Ваше Сиятельство #8

Глава 6 Когда плачет небо

В первый миг мне показалось, что я ослышался. Сказанное Ленская произнесла так тихо, что ее можно было неверно понять. Но когда Светлана сквозь слезы повторила: «Все, Саш, мы вряд ли теперь увидимся! Прости, что так! Пожалуйста, прости!» — вот тогда я во всей полноте осознал смысл ее слов.

— В чем дело, Света⁈ Объясни мне, что происходит? У тебя появился кто-то другой? — я вскочил с дивана, подошел к ней и повернул ее к себе.

— Я все объясню. Только спокойно меня выслушай. И отпусти, мне тяжело дышать, — виконтесса разжала мои руки. — Я не могу так, понимаешь? Я тебя почти не вижу. Ты даже в эйхосе нечасто со мной общаешься. И, Саша, честное слово, я тебя ни в чем не обвиняю. Я все понимаю. Ковалевская мне сказала, что и с ней ты бываешь нечасто. Сказала, что ты очень занят, делаешь важные дела для нашей империи. Но ты меня тоже пойми: когда мы с тобой начинали, мне было трудно согласиться быть второй после Ольги. Я перешагнула через себя, согласилась. Тогда не знала, как мало буду занимать места в твоей жизни. И это при том, что мы могли видеться в школе. Теперь все, школы больше не будет! Завтра ты улетишь с Ольгой на Карибы. Я даже знаю какая гостиница: «Сады Атлантиды». Это прекрасно, я завидую. Очень завидую. По-доброму, не злюсь. А потом, вы с Ольгой сразу отправитесь учиться, и это не в Москве, а где-то там, далеко. Ковалевская не говорит, где, но я поняла, что после этого мы смогли бы видеться еще реже. Насколько реже, Саш? Раз в три месяца? Или раз в полгода? Я не могу и не хочу так! Я просто сгораю и схожу с ума!

— Я постараюсь прилетать к тебе чаще! — возразил я, сердце колотило в грудь. Теперь и мне тоже стало тяжело дышать.

— Пожалуйста, помолчи! И постарайся теперь ты меня понять, как я до сих пор понимала тебя, ничего не выпрашивая, не требуя! Если я не могла стать для тебя женой, то я старалась быть хорошей любовницей. Я перешагнула через себя и, как ты хотел, уступила Ковалевской. Я не спорила с ней и по твоему совету даже подружилась. Соглашусь, твой совет был мудрым. Но в результате я оказалась отодвинута на самый край. Знаю, у тебя есть еще какая-то англичанка и еще кто-то. Но я не могу больше так. Я не могу быть в постоянном ожидании, что ты назначишь мне встречу. Я хочу жить полноценной жизнью и каждый день видеть своего мужчину. Поэтому… Поэтому я приняла решение расстаться с тобой. Сегодня наш последний день. Он уже заканчивается, — Ленская, размазав пальцами слезы, глянула на часы. — Я хотела, чтобы в этот последний день тебе было со мной хорошо. Хотела и хочу, чтобы у тебя остались обо мне только лучшие воспоминания. А дальше нам двоим нужны силы, чтобы перешагнуть эту черту и перейти в следующий день уже без друг друга.

— Свет, не надо этого делать! Я не знал о твоих переживаниях! Почему ты до сих пор молчала и делала вид, что все хорошо? — я вытащил из кармана коробочку «Никольских». Все что она сказала, у меня как-то не помещалось в голове. Так бывает: эмоции просто не оставляют места мыслям. Самое скверное, что Ленская почти во всем была права. Я не мог толком ей ничего возразить. Да, я действительно уделял ей слишком мало времени. Да, у меня на это были причины — я на самом деле очень занят. Постоянно занят. И пусть мои дела чрезвычайно важны, важны для нашей империи, Светлане-то от этого не легче. Она все равно права.

— Молчала, потому что думала, что мы окончим школу и у нас станет больше времени, будем видеться чаще. Но когда я узнала от Ольги, что вы с ней уезжаете из Москвы куда-то учиться. При чем это место закрытое, вроде военной академии, я поняла, что теряю тебя. После того как я это узнала, я не спала всю ночь. И почему я узнала об этом от Ольги, а не от тебя? Не хотел расстраивать? — в ее мокрых глазах появилась обида. — Не отвечай. Это уже не важно. Я проплакала всю ночь и приняла это жуткое решение, как бы мне ни было больно! На следующий день я побоялась, что не выдержу этого. Побоялась, что, расставшись с тобой, быстро сдамся и буду просить тебя вернуться. Тогда я, чтобы не было пути назад, решила принять ухаживания одного мужчины.

