В сетях обмана и любви

Глава 15

В следующую пятницу Линди исполнялось шестнадцать. Они решили отметить «ее день рождения танцами в субботнюю ночь. Хотя Рубел провел большую часть недели вне дома, занимаясь делом Хеслета, все же он ухитрился сходить на охоту, взяв с собой малышей и даже Тревиса и Джефа. Они набили мешок пятью индюшками, подстрелили пару белохвостых оленей и в придачу дикого кабана.

– Надеюсь, хватит на субботу и, вообще, до тех пор, пока я не вернусь, – сказал Молли по возвращении Рубел.

– Надолго уезжаешь?

– Сколько будет необходимо, любимая. Я должен отвезти доказательства преступлений Хеслета в Орендж, заполнить некоторые бланки и отдать судье, чтобы могли получить полномочия арестовать его конные полицейские.

– Ты сам его арестуешь?

– Нет, это уже не моя работа, это сделают другие.

– Я рада. Мне бы не хотелось, чтобы тебе при аресте пришлось бы встречаться лицом к лицу с этим разбойником.

Танцы в субботнюю ночь были мало похожи на предыдущие, по крайней мере, для Молли и Рубела. Теперь Молли видела в нем любимого мужчину, а не копию подлеца, покинувшего ее год назад, хотя Рубел и был на самом деле этим подлецом. А Рубел-Джубел оказался в состоянии справиться со своим чувством вины и наслаждался, обнимая любимую и танцуя с ней весь вечер. Он решил, что скажет ей о том, кто он на самом деле. Он подождет, когда на следующей неделе наступит день его отъезда в Орендж. Прежде он должен еще раз телеграфировать Джубелу, чтобы подтвердить некоторые формальности. К тому же он должен был сообщить ему, что дело оказалось именно таковым, как он и подозревал, и ему понадобится не более одного дня, чтобы окончательно завершить сбор доказательств.

Рубел хотел отвезти Молли в лес, где никто не будет мешать их разговору. Он расскажет о прошлом, напомнит о тех танцах, год назад, раскроет, что чувствовал той ночью, опишет, как ужасно прошел и для него этот год, ведь он никак не мог забыть о ней, не мог смотреть ни на какую другую женщину, и это заставило его занять место брата, получившего задание от «Л и М», и вернуться в Эппл-Спринз – вернуться, чтобы узнать, испытывает ли еще Молли Дюрант к нему прежние чувства, и чтобы понять, есть ли будущее у их отношений. Как оказалось, есть, за год разлуки любовь не умерла.

Он объяснит ей, почему солгал и потом продолжал лгать. Рубел надеялся, что теперь Молли знает его достаточно хорошо, чтобы поверить: на этот раз он говорит правду, тогда он сказал первое, что пришло ему в голову, только чтобы она опустила ружье и сдала б ему комнату. Может, это и было безнравственно, все же ложь сама по себе доказывала, в каком он был отчаянье, если решился под чужим именем остаться в Блек-Хауз, чтобы завоевать ее любовь.

Он напомнит ей о многих моментах, когда он пытался сказать правду, но не решался сделать это всякий раз, потому что она начинала говорить о своей ненависти к Рубелу. Он скажет, как много она значит для него – целый мир! – и что он уже не сможет без нее жить.

Рубел знал, какой гнев, боль, разочарование должна будет испытать Молли после его признания. Именно поэтому он и ждал для решительного объяснения день отъезда. Он знал, ей потребуется время, чтобы привыкнуть к мысли, что он не Джубел, а тот самый Рубел. Он знал: ей необходимо будет побыть одной.

Он скажет ей, как сильно он ее любит и что знает, как сильно она сама любит его, скажет, что не намерен делить свою жизнь ни с кем, кроме нее, и что они поженятся, как только он вернется из Оренджа.

Ей будет больно, и она постарается скрыть свою боль за гневом и злостью, Рубел не сомневался в этом. Но на день рождения Линди он приказал себе забыть обо всем и, крепко сжимая Молли в объятиях, танцевал с ней и восхищался ее красотой, вдыхая сладкий запах жимолости и испытывая огромное желание отвести любимую наверх в ту огромную кровать с пуховым матрацем.

В субботу рано утром, в то время как Рубел, Джеф и Тревис резали оленину, Молли, Линди и Шугар готовили праздничные салаты и запеканки, закуски из свежих овощей, свинину, яйца и печенье разных сортов: имбирное, из патоки, овсяное и даже из желе. В перерывах между танцами Рубел стоял рядом с Молли возле накрытого стола и наблюдал за гостями. Один раз протянул ей стакан с пуншем, льдом и лимонадом, который мистер Осборн специально закупил для нее в Хьюстоне. Они чокнулись бокалами.

