Валентин и Валентина

Пролог

«К сожалению, все больше и больше я прихожу к мыслям о том, что моя жизнь заключена в  какую–то вереницу глупых, никчемных, пустых, никому ненужных событий. Мне хочется орать от этих ужасных мыслей, я хочу вцепиться себе в шею ногтями оттого, что все время наталкиваюсь на холодную стену из безразличия, высокомерия, оскорблений. С последним я, пожалуй,  переборщила – оскорблений нет, но все же…

 Ай, какие глупости я пишу! Все не так!

Они все правы  – мама, сестра, редактор, критики и друзья – я  бездарь, не умею  связать и двух слов на бумаге. Я умею только все портить. За что не возьмусь, все падает, разбивается, рушиться. Например, я сегодня быстро спускалась по лестнице, проходя мимо подставки, махнула рукой и разбила мамину любимую вазу. За столом нечаянно пролила на  юбку Софии кофе, и сделала самый глупый поступок – я отправила рукопись в литературный кружок, прямо накануне дня рождения мамы. Ну, не дура ли я? Конечно, дура! День ангела испорчен! Все гости в сборе, а я сижу на заднем дворике в конюшне и плачу. Закатываю тихую истерику на бумаге.

Истерика у меня оттого, что  под моим дневником лежит письменный ответ.  Мне сказали прямо – никуда не гожусь. О, глупая, наивная девочка – ты испортила сто листов бумаги, в конец замучила клавиатуру, что клавиши «эль» и «эм» теперь западают. Приходиться выковыривать их ногтями. На что ты надеялась? Что тебя погладят по головке и скажут: «как хорошо», «как замечательно», «пиши дальше»? Нет, они просто промолчали.  А моя семья спряталась за маской по имени безразличие. Зато друзья говорили, как хорошо: «Давай пиши, еще и еще». И хоть бы один из них сказал: «Одумайся, что ты творишь?» Однако на то, и друзья, чтобы все у меня все было хорошо. Наверно, их создали в противовес критикам, которые сказали мне о том, «что» я на самом деле.

Ох, кажется, выписалась. Стало немного легче. Эмоций чуточку убавилось и слез больше нет. Сейчас посижу немного в конюшне и пойду к гостям. Сегодня же самый прекрасный день – сегодня родилась моя мама. К имениннице приехали родственники из Азии, Штатов, Польши. К  Софии  тоже приехали гости. Молодые люди в основном, однокурсники, еще ее подружки,…какие они ухоженные, красивые, милые, женственные мне до них далеко. У  них есть поклонники, а мне почти двадцать, но парня у меня нет. Мне никто никогда не дарил цветы, не писал валентинок, не приглашал на танец. Я симпатичная, миленькая как говорит мама, но София считает, что быть просто хорошенькой мало.

Мало, а интересно, что много? Что именно понимать под словом «прекрасная дева», как писал Толстой в своих очерках? Ох, опять пишу в дневнике чушь. И еще  шумная компания из дома рядом: орут, хохочут, даже поплакать по–людски нельзя…»

Девушка захлопнула зеленую тетрадь в толстой обложке и выключила фонарик.  Ей пришлось закончить писать, потому что неестественный свет уже резал глаза, и они слезились. Выждав некоторое время,  пока глаза привыкнут к темноте,  она поправила шелковое платье и спрятала дневник в сумке для конной прогулки.  Девушка уже хотела выйти из конюшни, но ее остановил звук скрипящих досок.  Она замерла. Прислушалась. Звуки  прекратились. Воровато осмотревшись по сторонам, она пришла к выводу, что никого в сарае нет. Однако минуту назад ей казалось, что кто–то дышал спиной. Наконец, она обернулась – за  спиной никого не было.

Тихо посмеиваясь над своей трусостью, она пошла к выходу, но до выхода не дошла. Широкая ладонь зажала ей рот, а вторая рука ухватила за затылок и толкнула к деревянной колонне. Лица человека девушка не увидела, оно было в тени, зато она оказалась на свету – лучики луны осветили левую щеку девушки. Мужчина сильнее схватил ее за волосы и  прижал к колонне. В ее нос ударил запах спиртного, одеколона, пыли, солоноватый запах крови, потому что девушка укусила его за ладонь. Нужно было действовать и чем быстрее, тем лучше и она смогла оттолкнуть от себя.

Все ее мысли были направлены, только к одному слову, определению, плану – «бежать»!  Бежать, как можно дальше от конюшни, но не в дом, а выбежать через дворик в калитку, пробежать несколько улиц и оказаться в открытом поле. Поле казалось ей спасением. Забежав в заросли  пшеницы, она почувствовала себя в безопасности и, что страшный человек  прекратил преследование.

«Кажется, отстал», – подумала она.

 Сильный толчок в спину сбил ее с ног, она оказалась на земле прижата к колкой пшенице, а через мгновение галстук был завязан на ее  глазах. Сильные, ловкие руки  цепко сжали  запястья, и на своей шее девушка ощутила влажные губы…

Часть первая - Опасные связи

«У каждого из нас есть свои личные демоны, как и ангелы, что оплакивают наши устающие от бесконечного потока времени души. Мы разные: мы говорим на разных языках или наречиях, принадлежим к другим культурам планеты. Однако нас связывает одно – у каждого человека в душе есть  тайник, куда он прячет «персонального демона».

Марина Галимджанова. 

