Вдова его величества

Глава 8

Кайден выбрался через окно.

Во-первых, вернулся он вчера поздно и не стоило надеяться, что сей факт пройдет мимо Дугласа, а наставник отличался не только въедливостью, но и воистину потрясающим чутьем на ложь. Врать ему не хотелось, а сказать правду… Кайден подозревал, что правда его обрадует еще меньше, чем вранье.

Во-вторых, Дуглас наверняка поинтересуется, куда это Кайден собрался и зачем ему спозаранку клинки. В-третьих… в общем, путь через окно представлялся наиболее удачным вариантом. На землю Кайден соскользнул беззвучно, и трава мягко спружинила под его ногами.

Он вздохнул.

И нырнул в заросли терна. Колючие ветви раздвигались, чтобы за спиной переплестись в одну сплошную шипастую стену. По ней немедленно поползли тончайшие нити вьюнка. Трава распрямлялась, скрывая следы.

Он выбрался к старому фонтану, чаша которого давно уж дала трещину с одной стороны и поросла мхом с другой. За фонтаном обнаружился остаток древней стены, некогда разделявшей сад на два, а уже за ним и тропа.

Женщина пришла.

Кайден почувствовал ее задолго до того, как увидел старый дуб. Этот запах принес ветер, а с ним и другой, заставивший поморщиться.

Она пришла не одна.

Это плохо? Или напротив?

Женщины любят делиться… но та, другая, была старой. И красотой не отличалась. А еще в ней жил огонь, что тоже не могло радовать. И Кайден даже сделал шаг назад, но потом мотнул головой, мысленно обругав себя за нерешительность.

Чтобы он – и женщины испугался? Ладно, двух…

Оказавшись у дуба, Кайден не удержался, бросил взгляд в заросли малины, но увидел лишь белый цвет, над которым кружили пчелы.

Женщины прятались весьма умело. Вот только ветер их выдавал. И Кайден, усмехнувшись, снял куртку. Они пришли посмотреть? Что ж, Кайден готов устроить им зрелище.

И рубаха отправилась на траву… Стесняться ему нечего. Определенно.

Призрак взвыл. И Тьма ответила ему протяжным стоном. Поддался ставший вдруг плотным воздух. И ветер, скользнув по коже, слизал первые капли пота.

Кайден закрыл глаза.

Тело двигалось в знакомом танце, и Кайден позволял клинкам вести, лишь придерживая раздраженную бездействием суть их.

Призрак.

Рожденный тенью холмов, одной из тех, вечно голодных и неприкаянных, что вечность проводят, пытаясь найти кого-то, кого можно сожрать, на долю мгновения урвав настоящей жизни. И мальчишка-полукровка – чем не добыча.

Всем.

Тьма была куда осторожней. Тьма коварна. Она умеет красть голоса, а потом звать, завлекая ниже и ниже, к мертвым водам, к которым не рискуют подходить и те, кто кровь от крови Дану.

Тьма заплакала. Но Кайден ей не поверит. Больше не поверит. Ему не десять.

Он заставил себя сделать вдох, и раскаленный солнцем воздух обжег гортань. Кайден стиснул зубы и почти позволил клинкам вырваться, почти позволил поверить, что свобода возможна, но в последнее мгновение удержал. Подавил.

И вернул себе способность дышать. Кайден стоял, чувствуя, как ноют мышцы и кости, и кажется, тело удерживалось вместе единственно его волей, и только. Бухало сердце, слишком горячее, слишком живое для того, кто хотел остаться в мире теней.

Кайден запрокинул голову и закрыл глаза.

Он спиной чувствовал взгляд, и губы сами собой расползлись в улыбке. Да, так будет хорошо… завтра он придет снова.

И послезавтра. И…

Клинки все-таки рухнули, столь же обессиленные, как и он.

Джио первой выбралась из кустов малины, но ровным счетом для того, чтобы обежать вокруг дуба. Она присела у корней его. Потрогала мягкую траву. Хмыкнула. Покачала головой.

– А он здесь не в первый раз.

– Я это поняла, – Катарина присела на корень и вытянула ноги.