– За нас, – прошептала Молли.

– За нас, – поддержал Рубел.

Молли отпила глоток.

– Всем и так весело, нет нужды приносить гостям еще пунша.

– Это потому, что сегодня в Блек-Хауз царят страсть и радость.

Молли покраснела. Снова заиграла музыка, и они вместе посмотрели на Линди и Джефа, кружившихся по гостиной.

– Ты прав, – шепнула Молли.

На шестнадцатилетие Линди Молли позволила сестре надеть прелестное шелковое платье персикового цвета, которое некогда принадлежало их матери. Приталенное, с глубоким вырезом на груди, оно подчеркивало уже достаточно зрелые формы Линди. Мучительное для Молли зрелище: девочка выросла!

– Я рада, что Линди согласилась учиться дальше, – сказала Молли. – Она решила стать учительницей.

– Я уверен, из нее получится хорошая учительница, – Рубел наблюдал за танцующей молодой парой.

Они танцевали, держа друг друга в объятиях так крепко, насколько только позволяли приличия, но, конечно, хотели бы быть намного ближе. Когда Рубел во второй раз заметил, что Джеф склонился к уху Линди, он решил: пора останавливать молодых людей.

– Извини меня, Молли, думаю, я вклинюсь между стариной Джефом и Линди и дам ему возможность охладиться.

Молли посмотрела ему вслед. Какое счастье, что она оказалась не в состоянии выгнать его когда-то из Блек-Хауз! Какой она теперь была счастливой! Какой влюбленной! Она видела, как Рубел кружил Линди по комнате под мелодию «Девушки не хотят, чтобы ты сегодня появился». Как хорошо умеет он ладить с детьми! Она знала, что никогда не забудет ту ночь, когда он остановил Джефа с Линди. Та ночь стала поворотным событием и в их отношениях. Той ночью они вышли из затруднительного положения и обрели упоительное будущее.

Вилли Джо и Малыш-Сэм жевали печенье, сидя за столом для закусок и напитков. Молли взяла Сэма за руку:

– Пойдем танцевать!

Он сморщил нос.

– Нет!

Молли заметила: он посмотрел на маленькую девочку в розовом платье со светлыми волосами, спадавшими ей на плечи.

– Я хотел бы потанцевать с ней!

Молли усмехнулась.

– Хорошо, иди и пригласи ее.

– Но я не знаю, как ее зовут.

– Спроси!

– Как?

– Просто подойти и скажи: «Я Сэм Блек. А как тебя зовут?» Когда она ответит, пригласи ее на танец.

Малыш склонил голову.

– Иди, вряд ли она тебя укусит, – подтолкнула Молли.

– Мисс, – позвала Шугар ее с порога кухни.

Оставив Сэма наедине с сомнениями, Молли поспешила на кухню, чтобы добавить праздничному торту последние штрихи украшений. Они подождали начала следующего танца, чтобы вышел для Линди сюрприз. Как они и предполагали, едва заиграла музыка, все внимание Линди сосредоточилось на Джефе, и они могли преспокойно возиться с тортом на кухне, не опасаясь при этом любопытных взглядов виновницы торжества.

Когда шестнадцать свечей были вколоты в торт, Молли вышла, чтобы собрать детей. Тревис сидел на ступенях лестницы рядом с Джубелом, Линди и Джефом. Вилли Джо ел печенье. Молли посмотрела вокруг, ища глазами Малыша-Сэма.

Он сзади потянул ее за платье. Когда Молли опустила глаза, она увидела неизменный палец по рту своего маленького братца и выражение отчаянья на его лице. Присев, она вытащила палец изо рта.

– Что случилось, милый?

– Ее зовут Гинни, и она сказала «нет».

Глаза Молли расширились, она вспомнила маленькую девочку в розовом платье. Молли прижала голову Сэма к своему плечу:

– Девочка не знает, что она потеряла!

Посмотрев в эти серьезные детские глаза, Молли обронила:

– Не сдавайся! Не одна она здесь на танцах. После того как мы споем Линди «счастливого дня рождения», пригласи танцевать какую-нибудь другую девочку.

Линди удивилась и пришла в восторг от праздничного торта. Когда они закончили петь, Молли встала позади Рубела, наблюдая, как ее младшая сестра раздает торт гостям.

– Она уже такая взрослая! И такая красивая! – заметила Молли.

– И очень похожа на свою старшую сестру, Молли, любимая, – ответил Рубел.

Остаток вечера они кружились под звуки музыки в объятиях друг друга.

