Глава 18

Сегодня Гермиона обвинила меня в том, что я пытаюсь помочь ему сбежать. Я, конечно, все отрицала, но теперь ее настораживают мои посещения, и она грозится рассказать Дейзи. Он чахнет, и я должна сделать все возможное, чтобы вытащить его оттуда. Маскарад будет на следующей неделе, и я надеюсь, что при полном доме гостей придумаю, как спасти его, никому не навредив. Держись, Ян. Помощь близко. Пожалуйста, мой отважный Ян, держись…

Ян взирал на собиравшуюся толпу с балкона второго этажа, пытаясь держаться в тени, пока о его появлении на августовском суаре леди Изабеллы Саммерленд не объявили официально. Виола уже прибыла, он знал это и, хотя они еще не встретились, внимательно вглядывался в гостей, чувствуя, что заметит ее в ту же секунду, как она выйдет на паркет внизу.

После их интимного рандеву прошло почти три недели, и все это время герцог не мог думать ни о чем другом. Их разговоры, проливавшие пусть не свет, но пламя страстей, запах ее кожи, ее рваные вздохи и восторженные стоны, невинная красота ее лица, когда она спала, — все это не шло у него из головы. В то утро он долго любовался Виолой, прежде чем уйти из домика. Он думал оторваться от нее ровно настолько, чтобы организовать для них обоих горячий завтрак, а потом снова заняться с ней любовью, понимая, что слишком долго продержал ее в плену и ее пора возвращать в Лондон. Но когда он пришел в дом, ему вручили записку, вынудившую его срочно уехать. Он хотел объясниться, но у него не было времени. И теперь, когда он, наконец, вернулся в Лондон, чтобы поговорить с Виолой и извиниться за свое неожиданное бегство тем утром, он понятия не имел, как к ней подойти и что сказать. Именно поэтому он вел себя сейчас, как неопытный, нервный школьник: прятался за колоннами над танцевальным залом, чтобы сначала увидеть ее.

Но больше всего Яну не давал покоя вопрос, думала ли Виола об их последней встрече столько же, сколько он. Он никогда в жизни не занимался с женщиной любовью стоя, имея полный контроль, и с такой одержимостью, мощью и животным голодом. И каждый раз, когда он думал о том, как Виола отдавалась его воле, принимала всю его обиду и гнев, позволяла ему выражать свои самые глубинные эмоции и безудержную, сбивающую с толку потребность в ней таким первобытным способом, у него теплело на сердце. В тот момент Виола полностью поняла его, разрешила ему показать ту часть себя, которую он долгих пять лег прятал ото всех. И самым шокирующим было то, что спустя почти месяц после их встречи, вместо того чтобы чувствовать себя сексуально удовлетворенным и гордиться достигнутой целью унижения и мести, быть готовым распрощаться с прошлым и начать новую жизнь, он думал об одном — как ему хочется быть с ней снова. Не как в прошлый раз, по-звериному быстро и с эротическим доминированием, но в роскошной, мягкой постели неспешно, страстно и со смыслом заняться с ней любовью. Вероятно, этот смысл они представляли себе по-разному, но он был важен для обоих. Теперь Яну было совершенно ясно, что его будущее зависит от восхитительной леди Чешир ничуть не меньше, чем оно пять лет назад зависело от застенчивой мисс Виолы Беннингтон-Джонс. Но, боже правый, он понятия не имел, что с этим делать.

— Так и думал, что найду тебя вверху, в полном одиночестве.

На губах Яна заиграла полуулыбка. Он был благодарен, что его отвлекли от чересчур сложных мыслей, но не повернулся к другу, который медленно подошел и остановился рядом.

— Добрый вечер, Фэйрборн, — отозвался он. — Мне ненавистны эти собрания.

Лукас вздохнул.

— Мне тоже.

— Так почему ты здесь? — спросил Ян, подвигаясь вправо, чтобы освободить Фэйрборну место рядом с собой.

Лукас уперся локтями в балконные перила, сцепил перед собой ладони и окинул взглядом зал внизу.

— Полагаю, по той же причине, что и ты.

Ян чуть не фыркнул.

— Набить желудок угощениями леди Тенби?

Лукас усмехнулся.

— Ты не умеешь врать, Чэтвин.

— Что ж, ради танцев ты бы сюда точно не приходил, — сказал Ян, отворачиваясь немного в сторону и бросая на друга косой взгляд.

— Нет, я пришел ради еды, — с улыбкой ответил Фэйрборн. — Уволил своего французского повара на прошлой неделе.

— Ну да, — парировал Ян, поглядывая на паркет. — Ты тоже врешь не очень убедительно.

— Это верно, — согласился Лукас. — Хотел напомнить, что до сих пор жду денег за ту картину, которую я купил для тебя в «Бримлис».

Господи, картина. Он забыл о ней.

— Сколько?

Фэйрборн криво улыбнулся.

— Много. Но она прекрасна. Можно подумать, будто я купил оригинальное творение Рубенса, — судя по тому, как лихорадит общество эти несколько недель. Всем интересно, какова стоимость картины, сколько я заплатил, намерен ли я продавать, и, разумеется, не ты ли… э-э… на ней изображен. — Он опять усмехнулся и запустил пальцы в волосы. — Пришлось спрятать ее на чердаке, чтобы слуги не глазели и потом не исчезали воплощать собственные фантазии.

Ян простонал и отвернулся, оттягивая воротник, который вдруг показался ему слишком душным.

— Пришлю за ней кого-нибудь на следующей неделе, вместе с банковским чеком.

Лукас прочистил горло.

— Придумал, куда ее повесить?

Ян фыркнул.

— Разве что на гладкую шейку леди Чешир.

