Василиса и Серый волк

Часть 1

Грабовский по-хозяйски развалился в кресле. Спешить ему сегодня не было нужно. Дома по-прежнему зверствовала теща, а несчастных студентиков он и так всех завалил на зачете. Пусть доучивают.

Вика истребителем носилась по квартире. У девушек это почему-то называлась «генеральная уборка». Общие принципы он понял сразу, только вот зачем ее делать каждый день?..

Хорошо, хоть кавалер ее сегодня не появлялся.

Он ничего не имел против лысого. Одно в нем было плохо — рост! При таких великанах профессору Грабовскому было некомфортно. Вроде простой комплекс, но уж чересчур высок был этот Лешка. Почти полметра разницы кого угодно заставят чувствовать себя лилипутом.

Василиса опять заперлась у себя в комнате и не впускала ни с плюшками, ни с книжками. Благо, в подобной ситуации они три года назад уже бывали, так что слишком больших неприятностей ожидать не следовало. Вены резать не станет из-за брезгливости, а сильнодействующих лекарств в доме испокон веков не водилось. Грабовскому даже казалось, что эти две дамочки вообще болели только ПМСом.

Утро по всем признакам можно было считать удавшимся, если бы в дверь не позвонили.

Достаточно было глянуть на подозрительно покрасневшее лицо Вики, как вопрос о том, кто пришел, закрылся сам собой. Девушка, включив задний ход, скрылась в кухне и закрыла за собой дверь.

Грабовский остался сидеть. Он здесь не был ни гостем, ни жильцом, и вообще… «А раз призраки двери не открывают, — рассудил он, — то пусть звонят! Звонок у девчонок противный, долго сами не выдержат».

Как всегда, Александр оказался прав.

— Вика, открой дверь! спустя несколько секунд послышалось из комнаты Василисы.

Вместо ответа Вика открыла на кухне кран и стала шумно греметь тарелками.

— Шурик, будь человеком, открой! — раздался жалостливый голос из комнаты.

— Не, я так не играю, я к вам в мажордомы не нанимался. Сама открывай!

Через секунду Василиса фурией вылетела из спальни. Все такая же зареванная, со спутанными волосами, в старой майке до колен, но злая. Вот эта злость профессору очень понравилась. В прошлый раз они с Викой ее две недели разозлить не могли.

Бросив на Грабовского и в сторону кухни яростный взгляд, девушка двинулась к входной двери.

Когда оттуда показался гигантский букет белых роз, профессор пожалел, что презентовал дедушкину каску в музей Великой Отечественной войны. Сейчас этот головной убор был бы кстати.

— Здравствуй, Василиса, — только и успел сказать Кир.

— Батюшки, кто к нам пожаловал!

Девушка тут же выхватила из его рук розы и, недолго думая, принялась лупить гостя.

— Подлец! Мерзавец! Предатель! Бабник! — она изо всех сил била его белоснежным букетом и с каждым ударом выкрикивала новое оскорбление. — Кобелина московская! Врун! Сукин сын! Предатель!

— Было уже… — уходя от новых ударов, обидчиво выкрикнул Кир.

— Ах, тебе новое подавай! И женщину в каждом городе новую, и оскорблять с фантазией!

— Васенька, милая, я с миром пришел…

Но девушка не останавливалась. Почти все цветы осыпались от жестоких ударов. На площадке лежал целый ковер из лепестков. «Это хорошо, что колючки срезаны!» — подумал про себя Кир, еле-еле увернувшись от нового шлепка.

— Господи, как ты мог? Я ведь, как дура, влюбилась, поверила, в Москву приперлась!

Казалось, что избиение никогда не прекратится. Тут Василиса на секунду отвлеклась на странное движение позади мужчины.

Прямо за спиной Кира с самым заинтересованным видом усаживался на бочок знакомый рыжий котенок. «Вот только этого субчика с челобитной не хватало!» — возмущенно подумала она.

— Ты почто скотину принес? — тыча голым веником за спину, спросила девушка. — Хорошо, что человеческих друзей не приволок. Совсем без группы поддержки не можешь, Пивоваров?

Кир резко развернулся. Филя не обращал на него внимания. Желтые глазки упрямо рассматривали девушку.

— Василиса, я, конечно, понимаю, что ты мне не поверишь. Но Филя здесь по собственной инициативе! — заступнически, с серьезным видом заявил хозяин. — Он, может, тоже соскучился!

