Вдохни океан

2

МАРИ

Ночь прошла беспокойно, уснуть удалось лишь под утро. Мысли об Алексе и родителях, ожидающих известий обо мне. Возможно, именно в эту минуту уже оплакивающих меня. Мысли о том, где я оказалась и как же выбраться из этой ловушки. Всё смешалось в голове. И слабая надежда, что это лишь недопонимание и завтра меня отправят домой. В общем, утром я проснулась совершенно разбитой. Завтрак уже ожидал на низеньком столике у кровати. На удивление сегодня меня не стали томить долгим ожиданием. Вскоре после того, как я приняла душ, в комнату забежали две тоненькие девочки в красивых национальных платьях, яркие как тропические птички. Они не разговаривали со мной и на все мои вопросы лишь качали головами в знак непонимания. И им явно пришлись по душе мои светлые, необычные для этих мест, волосы. Мягко, но настойчиво, меня причесали и переодели в платье наподобие их нарядов и верхнее платье-паранджу. Их глаза, наполненные жгучим любопытством, лучились смехом, но лица оставались серьёзными. Что ж, спорить и скандалить мне пока невыгодно. Подождём. К слову, ждать пришлось недолго. Вчерашний неразговорчивый знакомец жестом велел идти за ним. Мы прошли узкими и довольно мрачными коридорами на жаркий и душный задний двор, где нас уже ожидала машина. Может они отвезут меня в посольство? Надежда на благополучный исход вновь подняла голову. Я же Мария Бекероф, известный везунчик. Но поездка оказалась совсем недолгой. Пятнадцать минут попетляв по узким улицам, меня привезли в другой дом, возможно несколько меньше предыдущего, но такой же роскошный. На пороге ждал тот, кому я вчера «подошла».

– Доброе утро, Мария, – поприветствовал он меня на вполне понятном языке моей северной страны.

– Вчера вы были куда менее любезны и разговорчивы, – не сдержала свой острый язык и тут же об этом пожалела, заметив его взгляд в мою сторону. – Простите, это было невежливо с моей стороны. Доброе утро, господин… – я замолчала, ожидая, что мужчина представится.

– Меня зовут Самир, милое дитя, – усмехнулся он. Ну да, мы оба знаем, что на деточку я не тяну ни в коем случае. В мои-то двадцать пять. – Ты, вероятно, жаждешь узнать, что делаешь здесь и какова твоя дальнейшая судьба?

Я молчала, ожидая продолжения, молчал и он, пристально глядя мне в глаза. Так и подмывало снять осточертевший никаб, но я не рискнула злить его. Собравшись с мыслями, Самир всё же пропустил меня в дом. Внутри было сумрачно, прохладно, но помпезно.

– Тебе нравится этот дом, бейгали?

– Что значит «бейгали»? – отвечать вопросом на вопрос – моё любимое развлечение.

– Оно не имеет перевода на твой язык. Самое близкое, что приходит в голову, что-то вроде «любимая прислужница».

Заметив, как меня передернуло, Самир рассмеялся вполне себе искренне и непринужденно:

– Не так всё плохо, девочка. Бейгали – это любимая игрушка хозяина, с нее сдувают пылинки и берегут как зеницу ока.

Почему-то эти слова меня совершенно не утешили. Я резко остановилась:

– Мой отец весьма влиятельный человек, Самир. И богатый. Я думаю, мы сможем договориться. У меня есть жених, в конце концов! Чего вы хотите? Выкуп?

Я всё стояла, ожидая ответа, а Самир крутил в руках неизвестно откуда взявшуюся вычурную золотую ручку. Молчание затягивалось.

– Вы понимаете, что меня будут искать? Неужели вам нужны такие проблемы?!

Он всё-таки соизволил повернуться ко мне:

– В этой стране крепкие и высокие заборы, девочка. А люди стоят за своих до последнего. Тебя не найдут. Смирись.

Он снова неторопливо пошел вглубь дома. Дойдя до изящного бассейна, в залитом солнцем внутреннем дворике, Самир остановился.

– Я не прошу от тебя многого, чужеземка. Ты не ответила, нравится ли тебе этот дом.

– Он красивый, но он не похож на то, к чему я привыкла, – интерьер действительно был роскошен. Ажурные решётки на выходящих во дворик окнах, золочёные светильники в глубине портика, многочисленные деревья в керамических кадках и мягкие диванчики создавали необыкновенную атмосферу. Бассейн, выложенный изумрудно-зелёной мозаикой так и манил окунуться в него.

– Человек ко всему привыкает. И ты привыкнешь, – он прищурился и словно забыл на какое-то время, что я рядом. Устав ждать его реакции, я опустилась в резное кресло темного дерева и всё же позволила себе снять никаб. На душе скребут кошки. Если я останусь здесь пленницей, сбежать будет практически невозможно. В Палере нет выхода в международную сеть и международных телефонных линий. В Палере у женщины нет никакой возможности попросить помощи – просто не у кого, полиция вернёт посмевшую пожаловаться домой, а социальных служб нет и в помине.

– Самир, – предприняла я еще одну попытку. Но он остановил меня резким взмахом руки.