А ведь хорошо… солнце светит, но пока не жарит, и можно просто сидеть, наслаждаясь мягким этим теплом.

Слушать пчел.

И позволить бабочке опуститься на юбку, которая все еще казалась сделанной из травы. И не потому ли эта бабочка так спокойно распахнула крылья?

Красивая.

А в королевских садах бабочки не водились. Из-за защитной сети, которая развернулась и над садом, и над дворцом. Эта сеть и птиц отпугивала, и потому сейчас Катарина слушала нехитрую песню пеночки.

Тинь-динь-тинь.

– Место силы, – мьесс Джио тоже устроилась на траве и ноги скрестила. Сегодня она выглядела куда моложе, чем обычно, и Катарина поневоле задумалась, сколько же ей лет. – А еще он знал, что мы здесь.

– Что? – Катарина вздрогнула, и бабочка сорвалась, заплясала вокруг.

– Поэтому и показал товар лицом.

– Это было не лицо!

– Поверь, для многих мужчин это и есть лицо.

Катарина фыркнула и, не выдержав, рассмеялась. И удивилась тому, что смеется. А ей казалось, что она вовсе разучилась вот так… Тинь-динь-тинь.

И птаха в ветвях заходится.

Тинь…

– Значит, больше не пойдем…

– Не рекомендую, – покачала головой Джио. – Мальчик горячий, как бы чего не вышло. Мы тебе другого найдем.

– Не надо, – Катарина смахнула слезы, выступившие на глазах не иначе как от смеха. – Не надо другого. Никакого не надо. Я… хочу пожить сама. Понимаешь?

И Джио кивнула. Пожалуй, именно она действительно понимала.

А к обеду нагрянули гости.

Катарина сидела на террасе, куда выставили пару плетеных кресел и такой же стол, пусть и несколько перекосившийся в силу почтенного возраста. На столе появились кувшин с лимонадом, высокие стаканы, корзинка, куда ссыпали слегка морщинистые яблоки.

Катарина листала страницы альбома, пытаясь сосредоточиться на работе. В ней она когда-то находила и утешение, и успокоение, а вот теперь руны рассыпались, что жемчуг с порванной нити, а она, Катарина, все никак не могла понять, где этот разрыв. И что она делает неверно.

Впрочем, положа руку на сердце она не больно-то и старалась. Так, сидела с альбомом, создавая иллюзию занятости, а сама разглядывала место, в котором ей предстояло провести остаток дней.

Дом за спиной ощущался мрачною громадой, почти лишенной жизни. То тут, то там в ней вспыхивали искры силы, и стало быть, Джио с магом начали работу. Суетились нанятые женщины, приводя в порядок внутреннее убранство. И это обилие чужих людей пугало Катарину.

А вот на террасе было тихо.

Спокойно.

Эта терраса словно возвышалась над заросшим садом, а с ним и над холмом, где стояло поместье. Сквозь зеленую пелену деревьев виднелись и дорога, и тень города, о котором Катарине помнилось лишь, что он был. Быть может, потом, когда она окончательно свыкнется с этим местом, Катарина и найдет в себе силы пройтись до города.

Или не пройтись? Экипаж нужен, как и лошади. Вороные, как те, что летели по дороге, поднимая клубы пыли. Катарина закрыла альбом и коснулась медальона на шее. Что-то подсказывало, что вот эта легкая коляска появилась вовсе не случайно.

Гости? Еще одни соседи?

Оказалось, хуже – родственники.

– Деточка, – пухлая женщина с невероятной для ее габаритов легкостью выбралась из коляски. – Как я рада тебя видеть! Обними же свою тетушку… Господи, счастье-то какое… не могу поверить, что я действительно тебя вижу! Я ведь вижу?

– Не знаю, – робко заметила Катарина. – А вы видите?

– Определенно. – Женщина поднесла к глазу лорнет и прищурилась. – Вылитая матушка! Моя сестра, мир ее праху, всегда отличалась просто удивительной красотой. А вот я больше в батюшку пошла, да… но ничего…

– А вы…

– Леди Терринтон, но ты можешь звать меня тетушка Лу, – женщина помахала рукой. – Кевин, Гевин, бездельники, немедленно выбирайтесь и поприветствуйте кузину, как она это заслужила.

