В тишине твоих шагов

10

Прищурившись, я смогла рассмотреть четкие очертания наклейки на заднем стекле автомобиля. Желтый кружок с четырьмя равноудаленными черными точками. Еще с уроков в автошколе я помнила, что это означает: транспортное средство, управляемое глухим водителем.

Трудно было представить, что значит ехать по оживленной улице в полной тишине. Сложно понять, как вообще можно жить в полной тишине. С раннего утра и до наступления ночи нас сопровождают звуки. Утренний шум машин, лай собак, пение птиц, голоса, шуршание метлы с улицы, ворчание дворника. Будильник, наконец. А ты еще даже ладом не открыл глаза.

И потом понеслась: журчание воды из-под крана, кипение, свист чайника на плите, новости по телевизору, книга, упавшая со стола, звонок мобильного телефона. И это только утром, пока ты один в своей квартире. Потом ты выходишь из дома, и твой мозг каждую секунду вынужден анализировать звуковые сигналы, доносящиеся со всех сторон. И есть в этом своя прелесть.

Я живу в своем мире, дорожу моментами тишины и одиночества, если меня еще и слуха лишить, пожалуй, это будет слишком. Так и свихнуться недолго. Интересно, с рождения ли Тимофеев глухой? Или потерял слух позже, в детстве? А вдруг он слышит, если говорить громче, или носит слуховой аппарат? Всё это было так далеко от меня, словно в другом мире. Но очень хотелось расспросить его об этом.

Было бы жутко неловко задать такие вопросы постороннему незнакомому человеку. К тому же такие вещи могут очень ранить. Взрослому красивому мужику наверняка неприятно осознавать свою слабость, видеть, что окружающие его жалеют.

Не стоит лишний раз напоминать ему об этом. И не стоит смотреть на него как на инопланетянина. Трудно скрывать жалость во взгляде, если это первое, что ты ощущаешь, глядя на человека с физическими недостатками. Даже если их не видно. Но в этом и состоит женская природа: пожалеть, приласкать, обогреть. Немало браков заключается на этой почве, ведь и среди мужчин немало тех, кому нужна мамка, которая будет за него все решать, заботиться, направлять, указывать.

Мои размышления прервал Алексей, поднявший стекла и вышедший из машины. Осмотрев автомобиль со всех сторон, он щелкнул брелком сигнализации, неотрывно глядя на фары. После того, как они моргнули, он довольно кивнул головой самому себе и легкой походкой зашагал к входу. На улице, тянущейся вдоль ресторана, почти не было движения в этот час. Почти у самого края летней веранды, справа, причаливал небольшой пароходик с отдыхающими. Они отодвигали красные шторки на окнах, улыбались и махали руками. Встречающих не было видно, они просто радовались тому, что вернулись на берег.

Я заметила, как Алексей улыбнулся, глядя на них, и вошел в ресторан. Пароход причалил, и в двадцати метрах от меня хлынула людская река. Цветастые панамки, пестрые рубахи, модные очки, рюкзаки, сумочки, мамы с детишками, папаши с биноклями. Всё перемешалось. Солнце светило все жарче, и я поспешила вернуться за столик, над которым был натянут тент из светлого льняного полотна с непромокаемой пропиткой.

Выбрав такое положение, чтобы занавески, собранные в узел, создавали над моей головой тень, я удобнее устроилась в плетеном кресле. Мне еще не доводилось бывать в таких шикарных местах. И это была всего лишь летняя веранда. С черной плетеной мебелью, столешницами из стекла и цветами на каждом шагу.

От вида банкетного зала у меня кружилась голова, и, признаюсь, там, внутри, мне было бы неловко находиться. Давал о себе знать комплекс бедняка. Слово «ресторан» всегда меня пугало предстоящими тратами, поэтому я предпочитала скромные недорогие кафешки с низкосортным меню и убогим обслуживанием. А еще чаще просто избегала походов в подобные места, заменяя их вечером за книжкой или поездкой на природу.

Официант принес мне чашечку кофе.

