В поисках тебя

Райли ожидала обычного времени на восстановление, но он поставил её на четвереньки, надел презерватив и начал медленно водить частичной эрекцией по её влажному лону. Райли застонала, отстраняясь, но он снова завладел ситуацией. Дразнил её членом, играл грудями, пощипывал соски, пока они не затвердели и не опухли. Проникнул на несколько сантиметров глубже, передвинул руки ниже и начал поглаживать её живот, клитор, половые губы, отдавая ей себя по чуть-чуть в медлительном, равномерном темпе.

От непрерывного удовольствия надвигающегося оргазма она сделалась его рабыней. Молила, вращала бёдрами, отчаянно желая, чтобы он полностью сделал её своей, и он, словно осознал, что ей требуется, крепко обхватил бёдра и ворвался внутрь.

Райли вскрикнула от резкого ощущения полноты. Сохраняя жестокий, скоростной темп, он взял её с необузданностью, которая её поглотила. Он словно жаждал снова поставить на ней своё клеймо, и она наслаждалась знанием того, что, хотя их занятия любовью далеки от милых, утончённых или поверхностных, зато они представляют собой взаимное утоление базовых, примитивных нужд и потребностей, которое срывает все покровы цивилизованности.

Его руки оставили синяки на коже Райли, впившиеся в матрас пальцы болели, мышцы ныли от натуги. Тем не менее, в гонке к освобождению всё это не имело значения, и когда в конце его пальцы скользнули к клитору, сильно ущипнув и отпустив, она пересекла грань.

Внутри неё всё опустело и разбилось, в горле застрял всхлип. Когда она рухнула, спустившись с греховных вершин удовольствия, он был рядом, бормоча в ухо нежные, бессмысленные слова, и она тотчас же поняла, что в безопасности.

Время потеряло значение. Что такое секунды? Часы? В конце концов, он скатился с неё, поцеловал в висок, отвёл с лица волосы и прошептал на ухо:

— Готова?

Райли застонала. Только не это. Она не вынесет ещё один оргазм… умрёт. Она покачала головой.

— Нет.

— Я тебя всё равно возьму.

— Мне нужна передышка. Отдых. — Она слабо толкнула его в грудь.

— Какие у тебя грязные мысли. Я собираюсь взять тебя кое-куда ещё.

— Куда?

Он ответил ей волчьей ухмылкой, озорной и до чёртиков сексуальной.

— Кататься.

Глава 7

Дилану нравилось смотреть, как она моргает с осоловелой томностью и, потягиваясь, открывает его взгляду свою восхитительную наготу. Она чуть ли не мурлыкала от удовольствия, и Дилан чувствовал себя каким-то, мать его, супергероем от одного знания, что это он её удовлетворил.

— Не понимаю.

Его губы изогнулись.

— Я беру тебя кататься на коньках. Пошли. У меня есть ещё одни утеплённые штаны и лыжная куртка.

Её опухшие губки надулись.

— Зовёшь меня наружу? Там метель, если ты забыл. — От стекла со звоном отскакивали ледяные дробинки. Дилан поцеловал её в лоб и встал.

— Боже, чтобы посмотреть на каток лучшего времени не придумаешь.

Она покачала головой, и её тёмные, спутанные волосы упали на обнажённые плечи.

— Даже не знаю. Твоя идея мне кажется не слишком разумной. — Она попыталась заползти обратно под одеяло. — Я уже видела каток с балкона.

Он рассмеялся и навис над ней, вытягивая ящик комода.

— Похоже, небольшая мотивация тебе не помешает.

— Я завтра ходить нормально не смогу после такой мотивации.

— Хм, а у тебя и впрямь грязные мысли. Как бы ни хотелось мне принять твой вызов, думал я скорее о сахаре.

Райли выглянула из-под простыни.

— О сахаре?

Он вытащил большой батончик тёмного шоколада, сдвинул фольгу и отломил кусочек.

— Открой ротик. — Тело её содрогнулось, губы раздвинулись, и, положив шоколад ей на язычок, Дилан принялся смотреть, как она стонет, полузакрыв глаза от блаженства. Чёрт, какая она всё-таки чувственная.

— Ну как, хорошо?

— Божественно. Мне не стоит удивляться, что ты хранишь шоколад в комоде. Когда-то ты складировал эти семидесяти пяти граммовые батончики «Херши». Я ещё не забыла, как убирала в общежитии бесконечные обёртки.

Он пожал плечами и закинул кусочек себе в рот.

— Никогда не знаешь, когда тебе понадобится себя поддержать. Нам-то помогло. А ты до сих пор вёдрами поедаешь «Лаки Чамз[3]», когда расстраиваешься?

Она удивлённо посмотрела на него.

— Ты это помнишь?

— Разумеется. В преддверии выпускных я всё время находил эти маленькие пакетики с зерновыми. Ты всегда уничтожала маршмэллоу в первую очередь.

— О, это лучшая часть.

Доели они в благостной тишине. После того, как Райли подкрепилась, он тщательно завернул батончик и вернул его в ящик. К её губе прилипла крошка расплавленного шоколада, и Дилан наклонился, в поцелуе слизывая остатки сладости. В его объятьях Райли казалась такой мягкой, тёплой и податливой, словно всегда предназначалась для них. Отстранился он с сожалением.