Глава – 1 Лондон. Великобритания

Лондон. Великобритания

Его разбудили крики жены. Звонкий голос Амелии доносился из гостиной внизу. С начала ему показалось, что она кричит, но когда он приподнялся на кровати и прислушался,  то понял, что она что–то указывает служанке.  Жена говорила быстро и нервозно, а служанка, кажется, плакала, оправдывалась. Амелия несколько раз повторила его имя, но сама позвать не решилась, тогда он встал с кровати и взглянул на наручные часы – два часа ночи.

Что может случиться в такое время? Ответ пришел сам – у дочери опять приступ. Он быстро поднялся, надел халат и вышел из комнаты. Так и есть – Ани лежала у лестницы, тело дергалось, изо рта шла пена. Амелия стояла на коленях и орала на служанку, вымещая свою беспомощность на той. Служанка не рыдала – служанка выла в голос. Хорошо, что брат тоже встал. Он рылся в полках шкафа, ища, чтобы можно зажать во рту эпилептика. 

– Нашел? – он был уже возле девочки и разжимал той челюсть, – Данил нашел?!

– Это пойдет? – брат протянул ему железную пластину.

– На будущее лучше пластик, зубы не крошит, – он  забрал прямоугольный предмет у брата и засунул в рот дочери, – язык прикусила. Данил, помоги приподнять ее!

Брат наклонился и слегка приподнял  голову девочке.

 – Тупая корова, – жена отошла от мужчин. Схватила со столика виски и, не положив лед в стакан, выпила залпом, – Не могла подняться к мужу, пока я была с  Ани?

– Замолчи, – звучно произнес он, – еще одно оскорбление в сторону прислуги и у нас опять будет новая служанка. Сколько ты сменила их за последний месяц? Три? Шесть? Дюжину? Амелия Ани и твоя дочь тоже, будь добра сделай вид, что ты привыкаешь! А если до тебя не доходит, как  себя вести во время приступа с дочерью,  буди меня!

– О, бога ради! – сморщила  лицо Амелия, схватила бутылку и пошла в кабинет, пить.

– Плохая мысль напиваться, когда у меня завтра самолет! – крикнул ей вслед муж, но женщина показала средний палец и захлопнула за собой дверь.

– Успокойтесь и идите спать, – обратился брат к служанке, – завтра у вас сложный день. Вы будете присматривать за девочкой, так что выспитесь.

Девушка посмотрела  на хозяина дома. В знак согласия он кивнул. Прислуга, шумно всхлипывая, побрела в спальню.

– Давай помогу отнести ее в комнату? – предложил Данил.

 – Открой двери в мою спальню, а то я боюсь оставлять ее одну, – мужчина потер ладонями глаза и, подняв на руки дочь, стал подниматься по лестнице на третий этаж.

– А Амелия? – Данил пропустил его в комнату.

 – С нее мало толку. Она будет пить до рассвета в кабинете, пока не напьется или ее не вырвет, – он положил дочь на кровать и укрыл одеялом, – как на зло, когда отпустил няню на выходные, случился приступ.

– Закон подлости, – брат уселся рядом, – завтра  летишь в Штаты  на вручение Эмми? А Лент?

– Да, мне нужны деньги. Последнее время Амалия сильно увлекается спиртным, вечеринками и думает меньше всего о  работе. В дизайнерском центре это не понравилось и ее отправили в отпуск на неопределенный срок. – мужчина запустил пальцы в черные волосы:

 – Как Москва? Говорят, там шел снег? –  аккуратно сменил тему Лент.

– О погоде нагло врут, – усмехнулся Данил, – осень в городе теплая почти как в Лондоне. Мама давно не писала, как она тут?

– Хорошо. Улетела с моим отцом в Африку. Отдыхает. У нее отпуск, – глаза слезились, голова болела, он хотел спать, – Как твой отец поживает? Все еще вместе держите фирму?

– Да, – улыбнулся старший брат, – Лент, видел бы ты его новую жену. Такая женщина, черт, мне бы такую куколку – красавица и, причем умная девушка. Поражаюсь вкусу отца. Однако маму никто не заменит – она была первой и единственной останется.

Замолчали надолго. Лент сидел, уставившись в одну точку на пол. Данил поглаживал племянницу по черным волосам. Первым  заговорил Данил:

– Лент?

– Да.

– Твоя семья не мое дело, но я бы на твоем месте развелся. У тебя больной ребенок, а Амелия пьянчушка. – сухо сказал Данил.

Глава – 2 Зеленый Бор. Россия.

Зеленый Бор. Россия.

Ей снилось ночное поле. Она бежала по зарослям пшеницы, слегка притрагивалась ладонями к ее верхушкам. Они смешно щекотали ее руки, а девушка в ответ смеялась. Было  хорошо на душе, что хотелось запеть какую–нибудь несложную песню. Вместо мелодии из горла вырвался крик – она закричала от счастья, что вот она свобода. Хо–ро–шо…

Бегунья остановилась и закружилась на месте. Юбка развивалась на ветру, волосы щекотали щеки. Она прижала руки к груди и задорно захохотала. Ей было так хорошо, что мир по сравнению с ее счастьем стал еще ярче и волшебнее. Хотя бы взять это ночное поле в свете полной желтой луны. В нем было не меньше магии, чем в книгах о Гарри Поттере.  Поле притягивало, манило путника в свою волшебную даль, и кто знал, может там, вдали в это время вершилась своя легенда.  Девушка остановилась и прислушалась. Может сейчас застрекочет ночной сверчок, или птичка споет предутреннюю песню, или из той сказочной дали будет слышна мелодия?