— Забавно, — с усмешкой сказал Фэйрборн, — а я-то думал, что благодетельная вдова уже давненько взяла тебя на поводок, повесив свои пикантные картины тебе на…

— Ни слова больше, Фэйрборн, — перебил Ян, — иначе в следующем месяце на аукцион выставят твой обнаженный портрет. — Он с улыбкой повернулся к другу. — Очаровательную вдову не сложно будет уговорить на новый шедевр.

Лукас кивнул, уступая.

— Спасибо, что предупредил, дружище.

На несколько секунд между ними воцарилось молчание, потом Лукас мотнул головой в сторону дальних дверей и равнодушно бросил:

— Вот и она, входит в зал.

Ян тут же впился взглядом в северный вход, сначала не видя ничего, кроме вихря разноцветных юбок и расфранченных денди, пытавшихся впечатлить дам остроумной беседой. Но вдруг, словно по мановению волшебной палочки, он увидел Виолу, и у него захватило дух.

Одетая в цвета морской волны, она буквально сияла. На левом бедре, поверх туго затянутого корсета, был повязан большой атласный бант кремового цвета, сочетавшийся с оборками на юбке, длинными шелковыми перчатками и широкими полями шляпы. Ян не видел ни волос, ни глаз Виолы, но без труда узнал линию ее скул и бархат ее розовых губ, изогнувшихся сейчас в обольстительной, игривой улыбке.

Сердце Яна забилось быстрее, и на теле проступил пот. Да, он нервничал и более-менее понимал почему. Но, кроме того, он мгновенно пришел в ярость, заметив, что Виола идет под руку с Майлзом Уитменом и дарит ему эту обольстительную улыбку, как теплый мед — теплый, сладкий мед, стекающий по старому, черствому хлебу.

В один миг, необъяснимо, все в его жизни утратило смысл, все в его голове утратило смысл.

— Тебя долго не было, — задумчиво пробормотал Фэйрборн.

— Три недели не такой уж долгий срок, — быстро возразил Ян, завороженно следя за Виолой, пока она не прошла под балконом и не скрылась из виду.

Лукас пожал плечами и выпрямился.

— Возможно. Пожалуй, правильнее будет сказать, что за короткий срок очень многое может измениться.

Ян сосредоточил все внимание на друге, стараясь не выдавать своих чувств.

— Что ты пытаешься мне сказать, Фэйрборн? — осторожно спросил он.

Лукас посмотрел ему прямо в глаза и сделал короткую паузу, чтобы собраться с мыслями.

— Похоже, леди Чешир приглянулась мистеру Уитмену.

— Этот джентльмен уже давно ею восхищается, как и многие другие, — словно оправдываясь, проговорил Ян. — И что?

Лукас почесал тыльную сторону шеи.

— Я слышал, что последние три недели он появляется с ней на всех светских раутах, и она ясно дает понять, что если он предложит, она согласится стать его женой.

Стать его женой…

— Вздор! — сердито прошептал Ян.

Лукас покачал головой.

— Не думаю.

Яну показалось, что мир остановился, что он живет в какой-то жуткой, нелепой пьесе, которая только что завершилась трагедией, без вразумительного эпилога, без аплодисментов. И всем, кто смотрел и кто участвовал, это трагическое завершение не принесло ничего, кроме агонии, отрешенности и смятения. У Яна пересохло во рту; он не мог пошевелиться, не мог дышать. Время застыло, и боги свесились с небес, чтобы посмеяться над ним в глумливой тишине.

А потом все завертелось — многоголосый шум бальной залы внизу, оглушительный стук сердца в груди, бурлившая в венах кровь. Он услышал смех внизу и сразу понял, что это не боги, а такие же люди, как он. Эти люди потешались над ним, над его жизнью и анекдотом, в который она превратилась.

— Кто тебе сказал? — спросил он наконец, тихим и удивительно ровным голосом.

Фэйрборн пристально на него посмотрел.

— Леди Изабелла обмолвилась об этом, когда я приехал около часа назад.

Ян сощурился, пытаясь разобраться во внезапном вихре вопросов.

— Леди Изабелла?

— Вообще-то, — с лукавой улыбкой продолжал Фэйрборн, — мне кажется, что она ждала меня у двери. Наверное, рассчитывала, что я как можно скорее передам эту новость тебе.

— Мне, — повторил Ян. Он замер, глубоко вдохнул и спрятал кулаки в карманы. — И почему, по-твоему, она на это рассчитывала? — голосом, лишенным эмоций, спросил он.

Лукас как ни в чем не бывало поправил манжеты.

— Возможно, друзьям леди Чешир не кажется, что брак с мистером Уитменом будет в ее интересах. И если у них создалось впечатление, что он скоро предложит ей руку и сердце, вероятно, они несколько… обеспокоены.

— И по-твоему, — с сарказмом подхватил Ян, — они думают, что я склонен спасти леди Чешир, сделав ей предложение первым?

Глаза Фэйрборна округлились от изумления, которого он не сумел скрыть. Потом он тихо рассмеялся и покачал головой.

— Очень в этом сомневаюсь, Чэтвин. Не представляю, чтобы на всем белом свете нашелся человек, готовый поверить, что ты хоть сколько-нибудь заинтересован в женитьбе на леди Чешир, особенно на леди Чешир. Переспать с ней — безусловно; взять ее в содержанки — возможно. Но только не жениться. Ты выставил ее мошенницей и явно презираешь ее. По крайней мере… такую мысль ты внушил ей и ее друзьям.

Если подумать, то так оно, пожалуй, и есть. Если бы речь шла о любой другой светской интриганке, он бы решил, что все они пытаются принудить его к браку с женщиной, которую он отчаянно желает, лишь бы она не вышла за другого. Но только не Виола. Он не давал ей ни единого повода думать, что она интересует его как жена. Более того, каждым своим действием после возвращения в ее жизнь он убеждал ее в обратном. Он даже открыто об этом заявил. Нет, уж кто-то, а Виола не может ждать, что он попросит ее руки.

