кровь? Сова заухала в бархатной тьме, и я поежилась.
— Другие четыре совсем не такие, — он сделал паузу. — Нас преследуют, — Скуврель вытащил иглу-меч из-за пояса. Она ярко сияла в голубом свете леса.
— Убийцы? — спросила я.
— Возможно. Ты поймешь, что меня всегда преследуют. Я привлекаю интерес, как закат привлекает художников.
— Почему? — спросила я, снова вытирая ладони об штаны. Они были влажными от пота, и, если меня ждали активные действия, я не хотела, чтобы они скользили.
— Кто знает? Может, потому что я так очарователен. Или, может, это из-за моей красоты.
Он был роскошен — как оживший луч лунного света, решивший проехаться со мной, словно ветви статной сосны или полная луна, подмигивающая мне, словно приятный плеск озера летом или гладкий шелк, скользящий по коже. Я отогнала ту мысль и попыталась напомнить ему о его месте.
— Да, ты роскошный. Как мило. Словно красота не мимолетна и не иллюзия ценности.
— Смелые слова, маленькая пленница. Вряд ли ты им веришь.
Его смех был хитрым.
Он выбрал тропу со следом крови, это не радовало, но единорог мчался вперед.
Я сжимала прутья, ветки хлестали вокруг нас, часто били по клетке.
— Следующее слово — «wraith». Призрак. Признай, это довольно близко к фейри, — сказал он, пока мы неслись по тропе. — Ты видела это, когда надела повязку, да?
Я старалась не дрожать от воспоминания. Да, призрак подходило. Деревья подвинулись снова, и наша тропа оказалась перекрыта.
Скуврель выругался.
Стрела попала по дереву рядом с нами со стуком.
Правда? Они стреляли в нас? Они точно ненавидели его. И они точно хотели меня.
Я прищурилась, глядя на стрелу, еще дрожащую в дереве. Она была слишком короткой для длинного лука, и перья были слишком мелкими. Стрела была не длиннее моей ладони, когда я не была миниатюрной, дрожала так, словно пыталась петь. Арбалет.
Я повернулась в клетке, но шея единорога мешала видеть. Он встал на дыбы, крича, и в этот раз Скуврель спрыгнул с его спины, пока тот был на задних ногах, приземлился на ноги в снег, клетка была в одной руке, и меч-игла в другой.
Единорог прыгнул красивой дугой, стрела попала в его круп, и он умчался прочь. Отлично. Было плохо, что он нес нас, но без коня, когда на нас охотились, было еще хуже.
— Я буду скучать по тому ужасу, — отметил Скуврель. Его пальцы идеально подходили ушку медной иглы. Он держал ее перед нами, словно отгонял зло. Я сжимала прутья клетки обеими руками, мир вокруг меня крутился и раскачивался. Я ничего не могла делать, кроме как сжимать челюсти и держаться изо всех сил.
— Дальше — «wreath», венок. Ты делаешь венки в мире смертных? Мы их тут делаем.
Что-то темное упало с деревьев над нами.
— Хочешь сделку? — сказал Скуврель напавшему, но мужчина молчал. Его лицо было скрыто золотой маской, но его уши были острыми. Фейри. Без крыльев. Он сиял тускло цветом вина, пока шел в тенях к Скуврелю, сжимая пару ножей.
Скуврель бросился, его игла неслась ко второму напавшему. Этот был фейри с маленькими козьими рожками, он был в черной маске с клювом и черными перьями вокруг глаз, но в одной руке он сжимал рапиру. Другой он бросил маленький арбалет в лес, повернулся, уклоняясь от броска Скувреля, попытался нырнуть под его руку.
— Никаких сделок? — прошипел Скуврель. — А игра? Я люблю игры.
Скуврель замахнулся клеткой, и я завопила:
— Я все еще тут!
Я ударилась об прутья, клетка попала по чему-то твердому. Моя голова ударилась об это, и я охнула, смогла лишь изо всех сил впиться в ближайший прут, ноги вылетели из-под меня в другую сторону. Моя сумка слетела с моей спины, ударилась об стену прутьев. Я рискнула оглянуться, увидела, как враг держался за голову рукой. Скуврель ударил его клеткой.
Он издевался? Я не была оружием!
Голова звенела от боли, звезды плясали перед глазами.
Но я еще не видела, чтобы мужчины так бились — или фейри против фейри. Это было не как на охоте. Это не было борьбой хищника и добычи. Это был грязный бой, полный шумных вдохов и кряхтения. Пар поднимался от тел, от открытых ран. Все было действиями и жестокостью.
— Следующее слово, — сказал Скуврель между вдохами, — «wrath», гнев. Это я тут и показываю.
Звон металла об металл вызвал крик в моем горле, и я едва смогла подавить его, клинок толщиной с меня попал в клетку через соседнее отверстие между прутьев. Клетка беспощадно дернулась, и я потеряла хватку, рухнула в прутья на другой стороне. Желудок дернулся, словно я все еще двигалась, ведь клетка летела, рухнула так, что кости тряхнуло. Меч остался между прутьев.
Они думали, что нужен был меч, чтобы убить меня? Сейчас меня можно было убить булавкой!
Все мое тело звенело. Боль слепила меня, но я боролась с ней.
Я склонила голову из клетки, и меня стошнило на нечто, похожее на мох вокруг корня дерева. Голубые цветочки выросли в моей тошноте. Фу. Гадость.
Но мой огонь вернулся. Я толкала тошноту туда, как и страх. Питала огонь! Дай мне сил! Я не умру, потому что какой-то дурак не знал, как использовать меч. Не так Элли Хантер погибнет.
Меч-игла Скувреля был в крови. Он стоял на трупе врага в маске с клювом. Еще два убийцы боролись с ним.
— Бей их! — крикнула я. Мне нужно было выбраться из клетки. Получить нормальные лук и стрелы. Или тот арбалет. — Покажи им свое, так называемое, превосходство!
Они плясали вокруг друг друга с поразительной грацией. Их бой казался скорее драматичным танцем, чем жуткой битвой. Они все — включая Скувреля — были наряжены как королевичи. Их одежда идеально сидела на них, была идеально украшена кисточками, вышивкой и кружевом. На каждом камзоле был вышит бордовый кубок.
Они были все красивыми, конечно, разве я видела не таких фейри? Идеальные образцы мужества, их мышцы красиво двигались каждый раз, когда их было видно, их бессмертные лица были милыми. Даже когда они зарычали друг на друга, это был рык огромного хищника, изящного и жестокого, а не уродливый вопль смертных.
Я осмелилась поднять повязку на миг и тут же пожалела. Открытые рты были полны зубов, щелкали, спутанная плоть существ обвивала их кости, сплеталась и расплеталась черными нитями вокруг их тел, концы нитей были растрепанными, словно пропадали в духовном мире.
Я сорвала повязку и попыталась перевести дыхание. Ну же, Элли, борись! Вид не мог убивать. Красота — только иллюзия. И уродство тоже. Они не могли убить одним видом.
— И последнее, — крикнул мне Скуврель, — «writhe», корчиться. Это покажут мои враги.
Скуврель пронзил второго фейри, отбросил его тело, словно оно ничего не значило. Мертвый фейри рухнул недалеко от меня, красивое лицо потеряло красоту, исказилось от боли, жизнь угасла в глазах, и он остался бледной оболочкой с острыми чертами и хищным лисьим лицом. Его волосы были тусклыми, и одежда стала лохмотьями. Как когда они были в нашем мире.
Фейри были мороком на мороке, иллюзией на лжи, спутанными слоями обмана.
Скуврель выругался, и я вовремя подняла взгляд, чтобы увидеть меч, летящий ко мне. Я подняла инстинктивно ладонь. Глупо, Элли. Словно моя ладошка могла отразить меч.
Клинок остановился, кончик порезал мою ладонь. Я отпрянула, прижала ладонь к груди. Красная рана пронзила мою ладонь насквозь. Я резко вдохнула от пылающей боли. Меч не задел кости. Рана могла зажить. Но было очень больно. Очень-очень.
Я отпрянула и рухнула на попу, давясь от боли. Я полезла в карман, вытащила чистый платок и обмотала им рану. Он уже пропитался кровью до того, как я закончила.
Скрежет металла заставил меня поднять голову. Скуврель вытащил мечи из моей клетки, убрал их в ножны. Он пристегнул ножны крест-накрест на своей груди, чтобы клинки свисали на его спине, как у пирата из книги. Его черные волосы выбились, обрамляли встревоженное лицо. Он поднял клетку так близко к своему лицу, что я видела маленькую татуировку на его ухе — метку пера на краю.
— Еще со мной, Маленькая охотница? — он почти рычал.
— Я не думаю, что они охотятся на тебя из-за твоей красоты, — сухо сказала я. — У меня есть подозрения, что они хотели покончить с твоей жизнью.
— И что это за жизнь, — Скуврель подмигнул.
Он обыскал тела, порылся в карманах и проверил пояса. Я смотрела с подозрением на бордовые кубки на их камзолах. Двор Кубков? Зачем посылать убийц в масках, но так их отмечать? В этом не было смысла. Если только это не было послание.
— Кто они? — спросила я.
— Враги, — сказал он. Но он не звучал встревожено. — Какой будет жизнь без врагов?
— Долгой? — предложила я.
— Скучной, — сказал он с жуткой улыбкой. — А я не скучный. Готова сыграть, Кошмарик? Первый ход в игре только что произошёл, и теперь моя очередь. Что нам делать? Покажем им значение названия фейри?
Глава пятая
Я держалась за клетку здоровой рукой, боль пронзала ладонь от тряски, пока Скуврель поднимался по ивам, чьи ветви цеплялись за нас, пока он поднимался все выше. Они гнулись под его весом и подпрыгивали от каждого движения его ног.
— Куда мы? — прошептала я, охнув, когда клетка ударилась об упрямую ветку.
— Скажи, маленькая пленница, — Скуврель склонился и хитро улыбнулся мне. — Как ощущается болтаться в клетке? Чувствуешь, как наказала меня, заперев там?
— Так это месть? — прошипела я. — Потому что не я одна, похоже, хотела бы запереть тебя.
— О, ты про убийц? — Скуврель двигался среди вершин деревьев, ветер выл сверху. — Это обычная ночь в Фейвальде. Надеюсь, тебе не скучно. Твое веселье среди моих приоритетов.
Звезды над нами были ярче, чем на земле. И они двигались. Не как падающие звезды, просто двигались, словно плясали вместе, а не сторожили на своих местах другие миры.
— Звезды живые? — выдохнула я, потрясенная настолько, что забылась на миг.
— Или мы мертвые? — спросил Скуврель, глядя на звезды, его лицо было радостным в тот миг, а потом он поменял позу, как лев, готовящийся к броску, и прыгнул.
Я подавила вопль.
Что за…?
Он прыгал с ветки на ветку, но те ветви не должны были его выдерживать! Он был как птица, порхающая с ветки на ветку, двигался почти волшебно, хотя они раскачивались и прогибались под ним. Его улыбка показывала, что он наслаждался собой и забавным движением.
Я чуть не забыла, что у него были крылья, похожие на спутанные нити дыма. От того, как они раскрывались и ловили ветер, сердце замирало в груди. Как-то раз отец сжег груду веток высотой с дом, когда помогал Барроуроу очистить поле. Огонь спутывался в черный дым, переливаясь красным и оранжевым среди белизны и тьмы. Крылья Скувреля были такими.
Как существо могло быть восхитительным и ужасным одновременно?
Сердце билось в горле, но я питала этим огонь. Теперь у меня был шанс осмотреться.