– Это «Лунный свет в сосновом бору», – сказал Рубел, испытывая непреодолимое желание рассказать Молли о том, что эта мелодия постоянно звучала в его памяти весь прошедший год.

– У нас всегда на танцах звучит эта мелодия, – ответила Молли. – Моя бабушка положила начало этой традиции. Ведь Эппл-Спринз находится в самом сердце Пайнейского леса, в котором полно сосен, – гордость светилась в ее глазах, звучала в голосе.

Рубел вспомнил, как Шугар однажды сказала, что Молли не захочет жить ни в каком другом месте. Тогда он не придал словам негритянки большого значения, но теперь он начинал понимать, почему Молли так привязана к Эппл-Спринз.

Подошло время последнего танца, тоже традиционного «До свидания, старина Пайнт». Рубел чувствовал себя так же глупо, как и другие мужчины, когда пел вместе со всеми строфу за строфой, одна нелепей другой, только чтобы держать Молли в своих объятиях, а видения пуховой постели носились в его воображении.

– Иногда я думаю, что мне никогда не доведется опустить тебя на эту проклятую пуховую постель, – прошептал он на ухо Молли.

Через два дня, когда Рубел все еще мысленно репетировал свое признание, утешая себя, что ни один исповедник не должен быть несправедливо строг к кающемуся грешнику, прибыл Клиф Перкер, чтобы обсудить вырубку леса.

Вся семья собралась вокруг большого соснового стола на кухне. Рубел занял место позади всех. Тревис последовал его совету, он изучил все, что смог, о лесе, основательно подготовившись к этому обсуждению.

Рубел испытывал неподдельную гордость за мальчика. Он мог заметить, и Перкер был удивлен.

– Вы не рекомендуете вырубать все подчистую, так ведь? – спросил Тревис.

– Я могу сделать это, если вы того хотите. Дело в том, черт… э… извините, здесь дамы… что это чертовски быстрее и проще, чем выборочно вырубать деревья. Но что касается совета, то, если бы мы говорили о моей собственности, я бы сказал «нет». Лучше сохранить как можно больше твердой древесины.

– Зачем нам твердая древесина? – спросил Тревис.

– Она пригодится для многого, сынок. Спроси Джаррета. Железной дороге нужен будет дуб для шпал. А когда проложат железную дорогу, можно будет продавать кипарис и другие твердые породы. Если, конечно, оставить их, пока в них нет особой надобности. Они помогут лесу восстановить равновесие и сохранить естественную среду обитания животных. Кроме того, это и естественная защита для молодых побегов.

– Сколько деревьев вы предлагаете вырубить? – задала вопрос Молли.

– Смотря, сколько денег вы хотите получить от их продажи, мэм.

– Мистер Тейлор говорит, что нужны сто долларов в семестр за все, включая комнату и стол. Я полагаю, следует сразу срубить количество, достаточное для оплаты нескольких семестров, и положить деньги в банк.

– Я не советовал бы этого делать, – возразил Перкер. – Вы выиграете, полагаю, вырубая лес постепенно, сумму, необходимую для нескольких месяцев.

– Как это так, Перкер? – спросил Рубел, когда лесоруб замолчал.

Перкер удивленно пожал плечами.

– Черт, Джаррет, вы должны знать это, как никто другой, поскольку это вы появились в городе, чтобы уточнить, как лучше всего проложить железную дорогу.

Перкер внимательно всматривался в лица собравшихся за столом. Рубел надеялся, что непонимание написано не только на его лице.

– Когда здесь пройдет железная дорога, цена вашего леса возрастет, и не сомневаюсь также, что благодаря строительству железной дороги у вас появится добрая сотня постояльцев и отпадет необходимость продавать лес, по крайней мере, в прежнем объеме.

Шугар подала лимонад и кофе. Перкер откинулся на спинку стула, давая семье время обдумать его предложения.

– Что ты думаешь, Тревис? – спросил Рубел. – Или ты хочешь послушать, что скажут остальные?

Тревис, сидевший во главе стола, что стало для него обычным местом, как на кухне, так и в столовой, согласно покачал головой:

– Пусть все выскажутся.

– Мне нравятся ваши предложения, – сказала Линди, – но я хотела бы задать один вопрос.

– Задайте, мисс, – позволил Перкер.

– Сколько у нас леса? Я имею в виду, на сколько семестров хватит леса, который вы думаете вырубить со временем?

Перкер покачал головой, уставившись на стол.

– Давайте прикинем. Вы сказали, что хотите использовать лес только для оплаты за обучение. Вас четверо, верно?

Дети кивнули.

– Вот я и имел в виду, чтобы хватило на всех четверых, милая юная леди.