— Пивоваров, я что не по-русски тебе сказала? Катись колбаской отсюда! Вруны, предатели и мерзавцы мне не нужны! Даже из семейства кошачьих!

— Дай мне хотя бы шанс оправдаться!

— Нет! Хватит с меня лжи! Своими глазами все видела: в Минске и в Москве.

У нее от гнева дрожали руки, а слезы вот-вот готовы были политься ручьями. Отпихнув от себя Пивоварова, девушка захлопнула дверь, едва не прищемив рыжий хвост.

К счастью, Филя был шустрее, и пока в замке проворачивался ключ, он успел спрятался под кровать.

Грабовский только поднял бровь, наблюдая за рыжей молнией, но вновь смолчал. Слишком непростая это была история, чтобы вмешиваться, да и спасать пока никто никого не просил. Он медленно открыл свой блокнот и что-то начал писать.

По понурому виду выходящего из подъезда мужчины трое друзей поняли — общение не удалось. Эта Василиса портила все их планы. Еще два дня назад казалось: пара спелась. Впереди виделись частые свидания, торжественная роспись в ЗАГСе и переезд друга в Минск. Обиднее всего было то, что Кир даже не изменял девушке и порвал с прежней фантастической красоткой!

Димка от злости стукнул по капоту, Лешка по колесу, а Гоша в ужасе наблюдал, как друзья избивают его любимую машину.

— Ну что, Ромео, Джульетта все еще в состоянии аффекта? — спросил Гошка, когда Кир подошел ближе.

— Эх, чего ж ты не взял фикус… — рассматривая побитого друга, посочувствовал Лешка. — Она бы ту кадку даже не подняла… Столько бабла угробил…

— Хватит думать о моих деньгах! — прекратил все дебаты Кир. — Я с ней даже поговорить не смог. Ничего сказать не успел.

— Ну, так иди назад! — хором отозвались трое.

— Вам легко сказать. Она дверь больше не откроет. Как я до нее дозовусь? — потом посмотрел по сторонам и добавил. — Филька тоже пробовал. Не вышло. Надо бы его найти…

Димон, все это время не участвовавший в беседе, полез за мобильным в карман куртки. Он долго искал какой-то номер телефона в мудреной адресной книжке и, наконец, принялся звонить.

— Эта мадам от нас так просто не скроется! — заверил он друга. — Сейчас все будет!

Димон отошел в сторонку и стал о чем-то переговариваться. Трое оставшихся поняли, что имел ввиду товарищ, только через пятнадцать минут, когда, гудя сиреной, во двор въехала машина МЧС с телескопическим подъемником.

От неожиданного поворота событий Гоша с Лешей присвистнули.

— Вот все-таки хорошо иметь друга пожарного! — восхищенно заметил последний.

— Короче, Кир. У тебя двадцать минут, — инструктировал Дима. — Полезай в люльку, до Васькиного окна на четвертом ребята тебя вмиг подбросят. Там уж как-нибудь сам. Главное не теряйся, времени мало, машине еще на пожар ехать.

— Ты сдурел? — ошалело спросил Кир.

— Я — нет, а вот тебя мы сейчас втроем к этой кабинке привяжем, если по доброй воле быстро не полезешь!

Мужчина с сомнением осмотрел хлипкую на вид конструкцию с проржавевшим креплением, но делать было нечего. В следующую минуту опытный водитель под руководством Лешки уже направлял подъемник к окошку с веселенькими занавесками на четвертом этаже. Именно там находилась спальня Василисы.

Девушка чуть не грохнулась в обморок, когда в стекло вежливо постучали. Мелкими шажками она направилась к плотным занавескам. В голове крутилась только одна гипотеза, но она была совершенно фантастической.

Когда улыбающееся лицо Кира показалось за окном, Василиса поняла: в жизни есть место и для фантастики!

Это был он. Боль и отчаяние полоснули по сердцу. Это еще недавно любимое лицо, красивые глаза, губы — весь он превратился в неиссякаемый источник боли, тоски по несбыточному. И вот вновь рядом.

Как он смеет на нее так смотреть? Стоит за окном, такой родной, желанный, но слишком опасный. Сколько еще вынесет ее сердце? Оно и так рвется на части от желания простить и ненависти за предательство. Нет, в это болото она второй раз не полезет.

Мужчина что-то говорил, но двойной новенький стеклопакет превращал его речь в несуразную пантомиму. Пришлось открыть окно. Занятая делом, Василиса даже не заметила, как в это время в спальню просунулись две любопытные головы. Ни Вика, ни Грабовский не могли пропустить шоу!

