СЕРГЕЙ
Ее губы, запах волос и мягкость кожи преследовали меня всю прошлую ночь и сегодняшний день. Мы пережили непростой пусть до Омска, ждали несколько часов в душном вокзале свой поезд, а я все думал об одном — когда наша близость повторится вновь.
Секс с Ритой окончательно убил во мне того Сергея. Бездушного, безразличного ко всему, злого и циничного. Он сделал меня беззащитным перед чувствами, он подарил мне серьезную уязвимость, но вместе с тем еще и любовь, которую я никогда ранее не испытывал.
Все прежние влюбленности и даже некое подобие семьи с Соней меркли по сравнению с тем, что грозило мне рядом с Ритой. Каждый день с ней станет мучением и раем одновременно. И в конце всего я окажусь в аду, где мне самое место.
Слегка приобняв девушку, я положил голову ей на плечо и прикрыл глаза. Теперь можно все. Вот так касаться ее, поправлять прядь волос или целовать в висок. Она принимала каждый мой порыв нежности и возвращала ее в ответ.
Я бы хотел остаться в Омске навсегда. Обнулить все прошлые грехи, купить дом, устроиться на самую обычную работу и зажить самую скучную жизнь.
Главное, чтобы с ней.
Мечты о серьезных и нормальных отношениях с Ритой часто возвращали меня к Соне, с которой у нас были самые извращенные и нездоровые отношения. Но в них почему-то родилась Олеся. Невинная и чистая, она досталась худшим родителям в мире.
Олеся получилась случайно, в пьяном угаре, в туалете Special. Мы с Соней всего лишь хотели потрахаться и разойтись, но точно не стоять через девять месяцев у порога роддома и под радостные вопли моих родителей думать, что делать дальше.
Да, Олесю мы не ждали и не хотели. Соня много раз порывалась сделать аборт. Под ударом были фигура и карьера элитной шлюхи, а еще обожаемый Вадик даже просто смотреть на нее брезговал.
— Я записалась на аборт. Теперь это окончательно, и твоя мать не уговорит меня больше оставить ребенка, — в который раз заявляла Соня.
— Хорошо.
— Хорошо? — тут же вспыхнула она, — Тебе вообще все равно?
— Что ты от меня хочешь?
— От тебя? Уже ничего не хочу.
Истерично разбросав вещи по комнате, она нашла в этом беспорядке черное платье в пол, слишком приличное для ее образа жизни, и зло натянула его на свое тело. Шел третий месяц беременности, но живота еще не было видно.
— Тебя подвезти? — ради приличия предложил ей.
— Я позвоню Вадику! — гневно раздалось в коридоре. И тут я не сдержался.
Мой смех был таким громким и раздражающим, что Сонька через секунду подлетела ко мне и начала своими длинными красными когтями царапать лицо, шею и грудь.
— Что смешного, сволочь? Ты мне всю жизнь испортил!
— Ты сама ее себе испортила, когда связалась с Яковлевым, — несмотря на боль от царапин, смеяться я не прекращал.
— Вадик любит меня, он ценит и ждет, когда я избавлюсь от твоего отребья и вернусь к нему.
— Это и твое отребье, — уже жестче ответил я и скинул Соню с себя.
Беременность сделала ее еще более бешеной и глупой. Эта дурочка верила, что Вадик ее обожает. Яковлев же давно нашел себе новую любовницу, моложе и изящнее, чем Соня с деревенским воспитанием.
Соня оставила Олесю. Почему — я не знал. Может, мать смогла надавить на нее или предложила хорошую сумму денег за рождение внучки. Но Соня смирилась и даже к четвертому месяцу, когда появился животик, стала играть в примерную будущую маму.
Она изменилась, стала добрее, прекратила истерить без повода, даже переключила свое внимание с Вадика на меня. Однажды она заикнулась о браке и нормальной семье, но я так и не решился на женитьбу. Для меня тогда все это было слишком.
Тем не менее Соне удалось кое-что выпросить.
— Сережа! Мы должны купить дом, — безапелляционно заявила беременная на седьмом месяце Соня.
— А чем тебе эта квартира не нравится?
— Она маленькая, и ребенку нужен свежий воздух. В доме мы сможем много гулять, играть с собакой…
— С собакой⁈
— Конечно. Какой дом без собаки?
— И кто будет возиться с этой собакой?
— Олеся.