Линди и Тревис обменялись довольными улыбками.

– Когда вы думаете начать? – спросил Рубел. – То есть… когда семья может поручить вам эту работу?

– В конце недели, если погода продержится. Так, сегодня вторник? В следующий понедельник – наверняка.

Клиф Перкер был нанят, бумаги подписаны, и остаток недели прошел в приподнятом настроении ожидания у всех, кроме Рубела, чья голова была занята признанием, которое ему предстояло сделать Молли. Он хотел завершить дела поскорее.

К пятнице он закончил работу с документами в Люфкине и ждал только ответа от Джубела, прежде чем отправиться в Орендж. У него уже было на руках достаточное количество доказательств, чтобы отправить Виктора Хеслета, если не за решетку, где он просидит следующие пятьдесят лет, то, по крайней мере, чтобы освободить от вора одно поколение населения.

Он вернулся в Блек-Хауз в полдень. Молли развешивала белье, когда он подъехал к дому. Она повернулась и увидела, что он спешился, ее руки замерли на бельевой веревке, она смотрела на его приближающуюся фигуру.

Рубел догадался, о чем она думает. С каждым шагом он чувствовал все отчетливее, что ее мысли похожи на его собственные: они оба вспоминают, как однажды, в пятницу, он вернулся так же рано… вспоминают, куда они пошли тогда и что делали… Когда Рубел подошел к ней, его дыхание было уже частым и неровным. Он взял ее за подбородок, склонился и поцеловал быстро и нежно.

– Хочешь проехаться верхом?

Он почувствовал, как ее пульс участился, он прочитал страстный отклик в ее глазах.

– Только развешу выстиранное…

– Иди, надень шляпку, я сам развешу белье.

К тому времени, как она вернулась, он все развесил, правда, несколько криво, но все-таки рубашки не касались земли. Оказывается, развешивать белье – искусство; он никогда не подозревал это.

Рука об руку они пошли к сараю, где Рубел оседлал ее кобылу и подсадил Молли в седло. Когда его руки обхватили ее талию, его глаза расширились, и на лице Рубела появилась усмешка:

– Ты не только надела шляпку!

Она покраснела. Он скользнул взглядом по ее телу. Молли, кроме шляпки, надела юбку для верховой езды и корсаж.

– Что ты еще успела переодеть? – поинтересовался Рубел.

– Подожди, увидишь в свое время!

Проезжая верхом мимо банка Эппл-Спринз, Рубел пробормотал:

– Ну, проклятий этого человека мне не избежать!

Молли повернулась и увидела коренастого мужчину в рабочей одежде лесоруба, он шагал по мостовой. Человек приветственно поднял руку, когда они проезжали мимо. Рубел поздоровался.

– Кто это?

– Виктор Хеслет, – Рубел видел, как лесоруб вошел в банк. – Я скажу, что у него намного больше нахальства, чем у все тех, кого я знавал раньше. Правда, я не очень многих преступников знал.

Темп, в котором они ехали по дороге, был таким же беспорядочным, как и биение их сердец: то они мчались галопом, то скакали рысью, то переходили на шаг, всегда ощущая при этом друг друга и думая о том, что ждет их впереди. Как много времени уже прошло с тех пор, когда они свободно наслаждались ласками! Их снедало отчаянное желание, и ежедневное! Они каждый день мечтали вернуться в лес и вновь пережить удовольствие несдерживаемой взаимной страсти.

Рубел попытался завести беседу.

– Что скажешь, если я отправлюсь в Орендж в этот понедельник?

Сердце Молли подпрыгнуло.

– В понедельник? Почему так скоро?

– Скорее уеду, скорее вернусь, – он посмотрел на нее, удерживая ее беспокойный взгляд. – Я вернусь к тебе, любимая.

Она поборола страх, по крайней мере, попыталась это сделать, но ее сердце продолжало отчаянно биться. Она сосредоточила внимание на красной полосе дороги, будучи не в состоянии вымолвить ни слова. Да и что тут скажешь? Она не могла умолять его остаться, работа важна для Рубела. Она не могла и просить его взять ее с собой, это было бы неприлично.

– Тогда почему ты не уехал сегодня? Ты бы вернулся еще быстрей.

– Я жду телеграмму, – сказал он. – От «Л и М».

Я не могу уехать, не убедившись, что у меня на руках все необходимые доказательства для возбуждения дела против Хеслета.

– Ты полагаешь, телеграмма придет в понедельник?

– Надеюсь… очень надеюсь.

– Значит, что-то не так?

– Трудно сказать, – он подмигнул ей. – Мы это узнаем чуть позже.