— Как тебе Спутанный лес? — спросил Скуврель. — Хорошее место для засады. Но не лучшее. Если хочешь научиться биться как фейри, вот хороший совет: не выбирай очевидное.
— Я думала, они были фейри, — парировала я.
— Были, маленькая пленница. Если бы научились биться как фейри, может, еще были бы живы.
С высоты я видела призрачный лес, растекающийся по земле, огоньки мерцали среди ветвей, и густое море бушевало и сверкало в свете луны за раскачивающимися ветвями. Спутанный лес, сказал Скуврель. Он не был бесконечным. Но так казалось, когда я была в нем.
Я не должна была видеть это без повязки. Я должна была видеть только бледные силуэты. Но правила тут работали иначе. Если честно, я не знала, было ли хоть что-то реальным. Может, я умерла, когда единорог напал на меня на другой стороне волшебного круга. Может, это был ад, который был создан, чтобы наказать меня за то, что я подвела сестру, отца и город.
Может, это был мой шанс уничтожить Фейвальд.
Раздражение кипело во мне, ухудшалось с каждой секундой побега от неизвестных теней. Инстинкт ревел во мне, требовал бежать, прыгать и биться. А я была заперта в мелкой клетке, как белка-летяга в коробке. Отец поймал одну из таких для меня, когда мне едва исполнилось семь, чтобы просто показать ночного зверя. Он не дал ее трогать или оставить, хоть я и упрашивала.
— Плен — худшая пытка. Все существа должны быть свободны, — сказал он.
Я хотела быть свободной, и с каждым прыжком Скувреля желание становилось сильнее.
Отец, наверное, тоже так думал. Я не могла забывать об этом.
— Там есть еще убийцы? — спросила я, стараясь отвлечься от мыслей о плене.
— Всегда, — он пригнулся, чтобы прыжок унес нас под покров ветвей. Они становились шире, а деревья — все больше. — Нам нужно миновать городок на краю Спутанного леса. Только так можно пройти эту часть.
— Ты не можешь просто перелететь его?
— Тогда увидят все фейри района.
— Один из них пробил клинком мою ладонь, — я подняла окровавленную ладонь. Было очень больно. Мне нужно было зашить рану и перевязать должным образом.
Скуврель рассмеялся.
— Тогда я рад, что убил его, пленница. Ты теперь принадлежишь мне, и любой вред тебе — кража у меня. Вот следующий совет: если нужно туда, куда ты не хочешь идти, сделай вид, что тебе это нравится.
Я фыркнула. Впереди было ярко-желтое свечение, как от фонарей. Мы прыгали туда, набирая скорость.
— Это городок? — спросила я.
— Рынок Спутанного леса, — согласился Скуврель.
— Это твой дом? Тебя попытаются убить там?
В этот раз его смех звенел как стекло, по которому стучали ножом.
— Это Фейвальд, пленница. Если никто тебя не пытается убить, то ты даже не в игре.
— Какой игре?
Я пыталась поймать его взгляд, но клетка была на уровне его пояса, и я видела только его камзол и голый торс под ним, когда ткань распахивалась. Я хорошо умела читать лица, но даже я не могла понять человека, глядя на мышцы его живота.
— Игре Дворов, пленница. Они хотят поймать Валета.
— А это ты? — я слышала, как Хуланна так его звала.
— Он самый, — звучало так, словно он ухмылялся.
— К какому Двору ты относишься?
— Ни к какому. Валет не из Двора. Он — один из четырех игроков, которые идут в своем ритме, которые живут и умирают вне Дворов Дураков. Валет — это я. Истину ты встречала. Равновесие. Убийца рода. Мы — важная часть игры, но цена — одиночество. Ни Двора. Ни семьи. Ни дома. Только вечная игра.
— Почему ты решил стать Валетом, если тебе это не нравится? — спросила я. Чем больше я говорила, тем меньше думала об огненной боли в ладони или тошноте от дикой тряски клетки.
— Все как обычно. Я убил старого Валета. Как потом один из тех дураков убьет меня.
— Я думала, вы — бессмертные, — ехидно сказала я.
— Почти — если только нас не убили. Ты не увидишь, как фейри умирает от болезни или старости.
Я помедлила.
— Потому что вы такие крепкие, или потому что многих убивают до того, как у болезни или старости появится шанс?
Его смех был невеселым.
— Умный вопрос, пленница. Какой ответ тебя порадует больше?
Стало бы мне лучше, если бы я знала, что он мог вот-вот умереть, или если бы я знала, что он сможет жить и долго держать меня в плену?
— Не знаю, — сообщила я.
— И я, — признался он. — А теперь поищем место спрятаться. Ночь кончается. Нас поймают и убьют, если мы будем снаружи после восхода солнца.
— Даже великого Валета?
— Особенно такой приз, как я.
Вдали было слышно голоса, что-то праздновали. Скуврель направился на звук, чуть горбясь.
— Тебя ранили в бою? — меня удивила моя тревога.
— Не больше, чем тебя, — сухо сказал он, не сводя взгляда с сияния впереди. — Не говори ни с кем на рынке.
— Что ты со мной сделаешь? — резко спросила я, вдруг нервничая при виде поселения. На последнем собрании фейри, которое я видела, моего отца мучили в качестве развлечения, и моя сестра делала это. Что будет тут?
— Я продам тебя по высшей цене, — бодро сказал он.
Я охнула.
— Но я — твой союзник!
— Именно.
Мой желудок словно провалился в яму. Скуврель был хитрым, но я не думала, что могла попасть в плен к другому фейри. От этой мысли проступил холодный пот. Это было бы… мучительно.
— Сейчас? — выдавила я.
Он рассмеялся.
— Позже. Когда будет нужно для цели.
— Ты врешь.
— Я никогда не вру, — он погрозил мне пальцем. — Я это говорил.
Что сказать? Я была в плену, меня могли продать. Я ощущала себя… маленькой. Еще меньше, чем уже была в клетке. И я ужасно злилась. Он думал, что мог продать меня? Серьезно? Как зайца из капкана?
Городок — если это был он — был полон смеха и воплей. Одна нора в теплой тени ив была связана узким проходом со следующей, и так далее. В первой норе был длинный бар, где фейри с зеленоватой кожей и белыми усами предложил нам кружку чего-то горячего, что булькало. Черепа смертных стояли стопками во всю стену, и клиенты пили из надбитых чашек — все были разными. Мои глаза расширились. Скуврель собирался вот так продать меня фейри? Я проведу дни в клетке на баре, пока фейри пили из разных фарфоровых чашек.
Скуврель проигнорировал предложение — к моему счастью — прошел мимо женщины с оленьими рогами и румяными щеками. Она пыталась поцеловать его. У нее было ожерелье из изумрудов и костей пальцев. Может, он продаст меня такой женщине ради поцелуев, и я окажусь под брошенным платьем на полу ее спальни. Я поежилась. Может, стоило заключить сделку со Скуврелем. Но чего будет стоить просьба не делать меня игрушкой тех существ?
Мы шли по норе, где продавали только маски разных цветов и невообразимых видов. Некоторые были без дыр для глаз, некоторые с дырами для трех или четырех глаз. Магазины, бары и аптеки тянулись в маленьких пещерах, сплетенных из ветвей ив, некоторые были устелены большими перьями, как гнезда. Каждая была более жуткой, чем предыдущая.
Одна торговка заявила, что пальцы ног Скувреля подогнутся от запаха ее духов. В ее волосы были вплетены бусы, похожие на глаза. Они были из стекла — я была уверена, но от этого они лучше не выглядели.
Другой предложил Скуврелю провести ночь в чудесных иллюзиях с одной щепоткой серебряного порошка. Его болезненное лицо и тощее тело указывали на обратное.
Третий — мужчина, который не вышел из тени у двери, из-за которого постоянно доносились крики ужаса, предложил Скуврелю любовное зелье, которое привлечет внимание любой девы, которую он пожелает.
— Ах, у меня уже есть внимание той, которая мне нужна, — тихо сказал он, и спутница продавца — милая фейри в коричнево-зеленом одеянии, не скрывающем ее красивую фигуру — тихо вздохнула и прикусила губу, пока он не зарычал. Но Скуврель пошел дальше.
Серьезно? Хитрый Скуврель любил, когда женщины, заигрывая, прикусывали губу? Я думала, что он был выше этого. Хотя мне было все равно.
Кто-то стучал по металлическим ведрам, и фейри танцевали, бились в дуэлях, жонглировали и играли в карты, заигрывали и выпивали, продавали и покупали. Но другой музыки не было, и от этого их поведение выглядело как фарс. Словно кто-то напевал песню, слова которой забыл, или махал мечом, не зная, что он мог убить.
— Они веселятся всю ночь? — шепнула я, Скуврель зашел за магазин и взбирался по ветвям ивы, часто оглядываясь.
— В Фейвальде днем мы спим, — ответил он шепотом, и его шепот вызвал у меня необъяснимый трепет. — Тебе не говорили, что монстры выходят только по ночам?
— Тогда, может, стоит путешествовать днем, — предложила я.
— Ты не хочешь обработать ладонь, пока рана не стала гнить? — парировал он. С этим было сложно спорить.
— Ваши деревни фейри ужасно маленькие и простые, не сходится с твоими словами. Я-то думала, что буду в восторге. Но я разочарована. Моя деревня вдвое больше этой, — сказала я, скрывая ужас от места за ехидством. Я лучше сожгу это место дотла, чем буду жить тут. Кто-то должен был сделать это.
Он хмуро посмотрел на меня, но в глазах было веселье.
— Рынок Спутанного леса — просто мелкий рынок для низов общества фейри. Если бы ты была впечатлена, я выбросил бы твою клетку в реку. Но не искушай меня. Я могу продать тебя за пару воробьев и уйти. Хочешь такую судьбу?
Я недовольно скрестила руки.
— Я стою больше воробьев!
Я не привыкла торговаться со слабой позиции. Что я могла предложить ему, чтобы получить то, чего я хотела? Я не хотела, чтобы меня продали. Скуврель был опасным, но знакомым злом. Знакомым злом, убившим троих этой ночью без переживаний, но да. Я не хотела попасть к мужчине, пьющему в баре.
Сердце колотилось в груди от мысли об этом. Пот выступил на лбу.
Скуврель скользнул сквозь ветви, дважды сделал поворот и обошел по кругу к узкому проему под крышей из веток и земли. Мы попали будто в гнездо птицы — но большой, размером с человека. Стекляшки на шнурках свисали со спутанных ветвей, внутри сияли огоньки. С одной стороны за ветками был выступ, покрытый мхом, рядом журчал ручей, покрывая все прохладными брызгами воды.
Белые перья устилали пол и стены из ветвей ивы, которые кто-то вырезал с огромным терпением. Там были истории, сцена за сценой, чтобы, лежа на перьях, можно было увидеть на стенах и потолке целую историю в картинках. Это было… странно бессмертным. Словно кого-то заперли тут, и он вырезал это, чтобы скоротать время. Но тут не было прутьев и замков. Сюда можно было легко пройти со стороны ручья. Так зачем было вырезать эти ветки?
— Это твой дом? — с опаской спросила я. Выглядело странно просто. Даже уютно.
Скуврель рассмеялся.
— Нет. Но всем порой нужно спрятаться в дыре. Мы останемся тут на день.
— А потом ты продашь меня за пару воробьев? — с вызовом сказала я. — Ты меня не продашь, Скуврель.
На его лице проступило что-то, похожее на печаль, и он сменил тему:
— Заключи со мной сделку, пленница, и я зашью и перевяжу твою руку, дам тебе помыться, а потом только верну в клетку.