Она замолчала, опустив взгляд.

— Ты спала уже с ним? — я закурил.

— Нет, Саш. Я тебе никогда не изменяла и не сделала бы этого. Я просто пообещала ему, что с первого июня, на следующий день после окончания школы пойду с ним в ресторан. После чего мы, наверное, начнем встречаться. Мне это нужно, Саш. Он хоть немного отвлечет от мыслей о тебе, — Ленская поджала губы, стараясь не заплакать. — Я боюсь остаться один на один со своей болью.

— Этот мужчина — сценарист Артур… — догадался я, но сразу не вспомнил его фамилию.

— Артур Голдберг. Ты знаком с ним? — Ленская еще больше помрачнела.

— Да так, слышал, видел. Видел, как он держал тебя за руку на сцене, — я затянулся «никольской» жадно и нервно. — Свет, он же уже не молодой. Лет на пятнадцать старше тебя. Зачем тебе этот старый хрен? Ну зачем⁈ Почему именно он⁈ Ты меня расстроила! Очень!

— Прости. Я не выбирала. Мне просто стало все равно кто будет после тебя. Но кто-то нужен. Иначе я не смогу, — она втянула носиком дым, закашлялась.

Мне захотелось заговорить словами, которыми часто говорит Талия — выматериться. Громко, душевно. В груди закипело от злости. И я сказал:

— Знаешь, о чем сожалею? О том, что ты не залетела тогда, в нашу ночь ведьм.

— Ты же боялся этого. А теперь даже так? Уже не против? Хочешь, немного успокою, если только это на самом деле добавит тебе спокойствия, — она отвернулась к окну, отодвинув шторку шире, впуская ночную свежесть. — Сейчас у меня опасные дни. Я не предохранялась сегодня. Намеренно не предохранялась. Если дадут боги, унесу частицу тебя в свое будущее. И не беспокойся, если у меня будет твой ребенок, я не предъявлю никаких претензий, чтобы не создавать проблем ни тебе, ни Ольге. Я сама со всем справлюсь.

— Обещай, что ты сообщишь мне! — я снова повернул Ленскую к себе, желая видеть ее глаза.

— Не знаю, Саш. Ничего не могу обещать. Ты не представляешь как мне больно и страшно! Не требуй от меня сейчас обещаний. Не требуй ничего. Одно могу сказать: сначала все должно успокоиться. Я должна остыть. И ты должен остыть. И может быть потом, если у тебя будет время и желание видеть меня, мы увидимся. А сейчас уходи. Уходи, не мучай меня. Время уже вышло, — она глянула на часы — было семь минут первого.

— Давай отвезу тебя домой, — я нечаянно уронил пепел сигареты на пол.

— Нет. Я останусь здесь. Вообще собираюсь перебраться от родителей сюда. Мне здесь хорошо, — она сглотнула застрявший в горле ком. — Пожалуйста, уходи! Хочу побыть одна.

На прощанье она поцеловала меня в щеку. Это было так странно, настолько непривычно, что, когда я шел к эрмимобилю, место поцелуя горело огнем. В груди бушевала буря. Меня одновременно раздирали самые разные чувства: непонимание, дичайшее сожаление, обида, злость и боль. Как Астерий я мог бы отстраниться от этого, но нет — я должен выпить этот горький и пьяный коктейль до дна. Ведь познать жизнь и получить от нее истинное наслаждение можно лишь тогда, когда ты не отстраняешься, не прячешься от переживаний даже тех, которые для тебя мучительны, а принимаешь все открыто и мужественно. Да, можно тихонько разбираться, делать какие-то выводы. Непонимание? Какое еще непонимание? Света вполне ясно объяснила причины. Обида? На нее что ли? Так она права. А обижаться на жизнь, которая не дает мне свободного времени, просто глупо, потому как я сам выбрал эту жизнь, сам ее организовал именно так. Злость? А на кого собственно? На Ленскую мне точно злиться не за что. Я могу лишь быть благодарен ей. Благодарен за ее ласку, доброту, понимание, терпение. Злиться на этого Артура Голберга? На него тоже нет причин злиться, но в морду я ему при встрече дам — это обязательно. Да, я буду не прав. Очень не прав. Но дам тоже очень. И все это эмоции. Они все вне логики. Их не надо понимать. Их надо просто прожить, стиснув зубы.