Катарина подумала, что она, верно, сходит с ума, потому как знать не знала эту пухлую женщину в ярко-желтом наряде, который можно было бы назвать элегантным, если бы не обилие оборок.

Меж тем из коляски выбрался смуглый брюнет.

А затем и второй, отличавшийся от первого лишь цветом джеркина[1].

Катарина закрыла глаза, искренне надеясь, что и женщина, и ее брюнеты, разглядывавшие Катарину с немалым интересом, исчезнут.

Но нет.

– Дорогая, тебе дурно? Ты, верно, еще не привыкла к нашему климату, – тетушка Лу всучила зонт одному из брюнетов, Кевину или Гевину, Катарина так и не поняла, а сама подхватила названую племянницу под руку. – В колониях ведь все иначе, верно? Ах, помню, дорогая моя сестрица там тоже первое время изрядно мучилась. Все жаловалась то на солнце, то на насекомых, то на слуг… а ты никого не привезла с собой? Говорят, что нынче мавры в моде… идем, дорогая, в дом. На тебе лица нет… Кевин, займись багажом.

– К-каким?

– Нашим, – тетушка Лу ущипнула Катарину за щеку. – Неужели ты могла подумать, что я брошу сиротку одну?

Сиротка была бы очень даже не против остаться в одиночестве.

– Нет, нет и еще раз нет! Я ведь понимаю, как тяжело тебе пришлось. Потерять сперва родителей, а потом мужа… не представляю, что было бы со мной, если бы с моим Гарольдом произошло…

Этот громкий голос заполнял, казалось, все пространство, не оставляя места иным звукам. И Катарина сделала глубокий вдох, чтобы сказать:

– Простите…

– Это ты нас прости, – тетушка Лу огляделась. – Нам следовало встретить тебя в порту, но… мой Гарольд был так занят, а оставить его без присмотра?! О нет… и у Кевина как раз помолвка расстроилась… да и письмо твое несколько запоздало. Это бывает. Боже… я платила, чтобы за домом присматривали, но подумать не могла, что его настолько запустят!

Катарину наконец отпустили, чем она воспользовалась, чтобы отступить от родственницы на шаг.

– Ничего, дорогая, мы все исправим. Я помогу тебе.

– Не надо…

– Не стоит. Мы ведь родственники, а родственники должны друг другу помогать. Гевин, немедленно возвращайся в город. Нам понадобятся горничные, но толковые, а не смазливые. Не хватало тут из дома устроить невесть что…

– Вы кто? – мьесс Джио, наблюдавшая за суетой из тени, решилась-таки эту тень покинуть.

– А вы? – тетушка Лу вновь вскинула лорнет. – Катарина, деточка моя, изволь объясниться…

– Это моя тетя… другая тетя, – вовремя оговорилась Катарина. – Мьесс Джио.

– Магичка? – тетушка Лу скривилась. – Дорогая, магичка – не лучшая компания для молодой незамужней женщины.

– Какая уж есть, – Джио сумела встать между Катариной и тетушкой. – А вы…

– Леди Терринтон. – Лорнет уперся в грудь Джио. – Если вы слышали, конечно…

– Конечно, слышали. Как можно было не слышать… – это прозвучало почти издевкой. – Помнится, вы некогда были весьма… строги к своей сестре.

Катарина окончательно перестала понимать что-либо. Она тихонько отступила вбок, но лишь затем, чтобы оказаться рядом с брюнетом. Кевин? Гевин?

– Рад познакомиться, милая кузина, – ее ручкой завладели и поднесли к губам. Поцелуй, который остался на коже ожогом, длился как-то совсем не по-родственному долго. – Прошу простить матушку, она порой излишне эмоциональна. И энергична. Я говорил, что стоит предупредить, но увы, если матушка приняла решение, то уже не отступит.

– Ничего, – руку Катарина спрятала за спиной.