— Может, я хочу свободу, — возразила я. Начинай высоко, Элли. Так работают сделки.
— Боюсь, о таком нет и речи, — его взгляд был опасным. — Мне слишком сильно нравится власть над тобой.
— Я думала, мы были друзьями, — от раздражения мои губы скривились.
Он посерьезнел, пронзил меня взглядом, но смолчал. Он сел на перья, снял сапоги и камзол и лег спиной на перину. Длинный порез тянулся по его ребрам, татуировки перьев огибали одну сторону грудной клетки, задевая ножи, игральные карты и что-то, похожее на череп мыши.
Он подвинул мою клетку, чтобы легко видеть меня, скрестил руки под головой. Я смотрела на мышцы его рук и торса, на чувственно облегающие его предплечья татуировки, но видела воспоминание о том, каким он был, искаженным, страдающим и бессмертным.
Он был прекрасным и ужасным. Милым и страшным.
Я сглотнула.
— Тогда не продавай меня. Давай такую сделку. Я не хочу, чтобы меня продали.
Его тон был каменным:
— Я должен продать тебя тому, кто больше даст, Элли. Иначе игра не ведется. Мы договоримся о другом.
Пусть страх придаст сил, Элли.
— Ты мной не владеешь.
— Разве? — его ухмылка дразнила, но он смотрел на меня внимательно, словно что-то замышлял.
— Если я заключу с тобой сделку, — я облизнула губы, его глаза загорелись, и он так резко сел, что я отпрянула от прутьев.
— Да?
— Если я заключу с тобой сделку, — начала я снова, выпрямившись и высоко подняв голову, руки были скрещены на груди, — что ты захочешь со своей стороны?
Он ухмыльнулся, окинул меня взглядом. Я ощутила, как вспыхнули мои щеки.
— Ты не такая милая, как твоя сестра, — сказал он, и горечь, настоявшаяся за всю мою жизнь, поднялась во мне.
— Скажи то, чего я не знаю, — буркнула я.
— Вызов принят, — он задумался на миг, глаза восторженно сияли. — Красота — не достижение. Ты это не знаешь.
— Уверена, я говорила это тебе пару часов назад.
— Ах, но не искренне. А я говорю честно. Красота — то, на что натыкаешься во тьме, подарок Великого судии. Но жестокость можно вырастить.
— У тебя есть и то, и другое, так что тебе вдвойне повезло, — сухо сказала я.
Его смех был искренним.
— Да? Щедро так говорить. Значит, мне вдвойне повезло.
Он отвернулся от меня, встал и потянул за ветку у края гнезда, как за рычаг. К моему удивлению, ветки раздвинулись, и стало видно шкаф. Он полез туда и, почти не медля, вытащил чистые сапоги, узкие штаны и черную шелковую рубашку с высоким воротником. Он замер у камзолов, выбрал ярко-зеленый. Он был из бархата, и кто-то вышил на нем черные перья с серебряными кончиками.
— Вот следующий урок борьбы как фейри. Создавай идеальный облик.
— Разве ты не должен выглядеть мужественнее? — нахмурилась я. — Я вижу слишком много кружев.
Он прищурился.
— Мужественнее? Я мог бы прибыть голым, украшенным лишь кровью врагов, но предпочитаю что-нибудь с воротником.
Он бросил вещи в стороне и стал раздеваться.
Я охнула и отвернулась, а потом услышала плеск в ручье. Когда я нервно взглянула на него, он снова рассмеялся. Вода скрывала его по пояс, но он все равно выглядел пошло. Он выглядел бы так и в дюжине слоев одежды от подбородка до носков. Было в нем что-то, что пошлость делало почетным знаком.
— Ты теперь живешь в моем мире, пленница, — сказал он. — Пока ты не поймешь это, ты будешь просто узницей в маленькой клетке.
Неприемлемо.
— Я заключу с тобой сделку, — я подняла голову выше. — Скажи, чего ты хочешь.
Глава шестая
Его глаза радостно загорелись, он потянулся из воды к моей клетке и опустил ее на свои колени. К моему облегчению, он все-таки был в штанах.
Он отклонился на мшистый камень, вода двигалась вокруг него. Улыбка Скувреля стала шире. Я посмотрела на ручей. Вода была почти под клеткой. Один его промах, и клетка упадет в воду, и я умру под волнами. Я пригляделась сильнее и охнула. Волосы двигались под пузырьками? Я почти смогла различить лицо женщины в глубинах ручья, но он не мог быть таким глубоким.
— Видишь свою судьбу в воде? — пошутил Скуврель. — Говорят, что чистый взгляд может видеть девушек, утонувших тут, если смотреть внимательно.
— Каких девушек? — спросила я бодрым тоном, хотя взгляд заметил еще один силуэт женщины, ее волосы развевались вокруг Скувреля.
— Дриады этого ручья мстительны, — он пожал плечами. Он не сводил с меня взгляда, пока говорил, словно я была интереснее, чем то, о чем он говорил. — Они топят красивых женщин, которые приходят сюда, из ревности.
— Тогда я в безопасности, — сказала я храбрее, чем себя ощущала. — Никто ни разу не звал меня милой.
Он рассмеялся.
— Сделка, Валет, — я удерживала свою решимость. Если я не могла пока освободиться, я не хотела хотя бы быть проданной. Может, он не согласится на такое, но я могла создать сделку, которая была близко к этому.
— Чего изволишь, маленькая пленница? Я уже сделал тебя своим союзником и предложил тебе свои советы о мире, в который ты попала. Что еще ты хочешь? — Скуврель отклонился, чтобы вода задела его волосы, а потом сел и встряхнулся, как собака. Капля воды попала по моему лицу, и я нахмурилась и вытерла воду рукавом.
— Я хочу сначала знать, что ты потребуешь, — возразила я. — Я не буду глупо соглашаться на сделку, не зная, что случится.
— О, не надо недоверия, пленница. Я был тебе хорошим другом. Я же привел тебя в Фейвальд? Ты этого хотела. И пытался не дать тебе увидеть наш мир без морока. Это было добротой. Ты ранишь меня своими подозрениями.
— А что ты сделал, чтобы уменьшить мои подозрения? — осведомилась я.
Он рассмеялся.
— Что делала ты на моем месте? Ты была такой, как и должен быть яростный кошмарик, так что не говори о дружбе и верности. Сделай мне предложение. Посмотрим, клюну ли я.
— Я предлагаю, — начала я, его рот приоткрылся, он затаил дыхание. Чего он мог захотеть? — Я предлагаю игру.
— Игру? — он обрадовался.
Хорошо. Но какую игру я могла ему предложить?
— Да, — я ухватилась за идею. — Ты выпустишь меня из этой клетки на час, позволишь помыться и переодеться в чистую сухую одежду, что-нибудь поесть, а еще исцелишь мою ладонь, а взамен я не попытаюсь убежать за этот час и поиграю с тобой.
Его улыбка была счастливой.
— О, в твоей сделке есть дыры, пленница. Попробуем снова. Ты, — твердо сказал он, — сможешь выйти из клетки так, чтобы помыться и обработать руку, а потом вернешься, не пытаясь сбежать, не умоляя меня отпустить тебя или как-то еще манипулируя мной вне клетки. Ты не попытаешься убить меня или навредить мне. Я предложу еду и шанс помыться, но ты наденешь то, что я дам, и оставишь старую одежду в клетке.
— Вот уж нет! — возмутилась я.
— Можешь прикрыться той мерзкой тряпкой с пола. Ее все равно нужно убрать, — он сморщил нос. — И я не закончил. Я исцелю твою ладонь. Останется шрам. Но я зашью и перевяжу рану. Взамен ты дашь мне поцелуй и игру.
— Никакого поцелуя, — сказала я. Это уже было плохо.
Он ухмыльнулся.
— Мои поцелуи такие ценные, что ты не спешишь принимать один? Ладно. Без поцелуя. Договорились?
— Ты даже не спросил, какую игру я предлагаю, — возразила я.
— Думаю, ты изобретательна, — радость озарила его лицо. — Договорились?
— Да, — я переживала, ведь он был сговорчивым. Мне нужно было умно поступить с игрой, это могло повлиять на него. Но было мало времени думать об этом, пока я буду заниматься необходимыми делами. Или… то, что сделки связывали его, не означало, что они связывали меня? — Я согласна на сделку.
— И я согласен на сделку, — сказал Скуврель. — А теперь снимай грязную одежду.
Я нахмурилась, схватила грязную тряпку с пола и укуталась так, чтобы снять сумку, лук и колчан, грязную одежду под покровом того, что раньше было моим платком, а теперь было для меня больше простыни.
Мои щеки загорелись раньше, чем я начала, и его смешки не помогали.
— Давай уже, — сказала я, сняв все свои вещи. Но я оставила нож под тканью. Он поймет?
Он открыл дверцу клетки.
Глава седьмая
Когда мне было одиннадцать, я пошла с Олэном в лес. Мне нравилось гулять с Олэном. Он не хотел ничего, кроме общества.
Мы забрели к утесам у реки и услышали безумные вопли вдали. Олэн посмотрел на меня, и нам не нужно было говорить. Мы оба знали, что поможем существу, которое так кричало.
Я видела орлов издалека, но ни разу — так близко. Его ногти были длиной с мой мизинец.
— Тише, — сказал Олэн, когда я сняла куртку. — Осторожно.
Орел застрял в трещине в камне. Одно крыло было сломано. Оно свисало, орел дергал лапами и другим крылом, но то крыло застряло в трещине, и он вряд ли мог улететь на одном крыле. Сверху нависли два гуля, ждали его дух.
— Как он туда попал? — спросила я, но Олэн покачал головой. Мы так и не узнали ответ. Порой что-то просто случалось.
Я схватила длинную палку и прыгнула к гулям, рассекла ею их призрачные тела. Они зарычали, но еще два взмаха прогнали их.
— Я все еще не знаю, как ты это делаешь, — сказал Олэн, поежившись. — Стоит им на меня посмотреть, и я застываю!
Я хмыкнула, отбросила палку и схватила куртку. Я накинула ее на голову орла, чтобы он не бился с нами, и Олэн вытащил его из камней. Куртка обвивала его когти и клюв, Олэн отнес его домой.
Мы вправили его крыло днем, оба получили при этом глубокие порезы. Орел не доверял нашим попыткам исцелить его.
Я вышла и поймала белку для орла, пока Олэн перенес его в загон для коз. Орел не тронул белки. Но он привык к загону, и, когда крыло зажило, Олэн выпустил его, и орел свил гнездо рядом с загоном. Каждую весну он и его пара гнездились там.
И когда он видел Олена и меня, он покачивал в приветствии крылом.
Порой доброта создавала узел меж двух существ, который было сложно разрезать.
Глава восьмая
Я странно нервничала, выходя их клетки и принимая свой полный размер, и это меня злило. Почему я нервничала? Это он должен был переживать.
Я прошла в воду, уже была по пояс и старалась не думать об утопленницах, хотя почти ощущала их волосы вокруг своих ног. Белые кувшинки окружали меня. Может, они всегда цвели в это время дня. Я старалась не думать об этом. Никаких отвлечений, Элли. Это твой шанс сбежать.
На другой стороне ручья ждали спутанные ивы. Нужно было только ударить Скувреля ножом, схватить свои вещи из клетки и убежать.
Он опустил клетку на берег в тот же миг, когда я бросилась к нему с кинжалом. Клинок замер в дюйме от его тела, моя рука не слушалась. Мышцы не шевелились.
Я в ужасе посмотрела на него. Что он сделал?
