– Можно воды? – раздалось за спиной, из-за чего Лиза едва не опрокинула кастрюлю с кипятком. – Простите, снова я вас напугал, – а взглядом так и прилип к белокурому мальчугану, который сидел за столом и лепил пластилин на еловые шишки.
– Конечно, – подала ему стакан, – как себя чувствуете?
– Лучше, – хотя выглядел по-прежнему скверно. – Лиза, а я могу от вас позвонить? Мне бы в полицию, что ли, для установления личности, – криво усмехнулся.
– К сожалению, – постаралась сделать невозмутимый вид, – у нас тут нет связи. Не добивают вышки.
– Вот как, – с трудом опустился на стул. – Жаль…
– Не переживайте, как только погода восстановится и вода уйдет, мы отвезем вас в город.
– А когда вода уйдет? – глянул в окно, за которым опять моросил дождь.
– Когда ливни прекратятся. По радио говорили, будет лить еще дней пять.
– Надеюсь, я не слишком вас смущаю?
– Вы попали в авиакатастрофу, – наконец-то развернулась к нему лицом, – о каком смущении может идти речь?
– Мне очень повезло, – и взял одну из шишек, – если бы не ваш отец, не вы.
– Дядя заблал сыску, – тут же скуксился Паша, – отдай, – вытянул руку.
– Прости, парень, – улыбнулся и вложил ему в ладошку большую раскрывшуюся шишку, – не знал, что она твоя.
– А она моя, – скорее забрал. – Мне деда плинес.
– Паш, повежливее, – погрозила ему Лиза, – так разговаривать с взрослыми нельзя.
– Ничего, он все верно говорит, шишка его, а я взял без спроса. Сколько ему лет?
– Три года. Вам бы сейчас не воду пить, а травяной чай. У нас есть сборы. Сейчас заварю, – поспешила сменить тему. Она никак не могла понять, правда ли он ничего не помнит, или юлит, все-таки каждый раз смотрит с недоверием. Раньше Соколов только так и смотрел на своих подчиненных, когда знал о косяках, но прежде хотел услышать их версию. Вроде как давал шанс объясниться, признаться.
– И вы живете здесь? В такой дали от цивилизации?
– Да, – достала из шкафчика жестяную банку. – Что до цивилизации, все необходимое для комфортной жизни у нас есть, а когда возникает необходимость, мы едем в город.
– Здорово, наверно.
– Что именно?
– Жить в лесу, – и стиснул зубы от боли, прострелившей всю левую часть туловища, но вида не подал.
– Определенно, свои преимущества есть. Главное из них – полная перезагрузка, – положила две ложки перетертых трав в чашку, – здесь приоритеты выстраиваются в другом порядке, мысли меняют направление, начинаешь замечать то, на что раньше никогда не обращал внимания, – залила травы кипятком, помешала. – Вот, возьмите.
– Благодарю.
– Не засиживайтесь только, вам сейчас надо больше лежать. Паш, пойдем на диван? Не будем мешать.
– Да вы, – резко поднял взгляд, – не мешаете, – в одиночестве находиться хотелось меньше всего. Только он остается один на один со своими мыслями, как те точно кислота начинают разъедать мозг, который беспомощно пытается хоть что-нибудь вспомнить.
А Лиза изо всех сил старалась не показывать эмоций. Столько времени уже прошло, вроде отболеть успело. Она наладила быт, растит замечательного сына, в ее жизни наконец-то все устаканилось, даже работу нашла, что называется, сидя дома на диване, заботливый отец рядом. И тут призрак прошлого буквально свалился с небес.
В итоге пришлось сесть за стол, только вот находиться рядом с ним было невыносимо. Воспоминания вернули в то время, когда она сидела с ним в переговорной или ехала в машине на встречу и, честно говоря, даже дышать громко боялась, а он то и дело бросал на нее свои фирменные взгляды, от которых кровь стыла в жилах. Правда, это было еще до того, как они начали встречаться, тем не менее, когда Соколов злился, то стены дрожали, а она дрожала вместе с ними, ибо от природы была человеком неконфликтным, любящим тишину и покой.
– Вам неуютно в моем присутствии? – заметил ее скованность.
– Почему так решили?
– Я же не слепой. Вы очень напряжены.
– Ливни не прекращаются, а это в здешних местах серьезный повод для переживаний, – нехотя улыбнулась.
На что Соколов кивнул, однако не поверил. Лизе явно дискомфортно, она даже смотреть на него лишний раз не хочет. С другой стороны, с чего она должна быть довольна? Для этой семьи он обуза, дополнительный рот, а с учетом непогоды ситуация с теми же запасами может осложниться. Но делать нечего, остается только ждать. Главное, его не бросили, помогли. И когда он наконец-то вспомнит или хотя бы выяснит, кем является, то обязательно отблагодарит Лизу с ее отцом.