– Вы в колониях так загорели? – осведомился второй брюнет, заняв место слева от Катарины. – У нас здесь в моде бледность, но ваши веснушки выглядят просто очаровательно…

– Спасибо. – Она чувствовала себя взятой под стражу.

– …Я была на стороне родителей, как и подобает послушной дочери… но со временем…

– Простите, – Катарина заставила себя сделать шаг вперед. – Мне немного дурно… климат… непривычный… еще…

По лестнице она поднималась медленно, сохраняя остатки достоинства, и лишь оказавшись наверху, позволила себе выдохнуть.

Проклятие! Ее уверили, что та женщина, которая подарила Катарине имя, сирота. И похоже, были правы. Но вот о наличии других родственников могли бы и предупредить.

И как теперь быть Катарине?

Она заперлась в комнате и, прислонившись к двери, стояла. Кусала губы. Чувствовалось, что избавиться от любимой родни будет непросто. Тетушка Лу не похожа на женщину, которая этакое оскорбление спустит. Оставить? И ее, и эту парочку кузенов, что появились неспроста, но… почему?

Когда дверь между комнатами открылась, Катарина спросила:

– И что нам делать?

– Терпеть и искать повод, – ответила Джио, которая тоже не выглядела довольной. – Веский повод, такой, чтобы эта стерва потом не смела и рта раскрыть.

– Откуда она вообще…

Джио сняла браслеты и пошевелила руками. Темная вязь рисунка, что начинался на запястьях и уходил куда-то выше, под рукава, вспыхнула силой. И погасла.

А Катарина подумала, что никогда-то не спрашивала о том, как появился этот рисунок. И что он значил. Спросить? Что-то подсказывало, что Джио не ответит.

– Что тебе вообще сказали о Катарине Говард?

– Что у нас один возраст. Одно имя. Она сирота. Воспитывалась в колониях. Что хочет уйти в монастырь и это мой шанс.

Катарина обняла себя.

Джон был убедителен. Знал ли он о грядущей помолвке? Должен был знать. Подобные вещи не решаются быстро, а значит, имелись договоренности, хотя бы предварительные. И Катарина… мешала?

Очевидно. Двум королевам сложно ужиться в одном доме.

– Все верно, – Джио рухнула в кресло и вытащила кисет с табаком. – Вот не зря мне сегодня неспокоилось, не зря… так вот, матушка Катарины Говард, Элизабет Норрингем, некогда была весьма известна своей красотой. Род старый, почтенный, пусть и несколько обедневший. Но девушке прочили неплохое будущее, более того, после представления ко двору у нее появился жених…

Сладковатый запах дыма наполнял комнату, унимая дрожь.

– Был он, как водится, несколько старше невесты, но кто обращает внимание на подобные мелочи? Главное, что герцог Солсбери несметно богат, родовит и королю приходится пусть дальним, но родичем. Только девушка перспективы не оценила.

Джио держала трубку на ладони. И не горячо ей? Впрочем, она ведь огненный маг, а у них с огнем свои отношения.

Катарина отступила от двери, подумав, что стоит обзавестись парой засовов. На всякий случай.

– Накануне свадьбы она сбежала с неким мистером Нэшби, о котором только и знали, что он служил клерком при мелкой торговой конторе. Парочка эта, здраво рассудив, что родительского благословения ждать не стоит, отбыла в колонии. А заодно прихватила жемчужный гарнитур, подаренный герцогом к помолвке, да…

А у Катарины сбежать смелости не хватило.

Она ведь думала. После той первой и единственной до свадьбы встречи с Генрихом. Тогда Катарина пришла в ужас от мысли, что огромный этот человек, краснолицый, неопрятный, дурнопахнущий, станет ее мужем. Она знала, что просить отца бесполезно, и… думала сбежать. Только не решилась.

А ведь у нее тоже поклонник имелся, и, может, стоило бы рискнуть? Но Катарина всегда была трусихой.