Он посмотрел на мое лицо и согнулся от хохота. Я выхватила нож из застывшей руки свободной ладонью и попыталась снова, но теперь замерла другая рука. Скуврель пытался говорить, но слова скрывал смех. Он поднял ладонь — словно я могла пошевелиться — пока пытался перестать смеяться.
— Что смешного? — осведомилась я, ярость была горечью во рту. Что он со мной сделал?
— Кошмарик, — сказал он, когда его смех утих, глаза опасно блестели. — Забавный кошмарик! Твое слово не стоит и гроша в твоем мире, но тут оно связывает тебя так же прочно, как меня — мое слово.
Но он не был расстроен. Он забрал у меня нож почти с любовью, и как только оружие пропало, мои руки опустились. Я с тоской посмотрела на ивы за ручьем. Этой ночью я не сбегу. Слезы покалывали глаза, но я не давала себе плакать. Я превратила их во внутренний огонь. Больше топлива.
— Если не против, — холодно сказала я, — мне нужно помыться.
Моя ладонь убивала меня. Мне нужно было обработать ее сильнее, чем помыться, но все по порядку.
— Конечно, — согласился он. — От тебя воняет единорогом и гнилой плотью.
Я нахмурилась и нырнула в воду вместе с тряпкой в грязи и крови.
— Не скромничай при мне, — дразнил Скуврель.
Я забыла, как он влиял на меня, когда мы были одного размера. Я забыла, каким красивым делал его морок, и как мое сердце колотилось, хотя мозг кричал: «Ты видела его настоящим, дура, и он — почти демон!».
Сердцу было все равно. Как и легким. Я пыталась нормально дышать, пока глаза отмечали блеск воды на мышцах, когда он выбрался из ручья и прошел в гнездо.
— Я выберу для тебя интересный наряд, ладно? — сказал он.
— Лучше бы что-нибудь приличное.
Иначе я попытаюсь напасть снова. Должен быть способ обойти эту сделку.
Полоска зеленого шелка вылетела из-за двери на берег, когда я закончила расплетать волосы.
— Я должна надеть это? — спросила я.
Ответом был лишь смех. Я недовольно фыркнула и нырнула под воду, старалась не открывать глаза и не думать о мертвых девушках. Что-то хлюпнуло под моими ногами. Что-то обвило мою ступню. Я бросила грязную ткань и подбежала к берегу ручья, высоко поднимая колени, отчаянно пытаясь не кричать и не касаться воды.
Они трогали меня. Мертвые девушки меня трогали!
Полоска шелка оказалась тонким халатом. Я надела его, и Скуврель вышел из гнезда в сухих штанах, высушивая волосы ладонью. Он побрился. Как он сделал это так быстро? Он прикусил губу, глядя на меня.
— Что? — я нахмурилась.
— Ты выглядишь смертно.
— В отличие от тебя, я все время так выгляжу.
— Да, и разве это не волшебный талант? — сказал он. Он посмотрел на мои ступни. Это должно было радовать меня, ведь я ожидала, что его хитрый взгляд будет на другом месте. Я опустила взгляд и увидела скопления колокольчиков, цветущие вокруг меня. Они были там до этого? — Займемся твоей ладонью, — он разложил зеленую ткань на мхе и сел рядом. Она была длинной, зеленой и не похожей на бинт. Там были медная иголка и нить. — Сначала швы.
Я не хотела, чтобы он зашивал руку, но от мысли об игле, проходящей сквозь плоть, меня мутило. Я не смогла бы сделать это сама.
— Жаль, ты не согласился ее исцелить, — печально сказала я, села рядом с ним, протянула руку и отвела взгляд. Я скривилась, когда он налил что-то на рану. Я и не заметила флягу при нем. Но это было логично. Алкоголь хорошо промывал раны.
— Ах, но тогда я не смог бы сделать это, — тихо сказал он, звуча радостно.
Игла впилась в мою кожу.
— Тебе так нравится шить?
— Тихо, ты отвлекаешь меня.
Я прикусила губу, а он работал, чистил и зашивал. Минуты тянулись в тишине, полной боли. Воздух между нами был будто перед ударом молнии. Я почти ощущала это на языке.
— Подержи ладонь, пока я готовлю бинт, — шепнул он, по моей коже пробежали мурашки.
Я сжимала раненую ладонь другой рукой. Он удивительно хорошо зашил рану. Его работа была аккуратной и чистой, хотя кожа под стежками пылала.
— Ты уже так делал? — спросила я.
— Ни разу, — его глаза блестели, улыбка была озорной, когда он стал обвивать мою ладонь зеленым бинтом. — Но все когда-нибудь случается в первый раз.
Меня очаровал озорной блеск его глаз, и я едва замечала, что он делал, пока я не опустила голову.
— Ты ужасно перевязываешь раны, — сказала я. — Ты запутал наши ладони в ткани. Ты так и хотел завязать бинт?
— Да, — сказал он так искренне, что я рассмеялась. Он замер, будто наслаждался мигом, а потом заговорил с вызовом в глазах. — А ты знаешь способ лучше?
Я ответила ему ехидно:
— Да.
Торжество мелькнуло на его лице и плохо скрываемая радость. Через миг выражение смягчилось, и я охнула. Скуврель никогда не был мягким. Что в моем ответе вызвало это? Качая головой, я высвободила здоровую руку и перевязала рану сама.
— Теперь, — сказала я, закончив, — должна быть одежда.
— Лежит на кровати, — он неловко кашлянул. — А потом ты вернешься в клетку и объяснишь игру.
Одеждой оказались узкие зеленые леггинсы, золотые сандалии, украшенные красными ягодами и серебряными листьями, легкая туника без рукавов из маленьких белых перьев и короткий золотой жилет, расшитый коричневыми переливающимися глазами. В ней я ощущала себя странно. Как мокрый орел. Я надеялась, что смогу постирать и высушить свою настоящую одежду до того, как этот наряд кто-то увидит.
— Чья это одежда? — спросила я.
— Моя, — сказал Скуврель. Это точно была ложь. Они сидели на мне как влитые. — Готова к клетке? — спросил Скуврель, поднимая ее, когда я вышла из шкафа, где одевалась. Он был румяным и тяжело дышал, и я растерянно нахмурилась. Он протянул мне небольшую миску орехов другой рукой и пожал плечами. — Тут есть только эта еда.
— Готов проиграть в игре? — ответила я, но не приняла орехи. В книге говорилось есть только с солью. Я не хотела попасться сильнее, чем уже была.
Это не навсегда, Элли. Это временно.
Ты чистая, рана перевязана, и ты узнала, что нарушить слово не выйдет. Это что-то, да? Радуйся небольшим победам.
— Я не проиграю, — сказал Скуврель, запер дверцу клетки и ушел в шкаф. — Но мы поиграем завтра. Нам обоим нужно поспать.
Он вышел из шкафа, и я охнула. Он выглядел как настоящий фейри-валет с ремешком с ножами на груди и парой золотых сережек в одном ухе. Как фейри-валет, собравшийся убежать со мной в лес.
— Не нарушай свои правила из-за меня, — ехидно сказала я.
Он порылся в шкафу и пришел с графином, парой наперстков и миской. Он наполнил их водой из ручья, попил из графина и опустил миску рядом с моей клеткой.
— Вот. Попей, постирай одежду. Что хочешь.
Меня не нужно было уговаривать. Я развязала сумку, вытащила палатку и устанавливала ее между прутьев клетки раньше, чем он закончил пить воду. Я сделала глоток из наперстка, наполнила флягу, отстирала одежду и повесила на прутьях. Скуврель притянул клетку к груди, обвил ее руками и лег.
— Это ужасно близко, — буркнула я. Было неловко смотреть на его грудь или ноги, оказавшиеся вокруг клетки, но так, чтобы не задевать железные прутья.
— Не хочу, чтобы тебя украли, — сказал он, но голос был тихим. Я подумала, что он уже уснул, но он пробормотал что-то, звучащее как «ценность».
Но это было глупо. Я ждала, его лицо смягчилось, дыхание стало глубже. Я не ушла в палатку. Нет. В моей руке был золотой ключ. Я и забыла, что положила его в сумку.
Глава девятая
Может, стоило ощущать вину из-за этого. Я же обещала быть союзником Скувреля. И он мило поступил, перевязав мою руку, хоть глупо потребовал одеться в то, что он выбрал. Но я не должна была сидеть в клетке.
И ключ был волшебным. На нем все еще был волос единорога.
Пришлось оставить одежду и палатку. Если бы я попыталась их забрать, он мог проснуться, хотя я смогла забрать сумку со всем остальным.
Я осторожно закинула сумку на спину и подошла к засову клетки. Поднимать его было бесполезно. Вокруг него уже не было проволоки. И там не было скважины. Но волшебный ключ точно сделал бы что-нибудь. Я осторожно подняла ключ и коснулась засова. Он открылся, и я выдохнула с облегчением, убрала ключ в сумку и осторожно выскользнула наружу.
Я тут же стала полного размера.
Я взглянула на Скувреля. Он выглядел маленьким, ведь я теперь была больше его ладони. И он был уязвимым, темные ресницы лежали на шелковистой коже. Я подавила сочувствие. С каких пор Скуврель нуждался в этом от меня? Он мог сам справиться.
Не оглядываясь, я прошла к берегу ручья и прокралась по камням, покрытым мхом. Придется идти за ручьем в лес. Я не знала другого выхода, но ручьи всегда вели к большой воде. Я могла добраться с ним до моря, которое видела по пути сюда. Я чуть не надела повязку. Не надо, Элли. Ты знаешь, что там. От вида проще не будет.
Я оглянулась. Мои ноги оставляли следы колокольчиков. Отлично. Я оставляла след из цветов в этом безумном мире. Конечно, Скуврель вел себя так, словно от его желания солнце восходило и опускалось. Когда цветы оставались там, где ходил, это могло вскружить голову.
Я вздохнула и пошла по мелководной части ручья. Следов цветов уже не было. Но приходилось идти сквозь волосы в воде. С сердцем в горле я брела в воде.
Я и раньше ходила по дикой природе. Потому я и переживала. Скоро будет рассвет. Скуврель сказал, что они спали днем, но вдруг он повернется во сне и заметит, что я пропала? В свете дня заметить будет просто. Как далеко я уйду до того, как Скуврель увидит пустую клетку? Хватит ли мне скорости? Смогу ли я спрятаться?
Что-то пахло дымом.
Где-то были фейри. Мне нужно было замедлиться и не шуметь, чтобы меня не поймали. Стало теплее? Я потерла лоб. Было жарко, как летом.
Что-то трещало вдали. Я застыла.
Дым становился гуще.
На горизонте был тусклый оранжевый свет. Не золото рассвета, а грозное оранжевое сияние.
Что-то больше костра горело там.
Я застыла, не знала, куда бежать. Я должна была оставаться в ручье. Он не будет гореть, хотя, возможно, придется уйти в глубокие части, если огонь доберется сюда.
Спутанный лес казался древним. Такой огонь не мог быть нормальным, да?
Сияние казалось ярче впереди меня. Если идти туда, я точно обнаружу огонь. Но, если развернусь, попаду к Скуврелю. Я лучше попытаюсь выжить сама в отчаянной ситуации, чем останусь с ним.
Стиснув зубы, я пошла дальше. Я не была ничьей пленницей.
Пот стекал по лбу и спине. Оранжевый свет становился ярче, как и небо, наступил рассвет.
Может, стоило развернуться. Может, ручей не мог меня защитить. Я видела, как сгорали звери в лесном пожаре. Я видела, как их малыши прятались под ними от огня. Ручей защитит меня так?