Девушка не расслышала сказочную мелодию, а услышала жужжащий звук с неба и подняла голову к звездам. Черный предмет приближался к земле, он становился все больше и больше. Наконец, предмет разломился на две части и вспыхнул как спичка. Коснувшись земли, он пробороздил железным брюхом поле, оставляя после себя грязный след.  Тяжелые винты самолета продолжали вращаться все ближе, ближе и ближе…

Девушка задыхалась от своего крика. Она оступилась и упала, но упала не в пшеницу, а на пол. Кошмар окончился, но ей казалось, что она еще во сне. Звук был наяву. Он приближался ближе и ближе – жужжащий, тяжелый. Будто машина с неба вот–вот сейчас упадет на их дом.

Во второй раз она закричала, но на сей раз, девушка кричала словами:

– Лиза! Лиза! Вставай! Что–то не так! К  нам летит самолет! Слишком низко!

– Боже мой, дорогая, – сонным голосом бормотала высокая брюнетка, надевая на левую сторону пеньюар, – я знала, что сегодня у тебя будет кошмар поэтому осталась ночевать в твоей комнате…это всего лишь сон, Валентина.

– Нет! Прислушайся! Слышишь?! Звук  в реальности! – Валентина уже спускалась с лестницы. Комната девушки была оборудована под кабинет и спальню одновременно. Сейчас никто не верил, что еще год назад здесь был чердак. Сюда редко кто поднимался из–за крутой лестницы. Лестница находилась  в задней части дома в саду.  Неудобство заключалось в том, что спустившись со второго этажа, нужно было пройти сад и постучать в двери дома.

Валентина пробежала извилистую  дорожку вокруг дома и колотила в двери:

 – Мама! София!  Вставайте!

– Он и правда приближается! – Лиза запуталась в полах халата, – Ты права, Валентина – это самолет! О, боже мой! Он сейчас упадет прямо на дом!

– Что происходит?!  Люди вы что?! В шесть утра!? – бодрым голосом сказала София, выходя почему–то не из дома, а из сарая. Она поправляла рыжие волосы и одергивала юбку. За ней шел сосед, заправляя в брюки рубашку.

– Я слышал, кто–то кричал про падающий самолет? – весело спросил мужчина.

– Он… вот он! – Валентина указала на темно–зеленый  вертолет, что пролетел над домом и уже удалялся прочь. 

– Вертолет, а не самолет, – поправил Валентину сосед.

– Истеричка!  – обругала сестру София, – Я чуть в обморок не упала от твоих воплей! Посмотри на маму! Она едва держится на ногах!

Седая женщина стояла у двери и держалась рукой за сердце, у нее было бледное испуганное лицо:

– София осади эмоции. А вам, Виктор, доброе утро.

– Утро доброе Галина, я услышал крики и решил зайти  к вам. Думаю, все обошлось. Приятного утра, а я ушел дальше спать, – мужчина быстрым шагом вышел за калитку.

 – Самолеты каждый день падают,  – Лиза подошла к женщине и подхватила Галину под локоть, – эти военные совсем с ума сошли.  В шесть утра пролетать над жилым кварталом. Да, что угодно можно подумать. Я, к примеру, тоже была испугана. Такой отвратительный звук!

– Мне через два часа на работу, – сказала Галина, – но до работы я хочу поговорить со всеми вами. И с тобой, Лиза, так как ты близкая подруга Валентины. В дом, девочки, живо!

Галина и Лиза зашли в дом. София с Валентиной остались во дворе.

– Что ты делала с соседом в сарае?  – тихо поинтересовалась Валентина.

Глава – 3. Нью–Йорк. США.

Нью–Йорк. США.

Репетиция премий Эмми начинается задолго до фестиваля, как правило, вся подготовка  длиться в течении года, последние нюансы вносят летом.   Лучшие отели и кинотеатры гиганты состязаются в денежной гонке: кто возьмет право первенства. Когда победитель определен начинается нудная подготовка зала, красной дорожки, мест для звезд. Десятки людей трудятся над дизайном,  охрана и орханная система оттачивается  до мелочей, идут жаркие споры кто будет открывать, а кто закрывать фестиваль. Пара ведущих давно пройденный этап, каждую новую номинацию объявляют новые ведущие. Вручение, конечно, проходит под звучные аплодисменты публики и белоснежную улыбку режиссера или писателя.

Час на красной дорожке, почти два часа в кинотеарте, вечеринка затянувшиеся до глубокой ночи в отеле – проходят как один момент.  Охрана  и полиция умело скрывает то, что они волнуются.  Поклонники с раннего утра ждут, что через некоторое время пустующая красная дорожка вознаградит их тем, что они увидят талантливых людей мира в живую. Журналисты тоже ждут интервью, фото, пикантных моментов. Прессе интересно все: от визжащего от счастья поклонника до смущенной звезды. Кто знает, может завтра история звезды и фаната превратиться в газетный бум. Сама А-элита на ковровой дорожке появляются довольно не пунктуально, кто–то опаздывают, а кто–то нарочно тянет время. Некоторые торопятся пройти в зал кинотеатра, иные останавливаются чтобы побеседовать друг с другом, дать интервью или позировать перед камерой. Абсолютно вся элита сдержанна и наигранно мила в общении с прессой и поклонниками. Они позируют перед камерами, улыбаются, но у всех людей серьезные глаза. Завтра их увидит мир и главное правило звезды – быть звездой.

Наконец, красная дорожка напоминает движение на центральной улице. Правда пешеходы одеты в последние коллекции от кутюр. Дамы блещут на солнце дорогой бижутерией, мужчины ароматно пахнут одеколоном. Все запахи, цвета, люди, предметы – все смешивается в одну  яркую массу.