Поблагодарив его, краем глаза я заметила, как Алексей преодолевает последние метры через зал в моем направлении. Пройдя мимо барной стойки, он вышел на веранду. Легкий ветерок заставил его обернуться в мою сторону. Приветственно махнув рукой, он приблизился, отодвинул плетеное кресло и сел. Казалось, подобные интерьеры были для него вполне естественными. Я же чувствовала себя не в своей тарелке.

Алексей выложил на стол свой телефон, планшет, бумажник, ручку и ключи от машины. Смутившись, он поспешил оправдаться:

– Не люблю таскать с собой сумки.

– Понятно, – улыбнулась я.

– Простите, не поздоровался. Здравствуйте!

– Добрый день, – растерянно пробормотала я, выпрямилась на стуле и протянула ему руку.

Он явно не собирался здороваться со мной за руку, но увидев сей жест тут же вскочил, легонько пожал ее и чуть не рухнул на пол мимо кресла, которое слишком далеко отодвинулось назад.

Крепко ухватившись, чтобы не упасть, рукой за край стола, он потянул вниз бамбуковую салфетку, лежавшую перед ним. Тотчас вниз полетели ручка и ключи от машины. Негромко ахнув, я быстро вскочила и удержала рукой бокал, принявшийся плясать по краю стола от движения стола.

Моё плетеное кресло, достаточно массивное, чтобы устоять на месте, от моего прыжка тоже пришло в движение и перевернулось. Содержимое сумочки, висевшей на нем, тут же оказалось на полу.

Убедившись, что бокал стоит ровно, я бросилась поднимать упавшее. Алексей последовал моему примеру. Неожиданно мы встретились взглядами и рассмеялись.

Оказалось, у него на левой щеке есть чудесная ямочка, которую видно только во время улыбки. Сев на свое место, он оперся на локти и провел ладонями по лицу. Продолжая беззвучно смеяться, он закрыл на секунду глаза, чтобы успокоиться:

– Видимо, я сегодня не выспался.

– Им следовало бы заменить мебель более устойчивой. – Закончив с сумкой, я повесила ее на спинку и заняла свое место.

Официант обернулся посмотреть, что стряслось. Помощь нам уже не требовалась. Он подал Тимофееву меню и остался стоять рядом со столиком, ожидая распоряжений.

Ситуация удачно разрядилась сама собой.

Когда я видела Алексея в первый раз, в его глазах была непоколебимая серьезность. Таким, как видела его сейчас, он мне нравился больше. Его смущение располагало к себе, улыбка обезоруживала.

– Если вы еще не завтракали, могу посоветовать вам несколько блюд, – сказал он, протягивая мне меню.

– Не представляю, что буду хлебать при вас борщ с утра пораньше, – задумчиво произнесла я, открыв первую страницу.

– Что вы, у них много других вариантов для завтрака. Не сказать, чтобы я часто здесь бывал, но пару раз точно. Хозяин заведения обращался ко мне с одним делом прошлым летом, я тогда только открыл агентство. В общем, наше сотрудничество положило начало добрым приятельским отношениям.

– Интересная у вас работа.

– Может, перейдем на «ты»? Не против? – Казалось, он был немного смущен тем, что люди одного возраста общаются излишне официально.

– Хорошо, – согласилась я, выглянув одними глазами из-за папки с меню, которую держала в руках. Он продолжал смотреть на меня вопросительно, словно ожидая ответа.

Его правая бровь приподнялась дугой над глазом. Я чуть не дала себе в лоб. Он же не видел моего рта и не мог прочитать по губам! Вот невежа! Стало ужасно стыдно. Я медленно опустила папку с меню на стол.

– Конечно. Давай перейдем на «ты».

– Отлично, – успокоился он. – Ты должна попробовать теплый салат с телячьей вырезкой. У них он особенно хорош.

– Если ты рекомендуешь, – задумчиво произнесла я.

Он кивнул головой и надиктовал заказ официанту.

– Может, ты хочешь мороженого? Или вина? Погода располагает.

– Спасибо, но я откажусь. Если каждый мой деловой завтрак будет начинаться с вина, хорошим это не кончится.