У Молли на душе стало теплее, она поняла: днем отъезда он выбрал понедельник, чтобы побыть наедине с ней еще раз, прежде чем уедет. Джубел был, без сомнения, самым заботливым мужчиной, которого она когда-либо знала. Ее мужчиной!

Сердце Молли пело. Но была одна вещь, которую они никогда не обсуждали.

– Джубел, ты, действительно, будешь счастлив жить в Эппл-Спринз?

– С тобой? Мы не будем жить в Эппл-Спринз, Молли, любимая! Мы будем жить в раю.

Она вздохнула.

– Не беспокойся обо мне. В то время, как я буду в Орендже, я обращусь с просьбой в «Л и М» поручить мне работу по уточнению карт для прокладки железнодорожного полотна.

– Как было бы здорово!

– Так как я проделал огромную работу по разоблачению мошенника, к моей просьбе, думаю, отнесутся с вниманием, – он пожал плечами. – Если бы я не выполнил задание, все было бы наоборот, я бы попал в немилость, и меня заслали бы в какое-нибудь дальнее и глухое местечко.

– Надеюсь, ты останешься в Эппл-Спринз, – она посмотрела пристально на него. – Но если даже нет… я имею в виду, если ты должен будешь уехать по работе куда-то еще, я поеду с тобой.

– Молли?..

– Действительно, не имеет значения, где я буду жить, если ты будешь рядом.

Попридержав Койота, Рубел потянулся и перехватил ее поводья, чтобы остановить лошадь. Наклонившись, он поцеловал ее долгим, страстным глубоким поцелуем. Он любил Молли, желал ее и нуждался в ней.

– Молли, Молли, я люблю тебя больше, чем когда-либо раньше представлял себе возможным кого-либо любить.

Она погладила его по щеке.

– Я тоже.

Он снова стал целовать ее, ей не хватало воздуха, она почувствовала слабость в теле. Молли со смехом отпрянула назад. Его горячий взгляд обжег ее до глубины души.

– Поедем-ка скорее, – предложил Рубел.

Но когда они прибыли на место, то не узнали его. Молли посмотрела направо, налево…

– Мы не туда попали, – с сомнением произнесла она. – Это не может быть моей землей.

Но невдалеке Молли заметила небольшой холм, где стояла деревянная хижина, построенная ее прапрадедом – хижина, которую Клитус хотел разрушить, чтобы построить величественный новый дом.

– Может быть, и нет, – заметил Рубел, – я не помню эту хижину.

– Она была скрыта лесом… раньше…

Слезы брызнули из глаз Молли. Она старалась внимательно вглядеться, но пни расплывались у нее перед глазами.

Рубел спешился, обошел лошадь, взял вожжи Молли в одну руку и потянулся другой за ней самой. Она соскользнула с седла в его объятия и осталась стоять, прижавшись к нему и спрятав у него на груди свое лицо, не желая поверить в случившееся, настолько неожиданной и горькой была беда. Рубел прижимал Молли к себе и чувствовал, как она вздрагивает.

Наконец она отстранилась и вызывающе осмотрела землю, на которой раньше рос прекрасный лес. Теперь здесь ничего не было, кроме серой грязи и пней, – нескольких сотен, возможно, тысячи, они торчали по обе стороны от хижины и далеко за ней. Она не сомневалась – до самых границ ее владений.

– Подчистую!

– Да, – это все, что Рубел позволил себе сказать, чтобы не дать волю гневу.

– Хеслет?

– Возможно. Я не знаю другого вора в округе Эппл-Спринз.

Молли взбешенно смотрела на опустошение, которое не мог бы натворить самый страшный ураган. Она вспомнила истории о полях военных сражений. На этом поле погибли деревья, но, слава Богу, не было человеческих жертв.

О нет, были! Теперь Тревис не сможет пойти в школу, и другие дети тоже. Охваченная отчаянием, Молли перебегала от одного пня к другому. Рубел схватил ее за плечи.

– Ты только причиняешь себе боль, любимая, не надо…

Все было вырублено до фута от земли: красный дуб, белый дуб, кипарис, сосны… – все! Молли потянула Рубела прочь.

– Я хочу уйти.

– Будь осторожней, – попросил Рубел, идя с нею рядом и крепко обнимая ее одной рукой за плечи.

– Может, это сделал Клиф Перкер?

– Нет, даю голову на отсечение. Я навещал его вчера в конторе, хотел сказать, чтоб не забыл подшить бумаги и подобрать бригаду. Он думал начать вырубку утром в понедельник.

Молли повернулась к нему, глаза блестели от слез.

– Что же мне теперь делать?

Рубел прижал Молли к своей груди и держал так, а слезы текли и текли у нее по щекам.