–   Валентин, – высокая блондинка слегка приобняла его, – привет. Я думала ты не приедешь на Эмми. Приятный сюрприз, когда твой агент тянул до последнего с ответом будешь  ты на церемонии или нет.

–   Прекрасно выглядишь Элизабет, – он сдержанно улыбнулся, – как  я мог оставить тебя без присмотра. Учитывая то, что мы целый сезон провели вместе.

–   Ну, присматривает за мной муж, – слова женщине понравились, – но от дружеского внимания я не откажусь. Куда смотрит Амелия? Такой шикарный мужчина один.

–   Жена не смогла прилететь. Ани еще мала для таких церемоний, – мысль о жене и дочери слегка подпортила его настроение. На дорожке он немного отвлекся, а Элизабет опять напомнила ему о том,  что придется возвращаться домой, – сегодня я буду холост, если позволишь. Вспомню забытые годы.

–   Конечно – конечно!  – звонко засмеялась Элизабет, – Мы–то все знаем, что поклонники не дремлют. Ладно, – серьезно сказала она, – давай, еще побеседуем для журналистов?

–   Согласен, они давно не видели нас вместе, – он взял ее руку и поцеловал, – Элизабет я думаю, что ты заслуживаешь Эмми. Мне было приятно с тобой работать. Ты многому меня научила. Я говорю абсолютно серьезно, не для твоего блога на Твиттере. Ты умница, спасибо тебе, что подарила мне не глянцевые слова.

–   Валентин, – она  заговорила тише, чтобы скрыть эмоции в голосе, – мне иногда кажется, что ты из другого времени. Ты умеешь так говорить, что от твоих слов...о, черт побери, если бы не Амелия и муж, я уделила тебе внимание. Ох, как бы уделила, – отшутилась коллега.

–   Мне жаль, – он указал на обручальное кольцо, – еще также жаль, что этот год я фактически провел в театре.

–   Кстати, да, – кивнула блондинка, – всего одна работа в кино и наш сериал – этого мало. Хотя я слышала, что у тебя контракт с Нью–Йорком?

–   Все подробности в конце сентября. Давай начало месяца подарим Эмми? – сощурил карие глаза Лент.

–   Хорошо, – согласилась Элизабет и помахала мужу, чтобы он шел к ним.

–   Валентин Харт? CNN пару вопросов? – от Элизабет его отвлекла ведущая.

–   Да – да, разумеется, – и выслушав вопрос он начал говорить в привычном быстром для него темпе, немного нервозно, слегка покусывая губу:

–   О, сериал это внеплановая работа в этом году. Мне было приятно принять предложение от режиссеров, тем более книги  Агаты Кристи заслуживают внимания. Однако я планировал в этом году больше времени уделить театру. Приглашение на церемонию было чем–то вроде… одной из необычных вещей. Репетиция перед «Оскаром»  отличная школа. Я с удовольствием буду наблюдать, как развиваются события на «Эмми – 2010»…

Глава – 4. Зеленый Бор. Россия.

Зеленый Бор. Россия.

Валентина хотела уйти куда угодно, только не быть сегодня дома. Не хотелось ей  встречать маминого гостя Мишу, пока Галина будет на работе. Для этого замечательного события были София и Лиза. Девушки могли прекрасно справиться без нее. Все утро мысль, что в доме будет жить целых два дня незнакомый мужчина, не давала ей покоя. Валентина не доверяла мужчинам – не  понимала их логику, слово, действия. Она считала, что какой бы замечательный человек не был Миша, или Виктор, или шеф мамы – между мужчиной и женщиной не может быть дружбы. Да, какое–то время симпатия, общие темы для разговора, а потом кто–нибудь портил замечательную атмосферу  признанием или намеками на то, что вторая сторона ему нравилась. Так что рано или поздно идиллия была бы разрушена, поэтому Валентина предпочитала держаться на расстоянии вытянутой руки от идиллии, дружбы, тем более секса.

Отправив Софию и Лизу на вокзал встречать поезд, она быстро привела дом в порядок, заказала обед из французского ресторана, купила вина и хлеб. Наконец, переодевшись в джинсы и теплую кофту, Валентина вызвала такси.

   –  Куда барышня? – спросил таксист – мужчина пятидесяти лет.

–  В Дачную за город. Третья улица. Дом номер четыре, – не самая хорошая мысль возвращаться в дом, куда когда–то заходила беда.  Однако именно эта мысль была первой, что пришла в ее голову. Валентина давно хотела съездить в Дачную – забрать свой дневник. Тем более ее лечащий врач говорил, что страхам нужно глядеть в лицо, а если не выходит то, начать вести дневник. Время от времени перечитывать записи, чтобы понять, как время изменило  мысли. Наверно, изменило, раз она решила поехать на старую дачу.

 Дом был старый, еще со времен СССР. Массивное резное крыльцо, с широкими лестницами. На втором этаже был балкон, да такой, что на нем можно было спокойно разместить гамак или кресло, чтобы читать хорошие книжки на ночь. Сам дом был выстроен из дерева, которое потемнело от времени и обрело темно–коричневый цвет на фоне белых окон.  Яблоневый сад у дома давно срубили, еще до рождения сестер. Вместо вишен посадили кусты сирени и дикого вьюна, чтобы полз по забору, сделали клумбы из кустов смородины.