Но боже правый… Брак с Майлзом Уитменом? Стоило вспомнить обольстительную улыбку, которую Виола дарила этому музейному смотрителю несколько минут назад, и Ян уже представил, как она лежит с ним в постели и стонет от его интимных прикосновений, как он ласкает ее, возбуждает, входит в нее…

На верхней губе Яна выступил пот, и он вытер его тыльной стороной дрожащей ладони. На него внезапно накатила дурнота, отчаяние и полная растерянность.

— И какого черта, по их мнению, я могу тут сделать? — проворчал он, устремив к паркету ничего не видящий взгляд.

— Не имею ни малейшего представления. Ты же знаешь, леди мастерицы строить нелепые планы.

— Но почему сейчас? — спросил он, глядя вдаль и обращаясь больше к самому себе. — И за Майлза Уитмена? У него нет ни титула, ни денег, и она говорила, что не собирается в ближайшее время выходить замуж.

Лукас приблизился на шаг и, понизив голос, осторожно проговорил:

— Возможно, она вынуждена это сделать.

У Яна похолодела кровь; он впился в Лукаса взглядом.

— На что ты намекаешь?

Фэйрборн глубоко вдохнул и спрятал руки в карманы сюртука.

— Если не можешь или не хочешь догадаться, то возвращайся за город и упивайся тем фактом, что раз леди Чешир озаботилась поисками мужа, она в отчаянном положении. Когда женщина в отчаянии, она готова выйти даже за бессребреника, за мужчину ниже себя по положению, к которому не питает никаких чувств. И подозреваю, что с Уитменом как раз тот случай. Если так оно и есть на самом деле, ты, мой друг, должен быть весьма доволен. Наслаждайся тем, что, в конце концов, добился полного отмщения.

С этими словами Фэйрборн проскочил мимо него и ушел прочь.

* * *

Ему потребовалось всего десять минут, чтобы отыскать ее в толпе. Виола попивала шампанское у буфета, окруженная стайкой дам, в числе которых была и коварная леди Изабелла. Ему нужно было остаться с Виолой наедине, но он решил, что лед между ними будет легче разбить, если на первых порах ей придется отвечать ему вежливо.

И вот, глубоко вдохнув, чтобы успокоить нервы, Ян расправил плечи, отдернул полы жилета и как будто невзначай подошел к перешептывающейся группке.

Леди Изабелла заметила его первой и смолкла на полуслове, удивленно захлопав ресницами.

Ян остановился прямо за Виолой и сцепил руки за спиной.

— Добрый вечер, леди, — протянул он.

Виола резко обернулась на его голос и, залившись румянцем, остановила на нем ошеломленный взгляд. Остальные вспомнили о манерах и опустились в реверансах.

— Что… что вы здесь делаете? — запинаясь, спросила Виола.

Ян почти улыбнулся и обвел глазами комнату.

— Здесь дают званый ужин, и я как будто в числе приглашенных.

Виола метнула сердитый взгляд в сторону Изабеллы. Та застенчиво пожала плечами и едва заметно покачала головой.

Ян прочистил горло.

— Леди Чешир, могу я переговорить с вами наедине?

Он заметил, как она прикусила нижнюю губу и почти незаметно нахмурилась в нерешительности. На секунду-другую он испугался, что она отвергнет его приглашение. Но видя, что подруги ее не отговаривают и не спешат прийти ей на помощь, она поняла, что у нее нет выбора.

Изобразив на красивом лице фальшивую улыбку, Виола кивнула.

— Как вам угодно, ваша светлость.

— Прошу прощения, леди, — сказал Ян, с чувством искреннего облегчения предлагая Виоле локоть.

Избегая смотреть на него, она осторожно коснулась затянутой в перчатку ладонью его руки, и он повел ее прочь от безопасного круга подруг к выходящим на юг открытым стеклянным дверям.

— Куда вы меня ведете? — сдержанно спросила она, когда они вышли на балкон.

— Я подумал, что нам не помешает немного свежего воздуха и уединения, — ответил он спустя некоторое время.

— Не помешает чему?

Он вздохнул.

— Неужели обязательно всегда со мной спорить, Виола?

К удивлению герцога, она не ответила, продолжая держаться так же сухо и чопорно и шагать на приличном расстоянии от него.

Прохладный ветерок ободрил его, помог ровнее дышать, немного расслабиться и сосредоточиться на том, что он хотел сказать, хотя понятия не имел, с чего начинать. Виола решила проблему за него, внезапно высвободив руку и быстро отойдя к балконной стене.

— Чего вы хотите, Ян? — настороженно спросила она, поворачиваясь к нему лицом.

Он замер перед ней и спрятал руки в карманы сюртука. Собравшись с духом, он прошептал:

— Вы сегодня прекрасно выглядите.

Виола криво улыбнулась.

— Спасибо. Но ведь вы привели меня сюда не для того, чтобы об этом сказать.

— Нет. — Он бросил взгляд на лужайку под ними, заметив, что лакеи зажигают факелы, отгоняя наступавшую темноту. Потом снова посмотрел в глаза Виоле и серьезным тоном спросил: — Как вы?

Она повела бровями.

— Спасибо, хорошо.

Ее вежливость начинала раздражать.

— Перестаньте жеманничать, Виола.

— Чего вы хотите, Ян? — повторила она, не скрывая собственного раздражения.

Он приблизился на шаг и заглянул ей в лицо. Наконец он хрипло проговорил:

— Думаю, я хочу извиниться.

От этого признания Виоле явно стало неловко. Переминаясь с ноги на ногу, она отвернулась от Яна и скрестила на животе руки.

— За что именно? — тихо спросила она.

Ян задумался на мгновение и решил просто быть откровенным.

— Пожалуй, я больше всего жалею о том, что бросил вас в постели в то последнее утро, когда мне хотелось одного — снова заняться с вами любовью.