— Ну вот, мы готовы. — Сделав вид, что не слышит её стон, он прошёл к шкафу и начал вытаскивать одежду. — Обещаю, ты не разочаруешься.

Райли заворчала под нос, но он заметил её полуулыбку.

Он швырнул несколько вещей на кровать и надел тёплые штаны и термофуфайку.

— Смотри, не забудь надеть носки, чтобы ногам было тепло. Я вот-вот вернусь.

Чувствуя себя как ребёнок на Рождество, Дилан спустился по лестнице в подвал, свернул в коридор, ведущий в щитовую, и потратил пару минут на то, чтоб повернуть выключатели и всё настроить. После тщательной проверки всех цепей он вернулся к себе в спальню.

Райли уже оделась — готовая в путь. В фиалковых глазах светилось любопытство, но руки были скрещены на груди чрезмерно большой куртки.

— Чувствую себя какой-то палкой колбасы. Разве я не говорила, что не в восторге от сюрпризов и спонтанных решений?

— Им тоже не мешало бы быть в твоей шкатулке. Тебе нужен мужчина, который станет бросать тебе вызов, расталкивать твои барьеры, подстёгивать попробовать что-то новенькое.

— Вряд ли мне понравится катание на коньках, — проворчала она.

Проклятье, она выглядела такой очаровашкой. Утонула в его одежде, зато ей будет тепло и сухо, чего он и добивался.

— Тебе понравится. Идём.

Райли топала в слишком тяжёлых ботинках позади Дилана, пока тот вёл её вниз по лестнице, через темноватые коридоры в секретный туннель, крепко держа за руку одетой в перчатку рукой.

— Послушай, приятель, хоть я тебе и доверяю, но весь этот антураж разит второсортными фильмами ужасов.

— Не беспокойся. Я уже сорвал твою одежду и тебя изнасиловал.

— Ну да, очень остроумно.

Дверь открылась. За ней гудели и жужжали огромные машины, но Дилан не стал останавливаться. В конечном счёте, они вышли из дома на большую открытую террасу, которую едва освещал свет.

Порыв ветра оцарапал щёки Райли своими ледяными ногтями. Они пригнули головы, и Дилан прибавил ходу.

— Осталось совсем чуть-чуть.

— Холодно! Снега уже сантиметров на тридцать, и он всё падает. Дилан, может откажемся от твоего плана, снова избавимся от одежды и выпьем горячего какао, потому что это несколько… О боже!

Райли остановилась как вкопанная. Он с чувством глубокого удовлетворения вбирал расстилавшийся перед ним вид. Да, он купил парк именно по этой причине. Это-то он и хотел ей показать.

Холмы покрывала штриховка облетевших деревьев, которые обступали каток так, что казалось, будто его баюкает в своих ладонях природа-мать. Ослепительным огненным видением мерцали протянутые средь ветвей бесконечные белые гирлянды. А в середине стояло большое, ярко украшенное рождественское дерево — миниатюрная версия ёлки перед Рокфеллеровским центром[4]. Из динамиков лились рождественские гимны. Каждый сантиметр почвы скрылся под девственно-белым покровом, а корка льда преломляла тысячи лучей света, словно горделиво сияющий бриллиант. Замысловатая кровля защищала основной каток и ворота вокруг него от любых погодных условий, позволяя гостям пользоваться им в непогоду. Ясное дело, она обошлась недёшево, но оно того стоило. Не нуждаясь в круглосуточной команде, которая чистила бы каток в метели и обычные снегопады, он столько сэкономил на его обслуживании.

Райли сжала его пальцы и произнесла хриплым шёпотом:

— Я чувствую себя так, словно попала в «Холодное сердце»[5].

— Хм. Ты же, вроде, не смотришь детские мультики.

— Этот тоже получил Оскара. А теперь утихомирься, а не то накажу тебя, спою «Отпусти и забудь».

— Не будь такой вспыльчивой, — улыбнулся он. — Поэтому-то я и купил Ринкерз парк. Когда приходишь сюда, веришь в нечто большее, нечто прекрасное. Разве не это нужно каждому человеку?

Она повернулась, чтобы взглянуть на него, и что-то поменялось. Дилан затаил дыхание, понимая, что барьер между ними пал, искренние чувства в её глазах не оставляли в этом сомнений. Он нагнулся к ней, прижался поцелуем к её трепещущим губам. И улыбнулся.

— Давай покатаемся.

Чтобы добраться до галереи, где Дилан держал коньки и снаряжение, им пришлось прогуляться по снежным наносам. Пару раз падая, она ругала под нос его сумасбродную идею, а когда он тащил её сквозь глубокий, до бедра, снег, висла на его руке. А затем он быстро нашёл им коньки и повёл Райли на каток.

Первые двадцать минут он давился смехом. Она не только хваталась за ограду и отказывалась её отпустить, пока не будет готова, но и хмурилась, бурчала, злилась, потому что он умел кататься безупречными восьмёрками, задом и передом, а она сама во время нескольких неуверенных попыток приземлилась на свою очаровательную попку.

Впрочем, когда под влиянием присущего ей упрямства Райли выехала на середину катка, решив действовать по принципу «учись плавать или тони», Дилан насладился метаморфозой. Она пошла на риск, как шла на риск в большинстве решений, которые принимает в жизни.