Я кусала губу, переживая, когда вдруг увидела огонь. Он ревел в Спутанном лесу, двигался ко мне удивительно быстро, лизал ивы и сухую траву в поглощающем поцелуе смерти.
Я глубоко вдохнула и бросилась в воду.
Я открыла глаза. Пустые глаза смотрели на меня, и я закричала под водой, мой нос задел нос одной из мертвых девушек. Она была милой, как и говорил Скуврель. И мертвой. Ее волосы развевались вокруг меня. Я запаниковала, металась в воде.
И рухнула на пол клетки, остатки воздуха вылетели из легких.
— Ох.
— Что ты сделала с красивой одеждой? — сказал Скуврель. — Она хорошо на тебе сидела. До этого.
Но мне было плевать, что я была в дыму и воде. Я выругалась, вскочила на ноги, но ничего не могла поделать. Я снова была маленькой. Снова была в клетке.
Я раздраженно закричала. Но у меня же еще был ключ, да?
Нет. Ладонь была пустой. Я дышала быстро в панике, ощупывала пол вокруг себя, искала…
— Это ищешь? — спросил Скуврель, показывая мне золотой ключ в полном размере на своей ладони. Он убрал его в карман. — Теперь ты знаешь. Ты не можешь сбежать. А мне придется нарушить еще одно правило.
— Какое? — спросила я, дрожа, вода собралась у моих ног, прекрасная одежда, которую мне дал Скуврель, промокла и смялась.
Он выглядел серьезно — такое бывало редко — и, говоря со мной, прикрывал глаза ладонью, словно боялся смотреть на огонь.
— Мы пойдем днем. Я не хочу быть сожженным заживо. У твоей сестры явная любовь к драматизму, — сказал он, схватил мою клетку и прыгнул в рассвет.
Глава десятая
— Разве мы не должны вернуться на рынок? — спросила я. Мне не понравилось там, но это было лучше леса фейри.
— А что горит, по-твоему? К ночи останутся только пепел и сожаления.
Я привязала сумку и колчан к прутьям, Скуврель прыгнул в воздух. В прошлый раз мы убегали от убийц, и от меня не было проку, но в этот раз я не собиралась быть бесполезной. Я была Охотницей. Я не была жертвой, даже если была в клетке.
За это я держалась. Я не была блуждающей пленницей. Мою судьбу не вырвали из моих рук. Мне нужно было помнить это. Я не могла давать себе поверить, что я была жертвой.
Я была тут, чтобы спасти отца и разобраться с сестрой — даже если придется тащить ее домой за волосы и побить за глупость… или сделать что-нибудь еще.
Я была шпионкой. Мне нужно было собрать всю информацию, какую я могла, пока я была в клетке. У меня был идеальный вид отсюда. Мне просто нужно было смотреть и ждать, как делал хороший охотник, следить за знаками. Узнать добычу, пока я не смогу предсказывать все действия. А потом я снова смогу охотиться.
Я не могла забыть о цели, даже если была в странном мокром одеянии фейри, даже если я застряла в клетке. Как только я вернула сумку, я взяла свою настоящую одежду, выбила об прутья, пока худшая грязь не слетела, и повесила сохнуть. Вещи промокли от того, как Скуврель плескался в ручье, что было почти постиранным.
Хорошо. Это было готово.
Когда я вернулась к прутьям, стала следить за тем, что мы делали, и дым был таким густым, что я подняла повязку на нос и рот и заплела заново рыжие волосы.
— Весело было плавать с мертвыми девушками? — спросил Скуврель. — Нам повезло, что ты недостаточно милая, чтобы утонуть.
— Да, повезло.
Мы летели. Потому тряска пропала. Я затаила дыхание от осознания. Я еще никогда не была так высоко. И это означало, что я еще никогда не падала с такой высоты.
Мы были не очень высоко в небе, но летели между деревьев, держались впереди от оранжевого сияния. Я старалась не поражаться. Скуврель мог лететь на крыльях из дыма. И что? Это не делало его поразительным. Это делало его почти птицей. И птиц можно было сбить стрелами.
— Как ты меня вернул? — спросила я.
— Я подумал о тебе маленькой.
Я не знала, что это могло работать в обе стороны. Я нахмурилась. Когда я выберусь в следующий раз, я попробую это на нем. Если выберусь. Я поежилась.
Почему я не подумала поймать его в клетку, когда выбралась? Я думала только о своей свободе, но, если бы я обратила внимание, я бы поняла, что могла поймать его в клетку и спастись от поимки. Конечно, так я уже сгорела бы.
— Что заставило тебя подумать, что огонь послала моя сестра? — спросила я.
Вдали зазвучали крики, и я старалась не думать о том, кто умирал в огне. Я не могла ничего поделать с пожаром. И это был не мой народ. Если я стану переживать за то, что фейри делали друг с другом, я буду страдать и ничего не достигну. Но мое сердце дергалось с болью в груди от каждого крика из дыма, они становились громче, и я ощущала, как мое тело горело от переживаний.
— Ей нравятся играть жестоко и быстро. Она выгоняет нас, — сказал Скуврель. Он нес меня сбоку, и я почти не видела его, нужно было лечь на спину, чтобы уловить хоть что-то. — Кстати, маленькая охотница, ты должна мне игру.
Так и было. Но как придумать игру, чтобы получить от него больше информации о наших врагах? Он не станет мне врать, но он часто искажал правду. Может, если я буду знать, что он думал, я смогу узнать, чего он хотел. И я смогу использовать это, чтобы освободиться. И это помогло бы понять, кто кем был, когда мы встретим других фейри.
— Это игра как Правда и Ложь, но немного другая, — я стала придумывать на ходу. Клетка стала жаркой, мы летели среди дыма и пепла. Я сидела на сумке, чтобы меньше жара беспокоило меня. Ветер дул в спину, гнал нас вперед огня, и Скуврель держался там, не оглядывался на огонь за нами. — Когда что-то случается, ты говоришь, что чувствуешь, по шкале от одного до пяти. Пять — самое сильное чувство. Если я посмотрю на огонь и спрошу: «Боишься ли ты огня?» — что ты скажешь?
— Один, — он улыбнулся. — Огонь не касается нас, Кошмарик. Но как нам понять, кто победит?
— Ты поймешь, если победишь, — сказала я, потому что не знала, но это звучало неплохо.
— Когда выиграю, — сказал он.
Мы опережали дым, но, когда я оглянулась, я видела только пожар. Гнездо, где мы были, уже точно сгорело. И рынок. Может, даже ручей. Было сложно переживать из-за земли, которую я ненавидела, но Скуврель тоже не переживал.
— Сожалеешь из-за пожара? — спросила я.
— Два, — сказал он. — На некоторую резьбу ушло много времени.
Он вырезал те сцены? Я не давала себе впечатляться.
Солнце поднялось выше, красная пыльная сфера в саване дыма. Это заставляло думать о крови.
— Злишься на свою сестру? — его тон был бодрым, но он впервые с момента, как взлетел, посмотрел на меня. Я выглянула между прутьев, пытаясь увидев его выражение лица. Он был заинтересован в ответе.
— Пять.
Я не уточняла. Я старалась не показывать, как была рада лететь над долинами, опережая огонь. Они сияли бледно-зеленым в моем духовном зрении, но в полях был свет, духовный свет красиво окутывал полевые цветы. Впереди поля сменялись большой каменной ямой, которая тускло сияла серебром, в яме двигались фигуры.
Над ямой я поняла, что фигуры не были смертными или фейри. Они выглядели как оживший камень, их облик смутно напоминал людей, но они были огромными. Лишайник и мох рос на их бороздах.
— Что это такое?
— Шахта серебра? — спросил Скуврель, словно это не стоило внимания. — Она работает, когда все спят. Обычно она нас не беспокоит.
Беспокоит? Такая шахта сделала бы поселение, как Скандтон, невероятно богатым. Можно было спускать минералы с гор в города, и они хорошо платили бы за это. Все в Скандтоне были бы красивые дома, хорошая одежда и украшения. Там смогли бы посылать людей за редкостями в город, за книгами и обучением. Потенциал таких ресурсов почти вызвал во мне боль тоски… а для него это было раздражением.
— Чувствуешь себя выше? — резко спросила я.
— Пять, — бодро ответил он. — Я выше всего. Эти големы ожили от нашей спутанной магии. Ты же не думала, что работали фейри?
Я уставилась на него.
— Я работаю. Ты видел, как я охочусь и ставлю ловушки. Ты видел, как я расставляю палатку, готовлю еду и стираю одежду.
— Да, я восхищен твоей работой, как восхищаются бесполезными метаниями косули, попавшейся в силки. Хоть они совсем тебе не помогают, их безнадежная надежда красивее всего.
— Работа — не безнадежная надежда! — я слышала возмущение в своих словах, и мне было все равно. Вот нахал!
Он отмахнулся.
— Это для големов или слуг. Не для тех, чья власть позволяет избегать этого.
Я не смогла закрыть рот.
— Ты говоришь, что фейри совсем не работают? Вы просто сидите, пока зачарованные камни работают, и вы даже не смотрите на них, пока нет необходимости?
Он задумался на миг.
— Порой мы создаем искусство. Когда мы хотим. Мы украшаем. Мы собираем вечеринки. Ты же не думаешь, что мы… потеем?
Ужас в его глазах почти сочетался с моим. Мой рот резко закрылся.
Хуланна не любила работать. Она не делала то, что могла заставить сделать меня за нее. Она была как в поговорке мамы: «полевая лилия, которая не работает». Конечно, ей тут нравилось. Красивая одежда, игры и никакой работы.
Если бы я не видела Фейвальд со своей повязкой, я бы приняла его за рай. И если бы мой отец не был прибит к дереву, страдая. И если бы в местах выпивки тут не стояли черепа смертных. И если бы я не была в клетке.
Было много «а если».
Это место было ужасным.
— Нравится мой дом? — шутливо спросил Скуврель.
— Один, — твердо сказала я.
— Как жаль. Особенно если ты останешься тут до конца жизни. Кстати, мне нужно рассказать тебе больше о нашем народе. Мы разделены, всегда разделены. Фейвальд не королевство, а бесконечная война. Альянсы собираются и распадаются. Мы сражаемся ножами и словами, с пылом и идеально выбранными нарядами, — он сделал паузу. — О, и порой магией. Но магия опасна, она забирает больше, чем дает, так что лучше избегать ее, когда можешь.
— Как сделок?
— Их тоже нужно избегать, хотя, признаюсь, что мне нравится заключать с тобой сделки, маленькая пленница. Тебя удивительно просто обмануть. А теперь Дворы. Ты уже знаешь, что Двор Кубков — место, где твоя любимая сестра радуется своему царству ужаса. Есть еще Дворы Монет, Утра, Чешуи, Крыльев, Листьев, Ножей и Сумерек.
— Я не смогу все запомнить.
— Запомнишь. Когда тебя пытаются убить, ты их запоминаешь.
— Пообещай мне кое-что, Скуврель, — сказала я едко.
— Я уже пообещал тебе свою бессмертную дружбу, и что я не дам тебе умереть от голода. Что еще ты можешь от меня хотеть? — в его тоне звучало многострадальное терпение. Он согласился на все это? Последние несколько дней были для меня размытыми.
— Обещай, что не продашь меня никому ужасному, — сказала я.
— Не могу обещать такое, маленькая пленница, — сказал он после долгой паузы. — Потому что тот, кто должен тебя купить, ужасен.