Выматерившись, я сел в свой эрмик. Пока пускался генератор, набрал номер Торопова и сказал: «Извиняюсь, Геннадий Степанович, что так поздно. В общем-то ничего срочного, но просьбу передам вам сейчас — через несколько часов улетаю на Карибы. Очень вас попрошу сделать для меня кое-что не совсем по вашему профилю. Оплачу все сполна. Просьба такая: на площади Лицедеев есть театр Эрриди… Так вот, нужно выйти на его владельцев и выкупить у них комнату на чердаке, которую занимает виконтесса Светлана Ленская — она в этом театре одна из ведущих актрис. Желательно выкупить и соседнюю с ней комнату. Если есть там третья, так чтобы все три можно было объединить, то ее выкупить тоже. А потом все это нужно переоформить на нее –виконтессу Светлану Игоревну Ленскую. Поднажмите своими способами и связями на владельцев театра, чтобы сделка состоялась. Какая потребуется сумма, сообщите мне на эйхос и напишите на какой счет перевести деньги. Заранее, Геннадий Степанович, благодарю!»

Вот так. Пусть это будет прощальный подарок моей возлюбленной, с которой я так неожиданно и нелепо расстался. Денег на моем счету пока маловато, но в понедельник должно быть поступление от Голицына, вернее от нашего с ним предприятия. Если не хватит, займу у того же Жоржа Павловича или может у Ковалевского. Я тронул «Гепард» с пустой стоянки, и погнал его по ночной улице к центру столицы. Домой ехать не хотелось. Честно говоря, я не знал куда мне ехать.

На лобовое стекло упали первые капли дождя — точно само небо начало плакать. «Гепард» несся все быстрее — стрелка указателя скорости плясала в красной зоне. Сильнее шел дождь, заливая стекла так, что мир за ними казался размытым, ненастоящим. А я все яснее осознавал, что потерял Ленскую навсегда. Только сейчас я осознавал, что моя любовь к ней не была просто игрой. Так оно всегда: истинную ценность человека, бывшего рядом с тобой, осознаешь лишь потом, когда его теряешь. И боль от этой потери и есть мера прежних отношений. Я, как всегда, недостаточно внимательный, недостаточно чувствительный со своими женщинами. Они терпят, и я лишь потом узнаю, каково было им. Тогда, когда самому становится больно.

Перед глазами вместо ночных московских улиц проносились воспоминания, связанные с моей милой актрисой. Они тоже были зыбкими, размытыми, словно их смывал дождь.

Запищал эйхос, и я вцепился в него, скорее нажал боковую пластину, не глядя на экран, включил прослушку:

«Саш, как ты?» — неожиданно раздался голос Ковалевской. — «Очень за тебя переживаю! Ответь, пожалуйста! Ответь сразу!».

Мне захотелось сказать ей: «Ты все знала! Почему не сказала мне⁈». Но это глупо. Это попытка переложить собственную вину на кого-то другого. И уж обвинять Ольгу я точно ни в чем я не имею права.

Я ответил: «Переживаю, Оль. Настроение ноль. И вряд ли оно появится в ближайшее время».

Она ответила тут же: «Хочу к тебе. Ты же на эрмике? Забери меня. Я одеваюсь. Давай эту ночь проведем вместе».

Вот еще одна неожиданность. Я очень ценю отношение и заботу Ольги, но сейчас хотелось побыть одному. Просто помотаться по ночному городу, разогнавшись до предела. Только сказать Ковалевской «нет» я не мог. Сбросив скорость, после долгой паузы проговорил в эйхос:

«Оль, но нам же утром лететь. Может тебе лучше выспаться? Я немного прокачусь по городу и тоже домой, спать».

«Саш, заезжай за мной. Будем спать вместе в твоей комнате. Не спорь!» — ответила Ковалевская. Через минуту пришло еще одно ее сообщение: «Буду ждать на улице. Поторопись!».

Ковалевская упрямая. Спорить я не стал, повернул к мосту, чтобы забрать ее. И как она собирается ждать на улице, если идет дождь⁈ На минуту у меня из головы вылетели даже мысли о Ленской. Я погнал «Гепарда» коротким путем, через Вишневый переулок, хотя там была плохая дорога. Эрмик затрясло на выбоинах. На повороте швырнуло так, что я едва зубами не встретился с рулем. Не берегу я сегодня своего стального коня.