— Кто? — новая Соня и ее мечтательность иногда меня здорово пугали.
— Ну, Сереж… Олеся — наша дочь, я еще месяц назад придумала ей имя. А дом мы купим в Голой речке. Это поселок такой. Я увидела на сайте красивую советскую дачу, она сейчас продается за копейки.
— Окей, как скажешь, — просто согласился я.
Спорить с Соней не было желания, да и в ее словах есть логика. В однокомнатной квартире в Москве мы не выживем с ребенком. Ему нужны прогулки, здоровая обстановка, собственный дом.
Так у нас появилась та самая дача, Нэнси и розовощекая Олеся. Покупая дом бывшего советского партийного чиновника в этой глуши, я ошибочно думал, что у нас с Соней может что-то получиться. Что Олеся заставит нас обоих стать лучше, ответственнее к этой жизни. Но все вышло еще хуже.
— Передай своей матушке, что Олесю она больше никогда не увидит, — со слезами на глаза произнесла Соня.
Пока эта истеричка бегала с первого этажа на второй, Олеся с Нэнси прятались во дворе и старались не попадаться нам на глаза. Дочка в последнее время жутко боялась свою нерадивую мать и проводила больше времени со мной, как будто искала защиту.
— Что опять случилось? — раздраженно спросил я.
После родов Соня еще какое-то время поиграла в адекватную маму и жену, но уже через пару месяцев категорично бросила кормить грудью и начала пропадать ночами. Я знал, где она ошивается.
Эта шлюха затосковала по Вадику и, как выдался случай, ринулась к нему. Спасибо охранникам, Special, я не только на словах, но и наглядно, по записям с камер видеонаблюдения, знал, что творила Сонька каждый вечер, как она валялась в ногах, плакала и на коленях умоляла этого сутенера.
Удивительно, но Вадик сжалился и предложил ей вернуться в бордель. Восстановить форму, навык…
И эта ненормальная согласилась. Думала, что таким образом вернет расположение своего любимого Вадима. Пока я был в «командировках», горе-мать умудрялась и Олесю таскать за собой. Няни у нас не было, никто просто не соглашался жить в полузаброшенном поселке рядом с истеричной Соней.
Несмотря на таких родителей и нездоровые условия в «семье», Олеся росла самым добрым ребенком на свете. Она обожала нас, всегда прощала нашу ругань и крики, не сердилась, когда мама забывала про дочь и оставляла ее ночевать одну в доме в лесу. Дарила мне столько счастья и тепла, когда я возвращался с поездок.
Не сразу, но я почувствовал тот самый родительский инстинкт и незадолго до катастрофы старался уделять как можно больше времени Олесе. Мы мечтали о поездке на море, обязательно на машине, потому что Нэнси испугается лететь на самолете. Я повелся на уговоры маленькой принцессы и согласился купить еще одного щенка после отдыха, чтобы нашей Корги не было скучно.
Я пытался вразумить Соню и перевести ее внимание с Вадика на дочь. Но та была тяжело больна Яковлевым.
Когда-то наивная Сонька мечтала найти богатого мужика в Москве, охотно обслуживала клиентов «Царства» в надежде, что один из них влюбится в нее и предложит выйти замуж. Прошло какое-то время, и Соня решила, что «синица в руках» намного лучше. Так она переключила внимание на Вадима Яковлева, и ее извращенная любовь к нему только прогрессировала. А тому даже нравилась такая болезненная преданность шлюхи.
— Еще раз ты потащишь Олесю с собой, я тебя придушу, — зло прошипел я, сдавливая рукой тонкую шею Сони.
— Вадик тебя убьет за это, — сипела она. Моя хватка была сильной, но и Соня не сдавалась.
— Вадику давно пофиг на тебя…
— Неправда! Он любит меня, он трахает меня! — в ответ выдала Соня. Она так восторженно говорила об этом, как будто постель Вадика — это ее самая главная сбывшаяся мечта.
— У него целый гарем таких шалав, в каждом городе, в каждой стране! Кроме того, у этого ублюдка есть фаворитка, главная в вашем курятнике влюбленных дур, — не щажу чувства и добиваю Соню.
Девушка ничего не отвечает. Она вдруг расслабляется и начинает беззвучно плакать.
— Мама, мама… — раздается тихий голосок у лестницы.
Я медленно опускаю руку и разворачиваюсь. Испуганная Олеся стоит на нижней ступеньке и сжимает в руках свое одеялко. Маленькое, сиреневое, его сшила моя мать на рождение внучки.