Глава одиннадцатая
— Хочешь продать меня моей сестре? — напряженно спросила я, но играла дальше.
— Один.
Я обрадовалась, но лишь на миг.
— Я сделаю, что должен, маленькая пленница.
— Почему? Зачем такие тайны? Зачем было идти в мой мир и тащить меня сюда? Какое тебе дело до пророчества и Улаг?
— Тащить тебя? — он недоверчиво фыркнул. — Я могу спорить, ведь было иначе. А теперь притихни. Мы у Болот Салинджера, и я не хочу, чтобы на меня напали местные жители, когда они поймут, что болтает на их земле.
— Лети выше, — ядовито предложила я.
— Отличный совет. Наши враги будут искать крылатого фейри в небе. Особенно с моими крыльями из дыма.
Его тон был сухим.
— А они особенные? Я видела крылья из дыма у твоих товарищей в мире смертных.
— Товарищей? Ты про моих врагов.
— Ты их убил, сам и скажи. Может, так ты делаешь с друзьями. Ты говорил мне, что я — твой друг, но ты держишь меня в клетке, — он хотел звучать сухо? Я могла его превзойти в этом.
— Они были моим бывшим Двором. Они не приняли хорошо перемены.
— И не говори.
— Я хочу покончить с этим разговором, кошмарик.
Я вытащила книгу из сумки, с фырканьем села в палатке и открыла ее. Посмотрим, что мои предки говорили о Фейвальде. В последний раз я искала кое-что конкретное, листала страницы. В этот раз я стала читать с самого начала. Там было стихотворение:
Они были венком извивающихся призраков, и гнева у них было много,
Запутавшись в клубке, они назвали себя Джентри.
Хм. Может, кто-то из моих предков тут был. Это звучало очень точно для меня.
1090 год у фейри
Дочери, я пишу этот дневник, чтобы направить вас, когда меня не станет. Нам доверили охранять людей от зла, которое есть на нашей земле. Ужасные существа приходят через порталы, забирают детей и разумы людей. Бойтесь их. Боритесь с ними. И не давайте им очаровать вас. Не любите их так, как людей. Не выходите за них замуж. Не рожайте от них.
Хороший совет, хотя маме стоило дать эту книгу Хуланне, а не мне. Там было больше предупреждений. Но я пролистала до следующей заметки.
1091 год фейри
Забавно, как мои предки годами фейри отмечают время, хотя высмеивают фейри.
Джиннеф проигнорировала наши предупреждения, и старой Сканде пришлось идти в портал за ней. Она вернулась с пустыми руками, бормоча о призраках и запутанном мире ужасов. Она постоянно говорила о сделках и лжи. Она обезумела от ужаса. Бросилась в колодец на третий день.
Приятные истории. Книга, расскажи то, чего я не знаю.
1103 год фейри
Пятеро пошли за ними в их портал. Только Янис вернулся. Он сказал, что музыка подавляет их. Даже насвистывание или напев успокаивает.
Я стала напевать мелодию, которую всегда играл Олэн.
Клетка дернулась, воздух засвистел слишком быстро. Мы падали. Мы…
Я не поняла, что перестала петь, пока мы вдруг не выровнялись. Моя рука сжимала клетку так, что костяшки побелели, и дыхание вырывалось на скорости.
— Нет, — прорычал Скуврель, словно отчитывал щенка.
— Прости, — пробормотала я, вернувшись к книге. Что ж, это сработало.
Огонь тоже работает. Они ненавидят его. Он слепит их так, как мы не можем понять. Они освещают путь и готовят еду другими способами.
Интересно. Готовить могли те бедные големы. А освещение? Как что-то осветить без огня?
Это могло объяснить, почему Скуврель серьезно воспринял пожар. Он не оглядывался на него, верно?
Их магия искажает время. Наш народ пробыл месяц в Фейвальде, но тут прошел всего день. А потом вернулась Таня. Вторая из наших. Она заявила, что прошла в портал через час после Яниса. Для нас прошло пять лет.
Пепел! Двадцать лет могло уже пройти в моем мире. Или час. Во рту пересохло.
Она заявила, что неделю жила, пронзенная металлическим колом. Ни один смертный не смог бы так жить тут, но их магия поддерживала ее живой в агонии.
Как моего отца.
Не забывайте, они играют с едой. Ваш ужас питает их. И им весело от этого.
Я взглянула на Скувреля. Ему было весело со мной. Он питался моим страхом и ужасом? Могла ли я это как-то использовать? Охотники могли заманивать наживкой. Может, мой страх был наживкой, которая была мне нужна.
Таня обманом заставила их убрать кол, а потом убежала. Когда она прошла в портал, рана зажила при переходе. Она не думала, что выживет. Врата как-то ее исцелили.
Если я смогу добраться до отца, я смогу его освободить. Был шанс, несмотря на то, что я видела.
Следующая дюжина записей была не такой информативной. Женщины за годы теряли любимых и друзей. Женщины боролись, чтобы прогнать фейри из Скандтона огнем и песней. Женщины перевязывали раненых, сковывали безумных и бились за жизни нашего поселения.
Последние слова, которые я прочла в свете угасающего солнца, были пугающими.
Мы надеемся, что, ограничив эти знания до нескольких человек, мы сможем убрать у народа воспоминания о фейри. Как еще нам уберечь поколения и не дать снова вызвать это зло к нам?
Это не сработало. Тайны просили быть раскрытыми. Таинство заманивало таких, как Хуланна. Плохой ход, леди-предки. Не получилось.
— А теперь Игра усиливается. После этого я должен быть осмотрительнее с тобой, мой милый кошмар, — сказал Скуврель, спускаясь к тому, что выглядело как кольцо палаток, выкрашенных в яркие полосы. — Готова?
— Четыре, — сказала я, стараясь звучать решительно.
Глава двенадцатая
Протяжный крик пронзил воздух, и будто из ниоткуда что-то розовое — ярче полевого цветка — взлетело в небо, крича при этом. Когда оно оказалось над нами, оно взорвалось с хлопком и искрами. Еще два розовых крикуна взлетели чуть ниже.
— Что это было?
— Они снова стреляют фуриями, — раздраженно сказал Скуврель.
— Фуриями?
— Они размером с тебя сейчас, но с крыльями. Их можно выманить из нор сладостями, а потом поджечь, и они взлетают в небо и сгорают, а потом взрываются.
У меня кружилась голова.
— Они так… развлекаются?
— Мне уже кажется, что ты меня не слушала, Элли. Я не говорил тебе, что мы жестоки? Я не говорил, что мы хуже, чем ты можешь представить?
Я в это не верила. Не могла.
Используй это для огня внутри, Элли!
— Я думала, твой вид боялся огня, — сказала я.
— Ты это прочла в своей книжке, — он едва подавлял смех.
— Да, — я произнесла слово так, словно могла выстрелить им в него.
Теперь он не смог сдержать смех.
— Те маленькие правила не всегда верны, кошмарик. То, что твои предки считали, что это правда, не означает, что так и есть.
— Какие правила — не правда? — спросила я.
— Хочешь узнать? Приготовься. Дальше будет только хуже, — сказал он, дразня меня. — Боишься?
— Три, — я с трудом не давала коленям сомкнуться.
— Видишь? Ты не слушаешь. Должно быть не меньше четырех.
Я быстро собрала свои высохшие вещи, сунула их в сумку. Меня мутило, пока я работала во время движения Скувреля.
Ох, я не собиралась терять вещи из-за воров или беспечности. Я разобрала палатку и аккуратно свернула ее.
Мы опустились на землю во тьме посреди кольца палаток. «Палатки» было слишком маленьким словом для этих строений. Это были как замки из цветного шелка, парящие в небе. В воздухе пахло ванилью и корицей, ветер трепал мои волосы и перья на моей тунике. Я была так напряжена, что мышцы болели, хотя я стояла на месте.
Вместо тьмы палатки сияли зеленым светом, пространство между ними тоже светилось. Что-то, что гудело, было заперто в банках, висящих у палаток, а между ними на лентах висели ягоды. Ягоды сияли красным, голубым и лиловым так ярко, что затмили бы фурий. Белый туман покрывал землю, отражая свет, заставляя все сиять своей белизной и мягкостью. Выглядело красиво, напоминало сон, но близкий к кошмарам. Не было темно, хотя были сумерки. Это место было как мир с перепутанными красками, одни были слишком яркими, а другие почти бесцветными.
Может, только я видела мир таким, но я в этом сомневалась. Я стала подозревать, что все видели этот мир таким. Может, то, что было для меня странным, для них было нормой, как свет солнца и луны. Может, они всю жизнь жили в мороке, чтобы спастись от ужаса своего мира.
Чтобы напомнить себе, я подняла повязку на миг, чтобы увидеть спутанную тьму и услышать крики. Я тут же опустила ее. Да, морок был лучше.
Веселье уже началось, и смех звенел из палаток, откуда доносились и вкусные ароматы. Большие големы, нависая на Скуврелем каменными телами, выглядели как идеальные фейри и носили тяжелые подносы еды и напитков в толпе.
Большие костры горели между палатками, их лиловый, синий или белый огонь тянулся к ночному небу.
— Иллюзия, — шепнул Скуврель.
Фейри разного вида стали собираться, их наряды стоили больше моей деревни. Их черты были воплощением красоты, от их сияющих глаз до ярких губ и румяных щек. Их фигуры были тонкими, полными напряженных мышц и идеальной кожи. Мои щеки пылали от одного их вида. Рядом с ними я была хуже, чем простой. Я была почти гадкой рядом с ними, не лучше их настоящих обликов.
Двое прошли в танце к Скуврелю. Полные противоположности, но с дружелюбными улыбками. Одна была высокой и темной, а другая — низкой и такой светлой, что почти просвечивала, их платья были из лепестков цветов — роза у темной фейри и нарцисс у светлой. Они обвили его руки, встали так близко, что ему было сложно не дать им задеть мою клетку.
— Ваше общество — радость, — проворковал он им, — но приз в клетке принадлежит мне.
Та, что в желтом платье, рассмеялась. Я хотела задушить ее.
Женщина у ближайшей палатки была с золотыми цепями, ниспадающими с ее бараньих рогов. Рубины размером с яйца свисали с цепей, и ее платье было в золотых петлях и нитях с рубинами. Когда она улыбнулась Скуврелю, рубин был в бреши между ее передними зубами. Рубин не делал ее уродливой, а привлекал внимание к ее идеальным губам, созданным для поцелуев, и идеальным локонам серебряных волос.
Она даже не заметила девушек на его руках. Пение заполнило воздух, и я охнула, увидела кольцо женщин, бледных и седых, привязанных к деревьям толстыми веревками. Вместо ног у них были рыбьи хвосты, и они пели зловещую песнь. Я думала, что фейри застывали от песен.
— Иллюзии этой ночью милые, — шепнул Скуврель, склоняясь к уху темной фейри, его губы задели ее ухо, пока он шептал. Но он точно говорил это для меня.
Я закатила глаза. Это место слишком хорошо ему подходило.
— Ты тут, Валет Дворов! — сказала радостно женщина с рубинами, присоединившись к нам. — И Равновесие прибыл прошлой ночью! Какая радость! Твой брат надеялся, что ты прибудешь к нам, хотя этой ночью его с нами нет. Скажи, что ты принес отвлечение для Двора Крыльев! Тебе нравится иллюзия этой ночи? Я подумала, что цирк иного мира подойдет лучше всего, после того, как мы получили твое послание с певчей птицей. Зачем собирать Двор, Валет? Почему приглашены другие Дворы? Не пойми меня превратно, я люблю вечеринки, но у меня едва хватило времени организовать такую большую! Мы взяли с собой в эту экспедицию только тысячу големов.