Семья каждое лето проводила отпуск в Дачном, пока с Валентиной не случилась беда. Мама хотела после случая продать дачу, но София закатила истерику и сказала, что лучше сожжет дом, как Валентина  конюшню, но выставить на торги не даст. Спорили долго, что делать с дачей пока сосед Валентин не подсказал, что можно отдать под сдачу туристам или  зимой студентам. Туристы были в Зеленом Бору всегда – городок небольшой курортный, славился он речкой за Дачным и озером за городом. Одна часть озера была соленой, вторая пресной. Люди  обожали эти места, и  с каждым годом туристов становилось не меньше. Студенты брали дом неохотно, не хотели рано вставать на занятия, ждать автобус и платили мало, так что осенью и зимой дача пустовала.

Девушка отпустила такси и прошла за калитку. Четвертый дом ничуть не изменился за годы ее отсутствия – все такой же большой и мрачный, как из сказки на ночь. Вот резная калитка, за ней дорожка, усыпанная желтой, зеленой, красной листвой с кустов смородины и деревьев  сирени. За домом конюшня, вернее, что от нее осталось – клумба зеленой травы. Валентина вспомнила, как облила низ  деревянных стен бензином и подожгла. Она бесилась от счастья, когда пламя начало подниматься к синему небу и уже перекинулось на стоящие рядом деревья. Она хохотала, громко, истерично, до хрипоты – запускала пальцы во взъерошенные светлые волосы и рвала их на себе. Орала: «Ненавижу!»

Сейчас глядя на это место, Валентина чувствовала легкую неприязнь. Ненависть, страх, боль, отвращение – все ушло с годами.  Пациент был почти излечен, но не до конца. Она развернулась от клумбы и прошла в дом. Нашла ключ под половицей, открыла двери. Первое, что почувствовала Валентина – это запах сирени. Ничего не изменилось: прихожая в углу, справа зеркало, прямо лестница на второй этаж, а если свернуть налево, то, можно пройти в гостиную, из гостиной попасть на кухню и выйти на вторую веранду.

 С лестницей у Валентины тоже были связаны воспоминая. Девушка помнила, что в трудную минуту ей на помощь пришла старшая сестра. София как тигрица  охраняла Валентину от врачей, полиции, любопытных. Она не подпускала никого к полубесчувственной девушке на лестнице. Разве только разрешила остаться Виктору, который нашел изнасилованную в поле. Мужчина гладил ту, по волосам и говорил какую–то  добрую чушь. София стояла бледная, злая, серьезная:

 «Не трогайте ее!  Оставьте нас в покое! Мама дело сделано! К чему все???» – вспомнились слова сестры, на тихий плачь Галины. 

«Но…»,  – сказала мама.

«Оставьте нас в покое – все!» – прорычала София…

Мыслям Валентина улыбнулась, такое яркое воспоминание. Она уже успела забыть то, как София охраняла свою маленькую сестричку. Надо же, а Валентина так и не сказала ей «спасибо». Сестра умело уберегла ее от повторного унижения, сочувствующих взглядов, сплетен за спиной, любопытных людей. Сейчас младшая сестра полностью одобряла поступок старшей. Ну, да – нашли бы этого человека и что дальше? Долгое судебное разбирательство, новые дознания, анализы – все не вернуло бы той, проклятой ночи, когда Валентина узнала «мужскую ласку». Ей бы пришлось давать показания в суде, а если тогда пять лет назад она не могла говорить несколько месяцев, то, что взять с суда. Нет, София была права, что тогда  Валентину нужно было оставить в покое – это было ее личным горем, драму которого она должна была пережить сама.

Глава – 5 Лондон. Великобритания.

Лондон. Великобритания.  

Отпустив такси на пощади Чиринг–Кросс Лент кутаясь в черное пальто, свернул на авеню Нортумберленд. До дома было рукой подать – квартал, а потом еще несколько квартир Квейтен Стрит. Не радовало, что осень в Лондоне была дождливой. Холодный дождь лил как из ведра. Волосы намокли и спутались, пальто тоже порядком потрепало ливнем, ноги мерзли в легких туфлях, наступали на желтую листву, что падала с деревьев  на каменную кладку тротуара. Небольшие магазины в начале улицы спешили закрыться, так время близилось к ночи. Хозяева опускали подвесные двери, другие закрывали на замок стеклянные, только красные, коричневые козырьки говорили, что завтра магазины и дневное кафе пустят к себе посетителей. Фонари уже горели, освещая сумеречную серую улицу, а бесконечный  поток машин  в центре Лондона давал понять, что время близиться к час – пик.

Лент сегодня никуда не спешил. С женой он не хотел пересекаться, настроение было не то, а дочка наверно уже спала. Хотя Ани всегда дожидалась отца с очередной командировки.  Девочка открывала узкий маленький балкон на втором этаже. Прижималась щекой к железным перилам и украдкой срывала цветы фиалки, пока няня не видела. Она могла просидеть так несколько часов пока машина отца, или такси, или машина Амелии не остановятся возле белого крыльца  коричневого дома. Сегодня дочку не пустили на балкон, еще бы в такой ливень. Прислуга, наверно постелила кровать, заставила выпить на ночь горячего молока, дала лекарство и, спросив, что еще нужно Ани уселась в кресло за книгу. Дождаться пока ребенок уснет –   было обязательным правилом дома. На втором месте стояло обязательство – стараться, как можно реже оставлять Ани одну. Приступ эпилепсии мог быть в любой момент.

Лент уже стоял возле белой двери Квейтен Стрит|28, но зайти не спешил, давал себе какое–то время подышать прохладным воздухом, насладиться безлюдной улицей.  Он хотел больше времени провести под ливнем, может погода была очень близка к его жуткому настроению, которое он не хотел демонстрировать ни перед дочерью, ни перед прислугой или кем –то еще.