– Семья от нее отреклась, что, конечно, не могло унять гнева Солсбери, который чувствовал себя оскорбленным. И немало поспособствовал тому, что Норрингемы оказались вне дворцовой жизни. Луиза, младшая сестра Элизабет, в конечном итоге вышла замуж, но не сказать, что супруга ее можно было счесть удачной партией. Баронет из мелких, не богат, не беден, почти неизвестен. Правда, впоследствии ему удалось исправить пошатнувшееся семейное положение, и ныне семья довольно-таки состоятельна…

Джио выдохнула дым.

– Но не настолько, как Нэшби. В колониях им повезло. В некотором роде… скажем так… своеобразное такое везение, которое дорого обошлось в итоге. Главное, что Нэшби сумел основать собственную компанию, которая росла, росла и выросла… ее представительства открылись не только во многих городах Британии, но и у франков с австрийцами. Нэшби принадлежали с полсотни кораблей…

– Принадлежали?

– Катарина была единственной их дочерью, но девочка проявляла куда больший интерес к вере, нежели к делам семейным. Ее выдали замуж за компаньона Нэшби Бертрама Говарда.

А вот если бы Катарина сбежала? Если бы нашла в себе силы? Отец не стал бы искать ее в колониях. И… может, действительно отправиться туда? В южные страны, где никогда не бывает холода, где крыши домов украшают золотом, а драгоценными камнями мостят улицы?

Где живут люди с черной кожей. И удивительные животные, о которых Катарина только в книгах и читала. Она купит себе дом на берегу моря, будет разводить розы и любоваться кораблями.

– Но, верно, и тот оказался не столь хорош. Во всяком случае, пару лет назад Нэшби продал компанию, выручив за нее, как понимаешь, весьма и весьма приличную сумму. Деньги он разместил в банках… в нескольких… поручив выплачивать дочери содержание. Весьма достойное.

– Сколько?

– Две тысячи соверенов в месяц.

Сумма была не просто приличной, ее хватило бы на многое.

– Но основной капитал он завещал внукам.

От которых Катарина отказалась, предпочтя покой обители Скорбящих Дев.

– Незадолго до смерти Нэшби продал свой дом в колониях. Он собирался вернуться на родину. Сколь знаю, ему был обещан титул. И орден Святого Губерта…

Немалая награда.

– Он не вернулся?

– Желтая лихорадка, – мьесс Джио сделала последний вдох. И дым задержала во рту. – Она унесла и его жизнь, и жизнь его жены… а еще зятя. Спаслась лишь Катарина, как она полагает, силой молитвы.

– Ты… с ней встречалась?

– Конечно. Должна же я была понять, что затевается. Как ни странно, вы с ней действительно очень похожи. Если бы она не морила себя голодом и молитвами, можно было бы сказать, что она хороша собой. А еще тиха и послушна. Идеальная женщина.

Это было сказано с сарказмом, который заставил Катарину поморщиться.

– Не злись, деточка…

– То есть… теперь я… наследница Нэшби?

– В какой-то мере да. Думаю, в конечном итоге Джон найдет способ прибрать состояние в казну. Здесь он пошел в отца, весьма рачительный молодой человек.

Который воспользовался удобным случаем, сказав, что хочет помочь. А Катарина не стала уточнять, кому именно он помогает. Ей ведь казалось, что все очевидно. И когда она поумнеет?

– Не стоит переживать, лапонька. Ты ведь хотела свободы? Ты ее получила. Джон хотел твою сестру и денег? Одно он уже получил, до второго доберется в перспективе, если кто-то не успеет раньше.

– Тетушка? – Катарина слабо улыбнулась. – И кузены?

– Родство не такое уж дальнее, но если подумать, то и не ближнее. Храмы против подобного брака возражать не станут.

– А деньги? Если бы Катарина ушла в монастырь, то деньги… что стало бы с ними?

– Интересный вопрос, – Джио выбила трубку о ладонь. – И своевременный. Короне отойдет. Согласно завещанию.

Короне, стало быть. Джио вздохнула и добавила:

– Дорогая моя, думаю, нет нужды говорить, что с утренними прогулками покончено? И вообще постарайся вести себя осторожнее…

Катарина кивнула. Постарается.