И поплыла.

Он подкатил к ней, взял за руки, и они заскользили уверенно и легко. От разбросанных вокруг глыб снега и сверкания льда атмосфера казалась ещё более волшебной. Дилан всецело отдался мгновению. Ему не нужен был разговор, только присутствие женщины, в которую он влюбился за один вечер.

— Мой папа хотел мальчика, — сообщила она.

Дилан не ответил. Понял каким-то шестым чувством, что лучше молчать, потому что в её душе происходит нечто важное, и он не желает это сглазить. Через минуту Райли продолжила:

— Когда я родилась, папа был разочарован. Разумеется, я поняла это гораздо позже, после трагедии. Конечно, я знала, что он холодноват со мной, и всё чисто женское его, похоже, не интересует, но у меня была мама, так что меня это не задевало. Мир папы вращался вокруг моего брата. Он был на три года младше. Его звали Риком.

Дилан сглотнул. Он заметил, что она говорит в прошедшем времени, и понял, что история не из простых. Тем не менее, он продолжал кататься, поскольку знал, что, если приостановится или скажет хоть слово, Райли замолкнет.

— Я не слишком ревновала, потому что тоже обожала брата. Папа всё время подталкивал его к свершениям: в спорте, учёбе, завоевании места под солнцем. Он мечтал, что Рик преуспеет, и всё время говорил о том, что он возглавит какой-нибудь супер-конгломерат или создаст собственный бизнес. Рик обычно закатывал глаза и отшучивался… у него было великолепное чувство юмора и все души в нём не чаяли. Мама меня воспитывала редко, довольствовалась тем, что я счастлива, а папа полностью сосредоточился на том, чтобы сделать из Рика успешного человека.

Тут в динамиках над их головами песенку «Звените, бубенцы[6]» сменил гимн «Счастливого Рождества». Они сделали ещё несколько кругов, после чего она сумела продолжить:

— 11 июня 1998 года Рик с мамой погибли в автокатастрофе. Мне было шестнадцать. Ему — тринадцать. Парень заснул за рулём и… лобовое столкновение. Никто не выжил.

— После их гибели всё изменилось. Папа бродил по дому, словно привидение, как и я. Я чувствовала такую вину за одержимость своим положением в классе, за то, что втрескалась в парня с занятий по биологии и надеялась, что он пригласит меня на свидание. Чувствовала себя такой дурочкой, оттого, что беспокоилась о чепухе, в то время как брат столько работал, чтобы исполнились желания отца. Чтобы стать безупречным, успешным.

Она замолкла.

— Как ты поступила? — спросил Дилан.

— Изменилась. Мне пришлось. Прекратила волноваться о друзьях и мальчиках, всё время училась. Решила дать папе то, чего мы все лишились и почтить память Рика. В некотором смысле это было не так уж сложно. Я научилась сосредотачиваться на главном. Пожалуй, нужные задатки были у меня всё время, но меня никогда не подталкивали чего-то добиваться. Мне понравились сдержанность и дисциплина, которые нужны при достижении целей, и я научилась полагаться только на себя. Так намного проще, чем лавировать среди условностей общества, взаимоотношений и подростковых тревог. Моя жизнь внезапно стала… безмятежной.

Дилан боролся с потребностью её обнять и утешить. Ему стало ясно, откуда у неё целеустремлённость и талант. Разумеется, она заняла место брата. Разумеется, она посвятила жизнь тому, чтобы стать гордостью отца. Вероятно, в ней всегда были эти качества, но они не могли расцвести, когда в центре внимания находился её брат. Его сердце болело за семью, которой они были, за девочку, которой больше нет, и за её жертвы. Но он чувствовал, Райли долго держала эту историю в себе, и та отравляла её как гнойник. Чтобы её рана исцелилась, её надо вскрыть. Ей надо поделиться наболевшим и очиститься.

— А папа замечал твои успехи?

У неё вырвался тихий вздох.

— Нет. Но я его не виню. Я знаю, он меня любит. Знаю, он гордится мной и тем, чего я достигла, когда создала издательство «Шик». Он поместил обложку из «Форчун» в рамку и повесил её в гостиной. Однако пустоту, которая возникла после смерти мамы и Рика, невозможно заполнить, так что неважно, насколько я хороша. И, может, это нормально. Может, так и должно быть.

Дилан остановился. Приподнял её подбородок. Его тело, сердце, душу охватила нежность. Она ожесточённо моргала, её лицо выражало смущение, грусть и тоску.

— Готов спорить, твои мама с братом каждый день смотрят на тебя сверху и очень гордятся тем, кем ты стала. Другие пали бы духом и сдались, скулили, жаловались и выискивали оправдания. Райли Фокс, ты замечательная женщина, замечательная дочь и замечательная сестра.

Она кивнула. Приняла его утешение. Выслушала слова и отправилась искать им место в глубине души. И тут его прорвало. Ему требовалось к ней прикоснуться, защитить её, развеселить.