– Как теперь Тревис пойдет в школу? А другие дети? И как теперь я буду…

– Тихо, Молли, любимая, успокойся. Мы что-нибудь придумаем. Я помогу тебе. Мы найдем выход.

Она крепко обняла Рубела, держась за него так, будто от этого зависела ее жизнь.

– О, Джубел, чтобы я делала, если бы у меня не было тебя?

– Тише, тише, – успокаивал он, но его голова разрывалась от собственных проблем.

После всего, что случилось, как, черт возьми, он мог бы говорить с ней о себе самом? Они вернулись в Блек-Хауз, их обоих сопровождало отчаяние.

– Должен быть какой-нибудь выход, – уверял Рубел. – И мы его найдем.

Молли боролась со слезами. В конце концов, это были только деревья. Она должна благодарить Бога, что никто из близких ей людей не попал в беду, не был болен. Она посмотрела на мужчину, которого так сильно любила. Он сказал, что они найдут выход! Выход… какой-нибудь выход… чтобы послать Тревиса в школу… чтобы сохранить семью… Но как? Ей придется теперь туго, она знала это. Но у нее есть Джубел, его любовь, и они вместе отыщут выход! Тревис подтвердил за воскресным обедом: у них дружная семья! Впервые с тех пор, как умерла мать, они снова были одной семьей.

Когда она вновь посмотрела на Рубела, их взгляды встретились и ее слова удивили его:

– Мы даже не занялись с тобой лю… – она пожала плечами и смутилась от своей смелости, не закончив фразу.

Рубел подмигнул ей:

– Мы наверстаем упущенное в один из ближайших дней.

– В один из ближайших дней мы займемся любовью на пуховой постели!

– Этот день скоро наступит, Молли, любимая, его никто не сможет у нас отнять.

Однако через двадцать минут, когда они подъехали к дому, Рубел понял, что его уверенность была не слишком-то обоснованной.

– Эй, Руби, сукин ты сын, где ты пропадаешь? Рубел спешился и помог Молли слезть с лошади.

Приветствие брата было подобно взрыву, способному повалить огромную сосну. Все мысли мгновенно улетучились из головы, руки застыли на талии Молли, будто окаменели. Он опустил ее на землю, не смея взглянуть на крыльцо. Он знал, что увидит, вернее, кого. Паника охватила Рубела, словно лесной пожар.

Они были братьями-близнецами. Молли посмотрела на мужчину на крыльце и немедленно упрекнула себя, потому что ее взгляд оказался до неприличия долгим. Когда Молли повернулась к тому из братьев, который стоял с ней рядом, то увидела, что его челюсти сжаты и белые пятна выступили на лице, отчего маленький шрам на виске стал выделяться восковой бледностью на загорелой коже. Он держал ее за локоть мертвой хваткой.

Первой мыслью, пришедшей ей в голову, было, что он лгал ей, когда говорил, будто ночь, проведенная ею в объятиях брата, ничего не значит для него. Встреча с братом лицом к лицу показала обратное: видимо, это имеет для него большое значение.

Что же касалось самой Молли, то она не была уверена, что же именно она сейчас чувствует. Она любила мужчину, стоявшего с ней рядом, а он любил своего брата, которого она ненавидела. Как могла она стоять около Джубела и смотреть столь пристально на Рубела? Как могла она любить одного близнеца и ненавидеть другого?

Но свое тело она отдавала им обоим, одному по любви, другому из похоти. Стараясь держать себя в руках, Молли придвинулась ближе к Джубелу – к тому, кого она считала Джубелом.

– Что ты здесь делаешь? – услышала она его вопрос, голос звучал напряженно.

Ей стало больно за него.

– Приехал, чтобы помочь тебе разобраться в деле.

– Но ты собирался прислать телеграмму…

– Я решил, что лучше приехать самому. Никогда раньше не бывал в Пайнейском лесу, и твои телеграммы интриговали меня.

Незваный гость взглянул на Молли, и она задрожала. Собрав всю свою решимость, она осталась стоять около мужчины, которого любила. Молли умоляла, чтобы силы не покинули ее. Она взглянула на брата Джубела. Он не узнавал ее! Было похоже, он забыл и ее саму, и ночь их страсти! Он удивленно поднял брови, словно говоря, что теперь догадывается, почему сообщения его брата были столь пылкими.

Мужчина, стоявший с Молли рядом, отступил назад.

– Ты помнишь, я говорил о Молли Дюрант, Джу… – он осекся.