–  Валентин, – двери открыла служанка, – заходите, такой ливень!

– Амелия спит? – машинально спросил мужчина, проходя в белый холл.

– Ее нет дома. Она сказала, что пробудет у родителей с неделю, – девушка забрала у него пальто, – я приготовлю кофе?

– Лучше чай, – быстро сказал он, сбрасывая на ходу мокрую обувь, – а с кем тогда моя дочь?

– С няней. Я позвонила ей, и она приехала, – немного напугано отчиталась девушка.

– Умница, – широко улыбнулся он.

Девушка радовалась, как ребенок:

– Не за что. Ани наверху и она не спит. Сказала, что будет ждать отца.

– Тогда принеси чай в комнату дочери, – и он быстро поднялся на третий этаж по довольно широкой лестнице. Девочка встречала отца в коридоре, видимо услышала голос отца внизу. Черные волосы лежали в разные стороны, как у Амелии, вместо пижамы легкие шорты и серая футболка – пятилетняя дочь старалась подражать отцу.

– Ты приехал! Приехал! – Ани быстро забралась на руки отца, – Фу! Мокрый!

– На улице не лето, – целуя в щеку, отец понес дочь в комнату, – Как ты малышка? Дни без происшествий?

– Ноль, – гордо ответила Ани, – а как в городе высоких домов? Там тоже дождик?

– Тепло, даже жарко, – Лент кивнул няне и посадил дочку на кровать, – я кое – что тебе привез. Твои любимые пазлы с замками, но все покажу завтра. Ты должна выспаться. О`кей?

 Девочка смешно сморщила нос:

– Сказал, как мама когда уезжала с толстым, накачанным парнем.

– Разве мама не у бабушки с дедушкой? – Лент заметил, что няня, делает знаки молчать Ани, – Мили выйдите, пожалуйста. Я хочу сегодня  побыть с дочкой один на один.

– Харт, не подумайте…– седая женщина смутилась.

– Выйдите, – сухо сказал он и обратился к  дочери:

– Мама обхитрила нас? Она уехала отдыхать?

– Мама накричала на Мили и сказала, что выгонит ее, если я начну болтать, а Мили попросила меня молчать. Она плакала, и пила зеленый чай.  – девочка шмыгнула носом, – я болтушка – да?

Глава – 6 Зеленый Бор. Россия.

Зеленый Бор. Россия.

«Я…я…черт…я плачу…и чернила растекаются на бумаге от слез…я…я, не знаю…как же быть–то?! Так. Нужно взять свои эмоции, как говорит мой врач, мысленно в руки. Представить глубокий – глубокий колодец и выбросить клубок из эмоций на дно. Посчитать до десяти: раз. Глубокий вдох – воздух по–осеннему  прохладный. Два. Выдох – от окна тянет прохладой, а босые  ноги мерзнут от осеннего воздуха. Три. Закрываю глаза. Четыре. Хочу выйти на улицу и пробежаться босиком по шуршащей желтой листве. Пять. Вместо  сада  я вижу синие – синиее небо. Шесть. Я лежу в зеленой траве и гляжу, как пушистые облака бегут по небу. Семь. Вот сейчас из–за тучки выглянет оранжевое солнышко. Восемь. Вместо солнышка я вижу, как надо мной склонился мужчина. Девять. Я не вижу его лицо, солнце выглянуло, и его лучи ослепляют глаза. Десять. Он наклоняется и целует меня в губы.  Его губы сухие, дыхание горячее, в поцелуе сила, но не страсть…его поцелуй…его…

Что это я? Что я пишу? Боже мой, какую чушь я сейчас представила…нет, конечно, эта методика помогла мне успокоиться, но все же. Нет, нужно зачеркнуть написанное, вырвать страницу – что это я? Блин. Е- мае…

Так. Перечитала. Думаю.

О-о! Да, мое подсознание намекает мне, что кажется, я готова к романтическим отношениям?!

Ни фига себе, вот это новости! Ну, Миша спасибо тебе! Оказывается, нужно оттяпать пальцы своему будущему воздыхателю, чтобы до тебя дошло: что можно было попробовать чуть-чуть романтики? Ам???…»

 В комнату Валентины забежала София и шумно закрыла за собой двери:

– Тебе лечиться нужно! Срочно! Сейчас же! Что ты вытворила на этот раз?! Скажи мне?! Лиза пьет валерьянку в гостиной и сказала мне, что ты все сама расскажешь!  На кухне врачи и бледный как мел Миша! Меня не пустили к нему…Что – ты – сделала??? – по слогам сказала последнюю фразу София.

– Ты знаешь, София, последнее время ты постоянно кричишь на меня. У тебя сразу портиться настроение стоит мне переступить порог комнат, – сказала Валентина, дописывая последние строки в дневнике, – не знаю как ты, а лично меня раздражает твое капризное поведение. Смени тон, и спроси меня в более спокойной форме.

Сестра смутилась:

 – Я же переживаю за тебя.

– Знаю. – коротко ответила она, небрежным движением вытерев слезы со щек.

– Так что же случилось? – София села рядом со стулом Валентины на пол.

– Ничего особенного. – сказала Валентина, – Прекрасный воскресный день: Лиза смотрела новости, мы с Мишей сидели за пианино. Он поцеловал меня, а я отбила ему несколько пальцев крышкой фортепьяно, так как не выношу, когда меня целуют в шею.