— Вечеринка красивая, Леди Крыльев, и атмосфера чудесна. Я принес вопрос, — Скуврель подмигнул. — Какие шансы, что вы ответите?
— Высокие, если с поцелуем, — она рассмеялась. Удивительно, но Скуврель поцеловал ее в щеку и погладил ее острое ухо своим пальцем. — Поцелуй и боль. Ты всегда даешь и забираешь!
— А теперь я спрашиваю, — нахально сказал он. — Почему Двор Крыльев в долине как простой цирк, а не в хороших замках, на создание которых мои предки потратили много золота?
Она склонилась ближе, словно хотела открыть тайну. Это казалось странным с громкими криками и весельем за ней.
— Твой брат говорит, что Двор в Лесу не раздавить мятежом, — сказала она. — О, мне не нравится этот свет. Слишком резкий.
Она щелкнула пальцами.
— Твой брат — Лорд Двора Крыльев? — спросила я.
— Тихо, маленький приз, — упрекнул меня Скуврель.
Туман растаял вокруг меня, и свет изменился до мягких теней и теплого оранжевого и розового сияния, подходящего для поцелуев, а не для ужаса. От этого Леди выделялась еще сильнее. Если бы мне сказали, что она была богиней любви, я поверила бы. Ее платье подвинулось, крылья раскрылись за ее спиной, бордовые крылья переливались. Я охнула от их внезапного появления. Одно такое красивое перо стоило бы целое состояние дома.
— Что это такое? — Леди указала на меня, сунув палец сквозь прутья.
— Не трогайте меня! — сказала я, но ее палец придавил меня к прутьям.
— Оно говорит! Как забавно и ужасно!
Я вытащила нож и ударила по ее пальцу.
— Ой! У него есть зубы, Скуврель! — возмутилась она, ее красивый голос звенел, как колокольчик.
— Да, кусается. Я забыл предупредить? — он очаровательно улыбнулся. Даже меня это так потрясло, что я застыла, глядя на изгиб его идеального рта. — Ой.
— Ты любишь шутить! — она игриво шлепнула его ладонью и заговорщически оглянулась. — Осторожно. Леди Кубков прибыла на закате, и она заявляет, что сделает из твоих органов корону до завтра, если ты не отдашь своего маленького питомца.
Я охнула.
— Ах, — Скуврель подмигнул Леди, она улыбнулась ему. — Но вы знаете, что я не боюсь угроз. Я предлагаю продать ее тому, кто заплатит выше.
— Чудесно! — заявила Леди. Она посмотрела на меня, но не приближалась к моему ножу. Я хмуро глядела на нее. — Она не очень красивая, да? Хотя нарядил ты ее хорошо. Чуть широка в бедрах, видимо, это означает, что она может хорошо рожать, но тут нет смертных, чтобы оплодотворить ее, так что детей не будет.
Я охнула в ужасе.
— Эй!
— Не уверена, что ты много получишь, Плут Дворов, — печально заключила она, ее красивое лицо выражало скорбь так, что разбились бы сердца королевских художников. Никто не мог нарисовать такое милое и печальное лицо.
— Я хочу не монеты, а развлечения, Леди, — хитро сказал Скуврель.
Ее улыбка была широкой и красивой.
— Где ты, Скуврель, все так и происходит!
Он пошел прочь сквозь толпу смеющихся фейри, и моя клетка оказалась рядом с мужчиной со змеей на шляпе — настоящей змеей, ее пасть была шире клетки. Она ударила, прутья едва отбили ее. Скуврель отдернул клетку. Мужчина был таким красивым, что я смотрела, потрясенная идеалом его ореховой кожи и золотых мерцающих глаз. Ярко-зеленая змея усиливала идеальный вид его лица.
Скуврель повернулся, и я оказалась возле женщины-фейри, маленькие оленьи рожки выглядывали из ее торчащих белых волос. К ее платью из дерева и бусин были пришиты на лопатках две живые белые совы. Их лапы были скованы золотыми цепями с медальонами из тигрового глаза. Одна сова клюнула меня, и я вскрикнула, когда клюв попал по моей руке. Скуврель отодвинул сову, и смеющаяся хозяйка платья дала сове мертвую мышь, а потом мы снова отвернулись. Я посасывала рану.
— Больно!
— Я говорил, что так и будет, — Скуврель не сочувствовал.
Они все были безумными. Их одежда показывала их страсть к жестокости, но лежала на их телах так хорошо, что было сложно не растаять, когда хоть кто-то из них смотрел в мою сторону.
Одна женщина-фейри была только в черных полосках ткани, которые крепились к ее телу ножами, вонзенными в ее плоть. Красная кровь выступала у рукоятей и текла по мерцающей ткани, но это не мешало ей смеяться, не портило идеальный блеск черных волос, ниспадающих до ее покачивающихся бедер.
Другая фейри была с замысловатой высокой прической, черные пряди были искусно размещены локонами вокруг зеленой отрубленной ладони. Пальцы застыли так, словно рука пыталась сжать ее макушку. Ее кожа была светло-зеленой, хотя эффект был милым — как рябь на воде в ручье.
Я поежилась от ее красоты и кошмарности, но едва смогла подавить шок от этого, как получила следующий, а потом еще и еще.
— Чудесно, да? Общество фейри. Как оживший сон, — сказал Скуврель, шагая к возвышению. Я не думала, что это можно было назвать чудесным.
Перед возвышением я заметила сестру, ее голова была откинута в смехе. Она была в платье из белого жемчуга. Рядом с ней был ее возлюбленный — лорд Кавариэль — сверкал как оживший луч лунного света, его идеальное лицо озарял серебряный свет, который исходил от него, и было так красиво, что мое сердце разбивалось — он был как оживший ангел. Он поглядывал на окружающих убийственно пронзительными взглядами. Словно оживший меч шел среди них.
Моя сестра теперь была с острыми ушами, и ее идеальный вид был наравне с фейри вокруг нее. Было возможно… стать фейри? И она стала одной из них?
Я попыталась поймать ее взгляд, но без толку. Было ли в ней хоть что-то от смертной девушки, которую я знала? Хоть капля сострадания? Крупица смертности?
Скуврель увидел, куда я смотрела, и его смех был жестоким.
— Твоя сестра теперь будет жить вечно. Разве не мило? Бессмертие без оков морали.
— Можно стать фейри? — выдавила я.
— В особых обстоятельствах. Скажи, охотница, хочешь бессмертие?
— Один, — твердо сказала я.
— Хорошо, — ответил он. — Твоя жизнь — как полет стрелы, быстрый и убийственный. Я не могу упустить этот миг.
Правда? Так он меня видел? Он смотрел на меня и среди странного нереального места его взгляд казался настоящим. Он пронзал до боли мою душу, и на миг я заметила жалость.
— Игра становится только сложнее, — признался Скуврель, миг выглядел виновато, я с трудом поверила глазам.
— Сложность? — спросила я.
— Пять, — он хитро улыбнулся. — Я почти боюсь туда подниматься.
— Будь мужчиной, — смело сказала я, делая вид, что не ощущала желание убежать в туалет.
— Я не мужчина, — прошипел он, тьма наполнила его глаза. — Я фейри от и до.
— Но ты можешь попытаться, — я ощущала смелость, которая казалась чужой.
— Я — самец, этого мало? — спросил он.
— Видимо, да, — ответила я.
— Тогда я попробую сыграть мужчину, если это тебя порадует, кошмарик.
Он поднялся на возвышение, выпрямился и поднял мою клетку в воздух.
— Валет Дворов тут, — сообщил он и изящно поклонился толпе. Зазвучали овации, Скуврель купался в них, дожидаясь, пока фейри утихнут, а потом сел на резной трон и поднял клетку для них указательным пальцем. — Вы слышали, что я поймал интересную диковинку. Вы не ошиблись. Некоторые из вас попытались забрать ее у меня силой, но я отразил попытки нарушить нам веселье. По Закону Игр я объявляю новое веселье для всех вас!
Радостные вопли, все фейри опустили кубки и еду и собрались вокруг, их глаза сияли удовольствием, глядя на Скувреля. Он не врал. Они любили игры. В них даже были правила.
— Как вы знаете, — он закинул ногу на подлокотник и опустил мою клетку рядом на деревянную поверхность, — Закон Игр заявляет, что за нарушенную игру платится штраф, — он погрозил пальцем толпе. — Так что хватит пытаться прервать веселье раньше времени! — это вызвало смех. — И игра не может быть завершена, а приз вручен, пока не выполнены все условия игры. Поиграйте со мной, любимые! Эта игра — аукцион богатства, крови и магии. Все ставки на диковинку будут приняты, и победит тот, кто отдаст больше, как и определено стандартом Лица Времен насчет обмена кровью, магией и душами! — мне не нравилось, как это звучало. — Ставки на Кошмар начинаются СЕЙЧАС, — он поднял ладонь и резко опустил ее. — Я приму все, и тот, кто даст больше, получит ее тело и душу.
Мое сердце проваливалось все глубже, было все ближе к животу.
Глава тринадцатая
Когда мы были детьми, все всегда ждали, что Хуланна начнет праздник. Без ее шуток и улыбки было не так. Это не изменилось в Фейвальде. Я нервно прыгала с ноги на ногу, а она поднялась на возвышение, ее платье из жемчуга переливалось. Она была босой. Это было странно. Кто ходил без обуви? А если придется бежать?
Я многого не знала об этом мире.
— Хуланна. Мелкая предательница, — я почти плюнула. — Где наш отец?
Она не слушала меня, подошла так близко к трону Скувреля, что я видела только ее талию. Под жемчугом на ней ничего не было! Наша мама была бы в ужасе.
Одна из женщин-фейри, висевших на руке Скувреля, устроилась на другом подлокотнике его трона. Она подмигнула мне подведенными глазами, и я нахмурилась. Почему она выглядела так нарядно? Нужно было хоть немного уважать себя. Женщины были не только украшениями. Украшения можно было заменить.
— Лучше бы тебе снять его с тех шипов, сестра, — прорычала я, игнорируя другую девушку. — Или я притащу тебя домой и выпорю так, что ты неделю не сможешь сидеть.
Ее ладонь взлетела и отбила мою клетку, и я стиснула зубы, когда клетка перевернулась и упала. Ноги вылетели из-под меня, и я сильно ударилась об прутья, хватая ртом воздух. Фу! Я готовилась к удару, но что-то схватило клетку в воздухе, выпрямило ее так, что я просто съехала на пол. Ребра болели. Я ушибла их? Было больно сесть и проверить. Что случилось с сестрой, что лишило ее жалости?
Или в ней всегда скрывалось это?
Клетку опустили на подлокотник деревянного трона, мои зубы щелкнули от этого. Фейри, украшавшая трон, захихикала, словно это была забавная игра. Она подвинулась на боку трона и шепнула что-то на ухо Скуврелю. Он рассмеялся с ней.
— Ты не можешь продавать мою сестру, Валет Дворов, — заявила Хуланна. Я высунула голову между прутьев, повернулась, чтобы видеть ее огромное лицо. Она подвела глаза темной краской. Это не делало ее соблазнительной, как девушку, украшавшую трон, а придавало ей грозный вид. — Она принадлежит мне.
Но она не обратилась ко мне и даже не взглянула на меня. Мило, сестра. Может, она хотела и меня прибить к дереву. Как раз рядом со стариком-отцом.