Его поцелуй был сама уступчивость и утешение, но она быстро его вернула и схватилась за Дилана, будто нуждаясь в продолжении. Он со стоном прижал Райли к себе и проник языком в рот, наслаждаясь её вкусом. Искра, которую он всегда искал, внезапно зависла и взорвалась. Он прижал Райли к ограде, срывая мешковатую одежду, нашпигованную замками и пуговицами в отчаянном желании прикоснуться к её коже и подарить чувство общности, нужное им обоим. Она захныкала, и он полностью поглотил её всхлипы поцелуем, попутно ухитряясь расстегнуть куртку, задрать свитер и запустить пальцы в её штаны.

Ни хрена себе, киска Райли стала влажной и готовой, как только его пальцы скользнули под трусики и глубоко проникли в неё. Райли с силой прикусила нижнюю губу, но он не разорвал контакта и, двигая пальцами и поглаживая клитор, подталкивал её к вершине, хотя она сопротивлялась, кусалась и стонала под ним.

— Отдайся мне, Райли. Сейчас же, отдайся целиком, — потребовал Дилан, сгибая пальцы и набрасываясь на G-точку. И тут она кончила на его руку. Он заглушил её крики ртом, так и не ослабив давления, которого жаждали оба. Его пальцы ненадолго остались внутри Райли, пока она успокаивалась, а он сцеловывал единственную слезинку, скатившуюся по её щеке, и бормотал на ухо глупую чепуху. Он целовал её, обнимал, и она полностью расслабилась в его руках.

— Ты мне нужна, — сказал он, — в моей кровати, обнажённая, открытая.

— Да, — прошептала она, — мне нужно то же самое.

Стараясь не дрожать, Дилан поправил на ней одежду, взял её за руку и повёл с катка.

***

Он подвигался над ней, погрузился внутрь и вошёл в ритм, которому предстояло разнести Райли на части, чтобы дать ему возможность собрать её воедино. Она всю жизнь поступала по своим правилам, но чувствовала, что сегодня отдаст ему всё. Теперь ею полностью завладели давняя фантазия и мужчина, чей образ так и не изгладился из её памяти. Она знала, их отношения не настоящие. Они не могли быть настоящими, однако в эти последние часы ей было всё равно.

Она широко развела ноги, приветствуя каждый толчок. Губы раздвинулись, впуская его язык. Ногти до крови царапали выгнувшуюся над ней мускулистую спину, оставляя отметины на память об этой ночи. Незадолго до оргазма он приказал ей открыть глаза и стал свидетелем всего: и мучительного удовольствия, и её погибели, которая началась ещё десять лет назад при первом прикосновении его губ.

Она влюбилась в Дилана Маккрея. И теперь призналась себе в этой любви, смакуя её, купаясь в ней.

Снова и снова выкрикивала его имя, а из сердца рвались слова, которые она отказывалась произносить вслух.

Я тебя люблю. Люблю. Люблю!

***

Смесь запахов секса, мускуса и пота казалась Дилану сладчайшим благоуханием в мире. Он гладил плечи отдыхающей женщины, не сводя глаз с обнажённого тела в своих руках, в своей постели. Сколько раз задумывался он о том, каково было бы встретиться с Райли снова, хоть и отдавал себе отчёт, что им, скорее всего, никогда не удастся перенести существующую между ними общность в реальный мир?

Заключая договор с «Семейными узами», он так надеялся. Приготовился остепениться и найти свою единственную. В агентстве невероятная команда, они не только учли каждое из его пожеланий, но и покопались в душе, пока не нашли те, о которых он сам не подозревал. Большинство партнёрш по свиданиям впечатляли. Они умели рассмешить, вовлечь в возбуждающий разговор. Многие даже вызывали физический отклик, который обычно вёл прямиком к сексу или, по меньшей мере, к куче заигрываний.

Как правило, он понимал правду после первого же свидания: ни одна из этих женщин не предназначалась для него.

Его не отпускало разочарование, и не так-то просто было убедить Кейт, что он не валяет дурака, тратя их время зря. Ну как объяснить, что ты ищешь то, во что многие даже не верят? Как описать эту магию взаимного притяжения, глубинное понимание, что нашёл ту, которая предназначена только для тебя? В особенности, когда такие слова произносит мужчина… Да его со смехом выгнали бы из «Семейных уз», над ним бы потешались все, кто услышал эту глупую историю.

Около года назад Дилан начал верить, что таких отношений не существует. Осознав, что придётся на ком-то остановиться, он впал в уныние, но пообещал себе ещё немного поискать, прежде чем смиряться с тем, что никогда не получит того, что есть у его родителей. Как он вообще мог понимать, что ищет, если никогда не испытывал это лично?

А сегодня его путешествие подошло к концу, и это потрясло его до глубины души. Райли Фокс — та единственная. Та самая, которую он искал. В тот миг, когда он проник в глубину её тела, сжал её руки, заглянул в её глаза, в желудке низко завибрировало, и этот гул проник в каждую клетку тела, не дав возможности себя отрицать.

Он словно нашёл свою вторую половинку. Разум успокоился, сердце распахнулось, и он отдался ей каждым погружением, привязывая её тело к своему самым примитивным из способов, которым мужчина может заявить права на свою пару. Он жаждал её защищать, вдохновлять, трахать, утешать… любить.

Охренеть!

— У тебя всё хорошо?

Дилан моргнул. Звук её голоса прервал его кратковременную панику. Пусть Райли даже не мечтает, что он признается ей в своих чувствах… не так скоро, всего через несколько часов в её обществе. Зная её любовь к контролю и порядку, ему почему-то кажется, что от его важной новости она нагишом выпрыгнет в окно на снежную кучу.