– Все-таки удивительно, как вы здесь справляетесь, – вдохнул аромат трав, на удивление, очень приятный аромат, а на вкус и вовсе ощущение, будто внутри мёд.
– Поначалу было сложновато, но человек ко всему привыкает.
– А зимой? Тоже здесь?
– Да. Это же не дача, это наш дом. Мой отец егерь с многолетним стажем, он научился выживать в лесу в любое время года.
Лиза заметила, как ему становится все тяжелее сидеть. За четыре года он и не изменился толком, разве что виски слегка засеребрились, в остальном как был здоровенной детиной с нереально выразительными глазами, чувственными губами, греческим профилем, так и остался. Сколько же женщин в свое время прошло через его постель, но ни с одной он не рассматривал отношений дальше койки. Соколов самый расчетливый, самый жестокий и самый умный из всех, кого она когда-либо знала. Разве можно было не влюбиться в такого? Не понадеяться стать для него исключительной? Но, как известно, от любви до ненависти один шаг.
А Евгений, несмотря на боль, все-таки предпринял еще одну попытку наладить контакт с мальчиком.
– Можно и мне? – указал на шишку. – Пожалуйста.
– Бели, – толкнул в его сторону одну самую маленькую, – пластилин хотес?
– Хочу.
Паша с искренним любопытством смотрел на то, как обычная еловая шишка превращается в оленя.
– А еще одну дашь?
– Делзы, – пододвинул к нему уже всё, что было.
Через десять минут перед малышом стоял олень, лисенок и медвежонок.
– Ух ты-ы-ы-ы! – захлопал в ладоши Паша. – Клуто!
– Что надо сказать? – вступила Лиза.
– Спасибо, – мальчик быстренько сгреб игрушки и поспешил с ними в гостиную.
– Играй, парень, – кивнул ему, после чего не смог сдержать глухого стона, спина уже болела нестерпимо, как и голова.
– Пойдемте, – подошла к нему Лиза, – вам надо в постель, – и взяла под руку.
– Вы меня не удержите, – поднялся, приложив воистину титаническое усилие, – я сам.
– Вы всё делаете сами, – не сдержалась, – я это уже поняла.
А он так и замер, глядя ей в глаза. Сколько же в них сейчас гнева и обиды, в этих нереальных глазах, похожих на два лесных озера. И сведенные у переносицы брови, и маленький шрам на скуле. Все это кажется таким знакомым. Чёртова амнезия…
– Уверен, не всё. Простите меня, я ни в коем случае не хотел обидеть.
И губы Лизы тронула ухмылка. Уж что-что, а обижать Соколов умеет.
– Ничего, вы меня не обидели. Обед будет через три часа, а до этого времени постарайтесь поспать.
Когда оказался в кровати, смог наконец-то накрыть лицо подушкой и зарычать от боли, а выпитое до этого обезболивающее начало действовать лишь спустя полчаса, что позволило уснуть, вернее, провалиться в сон, который превратился в череду размытых кадров. Евгению снилась женщина, она что-то говорила, жестикулировала, правда, лица ее было не разглядеть. То они куда-то ехали вместе, то сидели в ресторане, то гуляли по набережной, потом картинка сменилась. Соколов очутился в самолете. За иллюминатором тем временем сверкали молнии, до ушей доносился гул турбин. Вдруг в какой-то момент самолет начал резко терять высоту, отчего мужчина проснулся.
Гул турбин, скорее всего, шел от звука усилившегося дождя, что стучал по крыше. Небо снова затянули тучи, разве что ветер не гнул деревья. Соколов же испытал облегчение. Он жив! И он не один. А раны заживут, память дай бог вернется. Когда же собрался встать, дверь открылась. На пороге стоял Паша и держал в руке оленя.
– Я плинес тебе, – но зайти не решался.
– Так, заходи, – приподнялся на подушках, – не робей. Я не кусаюсь.
На что мальчик подбежал к тумбочке, поставил на нее елового оленя.
– Всё, пока, – и так же быстро убежал.
Соколов взял игрушку. Интересно, паренек сам принес или его мать попросила? Но мальчишка бойкий, смышленый, осторожничает с чужими, как положено. И очевидно, растет без отца, зато дед есть, да еще и егерь, и столяр в одном лице. Вот бы узнать побольше о Лизе. Все-таки, что заставило современную молодую девушку, а на вид ей лет двадцать пять не больше, засесть в такой глуши, где ни связи, ни людей вокруг? Возможно, причина как раз в неустроенной личной жизни. А вдруг и у него где-то там осталась семья?