– Просто выслушай, девочка. Возможно, ты не заешь, но в нашей стране есть такой обычай: мужчина в день совершеннолетия должен покинуть родительский кров и начать самостоятельную жизнь. У меня есть сын и завтра его совершеннолетие. Я купил этот риад для него. Но дело в том, что Кирам не сможет жить один. Он… – Самир прочистил горло, – по традициям он должен остаться в моем доме как «убогий»! – последнее слово мужчина словно выплюнул. – Но мой мальчик гораздо сильнее, чем думают окружающие, и он сможет это доказать. Я намерен дать ему этот шанс. Кирам слеп. Попал в аварию, когда ему не было и восьми… Обычно бейгали мужчина выбирает сам, но у Кирама такой возможности нет. Поэтому за него выбрал я.

Я слушала, не перебивая. Да и что тут скажешь. Меж тем Самир продолжил:

– Он много времени провел за границей. Ему близки ваши порядки, так что, думаю, вы найдёте общий язык. Не удивляйся, при должном влиянии и количестве золотого запаса можно выбраться и из Палеры. Я возил его к лучшим врачам Араны и Кирии, но они не смогли помочь. И сейчас ему нужна помощница, которая станет его проводником в мире зрячих. Наши женщины не подойдут на эту роль, они зажаты в рамках традиций. Ты – нет.

– Постойте, Самир, – не удержавшись, вклинилась в его речь. – Вы могли выбрать любую другую мою соотечественницу. Многие из них согласились бы жить в роскошной золотой клетке. Я даже могу помочь в поисках.

– Ты не поняла, Анна Мария. Я выбрал. И ты здесь.

С этими словами мужчина развернулся и быстрым шагом покинул патио, но через минуту вернулся, чтобы бросить:

– Скоро придёт моя бейгали, она всему тебя научит. Завтра я привезу Кирама.

Сказав это, он ушёл окончательно. Я осталась одна в изумительно красивой клетке для глупой птички, что, сломя голову, сама залетела в ловушку.

КИРАМ

Весь день не нахожу себе места. Даже пропустил тренировку, что для меня неслыханно. Не могу представить, какой будет моя жизнь уже завтра. У меня даже нет необходимости собирать вещи – это сделают за меня, так что я не знаю, чем заняться. Отец сказал, что оборудовал спальню и ванную в купленном риаде в точности как дома, чтобы мне было легче привыкать, это обнадёживает. Тураб так же остаётся со мной, так что я довольно много привычного забираю с собой в новую жизнь. Но я всё равно на взводе, хожу из угла в угол и вспоминаю. Вспоминаю страшные дни, предшествовавшие моей слепоте, слоняясь по своей старой комнате. Я ведь не перестал видеть в один момент. Казалось, сначала всё было хорошо. Переломы заживали, синяки сошли на нет. Но вдруг, проснувшись утром, я понял, что всё перед моими глазами стало неясным, размытым. Сначала отец возил меня к лучшим эскулапам Палеры, но те лишь разводили руками. Тогда Самир решился вывезти меня за границу. У него даже не ушло на это много времени на самом деле. Я помню, как поразил меня Давил, мегаполис, каким никогда не стать Палере. Я с восторгом наблюдал за жизнью, несущейся с бешеной скоростью вокруг меня потоком бесконечных машин, монорельсов и людей. Это так отличалось от ленивого темпа Палеры, словно застывшей во времени. Как мне понравилась Арана с ее холодными и сказочными улицами, заметёнными невиданным доселе чудом – замёрзшей водой, снегом. А зрение ухудшалось неумолимо и с каждой новой клиникой и страной надежды оставалось всё меньше. И вот очередной приезд в Арану. Я уже почти ничего не видел, лишь размытые силуэты. Передвигался можно сказать на ощупь. И мне было страшно, всё время страшно. Там в больнице я познакомился с Мэй. Я долгое время думал, что мой новый друг – мальчишка. Такой же несчастный как я. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что Мэй – девчонка! Никогда в Палере девочки не вели себя столь открыто и раскрепощёно. Не проказничали и не дразнились. Не давали сдачи. Это было так удивительно. Пожалуй, это главное, что вообще поразило меня во внешнем мире. Что женщины там не были теми женщинами, к которым я привык дома. Они не прятали своих лиц. Они могли быть врачами и полицейскими. Они могли говорить, когда им этого хочется, и ходить, куда им хочется, ни у кого не спрашивая разрешения. Странно и непривычно. За последние десять лет я много раз бывал то в Аране, то в Кирии и привык к этому, но тогда они, местные женщины, казались мне существами с другой планеты. А с Мэй я сдружился так крепко, что мы до сих пор видимся в мои довольно частые наезды в Арану. Нам всегда есть, что обсудить, у нас довольно много общих интересов. К тому же мне с ней легко, ведь она, как и я, лишена главного из чувств человека – зрения, поэтому понимает меня как никто другой. И, да, эта девушка никогда не щадит моих чувств, прямо высказывая в лицо всё, что обо мне думает. Если бы моя бейгали была хоть вполовину похожа на Мэй, жизнь в одном доме с ней могла бы быть не столь и ужасна.

Хватит мечтать о несбыточном. Спать. Завтра новая жизнь.