— Вот до чего ты упрямый осел! — уже кричала Василиса. — Я ведь четко сказала, что не желаю тебя видеть и слышать!

— Милая, ну хотя бы одну речь я могу произнести. Даже закоренелому преступнику полагается звонок адвокату, — он в молитвенном жесте сложил руки и заморгал длинными ресницами. — Я тебя очень прошу.

— Пивоваров, ну ты подонок! Ты мне и так уже сердце разбил. Добавки захотелось?

Василиса осмотрелась по сторонам, думая, чем же в него запустить. Первым под руку попались собственные тапочки. Не целясь, она швырнула их прямо в голову Кира и только на сантиметр промахнулась.

Пивоваров, ожидавший такую реакцию, крепко схватился за ледяной металлический поручень. От каждого его движения кабинка устрашающе качалась.

Девушка снова обратила свой взор в комнату. Если он не понимает, так, значит — пора кидать что-то потяжелее!

Руки сами схватили большой керамический горшок с диффенбахией. Заметив это, Вика мигом ворвалась внутрь и, отобрав любимый цветок, сунула в руки безумной подруге скромный кактус.

Василиса уже не разбирала. Кактус пулей полетел следом за тапочками.

В этот раз Киру не так повезло. Острые колючки впились в куртку, а земля комьями посыпалась по одежде.

— Василиса, ну пожалуйста, дай хоть слово сказать. Я тебя не понимаю… — отчаянно попросил он.

— Пивоваров! Я от тебя устала, — хрипло простонала Василиса, захлебываясь внезапными слезами. — Все. На этом наш короткий роман закончен. Давай больше не будем. Ни тебе радости, ни мне покоя.

Она со стуком закрыла окно и вышла в другую комнату.

Кир постоял еще немного. Ему было непонятно, почему она так себя странно ведет. Что-то крылось за такой острой реакцией. Что-то нехорошее, но вот что?..

Водитель пожарной машины понял, что дело дрянь, и медленно опустил подъемник к земле. За всем этим, кроме друзей снизу, внимательно наблюдал и Александр Грабовский. Он видел собственными глазами отчаяние на лице мужчины, видел его настойчивость. Нет, определенно этот случай кардинально отличался от предыдущего. Он снова открыл блокнот и вписал еще одну строчку.

Кир возвратился в свою квартиру уже вечером. Думать ни о чем не хотелось. За окнами было темно, как и в душе. Таких отпоров жизнь ему еще не давала. Как-то глупо, бездумно и болезненно. А ведь это была его милая, простая девочка! Вот ведь у нее как: и в страсть, как в омут, и в ярость, как в пекло.

Он чуть не полез, сломя голову, в то окно, когда увидел ее, обомлевшую от удивления. Хотелось влезть, закрыть все двери и долго, мучительно сладко доказывать, как она ему дорога. Чтобы стонала под ним, извивалась и никогда, никогда даже не подумывала гнать от себя. И эта чертова майка на ней! Ну, разве можно выгонять мужчину в одной майке?

В довершение эффекта слова ее: «Я ведь, как дура, влюбилась…». Самое невероятное признание в любви, и с какой страстью оно было сказано! Мысли снова поскакали не в ту степь.

«Напиться, что ли?» — с тоской подумал Кир.

Через часик в гости заглянул Лешка. На лбу у него красовалась здоровенная ссадина. Он, не разуваясь, достал из-за пазухи Филю. Рыжий котенок так согрелся возле могучей груди, что мурлыкал.

— Кир, возвращаю питомца, — друг аккуратно поставил Филю на пол, пригладил шерстку и добавил. — Девчонки слезно попросили вернуть.

— Сапоги или провода? — хмыкнув, спросил хозяин пушистого монстра. Он совершенно забыл о котенке.

— Да, как тебе сказать: ни то и не другое. Он Василисе в кровать такую лужу надул. Ей сейчас спать негде.

Кир закашлялся. Вот чего-чего, а луж в постелях Филя еще не делал.

— Может, у девчонок погрызть нечего было? поинтересовался.

Лешка почесал затылок.

— Вряд ли. И… Я твоей, конечно, намекнул, что у тебя одна комната пустует…

— Так это она тебя так огрела? хохотнул Кир. — Хорошая царапина.

— Она! — весело согласился друг. — Ну и характер у девки, огонь!