– Прости, – ему стало жутко неловко, – у них шикарные красные вина. Мне удалось побывать на дегустации в прошлом году, я тогда занимался сбором информации об одном человеке. Пришлось провести здесь целый день, чтобы узнать хоть что-нибудь. Короче, меня накормили, напоили, я чуть не провалил дело. Перебрал слегка, с непривычки. Теперь знаю, чем здесь можно удивить девушку, но удивлять пока никого не доводилось. Боже, что я несу…

– Есть что вспомнить, – я расплылась в улыбке. – Похоже, у тебя интересная работа.

– Не то чтобы я был доволен на все сто процентов, но жизнь сложилась так, что я рад тому, что вообще могу заниматься чем-то подобным.

– Мне всегда нравилось, что профессия сыщика наполнена романтикой и опасностью, – усмехнулась я, пригубив кофе.

– Это не совсем то, что ты себе представляешь. – Он расслабленно навалился на спинку кресла. – Всё достаточно банально. Мы ищем пропавших родственников, наводим справки, собираем информацию, например, в интересах бизнеса. Всё по мелочи. Единственное, за что не берусь, – это возвраты долгов. Скользкое направление. Еще нас часто просят проверить супружескую верность. Это я просто ненавижу. Для работы в этом направлении у меня есть специалист – сотрудник женского пола. Женщины, как правило, хорошо справляются с такими заданиями, и им это интересно, в отличие от меня.

– О, большинство женщин обожает истории, где замешаны чувства и интриги, – подтвердила я.

– Единственный минус, слабому полу трудно подходить хладнокровно в таком деле, приходится постоянно контролировать процесс. Как бы мне это не нравилось, именно за эту работу хорошо платят.

Мимо нас с шумом пронеслась целая орава ребятишек. Мой собеседник сначала никак не отреагировал, потому что они появились из-за его спины. Он просто не слышал шума. Но, видимо, почувствовав вибрации, производимые топотом их маленьких ножек, он повернулся на шум и улыбнулся. В общении с ним я почти начинала забывать, что он ничего не слышит, но такие моменты возвращали меня к мыслям о том, как наверняка ему не просто живется.

Детишки пару раз обогнули наш столик и побежали прочь, к лодке, стоявшей поодаль, с другого конца строения. Это было импровизацией в украшении интерьера – старое суденышко, освеженное сочетанием красок белого цвета и зеленого с мятным оттенком. На лодке был закреплен якорь, по бокам свисали спасательные круги. Мы проводили их взглядом и вернулись к разговору.

– А что с уголовными делами? – спросила я, постукивая ложечкой по краю блюдечка.

– Как бывший представитель закона, – он нервно почесал висок, – могу сказать, что здесь очень тонкая грань. Мы имеем право собирать доказательства, опрашивать очевидцев, разыскивать свидетелей, проверять алиби в сотрудничестве с адвокатом. Если мы станем путаться в ногах у следствия, можем лишиться лицензии.

– Ясно. Для меня это не утешительно.

– Я собрал для тебя кое-какие факты, как и обещал.

– Спасибо, давай тогда плавно перейдем к делу. Я ужасно переживаю за брата. Чувствуя, какая опасность нависла над ним, не могу спать и есть. Даже дышать не могу полноценно. Кажется, будто кто-то наступил мне на грудь, просто не хватает воздуха. Арсений всегда защищал меня, заботился, и мне просто не сидится на месте в такой ситуации.

– Понимаю тебя, – произнес он сочувственно и потянулся к планшету. – Тебе сейчас нужно быть сильной. Дело очень непростое, все улики против твоего брата. Но я тебе верю. Арсений наверняка стал жертвой того, что произошло в тот день. Думаю, многое прояснится после того, как он очнется.

– Надеюсь на это.

– Я был в его положении. В смысле, знаю, что такое лежать без сознания, переломанным, забинтованным, на грани жизни и смерти.

Я заметила, как по его коже пробежали мурашки. Это тема была болезненной для него. Он опустил глаза, включил планшет, стал искать нужную информацию. Чувствовалось, что он невольно напрягся, мышцы заиграли на его руках, уголки губ вытянулись в прямую линию.