Нужно подвести её к той же мысли. Поражение даже не рассматривается, потому что на этот раз он её не отпустит.

Он отвёл волосы с её глаз, нежно заложив за ухо. Её кожа светилась, губы слегка распухли, а глаза сияли как у женщины, которую хорошенько ублажили. Дилан с трудом поборол порыв забить себя в грудь подобно обезьяне.

— Более чем хорошо. — Он облокотился о подушку и упёрся головой в ладонь, изучая её. — Как твоя голова?

Она низко хохотнула и вытянула ногу.

— Сейчас я волнуюсь совсем не о голове. Моё внимание занято другими частями тела.

— Как раз то, что я хотел услышать, — прорычал он. — Можно тебе признаться, что та фантазия о тебе оказалась вполовину хуже реальности? И поверь, я способен на очень грязные фантазии.

— Спору нет, способен, — глядя на него с выражением открытости и умиротворённости на лице, улыбнулась Райли. — Никогда бы не подумала, что это будет… вот так.

Он приложил к её нижней губе палец и протянул его по нежной коже.

— Я тоже.

Она была не готова к словам любви, но он мог показать ей, что чувствует, другими способами.

И раз за разом показывал всю оставшуюся ночь.

Глава 8

Райли открыла глаза.

Сквозь окна в полутёмную спальню лениво пробивалось солнце. Мышцы чертовски ныли, меж бёдер саднило, и она пахла сексом.

Сколько она себя помнит, ни разу не ощущала такого удовлетворения.

Уши уловили раскатистый храп. Повернув голову, она принялась изучать ангельский профиль Дилана. Боже, этот мужчина совершенен. В нём сочетается ослепительная красота и почти животная чувственность. Завитки белокурых волос падают на лоб, а на подбородке пробились жёсткие щетинки. Во сне его худощавое лицо расслабилось, и смягчившиеся черты приобрели какую-то плавную симметрию. Простыня сбита на бёдра, открывая взгляду впечатляющую спину, к которой так и хочется прикоснуться пальцами, хотя она не выпускала его из рук более двенадцати часов.

Как ей теперь быть?

В окна лился холодный утренний свет, и Райли охватила паника. Что она наделала? Поделилась однажды вечером секретами своего прошлого, разделась донага, позволила заняться с собой любовью кучей всевозможных способов и молила о большем. Даже не верится, что это правда. Нормальные люди не начинают отношений, прыгая в чужую постель посреди метели. Теперь этот вечер кажется ей смутным сном из размытых образов и чувств, которым никогда не выжить. Ни к чему ей обречённая на провал сексуальная связь, даже если от неё сносит голову. Ей бы что-нибудь прочное и настоящее, чтобы подходило для каждодневной рутины. Дилан Маккрей не вписывается в её жизнь. Что бы он ни говорил о своих родителях или истинных целях, скучный семейный распорядок не по нему. Стоит ему поверить, как он вышвырнет её глупый перечень и будет таков. Она последует за ним повсюду, сделает что угодно. Станет жить в фантастическом мире, который рано или поздно рухнет. И как только это произойдёт, разве она потом удовлетворится чем-то меньшим?

Нет. А так у неё хоть будет прекрасное воспоминание, которое станет согревать её по ночам. Теперь их у неё больше, чем прежде. Этого должно хватить.

В горле стоял ком. Сглотнув, Райли выбралась из кровати. Схватила одежду и, быстро одеваясь, на цыпочках направилась к двери. Прошла на кухню и выглянула в окно.

Снегопад, наконец, прекратился, но намело не менее полуметра. Дорожки, тропинки — всё скрылось под снегом и, бог свидетель, нечего было и думать о спуске с горы, пока какая-нибудь команда не приедет расчищать дороги. Сердце Райли зачастило, и ей снова пришлось бороться с паникой. Инстинкты подсказывали ей, что, если она хочет избежать противостояния, которого боится, лучше убираться отсюда как можно быстрее. Может, ей…

— С утречком.

Она развернулась. Дилан стоял в дверях — ноги врозь, туловище откинуто назад. Он надел лишь спортивные штаны и был обнажён выше пояса.

При взгляде на его сексуальную утреннюю щетинку ей до боли захотелось пересечь комнату и провести по ней ласковыми губами, обхватить каменнотвёрдую длину его пениса, гладить, сосать… О боже, что с ней происходит?

— С утречком.

— Пришёл залить в себя кофе. — Дилан махнул в сторону окна. — Насколько там скверно?

— Снег прекратился, но за окном чёрте что. Надеюсь, телефон уже работает. Надо бы достать мой сотовый из машины. Ммм, есть идеи, как мне отсюда выбраться?

Он налил в чайник воды и взял кофемолку.

— Как я понимаю, мы проводим день вместе. Попрошу своих сотрудников отбуксировать твою машину. Через несколько часов сюда должны приехать чистильщики снега.

— Э, ладно, звучит неплохо, но мне и впрямь надо уехать отсюда как можно раньше, — нервно хихикнула она. — Я порядком выбилась из рабочего графика.

Он смолол зёрна, наполнил фильтр и, включив кофе-машину, повернулся к ней.