— Знаю… ответил Пивоваров уже не так весело. — С Викой хоть не поругались?

— Да нет. Они с профессором ржали, как лошади. Обещала даже, если от этого демона патлатого их избавлю, замуж за меня выйдет!

— Быстро у вас! — присвистнул Кир.

— Да это так пока, шутка.

— А ты бы хотел?

— Не знаю. Наверное, да. Одному оно только кажется, что хорошо. Когда она рядом — совсем другое дело.

— Не ожидал от тебя. Никак ты в перебежчики намылился из нашего холостяцкого племени? Один я останусь.

Лешка на это только улыбнулся. Он как никто другой из их четверки знал, что Кир не от принципиальности до сих пор не женат. Напряженная работа и полное отсутствие свободного времени давно уже ограничили возможности друга в построении нормальной личной жизни. Странно даже, что Ангелина так долго продержалась в любовницах. На нее ведь он тоже наверняка время находил лишь урывками.

Когда через пару минут в дверь позвонили, оба друга удивленно переглянулись. Димон и Гошка давно сидели по домам с женами. А больше придти было некому.

Немного замешкавшись, Кир открыл дверь.

Александр Грабовский собственной персоной с задумчивым видом и блокнотом в руке стоял на пороге.

Часть 2

Уж этого гостя никто не ожидал.

— Здравствуйте, молодые люди! Вы, видимо, так рады меня видеть, что даже слова растеряли.

— Александр Михайлович, извините, — первым пришел в себя Кир. — Милости прошу в дом. Вы как-то неожиданно нагрянули…

— Нет, неожиданно это ваш рыжий друг к девочкам наведался, а я так… Мимо проходил, — затем он повернулся к Лешке и добавил: — Алексей, рекомендую забрать Викторию из квартиры. Со мной на диванчике милые дамы спать отказались, и сейчас пытаются улечься паззлами на узкой тахте твоей благоверной.

Лешка сразу вспомнил, что Филька одну из кроватей временно вывел из эксплуатации, и засобирался.

— Спасибо, Михалыч, что сказал. Кир, я лучше поеду!

Друзья обнялись на прощание, и в просторной двухкомнатной квартире остались лишь двое, не считая пушистого партизана.

Профессор сразу же нашел кухню и с важным видом уселся на самый высокий табурет.

Кир все не мог понять, что же делает в его квартире этот странный тип, но приступать к расспросу первым почему-то не решился.

— Вы, Кир Юрьевич, наверно все гадаете, зачем я Вас посетил? — прищурив левый глаз, хитро спросил профессор.

— Александр Михайлович, не скрою — не ожидал Вас увидеть. Хотя после сегодняшнего безумного дня даже это уже не должно казаться странным.

— Может, перейдем на «ты»? — неожиданно предложил Грабовский. — После того, как ты меня на ручках потаскал, если не жениться, так перейти на «ты» мы просто обязаны.

Кир кивнул в знак согласия и, понимая, что спать ему в ближайшее время не позволят, принялся варить кофе. Грабовский взял в руки кофейную банку, понюхал и показал два пальца. Вторая кружка тут же появилась на столе.

Последующие минуты прошли в молчании. Никто из мужчин не проронил ни слова, пока на донышке не показалась кофейная гуща. Даже Филя молчал, поглядывал то на гостя, то на хозяина. Глаза у котенка слипались, но упрямство брало верх.

— Где у тебя тут покурить можно? — спросил Грабовский.

— Квартира съемная, так что лучше на общей площадке, если датчиков пожарных нет.

Профессор о чем-то подумал, почесал густую бороду и пошел за курткой. Через минуту из коридора послышался его голос.

— Пошли на крышу. У вас дом на горке, вид на город будет хороший.

Киру ничего не оставалось. Понимал, что условия здесь ставит не он.

С крыши девятнадцатиэтажного дома вид действительно был впечатляющим. Целый район лежал как на ладони, правда, из-за снегопада видимость оставляла желать лучшего. Но они не видами наслаждаться пришли.

Возле верхушки лифтовой шахты, что у самого края дома, находилась странная металлическая конструкция. Сидеть на ней было хоть и неудобно, но все-таки лучше, чем стоять. Оба, не сговариваясь, присели на переплетенные железные прутья.

— Что у вас с Василисой? без предисловия спросил Грабовский. — Только честно говори.