Если он ждал, что Виола растает от его обаяния и искренности, то серьезно просчитался. Вместо этого она язвительно рассмеялась, прикрыв рот затянутой в перчатку рукой.

Он внутренне сжался.

— Моя искренность забавляет вас, сударыня?

Она прочистила горло.

— Прошу прощения, ваша светлость, — сказала она, расправляя плечи и оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их не подслушивают. Понизив голос до полушепота, она добавила: — Но, право, из всех… сомнительных поступков, которые вы совершили по отношению ко мне за два дня, пока держали меня пленницей в вашем рыбацком бараке…

— Домике.

Она кивнула.

— Домике. Из всех этих поступков вы извиняетесь за то, что оставили меня в постели в то утро и не занялись со мной любовью снова?

Манера, в которой Виола повторила его слова, и дрожание губ, которые она поджимала, чтобы не расхохотаться вновь, глубоко уязвили и смутили Яна. Такие неожиданные эмоции в разговоре с Виолой, когда он хотел всего лишь объясниться, привели его в некоторое замешательство — и взбесили до невозможности.

— Ян, пожалуйста, — со вздохом сказала она, обрывая ход его мыслей, — если вам больше нечего сказать…

— О, я не сказал вам еще и сотой доли того, что хотел, леди Чешир, — пророкотал Ян, пытаясь восстановить достоинство, пока Виола не ушла рассказывать подругам, какой он глупый простофиля или, того хуже, влюбленный дуралей, — чего он не сможет отрицать, не выставив себя на посмешище. Он подступил еще ближе к Виоле, практически зажимая ее между собой и стенкой и наслаждаясь тем, как веселье испаряется с ее лица. — Вы знаете, что это тот же балкон, на котором мы стояли месяц назад, когда снова встретились на подобной вечеринке и я попросил вас нарисовать мой портрет?

Она ничего не ответила, только бросила мимолетный взгляд за стену, на лужайку внизу, и настороженно посмотрела на него.

— Уже в тот вечер, — спокойно продолжал он, проводя пальцами по подбородку, — я ощутил странное влечение к вам, Виола. Я совершенно не понимал, как можно презирать вас, желать вашего общественного и финансового краха и в то же время испытывать такое острое желание обнять вас и страстно поцеловать. Это не поддавалось объяснению и ужасно злило меня, но я хотел поцеловать вас тогда и ясно видел, что вы тоже ждете от меня этого.

Виола смешалась от этого признания, быстро заморгала и принялась заламывать сложенные на животе руки.

— А еще больше меня поразило, — хриплым шепотом продолжал Ян, — что, кроме нервозности и смущения при моем неожиданном появлении, в вас чувствовалось сильнейшее влечение ко мне.

Виола сглотнула, будто загипнотизированная его взглядом. Потом, придя в себя, опустила ресницы и деловито покачала головой.

— Нет, Ян, вы ошибаетесь. В тот день вы не могли почувствовать во мне ничего, кроме страха и отчаяния, охвативших меня, когда я поняла, что меня раскрыли. Я смутилась, это верно, но только потому, что не понимала, почему вы меня не узнаете. Вот и все. Остальное — плод вашего воображения.

— Вы лжете, Виола, — сказал герцог, стараясь не замечать, как больно она ранила его своим категоричным отрицанием, и бросая быстрый взгляд в сторону бального зала. Снова посмотрев в красивое лицо Виолы, он стиснул руки в карманах, чтобы не протянуть их к ней. — Вы не убедите меня, что даже сейчас мы не желаем друг друга. Я чувствую это, так же как и вы.

Она ехидно улыбнулась.

— Вы так самонадеянны, ваша светлость. Я вовсе не желаю вас. Неужели не ясно? Разве нельзя просто оставить меня в покое, как пытаюсь поступить с вами я?

— Нет.

Этот простой ответ, прозвучавший так спокойно и быстро, застал Виолу врасплох. Даже в тусклых отсветах летнего вечера Ян заметил, что она задрожала.

— Вы думали обо мне эти несколько недель? — мягко спросил он.

Виола отвела глаза и обхватила себя ладонями за плечи.

— Откровенно говоря, я была очень занята. Джон Генри вернулся в город и…

— Вы беременны моим ребенком, Виола? — прошептал он.

Она замерла, потом очень, очень медленно повернулась к нему. Ее глаза сделались большими и испуганными, а кожа внезапно побледнела.

— Поэтому вы так спешите выйти замуж за Майлза Уитмена? — добавил он, пока она не отделалась какой-нибудь отговоркой. — Думаете, что это необходимо?

Казалось, Ян десятилетиями ждал ее ответа, слушая, как с каждой секундой все громче стучит его сердце. Наконец она выпрямила спину, опустила руки и разгладила юбки, как будто собралась уходить.

— Этого даже я сама пока не знаю, ваша светлость, — сухо проговорила она. — А теперь, если позволите…

Ян схватил ее за локоть и притянул к себе.

— Тогда зачем вдруг планировать брак с мужчиной, который ни по статусу, ни по достатку в подметки вам не годится? — Понизив голос до шепота, он добавил: — Я знаю, вы не любите его.

Виола посмотрела ему в глаза, и ее черты сделались напряженными от едва сдерживаемой ярости.

— Почему вы бросили меня в домике?

Ян опешил.

— Это не ответ. Вы уходите от темы.

— Не ухожу. Это мой ответ.

Он не мог понять, как работает ее женский ум, и чем дольше она увиливала от его простых вопросов, тем сильнее он раздражался. Глубоко вдохнув, чтобы не сорваться, он ответил:

— Я уехал по причинам, о которых вам сказали, Виола.

Она повела бровями и смерила его взглядом.

— У вас примерные слуги, ваша светлость. Мне ничего не сказали.

