Глава 13

Каждый новый день похож на предыдущий, как близнец. Словно я попала в фильм про «День сурка». Только в отличие от романтичной комедии мой сценарий явно писал садист.

Провалявшись всю субботу в кровати, уже поздним вечером слышу настойчивый звонок в дверь. Я никого не жду, Юлька уехала с классом на экскурсию на все выходные, а больше и приходить некому. Разве что какие-нибудь просветители, желающие поговорить о Боге и приобщить к вере всех не приобщенных. Не буду открывать. Позвонят и уйдут. Но противный звонок все звенит и звенит, вынуждая встать. Кто это такой настойчивый? Открываю дверь с желанием послать куда подальше пришедшего, кем бы он не являлся. Но на пороге стоит Илья. Все слова замирают на кончике языка, а внутри грудной клетки каша, как будто мне проломили ребра, разодрали легкие и сердце в клочья. Мне хочется бросится к нему, обнять крепко-крепко, целовать. А еще хочется захлопнуть эту дверь, потому что больно. Очень больно его видеть.

— Привет. Пустишь? — Несмело спрашивает.

Я сторонюсь и он шагает внутрь. Прихожая становится вдруг тесной и маленькой, а воздух пропитывается запахом свежести, моря и едва различимо — хвоей. На меня накатывает слабость, но я усилием воли беру себя в руки и на ватных ногах прохожу вглубь квартиры. В голове вакуум.

— Чаю? Или кофе?

— Кофе.

Я не оглядываюсь, но чувствую, что Илья идет следом. Он заполняет собой все пространство. Чайник закипает быстро. Я все так же не поворачиваюсь к Волкову, разливаю кипяток по кружкам. Пальцы дрожат, и я спешу поставить его кружку на стол, а сама отхожу к окну и упираюсь поясницей в подоконник. От кружки в моих руках поднимается пар и он, как прозрачная завеса между нами. Надеюсь, он не заметит того, как сильно я волнуюсь и как жадно вглядываюсь в любимые черты. Я так безумно скучала!

Илья молчит, не торопясь говорить, зачем пришел. Он только смотрит. И у него глаза человека, который заглянул в Ад.

— Я слушаю — разрываю между нами тишину, которую, кажется, можно потрогать.

— Злишься?

Пожимаю плечами. Илья проводит рукой по волосам, вздыхает.

— Пожалуй, начну с самого начала. Со школы. — Он не смотрит на меня, его взгляд блуждает по кухне, а у меня есть возможность любоваться им, запомнить, как красиво лежат в беспорядке темные волосы, как темно-синяя ткань рубашки ласково обнимает его широкие плечи, как изгибаются полные губы. — Мы были в седьмом классе и нам поставили один урок, напутали что-то с расписанием. Ты, наверное, не помнишь, но нас с тобой посадили вместе. Я тогда весь урок украдкой смотрел на тебя и думал, что никого красивее в жизни не видел. У меня сердце в пятки уходило, стоило тебе мимо пройти. Ты знаешь, сколько раз я хотел к тебе подойти? — Он теперь смотрит мне прямо в глаза, а я не могу ничего сказать. Я поверить в услышанное не могу, только ком в горле и пелена слез в глазах. Убираю кружку на подоконник, потому что пальцы дрожат так сильно, что могу ее просто уронить. — Сотни, тысячи. Только коленки подкашивались и язык немел. Каждый раз. Всегда. Я до чертиков боялся!

Он снова молчит, вздыхает.

— А потом я заметил, как ты смотришь на Савельева. Уж этот взгляд я мог узнать без ошибки, все девчонки в моем классе так на него смотрели. Понял, что нет у меня шансов, а потом и из школы ушел.

Он встает с места, начинает расхаживать по моей небольшой кухне.

— У меня такое в жизни началось, что ни до чего не было. Я работал, как проклятый, чтобы достичь того, что имею. И девушки были, врать не буду. Только о тебе все равно вспоминал часто. Думал, что с тобой, как ты. А семь лет назад увидел тебя снова, когда бабушке квартиру покупал. И знаешь что? — он стоял уже прямо передо мной, нависая, заглядывая в глаза. — Понял, что ни черта не изменилось. Ты была еще красивее, чем я помнил. И все также не замечала меня. А я ведь пытался к тебе подойти. И не раз. Да опять, как последний трус, стоял столбом. Вот только на вечере и осмелился.

— Почему ты не звонил? — Задаю, мучавший меня все эти бесконечно долгие дни вопрос.

— Да потому что бабушка сказала мне, что видела, как ты с парнем обнимаешься. А ты в тот вечер мне ничего не сказала. Вот я и подумал, что ничего не значу для тебя, что снова размечтался, как дурак, а ты с… ним. Разбил телефон. Злился, пил… скажи, я ведь не придумал то, что видел в твоих глазах? Тогда в аэропорту. — Его руки на моих плечах горячие, сильные. От них так тепло, как давно не было.

— А что ты видел?

— Любовь. — у него в глазах отражается вся Вселенная.

— Нет. — Говорю, словно в бездну шагаю.

Его лицо меняется, взгляд тускнеет, руки отпускают меня.

— Ты не так понял! Я… да, ты видел… любовь.

— Правда?

Киваю и тут же оказываюсь в крепких объятиях. Он целует меня так страстно, так жарко, что я теряю себя, растворяюсь в нем.

— Люблю тебя… люблю…девочка моя… — шепчет между поцелуями. — Прости меня…

Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, переплетя руки-ноги. Я слушаю его дыхание в темноте и думаю, что не могу быть счастливее, чем сейчас.

— Илья? — тихо шепчу.

— Ммм…

— Ты спишь?

— Почти. — Сонное в ответ.

— А почему ты приехал?

— А это бабушке надо сказать спасибо. Партизанка. — В его голосе слышится любовь и улыбка. — Она увидела тебя и притворилась больной. Решила тебя к себе затащить и аккуратно допросить.

— Так она притворялась? — Я даже приподнялась от возмущения. — Знаешь, как я испугалась!

— Не сердись на нее. Она хотела, как лучше. — Он гладит мое плечо, нежно целует в висок. — Получилось же.

— А что она тебе сказала? — Женское любопытство так просто не спрячешь.

— Сказала, что ты очень грустная. И еще, что ты меня любишь, и мне надо спешить и, цитирую: «не мучить девочку».

И целует сладко, до головокружения.

И одиночество больше не имеет здесь власти.

Надо обязательно сказать Юльке спасибо, что все-таки уговорила меня пойти на вечер встречи выпускников. Правду говорят — не было бы счастья, да несчастье помогло. Без всего произошедшего я бы так и страдала по Савельеву и не видела бы в нем недостатков, и самое ужасное, что могла так и не узнать, что такое быть любимой.

Загрузка...