Но нежданный-негаданный гость Блек-Хауз уже потянулся рукой к шляпе в приветственном жесте:

– К сожалению, не могу сказать, что мы когда-либо встречались. Мисс Дюрант, я Джубел Джаррет. Слышал о вас много хорошего от старины Руби и счастлив, наконец, познакомиться с вами.

Молли открыла рот от изумления. Ей показалось, что ее сердце остановилось, мозг отказался повиноваться, в голове зазвучал отвратительный, вызывающий головокружение шум. Что случилось с этим миром? Она повернулась к мужчине, которого любила. Его растерянное лицо наполнило ее смущением и страхом.

– Что все это значит, Джу… – она замолчала.

Молли смотрела то на одного, то на другого. Гость все еще не обнаруживал никаких признаков узнавания – только поднятые брови и выражение крайнего удивления в хорошо знакомых глазах.

Молли посмотрела широко открытыми глазами на мужчину, стоявшего с ней рядом – мужчину, которого она любила. Он стоял, как громом пораженный, выражение его лица полностью соответствовало тому, что творилось у нее в сердце. И вдруг правда молнией' поразила ее! Она не знала их обоих, нет! Один из них был незнакомцем, а другой…

– Черт побери, Молли, – сказал Рубел, – я не хотел, чтобы ты узнала это таким образом, я сам хотел признаться.

– Ты не..? – слова застряли у нее в горле, но все было ясно и без них.

Его глаза тревожно всматривались в ее лицо, она видела, что его пульс бьется с бешеной скоростью, на шее пульсирует вздувшаяся вена, грудь часто вздымается и опускается.

– Все это время… – несколько прошедших недель промелькнуло у нее перед глазами.

Все, что было связано с этим мужчиною: ее мечты, страхи, любовь, близость – все было ложью!

– Ты позволил мне поверить, что ты…

– Черт побери, Молли…

– Мы собирались пожениться? – она перевела взгляд с одного ошеломленного брата на другого, слабость волной нахлынула не нее. – Нет, я не думаю, что теперь…

– Да, мы поженимся, Молли, – перебил Рубел, – послушай меня…

Когда он придвинулся к ней, она отпрянула от его прикосновения.

– Это была не ложь! – говорил он. – Ничто не было ложью!

Колени Молли подкосились, голова закружилась.

– Кроме того имени, не так ли?

Рубел поднял лицо к небу, будто просил помощи у Всевышнего. Гнев Молли, придавленный удушливым пластом отчаянья, превратился в невыносимую боль.

– Кто был тем, за кого я хотела выйти замуж? Я готова была выйти за Джубела… – она бросила взгляд на нежданного гостя, потом посмотрела на Рубела. – Я венчалась бы в церкви с Джубелом, а жила бы с тобой? Или я была бы… его женой?

– Молли, я собирался рассказать тебе все перед своим отъездом в Орендж. Я собирался тебе во всем признаться!

Она боролась со слезами, душившими ее, боролась и проиграла. Она не смогла удержать их, слезы градом покатились по ее щекам. Рубел попытался утереть их. Она отскочила, словно он выстрелил в нее. Молли сердито сама вытерла лицо.

– В п-п-понедельник? – проговорила она, заикаясь. – В п-понедельник перед отъездом?

Вдруг она поняла, что если сейчас же не уйдет, то не сможет ручаться за себя.

– Но теперь тебе не о чем беспокоиться, – выкрикнула Молли.

Повернувшись, она побежала по тропинке к дому, взлетела по ступенькам и бросилась на кровать, разразившись рыданиями.

Джубел растерянно смотрел вслед обезумевшей мисс Дюрант.

– Кажется, я растревожил змеиную нору.

Рубел тяжело вздохнул и обнял брата за плечо.

– Это не твоя вина, Джуби, не твоя вина.

Без дальнейших объяснений он побежал в дом, промчался по лестнице и ворвался в спальню Молли. Его сердце стучало, как паровая машина.

– Молли!

Звук его голоса вызвал новый приступ рыданий. Почему она только не закрыла дверь на ключ?

– Уходи!

– Я не уйду, пока не объясню все.

Он подошел к пуховой постели. Сердце у него подпрыгнуло к горлу. Цветное лоскутное одеяло закружилось перед глазами. На середине просторной кровати лежала Молли, свернувшись калачиком, словно стараясь защититься от нападения – от него!

Рубел был в полнейшем отчаянье. Так долго мечтая об этой постели, он никогда не представлял себе, что однажды подойдет к ней при подобных обстоятельствах. Слезы выступили у него на глазах. Его сердце стучало где-то в горле. Он опустился на матрац на колени. Пуховый, как она и говорила.

– Молли, позволь мне все объяснить!

– Нечего объяснять, все и так ясно! – крикнула она через плечо.