Ян очень медленно отпустил ее локоть, в равной степени ошеломленный признанием Виолы и тем фактом, что слуги не сообщили ей, что на самом деле он не бросил ее в постели и не отделался от нее, как от уличной девки после пьяного кутежа. А ведь она почти три недели…

— Господи, Виола, мне очень жаль…

— А мне нет, — зло бросила она, отходя от него на шаг. — Учитывая обстоятельства, даже к лучшему, что они так немногословны. Теперь я дома, все забыто. Вы никому не обязаны отчитываться…

— Вы не понимаете, — перебил он, хватаясь за затылок одеревеневшими пальцами. — У моей сестры начались роды, и возникли осложнения. Ее муж написал мне, боясь, что она умрет. Поскольку ночь я провел с вами в домике, записка нашла меня только утром. Я испугался, что уже опоздал, и хотел выехать как можно скорее. Однако слугам было приказано объяснить вам причины моего спешного исчезновения. — Он покачал головой и провел по ее теплой щеке костяшкой пальца. — Пожалуйста, поверьте, я бы ни за что не бросил вас, проведя с вами ночь любви, если бы не такие семейные обстоятельства.

Виола не отшатнулась от его руки, но все-таки немного попятилась.

— То, чем мы занимались, не было любовью, Ян.

— Но мы были близки, и это выходило за рамки простого спаривания, — тихо ответил он. — Вы должны это признать.

Она ничего не ответила, только нервно поежилась и снова бросила взгляд в сторону бального зала.

— Как леди Айви?

— Уже лучше, — со вздохом ответил Ян. — У них с Раем сын, а теперь появилась здоровая дочка, поэтому не знаю, захотят ли они еще детей. Роды прошли очень тяжело, Айви еле выжила.

— Очень рада, что она выдержала, — задумчиво проговорила Виола. — Мне знакомы ее страдания. Слава Богу, что ребенок здоров.

Ян забыл ее рассказ о том, как она сама перенесла трудные роды. Теперь, когда он знал, что Виола страдала, рожая его сына, при мысли об этом у него потеплело на сердце, и он едва сдержался, чтобы не привлечь ее к себе.

Тихим, грудным голосом он вернулся к самой больной теме.

— Зачем, ну зачем вы собрались замуж за Майлза Уитмена? Майлза Уитмена?

Виола посмотрела ему в глаза, и ее взгляд смягчился, хотя складка на лбу выдавала напряжение, причину которого Ян, увы, не понимал.

Голосом, полным печали, она ответила:

— Потому что вы оставили меня, Ян.

Он потер глаза и замотал головой.

— Я вас не понимаю.

— В таком случае, — с горечью прошептала она, — вам нужно подумать об этом, потому что уж если кто-то и должен меня понять, так это вы.

Тот факт, что она умышленно ходила вокруг да около, только еще больше разъярял герцога. На миг ему пришло в голову, что Виола пытается вызвать у него ревность, позволяя Уитмену открыто ухаживать за собой, как могла бы поступить на ее месте любая светская дама. Но тут он тоже не видел логики. Виола не знала, что он вернулся в Лондон, и у нее не было причин думать, что он может питать к ней романтический интерес. А уж такая дикая мысль, что он попросит ее руки, узнав о подобных намерениях Уитмена — или любого другого джентльмена, — определенно не могла прийти ей в голову. Нет, здесь другие причины, более глубокие и сложные, и Виола ждет, что он сам в них разберется.

Герцог подошел ближе, так что его ноги погрузились в юбки ее платья.

— Вы ведь понимаете, сударыня, что вам придется удовлетворять его нужды.

Глаза Виолы сверкнули гневом, и она стиснула руки в кулаки.

— А вы, ваша светлость, должны понимать, что то, чем мы с мужем будем заниматься наедине, вас не касается.

— Верно, — согласился он, плотоядно улыбаясь. — Но вот интересно, догадывается ли он, что, исполняя с ним супружеский долг, вы будете думать о другом мужчине.

Это взбесило Виолу. Ян видел это по ее глазам, по напряженному выражению ее лица и позе. На миг ему показалось, что она его ударит.

Протянув руку, он провел указательным пальцем по ее обнаженному плечу.

— Вы учли это, Виола? Вы думали обо мне, пока меня не было?

Она задрожала, хотя герцог не мог разобрать, от гнева, от желания или от страха.

Срывающимся от избытка эмоций голосом Виола сказала:

— Последние пять лет, Ян, я думала о вас каждый божий день и каждую минуту. Знаю, что бью по больному месту, и только потому говорю: каждый раз, когда я буду исполнять с Майлзом супружеский долг, когда он будет забираться ко мне в постель и заниматься со мной любовью, память о вас будет преследовать меня, хотя я буду отдаваться ему каждый раз, когда он захочет моей близости, и хранить ему верность, как положено хорошей жене. Могу лишь надеяться, что эта мысль обо мне, лежащей нагой и сытой в его объятиях, тоже будет преследовать вас — каждый день и каждую ночь до конца вашей жизни.

Прежде чем он успел переварить сказанное, Виола повернулась к нему спиной и зашагала прочь с высоко поднятой головой, отмахнувшись от него с достоинством и грацией, с которой принцесса могла бы поставить на место наглого невежу, пытавшегося украсть поцелуй.

* * *

Теперь, спустя всего несколько часов после их разговора, слова Виолы не шли у Яна из головы. На самом деле, даже мимолетная мысль о Виоле в постели с Майлзом Уитменом — да что уж там, с любым мужчиной — причиняла ему такие страдания, что оставалось только заключить, что эта чертова женщина наслала на него какое-то женское сексуальное заклятие. Или что-то в этом роде. Однако Ян больше не мог отрицать, что теряет рассудок, представляя Виолу в объятиях другого мужчины. Она это явно понимала, тем самым приводя его в бешенство. Но, в конце концов, это неважно. Он не позволит ей выйти за Майлза Уитмена — если только Майлз Уитмен не докажет, что будет идеальным мужем и отцом ее сыну. По крайней мере, так себе говорил Ян. Посему, желая выяснить намерения мистера Уитмена, герцог задержался на вечеринке гораздо дольше, чем планировал, и попытался завязать с потенциальным женихом задушевную беседу.