 София прижала длинные пальцы к губам и истерично хохотнула:

– О, да! Воскресенье!

Валентина поднялась из–за стола и, закрыв дневник, прошла на кухню к Мише. Молодой человек двадцати лет сидел на стуле. Он спокойно ждал, пока врач монотонным голосом даст указание, как обращаться с перебитыми пальцами. Светлые волосы его были взъерошены, нижняя губа покусана до крови. Он с интересом поглядел на Валентину, когда она зашла на кухню и, дождавшись, когда уйдет врач, подошла к нему:

   – Это мой дневник. В качестве извинения за то, что изуродовала тебе пальцы, – Валентина села рядом в кресло и вырвала оттуда несколько листов, – я не могу тебе показать всю тетрадь, там много личного, но несколько листов с моими мыслями могут объяснить мое ненормальное поведение.

– Зачем он мне? – но листы он  забрал.

– Ты добрый человек открытый, веселый, неглупый, а еще славный, – негромко ответила девушка, –  однако я не могу поцеловать тебя в ответ или обнять, или просто быть с тобой. Когда–то давно меня сильно  обидели. Я пока не готова к отношениям. Почему – ответы в этих строках дневника.

– Дневник – это душа пишущего человека. Нет, не могу его принять, – Миша протянул ей листы обратно, – я не знаю, что у тебя произошло и не хочу знать…и меня с детства приучали, что нельзя раскрывать чужие секреты. Дневник – твоя жизнь, твои мысли, твои чувства. Будет нечестно читать  даже его малую часть.

Глава – 7 Где – то над океаном. Рейс Лондон|Нью – Йорк.

Где – то над океаном.

Рейс Лондон|Нью – Йорк. 

Лент был благодарен брату за то, что он взял отпуск и согласился составить компанию на пресс конференцию в Нью–Йорк. Меньше всего Харт хотел звонить Амелии и просить ее лететь с ним. После  выходки жены он едва сдерживал себя, чтобы не высказать этой женщине все, что думает. Однако он не стал этого делать только потому, что обещал бедной Мили, что разберется во всем без скандала. Не скандалить было сложно. Он потратил слишком много сил, чтобы сохранить разваливающийся брак, а Амелия, чтобы помочь делала все, чтобы вывести его из себя. Будто нарочно издевалась, играла с его чувствами. С начала он переживал,  потом злился.  Со временем его  чувства  из  любви перешли в отвращение, из отвращения к безразличию. Он жил с ней только потому, что их дочь нуждалась в семье. Однако в последние месяцы Лент уже не мог назвать их семью нормальной. Новости об отношениях супругов просачивались в прессу, а та, была готова разорвать его в клочья, как цепная собака в поиске жирного куска мяса. Гонка за тем, кто первый перехватит информацию журналисты или агенты Харта – не выбивала почву из–под ног, а вытравливала остатки сил.

Единственное, что радовало его – это путь. Когда машина или самолет был в пути  и никто не мог нагнать его. В этих перерывах он мог позволить себе расслабиться, откинуться назад к спинке кресла самолета, включить музыку и, закрыв глаза уйти в нирвану. Этим рейсом у него не получилось послушать музыку зарядка на флэшке села.

– Послушал музыку, – Лент небрежно положил проигрыватель в карман куртки,  – Данил дай мне свою? Ты меня слышишь? – он проследил за взглядом брата. Данил  интересом наблюдал за тремя девушками, что садились вперед:

 – Старый лис, ты вообще–то женатый человек, – улыбнулся Лент, разглядывая туристок, судя по одежде и манере разговора.

 Одна была с рыжими прямыми волосами, горбоносая, с алыми, пухлыми губами и небольшими синими глазами. Девушка была высокого роста. Ее фигуру амазонки украшал черный элегантный костюм. Говорила она быстро дерзко – напоминала модную женщину сошедшую с обложки гламурного журнала этой осени.  Вторая девушка была полной противоположностью первой – полноватая брюнетка, с длинными каштановыми волосами, заплетенными в тугую косу. У нее было бледное лицо, прямой курносый носик и большие черные выразительные глаза. Девушка была одета в цветное платье. Она все время возмущалась, что не посмотрит на Нью–Йорк, так как ее друзья, кажется, забыли очки. Третью девушку Лент  хорошо не рассмотрел. Она отвернула от него лицо к молодому человеку с перебинтованной рукой.  Девушка была одета в скромную серенькую кофточку и серые брюки. Как ни старался Харт не смог увидеть ее лицо. У нее были  длинные прямые волосы, которые доходили ей до поясницы. Их  цвет был как первый январский снег, именно этот цвет привлекал и смущал окружающих в самолете. Редко природа шутит, создавая альбиноса.

Наконец, потеряв к туристам интерес Лент, поглядел на брата. Мужчина облизывал тонкие губы:

– Зачем ты забрал меня от Тани? Я же захочу вспомнить молодость…о–о, какой цветник. Кстати, они русские…черт, брат это нечестно, я попал в плен к русалкам.

 – Ты не в море, а над морем, – Харт не удержался от улыбки, – в самолете, а не в плену граций. Сядь, наконец, ты как школьник привлекаешь внимание. Мне перед интервью утки не нужны.

– Хорошо – хорошо,  – Данил пригладил седеющие вески, – вот поэтому я не люблю путешествовать с тобой брат. У тебя или экипаж из моделей, или…черт, я не знаю, что на такое говорить. Имей совесть я тоже человек. Черт…

– Как прилетим в город сходим куда–нибудь для одиночных знакомств, – Лент нашел еще одну флэшку в кармане, – О? Вроде должна работать.