— Что, Райли, нервничаешь?

Она напряглась. Подпустила холода в голос.

— Не знаю, о чём ты. У меня куча работы, сообщения, на которые надо ответить, и я не могу себе позволить безвылазно сидеть на горе целый день.

Дилан кивнул. Внешне он выглядел спокойным, но вокруг него пульсировала опасная аура.

— Ясно. Мы хоть поговорим о прошлой ночи?

Она выдохнула.

— Ты как в старом фильме из восьмидесятых. Думаю, не стоит, Дилан. Прошлая ночь была удивительной, но сейчас день, и пора возвращаться к своим жизням.

— Надо же, как доходчиво и аккуратно. Прости, но мой ответ таким не будет.

— Что за ответ?

— Чёрта с два.

Она вздрогнула. Её трясло от гнева.

— Послушай, не знаю, что ты там себе возомнил о прошлой ночи, но я не позволю с собой так разговаривать.

— Вчера, когда я был глубоко внутри тебя, ты против этого не возражала. Тебе, похоже, нравилось всё, что я тогда говорил.

Её лицо начинало гореть. Проклятье, она ненавидит краснеть.

— Так то было вчера, а сегодня — новый день.

— Что ж, может, тогда скажешь, чего ради ты прошлой ночью всё это затеяла? — Дилан упёрся кулаками в бёдра и вызывающе взглянул на неё, мол, давай, ври.

Зачем он так поступает? Разве он в этих отношениях не мужчина? Ему положено сбиваться с ног в попытках быстренько выпроводить её из дома и молиться, чтобы они не заговорили о чувствах или ожиданиях. Да пошёл он. Её не устрашить этой подавляющей властностью.

— Отлично. Раз хочешь от меня откровенности, ты её получишь. Прошлая ночь была чудесной: страсть, и волшебство, и незабываемое воспоминание. Однако, думаю, мы оба сознаём, что просто застряли на пару в метель, и у нас оставались кое-какие остатки чувств ещё со времени учёбы в колледже, и нам нужно было от них избавиться. А теперь мне надо возвращаться к своей настоящей жизни. Ты в неё не впишешься, Дилан, и сам это знаешь. Давай поступим правильно, признаем, что незабываемо провели вдвоём время, и заживём каждый своей жизнью. Может, даже станем друзьями? — На этом слове она поперхнулась, но сумела продолжить: — Ну, как тебе?

Дилан так быстро придвинулся, что она даже не заметила его приближения. Внезапно он навис над ней, схватил руками за плечи. Его черты искажала ярость, делавшая его похожим на мятежного ангела, который решительно настроен получить желаемое.

— По-моему, твой план — полная ерунда, — холодно заявил Дилан. — Ты, похоже, настолько испугалась глубины собственных чувств, что не видишь другого способа снова ощутить себя в безопасности, кроме как притвориться, что они ничего не значат. Не могу тебя винить, Райли, но должен признать, что меня это бесит. Думал, ты храбрее.

Она чуть не задохнулась.

— Да как ты смеешь! Мы провели одну ночь вместе, и она не даёт тебе права делать вид, что ты меня знаешь! Между нами не было ничего кроме отличного секса. Его недостаточно, чтобы строить взаимоотношения.

— Не согласен, — прорычал он. — Это был лучший секс в моей жизни, но дело в притяжении. Между нами возникла связь. Её не понять рассудком, и на бумаге она выглядит не очень, но что есть, то есть. Мы подходим друг другу, и уходить от этого только потому, что ты думаешь, будто я внезапно сдрейфлю, или из-за какого-то дерьма о том, что мне недостаёт девяти из десяти качеств из твоего глупого списка — всего лишь отмазка.

— Список не глупый, а жизненный! Ты что, не понимаешь? Секс слишком хорош. Мы слишком… пылкие, — голос Райли ломался, делая её слова ещё безумней, но он ослабил захват и прижался лбом к её лбу.

— Сам знаю, милая, это был ураган. Знаю, во многом предстоит разобраться, и мы провели вместе всего одну ночь, но от правды никуда не денешься. Я сходу отдаю тебе всё. Всю свою жизнь я искал нечто необычайное: свою вторую половинку, женщину, с которой почувствую себя целым. Я был весь на взводе с той самой минуты, когда нашёл тебя в машине и занёс в дом. А когда наконец-то погрузился в твоё тело, когда меня окружило твоё тепло, я понял, просто понял: это ты. Я искал тебя.

Она дрожала как в лихорадке. В мозгу то и дело взрывались фейерверки, как будто произошло короткое замыкание. У неё было такое чувство, словно она разрывается надвое. Одна половина всхлипывала от облегчения, признав себя побеждённой, вторая — почти сжалась от пробиравшего её до кости страха перед неизведанным, невозможным.

Брак и отношения строятся на компромиссах, общении и симпатии, а не на свистопляске обезумевших гормонов и рвущем душу, неистовом желании. Бесполезно даже пытаться.

Итак, Райли стояла в его объятьях, застыв и не в силах сказать хоть слово. Правда расстроила их обоих. Руки Дилана гладили её щёки, а затем он её поцеловал —целомудренно.

О, этот сладкий, нежный, застенчивый поцелуй стал исполнением всех её мечтаний. Смакуя каждый миг, она поцеловала Дилана в ответ, а когда он отстранился, уже знала, что должна сделать.