С приближением полуночи толпа в бальном зале поредела. Большинство дам, включая Виолу, разъехались часа два назад, а большинство джентльменов перешли в курительную комнату, либо собрались у столиков с напитками и угощениями, заправляясь спиртным и набивая желудки. Последние сорок пять минут Майлз буквально не отходил от лорда Тенби, хозяина дома, и Ян подумывал вызвать его во внутренний двор для разговора, но не хотел действовать настолько откровенно. Ради Виолы. А впрочем, скорее ради себя, если ему не удастся узнать, насколько близки они стали с Виолой. Но вот, наконец, Тенби сумел сбежать, и Уитмен, заложив руки в карманы, зашагал к выходу на балкон, предоставив Яну первую возможность поймать его одного.

Заморосил дождь, отчего воздух стал одновременно чище и прохладнее, и Ян сделал глубокий вдох, чтобы перед предстоящим разговором прояснилось в голове. Он вышел вслед за Уитменом к тем же перилам, у которых всего несколько часов назад беседовали они с Виолой, и остановился рядом.

— Добрый вечер, Уитмен, — бросил он, когда музейный смотритель перегнулся через перила, чтобы посмотреть на сад внизу.

Тот резко обернулся, и на его пухлом лице отразилось искреннее удивление.

— Добрый вечер, ваша светлость, — ответил он, кивая и похлопывая себя по жилету. — Надо же, встретить вас на балконе в полночь.

После того как Уитмен оправился от удивления, Ян перестал понимать, в каком тот настроении и нет ли насмешки в его последней реплике. Откровенно говоря, Ян всегда считал Майлза Уитмена слишком глупым для сарказма и тонких намеков, шутливых или серьезных.

— Подумал, что здесь мы можем переговорить наедине, и потому вышел за вами, — ответил Ян, решая перейти сразу к делу. Убивать время на разговоры с музейным смотрителем о дожде или другой чепухе ему сейчас совершенно не хотелось.

Уитмен натянуто улыбнулся — Ян подозревал, что он бережет эту улыбку для скользких деловых операций и людей, которые его раздражают.

— Конечно, лорд Чэтвин, я к вашим услугам, — сказал он, слегка кивнув.

Ян потер подбородок ладонью, думая. Или по меньшей мере желая произвести такое впечатление.

— Мы с вами джентльмены, и, разумеется, нет нужды упоминать, что все сказанное между нами останется конфиденциальным.

Уитмен так нахмурился, что его брови сомкнулись в одну жирную линию на лбу.

— О, безусловно, ваша светлость. Уверен, вы понимаете, что я бы не достиг той известности в мире искусства, какую имею сегодня, если бы за мной не закрепилась прочная репутация человека, умеющего хранить секреты.

— Конечно, — согласился Ян, опять гадая, ехидничает Уитмен или просто относится к тому сорту людей, которые в совершенстве научились умиротворять аристократов. В любом случае это не имело значения. Ему нужно было добраться до сути, пользуясь тем преимуществом, что он знал о Виоле такие вещи, о которых Уитмен даже не подозревал.

— Мистер Уитмен, — начал Ян, глядя ему в глаза, — сегодня вечером я узнал, что вы, возможно, собираетесь просить руки леди Чешир. Это правда?

У Майлза слегка отвисла челюсть, но уже в следующий миг он закрыл рот и подозрительно прищурился.

— Простите, ваша светлость, но это… Право, я не думаю, что вам следует об этом беспокоиться.

Ян не ждал такого дерзкого ответа, но не смутился. Опершись локтем о перила, он окинул взглядом лужайку внизу.

— И все же, тот факт, что я затронул эту тему, говорит о моем беспокойстве.

Уитмен усмехнулся.

— Как же так, ваша светлость?

Ян опять поймал себя на том, что обескуражен находчивостью собеседника, особенно учитывая разницу в их положении.

Беззаботно пожав плечами, он ответил:

— Полагаю, я заговорил об этом только потому, что друзья леди Чешир обсуждали это сегодня вечером и немало меня удивили. Я подумал, что лучше спросить у вас лично.

— Друзья? Дочь леди Тенби? — сухо спросил Уитмен.

Ян отмахнулся от уточнений и снова в упор посмотрел на собеседника.

— Это правда?

Уитмен сделал глубокий вдох и попытался выгнуть грудь колесом.

— Я размышляю над этим, ваша светлость, если уж вам так необходимо знать. Но исключительно потому, что леди Чешир… дает понять, что примет предложение, если я его сделаю.

— Понимаю. — Он постучал пальцами по перилам. — Не знал, что вы питаете чувства к леди Чешир. По меньшей мере, настолько сильные, чтобы просить ее руки.

Уитмен рассмеялся.

— Мои чувства к леди Чешир и ее, скажем так, активам глубоки и прочны.

Ян не знал, что ему чувствовать: любопытство или отвращение.

— Активам? Вы имеете в виду финансы?

Уитмен погладил себя по намасленной макушке, пристально глядя на Яна. Его смех постепенно затих.

— Право же, ваша светлость, мы с вами оба знаем, что брак заключают не только ради того, чтобы кто-то заботился о нас в старости. Что касается леди Чешир, она безусловно станет жемчужиной любого брачного ложа, а кроме того, я жду, что она будет уделять безраздельное внимание музею. — Он улыбнулся. — Будучи образованным и… искушенным джентльменом, вы, конечно, понимаете, что доброе имя ее покойного мужа поможет нам приобретать недоступные прежде экспонаты. И потом, есть частная коллекция барона, которая, несомненно, украсит музей или аукционный дом, если мы решим ее продать.