— О, я так не думаю, Леди Кубков, — сказал Скуврель. Его улыбка была спокойной, он остался в расслабленной позе, словно ничто не могло потрясти его. Его крылья из дыма пропали, и его рубашка расстегнулась почти до живота, открыв татуировки на его груди и животе. Я узнала перья и череп мыши… но были ли там вчера шипы? Я их не узнавала. Татуировка шипов — как темно-зеленые, обвивающие мои предплечья — сплелась с перьями.
Я закатала рукав и нахмурилась. В моих шипах было перо? Странно. В этом месте нельзя было ничему доверять.
— Я взял ее в плен. Потому она моя, и я могу продавать ее, если хочу.
— А я хочу торговаться, — сказал резкий и немного невнятный голос.
Я посмотрела за сестру, вытянув шею.
Мужчина-фейри, высокий и почти настолько широкий, стоял за ней. Я таких, как он, еще не видела. Я сглотнула от его размера. Его глаза были темными, обрамленными густыми бровями, его уши были острыми, а волосы — коротко обрезанными. И его кожа была зеленоватой, но темнее, чем если бы ему нездоровилось. И из-за нижней губы торчали клыки? Конечно, он не мог говорить четко. Меч висел на его спине, и он был в рубашке из тонкой кожи, но я не знала зверя, с которой он ее снял. Кто-то вышел спереди белую лису с тремя кровавыми слезинками.
Как мило.
Я невольно подняла повязку и поежилась. Он был спутанным, как остальные, но острые клинки торчали из спутанной плоти. Я опустила повязку, дрожа.
Он скалился, а я хмуро глядела в ответ.
— Но это я послала тебя в мир смертных, Валет, — сказала Хуланна, отойдя так, что я могла видеть ее лицо, ее щеки пылали. Было странно видеть ее великаншей надо мной. Ее рыжеватые волосы красиво сияли в тусклом свете, в них были вплетены розовые жемчужины. Они были размером с мой кулак. — Ты был моим пленником. Мы договорились.
Красивая девушка-фейри стала целовать шею Скувреля, словно никто не смотрел. Я хотела отрезать ее острые уши своим ножом. Не от ревности. И не из-за того, что так было неприлично делать на публике — хотя, если бы она жила в Скандтоне, женщины заперли бы ее в кладовой до свадьбы с тем, с кем занималась таким на публике. Мне просто не нравилось, что она отвлекала его, пока он обсуждал мою судьбу. И все. Я не ревновала.
— Да, сделка была: «Я выпущу тебя из темницы, если пойдешь в мир смертных и найдешь мою сестру. Ты не должен отдавать верность кому-то еще, пока не вернешься в Фейвальд, и не можешь предлагать ее другим фейри», — его улыбка была хитрой, и моя сестра побледнела, поняв ошибку в своей сделке. — Я нашел твою сестру. Я остался верен себе до возвращения в наш мир. И, смотри, я никому ее не предложил. Я просто выставил ее на аукцион, на продажу. Это не предложение. Это торговля.
Хуланна сплюнула. Было ужасно грубо для ее идеального вида. Я отпрянула в клетку. Я не хотела промокнуть от этого.
— И я готов платить щедро, — сказал зеленый фейри. — Я начну с предложения Башни Высот. Полной, с големами, служащими там.
Зрители вокруг нас охнули.
Уголки рта Скувреля приподнялись, он нагло поднял подбородок. Он казался младше от этого. Словно он был принцем, далеким в очереди на трон, но все еще обладающий властью сжигать и уничтожать приказом.
— Валет признает плату Двора Сумерек. Для победы нужно предложить что-то ценнее.
Лицо Хуланны покраснело.
— Но это целое состояние!
Она все еще не смотрела на меня. Не переживала, что я была ее крови, и я была заперта в клетке. Что с ней стало? Что сделали бы женщины Скандтона с такой, как она?
Я потянулась к повязке, Скуврель поймал мой взгляд и едва заметно тряхнул головой. Но мне нужно было увидеть. Нужно было знать.
Я подняла повязку, прикусила язык до крови от вида Хуланны. Она была спутанной, как он. Живой призрак, извивающийся, бушующий, уже не смертная.
Я сглотнула кровь и опустила повязку. Скуврель закатил глаза.
Вот так все было. У меня была сестра. Сестра, которую я любила. А теперь ее не было.
Что заставило ее выбрать это? Это могли сделать против ее воли?
— Я приму твою ставку, — сказал Скуврель, стуча длинными пальцами по подлокотнику трона.
— Мы с Двором Кубков, — сказал мужчина за Хуланной, подходя к ней. Он был одет просто, но длинный хвост в чешуе двигался за ним. — Мы поддержим их интересы в этом деле.
— Ясное дело, — скучающим тоном сказал Скуврель. — Монеты всегда с Кубками. У вас есть ставка, или вы тратите мое время?
— Мы не можем доверять тебе со ставками, — Хуланна словно вытащила козырь. — Ты известен своими обманами и лживыми ходами.
Скуврель рассмеялся.
— Я вижу сзади Равновесие. Пусть он принимает ставки и записывает в своей книжечке, и он объявит победителя. Тот, кто даст больше до конца семи дней, получит пленницу. Двор Сумерек уже начал с сильной ставки.
Толпа зашуршала, и я пыталась видеть среди тел. Что-то двигалось, заставляя фейри расступаться. Мелкие недовольные звуки сообщали, что он выбрал не самый простой путь.
Он вышел из давки тел, забрался на возвышение и заставил Хуланну отойти в сторону. С одной стороны головы его волосы были черными, с другой — белыми, хотя обе стороны были зализаны назад чем-то, что сияло бордовым. Я надеялась, что не кровью.
Он был с крыльями — одно было белым и с перьями, другое — темным, как у летучей мыши, но краски были противоположны цвету волос. Его одежда тоже была путаницей черных и белых кусочков, маленькие медные весы висели на тонкой цепочке на его шее.
— Звал? — он приподнял темную бровь.
— Я предлагаю тебе роль Мастера игры, Равновесие Дворов, — сказал Скуврель. Он был одним из четверых вне Дворов фейри. Я видела Истину. Валета. Равновесие. Но не хотела встречаться с Убийцей рода. — И спокойной ночи всем вам. Я устал от бури эмоций. Они не такие и острые, а вы знаете, что я не люблю тусклость. Постарайтесь лучше в следующий раз, фейри.
— Куда ты, Плут? — осведомилась Хуланна.
— Хочешь послать за мной больше убийц, милая Леди? — Скуврель почти выплюнул слова.
— Я не буду нарушать Закон Игр, — она подняла голову выше.
— Я не буду искушать передумать, — сказал он, схватил мою клетку, стряхнул поклонниц и взлетел в небо, как черная звезда, напомнив. — Делайте ставки!
Глава четырнадцатая
Я сжимала прутья, сердце билось в горле, пока мы неслись к ночному небу, палатки цирка пропадали внизу.
— Любишь драматизм? — спросила я, но слова были слабее, чем я хотела.
— Сплетни — наши друзья. И, чтобы это сработало, мне нужно, чтобы они росли там без меня.
— Ты не продашь меня зеленому монстру?
— Орку? Он — представитель Двора Сумерек. Если никто его не затмит, он получит тебя.
— Я ненавижу тебя, Скуврель, — раздражение поднялось во мне. Сбежать не выйдет. Выхода не было.
— Вот так дух!
— Почему твой народ думает, что может покупать и продавать смертных?
— Долгие годы опыта. Но я скажу тебе, что выпущу из клетки на время размять ноги. Как тебе?
— Звучит так, словно ты что-то хочешь.
Мы опустились, летели к морю. Я вскрикнула, ветер хлестал сквозь клетку, и Скуврель подлетел к одинокому темному дереву, впившемуся в склон скалы над морем. Соль смешивалась с запахом травы и растений, а еще запахом, который я стала относить к Скуврелю — гвоздика и корица и что-то звериное под ними.
— Я просто хочу один из твоих редких поцелуев, — сказал он, смеясь.
— Думаю, девушки-фейри там дали бы тебе все поцелуи, которые ты мог хотеть, — сухо сказала я, он опустился у дерева и прижал ладонь к стволу почти с любовью. — Даже больше, судя по их взглядам.
— Не сомневаюсь, — сказал Скуврель с опасным блеском глаз.
Я нахмурилась. Он говорил это тем же дразнящим тоном, что и всегда. Но… что-то было не так. И это заставило меня спросить:
— Скуврель, до встречи со мной… — я не знала, как сказать это, фраза повисла в воздухе. — То есть, ты жил долго… разве ты… не был женат?
— До встречи с тобой? — он фыркнул, поднял клетку, чтобы видеть мои глаза. Он смотрел на меня, долгие секунды тянулись, и я думала, что он не ответит. Он вдруг покачал головой и подмигнул мне. — Нет, Кошмарик. За много лет до того, как ты напугала меня, я… не был женат, — он приподнял бровь, словно предполагал под словом нечто большее. — Такие знания обладают своей властью. Я еще не ощущал такого, чтобы хотелось, чтобы другой узнал, как заставить меня охнуть от радости и вздохнуть от наслаждения. Знания — сила. И я оставлял эту силу себе, — он посмотрел на звезды и продолжил. — Быть жестоким куда сложнее, когда ты влюблен. И проще пострадать от предательства.
Что сказать на такое? Я все еще хмурилась, когда он ушел за дерево в яму между деревом и большим камнем. Яма уходила в землю так резко, что это удивило меня. Она переходила в туннель или вход в дом под корнями дерева.
Скуврель замер.
— Я знаю, что ты хочешь сбежать, охотница. Я знаю, что ты хочешь освободить отца. Но сейчас тебе нужно быть моей союзницей.
— Что тебе до этого? — прошептала я в ответ. Почему-то говорить громко казалось неправильным.
— Я не хочу говорить.
— Тогда зачем мне быть тебе союзницей? — прошипела я.
Он будто разрывался, прошел по кругу, а потом прислонился к стене из земли рядом с ямой и поднял клетку обеими руками, глядя на меня.
— Если я скажу… если… я хочу твою клятву верности.
Я нахмурилась.
— Я не буду клясться тебе в верности, не зная, что ты пытаешься сделать. Я могу подписаться так на что угодно!
Он потер лицо ладонью. Он выглядел утомленно. И восхитительно. Его жестокие губы чуть приоткрылись, пока он смотрел на меня. Он нервно облизнул их розовым языком.
— Я назову свои причины. Если они тебя устроят, можешь поклясться по своей воле.
— Я хочу спасти отца. То, что идет против этого, не дает дать клятву. И с чего мне клясться, когда ты ни в нем не клялся!
— Ни в чем? Я дал тебе клятву вечной верности!
— В шутку!
— Поверь, это была не шутка, — его глаза загорелись пылом.
Я склонилась ближе, высунула голову между прутьев.
— Тогда скажи мне.
Я так сосредоточилась на нем, что ничего не видела и не слышала.
— Я… — начал говорить он. Из тьмы вылетело что-то и попало по его голове.
Клетка выпала из его руки, и я сжала прутья, крича. Она ударилась об землю, а с ней и мое плечо и спина. Боль вспыхнула во мне, и я задыхалась у прутьев клетки. Кто-то поднял клетку и поправил ее. Я сползла на пол, хватая ртом воздух, сжимая кулаки от боли. Звезды плясали перед глазами, агония вспыхивала в голове.
Что за…
Красные слезы на белом вышитом лисе.
Клетка поднялась выше.
Черный глаз среди зеленой кожи смотрел на меня бесстрастно.
— Поймал, — прорычал орк. — Ему нужно научиться лучше прятать свои убежища. Но игра была бы плохой, если бы он не оступался порой, да?