— Из этого ничего не выйдет, — прошептала Райли и закрыла глаза, трепеща от силы собственной потребности в нём и усилий, которые требовали поистине стальной воли, чтобы сохранить самоконтроль и остаться сильной. — Мы с тобой никогда не… уживёмся вместе.

— Чёрт, опять эта шкатулка, — выпуская её, отступил Дилан. Он сразу же отвернулся, но Райли уловила на его лице выражение муки и не удержалась от стона. Тихо ругаясь, он сжал руки в кулаки, но, в конце концов, заговорил, только так и не повернулся к ней лицом.

— Похоже, ты уже всё решила. Я не могу заставить тебя рискнуть. Не могу заставить испытывать чувства, которых у тебя может и не быть. И я извиняюсь, правда.

Он пошёл к двери.

— Я вызову эвакуатор, чтобы твою машину утянули отсюда, и завезу тебя домой. Наливай себе кофе, будь как дома.

Он ушёл. Райли, дрожа, доковыляла до кресла и села, обхватив трясущиеся ноги. Она знала, он не просто оставил её в кухне, а проявил уважение к её весьма рациональному и логичному решению и отпустил её насовсем.

Жаль, что победа внезапно стала казаться величайшим поражением в её жизни.

Глава 9

Спустя две недели Райли упала в кресло, стоявшее у неё в кабинете. Как правило, список предстоящих дел её бодрил, вызывая прилив сил. Среди целей и крайних сроков она обычно чувствовала себя как рыба в воде. Однако с тех пор, как она бросила Дилана, всё ей казалось… скучным, не вдохновляло. Даже шоколадная крошка, которую она добавляла в мафины с отрубями, не приносила счастья.

Вот так, это было просто-напросто ужасно.

Подавив вздох, Райли постучала ручкой о листок промокательной бумаги и постаралась собраться с мыслями. Она велела Кейт назначить ей как можно больше свиданий с партнёрами, которые подходят под требования её списка, и уже виделась с четырьмя мужчинами: юристом, бухгалтером, учителем и врачом. Те оказались интеллигентными, сдержанными и респектабельными. Хотели детей. Она хорошо провела время, но, боже, какими они были скучными.

Дилан её уничтожил.

За последние две недели она сотню раз тянулась к телефону, чтобы ему позвонить. Вероятно, Дилан повесит трубку, когда её услышит. Райли было мучительно сознавать, что она причинила ему боль, тогда как он лишь смело признался в своих истинных чувствах. В тех самых чувствах, что испытывает к нему она, только слишком трусит, чтобы последовать его примеру. Что за неразбериха.

Её днём и ночью преследует неотвратимая правда: Дилан Маккрей — мужчина, которому она предначертана. Может, Дилан и не такой, как ей представлялось, зато он её дополняет. И понимает. Не обращает внимания на блажь, уважительно относится к её карьере, знает её прошлое, ублажает её тело и душу с голодом, которому нет равных. Жизнь без него была бы более спокойной, более размеренной. Но она оказалась бы пустой, одинокой и безрадостной.

Что же ей делать?

Как его вернуть?

На телефоне вспыхнул красный огонёк.

— Мисс Фокс, к вам посетитель. Он не записывался, но настаивает, что вы его примете. Некий Дилан Маккрей.

У неё отвисла челюсть, и только после нескольких попыток заговорить ей наконец-то удалось пискнуть:

— Да, Синди, благодарю, можете его впустить.

Она бросилась убирать на столе, встала, села, снова встала. Ладони взмокли от пота. Что ему нужно? Он ещё злится? Может, он попытается её вернуть? А вдруг он скажет, что её уход — лучшее, что произошло в его жизни? Через полминуты он — в тёмно-синем костюме в полоску, красном галстуке и кожаных туфлях — неспешно вошёл в дверь. Дилан выглядел как символ великолепия и успеха: истинный американец, могущество и властность в каждом движении, чёткие, безупречно отутюженные складки одежды и свежий аромат лосьона после бритья, который хотелось вдыхать не прекращая.

— Дилан, — задыхаясь, сказала она, — не ожидала тебя увидеть.

— Райли, — кивнул он, однако его глаза светились какой-то загадочной решительностью, — я и сам не ожидал здесь оказаться, но после двух недель пришлось. Стало ясно, что у меня нет выбора.

Райли бросилась к нему. Пространство между ними внезапно стало казаться разверзнувшейся пустотой. Она чувствовала тепло его тела с другого конца комнаты.

— Хо-хочешь присесть?

— Нет, спасибо. Я ненадолго.

Райли боролась с дрожью, пытаясь выглядеть спокойной. Переминалась на высоких каблуках, радуясь, что сегодня надела элегантный костюм в розовую клетку. Ей требовалась вся её уверенность в себе.

— Почему ты здесь?

Он ухмыльнулся. Сверкнул манжетами. Непринуждённость его позы чем-то напоминала кота из джунглей, который лениво разлёгся в лесу, чтобы вздремнуть, перед тем как отправиться за добычей.

— Я пытался ждать. Вёл себя как хороший мальчик, поскольку решил дать тебе время подумать, но твои свидания с другими мужчинами меня бесили, и моё терпение лопнуло. Кто в шкатулке, Райли?