Воспользовавшись моментом, я задержала свой взгляд на нем подольше. Мне хотелось лучше его разглядеть. Его светлые волосы, крепкие плечи, его по-настоящему мужскую фигуру. Немного пофантазировав, можно было увидеть через тонкую футболку его стальной пресс. Но что больше всего мне нравилось, это легкость, которую он дарил мне при общении с ним.

Алексей очень гармонично смотрелся в таком уютном ресторанчике, серьезный, деловой, вполне состоятельный и в меру ухоженный. Мне самой становилось уютнее рядом с ним. Сегодня он был совсем другим, нежели при нашей первой встрече. И таким он мне нравился еще больше. Нравилось, как он смотрит на мои губы, ловя каждое слово, и в конце фразы неизменно переводит взгляд на мои глаза. Есть в этом какая-то интимность момента.

Хотя что я себе уже успела нафантазировать! Мужчина встречается со мной исключительно по деловому вопросу, в людном месте, ничем не выказал заинтересованности во мне, не пытался флиртовать, а я уже вовсю раздеваю его глазами.

Неужели я успела превратиться в озабоченную хищницу? Как же ужасно действует на женщину внезапное освобождение из долгих несчастливых отношений! Так и охота на каждом шагу пуститься во все тяжкие. Но такой фокус прошел бы с самоуверенным типом вроде Донских. Но не с Тимофеевым, каждую секунду излучающим свет и спокойствие своими большими грустными глазами, черт их подери!

Мои размышления прервал озорной ветерок, который дунул на нас и игриво затрепал свисавшие с потолка льняные занавески. Солнышко тут же проникло под навес и осветило загорелую кожу моего собеседника. Вдруг, случайно увидев многочисленные мелкие шрамы на его груди, ключице, шее и бледные следы от швов чуть ниже линии роста волос, я едва не упала и тут же отвела глаза. Вероятно, он побывал в жестокой мясорубке однажды. Подавив желание задать миллион вопросов, я уставилась в экран планшета.

– Смотри, – хриплым голосом сказал Тимофеев, – труп был обнаружен соседом в 9 утра 21-го числа. По мнению специалиста, который делал заключение, смерть наступила в районе 20–22 часов вечера 20-го числа. Эти фотографии мне переслали вчера вечером, разумеется, по старой дружбе, никто не должен знать об этом.

– Конечно, – прошептала я.

От увиденного мои конечности моментально оледенели, тело перестало повиноваться и стало невесомым. Казалось, я проваливаюсь в обморок.

Мне не удалось оставаться невозмутимой. На фотографии было тело обнаженной молодой девушки, лежащей в умиротворенной позе. Глубоко вдохнув, я медленно прислонилась к спинке кресла.

– Можно принести воды? – громко крикнул Алексей в сторону официанта. – Я знал, что нельзя тебе показывать такое. Просто ты выглядишь такой сильной. Черт, ты так побледнела!

Схватив со стола бамбуковую салфетку, он сел возле меня на колени и принялся махать ею из стороны в сторону, создавая легкий ветерок.

– Уже все нормально, – я схватилась за его руку, несколько раз вдохнула и выдохнула, – с речки достаточно дует, спасибо за заботу.

– У тебя ледяные руки. Что я за болван, вывалил перед тобой эти фото, никогда себе не прощу. Просто мысли сегодня путаются, все валится из рук. Прости меня, пожалуйста.

На него было забавно смотреть. Алексей ужасно переживал, метался и не знал, чем еще помочь. Продолжая держать его за руку, я чувствовала, как силы возвращаются. Официант принес стакан воды и протянул мне. В ту же секунду он отшатнулся от увиденного на экране планшета.

– Черт! – выругался Тимофеев и свободной рукой перевернул планшет, чтобы скрыть изображение от посторонних глаз.

– Ты кричишь, – облизнув сухие губы, выдавила я.

– Прости, – от сожаления он дал себе рукой в лоб, – мне трудно это контролировать, я ведь себя не слышу.