  – Ну–ну, конечно твоя свита из прессы даст нормально расслабиться,  – криво усмехнулся брат, – тем более я женатый человек.

– Кто сказал, что мы скажем Тане о нашем приключении, – снова улыбнулся Лент, – женщина должна думать, что она единственная, но не единственная желанная.

– И это сейчас сказал мне женатый человек, – брат покачал головой, – сколько у тебя не было женщины?

– Говори тише. – Харт  смотрел список альбомов в памяти, музыку можно было послушать, – Долго.

– Долго это сколько? – приставал с расспросами брат, – У меня, к примеру, несколько недель, а у тебя? Эй, старик, давай говори.

– Мы соревнуемся – кто дольше? – серьезно сказал Харт.

Глава – 8 Где-то над океаном. Рейс Лондон|Нью – Йорк.

Где – то над океаном.

Рейс Лондон|Нью – Йорк. 

– Не понимаю, мы два часа пробыли в аэропорту, вместо того, чтобы взять цифровой фотоаппарат и погулять по Лондону. – пробираясь за друзьями в салон самолета ворчала Лиза.

– Неудачная мысль, – сказала Валентина, забирая сумки у Миши, – Лондон очень большой город.  Два часа  не хватило бы, чтобы посмотреть треть его достопримечательностей.

– Конечно – конечно, как лететь в Нью–Йорк все за, а как посмотреть Лондон все против. Учту на будущее друзья, – обиделась Лиза, – и вообще я замерзла.

– Ты бы кашемировое платье надела, – заметила София, – или еще лучше шелковое, не так бы замерзла. О, да по улицам Лондона осенью, как раз  гулять в легком платье.

– Ведьма языкатая, – Лиза показала Софии розовый язычок, роясь в сумке, – слушайте, никто не видел мои очки?

– Нет, дорогая я не ведьма – я  «дъяволобелиссиме на весели», – искажая испанский ехидно заметила София.

– Я последний раз видела твои очки Лиз, на тумбочки у моей мамы, – сказала Валентина, протягивая Мише воду, – Миша уверен, что не хочешь  побыть с нами?

– Уверен, – блондин залпом выпил снотворное, – ненавижу самолеты. Знаете, они каждый день падают и мне как–то…я лучше посплю. Разбудите, когда будем вдруг падать, – неуклюже пошутил парень.

– Когда будем падать, нам будет как раз до тебя, – плоско отшутилась Валентина.

– На счет падений, – сладко улыбнулась София, – мое сердце упало в пятки. Поглядите, какие мужчины через пять мест от нас. Лиз, ищи быстрее свои очки тебе понравиться.

– Ой, София некогда. Я еще с сумками не разобралась, – Валентина искала свой бук под стопкой  вещей, – уф, вроде брала…да, мое сокровище тут.

– Я  не могу найти очки. Черт! А кто там? – Лиза уселась между мирно спящим Мишей и Софией, Валентине досталось крайнее кресло.

– Мур – мур, я же «ведьма языкатая»? Лучше помолчу, – София достала из сумочки колу.

– Сказать сложно – да?  – хмурилась брюнетка, – Где же очки…так нечестно, это что я на Нью–Йорк  не посмотрю? Э, очки – ау?

– М–м, шикарные мужчины. Не знаю, правда, кто с ним. Могу сказать, что мужчина старше его на лет семнадцать может десять.  Хотя, неважно – важно то, что первый в жизни на себя вообще не похож. Однако да, я понимаю, почему ты положила на него карие глаза,  – дразня Лизу, мягко высказалась та.

– Пф, – закатила глаза девушка, – очень надо. И да, я нашла очки.

– Валерьяночки? – хихикнула София, – Я так на будущее.

– Не нужно, – обиделась Лиза.

– Выпей минералочки, – София протянула открытую бутылку девушке.

– Убери! Не хочу! – Лиза небрежно толкнула руку девушки и  выбила из руки воду, так, что та пролилась на колени Валентины, где стоял ноутбук. За минеральной водой сверху на машину приземлилась кола. Воде хватило немного времени, чтобы компьютер, джинсы и кофточка Валентины стали мокрыми.

– О, нет! Только не это! Боже, боже… моя жизнь, мой свет, мое сердце… там все…– Валентина встала в полный рост, с ноутбука ручьями стекала вода.

– Валя сядь, – капризным тоном начала София, но ее перебила Лиза:

– Не трогай ее. Ты разве не видишь?

   – Я просто хотела… Лиза, ты тоже, если что виновата…   – София начала краснеть,   – Валентина…Валентиночка прости… я не нарочно…

   – Знаю,  что ты не нарочно, – вместо Валентины ответила Лиза, – не трогай ее.

 – Вся моя жизнь, все мои работы, вся информация…о нет… Флэшка – мне нужна флэшка! – крупные слезы катились по щекам Валентины.

Она сидела посередине прохода и, запуская пальцы в волосы, плакала. Ей было все равно на уговоры Лизы, на постоянно меняющийся тон голоса сестры, на то, что услужливая стюардесса пыталась ей помочь. Ей было плевать на то, что все пассажиры рейса с интересом наблюдали за маленькой трагедией девушки. Хотя, пожалуй, им было все равно, что хранит в себе бук.  Да, им было все равно, потому что это был чужой ноутбук – не их собственный, поэтому многие потеряли к плачущей интерес. Никто из них не встал с места, не протянул руку помощи и даже не сказал, как жаль. Кроме одного человека.