Её за секунды перебросило из скучного Канзаса в страну Оз. Сердце заколотилось. Кровь в волнении помчалась по венам. Она шагнула вперёд.

— Ты.

Глаза Дилана горели требовательностью и страстью, при виде которых Райли обмякла, признавая поражение. Как оказалось, правда её освободила, и теперь всё её существо пело от радости. Она сморгнула навернувшиеся на глаза безумно жгучие слёзы.

Дилан кивнул.

— Верно, чёрт возьми. Да и вовремя. Теперь тебе нужно сделать лишь одно.

Она сделает. Сделает для него всё, потому что в этот миг поняла: она принадлежит ему так же всецело, как и он ей. Они — команда, и она больше никогда в этом не усомнится.

— Что?

Он одарил её ленивой ухмылкой.

— Докажи свои слова.

***

— Это нелепо. Сейчас середина дня. В полдень люди этим попросту не занимаются. Это слишком… распутно.

Дилан старался не смеяться в ответ на высказываемые шёпотом страхи Райли. Знал, что чертовка наслаждается каждой секундой их катания. Рука в руке он провёл её вдоль катка, описав круг под подмигивание гирлянд и витающие в воздухе запахи попкорна и сахарной ваты. Радостно пела карусель, скакали вверх-вниз расписные лошадки, хохотали довольные дети. Она по-прежнему была в деловом костюме, только сменила туфли на коньки, и, безупречно слаженно скользя с ней по льду, Дилан поймал себя на мысли, что впервые чувствует столь полное, безграничное удовлетворение.

Наконец-то он отыскал свою половинку.

— Ты любишь это место, — сказал он. — Возможно, мы вступим здесь в брак.

Она споткнулась, и он её словил.

— Тебя всегда отличали высокомерие, эгоизм и самонадеянность, — заявила она.

— А ещё правота.

— Забавно, но браку предшествуют нечто, о чём я ещё не слышала.

Он рассмеялся, закружил её, прижал спиной к воротам. Её нос покраснел, щёки разрумянились, глаза сверкали. Дилан опустил голову.

— Я люблю тебя, Райли Фокс. Вероятно, так было всегда. Это тебя я искал всё время.

— То-то же. — Она подняла руки и зарылась пальцами в его шевелюру. — И я тебя люблю.

— Ты вовремя. У меня созрел чудесный план на медовый месяц.

— Да ну? Какие-нибудь тёплые тропики? — насмешливо спросила она.

Он принялся покусывать её нижнюю губу.

— Нет, я решил заполнить целую комнату приспособлениями из нержавеющей стали и как следует тебя оттрахать на каждом из них.

Райли содрогнулась, и он услышал тихий, дрожащий стон, который вырвался из её горла. Блин, как же он любит эту женщину. Любит телом, разумом, сердцем и душой. Ему не терпится посмотреть, что им принесут следующие пятьдесят лет.

— А пока я хочу просто покататься со своей любимой.

Она улыбнулась и нежно поцеловала его в губы.

И они покатились.

[1] «Сияние» (англ. The Shining) — культовый фильм ужасов Стэнли Кубрика, снятый в 1980 году по мотивам одноимённого романа Стивена Кинга, где главный герой приходит к хозяину гостиницы с целью устроиться туда работать смотрителем на зимний период. В течение пяти месяцев ему предстоит жить вместе со своей семьёй в пустой гостинице, отрезанной от остального мира снежными завалами. Владелец рассказывает ему, что один из предыдущих смотрителей, помешавшись после пятимесячного заточения, убил жену и двух своих дочерей и покончил с собой. Нового смотрителя, как мы узнаём после просмотра, ожидает то же самое.

[2] Скаутский знак используется скаутами по всему миру. Каждый раз он сопровождает обещание, которое скаут даёт перед другими. Этот знак делается правой рукой: поднимите руку прямо вверх и не сгибайте в локте. Правая рука открыта ладонью вперёд, а три выпрямленных пальца сжаты вместе. Знак символизирует три части скаутского обещания: долг перед Богом, перед самим собой и перед другими. А на языке жестов это означает — мудрость.

[3] «Лаки Чамз» (англ. Lucky Charms) — зерновые хлопья, в которых больше 25% приходится на долю разноцветных кусочков маршмэллоу (любимой американцами сладости, представляющей собой суфле из пищевого крахмала, декстрозы, желатина и других компонентов).

[4] Рокфеллеровский центр — крупный офисный центр в Нью-Йорке, который был построен в манхэттенском Мидтауне в 1930-е годы на деньги семьи Рокфеллеров. На каждое Рождество в Рокфеллеровском центре устанавливается главная ёлка города. Церемонию первого зажжения огней на ёлке транслирует телеканал NBC.

[5] Frozen — мульфильм 2013 г. В русском прокате «Холодное сердце». Получил 2 Оскара: лучшая песня за песню «Let it Go» (у нас «Отпусти и забудь») и лучший анимационный фильм.

[6] Jingle Bells («Звените, бубенцы») — самая известная рождественская песенка. Написана в 1857 Дж. С. Пирпонтом.

We wish you a merry Christmas («Счастливого Рождества») — популярный светский рождественский гимн. Появился в XVI веке в Юго-Западной Англии.