Когда он попытался перевернуть ее, она напряглась всем телом. Он убрал от нее руки, чувствуя в них дрожь.

– Уходи! Уходи сейчас же! Ты получил все, что хотел! Теперь уходи!

– Я люблю тебя, Молли, – слова вырывались каким-то резким звуком из его горла. – Я люблю тебя так сильно, что моя жизнь будет бессмысленна без тебя.

Она слышала искреннюю боль в его голосе и то, что его голос дрожит от страха ее потерять. В глубине души она верила ему. Или хотела верить? Но не смела. Поверить?.. Еще раз?..

– Не жди, что я снова поверю твоим обманам!

– Это правда, черт побери! Это правда! Ничто не было обманом! Ничто, клянусь!

– Кроме твоего имени! Ты позволил мне полюбить Джубела.

– Нет, не Джубела! Рубела, себя!

– Мужчина, которого я полюбила, не оставил бы меня, как это сделал в первую нашу ночь Рубел.

– Я понимаю это теперь. Я поступил так, потому что… Я уже объяснял тебе, Молли. Я не готов тогда был к мыслям о семье, я испугался.

Он сел на кровать и протянул к ней руку. Он начал нежно поглаживать ей плечи, и каждый раз, когда она вздрагивала от его прикосновения, Рубелу казалось, острый нож вонзается в его сердце.

Она попыталась оттолкнуть его руку. Он склонился над ней и уткнулся лицом в ее волосы. Рубел подумал, как странно все: они собирались заняться любовью в лесу, но увидели, что случилась беда, а другая беда поджидала их дома.

– Я испугался тогда, – повторил он. – Но сейчас у меня нет в душе страха.

Молли вновь содрогнулась от рыданий. Рубел чувствовал, как его собственные легкие собираются разорвать ему грудь. Слезы блестели и у него на глазах. Он попытался вновь перевернуть ее, но Моли осталась лежать, свернувшись клубком.

– Уходи, Джубел… или кто бы ты там ни был, черт тебя побери! Уходи из этого дома. Покинь Блек-Хауз… прежде чем вернутся дети…

При мысли о детях, комок сразу подступил у него к горлу.

– Я объясню им все, Молли. Они поймут.

Молли стряхнула его руку, заставив вновь выпрямиться.

Он был так близко, здесь, рядом, у ее постели! Она могла протянуть руку и коснуться его. Она могла броситься к нему в объятия и сказать, что безумно его любит и не имеет значения, как его зовут! Она любит его и будет любить всегда!

Но нет, это имело значение: он лгал ей в самые сокровенные минуты, и если она позволит ему остаться, он будет лгать снова. Сев на кровати, она постаралась не встречаться с ним взглядом. Когда он потянулся к ней, Молли вскочила и села на противоположный край постели.

– Уходи! Уходи, пожалуйста. Прежде чем дети…

– Молли, выслушай меня, давай поговорим!

Дрожь в его голосе победила ее решимость. Она сжала зубы и принялась молиться, чтобы у нее нашлись силы отослать его прочь. Но сказать ей хотелось: «Я прощаю тебя, я люблю тебя. Пожалуйста, не оставляй меня никогда»

– Уходи, – прошептала Молли так настойчиво, как только могла. – Сейчас же уходи!

Рубел встал, опустив голову.

– Я вернусь. Когда конные полицейские поймают Хаслета, я вернусь.

Мысль снова встретиться с ним когда-либо вновь сразила ее хорошо нацеленной стрелой. Все, чего она хотела сейчас, – это свернуться калачиком и умереть. Но она не могла. У нее на руках были братья и сестра.

– Нет, – ответила Молли.

Боль была резкой, опустошающей душу, невыносимой. Ее голова раскалывалась, сердце щемило, легкие мучительно сжимались. У нее не хватит силы воли еще раз пережить кошмар! Она не сможет снова вытерпеть такую боль.

Молли собралась с духом:

– Не возвращайся в этот дом. Никогда. Никогда! – она отвернулась к окну.

Он беспомощно смотрел, как она, подойдя к окну, стояла, скрестив на груди руки, плечи поникли. Теплый летний ветерок залетал в окно, развевая кружевные занавески и наполняя комнату мягкой свежестью и острым запахом жимолости. Не догадываясь о слезах, катившихся по его лицу, Рубел повернулся и вышел.

Она услышала, что он ушел, как раз в то мгновение, когда почувствовала, что не вынесет больше этой пытки, если еще хоть на минуту останется с ним наедине. Дверь осторожно закрылась, и это было последней каплей! Дверь закрылась осторожно, тихо, мягко, заботливо – как он и обращался с ней всегда. И как ей лгал.