— Да как тебе объяснить, я еще и сам не могу понять, — Кир тяжело вздохнув, запахнул тонкую куртку поплотнее. — Она мне дорога. Очень. Не знаю, может, это та самая любовь…

— Страшное это слово! — тряся головой, прошептал профессор.

Кир улыбнулся. Приятно радовало, что не ему одному от этого слова становилось не по себе.

— Любовь… А что такое любовь? Словечко-то затасканное вдоль и поперек, — профессор стряхнул пепел с сигареты и продолжил. — Им обычно нормальных мужиков пугают и глупых баб соблазняют. Вот я для себя все иначе вижу. Это кайф от прихода домой, удовольствие от блинчиков утром в субботу, готовность смиряться с дурным настроением в критические дни и щенячья радость, когда в пузе любимой толкается твой собственный карапуз.

— А как же ухаживания? Конфетно-букетная хиромантия?

— Ухаживания нужны, только когда стоит вопрос доступа к телу! вздохнул профессор. — Рестораном можно обмануть разум, да и то ненадолго. Душу трюфелями не обманешь, тем более Васькину, раненую…

Кир уселся поудобнее. Впереди маячил очень долгий разговор. И дело было не в последней фразе профессора. Атмосфера казалась такой, пронзительно-искренней. Медленный снегопад, тусклые огни фонарей, редкие одинокие машины на кольцевой недалеко.

— Саша, давай уже. Я готов, — просто сказал он.

Снег медленно кружился перед самыми лицами и таял на щеках. Кир не прятал лицо, почему-то сейчас это было нужно. Холод пробирал сквозь одежду, заставлял подрагивать и чувствовать себя живым.

Грабовский достал очередную сигарету, прокашлялся и начал.

— Три года назад произошло одно некрасивое событие, отголоски которого по сей день ломают девочке жизнь, — он тяжело вздохнул, но продолжать было надо. — Тогдашний Васькин ухажер несколько переборщил с ухаживанием. Сильно переборщил. Девочка уже спала и видела себя в белом свадебном платье с длинной кружевной фатой. Она была настолько счастливой, что мы, олухи, даже не присмотрелись к некоторым странным деталям.

Подумав немного, профессор, сделал первую затяжку.

— Она с Олегом встречалась полгода, но вместе они не жили. Ухажер регулярно мотался в командировки по заграницам, возвращался всегда с дорогими подарками и надолго затаскивал ее в койку. Ваську в те полгода было не узнать. Как она расцвела! У меня заочники толпами ей конфеты таскать начали. Счастливая женщина — это ведь самый соблазнительный фрукт на свете. Она всех отвергала и летела как сумасшедшая по вечерам домой, ждать. А однажды у него задержался самолет. Буря была, январь. Василиса, недолго думая, сама поехала в аэропорт на машине. В общем… На двадцатом километре ее старушку занесло. Скорая приехала вовремя, но из реанимации нашу девочку три дня не выпускали. Мы с Викой по очереди дежурили в больнице. Этот не пришел ни разу. Я потом по своим каналам стал узнавать, где он. И вот это любопытство я до сих пор простить себе не могу.

Грабовский рассказывал, а Кир курил. Он сам не заметил, как тоже вытащил сигарету, зажег и сделал первую большую затяжку. В душе все переворачивалось. Зная Василису, представить те события было несложно. Отчаянная, молодая, влюбленная девушка. Финала истории он еще не знал, но кулаки уже зудели.

Три года назад, точно в такой же январь, в больницу к пострадавшей девушке пришел посетитель. Он был без цветов и традиционных апельсинов. Вместо радости или сочувствия в его глазах плясали огоньки ярости. Девушка сразу узнала своего любимого, только вот слова, которые он произнес, все никак не могла понять.

Закрыв за собой дверь, Олег обрушил на слабую больную целый шквал упреков и оскорблений. Он рвал и метал полчаса, пока она, обливаясь слезами, молча слушала. Оказалось, друзья Грабовского перестарались и, найдя пропажу, позвонили ему домой, сообщить, что любимая девушка в больнице. Трубку подняла законная жена. Что было после этого — догадаться не сложно. Олег винил во всем Василису, и никакое ее состояние не тревожило некогда любящего мужчину.

После разговора девушку отвезли в операционную. Потом опять была реанимация. Еще два дня кошмара. Врачи боролись за жизнь больной против ее собственной воли, привязывали руки и ноги к кровати, чтобы не сбивала капельницы и датчики. После выписки год на транквилизаторах и антидепрессантах. Профессор лично выдавал ей клоназепам по полтаблетки в день, а остальное прятал. К тому времени Вика уже разбежалась с недоумком мужем, и девочки зажили вдвоем.