Ольга не пошутила. Когда я подъезжал к ее дому, свет фар выхватил одинокую фигурку, стоявшую возле ворот княжеского особняка — Ковалевская в синем плаще с капюшоном. Я затормозил прямо перед ней, открыл дверь, скорее впуская ее в салон.

— А если бы я был далеко, где-нибудь в центре⁈ Так бы и стояла под дождем⁈ — возмутился я.

— Иначе ты мог бы не приехать! Ты же упрямый! — откидывая капюшон, Ольга освежила меня дождевыми каплями.

— Нет, это ты упрямая! — мы поцеловались, страстно и даже как-то радостно, несмотря на мое жуткое настроение.

— Закурю. Хорошо? — я вытянул сигарету из коробочки, лежавшей на полке под приборной доской. — Оль, я не понимаю, почему это все нельзя было сделать по-нормальному? Зачем был нужен этот дурацкий сюрприз? Ведь если бы я знал о ее намерении раньше, я бы мог что-то изменить. Наверное, изменить многое. Я бы ее просто не отпустил!

— Успокойся. И что бы ты изменил? Отказался бы от «Сириуса»? — Ковалевская, приподнялась, снимая плащ. — Я Свету очень даже понимаю и не хотела бы быть на ее месте. Она решилась на такое, когда узнала, что мы с тобой покидаем Москву. Не подумай, я это не специально сказала. Даже мыслей не было, что она решится от тебя уйти. Я лишь сказала, что мы будем учиться в закрытой военной академии и доступ туда посторонних закрыт. Она спросила, как часто мы будем приезжать в Москву. Я-то сама не знаю. Предположила, что не каждый месяц.

— А ты довольна, что так вышло? Честно, Оль, — я открыл окно, чтобы выходил табачный дым и прикурил. — Светлана же тебя раньше злила, мое внимание к ней задевало.

— Елецкий, сейчас ты меня очень злишь! Для меня важно твое душевное спокойствие. Я тебя люблю и хочу, чтобы тебе было хорошо. Скажу тебе кое-что неожиданное: именно поэтому я позволила тебе сделать любовницей миссис Барнс. Вспомни, как это было… Фу, не дыми на меня! — она отмахнулась от облака дыма. — Именно в тот день Света пригласила нас на премьеру спектакля. Потом отвела меня в сторону и по секрету от тебя поделилась своей болью и своими планами, расстаться с тобой. Рассказала, как и когда она хочет это сделать. И в тот же день твоя Элизабет вернулась после этих ужасных приключений. Мне ее на самом дела стало очень жалко. И я подумала, что если она тебе нравится и сама она так стремится к тебе, то пусть эта англичанка хоть как-то заменит тебе Ленскую. Поэтому я так легко согласилась и даже подтолкнула тебя к миссис Барнс. Разве это не доказывает, что я забочусь о тебе часто в ущерб собственным интересам?

Я вспомнил тот день, его загадки, странности в поведении Ольги. Ведь это так: именно она свела меня с Элизабет, хотя потом сама же обиделась на мое повышенное внимание к англичанке.

— Спасибо, Оль. Ты золотой, самый любимый мой человек! Таких больше нет! — признал я, и прижал ее к себе.

— По правде говоря, я бы предпочла, чтобы с тобой была Ленская, а не Элиз. Свету уже знаю, и знаю, что она в общем хорошая девушка. Есть у нее свои особенности и странности, как обычно, у актрис и людей творческих, но она достаточно предсказуема. А Элизабет мне представляется опасной. Может быть, потом мое мнение о ней изменится. Но я знаю то, что с ней произошло в Британии, да и в доме Мышкина бесследно не проходит и очень ломает психику. Впрочем, о чем я говорю сейчас, Саш. Тебе не до этих рассуждений. Все, поехали. Чего мы стоим. Хочу в постель. К тебе… — она поцеловала меня.

И вышло так, что ее губы попали в щеку. Точно туда куда попали губы Ленской последний раз.