Я чувствовал, что вот-вот должно произойти что-то страшное. Соня затихла, стала апатичной, больше не ездила на встречи с клиентами, чем только бесила Вадика. Она не истерила, не ругала Олесю и вообще прекратилась в слишком опекающую мать.
Я только знал, что Соня устроила очередной жуткий скандал в Special, при гостях и новом потенциальном товаре. Как-то она выяснила все про гарем Вадика, нашла контакты его фаворитки и решила наказать неверного возлюбленного. Яковлев же посмеялся над чувствами Сони и посоветовал ей вернуться в реальность, где она работает шлюхой и не имеет права претендовать на что-то большее в этой жизни.
— Олеся хочет на море, купаться и строить замки из песка с ракушками.
— Хорошо, я выполню один заказ и отвезу вас на море, — согласился я. Отпуск сейчас был неплохим решением.
— Нет, мы поедем завтра, я не собираюсь ждать тебя, — повысив тон, заявила Соня.
— Вы не поедете одни. На чем?
— На моей машине…
— Когда ты в последний раз ездила? — перебил ее я.
— Я не разучилась.
— Исключено. Ты не осилишь такую дорогу, и с ребенком я тебя никуда не отпущу.
— А я не спрашиваю твое разрешение! — истерика в ее голосе звучала уже отчетливее. Опять будет скандал.
— Аналогично. Мне не нужно твое разрешение, чтобы оставить Олесю в Москве, — отрезал я, встал и скорее вышел из дома.
К счастью, Олеся бегала с Нэнси на улице и за звонким смехом вперемешку с лаем собаки не слышала наш разговор.
Через пару лет она пойдет в школу. Нужно будет продавать этот чертов дом и покупать нормальную квартиру в городе, рядом со школой, магазином и парком, где мы втроем сможем выгуливать Нэнси по утрам и вечерам.
В последнее время я все отчетливее понимал, что Сони в нашем будущем нет. Она вредит Олесе, травмирует ее психику своими криками и суровым воспитанием. Она внушает дочери неправильные мысли.
Когда Олеся заявила мне, что хочет скорее вырасти и стать женой олигарха, я чуть не убил Соньку. Только эта дура могла поселить в пятилетней девочке такие мысли.
Трагедия случилась ровно за неделю до нашей поездки на море. Мы, наконец, купили путевку в отель у Черного моря, я обновил машину на новенький Форд, чтобы взять собаку с собой. Соня даже согласилась на этот отпуск и стала вести себя еще тише.
Замкнулась, ходила по дому как призрак, но хотя бы не орала на дочь. Наоборот, она вела себя слишком хорошо, не отпускала Олесю ни на шаг. Они много гуляли, с собакой или вдвоем, сажали цветы на клумбе у дома. Однажды Соня попросила меня построить качели, чтобы Олесе не было так скучно.
Я спешил домой, «командировка» прошла ужасно, часть товара пришлось оставить в России и понести убытки за это. Одна из девчонок умерла от передоза, кто-то в команде перестарался и накачал ее больше, чем нужно. В итоге коллеги из Казахстана забраковали половину автобуса и отказались платить.
До Москвы оставалось еще сутки на машине, когда мне позвонил Вадик.
— Сережа, ты должен держаться и не создавать проблем для компании, — нес какую-то чушь Яковлев.
— Ты о чем? — спросил я.
— Соня с Олесей погибли три дня назад в автокатастрофе. Машина сгорела, их похоронили сегодня утром в закрытых гробах. Твои родители обо всем позаботились.
Я ничего ему не ответил тогда, бросил трубку и уехал обратно в Оренбург. Казалось, если я не приеду, не увижу эти могилы, то все это будет сном, неправдой.
Я трусил, тянул время, съездил в составе еще двух караванов, пока Димон насильно не отвез меня в Москву и заставил принять случившееся.
Две чересчур красивые, ухоженные могилы, все в цветах и игрушках. К кованой ограде кто-то привязал много разноцветных шариков. Олеся их просто обожала.
А еще она бесконечно любила свою Нэнси, которую Соня спихнула на соседку по участку и не взяла с собой. Тупая шлюха так и не прекратила страдать по Вадику, напилась в тот день и намеренно покончила с собой, врезавшись в заправку. Она пожалела собаку, но не дочь.