Для Грабовского это был очень тяжелый год. Беременная жена, страдающая подруга, докторская диссертация. Сам чуть не спился, но пережили.

Когда Александр закончил рассказ, Кир потянулся за еще одной сигаретой.

Большие пушистые снежинки медленно кружились в воздухе. Точно такой же снегопад встретил его в Минске на Рождество, больше двух недель назад.

Сейчас даже простой снег виделся иначе. Все ощущалось более тонко. Появились новые запахи, звуки и оттенки. Снежинки кружились, заслоняя звезды на небе, как будто звезды стали не важны. Только они, белые и хрупкие, имели значение в эту ночь.

Белая пелена укутала крышу, головы и плечи двух мужчин, но никто не уходил. Огоньки от сигарет, дымок и пар изо рта — вот и все, из чего состояла сейчас их маленькая Вселенная.

Грабовский смачно выругался и забросил окурок подальше.

— Она могла бы быть очень счастлива с тобой. Дурацкий случай, как черная кошка на дороге, ее испугал.

— Если бы я знал… — со стоном выдохнул Кир. — Хотя… Ничего бы не изменилось. Это судьба. Но почему она не видит разницы в ситуации?

— Понимаешь ведь как, женщины, в отличие от нас, сделаны из совсем другого теста. Их сознание функционирует сразу в таком количестве измерений, что ни один мужчина даже представить себе не может. Вот, например, во время завтрака. Максимум, на который способен мужчина — это поесть, почитать свежую газету и обдумать, каким маршрутом лучше ехать на работу. Женщина за тот же самый промежуток времени умудряется покормить детей, собраться, одеться, спланировать весь день по часам и даже перекрасить ногти.

— Да, это я понимаю, но как это связано с обидой Василисы?

— Ну, так к этому я и подвожу. Когда мужчина попадает в неприятную ситуацию, он что?

— Бьет или бежит!

— Правильно! У нас эмоции четко делают свое дело. Женщина же поступает иначе: она начинает размышлять, выискивает причину. И делает она это очень по-женски, разносторонне. В суп своих размышлений кладет не только реальные факты, но и приобретенный ею или ее подругами опыт, родовую память, слухи, домыслы, телевизионные истории и даже чириканье скворцов на соседнем дереве. Получается очень странное блюдо. Ни один мужик не способен это блюдо проглотить в принципе!

— И что же в супе у Василисы было, когда она меня так лихо отшивала?

— У Васьки?.. У нее вообще бурда ядовитая! — недовольно фыркнул профессор. — Девчонка запуталась капитально, так что ты зря там кочевряжился. Ее сейчас даже Цирком Дю Солей не проймешь.

— И что делать прикажешь?

— Ждать, мой юный падаван! Сложить ручки и тупо, терпеливо ждать.

Кир тяжело вздохнул. Да, ждать это было, конечно, гораздо лучше, чем забыть. Ждать — это шанс. Только вот, как это делается, он не знал.

— Да не вздыхай ты так, — словно прочитав мысли Пивоварова, успокоил профессор. — Психически Васька здорова, а эти бзики скоро пройдут. Через пару недель она уже сможет отличать черное от белого, а через месяц-два очередь дойдет и до тебя.

— Два месяца — долго!

— Ой, вот только не надо мне травить байки, что ты без секса два месяца не протянешь! Когда работы по горло, даже всплывающие в браузере фотографии голых баб раздражают.

— Об этом я как раз не волнуюсь, — махнул рукой Кир. — У меня дел скопилось на год полнейшего целибата. Состояние подвешенное давит — вот что плохо.

— А что, в хлипкой кабинке пожарников, на высоте четвертого этажа висеть было спокойнее? Там ведь ты не ждал, действовал.

Кир улыбнулся. В этом профессор был прав. Не всякое действие хуже бездействия.

— Так мне просто ждать? он уточнил.

— Да. Оставить все как есть, и ждать.

— А она как?

— Выберется. Можешь мне позванивать, — Грабовский достал из-за пазухи скомканную визитку и протянул Киру. — Только ее пока не беспокой. Время лечит.

Они еще несколько минут посидели в тишине и разошлись.

Больше обсуждать было нечего, а голова Пивоварова от ударной дозы никотина уже начинала болеть.