– Ничего, – я отпила из стакана и дрожащими руками передала их Алексею, – мне уже лучше.

Стакан казался тяжелым, словно пудовым. Я не могла его дольше удерживать.

Тимофеев поставил его на стол и снова присел возле меня. Он виновато смотрел в мои глаза и явно сердился на самого себя.

– Сама от себя не ожидала, правда.

– Представляю, – нервно усмехнулся он, – несколько дней на нервах. Но я все равно виноват.

– Нет, – смущенно произнесла я и осознала, что все еще держу его за руку. Меня обожгло огнем. Разогнув непослушные пальцы, я ослабила хватку. Он не спешил убирать свою руку, разглядывая мое бледное лицо.

Наконец, разомкнув наше ненарочное рукопожатие, он подвинул свое кресло, оказавшись теперь не напротив, а рядом со мной. Внезапно мне захотелось разреветься, показать свою слабость, ведь целую неделю я не давала выхода своим эмоциям.

Рядом со мной никогда не было сильного человека, способного утешить или взять на себя решение хотя бы части моих проблем. И только брат меня поддерживал, старался, как мог, распределяя свое внимание между мной, нашей мамой и дочкой. Оказавшись совсем одна в течение этих дней, я училась быть сильной, но, похоже, немного надорвалась.

Сегодня, на этой встрече с Тимофеевым было так спокойно и хорошо, что непременно нужно было все испортить этой сценой. Очень на меня похоже.

– Расскажи так, я послушаю, – всхлипнула я.

– Хорошо, – согласился он, но тут подоспел официант с подносом, на котором принес наши блюда.

После увиденного на фото окоченевшего трупа, начавшего синеть, с сухой кожей, испещренной следами от порезов с аккуратными, ровными краями, мне совсем не хотелось вкушать теплый салат с телятиной.

Отвернув голову, я беззвучно засмеялась. Прочитав мои мысли, Тимофеев хохотнул, заметно разрядив обстановку.

Когда официант удалился, улыбка исчезла с лица Алексея. Необходимо было вновь возвращаться к обсуждению дела.

– Её нашли лежащей у входа в спальню в одном пеньюаре. Смотри, я зарисовал расположение комнат.

И он снова потянулся к планшету. Меня передернуло.

Открыв файл простенького графического редактора, он повернул его экраном ко мне. На нем от руки, явно впопыхах, был изображен план квартиры Яковлевой. Дверь, коридор, слева ванная с туалетом, прямо спальня, справа кухня. Я узнала это помещение.

– Полагаю, крестик – это то место, где она лежала? – глотнув воды, поинтересовалась я.

Мне становилось жарко в вязаном свитере. Откинув волосы назад, я попыталась представить, как все могло произойти в той квартире тем вечером.

– Да. – Он утвердительно кивнул.

– В восемь вечера еще рановато для того, чтобы ложиться спать. Возможно, кружевной пеньюар предназначался для мужчины.

– Либо она вообще никого не ждала.

– Или переодевалась. Наверняка убийца застал ее врасплох.

– На двери не обнаружено следов взлома. Она знала убийцу и сама впустила его в дом. Что меня больше всего удивляет, это то, что о ней не удалось собрать хоть сколько-нибудь значимых сведений. Допустим, она близко не общалась с матерью, но должны же быть подруги. – Его взгляд загорелся. – Я бы хотел сам опросить соседей, ее бывшего приятеля. Только еще не знаю, как это сделать конфиденциально. Только не вздумай делать это сама. Это не только очень опасно, но может здорово тебя дискредитировать. И тебя, и брата.

Сцепив руки в замок, я медленно выдохнула. Мне было стыдно признаться, что я уже вступила на эту скользкую почву. Вчера в конторе Тимофеева я рассказывала в общих чертах о том, что мне известно, не уточняя, откуда взяла те или иные сведения.

– Что с орудием преступления? – спросила я тихим голосом, поворачиваясь к нему.

– В этом плане все очень интересно, – оживился Тимофеев. – Орудие убийства не обнаружено. Интересно другое: убийца сначала пытался задушить свою жертву. Посмотри на эти едва различимые бороздки.