Мы проснулись по звонку будильника. Я сразу. Ольга еще возилась, не в силах открыть глаза. Ко мне сразу вернулись мысли о Светлане. Первый миг, когда сон еще не полностью отпустил, я даже подумал, что все вчерашнее мне привиделось. Но нет, я проснулся полностью и вспомнил все. Стараясь не погружаться в мучительные воспоминания, переключил внимание на Ковалевскую, поцеловал ее и тихонько потряс за плечо. Она отвернулась, зарываясь в подушки. Тогда мне пришлось сорвать с нее покрывало и шлепнуть ее по голой ягодице. Вот это возымело эффект.

— Елецкий! Вообще, что ли⁈ — княгиня резко вскочила. Ее голубые глаза распахнулись во всю ширь, выражая изумление. Затем в них мелькнули веселые искры.

В ванную мы пошли вместе. Там я не устоял — овладел своей невестой, заставив ее наклониться, упираясь руками в край ванны. Вышло неожиданно даже для меня, стихийно и несколько грубо. Но Ольге Борисовне понравилось очень. Я это почувствовал по ее последним содроганиям на моем члене и стону, который она не смогла сдержать. Потом колени Ольги подогнулись, мне пришлось ее придержать.

— Мама нас не слышала? — испуганно спросила она.

— Какая разница? — я поцеловал ее в губы. — Ты практически моя жена. И не важно, кто что думает.

Когда мы выходили из ванной, Елена Викторовна выглянула в коридор из своих покоев.

— Доброе утро, ваше сиятельство! — Оля порозовела, потом покраснела.

— Доброе, Оля! — графиня вышла в коридор и сделала мне знак рукой подойти.

— Иди, пока одевайся. Я сейчас, — сказал Ковалевской и направился к маме.

— Саша! Ты что спал с Ковалевской что ли⁈ — Елена Викторовна старалась говорить тише, но у нее это не особо получалось. — Ты вообще головой думаешь⁈ Как ты посмел затянуть ее в постель⁈

— Подожди, подожди мам, — я успокаивающе взял ее руку, удивленный до крайности ее возмущением. — Ты разве не знаешь, что мы с Ольгой летим сегодня на Карибы? Знаешь. Я говорил. Хочешь, открою секрет? Там мы будем спать в одной постели несколько прекрасных ночей подряд. И раньше случалось такое много раз. Я не понимаю, в чем вообще проблема.

Елена Викторовна нахмурилась:

— Да, ты говорил. Но она…Саш, все равно это очень нехорошо, что ты так поступаешь с Ольгой. Я просто забываю, что ты у меня еще тот обольститель. Не хочется верить, что ты вырос таким.

— Мам, все хорошо. Скажи Майклу, чтобы отвез нас к Седьмой Имперской. У нас вимана в девять. И очень хочется прокатиться на твоем «Елисее», — попросил я, думая, что за странные завихрения с утра в голове у моей мамы.

Майкл, конечно, нас отвез. Он всю дорогу развлекал рассказом об истории Кариб, следах культуры древних ацтеков там и подводном городе атлантов у западной оконечности Кубы. В половину девятого мы уже были у Имперской башни. Ее восточный причал занимал дирижабль «Сибирский Экспресс», а южный «Карибская Стрела», на которой предстояло лететь нам.

«Карибская Стрела» была одна из новейших виман для дальних пассажирских перевозок. Подобных летающих машин, переделанных с военного проекта «Дафна», в России имелось всего семь — гордость нашего дальнего флота. Вместимостью она не соперничала с дирижаблями атлантического направления, но практически вдвое превосходила их в скорости. 46 генераторов вихревого поля повышенной мощности — это не шуточки. Правда билеты на нее могли позволить далеко не все. Ольга Борисовна позволила, потому как дни нашего отдыха были ограничены и не хотелось терять время на длительном перелете.

После того как извозчик Ковалевских доставил Ольгин чемодан, мы поблагодарили барона Милтона и направились к подъемнику. Минут через пятнадцать я со своей невестой сидел в уютной каюте высшего титульного класса, глядя в иллюминатор на Московские улицы.

Скоро «Карибская Стрела» отчалит, начнет набирать высоту. Эти улицы и площади начнут удаляться, растают в столичной дымке. Где-то там в Печатниках останется Светлана Ленская, а воспоминания о ней будут меня мучить еще долго. Наверное, очень долго. Моя рука потянулась, чтобы взять эйхос и наговорить ей сообщение.

*** Поскольку с Ленской все плохо, примерно в 0.20 выложу арты на Бусти, которые не вошли в книгу. Из них вы поймете, что изначально на Светлану у меня были другие планы (там много техники, техномагии)