Герцог нахмурился в темноте.

— Частная коллекция?

Уитмен мешкал, будто не мог решить, насколько откровенным ему стоит быть.

— Частное собрание леди Чешир, — сказал он. — Уверен, вы знаете, что покойный муж оставил ей хороший доход от бесценных картин, которые он собирал много лет.

Ян кивнул, стараясь казаться равнодушным, хотя на его ум начал обрушиваться целый каскад тревожных мыслей. Он понятия не имел, коллекционировал ли покойный барон Чешир какие-то произведения искусства, кроме нашумевших эротических картин Виолы, и знает ли Уитмен о ее состоянии что-то, что ему, Яну, неизвестно. Но когда он попытался представить, что Виола откроет Майлзу Уитмену доступ к своему состоянию, равно как и к своему прекрасному телу, у него мурашки побежали по коже. Вот только он не знал, что с этим делать, учитывая, что он ни на что не имел права. Если Виола действительно хочет выйти за этого мужчину, он никак не помешает ей принять его предложение. И уж тем более он не представлял, как отговорить Майлза Уитмена от женитьбы на Виоле, если Виола обладала практически всем, чего может желать мужчина без титула. Кроме того, Ян не чувствовал морального права на это. Разве только если все, чего хочет Уитмен, это состояние Виолы. В таком случае он, пожалуй, сумеет убедить себя, что спасти ее от такого союза — это долг чести. Нельзя же, в самом деле, допустить, чтобы невинную вдову ограбили среди бела дня.

— Стало быть, вы уже обсуждали этот вопрос с леди Чешир, — скорее констатировал, чем спросил Ян, глядя на лужайку внизу.

Уитмен вздохнул.

— Пожалуй, да, в какой-то степени, особенно последние недели две, поскольку мы с ней довольно часто виделись. Право же, мы отличная пара, и леди Чешир целиком разделяет это мнение.

Последние две недели. Она умышленно позволяла ему ухаживать за собой целых две недели. Зачем? Зачем, зачем, зачем?

Потому что вы оставили меня, Ян…

— Планируете выставить частную коллекцию барона в музее? — спросил он, лихорадочно соображая.

Уитмен прочистил горло.

— Кое-что, в особенности приличные работы. Но некоторые картины, в том числе оставшиеся творения Бартлетта-Джеймса, наверняка придется продать.

Это все объясняло. Ян не мог знать наверняка, известно ли Уитмену, что Виола и есть автор знаменитых эротических полотен. Скорее нет, ибо он никак не мог раскрыть ее тайну, если только она сама ему не рассказала. Однако Уитмен либо знал, либо подозревал, что у Виолы остались другие работы скандального художника, эскизы и полотна, которые можно сбыть на аукционах и набить себе карманы. По крайней мере, он так думал.

— Почему вы думаете, что у нее есть другие? — осторожно спросил Ян.

Музейный смотритель ухмыльнулся.

— Леди Чешир призналась, что ее покойный муж долгое время увлекался Бартлеттом-Джеймсом и его работами и вообще собирал ценные произведения искусства. Поэтому логично предположить, что таких великолепных картин у нее не одна и не две.

— Но, мистер Уитмен, — сказал Ян, с напускной тревогой понижая голос, — не беспокоит ли вас, что… неординарные работы, о которых упоминала леди Чешир, могут оказаться поддельными? Ведь вы присутствовали на скромной вечеринке у меня дома, когда эскиз, который она мне продала, был… разоблачен.

Уитмен остановил на нем сверлящий взгляд, стиснул челюсти и, вынув трубку из нагрудного кармана вечернего сюртука, принялся постукивать ею по перилам.

— Ваша светлость, я хоть и не принадлежу к вашему классу, но образование получил приличное, особенно в том, что касается искусства, — подчеркивая каждое слово, проговорил он. Потом усмехнулся и продолжил: — Мы оба знаем, что эскиз, который вы выставили у себя на вечеринке, на самом деле оригинальная работа Виктора Бартлетта-Джеймса.

Ян почувствовал, что его желудок сворачивается в узел от отвращения. Майлз Уитмен действительно был умен и прекрасно понимал, как будет воспринято каждое его слово. Возможно, он и годится в мужья леди, но такому супругу никогда нельзя будет доверять. И он никогда не будет достоин Виолы.

— Вы уже тогда понимали, что это подлинник? — спросил Ян, быстро подхватывая зародившуюся идею.

Уитмен пожал плечами.

— Подозревал. Я знаю, что у вас и леди Чешир напряженные отношения. И тот факт, что вы купили эскиз, а потом устроили, чтобы англичанин, о котором даже я за двадцать лет профессиональной деятельности ни разу не слышал, при гостях определил его подлинность, показался мне несколько… скажем так, странным.

О да, странным. А теперь, когда Ян оглядывался назад, еще и ужасно несправедливым по отношению к Виоле, ведь на то время она ничем не заслужила такого неожиданного, постыдного разоблачения. Теперь Ян понимал, почему тот вечер не принес ему истинного удовлетворения и почему месть лишает человека чести.

Глубоко выдохнув, он сказал:

— Вы правы, Уитмен. Вы образованный человек, и я поздравляю вас с тем, что вы догадались о факте, который я надеялся скрыть. Ради леди Чешир, конечно. И поскольку мы оба печемся о ее безукоризненной репутации, я знаю, что вы сохраните наш сегодняшний разговор в тайне.

Неприкрытая лесть вкупе с новой загадкой огорошили Уитмена. Он заморгал; его брови задергались.

Ян сунул руки в карманы и посмотрел себе под ноги, давя подошвой туфли ночное насекомое, которое когда-то смело ползать по затемненному балкону.

— Да, эскиз подлинный, — объяснил он голосом, полным тревоги, — и я купил его по чистой совести. Но потом узнал правду об активах леди Чешир и ее покойного мужа. Перед вечеринкой я попросил своего поверенного связаться с ее юристом, неким мистером Леопольдом Дунканом, чтобы выяснить, действительно ли картина принадлежит леди Чешир или, как я заподозрил, является частью имения ее мужа. — Он невесело улыбнулся. — Когда покупаешь такое экстравагантное и дорогое произведение искусства, осторожность лишней не бывает.

Уитмен стал переминаться с одной пухлой ноги на другую, явно волнуясь и теряя уверенность. Он снова постучал трубкой по перилам, но так и не достал табаку, чтобы набить ее.

— Мы с вами оба джентльмены, — продолжал Ян, — поэтому вам не нужно объяснять, почему я, как джентльмен, решил найти человека, который объявит рисунок подделкой. Лучше уж огорчить ее таким легким укором, чем позволить кому-то узнать, что она продала собственность, которой не владеет. Ее могли бы посадить в тюрьму за мошенничество.

Ян пристально наблюдал за собеседником. Хотя в саду до сих пор пылали факелы и справа горели окна бального зала, окружавшая их тьма мешала ему разглядеть выражение лица Уитмена. Зато было видно, как тот теребит в руках трубку.

Уитмен не понимал. И был слишком заносчивым, чтобы признать это.

Несколько секунд спустя Уитмен выдавил из себя очередной смешок и покачал головой, возвращаясь к своей обычной напыщенной манере.

— Простите, ваша светлость, — сказал он, потирая ладонью шею, — но я не понимаю, какое отношение ваш званый ужин и один-единственный эскиз Бартлетта-Джеймса имеет к моему браку с Виолой.

Тот факт, что Уитмен назвал леди по имени, разглагольствуя о предстоящей женитьбе на ней как о решенном деле, подразумевал интимность и бросал вызов ему, Яну, претендовавшему на то, что он лучше знает Виолу и ее намерения. Это был продуманный ход, разжигающий ревность и собственнические чувства, и они оба это знали.

Сдерживая гнев, Ян просто уставился на Уитмена, как на идиота.

— Мистер Уитмен, — печально поведал он, — у леди Чешир нет картин, которые можно продать. Ее покойный муж оставил все свои владения и богатства сыну. Ей каждый месяц выплачивают некоторую сумму — вполне пристойную, если верить юристу, который за это отвечает, — чтобы она могла оплачивать услуги портних и покупать другие женские мелочи. — Он выдержал паузу, потом провел пальцами по волосам. — Естественно, я бы не получил таких… закрытых сведений, если бы не заинтересовался наброском Бартлетта-Джеймса, и, разумеется, до сих пор никому об этом не рассказывал. Джентльмену негоже вникать в финансовые дела вдовы, которая не приходится ему родственницей. Но в этом исключительном случае юрист леди Чешир, который при других обстоятельствах был бы нем как могила, согласился со мной, что его клиентка рискует своим добрым именем и репутацией. В тот вечер я назвал рисунок фальшивкой, чтобы защитить ее. Пускай мне пришлось смутить ее и выставить в глупом свете, но глупый вид не идет ни в какое сравнение с общественным позором или, того хуже, арестом.

— Что за нелепица! — сказал Уитмен, шумно глотая. — Зачем леди Чешир идти на подобный риск? Не могу поверить.

Ян покачал головой, хмурясь.

— Что движет женщинами? Уверен, вы без меня знаете, что все они довольно легкомысленны. Возможно, она только теперь узнала об этих ограничениях. Быть может, после моей вечеринки, когда выяснилось, что она не имеет права продавать эскиз, она решила, что брак с вами поможет ей продавать свои натюрморты и семейные портреты, или же надеялась повесить их в вашем музее современной истории? В этом свете понятно, почему она вдруг увидела в вас идеальную пару и задумалась о свадьбе. Не считая ежемесячных выплат, о которых я упоминал, у леди Чешир за душой нет фактически ни гроша.

Воздух между ними буквально затрещал от напряжения, и на секунду-другую Яну показалось, что Уитмен ударит его. Или попытается. Все его тело будто окаменело. Казалось, что даже трубка раскрошится в его внезапно стиснувшемся кулаке.

Но расчет сработал. Уитмен выглядел разъяренным, растерянным и не имеющим ни малейшего понятия, что говорить и делать. А еще он понимал, что никак не проверит истинности заявлений герцога. Юрист будет молчать, Виола разозлится, но, даже если она заверит его, что все это ложь, ситуация прояснится только после того, как они произнесут брачные клятвы. Титул Виолы не давал ему ничего, кроме титулованной жены, и если у нее нет денег, на его шею вечным грузом ляжет не только ее малолетний отпрыск, но и долги — а еще лондонский особняк, полный великолепных картин, которыми он будет вынужден любоваться каждый день, но на которых ничего не сможет заработать.

Внезапно брак с леди Чешир стал Майлзу Уитмену противен. Ян прочел это в ожесточившихся чертах его лица, в его колючем взгляде. И поскольку Майлз не питал к Виоле настоящей любви, мысль о том, что продавать он сможет только ее примитивные работы, да еще и подозрение, что она сама задумала воспользоваться им ради финансовой выгоды, решили для него дело. Цветочков и щенков, которых она рисует, не хватит ему даже на туфли.

— Что же, — срывающимся голосом проговорил Уитмен, — премного благодарен за откровенность, ваша светлость. Естественно, сказанное останется между нами. Прошу прощения, но я вспомнил, что обещал лорду Тенби встретиться с ним за карточным столом в половине первого, и не хочу заставлять его ждать.

Засим, не дожидаясь ответа, Уитмен чопорно кивнул, проскочил мимо Яна и зашагал в сторону бального зала.

Загрузка...